ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВОЙНА

Как алмаз средь углей воссияет она,

И корона ее соблазнит.

За ее благосклонность начнется война —

Испытание ей предстоит.

И ей будет предложен могущества Жезл —

В вековой он вмешается спор:

В этом жезле погибель для одиор,

Мрак великий для омниор.

Только сердцем Избранница правду поймет,

Только сердце подскажет ответ,

И победу Избраннице принесет

На грядущие тысячи лет.

Пророчество Оды

Предупреждение Этны

Вечер выдался жарким. На берегу Средиземного моря, у самого подножия Этны, было очень хорошо. В заросшем глициниями саду и в увитой плющом беседке собралась молодежь. Играла музыка, многие обнимались, все что-то пили и развлекались.

Центром всеобщего внимания была без устали танцевавшая, темноволосая и обаятельная пятнадцатилетняя Клаудия. Сквозь звуки рок-н-ролла до нее доносился смех друзей, круживших и вертевших ее в зажигательном танце.

Наконец одурманенная густым ароматом жасмина, она сбилась с такта и взмолилась:

— Все! Хватит! Больше не могу!

Клаудию отпустили, и она картинно упала на сочную, коротко подстриженную траву лужайки с таким видом, будто от танца у нее действительно закружилась голова. На нее смотрели десятки глаз, и она постаралась не плюхнуться на землю, как мешок с картошкой, а опуститься на траву с изяществом умирающего лебедя.

Клаудия никого не видела — глаза ей завязали белой косынкой в красную клеточку. Дело в том, что кружившейся в танце и упавшей на траву девушке отводилась совершенно особая роль в недавно вошедшей в моду среди сицилийской молодежи игре.

— Ты готова? — спросили Клаудию.

— Давайте! — ответила она и нетерпеливо облизнулась.

Приоткрыв губы, она мысленно повторяла свое самое горячее на данный момент желание:

«Хоть бы это был Мауро!»

Если это будет Мауро, она сделает вид, что не узнала его, и потребует вторую попытку, а потом — третью, и так будет целоваться с ним весь вечер…

Вот Клаудия почувствовала на своем лице чье-то дыхание. Молодой человек сопел и нервничал. Потом к ее губам прикоснулись чьи-то холодные, тонкие и совершенно не вкусные губы. Их обладатель не умел целоваться. Мысленно выругав злую судьбу, Клаудия уже хотела укусить неловкого олуха, но вовремя одумалась.

— Романо, — пробормотала она.

Разумеется, она угадала. Кто же еще так неумело целуется, кроме этого маменькиного сыночка, не имеющего ни малейшего представления о женщинах!

Теперь девушка должна была отгадать с завязанными глазами сорт мороженого.

Пока за ним ходили, Клаудия ломала голову над тем, почему ей так не везет в жизни. Почему Мауро еще ни разу ее не поцеловал?! Она же специально пришла на этот день рождения, потому что он тоже был приглашен! На данный момент ее уже облизало несколько прыщавых подростков, а аппетитные губы Марио были так же далеки от нее, как и в начале вечера!

Угадать мороженое не составило для Клаудии ни малейшего труда. Она была великим знатоком итальянского мороженого. Стойло ей лизнуть его один раз, как она тут же говорила, из чего оно сделано.

— Крем-брюле и фисташки!

Тут и отгадывать нечего! Ну и день рождения — мороженое и слюнявые малолетки!

Клаудия уже поднималась с травы, когда раздался голос Мауро. Одного этого звука хватило, чтобы у Клаудии подкосились колени.

— Подожди-ка, — сказал Мауро. — Посмотрим, отгадаешь ли ты, что это такое…

Не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой от томления, Клаудия трепетала, представляя себе, как Мауро опускается рядом с ней на колени и склоняется к ее губам. Девушка надеялась, что это очень похоже на прекрасную сцену из ее любимого мультфильма: она — неподвижная и прелестная Спящая Красавица, а Мауро — Прекрасный принц…

И тут Мауро впился в ее рот страстным поцелуем. Его губы благоухали, а язык проник Клаудии в рот, наполнив его ароматом свежих фруктов.

Девушка была на седьмом небе от счастья. Вечер неожиданно стал прекрасным и удивительным. Звучала божественная музыка, а Мауро не отрывался от ее губ, пока не раздались аплодисменты и одобрительные возгласы.

Не обратив на них ни малейшего внимания и не владея собой, Клаудия обвила шею Мауро руками и впилась в его губы ответным поцелуем с явным намерением задушить молодого человека в объятиях. Они целовались и целовались, пока какая-то завистливая дурнушка не пропищала:

— Ну, хватит уже! А то еще задохнетесь!

Оторвавшись, наконец, от Мауро, но не снимая повязки с глаз, Клаудия прошептала:

— Слишком скоро… Пока у меня нет ответа. Мне нужна вторая попытка.

Анаид назвала бы сейчас Клаудию хитрюгой. В сущности, она и была ею, ничуть этого не стесняясь.

«Carpe diem!»[40]1 — таков был девиз Клаудии, и она неукоснительно ему следовала. Особенно жаркими летними вечерами.

Услышав про вторую попытку, одни засмеялись, а другие присвистнули, но никто, прежде всего поголовно влюбленные в Мауро девушки, не собирался предоставлять Клаудии такой возможности.

Однако Клаудия не ждала от них милости. Сорвав с глаз повязку, она вцепилась Мауро в руку, и он помог ей подняться.

Пожирая молодого человека глазами, девушка несколько раз томно прикрыла их веками.

— Ну что? Ты дашь мне вторую попытку? — прошептала она.

Мауро явно был готов дать ей сколько угодно попыток.

Неужели и он пришел на этот праздник только потому, что знал, что здесь будет Клаудия?! Тем лучше! Не придется больше играть с сосунками в их дурацкие игры!

Пробравшись к холодильнику с мороженым, Клаудия с Мауро начали свою особую игру. Ни на кого не обращая внимания, они рисковали тем, что их никуда больше не пригласят, но сейчас Клаудию это очень мало волновало.

«Мауро, самый красивый, обаятельный, продвинутый и соблазнительный парень во всем колледже, теперь мой! Теперь мне будет с кем гулять!»

Раньше Клаудия встречалась с Бруно. Бруно был по-своему неплох, но, конечно, он и в подметки не годился Мауро.

— Ммм… — промурлыкала девушка, попробовав мороженое. — Кисло-сладкое… Сливки с орехами! Вот что это!

В ответ Мауро вновь поцеловал ее и пробормотал:

— Не только сливки с орехами! В нем еще кое-что есть.

Клаудия снова лизнула мороженое, когда вдали раздался приглушенный рокот.

Наверняка из-за музыки его никто не расслышал, но Клаудия различила его так же явственно, как почувствовала на языке вкус орехов и яблок с взбитыми сливками. — Ты что? — спросил Мауро, заметив, как она насторожилась.

— А ты не слышишь?

— Что?

— Этну.

Ничего не слышавший, несмотря на острый слух, Мауро недоверчиво усмехнулся:

— Да нет. Это музыка. Барабаны…

— А я говорю тебе, что это Этна. Наш вулкан. Мы же у самого его подножия.

— Ладно, пусть будет вулкан, — согласился Мауро и снова полез целоваться, но Клаудия его отстранила.

— Подожди немножко. Вулкан что-то мне говорит.

Ошеломленный Мауро уставился на нее как на диковинное существо.

В свою очередь Клаудия, не обращая внимания ни на что вокруг, приложила к уху ладонь, впилась глазами в вершину вулкана и прислушалась.

Вулкан рокотал не просто так. В его звуках ясно прослушивался определенный ритм. Этна говорила. Девушка попыталась понять, о чем идет речь, но в этот момент Мауро стал щекотать ей языком шею. Недолго думая, она влепила молодому человеку затрещину.

Растерявшийся Мауро с обиженным видом почесал затылок.

— Это что, знак особого внимания?

— Когда парень мне очень нравится, меня так распирает от чувств, что я лезу драться, — попыталась выкрутиться Клаудия.

— Выходит, я тебе нравлюсь? — развел руками растерянный Мауро.

— Ужасно нравишься! — ухватилась за новую тему Клаудия. — Но, видишь ли, от поцелуев и мороженого у меня темнеет в глазах. Давай продолжим завтра.

Однако Мауро не собирался отпускать ее так просто.

— Сначала меня завела, а теперь хочешь смыться и меня бросить тут одного? Не выйдет!

«Какие же мужики зануды! — подумала Клаудия. — Всем надо только одно…»

— Я тебя не брошу. Сегодня ночью ты мне приснишься.

— Мне не обязательно тебе сниться. Мы можем провести эту ночь вместе, и ты увидишь меня наяву.

«Подожди! Сейчас я тебе заговорю зубы!» — подумала Клаудия и спросила у Мауро:

— А ты храпишь?

— Храплю? Не знаю. Наверное, нет, — в очередной раз почесал в затылке Мауро.

— В этом вопросе необходимо разобраться. Включи сегодня на ночь магнитофон, а завтра мы вместе прослушаем кассету.

Это уже смахивало на обещание, и Мауро решил не удерживать девушку. Погрузившись в тревожные мысли о собственном храпе, он стоял у холодильника с тающим мороженым в руке.

Клаудия танцующей походкой проследовала к изгороди, вышла на улицу и, убедившись в том, что никто ее больше не видит, опрометью бросилась бежать, пока звуки музыки не стихли у нее за спиной.

Тогда она вновь прислушалась к голосу вулкана и прекрасно поняла то, что он ей сказал. А сказал он такое, от чего у девушки по коже побежали мурашки.

— Мама! Анаид в опасности! — воскликнула Клаудия, врываясь в спальню матери.

— Откуда ты знаешь? — спросила у дочери читавшая в постели Валерия.

— Мне сказала об этом Этна. Ты что, не слышала?!

Валерия на секунду задумалась.

«Клаудия довольно сообразительна. Не стоит ей врать…»

— Да, я слышала, но не обратила на это внимания. Была слишком занята другими делами.

— Если бы ты знала, чем была занята я, когда Этна заговорила! — усмехнулась Клаудия. — Но я не пропустила ее слов мимо ушей!

— Умоляю, не нужно мне рассказывать, чем ты занималась в этот момент, — пробормотала Валерия и поморщилась.

Она не сомневалась, что, услышав об утехах дочери, она всыпала бы Клаудии по первое число, а ей этого совершенно не хотелось. Ведь Клаудия уже почти взрослая, прошла обряд посвящения, и теперь одиоры ей были не так опасны, как в детстве.

С негласного разрешения Валерии, Клаудия не распространялась о подробностях своей личной жизни, а мать предоставляла ей достаточно свободы при условии, что дочь будет сообщать ей, когда решит ночевать не дома.

Однако на этот раз Клаудия была назойливее обычного.

— Ни за что не поверю в то, что ты не слушала Этну. Ведь ты же Предводительница Клана Дельфина и обязана знать все последние новости!

— Ну, хорошо. — Валерия захлопнула книгу. — Я все слышала.

— И что же? — уперла руки в бока Клаудия.

— Ничего.

— Как это — ничего?! Этна сообщила о том, что Анаид угрожает опасность! Я пыталась мысленно связаться с ней, но она мне не отвечает. А у нее дома никто не берет трубку.

— Этна действительно, предупредила нас об опасности, но об Анаид она не сказала ни слова.

— Но я же прекрасно слышала! — возразила Клаудия. — Ты же сама научила меня понимать голос вулкана!

— На этот раз ты ошиблась.

Раздосадованная Клаудия стала назло матери расхаживать по ее спальне. Валерия снова открыла книгу, но ей было не до чтения.

— Неужели ты ничего не предпримешь?! — воскликнула, наконец, Клаудия.

— А что мне прикажешь делать?

— Ну хоть свяжись с Кланом Волчицы! С Селеной, Еленой или Карен! Ты же знаешь множество омниор и постоянно ездишь на встречи с ними, а теперь не знаешь, что делать?!

Валерия встала с постели. Она была очень загорелой и мускулистой. В отличие от дочери, развлекавшейся на танцах и дискотеках, Валерия в свободное время занималась спортом. Она выходила в море на яхте, где долго плавала, ныряла с аквалангом и резвилась с дельфинами.

Как была босой, Валерия направилась на кухню. Она вообще предпочитала ходить босиком.

— Тащи кролика, — приказала она дочери.

— Прямо сейчас? — удивилась Клаудия.

— Естественно. Надо развеять твои сомнения. Завтра мне будет некогда. Рано утром я улетаю на Крит. А потом в Афины.

— Снова встречаться с омниорами?

— Настало тревожное время… А тебе я советую быть особенно осторожной.

С этими словами Валерия сама прошла к клеткам и выбрала одного из кроликов, всегда водившихся у нее дома на тот случай, если какой-нибудь омниоре захочется глубокой ночью узнать по внутренностям жертвенных животных свое будущее.

Усадив кролика на стол, Валерия протянула нож Клаудии, которая одним ловким движением перерезала ему горло. Собрав кровь жертвы в серебряный тазик, Валерия с Клаудией долго ее изучали.

— Опасность существует. Это вполне очевидно, — пробормотала Клаудия.

— Это верно, — согласилась Валерия. — Но я же тебе говорила, что времена нынче тревожные. В опасности множество омниор. Давай лучше взглянем на внутренности. Они точнее.

Изучив разложенные на столе внутренности, Клаудия растерялась. Ничто не говорило об Анаид, — ни печень, ни селезенка, ни легкие, ни сердце животного. Анаид словно вообще не существовало. Ни ее и никого, хотя бы отдаленно ее напоминавшего. Внутренности выглядели странно, двусмысленно и невразумительно.

Собрав остатки крови, Валерия прибралась на кухне, сложив остатки кроличьей тушки в холодильник.

— Съешь его, пока меня не будет, — сказала она дочери.

При иных обстоятельствах Клаудия от радости запрыгала бы на одной ножке: она только что выяснила отношения с парнем, который давно ей нравился; мама уезжала, она оставалась дома одна, и никто не мешал ей закатить вечеринку с друзьями.

Однако Клаудия была настолько встревожена, что эти радужные перспективы даже не пришли ей в голову. Ночью ей даже не приснился Мауро, хотя она и проснулась с распухшими губами, натертым языком и вкусом скисшего мороженого во рту.

Валерия попрощалась с дочерью и уехала в аэропорт.

Стоя под душем, Клаудия размышляла о том, как все странно: Анаид не отвечает на ее мысленные вызовы. Дома у Анаид никого нет, а Валерия не желает выяснять, где она находится и как у нее дела. В довершение всего, внутренности кролика ничего о ней не сообщали, словно они с Валерией выпотрошили беременную крольчиху… Постойте-ка!

Выскочив из душа, Клаудия бросилась к холодильнику и осторожно поковыряла ножом остатки кролика.

Так и есть! Валерия нарочно выбрала беременную крольчиху, чтобы гадание не удалось!

Клаудия стала названивать матери на мобильник, но та уже выключила его, как всегда делала в пути. Девушке оставалось только быстро одеться, выскочить на улицу и поймать такси.

До аэропорта она доехала практически одновременно с матерью и перехватила ее у стойки регистрации.

— Откуда ты здесь, Клаудия?!

— Ты меня обманула.

Валерия выронила чемодан, потом взяла себя в руки, собралась с духом и призналась:

— Ладно. Я действительно тебя обманула.

— Почему?

— Потому что это не Анаид в опасности, — хмуро заявила Валерия. — Это мы должны бояться Анаид.

— С какой это стати?

— Она уже не омниора.

— Вот как? А кто? Сумчатая ехидна?

— На ее голову пало Проклятие Одии. Пророчество свершилось.

— Не может быть! — воскликнула Клаудия.

— И все-таки это правда. Анаид стала бессмертной одиорой. Она пила кровь омниоры, предала свой клан и завладела Жезлом Власти. Анаид очень опасна.

— Но ведь Этна…

— Вулкан предупреждал нас о том, что мы должны держаться от нее подальше.

— Почему же ты мне ничего не объяснила?

— Чтобы ты спала спокойно.

— Анаид моя подруга, и я ее не брошу! — упрямо заявила Клаудия.

— Анаид уже не та, какой ты ее знала. Может, внешне она не изменилась, но теперь она совсем другое существо. Забудь ее.

— Не могу. И не хочу.

— Мне это тоже нелегко и неприятно, но наш долг перед кланом…

— Плевать я хотела на долг!

— Успокойся, Клаудия. Мне пора, я опаздываю на самолет.

— Дай мне денег на дорогу домой, — попросила погрустневшая Клаудия.

Не имея достаточно наличных, Валерия протянула дочери кредитную карту.

— На. Сними, сколько нужно, и смотри, чтобы ее у тебя не украли. Ну все, я полетела. Будь умницей! Веди себя хорошо!

Проводив мать глазами, Клаудия стала вертеть в руках кредитную карту, лихорадочно обдумывая возникшие перед ней возможности…

Вместо того чтобы покинуть аэропорт, девушка подождала, пока самолет Валерии взлетит, и направилась к стойке ближайшего туристического бюро, чтобы приобрести билет на самолет до Мадрида и билет на автобус от Мадрида до Урта. Вскоре оба билета лежали у нее в кармане, и у Клаудии даже осталось время купить все самое необходимое для поездки.

Внезапно зазвонил ее мобильник.

— Алло?

— Я не храплю.

Клаудия уставилась на телефон с таким видом, будто ей позвонили с другой планеты. И действительно, события вчерашнего вечера почти совсем вылетели у нее из головы.

Негромко выругавшись, она произнесла самым беспечным тоном, на какой только была способна:

— Мауро? Это ты, что ли?

«Черт возьми! — думала при этом девушка. — Неужели придется упустить такого парня! Ах, как Мауро божественно целуется! И он так торопился ей позвонить! К тому же он не храпит…»

— Точно не храпишь?

— Точно. Ты убедишься в этом этой же ночью!

Ого! Так сразу! А вдруг Мауро сразу потащит ее под венец и запрет в четырех стенах?!

Несмотря на эти опасения и распухшие губы, Клаудии очень захотелось согласиться и отложить поездку. Однако она взяла себя в руки и заявила:

— Видишь ли, я уезжаю на свадьбу к одной подруге.

— Когда?

— Прямо сейчас.

— Вчера ты мне ничего не говорила…

— Вчера я еще ничего не знала. Она только что мне позвонила, и теперь я в аэропорту. Через час я улетаю в Испанию.

— Вот так, ни с того ни с сего прямо в Испанию?

— Ну что ж я могу поделать!

— Ясно…

Кусая с досады ногти, Клаудия изобрела очередную уловку:

— Скажи мне, пожалуйста, а ты портишь по ночам воздух?

— Что?!

— Необходимо выяснить, испускаешь ли ты по ночам кишечные газы.

— Как?!

— У тебя есть собака?

— Нет.

— А кошка?

— Только у моей мамы.

— Неважно. Возьми ее себе и уложи с собой спать. Если ночью она тебя искусает и смоется, значит, ей нечем было дышать.

В трубке воцарилось гробовое молчание, и Клаудия испугалась, что переборщила. Наверняка Мауро сейчас стирает ее номер из памяти своего телефона!

Однако ее опасения не оправдались.

— Знаешь, я хотел сказать тебе одну вещь, — пробормотал, наконец, Мауро. — Ты мне ужасно нравишься.

— Почему? Разве ты не считаешь меня сумасшедшей?

— Нет. Совсем нет. Но мне с тобой нелегко. И это меня возбуждает!

«Так он еще и мазохист! — подумала Клаудия. — Впрочем, какая разница!»

— Мне нужно еще кое-что тебе сказать, — заявила она. — Я точно не знаю, когда вернусь.

— Откуда?

— Со свадьбы подруги.

— Будешь ждать, когда она родит первенца?

— Не исключено.

— Ну правда, Клаудия…

Мауро произнес имя девушки таким заискивающим тоном, словно готовился сделать ей предложение.

Клаудия оцепенела. Этого только ей сейчас не хватало!

— Мауро! Алло? Я тебя не слышу! У меня разрядился телефон!

Усмехнувшись, девушка выключила мобильник. Что ж, если Мауро возбуждают трудности, ему грозит перевозбуждение!

Ей нужно как можно скорее оказаться в Урте.

«Какие парни, когда в беде лучшая подруга!»

В этот момент земля затряслась, и здание аэропорта содрогнулось.

* * *

Подземный толчок всколыхнул озерную воду. Раскидистые тополя зашумели листвой. Стены хижины затряслись, но устояли, однако с крыши сорвалась доска и упала прямо на лежавшего на тюфяке мужчину.

От удара по лбу он вскрикнул и открыл глаза. Потерев шишку, мужчина схватился руками за раскалывавшуюся от боли голову, а потом коснулся заросших щетиной щек.

Едва он собрался встать с кровати, силы его покинули. Рухнув на тюфяк, мужчина принялся разглядывать в образовавшейся в крыше дыре вечернее небо. На улице дул сильный ветер, сквозь отверстие в потолке освеживший царившую в хижине затхлую атмосферу. В небе метались и оглушительно орали испуганные птицы.

Красноватое солнце клонилось к горизонту, обещая восхитительный закат. Внезапно к мужчине начали возвращаться воспоминания. Перед его мысленным взором возникла рыжеволосая Селена. На подушке отчетливо ощущался ее запах.

Оглядевшись по сторонам, Гуннар все вспомнил. Он гнался за Селеной, желая защитить от нее Анаид. Вместе с машиной Селены он даже спалил свой автомобиль.

«Ну и где теперь эта Селена?!»

Снова попытавшись подняться, Гуннар понял, что ослабевшие мышцы почти ему не повинуются. Лишь на третий раз ему удалось очень медленно сесть на кровати, упершись затылком в закрытые ставни окна. Через некоторое время Гуннар умудрился приоткрыть их. В хижине стало светлее, и он поразился худобе своих рук.

«Сколько же времени он тут лежит? Несколько дней? Или несколько недель?!»

Внезапно Гуннар заметил, что за грубо сколоченным из досок столом сидит мужчина в пуховой куртке, шерстяной шапочке и высоких ботинках. На незнакомце был дорогой спортивный костюм.

— Здорово, — пробормотал слегка удивленный его появлением Гуннар.

— Проснулся, наконец, — пробормотал турист.

— Сколько я здесь лежал?

— Две с лишним недели.

— Ого! То-то мне так хочется пить. Дай-ка мне воды!

— Не могу, — ответил турист. — Это не в моих силах. И разбудить тебя я тоже не мог.

Гуннар понял, что перед ним привидение, с трудом поднялся на ноги и дотянулся до своей фляжки. Он долго смаковал воду, восполняя влагу, потерянную организмом за время продолжительного сна.

— Тебя прислала моя мать? — спросил он у призрака.

— Совершенно верно.

Глядя на то, как Гуннар разогревает грибной суп, призрак осторожно пробормотал:

— Неужели тебе нравится эта гадость? Овощной гораздо питательней.

— Зато грибной вкуснее.

— На твоем месте я полизал бы сахара, поел бы сухофруктов и шоколада. Тебе сразу полегчает.

— В какой книге ты это вычитал? — спросил Гуннар, помешивая суп. — Ты одет, как на рекламе спортивной одежды. Как же ты умудрился сгинуть в горах в такой экипировке? Забыл дома путеводитель?

— Отравился в турпоходе, — откашлявшись, пояснил призрак.

— Небось, поганками? — усмехнулся Гуннар.

— Как ты догадался? — удивился турист.

— По твоему отношению к грибному супу.

— Да, я тоже сварил грибной супчик, — вздохнул призрак. — Но его ел не только я. Руководитель нашей группы тоже им отравился.

— Так это он тебя проклял?

— Нет. Его сын.

— При чем тут его сын?

— По возвращении из похода отец обещал купить ему мопед.

Налив грибного супа в алюминиевую миску, Гуннар стал помешивать его ложкой, но от супа поднимался такой восхитительный запах, что ждать было невыносимо. Рискуя обжечься, Гуннар принялся за еду.

— Ну вот, мне уже лучше. А что велела передать мне Кристина?

— Она ждет тебя в Веракрусе.

— И она думает, что я отправлюсь к ней в такую даль?!

— У нее Жезл Власти.

— А как же Анаид? — заволновался Гуннар.

— Жезл приманит ее.

— А Селена ее не поймала?

— Анаид от нее улетела.

— Куда? Неужели она собирается пойти Тропой Оры?!

— Омниоры этого не допустят.

— Не знаю, с какой стати мне сейчас ехать к матери, — пожал плечами Гуннар.

— Ледяной Королеве нужно, чтобы ты был с ней.

— Передай моей матери, — доедая суп, заявил Гуннар, — что, возможно, я ее навещу, но в целом ей не стоит на меня рассчитывать. Передай ей также, что я не желаю становиться между Селеной и Анаид. А еще скажи, чтобы она и пальцем не смела трогать Селену. Да, и чтобы оставила Жезл Власти в покое. Он принадлежит Избраннице. Я по горло сыт интригами Кристины, и больше не стану ей помогать.

— Мне все сразу не запомнить, — извиняющимся тоном заявил призрак. — Повтори, пожалуйста, все по пунктам.

— Пожалуй, лучше мне самому ей это растолковать, — сказал Гуннар, выуживая из сиропа ломтик ананаса.

Призрак с нескрываемым облегчением перевел Дух.

Выпив кофе, Гуннар распахнул дверь хижины, вдохнул свежего вечернего воздуха, осмотрелся по сторонам, задержался взглядом на закопченной груде железа, оставшейся от его автомобиля, и мысленно выругал себя за то, что не нашел более безобидного способа провести ночь с Селеной.

Под сенью кратера

Анаид летела над Канарскими островами, которые в древности называли Острова блаженных, а в эпоху Средневековья Счастливые острова. Казалось, эти семь островов вулканического происхождения брошены в Атлантический океан у знойных африканских берегов чьей-то небрежной рукой. Затерянные на краю цивилизации, они, тем не менее, ни в чем не нуждались, обладая плодородными землями, райскими птицами, благодатным климатом и источниками кристально чистой пресной воды. Здесь неизменно останавливались корабли, отправлявшиеся в Новый Свет, принимая на борт питьевую воду, съестные припасы и ароматные вина.

С высоты птичьего полета Анаид поражалась зарослям тысячелетних драконовых[41] деревьев, живописными пальмовыми рощами и прихотливыми формами застывшей вулканической лавы. Даже высоко в небе пахло царящей на островах вечной весной и селитрой покрытых черным песком пляжей.

И все-таки самым величественным и незабываемым было зрелище покрытого вечными снегами почти четырехкилометрового пика Тейде — могучего и беспощадного вулкана, поднявшегося над ущельями и утесами, бесстрашно подпирая вершиной облака.

Желая подлететь к нему поближе, Анаид, словно зачарованная, устремилась к вулкану, но, чем ниже она летела, тем явственнее ощущала его силу. Как ни била девушка крыльями, ей было не приблизиться к Тейде. Вулкан отталкивал ее, как одноименный полюс магнита.

Смутившись и растерявшись, Анаид врезалась на лету в облако густого белого тумана и словно окунулась с головой в молоко. Она больше не понимала, где земля, а где небо. Висевшая в воздухе влага мгновенно вымочила ее до нитки и пропитала перья крыльев так, что у Анаид больше не было сил ими махать. Туман сгустился до такой степени, что напоминал вязкое желе. Девушка не могла бороться и с ним и с силой могучего вулкана.

Решив не испытывать судьбу, Анаид распростерла крылья и попыталась планировать в воздушных течениях. Решение было правильным, и потоки теплого воздуха вынесли ее из тумана.

Разглядывая раскинувшийся под ней прекрасный остров, Анаид слишком поздно заметила, что ветер уносит ее в океан. Отчаянно замахав крыльями, девушка попыталась лететь против ветра, но устала до такой степени, что ее оставили последние силы. Закрыв глаза, Анаид отдалась на милость судьбы, и, теряя сознание, почувствовала, что падает.

Девушка не знала, сколько времени прошло после ее падения, когда почувствовала, что ее осторожно ощупывают чьи-то руки. У самой Анаид рук не было. На их месте по-прежнему красовались широченные крылья. Впрочем, очень скоро ее охватили привычные ощущения, предшествовавшие обратному превращению. На этот раз оно протекало быстрее обычного. Не прошло и нескольких секунд, как ее крылья вновь стали руками, а тело обрело обычный для него вес.

Анаид снова превратилась в обычную, хотя и заметно исхудавшую за время изнурительного полета девушку с длинными, высушенными ветрами волосами и кожей.

От усталости ей было не пошевелить ни рукой, ни ногой. Внезапно где-то рядом раздался пронзительный свист.

Приоткрыв глаза, Анаид разглядела в полумраке заросшего мхами и лишайниками леса стоявшего спиной к ней смуглого мальчика, издававшего необычный свист, сложив ладони рупором возле рта.

Свист этот представлял собой ряд звуков разной тональности, чередовавшихся явно не просто так. Скоро где-то в другой стороне леса раздался другой свист. Это наверняка был чей-то ответ. Выслушав его, мальчик тут же снова стал что-то свистеть, издавая теперь иные звуки, чем раньше. Прислушавшись, Анаид решила, что свист — это что-то вроде азбуки Морзе.

— Ты с кем-то переговариваешься? — спросила она.

Мальчик тут же повернулся и уставился на Анаид широко распахнутыми глазами.

— Ты жива?! А где твои крылья?!

— Какие крылья?

— Те, что были у тебя вместо рук!

— Где это видано, чтобы у людей вместо рук росли крылья! — усмехнулась Анаид.

— У колдуний и не такое бывает!

— Ты что, считаешь меня колдуньей? — насторожилась Анаид.

— Я видел, как ты летела. А потом упала в лес, и я побежал тебя искать. Когда я тебя нашел, у тебя вместо рук были крылья…

— Как тебя зовут? — лихорадочно обдумывая сложившуюся ситуацию, спросила Анаид.

— Унипепе.

— Какое странное имя.

— Это значит «громкий свистун». Мой отец, и мой дед тоже были свистунами.[42] Они научили меня понимать свист, когда я был совсем маленьким.

— Так ты с кем-то сейчас пересвистывался?

— Да. С Амусайкой. Это моя подруга.

— Надеюсь, ты ей ничего обо мне не насвистел?

— Я ей все про тебя рассказал. И позвал сюда.

С трудом поднявшись на почти не слушавшиеся ее ноги, Анаид приготовилась к самому худшему, но сначала попробовала договориться с мальчиком:

— Унипепе, ты должен мне помочь.

— Сейчас придет Амусайка. Она тебе и поможет.

— Мне надо узнать, где я нахожусь, и немного отдохнуть. Я хочу есть и пить. И вообще, может, я себе что-нибудь сломала, когда упала.

— Может. Поэтому-то я и попросил Амусайку предупредить Аремогу.

— Значит, ты раструбил о моем появлении всему острову! — в сердцах воскликнула Анаид.

— Ничего подобного. Я рассказал только тем людям, которые смогут тебе помочь.

— Интересно, кому! Врачам? Полиции? Журналистам?

— Нет. Колдуньям.

— Значит, по-твоему, только колдуньям под силу помочь такому чудовищу, как я? — нахмурилась Анаид.

— Но ведь ты же тоже колдунья. Кроме того, колдуньи не чудовища, а просто женщины. Я их прекрасно знаю. Когда я был еще маленьким, я видел, как они танцуют на поляне в лесу и собирают разные травы, чтобы лечить больных. А еще я видел, как они летают, хотя наши колдуньи и не пользуются крыльями.

— Вот как!

Мальчик явно имел в виду местных омниор.

Анаид серьезно задумалась. Стоит ли им доверять? Наверное, нет! Вряд ли она придется им по вкусу…

— Откуда ты знаешь про колдуний?

— Я живу в лесу.

— В лесу? — удивилась Анаид. — Чем же ты тут занимаешься? Охотишься? Рыбачишь? Или, может, рубишь деревья?

— Я вожу по лесу туристов, — объяснил мальчик.

В очередной раз осмотревшись по сторонам, Анаид не увидела ничего, кроме огромных деревьев, за стволами которых маячил какой-то высокий утес.

— Куда же туристы ходят в этом лесу? И вообще, где мы?

— Мы в национальном парке Гарахонай[43] на острове Гомера. Видишь эти деревья? Каждому из них несколько тысяч лет. В Европе такие деревья погибли во время ледникового периода. Тут растут лавры и можжевельники. Здесь достаточно влаги для лишайников, мхов и папоротников. У нас множество растений и животных, которые больше нигде не встречаются. Посмотри хотя бы на эту ящерицу. Такие больше нигде не водятся. Они ужасно нравятся туристам.

Рассказ мальчика произвел на Анаид должное впечатление, но она сделала из него свой собственный вывод о том, что наверняка не случайно упала в вековом лесу вместо того, чтобы сгинуть в океанской пучине.

— Помоги-ка мне встать.

— Лучше лежи спокойно. Сейчас придет Аремога. Она тебя вылечит.

Аремога сразу поймет, что Анаид — одиора, или даже признает в ней проклятую Избранницу. В этом случае она наверняка постарается помешать ей осуществить задуманное!

Чтобы этого не произошло, Анаид придумала совершенно невероятную уловку.

— Унипепе, ты умеешь хранить секреты? — напустив на себя таинственный вид, спросила она у мальчика.

— Какие секреты?

— Дело в том, что мне нельзя встречаться с Аремогой. Если мы увидим друг друга, одна из нас обязательно погибнет!

— Почему?

— Потому что между нашими родами кровная месть.

Унипепе с понимающим видом кивнул и спросил:

— Из-за чего?

— Ты, конечно, знаешь, что мы, колдуньи, друг другу помогаем…

— До прихода испанцев, мы, гуанчи,[44] тоже друг другу помогали.

— Род Аремоги предал нашу дружбу. Когда моя бабушка обратилась к ним за помощью, они ей не помогли, и она погибла.

— Понятно, — кивнул Унипепе. — Теперь ты должна отомстить за бабушку.

— Вот именно. По-моему, это немного глупо, но ничего не поделаешь.

Судя по всему, Унипепе вошел в положение Анаид и продолжил повествование о местных достопримечательностях и нравах родного острова:

— Жители Гомеры шестьсот лет назад тоже приговорили к смерти графа Эрнана Перасу за то, что он обещал им помочь, а потом отрекся от своего обещания.

— Его убили?

— А то! Хранитель наших традиций прозорливый старец Хупалупа назначил избранника богов Хуатакуперчу привести приговор в исполнение. Хуатакуперча зарезал графа совсем недалеко отсюда, в пещере Гвахедум, где неверный граф предавался любовным утехам с прекрасной Ибальей из рода Ипалан.

Мальчик оказался довольно сильным и легко поднял Анаид, но стоило девушке встать, как она громко вскрикнула. Судя по всему, у нее была сломана правая нога. И как это она не заметила?!

— Ой, как нехорошо! — расстроился Унипепе.

— Ничего страшного, — стала успокаивать его Анаид. — Найди-ка мне толстую палку. Мы привяжем ее к ноге, и кость быстро срастется.

Унипепе со скептическим видом отправился на поиски палки. Стоило ему скрыться из виду, как Анаид стала тереть место перелома, чувствуя, как кость срастается у нее под пальцами.

Когда Унипепе вернулся, Анаид сделала вид, что ей очень больно.

— Помоги мне привязать палку к ноге, а там я как-нибудь проковыляю.

— Ты молодец! Ничего не боишься! — восхищенно сказал мальчик, приделывая к ноге Анаид импровизированную шину и вручая ей толстую суковатую палку, чтобы она опиралась на нее при ходьбе.

Анаид волочила за собой ногу с привязанной палкой, хотя та уже совершенно не болела.

— Я знаю тут одну тропинку, — сказал Унипепе. — Она ведет к утесу. Там под обрывом стоит хижина. Попробуем до нее добраться.

Медленно спускаясь к обрыву, Анаид демонстративно берегла ногу и часто спотыкалась о корни деревьев.

— За что же вы все-таки приговорили к смерти этого Эрнана Перасу? — спросила она.

— Он был тираном, наживавшимся за счет несчастных аборигенов, но наших старцев возмутило то, что он нарушил договор о братстве, который заключил его дед.

— Значит, его дед заключил договор о братстве с гуанчами. И что же это был за договор?

— Наши старцы испили молока из одного бурдюка с дедом Перасы и побратались.

— Понятно. Они стали молочными братьями.

— Но Эрнан Пераса взял себе в любовницы прекрасную Ибалью из рода Ипалан, а ведь она была ему молочной сестрой!

Вздрогнув, Анаид вспомнила, что где-то далеко у нее тоже есть молочная сестра. Причем очень сильная. Иногда Анаид чувствовала ее присутствие и даже слышала ее голос.

— Это очень древний обычай… — пробормотала девушка.

— А Эрнан Пераса и Ибалья его нарушили и поплатились за это, но самое страшное было потом.

— Что же произошло?

— Обитатели Гомеры подняли восстание. Жители острова осадили Графскую башню, в которой заперлась жена Перасы Беатрис де Бобадилья, но она обратилась за помощью к Педро де Вере, который нам жестоко отомстил.

Девушке не очень хотелось слушать о кровопролитии, но Унипепе неумолимо продолжал:

— Педро де Вера приказал своим солдатам умертвить всех гуанчей мужского пола старше пятнадцати лет. А женщин и детей продали в рабство, хотя они и были христианами.

Нахмурившись, Анаид подумала, что человек самое жестокое существо на свете.

Унипепе заботливо поддерживал девушку, развлекая ее своими рассказами, и все шло очень хорошо, пока воздух не прорезал чей-то свист.

Мальчик напрягся и стал озираться по сторонам, но не ответил. Однако свист настойчиво повторялся снова и снова.

— Это они? — спросила встревоженная Анаид.

— Да. Они желают знать, где мы.

Девушка догадалась, что им с Унипепе не спрятаться так быстро, чтобы ни у кого не возникло подозрений.

— Ответь им. Скажи им, что я поранилась, и мне нужен врач.

— Они поймут по свисту, где мы, и нас найдут, хотя Амусайка и не очень быстро ходит.

Сама Анаид ни за что не догадалась бы, в какой стороне свистят, но поверила Унипепе и предложила:

— А ты отойди в сторону и посвисти оттуда. Так они нас не найдут.

Мальчик улыбнулся, всем своим видом дав понять Анаид, что ее мысль ему по вкусу. Он быстро отбежал подальше и несколько минут свистел, запутывая следы.

Потом объяснил Анаид смысл своих свистков. Оказывается, он сообщил, что у Анаид сломана нога, и он ведет ее в больницу. И назначил общую встречу в городе.

— Молодец! — похвалила Унипепе девушка. — Большое спасибо.

— А что будет, когда они не найдут нас в городе? — беспокоился не любивший врать мальчик.

— Все будет хорошо, — стала успокаивать его Анаид. — Молодец, что ответил. Женщины очень ревнивы и не любят, когда им не отвечают.

— Но я же им наврал!

— Это лучше, чем совсем промолчать. Молчание выводит женщин из себя. Скажешь, что я тебя обманула, а потом заколдовала.

— Неплохая мысль, — улыбнулся Унипепе.

Вот так, скрываясь от омниор-островитянок, Анаид устроилась в уютной хижине юного свистуна и решила пока больше ни о чем не думать.

Как следует выспавшись, Анаид с жадностью поглотила кусок вкусного козьего сыра и ломоть хлеба с восхитительным пальмовым медом. Потом еще поспала, а после сна выкупалась в реке. После купания Анаид нарядилась в просторную одежду, которую одолжил ей Унипепе, и почувствовала себя отдохнувшей.

В хижине было очень хорошо, — ложе там было мягким, а еда очень вкусной, но Анаид нужно было в кратер Тейде. С этими мыслями она вернулась в убежище Унипепе и почувствовала неладное. Но было поздно. Девушку сильно ударили по голове, и она потеряла сознание.


Придя в себя, Анаид сразу поняла, что женщина с крючковатым носом и пронзительным взглядом — Аремога. Девушка хотела притвориться, что еще не очнулась, но Аремогу было трудно провести.

— Иди сюда, Амусайка! Она пришла в себя!

В хижине появилась молодая Амусайка. Сначала Анаид подумала, что это какой-то мальчик. У Амусайки была смуглая кожа и глаза цвета золотистого меда. На ней была очень простая одежда — просторная хлопчатобумажная рубашка, шорты цвета хаки и башмаки на толстой подошве.

Голова Амусайки была гладко выбрита. Ее загорелый череп сверкал на солнце, как бильярдный шар.

Амусайка заметно хромала, но была такой хорошенькой, что с ее появлением в хижине стало светлее.

Вслед за Амусайкой появился расстроенный Унипепе, порылся в углу и направился к двери.

— Подожди, Унипепе! Не уходи! — воскликнула Анаид.

— Извини. Мне надо на работу, — развел руками Унипепе.

Когда мальчик удалился, Анаид смирилась с судьбой, зажмурилась и стала ждать, когда Аремога парализует ее тело заклинанием.

Девушка не сомневалась, что островитянки уже мысленно связались с Селеной или Еленой и прочими омниорами из Урта, и ей, как незадачливому графу Перасе, подписан смертный приговор. Однако, к великому удивлению Анаид, Аремога склонила перед ней голову и представилась:

— Я Аремога Айтама, дочь Эрмиги, внучка Амулаги, Предводительница Клана Голубки из племени гуанчей.

Бритая девушка, несомненно, более послушная, чем красноречивая, преклонила колени рядом со своей бабушкой и на ее манер пробормотала:

— Я Амусайка Айтама, дочь Альсаги, внучка Аремоги из Клана Голубки из племени гуанчей.

С замиранием сердца Анаид тоже решила представиться по всем правилам. В конце концов, какая разница! Они наверняка и так все про нее знают!

— Я Анаид Цинулис, дочь Селены и внучка Деметры из Клана Волчицы из племени скифов.

Почтительно выслушав Анаид, Аремога заговорила дрогнувшим голосом:

— Дитя мое, прости нас за то, что мы тебя ударили. Мы совершили большую оплошность…

Амусайка покраснела и еще ниже склонила голову, а Анаид с ужасом поймала себя на том, что при виде стройной шеи девушки ей очень хочется вкусить ее горячей крови.

Тем временем Амусайка извинялась тоненьким голоском:

— Прости меня. Я тебя ударила слишком сильно. Я очень сожалею об этом. Я такая дикая. Я ведь не ходила в школу.

Анаид поняла, что Амусайка очень стесняется своей серости и грубой силы. Она напоминала лесного зверька, привыкшего повиноваться командам своей бабушки. Однако это дикое создание было очень красиво.

Внезапно, к величайшему удивлению Анаид, Аремога припала к ее руке.

— Дело в том, что мы не сразу узрели знак Матери-Волчицы. А он говорит о великом предназначении того, чье тело им отмечено. Все омниоры обязаны служить тебе, помогать и укрывать от врагов и опасности. Мне еще не приходилось видеть этот знак наяву, но я многократно изучала его описание в древних книгах.

Анаид с недоумением уставилась на свою руку. «Какой еще знак?!»

И тут девушка заметила, что клыки волчицы Деметры действительно оставили на тыльной стороне ее ладони след, и след этот сверкал сейчас, как яркая звезда на ночном небе.

«Так вот зачем она меня укусила! Чтобы никто не понял, что я одиора!»

Неужели эти омниоры не чувствуют резкий запах Анаид и не видят горящего в ее глазах бессмертия?!

— Чем же мы можем тебе помочь, дитя мое? — спросила тем временем Аремога.

Анаид задело, что к ней обращаются, как к маленькой, и она невольно заговорила высокомерным тоном:

— Имейте в виду, что мое предназначение настолько высоко, что я стану отвечать далеко не на все ваши вопросы. Понятно?

— Понятно, дитя мое, — не поведя бровью, ответила Аремога.

Анаид хотелось повздорить с Аремогой, чтобы продемонстрировать ей свои выдающиеся способности. И чтобы и Амусайка оторвала, наконец, взгляд от пола и взглянула на нее своими золотистыми глазами с восторгом и обожанием, как это делала Дацилия.

Однако Аремога была очень мудра и сохранила спокойствие.

— Чем же нам помочь тебе, золотко?

— Мне нужно как можно скорее в пещеру кратера Тейде. Там меня ждет Ариминда. Вам знакомо это имя?

— Конечно, — кивнула Аремога. — Ариминда — Предводительница Клана Козы и жрица вулкана.

— Мне нужны еда, вода и одежда, — заявила Анаид.

Аремога кивнула Амусайке, которая заковыляла к выходу, но, прежде чем выйти не удержалась и спросила у Анаид:

— Это правда, что ты прилетела на орлиных крыльях?

За последнее время Анаид никто не восхищался. Ей этого явно не хватало, и слова Амусайки пролились как бальзам на ее истосковавшуюся по преклонению душу.

— Да. Я прилетела издалека. Из далеких Пиренеев.

— Без остановки?

— Я ни на миг не останавливалась, ничего не пила и не ела. Поэтому я лишилась сил и упала на землю.

— Унипепе просвистел мне о том, что ты сломала ногу. Которую?

Анаид, решив продемонстрировать свои выдающиеся способности, попрыгала на одной ноге, а потом на другой. Амусайка смотрела на нее во все глаза.

— А как же перелом? — удивленно прошептала она.

— Я его себе вылечила.

У Амусайки загорелись глаза.

— Значит, ты обладаешь даром целительства? — от изумления прикрыв ладонью рот, пробормотала она.

Не ожидая такого красноречия от диковатой внучки, Аремога озабоченно заерзала и пробормотала:

— Хватит болтать, Амусайка!

Неподдельный восторг в глазах Амусайки льстил Анаид. Не обращая внимания на Аремогу, она ослепительно улыбнулась ее внучке.

— Да, у меня особый дар!

Решив взять быка за рога, Амусайка зажмурилась и выпалила:

— А меня ты не можешь исцелить?

— Не докучай нашей дорогой гостье вопросами! — недоверчиво покосившись на Анаид, возмутилась Аремога.

— У тебя что-то болит? — демонстративно повернувшись к Аремоге спиной, спросила Анаид у Амусайки.

Девочка молча ткнула пальцем себе в грудь, явно намекая на то, что проблема скрыта довольно глубоко.

Присмотревшись к Амусайке, Анаид, действительно, заметила у нее под глазами большие черные круги, ненормальные для такого юного создания.

— Чем ты больна?

Встав на ноги, Аремога подошла к внучке и властным жестом отодвинула ее в сторону.

— Амусайка страдает болезнью крови, поразившей ее кости. Эта болезнь неизлечима. Мы можем лишь облегчать ее страдания лекарственными средствами. Она с малолетства живет с нами в лесу, но все еще надеется на чудо.

И Аремога сокрушенно покачала головой. Ее потухший взгляд разительно отличался от исполненного слепой веры в чудесное исцеление пламенного взора молодой Амусайки.

Анаид раздосадовало неверие Аремоги. Неужели старуха не чувствует всесилие своей гостьи?! Она что, считает Анаид неспособной исцелить ее внучку?!

— Давай, показывай, — велела Анаид Амусайке, послушно снявшей башмак и продемонстрировавшей свою уродливую ногу с черным гнилым ногтем на большом пальце.

— Иногда у меня так сильно болит нога, что я не могу заснуть всю ночь, — пожаловалась девочка.

Опустившись на колени, Анаид возложила на больную ногу Амусайки руки и, пробормотав несколько слов на древнем языке, погладила ее посиневшую кожу. Постепенно нога девочки стала приобретать очертания здоровой конечности, уродливый черный ноготь отсох и на его месте вырос нормальный — чистый и розовый.

— Ты излечила меня! — восторженно воскликнула Амусайка. — Я тебя обожаю!

Осмотрительная Аремога ничего не сказала.

Возмущенная молчанием не проронившей ни слова одобрения старой омниоры, Анаид заявила Амусайке:

— Это было совсем не сложно. Подойди-ка поближе. Сейчас я исцелю твою кровь!

И Анаид принялась водить руками по телу девочки. Внезапно ее пальцы коснулись вены, пульсировавшей на стройной шее Амусайки. От невыносимой жажды у Анаид пересохло во рту. Ей ужасно захотелось приникнуть губами к этой смуглой коже, но она не стала делать этого под пристальным взглядом Аремоги, и продолжала гладить тело Амусайки сверху вниз.

Внезапно девочка радостно воскликнула:

— Усталость прошла! Я чувствую себя бодрой! У меня больше не болят ноги!

Вдруг Аремога вцепилась в руку Анаид.

— Дитя мое, — прошипела она. — Я не знаю, как это у тебя вышло, но боюсь, что моя внучка заблуждается.

— Амусайка не заблуждается! — гордо выпрямилась Анаид. — Я действительно исцелила ее раз и навсегда.

— В таком случае, — нахмурилась Аремога, — ты применила не дозволенные омниорам чары. Скажи мне, а предводительница твоего клана разрешает тебе ими пользоваться?

Анаид снова разозлилась.

Разве она только что не совершила благое дело?! Разве не излечила внучку этой ворчливой старой омниоры?! Разве не продемонстрировала свою колоссальную силу?! А теперь Аремога к ней придирается!

Девушке очень хотелось превратить Аремогу в пень своей волшебной палочкой, но она удержалась от этого поступка, ограничившись тем, что сунула под нос старухе свою руку, отмеченную знаком волшебных клыков.

— Неужели ты забыла, кто мой покровитель?! Вместо того чтобы докучать мне вопросами, ты должна служить мне и подчиняться.

— Я к твоим услугам, — смиренно потупившись, пробормотала Аремога.

Удовлетворившись таким проявлением покорности, Анаид решила не ссориться с местными омниорами. Но и позволять им сесть себе на шею она тоже не собиралась. Она как-никак Избранница!

Впрочем, сообщать, кто она такая, Анаид никому не намеревалась, опасаясь лишних осложнений.

Приблизившись к Анаид, Амусайка восторженно облобызала ей руку.

— Анаид! С этого момента я буду служить тебе всегда и везде! Скажи мне, что ты желаешь!

Сейчас у Анаид было лишь одно непреодолимое желание.

— Я желаю видеть пещеру Гвахедум, — опустив глаза, сказала она.

— Ту, где зарезали графа Перасу? — удивленно спросила Амусайка.

— Унипепе рассказал мне эту историю, и мне захотелось взглянуть на это место.

Аремога кивнула Амусайке, и та пронзительно засвистела.

— Кого вы зовете? — забеспокоилась Анаид.

— Унипепе. Он лучше знает лес и проводит тебя в пещеру.

— Нет! — поспешила возразить Анаид. — Пусть в пещеру меня отведет Амусайка! Она расскажет мне историю прекрасной Ибальи.

— Но ведь я должна собрать тебя в дорогу, — начала было Амусайка. — Я схожу за одеждой и едой, без которых тебе не добраться до Чинета.

— Я отправлюсь в путь несколько позже! — не терпящим возражений тоном заявила Анаид.

Амусайка с умоляющим видом покосилась на Аремогу, и старая омниора снисходительно улыбнулась.

— Хорошо, — сказала она внучке. — Ступай с Анаид. Унипепе проводит вас к пещере, а ты покажешь ее нашей гостье.

Услышав это, Анаид немного успокоилась.

Через некоторое время раздался мелодичный свист, и в хижину вошел Унипепе. При виде Анаид он с извиняющимся видом опустил взгляд, но Амусайка с радостными возгласами стала показывать ему свою вылеченную ногу.

Однако Унипепе по-прежнему переминался с ноги на ногу, осторожно косясь на Анаид. Скорее всего, он боялся, что за предательство она превратит его в крысу, и девушка поспешила его успокоить:

— Не волнуйся, Унипепе. Мы подружились.

У мальчика отлегло от сердца.

— Я предупреждал их, что ты великая колдунья! — воскликнул он. — В жизни не видал никого сильнее тебя!

Анаид снисходительно улыбнулась мальчику, но Аремога, оставшись одна, помрачнела и нахмурилась. Жизнь ее внучки висела на волоске! Ей надо было спешить!


Довольная неподдельным восхищением собственной персоной со стороны Унипепе и Амусайки, Анаид шагала рядом с ними, не обращая внимания на изобиловавшие вокруг недобрые знаки. Прислушайся девушка к трубному голосу ворона или к беспокойному щебетанию малиновок, зябликов и юрков, она сразу поняла бы, что ей грозит опасность. Далее полусонная ящерица попыталась предупредить Анаид нервным подергиванием своего хвоста, но девушка в этот момент была настолько довольна собой, что не обратила на нее внимания.

У входа в пещеру Анаид отослала прочь Унипепе с таким видом, словно он был у нее на побегушках.

— Ступай, Унипепе. Оставь нас одних. Амусайка покажет мне пещеру.

Юная островитянка была в восторге от столь ответственного поручения, хотя и робела в присутствии такой могущественной колдуньи, как Анаид.

День клонился к вечеру. Утомленное солнце спустилось к самому горизонту, чтобы освежить в океанской прохладе жар своих лучей. Стали сгущаться сумерки, и Анаид почувствовала себя лучше. В последнее время ей вообще был не очень приятен резавший ей глаза дневной свет.

Амусайка нервно переминалась с ноги на ногу.

— Не знаю, получится ли у меня рассказать тебе про пещеру. Я ведь не Унипепе! Это он привык заговаривать зубы туристам.

— Я уверена, что у тебя все прекрасно получится! — успокоила девочку Анаид, пропуская ее вперед в недра пещеры.

Амусайка глубоко вздохнула и шагнула вперед.

«Какая все-таки мерзкая старуха ее бабка! — подумала Анаид. — Держит ее в черном теле, наряжает в лохмотья и бреет ей голову, как перед жертвоприношением! Бедная девочка! Ни от кого доброго слова не слышит!»

И Анаид вспомнила, какой была сама лишь год назад — неказистой, мелкой и невзрачной, постоянной мишенью насмешек. Тогда она чувствовала себя замухрышкой на фоне великолепной Селены, но с тех пор здорово изменилась.

Анаид задумалась о том, какой уверенной и сильной она стала, благодаря Жезлу Власти, и том, как научилась себя ценить и уважать благодаря доброте и ласкам, расточаемым ей ее бабушкой Кристиной.

Амусайка зажгла в плошке масляный фитиль и заговорила, показывая на голые и влажные стены пещеры:

— Говорят, что здесь до сих пор живет призрак прекрасной Ибальи. Ибалья из рода Ипалан была одной из наших. Она была очень красива. Одни считают, что она была дочерью самого прозорливого Хупалупы, а другие, — что она жила со своей старой и мудрой матерью. Но все равно она стала любовницей Эрнана Перасы и встречалась с ним здесь.

— Значит, графа убили именно здесь?

— Да. Для этого выбрали великого воина Хуатакуперчу. Хуатакуперча спрятался и подкарауливал графа. Он просидел в засаде много часов. Наконец молодой и самоуверенный Эрнан Пераса появился здесь, чтобы совокупиться со своей возлюбленной.

Он был при оружии, но даже не успел вытащить из ножен шпагу или поднять изрыгавшую огонь аркебузу. Хуатакуперча был очень проворен и ловок и мгновенно проколол графа своим копьем. Говорят, он проткнул Эрнана Перасу насквозь. Граф упал мертвым прямо тут, где мы стоим, а Хуатакуперча воскликнул: «Бурдюк лопнул!». Это был условный сигнал. Услышав крик Хуатакуперчи, гуанчи поняли, что приговор приведен в исполнение и подняли восстание…


Сгущались сумерки. Амусайка говорила все тише и тише. Почувствовав внезапную слабость, девочка прислонилась к стене, сползла по ней и осталась лежать с раскинутыми руками, закрытыми глазами и умиротворенным выражением на лице.

Анаид осторожно потрогала Амусайку, чтобы убедиться в том, что заклинание подействовало, и девочка действительно спит. Амусайка не почувствовала прикосновения пальцев Анаид, в чьей власти она теперь полностью оказалась. Анаид же повторяла себе, что не причинит вреда юной островитянке, а просто поцелует ее в шею. Однако когда шея Амусайки оказалась прямо перед ее лицом, обуревавшее Анаид желание настолько усилилось, что она уже была готова впиться зубами в бархатистую смуглую кожу, но тут раздался чей-то голос:

— Умоляю! Довольно крови!

Подняв голову, Анаид увидела перед собой испуганную длинноволосую девушку, облаченную в странные одеяния.

— Кто ты? — прорычала Анаид.

Прижав руки к груди, девушка простерлась перед нею ниц.

— О, госпожа, я — злополучная Ибалья — проклятая обитательница этой кровавой пещеры.

— А знаешь ли ты, Ибалья, кто я такая?

— О да, госпожа, — трепеща, произнес призрак Ибальи, — вы — Избранница — великая одиора, о которой гласят все пророчества.

— Я — омниора! — гневно возразила Анаид.

— Не может быть!

— Отчего? Моя мать — омниора, и мать моей матери тоже.

— Но ведь омниоры намерены с вами расправиться!

— Откуда ты знаешь?

— А зачем еще им подкарауливать вас у входа в пещеру, как графа Эрнана? — недоуменно спросила Ибалья.

— Не выдумывай! — криво усмехнулась Анаид. — Ты просто хочешь, чтобы я пошла смотреть, что делается у входа, не утолив жажды за счет этой маленькой омниоры.

— Омниоры не пьют кровь!

— Я тоже! — рявкнула Анаид.

— Но ведь вы же только что собирались это сделать! — настаивала Ибалья.

— Не лги! — воскликнула Анаид. — Сейчас ты увидишь, что я собиралась сделать!

Анаид наклонилась над Амусайкой, но уже не смогла приблизить губы к ее шее, потому что движения девушки сковали сдавившие ей грудь невидимые путы.

Через секунду Анаид была уже не в силах пошевелить головой или хотя бы пальцем. Ей было не достать ни своей волшебной палочки, ни атама.

Чем сильней Анаид билась, тем сильней запутывалась. Наконец она поняла, что случилось. Ее, как муху, поймали в волшебную паутину так же, как она сделала это с Эржбетой Баторий.

Анаид пробормотала заклинание против волшебной паутины, но оно бессильно замерло у нее на устах, когда несколько голосов принялись хором читать ответные заклинания.

Потом в руку Анаид вонзилась смоченная в парализующем яде спица.

Она еще пыталась постоять за себя, но было слишком поздно. Омниоры применили древнюю тактику паука, которой пользовались для совместной борьбы с одиорами.

Сначала одиору завлекали с помощью аппетитной приманки в уединенное место, где предвкушавшая удовольствие от теплой крови добычи та забывала об осторожности. Затем на нее набрасывали волшебную паутину и лишали возможности двигаться и сопротивляться. Потом ей наносили укол отравленной спицей и уничтожали ее парализованное тело.

Анаид возмутилась трусостью омниор.

За всю свою историю те лишь пару раз осмелились вот так — все скопом — выступить против одной одиоры. Обычно, вместо того чтобы драться, омниоры прятались в свои норы и тряслись в них от страха! И как это у них хватило духа напасть?

В пещеру вошла Аремога и другие местные омниоры. Не глядя на Анаид, Аремога подняла с земли тело внучки.

— Мы чуть не опоздали… Ариминда права — Избранница очень сильна, и все-таки мы спасли Амусайку!

— Как же Ариминда узнала о появлении Избранницы?

— Ариминду предупредила ее ученица Дацилия, попросившая задержать Избранницу.

Анаид чуть не расплакалась от досады.

«Дацилия ее предала! Что же она такого наговорила этим омниорам, затравившим ее, как дикого зверя?!»

— Как же нам справиться с такой сильной Избранницей?

— Ариминда повелела доставить ее к вулкану Тейде. Там Ариминда сама будет охранять Анаид, пока Совет Предводительниц западных кланов не вынесет ей свой приговор.

Омниоры осторожно окружили Анаид. Одна из них показала пальцем на девушку и удивленно воскликнула:

— Неужели это и есть Избранница?

— Я не думала, что она такая хрупкая на вид.

— А я думала, что у нее рыжие волосы.

— У этой какой-то больно заурядный вид.

— Никакая это не Избранница, — вставила Аремога, — а самая обычная одиора.

Анаид хотела протестовать, но яд подействовал, и у нее отнялся язык. Руки и ноги тоже ей не повиновались. Девушка попыталась придумать, как ей вырваться на свободу, но мысли смешались в ее голове.

Склонившись над Анаид, Аремога извлекла дубовую волшебную палочку.

— Ты изгнана из Клана Волчицы. Омниоры отреклись от такой Избранницы. Мне повелели, — сказала Аремога и начала монотонно вращать палочкой перед лицом девушки, — произнести над тобой заклинание хамелеона, чтобы ты утратила внешний облик.

Анаид хотела сопротивляться, но к своему величайшему изумлению, обнаружила, что лишилась куда-то испарившегося тела.

Легенда о минотавре

В окруженном прозрачными морскими водами, обычно полусонном труднодоступном селении Хора Сфакион[45] царило непривычное оживление. Уже пару дней в порту сходили на берег и отправлялись куда-то по узким и крутым улочкам селения со своими чемоданами женщины со всех концов Европы. Любопытнее всего было то, что чужестранки не удостаивали своим вниманием ни одну из небольших городских гостиниц, предлагавших ночлег путешественникам своими яркими вывесками. Женщины, походившие одна на другую озабоченным выражением лица и длинными волосами, неизменно стучались в дверь бело-голубого дома старой Амарии, пользовавшейся репутацией колдуньи и знахарки из древнего рыбацкого рода Крита.

Амария ничего никому не объясняла и уклонялась от любых вопросов. Закупив множество разной снеди, она затворила двери своего дома и ставни на его окнах, предварительно окурив лестницу благовонным тимьяном.

Никто не сомневался, что в доме Амарии собрались колдуньи, но привыкшие к странностям старухи местные рыбаки не придали этому особого значения, забыли о нашествии женщин и отправились в таверну к Горгию пить рецину,[46] обсуждать погоду, играть в кости и биться об заклад на то, сколько туристов сумеет в этом сезоне преодолеть восемнадцатикилометровое ущелье Самарья.[47]

Несмотря на окружавшие ее прохладные, выбеленные известью стены и освежающий морской ветерок, задувавший с тенистой террасы, Селену кидало то в жар, то в холод. Она сидела рядом с Карен, которая держала ее руку в своей и постоянно дружеским пожатием напоминала подруге о том, что прибыла сюда защищать ее, и что Селена может на нее рассчитывать.

Селена сама решила собрать Совет в Хора Сфакионе — самом сердце земель рода Цинулис среди владений племени скифов, но, несмотря на рукопожатия Карен, на умиротворяющий средиземноморский ландшафт и добрые отношения, связывавшие когда-то старую Амарию с матерью Селены Деметрой, чувствовала на себе множество гневных взглядов.

Западные омниоры, присланные своими кланами на Крит для участия в Совете, смотрели на Селену с немым укором, как на погубившую их будущее, рисовавшееся теперь всем в самых мрачных тонах.

В президиум Совета были избраны известная писательница, прекрасная Лилия из Клана Журавля; знаменитая ученая и мать многочисленного семейства хитроумная Ингрид из Клана Саламандры; видный биолог, строгая Валерия из Клана Дельфина и очень молодой мастер боевых искусств Аврелия, заменившая на посту Предводительницы Клана Змеи свою недавно скончавшуюся бабку Лукрецию из рода Лампедуза. Председательствовали же на Совете сидевшие на определенном расстоянии одна от другой суровая Людмила из карпатского Клана Козы и добродушная на вид Крисельда, ставшая после гибели Деметры Предводительницей Клана Волчицы.

Президиум явно разделился на две фракции, одна из которых была настроена очень воинственно и отнюдь не благоволила роду Цинулис. Возглавляла эту фракцию Людмила из Клана Козы, единолично председательствовавшая на всех советах, пока Крисельда томилась пленницей в Тусклом Мире.

Категоричная в суждениях, фанатичная и консервативная в убеждениях, Людмила держала Совет в кулаке при активной поддержке со стороны Лилии из Клана Журавля и Ингрид из Клана Саламандры.

Во вторую фракцию, возглавляемую Валерией, входила еще слишком молодая и неопытная Аврелия и рассеянная Крисельда, рассматривавшая присутствующих омниор отсутствующим взглядом, словно не понимая, кто они такие и зачем здесь собрались. С такими помощницами Валерия не слишком надеялась убедить представительниц западных кланов смилостивиться над Селеной и Избранницей.

Каждой клеткой тела Селена чувствовала враждебность Лилии, Ингрид и Людмилы. Ничего нового в этом для нее не было. Эти три омниоры открыто выступили против нее при самой первой их встрече, состоявшейся в горном селении на Буковине еще до рождения Анаид. Но также глубоко она ощущала безоговорочную поддержку своей давней подруги Валерии. Надежду в сердце Селены вселял и решительный вид улыбавшейся ей внучки великой Лукреции — Аврелии.

Селене нравилась эта решительная омниора — стриженая, в футболке с короткими рукавами, не скрывавшими ее мускулистых рук. Именно Аврелия обучила Анаид боевому искусству Клана Змеи. Но она была очень молода и стала предводительницей своего клана так недавно, что ее голос на Совете еще не приобрел достаточного веса.

Единственная присутствующая на совете родственница Селены — Крисельда — совершенно не походила на вызывавшую безотчетное уважение одним своим видом Деметру. Крисельда сидела с потерянным видом, постоянно озираясь по сторонам и улыбаясь всем, с кем ей случалось встретиться взглядом. Разглядывая ее круглое лицо и добрые серые глаза, Селена не на шутку тревожилась за психическое здоровье тети, проведшей изрядно времени пленницей в безвременье созданного Кровавой Графиней Тусклого Мира. Скорее всего сидение на берегах призрачного озера не прошло для рассудка Крисельды, утратившей прочные связи с реальным миром, бесследно.

Отогнав печальные мысли, Селена прислушалась к мелодичному голосу выступавшей красавицы Лилии из Клана Журавля. Как и можно было предположить, та рисовала словесные картины, полные апокалипсического будущего:

— Что же станет с нами, омниорами, если Избранница предаст нас и встанет во главе одиор, воцарившись с Жезлом Власти в руках? Что станет с нашими дочерьми и внучками? Чего им будет ждать? На что надеяться? На протяжении жизни многих поколений нас объединяла вера в пришествие Избранницы. Благодаря этой вере мы преодолевали трудности, не падали духом в тяжелые времена и, оплакав погибших, вновь собирались с силами. Однако, если Избранницу не подготовили должным образом и не направили на истинный путь, ведущий к исполнению ее священного предназначения, если она растерялась и, в конце концов, вступила на ложную тропу, предначертанную ей Проклятием Одии, тогда конец омниор, — то есть наш с вами конец — не за горами. Тщетно передавали мы нашим дочерям накопленные из поколения в поколения знания, тщетно наставляли их на истинный путь и пеклись о процветании наших кланов. Тщетно трудились омниоры-ученые, изучавшие знамения и толковавшие пророчества посредством филологии, астрономии или математики…

Селена больше не могла этого слышать. У нее звенело в ушах. Хотя Лилия и говорила общие фразы, Селена не сомневалась, что, в конечном итоге эта виртуозно владевшая словом писательница повернет свою речь так, что повинной в скорой и неминуемой гибели всех омниор окажется именно она, Селена.

Кого, как не ее, имела в виду Лилия, когда говорила, что «Избранницу не подготовили должным образом и не направили на истинный путь, ведущий к исполнению ее священного предназначения»?! Кого, как не мать, винить в том, что ее дочь не различает разницы между добром и злом?!

Речь Лилии завершилась бурными аплодисментами собравшихся, к которым Селена, конечно, и не подумала присоединяться.

Настала очередь выступать Людмиле. Если Лилия ограничилась прозрачными намеками, карпатская омниора наверняка намеревалась пригвоздить Селену к позорному столбу. Не скрывая этого, Людмила сразу взяла быка за рога.

— Причиной нашей трагедии является присутствующая здесь мать Избранницы, своим безответственным поведением пробудившая в свое время страшную Баалату, но тогда прощенная нами из уважения к ее матери Деметре. Я говорю о непокорной омниоре из Клана Волчицы Селене Цинулис. Сама не питая ни к кому уважения, Селена не привила его и своей дочери. Как могла Селена, с ее пренебрежением к собственному клану, научить дочь относиться к нему почтительно?! Не помогла она и юной Анаид побороть вставшие на ее пути искушения. Селена не спасла заблудшую девочку и не наставила ее на истинный путь…

Карен заметила, что Селена напряглась, нахмурилась и сжала кулаки, хотя при этом у нее дрожали губы. На Селену смотрели сейчас сотни глаз, и ей было ужасно плохо от мысли о том, что это она все погубила и при этом потеряла свою единственную дочь.

Карен было очень обидно за лучшую подругу. Она болезненно морщилась от каждого слова Людмилы.

«Зачем лишний раз говорить то, что все и так знают? Чтобы сделать больно Селене? Хорошо, пусть она оказалась не на высоте и не воспитала Избранницу должным образом, но сейчас-то зачем сыпать соль на ее раны? Неужели омниоры собрались здесь только для того, чтобы поиздеваться над несчастной матерью?»

Валерия, словно прочтя мысли Карен, громко заявила:

— Скажите, пожалуйста, мы собрались здесь для того, чтобы втоптать в грязь Селену? Или же побросали все и примчались на Крит, чтобы найти выход из сложившейся непростой ситуации? Не забывайте, что Избранница отныне проклята, а Жезл Власти попал в лапы к одиорам. Кровавой Графини больше нет, но Баалата вновь подняла голову. Война уже началась, и нам нужно обсудить нашу стратегию и тактику, а не нападать на несчастную мать, не сумевшую воспитать дочь так, как нам бы этого хотелось.

— Правильно, — вставила Лилия. — Как: примерно наказать Селену, мы обсудим чуть позже. А сейчас займемся более важными вещами Участь проклятой Избранницы теперь в наших руках. Мы должны решить, что с ней делать, и предводительницы кланов омниор-островитянок приведут в исполнение наш приговор. Я считаю, что Избранницу нужно устранить. Ее тело необходимо уничтожить.

У Селены потемнело в глазах, и она огласила помещение ужасающим воплем:

— Нет!!!

Воцарилось гробовое молчание. Никто не осмеливался оскорбить чувства несчастной матери неуместным словом. Селене кивнула только добродушная на вид Крисельда.

— Подожди, Селена, — сказала она. — Мы еще не проголосовали и ничего не решили. Лилия только высказала свое мнение. Многие уже говорили о тебе и о твоей дочери. Теперь я даю слово тебе. Скажи, что ты сама об этом думаешь.

Побледневшая Селена встала и, как заводная кукла, сделала несколько шагов вперед. Опершись руками на стол, она заговорила глухим голосом:

— Я напомню вам одну историю, которую вы и так наверняка знаете. Дело было неподалеку отсюда, в Кносском дворце.[48] Согласно легенде, царь Минос повелел придворному архитектору Дедалу построить лабиринт, чтобы скрыть в нем чудовищного Минотавра — плод страсти своей развратной жены к молодому белому быку. Минотавр — получеловек-полубык питался человеческим мясом, и Минос требовал, чтобы Афины каждые семь лет присылали ему в жертву семь юношей и семь девушек. Правители Афин боялись могущественного царя Миноса и скрепя сердце отправляли ему эту страшную дань. Уже дважды они отправляли на Крит самых красивых афинских юношей и девушек, когда герой Тесей, решив положить этому конец, добрался до Минотавра, умертвил его своим волшебным мечом, выбрался из лабиринта благодаря клубку, подаренному ему Ариадной, и освободил родной город от кровавой дани…

Омниоры недоуменно переглянулись. В своем большинстве они не понимали, к чему клонит Селена, а та, сверкнув глазами, гордо подняла голову и продолжила:

— Я стою здесь перед вами, такая же омниора, как и остальные. Вместе с вами я молчаливо соглашалась с неизбежной гибелью наших дочерей от убийц-одиор. Афиняне безропотно отправляли своих дочерей на съедение Минотавру, а мы, одиоры, много веков позволяли одиорам пить кровь наших. Одиоры умертвили мою двоюродную сестру. Потом они добрались и до моей матери. Пусть я еще молода, но опыта мне достанет на двоих, а то и на троих из вас, и теперь, когда речь идет о жизни или смерти моей дочери, опыт подсказывает мне, что мы, омниоры, очень трусливы. Мы все время прячемся от одиор. Мы палец о палец не ударили, чтобы объединить свои силы и положить конец истязающему нас нашему Минотавру и подтачивающим наши силы страхам, а лишь уповали на свое избавление от них от рук Избранницы.

Вместо того чтобы бороться с одиорами, мы безропотно отдавали наших дочерей на заклание, не забывая при этом заткнуть рот любой из нас, возвысившей голос против такой чудовищной несправедливости. Что же мы будем делать теперь, когда вспыхнет война? Чем мы ответим одиорам?

С этими словами Селена оглядела присутствующих. Все молчали и, к своему удивлению, она прочла на многих лицах неподдельный интерес.

— Выходит, мы ответим одиорам тем, что умертвим свою собственную Избранницу?

Валерия смотрела на Селену с разинутым ртом, а по рядам омниор пронесся ясно различимый ропот.

— Напомню вам, что моей дочери Анаид всего пятнадцать лет. Она еще мало что знает. В голове у нее, как у любого подростка, часто царит полный кавардак. И все-таки ей хватило мужества, чтобы сразиться с самыми страшными одиорами на земле. Именно она освободила мир от кровожадной Сальмы и могущественной Кровавой Графини. Кто посмеет это отрицать?

Селена с вызывающим видом смерила пылающим взглядом своих зеленых глаз съежившихся омниор.

— В этом нет ни моей, ни вашей заслуги. Анаид совершила это сама. Рискуя собственной жизнью, она честно играла роль Избранницы, навязанную ей омниорами, спешащими спрятаться за ее детской спиной. Она очень боялась, потому что была воспитана в нашей робости и трусости, но поборола свои страхи. Маленькая девочка, она в одиночку бросила вызов чудовищам. Ей всего пятнадцать лет, а ее врагам — тысячи.

Как же мы могли это допустить?! Как нам не стыдно?! Как не стыдно вам осуждать Анаид и меня, и всех, кто помог моей дочери совершить ее невероятные подвиги?! Ты, Людмила, безропотно впитавшая страх, витающий в ваших краях со времен Эржбеты Баторий, и сложа руки проливавшая слезы по умерщвленным юным омниорам, ты, ни разу не вступившаяся ни за одну из них с атамом в руках и ни разу не сразившаяся ни с одной одиорой, какое право ты имеешь требовать смерти единственной в мире омниоры, не побоявшейся вступить в схватку с Кровавой Графиней и победившей ее?!

Теперь омниоры не просто изумленно перешептывались, среди них раздались громкие возгласы, но Селена не замолкала:

— Имейте в виду, война колдуний уже началась. Жезл Власти вернулся в подлунный мир и попал в лапы одиор. Но не забывайте, что всех одиор не более тридцати, а нас — много тысяч. Неужели мы и дальше будем унижаться перед ними?!

Теперь что-то кричали почти все омниоры. Одна из них, англичанка из Клана Овцы, громче всех:

— Я Круна Солсбери, дочь Кэтлин и внучка Инны из Клана Овцы. Кто ты такая, Селена, чтобы решать, когда и как нам бороться с одиорами? Чем ты прославилась, кроме вопиющего неповиновения? Почему мы должны тебя слушать?

Выпрямившись во весь рост, Селена заявила громовым голосом:

— Я Селена Цинулис, дочь Деметры и внучка Геи из Клана Волчицы. Я сражалась с Баалатой, научившись у Ледяной Королевы приемам боя, принятым среди одиор. Я томилась пленницей ларвы Сальмы и Кровавой Графини в Тусклом Мире. Я, Селена, спустилась по Тропе Оры в Царство Мертвых и умолила мертвых сохранить жизнь моей дочери и пленить в недрах земли кровожадную Баалату. И я это сделала одна Мне никто не помогал. Моя дочь тоже одна уничтожила Графиню и Сальму. Мы, две одиноких волчицы, сразились с самыми страшными из одиор и победили их. Что же будет с одиорами, если на них набросятся все змеи, медведицы и львицы одновременно? Да от них останется мокрое место!

Ученая Ингрид поправила на носу очки и возразила:

— Передо мной лежат выдержки из фундаментального труда Дороти МакЛауэр обо всех схватках одиор с нашими кланами. В нем описано более двенадцати тысяч пятисот сражений, позволивших исследовательнице сделать вывод, что одиоры непобедимы. Поэтому омниоры обречены жить своей нынешней жизнью. Мы должны таиться, прятаться, изворачиваться, научившись хитростям своих покровителей из животного царства. Мы всегда жили именно так. Вот уже три с лишним тысячи лет мы прячемся так же ловко, как это делают животные, чьи имена носят наши кланы. Именно это и позволило нам выжить, и по-другому нам нельзя. Вот и сейчас нам нужно залечь на дно и переждать тяжелые времена. Наверняка они когда-нибудь кончатся. Победить одиор невозможно.

— Неправда! — повела широкими плечами мускулистая Аврелия. — Я Аврелия, дочь Сервилии и внучка Лукреции из Клана Змеи, утверждаю, что при хорошей подготовке и с подходящим оружием столкнуться лицом к лицу с одиорой совсем не страшно. Наши матери не разрешали нам драться, но я, ставшая беспомощной свидетельницей гибели своей сестры от рук одиоры, нарушила этот запрет. Я нарушила его с разрешения моей бабушки, великой Лукреции. Вы все ее знали и оплакали ее кончину этой зимой. В свои сто три года Лукреция мыслила очень ясно и была прозорлива Именно она приказала мне обучить боевым искусствам Избранницу. Бабушка Лукреция много раз намекала мне на то, что жить так, как мы живем, нельзя. Прошли те времена, когда мы, омниоры, прятались по углам, умоляли о пощаде и бессильно оплакивали ушедших от нас. Как и Селене, мне это надоело. Многие из молодых омниор коротко подстриглись и обучаются боевым искусствам. Мы не желаем больше прятаться и жить в постоянном страхе!

Крисельда получила срочное сообщение от Ариминды и незаметно покинула помещение под бурные аплодисменты самых юных омниор, раздавшиеся после пылкой речи Аврелии.

Оказавшаяся между двух огней Валерия, пытаясь найти компромисс, заявила:

— Признаюсь, что поначалу и я испытывала некоторые сомнения. Я знаю Селену очень давно. Она всегда была очень последовательной в своих взглядах непокорной бунтаркой. Кто, кроме нее, смог бы воспитать в Анаид не безропотную покорность судьбе, а мужество и стойкость? Кто из ваших дочерей, взращенных в духе осторожности, страха и покорности, отважился бы проскакать на солнечном луче и сразиться с кровожадной Сальмой? Кто из них отважился бы проникнуть в замок Кровавой Графини, чтобы уничтожить ее талисман?..

На это присутствовавшие омниоры не нашли, что ответить.

— Селена передала своей дочери непокорность и мужество, — продолжала Валерия. — Она с любовью и мудростью воспитала ее бесстрашной и, не побоюсь этого слова, свободной!

— Но ведь у Анаид ничего не вышло! — закричали самые консервативные омниоры.

— Избранница нас предала!

— Анаид намеревалась вступить на Тропу Оры для того, чтобы избавить нас от Баалаты, — возразила им Валерия. — Это самоотверженно! Только ее схватили хранительницы вулкана Тейде, ожидающие сейчас нашего приговора…

— Смерть Анаид станет всем нам смертным приговором! — перебила Валерию Селена.

С молодыми омниорами стали спорить консервативные, но ряды их таяли на глазах. Сторонниц Людмилы становилось все меньше и меньше, и их слова сталкивались с резкими возражениями, но они упорно продолжали:

— Избранница должна умереть!

— Надежды больше нет!

— Анаид нельзя верить!

— Я люблю Анаид! — заглушил остальные голоса крик Селены. — Я люблю ее безумно и спасу даже ценой собственной жизни!

Большинство омниор вскочило и зааплодировало. Одна из них, молодая светловолосая омниора с Кантабрийских гор,[49] выразила мнение большинства:

— Я, Эстела Серна, дочь Терезы, внучка Клавдии из Клана Медведицы и племени кантабров, полностью верю Селене. Но я не просто проголосую за ее предложение! Я буду сражаться вместе с ней. Она может рассчитывать на мою силу и мою ловкость, на мой атам и мою волшебную палочку. Я обращусь за помощью к своим сестрам и родственницам из Клана Медведицы, и они пойдут сражаться вместе со мной. Мы обязательно победим и избавимся от нашего многовекового проклятия — страха!

Гораздо позже, когда Валерия предложила проголосовать за то, чтобы Селене поручили спасти Анаид перед началом войны с одиорами, заговорила помрачневшая Крисельда:

— Я только что получила очень важное сообщение. Анаид ускользнула от хранительниц вулкана Тейде и проникла в кратер вулкана… — Крисельда с бесконечной жалостью взглянула на Селену. — Анаид вступила на Тропу Оры, ведущую в Царство Мертвых. Проклятие Одии гласит, что они не отпустят Избранницу живой. Теперь уже не важно, предала нас Анаид или нет. Она сама приговорила себя к смерти.

Не успела Крисельда вымолвить последнее слово, как Селена без чувств рухнула на пол.

Тропой Оры

Анаид трепетала, как осиновый лист. Девушке трудно было поверить в то, что ей уже нет пути назад, — она в кратере вулкана и вступила на Тропу Оры — головокружительный спуск в Царство Мертвых.

Еще несколько часов назад она лежала под неусыпным надзором Ариминды в пещере на склоне Тейде. Под действием заклинания Аремоги ее тело на Гомере исчезло и снова материализовалось лишь на Чинете, у жерла вулкана, в пещере, так долго ожидавшей Избранницу. Однако Анаид была не гостьей Ариминды, а ее пленницей.

Ариминда же, всю жизнь ожидавшая явления Избранницы и научившая Дацилию потакать ее малейшим прихотям, не проявляла по отношению к Анаид ни почтения, ни уважения. Жрице и в голову не пришло потчевать проклятую Избранницу бананами в пальмовом меду или омывать ей ноги настоем алоэ. О чистом благоухающем лавандой ложе вообще не шло и речи.

Хмурая Ариминда с непроницаемым лицом молча денно и нощно сидела рядом с Анаид, охраняя ее, пока собравшиеся на Крите предводительницы кланов западных омниор не вынесут девушке свой приговор.

На Крите решалась жизнь или смерть Анаид.

Потом появилась запыхавшаяся Амусайка и сказала Ариминде, что ее бабушка Аремога просит ее к себе на Гомеру, потому что уже получила ответ с Крита и хочет его с ней обсудить.

Анаид затрепетала. Она не сомневалась, что Совет омниор будет таким же непреклонным, как Ариминда и Елена, что его решение будет таким же жестоким, как предательство Дацилии, при мысли о котором девушке было гораздо больней, чем от веревок, которыми она была связана по рукам и ногам.

Ариминда собралась на Гомеру, оставив Амусайку охранять Анаид.

— Ни в коем случае не разговаривай с ней и не вздумай выполнять ее просьбы! — приказала она перед уходом внучке.

Опустив голову, Амусайка едва заметно улыбнулась Анаид, но измученная Избранница лишь мысленно прокляла лицемерную девчонку.

Однако стоило Ариминде удалиться, как Амусайка извлекла свой атам, разрезала на Анаид путы, жестом приказав ей хранить молчание, взяла девушку за руку и повела ее на вершину вулкана.

У Анаид полегчало на сердце. Она спасена! Амусайка ей помогает! Значит, у нее еще есть друзья!

Впрочем, скоро у ослабевшей Анаид стали подкашиваться ноги.

— Постой, Амусайка! — взмолилась она. — У меня три дня во рту маковой росинки не было.

— Перед тем как вступить на Тропу Оры как раз нужно поститься! — ответила молодая островитянка. — И еще тебе придется совершить очистительный обряд и испить святой воды. Все необходимое у меня с собой. Хоть я и не жрица вулкана, я знаю, что нужно делать. Пусть меня потом накажут, но я помогу тебе выполнить твое предназначение!

Анаид с восхищением смотрела на Амусайку. Молодая бунтарка не испугалась гнева бабушки и ярости предводительниц своего клана!

И поспешила за Амусайкой, скакавшей по камням, как горная лань.

Поднявшись на самую вершину и с трудом переведя дух, Анаид спросила у островитянки:

— Почему же ты мне помогаешь?

Готовившая для ритуала благовония и амулеты, Амусайка на секунду отвлеклась от своих занятий и подняла на Анаид большие удивленные глаза.

— Но ведь ты тоже мне помогла! Ты вернула мне самое дорогое — здоровье. Благодаря тебе я теперь счастлива!

Глядя на миловидный профиль девочки, Анаид подумала, что, когда та махнет рукой на старушечьи запреты и отрастит волосы, она станет писаной красавицей.

Амусайка медленно раздела Анаид и торжественно облачила ее в белую тунику. С разрешения Амусайки девушка оставила украшения — сапфировое ожерелье, бирюзовый браслет и аметистовую брошь, которую юная островитянка сама приколола на тунику Анаид. Потом Амусайка окурила Анаид благовониями.

Ощутив себя очищенной, Избранница почувствовала потребность покаяться.

— Знаешь, Амусайка, — стыдливо пряча глаза, сказала она, — я должна признаться тебе в одной страшной вещи. Там, в пещере Ибальи я уже собиралась напиться твоей крови…

— Я с радостью отдам всю свою кровь, если она поможет тебе выполнить задуманное, — улыбнулась в ответ Амусайка.

С этими словами она протянула Анаид бурдюк со святой водой, чтобы Избранница могла испить из него и очисть свою совесть.

Отпив святой воды, Анаид стала ожидать преображения. Она не подошла к Амусайке, не начала обнимать ее или целовать, чтобы та не подумала чего-нибудь плохого, а просто сказала:

— Ты замечательный человек, Амусайка. Желаю тебе счастья!

Преображение наступило очень быстро.

Тело Анаид стало невесомым и воздушным. У ее ног разверзлась пропасть, ведущая к границам известного людям мира.

Не говоря больше ни слова, Анаид закрыла глаза, и сила мертвых утянула ее в недра земли.

Очень скоро Анаид поняла, что ее невесомое тело со страшной скоростью летит вниз в самую глубь земли по какой-то трубе из застывшей вулканической лавы.

Девушке показалось, что она очень долго падала меж каменных стен, пока, наконец, не коснулась земли. Анаида весила теперь так мало, что, конечно, не разбилась, но не поняла, куда ей двигаться дальше. Судя по всему, ее путешествие закончилось так же внезапно, как и началось.

Боязливо прижавшись к стене, Анаид стала озираться по сторонам. Прямо перед ней был крутой обрыв, за которым царил кромешный мрак.

«Неужели это ловушка?! Не может быть!»

Присмотревшись как следует, она различила на той стороне пропасти какую-то гору, излучавшую бледный свет. Шестое чувство подсказало Анаид, что по настоящему Тропа Оры начинается именно там.

«Но как же перебраться через пропасть?!»

Потом Анаид разглядела во тьме канат. Осторожно потрогав его пальцем, она укололась о грубую его поверхность и отдернула руку. Канат был туго натянут.

«Так вот как мне придется перейти бездонную пропасть, отделяющую мир живых от Царства Мертвых! Оказывается, их соединяет только тонкий канат!»

У Анаид не было выбора. Ей нужно было победить головокружение и пройти по канату в каких-то два пальца толщиной!

Анаид попробовала ступить на него, но тут же отдернула ногу. Канат была таким колючим, что ступни девушки тут же начали кровоточить.

«По нему просто так не пройдешь! Можно потерять равновесие от боли! Конечно, это же Дорога Мертвых, а мертвым не больно! Но живому человеку на него не ступить. Что же делать? Может, не думать о боли? Сжать волю в кулак и думать только о том, что нужно двигаться вперед?»

Так Анаид и сделала. Убеждая себя в том, что ее желание идти дальше сильнее страха боли, девушка решительно ступила на канат и сделала шаг вперед. Потом еще один и еще. Анаид уже отошла от начала каната метра три, когда тот закачался, и она в ужасе застыла на месте.

Ее охватила паника. Канат был еще очень длинным. Прикусив губу, девушка попыталась взять себя в руки, но случайно глянула вниз — в бездонную пропасть, и от ужаса у нее затряслись колени.

Ногам Анаид было очень больно, но страх оказался сильнее боли. Он засасывал девушку, застилая ей глаза черной пеленой. У Анаид закружилась голова. Не зная, что делать, она снова взглянула в бездонную пропасть и отчетливо поняла, что сейчас упадет и навсегда сгинет в ее недрах.

Девушке стало почти физически плохо. «Мне не дойти! Я сейчас упаду!» Постепенно Анаид убедила себя в том, что падение неизбежно, и даже пожелала, чтобы ее мучения поскорее закончились.

У нее тряслись колени. Ее измученное тело болело. Из ее истерзанных ступней струилась кровь. Так, еще не пройдя по длинной и трудной дороге и нескольких шагов, Анаид решила, что у нее нет ни сил, ни мужества, чтобы двигаться дальше.

У девушки подгибались ноги. Она пыталась за что-нибудь зацепиться, но вокруг была одна пустота!

Пытаясь удержаться на канате, с отчаянием бьющейся на песке рыбы Анаид махала в воздухе руками. Внезапно ее пальцы коснулись ожерелья из сапфиров.

«Сапфир! Камень, открывающий выход из самого трудного положения!»

И действительно, сапфир тут же подсказал Анаид, что в первую очередь ей требуется душевное равновесие. Что надо привести в порядок свои мысли, победить страх и боль и двигаться дальше, ни в коем случае не глядя вниз.

С трудом переведя дух, Анаид попыталась взять себя в руки и больше не думать о своей неминуемой гибели на дне ущелья.

Вдруг в ушах у девушки зазвучал спокойный голос:

— Вперед, Анаид! У тебя все получится! Не думай о боли и пропасти между мирами! Смотри только вперед. Не думай о страхе! Вообще ни о чем не думай, ничего не слушай и никуда не смотри. Иди!

Подчиняясь приказу своей молочной сестры Сармуки, Анаид двинулась вперед по колючему канату между двумя мирами.

Девушка не знала, сколько времени прошло — несколько минут, часов или дней. Анаид не думала ни о своих окровавленных ногах, ни о призывах жаждавшей пожрать ее бездны. Так, ни о чем не размышляя, ничего не слушая и ни на что не глядя, она решительно шла вперед.

Наконец канат закончился. Ступив на твердую землю, Анаид рухнула как подкошенная. Лишь через некоторое время она подняла голову и решилась взглянуть в пропасть, не удержавшись при этом от крика ужаса.

По исколотым ступням Анаид струилась кровь, а звук: ее возгласа отдавался в пропасти многократным эхом. Казалось, это ревет от ярости упустившая жертву бездна.

Сжав в кулаке ожерелье, Анаид мысленно поблагодарила подарившую его ей бабушку Кристину.

Теперь для Анаид не было пути назад. Она вступила во владения мертвых.


Оглядевшись по сторонам, девушка, к своему удивлению, поняла, что все вокруг стало бесцветным. Вместе с цветом исчезли и запахи. Все стало каким-то плоским, словно три привычных измерения рассыпались, как карточный домик. Остались позади даже ее элементарные человеческие потребности. Анаид не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. Неужели она умерла?!

Впрочем, вскоре девушка поняла, что это не так.

Оставив за спиной пропасть между мирами, она отправилась на поиски Тропы Оры. Проникнув в отверстие на склоне мерцающей горы, Анаид пошла вперед в сторону внутренних областей загадочного Царства Мертвых. Идти было нетрудно — дорога была всего одна Анаид шла по ней и шла, ступая по камням окровавленными ступнями, пока не уперлась в закрытую дверь. Убедившись в том, что другого пути нет, она с замиранием сердца осторожно приоткрыла ее и заглянула в щель…

За дверью притаился огромный тигр. Он только и ждал, когда кто-то переступит порог, чтобы прыгнуть на него и разорвать на части.

Мгновенно захлопнув дверь, девушка в ужасе подперла ее своим почти ничего не весящим телом, словно так могла удержать чудовищного зверя, взбреди ему в голову расправиться с ней. Разумеется, хватило бы одного удара огромной тигриной лапы, чтобы отшвырнуть ее невесомое тело, но ужасное животное не подавало признаков жизни, и девушка постепенно успокоилась.

Нужно пройти и через это испытание!

В схватке с гигантским хищником Анаид не могла рассчитывать на силу или ловкость. Но она все-таки была колдуньей!

Анаид вспомнила парализующие заклинания, но задумалась о том, действуют ли они в этом странном мире.

Пошевелив пальцами правой ноги, Анаид решила попробовать и произнесла:

— «Этендет орп азельнарут!»

Пальцы не шевелились.

«Отлично! Подействовало!»

— «Окраб соритир торгутуд!»

Пальцы снова заработали. Настало время действовать.

Глубоко вздохнув, Анаид приоткрыла дверь, пристально посмотрела на тигра и воскликнула:

— «Этендет орп азельнарут!»

Тот не успел даже зарычать и остался лежать, как лежал, не в силах пошевелить даже кончиком хвоста.

Не сводя глаз с хищника, Анаид осторожно прошла мимо него, каждую секунду ожидая, что он вскочит и набросится на нее. Однако ничего страшного не произошло, и девушка пошла своим путем, через несколько сотен метров приведшим ее к другой точно такой же двери.

Заглянув за нее, Анаид снова отпрянула, увидев там точно такого же тигра, как и раньше. Набравшись мужества, она решительно распахнула дверь, перешагнула через порог и даже дождалась, пока тигр зарычит и приготовится наброситься на нее.

— «Этендет орп азельнарут!»

Не успевший прыгнуть хищник застыл в невероятной позе. Проходя мимо, Анаид с интересом взглянула на его напряженные мышцы, но теперь боялась его не больше, чем чучела.

Стараясь не думать о плохом, девушка зашагала дальше. Она шла уже довольно долго, когда перед ней возникла третья дверь, ничем не отличающаяся от двух предыдущих, и за ней, конечно же, снова сидел тигр.

Перед следующей дверью, Анаид задумалась над тем, что бы все это могло означать. Неужели она попала в кольцо времени?! Или это пространство здесь закольцовано? А вдруг она так и будет ходить от двери к двери, пока не выбьется из сил в плену времени и пространства?!

Девушка пришла в ужас от мысли о том, что двери и тигры никогда не закончатся.

Открыв третью дверь, Анаид внимательно вгляделась в тигра.

«Никаких сомнений, это тот же самый!»

Зная, что ее заклинание безотказно, она дождалась, когда зверь прыгнет, и парализовала его в воздухе. Тигр висел в пустоте прямо у нее над головой. Осторожно проходя под ним, Анаид задумалась о сути бесконечности.

Бесконечные тигры? Бесконечные двери? Бесконечное блуждание между ними?

Анаид шла дальше, но уже не так бодро, как раньше. Ее взор потух, а плечи поникли. Каждую минуту она ожидала увидеть перед собой новую дверь.

Однако до четвертой ей пришлось идти гораздо дольше. Разумеется, дверь была такой же, как и остальные, а у сидевшего за ней тигра были такие же полосы, как и у трех предыдущих. Анаид очень захотелось махнуть на все рукой и отдать себя на растерзание животному. Впрочем, в последний миг она все-таки произнесла заклинание.

После каждой новой двери девушке хотелось жить все меньше и меньше. При этом расстояние между дверьми неуклонно увеличивалось. Интересно, почему?

Шестое чувство подсказывало Анаид ответ на этот вопрос. В ее голове зароились страшные подозрения, и она схватилась за сердце. При этом пальцы девушки коснулись аметистовой броши.

«Аметист — камень прозорливых», — говорила внучке Кристина, объясняя, что он может стать третьим глазом там, где человеческие глаза ничего не видят, а человеческий ум сбивается с пути в лабиринте смутных предположений.

Анаид погладила аметист, и то, что было раньше лишь подозрением, обрело в ее сознании конкретные очертания.

Расстояние между дверьми было не случайным. Чем больше Анаид цеплялась за жизнь, тем оно было меньше. И, наоборот, по мере того, как она мысленно прощалась с миром живых, двери на пути в Царство Мертвых попадались ей все реже.

«Неужели это действительно так?! Неужели для того, чтобы миновать последнюю дверь, ей нужно умереть?!»

У Анаид зашевелились волосы на голове. Ей еще рано умирать! Она еще не готова!

Впрочем, речь, скорее всего, шла не о физической смерти, а о психологической готовности в любой момент расстаться с жизнью.

Мысленно обратившись за помощью к молочной сестре, Анаид услышала ее ответ:

— Твое тело лишь шелуха. Разлюби его. Перестать за него бояться. Тело — воплощение жизни. Пока ты будешь за него цепляться, мертвые не пустят тебя в свое царство.

Анаид знала, что нужно идти до конца. Недолго думая, она распахнула очередную дверь и перешагнула через порог. На этот раз она не стала заколдовывать тигра, а спокойно ждала, когда он покончит с ее телом.

Ожидание длилось томительно долго. Анаид уже всем сердцам желала, чтобы тигр вонзил в нее свои когти и впился зубами ей в горло, но ничего такого не произошло. Тигр действительно зарычал и прыгнул на девушку, но когда та, не дрогнув, раскинула руки, подставив ему себя, исчез. Просто растворился в воздухе.

Анаид раскрыла свои объятия смерти, а та распахнула перед ней свою заколдованную дверь.

Внезапно земля под ногами девушки содрогнулась. От неожиданности Анаид споткнулась и упала. Она решила, что землетрясение вот-вот погребет ее, но неожиданно в стене открылся темный проход, в глубине которого девушка различила ведущие вниз ступени.

Перед Анаид раскрылась Тропа Оры.

Начав спуск по ступеням, девушка надеялась, что уже прошла через все испытания и скоро окажется лицом к лицу с хозяевами этих подземелий. Однако она заблуждалась.

Первым Анаид встретился ее бывший пес Гольф. Он возник неожиданно и радостно затявкал, весело виляя хвостом. Усевшись на землю, Гольф высунул язык и часто задышал в ожидании ласки, но, когда Анаид протянула руку, чтобы его погладить, бесследно исчез.

Анаид застыла в недоумении. Она уже давно забыла свою когда-то нежно любимую собаку, подаренную ей Селеной, несмотря на ворчание Деметры. Гольф был веселым и добродушным, но однажды зимним утром его переехала снегоуборочная машина.

Вспомнив о Гольфе, Анаид чуть не заплакала и побрела по ступеням уже намного медленней, чем раньше.

— Hi, Anaid! How are you?[50]

Присмотревшись, Анаид чуть не вскрикнула. Перед ней стояла Кармела, симпатичная учительница, преподававшая девушке в детстве немецкий, английский, французский, венгерский и русский.

Кармела прекрасно играла на фортепиано и божественно танцевала. Усадив Анаид на колени, она рассказывала девочке бесчисленные истории о своей жизни в Санкт-Петербурге, Берлине, Ливерпуле, Лионе и Будапеште. Но пришло время, и жизнерадостная учительница умерла…

— Кармела! — всплеснула руками Анаид. Однако не успела девушка выговорить ее имя, как та растаяла в воздухе.

Закрыв лицо руками, Анаид припомнила, как длинными зимними вечерами они с мамой и бабушкой сидели у огня дома в Урте и напевали старинные песни.

— Анаид! Садись рядом! Я расскажу тебе об Орфее![51]

Подняв заплаканное лицо, Анаид увидела перед собой Деметру такой, какой ее запомнила — с длинными седыми волосами, спокойным взглядом, неприступную, но всегда готовую защитить свою внучку или рассказать ей какую-нибудь поучительную историю.

Анаид ничего не ответила, не попыталась прикоснуться к бабушке или хотя бы приблизиться к ней, но ее сердце исполнилось тоской по тому, что она безвозвратно утратила. Впрочем, Деметра скоро исчезла.

На следующей ступеньке стоял маленький Рок.

— Смотри, Анаид! Я ныряю! — закричал он и прыгнул головой вперед в невидимый пруд.

Тут же появилась Елена, вытащила сына из призрачной воды и так звонко нашлепала его по попе, словно все происходило наяву.

По щекам Анаид струилась отнюдь не вода из оставшегося в далеком детстве пруда. Это были ее горькие слезы.

Чем ниже она спускалась по лестнице, тем печальней становилось у Анаид на душе. Все, что она считала давно забытым, вставало перед ее глазами. Девушка задыхалась от горя.

Вот Аполлон, шаловливый котенок, побывавший вместе с ней в Тусклом Мире. Вот тетя Лета, скитавшаяся по земле в надежде забыть свое умершее дитя. Вот маленькая омниора Эноха, с которой Анаид однажды провела каникулы, а потом Эноху умертвила одиора. Вот Жизель — художница, искавшая в горах неповторимую игру света и научившая Анаид держать в руках кисти и смешивать краски.

В голове у Анаид воцарился хаос. Вместо того чтобы встретиться с мертвецами, она встречалась с собственными воспоминаниями, стискивавшими ее горло тоской по навсегда ушедшему счастливому детству.

Воспоминания о прошлом и о тех, кто был ей когда-то дорог, подточили силы Анаид. Девушка еле ползла вниз по ступеням. При каждом новом видении у нее дрожали колени, а ноги становились ватными.

Вот Селена. Она баюкает маленькую Анаид и поет ей колыбельную песенку. Вот берсерк Гуннар бьется с Баалатой. Вот Карен взвешивает Анаид и дает ей с ложки лекарство…

Нет, это невыносимо!

Но самое тяжелое Анаид ждало впереди. Внезапно у девушки зашумело в ушах, и она схватилась рукой за сердце. Перед ней в полумраке стоял пожиравший ее пламенным взглядом Рок.

— Поцелуй меня, Анаид! Ну, поцелуй же!

Рок ее любит, а она больше никогда его не увидит! С глухим стоном Анаид упала лицом в землю, заткнув уши руками. Она больше не могла никого видеть и ничего слышать. Она сходила с ума от тоски и хотела разбить себе голову о каменную стену.

Подняв руку, чтобы утереть горькие слезы, Анаид услышала тихий звон своего бирюзового браслета и вспомнила, что ей говорила о нем Кристина.

Бирюза прогоняет воспоминания! Да! Именно это ей сейчас и нужно! Ей нужно идти вперед, избавившись не только от забот о собственном теле, но и от груза воспоминаний. Мертвые хотят, чтобы она забыла свое прошлое!

Сжав бирюзовый браслет в кулаке, Анаид решила предстать перед будущим девственно чистой. Постепенно бирюза возымела свое благотворное действие, и воспоминания стали испаряться из ее головы.

Анаид оставила позади всех, кто был ей когда-то дорог, мысли о прекрасных моментах прошлого, о своих радостях и печалях. В ее душе воцарилось спокойствие. Избавившись от груза ушедшего, девушка ощутила глубокое умиротворение.

В этот момент бесконечные ступени закончились, и она оказалась в огромном гроте. Сначала Анаид не понимала, куда идти дальше, но, озираясь по сторонам, заметила далекий свет.

Направившись в его сторону, постепенно она различила очертания высокого каменного свода, напоминавшего арку. Свет сочился откуда-то из-за арки. Добравшись, до нее, Анаид убедилась, что огромный грот, в который она спускалась, там заканчивался. Пройдя под аркой, девушка почувствовала нечто вроде ветерка. Теперь Анаид была в другом, потустороннем мире.

За пределами пещеры все казалось Анаид странным и незнакомым. Свет был каким-то рассеянным, а камни — матовыми, У деревьев были кривые ветви и листья с шипами.

Анаид стояла на склоне высокой горы. Перед ней простиралась долина. В долину вела дорога.

«Так оно и есть! Дорога идет дальше!»

Приободрившись, Анаид решительно зашагала вперед и шла так довольно продолжительное время. Ей трудно было сказать, сколько именно, ведь больше она не чувствовала ни усталости, ни голода, ни жажды. Однако она еще не совсем утратила чувство времени и пространства и понимала, что идет долго. Может, несколько дней, а может, несколько недель или даже месяцев.

Наконец долина превратилась в обширную равнину. Узкая дорога, по которой шла Анаид, слилась с другой — широкой и пыльной. По ее сторонам росли раскидистые вековые, а то и тысячелетние деревья с толстыми ветвями и листьями странной формы, отдаленно напоминавшими листья каштанов.

Присмотревшись, Анаид заметила в дорожной пыли отпечатки множества людских ног. Значит, она тут не одна!

Однако очень долго ей никто не встречался. Заметив впереди человеческую фигуру, девушка даже вздрогнула, настолько отвыкла она от людей. Ускорив шаги, Анаид нагнала того, кто шел перед ней. Им оказался передвигавшийся шаркающей походкой древний старик. Анаид очень захотелось перекинуться с ним хоть словом, и, поравнявшись со стариком, она с ним поздоровалась. Девушке хотелось узнать, куда он идет, и далеко ли еще до этого места. Старик даже не повернул головы и ничего ей не ответил, все так же устало шагая вперед.

Это мертвец!

У Анаид кровь застыла в жилах.

Старик, как и она сама, шел туда, где неизбежно оказывались все мертвые. Анаид прибавила шаг и вскоре оставила тень старика далеко позади. Потом ей попался еще один мертвец, потом еще один, а потом их стало много — всех возрастов, высокие и маленькие, красивые и уродливые, толстые и тощие.

Стараясь не поднимать глаз, Анаид обходила их стороной.

В целом, все они были одинаковы. С помутневшими взором, мертвецы двигались вперед с одинаковой скоростью. Это были лишь тени умерших людей, лишенные воли, желаний и воспоминаний. Им не было страшно, им не было больно, им ничего больше было не нужно. Они были безжизненны.

Содрогнувшись, Анаид радовалась тому, что еще способна дрожать.

Чем дальше шла девушка, тем больше мертвецов ей встречалось. Скоро среди них было уже не протолкнуться. Потом все остановились и неподвижно и тихо замерли, словно в бесконечной очереди.

Анаид заволновалась. Чего они ждут?! Неужели ей стоять с ними целую вечность?!

Но она решила не выделяться. Впрочем, безропотно ждать ей быстро надоело. Анаид все время вертела головой, пытаясь определить, не сдвинулась ли очередь с места.

Кроме нее никто не волновался. Мертвые никуда не торопились. Их ничего не интересовало. У них не было будущего.

Теряя терпение, Анаид неожиданно подумала о том, что нетерпеливым заказан вход в Царство Мертвых. Наверное, это ее последнее испытание. Наверное, ей не нужно думать о будущем и лучше совсем о нем забыть!

Понурив голову, Анаид постаралась убедить себя в том, что в этом странном мире нет будущего, а есть только настоящее, и ничего не имеет особого значения. Так, освободившаяся от своего прошлого, она оставила и все мысли о будущем.

Анаид ждала очень долго. Наконец очередь зашевелилась и стала продвигаться. Анаид обрадовалась и тут же испугалась, опасаясь, что чувства вновь возьмут над ней верх. И как же она тогда предстанет перед мертвыми?! В их царстве чувства неуместны. Лишь живые испытывают радость и печаль, о чем-то мечтают и на что-то надеются…

Но как ей претворить в жизнь свой план, если она полностью отринет мысли о будущем?!

Анаид серьезно задумалась и, в конечном итоге, решила, что заблуждалась. Если она утратит желание добраться до цели, то не тронется с места. Стоит ей отречься от желаний, ее странствие станет бесцельным, а сама она превратится в тень вроде тех, что ее окружают. Но ведь она должна покончить с Баалатой, а для этого ей придется просить милости у Великого Совета Мертвых и, возможно, сразиться с проклятой одиорой!

Анаид задумалась о том, как ей себя вести.

Так, словно она уже мертва? Или так, будто еще жива?

Чтобы найти ответ на этот вопрос, девушке не понадобились драгоценности, не стала она и мысленно вопрошать свою молочную сестру.

Анаид знала ответ и без них. Мертвые со всем смирились, а она — нет. Мертвые ни на что не надеялись, а она еще питала надежды. Мертвые ничего не хотели, а она страстно желала добраться туда, где выполнит задуманное, чтобы вернуться в мир живых.

И тогда Анаид решила достигнуть цели без очереди и стала обходить мертвецов по краю дороги. Никто на нее не покосился. Никто не упрекнул, что она не ждет вместе с другими.

Анаид брела по краю дороги довольно долго, пока, наконец, за очередным поворотом не увидела, в чем было дело.

Дорога заканчивалась на берегу широкой реки, а мертвецов на другой берег перевозила всего одна лодка. Проследив за ней взглядом, девушка различила на противоположном берегу реки высокие стены неприступной крепости.

Так вот она — Цитадель Мертвых! Цель так близка!

Анаид поспешила вперед. Дойдя до причала, она встала первой рядом со счастливчиками, которые, простояв на дороге несколько сот лет, почти дождались своей очереди. Анаид осталось ждать совсем мало.

Когда лодочник вернулся и привязал лодку к причалу, девушка заметила, что мертвецы сжимают в руке по монете. Монеты были самого разного размера, цвета и достоинства: и медяки, и золотые, но они были у всех, кроме нее.

Девушка задержалась, решив посмотреть, как идет погрузка. Облаченный в лохмотья и широкополую шляпу мрачного вида лодочник протягивал ладонь за монетой и, лишь получив ее, пропускал очередного мертвеца на борт.

Набравшись храбрости, Анаид приблизилась к лодке, понимая, что лодочник потребует плату за переправу и с нее. Так оно и произошло.

Анаид пожала плечами с таким видом, словно хотела сказать, что ее никто не предупреждал о том, что нужно обзавестись монетой.

Нахмурившись, лодочник смерил девушку взглядом и пробормотал:

— Монету.

— Я ее забыла, — дрогнувшим голосом пробормотала Анаид.

— Без монеты нельзя, — заявил лодочник и отпихнул девушку в сторону.

Озадаченная Анаид смотрела, как мимо проходят молчаливые мертвецы, вручают лодочнику свои монеты и занимают места в лодке.

«Что же делать?! Не вечно же сидеть тут на причале?! А лодка скоро наполнится и отчалит…»

Анаид снова попыталась пролезть в лодку, но лодочник оттолкнул ее сильнее, чем раньше.

— Без монеты нельзя!

Лодка вот-вот наполнится, а без лодки ей не попасть на ту сторону! Неужели так все и кончится?! Неужели она навеки останется на этом причале?!

— Мне надо! — заявила Анаид. — Меня там ждут.

— Без монеты нельзя! — буркнул лодочник.

— Где же мне ее взять?

— Спроси, может, у кого две, и тебе отдадут вторую.

Затравленно озираясь по сторонам, Анаид видела мертвецов лишь с одной монетой в руке.

— А если никто мне ее не даст?

— Будешь сидеть вместе с теми, — сказал лодочник, ткнув пальцем куда-то за спину девушки.

Обернувшись, Анаид заметила множество мертвецов, сидевших на земле. Мутными глазами они смотрели в спокойные воды реки. Это были те, у кого не нашлось монеты, чтобы переправиться на другой берег. И они ждали, не появится ли на причале какой-нибудь умерший родственник или друг с лишней монетой.

Ей что, суждено вечно сидеть вместе с ними?

— Я не могу ждать здесь вечно! — воскликнула Анаид. — Я тороплюсь!

Но было поздно. Лодочник отвязал лодку, и устроившиеся в ней мертвецы уже опустили весла в воду.

Сев на землю, Анаид смотрела, как уплывают ее надежды.

«Что же делать?! Перебираться вплавь? Попробовать проскочить мимо лодочника? Клянчить монету у каждого из миллионов мертвецов в бесконечной очереди? А может, оплатить переезд чем-нибудь другим?»

У Анаид были драгоценности.

«Камни всегда в цене! Надо предложить их лодочнику…»

С нетерпением дождавшись возвращения лодки, Анаид первая подскочила к ее суровому хозяину.

— Монету, — протянув ладонь, потребовал тот.

С очаровательной улыбкой Анаид протянула ему ожерелье из сапфиров.

— На, это дороже любой монеты.

Лодочник молча отодвинул девушку в сторону. Перед Анаид вновь потекла череда бесплотных покойников.

— Возьми бирюзовый браслет, — попыталась она еще раз.

Лодочник лишь покачал головой.

Поникшая Анаид следила за тем, как лодка наполняется мертвецами, и решила попытать счастье еще раз.

— Вот моя аметистовая брошь! Посмотри, как она сверкает!

— Отойди!

Но пришедшая в отчаяние Анаид и не думала отходить.

— Возьми мои серьги с рубинами, — взмолилась она.

И тут плеча девушки коснулась чья-то ледяная рука.

— Я куплю у тебя серьги…

Обернувшись, Анаид увидела красивую женщину, зачарованно рассматривавшую рубиновые капли ее серег. В протянутой ладони женщины сверкала монета — волшебный пропуск на другой берег. Анаид уже протянула за монетой руку, но внезапно почувствовала что-то вроде угрызений совести.

— А как же ты переправишься без монеты?

Женщина ничего не ответила, а только показала пальцем на ее серьги, а потом на свою монету.

— Я их хочу, — произнесла она наконец.

— У тебя есть вторая монета? — затаив дыхание, спросила Анаид.

— Нет, — равнодушно ответила женщина.

— Но ты же останешься здесь!

— Ну и что? — женщина не отрывала глаз от серег.

Анаид растерялась. Чтобы выполнить свое предназначение, ей нужна была монета, но живая человеческая совесть девушки не позволяла ей выменивать драгоценную монету на никому не нужные здесь серьги.

— Но ты же останешься тут навсегда! Ты хоть это понимаешь? Навсегда!

— Я останусь с моей дочерью, — сказала женщина и указала пальцем на маленькую неподвижную фигурку. — У нее нет монеты.

Сняв серьги, Анаид отдала их женщине, взяла монету, вручила ее лодочнику и заняла место в лодке.

Девушка все поняла. Мертвая женщина предпочла вечное ожидание рядом с дочерью покою в Царстве Мертвых. Она даже отдала монету, чтобы в минуту слабости не бросить ее и не уплыть на тот берег одной. В этой покойнице еще теплился слабый огонек жизни. Она хотела украсить себя рубинами и не желала расставаться со своим ребенком.

Думая об этом, Анаид пообещала себе, что даст первому же умирающему две монеты для этой женщины и ее дочери.

— Как тебя зовут? — окрикнула ее Анаид.

— Мануэла Сагарра, дочь Мануэлы и внучка Мануэлы из Клана Орлицы. Удачи тебе, Избранница Анаид!

У девушки потеплело на сердце: сестра-омниора узнала ее и помогла достичь Царства Мертвых!

Впрочем, очень скоро девушке пришлось позабыть об эмоциях и взяться за дело. По команде лодочника мертвецы склонились над массивными веслами, которые они толкали все вместе, и лодка медленно поплыла к другому берегу.

Анаид была очень близка к цели. Еще одна команда лодочника, и мертвецы перестали грести. Они почти достигли пристани на другом берегу.

Оторвавшись от весла, девушка подняла глаза и увидела это.

Охранявшее вход в Царство Мертвых чудовище внимательно следило за каждым движением девушки всеми своими шестью глазами. Пробил час последнего испытания. Головы трехглавого пса Цербера[52] покачивались на змеиных шеях. Чудовищный пес бдительно охранял ворота и пожирал тех, кто, притворяясь покойником, пытался проникнуть в Царство Мертвых. Анаид, как назло, была еще жива.

Как следует разглядев Цербера, девушка побледнела и даже обрадовалась этому, надеясь, что бледность поможет ей слиться с толпой бесцветных мертвых теней. Анаид стала подражать усталым, почти машинальным движениям мертвецов, бессмысленно глядя по сторонам потерянным взглядом и стараясь глубоко не дышать, всем своим видом изображая равнодушие, хотя внутренне и тряслась от страха.

Перед глазами Анаид мертвецы вылезали из лодки и один за другим проходили перед чудовищным трехглавым псом.

Мертвым было не страшно, они не потели, не пахли и не дрожали, и Цербер пропускал их всех. Однако он наверняка мог распознать малейшие признаки жизни во вновь прибывших.

Все три собачьи головы были слишком заняты осмотром «новичков», чтобы пристально рассматривать Анаид, и девушка слегка успокоилась. Но когда она подошла к Церберу ближе и увидела его огромные клыки, красные языки и огненные глаза, сердце у нее ушло в пятки. Анаид не сомневалась, что Цербер мгновенно признает в ней живую и разорвет в клочки.

«Как же Селене удалось обмануть Цербера?!»

Наверняка мать хотела рассказать об этом Анаид, но не успела. Дочь не желала ее слушать и сбежала слишком поспешно. Теперь слишком поздно! Лишь два мертвеца отделяли девушку от свирепого пса.



В этот момент перед глазами Анаид возникло ее последнее воспоминание о матери на ступенях бесконечной лестницы. Селена баюкала Анаид и пела ей ее любимую колыбельную. А Деметра пыталась рассказать внучке об Орфее, усыпившем Цербера своей музыкой. Вот оно что! И Селена и Деметра не зря явились ей в воспоминаниях! Они подсказывали ей, как пройти последнее испытание!

Шедшая перед Анаид покойница уже миновала Цербера, и как только первая страшная голова наклонилась над девушкой, чтобы понюхать ее руку, Анаид стала напевать колыбельную, которой Селена убаюкивала ее в детстве. От этой мелодии у маленькой Анаид мгновенно закрывались глаза. Подействовала она и на Цербера. Все три его головы широко зевнули и закрыли огненные глаза. С колыбельной на устах, Анаид миновала захрапевшее трехглавое чудовище. Вслед за ней двигались другие мертвецы, которым было все равно, храпит Цербер или чирикает, как воробей.

Пройдя сквозь ворота обширного укрепленного города, Анаид попала в цитадель мертвецов, где живым не было места.


Появление Анаид не прошло незамеченным. Не успела она задуматься, куда идти и с чего начать свое дело, как вокруг нее возникло странное, похожее на ореол свечение, сковавшее все ее движения. В тот же момент раздался чей-то довольно доброжелательный, но строгий голос:

— Твое мужество заслуживает восхищения. Ты невредимой добралась до Цитадели Мертвых и умудрилась проникнуть в нее. Однако ты не можешь здесь оставаться. По нашим законам, живым тут не место.

Отчаянно завертев головой во все стороны, Анаид никого не заметила.

— Я хочу, чтобы меня выслушал Совет Мертвых. У меня к нему важное дело.

Ответа не последовало, и Анаид начала подозревать, что ведет себя неправильно.

С трудом опустившись на колени, девушка поцеловала землю и произнесла смиренным тоном:

— Я, Анаид Цинулис, осмелилась преступить ваши законы лишь для того, чтобы покорно просить Совет Мертвых смилостивиться надо мной и выслушать.

— А велико ли твое смирение, Анаид Цинулис? — язвительно поинтересовался загадочный голос.

— Велико. Его превосходит лишь мое безграничное почтение к мертвым.

— Что ж, в этом случае подстриги-ка нам ногти на ногах.

Перед ошеломленной Анаид возникла бесконечная шеренга голых ног с длинными ногтями. В руках у девушки появились ножницы.

Вспомнив совет Селены проявлять покорность, не показывая мертвым ни гордости, ни высокомерия, Анаид склонилась еще ниже и стала подстригать мертвым ногти, всем своим видом выражая смирение.

Девушке выпала нелегкая задача. Ног было очень много, а Анаид, как назло, вновь обрела такие человеческие ощущения, как боль и усталость. Через какое-то время у нее заболели пальцы, и затекла шея, но девушка не подняла головы и не произнесла ни единой жалобы. Анаид уже решила, что за свою дерзость приговорена подстригать ногти мертвым вечно, и подумала, что надолго ее не хватит.

На ее счастье тут вновь раздался загадочный голос:

— Ну ладно, Анаид Цинулис. Совет Мертвых слушает тебя. Говори.

Анаид заметила, что свечение вокруг нее расширилось, видно для того, чтобы в него могли войти все члены Совета. Анаид различила их ноги с аккуратно подстриженными ногтями. Девушка помнила, что ни в коем случае не должна смотреть мертвым в глаза и вообще не проявлять ничего, кроме смирения и покорности.

— О, мудрейшие члены Совета Мертвых, пятнадцать лет назад к вам спускалась моя мать, Селена. Она умоляла вас обуздать чернокнижницу Баалату, преступившую ваши законы и надругавшуюся над смертью. Вы также знаете, что Баалата вновь бесчинствует среди живых. Я пришла сюда просить вас вновь и на этот раз навсегда заключить Баалату в вашем Царстве.

— Что ты дашь нам за это взамен, о, Анаид?

Вопрос оказался настолько неожиданным, что девушка, не подумав, выпалила:

— Но у меня же ничего нет!

— Неправда. Есть.

— Может, вы о моих драгоценностях? — немного подумав, предположила Анаид. — Забирайте, пожалуйста, это все что у меня есть.

— Неправда. У тебя есть то, что нам гораздо больше по вкусу, чем драгоценности.

Вздохнув, Анаид подумала о том, что от мертвых ничего не скроешь. Прикусив с досады губу, она пробормотала:

— Это вы о Жезле Власти, похищенном у меня Баалатой? Вам нужен Жезл?

Мысль о том, что ей придется навсегда расстаться с Жезлом, была для Анаид настолько невыносимой, что в ее тоне прозвучало раздражение. Поняв это, девушка испугалась гнева мертвых, но что делать, если при одном воспоминании о Жезле ее руки начинали трястись от вожделения.

— Но имейте в виду, — заметила она. — Если я отдам вам Жезл, я не смогу справедливо править миром, как это предначертано Избраннице!

Мертвые молчали, и Анаид, пересилив себя, произнесла слова, которые они желали от нее услышать:

— Я с удовольствием отдам вам Жезл, если вы так желаете.

Конечно, Анаид не желала расставаться с Жезлом, но другого ей не оставалось.

Внезапно прозвучал глухой женский голос:

— У Баалаты нет Жезла Власти.

— Как это — нет? — удивилась Анаид. — Где же он?

— Он у Кристины.

— Кристина похитила Жезл и сказала мне, что его украла Баалата? — с замиранием сердца спросила Анаид.

— Да.

— Неужели она меня обманула?! — не сдержала горького восклицания девушка.

— Она тебя обманула, — хором ответили ей мертвые.

— Но зачем?!

— Догадайся сама. И подумай, что еще ты можешь нам предложить. Твой Жезл нам не нужен.

— Так скажите сами, что вы хотите! — в отчаянии воскликнула Анаид. — Я отдам вам все, что вы пожелаете!

— Отдай нам свою жизнь, Анаид! — в один голос прошептали мертвые.

Ужаснувшись, девушка хотела поднять голову, чтобы взглянуть им в глаза, но чья-то мертвая рука сильно надавила ей на затылок.

— Нам нужна твоя жизнь, — снова прошептали мертвые. — Жизнь Избранницы теперь принадлежит нам.

Анаид услышала в этом шепоте вынесенный ей приговор. Что бы она ни говорила, решение мертвых останется неизменным.

— Но почему?! — не удержалась она.

— Ты преступила наши законы, вернув к жизни Дацилию.

— Я не хотела! — воскликнула Анаид.

— Но ты это сделала.

— Я молю вас о прощении! — всем своим видом выражая раскаяние, прошептала Анаид.

— Жизнь и смерть не знают прощения. Ты сама пришла к нам, с нами ты и останешься. Ты добровольно явилась туда, где останешься навсегда… Не расстраивайся, своей жизнью ты лишь заплатишь свой долг перед нами так, как гласит Проклятие Одии.

Свечение вокруг Анаид усилилось и, как языки пламени, подползло к ее ногам. Девушка поняла, что сейчас этот свет поглотит ее, лишив жизни.

И полным отчаяния голосом воскликнула:

— Я не хочу умирать!

* * *

— Я не хочу умирать! — закричала молодая иннуитка, извиваясь на койке в судовом лазарете.

— Держите ее! — приказал капитан корабля Исмаэль Моралес.

Неделю назад он нашел в трюме тайком пробравшихся на его торговое судно эту девушку и ее собаку. Девушка была так похожа на племянницу капитана и смотрела на него такими умоляющими глазами, что он махнул рукой на все правила и согласился доставить ее до порта Веракрус.

Однако теперь капитан сожалел о проявленном милосердии.

Как только судно пришло в Веракрус и еще до того, как кто-либо смог сойти на берег, девушка начала вопить, как одержимая, и ее удалось дотащить до лазарета только силами нескольких членов экипажа.

Миниатюрная иннуитка оказалась сверхъестественно сильной. Потом пришел судовой врач, привыкший обрабатывать раны и бороться с похмельным синдромом, но почти бессильный перед лицом психического припадка. Этот врач, англичанин из Йоркшира, даже не мог сделать успокаивающий укол извивавшейся на койке девушке.

— Я не хочу умирать! — вопила она, хватая себя за горло, будто ее душат.

— Держите ее! — вновь приказал капитан.

Матросы прижали девушку к койке, но врач, явно сам перебравший бренди, никак не мог попасть в ее руку иглой и, вместо того чтобы сделать девушке укол, сам напоролся на ее ожерелье из острых медвежьих зубов.

— Да снимите же с нее это проклятое ожерелье! — завопил он.

Капитан Моралес кивнул одному из матросов — мулату из Санто-Доминго,[53] любителю сальсы и поклоннику Девы Марии Гваделупской,[54] почтение к которой ему привила его бабушка родом из Пуэблы.[55] Мулат потянулся за ожерельем, но стоило ему коснуться медвежьих зубов, как он вздрогнул и отдернул руку.

— Не могу, капитан. Она меня сглазит.

— Снимай ожерелье! — настаивал врач.

— Она — колдунья! — заявил мулат и попятился.

— Будьте вы все прокляты! — рвал и метал врач. — Снимайте с нее ожерелье или я выброшу вас за борт!

Второй матрос, коренастый кореец, тоже попятился. Ему стало страшно.

— Здесь витают злые духи! — пробормотал он.

Исмаэль Моралес решил действовать сам. В свои пятьдесят шесть лет он прекрасно знал, что моряки бывают тупыми и невероятно суеверными.

Не обращая внимания на испуганных матросов, он протянул руку к ожерелью с намерением снять его с девушки, но стоило ему прикоснуться к медвежьим зубам, как его пальцы свело судорогой. Взглянув на иннуитку, капитан увидел, что она смотрит на него страшным нечеловеческим взглядом, и впервые в жизни испытал настоящий ужас.

— Капитан! Капитан! — раздался голос с палубы. — Прибыли таможенники. Они хотят вас видеть.

Обрадовавшись возможности убраться подальше от странной пассажирки, капитан выскочил на палубу, бросив через плечо «Я сейчас вернусь!» и предоставил врачу расхлебывать заварившуюся в судовом лазарете кашу. Тем более что сумасшедших всегда вверяют попечению врачей, а не капитанов торговых судов!


Через несколько часов заметно повеселевший капитан Моралес вернулся в лазарет. До этого он выпивал, закусывал и курил гаванские сигары с таможенниками, уже отправившимися на берег с деньгами в карманах, перед этим давших капитану устное обещание позволить его судну разгрузиться без проволочек. Моралес почти позабыл о том, что происходило в лазарете и, отворив его дверь, замер на месте с разинутым ртом.

Лазарет был в буквальном смысле этого слова разгромлен. Стулья были переломаны, шкафы разбиты, стены измазаны кровью, а на одной из коек лежало безжизненное тело судового врача.

Наклонившись над несчастным в поисках смертельной раны, капитан Моралес заметил, что врач дышит. Он был жив, но из его руки торчал его же собственный шприц, из которого он намеревался вколоть девушке успокоительного. Врач спал.

Услышав чей-то сдавленный стон, капитан осмотрелся по сторонам и заметил в самом дальнем и темном углу лазарета матроса-мулата. Тот, скорчившись на полу, закрыл голову руками и раскачивался из стороны в сторону.

— Что здесь произошло, Пабло?!

Матрос ничего не ответил. Капитан потряс его за плечи, а потом отнял руки от его лица и вскрикнул. Все лицо мулата было в крови, а глаза его были широко раскрыты от ужаса. Матрос явно лишился рассудка от страха. Он ничего не понимал, не отвечал на вопросы и лишь иногда кричал «Демоны! Демоны!» и разражался слезами.

Матрос-кореец исчез бесследно.

Верные друзья

Стемнело. Дул северный ветер. Непривычная к пиренейскому климату, Клаудия поежилась, у нее мерзли руки и ноги. Девушка пробиралась по мощеным улочкам Урта, стараясь как можно меньше бросаться в глаза. Половину ее лица скрывала приобретенная на кредитную карту матери широкополая лиловая фетровая шляпа.

В эту шляпу Клаудия влюбилась с первого взгляда Шляпа была ее капризом. Таким же, как Мауро или пирожное с кремом на завтрак, или эта поездка в Испанию, или роскошный отель в Мадриде, где она ночевала.

«Carpe diem! Какое имеют значение плюс-минус сто калорий или тысяча евро? Или плюс-минус один поцелуй? Главное — наслаждаться жизнью, какие бы проблемы не поджидали тебя завтра!»

Впрочем, в этом холодном, продуваемом ветрами пустынном селении, жили, казалось, только тявкавшие вслед Клаудии псы. В таком месте ей было нелегко наслаждаться жизнью, и на душе у нее было тревожно. Еще больше Клаудия забеспокоилась, оказавшись перед не подававшим признаков жизни домом Анаид.

Все двери и окна в нем выглядели надежно запертыми. Ставни были опущены, а огни погашены. Вряд ли обитатели этого жилища скоро вернутся! Вокруг царила мертвая тишина.

Приложив ухо к стене и прислушиваясь к звукам внутри дома, Клаудия напрягла все свои колдовские способности. Там не смеялись, не ходили и не храпели. Впрочем, ей послышался какой-то шорох.

«А если все действительно уехали?!»

Об этом не хотелось даже думать. Неужели она напрасно прилетела в Испанию?!

«Неужели придется вернуться домой в Таормину не солоно хлебавши, да еще и растратив деньги с маминой кредитки?!»

Что же теперь будет?! Анаид погибнет. Мать задаст Клаудии хорошую взбучку. А вдруг еще и Мауро о ней забудет?! Нет, ей следовало сто раз подумать, прежде чем сломя голову нестись в эти Пиренеи!

Клаудия стала гнать прочь мрачные мысли, ведь с ее бурным темпераментом она не только быстро приходила в восторг, но с такой же скоростью впадала в уныние. А сейчас ей нельзя было унывать!

Как следует все обдумав, девушка решила, что не стоило ехать в такую даль, чтобы возвращаться домой с пустыми руками. Открыв дверь заклинанием, она наколдовала себе фонарь и стала осторожно продвигаться с ним по дому, надеясь, что ее не подкарауливает ловушка в виде невидимой липкой паутины.

Больше всего на свете Клаудия боялась и ненавидела мохнатых горных пауков с их малюсенькими глазками и острющими зубками. Кроме того, в свое время учительница природоведения поставила ей «двойку» за то, что Клаудия назвала пауков насекомыми.

«Оказывается, пауки не насекомые, потому что у них не столько ног, сколько положено! — Клаудия восприняла это тогда, как гнусную придирку. — Какая разница, сколько у этой мерзкой твари ног — шесть или восемь! Да хоть двенадцать! Привлекательней от этого они не станут!»

Внезапно она заметила подкарауливавшего ее огромного паука. Конечно, Клаудия различила только его тень с длинными тонкими конечностями. Однако не заорала от ужаса и не бросилась наутек. Она все-таки была родом с Сицилии. Стиснув зубы, девушка бросилась на паука и огрела его фонарем.

Паук испуганно вскрикнул.

«Позвольте, но ведь пауки не кричат!»

Направив свет на злополучную тварь, Клаудия как следует присмотрелась и вместо паука обнаружила испуганную девочку с длинными нескладными руками и ногами, казавшимися в темноте паучьими лапами.

— Извиняюсь, — заявила девочке Клаудия. — Я приняла тебя за паука.

Честно говоря, это извинение звучало довольно неубедительно, но, судя по всему, его хватило. Потирая ушибленный фонарем лоб, девочка ослепительно улыбнулась.

Облегченно переведя дух, Клаудия протянула ей руку и помогла подняться с пола.


Не прошло и нескольких минут, как Клаудия с Дацилией подружились. Обеих волновал один и тот же вопрос, — что станет с Анаид?! Не сговариваясь, они приняли бесповоротное решение выручить ее любой ценой.

Конечно, Дацилия знала о нынешней участи Анаид гораздо больше Клаудии. Забравшись на кухню, девушки произнесли запретное для омниор заклинание, и перед ними возникли тарелки с горячими макаронами, приправленными сыром, яйцом и ломтиками ароматного бекона.

Поглощая макароны, Дацилия рассказала задумчиво пережевывавшей пищу Клаудии все, что знала об Анаид.

— Выходит, она опоила парня приворотным зельем, выпила крови из запретной чаши и возвратила тебя к жизни?

— Графиня обманула ее, — возмущенно заявила Дацилия. — Анаид не знала, что в чаше кровь. А потом меня ужалила змея, и она спасла мне жизнь.

— Какой ужас!

— Анаид сделала это не нарочно!

— Однако сделанного не вернуть, — деловито заявила Клаудия.

— Выходит, Анаид проклята и умрет! — содрогнулась Дацилия.

— Но ведь она же теперь одиора и бессмертна! — возразила Клаудия.

— Я прекрасно слышала слова Селены! — упорствовала Дацилия. — Проклятие Одии — смертный приговор для Анаид.

Клаудия побледнела. Она могла, не моргнув глазом, перерезать горлу кролику, но сейчас речь шла о смерти подруги.

— Ну и когда она умрет? Как? Где?

— На Тропе Оры. Это путь в Царство Мертвых. Если Анаид войдет в это Царство, оттуда она уже не вернется.

— Неужели Анаид действительно решила пойти Тропой Оры?! — ужаснувшись, спросила Клаудия.

Дацилия кивнула. Она с раннего детства слышала рассказы о Царстве Мертвых и привыкла о нем рассуждать, но понимала, что у многих при одном его упоминании по коже бегут мурашки.

— Да, но она туда не пойдет.

— Откуда ты знаешь?

— Ариминда ее не пустит.

— Что еще за Ариминда?

— Ариминда — моя наставница. Именно она должна распахнуть перед Избранницей тайные врата, с которых начинается путь в Царство Мертвых.

— Почему же она Анаид не пустит? — поежившись, спросила Клаудия.

— Я лично предупредила Ариминду, что Избранница летит к ней, и попросила не пускать Анаид в Царство Мертвых.

— Куда же направится Анаид, если ее не пустят на Тропу Оры? — немного успокоившись, спросила Клаудия.

— Наверное, туда, где находится Жезл Власти, — пожала плечами Дацилия. — Теперь Анаид без него жить не может.

— В этой деревне водятся кролики или куры? — спросила у Дацилии Клаудия, потирая руки от возможности блеснуть своими талантами.

— Ты что, не наелась? — удивилась Дацилия.

Клаудия громко и заразительно расхохоталась.

У обеих сразу поднялось настроение, а Дацилия все поняла, куда-то сбегала и незамедлительно раздобыла курицу, легшую под жертвенный нож.

На этот раз внутренности птицы были очень красноречивы. Клаудия попыталась объяснить Дацилии значение их формы и цвета, но девочка видела перед собой только окровавленные кишки. Она наблюдала за тем, как Клаудия в них ковыряется с почти нескрываемым отвращением.

— Видишь эту полоску на печени? Она означает столб дыма. Вот это пятнышко — вода, а этот кровеносный сосуд — огонь. Кажется, нам надо искать действующий вулкан у моря.

— Тейде? — прикрыв ладошкой рот, пискнула Дацилия.

— Почему именно Тейде? Это может быть Этна или Везувий, или Гекла.[56] Да мало ли вулканов на островах и близ морских побережий! Постой! Посмотри-ка на сердце! Видишь это заметное углубление? Это меч в руке у воина. А этот плавный изгиб — бедро женщины. А сиреневатый оттенок куриного сердца говорит об усталости. Или о скуке…

В голове у Клаудии тут же зароились гипотезы:

— Воин надоел жене? Воину надоела жена? Воин и его жена устали…

Дацилия уже клевала носом, но Клаудия ущипнула ее за руку.

— Не спи! Помоги мне думать!

— Извини, но меня страшно клонит в сон, — зевнула Дацилия.

— Прекрасная мысль! Сон! От усталости засыпают!

— Ну и что? — спросила Дацилия. — При чем тут сон и воин?

— Может, это сон о воине?

Девушки снова пришли в замешательство и молчали до тех пор, пока Клаудии в голову не пришла очередная блестящая идея.

— А как тебе нравится спящий воин? — воскликнула она.

— Почему всегда только воин? — пробормотала сонная Дацилия. — Там же, вроде, была еще женщина?

— Действительно! Спящая женщина? Прямо какая-то Спящая Красавица!

— А что там был за дым?

— Это вулкан. Дымящийся вулкан — это воин, охраняющий сон своей возлюбленной… Стоп! Знаю! Она не спит! Она умерла!

— Откуда ты знаешь? — Элементарно! Воин это вулкан Попокатепетль, а его умершая возлюбленная — гора Истаксиуатль.

Дацилия недоуменно потерла глаза.

— А где они находятся? — спросила она. — И при чем тут воин и его возлюбленная?

— В Южной Америке, Мексике, — ответила Клаудия и вкратце рассказала Дацилии легенду о Попокатепетле и его возлюбленной Истаксиуатль.

— Ого! — воскликнула Дацилия. — Моя мама тоже живет в Америке. В Нью-Йорке.

— А сколько там сейчас времени?

— Часов на семь раньше, чем здесь.

— Значит у них там день. Прекрасно! В этом доме есть Интернет?

Интернет, конечно, имелся, а Клаудия прекрасно в нем ориентировалась. Она связалась с американскими омниорами из кланов Змеи, Пумы и Колибри и рассказала им нечто такое, от чего всколыхнулось все ацтекское племя омниор. Вскоре девушки стали получать тревожные известия. Одна молодая омниора из Клана Змеи, большая мастерица танцевать кумбию,[57] заметила весьма смахивающих на одиор странных женщин в одной из гостиниц Каутемако[58] к югу от Веракруса.

Через несколько часов Клаудия с Дацилией, помогавшей ей объясняться с мексиканскими омниорами, собрали немало сведений о странных гостьях отеля в Каутемако. Им очень помогла одна работавшая там горничной омниора из Клана Колибри, такая же маленькая и проворно сующая повсюду свой нос, как эта птичка.

Теперь у девушек были имена и даже фотографии одиор, в одной из которых Дацилия без колебаний узнала Кристину Олав.

Судя по всему, у Белой Дамы был с собой сундучок с драгоценностями, который она бережно хранила в сейфе гостиницы, но часто доставала и брала с собой на встречи с остальными подозрительными женщинами.

— Это же бабушка Анаид! — воскликнула простосердечная Дацилия.

— Бабушка Анаид — одиора?! — Клаудия была поражена этой неизвестной ей подробностью биографии лучшей подруги.

— Ну да. Они с Анаид жили вместе в пещере, в дубраве. Кристина приготовила для Анаид эликсир забвения, который она дала Року, и отправила нас в прошлое. Потом мы вернулись из замка Кровавой Графини, а на следующий день Кристина исчезла.

— А когда пропал Жезл Власти?

— Анаид чуть не спятила, разыскивая его, — порывшись в памяти, сообщила Дацилия. — Кажется, он исчез, когда мы вернулись из прошлого. Ну да, он исчез на следующий день. Судя по всему, Жезл Власти похитила Баалата.

— Выходит, Жезл Власти и Кристина Олав исчезли в один день?

— Да, — кивнула до сих пор ничего не понявшая Дацилия.

— Значит, Жезл Власти похитила на Баалата, а Кристина! — заявила Клаудия.

— Что же нам теперь делать?!

— Пожалуй, надо поспать! — ответила итальянка, зевнула и выключила компьютер.

Они с Дацилией мгновенно заснули и спали, как убитые, пока не проснулись от голода и не поняли, что проспали целый день.

Включив компьютер, девушки с удивлением обнаружили, что их буквально засыпали посланиями по электронной почте со всех концов Мексики. Мексиканских омниор очень встревожило появление в их стране такого неслыханного количества одиор.

Клаудия с Дацилией с замиранием сердца читали сообщения о бесчинствах этих кровожадных красавиц, не брезговавших кровью юных мексиканских омниор. Однако больше всего Клаудию поразило сообщение, присланное ее матерью с Крита: «Никуда не уезжайте. Мы сейчас приедем! Валерия».

Клаудия сразу поняла, что до собравшихся на Крите омниор дошли слухи о поднятом ей в Мексике переполохе, и так Валерия вычислила нынешнее местонахождение дочери. Теперь ей не миновать взбучки! Впрочем, Валерия ничего не написала ей о своей кредитной карте. Неужели забыла, что дала ее Клаудии? Хорошо еще, что Валерия не заблокировала карту! Значит, ею и дальше можно пользоваться!

— Слушай, Дацилия! Нам нужно отравиться на Попокатепетль, выкрасть Жезл Власти у одиор и уже с ним ждать появления Анаид. Кроме нас, ее теперь никто не спасет!

— Почему?

— Потому что только мы по-настоящему ее любим! Несмотря ни на что! Правда?

Дацилия кивнула. Она по-прежнему испытывала к Анаид самые нежные чувства и не только оттого, что та спасла ее от смерти.

Клаудия шарила по книжным полкам в комнате Анаид, но не находила того, что искала.

— Ты помнишь Книгу Розбуфа и то, что в ней написано о спасении проклятой Избранницы?

— Нет, — смутилась Дацилия.

Так и не найдя нужной книги, Клаудия стала цитировать Розбуфа по памяти:

Очень немногим известен

Секрет настоящей любви —

Поэтому мало счастливых,

Куда ни посмотри.

Она будет вечно жаждать,

Вечно искать и ждать,

Пока не узнает тайну:

Любовь должна отдавать.

Любовь кормит и поит,

Хранит и бережет.

Она согреет сердце,

В душе растопит лед.

И только ей по силам

Расплавить страшное зло,

Что в сердце самой Избранницы

Приют себе нашло.

У Дацилии был такой непонимающий вид, что Клаудия сочла своим долгом растолковать девочке смысл процитированного текста:

— Анаид верила в эти слова. Когда она считала, что Избранница ее мать Селена, она сказала мне, что она может спасти ее своей любовью. Вот и теперь спасти Анаид может только наша любовь. Она растопит силу зла в ее сердце!

— Но ведь не только мы любим ее, — с сомнением в голосе пробормотала Дацилия.

— Разве?

— Селена тоже очень ее любит, хотя и вынуждена подчиняться остальным омниорам.

Вспомнив свою строгую мать, Клаудия заявила:

— На Селену рассчитывать нельзя. Она в руках своего клана и своего племени, а они не моргнув глазом погубят и Селену, и Анаид. Наши матери бессердечны.

Дацилия слушала Клаудию, затаив дыхание. Раньше ей и в голову не приходило, что слепая преданность и неукоснительное соблюдение правил могут быть столь опасны.

— А ее отец?

Клаудия в растерянности пожала плечами. Что она могла об этом сказать? Омниор, знакомых со своими отцами, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

— Ты что, знакома с отцом Анаид? — спросила она у Дацилии.

— Да. Он-то и помог мне с ней познакомиться. Его зовут Гуннар. Он из далеких стран. Красивый, сильный, просто неотразимый.

— Но ведь ты говорила, что его мать одиора? — спросила окончательно запутавшаяся Клаудия.

— Ну да.

— Значит, этому Гуннару тоже нельзя доверять…

Внезапно Дацилии пришла в голову блестящая мысль.

— Постой! — воскликнула она. — Есть один человек, который значит для Анаид больше всех нас вместе взятых! Его зовут Рок. Анаид в него влюблена.

Клаудия потрогала себе пальцем губы и вспомнила о Мауро, с которым так здорово было целоваться. Анаид наверняка по-настоящему любит этого Рока. Анаид — девушка серьезная, она выйдет за него замуж и проживет с ним всю жизнь, не сомневаясь в том, что на свете нет никого замечательнее! Серьезные девушки всегда так поступают!

Подумав об этом, Клаудия мысленно обозвала саму себя ветреной вертихвосткой.

— Сейчас я позову Рока! — воскликнула Дацилия. — Его мать Елена меня знает.

— Наверняка Рок решит, что мы спятили, — вздохнула Клаудия.


— У нас уже есть билеты в Мексику? — спросил Рок, едва девушки закончили свои длительные и путанные объяснения.

Клаудия застыла с разинутым ртом.

— Анаид в опасности! Нельзя терять ни минуты! Вы что не понимаете? — продолжал юноша.

Клаудия не верила своим ушам. «Вот это парень! Не колебался ни секунды!»

— Ты хорошо понял то, что мы тебе объяснили?

— Вы не способны ничего объяснить нормально, но я понял, что Анаид погибнет, если мы ей не поможем.

Дацилия и Клаудия переглянулись и беспомощно развели руками.

Ну как еще втолковать обыкновенному парню, что его девушка — колдунья? И не просто колдунья, а еще и Избранница из древнего пророчества! И при всем при этом на нее пало проклятие, она стала злой и подчинилась воле Жезла Власти. А еще она приговорена к смерти, но слова одного трактата оставляют слабую надежду на ее спасение…

Хотя Рок сам был сыном омниоры, он не знал, что его мать — колдунья, и вряд ли бы легко переварил такие известия об Анаид.

Впрочем, оставалось выяснить еще одну немаловажную подробность.

Клаудия стеснялась задавать вопрос о том, к чему сама относилась столь легкомысленно, но, глубоко вздохнув, собралась и спросила:

— Скажи мне, ты ее любишь?

Рок ничего не ответил. Вместо него заговорила Дацилия:

— Очень важно, чтобы ты сказал нам правду. Ты любишь Анаид или нет?

— А она? — спросил Рок, переводя взгляд с Дацилии на Клаудию и обратно.

— Она влюблена в тебя по уши! — выпалила Дацилия.

— Почему же она сбежала, даже не попрощавшись? — нахмурился Рок. — Почему не отвечает мне по электронной почте?

— Это она цену себе набивает, — посмешила заступиться за подругу Клаудия. — Так поступают все женщины. Она решила тебя заинтриговать.

— Так она для этого в последний раз так меня напугала?

— Она уже была не в себе. Ей угрожала страшная опасность.

— А до того?

— Она стеснялась, — ответила Дацилия.

— Ну, хорошо, — сказал Рок. — Я вам отвечу. Да, я ее очень люблю.

— И я! — вздохнула Дацилия.

— Ну вот и отлично! — воскликнула Клаудия. — И пусть я ветреная вертихвостка, зато у меня есть деньги на билеты в Мексику!

И тут зазвонил ее мобильник.

— Алло?

— Ей понравилось.

— Кому?!

— Маминой кошке! Ей понравилось со мной спать. Теперь она вообще от меня не отходит. Сейчас она лижет мне ногу! Кис, кис, кис, мяу!

«Мауро!»

— Из этого вытекает, что ты по ночам не портишь воздух.

— Вот именно. Когда ты ко мне приедешь?

— Э… Не знаю.

— А что, свадьбу еще не справили?

— Что ты! Конечно, нет. Сейчас мы летим праздновать дальше в Веракрус.

— В Мексику?

— Мы будем там плясать сальсу и кумбию.

— И невеста? С ребеночком в пузе?

— Он уже родился. Мы берем его с собой в коляске.

На том конце что-то грохнуло. Может, это Мауро свалился со стула, а может, вышвырнул телефон в окошко.

— Сколько вы там выпили? — наконец спросил он у Клаудии.

— Да я вообще не пила. Я, в основном, думала. Остальные пили и плясали. А я — думала.

— Обо мне?

— Конечно!

— И что же ты надумала?

— А вдруг ты лунатик?

— В каком смысле?

— Может, по ночам ты шляешься в трансе! Жуткое зрелище!

Мауро ничего не ответил.

— Алло? Мауро? Где ты?

— Я не в курсе, шляюсь ли я по ночам.

— Это необходимо выяснить.

— Как?

— Посыпь пол у кровати мукой. Если наутро по всему дому будут белые следы, значит, ты лунатик.

Мауро опять замолчал. Клаудии очень хотелось, чтобы он забыл всю ерунду, которую она ему наговорила, но Мауро вздохнул и пробормотал:

— Какая же ты мерзавка!

Клаудия облегченно перевела дух.

— Когда снова захочешь помучиться, сразу звони, — сказала она в телефон.

— Ты, правда, обо мне думаешь?

— Конечно!

— Сколько раз в день?

— Каждый раз, когда смотрюсь в зеркало и вижу свои губы, — усмехнулась Клаудия.

— И я тоже.

— Что? Не слышу! Сигнал пропадает…

— А я тебя отлично слышу!

— Что? Не слышу! Не слышу! Пока!

Выключив телефон, Клаудия подмигнула друзьям уже готовым отправиться в путь и стоявшим у двери.

— Это мой парень. Я над ним слегка издеваюсь. Он от этого балдеет.


Открыв трясущимися руками двери своего дома, Селена принюхалась, как настоящая волчица — в прихожей стоял свежий запах молодежи. Она не стала запирать дверь. Скоро должны были появиться Карен и Валерия.

— Клаудия! Дацилия! — позвала Селена, поднимаясь по ступенькам.

Заглянув во все комнаты, она села на стул и, опустив голову, стала ждать Карен.

— Их здесь нет, — сообщила она появившейся Карен. — Но они ушли совсем недавно. Компьютер еще теплый.

— Не волнуйся! — приказала Селене Карен. — Дыши глубже и ни о чем не переживай. А то я снова пропишу тебе таблетки.

— В гробу я видела твои таблетки!

— Хочешь нового нервного срыва?

— А какая разница? Моя дочь погибла. Мне тоже незачем жить.

— Вместе с тобой умрет твоя младшая дочь.

— Не нужна мне никакая младшая дочь! Мне нужна Анаид! — закричала Селена и разрыдалась.

— Успокойся! — сказала Карен, обняв ее за плечи. — На тебе лица нет. Но ведь ты только-только расшевелила омниор. Если бы не ты, они не оторвали бы задницу от стула, а теперь все кланы вышли на тропу войны с одиорами. Отныне омниоры считают тебя своей предводительницей. Ты не можешь их бросить сейчас.

— Еще как могу! — простонала Селена. — Мне надо отправляться на поиски Анаид.

— Мы прекрасно знаем, где она сейчас, — возразила Карен. — Анаид отправилась Тропой Оры.

— Я была в Царстве Мертвых, — простонала Селена, — и прекрасно знаю, что мертвые не прощают ошибок. Они не сжалятся над Анаид и не отпустят ее.

Карен смущенно промолчала. Селена гораздо лучше ее разбиралась в повадках усопших, и призывать ее сейчас к спокойствию или здравому смыслу было бы бесполезно.

— Но ты же не будешь туда снова спускаться? — пробормотала она наконец.

— Ты не знаешь, что такое медленно умирать среди покойников! — в бессильном отчаянии кусала ногти Селена. — Тебе неизвестно, что такое одиночество, страх, безумие и отчаяние. Я не хочу, чтобы и Анаид это узнала. Я не хочу, чтобы она умерла. Я отправлюсь к ней на помощь.

— Слишком поздно! — Карен схватила Селену за руку. — Сейчас ты должна позаботиться о себе и о вспыхнувшей в тебе новой жизни. Пожалуй, ты забеременела именно в это время не случайно!

— Ты это о том, что мне подарили вторую дочь потому, что мне суждено потерять первую? — нахмурилась Селена.

Карен опустила глаза. Она хотела сказать именно это. Недавно обнаруженная неожиданная, но теперь весьма уместная беременность Селены подтверждала расхожее мнение о том, что, отнимая что-то одной рукой, жизнь другой рукой дает людям нечто новое.

— Что же, по-твоему, мне теперь делать? — вздохнула Селена.

— Надо отправиться в Мексику и вырвать Жезл Власти из рук Кристины.

— Это должна сделать Избранница, — покачала головой Селена. — Только Анаид это под силу.

— Теперь она не в состоянии этого сделать!

— Я ей помогу. Клаудия и Дацилия тоже помогут. Все, кто ее любит, помогут ей!

— Как? Вы втроем спуститесь к мертвым по Тропе Оры?

Именно это и намеревалась совершить Селена.

— Да. Я возьму их обеих с собой. Они обе обязаны Анаид жизнью. Мы предложим мертвым наши жизни взамен ее.

— И что же ты скажешь Валерии?! — в ужасе всплеснула руками Карен. — Что принесешь ее дочь в жертву своей?

— Но Анаид Избранница! — заломила руки Селена. — Она спасет омниор и не должна умирать!

— Как тебе только в голову пришло так бросаться чужими жизнями?! Лучше успокойся и придумай что-нибудь поумнее.

Селена повесила голову. Она и сама понимала нелепость своих намерений, но пребывала в таком глубоком отчаянии, что хваталась за любую идею, сулившую даже самую слабую надежду спасти Анаид от смерти.

Пришла Валерия. Села, помолчала и сказала:

— Я кое-что выяснила. Во-первых, у меня сняты все деньги с кредитной карты. Во-вторых, Клаудия, Рок и Дацилия направились в Мексику. Я поняла это, почитав, что пишут в Интернете.

В голове несчастной Селены вспыхнула очередная идея.

— Скорей! Поехали! — вскочив, воскликнула она.

— Куда? В Мексику? — удивилась Валерия.

— Естественно! Там все одиоры. Мы отнимем Жезл Власти у Кристины и станем очень сильными.

Карен с облегчением перевела дух.

«Наконец-то Селена сказала что-то разумное!»

— Я отдам Жезл Власти Анаид, и он ее спасет! — продолжала Селена.

— Взгляни же, наконец, правде в глаза! — в отчаянии всплеснула руками вновь помрачневшая Карен. — Тебе уже не изменить судьбу Анаид!

— Я могу это сделать и обязательно сделаю! — сжав кулаки, заявила Селена.

На глазах у изумленных Валерии и Карен, она легла на пол и стала шептать, касаясь его губами:

— О, почтенные мертвецы, повелители судеб живых! К вам обращаюсь я, Селена Цинулис, которую вы благосклонно выслушали несколько лет назад…

Внезапно земля под домом содрогнулась, и Карен стало страшно.

Поняв, что ей отвечают, Селена продолжила:

— Умоляю вас, о, всесильные! Сжальтесь над несчастной матерью, прозябающей в тисках своего бренного тела, и простите мою дочь Анаид, чью жизнь вы сами мне подарили!

Земля больше не дрожала, и Селена поняла, чего ждут мертвецы.

— Взамен ее жизни я отдам вам свою! Если Анаид вернется в наш мир, овладеет Жезлом Власти и выполнит свое предназначение, я возложу свою жизнь на алтарь вашего безграничного милосердия!

Земля вновь содрогнулась, и где-то вдали заунывно завыла волчица. Теперь затрепетала даже отважная Валерия.

— О, мать моя Деметра! Прошу тебя, заступись за мою дочь и спаси ей жизнь!

К неописуемому ужасу Валерии и Карен, их лица ощупали чьи-то ледяные пальцы. Впрочем, они быстро оставили оцепеневших женщин в покое и нашли Селену, пожавшую чью-то невидимую руку, скрепив рукопожатием свой договор с мертвыми.

Приговор мертвых

Грозивший в любую секунду поглотить ее свет затрепетал и отступил, когда где-то рядом с Анаид раздался хорошо знакомый ей голос:

— Умоляю вас, подождите!

Свет стал слабее и еще дальше отступил от Анаид, когда к ней приблизилась ее бабушка Деметра.

— Умоляю вас, выслушайте меня! Я Деметра Цинулис. Моя родная дочь Селена и моя внучка Анаид уже припадали к вашим стопам. Теперь просить за них буду я.

— Говори, о, великая Деметра!

Анаид затаила дыхание.

— Избранница Анаид нарушила законы мертвых и отняла то, что было вашим по праву — маленькую Дацилию. Однако Анаид поступила так в сознании, помутненном Проклятием Одии. Разумеется, жизнь Анаид безраздельно принадлежит только вам. Она тоже это знала. И все-таки она спустилась сюда просить, чтобы вы покарали злодейку и чернокнижницу Баалату. Я знаю, что ваше милосердие безгранично, и прошу вас уничтожить эту злую ведьму.

Мертвые принялись перешептываться. Наконец один из них ответил Деметре:

— Мы уважим твою просьбу. Анаид узнает, что с Баалатой покончено, и лишь затем мы лишим ее жизни…

— Умоляю вас задуматься и о предназначении Избранницы, — поспешила вставить Деметра. — Оно заключается в том, чтобы раз и навсегда истребить одиор, без зазрения совести попирающих законы жизни и смерти. Для этого ей нужно вернуться в мир живых и искоренить в нем бессмертие. Прошу Великий Совет Мертвых принять решение, благодаря которому исполнятся древние пророчества. Вместо жизни Анаид вам предложат другую жизнь. Прошу вас ее принять.

В сердце у Анаид вспыхнула искра давно потерянной надежды. Мертвые удалились на совещание, и девушка ощутила вокруг себя страшную пустоту.

Осторожно приподняв голову, она прошептала:

— Бабушка?

— Детка, ты молодец. Ты проявила огромное мужество.

— Можно мне взглянуть на тебя, бабушка, — еле слышно спросила Анаид.

— Конечно!

Подняв глаза, Анаид очень обрадовалась, увидев перед собой как всегда невозмутимую Деметру. У бабушки были серые глаза, длинные седые волосы и сильные руки. На ее строгом лице играла улыбка. Сейчас Анаид было нужно только одно — чувствовать себя любимой, ощущать, что она не одна.

Анаид осторожно протянула руку и коснулась руки Деметры. Та была холодна, но излучала большую силу.

— Обними меня, бабушка! — пробормотала Анаид. — Очень прошу тебя, обними!

Деметра обняла внучку, и та сразу успокоилась. Теперь она была не одна. Дыхание девушки стало ровным, и мысли в ее голове пришли в порядок.

— Знаешь, бабушка, я совсем не собиралась становиться одиорой. Я не хочу быть одной из них.

— Я знаю, детка.

— Я не хотела испытывать жажду крови и стремиться к власти.

— Я знаю.

— Но если я такая, может, мне лучше умереть?

— Нет.

— Но ведь я сойду с ума, если вернусь в мир живых, и кровь одиор, текущая во мне, вынудит меня нападать на омниор!

. — Раз ты это поняла, этого может и не случиться.

— Почему?

— Борись со своими злыми желаниями. Старайся делать другим добро.

— Но ведь меня теперь все ненавидят, — тяжело вздохнула Анаид. — Все — Елена, Карен, Крисельда, Селена, Рок… Даже Дацилия меня предала.

— Это не так. Дацилия не хотела, чтобы ты умирала. Поэтому она попросила Ариминду не пускать тебя в Царство Мертвых. Дацилия хотела сохранить тебе жизнь.

Услышав это, Анаид приободрилась еще больше.

— Значит, Дацилия за меня переживала?

— Селена тоже за тебя переживает.

— И Селена? — воспрянула духом Анаид.

— Селена предложила мертвецам свою жизнь в обмен на твою.

— Не может быть! — окаменела от ужаса Анаид.

— Тем не менее, это так. Почти все матери готовы пожертвовать жизнью ради своих детей.

— Значит, она меня любит? — всхлипнула Анаид.

— Очень сильно!

— А Гуннар?

Деметра не успела ответить, потому что раздался голос:

— Анаид, Совет Мертвых решил твою судьбу!

И действительно, снова вспыхнуло уже знакомое Анаид сияние, и девушка опустила голову, чтобы покорно выслушать приговор.

— Великая Деметра, Совет Мертвых рассмотрел твою просьбу и решил ее удовлетворить. Чернокнижница Баалата больше не надругается над законами живых и мертвых. Она навечно останется в недрах земли. Мы остановим ее преступные перевоплощения.

Облегченно переведя дух, Анаид поняла, что исполнила свое предназначение. Баалата побеждена! Девушке даже захотелось улыбнуться, но мертвые еще не закончили.

— Что же касается Избранницы Анаид Цинулис, мы, мертвые, считаем, что пророчества должны свершиться. Она по праву примет Жезл Власти и решит участь земных колдуний. Поэтому мы разрешаем Анаид Цинулис вернуться в мир живых при условии, что прямо сейчас она пожертвует своим бессмертием, а, выполнив свое предназначение на земле, отдаст нам, мертвецам, свою жизнь.

Задрожав, Анаид поняла, что ее казнь не отменена, а лишь отсрочена.

— Примете ли вы взамен жизни Анаид жизнь дорогого ей человека? — вмешалась Деметра.

— Хорошо, — после длительного молчания ответили мертвые. — Пусть вместо Анаид умрет кто-нибудь из ее родных.

— Нет! — воскликнула Анаид. — Это несправедливо!

— Немедленно извинись перед почтенными мертвецами! — тут же одернула внучку Деметра. — Их решения всегда справедливы!

Смиренно склонив голову, Анаид стала извиняться:

— О, мудрейшие члены Великого Совета Мертвых! Умоляю вас не требовать ничьей жизни, кроме моей. Выполнив свое предназначение, я вернусь к вам и останусь у вас навсегда.

Ответом на отчаянную мольбу девушки стало зловещее молчание.

— Прошу вас ее не слушать! — вмешалась Деметра. — Она слишком молода и не всегда отдает себе отчет в том, что говорит.

— Раз уж вы никак не можете решить между собой, чьей жизнью пожертвовать, — смилостивились мертвые, — пусть вместо Анаид умрет любой другой человек на ваш собственный выбор.

Анаид было не по себе, но она решила больше не испытывать терпение мертвых и не возражать им.

Впрочем, про себя она твердо решила, что умрет сама и не отдаст никого вместо себя на заклание.

— Благодарю вас! Вы безгранично добры! — поблагодарила девушка мертвецов, которые тут же окружили ее и затянули заунывную песнь, от которой у нее защемило сердце.

Впрочем, Анаид ни словом, ни стоном не выдала своих чувств, но внезапно стала кружиться на месте, как волчок, все быстрей и быстрей, пока не уменьшилась в размерах до новорожденного младенца. Потом исчезла. Затем на месте, где она стояла, появился младенец, который стремительно рос и превратился в Анаид.

Девушка так и не поняла, сколько времени занял этот процесс, но знала, что вновь родилась простой смертной. Анаид чувствовала себя безмерно усталой, но довольной.

Неужели все позади?! Она вновь смертна, и Проклятие Одии над ней не властно!

Но мертвые продолжали вещать:

— Ты, Деметра, проведешь свою внучку Анаид по лабиринтам нашего царства, а потом назначишь ей другого проводника, который выведет ее в кратер вулкана. Теперь ты в ответе за Анаид, и горе вам обеим, если мы не получим обещанной нам человеческой жизни!

— Благодарю вас, о, великие предводители мертвых! — сказала Деметра. — Не извольте сомневаться в том, что получите обещанное!

Анаид не знала, сколько ей еще стоять на коленях, но Деметра подняла ее за плечо и увлекла за собой.

— Пошли! Быстрей! — шепнула она на ухо внучке.

Внезапно подземную Цитадель Мертвых потряс оглушительный вопль.

— Нет!!! Отпустите меня, наглецы!!! Как вы смеете?!! Я — великая Баалата! Говорю вам, пустите меня!!!

От душераздирающих воплей ведьмы у Анаид затряслись колени. Однако жестокая ведьма причинила так много зла омниорам и близким Анаид людям, что девушка лишь злорадно усмехнулась: «Так тебе и надо!»

— Вы не посмеете заточить меня здесь навечно!!! Я вам всем покажу!!! — вопила Баалата, хотя и знала, что решения Совета Мертвых окончательны и бесповоротны.

Чем дальше бежали Анаид и Деметра, тем тише становились истошные крики Баалаты.

— Скорее, пока нас не настиг ее гнев! — воскликнула Деметра, распахивая перед внучкой ворота подземной крепости.

Теперь Баалата только сдавленно хрипела где-то вдали. Ее душили сетью забвения. Наконец ведьма затихла. Мертвецы наложили на ее уста свою печать. Теперь Баалате предстояло вечно молчать и томиться в недрах земли. Мертвецы не стали ее умерщвлять, чтобы она не утратила желания жить. Ей предстояло вечно мучиться этим невыполнимым желанием. Баалату ждала бесконечная медленная пытка.

«И поделом проклятой ведьме!»

Анаид пожалела, что с Баалатой не поступили так гораздо раньше. Тогда Елена не потеряла бы свою дочку Диану! Остались бы в живых и другие юные омниоры!

Вздохнув, она поспешила за Деметрой, которая вела внучку по какому-то бесконечному сырому подземелью.

— Разве нам не надо переплыть через реку? — удивилась Анаид.

— Мы пройдем под ней в толще земли.

— Почему?

— Законы Мертвых запрещают живым пересекать порог у врат их твердыни.

Значит, Анаид предстояло выйти из мрачного и жуткого места, куда ей вскоре вновь придется вернуться, каким-то другим путем. Они с Деметрой не увидели ни пыльной дороги на бескрайней равнине, ни бесконечных ступеней, по которым Анаид к ней спускалась.

Вспомнив свой долгий и страшный путь до реки, Анаид понурила голову. Вскоре она снова преодолеет его. К счастью, тело уже не будет ей мешать. Жизнь слишком тяжелое бремя, чтобы странствовать с нею по Царству Мертвых…

— Слушай меня внимательно, Анаид, — сказала девушке Деметра. — Скоро мы расстанемся. Я поручилась за тебя, и мертвецы выпустили тебя в Мир Живых, но там все будет зависеть только от тебя.

— И что я должна буду сделать?

— Ты уничтожишь Ледяную Королеву — Кристину Олав.

У Анаид потемнело в глазах.

— Но ведь она…

— Она обладает Жезлом Власти. Она — последний оплот одиор. Ты Избранница и обязана это сделать.

— А как же кровь одиор, что течет у меня в жилах? Я утратила ее вместе с бессмертием?

— Не знаю, — пожала плечами Деметра. — Не исключено, что тебе опять захочется крови и власти.

— Как же мне справиться с этим желанием?

— Теперь ты должна подчинить Жезл Власти своей воле, а не быть его покорной игрушкой.

— Это точно, — смущенно пробормотала Анаид. — Жезл управлял мной как марионеткой.

— Теперь ты поумнела, — поспешила утешить внучку Деметра, — стала осторожней и добрее. И даже готова пожертвовать своей единственной жизнью ради чужого счастья. Не забывай о своем обещании Анаид, и тогда твое короткое правление станет царством справедливости.

С этими словами Деметра на глазах Анаид стала таять в воздухе.

— Постой, бабушка! Не уходи!

— Тебя выведет наружу другой, более старый призрак…

— Обещай мне, что Селена ничего не узнает о том, что я сказала мертвым!

— Не могу…

— Бабушка, пусть меня выведет отсюда Бригитта!

— Бригитта? Омниора с горы Дольмен?

— Да! Прошу тебя, бабушка, позови ее! Это моя последняя просьба!

Деметра испарилась, и Анаид вновь испытала горечь одиночества. Но несколько мгновений спустя девушку пробудил от мрачных мыслей чей-то низкий мелодичный голос — Ты меня звала?

Перед Анаид возникла прекрасная женщина с густыми белокурыми волосами, спускавшимися ей до пояса.

— Ты Бригитта? — воскликнула Анаид. — Та самая, что изрекла проклятие на горе Дольмен?

— А, так ты Избранница? — ответствовала узнавшая девушку Бригитта. — Избранница из Пророчества?

Анаид поняла, что ее волосы вновь обрели давно предсказанный огненно-рыжий цвет.

— Да, я Избранница, Анаид Цинулис, дочь Селены, внучка Деметры из Клана Волчицы. У меня к тебе, о призрак Бригитты, огромная просьба…

И неукротимая колдунья Бригитта с горы Дольмен, не устрашившаяся ни солдат, ни костра и даже в огне повторявшая проклятие, сулившее бесконечные горести влюбленным, смиренно преклонила перед Избранницей колени.

— Проси! Я не смею ни в чем тебе отказать…

* * *

Сжимая в кулаке поводок, на котором бежала ее верная лайка, по улицам Веракруса шла девушка. Никто не обращал внимания на ее длинные всклокоченные волосы, на ее ожерелье из медвежьих клыков и на неряшливый внешний вид. В здешних краях шаталось немало чужестранцев, искавших встреч с колдуньями, чья многовековая мудрость способна была принести несчастным избавление от болезней и недугов.

Это был тот странный час, когда на улицах можно было встретить лишь тех, кто ложится очень поздно или встает крайне рано, не слышно было гитар, исполняющих лабамбу и фанданго.[59] Аркады над ресторанчиками и эстрадами пустовали. По залитым фантастическими цветами рассвета белым фасадам одиноких домов еще не скользили тени прохожих.

Поэтому девушку никто не заметил и не удивился, когда она опустилась рядом со своей собакой на колени, поцеловала ее и накрепко привязала поводок к столбу с тускло мигавшим фонарем.

Повернувшись спиной к собаке, девушка быстро зашагала прочь. Поняв, что его бросили, пес стал рваться за ней.

Фигура девушки уже затерялась среди грязных улочек портовой части города, когда лайка поняла, что поводок привязан очень крепко, подняла морду к бледной утренней луне и заунывно завыла.

Этот вой разбудил дремавшую в своей постели омниору из Клана Колибри. Ужаснувшись такому дурному предзнаменованию, женщина быстро забормотала охранительные заклинания.

На склоне горы Истаксиуатль

Анаид обрадовалась оказанному ей теплому приему. Ее уставшие мышцы гладили ласковые руки, привыкшие осторожно принимать едва появившихся на свет младенцев. Девушка чувствовала как от нежных прикосновений постепенно оживает ее онемевшее тело.

— Нет, пожалуйста! Не надо!

Руки легко прикоснулись к натруженным ступням Анаид, и ей стало ужасно щекотно.

— Ой, не надо! Я сейчас умру! — рассмеялась девушка.

Руки немедленно оставили ступни в покое.

— Нет, только не умирай! Ты и так еле живая, словно вернулась прямо из Царства Мертвых!

Мелодичный голос, ласковые прикосновения, и даже легкое чувство голода, — все это подталкивало Анаид к одному очень важному заключению: она жива.

«Вот здорово!»

Открыв глаза, она убедилась, что будто младенец лежит на коленях странного вида пышногрудой смуглой женщины со слегка раскосыми глазами. Девушка сразу заметила ее необычное украшение — серебряный полумесяц, подвешенный к колечку в носу.

— Где я?

— Ты, детка, в долине Мипулько,[60] в пещере у самой Роситы.

— Какой Роситы? Тебя зовут Росита?

Женщина рассмеялась так звонко, что Анаид лишний раз убедилась, что мертвые остались далеко позади.

— Меня зовут Катлика Якамецтль, дочь Ксокитлики и внучка Куаутлики из Клана Змеи и племени ацтеков. А Роситой мы ласково зовем нашу прекрасную белоснежную гору Истаксиуатль.

«Так она — омниора?!»

Анаид задумалась над тем, знает ли Катлика, кто лежит у нее на коленях.

— А где тут у вас Попокатепетль?

— Попик тут рядом. Он охраняет сон Роситы.

Выходит, Анаид оказалась в нужном месте. Неужели ее тут подкарауливали местные омниоры? Или они все-таки не знают, что перед ними сама Избранница?

Девушка попыталась представиться, но у нее так пересохло во рту, что она с трудом ворочала языком:

— Я Анаулис…

— Молчи, детка. Не болтай. На, лучше попей. И поешь немного. Лучше меня послушай. Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

С этими словами Катлика поднесла к губам Анаид чашку с какой-то белой жидкостью. Отпив немного, девушка поняла, что это алкоголь и попробовала отвернуться, но Катлика настаивала:

— Пей, пей. Это вода с медом и забродившим соком агавы — священный напиток. Мы даем его всем больным.

Анаид послушалась, и скоро по всему ее телу разлилось приятное тепло.

— А теперь, детка, мне нужно с тобой серьезно поговорить.

Девушка насторожилась.

— Видишь ли, у нас тут все посходили с ума. А у тебя на руке след клыков Великой Матери-Волчицы. Кроме того, я чувствую твою силу… Если ты, и правда, так сильна, не могла бы ты помочь мне их образумить?

— А кто сошел с ума? — спросила ничего не понимавшая Анаид.

— Да все — Клан Ягуара, Клан Колибри, Клан Крылатой Змеи… Теперь наши омниоры расхаживают руки в боки, вооружившись до зубов, как настоящие амазонки, и хвастаются друг перед другом, как они, видишь ли, разгромят одиор!

Анаид по-прежнему мало что понимала.

«Клан Ягуара? Клан Колибри? Омниоры вооружились? Да не может быть!» Девушка недоверчиво улыбнулась. Ей было сложно поверить, что робкие омниоры решились взяться за оружие.

Пышногрудая Катлика зачерпнула из деревянной миски какой-то еды, завернула ее в лепешку, помазала лепешку острым соусом и подала Анаид.

— На, покушай. Ты же совсем слабенькая… Так откуда ты здесь все-таки взялась? Издалека?

Анаид молча кивнула и стала с аппетитом поглощать угощенье.

— Поешь и наберись сил. А потом поможешь мне навести порядок. Ты еще очень молода, но, когда они увидят знак Матери-Волчицы и почувствуют твою силу, они тебя послушают. Моя племянница меня уже не слушается. Она учится драться у какой-то омниоры из этрусского Клана Змеи. У этой разбойницы короткие волосы, она умеет раздваиваться и прыгает с атамом прямо как кузнечик! Куда мы катимся? — с этими словами Катлика сложила руки и воздела глаза к своду пещеры.

— О, Великая Мать Ора, не допусти, чтобы и меня на старости лет заставили прыгать с ножом, как блоху!

— Так здесь Аврелия?! — воскликнула Анаид.

— Ты что, ее знаешь?!

— Я только слышала о ней. Она внучка Лукреции.

— Предводительница Клана Змеи племени этрусков Великая Лукреция была женщиной почтенной и уважаемой. Она не скакала с атамом. Не то, что ее внучка…

— Так, значит, Аврелия здесь? — не унималась Анаид.

— Да, детка. К нам приехали омниоры из кланов Змеи, Волчицы, Черепахи, Орлицы, Медведицы… Кого здесь теперь только нет! Они прилетали сюда целыми самолетами!

Странно! Сколько же времени прошло с тех пор, как Анаид вступила на Дорогу Оры?

— Какое сегодня число?

— Двадцатое.

— Какого месяца?

— Сентября.

Вот это да! Прошло целых три месяца с того дня, когда она исчезла в недрах вулкана Тейде. Что же произошло за это время?

Запивая вкусную лепешку пульке,[61] Анаид размышляла.

Значит, омниоры решили больше не прятаться по углам… А почтенная Катлика явно не узнала Анаид и не поняла, кто перед ней. Почему же Катлика не видит, как сверкают золотом ее волосы?! Неужели они такие грязные?

— А где все омниоры?

— Окружают бессмертных одиор. Я оставила их, потому что они меня не слушают, и пришла сюда, посидеть рядом с красавицей Роситой, потому что она мудрая, не прыгает и слушает меня. А ты подползла к моей пещере. Наверняка это не случайно. Тебя прислали ко мне мои дорогие вулканы, чтобы я тебя выходила, а ты — навела порядок в нашем взбесившемся курятнике…

— Тетя Катлика! Что ты там нашептываешь молодой волчице?

Повернув голову к входу в пещеру, напротив света Анаид различила чей-то силуэт. Присмотревшись, девушка поняла, что это молодая омниора в джинсах и короткой куртке. В ее носу висел такой же серебряный полумесяц, как у Катлики, а в руке девушка сжимала атам.

— Ничего я никому не нашептываю. А ты убери атам. В пещеру входить с оружием не положено.

— Откуда ты знаешь, что у меня атам? — удивилась молодая омниора. — Ты же слепая!

Не веря своим ушам, Анаид повела перед лицом Катлики рукой. Старая омниора и бровью не повела, и девушка поняла, что та действительно слепа и не видит цвета ее волос.

Оглядевшись, Анаид заметила красивую вышитую шаль и, сделав вид, что озябла, накрыла ею голову и плечи, пока глаза молодой омниоры привыкали к полумраку пещеры.

— Вижу, ваше решение сражаться не по душе предводительницам ацтекского Клана Змеи, — сказала Анаид не выпускавшей из рук атама молодой омниоре.

— Предводительницы уже старые и боятся всего нового.

Анаид удивилась, как решительно и отважно говорит молодая омниора. И даже пожалела о том, что не может признаться, кто она такая.

— Я Диана Дольц, дочь Алисии, внучка Марты из Клана Волчицы, — соврала Анаид.

Опустившись перед Анаид на колени, молодая омниора представилась, глядя ей прямо в глаза:

— Я Мецтлика Тальпалана, дочь Ицпапатлики и внучка Омеситлики из Клана Змеи.

С этими словами Мецтлика обняла Анаид. Та обрадовалась теплому приему, а Мецтлика, принюхавшись, обнаружила рядом деревянную миску.

— О, что я вижу! Добрая тетя Катлика наловила на агаве вкусных червяков!

Запустив руку в миску, Мецтлика набрала червяков и, причмокивая, стала ими лакомиться.

Анаид чуть не вырвало. Сначала она решила, что червяки ненастоящие. Куда там! Те вовсю извивались!

«Так вот, чем Катлика начинила ее лепешку! — Анаид поняла, что сейчас ее стошнит, и собрала волю в кулак. — В конце концов, червяки[62] тоже из мяса. И даже очень вкусные…»

Отдуваясь, Катлика поднялась с камня, нашла трубку, набила ее табаком и стала ее раскуривать, пуская облака сизого дыма.

— Катлика очень на нас злится, — Мецтлика толкнула Анаид локтем в бок. — Она терпеть не может драться.

— Так, значит, это правда? — оживилась Анаид. — Мы будем драться с одиорами?

— Клянусь Мецтликой-Луной, чье имя ношу, да! Выгляни из пещеры! Ты увидишь там за каждым камнем, под каждым кустом и в каждом овраге по вооруженной омниоре. Скоро пробьет наш час!

— Наш час? — взволнованно прошептала Анаид.

Доев червяков и запив их пульке, Мецтлика довольно потянулась и утерла рот ладонью.

— Наш час пробьет, когда одна из ваших волчиц поведет нас в бой, — пояснила молодая омниора, протягивая Анаид чашку с пульке. — Это она объяснила нам, что нужно делать.

— Что же это за волчица?

— Это сама Избранница! Ее зовут Селена. Неужели ты ее не знаешь? — удивилась Мецтлика.

У Анаид от волнения задрожали колени, и она сделала большой глоток пульке.

— Значит, Селена — Избранница? — прошептала девушка.

— А то! Избранница Селена отнимет Жезл Власти у Ледяной Королевы и прикончит ее!

— Ледяная Королева тоже здесь? — дрогнувшим голосом пробормотала Анаид.

— Ты что, с луны свалилась? Конечно, Ледяная Королева здесь! И все остальные одиоры тоже! А Белая Дама у них за главную. Хорошо еще, что Баалаты больше нет. Ты, наверное, не в курсе, что с ней покончено.

— А кто покончил с Баалатой? — с притворным любопытством спросила Анаид, решившая разузнать последние новости мира живых.

— Естественно, Селена! — воскликнула Мецтлика. — Она — отважная омниора из Клана Волчицы и племени скифов. Она живет далеко отсюда. Где-то на севере. В Испании. В каких-то горах. Неужели ты о ней ничего не слышала?

— Нет, кое-что слышала.

У Мецтлики восхищенно загорелись глаза.

— О ней мало слышать! Ты должна увидеть Селену своими глазами. Она высокая, отважная, у нее рыжие волосы, и она не страшится называть вещи своими именами. Она никого и ничего не боится и, если потребуется, пожертвует жизнью ради остальных омниор.

Анаид была очень раздосадована. Все считают великой, отважной и самоотверженной Селену! А о ней, Анаид, словно забыли. И это после всего, что она сделала!

Девушка поняла, что завидует матери, и еще больше расстроилась.

— А какие планы у одиор? — едва слышно спросила она.

— Белая Дама и остальные одиоры намереваются провести торжественный утренний ритуал и освятить Жезл Власти первым солнечным лучом дня осеннего равноденствия в тетцакуальке[63] на Попокатепетле, — начала рассказывать Мецтлика, но заметила, каким непонимающим взглядом смотрит на нее Анаид, и пояснила: — Тетцакуальк — это святилище, куда падает первый луч солнца. Одиоры с незапамятных времен справляют в тетцакуальках свои жестокие ритуалы, принося в жертву маленьких омниор.

— Значит, Жезл Власти будет у Белой Дамы? — вздрогнув, спросила Анаид.

— Совершенно верно! Но одиоры не знают, что мы их уже окружили.

— Имейте в виду, одиоры очень сильны.

— Омниоры облачились в покрывала невидимости, — усмехнулась Мецтлика. — Мы впервые пошли на военную хитрость, а одиоры так уверены в своей непобедимости, что им это даже в голову не пришло. Они думают, что мы просто попрятались и скрежещем зубами от бессилия.

— Когда же вы на них нападете? — спросила Анаид, и у нее учащенно забилось сердце.

— Мы нападем на них завтра утром, и Избранница завладеет принадлежащим ей по праву Жезлом Власти!

— Избранница?

— Да! — кивнула Мецтлика. — Селена! Она завладеет Жезлом Власти, и сбудется Пророчество Оры!

Анаид сжала кулаки и стиснула зубы. Внезапно омниоры предстали перед ней в другом, совсем невыгодном свете.

Какие же они все-таки двуличные! Кормят ее тут вкусными червями, поят пульке, восхищаются ее силой. А сами давным-давно позабыли о настоящей Избраннице. Им теперь на нее наплевать! А ведь Жезл Власти — ее и больше ничей! Она не позволит Кристине и Селене вырывать его друг у друга из рук!

И Анаид почувствовала жжение в руке, на которой Жезл оставил свой след. Девушке нестерпимо захотелось сжать его и обладать им. Анаид охватила самолюбивая жажда мести. Она поняла это и попыталась отогнать низменные мысли, вспомнив слова Деметры и свой договор с мертвецами.

Мецтлика заметила, как она помрачнела.

— Что с тобой? Тебе плохо? У тебя болит рука? — молодая омниора решила посмотреть, что случилось с рукой Анаид, но та, спрятав ее за спину и прошипев: «Не трогай меня!», бросилась в глубь пещеры.

Забившись в самый дальний угол, девушка дрожала, размышляя о том, что с ней происходит и почему ей так сильно хочется всем отомстить.

Почему, только подумав о Жезле Власти, она выходит из себя? Неужели оттого, что ей не отвечают взаимностью те, кого она любит? Ведь от одной мысли о предательстве Селены или Кристины ее начинает трясти от злобы и ненависти!

Анаид мысленно обратилась за помощью к своей молочной сестре Сармуке, но не получила ответа. Совсем наоборот, стоило ей подумать о Сармуке, как раздался страшный грохот, и пещера вздрогнула.

Испугавшись, Анаид выбежала наружу и у самого входа наткнулась на Катлику, с невозмутимым видом курившую трубку.

— Извините, иногда мне бывает страшно, — смутившись, пробормотала Анаид.

Мецтлика и Катлика с понимающим видом взяли ее за руки, и Анаид сразу стало лучше от того, что по ее жилам потекла их благотворная энергия.

Вновь раздался грохот, и Мецтлика кивнула на огромный огнедышащий вулкан Попокатепетль. Его склоны были покрыты вечными снегами, а вершина изрыгала огромные столбы дыма.

— Попокатепетль недоволен, — заметила Катлика. — Он не успокоится, пока мы не принесем ему жертву.

— Он уже давно волнуется, — напомнила ей племянница.

— Вот именно! Он требует жертву.

— Но, тетя, жертвоприношения вышли из моды!

— Знаешь, Мецтлика, вулкан не следит за модой. Когда он голоден, он требует жертву. Так было и так будет всегда.

Вместо того чтобы посмеяться над предрассудками тети, Мецтлика покосилась на нее с уважением и шепнула Анаид:

— Тетя Катлика — жрица огня!

— В каком смысле?

— Вулкан разговаривает с ней с тех пор, как ее ослепила молния.

Анаид вздрогнула.

Почувствовав это, Катлика спросила ее:

— Тебе все еще страшно, детка?

— Что же говорит Попокатепетль? — не скрывая дрожи в голосе, поинтересовалась Анаид.

— Он говорит, что мертвые будут ждать еще один день, а потом заберут то, что им причитается.

Один день! За один день ей надо завладеть Жезлом Власти, уничтожить Кристину, расправиться с одиорами, а потом выполнить обещание и принести себя в жертву. Времени очень мало!

Ни Катлика, ни Мецтлика не заметили, как Анаид исчезла.

Анаид же не боялась сбиться с пути. Жаждущая Жезла Власти пылающая ладонь вела ее словно компас.

* * *

Голубоглазая лайка стрелой летела вверх по склону горы. Перегрызенный поводок запутался в кустах, но пес рванулся вперед, освободился и побежал дальше по склону вулкана.

Наконец он нагнал хозяйку. Девушка, тяжело дыша, брела, понурив голову. Она казалась маленькой и хрупкой, как фарфоровая кукла, но вид ее был обманчив. У девушки были сильные ноги, широкая грудь и острые зубы. Впрочем, на высоте пяти тысяч метров ей было трудно дышать. Здесь дул ледяной ветер, а на острую вулканическую породу было больно ступать, несмотря на толстые подошвы ботинок.

Девушка уже почти дошла до Крестов,[64] когда пес нагнал ее и сбил с ног. Вместе они покатились по склону в вихре рук, ног и собачьих лап. Девушка закричала, но ее крик заглушил громкий лай собаки, которая, повинуясь инстинкту, унаследованному от предков-волков, прижала человека лапами к земле.

Ощерившаяся собачья пасть оказалось совсем рядом с незащищенным горлом девушки, и она снова закричала, опасаясь за свою жизнь.

Однако лайка, не обращая внимания на ее крики, завиляла хвостом и стала облизывать своим шершавым языком уши, нос, лицо и раскосые глаза хозяйки.

— Отстань, Тео! Отстань! — кричала Сармука, тщетно пытаясь выбраться и встать. — Тео, ук! — приказала она, и, отпрыгнув в сторону, пес, наконец, послушно лег на землю. — Очень плохо, Тео! — строго сказала Сармука. — Ты знал, что тебе сюда нельзя, но все равно прибежал!

Лайка заскулила, опустила голову и с виноватым видом спрятала нос в передних лапах. Собаке было стыдно, ведь она ослушалась хозяйку.

— Я специально тебя привязала, чтобы ты за мной не бежал, а ты перегрыз поводок. Это очень плохо!

Лайка слушала девушку, не поднимая головы.

— Тебя надо наказать!

Тео посмотрел на Сармуку с такими невинными глазами, какие бывают только у собак, лошадей и детей.

Девушка протянула руку. Преданность Тео была настолько очевидна, что вместо того, чтобы ударить, Сармука ласково погладила его по голове.

— Какой же ты хулиган, Тео!

Собака лизнула ее ладонь и завиляла хвостом.

— Здесь очень опасно. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Возвращайся! Слышишь?

Тео сделал вид, что не слышит.

— Мне предстоит последнее, самое трудное испытание, и не знаю, смогу ли я через него пройти.

Тео пожирал хозяйку преданным взглядом.

Погладив пса по лбу, Сармука сказала:

— Видишь ожерелье из медвежьих зубов? Мать-Медведица обязательно меня защитит. Ты мне больше не нужен.

Пес заметно пал духом.

Поднявшись на ноги, Сармука достала из сумки остатки еды. Это был кусок соленого лосося.

Дав собаке понюхать любимое угощение, Сармука размахнулась и бросила его как можно дальше вниз по склону.

— Беги! Ищи! Тео, взять!

Пес заколебался.

— Ищи! Взять! — настаивала Сармука.

У Тео заурчало в животе, и он бросился на поиски еды, но не пробежал и нескольких метров.

Любовь к хозяйке победила голод. Пес остановился, повернулся и припустил вслед за маленькой фигуркой, карабкавшейся вверх по склону.

После этого Сармуке было уже не прогнать своего верного друга.

Договор, скрепленный кровью

Выпрямив спину и прикрыв глаза, Селена замерла в позе лотоса. Она дышала глубоко и ровно, но все равно не могла прогнать назойливые мысли и чувства. Ее обуревали эмоции, делавшие ее безвольной и слабой.

Несколько часов назад Селена узнала, что Анаид вернулась из Царства Мертвых живой. Мецтлика сообщила Предводительнице, что в пещере ее тети Катлики неподалеку от горы Истаксиуатль невесть откуда возникла молодая омниора из Клана Волчицы. У нее были синие глаза, белоснежная кожа и отметина на руке, оставленная Великой Матерью-Волчицей. Она прибыла откуда-то издалека и выглядела очень уставшей, но исчезла так же внезапно, как и появилась.

Анаид жива! Ее любимая девочка спаслась!

С этими мыслями Селена уже много часов ждала появления Анаид, которой, кроме матери, не к кому было обратиться за помощью. Ведь теперь Селена была не только матерью Анаид, но и Великой Предводительницей всех омниор. Ей пришлось взвалить на плечи и бремя ложной Избранницы и руководство войной с одиорами, с которыми без нее омниорам было не справиться.

Узрев восторг соплеменниц при виде мнимой Избранницы, знавшие тайну Селены предводительницы кланов, помалкивали, поняв, что эта ложь служит их общему делу. Очень немногим было известно, что настоящая Избранница — Анаид, и что она проклята, но они, естественно, ничего об этом не говорили, опасаясь, что простые омниоры падут духом, узнав, что Избранница стала одиорой.

А произошло все следующим образом. Однажды, когда рыжеволосая Селена руководила созданием боевого отряда омниор в долине Науалак, одна молодая омниора из Клана Белки бросилась перед ней ниц и стала громогласно воздавать ей почести как Избраннице. Ее примеру последовали и другие. Слава Избранницы Селены стала расти, и тогда предводительницы кланов обратились к ней с просьбой не возражать и не разочаровывать их подопечных.

Постепенно слух, что Избранница из Пророчества именно Селена, дошел до всех. О Пророчестве знали все омниоры и слепо в него верили. Легенда о рыжеволосой омниоре из Клана Волчицы, которая в один прекрасный день овладеет Жезлом Власти и освободит их от многовекового кошмара — кровожадных одиор с надеждой передавалась омниорами из поколения в поколение.

Селена прекрасно подходила для роли Избранницы. Ведь именно она первой встала на тропу войны и увлекла своим пылом остальных омниор. Все боевые отряды и так считали ее своей начальницей. Поэтому никому и в голову не пришло возражать или сомневаться, когда Селену объявили Великой Предводительницей всех кланов и Избранницей.

И вот теперь Анаид куда-то пропала. В течение долгих месяцев, когда ее дочь была в Царстве Мертвых, Селена не переставала думать о ней ни на секунду. Она боялась за Анаид и мысленно проходила вместе с ней все ее страшные испытания.

Каждое утро Селена боролась с глубоким отчаянием, вспоминая слова своей кузины Леты об Избраннице:

«К моему огромному огорчению, Избраннице суждено проделать бесконечный путь среди боли и слез, потерь, страданий и одиночества. Она будет глотать дорожную пыль, мерзнуть и изнывать от палящего зноя, но не отступит.

Мне хотелось бы избавить ее от жестоких разочарований будущего, но как я могу это сделать?!

Избранница пойдет своим путем и поранит ноги о шипы, которые ожидают ее и никого другого.

Мне не утешить ее, когда она будет проливать горькие слезы. Но это ее слезы. Они написаны у нее на роду».

Несмотря ни на что, Селена убеждала себя в том, что их с Анаид пути разошлись ненадолго, и скоро они опять будут вместе. Поэтому она с радостью приветствовала известие об исчезновении Баалаты.

«Какая Анаид молодец! Она с честью выполнила эту часть своего предназначения, избавив мир от кровожадной ведьмы!»

После этого Селене оставалось только ждать возвращения Анаид в Мир Живых. Селена верила слову мертвых, согласившихся на ее жертву, когда она предложила им свою жизнь за жизнь дочери. Не зря же они обменялись с ней ледяным рукопожатием! А Деметра наверняка защитила Анаид! Обращаясь к матери с такой просьбой, Селена не сомневалась, что та ее выполнит.

Селена свято верила в скорое возвращение Анаид и каждое утро спрашивала у стоявших на часах омниор, не появилась ли в здешних горах синеглазая девушка со светлой кожей, и постоянно смотрела из-под ладони на горизонт в твердой уверенности, что дочь вот-вот появится.

Однако той все не было. Приближалась дата равноденствия, и откладывать начало боевых действий больше было нельзя. Скрепя сердце Селена начала тщательно готовиться к нападению на одиор.

Ей, колдунье, но все равно смертной, предстоит сразиться с бессмертной тысячелетней Кристиной Олав и вырвать у той Жезл Власти! Впрочем, она будет не одна. Вместе с Селеной на одиор набросится целое воинство омниор, прибывших со всех концов света, чтобы сражаться под ее началом.

И все-таки силы были неравными. Битва обещала стать очень кровопролитной. Но все же умереть гораздо лучше, чем влачить жалкое существование под пятой завладевших Жезлом Власти жестокосердных одиор!

И, наконец, всего за несколько часов до начала сражения, Селене сообщили, что неподалеку от горы Истаксиуатль появилась настоящая Избранница — ее дочь.

Почему же Анаид до сих пор не здесь?! Неужели ее отсутствие в рядах омниор означает, что она будет сражаться против них?! Если это так, лучше бы она навеки осталась в Царстве Мертвых!

Взволнованная и подавленная Селена в тысячный раз пыталась предугадать исход предстоявшего дня сражения. По ее приказу, омниоры ее личной гвардии бросились на поиски Анаид, но повстречали лишь юную иннуитку, омниору из Клана Медведицы, медленно поднимавшуюся вместе с верным псом к вершине Попокатепетля. Девушка была уже там, где дул пронизывающий ветер и где от ледников веяло холодом. Она обещала повстречавшим ее омниорам следить с кратера вулкана за тем, чтобы одиоры не зашли им в тыл.

Селена вновь попыталась сосредоточиться и глубоко вздохнула. Отныне она — Предводительница и должна держать себя в руках, что бы ни произошло. Ей необходимо служить примером остальным. Завтрашний день станет решающим, но он наступит лишь после долгой ночи…

— Прости меня, что я тебя тревожу, но есть безотлагательное дело.

Перед Селеной возникла омниора из маньчжурского Клана Скорпиона. У нее были раскосые глаза, желтоватая кожа и гладкие черные волосы. В руке она сжимала атам.

— Вы нашли молодую омниору из Клана Волчицы, которую я просила вас разыскать? — стараясь говорить спокойно, поинтересовалась Селена.

— Не совсем…

— А знаешь ли ты о том, что завтра сражение и накануне его Избранницу нельзя беспокоить? — Селена нахмурилась.

— Знаю.

— И все-таки ты нарушила мой покой?

— Есть важные новости.

— Так говори же, Шон Ли!

Маньчжурская омниора непревзойденно владела боевыми искусствами Востока, и Селена выбрала ее из сотен других для своей личной гвардии, сторожившей вход в пещеру Предводительницы. Шон Ли уже доказала свою преданность Селене, и та ей полностью доверяла.

— Мы задержали мужчину. Это не археолог и не заблудившийся турист. Он ищет тебя и утверждает, что может кое-что сообщить тебе о той, кого ты ищешь.

— Как он выглядит? — вскочив, спросила нахмурившаяся Селена. — Светловолосый? Высокий? С синими глазами?

— Да.

Селена машинально поправила волосы. На ней была расшитая разноцветными цветами длинная туника, скрывавшая начинавший округляться животик. Распущенные рыжие волосы ниспадали ей на плечи.

«Значит, Гуннар тоже здесь!»

— Впустите его, — с притворной твердостью в голосе приказала она.

Когда Гуннара привели, Селене стоило большого труда не броситься в его объятия.

«У него такие сильные руки! Как спокойно и безмятежно она себя чувствует, когда он прижимает ее к своей груди, и она слышит стук его мужественного сердца!»

Собравшись, Селена гордо подняла голову и спокойно произнесла:

— Здравствуй, Гуннар.

— Здравствуй, Селена. Ты, наверное, не ожидала меня здесь увидеть?

Селену поразила холодность, с которой держал себя Гуннар. Он не подошел к ней, не попытался поцеловать. Гуннар говорил глухим голосом, в котором не сквозило ни капли прежней нежности. Его глаза были пустыми, без признаков желания или страсти. Они были суровыми. Взгляд его был острым, как стальной клинок.

— Чего ж мне удивляться? Ты же сын одиоры.

— Я здесь не для того, чтобы выслушивать твои колкости, — нахмурился Гуннар. — И не для того, чтобы объясняться тебе в любви. Считай, что тебе повезло. Она прошла, и ты свободна.

У Селены замерло сердце. Она не понимала, что с ней происходит. Почему ей так сильно хочется его поцеловать? Почему сдержанность Гуннара не радует ее, а расстраивает? А как же ночь, которую они провели в хижине у озера? Неужели он не помнит, что говорил ей тогда? Неужели позабыл об их страсти? А их ребенок! Он же ничего о нем не знает!

Селена была бы рада ненавидеть Гуннара, но у нее не получалось. — С чем ты пришел?

Гуннар заговорил, тщательно подбирая слова:

— Несмотря на Проклятие Одии, Анаид вернулась из Царства Мертвых живой.

— Знаю, — осторожно ответила Селена.

— Сегодня днем она пришла к Кристине, — безжалостно продолжал Гуннар.

Селена приуныла. Теперь против нее не только Гуннар, но и ее собственная дочь! Однако она сделала вид, что ее это не тронуло:

— Я так и думала.

— Через несколько часов, — опустив глаза, продолжал Гуннар, — состоится приуроченная к солнечному равноденствию Церемония освящения Жезла Власти в руках Избранницы.

— Мне это известно.

— И мне известно, что тебе известно. Как и твои намерения. Только у тебя ничего не выйдет.

— Почему? — побледнела Селена.

— Потому что ты не сможешь умертвить собственную дочь, чтобы вырвать из ее рук Жезл Власти.

— Значит, первый луч солнца озарит Жезл Власти в руках Анаид? — содрогнулась Селена.

— Совершенно верно. Моя мать обвела Анаид вокруг пальца. Она не собиралась и не собирается отдавать ей Жезл. Кристина передаст ей его только на время церемонии и только для того, чтобы им не завладели одиоры. Но ты ведь не прикажешь своим омниорам убить собственную дочь!

— Значит, одиоры все знают?

— Естественно, — усмехнулся Гуннар. — Они вас не боятся, но пристально наблюдают за вашими действиями и раскрыли все ваши планы. Им известно, что вы нападете на них во время Церемонии освящения. Появление Анаид им только на руку. Кристина уверена в том, что ты пощадишь свою дочь.

Схватившись за сердце, Селена подумала о том, что ей остается только поверить Гуннару. Впрочем, надо было выяснить еще одну очень важную вещь.

— А что сама Анаид? Как она?

— Нормально. Кажется повзрослевшей. Спокойная. Чего не скажешь о моей матери. Такой я ее еще не видел.

— Какой — такой? — не выдержав, спросила Селена.

Присев на одну из валявшихся на земле подушек, Гуннар без приглашения осушил стоявшую на подносе чашку с пульке. Селена устроилась рядом.

— Я еще не слышал, чтобы моя мать так кричала и спорила с другими одиорами, которым совершенно не нравится, что мать Анаид — омниора. Кристина пыталась их уверить, что завтра все будет кончено, и чаша весов навсегда склонится в пользу одиор, по воле Избранницы, или вопреки ей.

— Значит, Кристина уже все решила за Анаид?

— Моя мать заявила, что Избранница сделает все так, как скажет она.

— Что же, по-твоему, решила Кристина?

— Это очевидно, — выпив еще пульке, продолжил Гуннар. — Моя мать — единственная одиора, обладающая достаточной силой, чтобы править остальными. Очень скоро Анаид станет помехой на ее пути, а моя мать ни перед чем не остановится.

— Выходит, Ледяная Королева во время Церемонии спрячется за спину Анаид, а после того, как Жезл Власти будет освящен, избавится нее?

— Боюсь, что все именно так и произойдет, — еще больше помрачнев кивнул Гуннар.

— Мы должны спасти нашу дочь!

— Разумеется.

— А сама Анаид? За кого она сейчас?

— За мою мать, — опустив глаза, сказал Гуннар.

— Но ведь мы можем ее переубедить! — воскликнула Селена. — Ты можешь ее привести сюда?

— Нет, — вздохнул Гуннар. — Анаид любит свою бабушку Кристину.

Селена бессильно сжала кулаки.

«Подумать только! Анаид любит подлую, замышляющую ее смерть одиору!»

— Не может быть! — простонала она вслух.

— Мне тоже трудно в это поверить. Но Анаид действительно любит ее, — покачал головой Гуннар.

Селена чувствовала, что он говорит правду, но все равно настаивала:

— И все-таки это невозможно. Наверняка Анаид притворяется, чтобы помочь нам.

— Это не так. Кристина упорная и очень хитрая. Она сделала из Анаид то, что у нее не получилось со мной. Теперь наша несчастная девочка обожает ее и сделает все, что та ей скажет. А Кристине не ведомо, что такое любовь, и она безжалостно расправится с Анаид. Я в этом уверен. Поэтому я и пришел.

— Что же ты предлагаешь? — перешла к делу Селена.

— Предлагаю договориться.

— О чем? — затаив дыхание, прошептала Селена.

— Я помогу тебе покончить с Кристиной до начала Церемонии. Мы завладеем Жезлом Власти, а потом вместе утешим Анаид. Или приструним ее, если не будет другого выхода…

— А ты справишься с матерью?

— Стоит мне захотеть, и я стану таким же могучим и непобедимым, как прежде.

— Но ведь речь идет о твоей матери! Ты решишься ее уничтожить?

— При одном условии.

— Каком? — внутренне сжавшись, спросила Селена.

— Ты отдашь мне Анаид.

— Зачем? — Селена вздрогнула.

— Я увезу ее туда, где она позабудет и об омниорах, и об одиорах. Ты же видишь, что среди колдуний она совершенно потеряла голову.

Задумавшись, Селена вспомнила о том, как когда-то вдвоем они бежали далеко-далеко, и том, что из этого вышло.

— У тебя ничего не получится. Анаид всегда будет колдуньей.

— И все-таки я попробую, несмотря ни на что, — настаивал Гуннар.

Селена стала лихорадочно обдумывать сложившееся положение.

Если не станет Кристины, совладать с Анаид сможет только Гуннар. Ведь, несмотря на молодость, их дочь так сильна, что усмирить ее будет не под силу всем омниорам вместе взятым. Кроме того, Селене очень скоро придется отдать свою жизнь, обещанную мертвым, за жизнь Анаид. Когда ее не станет, Анаид останется сиротой…

— Хорошо, — понурив голову, пробормотала она и протянула Гуннару руку, чтобы скрепить их договор.

Гуннар поднес ее руку к губам и поцеловал так нежно, словно перед ним была настоящая королева.

Селена вздрогнула и хотела отдернуть руку, но Гуннар ее не отпустил.

— А ты меня не обманешь? — спросил он, пристально глядя Селене прямо в глаза.

Та не опустила взгляда, пытаясь прочесть во взгляде Гуннара его чувства, но ничего не увидела.

Раньше его взгляд был ясным и прозрачным. В нем читались все его желания и опасения, а теперь Гуннар словно задернул шторы. Его взгляд стал непроницаемым, и Селена пожалела о том, что не воздала должного страсти в его взоре, которым он смотрел на нее после пятнадцатилетней разлуки.

— Не обману, — прошептала она и опустила глаза, подумав о том, что Гуннар не знает, что она снова ждет от него ребенка, которому очень скоро суждено погибнуть вместе с нею.

— Ты что-то от меня скрываешь, — настороженно пробормотал Гуннар.

— Ты, кажется, считаешь, что видишь меня насквозь? — усмехнулась Селена.

— Ну что ты, — в свою очередь усмехнулся Гуннар. — Мужчинам этого не дано. Женская душа — потемки даже для самых проницательных колдунов.

— А вдруг ты снишься мне по ночам… — прошептала Селена и, сама того не желая, игриво улыбнулась Гуннару, но тот тут же поднялся на ноги, заявив с самым серьезным видом:

— Не надо, Селена. Больше я не поддамся твоим чарам. С меня довольно. Мне не нравится, когда меня водят за нос. Можешь выходить замуж за Макса или за кого угодно, но не пытайся меня соблазнить. Больше у тебя это не получится… Жду тебя перед рассветом у тетцакуалька в Тламакасе.[65] Приходи одна.

Селена очень расстроилась. Она не ожидала от Гуннара таких слов. Кроме того, ее очень огорчил его категоричный отказ. Только почему ее так расстроило его равнодушие? Ведь она же его ненавидит! Разве он не мерзкий обманщик? Разве она не желает его забыть?

Дождавшись, когда Гуннар покинет пещеру, Селена в сердцах топнула ногой. Она чувствовала себя несчастной униженной дурой. Впрочем, какая разница?! Скоро она навсегда позабудет, что такое несчастье, унижение, да и все остальное…

— Селена! — это была опять маньчжурка Шон Ли.

— Ну что еще? — с трудом выравнивая дыхание, спросила Селена.

— Дацилия, непосвященная молоденькая омниора с Канарских островов, ослушалась и нарушила твой приказ.

— Что же она натворила?

— Она побежала следом за этим красавцем.

Улыбнувшись сквозь слезы, Селена подумала, что к Гуннару не осталась равнонодушной даже маньчжурская каратистка.

— С какой целью?

Опустив глаза, Шон Ли пробормотала с таким видом, словно ей стыдно повторять слова ослушницы:

— Она сказала, что он приведет ее к Анаид, а Анаид — настоящая Избранница. А ты — ненастоящая.

— Эта маленькая мерзавка так и сказала? — рассердилась Селена.

— Да. К тому же она была не одна.

— Кто с ней был? — процедила сквозь зубы Селена, опасаясь массового неповиновения.

— Клаудия и этот парень, который тут с ними крутится.

— Рок?

— Да.

— Ну и ладно. Пусть идут, куда хотят, — быстро все обдумав, махнула рукой Селена.

— Но ведь очень важно, чтобы сегодня ночью…

— Говорю вам, не трогайте их! — перебила маньчжурку Селена. — И начинайте готовиться к бою. Сегодня ночью никто не должен спать.

— Хорошо.

Понимая, что в жизни всегда есть место случаю, Селена подумала, что безумный поступок Дацилии может повлечь за собой совершенно невероятные последствия. Ведь Дацилия и Клаудия — подруги Анаид и любят ее! А важнее всего то, что Анаид любит Рока, а Рок любит ее! Может, еще не все потеряно?

Избранница из пророчества

Бабушка лично готовила Анаид к торжественной утренней церемонии. Девушка же не закрывала рта, все время о чем-то расспрашивая Кристину, и при этом волновалась и радовалась, как дитя.

Анаид разглаживала ладонями свою расшитую золотом и серебром тунику и крутилась перед зеркалом в атласных туфельках, позвякивая браслетами из драгоценных камней на запястьях.

Кристина просила Анаид сидеть смирно, пока она будет ее красить — подводить черным карандашом глаза с их бездонным, наполовину наивным, наполовину безумным взглядом и красить вишневой помадой ее сочные, удивительно соблазнительные губы.

— Вот это да! — оторвав глаз от замочной скважины, воскликнула Клаудия. — Мне она не позволяла так себя размалевывать!

Рок в нетерпении мгновенно отпихнул Клаудию от двери и прильнул глазом к замочной скважине. — Какая же она красавица!

Маленькая Дацилия проползла между ногами Рока и Клаудии и заглянула в щелку.

— Анаид нас предала! — с горечью прошептала она.

Рок и Клаудия тоже понимали, что радость Анаид, ее восторг по поводу нарядов и украшений, ее бойкое щебетание с одиорой весьма красноречивы, но не сдавались.

— Я в это не верю, — пробормотала Клаудия. — Ведь не захочет же Анаид стать королевой одиор, правда?

Несчастная маленькая Дацилия в коротенькой юбочке и пестрой футболке не выдержала и расплакалась, размазывая по щекам дешевую тушь.

— Я так ее любила! А теперь она захочет нас убить, и нам придется с ней драться. Мы же враги… — даже кроткая Дацилия в последнее время прониклась неслыханным доселе боевым духом омниор.

— Но мы же с ней еще не разговаривали! — взволнованно прошептала Клаудия. — Она нас даже не видела и не знает, что мы здесь!

И тут Рок, почувствовав чье-то ледяное прикосновение к своему плечу, вздрогнул. Взглянув за спину, он схватил Клаудию за руку и хрипло прошептал:

— Девочки, не пугайтесь, мы попались!

Клаудия с Дацилией тоже обернулись, но не успели даже вскрикнуть. Чьи-то ловкие руки мгновенно заткнули им рты, и у них потемнело в глазах.

Не выпуская руки Клаудии из своей, Рок, теряя сознание, успел разглядеть прекрасное женское лицо с пронзительным, как у завидевшего жертву сокола, взглядом жестоких глаз.

Пригладив на виске Анаид непослушный локон, Кристина двумя пальцами приподняла голову внучки за подбородок.

— Дорогое дитя, расправь плечи, смотри прямо перед собой и иди, высоко подняв голову. Ничего не бойся. Помни о том, что ты Избранница и очень скоро в твоих руках будет Жезл Власти.

Тут Анаид что-то вспомнила, и это не ускользнуло от внимания Кристины.

— В чем дело? Тебе что-то нужно?

— Да, несколько монет.

— Несколько монет? Прямо сейчас?

— Да. С ними мне будет спокойней.

Открыв сундук, Белая Дама извлекла из него кожаный мешочек и развязала его.

— На. Возьми, сколько тебе нужно.

Взяв горсть монет, Анаид высыпала их в кошелек на кожаном шнурке и повесила его себе на шею под тунику. Ей сразу стало спокойней.

— Еще что-нибудь, детка?

— Нет, спасибо. Больше ничего.

Анаид чувствовала себя уверенно и спокойно рядом со своей заботливой, элегантной и хладнокровной бабушкой.

В ее невесть откуда взявшемся в этих горах сказочном дворце было все, что только можно себе пожелать, и Кристина старалась предугадать малейшее желание внучки.

После бесчисленных дней тяжелых лишений Анаид насладилась горячей ванной, вкусно поела и теперь любовалась искусно вышитыми одеяниями, подаренными ей бабушкой. Она была благодарна Кристине не только за гостеприимство, она была обязана бабушке жизнью.

Дело в том, что появление Анаид вызвало среди одиор бурю недовольства. Они были готовы признать своей повелительницей Белую Даму, но отнюдь не горели желанием воздавать королевские почести какой-то девчонке сомнительного происхождения, мать которой была омниорой.

Взбунтовавшиеся одиоры заявили, что Анаид — лазутчица и предательница, а Кристина выжила из ума, потому что собирается вручить ей Жезл Власти. С большим трудом, прибегнув ко всей своей силе, Ледяная Королева усмирила недовольных и заткнула им рот.

Однако Анаид чувствовала себя среди одиор чужой. Даже ее собственный отец намекнул ей на то, что ей еще рановато становиться полновластной владычицей. Сама же Анаид уже не понимала, над кем ей предстоит властвовать. Над омниорами? Или над одиорами? Она окончательно запуталась.

На самом деле одиоры не ошибались, считая Анаид предательницей. Ведь та намеревалась покончить с Кристиной Олав, хотя бабушка и распахнула перед ней свое сердце, расточая ласки и внимание.

— Сейчас мы пойдем на церемонию, — заявила Кристина, — но перед этим я хочу угостить тебя вкусненьким!

У Анаид было нехорошо на душе. Она была просто не в силах принимать лакомства из рук человека, которого очень скоро ей предстояло уничтожить.

— Нет, спасибо. Я не голодна.

Деметра приказала Анаид уничтожить Кристину Олав. Но ведь Деметра совсем не знает Кристину! Она не знает, как та любит свою внучку, какими благодеяниями ее осыпает, как она к ней внимательна, как заботлива! А Сармука, молочная сестра Анаид, не отвечала на мысленные призывы девушки, ощущавшей, как вокруг нее сгущаются грозовые тучи.

Никогда еще Анаид не чувствовала себя такой одинокой.

Дверь распахнулась и на пороге появилась державшая себя довольно дерзко чернокожая одиора, состоявшая раньше в свите Баалаты и ставшая прислуживать Кристине совсем недавно.

— Кристина, я должна тебе кое-что сообщить.

— Как ты смеешь, Хлоя! — возмущенно воскликнула Кристина. — Я же велела нас не беспокоить!

Не обращая внимания на недовольство Белой Дамы, чернокожая Хлоя свистнула, и появилось еще несколько одиор. Они тащили бездыханные тела Рока, Клаудии и Дацилии.

Увидев их, Анаид вскрикнула и в ужасе зажала рот рукой.

— Не бойся. Они живы, — поспешила успокоить внучку Кристина.

— Кажется, малолетняя одиора, которая собирается нами править, питает искренние симпатии к омниорам, — пробормотала Хлоя, подмигнув остальным одиорам, тоже служившим раньше кровожадной Баалате.

— Молчать! — возмутилась Кристина. — Эти омниоры помогли Анаид добраться до нас целой и невредимой. Вот только она не знает, что сейчас они сговорились лишить ее жизни.

— Не может быть! — не поверила своим ушам Анаид.

— Дитя мое, — сказала Кристина, погладив внучку по голове. — Дацилия, Клаудия и Рок решили воспользоваться вашей прежней дружбой, чтобы с тобой расправиться. Они подосланы омниорами.

Анаид не знала, что и думать. С одной стороны, слова Кристины казались ей полным абсурдом. С другой, она прекрасно знала законы омниор и понимала их решение покончить с предавшей их Избранницей. Она помнила, как тете Крисельде в свое время поручили умертвить Селену, если та окажется предательницей.

Опустившись на колени рядом с Роком, Анаид разглядывала застывшие в маске страха черты его лица.

— Рок! — зашептала девушка. — Рок! Скажи что-нибудь! Ответь!

— Он тебе уже ответил, — сказала Кристина, указывая на руку Клаудии, которую юноша сжимал в своей. — Ты что, еще ничего не поняла? Он не стал тебя дожидаться.

— Не может быть, — пробормотала Анаид, не сводя глаз с Рока и Клаудии.

— Еще как может, — вздохнула Кристина. — Сейчас они сами тебе все расскажут.

Кристина щелкнула пальцами.

Клаудия, Рок и Дацилия медленно открыли глаза.

— Анаид? — прошептала Дацилия.

Кристина помогла девочке подняться и спросила:

— Ты ведь хотела покончить с Анаид, правда?

Опустив глаза, Дацилия кивнула и пробормотала:

— Она нас предала. Она стала одиорой.

Не сводя глаз с Анаид, Ледяная Королева продолжала допрос:

— И поэтому Анаид должна умереть?

— Да, Анаид должна умереть, — пробормотала Клаудия, не выпуская руки Рока.

— А кто должен заколоть Анаид кинжалом? Ты, Рок?

— Да, — глядя на Кристину, пробормотал Рок. — Я должен заколоть Анаид. Она этого не ожидает.

— Анаид не ожидала и того, что ты влюбился в ее лучшую подругу Клаудию, — продолжала Кристина.

— Да, Анаид еще этого не знает…

— Мы с Роком полюбили друг друга, — не сводя глаз с Кристины, бормотала Клаудия. — Рок разлюбил Анаид.

Забыв о своих новых нарядах, Анаид опустилась на пол и заткнула уши.

— Хватит! Не желаю слушать! Пусть они замолчат! Я не хочу их больше видеть! Уведите их прочь!

— Подави их волю и задуши их желания! — приказала Кристина Хлое, с презрительной усмешкой наблюдавшей за происходящим.

— Но ведь ты сама это уже сделала, о, Ледяная Королева! — возразила непокорная одиора.

— Не смей перечить мне и Избраннице! — сверкнула глазами Кристина. Хлоя провела ладонью перед лицами пленников и те, как бараны, послушной вереницей проследовали за ней.

Разгневанная дерзостью Хлои, Кристина на некоторое время позабыла о внучке, а та билась в истерике.

— Хватит уже, Анаид! Успокойся! — обратилась к ней Кристина. — Пойми наконец, что ты больше не омниора. Тебе известен вкус крови и сладость власти. Омниоры никогда тебе этого не простят.

Разрыдавшись, Анаид, всхлипывая, пробормотала:

— Но Рок! Рок! При чем тут омниоры!

— Чего ты от него хочешь? Чтобы он вечно хранил тебе верность? Да будет тебе известно, мужчины на это неспособны. Мы, одиоры, просто пользуемся ими. Подумай только, что стало бы с нами, начни мы переживать из-за таких ничтожных существ!

— Но Клаудия!

— Клаудия выполняет волю Клана Дельфина. Кроме того, она кокетливая вертихвостка и меньше всего думает о своих подругах.

— А Дацилия! Она меня любила!

— Больше всего Дацилия хочет поехать в Нью-Йорк к маме и ради этого сделает все, что ей прикажут. Она зарежет тебя, не моргнув глазом. Неужели ты не понимаешь, что ты им не нужна?!

— Нужна… Нужна… — заходилась плачем Анаид. — Я нужна маме!

— Маме? — расхохоталась Кристина. — Вот маме-то ты нужна в самую последнюю очередь! Ты что, не знаешь, что Селена объявила себя Избранницей? Ее интересуют только слава и власть. Она хочет, чтобы ей поклонялись как Великой Предводительнице всех кланов и Избраннице из Пророчества.

У Анаид потемнело в глазах. Сердце ее разрывалось.

— А Гуннар?

— Гуннар мой сын, — нахмурилась Кристина, — но…

— Что — но?!

— Он тоже вступил в заговор против тебя.

— В заговор против меня? — ошеломленно пробормотала Анаид. — Но почему? С кем?

— С Селеной. Они сговорились отнять у тебя Жезл Власти.

Это было слишком.

— Неправда! — крикнула Анаид.

Вздохнув, Кристина коснулась кончиками своих тонких белоснежных пальцев одной из ледяных колонн, на которые опиралась крыша дворца, и во льду ожила произошедшая часом раньше встреча Селены и Гуннара.

Затаив дыхание, Анаид слушала тихие голоса матери и отца.

«— Что же ты предлагаешь?

— Я предлагаю договориться.

— О чем?

— Я помогу тебе покончить с Кристиной до начала церемонии. Мы завладеем Жезлом Власти, а потом утешим Анаид. Или приструним ее, если не будет другого выхода…

— А ты справишься с матерью?

— Стоит мне захотеть, и я стану таким же могучим и непобедимым, как прежде.

— Но ведь речь идет о твоей матери! Ты решишься ее уничтожить?

— При одном условии.

— Каком?

— Ты отдашь мне Анаид.

— Зачем?»


Кристина щелкнула пальцами, и колонна показала Анаид другую сцену. Наполнив до краев кувшин напитком, Гуннар высыпал в один из кубков какой-то порошок.

— А это твой папочка готовится нас отравить, — как ни в чем не бывало пояснила Ледяная Королева.

Анаид схватилась за сердце. Теперь она боялась собственных родителей. Кому же ей верить?! Может, Кристине?

— Что он хочет со мной сделать? — прохрипела девушка.

— А вот это мы сейчас у него и спросим, — ответила Кристина, неторопливо направилась к двери и открыла ее.

За дверью стоял Гуннар с подносом в руках. Поняв, что мать предвидела его появление, он удивленно поднял бровь, но прошел в зал и аккуратно поставил поднос на стол.

— Ты меня ждала? — пробормотал он.

— Мать знает все о своих детях, — немного помолчав, сказала Кристина и, чтобы успокоить подозрения Гуннара, непринужденно добавила, ткнув пальцем в тяжелые башмаки на его ногах: — Особенно когда они так громко сопят и топчутся за дверьми!

— Так давайте же выпьем за Избранницу! Ты сегодня очень красива, — добавил Гуннар, обращаясь к дочери.

Анаид была не в силах вымолвить ни слова. Ей не хотелось притворяться. Она была настолько подавлена, что тупо смотрела на то, как отец собирается ее отравить.

— Что с тобой? — спросил ее Гуннар. — Ты плохо себя чувствуешь?

— Она еще девочка, — улыбнулась сыну Кристина. — Ей только предстоит научиться притворяться, как это умеем мы с тобой.

Не дав Гуннару ответить, Кристина указала на дверь соседней комнаты и заявила:

— Мы только что уничтожили Дацилию, Клаудию и Рока. Они покушались на жизнь Анаид.

Кристина добилась своего.

Побледневший Гуннар уставился на дверь комнаты, указанной Кристиной, позабыв о принесенном подносе с кубками. Потом обнял за плечи сидевшую в шоке одновременно с торжественным и отрешенным видом дочь и спросил хриплым голосом:

— Неужели это было так необходимо?

— В противном случае они бы уничтожили Анаид, — заявила Кристина, едва заметным движением переставляя кубки.

— Но ведь они просто дети! — начал возражать Гуннар.

— Ничего себе — дети! Они прокрались сюда с оружием, чтобы убить Анаид по приказу Селены.

Анаид была не в силах даже вздохнуть, но Гуннар возмутился:

— Это неправда!

— Неужели? — звонко рассмеялась Кристина. — Ты защищаешь Селену, которая прогнала тебя и столько раз оставляла с носом?

— Давай не будем об этом.

— Хорошо. Тогда давай выпьем. Ты же явился сюда за этим.

Не веря своим глазам, Анаид смотрела, как отец дрожащей рукой разливает напиток по кубкам. Кристина, не моргнув глазом, взяла свой, но девушка не двинулась с места.

«Неужели дочерняя любовь заключается в том, чтобы выпить яд из рук родного отца?»

— Выпей. Тебе сразу станет легче, — настаивал Гуннар.

— Спасибо. Мне не хочется, — дрожащими губами произнесла Анаид.

Кристина подняла кубок и весело чокнулась с сыном.

— Я пью за триумф Жезла Власти и Избранницы, — заявила она.

— За Избранницу, — повторил за ней помрачневший Гуннар.

Анаид не сводила глаз с отца и Кристины. То, что должно было произойти, произошло очень быстро.

Осушив кубок, Гуннар сразу почувствовал себя плохо. Его начало трясти, он посинел, схватился за горло и медленно сполз со стула на пол.

— Что ты сделала со мной, мама? — прохрипел он.

— Спасла внучку и обменялась с тобой судьбой, — ответила Кристина, обняв Анаид. Не отпуская ее, Кристина поднялась, заставила встать и Анаид и легонько подтолкнула ее в сторону двери.

На улице дул пронизывающий ветер, но Анаид не обратила на это внимания. Ей было очень плохо. Весь мир стал ей безразличен. Девушка слышала только рев голодного Попокатепетля. Ей очень хотелось немедленно броситься в его жерло и среди облаков серы и потоков раскаленной лавы положить конец своим страданиям.

— Не надо думать о смерти, — сказала Кристина. — Ведь у тебя есть я. Я одна не предала тебя и всегда буду о тебе заботиться.

Анаид подняла глаза. Бабушкин голос пролился бальзамом на ее душевные раны.

Ледяная Королева укутала внучку в шубку из мягкого горностая.

— Дитя мое, все это пустяки. Не думай об этом. Ты должна стать сильной.

Наслаждаясь теплом, Анаид чувствовала, как ее баюкают нежные слова бабушки.

— Очень скоро у тебя в руках окажется Жезл Власти. Думай только о нем!

Обняв внучку за плечи, Кристина повела ее по крутой тропе прямо к тетцакуальку на Попокатепетле, где должно было совершиться освящение Жезла Власти.

Вслед за ними, на почтительном расстоянии, поднимались, облаченные в ритуальные одеяния, съехавшиеся со всего света одиоры.

Замыкавшие шествие вели за собой двух молодых девушек, шагавших с отсутствующим видом людей, лишенных собственной воли. По торжественному случаю, их обрядили в зеленые балахоны и белые колпаки. Так полагалось наряжать тех, кого предстояло принести в жертву во время Церемонии.

Это были попавшие в руки к возликовавшим от такой неожиданной удачи одиорам молодые омниоры Клаудия и Дацилия.


Когда рыжеволосая Селена пробралась в назначенный Гуннаром час к тетцакуальку в Тламакасе, ледяной дворец уже испарился. Исчезли и населявшие его одиоры. На месте дворца остались лишь руины древнего храма. Среди них, на холодных каменных плитах лежали безжизненные тела Гуннара и Рока.

Увидев их, Селена все сразу поняла: Кристина обо всем догадалась и нанесла удар первой!

Опустившись на колени рядом с Гуннаром, Селена погладила его по щеке, поцеловала в еще теплые губы и пробормотала:

— Я люблю тебя.

Война колдуний

Тетцакуальк на Попокатепетле был особенным местом. Он находился на высоте почти пяти тысяч метров над уровнем моря, у самого кратера, выше вечных льдов, и его никогда не замечали немногие поднимавшиеся к вулкану путешественники. На этой высоте было так мало кислорода, что они не видели ничего вокруг, думая лишь о том, как бы преодолеть оставшиеся до вершины последние четыреста пятьдесят метров.

Как и остальные святилища, этот тетцакуальк располагался так, что, когда наступало равноденствие, прямо на его алтарь падал первый луч солнца. Затем этот луч стремился по прямой к остальным тетцакуалькам. Тетцакуальк на вершине Попокатепетля бросал вызов всем законам природы и примостился на склоне горы в таком месте, где, казалось бы, не могло удержаться ничто.

Простеньким заклинанием, Кристина Олав восстановила этот тетцакуальк во всей своей прежней красе — с колоннами, подпиравшими его резную крышу над черной вулканической породой, окруженной сверкающим льдом.

Еще выше поднимался лишь столб дыма из кратера вулкана. Ниже курились облака. На самом почетном месте тетцакуалька стояла Анаид. Она трепетала от волнения, но была полна решимости получить наконец Жезл Власти. Мех горностая защищал девушку от холода. Она стояла прямо, высоко подняв голову и спокойно глядя прямо перед собой так, как учила ее бабушка Кристина.

Окруженная сверкающими льдами Кристина Олав приветствовала поднимавшихся в тетцакуальк одиор.

Все происходило в строгом соответствии с ритуалом. Со своего места рядом с Избранницей Ледяная Королева посылала одиорам приветствия и поцелуи, а потом рисовала на их скулах черные круги, призванные отвести дурной глаз, и наполняла их серебряные чаши священным напитком.

С полными чашами в руках красавицы-одиоры степенно шествовали каждая к месту, определенному им по чину, происхождению и возрасту.

Церемония была длинной, действия все время повторялись и показались Анаид бесконечными.

Близость Жезла Власти сильно влияла на нее. У Анаид горела ладонь, страстно желавшая прикоснуться к Жезлу. Тот был совсем близко, а до рассвета оставалось совсем немного. Вот-вот первый луч солнца позволит ей вступить в обладание Жезлом!

Девушка покосилась на ревниво оберегаемый свирепыми сибирскими одиорами массивный золотой ковчег, скрывавший в своих недрах вожделенный Жезл. С трудом скрывая нетерпение она наблюдала за торжественным действом, которое совершала Кристина с остальными одиорами. Произнеся ритуальное заклинание, Ледяная Королева и одиоры подняли свои чаши в сторону вершины вулкана.

— В этом священном месте власть бессмертного огня сопутствует мощи вечных льдов. Поднимем же наши чаши и вкусим благословенного напитка для того, чтобы вместе с ним в нас проникла мудрость Великой Праматери Оры, даровавшей льду и огню силу бессмертия.

Хор одиор ответил: «Да будет так!»

Потом колдуньи осушили свои чаши, надеясь на то, что священный напиток сделает их прозорливыми и непобедимыми, сели в изысканных ритуальных позах и впились глазами в Анаид.

Две широкоплечие одиоры принесли и поставили к ногам девушки большую красную каменную чашу.

— Все готово к жертвоприношению! — доложили они хором, повернув головы в сторону двух жалких фигурок, безропотно ожидавших своей участи у входа в тетцакуальк.

Несчастные были околдованы и не могли не только бежать, но и просто двигаться или думать о том, что с ними вот-вот произойдет. На них были зеленые балахоны и белые колпаки.

Анаид не смотрела на них и не думала о том, что с ними сделают. Она была слишком поглощена мыслями о занятом ею высоком положении и о той огромной силе, которую она ощущала всем своим существом.

— Жертвоприношение будет совершено позже, — решила за Анаид Кристина.

Широкоплечие одиоры преклонили колени перед Избранницей и ее бабушкой, а потом встали и, склонив головы, проследовали на свои места.

У Анаид по коже побежали мурашки. Еще бы! Перед ней собрались ослепительно красивые, кровожадные и бессмертные ведьмы, готовые служить ей и подчиняться Жезлу Власти, который вот-вот окажется у нее в руках.

У Анаид закружилась голова так, словно она заглянула в бездну, над которой нависал тетцакуальк.

«Значит, вот каково оно — чувство безраздельной власти! Вот каково наслаждение повелевать!»

Кристина стала открывать ключом ковчег, в котором покоился Жезл Власти, и голова Анаид закружилась еще сильнее. Заметив Жезл, с которым она была так долго разлучена, девушка не выдержала и застонала. Анаид начала бить нервная дрожь, а ее светящаяся рука заныла почти невыносимо.

Однако, достав Жезл Власти из ковчега, Ледяная Королева не передала его Анаид, а изящной белой рукой воздела его перед одиорами.

— Вот он — Жезл Власти Великой Праматери Оры из Пророчества Треборы! — медленно и веско произнесла она. — Одия прокляла его, но он здесь — могучий и неповторимый, принадлежащий Избраннице!

По рядам одиор пронесся ропот. Некоторые из них были совсем не в восторге от того, что им придется подчиняться бывшей малолетней омниоре.

Анаид протянула руку, и все увидели исходящий из ее ладони яркий свет. Стало ясно, что Жезл Власти по праву принадлежит именно ей, но его все еще не было в ее руке и не только по причине недовольства одиор.

Кристина дрожала. Ей было невыносимо трудно выпускать из рук золотой символ власти. Жезл манил Ледяную Королеву, притягивал ее, и ей было трудно совладать с его силой.

Напрасно тяжело дышавшая Анаид тянула к Жезлу Власти свою сверкающую ладонь.

Зачарованная драгоценным Жезлом Кристина Олав, сжав Жезл в руке, впилась в него глазами.

Вдалеке лед начал переливаться первыми красками рассвета. Вот-вот встанет солнце!

Воцарилась гробовое молчание. Вдруг где-то ниже по склону завыл койот, и этот звук вывел Кристину из оцепенения.

Анаид было не вырвать Жезл у Кристины силой. Девушка вцепилась ей в другую руку и зашептала:

— Бабушка, отдай мне Жезл! Он мой!

Одиоры заволновались, и бывшие прислужницы Баалаты начали кричать:

— Отдай Жезл нам! Жезл принадлежит нам, одиорам!

— Молчать! — Кристина очнулась и замахнулась Жезлом на одиор. — Только Избранница и никто другой может распоряжаться жизнью и смертью, потому что Жезл принадлежит ей! Вы что, хотите испытать на своей шкуре его силу?! На колени, несчастные, и славьте Избранницу!

Без малейших колебаний Кристина протянула Жезл Анаид, вцепившейся в него святящейся ладонью с отчаянием утопающего, хватающегося за соломинку.

Закрыв глаза, девушка наслаждалась силой Жезла, разливавшейся по ее телу и возносившей ее дух в заоблачные выси. Когда ей удалось открыть глаза, Анаид убедилась, что слышит и видит теперь намного острее и лучше, чем раньше. Перед ней словно рассеялся туман. Ее взору открылись бескрайние дали.

Внезапно Анаид услышала чьи-то тихие голоса и без труда разглядела окруживших тетцакуальк множество воинственных омниор. Их не могли скрыть от взора прозревшей Анаид ни деревья, ни кусты, ни снег заоблачных вершин.

Власть Жезла была безгранична. Никто и ничто не могло от него утаиться.

Анаид ощутила себя невероятно сильной и при этом бесконечно одинокой. Она понимала, что теперь все боятся ее и ненавидят.

Жезл Власти в ее руках! И теперь ей не верят ни одиоры, ни омниоры. Ее не любит никто, кроме бабушки Кристины!

Возможно, именно поэтому Анаид почувствовала себя способной без малейших угрызений совести или сожалений удовлетворить все свои желания.

Теперь ей не писаны законы. Теперь закон — ее слово!

Теперь никто ей не указ. Никто не посмеет ослушаться ее приказаний!

Теперь она ни перед кем не должна отчитываться в своих поступках. Только перед самой собой!

Вдруг Анаид вспомнила, что обещала Деметре уничтожить Кристину. Данное мертвым слово не нарушают. А впрочем… Неужели всесильный Жезл Власти не освободит ее от нелепых и поспешных обещаний?

Громкий орлиный клекот возвестил о том, что вот-вот появится первый луч солнца. Выпрямившись во весь рост, Анаид широко раскинула руки ему навстречу. Она уже подняла руку с Жезлом, чтобы направить его на восток, когда замерла, услышав внезапно раздавшийся голос:

— Я люблю тебя, Анаид! — отразился эхом от колонн тетцакуалька голос Селены.

У девушки защемило сердце.

— Я люблю тебя, Анаид!

Это был глухой, но сильный голос ее отца Гуннара.

— Я люблю тебя, Анаид! — крикнул Рок, и девушка подскочила на месте, словно пораженная электрическим током.

Анаид тряслась, как осиновый лист, чувствуя, как испаряются ее уверенность и решимость.

Кристина замерла с невозмутимым видом, но остальные одиоры повскакали с мест, готовые покарать тех, кто осмелился осквернить церемонию. Неожиданно многие из них стали беспомощно корчиться, попав в волшебные сети, наброшенные на них омниорами, бесшумно подкравшимися по ледяному краю отвесного обрыва к самому тетцакуальку.

Святилище огласили злобные возгласы и яростные вопли.

И тут настал миг равноденствия, и первый луч солнца осветил Жезл Власти, наполнивший Анаид ощущением безграничного могущества.

Но новый крик потряс ее еще больше, чем сила Жезла.

— Я люблю тебя, Анаид! — закричала Клаудия, выведенная из оцепенения подоспевшими омниорами.

— Я люблю тебя, Анаид! — закричала Дацилия и бросилась к Анаид, увертываясь от пытавшихся поймать ее одиор.

На самом деле произошло неожиданное.

Луч солнца, проникнув сквозь Жезл, словно облил Анаид своим светом. Девушка замерла в растерянности, тяжело дыша и глядя на все вокруг совершенно новым взглядом. Анаид, наконец, почувствовала себя живой и свободной. Теперь не Жезл повелевал ею, а она повелевала им и понимала, что любовь стоит гораздо больше всех волшебных жезлов на свете.

Приблизившись к дочери, Селена со слезами на глазах попросила ее:

— Уничтожь Белую Даму! Пора!

Анаид молча склонила голову в знак согласия с тем, что именно в этом заключается ее предназначение, и именно для этого она появилась на свет.

Потом повернулась к Кристине и занесла Жезл Власти над головой этой красивой и утонченной женщины.

Кристина не сопротивлялась и не попыталась скрыться с почетного места, которое занимала рядом с внучкой. Она не молила о пощаде, а лишь с безграничной нежностью смотрела на Анаид, словно не в силах наглядеться на нее перед смертью.

Анаид уже хотела ударить Ледяную Королеву Жезлом по голове, но рука отказалась ей повиноваться, и девушка отчаянно боролась сама с собой, слыша вокруг возгласы:

— Ударь ее, Анаид!

— Убей ее!

— Она — источник всех бед!

Глядя прямо в глаза бабушки и, возможно, даже под действием ее чар, Анаид возложила Жезл Власти на алтарь.

— Не могу… — прошептала она.

— Отчего же ты не можешь убить меня, детка? — спросила у Анаид Кристина Олав.

— Я… Я люблю тебя, — дрожащими губами пролепетала девушка.

— Анаид, возьми себя в руки! — вмешалась Селена.

В отчаянии она сама потянулась к Жезлу, чтобы обрушить его на голову великой одиоры, но чья-то сильная рука ее удержала. Это был Гуннар.

— Не надо, — сказал он. — Ты не представляешь, как это опасно.

А Кристина как ни в чем не бывало, обняла Анаид и стала утирать ей слезы.

С негодующим возгласом Селена хотела броситься между ними, но Гуннар опять ее удержал.

— Не надо. В этом нет ничего дурного.

Повернувшись к Селене, Анаид прошептала:

— Прости меня, мама. Все кончено. Из-за меня омниоры погибнут. Я не в силах убить бабушку…

Улыбнувшись Анаид, Кристина осторожно вложила в ее руку Жезл Власти.

— Ты ошибаешься, детка, — сказала она. — Твоя любовь победила. Теперь Жезл по-настоящему твой.

После этого Белая Дама выпрямилась во весь рост и заговорила.

Звук ее голоса отразился от склонов Попокатепетля. Слушая ее, замерли в небе орлы, и утих ветер. Мелодичный и сильный голос Ледяной Королевы поразил даже омниор, впервые вступивших в схватку с одиорами. Все, кто был жив, слушали Кристину, затаив дыхание.

— Слушайте меня! Слушайте меня все! Свершилось то, о чем гласило Пророчество!

Омниоры и одиоры замерли, не решаясь пошевелиться.

— Война колдуний закончилась, не успев начаться. Избранница Анаид одержала победу! — к всеобщему удивлению торжественно возвестила Кристина. — Закончилось и время одиор, — не терпящим возражений тоном продолжила она.

В этот момент тетцакуальк озарила ослепительная вспышка, в которой исчезла одна из сверливших Кристину негодующим взглядом одиор. От нее осталась лишь щепотка праха. Испуганные одиоры закричали и отпрянули от того места, где только что стояла испепеленная колдунья.

— Чистая и бескорыстная любовь Избранницы Анаид ко мне — самой могущественной из одиор, Ледяной Королеве, — громовым голосом продолжала говорить Кристина, — одержала верх над сталью, ядом и изменой.

Бывшая чернокожая прислужница Баалаты обнажила свой атам и с воплем «Предательница!» бросилась на Кристину, но тут же вспыхнула и исчезла.

— Имейте в виду, — показывая на облачко пыли, оставшееся на месте чернокожей одиоры, сказала Кристина, — что я сама так решила. Это я не допустила бессмысленной кровавой бойни, потому что нам, одиорам, нет больше места в мире живых.

Одиоры вспыхивали все чаще и чаще. Те из них, что пока уцелели, метались по тетцакуальку в поисках спасения, но тщетно. Спасения не было нигде.

— Сейчас мы все исчезнем. Первая и последняя война колдуний закончится навсегда.

Омниоры были ошеломлены, а одиоры — поражены страхом.

Внезапно Анаид все поняла.

— Так вот для чего ты устроила возлияние! Так вот что это был за священный напиток! — воскликнула она.

— Все рано или поздно кончается, — вздохнула Белая Дама.

— Но ведь ты пила вместе со всеми! — ужаснулась Анаид.

— Я была бессмертной одиорой и жила так долго, что, право, устала от этого.

— Нет, бабушка! — схватила Кристину за руку Анаид. — Не умирай!

— Я очень полюбила тебя, детка. Благодаря тебе я научилась любить и через много тысяч лет бессмысленного существования поняла, что значит — жить по-настоящему. А разве настоящая жизнь бывает бесконечной?

Со слезами на глазах Анаид достала из кошелька три монеты и протянула их Кристине.

— Вот, возьми. Одну оставь себе, а две дай Мануэле и ее дочке там, на берегу…

Кристина сжала монеты в ладони и тут же вспыхнула и исчезла в красивом розоватом облаке.

Анаид зажмурилась. Она была не в силах на это смотреть.


Попокатепетль властно взревел. Анаид вздохнула и открыла глаза. Она понимала, что вулкан ее зовет, и медлить больше нельзя.

Вокруг девушки царила суматоха. Ликовавшие омниоры кричали, обнимались и потрясали оружием. Празднуя неожиданно легкую победу, они совсем забыли об Избраннице.

Усталые, но целые и невредимые, разве что легко раненные, все занимались своими делами.

Клаудия и Дацилия рассказывали омниорам о своем невероятном путешествии из Урта к самой вершине Попокатепетля. Гуннар с Селеной стояли в стороне, негромко обсуждая что-то свое. Теперь, когда Бригитта, по просьбе Анаид, сняла с них свое проклятие, на пути их будущего больше не было препятствий.

И все-таки неподалеку от Анаид нашелся один человек, не забывший о ней и искавший ее взглядом. Это был красивый, высокий и смуглый юноша — Рок.

Встретившись с Анаид взглядом, он стал решительно проталкиваться к ней сквозь толпу омниор.

В этот момент Анаид отчетливо услышала голос своей молочной сестры Сармуки.

— Я жду тебя, Анаид!

Сармука где-то рядом! Надо спешить к ней!

Анаид уже повернулась на звук ее голоса, когда ей на плечо легла чья-то рука. Это был Рок. Он улыбался.

— Неужели ты меня даже не поцелуешь? — спросил он.

Ни секунды не колеблясь, Анаид обняла его и поцеловала. В последние минуты жизни она могла позволить себе такую роскошь. Их поцелуй длился так долго, что у девушки задрожали колени.

— Значит, все не напрасно, — сказал Рок.

— Что — не напрасно?

— Ради твоего поцелуя стоило ехать в такую даль и рисковать жизнью среди этих сгоревших чудовищ. Ведь они меня чуть не прикончили!

— Мне нужно идти, — сказала Анаид и улыбнулась Року на прощание.

— Куда ты?

— Туда, — Анаид махнула рукой в сторону кратера. — Я обещала…

— Я тебя провожу.

— Нет, нет! Я должна быть одна.

— А ты скоро вернешься?

Ничего не ответив, Анаид повернулась и, глотая слезы, стала медленно подниматься к самой вершине вулкана.


Тем временем Селена и Гуннар пожирали друг друга глазами так, словно пятнадцати лет разлуки, обид и печалей не было и в помине. Они забыли о ненависти, обидах и мести и наслаждались мгновениями вновь обретенной любви, и только Селена, не забывшая о своем обещании мертвым, знала, как недолго суждено длиться их счастью.

— Давай не будем испытывать судьбу, — пробормотала она, пытаясь освободиться из объятий Гуннара. — Ты же знаешь, над нашей любовью тяготеет проклятие!

— А вдруг оно исчезло? — вздохнул Гуннар.

— Как оно могло исчезнуть?!

— Иногда у проклятий истекает срок давности…

— Видишь ли, у меня нет времени, — решительно заявила Селена. — Я бы осталась с тобой навсегда, но моя жизнь мне больше не принадлежит.

— В каком смысле? — нахмурился Гуннар.

— Я должна сдержать обещание.

— Ты обещала Максу выйти за него замуж?

— Не валяй дурака, при чем тут Макс! Все гораздо серьезнее.

— Ты случайно не решила пожертвовать жизнью за идею?

Селена молча опустила глаза, и Гуннар встряхнул ее за плечи.

— И не думай об этом! Я тебе не позволю!

— При чем тут идея! — вырвавшись из рук Гуннара, воскликнула Селена. — Где Анаид?!

Она принялась лихорадочно озираться по сторонам в поисках дочери и наконец разглядела ее маленькую фигурку высоко-высоко, почти у дымящегося кратера вулкана.

Разгадав намерение Анаид, Селена отчаянно закричала и замахала руками, но та даже не обернулась. Не теряя ни секунды, Селена выкрикнула заклинание, стала невидимой и вихрем понеслась по склону горы, как бегут спасать жизнь только самого дорогого человека на свете.


Анаид забралась на самый верх кратера и улыбнулась своей молочной сестре и ее верной собаке.

— Здравствуй, Сармука! — сказала она и нежно обняла молодую иннуитку.

Потом Анаид и Сармука взглянули друг другу в глаза. Все это время они были очень далеко друг от друга, но все равно оставались почти одним человеком.

— Какой красивый! — сказала Сармука, глядя на Жезл Власти в руке Анаид.

Анаид протянула Сармуке Жезл. Девушка знала, что та достойна обладания им.

«Она будет пользоваться им разумно и осмотрительно. Трудно пожелать омниорам лучшей королевы».

В венах Сармуки текла та же кровь, что и у Анаид. Сармука была ее вторым я. Именно Сармуке было суждено повелевать омниорами…

— Возьми, — сказала Анаид своей молочной сестре. — Пусть он будет твоим. Вручаю его тебе от имени всех омниор. Пользуйся им рассудительно.

Взволнованная Сармука разглядывала Жезл Власти без тени вожделения во взоре. Ее не мучила обожженная Жезлом ладонь. Сармука была доброй и честной девушкой. Ее не привлекала мысль о безраздельном господстве.

Попокатепетль вновь властно взревел. Стены кратера затряслись, а из его глубин в небо взвилось густое облако дыма.

Вулкан звал Анаид. Девушка вздрогнула и потрогала кошелек с монетами.

Не выпуская Жезла из рук, Сармука сняла свое прекрасное ожерелье и надела его на шею Анаид.

— Да защитит тебя Мать-Медведица!

Прежде чем совершить последний в своей короткой жизни шаг, взволнованная Анаид обняла молочную сестру и прошептала ей на ухо:

— Ты будешь нашей королевой. Ты будешь мудро править омниорами с помощью Жезла нашей Великой Праматери Оры.

Со слезами на глазах девушки отпрянули друг от друга.

— Жаль, что я не смогла узнать тебя лучше, — пробормотала Сармука. — Но я рада тому, что мне посчастливилось выполнить свое обещание.

Анаид обуревали похожие мысли. Она тоже должна была выполнить свое обещание и принести себя в жертву мертвым.

Девушка уже набралась храбрости и приготовилась броситься в дымящееся жерло вулкана, когда Сармука сорвала с ее с шеи кошелек с монетами и с Жезлом Власти в руке бросилась в кратер. За ней прыгнул ее верный пес.



Миг спустя Сармука и Тео исчезли в облаке сернистых газов, под которыми клокотала кипящая лава.

Ослепленная ужасом Анаид хотела последовать за ними, но ее удержала рука матери.


В долине Мипулько, в своей пещере у горы Истаксиуатль, слепая Катлика закурила трубку. Сейчас ей не требовалось зрение. Она и так знала, что Попокатепетль сыт.

Carpe diem!

Анаид кашляла и чихала, задыхаясь от удушливых выхлопных газов на запруженных автомобилями улицах Нью-Йорка.

— Ты уверена, что это здесь? — спросила она лихорадочно озиравшуюся по сторонам Дацилию.

— Она написала, что будет ждать меня на Манхэттене, на углу, напротив ларька с кока-колой!

Крепко державший Анаид за руку Рок, ткнул пальцем в ларек с прохладительными напитками, но на углу не было видно ни одной матери, с нетерпением ждущей своего ребенка. Там лишь прохаживалась какая-то молодая женщина в мини-юбке и туфлях на невероятно высоких каблуках. К запястью у нее был подвешен хрустальный шар, под мышкой она сжимала тряпичную куклу, а с ее плеча свисала дешевая сумка, из которой торчали леденцы на палочках и безделушки. Женщина посасывала леденец и с заговорщическим видом показывала его всем детишкам, проходившим мимо нее в сопровождении взрослых.

Взволнованная Дацилия осторожно подошла к незнакомке и робко спросила:

— Мама? Это ты?

Женщина как вкопанная застыла на месте и принялась с разинутым ртом разглядывать Дацилию, которая была почти с нее ростом.

— Не может быть! — воскликнула она, наконец. — Ты правда Дацилия?!

И вместо того чтобы обнять дочь, отшатнулась от нее и схватилась за сердце, а Дацилии ужасно захотелось провалиться сквозь землю.

Неужели сейчас от нее отречется родная мать?!

— Это я, мама! — дрожащим голоском пропищала девушка.

— Вот это да! — всплеснула руками женщина так, что тряпичная кукла улетела на проезжую часть. — А я-то думала, ты еще совсем ребенок!

Дацилия смутилась, и Анаид чуть было не бросилась ей на помощь, но Рок ее удержал. К чему встревать в разговор матери и дочери?!

Стоявшая в отдалении Клаудия сфотографировала на мобильник трогательную сцену: мать Дацилии осторожно потрогала худую руку дочери, а потом провела по ней пальцами и коснулась ее бархатистой щеки.

— Какая ты высокая! Я и думать не думала, что ты у меня такая красавица! Нет, я сплю, и все это мне только снится. Ущипни меня поскорей, Дацилия, золотко! Какая же ты лапочка! Обними меня поскорей, моя рыбка!

Дацилия действительно беззвучно разевала рот, словно вытащенная из воды рыба. Она судорожно пыталась придумать, что бы сказать матери, но ей ничего не приходило в голову. К счастью, мать Дацилии тараторила за двоих:

— Ой, да что же это я стою, как дура! Иди сюда! Дай я обниму тебя и поцелую. Я столько лет ждала этого дня. Иди к мамочке, не бойся. Я не кусаюсь.

Дацилия и ее мать крепко сжали друг друга в объятиях, и Анаид невольно подумала о том, как они похожи, — обе открытые, непосредственные, одинаково жутко одетые… У них явно было много общего.

Клаудия уже сделала множество снимков, когда внезапно зазвонил ее мобильник.

— Мауро? Это ты? — подмигнув Року и Анаид, спросила девушка.

— Где ты? — раздался в трубке голос Мауро.

— В Нью-Йорке! Знаешь, свадебные торжества, наконец, закончились, и я скоро вернусь.

— Совсем скоро?

— Ну да! Грей мне кроватку! Скоро я в ней окажусь.

— Э… Видишь ли… Боюсь, что ты не влезешь.

— Ты что, спишь на раскладушке?

— Нет, но втроем мы все равно не поместимся.

— Что значит — втроем?! — заверещала в трубку Клаудия. — Ты что, считать разучился?! Ты и я — это двое!

— А с Джулией — трое!

— С Джулией?! — позеленела от ярости Клаудия. — С моей лучшей подругой Джулией, которую я попросила за тобой присматривать, пока меня не будет!

— Ну да! Она так хорошо за мной присматривала, что теперь — моя невеста.

— Чего-чего? — поперхнулась Клаудия, хотя все прекрасно расслышала.

— Джулия теперь моя невеста.

— Ах, мерзавка! Разлучница! — разбушевалась Клаудия. — Ну и скажи на милость, чем эта Джулия лучше меня? Что она такого умеет делать?!

— У нее отлично выходит меня утешать. Она утешала меня, утешала, а потом мы очутились в кровати…

— Эх ты! Не мог меня немножко подождать!

— Ничего себе — немножко! Я ждал тебя все лето!

— Но ты же сам хотел помучиться! — настаивала, скорее раздосадованная, чем расстроенная, Клаудия.

— Да. И я хотел сказать тебе за это большое спасибо. Я ужасно мучался, ужасно. Никогда я еще не получал такого удовольствия, но дело в том, что…

— С меня довольно! — взвизгнула Клаудия и выключила мобильник.

Анаид бросилась к подруге, чтобы обнять ее и утешить, но та сверкнула глазами и заявила:

— Стой! Не подходи! Сочувствие меня унижает! Терпеть не могу, когда меня жалеют…

— Но…

— Никаких — но! Терпеть не могу, когда меня жалеют счастливые подруги, у которых есть женихи! Терпеть их не могу!

Озадаченная Анаид застыла на месте.

«Неужели Клаудия говорит это серьезно?! Не исключено. Она такая…»

До недавнего времени у Анаид не было жениха, и она не была счастливой подругой Клаудии, но теперь все было по-другому. Несмотря на последние события, несмотря на гибель Кристины, Анаид чувствовала себя такой счастливой, что счастье просто было написано на ее лице.

При мысли об этом, Анаид живо представила себе, как хочется сейчас несчастной брошенной Клаудии чем-нибудь запустить в ее счастливую физиономию…

Геройски погибшая Сармука оставила неизгладимый след в сердцах омниор, многие из которых, особенно самые молодые, щеголяли теперь в футболках с изображением Сармуки и ее верного пса и надписью «Proud of you!».[66]

Анаид действительно гордилась тем, что была молочной сестрой отважной юной иннуитки, которая навсегда унесла с собой Жезл Власти в Царство Мертвых, откуда она будет мудро вершить до скончания века судьбы всех омниор.

Сармука была настоящей героиней, истинной королевой всех колдуний, а Анаид внезапно превратилась в самую обычную и невероятно довольную этим девушку.

Она была счастлива потому, что теперь у нее были папа и мама и, в придачу неотразимый красавец-жених. Кроме того, в самом обозримом будущем у Анаид должна была появиться маленькая сестренка Розита…

Тут рядом со старшей дочерью появились Гуннар с Селеной, которая, красуясь уже хорошо заметным животом, несла пакет с памперсами, ползунками и детскими чепчиками.

Позеленев от зависти, Клаудия прошипела:

— Еще терпеть не могу счастливых баб с их муженьками!

— Чего ты злобствуешь? Не видишь, у Селены скоро будет ребенок, — заметил Рок.

— Вижу, вижу, какая она стала красотка… Знаешь, вид чужого счастья всегда вызывает у меня тошноту!

Стесняясь своего нынешнего счастья в лоне семьи, Анаид принялась оправдываться:

— На самом деле папа с мамой все время ругаются.

— Это как раз самое ужасное! Значит, они друг друга любят. А вот я никому не нужна! — заявила эмоциональная итальянка и смахнула с ресниц крупную слезу.

Анаид махнула на нее рукой.

Относившаяся к своему положению с высокой степенью ответственности, Селена тут же подозвала дочь и показала ей малюсенькие зелененькие ползунки.

— Анаид, правда, симпатичные?

— Они будут Розите велики, — буркнул Гуннар.

— Молчи, несчастный! Когда у тебя в последний раз были дети? Три тысячи лет назад?

— О чем ты говоришь?! А как же Анаид?!

— Что-то я не помню, чтобы ты покупал ей ползунки у белых медведей!

Не обращая внимания на перебранку родителей, Анаид попыталась представить себе пухленькую и плаксивую маленькую Розу в зелененьких ползунках в желтую полоску.

— Неужели она в них влезет?! Они же такие маленькие!

Взяв из рук Анаид ползунки, Рок осмотрел их и со знанием дела заявил:

— Великоваты. Это на три месяца. А когда Розите будет три месяца, в Урте будет слишком холодно для такой тонкой одежки.

— Я же тебе говорил! — воскликнул Гуннар.

Анаид и Селене оставалось только беспомощно развести руками. В вопросах потребностей младенцев Рок пользовался у них незыблемым авторитетом. Как-никак у него было семь младших братьев, и скоро должен был появиться на свет восьмой.

— Я не рождена быть матерью, — в сердцах швырнув пакет на асфальт, заявила Селена.

— Не расстраивайся, мамочка! Все будет хорошо! — поспешила утешить ее Анаид.

— Я вообще ни на что не гожусь!

— Ну что ты! Что ты! Я же буду тебе помогать!

— Представляю, что из этого выйдет! Боюсь, мы с тобой никудышные няньки!

— Я просто жду не дождусь, когда у меня будет сестричка, — заявила Анаид.

— Серьезно? — улыбнулась Селена.

— Абсолютно. Ребенок это так здорово! Он же совсем, как кукла!

— Если можно, я тоже буду вам помогать, — вставил свое веское слово Рок.

— Вот уж, пожалуйста, не надо, — заявил Гуннар. — У ребенка должен быть один отец.

— А кем буду я? — вмешалась Клаудия, не способная находиться вне центра внимания дольше минуты. — Одинокой придурковатой теткой?

— По-моему, из тебя выйдет очень милая тетя! — от всего сердца поспешила утешить подругу Анаид.

— Так! Теперь я не только несчастная брошенная девушка, а еще и тетя! — уперев руки в боки, воскликнула Клаудия.

— Пожалуйста, не кипятись. Подумай только — сейчас вокруг тебя семь миллионов человек, и, чисто статистически, сто тысяч из них — это симпатичные молодые парни, которых достаточно поманить пальцем, чтобы они в тебя влюбились.

— Да? И куда же они все попрятались? — театрально оглядевшись по сторонам, спросила Клаудия. — Да и зачем мне сто тысяч? Покажи хотя бы одного!

Воздев руки к небу, Клаудия закружилась на месте и запричитала:

— Где же ты, мой суженый? Я жду тебя!

Отойдя в сторонку, Анаид одними губами произнесла заклинание. Крышка канализационного люка, на которой вертелась Клаудия, провалилась, и девушку поглотило чрево многомиллионного города.

— Прощайте! — успела крикнуть Клаудия. — Я провалилась сквозь землю от горя!

Гуннар укоризненно посмотрел на Селену, но та только пожала плечами, покосилась на Анаид и сказала:

— Браво. Теперь сама ее оттуда и вытаскивай.

— Это ты сбросила ее в люк?! — замер с разинутым ртом Рок.

— Я только чуть-чуть ей помогла, — слегка покривила душой Анаид.

Тем временем Гуннар опустился на колени рядом с зияющим черным зевом нью-йоркской клоаки, по слухам, населенной аллигаторами, анакондами и гигантскими крысами-мутантами.

— Клаудия! — крикнул Гуннар. — Ты жива?

На помощь Клаудии прибежали Дацилия и ее мать. Вместе с Гуннаром, Роком, Анаид и Селеной они бросились к люку, но замерли, как вкопанные, созерцая невероятное зрелище.

Из люка появилась лестница, а вслед за ней — ухмыляющаяся физиономия великолепной Клаудии, обнимавшей за шею медленно поднимавшегося по лестнице с ней на руках симпатичного молодого пожарного.

Едва появившись над землей, Клаудия помахала друзьям рукой с видом королевы, приветствующей своих верноподданных из окна золоченой кареты.

Встав на ноги, Клаудия взяла молодого веснушчатого широкоплечего пожарного за руку, сказала: «He is Jim, my new boyfriend!»,[67] и, к всеобщему удивлению, поцеловала его.

Потом, оглядев собравшихся и осознав, что ее больше не тошнит от их счастья, Клаудия воскликнула:

— Carpe diem!

Загрузка...