Мы шли под звёздами, держась за руки. Мои губы горели от поцелуев, а тело было лёгкое-лёгкое, как пушинка! Я плыла над тропинкой, настолько хорошо и спокойно мне было. Рома шёл рядом, уверенный и довольный. Я искоса поглядывала на него, рассматривая мускулистую грудь и рельефное предплечье, и мне не верилось, что этот потрясающий мужчина мой.
Рома тоже улыбался и мечтательно смотрел на звёзды. Когда мы вошли в дом, то накинулись на еду. Пока на плите поджаривались стейки — на деревенском сливочном масле, аппетитно шкворча — Рома откупорил бутылку тёплого шампанского. Оно нагрелось в его машине, но теперь мне было всё равно на его температуру. Всё вместе — уютный деревенский дом, звёздная ночь, вкусная еда, невесомые пузырьки в носу и уютная слабость в теле после любви — создавали непередаваемую атмосферу счастья. Мы не стали зажигать свет, а включили оранжевый абажур в углу, где Тома любила вечерами читать газеты. Стало уютно и казалось, что мы в целом мире одни.
— Довольна? — спросил Рома, делая глоток шампанского и не сводя с меня глаз.
— Да, — тихонько промурлыкала я. — Сейчас даже ещё лучше, чем прежде…
— Я не знаю, почему, но я не могу без тебя. Я всё время думаю о том, что ты делаешь, как ты одета, как сейчас пахнешь… Мне кажется, я жизнь готов за тебя отдать, — прошептал Рома. Он переместился поближе ко мне, взял меня за подбородок и принялся водить пальцами другой руки по моим бровям, скулам, крыльям носа. Я боялась пошевелиться. — Ты даже не знаешь, насколько ты прекрасна…
Я потянулась к нему для поцелуя и приникла губами к его рту. Он отвечал нежно, бережно, без следа того напора, с которым он кинулся ко мне в лесу. Он нежно гладил меня по волосам, выбирая из них соринки. Смотрел близоруким взглядом мне в глаза и я читала в нём восхищение и любовь.
Мы сползли с табуреток на пол и предались любви — не как страстные любовники, а как давняя семейная пара, которой некуда торопиться. Оранжевый свет мягко золотился на его руках, высветляя отдельные волоски и заставляя их сиять. Его терпкий аромат щекотал ноздри, и мне хотелось вобрать в себя этот запах, всего его целиком. Он был большой и сильный, а я хрупкая и слабая. Не знаю, видела ли когда-нибудь эта кухня что-то подобное, но из объятий меня вырвал запах подгоревшего мяса.
Я метнулась к плитке и сняла сковородку. После всего мы с Ромой грызли засушенные ломтики подгоревшего мяса, и я ещё никогда не была так счастлива, как в эту ночь.
***
Утром Рома уехал. Я не стала его удерживать, потому что был середина недели, и ему нужно было жить свою обычную жизнь. Но я всё ещё ощущала его запах на своей коже, чувствовала его тело в себе, помнила его поцелуи. Была как сытая кошка, которая нежится на солнце и принимает мир таким, какой он есть.
После его отъезда я прибралась на кухне, покормила Малыша и открыла ноутбук. Нужно было немного поработать и занести в генеалогическое древо данные о том, что я успела найти в архиве. Пока вопросов было больше, чем ответов.
Работать не хотелось, но нельзя было допустить, чтобы кто-то усомнился в том, что я смогу справиться с удалёнкой. Но из головы не шёл сон, где меня ждало подвенечное платье. Я куда-то опоздала, но платье всё ещё ждало меня. Сердце грустно сжималось от воспоминаний, как я гуляла по старому дому. Чувства, которые я испытывала, по-прежнему владели мной, даже несмотря на потрясающий вечер и ночь, которые мы провели с Ромой.
Чтобы хоть немного въехать в работу и настроить себя на продуктивный лад, я решила полистать ленту и посмотреть, что там происходит у моих знакомых. Практически сразу мне попалась фотография Роминой жены с гигантским букетом розовых роз в форме сердца и надписью: «Муж с самого утра поздравил с годовщиной! Люблю тебя до Луны и обратно».
Чёрт. Лучше бы не залезала. Ну как в моей жизни может соединяться такое счастье и такое чудовищное чувство вины?! Я рассматривала довольное лицо его жены и пыталась найти в нём признаки притворства. Тщетно. Мне было её искренне жаль, ведь ей достаются только крохи его внимания, чтобы соблюсти приличия. Даже ночь перед годовщиной он провёл со мной! Я почувствовала тревогу и закрыла браузер. Всё, Тань, давай работай. Рома сам разберётся со своей семьей. У тебя есть другие дела.
Я погрузилась в рабочие вопросы и не заметила, как прошло несколько часов.
Меня отвлёк стук в окно.
— Таня, ты здесь? — раздался скрипучий голос за окном. Я поднялась из-з окна и открыла створку.
— Да, баб Зин, здравствуйте!
— Здрасьти, здрасьти, — проскрипела старушка. — Я пришла курей покормить, да на огороде чо повыдергать.
— Заходите, спасибо вам большое! — ответила я и вышла к ней на встречу.
— Да чо уж там спасибо, Дима-то мне денег дал за помощь, — прошамкала баба Зина. Это была полная крупная женщина, первая сплетница на деревне. Тома всегда говорила про неё «Зинка-радио».
— Баб Зин, — спохватилась я. — А вы бабушку мою помните? Бабу Лизу?
Вдруг Зинка-радио сможет мне что-то о ней рассказать? Мысль показалась здравой.
— А ты чо тут сама-то делаешь? Димки чай нет, на рыбалку уехал. А у тебя тут, смотрю, кавалеры шастают, — хитро взглянула на меня баба Зина и не торопилась отвечать на мой вопрос.
— А вам всё расскажи, — так же хитро улыбнулась я. — Давайте я чайник поставлю, а вы мне, после того как управитесь, расскажете про мою бабушку. Идёт?
— А кофе у тебя есть? А то я сегодня ещё не пила, — деловито спросила бабка Зина.
— Есть, и конфеты есть, приходите! — ласково пригласила я и метнулась в кухню всё прибрать. Захлопнула ноутбук и убрала подальше. Застелила кровать, умылась, накрыла стол. Поставила мои любимые шоколадные трюфели, хлеб, колбасу, сливочное масло. Достала жестянку с кофе и налила молока в сливочник, поставила две чистые чашки.
Баба Зина не заставила себя долго ждать. Тяжело поднялась по ступенькам, протопала сквозь сени и очутилась на пороге кухни. Повела носом:
— Как хорошо пахнет! Наливай кофей!
— Садитесь, баб Зин, — указала я на удобное кресло у торца стола и налила в кружку кипяток. Размешала кофе, придвинула к гостье сахарницу. По опыту знала, что Тома с Зиной пьют только растворимый кофе, чтобы давление «не гонять».
— Берите конфеты. Бутерброд сделать вам? — гостеприимно угощала я бабульку. Но гостья хитро смотрела на меня поверх кружки и молчала.
— Ты что ль вчера в архиву ходила? — вдруг спросила она.
— В архив? Да, заезжала в обед. А что?
— А ничо, Галька-то сегодня заболела, не вышла на работу, — важно произнесла Зинка-радио. Говорят, врача вызывала на дом, какая-то сыпь у нее пошла. Испугалась, что заразное что-то хватанула там от своих бумажек.
— Это женщина, которая в архиве людей принимает? — ахнула я и закрыла рот ладошкой. Ничего себе!
— Да. Говорят, кроме тебя у неё вчера посетителей не было, — не унималась баба Зина. — Ты сама-то не чешешься? Не заразная?
Зина окинула меня взглядом, но ничего подозрительного не нашла. Я помотала головой, продемонстрировала голые руки и ноги.
— Я здоровая! Как жалко, а кроме неё есть кому там работать? — спохватилась я.
— Есть, — тяжело обронила Зина и отхлебнула кофе, блаженно зажмурив глаза. Откусила конфету, покатала её во рту и продолжила без всякой связи:
— Тётку Лизу, бабку твою, я хорошо помню. Вместе в колхозе работали, покуда она в город не уехала.
Я обрадовалась, что старушенция сама перешла на интересующую меня тему.
— А какая она была? Она умерла, когда мне было всего одиннадцать, я её помню, но мне хочется знать больше.
— Странная она была. Рыжая, как морковь. Кожа белая-белая, что твоё молоко. И дурная, сторонилась всех. Жила вот тут, с Томкой, Галькой, тёткой Лидкой и бабкой Федорой. У них тут женское царство было, — хохотнула Зина.
— А кто это — Галька и тётка Лидка? — осторожно спросила я.
— Ну Лидка — это сестра еённая, старшая. Намного она её старше была, почитай, лет на пятнадцать, а то и больше. А Галька и Томка — это, стало быть, Лидкины дочки.
Вот оно что! Лидия Ивановна Гаврилова — это Томина мать! Как же я сразу не догадалась! А вот про Томину сестру Гальку я слышала впервые.
— А где была их мать? Лиды и Лизы? — направляла я дальше беседу.
— Варька-то? А непонятно где, я об этом и не слыхала никогда. Тётку Лидку с Лизкой бабка Федора воспитывала. Ну и Лидкиных детей заодно. Шептались по углам, что была тут такая Варька, но вслух её не поминали. Уж не знаю, что там с ней случилось. Мож, померла рано, — рассуждала баба Зина, намазывая на хлеб толстый ломоть масла.
— А баба Лиза что? Она кем работала в колхозе?
— Лизка на общих работах была. И в поле выходила, и косила траву, и пшеницу собирала. Хозяйство у вас тут было большое. Не зажиточное, но на пропитание хватало. Вот мужиков не хватало, да никто на рыжую Лизку и смотреть не хотел. Вот и подалась она в город, отучилась, куда-то на завод устроилась. И всё, пропала. Я почти перестала её видеть. Я с Томкой с детства возилась. Она когда родилась, мне уже десяток годков, почитай, было. Мне её оставляли, когда в поле шли. И она мне заместо куклы была, а потом жизнь соседская подругами сделала.
Баба Зина со смаком допила последние глотки кофе и вытерла губы тыльной стороной руки.
— А потом из города Лизка уже с твоей мамкой приехала. Позор тогда был — безмужняя, да с дитём. Бабка Федора на неё волком смотрела. Поэтому она быстро засобиралась обратно и потом дооолго не приезжала, — закончила она свой рассказ.
— Баб Зин, а муж у Федоры был? — заторопилась я.
— Какой муж? Дед? Дык я не знаю, при мне не было, — покачала головой моя собеседница. — У вас в доме ведь мужики не задерживаются. Сильная ваша линия женская, всё сами да сами. Как эти… как их… по телику смотрела надысь… амазонки! Те от мужиков только рожали, а потом они им без надобности. Так и ваша порода такая — мужики разовые, а жить с ними — ни в какую. К Лизке вон почти никто не сватался, сторонились местные ваших девок. Вон и Тома всю жизнь одна. Детей не нажила, с тобой только нянькалась.
Я задумалась. Это было очень странно, но я и сама уже поняла, что в нашем роду живут одни женщины. Мальчики не рождаются, мужей нет. Ни отцов, ни дедов.
— А ещё вопрос у меня! А бабу Федору где хоронили? На нашем кладбище? Я что-то могилы её не нашла…
— А где же ещё, у нас. Я только не помню уже, где. Я тогда малая совсем была, бабку вашу больно боялась. Суровая она была, голос громкий. Детей гоняла. Поэтому не знаю. Да ты сходи на кладбище-то, поищи, чай найдешь… — сказала Зина и поднялась. — Ох, спасибо тебе, Танька, за кофе, но у меня ещё дела. Пойду я. А ты больше Гальку-то из архива не обижай. Она мне сказала, что ты на неё порчу наслала-то.
Я ухмыльнулась. Вот тебе и деревня — я пришлая, значит, сразу порчу наслала. Не умею я порчу, на Николаше вон не сработало ничего. Я поблагодарила бабу Зину, попрощалась с ней и вернулась в дом.
Решила поподробнее рассмотреть колечко с гравировкой. Уж больно неприметно оно было спрятано, а мне будто само в руки прыгнуло. И пробы я такие не видела — странные, клейма необычные. Ни тебе 585, ни 958, ни 999.
Запустила ноутбук, открыла браузер. В поиске нашла статью, где говорилось, что клеймо из двухзначных чисел и с изображением девицы с кокошником ставили в дореволюционной России. А колечко-то с историей! На золотом медальоне тоже стояло старинное клеймо. Жаль, что внутри не было никаких фотографий или миниатюр.
И вообще, мне уже порядком надоело по крупицам собирать информацию! Что такого скрывает мой род, что родные предпочли всё забыть и ничего не рассказывать? Что оказалось проще забыть, чем простить?
Неужели растить детей без мужчин — такой уж большой грех? Сколько миллионов женщин в нашей стране остались одинокими? Сколько их погибло в Первую мировую войну, а потом в Гражданскую? Те, кто дожили или выросли до 1941 года, сложили голову на фронтах Великой Отечественной. Русским женщинам пришлось стать и отцом, и матерью, и кормильцем, и хранительницей очага. А бандитские девяностые? Сколько безотцовщины они породили?
Я задумчиво вертела кольцо в руках, а когда подняла глаза — то обомлела. На Томином кресле, глядя на меня отсутствующим взглядом, сидела прабабка Варвара. Это была молодая женщина не старше тридцати лет. Яркое лицо — такое, если раз увидишь, не сразу забудешь. Волосы собраны в косу, как у девицы. Её конец змеится на плече, ласково огибая грудь. Одета она в длинную синюю юбку, которая спадала складками с острого колена до самого пола. Тонкая талия охвачена кожаным широким поясом без бляшки. Полосатая блузка из какого-то гладкого, словно атлас, материала выглядела нарядно. С другого плеча спадал чёрно-красный цыганской платок. В длинных аристократичных пальцах женщина вертела точно такое же обручальное кольцо, как у меня.
Я моргнула, прогоняя видение, но оно не исчезало. Варвара также задумчиво вертела кольцо в пальцах, а потом посмотрела на меня в упор. Один уголок её рта пополз вниз и она выдала мне презрительную ухмылку. Я не шевелилась. Страшно не было, но я не до конца верила в происходящее. Я аккуратно положила кольцо на стол и видение исчезло.
Я сидела, оглушённая, а потом снова подняла кольцо непослушными пальцами. Прабабка появилась снова. Это что за кнопка вызова привидений?
До меня донёсся тошнотворно-сладкий запах, который я где-то уже слышала. Что это? Потусторонний парфюм? Серьёзно?
Я держала кольцо в руке, но Варвара также пялилась на меня и не делала больше никаких движений. В ту грозовую ночь она кричала мне «Берегись!» А сейчас? Ты мне дашь какие-то зацепки? Советы? Прабабка моргнула и исчезла.
Ну зашибись, да, давайте. Ты, Таня, избранная, спасительница рода, блин. Но никто не даёт ни объяснений, ни инструкций, что мне делать. Я что-то вижу, что-то нахожу сама. Но туда ли я иду?
Конечно, интерес к тому, что происходило с моими родственниками, с бабушкой и прабабушкой, действительно захватил меня. Я почувствовала связь с ними, увидела повторяющиеся родовые сценарии. Да что там! Я нашла своего отца и познакомилась с ним. Это реально достижение, учитывая, сколько лет мама морочила мне голову. Но что делать дальше? К чему все эти сны? К чему какие-то фрагментарные способности? Мне в регрессии обещали Дар, где он?
Голову разрывало от мыслей, и я внезапно приложила руку ко лбу. Она оказалась холодной, а лоб горячим. Я резко почувствовала, как от усталости ломит мышцы. Глазные яблоки болели и хотелось закрыть глаза.
Я налила себе стакан кипятка из неостывшего еще чайника и бросила туда таблетку аспирина. Если я заболеваю, то завтра уже всё пройдёт. А если нет, то аспирин снимет головную боль и мне станет легче. Кольцо с медальоном я спрятала в свою сумочку, чтобы всегда было со мной, если мне понадобится опять вызвать прабабку.
Я наскоро прибрала со стола и ушла на свой диван. Простыни всё ещё пахли Ромой. Был ранний вечер, ещё даже не успело стемнеть. Я поворочалась, но тело говорило мне о том, что энергии больше нет. И учитывая, что я ничего физически тяжёлого сегодня не делала, высосали её потусторонние силы. Хмыкнув от этой мысли, я всё же решила завтра устроить себе полноценный выходной. Я же хотела речку, позагорать? Вот и выполняй. Да, и ещё не забыть приготовить обед Диме, который должен вернуться завтра или послезавтра, в благодарность за гостеприимство. Укутавшись в одеяло, я повернулась на бок и крепко заснула.