На этот раз очнулся я не скоро. А открыв глаза, застонал от острого приступа головокружения. Тело ощущалось таким тяжелым, непривычно слабым и неподвижным, будто меня запихнули в чужую личину и заставили жить в ней. Казалось, стоит лишь захотеть, вспорхнуть, как оболочка рассыплется прахом, а я смогу ощутить полет…
Острая пощечина привела меня в чувство, мигом очистила разум от дурных мыслей и заставила оглядеться.
Я лежал на кровати в незнакомой комнате, а рядом с постелью, чем-то ужасно взволнованная, расположилась Имиана. Именно она и залепила мне раскрытой ладонью по лицу. На глазах девушки выступили слезы, она порывисто обняла меня и громко зарыдала.
— Простите, умоляю вас! Я не хотела…если бы только знала, что вы сотворили со мной, никогда бы не сказала тех слов, клянусь!
Она долго извинялась, утирала слезы и начинала плакать вновь. Я же не мог и пошевелиться, боясь разрушить сладкое удовольствие, лужицей меда разлитое в груди. Затем, словно очнувшись от долгого сна, мягко коснулся пушистой пряди ее волос.
— Вам не стоит извиняться за то, чего не делали, Ими. Это целиком и полностью моя вина, моя ошибка, за которую последовала равноценная плата. Прошу вас, не корите себя. И перестаньте плакать, ваши слезы ранят мне сердце…
Имиана робко улыбнулась, отстранилась и счастливо вздохнула. Я с трудом сел, поморщившись от жуткой головной боли и ломоты в правой руке. Точно, я ведь упал на нее, сломав столик. Бросив взгляд на кисть, досадливо цокнул языком: лиловый синяк, припухлостью вздувшийся ближе к предплечью, надолго оставил меня без тренировок. Неприятно.
— Все же вы неправы, — подала голос девушка. Я повернулся в ее сторону, проследил взглядом за тонкими нежными пальцами, ловко поправившими выбившийся локон. — Вы спасли меня от этих ужасных чувств, заставили снова ощутить радость. Зачем?
Я отвел глаза, сердце дико забилось в груди. Глубокий вдох, выдох. Взяв себя в руки, снова взглянул Имиане в лицо.
— Я сделал бы это снова, если бы пришлось, миледи. Эти чувства погубили бы вас, именно поэтому пройти мимо — все равно, что совершить жестокий проступок, стоящий наказания. Я не могу позволить себе такой эгоистичности. Да, я не герой, но поклялся защитить тех, кто в этом нуждается. А вы нуждались, как никто другой.
В ее взгляде я различил безмерную благодарность, но там было что-то еще…точно! Искра, промелькнувшая между нами в тот миг, когда я ворвался в ее душу, истоптав там все своими мерзкими лапами. Что же это было за чувство?
— Ты поступил верно, парень, но чересчур опрометчиво, — раздался от двери голос наставника. Подняв взгляд, я встретился с ним глазами. Сэр Лодвейн был рассержен, но я ощутил его облегчение, что ученик все же жив, а не шагнул за Грань.
— Я знаю, мастер, — кивнул, скрывая смущение. Он беспокоился обо мне. Как же глупо я поступил, заставив волноваться наставника и леди!
— Однако ты не мог иначе, понимаю, — он завершил мою фразу. — Впредь будь осторожнее, Альберт. С каждым разом это становится более опасным для тебя, нежели для других. Однажды ты не сможешь вернуться. Быть может, стоит поберечь силы для себя, не растрачивая их на других?
— Возможно, — не стал спорить я. — Однако, это мое решение. Даже если бы я находился при смерти, не стал бы поступать иначе. Если пройду мимо страждущего, достоин ли буду называться Мастером?
В глазах сэра Лодвейна мелькнуло какое-то сильное чувство. Он хмыкнул, шагнул вперед и положил руку мне на плечо. Затем взглянул на Имиану, все это время тихонько слушавшую наш разговор.
— У этого рыцаря большое сердце, миледи. Но некому проследить за тем, чтобы он не разбивал его на кусочки, делясь с окружающими. Как думаете, сможете взять на себя эту смелость?
Девушка вдруг стала пунцовой, робко взглянула на меня, затем на моего наставника. Кивнула.
— Я постараюсь. Если, конечно, он не будет против.
— Не будет, — подмигнул мне сэр Лодвейн. — Думается, рыцарь и сам не прочь такой помощи…
Вскоре нас накормили завтраком. Как оказалось, я провалялся в постели всю ночь, очнувшись на рассвете. Сэр Лодвейн с трудом нашел меня, а затем смиренно дожидался моего пробуждения.
Щедро снарядив нас в дорогу, Имиана вместе с нами вышла во двор поместья. Наставник молча зашагал к воротам, а я повернулся к девушке.
Ее задумчиво-печальный взгляд о многом сказал мне. Но мы ведь не можем быть вместе, верно? Ученик мечника и леди из знатного рода. Слишком большая разница между нами. Слишком…
— Спасибо, — прошептала Имиана.
— Это мне стоит благодарить вас, миледи, — поклонился я. Девушка смутилась.
— Вы не должны…разве нельзя остаться еще ненадолго?
Неожиданный вопрос заставил меня изумленно пошатнуться. Словно прозрев, я отметил и румянец на щеках Имианы, и теплую нежность во взгляде, смешанную с горечью расставания.
А затем шагнул вперед и легонько сжал ее в объятиях. Она уткнулась носом в мое плечо и всхлипнула.
— Не бросай меня, прошу…что с нами будет теперь?
— Все будет хорошо, — с уверенностью произнес я, хотя внутри все сжималось от осознания того, что мы не сможем увидеться раньше, чем через несколько месяцев.
— Ты ведь вернешься, правда? — она отстранилась, глубокие глаза с надеждой изучали мое лицо. Я кивнул.
— Так скоро, как только смогу.
— Я буду ждать… — тихое, едва слышное обещание. А затем — обжигающе-нежный, страстный, мягкий поцелуй, коснувшийся моих губ. Он длился долго, но для меня — не более одного вдоха.
Напоследок коснувшись ее ладони, я развернулся и зашагал прочь. Безумно хотелось оглянуться, но я не смел. Боялся, что не смогу уйти.
Наставник понимающе кивнул, стоило мне выйти за ворота поместья. Тронул поводья и телега, нагруженная припасами, покатилась вперед. Туда, где снова ждали бесчисленные часы изнуряющих тренировок, поражений и побед, работы над собой, требующей постоянного совершенствования. Но теперь я знал, что меня ждут, и это согревало сердце даже в постепенно разбушевавшуюся метель.
Полгода тянулись мучительно долго. Зима оказалась на редкость злой, морозной и беспощадной. Перевалы замело, поэтому на долгие три месяца мы оказались заперты в крепости, не имея возможности выбраться наружу. Затем распогодилось, и с первым же обозом я отправился в город, чтобы повидаться с Имианой. Я провел у нее всю ночь, а наутро, нетвердой походкой вернулся в трактир, где ждали Заф и сэр Матиас, один из сильнейших наставников.
Едва мы вернулись в Эль-Тору, как снова разыгралась вьюга, стихшая только пару недель назад.
Первая стадия моего обучения близилась к концу, как поведал сэр Лодвейн. Наставник старался казаться серьезным, но насмешливые искорки в уголках глаз выдавали его довольство. Впереди была практика, которая покажет, кто из учеников достоин ступить на путь Мастерства. Не сдавшие экзамен так и останутся всего лишь учениками, получат ранг младшего мечника и смогут вступить в ряды доблестной армии Его Величества. Однако прошедшие испытание будут допущены к более глубокому обучению мастерству меча. И только после еще полутора лет смогут считаться мастерами.
Заф сильно трусил перед предстоящим экзаменом, боялся оступиться и не получить ранг. Мне же было, по сути, все равно. Меч уже давно стал лучшим другом, с которым мы понимали друг друга с одного движения.
Настал судьбоносный день. Мы поднялись за час до рассвета и, наскоро умывшись, отправились на разминку. Есть перед экзаменом не позволялось, якобы сытость уменьшает скорость реакции. В целом я был согласен с этим утверждением, после еды всегда клонит в сон и без наставника, заставляющего заниматься с оружием до изнеможения, мало кто добровольно отправился бы на площадку.
Хорошенько размявшись, я расположился на краю плаца, привалившись спиной к дереву. Рядом устало плюхнулся Заф. Вчера мы отрабатывали новую связку ударов, поэтому сегодня оба находились не в лучшей форме.
— Будет тяжело, — задумчиво протянул приятель. Я пожал плечами.
— Неважно. От этого зависит, каким Путем ты пойдешь дальше. Стоит постараться, как думаешь?
Заф фыркнул.
— Когда ты так говоришь, я невольно представляю вместо тебя мастера Эйнарта, у него такие же занудливые речи.
Мы рассмеялись. Мастер Эйнарт был старейшим преподавателем в крепости. Он также являлся хранителем библиотеки, которая занимала один из нижних этажей. Старик частенько любит поучать младших, рассказывая весьма интересные истории из своей жизни. Мне удалось подружиться с ним, ведь я всегда любил книги. Взамен мастер позволил приходить в библиотеку в любое время.
— Мне еще далеко до его острого ума, — улыбнулся я. — По меньшей мере, десяток лет.
— Ты слишком низко себя ценишь, Аль, — насмешливый взгляд Зафа вдруг превратился в абсолютно серьезный. — Хоть раз взгляни правде в глаза — ты уже давно перерос всех учеников. Никто и нас не может быть тебе равным противником.
— Разве? — лениво удивился я. — Мне казалось, что многие могли бы с легкостью одолеть нас обоих. Скажешь нет?
Заф насупился.
— Ты не прав. Наставники давно поговаривают о твоем таланте. Тебе стоит почаще смотреть по сторонам.
— Я не так уж и одарен, — вздохнул, почесав нос. — Просто хочу побыстрее закончить обучение.
— Есть причина?
— И не одна. Я должен вернуться в Гильдию. Круг будет недоволен, если их не поприветствуешь, как должно.
Заф единственный из всех, не считая сэра Лодвейна, кто был в курсе моего прошлого.
— Это точно. Я уверен, что скоро ты станешь лучшим Мастером! — улыбнулся приятель. Я благодарно кивнул. Порой Заф казался мне младшим братом, который преданно верит в силу старшего и превозносит его над остальными. Впрочем, это не мешало ему время от времени одаривать меня синяками и ссадинами.
Наставники вышли в центр площадки и привлекли всеобщее внимание. Ученики затихли, напряженно ожидая слов старших.
Сэр Лодвейн откашлялся и шагнул вперед.
— Итак, юные мечники, экзамен на первую ступень мастерства объявляется открытым!
Парни возбужденно закричали, приветствуя начало переломного этапа в нашей жизни.
Наставник неожиданно поймал меня взглядом и ободряюще улыбнулся.
— Вашей задачей будет выстоять против мастера три минуты. Как только оружие одного из противников окажется на земле, он считается проигравшим. Первым на сдачу экзамена приглашается…Альберт ар-Нисо. Экзаменатор — сэр Матиас Лодви.
Я? Первый? Странно. Почему наставник решил вызвать меня первым? К тому же поставил противником сэра Матиаса. Старик весьма силен, но, что гораздо важнее — я ни разу не видел его в деле, только слышал разговоры о мастерстве добродушного мечника.
Насчет приставки к имени…так меня назвал сэр Дитрих. Якобы это родовое имя Дарза — старого мечника, встреченного мной в Суо. Не думаю что он обрадовался бы, узнав о том, что я ношу его имя, но и против бы не был. Мы тепло расстались с ним тогда. Я обязательно должен навестить старика!
Выйдя в центр площадки, я потянул двуручник из ножен за спиной. Сэр Матиас напротив предпочел два острых клинка. Ударил гонг, и в ту же секунду мастер сорвался с места. Он стрелой пролетел разделявшее нас расстояние и стремительными ударами насел на меня.
Отбив один выпад, я зарычал и с трудом уклонился от второго. Готов поклясться, на губах наставника мелькнула довольная улыбка. А затем его удары слились в один, мелькая с невероятной быстротой.
Чудо, но я мог их парировать. С трудом, но отбивал или отклонял все выпады, впрочем, не имея возможности ударить в ответ. Не думал, что способен выдерживать такую скорость. Наконец, подгадав момент, оттолкнул мастера от себя, заставив разорвать дистанцию между нами. Длинный взмах моего клинка — и мастер пятится, дабы не попасть под серьезный удар. Я же машу двуручным мечом с непонятной даже для самого себя легкостью. Неужели и впрямь стал сильнее?
Не стоило об этом думать. Ощутив мое замешательство, сэр Матиас скользнул вперед, ловко уклонился от выпада, и острая сталь клинка пронзила мое плечо.
Пальца сами по себе разжались, выпуская рукоять меча. Время вокруг замерло, будто я угодил в кисель. Я с ужасом следил за тем, как клинок приближается к земле. Моя правая рука больше не может держать оружие. Но кто сказал, что я не могу ударить левой?
Наклон, пальцы сжимаются на рукояти, резкий разворот — острый выпад. Наставник шипит от боли, а струйка крови стекает по его раненому боку.
Я разорвал дистанцию, уйдя в оборону. Вовремя — спустя миг сэр Матиас разозлился и град ударов заставил меня медленно отступить. С трудом отклоняя вездесущие уколы двух клинков, я молился Дису, чтобы время бежало чуть быстрее. Нужно продержаться еще немного, еще совсем чуть-чуть…
Острый укол в бок, затем болью взрывается левая нога. С трудом остаюсь стоять, но чувствую, что мышцы напряжены до предела. Еще немного — и рухну на землю, потеряв сознание.
«Держись!», — крикнул самому себе. Если ты сдашься сейчас, разве это будет не трусость? Разве сможешь тогда звать себя Мастером?
Скрипя зубами, ощущая на губах кровь, я сдерживал натиск ударов. Однако внезапный пинок под колено заставил пошатнуться. Хлесткий удар клинка лишил меня равновесия и опустил на одно колено. Все еще могу держать двуручник, но уже с трудом. Пальцы дрожат, усилием воли удерживая рукоять меча. Однако лезвие чужого уже несется ко мне, еще миг — и ужалит.
Спасительный удар гонга обрывает бой. Сэр Матиас довольно улыбается напротив. Я вонзаю меч в землю, поднимаюсь сам, едва держась на ногах.
— Бой…засчитан! — произносит сэр Лодвейн, и на его губах играет улыбка мастера, довольного своим учеником.
— Ты хорошо держался, Альберт, — похвалил сэр Матиас, помогая мне добраться до дерева, где я и опустился на землю. Бережно прислонив клинок к стволу, устало утер пот со лба. Благодарно кивнул наставнику.
— Спасибо, сэр Матиас. Вы заставили меня изрядно попотеть.
Он рассмеялся, довольный похвалой. Сейчас я точно мог сказать, что ему намного больше пятидесяти. Уже старик, но еще полон сил. Удивительный мечник.
— Рад приветствовать тебя в рядах мастеров, мальчик.
— Еще нет, — я поморщился от боли в ранах. Сэр Матиас пожал плечами.
— Тебе осталось совсем немного. Признаться, я был удивлен твоей силой и ловкостью. Лодвейн ничуть не преувеличивал, когда хвалил тебя. Мой ученик все же неплохо поработал.
— Мастер Лодвейн…ваш ученик? — изумленно пробормотал я. Наставник кивнул.
— Это было давно. Он был лучшим из всех. И самым амбициозным. Уже после, когда огонь в его глазах потускнел, он перестал любить свое дело. Мне было больно смотреть, как страдает этот талантливый юноша. Но когда он повстречал тебя…кажется, ты смог изменить его. Спасибо за это, Альберт.
Я лишь молча поднялся и поклонился старику. На это меня сподвигла лишь одна его фраза. Он назвал сэра Лодвейна юношей…это значит, что старому мечнику гораздо больше лет чем моему учителю. Удивительно, как он может в таком возрасте так ловко орудовать мечом?
Сэр Матиас ушел, а я отправился к лекарю, дабы перевязать раны.
Нашего лекаря звали Айнарис, ему было немногим больше лет, чем мне. Он совсем недавно закончил обучение в академии и решил посвятить свою жизнь помощи мечникам Эль-Торы. Или же ему просто нравилось тут работать.
Недовольно покачав головой при виде моих ран, Айнарис все же щедро смазал их своей пахучей мазью, а затем ловко забинтовал, скрыв от посторонних глаз. Поблагодарив лекаря, я побрел обратно на тренировочную площадку.
И вовремя: там как раз сражались Заф и сэр Лодвейн. Мой друг отступал под мощным натиском наставника, орудовавшего одноручным, но весьма увесистым мечом. Сам Заф предпочел более узкий клинок, и гораздо длиннее. Что, впрочем, не облегчало ему жизнь. Сэр Лодвейн с легкостью оттеснял Зафа к краю арены. Но вот парень сумел уклониться, а затем ловким выпадом заставил мастера отступить.
То, что произошло дальше, привело меня в дрожь. Заф как-то странно крутанулся, шагнул вперед и мощным выпадом пронзил плечо наставника. Сэр Лодвейн покачнулся, но выстоял, однако на его лице проступило искреннее недоумение. Он никогда не учил Зафа такому. Откуда тот узнал столь странный прием?
Удивление на лице мастера сменилось яростью. Мощный град ударов сломил защиту Зафа, а затем сильнейший выпад вырвал клинок из его руки. Сам парень рухнул на колени, крича от боли и зажимая обрубок кисти.
Сэр Лодвейн стоял над ним, и я видел в его глазах боль и жалость. Он действительно любил своего ученика.
— Ты преступил законы нашего братства, — произнес он с горечью. — Ты втайне изучал запрещенное боевое искусство! Этим ты покрыл позором себя и своего наставника.
Он покачнулся, и стало видно, что поступок Зафа ранил учителя гораздо глубже, чем он показывал.
— С сегодняшнего дня ты не имеешь права изучать мастерство меча, ни одна школа не возьмет тебя учеником, к тому же я лишил тебя кисти, дабы ты помнил до конца дней своих о позорном поступке. Ты мог бы победить и так, но возгордился, посчитал себя выше остальных, прибегнул к запрещенному и…проиграл. Убирайся прочь!
По щекам Зафа катились слезы, я почти физически ощущал его боль и раскаяние. И не выдержал.
Растолкав собравшихся, подбежал к другу. Коснувшись его плеча, крепко сжал, а затем повернулся к мастеру.
— Тот, кто лишает раскаявшегося второго шанса, недостоин зваться мастером!
В глазах Лодвейна заплясало удивление, сменившееся пониманием и болью. Ученики зашумели, осуждая мои слова.
— Настоящий Мастер никогда не станет подвергать ученика изгнанию. Каждый достоин шанса на прощение. Быть может, и ему стоит позволить остаться?
Лодвейн покачал головой.
— Нет, Альберт. Он нарушил законы Эль-Торы и будет изгнан.
— Это решение наставника, но не Мастера, — произнес я, задувая внутри себя пожар ярости и злости. Разум очистился от лишних мыслей, а сердце вдруг стало колючим куском льда. — Мастер обязан прежде всего использовать все пути. Изгнание — крайний метод, доступный любому деспоту! Но сможешь ли ты простить? В первую очередь — самого себя, за этот жестокий шаг?
Воцарилась мертвая тишина. Я видел боль в глазах наставника, знал к чему она приведет. Простите, учитель, мы больше не сможем следовать одному пути…
В следующее мгновение Лодвейн сделал то, чего я от него не ожидал. Он опустился на колени и склонил голову.
— Тогда, — его голос был хриплым от слез, но разносился во все уголки двора. — Извольте назначить наказание для меня, Мастер.
Он не поднял головы, но я ощутил его эмоции, который заставили меня замереть от ужаса. Сэр Лодвейн подчинился мне. Принял меня Мастером. Почему? Из-за поспешно сказанных слов? Какой Харак дернул меня за язык? Как же быть?
Отступать поздно, поэтому и шумно вздыхаю и говорю:
— Наказание каждый назначает себе сам. Мастер не вправе этого делать, вам ли не знать, сэр Лодвейн. Но не каждый сможет это сделать, открыть душу перед самим собой и задать главный вопрос.
— Какой же? — прошептал он, наконец, взглянув на меня. Глаза Лодвейна были полны сожаления и раскаяния.
— Кто виновен. Легко повесить вину за проступок на того, кто его совершил. Но порой за жестокостью кроется воздействие извне. А значит, он не виноват в совершенном. Вы в самом деле полагаете, что Зафайн смог бы лично изучить запрещенное искусство? Нет, его кто-то обучил. Вы же следовали поспешным выводам, тому, что лежит на поверхности. Вам обоим следует поразмыслить над своими ошибками. И уже потом ответить на этот вопрос.
В глазах Лодвейна мелькнула благодарность, а тишина вокруг сменилась шквалом аплодисментов. Словно пробудившись от состояния оцепенения, я обвел взглядом собравшихся. На их лицах явственно читалось потрясение, вкупе с восхищением и довольством справедливым решением.
Заф покачнулся и упал на землю, потеряв сознание. И все сразу пришли в движение. Я подхватил друга на руки и, не обращая внимания на раны, понес в лазарет. Позади слышался гул голосов, наставники пытались навести порядок, но тщетно.
Не знаю, откуда вдруг во мне взялись эти слова, но своей речью, заставившей склониться сэра Лодвейна, я наверняка зародил в учениках семена сомнения.
И даже думать не хотелось, к чему это все приведет.