Стоило крестьянам увидеть высокие каменные стены крепости и отблески света на стальных шлемах дозорных, обходящих стены, как с таким трудом достигнутая решимость снова уступила место страху. Ноги у всех заплетались; крестьяне еле тащились, подобно скоту, влекомому на бойню.
Кутар обернулся и грозно обвел взглядом маленький отряд.
— А ну, шагать веселей! Они нас уже заметили и если поймут, что мы не те, за кого себя выдаем, то перестреляют нас со стены как кроликов. Вперед и думайте о богатстве, которое ждет вас в крепости.
— Мои волки неподалеку, — добавила Лупалина, так же внимательно глядя на недавних пленников. — Как только начнется бой, они сразу присоединятся к нам.
— Скажи им, что тех, кто струсит и вздумает сбежать, они тоже могут загрызть, — нарочито громко ответил варвар.
Смирившись с тем, что им все равно придется воевать, крестьяне принялись со всем усердием исполнять то, что им было приказано. Женщины, на которых для вида надели цепи, начали причитать и горестно выть, пленники-мужчины всячески демонстрировали отчаяние, переодетые крестьяне приосанились и зашагали почти в ногу.
За стенами Равен-Гарда должно быть около сотни воинов, по силе и мастерству не немногим уступающим Кутару. Но варвар жаждал лишь одного: вернуть свой заколдованный меч Ледогнь. С ним он с легкостью победит любое количество врагов.
Часовые на стенах не обратили никакого внимания на приближающийся отряд. Самое обычное дело — вылазка, добыча и толпа пленников. К тому же надо быть полным безумцем, чтобы попытаться проникнуть в крепость средь бела дня и тем более такими небольшими силами.
Они беспрепятственно прошли через деревянные ворота и вошли во внутренний двор, вымощенный древними истертыми булыжниками. Подковы заволновавшихся было лошадей высекали искры, но всадникам удалось успокоить благородных животных.
Варвар пристально огляделся вокруг. Центром крепости была квадратная черная башня — скорее всего часть более древней цитадели — вокруг которой и был похоже построен нынешний Равен-Гард. Переднюю стену башни украшало гигантское изображение морды ящера. Казалось, на нем отражаются все низменные страсти, известные человечеству с самого начала времен. Глаза ужасного существа казались живыми и наблюдали за всеми, кто находился поблизости. Когда на эти выпуклые каменные глаза упал солнечный луч, Кутару показалось, что зверь сейчас раскроет свою хищную пасть. Но туча закрыла солнце и наваждение исчезло.
Спешившись, варвар подал крестьянам условленный сигнал. Те в ответ дружно бросились на воинов, находящихся во дворе. Одетые лишь в легкие штаны и рубахи, те даже не успели опомниться, как все до одного были насажены на копья и пришпилены к деревянной стене оружейной. Увидев это, часовые на стене подняли тревогу и схватились за оружие.
Женщина-волк вставила в пращу небольшой круглый камень. Тот, вылетев, попал прямо в лоб солдату, подымавшему лук. Мгновением спустя точно так же умер и его товарищ.
Кутар распахнул дверь оружейной и влетел внутрь. В помещении с земляным полом было около десяти воинов; прекратив чистить доспехи и затачивать оружие, они во все глаза уставились на вошедшего. Не дав им времени вскочить на ноги, варвар стремительно преодолел разделявшее их расстояние, и его меч рассек воздух, погружаясь в тело ближайшего из них. Кутар крутился подобно урагану, уничтожающему все живое. Он прекрасно понимал, что ни один из разбойников не должен выйти отсюда. К тому же эти грабители, на совести которых было столько злодеяний, давно уже заслужили такой участи.
Покончив со всеми, кумбериец вышел во двор и провел инспекцию своего маленького войска. Переодетые воинами крестьяне неплохо показали себя. Многие из них сражались не хуже наемников, с которыми варвару пришлось сталкиваться за свою полную приключений жизнь. Судя по всему, они наконец поверили в то, что у них теперь нет другого пути, как и в то, что они в силах избавиться от власти Торкала Маха.
В открытые ворота крепости вбежала стая волков; они набрасывались на разбойников, не трогая ни Кутара ни переодетых крестьян. Несколько серых хищников, подбадриваемые своей предводительницей, промчались по верху стены, набрасываясь на каждого встречного часового.
Неожиданно распахнулась дверь самой высокой башни. На пороге стоял Торкал Мах с мечом в руке. На лице барона-разбойника было написано сильнейшее изумление. Варвар не спеша вышел на освещенное солнцем пространство, чтобы тот мог его как следует рассмотреть.
Торкал Мах широко раскрыл глаза.
— Ты! Клянусь обитателем омута, я думал, твои кости давно обглоданы крысами!
Вместо ответа Кутар устремился к каменной лестнице донжона, но Торкал Мах не захотел сойтись с ним в честном поединке. Бросив на варвара недоумевающий взгляд, он снова скрылся в глубине башни, захлопывая за собой дверь. Вслед за этим послышался звук задвигаемого засова.
Убрав меч в ножны, Кутар нагнулся и вынул боевой топор из руки валявшегося рядом разбойника, и затем устремился вверх по лестнице, прыжком преодолевая сразу по три ступеньки.
Оказавшись на верхней площадке перед дверью, Кутар размахнулся и со всей силы ударил в нее своим оружием. Освободив голубооко засевшее лезвие, варвар еще несколько раз ударил туда, где с другой стороны должен находиться засов. Из-за двери послышался чей-то испуганный возглас.
Из проделанной топором дыры наружу вылетела стрела; она едва чиркнула по плечу нападавшего. Не обращая на это никакого внимания, варвар отошел на полшага и ударил по просевшей двери ногой. Издав ужасающий треск, дверь распахнулась, а затем медленно завалилась внутрь башни.
Кутар оказался в большом круглом помещении, увешанном драпировками, знаменитыми шпалерами из Авалонии, резную мебель сработанную искусными мастерами. Прямо перед входом находился камин, настолько большой, что в нем наверно можно было бы зажарить целого быка. Сейчас там ярко горело три огромных полена. У камина стоял Торкал Мах, держа наготове меч и в левой руке длинный острый кинжал.
— Ты сейчас умрешь! — грозно зарычал предводитель разбойников.
Презрительно расхохотавшись, Кутар принялся обходить своего противника, наступая легким шагом, будто крадущаяся пантера. Правой рукой он поднял над головой топор, левой же, которой умел действовать с такой же ловкостью, выхватил меч из ножен.
Но Торкал Мах снова отказался принять его вызов. Проворно отскочив в сторону, он заорал, призывая стражу.
С другой стороны зала со стуком распахнулась дверь и внутрь вбежало восемь здоровенных воинов. Не удостоив их своим вниманием, Кутар со всей силы ударил сверху по клинку, который поднял, защищаясь, Торкал Мах. Тот рухнул наземь, роняя свое оружие. Ногой отшвырнув меч подальше от предводителя разбойников, варвар устремился навстречу стражникам. Двое из них пали от ударов боевого топора, остальные со всех сторон набросились на него. Помещение наполнилось лязгом стали и хриплым дыханием сражающихся людей. Кутар ни на миг не прерывал стремительного движения; он дрался с этими людьми как в свое время на севере с огромным белым медведем, могучим Наанааком. Тот проворно действовал своими массивными лапами, поражая всех, подобно молнии. Но Кутар все равно оказался быстрее…
Меч и топор продолжали свою ужасную работу, сея вокруг смерть.
Оставшиеся разбойники пытались достать его своими мечами, но сверкающие лезвия лишь разрубали пустое пространство, где варвар был всего лишь мгновение назад. Сражаясь, Кутар издавал низкое утробное рычание, похожее на то, каким в свое время встретил белый медведь Наанаак дерзкого юнца, посмевшего охотиться на ледниках. Этот звук наполнял безотчетным ужасом сердца стражей, и без того перепуганных видом обезумевшего от боевой ярости варвара, безостановочно размахивавшего своим оружием, и каждый раз меч и топор находили себе жертву. Единственное, что удерживало их от того, чтобы пуститься в бегство — это страх повернуться спиной к своему ужасному противнику.
И тут Торкал Мах все-таки решил вступить в сражение, если так можно назвать недостойное всякого честного воина нападение сзади. Его клинок взвился, с размаху опускаясь на голову Кутара, но варвар, слух которого был таким же чутким, как у хищного зверя, даже сквозь шум сражения различил шелест, с которым ступали обутые в сандалии ноги предводителя разбойников.
Такой враг не заслуживал ни пощады, ни благородной смерти в бою. Лезвие боевого топора со свистом рассекло воздух и одним мощным ударом перерубило обе ноги Торкал Маха чуть выше колена. С жалобным воплем тот беспомощно рухнул на пол, извиваясь и корчась, извергая из себя целые фонтаны крови. Оставшиеся стражники некоторое время смотрели на своего поверженного предводителя, а затем дружно развернулись и бросились наутек.
Но Кутару было не до них. Встав над теряющим сознание бароном-разбойником, он грозно вопрошал его:
— Где мой меч? Где моя девушка и амулет, который был у меня! Отвечай, или, клянусь богами Туума, твоя смерть станет еще страшнее!
Вместо ответа изо рта умирающего послышался хриплый булькающий смех. Выплюнув на ковер темную пенящуюся кровь, Торкал Мах насмешливо прошептал:
— Ты их не получишь, Кутар из Кумберии! Тебе нужен амулет? Он на дереве подношений, попробуй взять, если сможешь одолеть самого обитателя омута…
Но тут по его телу прошла судорога, спина выгнулась дугой, поднимаясь над залитым кровью полом. То, что осталось от барона-разбойника, бессильно шлепнулось на пол, подобно тюку, набитому тряпками. Наклонившись, Кутар убедился, что жизнь окончательно покинула его.
— Какое еще дерево подношений? Какой обитатель омута? — пожал варвар могучими плечами. — Они тут что все, с ума посходили?
Недовольно ворча, он принялся искать амулет. В круглом зале было полно сокровищ. Ему попалось и золото, и серебро, и статуя женщины из полированного черного дерева, и светильник, напоминающий с виду маккадонскую боевую галеру, и золотые монеты с жемчужными ожерельями. Здесь же стояли сундуки, доверху наполненные драгоценными камнями и богатейшими украшениями. Еще недавно они радовали взор бывшего хозяина этой башни. Но амулета нигде не было.
Выйдя на лестницу, он увидел там Лупалину, окруженную своими волками. Одежда женщины была сплошь покрыта красными брызгами, но, судя по всему, кровь принадлежала не ей.
— Крепость наша, Кутар, — торжественно объявила предводительница волков.
— Тогда командуй, а я должен отыскать девушку.
Он пробежал обратно через помещение, где лежал Торкал Мах, а затем через дверь, куда бежали последние разбойники. В одной из комнат он нашел забившуюся в угол женщину; скорее всего, это была прислужница, обитающая в крепости.
— Где девушка, которую привезли вчера? — проревел Кутар, хватая женщину и рывком ставя ее на ноги. — Быстро отвечай, не то отведаешь моей стали!
Женщина снова рухнула на колени. По щекам у нее заструились слезы.
— Нет, прошу тебя! Девушка, которую ты ищешь в темнице. Торкал мах приказал приковать ее там, чтобы отучить от строптивости.
— Веди меня туда, женщина, — произнес варвар, снова поднимая ее. — Но чтобы без обмана. Имей в виду, я не расположен шутить.
Пошатываясь и спотыкаясь, женщина принялась спускаться по крутой каменной лестнице, уходившей вглубь земли. Заплетающимся от страха языком она рассказала, что когда-то, много веков назад, здесь было построено святилище давно забытого злобного божества. Подземный ход, в который они спустились по лестнице, как раз туда и ведет.
Воздух в подземном коридоре был влажным и на редкость затхлым.
— Имя этого злого божества Птассиассу, — продолжала женщина, обняв себя руками за плечи и пытаясь унять колотящую ее дрожь. — Много веков проводились обряды в его честь. Торкал Мах приносит ему обильные жертвы и украшает дерево подношений самыми редкими и драгоценными предметами из своей добычи.
— А где это Дерево подношений?
Женщина побледнела и сжалась в комок.
— На берегу омута, в нем живет кто-то, кого никому из живых никогда не доводилось увидеть. Но… ты ведь не собираешься похитить приношения? Птассиасс заберет тебя, как забирал до этого и другие жертвы!
— Чтобы вернуть то, что у меня отобрано, я не побоюсь никакого обитателя омута! — заявил Кутар, гордо выпрямляясь. — Но сначала я должен освободить девушку. Где темница, в которой ее заперли?
Напуганная его грозным тоном, женщина побежала впереди по гулкому каменному коридору, который заканчивался аркой. За ней виднелось некое подобие зала, где стояло множество деревянных столов, на которых были разложены устрашающего вида инструменты. Со стен, по которым сочилась влага, свисало множество цепей, явно предназначенных для узников. Воздух здесь был настолько холодным и влажным, что Кутар зарычал от ярости и отвращения.
Ярость варвара возросла многократно, когда он увидел Стефанию, висевшую на цепях в самом дальнем углу. Девушка не шевелилась, голова ее свесилась вниз, закрывая почти все тело длинными спутанными волосами. Вытянутые пальцы ног едва касались пола, вымощенного каменными плитами. Одежда Стефании была теперь разодрана еще хуже, чем в тот день, когда он впервые увидел ее.
Охваченный гневом, кумбериец повернулся к своей спутнице и схватил ее за руку, яростно встряхивая.
— Где ключ? Быстро отвечай, не то поплатишься за свою нерасторопность!
— Он там, на стене, — испуганно прохныкала она.
Одним прыжком Кутар пересек помещение и сорвал кольцо с ключами, выдернув из стены железный крюк, на котором оно висело. В следующее мгновение он уже поворачивал ключ в замке, запиравшим оковы.
Цепи спали, но Стефания так и не пришла в себя. С закрытыми глазами она медленно повалилась вперед. Кутар едва успел подхватить ее на руки.
— А теперь идем к древу приношений, — прорычал он. — Веди меня, женщина!
— Нет, я боюсь, я не смею! — заскулила та, падая на колени и пытаясь обнять ноги варвара.
— Быстрее, если не хочешь, чтобы я повесил тебя на этих цепях! Или попробовал на тебе какие-нибудь из этих штучек.
Глаза прислужницы округлились от ужаса, но она поднялась на ноги и несмело кивнула.
— Хорошо, я отведу тебя туда. Только чтобы не оставаться здесь… Ночью придут крысы…
Пробежав по коридору и свернув в неприметный тупик, она остановилась перед маленькой деревянной дверью.
— Вот сюда, через… сады бога… к его омуту.
— Открой ее. Шевелись!
Длинные белые пальцы женщины проворно открыли поочередно три массивных засова, а затем потянули за кованую железную ручку. С душераздирающим скрипом дверь отворилась внутрь. Кутар заглянул внутрь и на мгновение остановился, пораженный открывшейся перед ним картиной. Здесь под землей находился целый сад, в котором росли странного вида деревья, цветы и другие диковинные растения. Вымощенная разноцветными камнями дорожка извиваясь поднималась по склону холма. Приглядевшись, он увидел, что цветы вовсе не похожи на те, что радуются солнечному свету. Лепестки у них были на удивление мясистыми, а стволы, которые выглядели наполовину сгнившими, были сплошь покрыты раздувшимися белыми наростами, похожими на грибы.
— Какой-то сад мертвых, — с отвращением пробормотал он. — Такое впечатление, что эти растения питаются трупами.
Небо здесь тоже было вовсе не таким, как снаружи, точнее, его не было вовсе. Вместо нежно-голубого простора с кудрявыми облачками здесь во все стороны раскинулась зловещая серая пустота. Варвар заметил, что когда они двинулись по дорожке, все цветы и листья начали поворачиваться к ним, будто следя за пришельцами множеством недобрых глаз.
— Не нравится мне это место, — проворчал Кутар. — Никогда мне не доводилось видеть ничего омерзительней.
Женщина съежилась, в страхе прижимаясь к мощному мускулистому варвару и тот заметил что ее тело сотрясает сильнейшая дрожь.
— Нередко Торкал Мах отправлял в этот сад кого-то из пленников и никто никогда их больше не видел.
Переложив неподвижное тело Стефании себе на левое плечо, Кутар вытащил меч из ножен, чтобы быть готовым отразить любое нападение. Какая жалость, что это не Ледогнь! Вскоре стебли и листья начали тянуться к ним, и тогда острая сталь моментально укорачивала их, что, впрочем, не уменьшало прыти остальных.
Кумберийцу казалось, что они уже много часов идут по этой извилистой дорожке. Воздух вокруг них сделался густым, казалось, еще немного и его невозможно будет вдохнуть. Головки цветов кивали им, ветви деревьев покачивались, но вокруг не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Помимо воли варвар ощутил как откуда-то из глубины сознания подобно темным волнам поднимаются ужас и отчаяние.
Женщина брела, спотыкаясь на каждом шагу и если бы Кутар не подталкивал ее локтем, то, наверно бы она не смогла идти дальше. Наконец она тихо прошептала задыхающимся голосом:
— Об этом месте именно это и рассказывали. Любой, кто попадает сюда, теряет силу духа, всю волю к жизни. Они просто ложатся и молят о смерти…
— Становясь добычей этих симпатичных цветочков?
В ответ женщина зарыдала.
— Вот кто меня действительно лишает присутствия духа, так это ты, малодушная трусиха! — зарычал варвар.
Вместо страха и подавленности варвар чувствовал сильнейшую злость. Все в этом странном саду буквально доводило его до бешенства, особенно спертый воздух, наполненный тяжелым запахом гниения. Больше всего на свете варвару хотелось оказаться как можно дальше от этого зловещего сада.
Они поднялись, наконец, на гребень холма, с вершины которого открылся вид на озеро, тускло поблескивающее, подобно луже застывшего серебра. Со всех сторон озеро окружали совершенно белые деревья с белыми листьями и белоснежными стволами и ветками. Усыпанная гравием дорожка, извиваясь, шла с вершины холма к песчаной отмели.
Здесь Кутар заметил высокое дерево, которое в отличие от остальных было совершенно лишено листьев. Вместо них с веток свисало множество самых разных предметов. Поверх них вокруг ствола дерева, свисая по самой земли, обвивалась серебристая лиана.
— Боги Туума! — выдохнул Кутар, едва не выпустив из рук Стефанию.
Судя по всему, приношения, висящие на этом дереве, накапливались здесь много веков.
Первое, что увидел варвар, был Ледогнь, в навершии рукояти которого ярко светился огненно-красный самоцвет. С соседней ветки свисало ожерелье из гигантских изумрудов; каждый камень в нем стоил не меньше небольшого королевства. Другие ветви были сплошь обвиты золотыми цепочками, на каждом сучке сверкали перстни с самыми различными камнями — рубинами, алмазами самой чистой воды, сапфирами и изумрудами. У корней дерева стояли всевозможные сундуки, шкатулки и ларцы, наполненные золотыми и серебряными слитками. Все богатство мира, казалось, было собрано на это дереве.
— Торкал Мах, как его отец и отец его отца заключил договор с Птассиассом, обитающим в этом серебряном озере, — принялась рассказывать женщина. — Бог-зверь будет вечно охранять их сокровища если самые лучшие из них будут в качестве приношений повешены на это дерево. Также непременным условием являются человеческие жертвы, которые служат пищей для Птассиасса. Таким образом, Торкал Мах, как и его предки, всегда может быть спокоен, что его сокровища находятся под защитой.
Не слушая ее, Кутар двинулся вперед, ногами отшвыривая со своего пути ларцы и шкатулки и ступая прямо по рассыпавшимся монетам и слиткам. Подняв руку к ветке, на которой висел Ледогнь, Кутар осторожно приподнял его и снял вместе с поясом. Неожиданно женщина у него за спиной издала полный ужаса жалобный стон.
Посмотрев в ту сторону, куда указывала дрожащая рука его спутницы, Кутар заметил, что поверхность озера, до этого пребывавшая в полной неподвижности, внезапно заволновалась.
— Это Птассиасс, — прошептала женщина. — Он идет сюда.
Злобно зарычав подобно хищному зверю, Кутар снял с ветки амулет, который был вручен ему чародеем Мердорамоном, и торопливо повесил себе на шею. Затем, повинуясь некому варварскому озорству, он снял большое изумрудное ожерелье и надел его на шею Стефании. Каждый палец так и не пришедшей в себя девушки он украсил драгоценным перстнем, снятым с какого-то из сучков дерева подношений. Затем, переведя взгляд на стенающую и пытающуюся спрятаться за сундуком спутницу, Кутар снял с себя золотую цепь, которая еще недавно лежала в одном из сундуков барона-разбойника, и метко набросил на шею женщине.
— Это поможет тебе начать новую жизнь!
Прислужница едва не рухнула под тяжестью цепи, но щедрый подарок не вызвал радости на ее лице. Все так же не сводя глаз с поверхности озера, женщина тоскливо повторяла.
— Птассиасс идет сюда. Он сожрет нас.
Отойдя немного в сторону, Кутар положил неподвижную Стефанию на песок подальше от хищных растений. Затем, расстегнув пояс с одолженным предводительницей волков мечом, он с радостью снова взял в руки Ледогнь. На мгновение варвар пожалел, что с ним не Лупалина, а эта хнычущая кукла, чьи стоны уже вызывали у него бешенство.
Между тем рябь на воде усилилась. Причитания женщины наконец замолкли.
Из глубин серебряного озера появилась огромная голова. Размерами она не уступала земляной хижине, где варвару оказали такой радушный прием. Единственный сверкающий глаз злобно смотрел то на Кутара, то на женщину. Из широко разинутого рта, в котором виднелись острые зубы, выскочил, рассекая воздух, тонкий раздвоенный язык. Усы на морде чудовищной твари были растопырены во все стороны, ярко-лиловый гребень топорщился у нее вдоль позвоночника.
Голова, казалось, совершенно неподвижного монстра стремительно приближалась к берегу.
Кутар взял меч наизготовку и сделал шаг навстречу своему противнику. В конце концов, драться с ним будет не труднее чем штурмовать крепость. Слегка пригнувшись, варвар спокойно ожидал приближения Птассиасса.
Как только голова монстра оказалась у самой кромки берега, женщина простонала еще раз и без сознания рухнула наземь. Стефания по-прежнему не подавала признаков жизни. Но мысли Кутара были заняты только предстоящим сражением. Чтобы победить эту ужасную тварь ему потребуются все силы без остатка.
Теперь демон озера был совсем близко. Вслед за головой на поверхности показалась и часть его гигантской туши. Глядя на своего противника, Кутар невольно удивился, как это создание могло поместиться в этом небольшом на вид озере. Должно быть там, в глубине, оно величиной с целое море. Голова Птассиасса поднялась над поверхностью воды, отбрасывая тень, которая накрыла собой и Кутара, и вымощенную мелкими камушками дорожку, и дерево подношений.
Нагнувшись, кумбериец поднял лежащий неподалеку второй меч и метким броском кинул его в глаз морского чудовища. Птассиасс не успел вовремя убрать голову и взревел от боли, мотая во все стороны длинной шеей, пытаясь избавиться от этой стальной занозы, торчащей из уголка глаза.
И тут Кутар заметил нечто любопытное.
Там, где на диковинные цветы и деревья падала тень морского чудовища, эти странные растения тут же начинали дрожать, будто в сильнейшей лихорадке. Они тянули к нему свои лепестки, пестики, листья и стебли, будто жаждали подобно пиявкам присосаться к огромному телу водяного чудовища и пить из него кровь.
Судя по всему, Птассиасс был знаком с их повадками. Движения обитателя омута стали медленнее. Он шлепнул головой по серебряной воде, высунул из серебряного озера здоровенный плавник и попытался дотянуться им до меча. Потом, подняв голову с сочащейся из раненого глаза кровью, он так сильно замотал головой, будто собирался стряхнуть ее с шеи.
Кутар же не стал ждать, пока монстр придет в себя. Схватив Стефанию, он перебросил ее через плечо, поднятую с земли женщину он повесил себе на локоть свободной руки и по усыпанной мелкими камушками дорожке устремился к двери, ведущей в подземелья замка.
Оглянувшись, он увидел, что морскому демону почти удалось избавиться от меча, торчащего в уголке глаза. Еще несколько мгновений — и обитатель омута снова обратит внимание на людей, так неосторожно оказавшихся в его владениях.
Кутар изо всех сил бежал к двери, стараясь успеть. Оглянувшись еще раз, он заметил, что Птассиасс высунул из воды свою огромную голову на длинной шее, и его огромная разинутая пасть с поблескивающими в ней острыми клыками приближается к беглецам. Из раненного глаза капала кровь, но это не мешало чудовищу видеть все вокруг. На его раздвоенном языке пенился яд, капая и растворяя камни, которыми была усыпана дорожка.
— О, Двалка! — в ужасе воскликнул Кутар.
Уложив обеих бесчувственных женщина на дорожку, он выхватил Ледогнь и круто развернулся к надвигающемуся чудовищу. Моментально приняв решение, варвар устремился навстречу своему противнику. Чудовище прекрасно понимало, что добыча не ускользнет от него: длинная шея доставала до самой двери, а покинуть дорожку люди не могли, чтобы не стать добычей хищных растений.
Капля яда упала Кутару на руку и обожгла ее, но кумбериец продолжал двигаться дальше, туда, где покрытая чешуей шея была чуть тоньше. Оглянувшись назад, он вскрикнул.
Птассиасс склонился над неподвижными женщинами, широко раскрыв пасть и готовясь проглотить их. С той же скоростью варвар бросился к ним. Шея чудовища, которая была теперь у него прямо перед глазами, оказалась покрыта не чешуей а чем-то вроде дубленой кожи. Но времени на размышления и колебания у варвара уже не оставалось. Взмахнув своим заколдованным мечом, он глубоко погрузил сверкающую сталь в жирную плоть обитателя омута. Из раны хлынула густая темно-лиловая кровь. Оглушительный рев потряс сад и его окрестности.
Корчась от боли, чудовище пыталось утянуть шею назад в озеро, подальше от этого опасного человека и его кусачей железки. Но варвар не давал ему этого сделать: он безостановочно рубил и колол его шею своим мечом, пока та не превратилась в подобие ободранной туши на бойне.
Обезумев от боли, Птассиасс принялся мотать головой так, что сам оказался в пределах досягаемости плотоядных обитателей этого сада. Когда его голова низко качнулась над мясистыми раздувшимися растениями, все их листья и лепестки потянулись к толстой окровавленной шее и разом вцепились в нее, потянув чудовище к земле.
Подводный демон издал пронзительный визг, как женщина, испытывающая невыносимые страдания, изо всех сил пытаясь освободиться. Но хищные растения крепко держали его, впиваясь всеми листьями, лепестками и присосками, высасывая лиловую кровь. Несколько секунд Кутар наблюдал за происходящим, не выпуская из руки Ледогнь, с лезвия которого еще капала кровь морского демона. Но движения Птассиасса становились все слабее, а растения за счет выпитой ими крови, наоборот, усиливали свою хватку. Наконец обитатель омута прекратил свои отчаянные попытки. Его огромная голова опустилась к земле, и деревья обвили его своими покрытыми листвой конечностями.
Из пасти морского демона вырвался тоскливый безнадежный вой. Огромная туша содрогнулась; по серебряной поверхности озера пробежали волны. Стоило обитателю омута испустить дух, как обе женщины тут же пришли в себя и уселись, наблюдая за происходящим.
— Что это? — спросила Стефания, которая моментально обрела присутствие духа.
— Чудовище, которое сохранилось с очень давних времен. Давно умерший чародей Актан поселил его в этом озере, создав этот сад из хищных растений и цветов, которые не давали ему убежать. Все жертвы, которые оказывались здесь, либо становились их жертвой, либо исчезали в пасти Птассиасса. Живым отсюда не возвращался никто, — добавила женщина, содрогнувшись. — Так продолжалось многие годы: монстр не мог покинуть свое озеро, довольствуясь теми жертвами, которые посылал ему Актан. Когда же чародей состарился, он заключил союз с прапрадедом Торкала Маха. Когда-то на месте этой крепости стоял его замок, значительно уступавший ей по размерам. У Птассиасса появился новый хозяин. Он так же как и Актан скармливал ему своих врагов и вешал самое лучшее из своей добычи на дереве приношений. Теперь же все это наконец закончилось.
Пока она рассказывала, от головы и шеи морского чудовища остались лишь кости, обтянутые лоскутами кожистой шкуры. Хотя, если растениям удастся добраться до остальной туши, они еще долго смогут пировать…
Отвернувшись, чтобы не видеть этого омерзительного зрелища, Кутар протянул руку Стефании, помогая ей подняться на ноги.
— Кутар, — прошептала та, прижимаясь к нему. — Ты жив! Я видела, как ты лежал на земле у дороги — распяленный, привязанный к колышкам… видела, как на камнях вокруг собираются крысы… Я все это время оплакивала тебя.
Он обнял ее дрожащее тело, одной рукой прижимая ее к себе.
— Куда же делась моя рассерженная кошечка? Куда подевалась та Стефания, которая бросилась на хобгоба и попыталась выцарапать ему глаза? Куда же пропала та девчонка-сорванец, которая дала мне пощечину за то, что я поцеловал ее?
Девушка успокоилась и прошептала, прижимаясь к груди Кутара:
— Когда я отказалась возлечь с Торкалом Махом и пригрозила, что, если он принудит меня силой, я перережу ему горло когда он уснет. Тогда он сказал, что научит меня послушанию и велел повесить на цепях в подземелье. У него бы это все равно не получилось!
Гордо откинув назад голову, девушка улыбнулась варвару. Тот ответил ей довольным хохотом.
— На самом деле мне было так страшно, — начала было Стефания, но Кутар отрицательно помотал головой, и они снова рассмеялись.
Варвар поспешно рассказал ей, как смог освободиться, встретил предводительницу волков, и как им, прибегнув к хитрости, удалось проникнуть в крепость и победить барона-разбойника. Девушка снова посмеялась, услышав, как переодетые крестьяне изображали воинов. Женщина из крепости все время стояла рядом, словно боясь отойти даже на шаг.
— Теперь мы с тобой можем отправляться в Алкарион. Нас больше ничто не задерживает.
Они подошли к открытой двери и прошли через подземелье к винтовой каменной лестнице, ведущей на верхние этажи. Шум боя там уже прекратился. Изредка до них доносился женский визг, в котором слышалось больше кокетства чем страха; судя по всему, крестьяне уже праздновали свою победу. Все трое торопливо поднялись по лестнице, спеша как можно скорее покинуть крепость. Кутар хотел поскорей найти женщину-волка, попрощаться с ней и отправиться в Алкарион.
Выйдя во двор, они встретили Лупалину, которая стояла посреди стаи серых хищников. Обернувшись, она сразу уставилась на Стефанию пристальным взглядом.
— Хриасала, — прошептала она.
Стефания повернулась к Кутару, словно прося его разъяснить, что здесь происходит.
— Кутар, я уже видела эту женщину. Много раз она появлялась в моих снах! И всякий раз она забирала меня и мы куда-то уезжали вместе.