Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома

Глава 2

– Руки держи так чтобы я их видел! Выходи, выходи оттуда! – Рослый сержант полиции стоял на ступенях первого этажа (там, где почтовые ящики). На его поясе звякнули наручники. Из-за спины выглядывал второй полицейский – поменьше ростом с дубиной в руках. Оба буквально изнемогали от жары.

Я замер на подходе. Сердце забилось от волнения и невеселых мыслей.

– Мне что, подняться за тобой?! – рослый качнул телом, оглянулся назад и, задрав голову, снова уставился на меня. С его лба стекали крупные капли пота.

Я медленно начал спускаться. В принципе, ничего плохого они сделать мне не могли. Я ни в чем не был виновен, ни разу не привлекался, недоплаченных штрафов не имел. Зато… от меня разило виски на километр.

Полицейский учуял шлейф с трех метров и плотоядно ухмыльнулся.

– Закладчик? – поинтересовался он, опуская руку на дубинку.

Я качнул головой.

– Нет, друга искал.

– Друга, говоришь? Ну-ну… иди, иди сюда…

Я подошел и остановился рядом. Какие у меня права? Что я могу, а чего нет… черт его знает…

Он подошел ближе, проворно прошелся по моим карманам, обнаружил смартфон и визитницу с двумя банковскими карточками.

– Так-с… Антон Михайлов? – спросил он после того, как разобрал латинские буквы на пластике.

– Да. Где живешь, Антон Михайлов?

– Летняя, 17.

– Через дорогу, что ли? – удивился полицейский.

– Точно.

– А что тут забыл? – снова спросил он, будто не услышал моего ответа.

– Говорю же, друга искал.

– Нашел?

Я отрицательно покачал головой.

Второй полицейский, тот, что стоял позади, прошел чуть вперед, прислушиваясь к нашему разговору.

– Нет.

– Употреблял?

– «Джек Дэниелс» по случаю дня знаний…

– Где работаешь?

– Я антрополог…

– Что? Кто это?

– Что-то с моргом связанное, – хохотнул полицейский, что стоял позади. Он ударил себя палкой по бедру. Раздавшийся звук заставил меня вздрогнуть. Несмотря на то, что я работал с племенами, которые теоретически запросто едят людей и находил с ними общий язык, с этими ребятами я не то что не чувствовал себя в безопасности, я даже не понимал, какое у них настроение и что произойдет в следующую секунду.

– Почти угадали, я изучаю людей. Только живых.

– Ну во, видишь Андрюха, я угадал!

– Понятно… – сказал здоровяк, вытирая пот со лба. – Так чего ты здесь делаешь?

– Искал друга… – в третий раз сказал я, чувствуя закипающее раздражение.

«Успокойся, им только того и надо – вывести тебя из себя. Тогда у них будет законное право размяться, а потом закинуть твою тушку в Бобик и отвезти в опорный пункт. Возможно, план на сегодня еще не выполнен, и ты станешь легкой добычей»

Я постарался расслабиться.

– Друга… что за друг?

– Я семерке учился тридцать лет назад…

– В семерке? – оживился второй. – Ух ты… я тоже оттуда, только пять лет назад закончил. – Он вышел вперед и уставился на меня как на доисторического динозавра. – Самая старая у нас была… – он сморщил лоб… – Эта… как ее… биологичка… ей, кажется, лет девяносто было…

– София Аркадьевна. Кличка «Тычинка».

– Тычинка! – он радостно расплылся в широкой улыбке и снова хлопнул дубинкой себя по ноге. – Она мне кол за четверть как-то поставила, во гадина была! Хотя тетка отличная, че там…

– Ага, – поддакнул я.

– Так что ты тут делаешь? – спросил меня уже мелкий. Его напарник продолжал вытирать пот со лба.

– Послушайте… странная ситуация… здесь в девятой квартире жил мой друг Петя… Петр Чайковский. Жил с родителями и никуда, насколько я знаю, переезжать не собирался. А сегодня я прихожу, чтобы узнать, что с ним и оказывается, в той квартире живет совершенно другой человек и говорит, что никакого Петра там отродясь не было. Ни двадцать, ни тридцать лет назад – вообще никогда. Она, мол, родилась в этой квартире.

Полицейские переглянулись.

– Но я точно к нему приходил почти каждый день десять лет подряд – я не мог перепутать подъезд или дом, это просто невозможно.

– Да уж… – вздохнул мелкий.

– Не говори… – подтвердил здоровяк.

Потом как-то неожиданно, без малейшего сигнала, они обступили меня с двух сторон, взяли под руки и не говоря ни слова, потянули на выход. Рослый открыл дверь подъезда ногой. Заехав на тротуар двумя колесами, там уже стоял Уазик с распахнутой задней дверью.

Они подтащили меня к нему – впрочем, я не особо упирался (себе дороже) и втолкнули внутрь, в очень тесный отсек позади.

– Съездим в одно место, там проверят и тебя и твоего друга, – подмигнул мне здоровяк. – А то что-то ты мне не нравишься.

Я успел взглянуть в окна третьего этажа – темная занавеска дернулась, но я никого не увидел.

– Вы бы лучше проверили, что там в девятой… – успел сказать я, прежде чем дверца Уазика закрылась.

– Проверим, не волнуйся.

Но я, разумеется, волновался. Ум за разум заходил. Не хватало еще с полицией проблем… впрочем, за распитие я уже, считай, попал. Возможно, штраф, возможно, и сутки. Хорошенькое первое сентября. Говорили же мудрые в прошлом – счастье в неведении. Зачем полез узнавать и копаться в интернете? Выпил бы свою бутылку в тишине, послушал блюз, вспомнил прошлое и перевернул страницу до следующего года… нет, надо было ему…

На ухабах меня пару раз подбросило, я больно стукнулся головой о потолок «Уазика», разбил локоть, но в остальном по прибытии в райотдел даже немного собрался с мыслями.

Мне стало ясно, что я чересчур предался сентиментальщине. Прибавить сюда жару, ностальгию, отсутствие как модно сейчас говорить «социальных связей». Тоска по джунглям Бразилии, моим друзьями из племени Пирахо после возвращения из последней командировки превратила меня в настоящего затворника – я действительно почти ни с кем не общался. Отсюда излишняя подозрительность. Мнительность. Беспокойство. Стремление фантазировать и придумывать несуществующие события, которые могли бы произойти из ничего и раздувание их последствий до небывалых размеров. Все признаки социальная дисфункции и дезадаптации – это вам любой психотерапевт скажет.

– Вылезай, приехали! – дверца Уазика с шумом отскочила. Зажмурившись и открыв глаза через пару мгновений, я увидел здоровяка, курившего сигарету.

Я вдруг вспомнил, что утром после выпускного я попал сюда же, в этот же райотдел по глупости – меня приняли за какого-то подонка, нырнувшего ножом пенсионера. В тот день я в последний раз видел свой класс живьем целиком. Меня выпустили только через шесть часов, когда поймали настоящего преступника, а до того мне пришлось пережить допрос с пристрастием и требованием признаться. Разумеется, признаваться мне было не в чем, однако приметы совпадали и, если бы того парня не нашли… я бы не знаю, где был бы сейчас.

– Идем! – весело бросил мой «одношкольник», когда здоровяк докурил сигарету.

Они завели меня в длинный коридор, выкрашенный голубой краской. На стенах висели плакаты по контртеррористической работе, гражданской обороне и конечно же, «Внимание, розыск».

Здоровяк втолкнул меня в кабинет справа.

– Товарищ лейтенант, вот… задержанный…

Молодой, лет двадцати на вид полицейский поднял голову. Работавший на полную мощность вентилятор встряхнул струей прохладного воздуха мальчишескую челку.

– Нашли что? – спросил лейтенант, разглядывая меня в упор.

– Нет.

– Зачем тогда привезли? Нафига он мне тут?

Мои конвоиры переглянулись.

– Но он… употреблял и…

– Товарищ лейтенант… – я неожиданно сделал шаг вперед и заметил, как полицейский, до того сидевший в расслабленной позе мгновенно напрягся.

– Эй… – раздалось позади.

– Товарищ лейтенант, я зашел проведать своего друга и седьмой школы… и вдруг оказалось, что в его квартире живут совсем другие люди и они утверждают, что жили там всегда. Я десять лет ходил в эту квартиру почти каждый день. У вас же наверняка был друг в школе. Скажите мне, как это возможно?

Лицо лейтенанта вытянулось.

– Как это – другие люди? Не понял. – Он положил ручку, которую вертел в руках на стол, глянул в монитор компьютера и покачал головой.

– Ваш друг что – пропал, получается?

– Да, – нашелся я и победно посмотрел на полицейских в дверях кабинета. – Пропал. Я попытался его найти в соцсетях, позвонить ему, но не нашел.

– Может быть, он переехал?

Я пожал плечами.

– Но тогда бы мне сказали в той квартире, что да, мы ее купили пять или десять лет назад. Но женщина, которая там живет, утверждает, что родилась в этом доме.

– Идите, – бросил лейтенант мнущимся полицейским. – Рапорты писали?

– Нет еще… но…

– И не надо. Все, идите с глаз моих!

Послышался треск половиц и через секунду отделение стихло.

– Как фамилия друга? – спросил лейтенант уставшим голосом.

– Чайковский. Петр Васильевич.

Его пальцы застучали по клавиатуре.

– Адрес…

– Летняя, 24.

– Дата рождения?

Я смутился.

– Семьдесят шестой. Кажется… 15 июля. Да, точно. Ровно посередине.

Лейтенант быстро посмотрел на меня, кивнул и затараторил по клавиатуре. Потом посмотрел на экран – в этот момент вентилятор снова повернулся к нему «лицом» и челка опять на секунду взлетела.

Его тонкие губы сжались. Он снова повернулся ко мне.

– Вы… точно ничего не путаете? Гражданка Антипова Светлана Евгеньевна прописана и проживает в квартире по адресу Летняя, 24 уже 52 года. И… – он помолчал, скользя глазами по экрану и продолжил: – никакого Петра Васильевича там точно никогда не было. У меня новая база, это абсолютно точно. Я могу вам больше сказать… никакого Петра Васильевича с данной датой рождения в нашем городе не существует. И вообще в России, если уж вы надумаете его искать где-то на Крайнем Севере.

Я ошарашенно уставился на полицейского.

– Вот так да…

Вдруг меня пронзила совсем уж дикая мысль – кажется, я даже читал о чем-то подобном у известного фантаста Лукьяненко, когда в квартире главного героя вдруг появилась посторонняя женщина, а его самого словно стерли из реальности. Это, конечно, смахивало совсем уж на бред, но тем не менее, – я с дрожью в голове спросил:

– Я… Антон Андреевич Михайлов, 17 мая 1976 года рождения, проживаю по улице Летняя, 17… Вы… можете проверить, я там действительно проживаю? Или…

На мгновение я подумал, что молодой полицейский после этих слов немедленно отправит меня в обезьянник, а после вызовет психиатрическую бригаду, однако он лишь цокнул языком и принялся вводить буквы, проговаривая их тонкими губами.

– Однако… – проговорил он медленно. – Я сразу подумал, что вы просто выдумщик… так и быть, Антон Андреевич… на первый раз, в силу вашего так сказать, возраста… и учитывая, что ранее вы не задерживались и не привлекались, я вас отпущу… – он отвлекся от монитора и пристально посмотрел на меня. – …но, можете быть уверены, попадетесь еще раз и штрафа за распитие вам не миновать. Хотя тут и мелкое хулиганство, и еще что-нибудь можно придумать при желании.

Я качнулся на расшатанном стуле.

– Значит… проживаю?

– Ну разумеется. И ваши эти друзья, о которых вы спрашиваете, они тоже где-то есть, – молодой полицейский, которого система, видимо, еще не полностью сожрала, как-то сочувственно вздохнул: – ваш школьный товарищ мог эмигрировать, мог умереть, да мало ли еще что… банальная ошибка, неполнота данных, ведь те старые карточки, которые оцифровывались, они тоже терялись. Есть и еще одна версия… у меня лично.

– Какая? – я с надеждой посмотрел на изнывающего от жары паренька в форме.

– На третьем курсе универа нам говорили, что в случае отсутствия данных в картотеке помимо причин, которые я вам изложил, может быть еще одна, правда встречается она крайне редко. Карточку изъяли.

– Изъяли?! – не понял я. – Как это – изъяли? Кто изъял?

Лейтенант усмехнулся, но как-то невесело. За окном пронеслась ватага первоклашек, они спорили от каком-то «скибиди» и в этот момент я почувствовал себя глубоким стариком.

– Изымают по разным причинам. Гостайна, госбезопасность, программа охраны свидетелей, пункт семь…

– Пункт семь?

– Я точно также как и вы переспросил профессора, когда он читал нам лекцию про картотеки. Потом я узнал, что обычно этот пункт семь опускают, но некоторые осведомленные лекторы продолжают информировать студентов о его существовании.

– Что это значит? – я заерзал на стуле, чувствуя, как внутри что-то екнуло. Мне вдруг стало тоже очень жарко, даже душно, хотя в джунглях Амазонки я настолько привык к постоянной жаре, что уже давно перестал обращать на нее внимание.

Лейтенант клацнул еще по паре клавиш, его лицо приняло мальчишески-удивленное выражение.

– Так и есть… пункт семь… – произнес он, покусывая изгрызенный колпачок шариковой ручки. – Впервые такое вижу, я думал… это просто такой… прикол, что ли… – Он растерянно взглянул на меня. – Значит… ваш друг…

– Что?! – не выдержал я.

– Он был на самом деле, то есть, существовал, но… теперь его нет. Я сам не знаю, что это значит, когда я спросил профессора после лекции, он сказал, что это выходит за пределы его компетенции и вряд ли нам встретится в реальной жизни, а потому нечего забивать себе голову. Но… – лейтенант помолчал, потом будто нехотя продолжил, – если хотите… если конечно… я могу попытаться узнать, что это значит.

По моей спине несмотря на жару пробежали мурашки. Хотел ли я этого? Может быть, лучше не лезть туда, куда не просят? Я вдруг увидел перед собой толстого улыбчивого Петьку, моего лучшего друга детства, услышал его заливистый смех и подумал: «А кто еще может сделать это для друга, если не я?»

– Да, – медленно ответил я и мое «да» повисло в знойной жаре неуютного кабинета.

После затянувшейся паузы – паузы, во время которой на лице лейтенанта отражались вполне понятные чувства – от отрицания, до борьбы и гнева, в том числе и желание просто послать меня три буквы (потому что так безопаснее для него самого и его карьеры), в конце концов победило любопытство.

– Ладно. Оставьте свой телефон, я узнаю, что смогу и позвоню.

Я продиктовал номер.

– За сроки не обещаю. Скорее всего, завтра, сегодня вряд ли. Ну а вам, гражданин… Антон Михайлов… я советую завязывать с выпивкой.

Я кивнул, поднялся со стула.

– Буду ждать. Спасибо вам.

В дверях я обернулся и посмотрел на лейтенанта. Тот с задумчивым видом сидел перед монитором, постукивая ручкой по столу.

Если бы я знал, что больше никогда не увижу этого молодого, искреннего и любопытного паренька, я бы никогда не ушел из отделения. Но тогда я даже не догадывался об этом. Я вышел из райотдела и тут же погрузился в стоячие волны аномальной сентябрьской жары. К райотделу подкатил «Бобик». Вышедший водила открыл заднюю дверь. Изнутри, матюкаясь, вывалился пьяный мужик. Он горланил песню Гуфа «Спонсор твоих проблем»:

«Я не уве-е-ерен, что-о-о таких можно спасти…»

– Иди, иди, – подтолкнул его взмокший от жары сержант. – И тебя спасем, и всех спасем, не сомневайся.