Долго наблюдали партизаны за дорогою, но никакого движения по ней не происходило. Только напоминанием о недавних событиях на другой стороне стоял глубоко завязший в раскисшей земле КВ - 2: видимо он старался кого-то объехать и увяз. И все последующие попытки по его вызволению привели к тому, что тяжёлый танк безнадёжно погрузился в болотистую почву: почти по самую башню. Судя по всему, даже после этого, экипаж не бросил машину, так как на корпусе необычайно большой башни, были отчётливо видны многочисленные выбоины от снарядов, которые так и не смогли пробить её броню. Присмотревшись можно было заметить следы сражения и на дороге - остовы вражеской техники уже убрали - остались только участки покрытые копотью, разлитым маслом и мелкие железки, оторванные от машин взрывами и кинетикой тяжёлых снарядов. Все люки пережившего неравный бой танка, были открыты, и нечего не намекало на присутствие в нём людей. Впрочем, это не успокаивало, сомнения по поводу наблюдателя сидящего там, мучили многих.
- Иван Иванович, разрешите я к танку сползаю. - Настойчиво прошептал Ромашов: вместе с Непомнящим и ещё двумя бойцами наблюдавший за дорогой. - Если здесь кто и есть, то обязательно должен оставить в танке наблюдателей. Уж очень он выгодно стоит - как на заказ.
Разузнать, есть ли кто в брошенном танке конечно необходимо, однако, это очень рискованно. Но и бесконечно ждать, мучаясь в сомнениях было нельзя, поэтому, Иван соглашаясь кивнул:
- Иди Василь, только будь начеку, и если что пойдёт не так, ты затаись, или ползи назад, а мы тебя прикроем.
Пока Василий полз бесшумной ящеркой, а Иван, до рези в глазах всматривался в лес, смотрел на танк: не замаячит ли кто в смотровой щели мехвода, или не появится ли в бронированной маске пулемёта ствол. Радовало одно, из двух курсовых пулемётов не было ни одного: значит, пока что можно было не опасаться внезапной пулемётной очереди. Вот танкист подполз к машине, поднялся, пройдя пару шагов по воде, заполнившей развороченный грунт вокруг танка, и змейкой юркнул в люк механика водителя. Вскоре его голова появилась в башенном люке, и немного помаячив, Василь призывно помахал рукой.
Несмотря на умиротворяющую тишину и отсутствие каких признаков опасности, дорогу всё равно преодолевали в три приёма. Все согласились со словами Ивана, коими он утверждал, что бережёного бог бережёт. В последней группе шёл Непомнящий, он подбежал к танку, на башне которого расположился Ромашов с ДТ наизготовку и, постучав по броне рукояткой пистолета, позвал того:
- Василёк, слазь оттуда и иди в лес, а я тебя пока прикрою.
На что танкист, лежавший с пулемётом на крыше огромной башни, решительно возразил:
- Командир, за меня не бойся. Вы все отходите, а я здесь остаюсь. Это не танк, это крепость.
- И что ты собираешься с этой крепостью делать? Как собираешься ею воспользоваться? А Аника-воин?
- Ты зря меня так не зови. Здесь они меня и на самом деле легко не возьмут. Накрошу их побольше, задержу подольше. Поквитаюсь за всё. Хоть снарядов больше нет, с пушки и сняли затвор, а прицел разбили. Но здесь, можно и с пулемётом повоевать. Пойми. До жути надоело от них бегать - как мышь от кошки.
Вообще-то, идея танкиста Ивану пришлась по нраву. Только он был не согласен с тем, что этот бой для Ромашова должен стать последним, поэтому, Непомнящий немного подумав, развернул трофейную карту и взмахом руки подозвал к себе Сёмку - как обычно нерешительно топтавшегося поблизости.
- Семён, пока меня не будет, за старшего остаётся Фёдор. Передай ему наш с тобой разговор, и в дальнейшем слушай его приказы. И ещё, помнишь, ты мне на днях говорил, что через это болото можно пройти без особого труда? Ну то, где посредине топи есть хороший островок с деревцами: на котором можно даже отсидеться.
- Ага. - Ответил подросток, обнажив в широкой улыбке все свои зубы, и искоса поглядывая на Василя.
- Тогда смотри. Сейчас уводишь весь отряд сюда. - Непомнящий, ткнул пальцем в выбранный им квадрат на карте. - Вот здесь делаешь 'заячью петлю‟, и после чего, путая следы уходишь к болоту. Если к твоему приходу нас там не будет, то переводишь отряд на островок и там сутки ждёшь меня с Ромашовым. Если мы и за это время не появимся, выбираетесь самостоятельно.
Видя, как от удивления и обиды округлились глаза подростка, Иван поспешил его успокоить:
- Мы обязательно встретимся. Просто на войне, необходимо оговаривать и самые худшие варианты. Понимаешь? Ведь всякое может случиться.
Посерьёзневший парнишка понимающе закивал головой: продолжая временами поглядывать наверх, где на башне КВ находился танкист.
- Тогда уводи людей и делай всё так, как я тебе сказал.
- Ты это что задумал, командир? - Сверху послышался голос Ромашова: он оказывается, всё это время внимательно слушал Непомнящего.
- Ничего страшного, или плохого. А ты, должен подготовиться к приходу врага и обеспечить свой безопасный отход: приоткроешь задний люк башни, после чего установишь свой пулемёт в ... ну, ты же танкист, сам разберёшься, где в танке его выгоднее поставить. А я тебя оттуда - с тылу, из леска буду прикрывать. Отстреляешь диск и уходишь, - сегодня героически погибшие и раненые должны быть только среди Фрицев.
Снова невыносимо тянется время. Оно всегда становится до вязкости тягучим, когда нервничаешь, и вдобавок ко всему, нужно в любой момент ожидать появление врага. Иван уже давно окончил благоустройство своей огневой точки, расположив её возле неизвестно откуда взявшегося большого камня торчащего из земли. Он, прекрасно будет отражать звук выстрела и поэтому, противнику будет весьма непросто обнаружить стрелка, ведущего по ним огонь. Пока было время, Ваня определил сектора для стрельбы, сделал несколько пристрелочных выстрелов и запомнил необходимые поправки при прицеливании; после чего, и потянулось томительное ожидание.
Неизвестно сколько прошло времени, но немцы всё-таки пришли и сделали это раньше, чем этого хотелось. Из леса они вышли там же, где и группа Непомнящего, что немного насторожило. Правильнее будет сказать, что поначалу Иван заметил, как кто-то осторожно выглядывал из-за деревьев. Несколько раз, из кустов, бликанули стёкла какой-то оптики: германцы изучали окрестности и Иван не пожалел о том, что несмотря на духоту, одел 'кикимору‟ и трофейную противомоскитную сетку. Затем, из леса вышла парочка фашистов с пулемётом и сильно пригибаясь, засеменила мелкими шажками - начав обходить танк слева. Ваня осторожно их сопровождал: он боялся, что из-за плохо угла обзора Ромашов не заметил противника и ему - Ивану, придётся демаскировать себя раньше времени. А немцы, заложив круг, уже приближались к танку с тылу. Как говорится, дальше медлить было нельзя. Отодвинув на задний план ненужные эмоции, и задержав дыхание, снайпер мягко нажал на спуск. Показалось, что винтовочный выстрел прогремел громче пушечной канонады.
У немца несущего пулемёт резко и неестественно дёрнулась голова, и он безвольной куклой растянулся по земле. Второй среагировал мгновенно, упал рядом и стал испуганно озираться - безграмотно выглядывая из зарослей: чуть погодя, пуля достала и его. Оставшиеся в лесу солдаты вермахта, забыв про осторожность, открыли ураганный огонь по участку леса, откуда, по их мнению, раздался звук выстрела. Тут уже по ним заработал пулемёт Василя. В первую же секунду, несколько вражеских стрелков полегли там, где стояли - изображая из себя крутых егерей. Ещё несколько пулемётных очередей прошлись наугад - по лесной темноте, в которой быстро растворились мундиры мышиного цвета. И пулемёт смолк. Наступила тягостная тишина. Впрочем, как всегда в такой ситуации, она оказалась обманчивой, и Иван заметил как ещё один смельчак ползущий к танку, приподнял голову: когда вскоре он сделал это повторно, то выстрел трёхлинейки перечеркнул его жизнь. Вызвав этим новый шквал огня. И снова, пули крошили ветки и мелкие стволики молодой поросли в стороне от Ивановой позиции. Под прикрытием плотного огня, ещё один фашист пожелал приблизиться к КВ: он так и остался лежать на дороге, уткнувшись в её пыль лицом. Иван, воспользовавшись возникшей паузой, не отрывая взгляда от поля боя, дозарядил винтовку несколькими патронами.
Последний фриц, был подстрелен как нельзя вовремя: несколько секунд спустя, открылся кормовой люк башни и оттуда выскользнул Ромашов. Боец, перекатом соскользнул с брони, плашмя шлёпнулся в развороченную гусеницами грязь и весьма шустро пополз от КВ, а Иван всё высматривал: не угрожает ли танкисту кто-либо из фрицев. Пришлось спугнуть ещё двух любопытных немцев - Иван не был уверен, что он в них попал.
Когда Василю оставалось проползти до леса около двух метров, гудя моторами, в небе появилась 'Рама‟, танкист замер. Сделав пару кругов над дорогой и советским танком, к великому удивлению Ивана, самолёт разведчик приступил к бомбометанию. И уже со второго захода, одна из бомб, угадила в моторный отсек корпуса и, взорвавшись, искорёжила его. Что вызвало взрыв ликования среди фашистов, чем Непомнящий и воспользовался, напоследок приплюсовав к своему сегодняшнему счёту ещё одного поверженного врага.
Сегодня, удача улыбалась широкой улыбкой и явно благоволила Ромашову, и Непомнящему: это заключалось не только в том, что Василь успел вовремя покинуть обречённую машину. В ожидании врага, танкист облазил все закоулки танка, где нашёл три полных пулемётных диска, запасной - ни разу не одёванный комбез, оставленный кем-то из членов экипажа и шесть лимонок с вкрученными взрывателями. О чём весьма скупо на эмоции и доложил. ...
Долго разбираться с трофеями было не резон: валун, где Иван занял позицию, давал возможность отразить звук в сторону, что было плюсом этой позиции, но он же ограничивал обзор всего поля боя. Поэтому, существовала возможность того, что в слепой зоне в тыл могла пройти небольшая штурмовая группа. Как часто говорится: - 'Как в воду глядели‟, или что-то вроде этого. Углубившись в лес не более чем метров на десять, обоим партизанам пришлось залечь: кто-то спешно двигался по лесу и при этом сильно шумел - этот треск не могла скрыть даже беспорядочная стрельба, раздававшаяся возле оставленного танка. Так что обоим бойцам пришлось спешно искать, где притаиться, благодаря неопытности немецких солдат, даже несмотря на несколько демаскирующих звуков, с этой задачей удалось справиться.
Впрочем, всё получилось не так уж и идеально. По закону подлости, пятёрка стрелков вермахта появилась и её путь лежал в каких-то двух метрах от зарослей, где притаился Иван: у Ромашова позиция была выбрана намного удачнее. Сердце Непомнящего несмотря на все его усилия с дыхательной гимнастикой билось учащённо, он прекрасно понимал что будет достаточно одного внимательного взгляда и он будет обнаружен. Вот прошёл первый, второй солдат, но их внимание было сконцентрировано в направлении движения. Когда проходил третий немец, у которого вместо карабина в руках был пулемёт: идущий первым солдат остановился и тревожно поднял руку вверх. Фрицы остановились и стали оглядываться.
Иван еле удержался, чтобы не выстрелить в ближайшего от него немца. Но тот, к счастью не смотрел на землю, а оглядывал отдалённые окрестности. Впрочем, фрицу нечего не мешало исправить свою ошибку, но он не воспользовался этой возможностью.
Новая, еле слышимая команда на чужом языке, и пятёрка оккупантов продолжила прерванное движение. Видимо судьба решила поиздеваться, строя из себя капризную девку, заодно проверить прочность нервной системы Ивана: когда мимо него прошёл последний враг - замыкающий, Ганцы снова остановились. Снова движение прервал немец идущий в авангарде: только на сей раз, он, подняв руку, внимательно смотрел на кусты, за которыми укрылся Василий. Через пару секунд, Гитлеровец чего-то разглядел и вскинул карабин. Иван, решил не дожидаться, когда произойдёт выстрел; пользуясь тем, что немцы были к нему спиной, он извлёк из ножен финку и, привстав на колено, метнул её в пулемётчика. Не теряя времени, Непомнящий выхватил из-за пояса и замахнулся своей малой сапёрной лопаткой. Два метра отделяющие его от ближайшего врага были преодолены почти мгновенно: как будто их и не было вовсе.
Немецкий солдат заметил это движение, повернул голову, и увиденное заставило его передёрнуться от испуга, он замер, а глаза округлились. Немудрено. Особенно если учесть что на тебя несётся неизвестно откуда появившееся мохнатое чудовище - настоящий леший и при этом, ещё чем-то замахивается. Он так и не шевельнулся до тех пор, пока на его шею не обрушилась отточенная грань лопатки. Следующий фриц был расторопнее. Немец успел выхватить свой штык нож и увернуться от устремлённого в его голову удара. Иван, возвратным движением постарался достать изворотливого фашиста, но тут, его плечо пронзила острая боль. Враг, хоть вскользь, но умудрился зацепить руку заносящую удары лопаткой, которая вылетев из разжавшейся руки, упала неподалёку.
Вот и Иван оказался в роли обороняющегося: превозмогая боль, он удачно блокировал удар ножом, но оступился и, не удержав равновесия упал. Впрочем, не устоял на ногах и его противник - слишком сильно подался вперёд и, не встретив ожидаемого сопротивления, растянулся рядом. Однако на этом ожесточённая схватка не закончилась. Немец быстро приподнялся и снова атаковал, стараясь достать Ивана своим ножом: он бросился всем телом - выставив перед собой своё холодное оружие. Непомнящий снова успел перехватить удар: однако раненая рука дала слабину и остриё штык ножа удалось остановить в опасной близости от шеи. Боль безжалостно терзала руку, немец усиливал давление, что увеличивало и без того невыносимую боль, и расстояние, отделяющее смертоносную сталь от живой плоти, с каждым ударом сердца сокращалось. Не было пролетевшей перед глазами жизни, не возникло никаких сожалений, существовало только сейчас - только борьба за жизнь, которую нельзя проиграть. Послышался неприятный хруст - какой-то он был излишне резкий и короткий; в следующую секунду, Иван почувствовал, как по губам и лицу потекла солоноватая кровь. Ликующий взгляд серых - вполне нормальных глаз врага как-то быстро потух и он, обмякнув, свалился на Ивана как безжизненный куль.
Всё ещё не понимая, что произошло, Непомнящий смотрел на Василя, который как это ни странно, стоял рядом и неистово чесался.
- Прости Иванович, не утерпел я. - Не прекращая своего занятия, виновато проговорил Танкист. - На муравьиной тропе залёг: ну они меня и начали кусать - окаянные. Поэтому я и пошевелился - мо́чи не было боле терпеть - загрызли сволочи.
Чтобы избавиться от кусачих насекомых, Василю пришлось раздеваться по пояс и потрясти рубаху с гимнастёркой. Пришлось раздеваться и Ивану - рана на руке кровоточила, горячность боя прошла и каждое движение, отдавало резкой болью. Кусая губу, чтобы не застонать Непомнящий разоблачился: тут танкист и удостоил его своим вниманием.
- О как. Всё же задел он тебя. - Тихо прошептал Василий, присев и внимательно рассматривая рану. - Погодь маленько, зараз перевяжу.
Недолго помародёрствовав над телом последнего убитого фашиста, танкист вернулся и как умел, наложил тугую повязку.
- От так Иванович. А зараз, выпей эту таблетку: наша доктор говорит, что у Австрияк, она особливо для таких случаев заготовлена. - Увидев, как брезгливо поморщился командир, уточнил. - Ты не привередничай: на своих занятиях с нами, Настасья Яковлевна особливо подчёркивала о пользе этих лекарств.
После такой передряги, так хотелось покоя и отдыха, что Иван потратил немало усилий, дабы заставить себя подняться, и принять участие в осмотре вражеских трупов. Здесь было чем поживиться. Как и посмеяться:
- Иваныч, ты только глянь, как эти уроды, наши Ф-1 на себя по нацепляли! - От удивления Василь выкрикнул это слишком громко, но тут же опомнился и, понизив голос, продолжил. - Толь они такие дурные, толи им жить надоело?
И правда. У двоих покойников наши гранаты были развешаны по амуниции - за кольца²⁴. Как только фрицы не подорвали сами себя? Было непонятно. Впрочем, долго этому удивляться было некогда, поэтому, 'Ручная артиллерия‟, была попросту аккуратно снята. Уже другое чувство вызвало содержимое сухарных сумок, и наличие боеприпасов. Всё это богатство, перекочёвывало к новым владельцам.
Недалёкий взрыв напомнил, что надо поторапливаться, немцы уже рядом, они вышли на позицию, которую Иван хотел занять в самом начале. Однако увидев валун, он поменял своё решение, а перед уходом поставил там растяжку. Именно это место Гитлеровцы так усиленно обстреливали, и именно туда они вышли в поисках следов загадочного снайпера. Как говорится: спасибо Дзюбе за его школу.
Уходили нагрузившись по максимуму - сколько могли унести. Василий помимо набитых в вещмешок боеприпасов и провизии нёс два пулемёта, свой и немецкий: с запасным стволом. Непомнящий, загруженный под завязку, как дополнительную нагрузку, закинув за спину нёс карабин: его он решил прихватить для недавно прибившегося к отряду Быкова. Нет, самым красочным штрихом были немецкие 'колотушки‟ - которые торчали у обоих партизан из-под поясов и из голенищ сапог.
Вот так и шли, первое время вроде даже было не очень тяжко, - лишний вес не сильно замедлял движение. Позднее лишний груз стал сказываться - Иван всё чаще и чаще замечал, что как-то незаметно, постепенно он с Ромашовым непростительно сильно замедляли шаг. Приходилось подстёгивать и себя, и боевого товарища. Впрочем, вскоре всё повторялось, и подбадриваться приходилось всё чаще, чаще, чаще. Поэтому, окончательно вымотавшись: чувствуя, как ноги становятся непослушными и тяжёлыми как будто налитыми свинцом, пришлось сойти с тропы и устроить вынужденный привал.
Здесь, на привале Ромашова неожиданно прорвало на разговор: что для Ивана было полной неожиданность. Улёгшись возле дерева на спину, и оперев о его ствол поднятые ноги, - они сильно отяжелели и гудели, танкист заговорил:
- Спаси тебя господь Иваныч, кабы ты не остался со мной: я бы точно, сгинул. - Василь говорил уже не так скованно как обычно, но также угрюмо смотря на носки своих грязных, стоптанных сапог. - А ведь мне нельзя помирать: у меня жинка и две доченьки. Как же они без меня - никак нельзя...
При словах про детей, взгляд вечного угрюмца ненадолго потеплел, в нём проскользнули столь непривычные искорки нежности. Да и изуродованное шрамом от ожога лицо немного просветлело.
- А чего тогда добровольно в пекло полез?
- Да ты, всё равно не поймёшь.
- А ты расскажи, вдруг пойму.
Расчувствовавшийся Ромашов, нуждавшийся в том, чтобы высказать всё то, что так долго прятал от других, усмехнулся и ответил:
- Для этого надобно знать, что такое семья. Не просто знать, а душою и сердцем прикипеть к ней. А у тебя этого нет - говорят, память напрочь отшибло. - Осознав, что ляпнул что-то не то, танкист виновато посмотрел на Ивана, и, извиняясь, заговорил. - Не обижайся, но про это все говорят. Всякое болтают, даже говорят, что ты до этого был толи ротным, толи взводным, но в первом же бою попал под бомбу, и ни документы, ни форма не уцелели. А когда ты пришёл в себя, то сказал, что пока не вспомнишь всё - будешь носить форму рядового красноармейца. И многие одобряют это твоё решение.
- Вот даже как. Это даже очень интересно. - Задумчиво проговорил Иван. - Но всё же, ты не ответил на мой вопрос.
- А чего здесь отвечать? Мне этим вечером - на привале, Сёмка рассказывал, как он ещё в начале войны с мамкой и другими родичами ходил к дороге убиенных беженцев хоронить. Сказывал что такого ужаса никогда отродясь не видывал. Говорит, что из его деревни было видно как немецкие стервятники наших баб и детишек, ради потехи из своих пулемётов расстреливали. А одна молодуха так и умерла, свою погибшую дочурку значится к себе прижимая: одной пулей их значится, и порешили. А каково ему было собирать по округе одного ребёночка - ну в клочья разорванного бомбой. Как это понимать!? А этих повешенных возле деревень баб и подростков, скольких мы увидели по пути сюда? Их за что? Видишь ли, оккупационные власти заподозрили их в помощи партизанам или окруженце-э-э ...
Горло рассказика сдавил спазм, и он ненадолго замолчал: не в силах с ним справиться. Затем, кое как прочистив горло, продолжил осипшим голосом.
- Как вспомню эти рассказы, или страшные виселицы, так кровь в жилах стынет и скулы сводит. Ни дай бог, этот треклятый немец до моего Батайска дойдёт? До моей семьи эта нечисть доберётся. Это пока я здесь по кустам прятаться буду. Вот и накатывает на меня. ...
Солдат обречённо махнул рукой, в его голосе что-то окончательно надломилось, а на глаза накатила скупая слеза.
Иван молчал. Что он мог сказать этому человеку? Тому, кто своими глазами видел бесчинства творимые фашистами, это когда был у них в плену. И каково после всего этого, ему услышать рассказы о бессмысленных зверствах творимых пилотами люфтваффе. С одной стороны это было мотивацией к борьбе с неприятелем, а с другой стороны, источником жуткой душевной боли - грызущей и без того израненное, измученное сердце солдата.
- Только Вася, мы не по кустам прячемся: в этом ты ошибаешься. Мы как песок с мелкими камушками - тот, который засыпали в двигатель Германской военной машины. Вот об нас и будут ломаться шестерни и винтики этого бездушного агрегата. ...
Нельзя было понять, слышит или нет танкист эти слова. Удалось ли Ивану найти правильное образное объяснение тому, чем они здесь занимаются.
- ... Каждый пущенный тобою под откос поезд, это недошедшее до линии фронта подразделение, или не доставленные боеприпасы, горючка для танков. И чем ты больше их здесь 'накрошишь‟, тем легче удержать оборону нашим войскам там. Затем. За нами по лесу бегают солдаты вермахта: среди них есть убитые и раненые, хотя сейчас, их с нетерпением ждут на фронте для восполнения потерь.
К танкисту снова вернулась возможность говорить: правда, голос был глух - как будто звучал из далека.
- Вроде ты всё правильно говоришь. Но по мне, это оправдание нашей нерешительности: если не сказать точнее и не так лицеприятно.
- Как знать, как знать. Только ты друг, подсчитай, какие потери нанесены врагу за время твоих боёв на танке - по максимуму. И обмозгуй тоже самое, по поводу установленных тобою мин и приплюсуй сделанные нами засады - по минимуму. Заодно подумай, насколько возрастёт твой счёт, если ты как можно дольше не позволишь себя убить? И сколько фашистов, благодаря тебе, ушли к праотцам, не сделав ни единого выстрела - значит скольких красноармейцев ты спас. Тех, что сейчас встают на пути у напавшего на нашу отчизну врага.
- Может быть, всё может быть. - Задумчиво ответил Ромашов. - Вот только немчура может начать посылать все главные эшелоны подальше от тех мест, где мы с тобой бузим. И ещё. Кто будет линию фронта держать, если все по лесам разбегутся: партизанить захотят.
- Ну на первый твой вопрос отвечу так, если там где пойдут немецкие эшелоны не будет своих партизан: переберёмся и туда. По мере нашего разрастания, нужно будет отряжать небольшие группы, пусть укореняются на новых местах, набирают бойцов из местных и действуют. Ну а раз мы оказались в тылу у противника. Значит, нас не надо доставлять сюда на самолёте. Какая помощь для нашего воюющего государства если мы начнём бить немцев в самом незащищённом месте, на марше. Также, честь и хвала тем, кто пробьётся из окружения к своим и будет воевать. Однако хочу повториться, и такие как мы, родине тоже нужны как воздух. Мы все делаем одно дело. Как-то так оно получается. ...
Как это ни жестоко, но короткий привал вскоре закончился и оба бойца снова вышли на тропинку. На одной из полян, по которой проходила дорога с приметной развилкой, Иван задержался, сделал привязку местности к карте, и, сменив направление, повёл Ромашова к болоту, где их должны были ждать бойцы. Несмотря на усталость и беспокоящую боль в руке, Непомнящий шёл: не жалея ни себя, ни своего товарища. Скорее нет. Был момент, когда смотря в спину навьюченного, как тяговая лошадь Василия, на Ваню накатила волна сожаления о том, что на привале, человек впервые открыл ему свою душу. А что сделал он? Он повёл себя как упёртый агитатор. ... Впрочем, придаваться ненужному самобичеванию было не резон, и непомнящий усилием воли прогнал ненужные мысли.
Впрочем и без того, было над чем подумать. Снова над головой несколько раз пролетел воздушный корректировщик - спасало то, что его приближение засекалось и, оба путника жались к стволам деревьев. Впрочем, этого можно было и не делать, дело в том, что ветви деревьев наглухо прикрывали виляющую меж них тропинку, как и идущих по ней людей. И это, несмотря на то, что солнце ещё не сильно приблизилось к закату: но лес уже окутала приятная, прохладная; можно сказать вечерняя полутьма. И только изредка, там где в растительности зияли лесные проплешины, выделялись островки яркого света. От чего возникало чувство умиротворённой, почти сказочной атмосферы. Уже не хотелось верить, что где-то идёт война; и люди объявив охоту на себе подобных - стреляют из чего не попадя друг в друга; устанавливают мины; насмерть сходятся в рукопашном бою. Как это ни прискорбно, но и этот достойный кисти художника пейзаж, мог в любую секунду стать полем брани.
Иван помотал головой: с таким настроением было недалеко до беды. Стоит только немного ослабить бдительность, не обратить внимания на первые признаки приближающегося врага и всё. Амба...
- Как там было в одном из 'чёрных‟ анекдотов будущего? - С горестной улыбкой, прошептал себе Иван под нос. - '... Абонент недоступен. Ну аще недоступен‟!
- Ты что говоришь? - Не останавливаясь, поинтересовался Ромашов.
Было видно, как танкист сгорбился под тяжестью несомого им груза, его уже даже слегка пошатывало, однако он даже не заикался о том, чтобы хоть немного облегчить свою ношу. Вот и сейчас, задавая вопрос, для экономии сил он даже не обернулся. Иван подозревал, что он выглядел не лучшим образом - если не хуже.
- Не обращай внимания Василь батькавич. Это я так себя подгоняю.
-А-га.
Дальше снова шли молча.
Можно это считать везеньем, или трезвым расчётом, при желании можно даже приплести неизменную удачу, ясно было одно, к болоту обе группы вышли почти одновременно. Буквально возле самой топи, Непомнящего и Ромашовым окликнул голос Быкова:
- Стой! Кто идёт?!
- Идут свои! Вот только кто ими интересуется? - Огрызнулся Иван, потому что так и не прозвучало число для идентификации - свой, чужой.
Он всегда требовал: - 'Даже если ты хорошо знаешь человека. Всё равно выполняй эту проверку: мало ли что может случиться, голос у чужака будет немного схож...‟. - Поэтому ждал и не спешил выходить на открытую местность. Впрочем, часовой понял свою оплошность и поспешно - с некоторой растерянностью сказал:
- Семь.
- От пятнадцати отнять семь. ... - Быстро просчитал Иван и вслух ответил. - Восемь!
- Правильно, проходите. - Уже спокойно, судя по тембру голоса даже расслабившись, ответил охранник. - Мы сами несколько минут как пришли: проводник говорит, что перед тем как пойдём по болоту, надобно хорошенько отдохнуть.
Нужно было видеть, как обрадовались бойцы возвращению командира и Василя: особенно это было заметно по Сёмке. Он сразу кинулся к Ромашову и забрал у него тянущее к земле оружие. Затем, весело чего-то ему тараторя, помог снять забитый под завязку сидор. Впрочем, разгрузиться помогали и Ивану.
- Тут мы немного помародёрствовали над немчурой: боеприпасы и содержимое сухарных сумок. - Непомнящий старался говорить как можно бодрее. - Никитин, распредели это между всеми поровну. ...
Здесь Иван запнулся. Он обратил внимание на то, что у Захара не было оружия. Уж чего-чего, а утерю личного оружия прощать он не желал.
- Никитин, ты где свою винтовку дел? - Лицо Непомнящего посуровело. - Михеев, почему у тебя боец без оружия?! Что за дела, Федя?!
От этого вопроса напрягся только Никитин, а Михеев совершенно бесстрастно - можно было сказать, что его флегматизм был показным, ответил:
- Так по моему приказу он временно отдал её Быкову, тот с Корольковым в секрет заступил. Вот я и подумал, что не дело, если они будут там с одной винтовкой на двоих. Но это только на время дежурства. - Поспешил уточнить тот.
- Ну раз так, то добре. Вот Захар, держи пока эту . - С этими словами Непомнящий протянул бойцу отдавивший плечи трофейный карабин.
После чего, Иван снял ремень и избавился от сухарных сумок и пары полных фляжек: той тяжести из-за которой ремень так долго и нещадно врезался в бока. Почувствовав, как тело обрадовалось избавлению от излишнего груза, и непроизвольно тяжело вздохнув, и потерев намученную кожу. Он присел, и развязал завязку на сидоре, где лежали у него остальные трофеи.
- Здесь патроны к немецкому оружию, пистолеты, консервы. Распределите меж собой. Заодно не помешало бы немного перекусить.
Последнее предложение, немного воодушевило бойцов, вот только привыкшие к долгой жизни впроголодь люди, как обычно насытились на удивление малым количеством еды. Хорошо, что не открыли консервы - пришлось бы их выкидывать в топь недоеденными. Как говорили ещё древние мудрецы: - 'В этой жизни, всё имеет свойство заканчиваться‟. От себя, Иван мог добавить - особенно хорошее. Так было и с привалом, пришлось подыматься и лезть в холодное болото. Благо, слеги́ были заготовлены заранее.
Чавк, чавк, чвак. Каждый шаг по болоту давался с трудом. А тут, ещё приходилось идти непредсказуемыми зигзагами: то ориентируясь на огромную кочку на которой теснились какие-то заросли, то сворачивать на приметное дерево в лесу, а после достижения небольшой тверди, поворачивать на новый ориентир. Казалось, что этим мытарствам не будет ни конца, ни краю. Что бы там не говорил Сёмка, но горожанину, которым, по сути дела и был Иван, это было очень трудным занятием. Вдобавок Непомнящий переживал по поводу обуви: несмотря на то, что сапоги были подвязаны стропами - отдельное спасибо за них Ромашову, но страх остаться без них, всё равно присутствовал. Похоже, ходьба по болоту доставала и упомянутого Ромашова, идущего позади Вани.
- ... От, чтоб тебя... етит Мадрид ... - Только и раздавался его приглушённый до шёпота, но от этого не менее раздражённый голос. - ... Да чтоб тебе ни дна, ни покрышки....
Где-то на пол пути до островка где можно было передохнуть, идущий сразу за проводником Фёдор оступился и нелепо взмахнув руками, упал. Вроде казалось, что он оказался в метре от тропы, где глубина была по пояс - не более, но солдат погрузился сразу по самые плечи.
- А - а! - Коротко вскрикнул Михеев, и его испуганный возглас моментально, разлетелся над всем болотом, всполошив птиц над дальним его окончанием.
Не теряя ни мгновения, Семён обернулся, и быстро разобравшись что произошло, протянул к упавшему товарищу свою слегу, тот за неё схватился обеими руками. Через пару секунд, оступившегося партизана вытягивали уже два человека: хохол Микола - уроженец винницы, без лишних слов пришёл на помощь. На это время все остальные остановились: так как знали, что проход по болоту узкий и если начать толпиться, то обязательно ещё кто-либо окажется в трясине. И всё-таки, Федю вытащили очень быстро. А смягчающим обстоятельством нарушения допущенного бойцом - было строго настрого запрещено кричать, являлось то, что он не утерял своего оружия. Правда, по выходу на твёрдую землю его первым делом необходимо вычистить, но это поправимо - по сравнению с его утерей в этой топи. Впрочем, как это ни странно, но и Фёдорову слегу́ удалось 'спасти‟.
- Дядь Федя, - поучительно заговорил проводник когда отдышался, - я же сто раз объяснял, перед тем как поставить ногу, ощупайте это места слего́й. А вы?...
Фёдор молчал, ни слова не отвечая подростку: его била мелкая дрожь и было не разобрать, толи из-за того что трясина была жутко холодною, толи от перенесённого стресса.
Впрочем, дальше - до островка добрались без происшествий. Быстро всполоснув, и отжав мокрую одежду, бойцы расположились на ночёвку. И уже по утру, Иван, проснувшись раньше зори, лежал и, наблюдая за местом где они вчера вечером вошли в болото, в пол уха слушал разговоры своих просыпающихся товарищей.
- ... Братцы ей богу, от те крест, каждую ночь снится. Я с тятькой тружусь на покосе. Сеструхи с мамкой у брички возятся: квашеное молочко на скатёрку выставляют, хлеб, и прочую снедь. - Мечтательно прикрыв глаза, рассказывал рябоватый Корольков. - Батя эдак размашисто вжик косой: а травка так и ложится под его ноги. А я, знать подле него - немного позади иду и под его взмах своей косой приноровляюсь. Ох и знатный косарь мой папаня... А запах у скошенной травы... аж голова кругом идёт...
- Эка невидаль, запах покоса. - Осипший голос говорившего Иван не узнал. - Мне бы сейчас бабу потискать, да вдохнуть кисло сладкий запах её горячего тела. ...
- От, в болоте жабы есть, поди их и потискай: они тоже бабьего роду племени... Кто о чём, а голый о бане... Не братцы, вот бы хорошим табачком разжиться . Да курнуть его... Эт точно: уже ухи от его отсутствия пухнут... А трофейное курево не то: оно тьфу - как трава... А я бы и такое дымнуть не отказался... А мамка, як видчувала що прыйде вийна... - Тихие голоса беседующих действовали немного усыпляюще: поэтому, Ивану приходилось прилагать немалые усилия чтобы не позволить смежиться ве́кам.
Тягучую, сонную негу как ветром сдуло; вот она была, и сразу же её не стало. И не мудрено, кто пожелает вздремнуть, когда увидит неподалёку от себя затаившегося врага. Нет, не так. Смотря через оптический прицел своей винтовки, заметит врага, осматривающего через бинокль болото. Фриц, выглядывал из-под куста, и пока что никого не заметил.
- Тише, все замерли и не высовываемся. - Тихо, почти по слогам проговорил Непомнящий. - У нас гости: персональный хвостик от вермахта. А ну назад, не маячить.
Последняя фраза была сказана как нельзя вовремя, почти всем захотелось посмотреть на своих преследователей. Но услышав предупреждение, люди замерли. А Иван продолжал отдавать приказы шёпотом:
- Федя, возьми у Василя, трофейный пулемёт. Вася со своим ДТ занимает правый фланг, а ты левый. И смотрите мне - на позиции выползайте незаметно, и стреляете только после моей команды, то есть моего выстрела: это всех касается.
Судя по серебристому, чистому погону: светлым прямоугольником выделяющимся на фоне тёмного кустарника, это был лейтенант. Так никого и не обнаружив, лейтенант неспешно полуобернулся, и судя по всему, стал отдавать приказы своим подчинённым.
- Ну вот, дёрнул нас чёрт устроить такой долгий привал на этом островке. - Запоздало ругал себя Иван. - Сейчас станут здесь лагерем, или оставят блокпост из пары пулемётов и нескольких стрелков. После этого всё: каюк котёнку - еды у нас до жути мало, воды тоже. Впрочем, от голода и жажды мы не помрём: вызовут 'Раму‟; обнаружат нас загорающих на этом пяточке, и .... Лучше не думать, чтоб не накликать беду на свою голову.
Обдумывая как быть, Непомнящий посмотрел на своих товарищей: они осторожно готовились к бою.
- Братцы, у кого есть кикиморы, облачайтесь в них. Остальные, что хотите делайте, но вы должны замаскироваться. - Впрочем, взглянув в сторону противника, Иван дал новый приказ. - Отставить. Всем замереть.
Что-либо делать было тоже поздно. На небольшой пустырь, приютившийся между лесом и топью: как раз там, где отряд устраивал привал перед тем как вступить в болото, стали выходить разномастно одетые мужички, вооружённые карабинами и у всех на рукаве красовалась повязка с надписью 'Полицай‟. Всего их было двадцать человек. Все они сразу стали осматривать окрестности; затем, найдя следы пребывания партизан, засуетились ещё сильнее, замахали руками. Что они говорили, было не разобрать, но видимо убедившись что никакой опасности нет, из зарослей вышел немецкий офицер, в сопровождении двух фельдфебелей и одного связиста. Они вальяжно, как истинные хозяева этого мира, проследовали к середине пустыря и остановились. К ним сразу кинулись трое полицаев и спешно сняв головные уборы, вытянулись перед немцами по стойке смирно - или изобразили что-то вроде этого: смотрелись они как истенные лизоблюдки. Поначалу они стали говорить одновременно, однако, немцы быстро и жёстко навели порядок. Поэтому каждый из троицы по очереди рассказывал, что он увидел, и каждый предатель указал на островок, на котором притаилась группа Непомнящего. Впрочем, судя по маске лёгкой брезгливости, немецкий офицер явно был не высокого мнения о своих подчинённых и слушал унтерменш стоя в пол-оборота к ним, так как больше всего прислушивался к своему переводчику - фельдфебелю, стоявшему по правую руку от него.
Когда доклад был окончен, лейтенант небрежно ткнул пальцем в двоих стоявших перед ним полицаев и что-то сказав, кивнул в сторону островка с партизанами. Выслушав перевод приказа, избранные на его исполнение 'счастливчики‟ замялись. Но после короткого окрика немецкого офицера, отбежали от него и подозвали к себе ещё пятерых своих подчинённых. Было хорошо видно, что и они были не в восторге от полученного ими задания, впрочем, косо поглядывая на немцев, они послушно кинулись в лес.
Озадаченные пока что непонятным партизанам заданием полицаи отсутствовали недолго, и вскоре вернулись, неся с собой свежесрубленные жерди. И перекрестившись, один за другим, 'счастливчики‟ полезли в болото.
- От суки, хотят убедиться что здесь никого нет... О курви маты... - Послышался озлобленный шёпот партизан.
- Тихо. Передать по цепи. Как только я выстрелю, пулемёты работают по тем, кто остался на берегу. Остальные по идущим к нам иудушкам.
Время замерло, то есть неимоверно замедлило свой ход. Полицаи, прощупывая слегами путь, уже отошли от твёрдой земли на приличное расстояние, другие, выстроенные немцами в шеренгу, держали на прицеле островок. Ивану это зрелище напоминало игру недорослей в солдатики. Всё-таки, полицаи это не послушный и исполнительный немец, так что в скором времени карабины в руках этих холуёв стали дрожать, а у некоторых откровенно целили в болото. Окрики фельдфебелей наводили порядок, но ненадолго. Иван даже удивился. Насколько эти олухи должны были достать своих хозяев, раз они так решили тех наказать? Ведь гораздо логичнее было целить опасный участок в позиции лёжа. Однако немецкий лейтенант - откровенно скучающий немного в стороне от своих подчинённых, так не считал.
- Ну что, пора. - Подумал Иван, и плавно нажал на спуск: целя в живот офицера.
Винтовочный выстрел, сменился пулемётной трескотней, которая заглушала собой всё остальное. Лейтенант схватился за живот и упав скрутился калачиком. Первым, раненного командира заметил радист, но склонившись над ним, свалился с пробитой головой. Непомнящий видел, как полицаи открыли беспорядочную стрельбу. - Фьють - вжик - вжик ... - Пролетали выстреливаемые ими пули в опасной близости от его головы. Но он, пока занимался только немцами. Унтер-офицеры вскоре заметили ранение командира и тоже кинулись к нему. Первый пал также как и связист, другой был сражён, когда пытался оттащить раненного в относительно безопасную зону. Следующий выстрел, был избавлением раненого фашиста от лишних мучений.
Оставались полицаи: они, уже не стоя - как их поставили хозяева, а лёжа отстреливались от партизан. Двое или трое, в самом начале боя бросив оружие дали драпака, большая часть лежали, больше не подавая никаких признаков жизни, а четверо пока что сопротивлялись. Зарядка магазина патронами, корректировка на лежачее положение цели: бах - полицай с детским, ещё без растительности лицом, дёрнулся и затих. Замолчали пулемёты, видимо израсходовали боеприпасы - MG добил ленту, а ДП свой диск. Впрочем, кто-то из них: на последней очереди, сократил количество врагов до двух человек. Рыжебородый детина, услышав, что смолкли пулемёты, вскочил и устремился в лес. Правильнее будет сказать, пожелал туда убежать, да выгнув спину и взмахнув руками, как подраненная птица крыла́ми, свалился как подкошенный. Пока Иван передёргивал затвор, подскочил последний полицай, но его сразил Ромашов, пройдясь длинной пулемётной очередью по его спине.
Неожиданно наступившая тишина больше ничем не нарушалась. Только взывал о помощи единственный из оставшихся в живых предателей. Иван, ориентируясь на зов, обнаружил его в трясине: тот в ней тонул, у бедняги на поверхности оставалась только голова и руки, которыми он время от времени махал, желая привлечь этим к себе внимание. Лучше бы он этого не делал: каждый раз, когда он вытаскивал из поглощающей его жижи руки, голова немного проседала. Но испуганный человек всё равно продолжал дёргаться, усугубляя своё и без того обречённое положение.
- Почему не добили? - Бесстрастно поинтересовался Непомнящий, ни к кому конкретно не обращаясь.
- Собаке, собачья смерть. - Зло процедил кто-то справа от Ивана. - И так подохнет.
На что Ваня ничего не ответил, только, вскинув винтовку, прицелился и выстрелил. Крик о помощи смолк на полуслове. После чего, обведя боевых товарищей усталым взглядом пояснил:
- Нельзя так - не по-людски. Убивать врага - убивай, но зазря, перед смертью не мучай. Мы ведь не фашисты, и уподобляться им не будем!
Ни каких извинений, ни раскаяний по этому поводу, ни сожалений, никто не высказал. Выждав некоторое время: пока не убедились, что никого из врагов рядом нет; отряд приготовился к дальнейшему переходу.
- Семён, веди нас назад. - Неожиданно приказал Непомнящий, когда все бойцы построились гуськом и ждали только команды на начало движения.
Никто не понимал, зачем лесть в болото и возвращаться назад на полпути. Все без исключения с удивлением, смотрели ка командира и даже не шевельнулись. А Иван прокашлявшись, пояснил:
- У фрицев командующих полицаями, есть рация. Уверен, они успели передать своему командованию информацию о том, что увидели наши следы ведущие в это болото. А это значит, гитлеровцы отныне знают направление в котором мы идём, и там, на нас будут устраиваться засады. - Ваня указал рукой на противоположный край болота. - А мы пойдём обратно, туда где нас не ждут.
В этот момент, стоящий перед командиром Сёмка, задумался сморщив лоб и стал выглядеть серьёзным, как никогда до этого. И этим, напомнил Ивану молчаливого тёзку проводника, сибиряка который ушёл с группой на подрыв моста.
- Как там они? - Удручённо подумал он. - Небось, тоже пытаются оторваться от преследователей.
- Ну что стоим? - Поинтересовался Фёдор, которого стала раздражать затянувшаяся пауза. - Сёмка, веди куда командир приказал.
На берег вышли довольно таки быстро, но сильно измотанными. Быстро обыскали трупы врага, со всех у кого была справная обувь, её сняли, собрали оружие, боеприпасы. Однако ни сидоров с провизией, ни сухарных сумок не у кого из убитых не было.
- Фёдор, бери с собой пару человек и Сёмку, - Распорядился Иван, обратив на это внимание, - да аккуратненько пройдитесь по следам противника, не могли они по лесу бегать без съестных припасов, и запаса патронов: нельзя так - да и немец не дурак.
Приказ был выполнен почти мгновенно, а через двадцать минут, бойцы вернулись довольные, можно даже сказать радостные. А проводник Семён, от переизбытка эмоций, даже слегка пританцовывал - отчего можно было подумать, что он был пьян. Увидев эту счастливую процессию, все партизаны заулыбались и эта четвёрка, стала центром притяжения всех взглядов. А Фёдор, подойдя к Непомнящему, с выкрутасами - шутливо выписывая ногами неимоверные 'кренделя‟ как какой-то скоморох, доложил:
- Иван Иванович, ты как в воду глядел! Предсказатель ты наш. На дороге бегущей мимо этого болотца стоят две телеги, полные разных вкусностей, гранат и патронов. И всё это богатство теперь наше.
Иван тщательно принюхался, не несёт ли от его подчинённых спиртным душком.
- Стоп. А как на счёт сбежавших предателей? Неужто они с испугу всё это изобилие бросили?
- Да не переживай ты так командир, далеко они не ушли, вон в кустах оба голубчика лежат. Видать наши пулемёты их одной очередью приголубили. А тех, кто обоз охранял, мы тихонечко в ножи взяли. Так что, всё это добро, наш законный трофей. Это взамен одной нашей отпущенной в лесу лошадки, нам две телеги прибыло.
Иван не верил своим ушам: так не могло быть, но всё-таки фортуна снова благоволила его группе.
- Точно никто не ушёл? - Недоверчиво, немного скосив голову, поинтересовался Непомнящий.
- Дык, эти куркули без своего добра убечь никак не могли. А охрана была слишком беспечна - знать не догадывалась о том, что здеся произошло.
- Ладно. - Согласился Иван. - Грузите все трофеи, рацию, по пути постараемся и с ней разобраться. В отряде, эта вещь даже очень нужная.
- Не получится командир. - Послышался немного раздосадованный голос Ромашова. - Мы своей интенсивной стрельбой, её сильно попортили.
После этих слов все смолкли. А Иван, в полной тишине посмотрел на продырявленную в нескольких местах коробку, бывшую некогда рацией и, махнув рукой, проговорил:
- Жили без неё, и дальше проживём. Тем более, у нас за эту шарманку и посадить некого.
Неизвестно, о чём думал Непомнящий, какие мысли посещали его голову, однако через минуту, он озвучил приказ, удививший поначалу всех его людей....
Глава 20
Да. Куда бы не был устремлён взгляд, для утончённого эстета Нойманна, по его мнению, всюду была варварская территория. Дремучий, неухоженный лес с его вечной сыростью, жутко контрастировал с цельностью Шварцвальда, даже местные ухабистые дороги, таковыми можно было назвать только с большой натяжкой. Но когда он получит во владение эти земли, он наведёт на них порядок. А сейчас, нужно было избавить этот лес от бандитов...
И всё же, сегодня погода, для этой местности была прекрасной, небо было плотно обложено облаками, поэтому сегодня солнце не пекло и не было нужды прятаться в тени. Истинный Ариец, уроженец Пруссии, белокурый красавец и сердцеед - оберлейтенант Вильгельм Нойманн, сидя на раскладном стуле, и испытывая приятную, полусонную истому, повторно перечитывал письмо своей невесты Катарины. Перед ним, на походном столе лежала фотокарточка, сделанная в весьма дорогом фотографическом салоне господина Майера. На ней была изображена его кучерявая Кети, она была одета в пошитый по последней моде костюм, и весьма грациозно сидела на импровизированной скамейке - рядом с остовом 'древней‟ колонны обвитой плющом. Девушка была не одна и рядом с ней скромно приютилась незнакомая красавица, чьё свежее, молодое личико и невинная улыбка, немного стыдливо потупленный взгляд, заставил сильнее забиться сердце героя. Но при этом, внешне он всё равно остался абсолютно спокойным. Тут же, в письме Катарина поясняла:
- Здравствуй милый мой Вилли, душа моя. Если бы ты знал, как тоскует и мается моё сердечко томимое тягостной разлукой. Радует только одно: доктор Геббельс утверждает, что наша доблестная армия теснит врага по всем направлениям, расширяя границы Великого Рейха. А немытые, голодные Иваны - неспособные дать истинным Арийцам, сдаются целыми подразделениями. Чему есть многочисленные кинодокументальные подтверждения.
Мы с моей мамой, когда по выходным посещаем синема, всегда с жадностью смотрим всю кинохронику, рассказывающую о войне на востоке: мы всё выискиваем, вдруг мелькнёт твоё родное личико, или ты приветственно помашешь нам с киноэкрана рукою - так делают многие доблестные солдаты вермахта.
Единственный мой, посылаю тебе свой фотографический портрет, сделанный не так давно в салоне у небезызвестного тебе господина Майера. На нём изображена я, в компании с моей дальней кузиной Мартой. Я как-то тебе о ней рассказывала, правда в моих словах она представала ещё сущим ребёнком. А сейчас, ты только посмотри как она повзрослела. Суженый мой, прошу, не обижайся на меня, но как она приехала к нам, я ей часто рассказываю о тебе, о твоих подвигах. Так что кузина: в силу своего юного возраста, в полном восторге от того, что такой герой как ты, будет мужем её любимой родственницы. И соответственно посылает тебе горячий привет, с наилучшими пожеланиями.
Ненаглядный мой, вчера мне снился сон, что ты возвращаешься домой победителем, и я возлагаю на твою голову лавровый венок триумфатора. Я с нетерпением считаю дни до окончания столь опасной битвы с восточными варварами, и никак не могу дождаться того момента, когда ты - такой мужественный и сильный, поведёшь меня к алтарю и станешь моим мужем. Нежно, много раз целую твою фотокарточку и с нетерпением жду своего героя²⁵...
Вильгельм прервал чтение и взяв в руки карточку ещё раз посмотрел на фотографию, улыбнулся. Катарина была как всегда прекрасна, несмотря на её несдержанный в чувствах стиль письма, но здесь, всему виной было длительное проживание её семьи во Франции. Эти проклятые легушатники, дурно повлияли на её воспитание. Ну а фото её кузины, пробудило в его душе неутолимое желание испить нежный нектар этой юности. Нет, девушка должна ещё немного дозреть, и он, ни за что на свете не променяет свою Кэт на её родственницу - он как похотливый кот, желал урвать себе кусочек заветного плода, и не более того. Всё это будет в будущем, и пусть всё же девица немного повзрослеет...
- Господин оберлейтенант, разрешите доложить!
Перед Вильгельмом возник ефрейтор Мюллер - и у этого мельника²⁶ был весьма испуганный вид. Мало того что Нойманна оторвали от сладостных грёз, ещё перед ним стоял трус. И он, всегда презиравший трусов, брезгливо поморщился - как будто перед ним был не человек, а мерзкое, поганое чудище.
- Ну что там случилось, докладывай! - Быстро взяв под контроль свои эмоции, соблаговолил ответить офицер.
- Унтерменши лейтенанта Вебера возвратились. Какие-то они все побитые, забинтованные, двое израненных Иванов ведут повозки и, их сильно шатает: толи напились сволочи, толи вот, вот упадут от кровопотери. Господин лейтенант со своими людьми, вообще лежат в первой телеге, а на второй, кучей навалены местные полицаи.
- Всё? Или ещё чего произошло? - Оберлейтенант, пребывая в лёгкой неге от прочтения письма из дома, и не сразу понял всего смысла сказанного.
- Больше ничего. Только эти унтерменши совсем ополоумели: несмотря на команды стоять пытаются кричать что-то про ранение нашего лейтенанта и его солдат.
Эти слова подействовали на офицера как ушат холодной воды, и он вскочил со стула.
- Что?! Чего вы стоите передо мной, когда офицер в опасности?! Где медики?!
Мюллер побледнел, часто заморгал и, начав слегка заикаться, инстинктивно сделав полушаг назад, пролепетал:
- Стрелки́ с моего наряда первым делом кинулись к нему: то есть к лейтенанту. Они говорят что, несмотря на то, что лейтенанту Веберу, обоим унтер-офицерам и его радисту была сделана перевязка, они всё мертвы.
- Эти недочеловеки живы, а воины вермахта мертвы?! - Оберлейтенант, негодовал. - Почему, как так получилось? Переводчика сюда! Живо! И этих ублюдков, что не уберегли жизнь представителей высшей расы! Всех! Раненых и мёртвых, всех сюда! Я живых допрошу, и выжившие позавидуют мёртвым - я их живьём закопаю!
Брань возмущённого офицера, мгновенно разлетелась по всему лагерю, и привлекла внимание всех солдат отдыхающей смены. Кто мог, подходили поближе, кому не повезло, те напрягали слух в ожидании шоу под названием - наказание нерадивых Иванов. Что обещало стать весьма ярким событием, как-никак, многодневное, нудное стояние перед лесом: в полной глуши, своим единообразием выматывало и угнетало дисциплинированное немецкое воинство. Нависшую над своими головами грозу почувствовали и виновники переполоха: поэтому, они, не отпуская поводьев, шли мимо группирующихся вокруг своего офицера немцев. Двигались как нашкодившие псы, смотря только себе под ноги, и постепенно замедляя шаг. - Как будто это могло сильно отсрочить неизбежную в таких случаях расплату.
Наблюдал за этой процессией и оберлейтенант Нойманн. Он картинно широко расставив ноги и спрятав руки за спиной, стоял возле бронетранспортёра; его надменный взгляд буравил полицая, ведущего под уздцы коня первой, и весьма скрипучей телеги. Вилли знал, какое впечатление наводит на местных унтерменш вид германского офицера выражающего своё недовольство.
- Пусть эти твари трепещут, видя насколько я зол за то, что они не сберегли жизнь моего боевого товарища. - Распаляя себя, думал оберлейтенант. - Чем больше я их додавлю сейчас, тем скорее узнаю правду о гибели лейтенанта Вебера.
Не доезжая до немецкого офицера, приблизительно трёх метров, Худощавый полицай остановился и, поспешно сняв с головы свою нелепую шапку, замер, уничижительно опустив голову.
- Слушай Иван. Почему ты стоишь передо мной, а мой боевой друг и его товарищи погибли? Отвечай!
Измождённый, седовласый, небрежно подстриженный полицай вздрогнул от резкого оклика. Когда ему перевели вопрос, то вообще втянул голову в плечи: на манер испуганной черепахи. Это только усилило желание Вилли, сурово наказать трусливых аборигенов.
- Как стоишь свинья?! На колени! ...
Неожиданно, полицай исподлобья взглянул на Вилли, и снова потупился. Однако Нойманна как током прошибло, и он осёкся на полуслове. Стало понятно почему ему казалось, что он чего-то недоглядел, какую-то важную мелочь. И вот сейчас, всё стало на свои места. На оберлейтенанта посмотрел не затравленный холуй, а человек полный ненависти и решившийся на какой-то отчаянный поступок. После чего офицеру стало понятно, что вернувшиеся полицаи слишком истощённые и одеты одежду, явно снятую с чужого плеча.
Так и не закрыв рот: открытый для того чтобы выплеснуть на Иванов всё что накипело; Нойманн судорожным движением постарался извлечь свой пистолет из кобуры - получилось это со второй попытки. Однако стоявший перед ним недочеловек чего-то выкрикнул и мгновенно упал на землю. Из передней телеги, двое красноармейцев выскочили из-под настеленного сена и также растянулись возле неё. А в руках у седого псевдо полицейского неизвестно каким образом появился пистолет. - Бах, бах. - Дважды из его ствола вырвались два еле заметных дымка. В грудь истинного Арийца что-то сильно ударило; обожгло чем-то горячим - достав до самого сердца: которое после этого последний раз встрепенулось и остановилось. Уже угасающее сознание зафиксировало, как из второй телеги неизвестная сила вывалила нескольких покойников, под которыми оказались вполне живые партизаны, которые, в свою очередь, упав у колёс телег, открыли беглый огонь по его растерявшимся солдатам. В следующую секунду земля устремилась навстречу лицу Вилли.
Глава 21
Иван заметил, что его затея с переодеванием раскрыта, впрочем, сейчас это было уже не важно: цель достигнута, отряд максимально сблизился с противником, при этом враг, видя перед собой разбитые и деморализованные партизанами остатки группы своих холуёв именуемых полицаями не ожидает никакого нападения. Вот 'раскусивший‟ его холёный немецкий офицер - таких типажных людей только на агитационных плакатах рисовать, онемев от удивления, потянулся к пистолету, Ваня с криком: - 'Бей‟! - резко упал на утрамбованное покрытие широкой лесной дороги. В былые времена, играя с друзьями в страйкбол, он таким образом частенько уходил с линии огня. Бац, бац. Два пистолетных выстрела раздались набатом - запустив отчёт времени, в коротком отрезке которого будет решено: вырвется ли группа Ивана из окружения, или поляжет в этом неравном и авантюрном по своей наглости бою.
Оберлейтенант, видимо так и не успел понять что произошло: немного шатнувшись, его тело упало как подрубленный столб. К офицеру немедленно кинулись двое солдат. Бац, бац. И они легли так, и не добежав. Перекат к убитому офицеру - его извлечённый, но так и не пущенный им в дело пистолет в руках у Ивана. Ещё два хлопка, уже по второй паре немецких пехотинцев спешащих на помощь к своему командиру. Впрочем, пистолетные выстрелы больше не были различимы на фоне трескотни и криков боя, возле телег застрекотали оба партизанских пулемёта. А внезапно 'ожившие‟ бойцы, переодетые в одежду полицаев, также из позиции лёжа, стреляли из своих ППД короткими очередями. Может быть не все попадали в цель, но этого уже не исправить.
Впрочем, зачастил и немецкий пулемёт, установленный на кормовой аппарели бронетранспортёра. - Увить, увить - в опасной близости мерзко свистнули пули. Рядом с Непомнящим взвились пыльные фонтанчики от пуль. Всё внимание переносится на стрелка, ставшего за MG. Первый, спешный выстрел уходит в 'молоко‟, зато второй, или быть может третий, оказался результативным: немец неестественно дёрнул головой и скрылся из виду. Через пару секунд, германская 'газонокосилка‟ заработала снова. Пришлось снова отвлекаться на него и уже с первого выстрела ликвидировать очередного немца ставшего у пулемёта.
- Ромашов! Мухой в машину и чтобы оттуда огонь вёлся только по немцам! Прикройте его!
Василь как раз сменял диск на своём ДП, услышав команду, и не завершив начатое вскочил, и низко пригибаясь к земле, помчался к БТРу. За ним, что было неудивительно, метнулся Сёмка - за чьей спиной без дела болталась мосинка Ивана. Этот бой, Непомнящий, решил вести оружием, которое можно было носить скрытно, и винтовка под это определение не подходила. Пистолеты подходили больше, так как, внешне безоружный полицай, не воспринимался как потенциальная угроза. Когда бывший танкист исчез в недрах вражеской машины, Ивану послышалось что раздался выстрел и вскрик боли; юный проводник юркнул следом, но больше никаких выстрелов не прозвучало. Прошло несколько томительных секунд неизвестности, пока над бортом не появилась окровавленная голова угрюмого Ромашова, и пулемёт, поведя стволом, заработал уже по своим бывшим хозяевам. Выкашивая их ряды как косою.
Ответная стрельба немцев, так и не сумев организоваться начала стихать. И нужно было понимать, что долго так продолжаться не может. В любой момент можно ожидать подход подкрепления из мобильных групп, или найдётся тот человек, кто сумеет организовать оборону - шок от неожиданного нападения может пройти в любой момент.
- Отходим! - Стараясь перекричать стрельбу, закричал Иван. - Место сбора: отбитый бронетранспортёр!
Многие партизаны, не поняв, что имел в виду их командир, начали озираться. Но увидев, что в единственной на всю округу бронемашине находится Ромашов и не просто сидит в ней, а обильно потчует фрицев смертоносным свинцом, начали отход. Пока одни прикрывали огнём перемещение своих товарищей, другие взяв с телег свои сидоры, парами перебегали под защиту брони и уже оттуда продолжали вести огонь - всё как отрабатывали на изматывающих занятиях в лагере. Последним, подхватив с телеги свой вещмешок и свёрнутую компактной скаткой 'кикимору‟, в Sd Kfz 250 забрался Непомнящий. Он запрыгнул под градом пуль бьющих по броне машины, держа в руке опустевший МР- 40, тот, который он поднял возле убитого в голову унтера. Ваня последний раз окинул поле боя взглядом и крикнул, убедился, что из его людей никто не остался на поле брани и подал команду:
- Всё! Трогай!
Машина взревела мощным двигателем и, как будто оживая, сбросив оцепенение, вздрогнула всем корпусом, и набирая скорость тронулась с места. Оказывается, Василь уже давно занял место водителя и ждал только команды для начала движения. Рядом с ним сидел Фёдор, который только что закончил спешную перевязку головы танкиста. Все остальные - кто мог держать оружие, отстреливались, и делали это до тех пор, пока бронетранспортёр не свернул на узкую просёлочную дорогу, и по его броне не перестали стучать пули.
Иван, оседая на бортовое сидение, обвёл усталым взглядом своих боевых товарищей, и повторно убедился, что на месте скоротечного сражения не осталось ни единого его человека все были рядом с ним. Впрочем, это не сильно радовало, так как в машине лежали двое его подчинённых, и они были мертвы. Третий - Григораш, лежал бледным как саван и часто: поверхностно дышал. Впрочем, ранения той или другой степени имели все без исключения.
- Василь, гони родной! - Перекрикивая рёв мотора, крикнул Иван. - Все остальные осматривают машину на предмет наличия в ней боеприпасов и провизии. Не забываем оказать первую помощь раненым!
Надрывно ревел двигатель, Ромашов слушая указания Сёмки, не жалея машину уходил в отрыв: пыля по ничем не приметным, узким лесным дорогам, часто меняя направление. Благо, полугусеничный вариант шасси, позволял не обращать внимания на состояние 'грунтовки‟ и броневик, съезжая с накатанной колеи, шёл покачиваясь на сильных выбоинах и кочках. В такт этой качке, широко расставив ноги, пошатывался недавно рекрутированный Быков: он стоял у кормового пулемёта и наблюдал за дорогой - готовый в любую секунду открыть огонь по преследователям. Остальные люди, точнее сказать пассажиры бронированного чуда немецкого автопрома, спешно обыскивали все закоулки трофейного транспортного средства, копошась в недрах его кузова, как мураши в муравейнике, и признаться, были за это весьма щедро вознаграждены. Табак, трофейный пулемёт с большим запасом боеприпасов были не в счёт. Также, партизан впечатлили несколько газет - мгновенно растащенных и разодранных на обрывки для самокруток. В перечень удачных приобретений можно было добавить два ящика с гранатами-колотушками, ящик патронов к карабину, да прочие бесхитростные солдатские пожитки: такие как бритва, пара наручных часов... Каковы времена, такие и радости. А вот лично Ивана больше порадовали четыре санитарных подсумка из коричневой кожи, да пяток металлических медицинских коробок: если бы не белые круги с красными крестами, то их можно было попутать с коробками для пулемётных лент. То-то им обрадуется Настя. А вот с провизией было туго - совсем ничего.
- Эй Васька! Не тряси так сволочь! - Возмущённо выругался Фёдор: тряска мешала ему наложить повязку на левую руку, точнее сказать плечо Ивана. - Чай не дрова везёшь! Гад ты этакий!
Как ни старался вспомнить, но момент, когда пуля попала Непомнящему в трицепс, Ваня не смог - не до того было. Когда прорыв состоялся, и прошла горячность боя, он ощутил что ему больно шевелить рукой. Но продолжая вспоминать и анализировать события прошедшего боя, он не сильно обращал на это внимание. И когда Михеев почти на ухо прокричал:
- Командир, у тебя вся рука в крови! Он как капает! Дай гляну! ...
Вот тогда, Иван и почувствовал, что плечо не просто простреливало болью на любую попытку им пошевелить, ещё рану сильно щипало - видимо в неё попадал пот или ещё чего-то. И вот, когда обработка и перевязка были почти закончены, у Фёдора сдали нервы. Вот тогда, он и сорвался на Ромашова.
- Владимир Анатольевич, вы ведь у нас тоже водитель, так что смените Ромашова. - С того места где сидел Непомнящий ему было хорошо видно водительское место, и он прекрасно видел, каким бледным был танкист как он часто тряс головой и щурил глаза, было понятно, что ему как минимум, был срочно необходим отдых. - Только поживее: долго стоять на месте нам никак нельзя.
Броневик остановился слишком резко. Кто-то не удержался и упал, были и те, кто подтверждая закон инерции - больно приложился ... проще говоря, после такой остановки, все ругались знатно: на зависть портовым рабочим. Прошлись матом, начиная от родственников пресловутого водителя и особого мнения относительно навыков его вождения, заканчивая упоминаниями всех святых. Особенно в этом искусстве выстраивания нецензурных слово оборотов усердствовал Быков. Во время движения, бедолага стоял возле заднего люка, поэтому пролетел добрую половину десантного отсека и не расшибся только благодаря тому, что удачно на кого-то упал. А Ромашов, как ни в чём не бывало, пробубнил:
- И правда командир, замени меня. Голова кружится, перед глазами всё плывёт, мо́чи нет терпеть такое. Могу в любой момент отключиться.
Стоянка немного затянулась, так как слева по движению, лес немного отступил, образуя некое подобие чистенькой полянки и было единодушно решено, пользуясь вынужденной остановкой, упокоить на ней своих убитых. Так что вскоре все те, кто сильно не страдал от ран, имеющимися в броневике лопатами выкопали могилу на троих погибших товарищей. Дело в том, что смертельно раненый Леонид Григораш почил через десять или пятнадцать минут после того, как отряд с боем вырвался из окружения. Пока копали могилу, Фёдор, он же в этом выходе и зам Ивана, и наскоро подготовленный Смирновой санитар, ещё раз проверил, всем ли нуждающимся в полном объёме была оказана необходимая помощь. Судя по его довольной мимике, благодаря которой у Ивана возникла ассоциация, что в этот момент, Михеев стал похож на кота, которому удалось безнаказанно полакомиться забытой на столе сметаной. В общем, судя по его блаженной улыбке, в помощи больше никто не нуждался.
- Ну что Федя, много у нас потерь? - Поинтересовался командир у своего подчинённого, когда тот повторно его осматривал и поморщился от весьма болезненного надавливания, вызвавшего боль, в весящей на перевязи руке.
- Трое погибли, а ранены все - без исключения: даже меня слегка задело. Слава богу, серьёзных ран больше ни у кого нет. - Вот только Ромашову нужно как можно больше лежать. Пуля чиркнула по голове: коробочку не пробила, но подозреваю, что всё окончилось сотрясением мозга. Наш малой проводник рассказывает, что когда он заглянул в БТР, то притаившийся в кузове немец, как раз собирался добить лежащего без сознания Ромашова. Ну а наш малец, с ходу приложил фашиста прикладом твоей винтовки. После чего привёл Ваську в чувства...
Видимо сообразив, что сболтнул лишнее, Фёдор стушевался - что было на него не похоже и, понизив голос проговорил:
- Только Иванович, ты это. Мальца то, шибко не ругай. Он знаешь как по этому поводу переживает, он видел как ты бережно относишься к своей мосинке. Вот и грызёт ногти в ожидании неизбежного нагоняя.
- Не переживай. Я его за то, что он спас жизнь своего боевого товарища даже поощрю.
Далее. Стоя над погребальным холмом, Иван, держа траурную речь, клятвенно пообещал, что смерть его боевых товарищей будет отомщена, и это не было пустыми и пафосными словами. Чувство, грызущее сердце и вопящее: - 'Почему ты жив, а они нет?! Что ты сделал не так‟?! - Это чувство металось, терзало грудь, требуя выхода. А им, могла быть только месть тем, кто принёс войну на твою землю, как говорится - око, за око. И желательно, взыскать с виновных по этому счёту, с лихвой. Как бы не кричали либералы будущего о том, что призывы убить немецкого фашиста там, где ты его увидел антигуманны. Но те, якобы хорошие ребята, на своих штыках несли смерть и страдания - так что они о каком гуманизме к этой вооружённой своре не может быть и речи. Сострадание и прочее будет после: когда враг будет обезоружен, или обе стороны перестанут смотреть друг на друга через прицел. И не секундой ранее.
Снова мимо проплывают тени еле различимых в сумерках деревьев. Трофейная машина, урча прожорливым двигателем, неспешно едет по дороге. Время шло и вот в бак были перелиты всё найденное в нескольких канистрах топливо и когда оно закончится, то придётся бросать эту махину и продолжить дальнейший путь пешком.
-... Дядя Володя, вот скоро будет железнодорожная ветка Брест - Барановичи. Через неё мы всё равно не переедим. Придётся бросать нашу добычу и идти дальше пешком. Но там легче, там уже наш лес - родной.
- Хорошо паря, ты говори, говори: не останавливайся. - Сосредоточенно следя за дорогой, отвечал Быков. - Да главное, требуй чтобы я тебе отвечал: не приведи господь мне уснуть за баранкой.
Все остальные давно спали. Единственным кто слушал этот разговор не о чём, был Иван, ему не давали уснуть мысли об его товарищах. Он переживал, всем ли группам удалось вырваться из окружения, и жизнями скольких людей пришлось за это расплачиваться?
- Да, да. Глядите, мы уже приехали! Глушите мотор! - В голосе молодого проводника мгновенно зазвучали радостные нотки. - Видите, мы выехали на просеку! Как раз, здесь и идёт одноколейка!
В подтверждение этих слов, как только воцарилась тишина, и привыкшие к шуму двигателя люди стали просыпаться: по рельсам, с шумом промчалась дрезина. Благо из-за ночной тьмы и скорости движения, заметить партизан было не возможно. Однако пассажиры бронетранспортёра притихли и молча смотрели в след техническому транспорту. Первым наступившую тишину нарушил Иван:
- По идее за ней вскоре должен проследовать поезд. И судя по направлению, я думаю, что он не будет порожним.
- А толку? - Слабым голосом пробубнил Ромашов. - У нас всё равно взрывчатки нет.
- А вспомни, - не задержался с ответом Непомнящий, - когда мы обсуждали как можно вести борьбу с вражескими эшелонами, то Гордеев предложил подкапывать под путями насыпь. Вот давай сейчас этот способ и опробуем. Лопаты то у нас есть.
- Во-во! - Вклинился в разговор Быков. - А я, возле подкопа поставлю это стальное чудище: если крушение состоится, то после такого, его только в переплавку отправлять. А то не хочется ганцам оставлять такой технику которую они смогут снова использовать.
Сказано, сделано. Разгруженный Sd Kfz 250 стоял в выбранном для него месте, Ромашов, которому от тряски стало хуже, вместе с парой бойцов был переведён через насыпь и они дожидались своих товарищей в леске. А остальные бойцы, с неистовой спешкой преступили к подкопу. Им бы в этом деле не помешали кирки, но их не было. Вот уже тяжело зашумели рельсы, оповещая о приближении тяжелогружённого состава, а люди всё копали и копали утрамбованный грунт.
- Всё! Отходим! - Крикнул Непомнящий, когда увидел, как в ночной мгле замаячил огонёк приближающегося поезда.
Кто-то с неохотой, а кто-то с нескрываемой поспешностью, оббегали подкоп: зияющий в ночи как чёрная клякса и устремлялись в лес. Хотя, нашёлся упрямый человек, который не пожелал прерывать свою работу - Сёмку пришлось оттаскивать от железнодорожного полотна силком: парнишке казалось, что надо ещё немного подкопать, чтобы крушение состоялось наверняка. И нужно же такому случиться. Его сомнения поколебали уверенность Ивана и тот, отбежав на безопасное расстояние и укрывшись в подлеске, терзался по этому поводу в сильных сомнениях.
А поезд тем временем неумолимо приближался. Уже было видно, как из трубы его паровоза, как светлячки выскакивают искры и, уподобляясь своим живым собратьям в краткие мгновения своей жизни, кружат в завихрениях воздуха, пока не погаснут. Всё громче и громче стук колёс. Было слышно как боец, находящийся справа от Непомнящего в голос молил богородицу не пропустить поезд с супостатами к линии фронта. Ещё несколько мгновений и паровоз, с грохотом въезжает на подкопанный участок пути.
От нервного напряжения, Ивану кажется, что время растягивается как резина. Как в замедленной съёмке поезд преодолевает первый метр повреждённого участка, но нечего не происходит. Чем большее расстояние преодолевает локомотив, тем сильнее Ваня сжимает кулаки в бессильной злобе. Вскоре начался обман зрения - ибо с такого расстояния и в такой тьме ничего рассмотреть было невозможно. Так вот: сознание создаёт иллюзию, что колёса паровоза взлетают вверх. Стараясь прогнать наваждение, Ваня зажмурил глаза, и встряхнул головой. Но к звукам, характерным прохождению гружёного эшелона, добавился душераздирающий скрежет и грохот. И вот радость - судя по кувыркающимся и встающим на дыбы силуэтам, поезд всё-таки пошёл под откос. Однако очень скоро всё замерло, стих шум катастрофы, и только слышалось шипение пара вырывающегося из покорёженного котла локомотива, да мерзкий скрежет ещё не принявших устойчивое положение вагонов, и кажется пары цистерн. Во всяком случае, на путях удержалось несколько наливных ёмкостей, и было похоже, что парочка валялась на боку.
- Отходим! - Подал команду Непомнящий: всё что нужно, он уже знал - с подкопанной насыпью, поезд неизбежно терпит крушение. А дальнейшее лежание никакой выгоды не несёт.
Первыми встал тот, кому было назначено идти в авангарде, следующая пара, на сделанных на скорую руку носилках, понесла Ромашова: у которого сильно кружилась голова, и по его словам всё в глазах плыло. А Непомнящий, с двумя бойцами задержался для прикрытия отхода всей группы. Подождав пока не удалятся звуки шагов ходячих раненых, Иван дал команду на отход и для своей двойки. И тут его как током прошибло: он понял, что ощущает сильный запах паров бензина.
- Бегом отсюда! Поторапливайтесь! - Выкрикнул Ваня, вытаскивая из-за пояса немецкую 'колотушку‟ и откручивая с торца её рукоятки колпачок.
Он уже собирался вставать во весь рост и, приблизившись к цистернам на расстояние броска метнуть в них гранату. Однако над путями с рокочущим звуком вздыбился огненный шар, осветивший место катастрофы как небольшое солнце и Иван еле успел зажмурить глаза. Растёкшееся по земле топливо вспыхнуло, обдав округу горячей ударной волной, и пламя взвилось в небо мощным столбом. В нескольких метрах ближе к путям, от обдавшего их жара, вспыхнула пара небольших деревьев. Так что времени на поиски упавшего предохранительного колпачка больше не было, поэтому, Непомнящий просто бросил гранату в сторону занимавшегося пожара и помчался догонять своих подчинённых. И эта спешка была обоснованной, на путях пламя с самого начала бесновалось и ревело как в адском горниле, что грозило сильными взрывами цистерн: которые обильно облизывались языками бушующего огня.
- Бегом! - Подгонял и себя и своих подчинённых Иван: благо пламя огня прекрасно освещало окрестности, не хуже чем днём. - Быстрее братцы!
Глава 22
Пауль проклял тот момент когда на него обратил своё внимание этот сухопарый, абсолютно седой аристократ Максимельян фон Барнхельм. Этот потомок древнего рода служак, сейчас явно готовил Кальбеля на роль козла отпущения: гауптман физически чувствовал, как 'над его головой сгущались тучи‟ и вот, вот должен был грянуть разящий гром начальственного недовольства. А рядом не намечалось никакой кандидатуры на роль громоотвода.
В какой-то момент Кальбель воспрянул духом: узнав, что подразделение оберлейтенанта Нойманна понесло куда большие потери, проявив невероятную бездарность. Они по своей глупости подпустили противника на дистанцию клинча и не смогли оказать ему хоть маломальского сопротивления. Однако тот офицер погиб, и Пауль снова оказался единственным кандидатом на роль мальчика для битья. А погибшему неудачнику - как говорится вечная память и о покойниках или хорошее, или нечего...
Как следовало из рассказов выживших солдат, которыми командовал погибший позёр Нойманн, партизан, было около полусотни. Однако Пауль сильно сомневался в правдивости этой версии: как могли полсотни человек разместиться на двух телегах? Сомнения по поводу правдивости этих рассказов высказывал и полковой медик Эрик - осматривавший тела как солдат вермахта, так и пяти погибших 'партизан‟. То по его словам выходило, что на момент боя эти люди были мертвы - судя по стадии развития личинок насекомых, и другим косвенным признакам, убиты они были задолго до нападения на блокпост.
Этот мерзавец Эрик, рассказывал об этом появившись в штабной палатке через час после заката солнца. Из-за большого объёма информации, поступающей из мест, где проводилась спецоперация, многие службы были переведены на круглосуточный режим работы. Видимо доктор специально подгадал это время и его суховатый голос звучал под брезентовыми сводами штаба немного зловеще и таинственно. Его неизменный монокль в правом глазу, холодно поблёскивал на худощавом, покрытом глубокими морщинами лице, усиливая гнетущее давление тёмного дремучего леса - в этот момент, его близость ощущалась на подсознательном уровне ещё сильнее. Проще говоря, вся обстановка играла на руку рассказчику, чем он бессовестно и пользовался.
- Вот я осматриваю эти тела, и понимаю что эти люди никак не могли прийти на блок пост. Однако вижу что у убитых есть раны полученные уже после того как перестало биться их грешное сердце. - Рассказчик сделал многозначительную паузу и обвёл столпившихся вокруг него штабных офицеров своим без эмоциональным, выцветшим взглядом. - И тут, я вспоминаю про 'Атаку Мертвецов‟: ну ту, которая в прошлой войне состоялась при штурме крепости у местечка Осовице. И думаю. Так может это была не метафора? А вдруг Иваны умеют мифическим способом посылать в бой своих недавно погибших воинов?...
По телу Пауля пробежал мерзкий, леденящий душу холодок, благо он как недавно прибывший чужак стоял немного в стороне от всех: где не привлекал посторонних взглядов. Однако от него не укрылось, что доктор еле сдерживает смех и ему стало понятно, что Эрик просто издевается над своими слушателями. И отчасти ему это удалось: так как несколько офицеров стояли бледными как альпийский снег и с расширенными от ужаса глазами. А врач, тоже увидевший достигнутый его рассказом эффект, спешно прокашлялся - дабы замаскировать вырвавшийся смех и как небывало, продолжил своё повествование:
- ... Конечно же, я моментально отмёл эту бредовую идею и сообразил, что этому есть вполне простое, и весьма логичное объяснение. Эти трупы на самом деле были убиты далеко от разгромленного блокпоста. Но бандиты использовали их для маскировки - они прятались под покойниками: посчитав, мало ли что может произойти. Вдруг какой либо наш внимательный стрелок заметит, как 'убитый‟ моргнёт, или сглотнёт слюну или немного пошевелится. А так, у всех на виду лежат настоящие мертвецы, которые закрывают собой живых. Мне кажется, что моё объяснение весьма логично. И вполне проясняет коварство нашего врага.
Штабисты загудели, кто-то возмущался подлостью Иванов, кто-то подтрунивал над теми, чей испуг был наиболее нагляден. А Кальбель, принявший рассказ медика слишком близко, решил не рисковать и дабы не стать объектом насмешек, поспешно отошёл к стендам с картами местности, где начал в который раз рассматривать отметки указывающие где были боестолкновения с разбойниками, где они совершали свои диверсии и так далее. Везде, возле каждого обозначения стояла дата события, которое оно фиксировало. Вроде всё было знакомо, как-никак но после того как возглавляемое им подразделение понесло недопустимые потери - большинство которых было получено из-за дружественного огня, Пауля временно прикомандировали к штабу карательной операции на должность планшетиста. Спасибо что не отдали под трибунал. Так что он собственноручно всё это и наносил.
Видимо гауптман не был оригинальным в своём способе скрыть свою реакцию на страшилку доктора: справа от него остановились ещё два штабных офицера, которые стали усиленно рассматривать закреплённые на щитах и исчерченные яркими пометками листы. Впрочем, один из них тихо, но весьма возмущённо - скорее всего в большей степени возбуждённо шептал:
- ... Эти Иваны жуткие варвары. Это же надо, добровольно укрыться трупами своих сородичей-коллаборационистов, и всё это только ради того, чтобы поближе подкрасться к нашим парням. Ты прав Генрих, они не способны на честный бой - поэтому мы их всех уничтожим. Эту скверну надо выжигать калёным железом.
А Кальбель, чувствующий что нервная дрожь вызванная внезапно возникшим страхом, ещё не утихла решил держаться от всех на некотором расстоянии. Стараясь, чтоб всё выглядело как можно непринуждённее, он перешёл к соседнему - самому крупному стенду, с картой отражающей максимально больший участок территории. Расслабленный взгляд Пауля скользнул по уже выученной наизусть карте:
- Здесь подрыв рельс;- мысленно отмечал опальный офицер, - здесь разобранные пути - наивные бандиты рельс бросили неподалёку; тут срублены телефонные столбы; ага, банальные завалы на дорогах; угу, заминированные дороги рядом с местом крушения поезда. А вот здесь, делали тоже самое: минировали продуманно ....
Чем Пауль больше всматривался в карту, тем сильнее у него возникло чувство, что он чего-то упустил; может быть чего-то не обобщил, а что именно, пока было непонятно. Снова и снова пересматривая карту, гауптман старался уловить ускользающие признаки того, что привлекло его внимание. Вскоре, перерыв закончился, и все присутствующие занялись своими делами. Вот и рябой, очкастый, чахлый штаб-ефрейтор, держась как хорошо вышколенный лакей, поднёс Кальбелю обобщённые данные как по прорвавшим окружение, так и не сумевшим это сделать группам партизан. И вот когда гауптман старательно переносил информацию на карту Белоруссии, его настигло прозрение. ...
Ещё не сильно пожилой, но уже страдающий от многих боевых ранений полученных на прошлой войне полковник Максимельян фон Барнхельм, снова не выспался и соответственно чувствовал себя весьма отвратительно. Что было не мудрено: у него было не то здоровье, когда походные условия жизни не отзываются болью в старых ранах, а бессонная - урывчатая ночь, хронической усталостью. Но коли служба зовёт, то приходится сжимать свои недуги в кулак и служить верой и правдой: как многие поколения его достойных предков.
Как обычно, рано утром полковник вошёл в большой штабной шатёр. И как всегда, он появился мрачным как туча: хмуря брови и плотно сжав губы так, что все недавно приданные под его начало подчинённые были уверены, что Максимельян постоянно ищет очередную жертву для начальственного разноса. Те кто уже успел как следует послужить под началом фон Барнхельма, уже привыкли к этой маске и никак на ней не реагировали: а вот Пауль до сих пор испытывал сильный дискомфорт от встречи со своим новым начальником. Ему было невдомёк, что строгая маска гера оберста, всего лишь должна была скрыть от окружающих любую мимическую реакцию на боль или недуг мучащие его израненное тело.
С порога обведя стоявших по стойке смирно подчинённых тяжёлым взглядом, полковник вскинул руку в ответном приветствии.
- Доброе утро господа. Надеюсь, у вас есть чем порадовать старика? - Несколько фамильярно проговорил Максимельян, обращаясь сразу ко всем присутствующим офицерам.
- Позвольте господин полковник! - Нетерпеливо выкрикнул неблагодарный гауптман, да так поспешно, что заглушил своим голосом последнюю часть задаваемого вопроса.
Фон Барнхельм давно приметил этого исполнительного, и как это не странно звучит, наглого офицера. Когда выделенная под его подчинение рота понесла неоправданные потери: Максимельян вывел этого мальчишку из-под удара, сделав его штабным служащим, а в рапорте, всю вину свалил на погибшего ротного. И где благодарность? Этот щенок, до сих пор смотрит на полковника волком.
- Интересно, что он такое знает, что так спешит мне об этом доложить? - Подумал фон Барнхельм, а вслух произнёс. - Слушаю вас господин Кальбель.
Отчего, видимо ожидавший что ему откажут в праве высказаться гауптман, нервно поиграл желваками, но быстро подавив эмоции, указал рукой на стенд с самой большой картой.
- Прошу вас господин полковник, подойдёмте к этой самой крупной карте. Я вам должен кое-что показать.
Удивившись такой напористости офицера, и сдержано покачав головой, фон Барнхельм неспешно проследовал к стенду, к которому его так настойчиво пригласили.
- И что я здесь должен увидеть? - Полковник позволил себе сдержано улыбнуться, демонстрируя отеческую снисходительность перед беспокойным, неразумным дитя.
А гауптман, нечего этого не замечая, весь светясь от осознания того, что он высмотрел что-то укрытое от остальных, взяв со стоящего рядом с ним стола длинную указку, и без предварительных пояснений, начал указывать ей на три области оцепления.
- Мы ошибочно считаем, что здесь были изолированы три разных отряда диверсантов. Однако я уверен что это не так!
- Вот как? А наши уважаемые следователи так не считают. - Усаживаясь на любезно подставленный ординарцем стул, возразил полковник. - Они утверждают, что к местам синхронизированных по дням диверсий, бандиты выходили из центра именно этих трёх областей. И петляя, отходили в обратных направлениях. Так что в этом случае, я склонен верить уважаемым специалистам. Желаете что-то сказать ещё?
Максимельяну было искренне жалко этого ошибившегося мальчишку, но тот не унимался и продолжал гнуть свою линию. А зря. Уже все окружающие их штабные служащие, прервав свои дела, поглядывали на Пауля и полковника, ожидая предсказуемой развязки.
- Однако почерк работы во всех случаях одинаков - един на всех этих участках. Подрыв поезда, и минирование всех дорог по которым могут пойти движущиеся на фронт войска и грузы: включая второстепенные.
- И на это есть весьма логичное объяснение. Диверсанты учились в одной школе: можно сказать у одного инструктора, что не мудрено. И они резко выделяются на фоне столь удачно для советов наслоившихся на них - не столь организованных подрывных действий других бандитов.
- А то, что удар был так хорошо организован и причинил максимальный вред, с ещё не оценёнными последствиями? И это в полном отсутствии радиосвязи? Как это прикажите понимать?
Полковнику с одной стороны импонировала упрямство этого молодого гауптмана, но он отвлекал его от более важных дел. Поэтому поменяв тон голоса на строгий, он проговорил:
- Служба радиоперехвата и этот факт прекрасно нам всем растолковала: их радиостанции работали только на приём.
- Тогда почему не было перехвачено сигналов подтверждающих приём приказа о начале операции?
- А кто этих Иванов поймёт. - Вклинился в разговор майор связи рыжий Вальтер Кремер.
Его визгливый голос, стал причиной недолгой паузы повисшей под сводом штабного шатра. Её нарушил Кальбель.
- Я тоже так думал. Но вот вчера, я наносил на карту новые данные и смотрите что получается. - Гауптман начал спешно указывать на стрелки, обозначающие места и направления прорывов и другие, не всем понятные символы. - Из всех трёх участков есть направления сходящиеся здесь. Я признаться не обращал на это внимания, потому что Иваны уходили и в других направлениях. Однако. Позавчера и вчера стали поступать данные о случайных обнаружениях неких неопознанных групп: и все они, направляются приблизительно в эту точку. Из чего я делаю заключение, что это идут диверсанты, которые отходили из зоны отцепления в других направлениях, и сейчас они идут на свою основную базу. После того как я это понял, вся эта разрозненная мозаика сложилась в одно целое: без всяких оправданий про нелогичные действия 'непонятных Иванов‟.
Для всех окружающих его служащих, казалось что полковник никак не отреагировал на поведение глупого выскочки, осмелившегося прилюдно обвинить его в некомпетентности. На лице Максимельяна не дрогнул ни единый мускул, что не значило того, что бестактный офицер, выйдет из штаба не наказанным. Мысль высказанная гауптманом Кальбелем имела рациональное зерно, и если бы тот подошёл, и незаметно для других поделился ею с фон Барнхельмом, то Пауля ждало хорошее поощрение. А так...
- Хорошо мальчик мой, - спокойно подытожил Максимельян, - в твоих выводах есть смысл. Поэтому ты получаешь в своё подчинение две сводных роты и прочёсываешь ими указанную тобой местность. И смотри, не подведи меня как в прошлый раз.
Все штабные офицеры смотрели на выскочку с небольшой толикой сочувствия - чужак хоть и не прижился в коллективе, но всё-таки.... Да и выделенных сил для успешного выполнения задачи, было явно недостаточно. Но и обвинить полковника фон Барнхельмома в том, что он не выделил для Пауля необходимое количество солдат, было невозможно. Другой вопрос в их качестве: то, что в этих подразделениях только одни не обстрелянные новобранцы, вряд ли будет фигурировать в последующих отчётах, регулярно уходящих как в Минское гестапо, так и генерал-комиссару Вильгельму Кубе.
Глава 23
Тяжело загруженные трофеями люди шли всю ночь, и только под утро обессиленные партизаны остановились на привал. Не разводя огня, бойцы расположились на небольшой поляне, и благодаря свету предутреннего неба, устроили толи очень поздний ужин, толи слишком ранний завтрак: впрочем, это никого не интересовало, так как утомлённые люди машинально поглотили пищу, даже не чувствуя её вкуса. После чего, те, кому повезло оказаться в свободной смене, уснули ещё до того как их голова успела коснуться сидора, заменявшего им подушку, остальные взяв оружие, разошлись по постам. Однако отдых не удался, через полчаса, когда уже почти рассвело, Иван, поняв свою оплошность, разбудил всех бойцов и заставил их переместиться под укрытие крон деревьев. Он мысленно ругал себя самыми последними словами, клял за то, что расслабился и допустил привал группы на открытом месте: пролети над ними воздушный корректировщик и всё, на их след будет наведено сразу несколько групп охотников. Которые вполне могут рыскать по округе в их поиске.
Впрочем, из партизан никто не высказал по поводу преждевременной побудки ни единого слова - по крайней мере вслух. Однако и после этого долго отдыхать не пришлось: хотя по плану, привал должен был продлиться до обеда. Всё произошло по знаменитому закону бутерброда.
- Бах. Не прошло и минуты снова. - Бах. Ещё небольшая пауза и немного приглушённо раздаётся новый винтовочный выстрел,- бах. Без всякой команды все бойцы проснулись и рассредоточились, занимая круговую оборону.
- Семён. - Громко позвал Иван проводника, однако тот не откликнулся, пришлось позвать повторно. - Сёмка, бегом ко мне!
- Ага. - Отозвался подросток, и уже через несколько секунд подполз к командиру. - Я тут, Иван Иванович.
- Как ты думаешь, далеко отсюда стреляют? И насколько близко от нас какое либо поселение?
- Судя по звуку, пуляют рядом. Скорее всего, на дороге ведущей к Бытень, это единственный тракт по которому туда можно добраться.
- Ясно. - Тихо прошептал Непомнящий: в этот момент он усиленно думал. - Что за стрельба? Для боя она слишком редкая. Если только загонщики не палят в небо: стараясь таким образом погнать мой отряд в засаду. В любом случае нужно посмотреть на этих неспешных стрелков, а затем принимать решение о дальнейших действиях моей группы.
Иван посмотрел на своих боевых товарищей: они напряжённо прислушивались к редким выстрелам.
- Федя, слушай меня. Берёшь трёх бойцов и идёшь в авангарде. Сёмка, Быков, Евстигней, охраняете Ромашова и наши вещи. Остальные, выжидают минуту, и идут со мною. Всем быть готовым отразить любое нападение.
Сказано, сделано. Быстро избавившись от лишнего груза, пополнив боезапас и запихав немецкие колотушки за пояс, партизаны двинулись на выстрелы. Как оказалось, проводник был прав, на любителей пострелять на лесной дороге вышли довольно быстро. Однако то, что открылось взору партизан, было жутко, страшно, нереально и одновременно мерзко. На дороге стоял легковой Хорьх защитного цвета. Его водитель старательно протирал ветошью лобовое стекло. Время от времени он прерывал своё занятие, присматривался; находил участок стекла, который ему казался недостаточно чистым и с рвением достойным похвалы тёр, тёр, тёр. Возле машины стояли двое: немецкий офицер - лейтенант и лысый мужчина, крепкого телосложения, средних лет. Одет он был в гражданский костюм и эта, столь контрастирующая меж собой пара, о чём-то неторопливо беседовала. Во время беседы, немец держал себя немного надменно, и временами, брезгливо морщась, посматривал через плечо своего собеседника. Крепыш наоборот, нервно и показательно услужливо кивал головой, мял в руках поля своей шляпы и явно боялся оглянуться назад.
Вот как раз там и происходило самое мерзкое действие. На обочине, недалеко от двух телег запряжённых двумя чахлыми, рябыми лошадёнками лежали голые тела расстрелянных людей. Среди них можно было увидеть и мужчин, и женщин, особо жутко смотрелось крохотное детское тельце, лежащее поверх остальных убитых. Рядом с расстрелянными мирными жителями: на самой дороге возвышалась куча с вещами, в которой ворошились около десятка молодчиков, одетых в немецкую униформу. Судя по говору, это были местные коллаборационисты, и они увлечённо делили вещи только что убитых ими людей.
Еле сдерживая бушующую в груди ярость, Иван прошептал:
- Передать по цепи. Я подстреливаю офицера, после этого, Фёдор приканчивает водителя, остальных постараемся взять живьём. Эти твари... - Иван запнулся от спазма на секунду сковавшего его горло, - ... эти Иуды, не должны погибнуть просто так. Стреляете поначалу поверх голов.
Дальнейшие события показали, что Иван правильно просчитал реакцию предателей. Резкий переход от дележа чужих пожитков к стрельбе, вызвал у мародёров ступор. Впрочем, обо всём по порядку.
Взяв лейтенанта на прицел: точнее его правый плечевой сустав, Непомнящий выровнял дыхание и плавно нажал на спуск. Раненная ножом рука, отозвалась резкой болью: до этого в ней чувствовалась только тупая пульсирующая боль. Правда, перед самым выстрелом, офицер слегка повернув голову посмотрел прямо на Ивана: видимо почувствовал чужой не дружественный взгляд. Однако пуля, вошла в немца немного правее, чем целил стрелок, то есть, немного сместившись в левую сторону относительно жертвы. Гитлеровца немного развернуло от её удара и он с диким стоном, упал на землю. Почти сразу прогремел выстрел Михеева: немца неустойчиво стоявшего на подножке автомобиля отбросило на водительское сидение. И почти сразу началась беспорядочная пальба в воздух, которая прекратилась, как только Ваня морщась от боли поднял руку вверх.
- Считаю до трёх! Те кто к этому моменту не бросит оружие - покойник! - И без каких либо пауз начал отчитывать. - Раз, два, три!
Предатели немного замешкались, но кто-то из партизан, на последний счёт своего командира, выстрелил. Самый рослый из коллаборационистов беззвучно вскинул руками и упал на землю, трясясь всем телом в предсмертной конвульсии. Крик раненного немецкого лейтенанта, и вид умирающего сослуживца дали свой результат - предатели спешно избавились от оружия, и покорно подняли руки.
- На колени су...!
Надрывно выкрикнул кто-то из партизан, и это было незамедлительно выполнено. Когда часть партизан вышла из леса: треть группы Иван оставил прикрывать его из леса, опомнился мужчина в цивильном костюме. Он поднялся из пыли и, двигаясь на четвереньках заверещал:
- Я всего лишь переводчик! Э-э-э, я никого не убивал! Товарищи, ой...
- Молчи паскуда! Тебе слова не давали! - Фёдор, находящийся к переводчику ближе всех ускорился и с разбегу ударил того под зад, мужичок взвыл и уткнулся в пыль лицом.
- Федя, пошли в оба конца дороги по наблюдателю. - Спокойно, ровно настолько насколько это получалось, Иван отдал распоряжение своему заму и обратился с вопросом к растянувшегося на земле и выгибающемуся дугой переводчику. - Ну что, глубоко не уважаемый, рассказывай, что ваша банда здесь делает? Что вы в нашем лесу забыли?
Когда Непомнящий вышел на дорогу, то ужаснулся увиденному ещё больше: тела расстрелянных людей имели следы предсмертных побоев. Поэтому, только желание узнать, за что с этими людьми так поступили, и его удерживало от подачи команды пустить в расход всех, кого его отряд только что захватил.
- Да я здесь не причём! Я всего э-э-э лишь служу при комендатуре э-э-э в Барановичах! ...
- Ты дело говори! А кто здесь, при каких делах, мы уже сами решим!
- Ну это, э-э-э товарищи, ...
Иван выхватил из кобуры пистолет, взвёл курок и, нацелив его на мужичка гневно процедил:
- Тамбовский волк тебе товарищ. Говори по делу, иначе пристрелю - падаль.
- Говорили, что в одном из сёл приютили беглых военнопленных, вот этих - переводчик кивнул в сторону обезоруженных предателей - послали найти беглецов и привезти их в Барановичи вместе с теми, кто предоставил им кров. Пока окончили обыск деревни наступила ночь вот мы там и остались на ночёвку. В тот же вечер нашли двоих красноармейцев, в двух крайних дворах.
Переводчик зарыдал и между всхлипами, стал спешно пояснять:
- Я только это,... переводил приказы,... мне они самому были не по душе! Я сам противник любого насилия! Э-э-э, когда этих людей уже отправили, были найдены ещё трое беглых и господин Зиберт, э-э-э приказал согнать всех селян в церквушку и подпалить её. Э-э-э, когда всё это было выполнено, и исполнители приступили к грабежам, э-э-э, мы с господином лейтенантом поехали вдогон за этой группой. Вот. Э-э-э эти люди расстреляны по его приказу. Э-э-э....
- Замолкни! Мне уже всё ясно! - Выкрикнул Иван. - Слушать всем! Эта сволота, должна одеть всех убитых ими людей и придать их земле. Времени мало, так что товарищи, с неторопливыми можно не церемониться! А этому 'сверхчеловеку‟ окажите помощь: я не хочу, чтоб эта мразь раньше времени окочурилась.
Пока выполнялась эта часть его приказа, Иван обдумывал свои дальнейшие действия:
- Другой дороги нет. Поэтому, карательную команду встретим здесь. Вряд ли они в скором времени здесь появятся: пока перевернут все хаты, пока погрузят свои трофеи. В общем, время у меня ещё есть, а сожжённому местному населению мы уже ничем не поможем.
По приблизительным подсчётам, уже начинался сентябрь, и Иван настолько сроднился с этим временем, с его людьми, что даже в мыслях не допускал деления на я, и они. Поэтому вид убитых мирных людей поднял такую бурю эмоций, такое желание отомстить, что любая смерть захваченных его отрядом преступников ему казалась недостаточным наказанием. Пусть те, кто не видел смерть товарища, который только что шёл с тобою рядом, попробуют осудить его. Но пусть они перед этим посмотрят в мёртвые глаза ребёнка, полуприкрытые одеревеневшими веками. Или в лицо мальчишки, его пустую глазницу в которую вошла пуля - каким надо быть отморозком, чтобы целить именно туда. Что могут сказать те, кто не глотал ком застрявший в горле от вида мертвецки холодных, обескровленные губ молодой, некогда пышущей здоровьем девушки, чью белокурую голову обезобразила пуля: о чём вообще они могут судить. Все, что было перечислено выше, сейчас как раз наблюдал Иван. Так пусть всякие правозащитники будущего, не нюхавшие пороха - в каждой либеральной газетёнке, или блоге кричат, что он был необоснованно жесток с 'героическими‟ борцами против коммунизма. Не им судить: так как они не видели всего этого, или не желают видеть.
Из тяжких переживаний Ивана вырвало лёгкое прикосновение к плечу, и спокойный голос Фёдора:
- Иваныч, мы всё. Одели и похоронили всех невинно убиенных. Что дальше?
- Этих, - Непомнящий кивнул в сторону захваченных предателей, - по одному подводить к могильному холму, ставить на колени и резать. После мы их сожжём: нечего ими землю поганить. А фашиста, давшего приказ жечь советских людей живьём, ... в общем, око за око. Я сам им зачитаю приговор.
Можно было просто пристрелить изменников родины, и никто бы за это никого не осудил, Однако, Ваня понимал, что так поступать нельзя: нужно было показать своим бойцам, что они не просто убивают захваченных ими предателей, а вершат суд - карают предателей. Ведь его бойцы не бандиты, чтобы убивать без суда. Поэтому, повернувшись к пленённым, Иван прокашлялся и как мог, твёрдо произнёс:
- Именем Союза Советских Социалистических Республик, по законам военного времени...
Без всяких душевных терзаний, Ваня наблюдал, как первого, на вид тридцатилетнего иудушку поставили на колени и точным ударом немецкого штыка в сердце, умертвили. Коллаборационисты как по команде вздрогнули, но не стали разбегаться. Вот уже следующий осунувшийся предатель шёл к месту казни, обречённо безучастно смотря себе под ноги. Третий, молодой, можно сказать даже красивый юноша с тонкими, почти женскими чертами лица, шёл гордо, не позволяя до себя дотрагиваться, а подойдя к могиле, громко и с вызовом заявил:
- Ненавижу вас голодранцы краснопузые! Режьте стоя, не желаю перед вами приклоняться!
- Не перед нами, а перед невинно тобою убитыми людьми! - Возразил бывший связист Кузнецов, нанося удар под колени, от чего гордый бандит всё-таки опустился на колени и получил карающий удар стали.
Неожиданно, один из приговорённых, упал на колени, и обняв ноги подошедшего к нему бойца, заголосил:
- Дяденьки, миленькие, не надо! У меня мамочка стара! Как она без меня! Я жить хочу! Не надо-о-о! Умоляю-ю-ю!
- А у тех, кого вы уроды убили, тоже были мамы и дети! - На сей раз послышался возмущённый голос Фёдора. - Однако вы паску..., судя по всему, убивали родителей на глазах у их детей! И о никакой пощаде не думали! Так хоть что-то сделай в этой жизни правильно, встань и умри достойно! Су...!
Однако ни эти слова, ни дальнейшие побои, не возымели на парнишку никакого воздействия. Его, извивающегося как змея, еле дотянули до могильного холма, там он продолжал биться, и визгливым голосом просить о пощаде: пока не захлебнулся в предсмертном хрипе.
Засаду на карателей, которые вскоре должны были появиться, сделали отойдя подальше от места захоронения жертв и кремации их убийц. И долго этих выродков ждать не пришлось: они появились через час после того как последний боец занял позицию. Непростреливаемых зон не было, и не один партизан не попадал в сектор обстрела своего товарища.
И всё-таки, засада сработала не так как задумывалась. Бандиты ехали на четырёх, до предела загруженных подводах, которыми управляли не так сильно как остальные, пьяные возницы. На пятой, пустой и замыкающей этот караван телеге, вповалку валялись упитые до бесчувствия каратели. Никто из них, никак не отреагировал на выстрелы по возницам. Поэтому, ждать пока они протрезвеют, никто не собирался, и резали их спящими.
Глава 24
Снова разбитые грунтовые дороги, и вновь грузовик непредсказуемо дёргается, шатается, сильно кренится набок, когда одно из его колёс попадает в рытвину лесной дороги. Пауль сидел в кабине замыкающего колонну грузовика, и борясь с дремотой, смотрел на унылую картину - проплывающие мимо деревья местного леса.
Абсолютно лысый водитель, которого кажется звали Хельмутом, не сдержался и звучно зевнул, широко открыв рот. Было видно что он немного нервничает, как никак начиналась территория предположительно контролируемая бандитами именующими себя партизанами. От осознания этого и у Пауля по телу пробежал холодок.
- Прошу прощенья, гер офицер, - не отрывая взгляда от впереди идущей машины, сипло пробормотал шофёр, - последнее время приходится столько много ездить, так что совершенно некогда нормально поспать. Тем более, что в этих восточных землях невозможно ездить: у них, у Иванов, как таковой нет дорог - одно обозначение направления.
Кальбель, скрывая нарастающее беспокойство, лениво повернул голову, посмотрел на разговорившегося водителя, который, также неожиданно замолчал, на секунду зажмурил глаза и помотал головой: как будто отгонял от себя какое-то наваждение. После чего, офицер перевёл взгляд на запястье своей левой руки, где тихо тикали ручные часы.
- Ещё чуть больше часа пути, и по всем расчётам мы прибудем на место проведения карательной операции. - Мысленно отметил гауптман и, откинувшись всем телом назад, прикрыл веки.
Из-за шума мотора не было слышно хлопка выстрела, впрочем, как и звука пробитого стекла. Что-то тёплое, липкое брызнуло Паулю в лицо: так и не успев понять, что это такое, он спешно завалился на бок. Скорее всего ощутив шестым чувством, чем услышав, Кальбель понял что в следующее мгновение, после того как он лёг на сидение, в ветровое стекло перед его сидением что-то ударило: прошло насквозь эту хрупкую преграду, мерзко вжикнуло в воздухе, пробив заднюю стену, вылетело с другой стороны кабины.
Убитый водитель, медленно заваливаясь на бок, крутанул баранку и машина, резко сменив курс, уехала в кювет: где за малым не завалилась набок застыв в весьма неустойчивом положении. Пару секунд поворчав, заглох двигатель, и когда утих этот фоновый шум, стала слышна интенсивная стрельба и удары пуль по кабине - напоминающие собой частые удары молоточков. Окончательно осознав что это засада, гауптман не подымаясь с сидения на которое он упал, открыл дверь и вывалился из кабины грузовика. Далее, не обращая внимания на ушибленный об угол подножки локоть правой руки, он пополз к кузову, из которого уже выскакивали бойцы.
- Покинуть машину! ... Занять оборону! ... К бою! - Сквозь панические крики, пулемётный стрёкот и стоны раненых, слышались голоса младших офицеров.
- Все в кювет! - Опомнившись, начал отдавать приказания Кальбель. - Все в укрытие, иначе враг вас перестреляет как мишени на полигоне!
- Все в кювет! ... Всем найти укрытие! ... - Перекрикивая хаос внезапно начавшегося боя, начали вторить голоса унтеров, озвучивая различные вариации последнего указания старшего офицера. - ... И не забывайте отстреливаться, мерзавцы! ...
Возле Пауля сдавленно и коротко вскрикнул солдат. Смерть этого человека выглядела так, как будто какая-то незримая сила выбила из-под его ног опору, и боец, беспомощно взмахнув руками, стараясь поймать потерянное равновесие, упал на жёсткую землю укатанной дороги. Приклад упавшего из ослабшей руки карабина, за малым не ударил офицера по голове, однако это обстоятельство сослужило ему хорошую службу: поглядев в его сторону, он заметил как в зарослях придорожного подлеска, часто сверкают вспышки работающего пулемёта.
- Всём внимание! - Гауптман постарался спешно поделиться с подчинёнными своим неожиданным открытием. - Стреляющего врага можно обнаружить по вспышкам от его оружия, они хорошо видны на фоне леса! Ищем их и подавляем!
А сам, не теряя времени, схватил за ремень тот карабин, который за малым его не покалечил и, подтянув его к себе, перехватил удобнее и постарался навести его на мерцающий огонёк строчащего короткими очередями пулемёта. Но получилась непредвиденная заминка: флажок предохранителя перекрывал линию прицела, и прошла целая секунда, понадобившаяся чтоб привести оружие к бою, когда всё было готово, оказалось, что вражеский пулемёт уже молчит.
- Видимо кто-то успел обнаружить врага, и перебил расчёт. - С радостной надеждой подумал Пауль, и принялся искать новые цели.
Впрочем, не всё так было радужно. Через несколько секунд, невидимый пулемёт снова заработал, и пара стрелков, не вовремя решивших поменять позицию, упали как подкошенные. Только после третьего выстрела произведённого Кальбелем, адская машинка замолчала. Как оказалось, передышка была недолгой. Видимо к пулемёту стал второй номер его расчёта, пара выстрелов, магазин карабина пуст, а огневая точка так и не подавлена. Вскоре по приказу Пауля уже трое бойцов ведут огонь по кустам, где залёг опасный враг: однако, эффект от этого был нулевым. Гауптман, не желая быть безучастным зрителем, бесцеремонно схватил труп лежащего рядом с ним бойца за ремень, и подтянув его к себе поближе, извлёк из его патронташа обойму.
После второго выстрела офицера, пулемёт замолк, но по закону подлости вскоре снова заработал. Гауптман, заметив торчащую из-за пояса покойника колотушку, берёт её, откручивает колпачок, резко дёргает запальный шнур и бросает гранату в ставший таким ненавистным кустарник. Хлопок взрыва и сизый дым окутывает проклятые заросли. Огневая точка подавлена. Однако проходит несколько секунд, и пулемёт снова извергает поток смертоносного метала.
- Они что там, заговорённые? ... - Слышится справа от офицера чей-то испуганный голос.
- Отставить суеверия! - Резко ответил кто-то рядом с паникёром. - Ещё раз пикнешь, и я тебя пристрелю! Ты меня понял Адольф.
- Так точно господин унтер-офицер. ...
Неожиданно в бое чего-то переменилось. Только никто не мог понять, что именно стало по-другому. Вокруг всё также стреляют; стонут и кричат раненые; кто-то чертыхается по поводу коварных Иванов; слышны приказания и ругань младших офицеров: но что-то уже было не так.
Время шло. Прислушиваясь и стараясь осознать то неуловимое, что поменяло картину восприятия боя, Пауль немного привстал и осмотрелся вокруг. Ничего необычного. Кто-то рядом, прекратил стрельбу и поднялся во весь рост. Однако, вопреки ожиданиям, храбрец не упал. Посмотрев на отважного ефрейтора, Пауль понял, что над его головой больше неслышен свист пуль.
- Прекратить стрельбу!
Приказ старшего офицера многократно дублировался - вторя как эхо, и вскоре наступила столь контрастирующая с недавней какофонией перестрелки, звенящая тишина. Солдаты, всё ещё не веря, что пережили этот беспощадный бой, недоверчиво озирались по сторонам и водили стволами своего оружия: готовые в любой момент возобновить стрельбу.
- Командиры! Уточнить потери и доложить! С каждого взвода выделить по три человека и осмотреть окрестности! Только осторожно: эти Иваны могут оставить опасные сюрпризы.
Гауптман как в воду глядел. Ещё не успела закончиться перекличка, а в лесу прогремело два взрыва. Как позднее докладывали младшие командиры, бандиты при отходе умудрились поставить несколько растяжек: пара из которых, увеличила список потерь. Слава деве Марии, что при этих подрывах, никто не погиб. Хотя и без них, в этой ловушке полегло немало солдат, так не успевших сделать не единого выстрела.
- ... И ещё, г- г-господин г-гауп-птман! - Заикаясь от нервного перенапряжения своего первого боя, докладывал невзрачный лейтенант со знаменитой фамилией Зингер. - Б-бандиты п-понесли п-потери, но насколько тяж-жёлые мы не мож-жем оп-пределить! В нескольких м-местах мы нашли следы к-крови, но ни одного тела обнаруж-жено не было! Из чего смею з-заключить, что р-раненых и уб-битых Иваны забрали с с-с-собой! З-зато от-тходя, он-ни сильно наследили! ...
- А этот малый ещё неплохо держится, - мысленно отмечал Кальбель, немного отрешённо смотря на подчинённого ему офицера, - после такой встряски, голова его ещё работает. Помнится в своём первом бою: как и после него, я совсем ничего не соображал. А бедолага Ролан Шнайдер: вообще лишился рассудка.
- Хорошо, в каком направлении ушли эти бандиты? - Поинтересовался Пауль, когда лейтенант замолчал.
- На северо-восток господин гауптман! - На сей раз чисто: без заикания ответил Вольфганг Зингер, ещё старательнее вытянувшись по стойке смирно.
Выслушав все доклады, Пауль понял, что всё не так страшно, как ему казалось в самом начале. Поэтому, связавшись со штабом и получив одобрение своих дальнейших планов: гауптман оставил раненых и убитых под охраной одного взвода - эвакуировать их сразу не было возможности, по причине отсутствия исправных машин. Поэтому им придётся ждать специально выделенный для этих целей транспорт. Остальные солдаты были выстроены в цепь и начали прочёсывание леса - спешка была излишней, враг в этом лесу и некуда не уйдёт, главное было найти само логово бандитов.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ