Глава 15

Тишину нарушил мягкий хлопок двери, затем странный звук — и истошный женский визг, сопровождавшийся звоном и грохотом падения чего-то фарфорово-металлического. Сидевший в утренней столовой в ожидании, пока лакеи закончат сервировать стол к завтраку, сэр Генри вскочил. Джеймс был уже на ногах.

— Что там?

Не сговариваясь, мужчины подумали об одном и том же, и заторопились в то крыло здания, где вот уже несколько дней обитала Роза Фрамберг — или, вернее, то, во что она превратилась. Крыло стояло необитаемым, в нем разве что проживала старая посудомойка с мужем-лакеем, да сиделка мисс Браун. Горничные спали на чердаке, куда вели две лестницы — из правого и левого крыла дома. Прежде в том же крыле жила экономка, дворецкий, старая няня мисс Розы и она сама. В том же крыле находилась комната для чаепитий и гостевые апартаменты, которые теперь стояли пустыми — прислуга наотрез отказывалась посещать коридоры левого крыла, чтобы присматривать за порядком в спальнях. Да и не до гостей было чете Фрамберг. И вот что-то случилось в левом крыле.

— Сэр Генри, вы слышали? — на лестничной площадке сэру Генри и его спутнику попалась спускавшаяся к завтраку леди Элинор. — Что это могло быть?

Ее вопрос остался без ответа, повиснув в воздухе. Сэр Генри лишь пожал плечами — мол, пока не знаю, но скоро выясним, — и, как ни в чем ни бывало, взлетел по ступенькам на этаж. Уже на верхних ступенях Джеймс обогнал дядю, первым оказавшись на этаже. Два прыжка — и он в коридоре.

— Ах, ты… черт побери.

Сэр Генри помедлил долю секунды. Специфический аромат разлагающегося тела мутанта тут был невыносим — верный признак того, что существо вырвалось на свободу. Крик Джеймса подсказал остальное.

— Ах ты… пусти. А ну пусти, кому говорят?

Последовал звук удара, шум короткой борьбы, заглушаемый отчаянными воплями, и, выскочив из-за угла, сэр Генри увидел в коридоре невероятную картину.

Дверь в покои Розы была распахнута настежь, к стене напротив прижималась какая-то горничная. Ее форменное платье и передник были заляпаны желтовато-бурой с зелеными разводами слизью, а также следами пролитого на платье кофе. Оброненный поднос и несколько чашек с молочником и тарелочка с тостами валялись тут же. Завывая от страха, горничная пыталась вырвать свой передник из державших его конечностей мутанта, который перегородил своей массивной тушей проход. Рядом с ним чуть не приплясывал Джеймс, пытаясь растащить горничную и мутанта друг от дружки. Получалось это у него не очень — пинать ногами или тем более бить ту, которая еще две недели назад была простой милой девушкой, ему не позволяло воспитание. Сейчас же он ограничивался тем, что вместе с горничной пытался вырвать ее передник из конечностей мутанта, который подтягивался все ближе.

— Пошла вон. Пошла. Отпусти ее.

Подбежавший, сэр Генри в первую минуту действовал энергично. После вчерашней прогулки болело колено, и он даже по дому передвигался с помощью трости. И сейчас, перехватив ее за кончик, он коротко размахнулся и огрел мутанта набалдашником.

— Прекратить. Немедленно прекратить.

Неизвестно, что подействовало больше — удар или грозный окрик, а может, сопротивление жертвы или все вместе, но конечности разжались, выпуская передник горничной. Девушка покачнулась, теряя равновесие и едва не падая. Она отшатнулась, цепляясь за стену и пятясь. Глаза ее были широко распахнуты. Она тоненько выла от страха на одной ноте.

Не обращая на нее внимания, сэр Генри второй раз шлепнул мутанта по спине, уже не так сильно.

— Уходи. Возвращайся к себе. Ты наказана.

Существо некоторое время валялось поперек коридора, но потом тихо попятилось, помогая себе всеми конечностями. Вернее, ему пришлось это сделать, ибо трость из руки сэра Генри никуда не делась, и короткие удары — звук был такой, словно лупили по бурдюку с водой — сыпались на существо один за другим. С противоположной стороны наступал Джеймс, вооружившись оброненным горничной подносом.

— Назад. Уходи. Назад. Нельзя.

Каждый приказ сопровождался болью, и существо отступало, отмахиваясь передними конечностями, в то время как задние волочили тушу по полу, оставляя грязный слизистый след.

— Осторожнее, Джеймс.

— Да, сэр.

Наконец, существо перевалилось через порог, оказавшись внутри комнаты, и тут стало понятно отсутствие ее сиделки, допустившей побег. Вернее, ее отсутствие среди живых.

Сиделка старым мешком валялась на полу около камина, на животе, раскинув руки и ноги. Вернее, то, что от них осталось. Кисти рук и ступни тела были обглоданы почти дочиста. Кистей так не было совсем, как и примерно половины плеча. От ступней уцелели только пяточные кости.

— Мертва? — задал Джеймс очевидный вопрос.

Сэр Генри покосился на тушу, лениво перекатывающуюся по полу. Увиденное не укладывалось в голове. Еще вчера в этом… так сказать, существе было намного больше человеческих черт. Он начал вынашивать даже идею законопроекта о том, чтобы мутантов признали за людей. Если мутантам даровать хотя бы часть прав человека — право на жизнь, право на труд и отдых, право на медицинскую помощь в случае болезни — это поможет их ассимиляции среди людей. Если закон будет принят, в больницах в обязательном порядке обязаны лечить заболевших. Но вот здесь и сейчас, осматривая тело сиделки и косясь на тушу существа, которое когда-то было его дочерью — тушу, в которой не осталось ничего человеческого — сэр Генри подумал, что, пожалуй, немного поторопился с гражданскими правами.

— Похоже на то.

Судя по всему, Роза — вернее, существо — атаковало сиделку. Та пробовала отбиваться — силища у нее была под стать манерам и росту. Но против мутанта шансов у нее не было. И никто не мог прийти ей на помощь — в необитаемом почти крыле просто некому было услышать шум борьбы, происходившей за закрытыми дверями. Опрокинутая мебель, смятые ковры, пятна крови тут и там, а также растрепанная одежда и прическа покойной говорили за то, что она отчаянно сопротивлялась. Но силы были неравны. Существо победило и оставалось лишь надеяться, что мисс Браун недолго мучилась.

— Что же нам делать?

— Уходить.

Джеймс весьма непочтительно схватил дядю за локоть, рванув к выходу. Туша существа пришла в движение — оно устремилось за мужчинами, двигаясь с удивительным для таких размеров проворством. Дядя с племянником еле успели вырваться за порог и захлопнуть дверь перед носом у существа. Навалились всем телом, чувствуя, как дверь содрогается под яростным напором мутанта.

— Что же нам делать? — повторил Джеймс вопрос сэра Генри ему самому. — Эта тварь…

— Эта тварь — все еще моя дочь. Джеймс, — огрызнулся граф. — Она сильно изменилась, но это по-прежнему она.

— Простите, дядя, но… все равно, что же делать?

— Нам нужно лекарство. Вчера на заводе я узнал, что для того, чтобы вылечить одного мутанта, нужно воспользоваться кровью другого. Нам надо всего-навсего найти второго мутанта и…Дальше я не знаю. Может быть, по методу доктора Коха, устроить переливание крови?

— Второй мутант, — повторил Джеймс. — Где мы найдем этого второго мутанта?

— Понятия не имею.

Их разговор нарушил тихий всхлип, полный ужаса и отвращения. Оба разом замолчали и оглянулись на перепуганную горничную.

— Ты что тут делала? — поскольку существо прекратило попытки проломить дверь, сэр Генри рискнул ее отпустить и выпрямиться. — Было приказано никому не проходить по этим коридорам. Почему ты нарушила запрет?

— Я… я никогда бы не… — от волнения лицо девушки пошло красными пятнами. — Я не хотела…не осмелилась… Но Лизбет выиграла у меня спор, и я должна была вместо нее принести мисс Браун завтрак. На один день…Я постучала. Думала, что откроет мисс Браун, но это была не она. Это было… чудовище.

Последнее слово она выкрикнула с какой-то безнадежной тоской.

— Ты многое пережила, — кивнул сэр Генри, — и я разрешаю остаток дня провести в своей комнате. Но буду следить за каждым твоим шагом. Одно сорвавшееся с губ слово касательно того, что произошло здесь и сейчас — и в лучшем случае ты окажешься на улице без рекомендаций. А в худшем…боюсь, у меня найдется, чем вас напугать. Но и шантажировать меня не советую. Ты меня поняла?

Девушка кивнула. В глазах ее читалось сомнение пополам со страхом, но она промолчала.

— Ступай.

Когда торопливые шаги горничной стихли вдали, сэр Генри покосился на Джеймса. Молодой человек все это время находился рядом, не вмешиваясь. Да и что он, собственно, мог сказать или сделать?

— Джеймс, вы… все еще не отказались от своего намерения?

— Что вы имеете в виду, дядя?

— Жениться на моей дочери.

Признаться, он ожидал этого — растерянности во взоре, вытаращенных глаз, неприлично распахнутого рта, неуверенного лепета. Кто в здравом уме и твердой памяти согласится на такое предложение? Даже среди обитателей Бедлама вряд ли сыщется псих, который…Но минута слабости мелькнула и пропала, когда Джеймс Фицрой медленно кивнул:

— Я… помню свои слова, сэр.

— В таком случае, пора от слов перейти к делу. Мне нужно, чтобы ты… нашел еще одного мутанта.

— Что?

План составился в голове мгновенно, словно кто-то подсказал свыше. А может, так оно и было.

— Я был на фабрике профессора Макбета. Он проводит опыты… с мутантами… Нет, речь не идет о том, чтобы их… Короче, профессор не дал своего прямого согласия… Но там мне сообщили, что противоядие можно разработать, если удастся найти второго мутанта. Что-то про вакцину… вы слышали про опыты Пастера?

— Это на континенте? Да, говорили, что этот тип нарочно заражал детей оспой, чтобы…чтобы они не заболели, — последние слова Джеймс произнес с иронией.

— И, тем не менее, это так. Я наводил справки… есть возможность повторить опыты Пастера, но применительно к… мутантам.

Вернее, к Розе Фрамберг.

— Но для этого нужен второй мутант. Понимаете, Джеймс? Тот, чья кровь спасет мою дочь… и вашу невесту, если вы все еще считаете ее таковой.

Последние слова можно было и не говорить. Для себя сэр Генри уже все решил. Если племянник откажется, он все равно сделает, что задумал. Его денег достаточно, чтобы купить мутанта. Выкрасть, если не получится приобрести его другим путем. Изловить, если кража невозможна. Короче, он его добудет. А один или с кем-то на пару — не так уж важно. Его дочь — вот, что действительно важно.


Внешний мир жил своей жизнью. По лестнице туда-сюда ходили люди. Время от времени кто-то посматривал в ее сторону. Вернее, на выбитую и кое-как прислоненную к косяку дверь. Навесить ее — минутное дело, достаточно заплатить плотникам или соседям. Они тоже не откажутся подзаработать. Другой вопрос — зачем?

Время для Верны Чес остановилось. Все валилось из рук. Работа не клеилась. Пропали силы и желание. Для чего жить и трудиться, если нет главного, что дает силы и цель ее жизни? Порой женщине хотелось умереть. Виктора забрали. Ее мальчика увезли в неизвестном направлении, отняли, вырвали из рук. Что осталось? Ничего. Пустота.

Мимо ее распахнутой настежь двери ходили люди. Иногда приостанавливались, заглядывая внутрь, окидывали любопытными взглядами разгромленную комнату, где почти все вещи валялись на тех же местах, где их бросили ловцы. Соседки и миссис Тук немного помогли, по крайней мере, столу и кровати вернули прежнее положение, да и кое-какие вещи вернулись на прежние места. Но чайник, хоть и висел на крюке над погасшим камином, так и оставался без воды и крышки. Крышка валялась где-то среди осколков разбитой посуды, и поднять ее сил не было. Там же валялись недошитые рубашки, сорочки, скатерти, которые еще вчера надо было отнести клиентам. Но зачем? Это надо было встать, как-то приводить себя в порядок, приводить в порядок и вещи, а потом тащиться через весь район, на одну из соседних улиц, чтобы выслушать порцию брани, не имея времени и возможности вставить хоть словечко в свое оправдание. Люди всегда слушают только себя. Остановиться и выслушать — тем более, понять кого-то другого у них нет ни времени, ни желания.

Вот и Верна Чес сейчас слушала только себя, свою боль и скорбь. И ее боль и скорбь заглушала все боли и скорби остального мира. У нее не осталось никого и ничего в этой жизни. С самого своего рождения Виктор был для матери всем. Даже собственные родители и муж не занимали в ее жизни столько места. Сын и был ее жизнью. А теперь его не стало. Не стало и жизни.

Теперь она сидела на кровати, нахохлившись, закутавшись в одеяло и глядя в пол. Порой позывы тела заставляли ненадолго очнуться. Это тело хотело есть, пить и удовлетворять другие свои потребности. Но зачем? Почему жизнь его не покинет? В те редкие минуты, когда она могла думать о чем-то, кроме сына, миссис Чес молилась, прося бога забрать ее к Себе. Почему Он не так милосерден? Почему позволяет ей оставаться в живых? Ей же не для чего жить.

Еще два раза приходили проповедники. Одна дама постояла немного на пороге, поджимая губы и не в силах переступить порог, потом оставила на пороге несколько брошюрок и ушла. Зато две другие были более деятельны — или менее брезгливы. Они прошли в комнату и, не переставая щебетать, сыпля пустыми словами в попытке утешить, силой отвели Верну в уборную, немного прибрались в комнате, подмели полы, потом разожгли огонь в камине, согрели воду для чая, напоили женщину чаем и… ушли, сочтя свой христианский долг исполненным.

После них заглядывал домовладелец. Этот был немногословен. Сообщил, что может продлить срок аренды еще на неделю, ввиду ее бедственного положения, но если миссис Чес не заплатит до первого июля, то второго июля ее выселят. Верна выслушала его предупреждение с тем же выражением лица, с каким слушала проповедниц о том, что Господь на самом деле ее очень сильно возлюбил, раз подверг такому испытанию, и что Иову пришлось еще хуже — он потерял не только семью, но и саму крышу над головой, однако, потом Бог смилостивился над ним и все вернул сторицей. Она не сказала ни слова, и даже не заметила, когда посетитель ушел.

Потом она опять задремала, а проснулась от того, что ее трясли за плечо и громко звали по имени:

— Миссис Чес? Миссис Чес, вы меня слышите?

Верна с трудом открыла глаза. Над нею склонялась какая-то девушка. Круглое лицо, веснушки, голова повязана косынкой… где она могла ее видеть?

— Миссис Чес. — на лице знакомой незнакомки отразилась искренняя радость. — Вы живы.

— Кто ты? — говорить не хотелось, собственный голос показался чужим.

— Вы меня не помните? Я — Мэгги. Мэгги Смитсон. Мы с вами встречались… на фабрике. «Макбет Индастриз», помните? Вы приходили в контору, а я…

— Зачем, — Верна болезненно поморщилась от воспоминаний. — Зачем пришла?

— Я искала… Виктора.

— Что?

Девушка изумленно моргнула — минуту назад расслабленное, безжизненное лицо женщины вдруг словно озарилось внутренним светом. От апатии и равнодушия не осталось и следа, она приподнялась. Сухие твердые пальцы сомкнулись на запястье. Сила в этих пальцах еще была.

— Откуда ты узнала? Кому рассказывала про него?

Верну всю трясло. Эта девчонка что-то знала про Виктора. Она могла выдать его местонахождение. И выходило, что из-за нее в дом нагрянули чистильщики. Она всему причиной. Она виновата в том, что Виктора увезли.

— Никому. Пустите…

— Врешь. — сцепив зубы, миссис Чес с неженской силой принялась выкручивать запястье Мэгги. Та скрипела зубами, борясь с обезумевшей от гнева женщиной, пытаясь вырваться, но та держала крепко.

— Нет. Я… никому не… — она выворачивалась и рвалась изо всех сил.

— Все вр-решь. — от ненависти Верна не видела ничего вокруг. Девчонке больно? И хорошо. Пусть хоть кому-нибудь будет также плохо, больно и обидно, как и ей.

— Нет, — цедила та сквозь зубы. — Я…

— Его увезли. Из-за тебя.

— Что? — от неожиданности Мэгги перестала сопротивляться. — Как? Когда? Кто?

Ноги ее подкосились, и девушка чуть не упала на постель. По счастью, ее противница была слишком слаба и утомлена, чтобы воспользоваться шансом на победу.

— Вчера, — выдохнула Верна. — Или, скорее, позавчера… я уже не помню. Подкараулили, когда меня дома не было. Дверь выломали…он прятался, а они вытащили его…как дикого зверя… Он сопротивлялся, не хотел идти. Но они все равно… заставили его… моего мальчика…

Слова лились и лились нескончаемым потоком. Стиснув руки девушки, Верна выплескивала в словах свою боль и страх, тоску и одиночество. Она говорила, уйдя в себя, отрешившись от внешнего мира, и не замечала, как страдальчески морщится девушка.

Нет, Мэгги не было больно — много ли сил в руках пожилой усталой женщины? — но ее мучило осознание провала. Она ведь догадывалась, что сын миссис Чес заразился и рассчитывала на легкую добычу. А что теперь делать, девушка не представляла.


…Исследования мутантов.

Они проводились. Нечасто и негласно, но все в этой жизни оставляет свои следы и, если знаешь, где и что искать, непременно найдешь ответы. Вот и она нашла.

Как быстро выяснилось, речь не шла о какой-то научной работе или изучение их поведения. Нужна была свежая кровь, лимфа и сыворотка. А также, желательно, образцы пота, кожи, крови и понемногу остальных выделений, как бы странно или неприятно они ни выглядели. Представляя, как могут выглядеть испражнения мутантов, Мэгги морщилась от отвращения и боли. Когда тяжело заболела бабушка, мать отца, десятилетняя Мэгги оказалась на положении сиделки. Мать разрывалась между хозяйством и пятью детьми, и старшая дочка была вынуждена, возвращаясь с работы, еще и обслуживать старую бабку, которая из-за болезни мало того, что ослабла и с трудом поднималась с постели, но еще потом вовсе начала ходить под себя. И, если не Мэгги, могла часами лежать в своих испражнениях. А двенадцатилетней девочке приходилось их вытирать. Наверняка «остальные выделения» мутантов выглядят и пахнут еще хуже.

Но отказаться нельзя. Предупредив таким образом лаборантку, профессор Макбет сообщил, что некое высокопоставленное лицо желает с нею встретиться и обсудить дальнейшие действия.

Встреча состоялась сегодня, примерно за час до того момента, как Мэгги вошла в комнатку миссис Чес. Ради такого случая девушке разрешили покинуть завод посреди рабочего дня.

За проходной ее ждали. На обочине стоял высокий статный молодой человек в дорогом костюме, опирающийся на щегольскую трость. Но Мэгги опытным глазом заметила небольшой зазор между самой тростью и набалдашником. Резьба крышки? Или просто автоматически раскрывающаяся рукоять? Как бы то ни было, собеседник Мэгги был вооружен. И он явно был не один — возле угла улицы дожидалась карета.

— Мисс Смитсон? — он слегка коснулся кончиками пальцев полей цилиндра. Выглядело это так, словно молодой человек и хотел поприветствовать девушку, как подобает, но потом передумал.

— Да, это я. А…

— Мое имя — Джеймс Фицрой, третий баронет Кольд, племянник его светлости сэра Генри Фрамберга, графа Торнхильда.

— Э-э…очень приятно, — растерялась Мэгги. С племянниками графов ей пока общаться не доводилось. Едва ли не впервые в жизни она пожалела о том, что на ней просторные брюки-блумерсы, а не юбка.

— Профессор Макбет сказал, что вы — одна из лучших его сотрудниц. Практически, самый ценный работник.

Мэгги усмехнулась, но проглотила все слова, какие просились на язык, и только смиренно опустила взгляд. Что-то тут не так. Ее редко хвалили перед посторонними. Чаще отчитывали с глазу на глаз за то, что лезет не в свое дело.

— Ну, смотря в какой сфере деятельности… Мне приходится заниматься многими вещами и…

— Уверен, в той сфере, о которой идет речь, мы мне вполне подходите.

Племянник графа говорил спокойно, с легкой доброжелательной иронией — видимо, понимал, что сферы деятельности молодых незамужних женщин бывают разными. Но, по крайней мере, не цедил слова сквозь зубы с осознанием собственного превосходства — мол, я лорд, а ты подлого сословия. Это импонировало, но заставляло насторожиться.

— А в чем дело?

— В вашей работе… мы можем продолжить разговор не здесь?

И прежде, чем Мэгги успела ответить согласием или отказаться, поднял руку и щелкнул пальцами. Дожидавшаяся его карета мигом тронулась с места, поравнявшись в ними.

— Прошу.

Опешившую Мэгги под локоток просто-напросто внесли в полумрак кареты. Девушка задохнулась не только от неожиданности — она никогда прежде не ездила в каретах, и любопытство на миг потеснило страх. Бархатная обивка сидений, удобная спинка, маленькая подножка, занавесочки на окошках… Живут же люди. Только когда на сидение напротив устроился Джеймс Фицрой, и карета тронулась, она осмелилась задать вопрос:

— Что все это значит?

— Это значит, что наша беседа должна остаться втайне. И чем меньше народа будет о ней знать, тем лучше для нашего дела.

— Для нашего? — прищурилась Мэгги. — Или для вашего?

— Для моего. Но вы могли бы тоже… кое-что выиграть. Профессор Макбет поведал, что вы живо интересуетесь мутантами. Отбираете какие-то образцы… много времени проводите в лаборатории… и не только. Что у вас есть некие идеи касательно их… состояния.

Она прикусила губу. Профессор обо всем знает? Но как? Откуда? Она была очень осторожна, ни с кем свои «исследования» не обсуждала, а если и проговаривалась, то наедине с такими людьми, которые проболтаться не могли при всем желании. Разве что ее подслушивали. Или сам профессор несколько раз застукал ее в лаборатории и… Надо признать, что он практически угадал. Что же ей делать?

— Ну… сложно практически работать с мутантами и не заинтересоваться ими, — уклончиво ответила она. — Ведь риску подвержен каждый, кто работает с «живой водой».

— Не каждый.

— Что?

— Риску подвержены не только рабочие фабрики, но и… простите, это не моя тайна.

Неужели болезнь просочилась в город? Нет, до них доходили слухи, что страдают не только рабочие и служащие, но и члены их семей. Опасности подвергались даже те, кто просто тесно общается с мутантами. Например, врачи, которые на свой страх и риск пытались изучать странную болезнь. А также охранники и члены бригад чистильщиков. На определенном этапе болезни мутанты начинали выделять…э-э… определенные флюиды, которые попадали в организм окружающих людей. Эти флюиды носились в воздухе и поражали народ. Как чума или холера. Мэгги слышала о трудах Пастера и Коха, которые с помощью микроскопа пытались выделить так называемых вирионов — возбудителей некоторых болезней. Она не сомневалась, что нечто подобное приключается и с мутантами. Но кто или что вызывает эту болезнь? И как? В лаборатории профессора можно было найти нужные приборы, но все попытки Мэгги проникнуть в ту комнату, где они стоят, раз за разом терпели неудачу. Может быть, это ее шанс?

Так, а что там говорит этот графский племянник?

— … И нам нужна ваша помощь. Как специалиста.

— По мутантам?

— По их изучению и лечению.

— Изучению и лечению, — нервно фыркнула девушка, чьи самые худшие опасения начали сбываться. — Как будто я сама много знаю… Да, у меня брат подвергся… в общем, тоже заболел. После этого я начала изучать эту болезнь, но я могу только наблюдать и делать выводы. Проводить опыты мне не на ком…

— Вам будет предоставлена такая возможность.

— В чем?

— Мисс Смитсон, вы меня внимательно слушали? Я только что сказал, что профессор Макбет путем исследований пришел к выводу, что излечение мутантов возможно, если удастся создать вакцину на основе крови других мутантов. Надо всего лишь раздобыть образцы… как можно больше образцов… так сказать, на разной стадии развития болезни. Выделить… этот, как его… вы лучше меня знаете…

— Вирион?

— Да.

Мэгги задохнулась. Ведь это как раз то, о чем она мечтала. То, к чему шла с тех пор, как поняла, что должна спасти если не самого Джонни, то хотя бы других братьев, сыновей, отцов, которые подверглись заражению. Спасти в память о старшем брате. У нее ушло три года на то, чтобы приобрести нужные теоретические знания, но вот с практикой дела обстояли намного хуже.

— Но интересно, как я это сделаю, если мутантов, как и тех, кого просто подозревают в болезни, мгновенно увозят бригады чистильщиков? И куда их отправляют — неизвестно…

На самом деле, прекрасно известно, однако, знать — это одно, а вот проникнуть на запретную территорию — совсем другое.

— Вам будет предоставлена такая возможность, — огорошил ее Джеймс Фицрой.

— Как?

— Это не ваша забота, мисс Смитсон. Скажу лишь, что некое влиятельное лицо задействовало свои связи, чтобы предоставить вам… так сказать, визу. Как обладателю ученой степени бакалавра медицины.

Мэгги помотала головой, словно ее впрямь ударили по темечку дубиной. Бакалавр медицины. Этот баронет хотя бы знает, сколько надо выложить золотых соверенов за обучение? Хотя нет, он-то как раз и знает. У него денег куры не клюют, вон в какой карете разъезжает.

— Какую визу?

— На остров мутантов.

— Где это? — вытаращилась Мэгги.

— Бывшая крепость в устье Темзы. Ну… не совсем в устье, на некотором расстоянии… я сам не знаю точных координат. Мне только известно, что примерно раз в десять дней туда отходит паровой катер. И у нас есть возможность попасть в число пассажиров.

Мэгги стиснула кулаки, заставила себя успокоиться. Официально мутантов отвозят в лечебницу, красиво именуемую «Запретными Землями». Обыватели уверены, что там для них создают все условия, их там лечат, обслуживают, изучают… и даже кто-то выздоравливает. Да, такие слухи были. Людям нужна надежда. Нужно знать, что все не так безнадежно, что правительство озабочено судьбой всех своих подданных, даже таких, как…

Немногие знали правду. Правду о том, что никакой лечебницы нет. Что есть просто изолированное место, куда отправляют всех мутантов и там… Что там с ними происходит? Как они живут? И живут ли? На эти вопросы ответы были только у тех, кто оказался на той стороне. Обратно не возвращался никто.

Огорошенная свалившейся на нее правдой, Мэгги только хмурилась. Попасть на остров, куда отправляют мутантов. В числе пассажиров. Получить визу и билет на паровой катер. Она даже не мечтала о таком подарке судьбы. Ей понадобилось усилие, чтобы сосредоточиться на работе:

— У нас?

— Да. Я еду с вами.

— Не доверяете?

— Почему же? Вполне доверяю и вам и… приглашенному специалисту. Просто у меня в этом деле свой интерес. Личный.

Девушка не выдержала и фыркнула. Ишь, чего удумал. Личный интерес у него. Небось, охота покрасоваться перед приятелями — мол, не побоялся, сумел проникнуть… Еще и поспорили наверняка в своем клубе «на сувенир». Мальчишка.

— Чему вы улыбаетесь? — Джеймс Фицрой был предельно серьезен. — Я закончил Итон, неплохо фехтую на саблях и рапирах, стреляю из пистолета, даже держал в руках лук… в любительских состязаниях на звание лучшего стрелка колледжа… второе место… Немного боксирую… как любитель…

— И предлагаете мне услуги телохранителя?

— Кто знает. Вы женщина и, кроме того, ценный работник. От вас зависит моя судьба.

Мэгги открыла рот. К такому повороту она не была готова.

— Ка-ак…

Он колебался недолго.

— Моя невеста. Дочь сэра Генри Фрамберга, графа Торнхильда. Она мутант.

Загрузка...