Просто выжить

1.

Несколько раз в жизни мне уже доводилось приходить в себя после различных операций – от банального аппендицита до операции на коленном суставе. Каждый раз эта процедура не доставляла никаких приятных эмоций. Порой я быстро входил в норму, порой целый день не мог прогнать дурман из головы. Сейчас же был вообще особый случай – я даже глаза открытыми больше нескольких секунд держать не мог. Чувствовал только две вещи: что я лежу, и что мне нехорошо. И это “нехорошо” становилось с каждой минутой как-то всё нехорошее и нехорошее. При этом что удивительно: ничего не болело, просто общее состояние точнее всего соответствовало слову отвратительно.

После того момента, как я осознал себя лежащим горизонтально на спине, я постарался полежать некоторое время просто с закрытыми глазами, собираясь с силами и мыслями. Попробовал шевельнуть пальцами рук и ног: судя по ощущениям успешно. Постепенно вернулись мысли и воспоминания. Дорога, хаммер, и толпа безумцев, разъединяющая нас с Аней. Пытаюсь вспомнить, что с женой, но помню только её, забирающуюся в трейлер, и того первого, кидающегося следом. Что дальше? Дальше я уже сам занимался скоростным спуском со склона. Я вообще понятия не имею что произошло с женой, что произошло со мной, с машиной и вообще где я. Накатила резко, с тошнотой, волна отчаянья, пришлось с ней некоторое время побороться, избегая соблазнительного желания попаниковать. Отчего-то я был практически уверен, что Аня спаслась, так же как и я каким-то образом спасся. Кстати, а спасся ли я вообще? Ответить на этот вопрос определенно можно было, только открыв глаза.

Собрал все силы, открыл глаза. Неяркий свет слева, через окно в темной стене деревянного дома, даже наверное сруба. Моя голова очевидно на подушке, потому что я вижу себя, укрытого пледом. Чуть шевелю рукой – шевелится. Качаю в стороны лодыжками – тоже работают. Вместо с возможностью двигаться приходит головная боль, без спросу, сильно, серьезно. Аж морщусь поначалу: кажется, что боль нарастает постоянно, но понимаю, что она терпима. Зато боль отгоняет тошноту и чуть проясняет сознание. Воистину, нет худа без добра. Поворачиваю голову вправо, аккуратно и медленно: я в совсем маленькой комнатке, лежу на кровати у стены с окошком. В окошке дневной свет и вроде какие-то деревья покачиваются на фоне, не разобрать ничего подробнее. До противоположной стены всего метра полтора-два максимум. Около кровати стоит тумбочка, на ней кружка с водой (надеюсь, что с водой).

Понимаю, что жутко хочется пить, но для этого надо попробовать сесть. Надеюсь, что этот трюк мне по силам. Сдвигаю ноги, свешиваю их с кровати вниз, касаясь холодного, на ощупь деревянного пола. Сейчас это даже приятно, чуть бодрит. Опираюсь на локтях, осторожно приподнимаю голову – головная боль усиливается, но пока ещё все равно терпимо. Наконец сажусь; подташнивает вполне себе серьезно, то ли от напряжения, то ли от слабости. Голова кружится, так что требуется некоторое время чтобы остановить картинку перед собой. Совсем слабой рукой беру со стола кружку, она почти полная, и мне сейчас в общем-то все равно что в ней. Несколькими глотками выпиваю воду до дна, эх еще бы пару таких кружек сейчас выпил. Так, уже лучше. Где я вообще? Что случилось и сколько сейчас времени? И какой день? Мы сдвигали мешавшую нам ветку с дороги часам к семи вечера – уже ощутимо начинало темнеть. Сейчас, судя по свету за окошком сзади меня, день в самом разгаре. Я провалялся тут всю ночь и все утро? Черт, надо искать сначала ответы на простые вопросы, а уже потом Аню. Вот откуда у меня ощущение что с Аней все в порядке? Не знаю, но внутренний голос в этом практически уверен. Что-то часто мой внутренний голос стал себя проявлять, раньше за ним такого не замечалось. Эдак недолго и начать самому с собой разговаривать, спорить и оппонировать себе, прелестная получится картинка. Самое смешное, что я даже сейчас не до конца понимаю, внутренний ли это “голос”, или просто я себе внушаю, что всё хорошо. Ладно, надо попытаться встать, а с этим пока плохо: тошнит меня, и слабость, и эта головная боль, заставляющая все время морщиться.

Мои сбивчивые мысли прерывает открывающаяся дверь, и чуть пригнувшись в комнату заходит Бернхард, заполняя своим не очень массивным телом маленькое пространство внутри.

– Добрый день. Как вы себя чувствуете? – Бернхард выглядит совсем целым, только на лице, на правой скуле я заметил у него царапину, которую оставило стекло моей машины в тот момент, когда в него угодил камень. Свежей царапина не выглядела точно.

– Добрый. Пока не знаю, честно. Слабость, голова болит сильно. Сколько сейчас времени и какой сегодня день?

– Сегодня тринадцатое апреля, сейчас примерно полдень.

Вот так вот… Прошло три дня? Это вообще возможно? За это время могло случиться все что угодно… И где сейчас Аня? И где я вообще?

– Где мы вообще? Как я тут оказался?

– Это чей-то охотничий домик около Миттенвальда. Когда машина свалилась вниз, вы здорово ударились головой – выглядело на самом деле страшно. Мы с сыном смогли удержаться более менее, нам повезло, пристегнуты были. У вас было много крови из головы. – он указал пальцем на мою макушку, и я протянул руку, дотронулся до головы.

– Ау, вот откуда головная боль – опухоль достаточно большая, и это через три дня… А вот и рассечение. Шрам на ощупь не длинный, сантиметра три, но крови из головы всегда много при рассечениях. Сейчас там была большая запекшаяся корка крови.

– Тут нет ничего, чем можно было перевязать. К тому же, когда мы вас дотащили сюда, кровь почти перестала идти. – как бы извиняясь произнес Бернхард.

– Вы еще меня и тащили… Спасибо большое. Я тяжелый, думаю это было нелегко.

– Ничего, мы с сыном справились.

– Что вообще произошло? Вы не видели мою жену? А те люди на шевроле, что с ними? И эта толпа…

– Я толком ничего не видел, все произошло очень быстро. Мы свалились вниз, толпа нас не преследовала. Мне кажется, что шевроле уехал, судя по звуку мотора. Наверное все за ним побежали. Я не стал подниматься наверх, мне надо было заботиться о сыне, да и вы весь в крови были.

– А вы не знаете, моя жена смогла забраться в тот трейлер, у шевроле?

– Нет, я не знаю… Я видел, что она пытается туда забраться. Но дальше… Я не проверял.

– Мы далеко сейчас от этого места?

– Километрах в четырех, четырех с половиной. – Бернхард на секунду задумался. – Вы хотите туда вернуться?

– Да, конечно. Мне надо посмотреть, что там произошло. Попытаюсь понять, где сейчас моя жена.

– Я надеюсь, что она уехала на шевроле.

– Телефон..? – я вопросительно глянул снизу вверх на собеседника.

– Не работает. – огорченно подтвердил он мою догадку. – Я все три дня пытаюсь связаться с родителями, друзьями, хоть с кем-то. Но никак. Однако, я поговорил тут с некоторыми людьми… Старался из дома часто не выходить, но встретил пару солдат, они из казарм Миттенвальда. Поначалу чуть меня не пристрелили, но все же я смог их убедить, что я нормальный.

Солдаты рассказали моему спутнику немного, но все же больше того, чем знали мы сами. Началась какая-то эпидемия, или атака пришельцев из космоса, или конец света, или пришествие Сатаны – кто как это объяснял. Пока работала связь, официальной версии озвучено небыло. Началось все одновременно, причем не только в Баварии, и даже не только в Германии, судя по тому, что успели донести военные с других баз в Европе, и что посчитали нужным рассказать солдатам их командиры уже после объявления тревоги. На базе в Миттенвальде в тот момент находился всего только один батальон, в основном первогодки, с немногочисленными офицерами. Они убедились на собственной шкуре, что зараза (какой бы она не была) поражает не всех, но многих, причем совершенно произвольно, на первый взгляд. Вызывает, судя по всему, неконтролируемую и немотивированную агрессию. Поводом для нападения может послужить что угодно, да и вообще поводов ненужно. Жертву забивают руками или подручными средствами до смерти, или до потери сознания, в общем – пока интересно, пока есть сопротивление.

Бывали и выжившие после такого нападения, и таким образом удалось установить, что зараза не передается, по видимому, через кровь – выжившие после атак сами агрессивными не становились. В батальоне также нашелся свой процент заболевших, и сразу же возник хаос, умноженный на наличие оружия: были запланированы стрельбы. Арсенал охранялся парой дежурных, один из которых задушил второго, и сбежал, вместе с ключами от дверей и сейфов арсенала. Оставшиеся нормальные солдаты взломать хранилище не сумели, офицеры частично заразились, частично первыми покинули базу. Некоторые оставшиеся пытались организовать уцелевших в подобие порядка, но лишившись связи (спутниковая связь отказала параллельно с обычной сотовой) решили отходить на базы покрупнее, к основным частям. Отход получился сумбурный, напоминающий скорее бегство, что мы впрочем видели на дороге с завалом. Несколько солдат (в том числе и те, кого встретил Бернхард) спрятались в корпусах базы, и дождались, когда вокруг стало тихо. По их словам спряталось всего пять, они настойчиво предлагали Бернхарду пойти с ними, почти насильно, но он сказал, что чувствует себя неважно, вроде как болеет, после чего от него сразу отстали, как от чумного.

Перекрыты ли дороги, взята ли ситуация под контроль, где сейчас опасно, а где безопасно – ничего этого Бернхард выяснить не смог. Он очень внимательно следил за тем, чтобы выжить, и чтобы с сыном ничего не приключилось, и в этом он преуспел. Они догадались захватить с собой из машины нашу сумку с едой, поэтому какие-то продукты у них были, плюс в гостевом домике нашлись три пачки макарон и крупа. Воду он брал из того самого озера неподалеку, куда мы с Аней и ехали – там всегда можно было пить воду без опаски, озеро было очень чистым, за его состоянием внимательно следили местные власти. А вот пистолет мой остался где-то в машине. Бернхард видел пистолет у меня, понял, что он газовый, и не стал его с собой брать.

Что ж, по крайней мере понятно где я, и когда я. Совершенно непонятно где Аня, и что теперь делать. Задачи на ближайшее время я впрочем осознавал четко: надо вернуться на место аварии, и посмотреть, какие следы остались там, если вообще остались. Раз по окрестностям бродят выжившие, то, возможно, они просто ищут и собирают таких вот спрятавшихся, как мы. Правда, Бернхард был негативно настроен против тех солдат, что ему встретились. Он им не доверял, хотя по его словам вели они себя довольно нормально. Впрочем, прошло уже три дня – ситуация на мой взгляд должна была или стабилизироваться, или стать хуже. Надо надеяться на первый вариант, но держать в голове вариант второй.

– Я сейчас чуть посижу, и вернусь обратно – мне нужно найти жену. Там, где мы расстались, возможно есть следы. Если она меня ищет, то она тоже обязательно вернется к месту аварии и оставит мне там весточку.

– Мы с сыном идем в Шарниц. Это сразу за границей, там наше шале. Мы ждали только, когда вы очнетесь. Если хотите, можете с нами.

– Вы когда собираетесь выходить?

– Прямо сейчас. Тогда дойдем спокойно ещё до темноты.

– Я прямо сейчас не могу. Я вообще не уверен, что могу сейчас много пройти… И потом, мне надо вернуться к месту аварии.

– Хорошо. Давайте тогда разделим продукты. Тут безопасно, людей около этого домика я ни разу не встречал. – похоже, Бернхард ждал именно такого моего ответа, да и не мог он не понимать, что я с ним сейчас пойти никак не могу. Значит, считает меня обузой, и рад, что от меня избавился. С другой стороны, они меня спасли, и тащили на себе пару километров до сюда, а ведь могли бы просто бросить там, в машине. Так что, я у них в долгу, как не крути.

– Давайте разделим. Что у нас есть?

– Все в соседней комнате, там вроде гостинной. Сможете дойти туда?

– Надо постараться.

Понимание того факта, что я сейчас останусь один, очень мобилизует. Потому ныть некогда, и на боль надо постараться просто не обращать внимания; скорее всего у меня легкое сотрясение мозга. Так уже бывало со мной раньше, в тот период моей жизни, когда я активно занимался спортом. Тошнота и головная боль. Плюс я не ел ничего три дня – откуда силам взяться.

Я оперся о кровать, и поднялся на ноги. Ничего страшного пока, голова кружится, на пару секунд потемнело в глазах, но быстро рассеялось. Тело особо не болело, но судя по ощущениям на мне было немало синяков разного размера. Хотел бы я сейчас на себя посмотреть со стороны, пятнистого и разноцветного. Ладно, это все лирика. От протянутой в помощь руки я отказался – ходить надо самому, не тяжелораненый все же. Пошел довольно легко, даже сильно не шатаясь. Боялся, что будет совсем плохо, но в реальности пока ещё жив, ещё повоюем.

В соседней комнате на диване лежал Михаэль, который увидев меня сразу вскочил.

– Привет! – я постарался выдавить улыбку

– Добрый день. – мальчик ответил серьезно и вежливо.

– Ты в порядке?

– Да, спасибо. Мы тебя спасли – напомнил он мне

– Михаэль, это невежливо. – Бернхард уже поставил на стол мою же сумку с продуктами, и доставал оттуда содержимое.

В сумке по итогам нашей ревизии оказались еще две банки мясных консервов и банка с чем-то вроде ветчины, у нас дома она частенько бывала. Пачка макарон, две пачки риса, пакет с карамельками, и штук пять яблок. В общем и целом – не густо. Стало ясно, что вопрос с питанием на ближайшее время твердо застолбил собой первую строчку списка актуальных задач, вместе с задачей осмотра места аварии.

– Давайте поделим мясные консервы напополам, возьму себе ещё пачку риса и пару яблок. Пойдет? – я решил проявить инициативу

– Да, вполне. У нас в шале всегда что-то есть из еды. Надеюсь, что найдем вечером. Потому вы берите обе пачки риса, мы возьмем только макароны, консервы и несколько яблок. Конфеты тоже забирайте, мы стараемся поменьше сахара употреблять

Я так и не понял, сказал ли он про сахар всерьез, или в шутку, но от предложения не отказался. Бернхард и Михаэль живо запаковали в свои рюкзаки полученную часть еды, все остальные вещи у них уже были собраны. Такое ощущение, что они собирались уйти сегодня в любом случае, очнусь я или нет. Что же, их право, если так подумать. Сейчас наверное каждый сам за себя, а их вообще двое. К тому же, я всё же очнулся.

Мы сдержанно попрощались, пожелали друг другу удачи, пожали руки, причем мальчик подал вполне себе крепкую руку. Гости осмотрелись на выходе, и бодро зашагали в сторону гор, возвышающихся с одной стороны дома темно-зеленой стеной. Я сел на диван около стола, взял яблоко побольше, и начал есть. Надо было спокойно все обдумать, не спеша и не паникуя.

2.

Прежде всего, я нашел в себе силы приготовить поесть что-то посерьезнее яблока: на маленькой кухне в углу гостинной была газовая плитка на одну конфорку, и газовый баллон в шкафчике под ней. По счастью, газ в баллоне присутствовал. Воды своей в домике небыло, но Бернхард с сыном оставили мне пару полных полуторалитровых бутылок, тех самых, что мы с Аней брали с собой из дома, тогда ещё с апельсиновым соком. Сок уже давно закончился, но как тара бутылки работали нормально. До озера, по словам моих бывших попутчиков, было не более километра пути, частично через лес, в общем не очень сложно. Я залил воду в маленькую кастрюльку, которая также нашлась в домике, и когда вода закипела всыпал туда пачку риса, убавив огонь до минимума. Соли в домике не оказалось, хотя это как раз было странным – все здесь свидетельствовало о том, что домик регулярно посещался. Наверное, соль просто закончилась. Пришлось есть вареный рис несоленым, но в моем положении не до жиру, и так вполне сойдет. Усилием воли приходилось себя придерживать, чтобы не сожрать все разом, а есть помедленнее, поспокойнее.

Надо сделать пробный выход из домика, посмотреть местность вокруг, и заодно убедиться, что я способен ходить дальше, чем десять шагов. Кроме того, заявление Бернхарда о том, что тут безопасно, принимать слепо на веру точно не следовало – если к ним никто за три дня не пришел, то это не значит, что не придут ко мне на четвертый. Надо посмотреть, куда уходить в случае опасности. Также нужно собрать все вещи – все, которые я возьму с собой. Уходить, возможно, понадобится быстро, вещи должны быть под рукой. Было бы неплохо сейчас сварить оставшийся рис. Eсли что, то его будет проще потом разогреть, или даже есть холодным, чем искать где его сварить. Эххх, надеюсь, что вопрос с едой решится, причем быстро. Правда, пока я совсем не представляю, как.

Ну вот, план на остаток сегодняшнего дня готов, осталось только его исполнить. С импровизированным обедом так же почти покончено, не сильно у меня получилось себя сдерживать. Встал из-за стола, вроде неплохо чувствую себя, если говорить относительно того, что было полчаса назад. Головная боль конечно целиком не прошла, но стала меньше, а может я привык, и морщиться уже ненужно. Осмотрел себя бегло: мда, майка сильно заляпана кровью с головы, а поменять не на что. На джинсы тоже попало всего, но они черные, потому сильно не бросаются в глаза. Куртка порвана на спине – либо во время аварии за что-то зацепился, либо уже потом. Тот еще общий вид, наверное. И тут я внезапно вспомнил, что в машина осталась сумка с одеждой, что я собрал “про запас” и с туристической обувью. В белых кроссовках, которые сейчас на мне, не сильно по лесу походишь. Oни конечно удобные в городе, но скользят по траве и хвое ого-го как. Да и заметны издалека. Черт, если мне повезет добраться до места аварии спокойно, то может повезти и еще раз, и сумка еще будет там. Однако, это уже план на завтра.

Вещей, которые я хотел бы взять с собой, оказалось до грустного мало: сваренный рис в той самой кастрюльке, которую я закрыл крышкой и замотал и завязал скатертью со стола, чтоб драгоценный продукт не рассыпался. Три яблока, конфеты, банка мясных консервов. Так же решил помародерствовать в домике, и приватизировать две ложки, две вилки, столовый нож (круглый, как оружие не использовать никак) и небольшую обычную кружку. Подумав, взял с собой тонкое одеяло, которым я был накрыт, и простынь с дивана – могут пригодиться. Все это постарался аккуратно разложить по своей сумке. Всё же сумку с собой таскать неудобно, мне тут же вспомнился рюкзак у Бернхарда на плечах: сейчас такой не помешал бы точно. После недолгих раздумий сумку во время моей сегодняшней вылазки из домика решил с собой не брать: я надолго и далеко отходить не собираюсь. А если кто-то придет в это время в гости? Даже если я это увижу, что мне это даст? Все мои ничтожные припасы будут потеряны. Пришлось принять промежуточное решение – сумку надо вынести из дома, и спрятать неподалеку, благо она темно-зеленого цвета, бросаться в глаза не должна.

Снаружи вовсю бушевала весна – на небольших кустах повылезали листья, расцветив лес в светло-зеленый оттенок. Вечнозеленые ели так и остались вечнозелеными, только позволили себе на кончиках ветвей несерьезные светло-зеленые отростки. Ну а большие лиственные деревья пока еще стояли голыми, но с многообещающими почками на ветвях. Почти сразу нашел, где припрятать сумку – метрах в пятидесяти от домика на траве лежало большое поваленное дерево, и его ветки, пусть и без листвы, создавали достаточно маскировки для такого небольшого предмета. Спрятал так, чтобы можно было достать, прикрываясь упавшим стволом, с другой стороны. Покачал головой своей паранойе и перестраховке, но тут же вспомнил, что именно эти качества нас с Аней вполне возможно спасли от более серьезных неприятностей, которые могли бы возникнуть, останься мы в городе. Хотя, кто знает, может быть сидели бы сейчас в своей квартире тихо, и были бы в безопасности. И тут же понял, что нет: сидеть в клетке, пусть даже безопасной, я не хотел бы. Уж лучше вот такая вот опасная свобода. Найду жену, и вообще будет все здорово – такие приключения, будет о чем в старости вспоминать. В том, что жену я найду, я ни капли не сомневался, правда совершенно без понятия, откуда эта уверенность взялась.

Краткая рекогносцировка принесла такие результаты: домик стоял у самого подножья горы, идти от него можно было на запад – к озеру, а далее южнее, на перевал через Альпы. Именно этой дорогой и ушел Бернхард с сыном. Направление строго на север вело бы меня назад к месту аварии – это мой завтрашний путь. В той же стороне находились и казармы Миттенвальда, да и сам город, там же Бернхард и встретил солдат. Восточнее поднимался склон небольшой горы, плотно поросшей лесом. Строго на юг я далеко не заглядывал, в ту сторону лес был совсем уж густой и труднопроходимый. Тропинок вокруг моего пристанища было достаточно много, одна из них вела напрямую к домику, до дверей, что мне совсем не нравилось. Ладно, одну ночь переночевать. Кстати, а дальше что? Найду место аварии… Вряд ли там что нибудь осталось. И что потом? Надо бы наметить планы на разные случаи.

Старался идти по лесу как можно тише, не хрустеть и не сопеть, правда сразу же понял, как на самом деле это сложно. В обычной жизни мы практически не задумываемся о том, насколько нас слышно со стороны, особенно при ходьбе. И если стараться обращать на это внимание и снижать собственные шумы, то простое передвижение превращается в сложное и быстро изматывающее занятие. Скорее всего это все решается практикой, но её у меня как раз и не много: на лесные прогулки до этого дня мы выбирались редко. Впрочем, заодно я с удивлением убедился, что практически пришел в себя, и вроде бы не рискую внезапно грохнуться в обморок. Слабость еще осталась, но она быстро и не пройдет. Зато головная боль потихоньку меня оставляла. Прошелся напоследок по завтрашнему северному направлению: и сразу не очень оно мне понравилось. Лес в ту сторону был реже, просветов в нем много больше. Наткнулся на несколько тропинок, поглазел на них, но не смог определить, ходил ли по ним кто-то недавно, или нет. Следопыт из меня так себе, видимо. Атлас остался тоже в машине, а вот он сейчас бы пригодился. Здешние места я знал очень поверхностно, примерно представляя себе, где я сейчас, и так же примерно, где машина. Выходило, что если взять от домика восточнее и вверх, то можно было постараться выйти к месту аварии сверху, по небольшому поросшему лесом холму, откуда мне будет проще все разглядеть без сильного риска внезапно быть атакованному.

Так никого и не обнаружив, но вдоволь прогулявшись несколько часов, я решил возвращаться. К воде озера не подходил,там меня было бы видно с любого берега, как на ладони, а сам бы я вряд ли что-то толком разглядел. Посмотрел метров с тридцати, под прикрытием деревьев, никакого подозрительного движения не увидел. Прикинул, что ходить до поверхности воды – значит каждый раз подвергать себя риску быть обнаруженным. Впрочем, вон, нескольких сотнях метров правее от меня деревья почти вплотную подходят к воде. Если надо будет “заправиться” – пойду туда.

В домике осмотрелся и убедился в том, что кроме очень мелких насекомых в убежище никто не забрался, вернулся за сумкой к своему тайнику, и тщательно закрыл за собой дверь. Выходить сегодня вроде больше не собирался, разве что в туалет (его в домике не было). Сел в гостинной, достал свою кастрюлю с рисом – прогулка здорово разгуляла аппетит, да и три дня лежа без сознания сил мне точно не прибавили. Поел несоленую рисовую кашицу, закусил несколькими карамельками из мешочка. Сахар мне сейчас точно не помешает. Спать отчего-то не хотелось, только после даже такой скромной еды пришла усталость, и нежелание двигаться. Подумал, что бы еще можно и нужно сегодня сделать, но так ничего и не придумал. У входной двери поставил два стула друг на друга так, что верхний краем опирался на дверь. Если дверь начнет открываться вовнутрь, то стул должен упасть, предупредив меня. Главное, чтобы стул не упал ночью сам по себе, тогда я, наверное, от страха через крышу выпрыгну. Заставил себя лечь в кровать, обувь не снимал, куртку тоже решил оставить – в домике к вечеру стало прохладно. Сумка рядом: готов, как пионер, только непонятно, к чему. Лежал и прислушивался к малознакомым для меня, городского человека, шумам леса – почти все они казались опасными и искусственными. Думал, что уснуть не удастся до темноты, но слабость и разведка движением дали о себе знать, потому сам не заметил, как уснул, как это часто бывает.

Проснулся не отдохнувшим и не уставшим, как будто и не спал. Часов на руке не ношу, телефон давно разрядился в кармане куртки, а другой возможности узнать время у меня нет. Солнце еще низко, за горами: судя по всему утро, причем довольно раннее. Что ж, поставил свою кастрюльку с рисом на горелку, плеснул чуть воды, разогрел. Такой вот легкий завтрак, закуска из пары карамелек, и надо выдвигаться. Ночь прошла тихо, я ничего не слышал и никто меня не будил. Стулья так и стоят у двери; сам разобрал свою баррикаду, открыл дверь, впуская неожиданный при таком солнечном свете холодный ветерок в дом. Сумку на плечо, и вперед.

Сперва нужно долить воды, так как одна из бутылок, оставленных мне Бернхардом, уже почти пуста. Осторожно, не спеша, дошел до озера, а там прошелся вдоль опушки леса до замеченного мною накануне места. Действительно, место удобное, одно из деревьев, как на заказ, буквально нависает над водой. Без проблем набрал бутыль доверху, стараясь не поднимать муть со дна, и не собрать мелкие веточки, плавающие на поверхности. Как раз о воде я сильно не переживал – в горах полно озер и ручьев, сейчас весна к тому же. Скорее есть шансы, что воды будет слишком много. Обратно возвращался мимо домика, попутно отметив, что в нем пока все тихо и вроде никто не появлялся.

Дальше пошел карабкаться на склон, вверх, скользя кроссовками по веткам и влажному от росы грунту. После меня на земле оставались явные следы, это было видно даже мне, а уж знающий человек наверное увидит мой путь как автобан с указателями. Но уже ничего не поделать, дальше постараюсь идти аккуратнее. Вышел на середину холма, перевел дыхание, и взял направление на север, в сторону, где по моим расчетам должно было находиться место аварии. Сколько там говорил Бернхард до места, четыре или чуть больше километра? Спешить ненужно, надо внимательно смотреть по сторонам. Пару раз в траве шуршали то ли змеи, то ли мыши. Опасных для жизни человека змей тут не должно быть, так что я не обращал на шуршание особенного внимания. Несколько раз спугнул птиц, которые, впрочем, довольно скоро возвращались на свои места.

Вот и вершина холма: я чуть ушел в сторону, зато стратегически тут очень выгодное место. Запыхался – силы пока не вернулись полностью, и чуть кружится голова, но в общем и целом ничего страшного. Отметил для себя, что головная боль так и не прошла, но снизилась до той степени, которую можно временами игнорировать. Дошел по верху до начинающегося с другой стороны спуска вниз: в той стороне, по идее, автобан, но его отсюда не видно, к моему разочарованию: слишком много деревьев, плюс еще холмы впереди. Зато увидел вдали шпиль церкви Миттенвальда: церковь стояла посреди городка, достаточно высокая, чтобы быть хорошим ориентиром для населенного пункта с одно- и двухэтажной застройкой. Сейчас шпиль торчал из-за деревьев сильно впереди меня и чуть правее, и теперь я точно знал, как ориентироваться на месте. Так, значит точка аварии практически прямо передо мной, примерно под склоном воооон того пригорка, прямо по курсу.

Пошел совсем медленно и спокойно, стараясь прислушиваться с звукам вокруг, вертеть головой по сторонам и не суетиться. Один раз присел на траву передохнуть, попил, заставил себя посидеть минутку, чтобы успокоить нервы – уже хотелось быстро бежать вперед и смотреть, что там, но как раз спешка сейчас может только помешать. А вот и та самая дорога, чуть ниже, метрах в тридцати вниз по склону от меня. Тут дорога уже уходит в сторону, к городу – значит, место аварии впереди. Пошел вообще тихо, контролируя каждый шаг. Вот и выход из того поворота, на котором мы встали. Еще чуть вперед, пригнувшись. Впереди удобное дерево, на самом склоне, добрался до него, прислонился к стволу. Дышу, слушаю вокруг: все спокойно, кроме обычных для леса звуков. Внизу на дороге наша ветка, так и лежит, вроде на том же месте, куда мы ее и оттащили. Пятен крови не вижу, как и никаких тел. Отчетливо видны следы на противоположной обочине, оставленные моим опелем, когда он соскальзывал вниз под напором толпы бешеных. Саму машину отсюда не увидеть, это надо спускаться на дорогу. Заставил себя ещё несколько минут простоять неподвижно, прислушиваясь, но нет, ничего не изменилось, ничего подозрительного. За это время высмотрел примерный маршрут вниз: тут склон был сильно разбавлен корнями деревьев, спуститься можно достаточно просто.

Спускаюсь вниз скорее, уж тут скрываться бесполезно, на склоне я отлично виден отовсюду, в своей светлой куртке и белых, пусть уже и достаточно грязных, кроссовках. Вот и дорога. Как сейчас помню, как “разбирал” вот этот вот куст, освобождая ветку. Вот тут стоял шевроле с трейлером. Ничего. Потоптался на месте, посмотрел вокруг – ничего, ни следов крови, ни следов борьбы. А это скорее всего означает, что Аня забралась в трейлер, и они уехали. Только сейчас с удивлением понимаю, что я на самом деле очень боялся найти на этом месте следы крови, или даже тела. Боялся настолько, что даже себе в этом не признавался, а вот сейчас отпустило. Жизнь налаживается! Теперь только понять, куда они могли уехать? Неважно, раз уехали, то их шансы спастись сильно повысились. А если спаслись, то уж мы друг друга найдем, это точно. Думать однако буду потом, сейчас мне нужно еще одно везение – сумка с одеждой в моей машине.

Крик откуда-то снизу срезал мое улучшившееся настроение как ножом. Кричит мужчина, кричит жалобно и протяжно, как кричат от боли и страха. Бросаюсь к обочине, откуда свалилась моя машина – ну вон же она, ниже и впереди, всеми колесами вверх. И кричат именно оттуда, и мне отлично видно дергающиеся ноги двух человек внутри кабины, со стороны открытой двери пассажирского сиденья. Это я соображаю, уже сбрасывая с плеча вниз сумку и скользя по склону. Что я буду делать и как вмешиваться в то, что происходит внутри совершенно непонятно, но как-то даже неважно. Живой человек, попавший в беду – значит, надо выручать. К тому же, машина моя, и то, что в ней возможно ещё лежит, тоже мое. Я уже недалеко от открытой двери, мне почти виден салон моей машины. И у самой машины мои подошвы проскальзывают по рыхлому склону, и я со всего размаху падаю на пятую точку и на спину, на секунду теряя дыхание и вскрикивая.

При этом крике человек, который в машине лежит сверху на другом человеке, оборачивается на меня. Я отчетливо вижу грязное лицо со знакомыми уже безумными глазами, какую-то грязную одежду и руки, руки в крови. Безумец, не сводя с меня глаз, начинает шустро вылезать спиной вперед из салона автомобиля – человек под ним уже не кричит, но дергается и пытается оттолкнуть от себя напавшего. Я вскакиваю на ноги, и бросаюсь вперед – пока угроза в салоне, у меня преимущество. Однако, “псих” достаточно сноровисто выбирается из салона, опережая меня, он уже встает на корточки и готовится атаковать меня, а я не успеваю буквально пару шагов, пока ещё не осознав это. Безумец цепляется своими штанами за дверную ручку, рывком пытается встать, и рывком же падает на землю, лицом вниз. Он как раз успевает поднять голову и опереться на руки, когда я с размаха бью его ногой в лицо. Я вложил в удар всё что мог, и подскальзываясь, падаю опять назад, тут же перекатываюсь на бок, и судорожно встаю, подбирая ноги под себя и готовясь к драке. Однако, драки уже не будет: псих лежит на боку, и голова его задрана неестественно вверх и вбок. Открытые глаза, потеряв всякое выражение, смотрят в весеннее небо, как будто гадая, куда делось утреннее солнце.

Я подскакиваю к кабине, оттягивая чуть в сторону тело. В салона на спине лежит мужчина, одетый в военную куртку и военные брюки. То, что он не жилец, можно определить даже не будучи доктором – из его груди торчит нож, воткнутый по самую рукоять, и судя по куртке и виду самона, ранений ножом у него несколько. Он ещё шевелится, видит меня, пытается сфокусировать взгляд, но умирает буквально в ту же секунду. Я выпрямляюсь у перевернутой машины, и только сейчас, по ощущениям, шумно выдыхаю в первый раз. Кручу головой вокруг, никого не вижу. Однако, крик был громкий, да и шум значительный, наверняка слышный на приличном расстоянии. Мысль о том, что сюда кто-то может сейчас идти, и далеко не факт, что эти кто-то будут не безумцами, заставляет меня буквально подпрыгнуть на месте, и заняться делом. Прежде всего заглянуть в салон, там, где передние сиденья: нет, пистолета нет, но вот бардачок все ещё закрыт. Открываю крышку, и это успех – мне на руки из бардачка выпадает мой складной нож, которым Аня еще недавно готовила мне еду. Там же, в бардачке и мой атлас, подмигивает мне красной обложкой, и я его забираю с собой. Нож в карман джинсов, карман достаточно тугой, чтобы нож не вылетел, даже если я буду валяться по земле. Тут же, на потолке машины, который сейчас служит полом, валяется открытая коробка от моего пистолета, но ни самого пистолета, ни патронов я не вижу, хотя стараюсь заглянуть во все уголки по сторонам. Теперь надо осмотреть заднее сидение, стараясь не прикасаться к лежащему на нем телу. Странно, но человек подо мной со множественными ранениями, погибший только что при мне, не вызывает ровным счетом никаких мыслей, страха или горя. Ничего.

Везение все еще со мной: между телом и спинкой сиденья я вижу мою сумку, в которую я перед выездом упаковывал одежду и обувь. Хватая ее, выдергиваю лямку из-под тела, которое при этом чуть наклоняется на один бок. На левом боку, под открывшимся отворотом куртки на трупе кобура, в которой черным матовым пятном торчит рукоятка пистолета. Бедняга скорее всего даже не успел вытащить оружие, когда на него набросился безумец с ножом. Сначала осторожно вытаскиваю пистолет, повозившись с клапаном кобуры пару секунд и радуясь, что снова нашел свою пропажу, но тут понимаю, что это не мой ствол: мой был чуть больше и чуть тяжелее, a этот компактнее, и не черный, а скорее темно-серый, это в полумраке салона мне он черным показался. На стволе тавро WALTHER. Это бинго, это суперприз – боевой пистолет. Выкидываю обойму, два патрона точно есть, дальше потом будем разбираться, сейчас не видно. Обойму на место, пистолет пока в карман куртки, карман на молнию застегнуть. Теперь бы неплохо ещё и кобуру снять – носить пистолет в ней не в пример удобнее, чем в кармане. Выскакиваю наружу, ещё оглядываюсь. Пока я возился внутри, ничего же толком вокруг не слышал. Зато сразу стало понятно, как погиб этот человек внутри: скорее всего он так же увлекся поисками “сокровищ” и тоже ничего не слышал. А вот я уже в сомнениях – может все же уходить? Но нет, надо все нужное собрать, к тому же, сейчас я вооружен.

Хватаю погибшего за ноги, вытягиваю его из машины на пару метров. Опять оглядываюсь – никого, но такое ощущение, что сюда выдвинулась уже армия. Воображение услужливо нагнетает картинки толп безумцев, привлеченных шумом, идущих сюда. Распахиваю на теле куртку, стягиваю ее с тела, правую руку вверх за голову, снимаю одну петлю кобуры с его плече, потом вторую. Кобуру с ремнями в мою найденную сумку, атлас туда же, сумку снова застегиваю на молнию. Где же ещё одна сумка, с ноутбуками и инструментами? Её что, забрали, а эту оставили? Но так ли она сейчас нужна? Инструменты не помешали бы точно, но они тяжелые, а у меня уже и так две сумки с собой, так что всё. Напоследок прохлопываю карманы солдата, в поисках патронов, стараясь не заляпаться кровью, но ничего похожего. Где вообще носят патроны? Либо в разгрузке, но разгрузки на трупе нет, либо на поясе, откуда мне знать. Поворачиваю тело на другой бок – точно, сзади на ремне два поясных чехольчика для обойм, коричневой кожи. Отлично, снимаю их, повозившись, и тоже в сумку, в боковой карман.

Всё, больше тут делать нечего, теперь самое время уходить наверх, откуда я и пришел. Правда, наверх так быстро уже не получится, но меня подгоняет уже вполне ощутимый страх. Сумки на спину, карабкаюсь вверх по склону практически на четвереньках. Добираюсь до дороги, наверное, меньше чем за минуту, наверху никого, отсюда зато теперь отчетливо видно, что внизу у машины лежат два тела. Ладно, пошел дальше вверх, некогда переводить дыхание. Второй подъем идет куда тяжелее – я уже завозился, и слабость наваливается вовсю. Дыхание с хрипом, не до него сейчас, добраться бы до вершины холма, откуда я внимательно оглядывал все вокруг. До вершины сейчас как до Джомолунгмы, а мне каждый шаг дается с трудом, да и не шаги это, я уже чуть ли не ползком ползу, частично на коленях.

Через несколько наидлиннейших минут переваливаюсь за ствол того самого дерева, за которым только недавно так удобно стоял, и пытаюсь не задохнуться от слюны, головокружения и перекачиваемого легкими воздуха. Вот черт, надо было раньше бегать по вечерам.

Секунд тридцать позволяю себе просто лежать и дышать, глядя в небо и не слыша ничего, кроме собственных хрипов, потом поворачиваюсь на бок, и гляжу вниз, на дорогу. Ну да, с дороги вверх идет хорошо заметный след от моего подъема. Пытаюсь дышать потише и прислушаться – вроде ничего не слышно. Подтаскиваю сумки поближе, ставлю их рядом с собой. Стряхиваю с сумок землю и хвою, заодно достаю кобуру. Скидываю свою куртку, продеваю руки в петли ремней, кобура ложится мне под руку. Ремни как-то неудобно лежат, тянут, но подгонять буду уже потом, в более спокойной ситуации. Достаю пистолет, сбоку предохранитель, очень похожий на тот, который был на моем газовом. Ну да, мой газовый был сделан как реплика боевой беретты, чему тут быть особо разному. Ставлю на предохранитель, выкидываю обойму, передергиваю затвор с громким щелчком – в стволе пусто, патрона нет. Спускаю курок с четким металлическим звуком, смотрю обойму – на вид полная, вроде на шестнадцать патронов. Обойму на место, теперь уже патрон в ствол. Если что, с предохранителя снять можно быстро. Пистолет в кобуру, достаю чехлы с запасными обоймами: обе полные, новенькие. Снимаю с себя свой ремень, и вешаю обоймы спереди и чуть справа, чтобы было удобно доставать правой рукой.

Так, с оружием пока понятно, что вокруг? А вокруг пока все еще тихо, хотя по ощущениям прошла вечность. Однако, если станет “громко”, то найти меня по моему следу проблем никаких, потому надо аккуратно уходить. Уходить пока в сторону домика, а там поглядим. С трудом встаю, навешиваю на плечи сумки. Ого, как я устал! Интересно, это слабость, или нервное напряжение отпустило? Я только что убил человека. Ну или почти человека. Это, наверное, кошмар, но… ничего не ощущается. Скорее немного радостно от неожиданной находки – боевое оружие есть боевое оружие, хотя я и дилетант в обращении с ним. Сейчас стало интересно, как давно был в машине тот, в военной куртке? Я его даже не слышал, когда наблюдал на холме – правда, с холма машину не видно было, и тихие звуки я бы оттуда не услышал. Получается, спустись я чуть раньше, и рисковал бы схватить пулю в грудь, если тот человек не сильный противник насилия, а наоборот. А если бы я спустился чуть позже… Даже и представлять не хочу. И потом – псих заколол военного ножом. Только сейчас до меня дошло. Стоп-стоп-стоп! Выходит, не такой уж и псих? Не руками же он на него полез? А если ножом умеет, то как с пистолетом? Не увидел, или просто не стал доставать, видя, что и так дело сделано? Вот блин… Есть о чем подумать теперь. Если психи эти могут обращаться с оружием – значит все же какая-то соображалка в них присутствует, и это делает их значительно менее предсказуемыми, чем я думал раньше. Или он не псих был? Но нет, я точно видел это выражение глаз, его даже сложно описать – там чистое безумие, при том что внешне вроде бы обычные глаза. Ладно, пока мало информации, надо понаблюдать ещё. А в том, что такой шанс мне представится, сомневаться не приходилось вообще.

Эти все мысли я обдумывал уже на ходу, медленно шагая по холму в сторону “своего” домика. Ориентиров особых для обратной дороги я не запоминал, а вот это минус. Вряд ли я заблужусь в этой местности, но на совсем незнакомых местах такая оплошность может стать боком. Блин, надо привыкать к новому укладу жизни и порядку, иначе… Иначе закончу свое путешествие быстро, как тот вояка в моей машине. А мне нельзя, мне ещё жену найти надо, да и не хочется так, честно говоря.

Прошел, по ощущениям, минимум километра три, начал осторожно спускаться с холма вниз. Вот-вот должен увидеть домик внизу, он же у самого подножья стоит. Но нет, домика не видать, то ли спустился я слишком рано, то ли слишком поздно. Теперь надо попытаться определить, в какую сторону идти. Чем ниже я спускался, тем гуще становился лес и заросли кустарников внизу. Это похоже на то, что я разведывал южнее домика, там такие же труднопроходимые заросли были. Окей, примем как версию, что я, задумавшись, назад прошагал по верху чуть больше, чем надо было. Значит, надо возвращаться обратно, только наверх я опять карабкаться не буду, а пойду по низу холма, чуть выше подножья, где можно ещё как-то идти, не спотыкаясь на каждом шагу.

Ошибся я, как оказалось, буквально на несколько сотен шагов – домик увидел прямо где и ожидал увидеть, впереди метрах в ста от себя. И сразу упал в траву: у домика стояли двое людей, негромко переговариваясь между собой. Удивительно, как они меня не услышали. Наверное, помогло то, что я все время смотрел себе под ноги, куда наступать, чтобы не свалиться. Окей, двое незнакомцев, явно не психи, так что же я рухнул вниз? Надо спешить к ним, как там было, в пословице про один прутик и пучок прутиков? Только спешить к ним я пока не торопился, опять мой внутренний голос велел мне осмотреться повнимательнее, подождать. В последние дни мы с моим внутренним подсказчиком хорошо сработались, потому я уже в нем не сомневался вообще, и лишь прикинул, как бы мне сейчас потихоньку отползти, не вызывая лишнего интереса к своей скромной персоне. Медленно и осторожно: переставляю сумки назад, сам поднимаюсь в “упор лежа”, и таким вот крабиком пячусь назад вдоль склона. Метр назад, передвинуть сумки, метр назад. Не очень быстро, сразу вспотел, несмотря на достаточно пасмурную прохладную погоду, сменившую солнечное утро, но зато не отводя взгляд от тех двоих, и главное тихо. Через пару минут оба мужчины зашли в дом, и я успел заметить на спине одного из них ружье на ремне, вроде охотничьего. С одной стороны, наличие оружие сейчас означает только то, что человек не идиот. С другой стороны, не вызывали эти двое у меня доверия, на каком-то подсознательном уровне. На уровне беседы с самим собой, черт возьми. Отполз назад метров на двадцать, растительность совсем скрыла окружающий мир от меня. Тут решил встать, и сообразил, что надо подняться повыше, на холм, и оттуда найти уже удобную позицию для наблюдения за домом. Обе свои сумки оставил тут, внизу, засунув их просто под кусты, и распрямив ветки вокруг них. Даже метров с трех их не увидишь, не приглядываясь пристально. Запомнил для себя ориентир – большая кривоватая сосна, и привалившаяся к ней сосна поменьше.

Начал взбираться наверх, по пути с удовольствием понимая, как удобнее и легче взбираться без сумок. Забравшись чуть выше половины холма, осторожно пошел в сторону домика вдоль гребня, стараясь внизу разглядеть строение. Черт, все же неплохо дом скрыт от посторонних взглядов с этой стороны. Еще чуть вперед, а вoт и он, точнее его крыша и часть стены. Дверь теперь на противоположной от меня стене, мне не видна, на улице тоже никого не вижу. Все же достаточно далеко… И чего они мне не нравятся, а? Ну заняли ничейный домик, ну так и я так же сделал. Вооружены, опять же как и я теперь. А вот и какое-то движение: со стороны места аварии, только снизу холма, пришел ещё один человек, неся по походному карабин в руках. Из домика ему навстречу вышли те, которых я уже видел, и они вместе стали о чем-то разговаривать. Слов я разобрать не мог, только слышал интонации. Спокойные, уверенные. Смотрели они в ту сторону, где была моя машина, пару раз махнули туда рукой. Присели на корточки около домика, смотрели вокруг, показывали на траву. Да, там наверняка мной натоптано, понимающий человек все увидит. Я аж застыл, пытаясь превратиться в одно большое ухо, и уловить о чем они говорят. Нет, их слов я не услышал, зато вдруг отчетливо услышал шелест шагов совсем рядом, и шорох скользящего вниз грунта – по склону, с гребня холма, спускался четвертый человек. Одет он был в современный "лесной" камуфляж, и на спине у него так же висел стволом вниз автомат, точь в точь такой, как у вернувшегося с разведки. Прошуршал грунтом вниз этот четвертый буквально шагах в двадцати от меня, я даже услышал его дыхание, не очень то и сбившееся. Я старался вовсе не дышать: лежал просто смирно, умоляя свои кроссовки и куртку стать хотя бы на время маскировочного цвета. То ли меня скрывала трава и пару кустов рядом, то ли четвертый не искал тут никого, но меня он миновал, не заметив.

Четвертого сдержанно поприветствовали, он кратко сдал отчет (очевидно) тому единственному из четверки, который был без автомата. Пользуясь случаем я запомнил для себя этого “главного”: это был мужчина лет сорока, невысокий, сухой, с короткими черными волосами, немного тронутыми сединой. Европейского вида, не понять, наверное немец. Значит ли все это, они искали что-то или кого-то? Меня? Или тут ещё кто-то? Может, того вояку в кабине моей машины? Машину с дороги не видно, увидеть можно, только подойдя к обочине дороги вплотную. А что, возможно, это был кто-то из их группы, и его пропажа, разумеется, заставила их его искать. А у меня его пистолет. И зарезан он ножом. Ага, вот и объясняй им, что это не я, я лишь спасти хотел. И наверняка сейчас на моей куртке и брюках достаточно следов крови – по машине я лазил, а крови в машине было очень много. Знают ли они вообще, что психи могут ножом орудовать? Если нет, то тем более они мне не поверят. Я бы не поверил, точно. А потому – выходить к ним пока не буду. Пусть они не бандиты и не мародеры с виду, но для меня представляют несомненную опасность, и точка. Пока посмотрим, что будет дальше, а там решу, уходить отсюда, или оставаться. Сомневаюсь, что они начнут прочесывать местность возле домика, бессмысленно это. Да и четверо их, с оружием, причем судя по тому, как они это оружие держат в руках видно, что обращаться с ним скорее всего умеют. Значит, психов они не так чтобы очень боятся – вчетвером наверное и толпу расстреляют, если надо будет.

Примерно через минут десять все четверо собрались, и ушли в сторону озера. Я прождал наверное с полчаса, но никто не вернулся. Тихо тихо выбрался со своего поста, спустился вниз, до сумок, и тут остановился в нерешительности. Надо было бы передохнуть и поесть. Идти в дом? Он уже не кажется таким уж надежным, а идея о двух стульях у двери домика, которые предупредят меня о четырех вооруженных людях, вошедших в маленький домик, ничего кроме усмешки не вызывала. С другой стороны, в любом месте в лесу я ещё более легко могу быть обнаружен любым таким разведчиком – и даже знать об этом не буду. Сейчас мне просто повезло – не меня они искали. Значит, все же в дом. Пару часов там, а потом надо уходить. Сейчас наверное полдень, примерно, солнца правда не видно, но по моим подсчетам приблизительно так. Часов 7-8 до сумерек у меня есть, так что могу и отдохнуть, и уйти. Куда? Сейчас будем решать.

3.

Остатки риса я решил не разогревать, время надо экономить. Прямо в кастрюльку вывалил банку мясных консервов, перемешал все это ложкой, и с аппетитом съел. Соскучился по мясу, оказывается – раньше думал, что и день без мяса прожить не могу, теперь точно знаю, что могу, и не один только день. Похудею на радость Ане, скорее всего. Однако, на этом у меня почти закончились припасы, осталась только пара яблок. Значит, вопрос еды перемещается на верхние строчки моего хит-парада заданий. Так, перекусил, консервную банку и ложку сложил в грязную кастрюлю, убрал в сумку – потом надо будет вымыть и выбросить мусор, но не здесь, тут светиться я не буду. Теперь моя найденная сумка. Ура, всё на месте! С удовольствием меняю грязные джинсы на мои “лесные” камуфляжные штаны со множеством карманов – вот так удобнее намного. Запасные обоймы оставляю на ремне. Снимаю куртку и майку, осматриваю себя. Ничего страшного, синяки и мелкие царапины почти повсюду, особенно на правом боку, которым я ударился во время аварии, но ничего трагичного. Запах от меня тоже так себе, потеть приходилось много, а вот помыться пока так и не удалось. Натягиваю черную “битловку” прямо на голое тело, сейчас не жарко, самое то. Поверх кобуру с пистолетом. Внимательно просмотрел ремни, нашел как их сделать подлиннее, стало значительно удобнее. Вместо порванной куртки одеваю свой серый дождевик, и сразу начинаю себя чувствовать человеком.

Всю старую одежду, вместе с Аниными вещами – в освободившуюся сумку. Туда же идут кроссовки, вместо которых я надеваю свои проверенные туристические ботинки. Ну воооот, другое же дело! Теперь погуляем по горам! В эту же сумку отправляется и пустая консервная банка. Сумку просто спрячу где-то в лесу, она мне не нужна, но и оставлять ее в домике тоже считаю неправильным.

Так, теперь оружие. Вальтер удобный, пожалуй чуть маловат для моей большой ладони, выглядит чуть ли не игрушечным. Но патрон 9 мм не шуточный, я знаю, что такое оружие вполне ценится у немецких охранных служб и силовиков. В обойме оказалось девять патронов, десятый в стволе, значит из пистолета стреляли. Меняю обойму на новую, полную, все же шесть лишних выстрелов без перезарядки. Неполную в чехольчик на поясе, патрон в ствол, предохранитель, готово. Пострелять бы из этого ствола, почувствовать его, но не сейчас и не здесь.

Теперь маршрут и план: атлас раскрывается на той странице, угол которой я специально загнул, еще когда мы ехали сюда на машине. Атлас, конечно, не топографическая карта, но лучше, чем ничего. Карта, кстати, лежит у меня дома, и как раз этого региона – тут делал пару восхождений, и карта оказалась очень подробная и полезная. Сейчас о ней можно только помечтать, так что – смотрю в атлас.

– Так. Что мы имеем? – начал говорить вслух сам с собой, чтобы просто загрузить голосовые связки. – Куда могли уехать паникующие пенсионеры на шевроле, прихватив с собой мою жену?

Нашел быстро район аварии. Дорога, по которой умчался шевроле с моей женой, вела в сторону перевала. В то, что машина могла развернуться, я не верил – то, что творилось сзади, вызывало и у старика и у его спутницы панический ужас. И получается, что у них был ещё как минимум один человек в трейлере, женщина, которая и помогала Ане забраться вовнутрь. Окей, пенсионер и три дамы. Точнее, пенсионер, две дамы и моя Аня, которая даст фору по твердости характера многим мужикам. Куда бы они поехали? Дорога почти сразу за Миттенвальдом уходила в горы, и там вливалась в ту же “двойку”, в сторону Австрии и Швейцарии. Там же было одно ответвление, дорога номер 2041, которое пересекало границу и далее выходило уже к австрийским городкам на перевале. Я эту дорогу видел пару раз – асфальтовая, но достаточно опасная даже летом, взбирается в горы и спускается с них дикими петлями. С одной стороны спокойная, так как ей почти никто не используется, с другой стороны, если на ней встать из-за затора, то я не уверен, что они там со своим домиком вообще смогут развернуться. Всё же скорее всего они вышли на “двойку”, и поехали к границе. Приму эту версию как основную.

– Значит нам туда дорога, значит нам туда дорога. – пропел я негромко известную в прошлом песенку, и засек направление.

Получалось идти туда же, куда ушли Бернхард с сыном. И куда ушли те четверо мужчин, кстати. Скорее некстати, но ничего не поделать. По атласу получалось километров семь-восемь, это по прямой полтора часа нормального ходу. Поскольку идти буду вверх, причем на последних километрах достаточно круто вверх, то умножаю примерно на два. Плюс, вдоль дороги идти не хочу, заберусь немного западнее, через леса. Это еще час. Плюс полчаса на отдых. Это получается часов пять до места. В принципе, до темноты должен вполне добираться, ещё и время в запасе будет. Точкой прибытия я обозначил для себя маленький городок Шарниц, практически на границе, на австрийской уже стороне. Граница между Австрией и Германией представляет из себя небольшой синий евросоюзовский знак, а на маленьких дорожках и его может не быть. О том, что в другой стране, узнаешь только из-за другого дизайна указателей и информационных табличек.

На месте будем ориентироваться и действовать по обстоятельствам. Задача номер один: найти жену. Задача номер два: найти еду. И как бы эти задачи не поменялись местами… Ну и задача номер три: решить, где я буду ночевать, если не выполню задачу один. Я был собран и достаточно оптимистичен, особенно после того как вооружился, поел и переоделся. Почувствовал себя более готовым, что ли. Вообще, это наверное не очень хорошее чувство успокоения, приносимое боевым оружием его обладателю. Потому что надо откровенно признаться себе, что я дилетант в стрельбе, так, пару раз стрелял в тире. Вряд ли дальше двадцати метров попаду в противника. Против психов, однако, куда лучше газового пистолета. Да и против обычных людей все же может быть аргументом в спорной ситуации, чтоб не доводить до стрельбы.

Перед выходом на свой маршрут минут пять смотрел осторожно в окошки домика – их было всего два, и обзор из них был так себе. Ничего подозрительного не увидел: даже если что-то подозрительное и было, то оно себя не выдало. Ну а что сидеть и ждать, тут я как в мышеловке. Сумку со своими нужными вещами приспособил себе за плечи, продев руки в ручки сумки, благо они были достаточно длинными. Ремень для ношения сумки на плече я снял, скрутил и положил в карман сумки – прочный ремень полутораметровой длины может пригодиться. Вторую сумку, которую я собрался утилизировать, взял в руки, вдохнул поглубже и вышел из домика. Аккуратно прикрыл дверь домика, и зашагал выбранным направлением. Сначала мимо озера, в том же месте что и ранее дозаправив бутыли с водой, а заодно вылив излишнюю жидкость из своего личного “бензобака”. Ну а вот теперь на юг, забирая все время немного вверх, в гору. Подальше от озера оставил в кустах ненужную мне сумку, чуть забросав ее ветками. Постарался выйти на более менее ровный шаг, чтобы не спешить, но и не идти слишком медленно. Помнил о тех четверых, ушедших в этом же направлении, и все время крутил головой, смотря по сторонам. Правда, приходилось все же чаще смотреть себе под ноги, так что наблюдатель из меня не очень получился. Идти в удобной горной обуви и приспособленной для туризма одежде стало намного комфортнее, и теперь я не так сильно заметен в лесу. Пистолет на боку греет душу. Пару раз попрактиковался вынимать его из кобуры быстро, не глядя. Выхватывать как в кино не получается, всё равно возни лишней много, но хотя бы более менее запомнил, где клапан и как его открыть большим пальцем.

Первый час шагалось достаточно бодро, хотя и старался себя немного сдерживать, чувствуя, что ноги устают, да и дыхание все равно учащается заметно. По прошествии часа приглядел себе укромное место для привала, скинул на землю сумку, сразу ощутив холод вспотевшей спины. Достал яблоко, сгрыз его практически моментально. Осталось всего два, и потом ничего. Мелькнула мысль про “охотиться”, но сейчас я её сразу отогнал: охотник я вообще никакой, да и мысль о жареном на костре каком-то зверьке сейчас воспринималась просто отвратительно, не из-за гуманных соображений, а скорее потому, что есть до такой степени пока не хотелось. Достал атлас, прикинул, где я сейчас. По идее, сейчас я двигаюсь примерно между тех двух дорог, которые изучал как возможные маршруты отхода группы на шевроле. И пусть идёт в гору, выше, так что иду я верно. Самая сложная часть пути еще впереди, потому нечего засиживаться, сумку на успевшую остыть мокрую спину, и вперед.

Местность впереди становилась все более труднопроходимой: то и дело стали попадаться здоровые валуны, или куски скал, которые приходилось обходить, карабкаясь по склону. Взятая за ориентир мною сдвоенная вершина Альп где-то на территории Австрии, впереди, то и дело мелькала в просветах деревьев, но я подходил все ближе к горам, и наконец потерял её. Солнце осталось так же за склонами, и чтобы не начать плутать или забирать в ненужную мне сторону, я принял решение идти ближе к автодороге, той самой “двойке”. Как бы мне не нравилась эта идея, но идея заблудиться в этом лесу, на достаточно труднопроходимых склонах, нравилась мне еще меньше. Вспомнились свои же мысли, раньше, когда я проезжал на машине мимо этих красивых гор, поросших лесом, все время мечтал там побродить, да не по тропинкам, а прям по бездорожью. И вот сейчас я четко понимаю, что романтики в такой прогулке нет вообще, и чем дальше я иду, тем труднее становится путь. Плюнул на все, берем левее, буду стараться держать двойку в поле зрения.

Всю дорогу, судя по атласу, вдоль трассы с моей стороны текла с перевала речка под названием Исар. Насколько я ее помнил, она была то узкая и совсем мелководная, то достаточно широкая, метров на пятьдесят. Порой река подходила к самой дороге, порой петляла вглубь леса, ближе к горам. Глубокой она быть не должна, но быстроводной и очень холодной точно. Ну и замечательно, послужит для меня дополнительным барьером со стороны шоссе, если кто-то все же меня заметит. Дальше, у Шарница, речка несколько раз дорогу пересекала, проходя под мостами, так что там я её уж где-то да перейду, если будет такая надобность. Пошел левее, приближаясь к дороге, идти стало чуть проще – подъем вверх сохранился, но стал не такой крутой. А может я приноровился, непонятно. Прошагал еще час-полтора, в сотый раз пожалел, что нет часов на руке. И на том мужике, с которого пистолет снял, ну вот хоть убей не помню, были ли у него часы?… Не обратил внимание тогда, а сейчас поздно сожалеть.

Погода портилась уже очевидно, пошел совсем мелкий неприятный дождик, почти не ощущаемый под деревьями, но заметный на прогалинах. Чуть сбавил темп, надо смотреть под ноги внимательнее, хоть я уже и не в кроссовках, но по влажному грунту или мокрым камням любая обувь скользит. Черт, как бы понять, насколько далеко я от перевала… Никакого ориентира ни в атласе, ни на природе я не помнил. На самом перевале, прямо у дороги, должен стоять большой деревянный дом, исполняющий роль отельчика и ресторана – на его парковке всегда раньше было достаточно машин. Вид с его террасы открывался действительно потрясающий, у меня были даже фото оттуда. Но увидеть его заранее вряд ли получится – насколько я помню, дом был хоть и большой, но окруженный почти отовсюду деревьями и холмами, только частью одной стороны открывая вид на долину внизу, на Австрию.

– Стой. – негромкий, он очень четкий голос за моей спиной. – Спокойно, не дергайся.

Вот блин я совсем расслабился. Теперь только стоять, звук взведенного курка помог всем моим сомнениям относительно дальнейших действий рассеяться. Голос прозвучал недалеко, скорее всего я прошел мимо его обладателя, даже не заметив.

– Повернись, только медленно. – голос говорил спокойно, уверенно.

Повернулся, стараясь не дергаться. Руки поднимать пока не просили, так что держу их внизу. Метрах в пяти от меня молодой парень, в военной форме, с таким же автоматом в руках, какие я уже видел у четверки в домике. Оружие сейчас направлено мне в грудь. Парень сидит за небольшим поросшим мхом валуном. Позиция отменная, от меня он был всю дорогу этим валуном прикрыт, пока я мимо не прошел. А у него самого вид и на дорогу, и на кусок леса рядом с ней. Остатки воинских частей из Миттенвальда? Армия? Парню на вид лет двадцать пять, выглядит спокойно и аккуратно, на одиночку выживающего не очень похож.

– Откуда и куда идешь?

– Я вообще сам из Мюнхена, но когда все началось, был в Миттенвальде, в отеле. Там случилась драка с психами какими-то, упал с лестницы, потерял сознание. Когда очнулся, никого рядом небыло. Я с женой был, мы в Австрию думали ехать, вот и иду её искать сейчас. По дороге идти страшно, вдруг там психи.

– Что в сумке?

– Остатки еды, одеяло еще взял с собой, пару ложек, посуду какую-то.

– А пистолет ты тоже рядом с собой нашел, когда очнулся? – он стволом показал на мой бок, где висел пистолет. Заметил все же, хотя мне казалось, что оружие не видно со стороны.

– Нет, пистолет нашел уже по пути. Там валялась машина перевернутая, около нее два трупа, один из них был в военной куртке. Его ножом закололи, нож в груди торчал. У него был пистолет в кобуре, я и взял.

– А второй труп?

– А второй рядом валялся, я не знаю, как он погиб. Грязный весь, может это псих был, может нет. – выдавать надо было версию как можно более правдивую, но не всю правду. В мое желание помочь человеку спастись могли бы и не поверить, как и в то, что он умер прямо на моих глазах. А так – вроде все стройно получается, трудно придраться. Если они захотят проверить – пусть проверяют, всё совпадет.

– И никого там больше не видел?

– Нет, никого.

– Когда ты пистолет нашел?

– Сегодня утром, или в полдень. У меня даже часов нету, я даже не знаю, сколько сейчас время.

Мой собеседник хмыкнул, о чем-то думая. Агрессивным он не выглядел, и я чуть расслабился. Да и моя версия звучала убедительно: если он не убийца и не мародер, то мне вряд ли что грозит.

– Осторожно достань пистолет левой рукой, и брось его на землю, перед собой.

Мне оставалось только подчиниться. Расстегнул кобуру, буквально двумя пальцами вытащил оружие, и бросил его в нескольких шагах перед собой. Как пришло, так и ушло. Хотя нет, пришло пожалуй потяжелее оно мне, так что отдавать жалко. Парень вышел из-за валуна, оказавшись высокого роста, не сильно ниже меня. Не спуская с меня глаз и оружия, он подошел, подобрал мой пистолет, и взял его в руку, закинув карабин на ремне за спиной. После чего подошел ко мне, и достаточно ловко и быстро прохлопал меня на тему другого оружия. Нашел в кармане куртки нож, но не стал его забирать, к моему удивлению.

– Окей, пошли со мной. Иди впереди, так же как шел, я буду говорить, куда. Только без резких движений.

– А куда мы идем?

– Там увидишь. – дружелюбием мой конвоир не страдал, но его было бы глупо и ожидать.

Пошли мы ощутимо вниз по склону, в сторону дороги. За всё время я слышал только короткие указания вроде “тут левее”, “сейчас прямо”, “за камнем направо по тропе”, и больше ничего. Расспрашивать о чем-то человека, который целится мне в спину, счел ниже собственного достоинства, потому шел молча. Явно он ведет меня к своему руководству, или командованию, смотря кто это вообще; говорить надо будет там. Дорога вниз была несложная, как далеко идти я понятия не имел, но дошли мы удивительно быстро – минут за двадцать, наверное. На очередной прогалине я увидел несколько больших зеленых палаток военного типа, около одной из них стоял армейский генератор на колесах. Значит, все-таки что-то вроде армии, я не ошибся.

Мой спутник оставил меня на попечительство другого подошедшего солдата, тоже в камуфляже и высоких армейских ботинках, тоже вооруженного, и зашел в палатку, рядом с которой стоял генератор. Я спросил только, можно ли мне присесть, получил утвердительный кивок головы, и сел прямо на траву, сняв со спины сумку и положив её рядом с собой. В ногах правды так и так нет, пока можно отдохнуть. Через минуту из палатки вышел мой сопровождающий, и кивком головы показал мне на вход. Сам, не дожидаясь моей реакции, зашагал обратно вверх, скорее всего на свою позицию. Я поднялся, взял сумку в руки, и шагнул в палатку.

4.

Посреди палатки стоял большой раскладной алюминиевый стол и пара стульев, над ним у потолка висела переносная светодиодная лампа, дававшая неожиданно много света. Палатка была большая, я мог стоять в ней в полный рост, и еще место над головой оставалось. Вдоль стен палатки стояли две раскладушки, около каждой из них армейский ящик. Не представляю, как это можно было притащить сюда в лес вручную. Значит, где-то у них есть транспорт, ну или пару десятков рабов-носильщиков.

В палатке на меня посмотрели двое, одного я узнал сразу – это был тот самый командир четверки, крутившейся около “моего” домика. Второй был совсем пожилой седой мужчина, в джинсах и коричневой клетчатой рубашке, немного нелепо заправленной в джинсы. У первого было две кобуры, под каждой рукой – в лесу он был в куртке, и я оружия у него я не увидел. У второго на спине висело охотничье ружье, с длинным стволом и красивой резьбой на прикладе.

– Проходите. – ко мне обратился узнанный мной военный, второй молчал. Рук мне никто не протягивал, потому я просто сделал пару шагов вперед, и молча смотрел на них.

– Вас задержали около нашей территории. Мы сейчас обязаны проверять всех подозрительных людей. Кроме того, у вас было оружие, пистолет. Как он к вам попал?

– Я уже объяснял тому, кто меня привел.

– Значит, объясните еще раз, нам.

– А можно спросить, кому это – вам?

– Я оберст-лейтенант Грюнер. Это мой помощник, герр Антон Кнолль. – военный показал рукой на стоящего рядом пожилого мужчину, тот коротко кивнул. – Ваше имя можно узнать?

– Я Андрей Кранц. Я вообще из России, но живу и работаю в Германии уже несколько лет. Как я и говорил вашему… подчиненному, который меня сюда привел, мы с женой приехали в Миттенвальд, отдохнуть, когда начался этот ад. Мы были в отеле, началась драка с… психами. Меня столкнули с лестницы, упал, вырубился. Вот, на голове до сих пор ещё дырка присутствует. Потом очнулся, прошла явно пара дней, никого из живых рядом со мной небыло. Пошел искать жену, по дороге в лесу увидел перевернутую машину, около нее два трупа. На одном из них был пистолет, я его забрал. Потом пошел дальше, думал дойти до границы, там искать, ну и в лесу меня остановили.

– А в каком отеле вы были, когда все началось? – как бы невзначай спросил военный, до этого меня внимательно слушавший.

– Отель Бихлерхоф. – я хорошо знал этот отельчик, пару раз там останавливался.

– Хорошо, мы проверим. А машина, перевернутая – она где была?

– Мне сложно объяснить, могу на карте примерно показать. У вас есть карта?

– Покажите, – оберст-лейтенант взял сложенную карту, развернул ее на столе. Карта была более подробная, чем атлас, с какими-то пометками. Я нашел сначала Миттенвальд, потом нашел тот поворот, на котором мы слетели вниз.

– Вот тут. – я довольно точно показал место. – Машина видимо сорвалась с дороги, и лежит внизу, на крыше. Её с дороги не видно совсем, но следы хорошо видны.

– И там два трупа?

– Да, оба около машины.

– Опишите, пожалуйста, обоих.

– Я сильно не рассматривал – все время боялся, что на меня нападут. Один был одет в военную куртку, и в военные брюки. Его закололи ножом, ударили несколько раз. Нож остался в груди. Второй был какой-то грязный, лежал рядом, странно – как будто голова свернута.

– И что вы там делали?

– Я искал, что может быть в машине. Нашел вот атлас, нож в бардачке, и пистолет. Больше ничего.

– И дальше?

– А что дальше? Дальше я шел сюда, и ваш человек меня остановил.

– По дороге что-то странное видели? Может, каких-то людей ещё? – это спросил уже херр Кнолль.

– Нет, никого. Было все тихо, я даже вашего человека не заметил.

– Если бы вы его заметили, было бы плохо. – выдал Грюнер. – Вы в общем-то все складно рассказываете. Но вы уверены, что не останавливались в лесу? Где-то на привал?

– Нет, я не останавливался. Мне до темноты хотелось дойти до границы, но сейчас уже вряд ли успею…

– А зачем вам к границе обязательно?

– Я же объяснял, я жену ищу. Оттуда, – я махнул рукой в сторону Крюна, – как только началось все, приехало несколько машин. Говорили о пробке на дороге, об ужасах, советовали бежать. Если моя жена спаслась, то она наверняка поехала в сторону границы.

– Вы так уверены, что она спаслась?

– Послушайте, я устал. – мародерами эти люди точно не были, и я решил давить на больные для всех немцев места: на сознательность и права человека. – Вы меня задержали, привели сюда. Я уже не успеваю никуда дойти до темноты, а тут может полно психов вокруг. Я ответил на все ваши вопросы, все что видел и знал рассказал. Вы отняли у меня оружие, которое я нашел, не украл. И вы ничего не объясняете в ответ. По вашему это правильно?

Грюнер смотрел на меня несколько секунд, и только потом начал говорить.

– Сейчас никто не может понять, что правильно, а что нет. Наш часовой мог вас вообще застрелить. Но мы стараемся придерживаться хоть какого-то порядка. Нас тут немного, а люди попадаются разные. Есть нормальные, а есть и не очень. Насчет вас пока непонятно, к какой категории вы принадлежите. Мы вас оставим у себя, пока не выясним правдивость вашего рассказа. Если все правда – вы можете идти куда захотите. Оружие не ваше, и оставить вам я его никак не могу. Тот погибший, который в военной куртке, был из нашей части, мы его искали. Есть теория, что его выследили на разведке, и убили. Мы видели следы одного из потенциальных нападавших, но там следы спортивной обуви, а не туристических ботинок, хотя тоже большого размера. У вас какой размер?

– Сорок шестой. А где вы видели следы?

– Не важно. Повторюсь, мы проверим все, что вы говорите. Если нашего бойца закололи ножом, то это должен быть опасный соперник. Наши бойцы все подготовленные люди.

Я решил придержать при себе версию про психа с оружием, это только внушит недоверие к моему рассказу. Единственное слабое звено, которое есть в моем изложении событий, это отель. Если вдруг отель не разграблен, и там есть люди, то они конечно ничего не подтвердят. И тогда меня поймают на вранье. Ну или если найдут сумку, но это очень вряд ли, уж очень хорошо она спрятана, да и от домика неблизко. Нет, все равно от этих вояк надо бы уходить. Зачем вообще они проверяют людей? Выполняют задание начальства? Почему тогда прячутся в лесу? Наоборот, им надо было бы быть на виду, ведь с таким количеством человек и оружия они легко перестреляют даже толпу психов. Нет, что-то мне не нравится тут. Но вот что?

– Вы голодны? – неожиданно спросил Грюнер

– Да, очень – честно ответил я.

– Вас проводят и накормят. Завтра утром мои люди проверят ваш рассказ, и если все окей, то мы вас отпустим. Ваша сумка пусть пока останется здесь, у нас. переночевать вас тоже определят, не волнуйтесь.

Ага, отпустите, спасибо. А если всё будет не нормально? Видимо, ответ очевиден. Мы вдвоем вышли из палатки, Грюнер отозвал стоявшего рядом солдата в сторонку, что-то сказал ему негромко, так, чтобы я не слышал, дал указания, и ушел в палатку, махнув мне рукой. Солдат подошел ко мне, и жестом предложил следовать за ним. Почему-то ожидал увидеть в солдатах совсем молодых пацанов, восемнадцати-девятнадцати лет, но тут все были постарше, на вид не моложе двадцати пяти. Впрочем, армия в Германии профессиональная, и отбор туда повыше, чем во многие вузы – платят хорошо, служба считается престижная. Кто может – старается на службе задержаться. Потому и совсем молодых парней в армии далеко не большинство, и службой своей все стараются дорожить.

Мы обошли “командирскую” палатку, и я впервые получил возможность спокойно разглядеть импровизированный лагерь. Помещался он на поляне метров двадцать – двадцать пять в диаметре, с одной стороны у поляны была практически отвесная стена из скал, со всех других – лес. Дорога отсюда не просматривалась, но должна была быть совсем недалеко. Речка слышалась по шуму воды, буквально рядом. Посмотрел в том направлении, где шумела вода, и разглядел среди деревьев несколько армейских грузовиков, закинутых маскировочными тентами и ловко спрятанных в лесу. Ага, значит дорога совсем рядом, эти большие тяжелые машины хоть и обладают серьезной проходимостью, но по лесу они вряд ли далеко проедут. Теперь понятно, что база достаточно мобильна – у грузовиков откинуты задние борта, кузова пусты. Пожалуй, свернуть лагерь они смогут довольно быстро, если будет такая цель. Вообще же лагерь большим не выглядел – палаток семь я всего насчитал, из них одна “командирская”, пять одинаковых палаток на несколько человек, и одна явно “подсобка/кухня”: большая палатка, с одного бока открытая полностью. Внутри стояло несколько складных столиков и стульев, сейчас пустующих, и стальная кухня-шкафчик на колесиках. Меня проводили прямо к одному из таких столиков. Из прикрытой части палатки вышел солдат в камуфляжных брюках и бежевой футболке, скорее всего исполнявший тут роль повара. “Надо накормить, оберст-лейтенант распорядился”, сообщил ему мой провожатый. Повар окинул меня равнодушным взглядом, потом ни слова ни сказав пошел куда-то палатки, к передвижной кухне. Из ящика он выудил железную тарелку, вилку, потом открыл один из двух котлов кухни – оттуда несильно пыхнуло паром. Достал большую поварешку, и ловко положил мне полную тарелку макарон с мясом, такое блюдо я с детства называл “макароны по-флотски”. Поставил тарелку передо мной, пододвинул простую пластиковую поллитровую бутылку с водой. Чуть не захлебнувшись слюной, я только сейчас осознал, насколько я голоден. Опять же, старался есть медленнее, сдерживать себя. Сейчас надо подумать, что дальше.

– А кормят тут лучше, чем вам приходилось питаться в последнее время, скорее всего. – ко мне совсем неслышно подошел тот самый пожилой герр Кнолль, и присел за мой столик.

– Да уж, намного. – я уже почти доел, и вновь обрел способность разговаривать.

– Вы понимаете, ничего личного. Люди действительно разные. Появились и грабители, и убийцы. Не говоря уж о заболевших. Приходится быть осторожными. – развел руками мой собеседник.

– Да я все понимаю, сам все видел. Заболевшие, вы сказали… А известно уже, что за болезнь такая?

– Не особенно. Связь до сих пор не налажена. Радио работает, конечно, но принимает недалеко. И к сожалению – принимать нечего, никто ничего не передает. Спутниковая и мобильная связь как вырубилась, так ее и нет.

– А вы тоже из армии?

– Нет, мы с Хенриком – он махнул рукой на командирскую палатку, явно имея в виду Грюнера, – соседи, он живет в соседнем доме. Ну и когда началось все, я сразу не раздумывая к нему в часть поехал. По дороге пришлось себе путь практически прокладывать на машине, из-за этих заболевших. Хенрик человек серьезный, и пытается организовать порядок тут.

– То есть, он сейчас не на миссии? Я думал, правительство организует поиск выживших…

– Про миссии ты лучше у него спрашивай, если он расскажет. Правительство. Не факт, что вообще есть еще правительство.

– Значит все серьезно. Много заболевших?

– Очень. Выглядит, что уже больше, чем не заболевших. И что интересно – вроде бы люди не одновременно заболели все. Некоторые спрыгивают с катушек уже через день-два после начала, а выглядели до этого вполне нормально.

– Ого… Это получается, что в этом лагере теоретически сейчас кто-то вот так вот свихнуться может?

– Теоретически наверное да. Правда, мы уже несколько дней вместе, пока таких случаев небыло. Нападали несколько раз одиночки, один раз пыталась группа пробиться, человек пять, но отбились, без потерь.

– Что-то я выстрелов не слышал…

– Мы были ближе к Мюнхену. Пытались туда пройти, думали, что там лучше. Но вот что я тебе скажу – там как минимум все то же самое. И оттуда люди бегут. Я так думаю, что сейчас нигде ничем не лучше. Пока мы решили остаться тут, а дальше Хенрик решит, что да как.

– Моя жена могла уехать в сторону перевала, в Австрию. Есть подозрение, что на шевроле, с прицепом-трейлером сзади, такой стоял на стоянке около отеля, но когда я очнулся, его там не было. Не видели ничего подобного на дороге?

– На двойке куча машин, но людей в них нет. Живых людей. А вот психи попадаются. Насчет трейлера – да куча трейлеров, и мимо порой проезжали, мы всех не останавливали. Может и твоя жена уехала.

– А границу перекрывали?

– Я так думаю, что некому было перекрывать, даже если и хотели. Хаос сейчас куда больше, чем ты себе представляешь. Мир сошел с ума, нормальных людей мало.

– Тем не менее вы всех останавливаете, проверяете.

– Всех – это сильно сказано. У нас вчера два человека пропали, из дозора. Вот и ищем, сейчас каждый человек на вес золота. А ты вообще почти мимо нас шел, нужно было проверить.

Я задумался, собирая оставшиеся макароны по тарелке. Выходит, что Австрия совсем не панацея, если верить моему собеседнику. А смысла ему меня обманывать я не вижу. Аня впрочем об этом могла не знать, если не встретила никого осведомленного. Что для меня меняет полученная информация? А ничего. Так же надо добраться до Шарница, а там уже искать следы или зацепки. Если Аня уехала в том направлении, в чем я почти не сомневаюсь, то она поймет, что я пойду её искать. И должна оставлять мне что-нибудь, какие-то зацепки. Правда, когда мы расстались, было очень похоже на то, что все кто в машине могли бы не уцелеть, но моя жена должна в меня верить, как верю я в неё.

– И что со мной сегодня? Я военнопленный?

– Не думаю. – ободряюще улыбнулся герр Кнолль. – но вам лучше спросить у Хенрика, он тут распоряжается. Отдохните, переведите дух, вы тут в безопасности.

– Мне жену искать надо, а не отдыхать.

– Вот завтра все выяснится, и сможете продолжить свой путь. Сегодня уже все равно у вас времени немного. Через пару часов смеркаться начнет, а в темноте психи чаще нападают. То ли они видят лучше нас, то ли просто меньше спят – непонятно.

И ведь он прав. Сегодня мне уже никуда, как ни жаль. А вот завтра надо бы уйти, пока не вернутся посланные на разведку. Пока понятия не имею, как, но не похоже, что меня тут прямо сторожат. Все склоняются к тому, что я рассказал правду. А раз так, то мне по идее наоборот надо бы самому к ним в отряд чуть ли не проситься, и уж никто не ждет, что я сбегу от них в лес, без своих вещей. А я сбегу? Блин, не знаю. Нож в кармане есть, но это небольшое утешение. В сумке припасов немного, если честно, ничего особо не жалко. Да только и сумка пока не со мной. Я так думаю, что мне ее отдадут, если попрошу, правда. Уходить ночью? У них наверняка на ночь посты усиленные, могут заметить легко, и тогда уже есть реальный шанс пулю схлопотать, без разбирательств. Ждать результата проверки, а там будь что будет? Надеяться, что Бихлерхоф разорен и пустует? Шансы 50 на 50, а это не так много, как хотелось бы. Черт, что делать. Обед пока закончен, я встал, поблагодарил повара, отнес ему пустую тарелку с вилкой и пустую бутылку из под воды. Он так же молча их забрал, и ушел. Тот солдат, который меня подвел к кухне, стоял неподалеку, болтал с другим солдатом. Я вроде арестован не был, так что видимо имею право перемещаться по лагерю. Однако, решил сперва зайти к Грюнеру, пора у него информацию получить, хоть какую. Пошел к командирской палатке, оба солдата посмотрели на меня, но ничего не сказали. Подошел – стучать вроде некуда.

– Разрешите войти?

– Да, пожалуйста. – ответил Грюнер из палатки

Я вошел, чуть пригнувшись у порога. Грюнер был один, он сидел у стола и что-то писал в большой блокнот. Он поднял голову, и вопросительно посмотрел на меня.

– У вас есть пару минут времени для меня?

– Найду. Я вас слушаю.

– Спасибо прежде всего за обед, давно не ел теплой еды. – Грюнер кивнул. – Хотел уточнить свой статус до завтра. Что мне можно, что нельзя. Может быть что-то нужно сделать.

– Нам от вас ничего ненужно. Вы можете оставаться в лагере, вам покажут место, где вы сможете переночевать. Прошу вас только к солдатам с расспросами не приставать – все сейчас на взводе, могут и нагрубить. Кроме того, у них сменные дежурства, между ними надо отдыхать. Лучше спрашивайте меня.

– Я за обедом поговорил с герром Кноллем, он мне вкратце ситуацию объяснил, но без подробностей. За деталями посоветовал обратиться к вам.

– Вряд ли я вам сильно помогу.

– Ну все же… Вы в курсе, что это вообще за эпидемия такая, и как она передается? Почему люди становятся психами?

– Нет. – он совершенно искренне покачал головой. – Пока не было времени все это исследовать, но я надеюсь, что такие работы ведутся. У заболевших резко проявляется агрессия, причем на что угодно. Но вы и так это знаете. На вас нападали, кстати?

– Да, как только началось, сначала на машину, потом уже в отеле. Эта зараза как-то передается, ну там через раны или царапины?

– Тоже непонятно. Но были случаи, когда нормальные люди заболевали уже после того, первого дня.

– И связи никакой нет? Я имею в виду связь с армией, правительством.

– Это закрытая информация.

– Я просто пытаюсь понять, что делается для контроля ситуации.

– Делается все необходимое. Пока надо просто оставаться спокойными, и не паниковать.

– Куда вы собираетесь дальше?

– Это тоже закрытая информация. Зачем вам?

– Я думаю, может с вами поехать.

– Это исключено. У нас тут военная часть, мы гражданских не берем.

– Ясно. То есть – я сам по себе.

– Начиная с завтрашнего дня – да. Но давайте дождемся результатов проверки.

– Вы думаете, что вашего солдата я убил?

– Совершенно неважно, что я думаю. Мы должны проверить то, что вы рассказали. За своих людей я отвечаю, а погибший был одним из моих.

– Ясно. Я могу идти?

– Можете. Только не покидайте периметр. У нас дозорные повсюду, могут вас подстрелить, у них такой приказ.

– Приказ стрелять в людей? Нормальных людей? – я глянул в его глаза.

– Да. Если они могут хоть чем-то нам угрожать, то да, без колебаний. – в его глазах была серьезная уверенность в своих силах и правоте. Наверное, он был и впрямь хороший командир.

– Я вас понял. Мою сумку можно? – я указал на мою сумку, стоявшую на раскладушке.

– Да, заберите. Мы ее проверили, но ничего не взяли.

Я забрал сумку, вышел из палатки, и пока присел на траву неподалеку. Думай, думай!… Как лучше поступить? Из разговора с Грюнером я вынес для себя одно – никому он тут не подчиняется, он тут сам хозяин положения. И я ему не нужен, так что смысл ценить ему мою жизнь нулевой. Он вообще может прикинуть, что отпускать меня опасно – еще расскажу кому-то про их мини-лагерь. И тогда меня остается только пристрелить, в любом случае ему ничего за это не будет. Однако, вряд ли мне что-то угрожает, пока не вернется проверка. Значит, ночь в моем распоряжении, и надо ночью уходить. Ну вот, так проще – решение принято.

Остаток вечера я просто отдыхал. Было приятно не прислушиваться к шумам, не искать опасность – чувствовать себя защищенным. Несколько раз по два солдата уходили в разные стороны, через некоторое время возвращались те, кого они сменяли на постах. Разумно, правильно. Всех в лагере посмотреть и посчитать было невозможно, но на мой взгляд, всего тут было вряд ли намного больше двадцати человек. Немного, но все при оружии. Маленькая армия, ё-моё.

Вечерело, уже заметно смеркалось. Мне указали на раскладушку в одной из одинаковых палаток, там стояло четыре раскладушки, около двух из них лежали военные рюкзаки с вещами. Никого в палатке не было – наверное мои соседи сейчас на дежурстве. Ну что же, спать я тут особо не собираюсь. Дождик, робко начавшийся днем и потом прекратившийся, сейчас начал лить посильнее, наверное даже лучше для меня, в таких условиях проще уйти незамеченным. Немного полежу, отдохну, надо накопить силы. Эххх, жаль, что пистолета нет…

5.

Видимо я очень быстро и легко заснул, и проснулся только от того, что кто-то буквально вбежал в палатку. Это был, видимо, один из моих соседей, глянул на меня он откровенно удивленно, но ничего не сказал, схватил свой рюкзак и выскочил наружу. Я сел, прислушался – говорили одновременно в нескольких местах, кто-то куда-то бежал, громко топая ботинками. Стряслось что? На нас нападают? Выстрелов не слышно. Я встал, взял свою сумку со скромными пожитками, и вышел на улицу.

Уже ощутимо темнело, все же я проспал совсем мало. Несколько солдат стояли группой у командирской палатки, к ним вышел херр Кнолль, и они разом ушли в сторону дороги. Еще двое выбежали из леса, и нырнули в жилую палатку рядом со мной. Сразу же оттуда выскочили, по пути надевая на спину свои рюкзаки, и метнулись к другой стороне лагеря, где так же собиралась кучка людей. Черт, похоже сейчас не до условностей, надо выяснить, что происходит. Я вошел в палатку Гюнтера, там кроме него был еще один военный, которого я видел впервые.

– Что вам нужно? Ждите в лагере, соблюдайте спокойствие! – Гюнтер был очень озабочен.

– Что вообще происходит?

– Вас это не касается. Я же сказал, ждите на своем месте и не мешайтесь моим людям.

– Мы тут все вроде в одной лодке, и если что-то происходит, хотя бы скажите! – пусть вышвыривает меня силой, если хочет. Но надо понять, что стряслось. Гюнтер чуть прищурил глаза, но то ли решил не разводить конфликт в лагере, то ли понял мой аргумент.

– Со второго шоссе идет большая группа зараженных, очень быстро. Судя по всему, могут зацепить нас.

– У вас же оружие, что вам эта группа.

– По докладам разведчиков, там больше ста человек. Надеемся, что они пройдут мимо. Идите, не мешайте сейчас.

Я вышел из палатки, ощущая знакомый уже неприятный холод в животе – ого, если Гюнтер не уверен в мощи его мини-армии, то мне уже паниковать надо. И что теперь с моими планами на побег? Даже если группа психов и пройдет мимо, далеко не факт что лагерь вернется к обычной жизни – вон они как всполошились. Наверняка усилят патрули и дозоры, вот тебе и уйти незаметно… Если Гюнтер такой, каким я его себе представляю, то он и вправду за своих будет до последнего разбираться. В любом случае, всё же надо мне при первом же удобном моменте бежать. Да хоть прямо сейчас, во время этой небольшой неразберихи..

Мои размышления прервал выстрел со стороны дороги. Потом ещё, ещё, и уже пара очередей. Стреляли не очень далеко от нас. Из командирской палатки выскочил Грюнер, схвативший рацию и что-то туда кричавший, требовавший отчета. Выстрелы стали реже, но теперь приближались к нам. Грюнер раздавал команды своим воякам в лагере, он как раз был достаточно спокоен сам, чего не скажешь о людях с ним. Тем не менее солдаты разбивались на группы, по двое по трое, и устраивались по периметру лагеря, с линией огня в сторону дороги. Трое побежали к машинам, сдергивая с них тенты просто на землю, и заводя моторы. Тяжелые грузовики зарычали дизельными движками, когда из леса показались трое солдат – один помогал идти своему явно раненому товарищу, третий их прикрывал, порой стреляя куда-то в лес одиночными. тут же неподалеку выскочили ещё двое, и кинулись к Грюнеру

– Их слишком много, и уже темно, мы не справимся. Сюда идут, по лесу чуть отoрвались, но они мимо не пройдут. Юргена почти забили до смерти, но мы его спасли, он ранен.

– Снимаем лагерь, первая группа прикрывает, вторая и третья грузит все что успеет в машины, четвертая группа со мной тут. Головной едет моя машина, замыкающей – машина Антона.

– Дайте мне оружие, тут же сейчас будет ад. – я не хочу претендовать на роль мяса для психов.

Грюнер похоже вспомнил, что я тут, подумал буквально секунду, и вытащил из-за ремня сзади тот самый вальтер, что забрал у меня.

– Постарайтесь не попасть в моих. А лучше вообще не стреляйте, без крайней необходимости. Поедете с нами во второй машине, посередине которая. Помогите грузить вещи.

Помочь можно, отчего же нет. Пистолет пока в кобуру, закрыл клапан. Запасные обоймы, кстати, никто у меня так и не потребовал, они до сих пор на поясе. Я уже видел, как некоторые бойцы собирают раскладушки, двое разбирали кухню, но я совершенно не представлял, как они это сделают за несколько минут. А больше у нас нет, судя по тому, что начали стрелять уже солдаты из группы прикрытия периметра. Я заскочил в “свою” палатку, схватил раскладушку, она сложилась достаточно просто. Вторую так же, защелкиваем фиксаторы, обе в руки и бегом к грузовикам. Тяжелые машины уже ревут моторами, в кузове водитель принимает мешки и вещи, просто швырнул в кузов обе раскладушки, и бегом в лагерь. Там уже первые крики, ожесточенные очереди, и прямо на моих глазах в лагерь с опушки забегают несколько психов. Одного срезает очередью группа периметра, он падает как подкошенный, во второго несколько раз стреляет Гюнтер, и все разы попадает, отбрасывая тело психа назад, на спину. Еще несколько набрасываются на край обороны периметра, замелькали руки, и пошла рукопашная. Жалобный крик, как тогда, в моей машине. Автоматные очереди вблизи оглушают настолько, что все остальные звуки становятся очень тихими.