Проклятие клана Мирольд

IV

Мать приняла на себя дела семьи, но совсем ненадолго. К концу зимы явился мой брат, Александр. Он должен был возвратиться на год позже, но был отпущен домой по тому случаю, что стал главой семейства.

Александр покинул наш дом жестоким, избалованным мальчишкой, мечтающим о славе, а вернулся мужчиной, статным, горделивым - такое создавалось впечатление. Однако, только лишь взглянув ему в глаза, я понял, что в действительности ничего не изменилось. Никуда не делаясь тяга к жестокости и желание славы. Его лишь научили умело скрывать свои чувства, но они продолжали бурлить внутри Александра. Поняв это, я испугался за будущее нашего дома, не зная, что будущего у него никакого и нет.

В тот же вечер как он вернулся, Александр вызвал меня к себе на разговор. Я явился все в тот же кабинет, который когда-то занимал мой дед, а следом отец. С удивлением я обнаружил, что нахожусь с Александром наедине. Он не пригласил никого из слуг, не позвал даже мою мать, исполняющую обязанности главы семейства до его возвращения.

- А ты возмужал, братец, – сказал Александр, сидя за столом и держа в руках бокал наполненный красным как кровь вином. – Прошу, присядь.

Я сел.

- Тяжело вам тут пришлось, без меня.

Эти слова меня поразили до глубины души. Прозвучали они так, словно его присутствие в доме что-то бы изменило. Мой отец, его отец, наш дед - никто из них не смог ничего изменить, а он непременно сумел бы? Однако, я постарался не выдавать удивление на своем лице, а про себя подумал о том, что должно быть неправильно понял слова своего брата.

- Приношу тебе свои соболезнования, в связи с гибелью родителя, – сказал Александр.

- Я, так же, не имел возможности выразить тебе…

- Не стоит, – перебил меня брат и сделал глоток вина из своего бокала. – Мой отец погиб давно. Да и к тому же, погиб он в бою. Здесь не о чем сожалеть. Хотя нет, постой, все же есть кое-что, о чем я сожалею. Что моему отцу не удалось убить ту тварь, которая терроризирует этот дом и нашу семью.

- Он сделал все возможное, – уверил его я.

- С чего ты это взял? Ты видел битву?

- Нет, почти ничего не удалось увидеть.

- Оно и понятно, ведь в противном случае ты был бы мертв. Однако, не стоит утверждать, что мой отец сделал все возможное, если ты сам этого не видел. Может быть, узрев перед собой чудовище, он отдался во власть ужаса, может быть он умер на коленях, моля чтобы ему сохранили жизнь.

Меня поразили эти слова. Александр всегда так восхищался своим отцом, как же мог он теперь высказывать о его смерти подобные предположения?

- Зная твоего родителя, думаю, что он встретил свою смерть достойно.

- Хочется в это верить, – Александр вновь отпил вина.

- Ну а что же ты, брат мой? – спросил он неожиданно. – Что намерен делать?

- О чем ты?

- О самом ближайшем будущем, конечно. Ведь приближается роковой день. Тварь выползет из своего склепа и откроет охоту. – При этих словах его глаза хищно заблестели, тонкие губы расплылись в какой-то дикой ухмылке. – Охоту на тебя.

- Я не знаю, если честно.

- Да, конечно, так я и думал.

- А что ты можешь предложить?

- Дать бой, разумеется.

- Твой отец уже пытался.

- Да, он пытался. И ему не удалось. Но знаешь, что я думаю? Он был не достаточно хорошо подготовлен.

Мне хотелось возразить, сказать, что в бою принимали участие северяне и охотники на нечисть, и даже вместе, им не удалось одолеть демона, но Александр не дал мне вставить и слова.

- Мы не полезем в этот чертов склеп, – продолжал Александр, и голос его становился все громче, он распалялся предвкушая битву и, по-видимому, страстно желая ее. – Мы сразимся с ним здесь, на нашей территории, в стенах этого самого дома.

- Кто «мы»? Сколько людей ты собираешься привлечь?

- Ни одного. Только мы с тобой.

- Вдвоем?! – поразился я. – Боюсь, мой брат, что ты не представляешь, с чем имеешь дело. Мне кажется, что для того, чтобы одолеть этого монстра, не хватит и всей нашей гвардии.

- Не смей сомневаться во мне! – неожиданно рявкнул он, при этом не изменив своей позы, не дрогнув ни единым мускулом, что подтверждало вино в бокале, которое даже не колыхнулось. - Я всегда знаю, что говорю, ясно тебе, братец?! – глаза Алексанрда пылали яростью и азартом. Он был безумен, теперь у меня в этом не оставалось сомнений. - И я отлично представляю с чем имею дело. Мой отец, незадолго до своей кончины, написал мне письмо, в котором разъяснил все. Он рассказал мне то, что смог узнать об этой твари, в своем путешествии на южный материк. Он рассказал, что это существо, нечто вроде паразита. Некоторые аборигены, на юге, поклоняются этим древним как мир созданиям, жившим еще во время наших великих предков, коим служили для войны. Теперь, тут и там, их еще можно встретить в мире. Такая тварь присасывается к человеку, вселяется в его тело и начинает питаться жизненной силой его семьи. Страшное наказание, проклятие далекого прошлого, вот что постигло нас. И это ты, я уверен, брат мой, не имеешь понятия, с какой тварью живешь бок о бок. Ты не знаешь, что случилось той злополучной ночью, когда монстр воззвал к нам, ты помнишь? Отец рассказал мне о том, что случилось, когда они спустились в склеп. Она рассказал, как тварь, поселившаяся в теле нашего дяди Тайриза, изуродовала его. И как она потребовала, чтобы каждый год, в назначенный день, ей приносили в жертву одного Мирольда. Одного. Каждый год. И если это требование не будет исполнено, тварь придет за самым молодым из семьи. Вот почему она охотится за тобой, бедняга Артур. Если никто не принесет себя, или другого члена семьи в жертву, ты станешь жертвой. Так что не смей говорить мне, что я не знаю, с чем имею дело. Это ты живешь в неведении, оберегаемый своим отцом, обезумившим от любви к тебе. Мои же глаза широко открыты.

Ненадолго воцарилось тяжелое, густое молчание. Александр застыл, глядя в пламя камина, отражение которого плясало в его глазах, и иногда отпивал понемногу вина из бокала. Я же сидел тихо, как мышонок, осмысливая все сказанное братом. Он не открыл мне ничего нового, об этом я догадывался и сам, и все же знать и предполагать совершенно разные вещи.

Наконец, Александр будто снова ожил, обернулся ко мне и заговорил:

- Мы превратим этот дом в одну огромную ловушку. Ничто живое или мертвое, из этого мира или из какого-то другого, не сможет обойти капкан. А в самом центре будем стоять мы, два брата, плечом к плечу. И когда тварь явиться, мы уничтожим ее. В этот раз не она будет охотиться на нас. Я изменю правила этой игры. Теперь мы станем охотниками.

- Это не волк и не медведь, чтобы его остановили ловушки.

- Я и не сказал, что ловушки его остановят. Просто замедлят, ранят, если нам повезет. А довершит дело этот клинок, – и Александр, быстрым движением, обнажил свою шпагу, наполнив комнату металлическим звоном.

Он направил оружие острием к потолку и торжественно произнес:

- Пусть глаза не обманывают тебя, братец. Это совсем не обычная шпага. Это артефакт глубокой древности, лишь принявший привычный для нас образ. В этом клинке заключена огромная сила. Сила, способная поразить ту умертвию, что поселилась в нашем склепе.

Сталь отражала дрожащее пламя свечей, словно зеркало. Клинок действительно почти ничем не отличался от обычной шпаги, но я заметил едва различимую гравировку на самом его лезвии. Какие-то незнакомые мне символы тянулись от гарды до самого острия.

- Этим, я отрублю той твари голову, вот увидишь, – с уверенностью пообещал мне Александр, и убрал шпагу обратно в ножны.

- Как скажешь, брат, – ответил я, не желая ему перечить.

- Ну а ты, брат, каков в бою? Умеешь стрелять? Орудовать шпагой?

- Да, стрельбе и фехтованию меня учил мистер Бейтс…

- Этот старик?! – Александр скривился. – Чему он мог тебя научить? Нет, брат, теперь с тобой буду заниматься я. У нас мало времени, так что начнем завтра же. За оставшиеся тридцать дней мы сможем сделать из тебя бойца. Иначе никак. Я должен быть уверен в том, кто будет прикрывать мне спину.

Перспектива меня не обрадовала, но перечить я не стал.

- Как скажешь, брат.

- И еще, прежде чем ты уйдешь: я распоряжусь, чтобы завтра же слуги начали строительства домика на окраине имения. Наймем рабочих из близлежащих деревень. Думаю, что построим дом дней за десять, а ты, сообщи своей матери, чтобы она подготовила все к переезду. Как только дом будет готов, я хочу чтобы она немедленно перебралась в него жить, и больше не появлялась в этих стенах.

- Ты хочешь выгнать мою мать из дома?

- Из нашего дома, да. Пусть живет на территории, пусть даже заберет с собой пару служанок, однако здесь я ее не потерплю.

- Почему? – поразился я.

- Ты еще спрашиваешь, – Александр сделал еще один внушительный глоток вина. – Потому что твоя мать - грязная ведьма, и место ей, если быть честным, на виселице или на костре, но никак не в нашем доме. Тем, что я не выдворил ее прочь и не распорядился казнить, я проявляю глубочайшее уважение к тебе и твоему отцу, она же не заслужила и капли этого уважения.

- Моя мать не…

- Ты смеешь перечить мне, брат?! – в нем снова начал пробуждаться зверь. Александр стал похож на пороховой бочонок, которому достаточно лишь искры, чтобы взорваться самому, и разметать на куски все вокруг себя.

- Теперь я глава этой семьи. Я должен принимать решения. И если ты смеешь противиться им, то в первую очередь помни, что мне ничего не стоит одним коротким приказом оборвать и твою жизнь, и жизнь твоей матери. Да что там приказ! Я сам, не шибко утруждаясь, сделаю это.

Его слова заставили меня задрожать. Не столько их жуткий смысл, сколько холод, с которыми они были сказаны, напугал меня. Я верил ему, каждой угрозе Александра я верил. Он действительно был способен убить и меня и мою мать собственноручно. Это читалось в его глаза преисполненных холодной злобы. Александр был болен. Заражен безумием, пропитан ядом зла, семя которого он взращивал в себе с самого детства, а за годы, проведенные вдали от дома, за обучением военному мастерству и искусству убивать, оно расцвело.

- Я понял тебя, брат. Но если ты выгонишь мою мать, то и я покину этот дом. Это не угроза и не ультиматум. Однако я не оставлю ее, даже в изгнании.

- Я понимаю тебя, Артур, – сказал Александр,уже совершенно спокойно, словно и не взрывался только что лютым гневом. – Однако, вынужден ответить отказом. Видишь ли, ты нужен мне, брат. Ведь именно за тобой охотится чудище. А это наш козырь. Мы используем тебя, ты станешь приманкой, куском сыра в мышеловке. И до тех пор, пока заветная ночь не наступит, я не спущу с тебя глаз.

- Значит ли это, что я не могу покинуть особняк? – нахмурился я.

- Да, именно то и значит. Покидать его ты будешь только в моем обществе, брат. Я лично стану присматривать за тобой. А когда все закончится, отпущу, обещаю. Сможешь идти куда вздумается, вместе со своей матерью, я не стану тебя задерживать.

Александр залпом осушил остатки вина в бокале.

- Только когда все кончится, – повторил он задумчиво. – И не днем ранее, ты меня понял?

- Вполне ясно.

- Отлично. Тогда на этом все. Если у тебя нет больше вопросов, я прошу оставить меня.

Вопросы были, да еще как много. Но я не задал ни одного из них. Я просто встал, и пошел прочь из кабинета, не желая больше ни секунды оставаться в обществе своего безумного брата.

Мать восприняла весть о переезде спокойно, так, словно ожидала этого. А когда я начал говорить ей, что обязательно изменю решение брата со временем или покину особняк сам, она ответила, что никогда не чувствовала себя своей в этом доме, и жила здесь только ради меня, чтобы быть рядом и днем и ночью. Теперь же, когда я вырос, она с радостью покинет эти стены и станет жить в собственном доме, где ей будет дышаться намного легче.

Александр действительно взялся обучать меня. Занятия эти проходили каждый день и были весьма изнурительными. Александр был хорошим стрелком и мастером фехтования, но крайне плохим учителем. Он не умел объяснять, постоянно выходил из себя, требовал от меня того, чего я не мог дать в принципе, в виду своей неопытности. И все же, в стрельбе я смог добиться определенных успехов. С каждым днем я стрелял все лучше, быстрее перезаряжал мушкеты и пистоли, бил собственные рекорды меткости. Все было куда печальнее с фехтованием. Даже с моим старым снисходительным учителем мистером Бейтсом у меня получалось довольно плохо. Александр же приходил в ярость от моей «беспомощности», как он сам выражался. Каждый урок сопровождался грубыми оскорблениями, порезами и синяками, полученными в ходе спаррингов, и уязвленной... нет, вдавленной в грязь и растоптанной там гордости. Каждый вечер, после этих занятий, лежа в своей постели, и сжимая зубы чтобы не стонать от боли, я молился, чтобы роковая ночь наступила как можно быстрее и все это закончилось. Как-нибудь, как угодно, но закончилось.

В особняк привозили различное вооружение, припасы и какие-то материалы, почти каждый день. Александр привез с собой домой шестерых слуг, так же, насколько я понял, обученных бойцов и телохранителей, и только им он доверял разгрузку, только с ними он поддерживал сколько ни будь долгое общение, остальных же гнал прочь, даже наших гвардейцев. Я же обратился к нему лишь раз, когда увидел, что к нашему дому подкатили три повозки груженные бочками с порохом, как стало понятно из маркировки.

Он стоял, поглаживая рукой рукоять своей шпаги, с которой не расставался никогда, возможно даже спал с клинком в одной пастели, и наблюдал за погрузкой, время от времени выкрикивая указания.

- Александр, – сказал я, встав рядом, – не опасно ли это? Так можно и весь дом подорвать.

- Не суйся в мои дела, Артур, – резко ответил он. – И не смей мне говорить об осторожности. Я знаю, что делаю, и когда придет время, расскажу тебе ровно столько, сколько сочту нужным. Но до тех пор, происходящее тебя не касается. Займись своими делами и не мешайся.

В подобной резкой манере Александр говорил со мной всегда. Со мной и со всеми остальными. Он был груб, высокомерен и холоден. Единственный раз, за все эти дни я увидел его снисхождение. И проявил его Александр к нашей сестре.

Мира явилась в особняк за три дня до роковой даты. Она хотела поговорить с братом, но тот пожелал, чтобы и я присутствовал. Однако разговор был весьма краток.

- Я знаю, чем вы тут занимаетесь, братья, – сказала Мира. По ее внешнему виду, черным одеждам и тоске в глазах, я понял, что сестра моя все еще скорбит. Тьма нашей семьи настигла ее даже там, в другом доме, пусть для того и потребовались годы.

- Вы хотите раз и навсегда покончить с той мерзкой тварью, которую принес мой отец. И я хочу биться вместе с вами.

- Хочешь с нами? – брат ухмыльнулся. – Прости, дорогая сестрица. Я очень сочувствую твоему горю, но женщинам не место в этой битве.

- Сплюнь в сторону свое сочувствие, брат, – проговорила Мира с такой спокойной но обжигающей яростью, что мне стало не по себе. – Мне оно не нужно. Мне нужна месть.

- И мы отомстим, – уверенно пообещал ей Александр. – Твое присутствие не требуется.

- Но я хочу быть здесь. И я имею на это полное право! Я ваша сестра!

- Однако фамилию теперь ты носишь совсем другую, – заметил Александр.

- Тварь это не остановило. Она пришла за моим малышом. За моим мальчиком, – бледные губы Мира задрожали, глаза, все еще пылающие застарелой ледяной яростью, наполнились слезами. - Он тоже носил иную фамилию. Носил ее от рождения. Но твари нет до этого дела. Кровь Мирольдов, вот что ей нужно. В моих венах течет эта кровь, как течет и в ваших. Так что, брат, я имею право присутствовать здесь, и ты не смеешь меня останавливать. Это мое право по крови.

Ненадолго воцарилось молчание. Александр и Мира смотрели друг другу в глаза, словно играли в эту детскую игру, ожидая, кто же первой моргнет. И к моему удивлению, взгляд отвел Александр а не Мира.

- Что же, сестра, – улыбнулся он, – в твоих словах есть смысл, а в глазах твоих я вижу решимость. Ты не испугаешься, не отступишь, ты будешь драться яростно как львица и в этом ты сильнее многих наших гвардейцев. Оставайся, коль решила свести счеты. Добро пожаловать домой. Твоя бывшая комната свободна.

Мира присоединилась к нам на следующий день в занятиях по стрельбе, и оказалось, что в этом деле она совсем не дурна. Пистолем девушка не пользовалась, но из мушкета стреляла отлично, особенно для женщины.

- Супруг берет меня иногда с собой на охоту, – пояснила Мира.

Лицо Александра лишь на мгновение смягчилось, выразив одобрение и уважение, однако даже подобного короткого мига я не был удостоен ни разу. Но вместо зависти я испытал гордость за сестру. Не так-то просто было доказать такому человеку как наш брат, что ты силен, что достоин биться рядом с ним, а Мире эту удалось. Похвально, пусть и очень печально то, в каких обстоятельствах ей пришлось проявить свой волевой характер.