Глава 1


Нетерпеливо, волнительно, что было в принципе не свойственно его расе, могущественный император вышагивал по большой гостиной, нервно и раздраженно поглядывая на каменную лестницу, заламывая руки и вздрагивая от каждого крика и стона, что доносился сверху. Дорожный черный плащ тенью оплетал его ноги, когда он резко разворачивался, и стелился по мраморному полу вслед за торопливым шагом мужчины. Точно так же раз за разом взметались длинные темные волосы, окутывая широкие плечи и руки. Через несколько минут император раздраженно сбросил плащ с широких плеч, отправив в угол, где уже валялись перчатки для верховой езды, спинные ножны и даже тускло сверкающая опалами корона в виде обруча — драгоценность с историей в несколько тысячелетий, между прочим, древний артефакт и символ власти. Но ничто сейчас не волновало молодого мужчину, кроме этих раздражающих, потому что беспокоили, криков. Не замечая за собой, мужчина морщился и страдальчески корчил гримасы, будто сам ощущал всю ту боль, что пронизывала эти звуки.

Один крик сменялся другим — еще более страдальческим, болезненным и более слабым. Но вдруг совершенно другая тональность сменила эти звуки — более тонкая, тихая, быстро смолкнувшая.

Император замер на целое мгновение, а после рванул с места, буквально взлетая по витой каменной лестнице, перескакивая через ступени в торопливом, радостном нетерпении и ожидании. Едва он подошел к дверям своих комнат, как те раскрылись, и перед ним в торопливом реверансе опустилась служанка, склоняя голову. Едва заметив девушку, мужчина шагнул внутрь, стремительно пересекая покои и врываясь в спальню, замирая на пороге. Будто резко закончилась смелость и стремительность, и он так и застыл, удерживая створки широко раскрытыми руками. Не сводя глаз с постели, он с тревогой и ожиданием смотрел на свою императрицу, которая нежно ворковала со свертком в своих руках. Измученная, ослабевшая, но счастливая без меры, она даже взгляд не подняла на своего супруга, целуя маленькие пальчики младенца в своих собственных. С дикой для него робостью мужчина шагнул-таки вперед, медленно подходя к постели, не сводя своих глаз с белоснежного свертка.

— У нас сын, — не поднимая головы, произнесла девушка, нежно улыбаясь крохе, которая копошилась в ее слабых руках, когда император подошел, становясь у нее за спиной.

— Сын, — растерянно, но ужасно довольно, прошептал мужчина, глупо улыбаясь.

Служанки, наблюдающие всю эту сцену, шокировано переглянулись, не веря в то, что видят своего жестокого, холодного, безжалостного и расчетливого императора, во-первых, растерянным, а во-вторых, с улыбкой на губах. Проживший не одну сотню лет, он давно избавился от всех своих эмоций, давно избавился от слабости быть слабым — будь то растерянность, радость или гнев. Маска на его красивом лице никогда не выдавала ничего, что бы он ни чувствовал и в каком бы настроении ни был. И тем страшнее был их правитель — его непредсказуемость была ужасающей. Не один посол поплатился жизнью, не один придворный лишился жизни, не один слуга пропал без вести в покоях Повелителя демонов. Император Алиман Анара из рода Шахгар никогда не улыбался до сегодняшнего дня никому, кроме своего наследника и…

— Мой император, — раздалось от порога, и мужчина повернулся в ту сторону, глядя на склонившего белоснежную голову юношу.

Через миг он разогнулся и спокойно посмотрел на Алимана.

— У меня сын, Хасин, — счастливо улыбаясь, произнес император и снова отвернулся к младенцу, не замечая довольного взгляда юноши и его нежной улыбки, так же направленной на сверток в руках императрицы.

— Поздравляю, Ваше Императорское Величество, — снова склонился в поклоне Хасин, глядя на девушку в постели.

Взгляд молодой матери, стоило ей поднять голову, мгновенно изменился из счастливого, радостного и нежного на ненавистный, презрительный и злобный. Иронично улыбаясь, почти с издевкой, гость шагнул в покои, приближаясь к кровати и становясь рядом с императором, который по-прежнему только смотрел, нерешительно и робко на своего наследника.

— Как ты смеешь… — начала шипеть девушка, сильнее прижимая к себе младенца и не сводя гневного взгляда с юноши.

Из нее буквально лилось презрение, смешанное с брезгливостью и страхом. Она сотрясалась от негативных эмоций, что лились через край, стоило ей увидеть этого мальчика. Юная императрица ненавидела его всеми фибрами своей черной души, а это было немало. Но Хасин уже давно прекратил обращать внимание на подобные взгляды, которые отличались лишь силой эмоций, а отнюдь не их разнообразием. Всегда — абсолютно — это было презрение, ненависть, отчуждение, злоба и зависть. Никто в этом дворце, никто в этой империи не питал к нему хоть сколько-то добрых чувств. Кроме самого императора.

— Кассандра! — гневный прищур мужа заставил девушку опустить злобный взгляд.

— Вы позволите, отец? — не скрывая насмешки, произнес Хасин, делая шаг вперед и протягивая руки к младенцу.

И девушке, под пристальным вниманием мужа пришлось протянуть юному демону собственного сына, потому что императора она боялась куда больше, чем его бастарда.

С нежной улыбкой юноша принял ребенка, игнорируя шипение угроз почти на ухо от его матери. Все его внимание было сконцентрировано исключительно на ребенке. Императрица не сводила с него взгляда, скалясь и находясь в диком напряжении. Казалось, при малейшей угрозе ее драгоценности она кинется на ее спасение, даже не смотря на то, что слаба и обессилена. Хмурый и недовольный взгляд мужа она уже не видела, не сводя взора со своего наследника в руках злейшего врага, как считала она сама.

Хасин внимательно вглядывался в крошечное личико мальчика, в его сияющие синью глаза, в темный пушок на голове и уже властно сжатые губки. Юноша нежно поднес брата к лицу, что-то прошептав ему на ушко, а следом коснувшись губами его лобика. С искрящимися неподдельным восторгом глазами он протянул малыша отцу.

— Ваш сын, мой император.

Тот принял сверток, уже более смело, разглядывая личико сына. Так же прошептав благословение, он поцеловал свое чадо в лоб. А следом стремительно и торопливо вышел, унося с собой младенца, и уже не слыша и не видя того, что происходило в собственных покоях.

— Отродье шлюхи! Мерзкий ублюдок! — становясь на колени, шипела, срываясь на рык, девушка, сжимая кулаки. — Как посмел ты появиться здесь в такой момент?! Как посмел явиться?! Ты — ничтожество!! Бастард!! И теперь тебе конец — окончательный и бесповоротный. Я родила сына! — гордо произнесла демоница в лицо спокойного и иронично вскинувшего смоляную бровь юноши. — И теперь ты — никто!! Ты и до этого был никем! Но мой сын превратит тебя в "ничто"!! Ты потеряешь все — я тебе обещаю!!

Спокойно стоявший и выслушивающий это Хасин, вдруг резко преодолел расстояние до постели в один шаг, жестко обхватывая рукой лицо императрицы, сжимая сильно и больно.

— А ты все никак не уймешься, да, милая?! Неужели настолько сильно задел мой отказ? — насмешка была неприкрытой, издевательской. — Скажи спасибо, что об этом не узнал отец. Иначе и не родить бы тебе сына — твоя премилая головка украшала бы ров у дворца.

— Угрожаешь?! — прошипела Кассандра, сбивая его руку своей.

— Предупреждаю: только посмей отлучить меня от брата, только рыпнись в этом направлении — и конец придет тебе. А ты знаешь, что я добьюсь своего, — угрожающе прищурился юноша, до ужаса напоминая в этот момент своего жестокого и ужасного отца. — И угадай, кого послушает император?! А моей фантазии нет предела, — язвительно улыбаясь, добавил он. — Так что сиди и не дергайся. Себе же сделаешь хуже.

— Отродье! Ублюдок! — шипела злобно девушка, сжимая кулаки и скрипя клыками от осознания собственного бессилия. — Ты еще пожалеешь!

Хасин только хмыкнул, резко разворачиваясь и выходя из спальни императрицы.

А в это время сам император спускался глубоко под землю — темными переходами, освещенными лишь тусклыми факелами, крутыми каменными лестницами, которые рассыпались в крошки от его шагов — настолько древними были. Не сводя взгляда с личика младенца на руках, не прекращая улыбаться — впервые не в силах контролировать свое счастье и нежность, что переполняла его сердце, мужчина шел вперед, даже не глядя под ноги. Нечто подобное он чувствовал и тогда, когда двадцать лет назад шел по этому же пути, неся в руках Хасина. Но тогда это было впервые, а потому сильней. Сейчас эмоции были уже знакомыми, но все такими же волнительными.

Очередной поворот и перед императором открылась пещера. Большая, освещенная все теми же пресловутыми факелами и только, отчего по углам клубилась тьма и, казалось, что она живая и шевелится. Возможно, так и было. Замерев, мужчина пристально смотрел по сторонам, пытаясь угадать, откуда же появится предсказательница. И как всегда ее появление было резким: она материализовалась прямо перед ним. Уродливая до невообразимости, источающая отвратную вонь, она протянула морщинистые руки к младенцу в его руках, которого он бережно передал ей.

— Поздравляю, мой император, — проскрипел не менее мерзкий, чем внешность, голос старухи.

— Благодарю.

— Твой сын, наследник, — медленно двигаясь по кругу и качая младенца на руках, произносила предсказательница.

— Расскажи, — приказал Алиман, стоя на том же месте, следя за ними лишь глазами — ему не пройти в пещеру.

Никому не войти в святая святых этих пророчиц: Каори — Прядущие Нити Судьбы. Каждого младенца приносили к ним, чтобы узнать его судьбу. Ритуал, традиция — не было названия. Просто так было всегда.

— Кассиан — это имя ты выбрал для него, верно?

— Верно, — подтвердил мужчина, не сводя ожидающего взгляда со старухи.

— Долгожданный наследник всей империи, — скрипел голос женщины, эхом отдаваясь от стен, что делало его громогласным и пронизывающим. — Но не так любим как Хасин. Он — свет твоей жизни. И так будет всегда.

— Кассиан, — напомнил император, хмурясь при упоминании своего первенца.

— Один — твое наследие, другой — проклятие, — будто не слыша, продолжала вещать старуха, — но самое драгоценное. Один — твой свет. Другой — твоя жизнь. Один — любим и боготворим. Другой — презираем и ненавидим. Один — твоя сила. Другой — твоя слабость. Их жизнь — одна на двоих. Их Судьба — одна на двоих. Их счастье — одно на двоих.

Алиман непонимающе и напряженно слушал Каори, не сводя с нее взгляда. Принц на ее руках затих и уснул.

— Кассиан, — снова напомнил император, уже теряя терпение.

Старуха оторвала взгляд от младенца и, искривив сгнившие губы в подобии улыбки, бросила на гостя короткий взгляд, через миг возвращая его мальчику.

— Он — твое великое наследие. Его ждет светлый мир, светлая жизнь. У него будет сила, равная твоей. У него будет власть, равная твоей. У него будет уважение, равное твоему. У него будет любовь, которая когда-то была у тебя. И именно эта любовь станет его даром, станет его благословением, станет его счастьем. Станет его проклятием.

Каори замерла на месте и замолкла, а потом вдруг затряслась всем телом, будто в припадке судороги. Изо рта полилась пена, а глаза закатились. С отвратительным хрустом она запрокинула голову, вперив безумный взгляд вверх. Голос стал еще более ужасающим и скрипучим, потусторонним.

— Две равных ликом. Две равных сердцем. Одна светла, другая тьма. Что свет несет та станет миром — для сильного лишь суждена.

Император в удивлении следил за этим пророчеством. Не просто нить судьбы, а будущее — реальное будущее. Большая редкость, ведь никогда точность не была прерогативой Прядущих Нити.

В одно мгновение старуха вернулась к своему первоначальному состоянию, и императору на миг подумалось, что ему просто показалось то, что он увидел и услышал. Но вот старуха посмотрела снова на него.

— О ком ты говорила?

— Девушка.

— Кто она?

— Тебе не понравится, мой император, — мерзко хихикнула пророчица.

— Говори, — нахмурился мужчина.

Загрузка...