Проклятие клана Топоров

Глава десятая, в которой становится ясно, что такое настоящее наступление и настоящая оборона

Даг смотрел, разинув рот.

Впервые парень увидел, как на самом деле положено воевать, как положено строить войско и управлять им. Ведь викинги Торира нападали гурьбой, брали криком и яростным напором. В море не применяли никаких особых приемов, разве что связывали носы драккаров и пускали вперед берсерков.

Флотилия датского конунга занимала все устье реки, занимала всю бухту, и все равно многим судам не хватало места на чистой воде. «Рогатый Змей» Харальда сиял позолотой, он все время находился в центре флотилии, на полкорпуса возвышаясь над соседними кораблями. Его окружали в два ряда боевые снеккары ярлов, увешанные разноцветными щитами. Кораблей было так много, что Дагу казалось — позолоченные клювы, морды и носы исчезают за горизонтом. Правый флаг держали островные ярлы, с которыми Синезубый поладил совсем недавно. Их полосатые знамена то и дело вырывались вперед. С левого фланга подходили норвежские наемники и северное ополчение. Их было больше всего, в этом году ландрманы собрали в лейдунг почти всех парней, способных носить оружие. Носы боевых кораблей были связаны, между ними настланы мостки, по которым бесконечным потоком двигались грузчики с припасами. Только на первый взгляд казалось, что моряки спят или предаются ленивым играм. Морские форинги Харальда зорко следили за тем, чтобы никто не изнывал от безделья. Стучали плотники, махали кистями маляры, кое — где крепили новые паруса и ставили мачты. С флангов к главному флоту двигались высокобортные кнорры, нагруженные припасами. По сходням спускали туши волов, сотнями гнали коз и домашнюю птицу, рабы враскачку заталкивали под палубы бочки с соленьями и копченостями. На берегу звенели кузницы, мальчишки подносили все новые вязанки стрел. Казалось, никакая сила не смогла бы сокрушить такое мощное воинство.

Кое — где шли перестроения, двадцать пар гребцов одновременно наваливались на весла, громадные паруса бились на ветру, полоскались хвостатые штандарты над палатками. На палубах дежурили горнисты, каждый инструмент звучал на свой лад. Повинуясь пронзительным визгам горнов, драккары неспешно перестраивались в боевой порядок.

— Смотри, вон корабли вендов, — указал дядя Свейн, — там ты можешь найти своих волшебных йомсвикингов. Но похоже, их пока нет.

Суда вендов заметно отличались от творений датских мастеров. На первый взгляд они казались гораздо крупнее и неповоротливее, у некоторых имелись целых два, а то и три ряда весел, а штевни они ставили вертикально.

На носах венды не крепили красивых фигур, зато укрепляли мощные таранные бревна, окованные металлом.

— Глядите, глядите, — тут же забурчал Сигурд, упоенно влюбленный в корабли, — они крепят носовые и кормовые доски заклепками! Но на это идет очень много железа!

Даг не слишком вдумывался, о чем там болтает брат. Он полной грудью вдыхал воздух родной земли. Конечно же, до настоящей родной земли, до отцовской фермы, еще пришлось бы плыть не одну неделю, но после долгого плена и датчане казались своими.

Чем глубже торговый фелаг «Белого Быка» внедрялся в устье Шлеи, тем удивительнее становилась местность. Парень не узнавал бухту и не узнавал реку. Задолго до того, как стало возможным различить башни и стены Хедебю, море и суша превратились в сплошную линию обороны. Датские конунги отгораживались от материка с таким рвением, будто на тысячу лет вперед не желали иметь с империей никаких дел.

Вначале наперерез «Белому Быку» выскочили две быстроходные лодки. Их капитаны потребовали допуск на палубу и были впущены. Обыскав шатры и узкие трюмы, заглянув в глаза каждому рабу, шустрый датчанин выдал Свейну мешочек с пластиной, на которой была выбита незнакомая руна. Как выяснилось позднее, эту руну надлежало обменять у следующего патруля.

После первой проверки Дагу показалось, что их кнорры угодили в кипящий бульон. Вдоль обоих берегов сужающейся бухты сновали сотни такелажных суденышек, на длинных плотах они подтаскивали к берегам груз щебня и грубо обработанные стволы деревьев. По фарватеру реки, под звон медного била, медленно ползли торговые суда. Эти не отвлекались, держали курс строго в торговую гавань. Навстречу купцам, ощетинившись копьями, выгребали драккары под полосатыми флагами. Их становилось все больше, так много, что рябило в глазах.

— Смотри внимательно, этот вал должен замкнуть восточную линию обороны Даневирке. — Свейн Волчья Пасть махнул рукой вдоль бесконечной линии костров и сигнальных маяков, приподнятых на башнях. — В старых висах поется о гордом короле Годфреде, который начал возводить датские укрепления почти двести лет назад. Но с тех пор от могучих валов остались лишь пологие холмы. Синезубый поступает умнее — он приказал возить гранит с каменоломен и зарывать камни в землю глубоко, чтобы болото не размыло.

— Я слышал от друзей, что вал должен был иметь лишь одни ворота, — из шатра с кряхтением выбрался отец Поппо. — Только представьте себе, всего лишь одни ворота для проезда двух телег под аркой. Никто не мог торговать иначе, не заплатив пошлину страже.

— Почему же не получилось оставить одни ворота? — Даг с жадностью следил, как громадный молот вколачивает в мокрую грязь сваи. Вдоль берегов располагались десятки таких молотов, сотни рабов натягивали канаты, чтобы поднять на верхотуру ударный камень.

— Потому что одному Годфреду было не под силу защитить Данию. Он решил строить один вал от Бельта до океана, но не смог укрепить реки Рейде и Треене. Купцы действительно пошли по Воловьему тракту… — Свейн указал пальцем вперед, туда, где виднелись широкая наезженная дорога и переправа. — В те времена от первого вала до реки Эйдер все покрывал лес, никто туда не решался лезть. Но после лес пошел на стройку, начались пожары, а фризы и славяне стали искать обходных путей для своих караванов.

— То, что ты видишь там, за высоким берегом, называется Даневирке, — с долей восхищения поведал епископ. — Никому, кроме древних римлян, не удалось построить похожее укрепление. Даневирке огибает город, вдоль него можно идти несколько часов, пока ноги твои не завязнут в болотах…

Нагруженный кнорр неторопливо пробирался между встречных судов. Порой люди Свейна отталкивались от чужих бортов длинными шестами. Все это время справа Северянин мог наблюдать непрерывную работу. Крошечные фигурки рабов обтесывали могучие стволы, подтаскивали к заранее вырытым ямам, вбивали их вертикально и связывали между собой. Фронтальная часть вала казалась единым монолитом, вдобавок снизу ее укрепляли массивными каменными плитами. Казалось невозможным, чтобы пеший и тем более — конный отряд смог преодолеть такие грозные сооружения.

Спустя время показались торговые пристани. С того дня, когда Северянин приезжал сюда ребенком, город невероятно разросся. Со всех сторон доносились крики распорядителей, переклички грузчиков, грохот бочек, катящихся по настилам. Казалось, все корабли вселенной собрались здесь, чтобы извергнуть из своих чрев грузы. Северянин увидел плоские корабли с косыми желтыми парусами и косоглазых людей на реях. Он увидел толстых мужчин в халатах, с бородами длинными и курчавыми, а корабли их походили на двухэтажные дома. Он увидел узкие длинные ладьи, выдолбленные из целых стволов деревьев, ими правили темнолицые женщины, одетые в шкуры.

Свистели бичи, на веревках волокли диких, завывающих финнов и славян. Навстречу живому товару тащили сети, туго набитые солониной, сушеной рыбой и шкурами. Выбеленными грудами лежали клыки моржей. Колонны дыма вставали над буйным городом.

— Смотри, вон там, видишь? — Дядя Свейн повернул голову Дага.

— Там роют ямы? — Даг попытался рассмотреть что — то за линией амбаров и сторожевых башен.

— Это не ямы. Это по приказу Харальда выкапывают глубокий ров, чтобы в него ушла вода с болот. Тогда вдоль рва смогут и дальше насыпать вал. Этот вал Ковирке тоже ушел под землю. Теперь он будет в три роста человека. И протянется до великих болот! От Слиен-фьорда до Треене никто не сможет пересечь границу с большим войском! Это хорошо и для нас, свеев!

Разинув рот, Даг следил за бесконечной цепью подвод. Мычащие от натуги животные еле тащили в гору обломки породы. На гребне вала трелли набрасывались с колами и упорами, скидывали куски скал каменотесам, и те оглашали воздух дробными ударами молотов. Пустые телеги возвращались назад, чтобы в порту, с барж, снова подобрать свой тяжкий груз.

И так — насколько хватало глаз. Даны готовились к большой войне.

Глава одиннадцатая, в которой датчане раздают жалованье, германцы кормят псов, а Дага очень вовремя вызывают на корабль

— При конунге Харальде смотри в пол, — напутствовал Волчья Пасть. — Когда я назову твое имя, низко поклонись и сделай вид, будто хочешь встать перед ним на одно колено. Харальд будет делать вид, словно ему это противно. Но на самом деле он насмотрелся этих глупых штучек у саксов. Там каждый свободный хускарл лижет сапоги господину.

Даг мрачно кивнул. Его одолевало чувство, что из одной темницы он угодил в другую. Или он слишком привык к вольной жизни на «Золотой деве»?

Усадьба конунга поражала воображение. Она пряталась за двумя рядами высоченных кольев. Вооруженные гримы оглядывали пришельцев сквозь прорези в бревнах и лишь затем, получив секретное слово, откатывали створки ворот. Даг вошел следом за Свейном и тут же застыл, разглядывая расписной потолок. С потолка свешивались потрепанные знамена, отбитые у врагов. С обеих сторон зала имелись широкие двери, через них слуги вносили и выносили кушанья. Несли гусей и целых поросят на блюдах, порой ухватив блюдо вдвоем за тяжелые медные ручки. Престол Харальда располагался посередине зала, его укрывали богатые ковры и шкуры редкой выделки. Чуть ниже и справа от трона находились скамьи приближенных. Свейн шепотом называл их имена, но Северянин не запомнил никого, кроме огромного окольничего по имени Себьерн Лось. Тот сидел прямо напротив Синезубого и подливал хозяину эля из высокой глиняной бутыли. В глазах блестело от бронзовых наручей и драгоценных камней, усеявших оружие и одежду. Гул в зале стоял невообразимый, густо пахло вином и мясом. Даг сразу заметил, что нет ни котлов с жареной кониной, ни признаков прежней веры. Зато спасенный епископ Поппо обедал здесь же, неподалеку от Синезубого.

Ниже окольничего, на широких скамьях, пировали тридцать телохранителей Харальда. Этим разрешалось держать мечи в ножнах и пирамидах. Слева от трона обедали тридцать знатных дружинников, в кольчугах и богатых платьях, но без мечей. Дагу показалось, что все они ревностно следят за очередностью тостов и за личным вниманием Синезубого. Рядом с дружинниками пили мед еще столько же ближних посланцев. Эти носили заячьи оторочки, символ быстрого бега. А по правую руку размещались свободные ярлы и богатые жители Хедебю, которых Харальд повелел пригласить на пир. Эта публика была самая разношерстная. Северянину даже показалось, он увидел восточного человека с обезьяной на привязи. Свейн быстро нашептал на ухо племяннику, что сто двадцать человек — это вовсе не предел, и что пустыми остаются скамьи для иноземных посланцев и прочих знатных гостей, завернувших в город. Нынче иностранцев не приглашали, поскольку речь шла о снаряжении большого флота к берегам Англии.

Даг не слишком прислушивался к гомону вокруг трона. Усадили их довольно далеко. Прямо перед носом очутились кабанья нога, таз с копченой рыбой и несколько бутылей вина. Юноша понял только, что конунг раздает жалованье сначала тем, кому полагалось меньше, затем — особо отличившимся в боях и выполнении опасных поручений. Рядом с конунгом держали открытый ларец и весы. Слуги подбрасывали дрова в очаг, искры взлетали к самому потолку, в зале становилось все жарче. Свейн Волчья Пасть заметил, что, если потребуется облегчиться, следует выходить в дальнюю дверь, туда, где ходят слуги, но ни в коем случае не ломиться в боковые ворота. Оказывается, там размещалась спальня ближней дружины, и входить никому не разрешалось.

Датского конунга юный Северянин видел впервые. Издалека он не смог рассмотреть, действительно ли у Харальда синие зубы, или его так прозвали в шутку. Конунга постоянно окружала стража, дюжина широкоплечих лютых, и несколько преданных ярлов с оружием наготове. От своих людей Синезубый отличался лишь золотым шитьем на плаще, дорогими сапогами из нежной кожи и массивной золотой фибулой на плече. Такого громадного куска золота Даг еще ни разу не встречал. Наверняка заколка стоила, как все именье Олава Северянина и соседские земли в придачу.

Впервые Северянин наблюдал, как Свейн Волчья Пасть кому — то кланяется. А дядя Свейн не только коротко поклонился королю, но и племянничка крепко прихватил за загривок и насильно пригнул заодно с собой. Прочие командиры из фелага «Белого Быка» отсалютовали властителю данов издалека. Даг сначала обиделся, что его заставляют кланяться, но быстро сообразил, что их со Свейном удостоили высокой чести.

— Мне передали, что ты привел вдвое больше воинов, желающих присоединиться к нам? И у каждого из них есть меч с серебряным змеем в рукояти?

Конунг смотрел ясными, прозрачно — синими глазами, говорил медленно и внятно, держался очень прямо. Лишь наполовину седые волосы напоминали, что Синезубый чудесным образом перевалил за возраст в пятьдесят лет. Недостижимый возраст для большинства воинов! Сразу чувствовалось: этот человек — не выскочка, он привык повелевать с детства и никому не позволит говорить с собой на равных.

— Мы выполнили условия, которые передал твой посланец, — скромно ответил херсир Свейн. — Я поведу семь кнорров и вдвое больше боевых снеккаров, на каждом будет трижды по десять скамей бойцов.

— Это хорошо, смельчакам всегда хватит места на моей скамье. Ты тоже можешь остаться, нам нужны толмачи — славяне, — Харальд кивнул повеселевшему Обрубку, а затем обратил внимание на Дага. — А это тот мальчик, который спас епископа?

Сжав зубы, Северянин проглотил обидное слово «мальчик». После плена он сам стал замечать, что уже не кидается как прежде с кулаками на любого обидчика. Он стал осмотрительнее, набрался выдержки. Слишком много товарищей поплатились жизнью из — за показушной гордости.

Свейн расхвалил и приукрасил приключения Дага. С его слов выходило, что Северянин чуть ли не на руках вынес драгоценного Поппо с острова. Видимо, пресвитер действительно представлял собой драгоценность, потому что Харальд слушал с удовольствием. Рассказ про богатства Рюгена конунга искренне позабавил. Под конец датчанин вскользь спросил насчет метки на голове — наверняка, ему уже успели нашептать.

— Вот как? — вторично удивился Харальд. — До меня доходили слухи о мальчишке — берсерке в свите жены опального норвежского ярла! Клянусь всеми богами сразу, — он со смехом обернулся к пресвитеру, — если метка на твоей голове приносит удачу, мы запишем тебя в лучшую дружину.

— Прошу прощения, конунг, — вежливо перебил Волчья Пасть, — но мой племянник уже состоит в моем фелаге. Кроме того, он уже не рядовой дренг, а старший смены и рулевой! Кроме того…

— Что «кроме того»? — сразу стало заметно, что Синезубый не привык к отказам. Да что там говорить! Любой мальчишка возраста Дага посчитал бы счастьем оказаться в ближней дружине датского короля.

— Мой племянник вбил себе в голову, что хочет найти своего родного отца. Он носит коготь, такой же, как некоторые твои подданные из Йомса. Он носит метку на голове, по слухам, она передалась мальчику от славянской ведуньи, последней жены… — тут Свейн замялся.

Но настроение Харальда резко переменилось. Взор его затуманился и подобрел.

— Ах, Йомс, Йомс, — пробормотал хозяин Дании. — Еще мой отец предлагал кучу золота глупым венедам за клок земли в Свиноустье. Но тогда они отвергли его. Зато позже, получив в зад жареного петуха от эстов, литвы и прочих дикарей, Мешко сам приполз ко мне! Приполз, комкая в руке свою мягкую корону, точно шапку бедняка. Он сам стал просить, чтобы мы вырубили город в скале и защитили его трусливых крестьян!.. Да если твой отец среди викингов Йомса, ты, парень, можешь им гордиться. А тебе, форинг Волчья Пасть, я вот что скажу… как только у тебя выйдет недостача в людях, поставь этого парня форингом корабля!

Северянин едва не подавился слюной, услыхав о таком внезапном повышении. Но Синезубый уже забыл про него, отвернувшись к высоким гостям. Даг готов был кусать локоть от досады. Только что он впервые встретил человека, который знал, где находится загадочный Йомс… но задать вопрос конунгу не представлялось возможным. Сейчас его окружили ярлы. Кроме того, епископ Поппо склонился к конунгу и что — то ему шептал.

— Хорошо, забудем о глупостях! — сменил тему окольничий Себьерн Лось. — Эй, почему не слышно музыкантов? Нынче мы гуляем предпоследний день, а затем я сам еду смотреть крепости! Все, на кого я укажу, едут со мной! И ты тоже бери своих людей, — Окольничий повелительно кивнул дяде Свейну. — Там в Фюркате и Троллеберге собрали немало свеев, нам надо разобраться, кто из них даром ест наш хлеб, а кто готов к подвигам!

Встреча закончилась сытным обедом, хотя сидеть с конунгом данов на одной скамье так и не пришлось. Вовсе наоборот — людей Свейна усадили в дальнем углу залы. Но накормили до отвала, а Северянину прислали от конунга чашу с вином, на дне которой он нашел золотую арабскую монету.

Последние два дня промчались в сплошном круговороте. Даг бродил по разросшемуся, веселому городу в компании взрослых товарищей и родичей, пил брагу, объедался мясом и с упоением слушал родную речь. Правда, ему показалось, что за годы его отсутствия даны стали говорить как — то иначе, приобрели новые слова и потеряли старые. Но разве это важно, когда вокруг друзья, когда звенят струны кантеле, все беды позади, и вдобавок… вдобавок хохочут красивые девушки!

В присутствии девушек Северянин почувствовал непривычную немоту и неловкость, хотя хотелось так много сказать и показать себя с лучшей стороны. Дядя Свейн в первый же вечер на суше зазвал племянника в веселый дом и сообщил собравшимся, что в этом самом месте двенадцать лет назад малыш с волчьей меткой спас его от грабителей. За прошедшие годы застроили мрачный пустырь, совсем другие женщины ублажали моряков, а в команде Свейна лишь пятеро помнили день, когда волны выкинули на берег малыша. Но это не помешало всем вместе выпить за Дага, Приносящего Удачу. Девушки обзывали парня «хорошеньким», прижимались и тянули плясать. Но Северянин плясать не умел, а уединиться с красоткой, которая была старше его лет на пять, так бы и не решился, если бы не кровник Руд. Брат и хихикающая девица подхватили Дага под руки и едва ли не силой уволокли за перегородку. Впрочем, уединиться здесь тоже было непросто. В темноте, на соседних лавках стонали и пыхтели.

— Ты чего ее боишься? — расхохотался Руд, стягивая штаны.

— Никого я не боюсь! — Сердце у Дага бешено заколотилось, когда он разглядел девушку совсем без одежды. Руд просто задрал ей подол и оставил голой, хотя та и делала вид, что обижена и сопротивляется. Не такая уж она оказалась и красавица, толстоногая, в синяках, и изо рта у нее не слишком приятно пахло, но разве это было главное?

— Даг, я уже заплатил, она наша, давай повеселимся! — С этими словами Руд опрокинул девчонку на лавку, укрытую мехом. Разглядев, как руки товарища беззастенчиво мнут грудь красотки, Северянин словно стряхнул с себя пелену.

— Ну что же ты, — протянула девица и, ловко приподнявшись, одним движением развязала Дагу тесемки штанов. Руд только хохотал, не в силах подняться с ложа. Где — то рядом зажгли свечу, стали разливать бражку, кто — то поднес Руду полную кружку, он поделился с девушкой. Та отхлебнула, не прекращая своих активных поисков у Северянина в штанах.

— Ого, какой горячий посох! Давай его скорее мне, пока он не высох! — С этими словами девица подставила пышный зад, и не успел Даг опомниться, как стал мужчиной. На несколько секунд пол и потолок поменялись для него местами, земля ушла из — под ног, он испытал удивительное чувство, как будто время остановилось, и это чувство испугало его. Еще больше испугало его, что минуту спустя ему хотелось сбежать из веселого дома как можно скорее, отправиться в баню и извергнуть из себя остатки бражки.

Сидя в бане, у раскаленных камней, он раздумывал, отчего так получилось. Ведь дядька не мог врать, и старшие товарищи убеждали, мол, за ночь с горячей грудастой красоткой все отдашь! Да, ему хотелось отдать все, но длилось это так недолго, а после стало страшно, что, пока время замерло, могут напасть враги…

— Ты чего сбежал? — В баню ввалился потный веселый Руд. — Ты ей так понравился, просила тебя еще привести! Что, неужели так плохо? Я же видел, она под тобой кричала, как счастливая кобылица!

— Все хорошо! — успокоил кровника Даг. — Мы еще туда вернемся.

А про себя он подумал, что если семейная жизнь состоит из таких вот радостей, то лучше никогда не жениться.

Еще одним темным пятном стала встреча с саксонским маркграфом, послом самого императора. Точнее даже — не с самим послом, а с его юными родичами. Трехэтажный дом посла был сложен из камня, между камнями белели крашеные бревна, высоко наверху разноцветно блестели узкие окошки. Кроме главного здания, на широком дворе достраивали церковь с крестом. Все здесь дышало чуждыми обычаями — иначе сложен колодец, иначе одеты хмурые солдаты с копьями, далее псы лаяли нездешние, мохнатые, длинные.

Ко двору явились гурьбой, погремели железным кольцом в воротах, дядя Свейн придирчиво осмотрел костюм племянника. На суше, особенно в подобных торжественных случаях, лихой вояка становился вдруг аккуратным и жутко щепетильным в подборе одежды и украшений. Взяли с собой и Ивана Обрубка. Тот по случаю раздобыл высокую медвежью шапку.

Ворота распахнулись. К свеям вышел напомаженный, отдохнувший епископ Поппо, и с ним — целая свита.

— Этот юный герой спас мне жизнь, — епископ указал на Дага.

Северянин приосанился. Десятки взоров устремились в его сторону. Маркграф расцветкой одежды и количеством нацепленных побрякушек был похож на редкую вазу. Компанию ему составляли такие же надутые хлыщи, с ровно выщипанными усиками, с короткими бесполезными мечами, усыпанными янтарем и сапфирами.

Заговорили на своем каркающем, похожем на исковерканный шведский. Епископа было не узнать — выбритый, завитый, в мантии и меховой накидке, он совсем не походил на изможденного пленника.

— Иисус, господь наш, указал тебе путь и вложил сверкающий меч истины в десницу твою, — туманно пробурчал другой священник, очень толстый, с тяжелым крестом на груди.

Северянин намеревался поспорить насчет десницы и указанного кем — то пути, но ему не дали открыть рот. Кроме того, дядя Свейн больно наступил на ногу. Маркграф потрогал усики, его ровная прическа напоминала серый, глубоко надвинутый на лоб шлем.

— Его преосвященство епископ Поппо является капелланом самого папы и был послан для устроения нового епископства в Шлезвиге, — перевел толмач. — Мы известим святой престол о свершившемся чуде избавления и торжестве истинной веры. В знак расположения и благодарности соизвольте принять скромные дары…

Даг уловил только конец витиеватой речи, когда дяде Свейну передали ларец с серебром.

— В Шлезвиге? — переспросил он. — Это где?

— Это они так деревню напротив Хедебю называют, — скрипнул зубами Свейн. — Ты молчи, кивай, мы тут недолго.

Чинно развернулись и отправились в трапезную. Кормили и рассаживали в доме посланника совсем не так, как при датском дворе. Маркграф не подошел запросто поболтать, а прислужники вели себя, как немые. Молча скользили вдоль стола, открытый огонь не разводили, все кушанья вносили под большими серебряными крышками. Зато стены были увешаны гобеленами, с изображениями разных видов охоты, о которых Северянин прежде не слыхал. Он вертел головой, а с тяжелых полотнищ скалились умирающие львы и леопарды. Северянина удивило, что под столами бегают и выпрашивают пищу домашние псы. Он с детства привык, что собака должна снаружи охранять дом и скотину. Но похоже, у германцев царили совсем другие обычаи. Наглые псины едва не вырывали мясо из рук пирующих.

Кушать пришлось при помощи двузубой вилки и тупого ножа. Словно в насмешку, рядом с юным викингом посадили троих ровесников. Роальд приходился послу близким родственником, он все время поправлял свою ярко — красную одежду и ненароком выставлял дорогой кинжал. Его сосед Гуго не удосужился представиться, он был старше года на два, но тоже походил на попугая, особенно своими блестящими пуговицами. А еще он постоянно рыгал. Дагу этот заносчивый тип живо напомнил придурков, с которыми приходилось драться в Свеаланде. Но самое обидное, что напротив усадили девчонку, красивую, но насмешливую. Даже во время еды она не снимала с головы дурацкий остроконечный колпак, подвязанный на подбородке. А еще — она громче всех хихикала, когда Северянин не смог управиться с вилкой и ножом.

Северянин улавливал обрывки беседы.

— Наши друзья утверждают — протяженность этого моря такова, что позволяет при попутном ветре за тридцать три дня дойти из Дании до Острогарда, — негромко вещал высокий священник. — По словам отца Бруно, ширина этого моря не больше восьмидесяти миль. А указанный вами залив между Алабургом и камнями Нормандии можно пройти за сутки…

У Дага возникло нехорошее предчувствие, будто эти зазнайки готовы делить исконные земли Северного пути.

— Однако, выйдя из Алабурга, моряк встречает снова широкую пучину и совершенно теряет ориентир, — вставил казначей маркграфа. — Причем не может получить помощь ни со стороны готов, ни со стороны вильцев, отличающихся кровожадностью.

Вилка Дагу просто — напросто мешала, а нож оказался слишком тупым и неудобным для выковыривания мяса из глубоких мисок. Особо радостный смех соседки напротив вызывали пузатые бутыли с соусами, которые Даг по ошибке слишком щедро опрокинул к себе в миску. В дому у матери и уж тем более на палубе «Золотой девы» никто не пользовался замысловатыми жидкостями для поливания готовых блюд. У Дага моментально глаза полезли из орбит, едва он хлебнул зеленого варева. Девчонка засмеялась, а Гуго слева пробубнил что — то вроде «неотесанный болван» и толкнул его под локоть. Даг схватился за пояс, но меча там не оказалось. А дядя Свейн лишь укоризненно покачал головой.

Ужин продолжался. Под стук барабана внесли длинные факелы, укрепили по углам. За стенкой кто — то запел, подыгрывая на струнном инструменте. Служанка обнесла гостей чашей для омовения рук. Роальд громко прошептал на ухо девице, что «деревенщина может есть только лапами, как медведь».

Этого Даг не мог спустить просто так.

— Давай выйдем и поговорим один на один, — предложил он.

Однако паяц в красном кафтане сделал вид, точно не расслышал.

Свейн толкнул Дага под локоть, указывая вверх. Двое слуг залезли под потолок, что — то там сделали, и вдруг… прямо с несущей балки развернулся и повис в воздухе ковер. Он был очень большой, закрывал собой полстены. Не сразу до Северянина дошло, что на ковре… изображена карта. Даг перестал есть, моментально забыл про глупых обидчиков. Карты юный кормчий видел и прежде, но никогда не встречал такой большой и подробной. Опытный мореплаватель отдал бы гору серебра за такое сокровище! Здесь угадывался Большой и Малый Бельт, извилистые линии рек, колючие уступы норвежских фиордов и россыпь таких знакомых островов у датского побережья. Серой шерстью была вышита далекая Англия и манящие сладкие берега Исландии. А на юге… на юге огромный массив суши пересекала надпись на латыни.

— Там сказано — «Священная римская империя», — величественно перевел отец Бруно.

— Вот как? Римская? — язвительно приподнял бровь Свейн.

— Отныне все германские города и марки считают себя наследниками тысячелетнего рейха Цезарей, — вежливо пояснил епископ Поппо. — И наш величайший император Отто, и его сын принимали венец и порфиру из рук римских пап.

Даг удивился, но ничего не сказал. По отзывам морских товарищей, весь громадный континент ну никак не мог быть владением старика Оттона. Фризы что было сил цеплялись за свои прибрежные земли, полабы неустанно жгли то Гамбург, то Бранденбург, а чешские князья не признавали папских нунциев. Кроме того, дядя Свейн шепнул под большим секретом, — об этом не стоило напоминать в доме посланника, — на юге Италии вообще хозяйничали сарацины.

Тем временем отец Поппо поднялся на скамью, чтобы лучше объяснять присутствующим, что находится на карте. Но первые его слова принесли Дагу большой вред.

— Я считаю, ваша светлость должны вдвойне отблагодарить этого мальчика, поскольку он не только спас меня, он спас это сокровище, — клирик указал на свисавшую с потолка карту. — Мне удалось завернуть карту, спрятать ее под одежду и вырвать из рук грешников!

— А что он спрятал под одеждой? — прыснула девица.

— Да, что ты припрятал в своих вонючих кожаных штанах? — ощерил гнилые зубы Гуго.

Даг незаметно взвесил в руке деревянную вилку. Одним точным ударом, перегнувшись через стол, он мог бы выбить мерзавцу зубы.

— Вдоль залива живут даны и свей, которых мы называем норманнами, — увлеченно продолжал пресвитер. — На южном же берегу моря живут полудикие склавены, вильцы и прочие. Те племена, что обитают за Данией, римляне звали гипербореями, впрочем, слава их давно угасла, и нынче лишь свет христианства может вернуть их на истинный путь…

— Не стоит забывать, ваше преосвященство, что гамбургское архиепископство уже достигло светом знаний вплоть до реки Одера, — добавил маркграф. — Вполне вероятно, что мы доживем до времени, когда длань папского престола облагодетельствует не только померанов и поланов, но и русичей.

— Что ты еще намотал себе под штанами? — нарочито громким шепотом, чтобы услышала девушка, осведомился у Дага Роальд.

— Я тебе покажу, — улыбнулся Северянин. — После обеда приходи за ваш дровяной склад.

Когда вышли во двор, отец Поппо сердечно распрощался с Дагом, Свейном и Иваном Обрубком. Посол и его свита заспешили в дом, аудиенция закончилась.

— Мне они не нравятся, — поделился со спутниками Северянин.

— Мне тоже, — согласился херсир. — Но это не наш город и не наши гости.

За высокими воротами Даг хлопнул себя по лбу и заявил, что скоро догонит остальных.

Чавкая в грязи, парень свернул за угол, к высокому дровяному сараю. Роальд приперся не один, прихватил Уродца Гуго и еще одного долговязого дурня. Тот сидел на втором этаже склада и помахивал тяжелой двухсторонней секирой. Таких широких изогнутых полумесяцами лезвий Даг давно не встречал. Парень этот Дагу сразу не понравился. Гуго и Роальд слишком громко пыхтели, раздували груди, брызгали слюной. Такие обычно не опасны, несмотря на острые ножи. А вот молчаливый тощий парень в зеленой куртке мог доставить немало неприятностей.

Даг неторопливо извлек из — за спины оба меча. Слава Водану, за пределами посольства ему вернули оружие. За забором спокойно бродили люди, никто не догадывался, что здесь готовятся к схватке.

— Эй, Гуго, этот волчонок думает, что умеет махать двумя корягами сразу, — заржал Роальд. — Боевые мечи тут запрещены, ты в городе, а не в лесу.

— Хорошо. — Даг воткнул оба меча в щель забора. — Тогда чем же мне драться?

— Лови! — хохотнул Роальд, едва ли не в лицо Дагу запустив двумя нестругаными палками. Северянин не обиделся. Одна палка была слишком легка и суховата, зато вторая представляла собой обломок оглобли.

— Ты нас позвал — так говори, если такой смелый, — поддакнул Гуго. — Или забыл свой язык дома? Или проглотил его от голода?

Парень с секирой молча наблюдал за происходящим. Рядом с долговязым появилась вдруг та насмешливая девчонка.

— Никто не будет безнаказанно смеяться надо мной, — спокойно заявил Северянин.

— Вот как? Ты уверен?

— Мне нет дела до вашего Белого бога, но я спасался вместе с отцом Поппо, потому что он смелый и честный человек. А с вами обоими я не встал бы биться в одном строю.

— Это еще почему? — ощерился Роальд.

— Даг, где ты, Даг? — послышались издалека тревожные крики Свейна. — Нам срочно надо на «Быка»!

— Потому что вы трусы. Вы задираете меня, лишь бы понравиться этой девчонке.

— Эй, постерегись, — нахмурился Гуго. — Это тебе не девчонка, а Карлен, дочь самого посланника и основателя Шлезвигской марки.

— Сестра, уходи отсюда, — коротко бросил девушке долговязый. На его шее Даг заметил три ровных шрама.

— Какой еще основатель? — сплюнул Даг. — Основатели этой земли — короли из древних династий Инглингов, а потомки их — дети гордого Готфрида.

В этот миг Гуго и Роальд разом кинулись на него. Гуго использовал хитрый прием — из — за спины, прямо из — за плаща, ударил по ногам секирой на очень длинной ручке. Хлестанул, разворачиваясь всем телом, так что деревянным серпом могло запросто переломать колени. Учебной секирой ничего не стоило убить человека. Роальд обманно кинулся в ноги, в последнюю секунду разогнулся с бичом в руке. Даг подпрыгнул, уклоняясь от секиры, но бич не успел парировать, жгучая боль обожгла щеку. Германцы захохотали.

Даг кувыркнулся влево, толкнулся обеими ногами от забора, секира снова просвистела мимо. Парни охнули от изумления. Видимо, им не приходилось встречать людей, свободно бегающих по вертикальным стенкам. Северянин не без злорадства успел заметить изумленную физиономию Гуго, когда грязная коряга ткнулась ему в подбородок. Коряга тут же сломалась, но Гуго не удержался на ногах, упал, ударился затылком.

Девчонка на верхотуре взвизгнула. Ее брат не пошевелился. Роальд сцепил бич в кольцо и набросил его на Дага сзади. Северянин послушно вывернулся ему навстречу, со всего маху угодил в ухо врагу толстым краем оглобли.

Роальд скривился. Из уха потекла кровь. Он однако устоял на ногах и еще туже дернул на себя скрученный бич. Даг понял их тактику — драться как настоящие воины в поле они не хотели и не умели, но во всем полагались на взаимопомощь.

Само собой, Гуго уже был на ногах. Северянин расслышал позади свист деревянной секиры, Даг оторвал ноги от земли, вынуждая Роальда падать вместе с ним. Тощий парень в зеленом спрыгнул с крыши сарая, поливая своих друзей проклятиями. Девчонка спрыгнуть боялась, металась наверху. Где — то близко снова послышался взволнованный голос дяди Свейна. За забором замелькали факелы, это уже спешили люди маркграфа.

Роальд не удержал веса Северянина, плюхнулся на колени. Секира Гуго должна была отбить Дагу печень, но вместо этого впилась в многострадальное ухо Роальда. Кривое полено в руках Северянина безошибочно вошло Гуго между ног. Даг даже не обернулся, бил, не глядя назад, вкладывая всю силу. Юный викинг не ошибся — обоих драчунов никто толком не учил сражаться. Обеими руками схватил Даг Роальда за уши и впился ему зубами в нос. Роальд заорал, привалившись уцелевшей стороной головы к обледенелому забору. Гуго ползал по кругу, выплевывая ужин и загребая рукавами снег.

Даг не успел отдышаться. Прямо перед ним стоял новый противник. Долговязый угрюмый парень с шрамами на шее, в зеленом расстегнутом плаще. Секиру он небрежно откинул в сторону.

— Не дерись с ним, — произнес очень знакомый голос сзади.

— Не дерись с ним, — как эхо повторил хриплый голос за спиной противника. Долговязый послушно склонился перед отцом. У маркграфа играли желваки на скулах. Волчья Пасть как бы невзначай сунул руку под плащ.

— Как тебя зовут? — спросил сынок маркграфа.

— Даг. Меня зовут Даг Северянин. А тебя?

Долговязый сплюнул краем рта.

— Мы еще поболтаем, северное полено.

Глава двенадцатая, в которой выясняется, как строить самые длинные мосты, как верно тренировать рекрутов и как ходить по веслам

— Свейн, почему они нас так ненавидят?

— Германцы? Они собираются всюду понастроить свои замки и рассадить своих епископов. Для них капища — как кость в горле. Если всюду будут церкви, они заберут себе налоги, которые платят жрецам. Точно я тебе говорю! А еще они строят монастыри и требуют, чтобы братию кормили с местных усадеб. А потом вообще отбирают земли. Им нужен Хедебю, чтобы перекрыть данам торговые пути. А кроме того… — Волчья Пасть нехорошо хихикнул. — С тех пор, как их святоши объявили, что в рабство нельзя брать христиан, им приходится искать треллей среди язычников — славян. А это все труднее и труднее, восточные рынки требуют все больше живой силы.

— А с этим сыночком графа, — добавил кровник Руд, — кажется, его зовут Эдельберт или Альберт, тебе лучше не встречаться. Однажды из — за его драки в веселом доме чуть не началась война. Их солдаты стали жечь город. Вон смотри лучше, какую знатную крепость строит конунг Харальд. Скоро прибудем в Йеллинг, там самый длинный мост в мире и усыпальница его отца.

Кони как раз свернули за поворот, и Даг мигом позабыл мелкие проблемы.

Широкая Вейле лениво несла холодные воды через вересковые пустоши, обрушивалась мелкими водопадами по камням, огибала вросшие валуны. Мост еще не был окончательно достроен, возле дальних свай суетились плотники с топорами, даже сквозь гарь костров пахло свежей стружкой и просмоленными конопляными канатами.

Кавалькада остановилась по знаку конунга. Харальд первый ступил на свое творение, с любовью прошелся от перил до перил, постучал сапогом по толстым струганым бревнам, затем подал знак и снова вскочил в седло. По ту сторону длиннющего моста дымили трубы Йеллинга. Даг не успевал следить за всеми чудесами, которые встречались ему в этот день. Хускарлы влезали на перила или спрыгивали вниз, чтобы пропустить конунга с его свитой. Подковы гремели по свежему настилу. Впереди вырастали зубчатые башни, но кроме небольшой крепости было там что — то еще, притягивавшее взгляд. Внизу, вдоль свежепостроенного моста, виднелись многолетние полузатопленные настилы, по которым продолжали гнать скот и повозки с продовольствием. Там же, утопая по колени в ледяной жиже, ползли отряды пехоты и лучников. Когда Синезубый проезжал мимо, они останавливались и вяло салютовали. Но вот, наконец, творение строителей осталось позади, за широкой аркой раскинулось фамильное владение Харальда и его предков. Внутрь ни Дага, ни его дружков — свеев никто не пригласил, глубокие рвы опоясывали замок. Зато Северянин приметил у ворот знакомую фигуру. Парень в холщовом рубище долбил кувалдой и острым молотом по врытому валуну, добавляя к прежним все новые завитки хвалебных рун. Это был тот самый грамотей, что когда — то расписывал рунный камень для тетушки Северянина.

Самое интересное, что за насыпным холмом, посвященным культу предков, Даг увидел белые башенки с христианскими крестами. Конечно же, крошечная церковь не могла соперничать по своему могуществу с громадной усыпальницей предков, но ее никто не порывался снести или поджечь.

— Смотри, этот камень велел приволочь сюда отец Синезубого, старый Горм в память о своей жене Тюре, — шепнул Свейн. — Наш друг Горм Одноногий рассказывал, как по всем усадьбам сгоняли волов для этой упряжки.

Камень действительно был громаден и весь исписан рунами. Но за замком, камнем и христианской церковью открылся вид еще на один курган, гораздо крупнее первого. На вершине кургана дымили курильницы, там на страже стояли тулы в рогатых шлемах, а прямо в склоне горы были проделаны золотые ворота. Дагу захотелось протереть глаза. Но это были самые настоящие золотые ворота, через такие могли бы, наверное, проезжать на конях великаны. Ворота находились очень высоко, охраняли их слишком надежно, чтобы ни у кого даже мысли не возникло туда влезть.

— Это усыпальница самого Горма Старого, — благоговейно произнес кто — то из викингов. — Говорят, ее трижды пытались разграбить, но все полегли здесь же, уничтоженные страшной проказой.

Дорога снова свернула. Теперь ехали медленно, в торжественном молчании. Даг чувствовал, что ему довелось присутствовать при чем — то очень важном. Попасть в самое сердце датского королевства. За очередным поворотом конунгу снова салютовали богато одетые хевдинги. Здесь тоже звенели пилы и стучали топоры. Практически одновременно велось строительство длинной христианской церкви, и на опорных столбах поднимали вертикально узкий рунический камень. Камень должен был угодить в нарочно вырытую яму, рядом лежали полозья и толпилась дюжина коней — тяжеловозов. Синезубый спешился, о чем — то быстро поговорил со строителями. А вот его сынок, с неприятным лицом и раздвоенной бородкой, даже не удосужился спешиться, чтобы перекинуться парой слов с мастерами, так и отсиделся за широкими спинами охраны. Дагу тоже досталась работа, у него забрали часть поклажи, но уложили в сумы еще больше свитков и чертежей. Северянин мало что понял в закорючках, окружностях и квадратах, но дядя Свейн авторитетно заявил, что это планы строительства новых крепостей.

Скоро выяснилось, для чего Синезубый заезжал в фамильный замок. По всему отряду быстро пронесся слух, что Харальд расчищает место для собственной могилы. Конунгу, видите ли, очень хотелось, чтобы у датчан появились семейные склепы, как у франков.

Не прошло и двух часов быстрой гонки, как из — за леса снова потянуло дымом. В широкой долине, расчищенной от леса, дымили сотни костров. Все без исключения костры пылали внутри ровного земляного вала, насыпанного с удивительной точностью. Вал высотой в два человеческих роста представлял собой идеальную окружность, в нем имелось четверо охраняемых ворот. За главным валом тянулся узкий коридорчик с бойницами, по которому прохаживались часовые, хотя никаких намеков на врага Северянин не заметил. Крепость выстроили в самом сердце страны, вдали виднелись усадьбы бондов, а словоохотливый кормчий Лишний Зуб успел рассказать, что крепкие мощеные дороги соединяют крепость с другими такими же — например, Фюркатом или Траллебергом. Как только отряд приблизился к воротам, затрубили горнисты, забил барабан и внутри наметилось бурное движение.

Синезубый ехал первый, на белом коне, украшенном золотистой попоной, он почти не пригнулся, проезжая под коньком ворот, собранным из толстых бревен. Слева и справа от ворот возвышались трехэтажные башни, в бойницах торчали тяжеловооруженные лучники с самострелами и двуручными арбалетами. С башенок подняли веселые черно — желтые штандарты. Внутри крепости копыта сразу застучали по гладким деревянным настилам. Подняли флаг на центральной площади, к флагу стали сбегаться местные начальники. Даг их особо не рассмотрел, поскольку ехал в самой последней шеренге отряда.

Внутри круглой крепости строились идеально ровные дома, рассеченные между собой такими же гладкими дубовыми настилами. Свейн шепнул племяннику, что в каждом таком доме размещается экипаж боевого драккара, после того как Синезубый постановил иметь на военных кораблях одинаковое число команды. Слева от домов расстилалась унылая пустошь с камнями и склепами, там очевидно хоронили знатных умерших. Зато справа, несмотря на морозец и мокрый снег, шли непрерывные учебные бои.

Никогда прежде Северянин не видел, чтобы столько мужчин одновременно отрабатывали одинаковые приемы, удары и кувырки. Между молодыми безусыми юнцами прохаживались опытные хольмы, подгоняли отстающих, показывали пример. Кавалькада проскакала мимо еще одного длинного дома, здесь на площади уже не махали дубинами и не прыгали по бревнам, здесь стояли врытые в землю борта кораблей и команда на команду занимались абордажем. Морские форинги по очереди салютовали конунгу, тот махнул перчаткой и поскакал дальше.

Заехали в теплый двор под крышу, спешились, наскоро перекусили в компании иноземных византийских строителей. Здесь Свейну Волчья Пасть предлагалось отобрать лучших свеев, самых подготовленных для флота. Свейн взял с собой Лишнего Зуба и Дага, выпросил для каждого плотный плащ и направился на учебное поле.

Выбравшись через кухонную дверь, Даг столкнулся совсем с другими людьми.

Сотни оборванцев, женщин и детей, под ударами плеток, достраивали западный радиус кольца. Скорее всего, прежде к крепости примыкала деревня. Но строителям Харальда приглянулась поляна с протекающим ручьем. Домишки крестьян были грубо снесены, доски пошли на строительство укреплений, а из всего, что могло гореть, сложили костры.

Человек в высокой иноземной шапке, с курчавой черной бородой и горящими глазами заправлял строительством, за ним четверо треллей таскали палатку с горящими свечами и сухими инструментами. Двое толмачей носились, высунув языки, только и успевая передавать приказы. Круглый вал замыкался с большой скоростью. Крепкие мужчины загоняли в землю костыли, подсыпали щебенку, ставили свежие настилы.

— Этих берем, как думаешь, Лишний Зуб? — поминутно обращался форинг к верному товарищу. Тот цыкал через дырку в зубе, критически осматривал промокших новобранцев, которые прилагали все силы, чтобы попасть в флотские экипажи. Кровник Руд уже напугал Дага, что с северных усадеб Свеаланда парни бегут сотнями — сыновей родится все больше, наделы дробить нельзя, малым викингом уже не проживешь. Вот и остается наниматься на королевскую службу…

Даг трижды встревал, когда новобранцы, по его мнению, вовсе не могли драться обеими руками. Учебное поле очень походило на то, что устраивал в усадьбе у Свейна Лишний Зуб, — здесь также вскакивали на узкие бревна и смазанные маслом борта, орудовали длинными копьями и баграми и старались спихнуть членов вражеской команды в грязь.

— А ну, паренек, покажи, как надо, коли ты такой умный! — подзадорил Дага один из херсиров.

Северянин не стал спорить, охотно скинул куртку, подобрал себе в ящике два ясеневых меча по руке и легко запрыгнул на борт «синего» корабля.

— Сейчас он им устроит, — хихикнул братишка Сигурд. Уж он — то хорошо помнил, как ловко орудовал брат обеими руками сразу.

Члены «синей» команды не пришли в особый восторг от того, что мальчишка, моложе их года на три, бросается на помощь. Прогудел горн. Команда «зеленых», выставив багры, полезла на абордаж. «Зеленые» действовали традиционно, как их направлял широкоплечий громила лет двадцати, раза в три тяжелее Дага. Впрочем, у «синих» тоже нашлось немало крепких крестьян. Северянин получил уже немалый опыт мореплавания и морской драки, чтобы сразу определить, кто годится для морского похода, а кто сгинет в первом бою. Он тут же ринулся влево, прямо по узкому бортику, расшатанному поколениями учеников. Одним прыжком перескочил через высунувшиеся пики и спланировал прямо на вражеский борт.

«Синие» и «зеленые» ахнули одновременно, никто не приучал их нападать в одиночку. А Северянин уже накинулся на главаря «зеленых». Трижды переступив с весла на весло, которые для виду держали «рабы» этажом ниже, он обманным движением ткнул громилу в лицо, а с левой руки наискось ударил в шею. Главарь «зеленых» под общий хохот покатился вниз.

— Чего ждете? — закричал Северянин своим. — За мной, очистить палубу, пленных не брать!

— Так нечестно, — пытался протестовать кто — то из соперников, — нам запрещено драться до крови…

Но тут же выплюнул зуб, получив от Дага мечом по губам. Воодушевленные примером нового вожака, «синие» ринулись в бой. Даг первым запел бардит, завыл на самой высокой ноте, как это делают волки, оплакивающие старую луну. «Зеленые» заревели и кинулись в ответную атаку.

— Делай, как я! — заорал Даг, невзирая на субординацию, хотя на учебном корабле наверняка были свои лидеры.

Парнишка понесся по торчащим веслам с такой скоростью, что его никто не мог достать. Даг чувствовал упоение боем, пусть бой и был не настоящий, но волчья метка на макушке не на шутку разгорячилась. Эх, как же давно он не махал оружием! На ходу орудуя обоими мечами, столкнул в яму с песком троих противников, ловко подпрыгнул, когда его попытались ударить пикой. Приземлился на эту же пику обеими ногами, пробежал по ней и, не дав врагу опомниться, спихнул его вниз.

Оружие бойцы держали кое — как, многие тряслись от страха перед высотой, лишь четверо парней показали себя неплохо. Причем двое из них — с «зеленой» стороны. Даг сколько не махался мечами, так и не смог скинуть их с борта. Зато сам получил несколько увесистых пинков, но устоял на краю.

— Отлично, отличный урок! — вокруг загремели железом о железо, что являлось высшей степенью похвалы. Даг покраснел — оказывается, сам конунг Харальд наблюдал за поединком, да и другие херсиры бросили тренировать свои команды.

— Не успел я допить рог вина, как твой кормчий разогнал целый экипаж! — расхохотался Синезубый. — Клянусь копьем валькирии, если каждый твой рулевой в тринадцать лет так орудует двумя мечами, то мне впору оставить половину своих пасти овец!

Дядя Свейн лишь горделиво подкрутил усы. Ответом конунгу был взрыв хохота. Естественно, никто всерьез не принял слова властителя. Однако Свейн подмигнул Лишнему Зубу, чтобы всех, на кого укажет Даг, нарочно отбирали в команду «Белого Быка». А сам виновник торжества и общего смеха смывал в бочке кровь, следы царапин и не обратил внимания на острые взгляды, которыми обменялись двое из зрителей. Впрочем, эти мужчины ничем необычным и не выделялись — в походных плащах и обуви, на обычных конях, они скакали где — то в середине свиты Синезубого.

— Ты понял? — улучив момент, спросил один из всадников другого. — Глаз с него не спускать.

— А может?.. — Собеседник невзначай шевельнул ладонью, в рукаве рубахи прятался кинжал.

— Не здесь, ты только навредишь, — криво улыбнулся всадник. — Харальд сам приведет его к нам.

Глава тринадцатая, в которой кусок песчаника заменяет рукоять меча, и выясняется, как верно эмигрировать в Англию

Северянину хотелось кричать от восторга.

Десятки кораблей с грозными фигурами на форштевнях устремились в море. Десятки кораблей, малых и больших, выстроившись в одну линию, сами походили на ужасную, демоническую волну. «Рогатый» Синезубого находился довольно далеко, так диктовали правила морской вежливости, но Даг не обижался. Слева и справа корабль великого конунга подпирали драккары его ближайших сподвижников. На носах стояли группки берсерков, еще не выпившие снадобья, на бортах болтались раскрашенные флаги и кабаньи шкуры. Скорость с самого начала задали высокую: поступил приказ идти в четверть, а потом — и в полветра. Отдельно взятый кормчий здесь ничего не значил, правила задавали рулевые на главных кораблях.

Даг снова был назначен кормчим, и не куда — нибудь, а на «Белого Быка», любимый корабль дяди Свейна. «Белый Бык» чинили и латали уже множество раз, каждый шаг его палубы мог рассказать о великих морских схватках. Но Волчья Пасть не стремился расставаться с верным драккаром. Бывший кормчий Ульме Лишний Зуб легко уступил рулевое весло счастливому мальчишке. Серьезных морских боев пока не предвиделось, а Ульме как никто умел тренировать новобранцев. Среди моряков ходили упорные слухи, что добычи должно хватить каждому на обустройство новой усадьбы. Причем в суровую Норвегию или на истощенные луга Свеаланда никто возвращаться не собирался. Самые горячие головы намеревались плыть в Исландию, ведь по слухам, не было земли благословеннее. Те, кто оттуда возвращался, утверждали, что киты и косяки сельди сами выбрасываются на берег, а земли каждый взрослый мужчина может захватить столько, сколько проскачет ночью с факелом, расставляя вешки.

Однако Даг примечал, что на уме у дяди Свейна и его соратников совсем иное. Когда вечером громадная эскадра встала на якорь, гримы натянули шатер и устроили вкусный ужин. Со всех сторон море осветилось бесконечным количеством огней. Разводить костры запрещалось, но масляные фонарики имелись почти у всех. Вкусно потянуло элем, послышались протяжные боевые висы, где — то раздались щелчки от игры в кости. Военачальники не спали — по песочным часам совершалась перекличка, смотрящие на мачтах в свой черед подавали голоса.

Выспаться не получилось. Пришел Хледвир Стрелок, лучший из лучников дяди Свейна, и вся свободная смена занялась делом. Оказалось, Хледвир захватил с собой материал на пару десятков новых луков, а стрелы можно было собирать хоть круглые сутки. Вздохнув, Даг вместе со всеми уселся за скучную работу. Впрочем, скоро выяснилось, что махать топором и нежно шлифовать коварный тисовый прут — занятия, друг друга стоящие. Попутно Хледвир Стрелок поведал пару захватывающих историй о том, как в Шотландии он соревновался в стрельбе.

— Эти ваши игрушки — лишь для ближнего боя. — Он презрительно ткнул ногой в маленький удобный лук, из которого Ульме Лишний Зуб уложил не одного врага. — Сейчас я покажу вам, как собрать настоящее оружие. А потом я поспорю с каждым, что он не сможет даже двумя пальцами натянуть тетиву!

Спор — это всегда здорово, Даг мигом навострил уши. Некоторые владельцы длинных английских луков готовы были биться об заклад, что давно освоили технику стрельбы и ничем новым Хледвир их не удивит.

— Смотрите и делайте, как я, — начал мастер, — вы привыкли делать из одного удобного дерева сразу два, а то и три лука. Но такого оружия не хватит и на пятьсот оттяжек тетивы. Добрый лук получится из одного тонкого ствола тиса, которые я покупаю для Свейна в особом месте. Стоят они дорого, потому что вылеживаются по пять лет. Если будете выбирать тис без меня, смотрите на срез. В центре должна быть темная сердцевина, а вокруг — светлая оболонь. Мы берем песчаник и начинаем мягко шлифовать заднюю часть дуги. Мягко, я сказал!

— Переднюю часть мы не тронем. Теперь следите! Вы должны согнуть заготовку в кольцо и слушать, не пойдет ли треск. Если дерево доброе, ни единая жила в нем не порвется. Тогда начинаем зачистку…

Пальцы Хледвира нежно скользили по теплой коре. Он обходил каждого, помогал, подсказывал. Даг вспомнил, что ему говорили про Стрелка. По словам бывалых, дядя Свейн в бою негласно приставлял к мастеру двоих гримов для защиты. Сам Северянин не чувствовал особой радости часами шлифовать дерево. За время, проведенное в пиратском экипаже Торира Скалы, он хорошо усвоил — воину проще отбить оружие в бою, или в крайнем случае купить. Однако опыт приемного отца Олава Северянина утверждал обратное. Бонд Северянин честно работал на ферме, никого не грабил и заслужил большое уважение. Порой Даг становился в тупик, не в силах разрешить это противоречие. Вот и сейчас он задумался, однако Хледвир Стрелок долго раздумывать не позволил.

— Смотрите внимательно, будем растирать камнем, пока спереди не останется слой в одно годовое кольцо. Снимете лишнее — сломается в первый год. Теперь водим пальцами. Если хоть что нащупали — несите мне, сучок, или ветку вросшую. Это сразу за борт!.. Ага, всех проверил, несите кипяток.

Дренги притащили походную печку, на которой в котелке булькала вода. Сгрудившись вокруг мастера, парни следили, как он поочередно опускает концы луков в кипящую воду и быстро изгибает их в обратном направлении. Затем Стрелок раздал каждому по мотку тетивы, сплетенной из бычьих жил, и показал, как верно завязать узел на нижнем плече лука. Дагу пришлось повозиться, прежде чем упрямый тис покорился, но Хледвир забраковал его работу. Оказалось, что в таких больших луках между тетивой и дугой должно проходить два мужских кулака, не больше и не меньше!

Стрелы Даг привык вырезать с детства, особенно много он их нарезал в плену у финской ведьмы. Это занятие было еще скучнее, поскольку за день даже ловкий охотник не собирал и дюжины хороших стрел. Но Хледвир задумал перед сражением поделиться собственными секретами. Он заставил парней выбирать в мешочке широкие лебединые перья одинаковой длины, затем древки стрел макали в горячий деготь, а оперение быстро приматывали к дегтю крепкой нитью. Из пяти стрел, по мнению Дага, оперенных им отлично, Хледвир, скривившись, выбрал лишь одну. Но когда все луки были собраны, стало ясно, что Стрелок выиграл пари. Натянуть тетиву до отказа двумя пальцами не смог на борту никто, кроме троих матерых ветеранов. Затем Хледвир показал, как в полете закручивается верно оплетенная стрела и как криво летит стрела, где перья установлены неверно. Мастер собирался тренировать молодых до утра, но вмешался сам Волчья Пасть и позвал всех ужинать.

— Дядя Свейн, а это правда, что стало выгодно остаться навсегда в Англии и стать вассалом их короля? — дожевав мясо, прямо спросил Северянин.

Мужчины со вздохом переглянулись.

— Да, давно я тебя не видел, племянник. Ты стал задавать трудные вопросы.

— Почему же трудные? Ведь если у нас есть своя родина, которую надо защищать, зачем же переходить в веру врагов?

— А что ты скажешь, если узнаешь, что почти половина народа в Йоркшире и Суссексе — это наши бывшие датчане? — усмехнулся Ульме. — А что ты скажешь, если узнаешь, что лучшие рыцари, защищающие их королей и баронов в Саутгемптоне, — тоже из наших?

— А чем там лучше — в этом Саутгемптоне? — с трудом выговорил Даг.

— Хочешь узнать, почему там зеленее трава? Предания говорят, что первый морской конунг высадился с командой на островке Ландисфарн, было это около двухсот лет назад. Там в монастыре жили жирные монахи и наши их изрядно пощипали. — Свейн поудобнее перехватил палку с насаженным куском оленины. — Больше всего наших дедов удивило, что никто не вышел к ним с оружием в руках. Висы говорят, что навстречу драккарам вышел один — единственный человек с кипой бумаг, он пытался взять с них налог.

Его последние слова потонули в хохоте.

— А велика ли эта Англия? — осведомился кровник Руд. — Больше ли она острова Рюген, где мы нашли Дага?

— Англия богаче в тысячу раз и в сто раз больше любого из островов. Им повезло, добрые боги омывают их побережья теплой водой, отчего там никогда не бывает лютых зим. Старики поют, что когда — то в графстве Кент жил и властвовал король Оффа. Но он недолго сопротивлялся нашим предкам. Кстати, Даг, помнишь Горма Одноногого? Не знаю, жив ли он еще, но он знал прекрасную песню про то, как отважные викинги нанесли на карту острова Шотландии и Йона, а затем и Ирландию. Вот тогда — то и начались странные вещи, которые никогда, никогда не происходят с фризами, саксами или славянами. Конунги Британии стали предлагать дангельд в откуп, их серебряные рудники были полны, их кладовые ломились от запасов. Но это еще не все… — Свейн обвел притихших спутников горящими глазами. — Они предложили нам земли, лучшие земли, и они предложили вступить в их наемные отряды!

— Выходит, датский конунг плывет сейчас за дангельдом, а платить ему будут потомки датчан?

— Тихо, тихо, не говори громко таких слов, — одернул Дага Хледвир Стрелок. — Какая тебе разница, кто кому платит, если можно славно заработать?

— Это точно, — подтвердил Орм Крепыш. — Скальды в моей усадьбе давно поют так… мол, долго грабили монастыри в Йоркшире, есть у них такое богатое местечко, где коровы всегда родят двойню, женщины пышны, так что вдвоем не обхватишь, а серебро подземные эльфы так и швыряют из своих нор на поверхность!..

— А что было потом? — Северянин с интересом представил женщину, которую не обхватишь и вдвоем.

— А дальше что? Дальше большие отряды ушли в сторону Шотландии и уплыли в Ирландию. Говорят, там до сих пор стоят камни с рунами в честь героев, которые в одиночку сокрушали целые города!

— Мой дед под командой Горма Старого, отца нынешнего конунга, дважды брал Хэмвик и Лондон, — поделился Ульме Лишний Зуб. — Нелегко им там пришлось, почти половина команды полегла. Это вначале англичане были дураки и просто откупались. Дрались они тоже неплохо. Но потом нашелся великий ярл из наших. Он приказал рубить корабли, чтобы никто не мог отплыть назад. Он приказал встать на зимовку в месте, что называется Кент. Это было умно. Тамошние графы принесли серебро и предложили свои леса и поля в обмен на мир. С тех пор люди с Северного пути остались жить на новой земле. В других драпах поют, что викинги захватили целое королевство Йорк, а еще через год — огромное королевство Уэссекс.

— Говорят, один лишь король Ноттингема поступил мудро и сразу предложил откуп, — засмеялся Волчья пасть.

— Но не это главное, мой юный друг. Главное, что даны и норвежцы перевезли сюда женщин и скот, и коней, и семена, и основали крупные фермы, гораздо богаче, чем на камнях своей бывшей родины. Когда мы ступим на берег, я покажу тебе фамильные курганы хевдингов. Я покажу тебе границы земель, где нашим предкам надоело воевать, и они постепенно приняли обычай местной знати. Они стали возделывать пашни и разводить скот…

— Но земля слишком большая! — гоготнул Хледвир Стрелок. — Синезубому наверняка донесли, что в южных графствах снова не желают платить положенный дангельд!

— Все не совсем так, — вставил доселе молчавший старый Бьерн. — Они платят, но сами потихоньку становятся англами. Им теперь есть что охранять. У меня много друзей — купцов, кто ходил и в Гарц, и в арабские страны… и вот что я вам скажу — серебра всюду становится все меньше и меньше! В Ирландии вообще больше ста лет правят датские короли, и говорят, что ведут свое начало от самого Ивара, а в Нортумбрии хозяйничал Эрик Кровавая Секира, пока его сейчас не потеснил Эдуард. Вот он — то и не желает делиться со славным Харальдом нашим кровным выкупом!

— Впрочем, говорят, в Портленде платить не желает Эдельгерд! — вставил кто — то.

— Какая нам разница, — скрипнул зубами Свейн. — Эти неблагодарные псы ничего не умели, до того как на островах не высадились первые люди Северного пути. Они даже говорить между собой не умели. Одни болтали на наречии саксов, другие — на старом фризском, третьи — кричали, что пришли из — под кельтских холмов! Мы построили им пять главных городов — Ноттингем, Дерби, Лестер и…

— Линкольн и Стамфорд, — подсказал Бьерн.

— Верно! Эти пять городов навсегда поклялись платить датские деньги. Они даже стали чеканить свою монету! А их хевдинги захватили себе земель столько, что сами стали почти королями!

— А что же теперь? — спросил захмелевший от медовухи Руд. — Синезубый снова установит налог?

— Я уже сказал — русские города не дают столько арабского серебра и золота, как раньше, — понурился Волчья Пасть. — А Император Отто научился слишком хорошо защищать свои рудники. Теперь франки поклоняются ему и признают своим владыкой. Недалек тот день… — Волчья Пасть понизил голос, — когда язычники — славяне оближут пятки Белому богу, и что тогда?

— Что тогда? — как эхо, ахнули викинги.

— Тогда, пока паписты не проникли в Кент и Суссекс, серебро надо брать там!

— Кроме того, никто не отменял договор между Гудрумом и Альфредом Великим, — хмыкнул Лишний Зуб. — По этому договору всякий может поселиться между границами двух королевств, если сумеет обеспечить себя и свою семью! А ты разве не знал, Даг, что твой дядька наконец — то взял жену и стал счастливым папашей?

Об этом Северянин понятия не имел. Но счастливая новость позволила откупорить еще бочонок с медовухой. Кто — то принес кантеле, кто — то ударил в бубен, затеялись даже пляски на палубе, но Харальд Синезубый никому не позволил долго отдыхать. Едва забрезжил рассвет, как армада тронулась с места. Зазвенели якорные цепи, захлопали паруса, понеслись над морем зычные команды форингов.

Даг не считал дни похода. Северянин чувствовал себя абсолютно счастливым. Он снова стал членом огромного братства, его заслуги оценили, и очень скоро дядя Свейн обещал поставить его во главе смены гребцов, несмотря на то, что парни были старше и сильнее его. Но возраст и сила мало что решали, когда слава о бесшабашном мальчишке с волчьей меткой докатилась до самого датского конунга. Настроение Дага немного омрачали вести, принесенные братом Сигурдом, о тяжелой болезни матери. Но мать была так далеко на севере, в усадьбе, и он ничем не мог ей помочь, разве что принести новую славу!

Наконец впередсмотрящий подал знак. Слева в тумане обнаружился колоссальный земляной вал с расставленными дежурными огнями. Вязкие туманы скрывали побережье. Перед самым рассветом флотилия подошла к берегам Англии.

Глава четырнадцатая, в которой стрелы закрывают небо, а тот, кого ищешь, опять проходит стороной

— Это всего лишь остров, слева от нас Райд и пара деревень, главная из них — Ньюпорт, — сверившись с картой, авторитетно заявил Волчья Пасть. — Я думаю, Синезубый будет держать курс прямо на гавань, чтобы не дать им опомниться!

В который раз Северянин подивился великолепной четкости и слаженности маневра. Драккары Харальда не стали бестолково тесниться, как это сделали бы мелкие ватаги викингов. Повинуясь звукам горна и сигналам флажков, плоский фронт драккаров перестроился клином, причем «Рогатый Змей» Харальда оказался вовсе не в передних рядах. Впереди него, невесть откуда, появились мрачные драккары с высокими бортами и двойными таранами. На штевнях они не несли никаких украшений, вместо этого, едва выступая над уровнем пенных волн, торчали ужасные таранные орудия, похожие на языки, обросшие железными зубами. На палубах, под странно изогнутыми щитами, напряженно ждали люди. Каждую секунду они ожидали нападения, а не прогуливались по палубе, как расхлябанные матросы Свейна.

— Это и есть викинги из Йомса, — сквозь зубы произнес Ульме. — Сами не заговорят и твоей шутки не поддержат. Дерутся только за деньги, а за каждого своего готовы убивать, как за родного брата.

Даг смотрел, чувствуя, что на глаза набегают слезы. Они находились совсем рядом, перестраивались на расстоянии взмаха весла, эти люди, которых он так долго искал и которые наверняка что — то знали об его отце… но Северянин ничего не мог поделать. Он должен был четко выполнять свои обязанности на рулевом весле. К тому же, на веслах у йомсвикингов сидели только свободные, и сидели в два ряда, это Волчья Пасть заметил сразу. Потому и скорость, и дисциплина у них были много выше. Не успели орлы «Белого Быка» поснимать с бортов устрашающие щиты, как черные корабли с таранами уже ушли далеко вперед и заняли места вокруг флагмана.

— Смотри, видишь парня в шапке с раздвоенной бородой? — прищурился Ульме. — Это сын Харальда, его кличут Свен Вилобородый. Он вечно лезет вперед, вот и теперь норовит обогнать отца.

Вилобородого Даг заметил давно. Сын конунга здорово походил на отца, но если в старшем чувствовалась гордая сила, то младший больше походил на хитрого лиса. Зачем — то он, точно женщина, носил на шее три тяжелые ценные гривны, его бегающие рыжеватые глазки никогда надолго не задерживались ни на одном предмете, с отцом он спорил свистящим шепотом и злился так, что кулаки сжимались до белизны.

— Не слишком — то они ладят, — коротко отметил Волчья Пасть. — Сыночек хочет большей власти, кроме того, на старшего многие злы за камень.

— За какой еще камень?

— Синезубый согнал кучу людей с волами и лошадьми, чтобы насыпать холм в память своей матери, а потом ему пришла в голову мысль еще и здоровенный камень прикатить. Такой камень, что и сотня лошадей с места не сдвинут… Тут начался настоящий бунт, еле усмирили народ. Так что многие теперь не за старого, а за сыночка.

Впереди гулко ударили в барабан. Ему тут же отозвались второй и третий. Повинуясь сигналам, груженные провиантом кнорры стали медленно отходить назад. На палубах Северянин с удивлением увидел не только живых волов и птицу, но и лошадей в полной сбруе.

— Кони нужны, чтобы вести переговоры на берегу, — разъяснил Ульме. — Эти гордецы — бароны не желают ходить пешком.

Справа в сполохах утренних зарниц тоже показалась земля. Один за другим на крутых скалах вспыхивали сигнальные огни, слышался топот конницы и даже виден был блеск доспехов. Флотилия медленно втягивалась в колоссальную бухту, которая все сужалась впереди. Становилось очевидно, что, если корабли противника надумают запереть выход сзади, флот завязнет и может попасть в беду. Но из — за скал не показался ни один корабль.

— Англичане редко воюют на море, — зевнул Свейн. — Это фризов или южан надо бояться. У этих нет смелых морских бойцов, зато ты скоро увидишь их конницу.

— Конницу? — засмеялся Даг. Однажды он уже видел конницу руянов под стенами Рюгена, которую чуть ли не в одиночку разметали берсерки Торира Скалы.

— Рулевой, восьмая доля к югу, — приглушенно скомандовал Ульме.

— Спустить парус!

— Выставить щиты!

— Гребцы левый борт — табань!

Драккары поддержки стали плавно забирать к западному берегу, Северянин почти поверил, что дело окончится миром. Отдадут глупые англы свое серебро, а он в лучшем случае разомнет ноги на чужом берегу…

— Вторая смена — сомкнуть щиты! — рявкнул Свейн. И очень вовремя рявкнул. Вопль одинаковых команд разнесся над заливом. То ли Дага с возрастом его волчья метка предупреждала все хуже, то ли дело было в расстоянии. Потому что такое низкое басовитое пение, да еще с адским шипеньем простые стрелы не издавали. Небо осветилось тысячами светляков. Стали видны постройки на высоких сваях, втянутые на берег, черепичные крыши, перевернутые лодки, изящные мостики через канальцы и… стройные отряды арбалетчиков, упиравшие свои убийственные орудия на острые штыки.

Пожалуй, ни один стрелок, даже Хледвир, у которого был прекрасный лук, и сам дядя Свейн не решились бы вступить в поединок. Это была совсем иная война, и велась она по новым правилам. Стрелы ударили в борта, многие закричали. Попадали убитые.

Даг вгляделся в быстро приближавшийся город. Город англичан сильно отличался от всего, что мальчишка успел повидать на Северном пути. Во — первых, к берегам, вдоль извилистых улиц, спускались превосходные мощенные камнем дороги. Сами дома, выстроенные из красного кирпича, с одинаковыми узкими окошками, казались маленькими крепостями. Во — вторых, узкая бухта раздваивалась, открывая необозримый простор. На стыке водных стихий мрачной громадой застыла башня. В башне светились окошки, там что — то грохотало, по узким лесенкам вдоль стен носились люди в долгополой одежде, оттуда шел дым и неприятный запах. Как выяснилось чуть позже, это были обломки монастыря, который викинги разгромили еще век назад. Но неприятностей флотилии Харальда этот обломок принес едва ли не больше, чем вся вражеская конница.

Дома на противоположном берегу реки выглядели более чем богато. С одной стороны, казалось очень удобным, что прямо к ним можно причалить, но на всех сходнях и пристанях, гремя оружием, поджидали англы.

Внезапная утренняя атака провалилась, небо светлело с каждой минутой. Арбалетчики британцев работали слаженно, выстроившись в несколько шеренг, каждый агрегат обслуживали двое. Горящая пакля предназначалась в первую очередь авангарду наступления, головные корабли данов уже вовсю дымили. Там пытались сбивать пламя, спустили паруса. Тяжелые стрелы без усилий пробивали щиты, пригвождая гребцов к палубам. Следом за стрелами, больше похожими на копья, полетели камни, явно пущенные не вручную. На глазах Дага такой камень, весом не меньше полусотни марок, навылет пробил борт и оторвал голову человеку на весле. Другой устроил пробоину в днище.

— У них камнеметы! — Ульме отпустил чудовищное ругательство, упомянув в одной фразе сразу всех мерзких богов англичан, их жен и домашних животных. — Эта штука называется палинтон. Когда — то мы хотели поставить такую на драккар, но при качке невозможно целиться!

Когда очередной камень переломал в щепки два весла на «Журавле», Даг не на шутку забеспокоился.

Но Синезубого, похоже, камни не занимали. Весла мерно лупили о воду, флот причаливал, становилось очевидно, что жидкие ряды солдат и пара камнеметов не сдержат вопящих викингов. Вот первые тараны с треском ударили в свайные дома, в пролеты мостов. Впередсмотрящие передали сигнал. Даг вместе с другими кормчими яростно наматывал на блок канат от рулевого весла.

«Белый Бык» снижал скорость, чтобы избежать столкновения с береговыми сооружениями. Вдоль линии домов и пакгаузов тянулись причалы, рыболовецкие пристани, многочисленные «домики рыбаков», вокруг которых были привязаны мелкие лодчонки. Наверняка Синезубый знал, что делает, и наверняка ему доложили, что явных опасностей под водой ждать не следует.

Внезапно раздался страшный треск. Никто не понял, что произошло. Корабли точно наткнулись на мель. Сверху передали — «Белый Бык» всей мощью налетел на протянутую над водой цепь. Затрещала обшивка, многие на палубах попадали. Только теперь стала ясна стратегия защитников города! Цепь перегораживала устье реки, за которым Саутгемптон расширялся и превращался в богатый купеческий город.

Однако часть флотилии, возглавляемая Синезубым, беспрепятственно обогнула мол с башней и вошла в левый рукав залива. Остальные точно застряли. Северянин мало что видел со своего места, поскольку слева и справа разворачивались другие боевые корабли дяди Свейна.

«Черный конь» и «Журавль» вовсю горели, буквально поливаемые огнем. Моряки свободных смен едва успевали сбивать пламя. Впереди Дага на девятом руме убило наповал сразу двоих гребцов, и это несмотря на толстые щиты, выставленные свободной сменой. Щиты просто вырвало у парней из рук! Тяжелые арбалетные стрелы пробивали дуб насквозь вместе с телом человека.

— Готовь высадку! Достать копья!

— Поджечь паклю!

— Равнение на штандарт!

— Горнист — команду к высадке!

— Правое крыло — убрать арбалетчиков!

Палубы были вскрыты, по команде херсиров быстро выносили настилы, связывали драккары между собой. Город Саутгемптон сперва показался Дагу длинным и неуклюже растянутым по берегу. Но чем чаще лупили по воде весла, тем выше и выше вставали над головой двух — и трехэтажные дома, полные вооруженных людей.

Англичане выскочили навстречу с ужасающим ревом. Они были гораздо лучше экипированы, каждый в кольчуге, в железной шапке, защищавшей переносицу. Многие вместо длинных мечей вращали шишаками и палицами, но большая часть держалась организованно, с длинными пиками, подчиняясь зову трубачей.

Арбалетчики находились на вершине холма, прямо за городом, отступали организованно, и достать их с такого расстояния не смог бы и сам Один со своим волшебным копьем. Подчиняясь команде, они разворачивались, наводили арбалеты, натягивали пружины, поджигали паклю и производили залп. Затем, не мешкая ни секунды, меняли дислокацию, быстро перемещались вдоль заборов, чтобы спустя минуту прицельно поджечь еще один из вражеских кораблей. Они пускали стрелы поочередно в одну цель.

Даг стал свидетелем, как на глазах затонули четыре снеккара островных датских ярлов, он узнал их по серебристым штандартам. Даже не вступив в войну, свежепостроенные красавцы — корабли погибли! Экипажи конечно спаслись, перебежали на соседние суда. Это показалось Северянину таким обидным и таким… диким. Впрочем, за последующие два часа все его представления о войне перевернулись напрочь.

Даг еще никогда не сталкивался с настоящей организованной армией. Даже несмотря на то, что короли этой земли трусливо платили выкуп, их солдаты дрались хорошо!

Спустя минуту раздался клич и стал виден высоко поднятый флюгер «Рогатого Змея». Вскрыли оружейные ящики, Даг мог не опасаться, что его бросят на борту. Он схватил оба меча, нож и на всякий случай — круглый щит, подаренный Ругом.

— Даг Северянин — ты теперь херсир первой смены. Сажай своих в лодки, пробирайтесь под цепью и захватите вон ту башню, ясно? Надо снять цепь!

Только теперь Северянин уяснил, что Торкиль Сигурдссон, старший смены, убит наповал, убит длинным деревянным копьем с железным наконечником, пущенным как раз с одной из башен монастыря.

— Первая смена — за мной! — заорал Северянин, стараясь перекричать нарастающий шум битвы. — Абордажные крючья — в лодку! Руд, поведешь вторую лодку левее. Левее башни, к лестницам, понял?

Руд только кивнул. Ему не надо было повторять дважды. Он прекрасно помнил, кого избирали мальчишки херсиром во всех детских играх.

Следом за Северянином в лодки спрыгнули шестнадцать человек.

Глава пятнадцатая, в которой Дагу приходится вспоминать, как драться лежа на спине и как командовать хирдом

Труднее всего оказалось протащить над бортом мокрую, обросшую водорослями цепь. В любую секунду она запросто своей тяжестью могла утопить лодку. Но, к счастью, те, кто засел в башне на излучине, не догадались ослабить натяжение. Скоро первую лодку догнала лодка Руда. Парни там гребли изо всех сил, на носу стоял форинг, прикрывая своих громадным дубовым щитом.

— Руд, обходи башню сзади, к лестнице! — крикнул Даг. — Отвлекайте их, пока мы доберемся до окон!

Тем временем главные силы данов обошли излучину и уже высадили десант с другой стороны мола, где преграды не было. Зато ярлы содружества, запутавшись в цепи, повели себя не лучшим образом. Вместо того, чтобы вместе с Дагом атаковать башню с лодок, многие стали отходить назад, в надежде причалить в более спокойном месте и там пограбить. Или воссоединиться с Синезубым на суше, как они потом объясняли.

Город горел. Викинги Харальда выпрыгивали в воду, уже в воде выстраивались клином, впереди с воплями шли полубезумные берсерки. Завидя их, вооруженные солдаты короля бежали, сдавая дом за домом. Почти все штандарты Синезубого появились на берегу. Там, где они развевались на ветру, немедленно занимались пожары. Наверняка в стане противника у данов имелись шпионы, потому что первым делом загорелись склады, где хранилось что — то горючее. Пламя взметнулось до неба, приглушив солнечный рассвет. В сиянии огней Даг увидел толпы горожан, беспорядочно бегущих вверх по улицам. Навстречу им галопом спускалась английская конница, грозя передавить своих. Сотни факелов поднимались вверх, к укрытиям за зубчатыми стенами замка, другие сотни факелов метались вдоль причалов.

Цепь, перекинутая через реку, остановила две дюжины кораблей. И каждый из них превратился в цель для убийственного обстрела. Особенно досаждали огромные, окованные железом стрелы, пускаемые с баллист. Метатели пробивали корпуса насквозь и нарочно целили ниже ватерлинии. Некоторые ярлы дали приказ своим отходить. С каждого драккара послали лодки для высадки, но викингов встретил настоящий лес стрел. Даг грести не мог, он укрывал щитом двоих товарищей, чувствуя, как тяжелее и тяжелее становится щит под ударами горящих стрел. Иногда долетали и копья, тогда становилось совсем туго. Экипаж «Журавля» в полном составе греб к берегу, кто на лодках, кто на щитах, кто вплавь, их уже ждали, размахивая алебардами.

— Руд, давай к лестнице, задержите их там!

— Эй, парни, мы с вами! — Рядом с лодкой Руда появилась еще одна длинная ладья, выкрашенная в черный цвет.

Свейн Волчья Пасть изо всех сил загребал веслом на лодке, принадлежащей какому — то чужому ярлу. Тот видно побоялся послать свою дружину на верную гибель и предпочел отсидеться в центре пролива, куда не долетали стрелы.

Стоило причалить к мокрому, затянутому тиной основанию башни, как сверху покатились бочки с горящей смолой и кипятком.

— Все в воду! — заорал Даг. Но сам в воду не прыгнул, он углядел в темноте нишу, выбоину в кирпичах, там вполне можно было укрыться двоим, а то и троим. Одним прыжком он преодолел расстояние, распластался у холодной стены. Рядом прижались еще двое. Лица обдало жаром.

Кипящая смола обрушилась вниз, в опустевшую лодку. Сухой корпус немедленно загорелся, затлели брошенные дорогие щиты, стало ясно, что погибло запасное оружие. Многих все же ранило, один человек вертелся волчком на дне лодки, растирая глаза. Еще двое плавали спинами кверху. Но остальные успели вовремя нырнуть и вынырнуть, теперь они все находились под защитой узкого козырька стены. Сверху донесся торжествующий вопль, который тут же был заглушен боевым нидом. Эти парни под командой Руда добрались до лестницы, опоясывающей башню, и вступили в бой. Каждый шаг вверх на кольцевой лестнице давался им с большим трудом. Сверху наседали английские солдаты.

— За мной! — скомандовал Даг. — Эй, Крепыш, подставь руки! Всех нас закинешь наверх!

Орм сложил руки в замок, Северянин птицей взлетел вверх и… едва не столкнулся с летящим навстречу плевком кипящей смолы. За смолой летели те двое, кто только что ее готовил. Сверху, с самого верхнего уровня башни, свесился человек с волчьей маской на голове, Даг успел увидеть лишь его белозубую улыбку. Свейн что — то спросил, но расслышать стало невозможно. Значит, форинг нашел еще один путь наверх! Теперь осталось только соединить усилия и обрушить проклятое железо в море!

По ту сторону мола гримы Синезубого схлестнулись с пехотой врага. Рев, звон железа, хрипы, грохот рушащихся мостков создавали невероятный шум.

Даг очутился на широком козырьке, прямо над ним светилось окно. А по соседству с окном зияла круглая, окованная металлом дыра, из которой тянулась цепь, перегородившая залив. Сквозь грохот боя Северянин слышал, как бойцы на кораблях пытаются с риском для жизни пилить или рубить эту цепь, но такую преграду одолел бы разве что молот самого Тора!

Даг подтянулся и одним махом перебросил тело в окно. Дальше все стало ясно и понятно, как случалось в детстве, когда Горм Одноногий по сто раз заставлял отрабатывать падения, кувырки и удары. Волчья метка на голове колотилась в такт ударам сердца. В помещении, куда Даг угодил, жирно светили факелы. Это была полукруглая комната, башню изнутри разделяла кирпичная перегородка. Вверх и вниз убегали каменные винтовые лестницы. К сожалению, механизм, управлявший натяжением цепи, находился за стеной. Туда вели две заколоченные двери, но ни к одной из них Северянин не успел приблизиться. На него сразу кинулись слева и справа.

Даг подпрыгнул, выкручиваясь в воздухе, занося для удара сразу два меча. Усатый пожилой человек слева выронил топор, с воем схватился за разрубленную щеку. Противник справа ловко отшатнулся назад, тут же кольнул пикой. Его пика оказалась перерублена надвое мечом Малыша Тости, который уже запрыгнул в башню следом за Дагом. Даг ударил сверху, приседая. Противник инстинктивно прикрылся… и получил вторым мечом в бок.

Снизу по лестнице, толкая друг друга, перли солдаты врага. Некоторые были одеты в монашеские рясы, но под рясами звякали кольчуги. Кровь ударила Дагу в голову. Не дожидаясь, пока все англы вылезут в залу, он один бросился им навстречу.

Ближайший парень с обожженной красной головой взмахнул мечом… и конечно промазал. Сталь свистнула над головой. Даг скакнул вправо, снова влево, носком сапога ударил противника по щиколотке, зато мечом достал по локтю следующего нападавшего. Тот заревел, как раненый кабан, на долю секунды замешкался, перекрыв дорогу своим товарищам. Дагу этой секунды хватило, чтобы вторым мечом, спрятанным за спиной, проткнуть глаз третьему, который только — только показался на лестнице. Парень с обожженной головой развернулся для удара, но Северянин уже перескочил через второго раненого, наступив ему прямо на голову. И, не мешкая, воткнул меч пузатому англу в бок, по самую рукоять. Назад меч вытащить не удалось. Толстый монах забился как в припадке, мешая тем, кто пробирался снизу. Северянин едва успел отпрыгнуть к стене, молодой красноголовый наступал, бешено вращая своим оружием, его меч был на локоть длиннее.

Но ни один удар нанести он не успел, потому что сквозь окошко уже пролезли Хледвир Стрелок, Ульме Лишний Зуб и другие. Хледвир швырнул секиру, разрубил сзади череп красноголовому пополам. Толстяк в рясе, раненный мечом Дага, все же выбрался на площадку и схватился с Тости и Ульмом. Казалось удивительным, как этот человек держится на ногах, кровь хлестала у него из бока, заливала пол, а он, вращаясь, будто мельничный жернов, отгонял викингов зазубренным протазаном. Малыш Тости отлетел к стене, едва успев подставить щит. Щит разлетелся пополам, щепки воткнулись Тости в лицо. Ульме не спеша снял с плеча лук, его стрела проткнула толстому монаху горло. Тот наконец свалился, Даг нагнулся, уперся коленом и смог вытащить из его бока свой меч.

Сверху донеслись вопли и размеренные удары. Казалось, вся башня заходила ходуном.

— Это Свейн и Руд, они ломают верхние двери! — прорычал Ульме. — Там сотня этих проклятых монахов, у всех у них пики! Что наши сделают с мечами против пик?

— Надо идти им навстречу! — крикнул Тости. — Где Крепыш?

Орма Крепыша втянули в окно не без усилий. Крепыш застрял в окне, и только вражеская стрела, больно кольнувшая его в зад, помогла ему протиснуться. Выше этажом и снаружи башни вовсю звенели клинки. Это парни Руда пытались прорваться внутрь. Даг гадал, где же дядя Свейн, что сумел так загадочно взобраться на самый верх и прикончить варщиков смолы.

— Вы все — вверх, на помощь нашим! — скомандовал Северянин. — Надо открыть им дверь! Орм, Тости, со мной вниз! Надо найти, как выломать эту проклятую цепь! Хледвир, ты с нами!

— Это дело по мне! — оживился громадный Орм. В команде Свейна Волчья Пасть он славился тем, что в одиночку мог занести на борт кнорра живого коня.

Даг сорвал со стены факел и снова первым ринулся вниз, в темноту. Он даже не сомневался, что останется цел. Дорогу на узких каменных ступенях перегораживал солдат, которому досталось мечом Дага в глаз. Он лежал навзничь, не подавая признаков жизни. Однако за поворотом лестницы явственно слышалось дыхание нескольких человек, и еще какие — то странные глухие скрипы. Хранители города приготовились дорого продать свои жизни.

Где — то в городе бухнуло так, что с потолка посыпалась известка. Северянин представил, как берсерки и йомсвикинги Харальда планомерно уничтожают склады, поджигают дома и режут сонных горожан. Но надо было торопиться. Он пригнулся и прыгнул вниз, во мрак. Не зрением, а каким — то шестым чувством угадал просвистевший нож. Прижался к стене. Враг, убедившись, что ошибся, сделал второй выпад. Даг коротко ткнул обеими мечами. Попал в мягкое. Кто — то застонал, выругался на незнакомом наречии. Бывший волчонок вдруг понял, что ему легче драться с местной братией вовсе с закрытыми глазами. Точно новое озарение посетило его! Факел с шипением погас, в последний миг Северянин рассмотрел такую же круглую залу, что и наверху, но эта чем — то отличалась. Здесь не было окон, кирпичные стены кто — то надежно замазал темной замазкой, но все равно сквозь нее сочилась вода. Сомнений не было — они угодили ниже уровня реки!

На Дага кинулись четверо, неумело толкаясь и мешая друг другу. Северянин сперва отступил, затем упал на спину, поджал ноги, услышал, как сталь отскочила от грубого камня. Не глядя, рубанул влево и сразу вправо, чужая горячая кровь залила лицо. Двое повалились с перерубленными ногами. Третий в темноте снова попытался достать копьем в живот и снова промазал. Четвертый, вонючий, волосатый, навалился с кинжалом и тут же обмяк, получив по голове кулаком Орма Крепыша. Мужик с копьем кинулся в новую атаку. Даг трижды перекатился, всякий раз между ним и наконечником копья оставалось расстояние с палец. Когда запыхавшийся англичанин занес копье для четвертого удара, Даг покатился ему под ноги, резко взмахнул мечом, оставив врага без ступни, так же резко разогнулся, вгоняя второй клинок британцу в подбородок.

В помещение ворвался Хледвир и с ним еще двое молодых викингов, с секирами и факелами. Им осталось только добить солдат, которым Даг разрубил лодыжки.

— Ну, Даг, ты настоящий колдун! — выдохнул Хледвир. — Мне говорили, что парень с когтем увертлив, как рысь, но клянусь, ты ловчее десятка рысей!

Прямо по центру круглой залы размещалась гигантская лебедка с накрученной цепью. Кто или что приводил ее в действие, оставалось непонятным. Сейчас могучий диск, похожий на спаренный мельничный жернов, находился в покое. В потолок от него уходила массивная балка, толщиной с целый дуб, перехваченная железными кольцами. Такая же балка уходила куда — то вниз. Сквозь отверстие в стене виднелись сполохи пожаров и застрявшие корабли флотилии.

— Мы ошиблись! Эта механика не здесь, а где — то на верху! Ниже хода нет!

— Орм, все равно надо рубить эту мачту! — приказал Северянин. — Тости, оставайся и прикрывай ему спину! А мы — наверх!

Крепыш взялся за дело с большой энергией, но балка имела такую толщину, что даже могучая секира Орма начала гнуться. Казалось, хитрые инженеры пропитали древесину особым составом. Оказалось легче разрубить железные стягивающие кольца, чем саму «мачту».

Даг тем временем уже несся наверх. Собравшись на третьем этаже, викинги ударили в тыл солдатам, защищавшим ворота. Ворота трещали под ударами топоров, кое — где уже виднелись пробоины, но у защитников башни имелось преимущество. Сквозь узкие бойницы они посылали наружу стрелы или кололи парней Руда длинными пиками. И точно так же, по центру помещения, точно незыблемый небесный ясень, торчала неохватная ось. Она уходила в дыру наверху.

Северянин сразу понял, что силы неравны. Их отряд, после гибели лодки, составлял всего человек семь, а впереди сосредоточилось не меньше двадцати парней в рясах и кольчугах. Зато на этом этаже башни он увидел еще кое — что важное. Точнее — не увидел — а ощутил своим звериным нюхом. Там, наверху, над многослойным сводчатым потолком, имелась широкая круглая площадка, по которой ходили кругами волы, навечно запряженные в крестовину. Только волы, навалившись громадной силищей, могли освободить реку! Сколько наверху животных, Даг понять не успел. Ясно стало лишь одно — надо как — то попасть на крышу и заставить быков повернуть назад, чтобы цепь свалилась в пучину…

— Убить их, как можно больше! — прошептал Даг, выглядывая с верхней ступеньки лестницы. — Ульме, нам надо открыть ворота и впустить наших!

Ульме Лишний Зуб кивнул и змеей кинулся вперед. Обычно викинг зовет противника, чтобы сразиться лицом к лицу, но наступил такой момент, что стало не до законов чести.

Магнус, Сьеберн, Хледвир беззвучно обнажили оружие. Первая же их атака уложила наповал пятерых, но прочие бритты обернулись и кинулись в драку. Лишний Зуб слыл самым хитрым бойцом в фелаге Свейна, недаром ему доверяли тренировать молодых. Он побежал в сторону, вдоль загибающейся стены, прикрываясь щитом. За ним, позабыв про охрану ворот, тут же кинулись четверо, считая седого щуплого дядьку легкой добычей. Старший из англов прикрикнул на них, но было уже поздно. Ульме развернулся, швырнул меч в лицо первому, присел. Ударил его в бедро короткой секирой, рванул обмякшего раненого на себя и, прикрывшись им, как щитом, заколол второго солдата. Магнул Эрикссон, лучший гребец с первого рума, раскроил черепа еще двоим, но получил пикой в живот и почти сразу умер.

Даг в бой не полез, а ужом пополз вдоль стены. Его целью стал засов — здоровенная, квадратная в сечении дубина, удерживаемая бронзовыми скобами. Засов ходил ходуном, с той стороны в дверь нещадно лупили. Старший из англов жестоко схватился с Хледвиром Стрелком, они кружили у самой двери, растолкав и своих, и чужих, осыпая пол россыпью искр. Северянин с горечью убедился, что у англа меч длиннее и лучшей закалки. Хледвир дважды попадал в камень и отступал, чтобы выпрямить погнувшееся лезвие, а враги всякий раз встречали его промашку хохотом. Командиром у англичан был достойный воин. Невысокий, но почти квадратный в плечах и очень прыгучий. Кроме того, он, как и Даг, легко орудовал двумя мечами сразу.

Даг почти добрался до засова, пока Сьеберн и Ульме теснили в сторону толпу солдат. Парень навалился на бревно, оно медленно поплыло в несмазанных скобах. И тут Даг совершил ошибку. Стоило все сделать молча, но он выкрикнул имя Руда.

Острая боль обожгла плечо. Такая острая, что на минуту все поплыло перед глазами. Проткнув кожаную куртку, ухитрившись попасть между плотно пришитыми медными бляхами, в правом плече торчала стрела. И выпустил ее с противоположной стороны круглой залы мальчишка, не старше самого Дага. Парень стрелял не из лука. Северянин и прежде видел в руках врагов боевые арбалеты, но так близко — никогда. Тем более что арбалет был маленький, а стрела — железная, с зазубренным оперением, и вытащить самому никак не получалось.

В следующий миг Ульме подкинул в руке нож и проткнул юному арбалетчику глотку. В правой руке у Лишнего Зуба быстро вращалась обоюдоострая секира, которой он отгонял от Дага человек шесть бестолковых англов. Те пытались делать выпады, смешно замахивались топорами, но Ульме всякий раз превращал их в стадо трусливых баранов.

Не обращая внимания, что нижняя рубаха становится горячей, а рука немеет, Даг здоровым левым плечом все толкал и толкал непослушный засов. И вот — ворота с дребезжанием и скрипом провалились внутрь, тяжелой створкой Северянина отбросило на стену. Первым в комнату ворвался Руд, он был черный от крови, с его секиры свисали лохмотья. За Рудом вбежали остальные члены экипажа, и с островитянами в две минуты было покончено. Командир англичан, квадратный, грозный, остался единственный, кто продолжал еще рубиться с Хледвиром. Все невольно замерли, дыша, как загнанные кони. Серией хлестких ударов здоровяк сорвал с куртки Хледвира половину стальных блях, даже штаны и сапоги у викинга были исполосованы. Периодически он прижимался спиной к стенке, чтобы хоть немного перевести дух, и тогда на сыром кирпиче застывало кровавое пятно. Англичанин тогда упирал кулаки в колени, сплевывал и ждал.

— Он убьет Хледвира, — тихо произнес кто — то за спиной Дага.

Тут Северянин вспомнил, что честным поединкам здесь совсем не место, и кивнул своим. Отважного защитника башни моментально зарубили.

— Нам бы такого бойца в фелаг, — с уважением произнес Ульме.

За спиной Руда открывался вид на горящий город. Внешняя лестница, по которой поднимались викинги, была усеяла трупами своих и чужих. Из команды Руда в живых осталось не больше половины. Теперь стало ясно, как хитро устроена тяжелая дверь. Она провернулась на толстой оси и открыла доступ к внутренней лесенке, тянувшейся до самой зубчатой ограды крыши.

— Даг, говорят, там, на крыше, быки! — страшным голосом закричал Руд. — Если они убьют быков, нам не повернуть этот крест. Они стреляют в собственных быков! Ах, брат мой, ты ранен?

— Это все ерунда, — прохрипел Северянин, безуспешно пытаясь вытащить из плеча короткую стрелу.

— Там Свейн наверху, и с ним только четверо, надо скорее им помочь! Эти трусливые прихвостни Синезубого бросили нас, они отходят!

Командование взял на себя Ульме Лишний Зуб. Первым на внутреннюю лестницу отправили Орма Крепыша, а за ним — троих самых сильных. Несмотря на уговоры друзей, Северянин отказался покинуть поле боя. На нем расстегнули кожаную куртку с бляхами, порвали нижнюю рубаху и кое — как залепили рану с обоих сторон хлебным мякишем, смешанным с целебными травами. Так делали всегда, чтобы хоть на время остановить кровь.

Экипаж «Белого Быка» вырвался на крышу.

Глава шестнадцатая, в которой шесть волов могут принести победу, но четыре груженых осла не могут вернуть друга

Восемь волов англичане впрягли в дубовую крестовину, но теперь все погонщики лежали мертвые. А те, кто оставался в живых, засели на соседней, полуразрушенной башне и стреляли в несчастных животных. Взрослого вола прикончить обычной стрелой совсем непросто, хотя один оказался убит. Бедняги топтались на месте, отчаянно ревели, истекая кровью, утыканные стрелами, но не могли порвать постромки. Пойти в обратную сторону, задами толкая крестовину, они тоже не могли, просто не умели.

— Руд, бери стрелков, не давайте им высунуться! — Даг указал на заросли кустов на вершине соседней башни. — Сьеберн, перепрягайте волов, живо. Крепыш, бери Торгюссона, надо отжать вон ту дубину!

Все кинулись исполнять. «Дубиной» Северянин назвал огромную перекидную шпалу, которая фиксировала крестовину и не давала разматываться цепи. И тут Даг заметил самое главное, впопыхах упущенное им в пылу боя. К вершине башни, которую они с таким трудом штурмовали, вела пологая мощеная дорога. И по этой дороге, приседая, перебегая с места на место, продвигались солдаты английского короля. А сдерживала их наступление горстка храбрецов во главе со Свейном Волчья Пасть.

Круглую площадку, где проводили свой скучный век волы, огораживала невысокая стенка. Свейн был ранен дважды. Кроме него, отражали атаки противника еще четверо. Они высовывались из — за груды вражеских тел, пускали стрелы и снова прятались. Совсем недавно Свейн уложил тут пару дюжин англов, создав из их трупов настоящую баррикаду. Но монахи и солдаты упрямо пытались пробиться к своим волам.

Правая рука у Дага безвольно повисла. Все, что он мог, — хлестать волов плашмя мечом, чтобы те быстрее разворачивались. Здоровой рукой помогал крепить кожаную упряжь, кося глазом на соседнюю башню. До конца все сделать не успели. Где — то далеко засел самострельщик с тяжелым арбалетом, одной стрелой он убил еще одного вола, затем прикончил паренька с «Журавля».

— Навались. Все навались! — скомандовал Даг.

И дело пошло. Крестовина дрогнула, затем принялась вращаться все быстрее и быстрее. С моря раздался хор восторженных воплей, когда цепь плюхнулась в воду и затонула. Восемь или девять драккаров резво выпустили весла и вошли в реку. Не мешкая, они пристали к первой же рыбацкой пристани, с бортов гроздьями посыпалась свежие бойцы. Северянин издалека узнал «Белого Быка», планшир у того дымился, парус выгорел в клочья, но в целом драккар уцелел. Орудуя абордажными крюками и длинными копьями, викинги расчищали себе место для высадки.

К счастью, у союзников Харальда имелась пара дюжин берсерков. Полуголые «медведи» издали такой жуткий вопль, что вся береговая охрана кинулась бежать, побросав оружие. А Даг тут же вспомнил горько — вяжущий вкус варева на языке и ощущение дикой, непреодолимой силы, бешеного веселья. Ему сразу захотелось хоть немного хлебнуть этой прекрасной укрепляющей настойки, но Волчья Пасть настрого запретил.

Ярлы правого крыла победно протрубили в рога, давая знать Синезубому, что центральная часть города окружена. Напрасно английские лорды на красивых лошадях пытались остановить бегство пехоты. Слишком силен был страх перед мстительным неистовством датчан!

Даг победно оглянулся в другую сторону. Кварталы пылали, как костер в честь Водана. Мирные жители разбегались, побросав свое добро. Клинья Синезубого, умело направляемые барабанщиками и горнистами, пробивали заслоны в жидких английских полках. Те норовили выставить заслоны, но теряли улицу за улицей. Штандарт конунга быстро передвигался по городу, значит, сам Синезубый не отсиживался на «Рогатом Змее». Опытные херсиры выжигали участок за участком, не оставляя врагу никакой возможности спрятаться. Особый отряд под командой Свена Вилобородого сделал марш — бросок и достал команду арбалетчиков, прятавшихся высоко на холме. Их изрубили в куски, а ценное оружие подобрали и отнесли на корабль.

Теперь, когда обе стороны Саутгемптона оказались под контролем викингов, моральный дух защитников окончательно упал. С радостным ревом датчане и наемники соединились где — то внизу, в районе рыночной площади. Но это выяснилось позже, пока же Даг сверху видел лишь густой дым над крышами, языки пламени и упрямых англичан на дороге к башне. Убедившись, что волы опустили цепь, британцы сделали последнюю глупую попытку и кинулись врукопашную. Кажется, их поднял в атаку богато одетый всадник на красивой лошади. Несмотря на боль в плече, Северянин невольно залюбовался блестящими доспехами, парень еще не встречал таких ловко подогнанных бронзовых сочленений и такой стати. Стрелы отскакивали от брони, стрелы отскакивали от утяжеленной попоны лошади. У нее даже морда была закрыта железной раскрашенной маской. Как потом растолковал Ульме, расковыривая ножом замечательные творения английских кузнецов, это Дагу впервые повстречался настоящий рыцарь. Рыцарь, сказал Ульме, это вроде ярла, который поклялся всю жизнь служить одному господину. Например, королю. Делать он больше ничего не умеет, только драться, да и дерется как — то странно. Например, считается, что без коня и без неудобного длинного меча или пики — ты уже вроде и не рыцарь. А еще непременно надо таскать за собой личный штандарт, для верности изобразить его на щите или на груди, а если все это таскать тяжело, то рыцарю приходится нанимать особых оруженосцев. Но смешного мало, потому что, когда этих железных вассалов собирается штук сто, им не сможет противостоять даже весь фелаг «Белого Быка»…

А пока безумный рыцарь с головой, точно засунутой в ведро, погнал коня прямо на баррикаду. И на пути его встал Свейн Волчья Пасть. За всадником устремилась целая толпа — человек сорок, — полных решимости расправиться с горсткой храбрецов. Даг покрепче перехватил меч, в кулаке раненой руки зажал нож. Ульме Лишний Зуб огромными прыжками помчался на помощь Свейну. Орм Крепыш накинулся на железного человека сбоку и моментально получил трехгранным мечом по щиту. Удар получился такой силы, что Орма откинуло вместе с разрубленным щитом.

А конь рыцаря взвился на дыбы и копытами едва не пробил грудь форинга Свейна. Ульме в последний миг успел выдернуть командира в сторону. Всадник преодолел баррикаду, его огромный меч рассек воздух, еще один из датчан рухнул с пробитой головой. Солдаты в кольчугах, воодушевленные своим лордом, с криками кинулись в драку.

Последнее на этот день сражение Даг запомнил кусками, кажется, оно длилось недолго. Он внезапно увидел рядом с собой тихоню Сигурда, родного брата, который отлично умел придумывать новые паруса, но всегда избегал драк. Тихоня Сигурд что — то орал с перекошенным ртом, он со всего маху всадил секиру в спину британца, который накинулся на Руда. Орм Крепыш встал, встряхивая головой, схватил всадника сзади за пояс и стянул с лошади.

Сьеберн угодил в гущу врагов, он ранил двоих, но сам был заколот. Стрелок взобрался на дубовую крестовину и методично спускал тетиву лука, уничтожая одного врага за другим. Ульме ударил упавшего рыцаря секирой по шее, но тот продолжал вставать, нашаривая свою страшную зубастую палицу. Англичане как будто передумали биться, они ручейком кинулись к лестнице вниз. До Дага вдруг дошло — они знают способ, как снова поднять цепь и запереть драккары в реке! Наверняка, Волчья пасть подумал так же. Раненый Свейн, вращая секирами, заслонил проход к лестнице.

Даг побежал к нему. Но ему только показалось, что он побежал. От потери крови парня раскачивало, точно на палубе в сильный шторм. Краем глаза он увидел, как Руд отсек кисть мужику в два раза толще его, потом снова увидел Сигурда, тот что — то кричал и неумело махал топориком.

Потом Даг увидел, как дядя Свейн, пританцовывая, вращаясь, отступает по лесенке. Вот он сделал обманное движение, пригнулся и снес противнику челюсть. Вот вторая секира описала полукруг и с хрустом вошла неприятелю в бок. Волчья Пасть прыгнул в сторону, уходя от зазубренного меча, прыгнул еще раз, на ходу воткнул секиру в живот очередному англу…

И упал навзничь, пронзенный стрелой.

Даг не успел самую малость. Когда он взмахнул мечом, бить стало некого. Раненые волы мычали, оскальзываясь в кровавых лужах. Солнце всходило над городом, объятым густым черным дымом. По широкой, мощенной розовым булыжником дороге широким шагом приближалась свита конунга Харальда. Трепетал на ветру штандарт с черным вороном. Слева и справа от конунга ступали люди, имена которых наводили страх далеко за пределами Дании. Ульме Лишний Зуб подхватил ослабевшего Дага на руки.

— Так вот они, герои, открывшие путь флоту, — то ли спросил, то ли сам ответил конунг.

Уцелевшие «герои» едва держались на ногах. Некоторые даже не нашли в себе сил, чтобы встать и салютовать конунгу.

— Есть здесь кто — то из ярлов или капитанов? — спросил Харальд.

— После смерти моего форинга теперь я форинг «Белого Быка» и глава торгового херада, — распрямил спину Лишний Зуб.

— Мы обязаны вам, — чуть склонился Синезубый. — От лордов уже принесли прошение о принятии дангельда. Каждый из вас получит долю за погибшего товарища. И долю от всех товаров, которые мы возьмем здесь.

— Свейн… — прошептал Северянин. — Нельзя бросать его…

— Мы его не бросим, мы отвезем его на «Быка» и похороним как героя, — пообещал Лишний Зуб. — Эй, парни, кто еще цел, положите форинга на плащ и давайте вниз, в лодку. Наши дела здесь еще не закончены!

— Дела закончены, — рассмеялся кто — то из свиты Харальда. — Они уже прислали четырех ослов, доверху нагруженных серебром. Утром вся добыча будет пересмотрена согласно установлению главного датского тинга и выплачена всем, включая вдов и детей погибших.

— Когда ударят в колокол четыре раза, всем собраться в походный строй за «Рогатым Змеем»! — отдал приказ Харальд.

И тут он приметил Дага.

— А, это тот молодой герой, что спас для нашего маркграфа самого пресвитера папы, ха — ха! Я рад, что ты жив! Мне сказали, что ты и здесь показал себя верным другом нашего знамени. Ты хорошо умеешь сидеть в седле?

Северянин кивнул, изо всех сил стараясь не упасть. Свита Синезубого уже повернула обратно, вниз, в город. Идущие впереди копейщики скидывали с дороги трупы англов, чтобы конунг мог пройти свободно.

— Когда залечишь свое плечо, найдешь в Хедебю помощника моего окольничего. Вот он, запомни его. Скажешь, я велел записать тебя в посольство. Мне нужны такие люди.

Даг снова кивнул, уже окончательно ничего не соображая.

Немного времени спустя, глотнув отвара берсерков, самую малость, Северянин пришел в себя. Кровь побежала по жилам, острая боль словно сжалась в комочек, не покинула тело, но больше не мешала идти. Он перешагивал через ноги и руки, через стонущих раненых, которыми были завалены узкие улочки. Он запомнил зал с высоким закопченным потолком и очаг с подвешенным на крюке пережаренным быком. От сгоревшего мяса воняло, где — то внизу, в подвалах, непрерывно визжали женщины. Толпа дышала вокруг, дышала надрывно, с кашлем, с кровавыми плевками. Изящно сработанная, но мощная мебель была сметена в сторону, в центре вместо пиршественного стола стоял очень знакомый предмет — красивые весы, на которых ландрманы отвешивают жалование. К весам стали подводить осликов, нагруженных мешками с серебром, и помощники высыпали дангельд в чаши. В сторонке, под охраной, стояли на коленях растрепанные, окровавленные люди. Северянин безошибочно угадал в них хозяев города. Мужчины в шелковом белье, с роскошными волосами, со связанными за спиной руками. Бычья туша горела, распространяя вонь, женщины кричали, помощники ландрмана громко выкрикивали цифры, ярлы из свиты Харальда зорко поглядывали друг на друга.

— Вон тот, с разбитой головой — брат здешнего короля, — скривил рот Ульме, — знал ведь, что надо платить, а теперь отдаст тысяч семь фунтов за то, что не согласился раньше.

Даг мало что видел за широкими спинами херсиров. Но хорошо слышал, как звенит серебро и гудит жадный пожар.

— Твой дядя умер героем. — Ульме Лишний Зуб незаметно сплюнул вослед уходящему начальству. — А ты знаешь, он ведь хотел продать свою долю в фелаге. Он женился, представь себе. В сорок лет влюбился, как мальчишка, и женился. И теперь она брюхата от него. А вместо бонда я привезу ей мешок серебра.

Глава семнадцатая, в которой Даг учится краснеть, а искусство верховой езды становится важнее жизни

— Если пойдешь за Синезубым, можешь взлететь слишком высоко. Слишком высоко для простого человека, у которого нет крепкой родни здесь. Если останешься с нами, получишь корабль. Хочешь, «Морскую деву» или новый кнорр?

Лишний Зуб сидел у постели больного и уговаривал его как умел.

— Я собрал весь наш фелаг. Парни решили не делить добычу, а купить еще один корабль и рабов на весла. А может, нам хватит даже на два корабля. После того, что мы натворили в Англии, ко мне приходят свей, со своим оружием и даже готовы внести торговый залог. Наш фелаг станет самым богатым, поплывем в Гардар или к персам. Решай быстрее, Даг, ты нам нужен!

Но Северянин про себя все давно решил. Он лежал на шкурах в доме для раненых, который выделил ландрман Хедебю, слушал ярмарочный шум и безостановочные удары топоров о грунт. Вдоль границы продолжалось строительство вала. И даже пьяные песни не могли заглушить звук стройки. Северянин чувствовал себя заново родившимся. И не потому, что на вырученную долю викинга удалось купить не одну, а целых две замечательные лошади и в придачу — новую одежду и оружие.

Вчера вечером к нему снова заходила Карлен. Дочь самого маркграфа, посланника могущественного императора, не отважилась бы одна зайти и проведать малознакомого датского разбойника, который так непочтительно поколотил ее родичей. Но в компании с двумя взрослыми дамами и двумя сверстницами, дочерьми богатых германских торговцев, Карлен вполне могла навестить раненого героя. Несмотря на уговоры назойливого духовника отца Бруно, который считал, что избиение братьев во Христе — это не подвиг, а разбой, достойный виселицы. Но отец Бруно вечно нес какую — то скучную чепуху. Всем и так понятно, что если мужчина возвратился с войны раненый, но с победой и добычей, то он несомненно герой. И отец, и брат Карлен, несмотря на соблюдение всех церковных правил, считали точно так же.

Официальная позиция римской империи в вопросе отношений датчан и англичан была никакая. То есть, наверняка, сильные мира сего обсуждали, делили и яростно спорили во дворцах и замках, но его высочество маркграф не имел ничего против легких шалостей Синезубого у берегов Англии. Тем более, после последнего похода германские поставщики получили огромные заказы, тортовые корабли поплыли, едва не зачерпывая бортами воду, а вернувшиеся из похода шальные викинги уже неделю не давали закончиться обильным ярмаркам. Город Хедебю богател. Он слишком богател, город, который официальные хронисты императора давно именовали Шлезвигом…

Карлен тоже было наплевать на англичан и прочих, почти неизвестных ей врагов императора. Данов и остальных жителей Северного пути она справедливо считала грязными варварами. Так учили ее с детства, и сам факт служения отца в приполярном, таком неуютном и жестоком городе женская половина семьи воспринимала как божье наказание. Привел Карлен в гости к Дагу не кто иной, как старый товарищ по плену, отец Поппо. Пресвитер ловко переправил женщин на другую половину госпиталя, предоставив молодежи поболтать о своем.

Даг лежал и краснел. Пожалуй, он краснел едва ли не впервые в жизни. Карлен показалась ему гораздо красивее, она явилась в ярком голубом сарафане из тончайшего льна, от подола до воротника окантованном серебряными узорами. Намеренно или нет, но сарафан Карлен выбрала чересчур облегающий, а шею украсила несколькими рядами разноцветных бус. Бретельки сарафана удерживались изящными золотыми фибулами, похожими на головы волшебных зверей. Сердце Дага застучало чаще, когда под сарафаном он угадал край нижней плиссированной рубахи, а под рубахой — очертание ее изящной лодыжки, затянутой в тонкое сукно. Правда, поверх красивого сарафана девушка, как и все ее подруги, надевала грубый плащ.

Карлен свободно щебетала на датском и первая высмеяла своих неловких напыщенных кузенов. Она рассказала Дагу несколько забавных историй. И даже заставила его посмеяться!

А Северянин сгорал от стыда. За время похода у него впервые выросла борода, но не ровная, как у достойных мужей, а разноцветными клочками. Кроме того, вся команда «Быка» завшивела, и Ульме побрил своих подчиненных. Некрасивая метка на макушке теперь стала видна еще сильнее, зато низкая челка, которой Даг так гордился, безвозвратно исчезла. И вообще… Даг понятия не имел, как любезно и весело общаться с девушкой почти своего возраста. Да еще такой хорошенькой! То есть он прекрасно теперь представлял, как общаются с девицами его друзья по фелагу, но эта красотка в жемчугах и батисте вряд ли позволила бы задрать на себе юбку и уж тем более — плюхнуться к парню на колени…

— Ну так что ты решил? — отвлек из дальних далей голос Ульме. — Я предлагаю тебе хорошую долю в фелаге, почти как у твоего брата, и предлагаю корабль! В четырнадцать лет ты станешь хозяином, Даг! Ты вернешься на ферму к отцу богатым человеком.

— Спасибо, Ульме. — Даг прикрыл глаза, так ему было неловко. — Но меня уже записали в посольство конунга.

— Я так и знал. — Лишний Зуб хлопнул товарища по здоровому плечу. — Бабки нагадали тебе трудную дорогу, но ты переплюнешь всех нас. Смотри, не залетай один слишком высоко, держись стаи!

На следующий день Карлен пришла еще раз. И успела шепнуть, что отец тоже едет к императору Оттону, ему велено сопровождать великое посольство датчан. Женщинам вообще — то не положено сопровождать мужчин, ведь они не могут сутками скакать верхом и ночевать в палатках, но на сей раз ей крупно повезло. Снегопады закончились, установились удобные санные пути, и сани пройдут легко до самого Кведлинбурга. А если где — то завязнут, то молодой император непременно вышлет навстречу эскорт и помощь…

— Молодой император? — слегка запутался Даг. Он плохо слышал ее слова, зато хорошо видел пухлые губы, в которые так хотелось впиться своими губами. — А разве есть еще император?

— Как можно так говорить? — округлила глазки Карлен. — Его императорское величество Оттон Первый находится уже в возрасте мудрости и собирает великий съезд империи. Его сына, Оттона Красного, мы зовем молодым императором. Говорят, он красив, часто устраивает пиры и охоты, куда приглашают и девушек… Кроме того, он женился на византийской принцессе Феофано, и теперь между двумя центрами земли достигнут мир, впервые за века. Так говорит отец Бруно…

Даг ощутил ревность. Покойный дядя Свейн любил потешиться с девками и с удовольствием наставлял приемного племянника, как себя вести, чтобы не ударить в грязь лицом. Дагу до рези в пальцах хотелось обнять Карлен за талию или хотя бы провести ладонью по заду, но…

Но только не с ней… С ней следовало поступать как — то иначе! Когда Карлен наклонялась, Северянин совсем рядом чувствовал ее запах, ее полную грудь, видел узкий треугольник нежнейшей белой кожи. Там, где висел на цепочке тонкий золотой крестик. Карлен просила показать ей коготь, и он показывал, хотя давно дал себе зарок — не вытаскивать амулет без крайней нужды. Давно стерся шнурок, на котором висел коготь Горына. Давно стерся и второй и третий шнурок, теперь волшебный амулет крепился на толстом кожаном ремешке. Карлен брала его тонкими пальчиками, гладила, близко подносила к очаровательным глазкам, а Дагу казалось, что девчонка гладит вовсе не амулет, а его самого, ему самому нежно — нежно проводит по коже…

От подобных мыслей он потел, трясся и окончательно терял дар речи. Северянина спасло от перегрева мозга и сердечной недостаточности появление лекаря и помощника окольничего. Тот явился со списками и сразу взял быка за рога.

— Конунг Харальд берет с собой в дружину тех, кто умеет долго ездить верхом. Кроме того, с ним могут ехать лишь ярлы и херсиры, а простых хольмов он не берет. За то, что тебе дарована такая честь, — скажи спасибо отцу Поппо. Учти, если ты надумал пошутить, и твоя тощая задница не дружит с седлом — никто не повезет тебя в телеге!

— Когда мы выезжаем?

— Через неделю будет готов обоз. Общее построение на рассвете, на площади перед суконными рядами. Знаешь, какое оружие и сбрую иметь? Две пары сапог, кольчуга обязательно, шлем обязательно, как у твоего херсира, мешок для провизии. Я лично буду осматривать каждого, понял? Твоим херсиром будет сам Годвин, ярл Сконе, слыхал про такого? Он женат на племяннице конунга, так что одно его слово тяжелее бруска золота.

Лекарь оказался разговорчивее хмурого начальника.

— Никто из нас не видел старого кейсара Отто. Франки и фризы считают его величайшим из тех, кто правил после римских кесарей. Всю жизнь он не слезал с коня, всю жизнь его конница топчет дороги между Римом и замками союзников, чтобы вновь собрать под единым знаменем империю, утерянную Карлом. Говорят, он присоединил к себе Саксонию, Баварию, Тюрингию и кучу других земель. Знаешь, для чего старый кейсар пригласил конунгов к себе в гости, в Кведлинбург? Они будут праздновать пасху, а это самый веселый праздник для тех, кто чтит Христа. Но не пасха — главное. Все должны видеть, что брак молодого Отто и дочери константинопольского басилевса — это счастье для народов. Это значит, что византийский престол позволяет теперь германскому кейсару именоваться римским императором… Впрочем, это еще сложно для тебя. Твое дело воевать, а короли пусть говорят о вещах, которые нам понять не под силу. Ну — ка, подними руку, подвигай пальцами… Хорошо! Впервые вижу, чтобы сквозное ранение зарастало с такой скоростью. Скажи мне… эта… этот нарост у тебя на голове болит?

— Нет. — Даг резко уклонился от рук врача.

— Если бы ты захотел, мы могли бы быстро вырезать его. Это недолго и не слишком больно для такого лихого парня, как ты. Ведь наверняка тебе живется несладко, когда каждый норовит обозвать тебя волком, или что — то в таком роде. Мы с братом удаляли вещи и пострашнее.

— Без этой метки я… я могу умереть.

— Напротив! Если это знак, оставленный ульфхеднером…

— Если и так, то он не раз спасал меня от смерти. Забудь об этом! — перевел разговор Даг. — А этот… Кведлинбург? Туда нельзя отправиться морем?

— Это далеко от берега, туда не пройдут корабли. Придется много дней скакать верхом, обозных повозок будет мало, чтобы не задерживаться.

— Вы не знаете… — отважился Северянин, — а в посольстве конунга будут викинги из Йомса?

— Я всего лишь лечу твое плечо, — улыбнулся лекарь. — Но мне почему — то кажется, что если на имперский съезд приглашен кейсар вендов Мешко, то с ним прибудут и люди из Свиноустья.

На следующий день Северянин попробовал сесть в седло. Руд и Сигурд страховали его с обеих сторон, но разодранное плечо все равно давало о себе знать. Сжав зубы от боли, заставляя себя не кричать, Даг наматывал круг за кругом по сугробам, а кто — то из братьев стоял в центре с кнутом и подбадривал коня. На третий день Северянин отважился прокатиться рысью, а на четвертый — отважно пустил коня в галоп. При этом он свалился трижды, но все три раза удачно. Искры сыпались из глаз, несильно подвернул лодыжку, но раненая рука осталась в целости.

Последние дни пришлось приучать к седлу вторую кобылу, которую друзья купили ему для похода. Конунг Харальд требовал, чтобы у каждого имелась, как минимум, одна смена лошадей, а знатные ярлы располагали целыми конюшнями и могли не дорожить здоровьем животных. У Северянина таких возможностей не было, поэтому Руд купил для него двух лучших коней, которых смог добыть на рынке. Лучших не для боя, а для многомильного перехода.

— Не научишься махать мечом в седле — тебе конец! — весело напутствовал Руд. — Эх, Даг, как я тебе завидую! Столько всего увидишь в дальних краях!

— Руд прав, добрый конь спасет тебя, — поддакивал рассудительный Сигурд. — Когда ты не в море и не в хирде, а один против других всадников — это вопрос жизни! Не слезай с седла, пока не прилипнешь к лошади!

Кобыла оказалась сноровистой, пару раз ловко извернулась в попытке укусить хозяина за колено. Упражняться пришлось ходить далеко за городскую черту, чтобы не вызывать насмешек. Дагу неминуемо пришлось бы схватиться на мечах с наглецом, который посмел бы высмеять его посадку. Хуже всего приходилось той части туловища, на которой человек обычно сидит. Северянин заработал кровавые мозоли, прежде чем тело само вспомнило, как вести себя в седле. На шестой день он уже уверенно взлетал на кручи и сломя голову спускался к застывшей реке. Заставлял жеребца и кобылу попеременно прыгать через бревна, с риском сломать им ноги. Сам ощупывал их ноги пальцами, прикрыв глаза, как это учил делать русский трелли Путята, чтобы заранее найти болячку и заранее вылечить. Он загонял животных на лед, чем пугал и веселил прачек, собиравшихся на мостках. Никто из конницы Харальда Синезубого не занимался такими сложными тренировками. Зато с каждым часом, с каждой минутой, проведенной наедине с почти разумными, такими понятливыми и близкими животными, к парню словно возвращалась по кусочкам детская память. Ведь все это уже было, было, пока не пришла пора становиться мужчиной.

А пора взрослеть пришла слишком рано.