Пропавшая кузина

Глава 4 С песней по жизни

Еще в прошлой своей жизни приходилось слышать, что главный праздник у немцев — Рождество. Что ж, если судить по тому размаху, с которым его отмечали в Мюнхене, то так оно и есть. Две седмицы рождественских каникул были под завязку заполнены весельем, пивом и всяческими вкусностями. Что на квартире, что в пивных, где собиралось братство, что на праздничных ярмарках, куда я пару раз заглянул из интереса — везде можно было от всей души повеселиться, а заодно от пуза наесться и напиться. Честно говоря, к концу каникул я уже боялся даже просто смотреть на еду и на пиво — что-то больно уж трудоемким делом стало застегивать на себе штаны.

Но каникулы кончились, и у нас пошла череда семинаров и практикумов, где господа профессора старались привить нам навыки самостоятельной научной работы — все-таки главной своей задачей германские университеты считали именно подготовку научных кадров, и Мюнхенский университет исключением тут не был. Пока что мы на семинарах больше интеллектуально разминались, проводя под руководством профессоров развернутое обсуждение их же лекций, но скоро каждому студенту предстояло подготовить самостоятельный доклад и вынести его на общее обсуждение. Кое-какие соображения на этот счет у меня уже появились, и я потихоньку начал готовиться.

Что же касается практикумов, то на них мы сначала должны были под руководством профессоров составить план эксперимента или иной практической работы, с указанием того, что требуется узнать, подтвердить или опровергнуть практическим путем, затем, под внимательным присмотром (именно присмотром, без мелочных подсказок и опеки) тех же профессоров этот эксперимент или работу выполнить, после чего полностью самостоятельно изложить полученные результаты с объяснением смысла и последствий своих действий.

Честно говоря, когда из горсти песка и нескольких стеклянных осколков я сам смог изготовить световой камень, и он после приложения стальной лабораторной лопатки засветился, ощущение было непередаваемым. Я чувствовал себя создателем, настоящим магом, да Бог его знает кем еще. Ну да, светился он, конечно, не так ярко, моргал, зараза, но ведь работал же!

Лично у меня появился и свой, персональный, если можно так выразиться, формат занятий. Сам великий и ужасный профессор Левенгаупт заинтересовался моим предвидением и стал периодически заниматься со мной именно его изучением и развитием. Он дотошно расспрашивал, как именно предвидение проявляется, как я его чувствую и как отличаю (или пытаюсь отличить) его от иных своих ожиданий и ощущений, давал полезные советы, как именно следует в тех или иных случаях поступать. После не то шестого, не то седьмого такого индивидуального занятия я мог уже сам более-менее четко отличать, когда у меня действительно работает предвидение, а когда я просто представляю себе один из возможных вариантов своих или чужих действий. Основным правилом тут стало право первенства — какая мысль приходит в голову первой, у той и больше прав считаться предвидением, а не попыткой просчитать варианты. Впрочем, в том же фехтовании предвидение работало куда как лучше — видимо, из-за более высокой скорости движений, на которые и мозг быстрее отзывался.

Но если кому-то покажется, что Левенгаупт успокоился на достигнутом, то совершенно напрасно. Он буквально за несколько дней разработал целую систему упражнений для тренировки предвидения, и догадайтесь с трех раз, кому эти упражнения приходилось выполнять? Вот-вот, вы не ошиблись. Но я не противился. И самому интересно было, и пользу от этих упражнений я почувствовал уже довольно быстро. Нет, гений это гений, и раз уж мне выпала удача у него учиться, упускать такую удачу я не собирался. Дураком надо быть, упустить такое, а это уж точно не ко мне.

…К середине зимы мы с Альбертом обнаружили, что пить пиво в пивной обходится заметно дешевле, чем на квартире. В принципе, ничего неожиданного в таком повороте не было — фрау Штайнкирхнер заказывала пиво у той же пивоварни, которая держала ближайшую к нашему дому пивную, так что к стоимости самого пива прибавлялась оплата его доставки, залоговая цена бочонка, да лишние пфенниги слугам, разливавшим пиво по кружкам и разносившим наполненные кружки жильцам. Это открытие оказалось как нельзя кстати — пусть мы оба и получали ежемесячные денежные переводы от любящих родителей, но прусские аристократы своего младшего сына хоть и не держали в черном теле, однако же и совсем не баловали, поэтому к концу очередного месяца Альберт вынужден был переходить в режим экономии, иногда и весьма жесткой, а на мои предложения угостить его пивом соглашался далеко не всегда. Гордость, что вы хотите… И вот как-то вечером, когда мы сидели за столиком в тихом уголке малолюдной по случаю буднего дня пивной, я осторожно поинтересовался, нет ли у моего приятеля известной связи с Анной Грау, которую для себя я мысленно переименовал в Аню Седову, просто переведя ее имя и фамилию на русский язык. В последнее время Аня с завидной регулярностью намекала на то, что ее постельные услуги обойдутся мне весьма недорого, потому как она даже рада будет оказать их такому симпатичному и обходительному молодому господину. Мой организм настойчиво требовал правильно оценить эти намеки и сделать из них соответствующие выводы, и удерживало меня от полного и незамедлительного исполнения этих требований исключительно нежелание делить Аню с Альбертом.

— О, нет, Алекс, можешь быть спокойным! — заверил меня граф. — У меня уже есть подружка. Но, извини, должен тебя предупредить, чтобы верности от Анны ты не ждал — ко мне она уже пыталась пристроиться.

— Спасибо, Альберт, вот на ее верность я как-то особо и не надеялся. Мне от Ани нужно совсем другое, — ответил я, и мы оба понимающе хмыкнули.

— Я смотрю, тебе тоже нравятся девицы из простого народа? — подначил Альберт.

— Как и тебе, дружище, — вернул я ему этот мяч.

продекламировал граф.

— Да уж, — согласился я.

— А у тебя дома, в Москве, была такая подружка? — спросил Альберт. — Она, наверное, ждет тебя…

— Была, — признал я. — Но не ждет. Ее убили за два месяца до моего отъезда.

— Прости, Алекс, — стушевался Альберт.

— Да ладно, — я вяло отмахнулся. — Я уже привык к этой потере, а ты и не знал…

И нашло на меня что-то такое, что я просто рассказал графу всю эту историю. Слушал Шлиппенбах, что называется, раскрыв рот, да еще и глядел на меня при этом, как на какого-то прямо-таки героя.

— Да… — преисполнившись восхищения, Альберт даже пива отхлебнуть забыл, — вот бы такое дело раскрыть…

— Слушай, а что тебя вообще в полицию потянуло? — мне и правда стало интересно. Граф — и вдруг в полицейские чиновники. Как-то не совсем обычно, не сказать бы сильнее.

— Так я же младший сын, — невесело усмехнулся Альберт. — Денег сколько-то отец мне, конечно, оставит, но поместье и прочее родовое добро мне никак не светят. В армию идти — там среди офицеров таких четверо из пятерых, потеряюсь. А в полиции я со своим титулом на виду всегда буду, карьеру сделать такому лентяю, как я, проще выйдет.

Мы посмеялись и запили это дело пивом. Нет, с юмором и самокритикой у товарища все в порядке. Что уж там у него получится, не знаю, вряд ли ему за один титул карьерную лестницу построят, с перилами и ковровой дорожкой, но если бы служебный рост будущего полицейского чиновника фон Шлиппенбаха зависел от моих пожеланий, он получился бы очень даже впечатляющим… А вечером ко мне в постель с радостным визгом запрыгнула Анька, ставшая за пару минут до того аж на полгульдена богаче.

В братстве жизнь шла своим чередом, иной раз выдавая совсем уж неожиданные повороты. Когда в начале марта мы собрались в хоровом классе, чтобы заслушать отчет казначея по итогам февраля, собрать взносы за начавшийся март, а потом организованно отправиться в пивную, Орманди потряс всех присутствующих тем, что почти полностью погасил задолженность по членским взносам. Я, правда, из разговора с нашим фукс-майором знал, что такое уже было — в тот раз венгр избавился от долгов перед братством накануне голосования о его приеме в полноправные братья. Что ж, что бывало однажды, вполне может случиться и второй раз, и третий, и с той или иной степенью регулярности повторяться в дальнейшем. Кстати, а деньги у него откуда? Многие студенты, даже из благородных, как я знал, подрабатывали — как правило, домашними учителями, но что-то не верилось, что имперский рыцарь с его гонором был бы на такое способен.

Обратил я внимание и на другое — Орманди, на каникулы уехавший домой, по возвращении как-то притих и отпускать свои шуточки в мой адрес пока что не пытался. Не могу сказать, что это сильно меня опечалило, но и радости особой не принесло. Во-первых, плевать я хотел и на самого Орманди, и на его неуклюжие наезды, чтобы тут нашлось место для печали или радости, а, во-вторых, я, честно говоря, даже немного забеспокоился, подозревая, что за своей неожиданно прорезавшейся белизной и пушистостью он прячет подготовку какой-нибудь гадости — уж с него-то станется… Впрочем, со временем это беспокойство само собой утихло, мне более чем хватало и других забот.

— Господа, прошу внимания! — ого, вот уж не подумал бы, что Альберт может так громко крикнуть. Судя по наступившей тишине, такое стало неожиданностью не для меня одного.

— Позвольте мне исполнить новую песню! Я сочинил ее вот только на днях и прошу всех вас стать первыми ее слушателями!

Приехали… С того дня, когда я решил заткнуть поток Альбертова творчества, присоветовав ему сочинять песни, не прошло и двух месяцев, а он уже выдал! М-да, кажется, идея была ошибочной и теперь мне все-таки придется это слушать…

Альберт тем временем уселся за рояль, пробежался по клавишам, разминая пальцы, и на удивление сильным и хорошо поставленным голосом запел на бодрый маршевый мотив:

Народ слушал сначала вполуха, потом все более и более внимательно, к концу куплета некоторые уже подпевали повторяющуюся последнюю строку, а уж залихватское «хай-ди хай-до хай-да!» радостно подхватили все, включая и меня самого. Хм, а я ведь, пожалуй, и вправду еще буду гордиться, что знал автора песни…

Тем временем Альберт продолжал:

— Великолепно! Отличная песня! Браво! Альберт, ты гений! — наперебой загалдели господа студенты. — Качать! Качать Шлиппенбаха! — раздался чей-то призыв, народ на него незамедлительно откликнулся, и через несколько секунд Альберт принялся успешно преодолевать земную гравитацию — не сам по себе, конечно, а исключительно с приложением мускульной силы товарищей по братству.

— Друзья! — провозгласил Альберт, когда полеты, наконец, прекратились. — С удовольствием рекомендую моего друга графа Алекса Левского, давшего мне поистине гениальный совет сочинять песни! Спасибо, Алекс! Без тебя этой песни не было бы!

И кто, спрашивается, тянул Альберта за язык? И зачем? Теперь болтаться между потолком и крепкими руками переполненных энтузиазмом членов братства пришлось уже и мне.

— Внимание! — вмешался Мюлленберг. — Прекратить бардак! Альберт, споешь нам песню еще раз-другой? Чтобы мы слова запомнили?

— Я сделал несколько листков с текстом песни, — вот она, немецкая предусмотрительность! — На всех, к сожалению, не успел, но по листку на двоих или троих будет, — Альберт с довольной улыбкой извлек из-за пазухи стопку листов бумаги и потряс ею.

— Так чего мы ждем?! — деланно возмутился барон. — Выходим на улицу и марш в пивную!