Проклятие Гунорбохора

Глава 1. Возвращение в Арнир.

Отдыхать Шенну не хотелось, хотелось читать, узнавать и учиться. Библиотека фагирдара в Ринерессе была настоящим сокровищем: тут лежали свитки, которым были сотни лун! Тисненые на коже, написанные от руки на пергаменте и даже вырезанные на мягком камне. Философские трактаты и учения, исследования неба, математика, механика и медицина…

И это было еще не все! Стирг показал изумленному юноше лабораторию, где исследовались свойства металлов и камней, жидкостей и живой плоти…

Все в мире теряло значение перед знанием, открывавшимся пытливому уму. Знание рун Древних помогало Шенну, природная смекалка и ум позволяли опережать время, отведенное на обучение. Погружаясь в книги, проводя дни и ночи в лаборатории, постигая тайны природы и человека, Шенн забыл обо всем, что было прежде. Детство и юность, проведенные в лесном племени, и скитания с Далмирой казались бесконечно далеким сном, странным и, в общем, ненужным теперь воспоминанием.

Шенн становился другим — и радовался этому. Учение фагиров помогало познать себя и окружающий мир, а в жизни появилась цель — и Шенн стремился к ней с неумолимостью выпущенной стрелы.

Кроме любимой науки, в которой более всего его занимала механика, Шенн изучал историю Арнира, обычаи и законы.

Он с удивлением узнал, что свадебный обряд происходит в храме, и там же новобрачные проводят первую ночь… Что при встрече с незнакомой женщиной следует протянуть ей ладонь, и если женщина замужняя, она кладет свою ладонь сверху, а если девица — поддерживает снизу… Что в Ринерессе и других оданствах осужденных на смерть отправляют за реку, в Кхинор, проявляя милосердие и божественное провидение, ибо, если преступник невиновен, Сущие помогут ему и там. А в Эшнаре убийц бросают в спрятанный глубоко под горой огненный колодец…

Но больше всего Шенна интересовало все, что имело практическую сторону и могло помочь людям в труде. Шенн все меньше времени проводил в храме, и все больше — в библиотеке и лаборатории. Стирг не мешал этому. Духовных лидеров у фагиров хватало — система, при которой служители богов странствовали, проповедуя и творя суд, воспитывала сильных духом людей. А талантливых механиков, строителей и ученых нехватало — и юный Шенн был звездой на фоне тлеющих огоньков. Наставники поражались дотошности и интуиции новичка, быстро разбиравшемся в сложных устройствах Древних. Шенн сумел починить старинный механизм, поднимавший из шахт пустую породу и усовершенствовал его. Имя Шенна становилось известным далеко за пределами фагирдаров, к молодому человеку обращались за советом и помощью не только фагиры, но эмоны и простой народ.

Не все были этим довольны. Некоторым не нравился энергичный новичок, и Стиргу жаловались:

— Шенн снова не пришел на молитву! Он не почитает богов и не может быть фагиром!

— Он исправится! — обещал Стирг. кляузники с поклонами удалялись, а великий мастер оставлял все, как есть.

Стирг часто навещал неофита. Он говорил с Шенном об Ольфе и народах юга, мироздании, Богах и дороге судьбы, приведшей лесного варвара в Арнир. И поражался, как быстро дикарь учится, за недели постигая то, на что обычному человеку требовались лунные перемены. Конечно, многому его научил Ольф, но старый фагир понимал: юный варвар был находкой и драгоценностью для них — ибо такой целеустремленности и жажды знаний Стирг не видел ни у кого.

Шенн учился, удивляя фагиров не только знаниями, но и открытым дружелюбным характером. Заметно выделяясь умом, он не кичился этим, являя пример воздержанности и скромности.

Стирг все более убеждался: только Шенн и никто иной способен исполнить задуманное Ольфом и спасти Арнир от экспансии эльдов. Пустынник Ольф не ошибся в юноше, жаль, что перестраховался, не открыв ни ученику, ни Стиргу того, что знал. Не доверял. И его можно понять. В письме, переданном великому фагиру, Ольф писал, что лишь Шенну откроет, как найти стагнир, и лишь ему передаст чертежи «Гнева Игнира» — могучего оружия Древних.

Совет фагиров поддержал предложение Стирга и одобрил его план. Пусть юный фагир учится, пока не придет час, когда его воля и ум послужат Арниру.

И вдруг — война! Нежданная и небывалая. Одан Далорна Эвран объявил войну Гурдану, правитель которого Орэн тайно похитил наследницу трона, чтобы женившись, иметь права на трон и земли соседа. Со времен первых оданов арны не воевали друг с другом, и война взбудоражила весь Арнир. Гурдан и Далорн защищали Арнир с севера, и каждый арн понимал: конфликт мог привести к ослаблению границ и вторжению морронов.

Война встревожила Шенна. Накануне он приходил к Стиргу и, как всегда, они говорили о многом, но впервые — о том, что время пришло. Так считал Шенн, и мастер согласился с учеником. Пора!

Но начавшаяся война смешала все планы. Мастер Стирг отправился примирять враждующих оданов. — Нельзя допускать войны, — сказал он Шенну на прощанье. — Эльды только и ждут, что арны перебьют друг друга. И морронам это на руку. Если они начнут вторжение, идти в Кхинор будет поздно…

Стирг вернулся через две декады, измученный и осунувшийся.

— Какие вести, учитель? — с волнением спросил Шенн.

— Оданы потеряли уважение к нам, Шенн. Одан Далорна одержим местью за дочь. А Орэн — мечтой покорения Арнира. Да, времена меняются. Раньше слово фагира что‑то значило — а сейчас мне сказали, чтобы я не мешал… Глупцы, не видящие дальше своего носа! В своей глупой вражде они не заметят, как станут рабами эльдов или окажутся в черных котлах морронов…

Он тяжко оперся о столешницу, и Шенн поддержал мастера, подумав, что старику плохо, но Стирг отстранил его.

— Что же делать, мастер? Что делать мне? Ведь я был готов идти!

— Надо переждать смуту, — вздохнул Стирг. — Иного выхода нет. Твоя миссия слишком важна, чтобы подвергать тебя опасности. Война — это не только сражения. Это разбой и мародеры, волнения и смута. Ты не должен рисковать. То, что знаешь ты, и то, что можешь, могут немногие в Арнире.

— Но как война помешает мне? Воюет Далорн и Гурдан, а я отправлюсь в Ринересс, а оттуда к мастеру Ольфу.

— Не так все просто, Шенн. Во–первых, ты не пойдешь в Кхинор один. Ни в коем случае. Ты прошел через него, и это было большой удачей. Для того, что задумано, нужен отряд отборных воинов. На сбор лучших бойцов потребуется время и деньги. Не каждый воин согласится на путешествие, из которого легко не вернуться… Во–вторых, ты не искушен в политике. Представь: сегодня ты вернулся с победой и стагниром. Мы сможем создать «Гнев Игнира» — но кому он будет принадлежать? Кто и как использует это страшное оружие? Не повернется ли оно против арнов?

Шенн задумался. Он понимал. Для него Арнир был един — фагирам разрешалось свободно перемещаться по оданствам, с них не брали пошлины, всюду приветствовали и почитали. Но существовали границы, армии и правители, каждый из которых был непрочь завладеть великим оружием Древних.

— Ты понял?

Шенн кивнул. Речь наставника посеяла сомнения.

— Что же делать? Кому достанется стагнир?

— Я не могу тебе ответить сейчас. Мы всегда сохраняли нейтралитет, старались не допустить конфликтов между оданами. Долгое время нам это удавалось. Теперь…

Стирг опустил голову и задумчиво погладил бороду:

— Предстоит решить, на чью сторону мы встанем. Вековое равновесие нарушено. Так было и прежде у Древних, так случилось здесь, и так будет всегда. Сильнейший правитель стремится объединить доступные ему земли, его оданство расцветает. Потом приходит закат и упадок, все разделяется, чтобы когда‑нибудь соединиться вновь.

Шенн прилежно внимал, но учитель прочел в глазах юноши вопрос.

— Говори.

— Мастер, ты сказал, что надо выбрать сторону. Какую же?

— Думаю, ты понимаешь. Сторону сильнейшего. Так мы избежим многих смертей.

— Но в войне погибнет много людей! — воскликнул Шенн. — Почему ты не предотвратишь ее? Ведь оданы слушают тебя, мастер!

Стирг слабо улыбнулся.

— На этот раз нет. Пришло иное время. Время страшных смут и великих деяний. Мы не можем спорить с историей. Помешав тому, что происходит, ты лишь отдалишь неизбежное.

Верховный фагир кашлянул и налил в чашу воды из высокогорлого кувшина. Отпил.

— Много лет назад мы пришли сюда, чтобы объединять, а не разрушать. Покидая разрушенную империю, мы решили, что наши знания не должны пропасть. Народ арнов стал нашим народом, а Арнир — нашим домом… Не думай, что фагиры останутся в стороне. Во многих из нас нет и капли крови Древних, но в нас есть их дух и их знания! Вот что важно. Пойми это, Шенн…

— Мы не можем остановить войну, — продолжил мастер, — но можем сделать ее не столь разрушительной и кровавой. Я приложу к этому все усилия, а способы у меня есть. И время еще осталось.

— Мастер, разве есть еще время? Учитель Ольф говорил, что эльды могут построить «Гнев Игнира». Может, они уже его создали! Может, мы уже опоздали?

— Я так не думаю, юноша. Во–первых, им нужен стагнир, много стагнира, а эльд, знавший, где его добыть, перешел на нашу сторону и охраняет металл богов. С ним будет непросто справиться — Эндор великий воин. Он поклялся мне, что пока жив, эльды не получат стагнир.

Шенн слушал.

— К тому же им нужно время, чтобы построить оружие… А чтобы добраться до нас, надо пройти через земли морронов. Они так просто не пропустят чужаков, а «Гнев Игнира» велик и сложен — везти это оружие непросто.

— Так может, нам нечего бояться? Эльды лишь бахвалятся — а дойти сюда не сумеют!

— Если бы я был в этом уверен, Шенн, — вздохнул мастер. — Эльды малочисленны, но у них достаточно умельцев, чтобы решить эту задачу. Вот ты бы ее решил?

— Я? — Шенн задумался. — Возможно, решил бы. Если Древние смогли…

— Вот видишь. Не стоит их недооценивать, Шенн. Фанатики способны на все. Уверен: в Арнире много их шпионов, и они потирают руки, узнав о нашей беде…

— Есть и третья сила, — птоговорил Стирг. — В Кхиноре явился новый вождь, женщина по имени Ош–Рагн. Морроны объединяются, Шенн, это плохо для нас и для эльдов. Как ты, должно быть, помнишь, мы побеждали чернолицых потому, что были вместе, а их орды разобщены. Теперь все наоборот…

Шенн продолжил учиться. По заданию Стирга юноша отправился в Эшнар, где несколько лун изучал секреты и методы местных кузнецов, ковавших знаменитую эшнарскую сталь.

Шенну нравился этот грубоватый, но простой и радушный народ: бородатые мужчины с крупными горбатыми носами, вспыльчивые и азартные, и коренастые, длинноволосые пухлогубые женщины, веселые и работящие…

Все знания, полученные у эшнарцев, Шенн старательно записывал. Плавка и обработка стали, необходимые добавки и условия, закалка и отжиг… Шенн был настолько погружен в работу, что не заметил, как пролетело отпущенное ему время. Настала пора возвращаться. Знаний, наглядно полученных в Эшнаре, Шенну хватило с избытком, а механизмы горного народа приводили его в восхищение.

Вот только фагиры не имели большого влияния в Эшнаре. Отделенный от Арнира горными перевалами, Эшнар сохранил большую самобытность, в нем были сильны древние обычаи. Большая часть населения поклонялась Игниру, ему приносились обильные жертвы, строились храмы, тогда как его братья–Сущие были несправедливо забыты… И пока фагиры не могли на это повлиять. Впрочем, в Эшнаре Великого Игнира не считали жестоким и упрямым. Эшнарцы видели в младшем из Сущих черты национального характера: гордость, вспыльчивость и принадлежность к огню. Они считали Игнира покровителем кузнецов, а не воинов, и не связывали бога красной луны с войной, как верили в Арнире. Суд в горной стране вершили оданы и их доверенные судьи, фагиров использовали лишь как советников. И Шенну приходилось нелегко без привычного покровительства.

Впрочем, существовало средство, благодаря которому многие двери открывались перед учеником Стирга. Асиры! Деньги, которые эшнарцы любили так же, как божественного покровителя Игнира, служили главным пропуском в тайны Эшнара. Щедрость почиталась в Эшнаре наравне с богатством, особенно это касалось приезжих — и содержимое кошелька Шенна таяло с каждым днем, как снег под ярким солнцем. Имя великого мастера имело вес, но даже к нему полагался довесок в виде пригоршни асиров… И Шенн в который раз вспоминал слова учителя:

— История, Шенн, имеет склонность повторяться, ибо мотивы, побуждающие людей, остаются теми же, что тысячи лун назад: власть и богатство, богатство и власть…

Слухи, приходившие в Эшнар с караванами купцов и случайными путниками, тревожили Шенна. Война, начатая оданом Гурдана, закончилась победой Орэна, но, как и опасался мастер Стирг, тому этого оказалось мало. Разросшаяся армия Гурдана двинулась на Ринересс!

Дальше слухи разнились. Одни говорили, что Орэн разбит, другие — что Завоеватель захватил и разрушил великий город… Одан Эшнара сохранял нейтралитет, но Шенн видел и чувствовал, что этот маленький гордый народ готов биться за независимость. С запада Эшнар закрывала великая стена, не раз становившаяся непреодолимой преградой для морронов, с юга же защиты не было, ведь горцы никогда не опасались нападения арнов, своих братьев по крови…

Спускаясь горными тропами вниз, Шенн видел, как эшнарцы спешно возводят башни и укрепления. Они готовились к войне, и Шенн воочию убедился прозорливости Стирга. Времена менялись! И народы, веками живущие рядом, уже не верили друг другу!

Эшнар остался позади. Горные отроги сменили густые леса и безлюдные пустоши без троп и дорог. Пристав к попутному каравану, Шенн двигался по эшнарскому тракту прямиком на Гурдан. На деле нужно было брать южнее и следовать к Таллию — Шенн знал об этом — но сходить с тракта было небезопасно. Торговцы в страхе говорили о полчищах мергинов и мародеров, наводнивших Арнир тотчас после начала войны. Караван охраняли наемники: десяток бойцов, набранных из окрестных хешей. Половина из них, по наблюдениям Шенна, толком не умела обращаться с оружием. Но даже такая охрана лучше, чем ничего.

Шенн много читал о древних войнах, но не мог предположить, что описываемые в летописях события оживут, и сухие строчки о битвах и победах зальет волна настоящей горячей крови. Разговор с беженцем, встретившимся по пути, потряс душу юноши:

— Наемники Орэна напали на нашу деревню, грабили и убивали, как настоящие мергины — только мергины грабят и убегают в леса, а эти едут по дороге под знаменами, не скрываясь и бахвалясь тем, скольких людей они убили… Не воинов, а простых селян! На моих глазах убили отца, убили многих… Для них нет законов, нет страха. Посланники одана говорят, чтобы мы не боялись, что Орэн велел вешать мародеров и убийц, но все это лишь слова! Все войско Орэна таково — под знамена Гурдана приходят даже лесные мергины — а он им платит асирами…

Не дойдя до Гурдана, Шенн расстался с торговцами и пошел на юг. Дорога, отходящая от мощеного камнем тракта, была неважной. Дожди залили землю, превратив в труднопроходимое болото. Иногда Шенну казалось, что он сбился с пути, но затем он находил колею от повозок или покосившийся, заросший мхом дорожный камень — и продолжал путь. Места были малолюдные. Дорога, как правило, проходила через поселки хешимов, где можно найти еду и ночлег. Шенн говорил с поселянами о жизни и вере, решал мелкие споры и конфликты.

В придорожной харчевне близ Таллия Шенн услышал разговор двух путников и не поверил ушам: один говорил, что мастер Стирг умер, и не просто умер, а убит, и голова его брошена на городской площади…

— Ты лжешь! — воскликнул Шенн так, что в харчевне настала тишина. Путники изумленно воззрились на вскочившего с места фагира. — Никто не посмеет сделать такое!

— Почтенный фагир, это известно всем, — смутившись, проговорил путник. — Весь Таллий об этом говорит. Странно, что ты этого не знаешь. Это правда.

— Нет! Этого не может быть, слышишь! — закричал Шенн и замер, наткнувшись на изумленные взгляды завсегдатаев. Судя по лицам, они знали о смерти мастера. Не знал только он…

— Что с вами? Вы не знали? Выпейте вина, учитель…

Оттолкнув чашу с вином, Шенн выскочил из дома и побежал, не разбирая дороги. В глазах стояли слезы. Мир расплывался, превращаясь в уродливую бесформенную субстанцию. Как же так? Мастер умер… Стирг убит! Нет, не может этого быть!

Шенн знал, что вел себя неподобающе, что поступок молодого фагира еще долго будут обсуждать постояльцы, но что ему до того! Убит учитель, человек, близкий настолько, что стал вместо отца, был ему наставником и лучшим другом. Кто же это сделал и зачем? Шенн не представлял, что в Арнире найдется человек, способный поднять руку на мастера Стирга, которого многие считали святым. А может, убийца — не арн? Если это проклятые эльды устранили своего врага! И что теперь? Кто займет место мастера? Что будет с Арниром?

Шенн мало интересовался политикой и внутренними делами фагиров, но знал наверняка: фигуры, подобной Стиргу, среди фагиров не было.

Больше всего Шенн опасался, что миссия, к которой его готовил Ольф, из‑за начавшейся войны и смерти мастера Стирга окажется невыполнима. Молодой фагир не знал, как поведут себя настоятели фагирдаров, будут ли они так же дружелюбны к нему, ведь многие не скрывали недовольства молодым фаворитом, и после смерти великого наставника недовольство могло перерасти во враждебность.

Но Шенн был не из тех, кто отступает. Проглотив горький ком страшной вести, молодой фагир немедля отправился в резиденцию Стирга — фагирдар братства в Таллии.

Там страшная весть подтвердилась, и Шенн, в глубине души хранивший надежду увидеть наставника живым, еще раз дал волю слезам — но этот раз был последним.

Временный настоятель принял Шенна как хорошего друга. Он тоже скорбел по Стиргу. От него Шенн и узнал жуткие подробности: кроме мастера, неизвестный убийца жестоко зарезал нескольких фагиров, а голова Стирга была посажена на кол на городской площади, и это вызвало всеобщий страх… Настоятель позволил Шенну забрать свои записи, хранившиеся в фагирдаре, и даже предложил занять пост советника, но Шенн отказался. Юноша понял: медлить нельзя, надо отправляться в Кхинор, пока междуусобные войны и убийцы эльдов не посеяли в Арнире еще большую смуту. При жизни Стирг заручился поддержкой одана Ринересса, который обещал найти воинов для похода в обмен на секрет «Гнева Игнира».

И Шенн отправился в Ринересс.

Глава 2. Планы Эрлайна.

В одной из многочисленных комнат эмонгира за резным столом драгоценного белого дерева сидели двое мужчин. Одним был Эрлайн, первый советник одана и владелец эмонгира Шедор. Вторым был Маррод, высокого роста, отлично сложенный молодой воин, одетый просто и не по дворцовой моде, лишь на широких плечах висел роскошный, расшитый золотыми нитями, плащ. Твердые и резкие черты лица были несвойственны гурданцу, а крупные, чуть выдающиеся челюсти придавали облику хищный и независимый вид. Сильные руки воина лениво крутили золотой чеканный кубок.

— Ты был неосторожен, — недовольно произнес Эрлайн. — Зачем тебе эти подвиги? Прибереги силы для более нужных дел.

Маррод тихо засмеялся, не разжимая тонких, чувственных губ.

— Сил у меня достаточно, чтобы разделаться с отрядом таких болванов.

— Я не о состязании, Маррод, — недовольно проговорил Эрлайн. — Я говорю о поединке с телохранителем одана!

— Не беспокойся об этом.

— Я не могу не беспокоиться. Ты непозволительно рискуешь, и не только своим именем, но и моим!

Советник посмотрел на воина, и его недовольный взгляд встретился с темно–зелеными и неподвижными, как у змеи, глазами. Эрлайн отвел взгляд. Иногда он жалел, что объявил его братом.

— Пустяки. Что‑то случилось?

— Война, Маррод. Начинается война.

— Война? Что за война? — стараясь выглядеть равнодушным, спросил эльд, но в душе вспыхнул огонь. Он знал: Совет Девяти будет рад раздору в Арнире. Чем больше арны увязнут в междоусобицах — тем лучше для эльдов. Пальцы легче сломать по отдельности, чем когда они в кулаке.

— Война между Гурданом и Далорном. Сейчас это тайна для многих, но наш одан уже стягивает войска и набирает наемников.

Маррод ухмыльнулся: ведь это он привез Орэну молодую оданессу, из‑за которой разразилась война. Значит, можно рассчитывать на поощрение Совета.

— Говоря коротко, Маррод: настало время действовать! Новая игра будет опасней, но и ставки возрастут.

— Что сказал одан на мою просьбу? — перебил Маррод.

Эрлайн поморщился: как он ни учил новоявленного одана манерам, тот был плохим учеником. Впрочем, у него есть иные достоинства…

— Одан обещал, что известит о своем решении, — сказал Эрлайн.

— Когда?

Эрлайн посмотрел на Маррода. Как он не понимает: с одана нельзя требовать, и слово свое он может менять, как заблагорассудится.

Эмон ценил Маррода: с его умением вынимать души из тел, он был просто незаменим. Со времени их знакомства Маррод разобрался со множеством прежде неразрешимых дел. Названный брат и телохранитель утопил в ванне эмона, осмелившегося претендовать на часть земель Эрлайна, и сделал все так ловко, что даже всесильный Гретворн ничего не заподозрил. Еще одного врага советника воин подстерег в лесу и убил со всей его охраной, и фагиры решили, что это дело рук лесных мергинов. Когда на землях эмона мергины вздумали бунтовать, Эрлайн отправил к ним Маррода. Спрятав лицо под маской, он убил зачинщиков, и явившимся стражам некого было арестовывать…

Лишь одно не нравилось Эрлайну: фанатичная тяга Маррода к власти. Эмон поражался непомерному честолюбию этого человека. Было много проще расплачиваться за службу асирами — но Маррод требовал одного: титула эмона. Ни асиры, ни женщины, ни дорогое оружие не вызывали у воина интереса, подобному продвижению наверх. Даже для советника одана это было непросто, ведь законы прямо указывали, что титул эмона должен быть подтвержден записями фагиров и наличием родового эмонгира, хоть бы он и был продан за долги… Эрлайн применил все связи и средства, чтобы выполнить желание честолюбца. Терять такого помощника советник не хотел, и придумал, как быть: Маррод стал его братом.

Младший брат Эрлайна жил в родовом эмонгире и никогда не показывался при дворе. Он был безумен. Доррана никто не видел, кроме нескольких преданных эмону слуг. Руками Маррода Эрлайн убил брата, а вместе с ним тех, кто, по его мнению, не мог держать язык за зубами. Прочие были одарены и запуганы. Так Маррод стал Дорраном, эмоном и братом советника. Их связь, скрепленная кровью, стала еще сильней, и все же Эрлайн с трудом скрывал презрение к безвестному нигриду, которому он дал все. А этот выскочка заявляет, что хочет стать телохранителем одана!

Да, своей доблестью и искусством Маррод мог пробиться в их ряды, но Эрлайну было выгодней держать братца в тени, человеком для «особых поручений». Ведь последние успехи советника связаны именно с Марродом, именно ему он обязан растущим влиянием при дворе. Еще советник опасался Гретворна — начальника тайной службы одана, который наверняка заинтересуется возникшим из ниоткуда «братом» и может что‑то пронюхать. Желание Маррода стать телохранителем одана обязательно вызовет самую тщательную проверку, и это очень опасно. Зная решительный и вспыльчивый характер Маррода, Эрлайн не торопился говорить ему об этом и всячески тянул время. Он хорошо знал притчу о глупом кроге, который бежал за привязанной перед носом охапкой сена. Маррод станет таким крогом. А охапкой сена — обещание помочь его мечте.

— Начинается война, Маррод, — повторил советник. — Одан сказал: ему некогда заниматься подобными мелочами…

Советник замер, глядя, как пальцы воина сжали и расплющили тонкостенный кубок.

— Но ты сможешь завоевать расположение Орэна, — поспешил продолжить Эрлайн, — если выполнишь его новое задание.

— Меня не наградили за старое, — угрюмо произнес Маррод.

— Ты получил доверие одана! Это стоит дорогого, поверь! — советник откинулся в кресле, его длинные пальцы тихо, как лапки насекомого, бегали по краю стола.

— Что нужно одану? Кого‑нибудь убить?

Советник улыбнулся:

— Ты необычайно проницателен, Маррод.

— Кого на этот раз?

— Одан поручил мне разработать план. Я расскажу, что задумал, и ты поймешь, почему Орэн до сих пор не наградил тебя. Итак, слушай.

— Я не силен в политике, — вновь прервал советника Маррод, — но понимаю, куда ты клонишь. Я выполню все, что зависит от меня. Но я хочу получить награду! Звание телохранителя одана!

— Хорошо, — поморщился Эрлайн. Эмона коробила грубость и самоуверенность воина, но стоило признать: Маррод действительно лучший воин Гурдана, а может, и всего Арнира, и пожалуй, только он может справиться с заданием одана.

Риск велик, думал Эрлайн. Если Маррод погибнет, он потеряет великолепного исполнителя, и благоволение одана, которое дороже жизни этого проходимца. Зато в случае успеха Орэн обещал отдать в правление любой из городов Далорна! За такую награду стоит рискнуть.

— Ты отправишься к нашему врагу, одану Эванну, — Эрлайн взглянул на телохранителя, желая увидеть его реакцию, но Маррод был невозмутим, и советник продолжил:

— Нужен человек, который сможет внушить Эванну доверие. Знатного рода. И достаточно известный.

— С чего ты взял, что я смогу завоевать доверие Эванна? — спросил Маррод.

— Эванн, как и Орэн, ценит и любит хороших воинов. Представ перед ним, ты скажешь, что решил перейти на его сторону, так как Орэн не сдержал обещания и не наградил тебя. У Эванна есть здесь шпионы, и они подтвердят твои слова. Ты скажешь, что решил сражаться на его стороне, потому что Орэн не ценит такого воина, как ты. Он не наградил тебя за победу над лучшим из телохранителей и за победу на турнире, а лишь пригласил на пир. Кстати, на пир ты не пойдешь, а слух о твоем отказе разнесется по дворцу. Это прямое оскорбление одану, за которое можно заплатить головой.

— Хороший довод.

— Одан знает о моем плане и потребует схватить тебя, и ни у кого не останется сомнений в твоем «предательстве». Но ты будешь уже далеко. Явившись в лагерь Эванна, ты… убьешь его. Думаю, ты справишься.

— Вы так все продумали, — криво усмехнулся Маррод. — Скажи, советник: а много ли оданов убивали?

— Никого, — признал Эрлайн, — но ведь ты…

— Великий воин. Я знаю. Но не великий дурак.

— Ты сможешь, я уверен!

— Убить одана легко, — прервал эмона Маррод, — а вот уйти после этого живым… Вы придумываете свои планы, а я рискую головой!

— Маррод, награда…

— Награды я еще не видел.

Эрлайн сжал губы: этот нигрид невыносим!

— Кроме оданессы, наследников у Эванна нет, — терпеливо пояснил он. — После его смерти армия останется без руководства, и мы легко одержим победу.

— Хитро. А что, если Эванн не поверит мне? Что тогда?

— Поверит. Помимо всех слухов, есть еще кое‑что. Ты передашь ему это, — Эрлайн протянул свиток из отлично выделанной кожи. — Здесь карта оданства с расположением крепостей, башен и дорог, а главное, с указанием количества воинов, их охраняющих. Здесь моя личная печать. Скажешь Эванну, что я готов перейти на его сторону и принять его войско в своем эмонгире.

Маррод думал. Риск велик. Но план Эрлайна совпадал с заданием Совета. Война между Далорном и Гурданом на руку Эльденору. Убийство одана внесет в страну арнов еще больший раздор.

Эрлайн с волнением глядел на воина. От его ответа зависело многое, в первую очередь положение при дворе. Если все сложится удачно, статус советника возрастет, а злые языки надолго замолчат! И главное — право владеть целым городом! Это огромная власть и большое богатство!

— Ты ведь сможешь сделать это? Для тебя нет невозможного, Маррод!

Маррод не отвечал. Пусть поупрашивает, постарается…

— Я не думал, что ты испугаешься…

— Никогда не говори так! — угрожающе произнес воин, мгновенно схватив советника за одежду. Эрлайн никогда бы не позволил с собой так обращаться, но… они одни, и позора никто не видит. Во–вторых, ответить он не может — Маррод убивает быстрее, чем его противник достает меч. И наконец, цель насколько лакома, что ради нее он простит и не такое…

— Ладно, будет тебе, будет, — криво улыбаясь, примирительно пробормотал придворный, тщетно пытаясь отцепить железные пальцы Маррода. Наконец, воин отпустил советника. Наступила гнетущая тишина.

— Я слышал, Эванн успешно продвигается в наши земли. Говорят, его армия сильна и может побить Орэна, — проронил Маррод, и советник облегченно вздохнул. Он не отказался — а ведь знает, на что идет!

— Наши пограничные отряды измучены набегами морронов, а границы Далорна чернолицые не беспокоят. Интересно, почему?

— Уж, наверно, не потому, что Эванн договорился с морронами, — усмехнулся Маррод.

— Договориться можно с кем угодно, если знаешь, что предложить, — усмехнулся советник. — Разумеется, нет. Думаю, у него тайный союз с Эшнаром, и горцы пообещали помочь, если морроны вторгнутся в Далорн. Но до зимы далеко, а Кхин полноводен: морроны вряд ли решатся на удар. И все же: почему он так рискует? Из‑за дочери? Орэн предлагал ему выкуп…

— Это ярость, — сказал Маррод.

— Что?

— Ярость! Тебе этого не понять, эмон. Чтобы решиться на смертельный риск, человек должен потерять все.

Эрлайн приподнял бровь. Он и впрямь не понимал:

— Эванн ничего не потерял. У него целое оданство, подданные, власть и богатство.

— Этого бывает мало. Если он поставил на карту все, значит, дочь — это то, что он ценит по–настоящему. Из‑за нее он ввязался в войну.

— Глупо, — заметил советник.

— Я его понимаю.

— Да? — снисходительно усмехнулся Эрлайн. — Но ты не одан, ты и эмон ненастоящий. Как можешь ты понять…

Наткнувшись на тяжелый взгляд Маррода, советник умолк. Иногда наедине с ним Эрлайн чувствовал подсознательный и необъяснимый ужас, советнику казалось, что этот человек способен сделать что‑то ужасное… по отношению к нему, и в душе жалел, что повстречал этого проходимца, сделал эмоном и своим доверенным. Но безвыходных ситуаций нет…

— Хорошо. Скажи одану: я согласен. Я выполню его приказ, — сказал Маррод. — Оставить войско соперника без главы — хорошая идея.

Эрлайн мысленно улыбнулся. Наглец не знает второй части плана. Если Эванн умрет, ни малейшая тень не должна пасть на одана, ведь Элана — его невеста. И если Марроду удастся избежать гибели, о его судьбе должен позаботиться Эрлайн. Они с оданом прекрасно поняли друг друга…

— Сделай это, Маррод, и получишь то, что желаешь! — перегнувшись через стол, прошептал советник. — Слово одана!

Эльд спокойно кивнул, словно речь шла не об убийстве, но о легкой прогулке перед сном.

— И еще, — проговорил Эрлайн, испытывающе глядя на воина. — Ты слышал об убийстве Стирга? О том, что там произошло?

— Слухи ходят разные, — уклончиво ответил Маррод. — А мне все равно.

— Так вот, я знаю больше, чем остальные. Ты ведь слышал о Стирге?

— Слышал.

— Он был великий фагир! О его способностях ходили легенды. Одан встречался с фагирами, и те пришли к мнению, что в убийстве замешаны эльды.

— Вот как, — проговорил Маррод. Воин улыбнулся, и улыбка походила на оскал.

— Ты что‑то сказал?

— Ничего, продолжай. Как это случилось?

— Убийца проник в храм незамеченным, перебил охрану и отрубил Стиргу голову, выставив ее на площади Таллия — вот и все, что мы знаем. Убийцу никто не видел, кроме тех, кого он убил. Ясно, что никто из арнов не осмелится сделать такое, а эльды уже угрожали нам. Я тоже думаю: это дело их рук.

— Что бы вы ни думали, а эльдов вам не достать, — заметил Маррод. — Они далеко.

— Это так. Скажи мне, Маррод: а ты где был той ночью?

— Какой ночью? — переспросил воин, но советник увидел, что тот прекрасно понял. Зачем тогда переспрашивать?

— Ночью, когда убили Стирга.

— Не помню, — отрезал Маррод. — Какая разница?

— Слуга сказал, что вечером ты уехал, а вернулся лишь утром.

— Я ездил развлекаться в город… К чему эти вопросы? Ты думаешь, что я убил Стирга?

— Конечно, нет. Тебе это под силу, безусловно, но… зачем?

— Вот именно. Зачем ты спросил?

— Тайная служба одана следит за многими людьми. Ее начальник Гретворн очень умен и опасен… До меня дошли слухи, что он интересуется тобой… братец Дорран. Я хочу, чтобы ты был осторожен.

— Если я убью Эванна, то буду вне подозрений.

— Это так. У тебя будет все, что только попросишь!

— Конечно. Потому что, если я этого не получу, то убью и тебя, и Орэна.

Маррод рассмеялся и вышел. Открыв рот, Эрлайн долго смотрел на закрывшуюся за воином дверь. Этот не человек, а демон. Да, несомненно, лучше, если он умрет. И на исчадий тьмы находится управа…

Глава 3. Обреченные.

— Скоро мы будем дома, — угрюмо сказал Фран. Улнар кивнул. Кто из них мог подумать, что эта мысль не вызовет радости.

Они спаслись. Но радость меркла в тяжелых и тревожных мыслях, и страх мутным облаком оседал в кошмарных снах. Спастись, будучи отправленными в Кхинор — чудо. Еще большее чудо — встреча с Ош–Рагн, свобода и подаренное ведьмой зелье, чудесная пыльца, делающая человека всесильным рабом.

Кроме оружия — не морронского, а хорошего, выкованного в Арнире — освобожденным дали по увесистому кошелю с асирами. В нем было больше денег, чем Улнар когда‑либо держал в руках. Чем вызвана такая щедрость, они понимали: ведьма уверена, что они вернутся, что страх перед смертью заставит их делать все, что она им скажет. Друзья понимали это, и долгую дорогу молчали — каждый думал о своем.

Зелье Гунорбохора делало их непревзойденными бойцами! По дороге приходилось охотиться, и Улнар с изумлением смотрел, как Фран выпускает стрелы быстрее, чем воин успел бы щелкнуть пальцами. Черная пыльца давала и ловкость и силу: однажды воин с легкостью поднял поваленное дерево, которое раньше не оторвал бы от земли! Пьянящее чувство могущества и силы овладевало ими всякий раз, когда путники принимали зелье морронов. Действовало оно быстро, но недолго. Впрочем, морронского средства хватало, чтобы избежать любой опасности. Однажды они убили напавшего на них зверя, на которого, по словам Франа, охотники ходят самое малое вшестером…

Вечером путники вышли к Кхину и остановились на отдых. Два человека сидели у костра, вороша тлеющие угли, в которых пеклось мясо. Отблески огня и звезды отражались в набегающей на берег черной воде. Они на пути к дому, им ничто не угрожает — но радости нет.

— Что станешь делать, когда придешь домой? — спросил Улнар.

Фран только вздохнул:

— Я так давно не был дома.

— Тебя там ждут? — спросил Улнар.

— Да… То есть, уже нет.

— То есть как?

— Кто станет ждать осужденного на Кхинор?

Улнар кивнул, не говоря ни слова. Это правда. Для всех они — мертвецы. Те, кто знает об их судьбе и участи, отвернутся, не признавая, а то и шарахнутся, как от призраков.

Ему легче. Соратники по Братству не знают, что Улнар осужден. Кое‑кто видел его среди осужденных, но, скорее всего, уже выбросил из памяти. Что ж, тем проще. И что ему делать? Куда идти? Снова сражаться с морронами? Улнар защищал Арнир, но воевал еще и потому, что это приносило деньги. Теперь за его спиной набитый асирами кошель. И воевать не хочется. Навоевался. Улнар подумал, что теперь мог бы победить ранившего его эмона, но мысль не принесла радости. Что ему с той победы? Он отдал бы все, чтобы избавиться от зелья Гунорбохора, но, похоже, от него избавит только смерть.

Не сговариваясь, в первый же день свободы они не стали принимать зелье. Тянули день, затем ночь… А наутро едва могли поднять руку. Жестокая боль скрутила тело, казалось, оно горело заживо. Фран быстро сдался, Улнар боролся еще целый следующий день. Скрипя зубами, он терпел, но выдержать не смог и вдохнул зелье… Больше они таких попыток не делали. Проклятая ведьма права. Лучше умереть быстро, чем в таких мучениях…

Никогда в жизни Улнар не подумал бы, что пойдет по Кхинору, не таясь. Когда однажды отряд чернолицых нагнал и окружил их, Улнар протянул вожаку флакон Ош–Рагн. Предмет возымел магическое действие. Грозный, увешанный фигурками из костей убитых врагов, моррон склонился, точно раб, и просил позволения ему и его отряду уйти…

Костер догорал. Пора бы и спать. Улнар спрятал флакончик в поясной карман, так, чтобы не потерять и легко вытащить в случае опасности. Фран держал его в подвешенном на шее мешочке.

Обнаружив рощицу неподалеку от воды, товарищи срубили несколько деревьев. Для двух обычных людей тащить эти стволы до воды было непосильным трудом. С зельем это было легко. На берегу они связали плот. Переправа через могучий Кхин не страшила — теперь мало что могло их напугать.

На последней стоянке в Кхиноре Улнар вспомнил последний разговор с отцом. Он помнил почти каждое слово. Тогда Улнар был слишком мал, чтобы понять то, что хотел открыть отец, но сейчас его слова наполнялись новым, поразительным смыслом…

— Ты не должен ничего и никого бояться, Улнар. Даже смерти.

Отец сделал многозначительную паузу:

— Смерти боятся все, и это делает людей слабыми. Мысли о смерти губительны не только для воина. Они побеждают самый гордый дух, как грязный поток, замутняют сознание и разбивают волю. Пройдет время, и я уверен: ты постигнешь многие тайны, научишься искусству побеждать, сможешь многое, сможешь даже изменить мир!

— Как я смогу изменить мир? — только и выговорил Улнар.

— Скажу тебе то, что знают все, но понимают лишь избранные: будешь силен — сможешь изменить мир. Будешь слаб — мир изменит тебя! Запомни это накрепко.

— Я запомню, отец.

— Я не учу тебя презирать смерть, нет. Не только жизнь, смерть тоже имеет цену, известную лишь богам. Поэтому не стоит ни презирать, ни страшиться того, что ниспослано свыше…

Таким он и остался в памяти Улнара: сильным, уверенным, гордым. И добрым. Эндор был настолько непохож на других, что казался сказочным героем. Никогда Улнар не слышал от него злого слова, видел, как отец любит маму, как смотрит на нее. И иногда так странно говорит…

— Ты еще мал и думаешь, что существует много невозможного. Но знай — невозможного нет! Ни сталь, ни магия не могут противостоять тому, что здесь, — большая ладонь отца прикоснулась к груди Улнара, — человеческому духу и воле.

Отправившись рано утром, Улнар и Фран переплыли Кхин. Течение сносило их плот к югу, но товарищи не беспокоились: это даже лучше, там побережье больше заселено. Им хотелось увидеть лица арнов, услышать родную речь.

Как и ожидал Улнар, их прибытие не осталось незамеченным. Вдоль побережья тянулась цепочка сторожевых башен, и дозорные заметили незваных гостей.

Очень скоро друзей, направившихся в сторону Далорна, остановил отряд вооруженных воинов.

— Кто такие? — спросил старший, угрюмый вояка с бритым и загорелым на солнце черепом. Десяток копий и мечей окружили пришельцев.

Улнар и Фран переглянулись. Они давно условились, что будут говорить и как. Если признаться, что они беглые осужденные — неизвестно, как повернется дело. Вдруг снова отправят за реку?

— Я вольный воин, — сказал Улнар, показывая татуировку Братства. — Мое имя Улнар, меня знают в Братстве.

Патруль, окруживший их, не принадлежал Братству. Это были воины одана, но часто бывавший в Приграничье Улнар знал всех их начальников.

— А ты?

— Я тоже, — сказал Фран. На его руке не было знака Братства, но охотник предусмотрительно надел наручи, да и стражей интересовало иное…

— Почему вас всего двое? — спросил бритый.

— Ты знаешь, что бывает в Кхиноре, — ответил Улнар. — Хотя, откуда тебе знать…

— Отвечай прямо.

— Идем отрядом, а возвращаемся группами. Как придется. Отведите нас в Северный лагерь, к Дорану. А если вы с юга, то к Элорну.

— Ты знаешь Элорна? — спросил командир. Его лицо смягчилось.

— Я бывал в Кхиноре три раза. Уже четыре, — поправился воин. — Неужели я не знаю Элорна? Думаю, и он помнит меня.

— Он думает, что мы шпионы морронов, — криво улыбаясь, добавил Франир. Окружившие их воины рассмеялись, и напряжение спало. Действительно, парни вооружены, имеют знак Братства, чего же еще?

— Ладно, братья, идите, — кольцо воинов, повинуясь жесту десятника, распалось. — Удачи вам.

— И вам удачи, — сказал Улнар. — Следите за рекой. Морронов на том берегу — тысячи.

Пошел дождь. Крупные капли падали на землю, смывая пыль с густой, упорно цеплявшей за ноги, травы. Перелесок кончился, и за серой пеленой обнаружилась дорога. Блестя мокрыми, отполированными тысячами ног каменными плитами, она тянулась с севера на юг вдоль Кхина и служила для быстрой переброски войск вдоль границы. Во избежание засад подступавший к дороге лес вырубили, дерево пошло на сторожевые башни.

— Ну, что, друг, — сказал, останавливаясь, Фран. — Мне на восток, тебе на юг.

— Да, — сказал Улнар. Небо над головами светлело, колыхавшиеся на ветру деревья стряхивали остатки дождя. — Удачи тебе, друг.

Они обнялись. В глазах Франа стояла тоска.

— Как думаешь, мы еще встретимся? — спросил он. Охотник был угрюм, Улнар чувствовал, как тяготит друга «подарок» морронов.

— Арнир велик, — расхожей фразой ответил Улнар.

— А я думаю: не попусти боги нам встретиться там, — охотник кивнул в сторону запада. — У нее.

Улнар старался не думать об этом, но разве забудешь, если проклятое зелье каждый день напоминает о себе. Будем жить, будет время подумать, решил воин.

— Все может быть, — сказал он. — Не отчаивайся, Фран.

— Я спрошу наших ведунов, — сказал охотник. — Может быть, они найдут противоядие.

В его голосе не было уверенности.

— Знаешь, Фран, — сказал Улнар, — Один одноногий долго жаловался на судьбу, пока не встретил человека без ног… Все в наших руках. И зелье тоже. Мы можем принять свое решение, Фран.

— Да, это так. И я его приму! Прощай, воин, — он поднял предплечье, и Улнар прикоснулся к нему в приветствии вольных воинов.

— Прощай.

Свежий ветер разогнал остатки туч, и солнце заблестело до того ярко, что на душе у воина стало легче. Он всегда чувствовал себя лучше, когда в небе висело сверкающее светило — оно будто бы питало его своими лучами, и в такие яркие дни воин, как никогда, был уверен в своих силах.

Дорога привела к ручью, через который перекинулся небольшой каменный мостик. Здесь же стоял каменный столб, разделявший земли Далорна и Ринересса.

Улнар подошел к мосту и увидел несколько хешимских повозок. Кучка людей столпилась у берега. Воин подошел ближе. Один за другим люди обернулись — и Улнар увидел хмурые ожесточенные лица.

— Зачем вы здесь стоите? — спросил воин.

— Там за мостом, — сказал один из хешимов, — стоят два воина, и требуют денег за проезд на земли Ринересса. Говорят: налог одана — а мы и не слыхивали о таком! Мы не можем заплатить столько. Слыханное ли дело: по два асира с повозки!

Улнар удивился. Пошлины взымали при въезде в город, где торговцы могли беспрепятственно и безопасно торговать своим товаром, но чтобы на границе…

— Где же они?

— А вон стоят, чтобы им провалиться на том же месте!

— Говорите, новый налог? — спросил воин, взглянув на другой берег. — А это — сборщики?

У рощи маячили фигуры в пыльных плащах. Один воин был высокого роста и держал в руках лук. Другой стоял, опираясь на копье.

— Упаси Великий Алгор! — ответил хешим. — Эти подлые мергины говорят, что они воины Братства, и мы должны платить за охрану от морронов.

— Что же делать? — едва не плача, вздохнул один из хешимов. — Мне в город надо. У меня товар портится.

— Всем надо, — сказал второй, — а что сделаешь? Платить не хочется, а дорога одна.

— Вас десяток, а их двое, — сказал Улнар.

— У него лук — не подступиться, — возразил первый селянин. — Этот здоровяк сказал, что продырявит любого из нас, а умирать нам не хочется. Придется ехать назад.

— Он не посмеет стрелять, — сказал Улнар. — Он, что, хочет за Кхинор или на рудники?

— Вот иди и проверь, посмеет или нет. А мне не хочется.

— А я знаю того, с копьем, — вмешался третий. — Это Бальд, по прозвищу Выпивоха, он сам из Ринересса, а с приятелем давно в этих местах промышляет. Как награбят — едут в город пропивать. Он, когда трезвый, злой как моррон, лучше не подходить, а то, как пить дать, проткнет!

— Вы знаете их имена — так скажите эмону, пусть пришлет воинов и фагира, — сказал Улнар. Хешимы только усмехнулись.

— Жаловались, да толку! Ведь они нас не грабят, — ответил один, — они просто просят денег за проезд. И не убили они никого. Судья сказал: не за что наказывать…

— Говорят, Бальд ему родственник, — добавил кто‑то.

— Эй! — раздался с того берега хриплый голос. — Вы платить будете? Долго мне еще здесь торчать?

— Эй, Бальд, узнаешь меня? — закричал один из хешимов. — Я — Ират–мельник, ты меня здесь три декады назад ограбил. Теперь вот опять. Может, пропустишь?

— Плати, мельник, и проезжай, — захохотал Бальд.

Мельник махнул рукой и, не сказав ни слова, пошел к повозке.

— Из Братства, говорите? — пробормотал Улнар. Он подошел к мельнику.

— Подвези на тот берег.

Хешим пожал плечами:

— Садись. Но за себя платить сам будешь.

— Хорошо, — кивнул Улнар. Сев на повозку, воин поглядел на каменный флакон. Нет, зелье он вдыхать не станет. Разберемся без него…

Повозка въехала на мост. Смех умолк. Рослый мергин направил на воина стрелу. Толстые пальцы замерли на тетиве.

— А вот этот не из простых, — сказал он приятелю, — у него в карманах наверняка что‑то имеется. Только вот лицо его мне не нравится.

— Ты же, брат, не жениться на нем собрался, — хохотнул Бальд. — Что тебе лицо? Стреляй, если что будет не так.

— А ну, стой! — крикнул Бальд мельнику. Тот послушно остановил крогов.

— Ты! — крикнули Улнару. — Слезай!

Воин молча спустился на землю. Собравшиеся на другом берегу хешимы наблюдали за ним.

— Вот вам деньги, — сказал мельник, протягивая два красных камня, и указал на воина. — А он заплатит сам.

— Ты иди, а ты плати, — сказал Бальд. Глаза его спутника подозрительно ощупывали Улнара: тот выглядел бывалым человеком, из‑за спины выглядывает рукоять меча, но быстро он его не достанет, и рукоять связана — чего же бояться? Он опустил лук.

— Ты же не возьмешь плату со своего? Я тоже из Братства, — проговорил Улнар, демонстрируя предплечье с татуировкой. — В каком отряде ты был, у кого учился?

— Э–э, — замялся Бальд, но Улнар с первого взгляда определил, что пройдохи не были в Братстве никогда. — Какая разница? Плати и проходи!

— Как вы смеете называть себя воинами Братства, теми, кто кладет жизни, сражаясь с морронами? — произнес Улнар, чувствуя, как гнев охватывает его. — Вы, два куска навоза!

— Стреляй! — крикнул Бальд. Лучник вскинул оружие и спустил тетиву. Казалось, стрела неминуемо пронзит воина, но она вонзилась в повозку, туда, где на мгновенье до того стоял Улнар. Стрелок впал в ступор: он не ждал, что воин в стремительном кувырке уйдет от выстрела и окажется рядом… Ударом ноги Улнар сломал лук, а следующим попал в грудь разбойника. Нелепо взмахнув руками, тот скатился с берега в ручей. Хешимы разразились торжествующими криками и, похватав с повозок палки и посохи, кинулись на мост.

— Видать, ты сильный парень, — сказал Бальд, вытаскивая широкий меч. — Посмотрим, как твои ноги справятся с мечом!

Бальд пошел на воина, а его товарищ, выбравшись из ручья, увидал бегущих по мосту хешимов и юркнул в кусты.

Несмотря на прозвище, Бальд был неплохим бойцом, Улнар понял это, когда уклонился от нескольких хитрых ударов мергина. Воин не доставал меч и тянул время, давая хешимам возможность окружить их негодующим разъяренным кольцом. Бальд понял, что дела его плохи.

— Давай условимся, приятель, — сказал он, тщетно пытаясь достать воина мечом, — если я одержу верх, пусть мужланы пропустят меня.

— Договаривайся об этом с ними, — сказал Улнар. — Сдавайся, и никаких условий! Я не стану тебя убивать, а то бы давно сделал это. Что касается их — я им не начальник, думаю, решат по–справедливости.

Бальд яростно атаковал, но для Улнара его удары казались медленными и неуклюжими. Увернувшись, воин сшиб мергина наземь и выкрутил руку, заставив отпустить рукоять меча. Хешимы бросились на Бальда и связали, от души награждая пинками.

Улнар подобрал меч разбойника и собрался уходить, но уйти не дали. Благодарные хешимы окружили его, наперебой восхищаясь победой воина.

— За такое зрелище и асира не жалко! — сказал один.

— Знавал я парня, он здорово дрался на мечах, — сказал мельник, — но до тебя ему далеко! Ты и без меча сражаешься, как сам Игнир! Будешь здесь, спроси Ирата–мельника, тебе любой укажет мою мельницу, и заходи! Будешь лучшим гостем!

— Даст Игнир, заеду, — прикоснулся к тофу воин. — Удачи всем вам!

— И тебе! — радостно отозвались хешимы. — Да хранит тебя твой покровитель!

— А тебя мы отвезем в город! — сказал один из поселян плененному Бальду. — В суд тебя, к фагирам отвезем!

— Везите, везите, — прошипел он, злобно зыркая из повозки. — Поглядим, кто кого судить будет!

Хешимы переглянулись. На лицах проступил страх.

— Чего вы испугались? — спросил Улнар. — Правда на вашей стороне! Что он еще может, как запугивать вас? Везите его к фагирам.

— Так‑то оно так…

Улнар понял: того и гляди, Бальд запугает поселян, и они отпустят его, да и приятель может напасть и отбить Бальда. Хешимы разбегутся, едва он встанет на пути и покажет меч.

— Пойду‑ка я с вами, — сказал он, и лица хешимов оживились. В конце концов, подумал воин, не все ли мне равно, в Ринересс я пойду или в Далорн? Я свободен, кошель полон асиров…

Обоз тронулся и шел со скоростью, на какую только были способны подгоняемые палками кроги. Хешимы торопились.

Воину любезно предоставили место в одной из повозок. Он по привычке чутко следил за дорогой, а мысли раз за разом возвращались к зелью Гунорбохора. Что делать, если пыльца подойдет к концу? Пасть к ногам Ош–Рагн или умереть в мучениях?

Воин не находил себе места. Гордость арна и вольного воина была раздавлена милостью, поданной из черных рук врага. Он принял жизнь, деньги и оружие, которое, быть может, снято с убитых чернолицыми арнов! Можно выбросить его, можно выбросить деньги — но тогда надо выбросить и жизнь. Ведь и ее ему подарили! Великий Игнир, почему я не умер в бою, почему меня не убили?

Улнар понимал, что в то время был в чужой власти, под действием морронского зелья… И все же не извинял себя. Что ему делать теперь? Улнар отдал бы все, что имел, чтобы избавиться от морронской отравы. Быть может, фагиры помогут? Но… как он объяснит, откуда взял эту черную пыльцу? Ведь она из Гунорбохора, где не бывал ни один арн. Если рассказать правду, то… не объявят ли его предателем? Воин думал и не находил ответа.

К вечеру повозки прибыли в Аримдор — город винодельцев. Это был маленький, но уютный городок в пару сотен домов, окружавших рыночную пощадь с рядами винных складов. Воздух здесь наполнял кисловато–терпкий запах бродящих плодов арима, из которых делали знаменитое на весь Арнир аримское вино.

— Итак, все вы утверждаете, что этот человек грабил вас на дороге у Гнилого ручья? — спросил фагир. Хешимы энергично закивали. Бальд скривился, как от кислого вина.

— Это правда? — спросил обвиняемого фагир. За спиной Бальда стояли два вооруженных стража, не сводившие с него глаз.

— Никого я не грабил! Это выдумки.

Крестьяне зашумели. Фагир нахмурился, и крики смолкли.

— Ваше слово против его. Есть ли у вас свидетели?

— Я, — сказал Улнар. Он пришел в суд с хешимами.

— Назови свое имя.

— Улнар из Гарда.

— Улнар? Я запомню! — пообещал Бальд, злобно щурясь в спину воина, однако тот не обратил на угрозы ни малейшего внимания.

Суд происходил в городской таверне. Вокруг судьи и свидетелей собрались зеваки. В Арнире суд вершился везде, было достаточно присутствия фагира, обладавшего судебной властью и оданских стражей, готовых доставить преступника в тюрьму, а оттуда, в зависимости от приговора, в Кхинор или на каменоломни.

— Итак, ты так же свидетельствуешь, что этот человек, Бальд из Кернохара, грабил хешимов на мосту у Гнилого ручья? Ты знаешь наказание за лжесвидетельство?

Улнар улыбнулся и кивнул: Кхинор. Но он там уже был.

— Истинно так, — подтвердил он. — У этого мергина был сообщник, но он сбежал.

— Я не мергин! — крикнул Бальд. — Я честный наемник.

Фагир повернул голову, и обвиняемый замолчал.

— Есть ли пострадавшие? — спросил судья.

— Хвала Сущим, нет, — ответил один из крестьян. — Если бы не этот воин, мы не смогли бы проехать в город! И мы не смогли бы взять Бальда, если бы этот храбрый человек не сразился с ним и не обезоружил!

— А–а, так была и схватка! Кто первым обнажил оружие?

— Он! — хором сказали хешимы, указывая на Бальда.

— И вот его меч, — сказал Улнар, выкладывая перед судьей клинок. Бальд скрипнул зубами: он рассчитывал, что воин заберет меч себе, ведь иначе оружие конфисковывалось судьями. Он судил по себе, и не думал, что улика будет выдана — меч стоит хороших денег…

— Значит, ты обнажил клинок первым! — проговорил фагир, устремляя суровый взгляд на разбойника. — Тебе известно наказание?

— Это не мой меч! — заявил Бальд. — У меня не было меча!

Крестьяне зашумели, фагир прервал шум движением руки.

— Протяни руку, — сказал он Бальду. Разбойник повиновался. Одной рукой фагир взял его ладонь, другой прикоснулся к мечу. Все замерли. Никто не знал, как фагиры делают это. Колдовство в Арнире было вне закона — но то было не колдовство, фагиры не произносили заклятий, не взывали к Даору, богу зла и колдовства. Судья держал Бальда за руку и будто бы думал о чем‑то.

— Это твой меч, — сказал, наконец, фагир. Бальд не посмел возражать. — И на нем кровь.

— Это кровь животного, — заявил Бальд.

— Возможно. Но ты солгал фагиру. Ты виновен, Бальд из Кернохара, — невозмутимо продолжил судья. — Нападение и ношение незапечатанного оружия…

— Но я никого не убил и не ранил! — воскликнул Бальд. В его голосе проступал страх. — Я молю о справедливости, фагир!

— Кто твой сообщник? — сухо спросил фагир. — Назови имя — и сможешь рассчитывать на снисхождение.

— Солурн. Солурн из Керидора! — кусая губы, вымолвил мергин.

— Так как кровь не была пролита, и ты выдал имя сообщника, я осуждаю тебя, Бальд из Кернохара, к работе на оданских рудниках в течение пяти лунных перемен. Да будет так!

И стражи мигом взяли мергина под руки. Довольные хешимы, обсуждая приговор, выходили из таверны.

— Теперь Бальд не скоро появится здесь, если вообще вернется, — говорил один.

— Будь я фагиром, отправил бы этого мергина в Кхинор, — отвечал второй. — Там таким, как он, самое место!

Зрители разошлись, а Улнар решил перекусить. Вольный воин заказал вареное мясо по–далорнски, к нему кувшин вина, и присел в уголке.

Что делать дальше, куда ему идти? В кошельке достаточно денег, чтобы надолго не испытывать нужды, но что ему асиры, когда он носит смерть на шее! Медленную и жуткую смерть.

Аппетит пропал, воин с трудом заставил себя съесть заказанное мясо. Он вспомнил желтые гипнотические глаза Ош–Рагн и сжал зубы. Он свободен, он в Арнире, но все это лишь видимость свободы и силы. Когда кончится зелье, он проживет не более двух дней…

Улнар едва не вскочил от пришедшей в голову мысли: Старый Иль! Старик может помочь, он владеет чудесной силой! Ведь он вылечил Улнара от раны, которую все считали смертельной! Помог раз, поможет и другой.

Улнар в волнении встал, расплатился с подошедшим служкой, вышел из таверны… и столкнулся с Кроденом. Эмон шествовал по улице во главе отряда воинов.

Эмон уставился на Улнара, как на призрак, поднес руку к лицу и вскрикнул:

— Не может быть! Это ты, Улнар из Гарда — или призрак?! Тебя же отправили в Кхинор!

— Нет, это не я, — отворачиваясь, проговорил воин. Он не испытывал к Кродену ненависти — просто не хотел его видеть. Улнар спешил.

— Нет, стой! Это ты, клянусь Эльмером! — изумленный Кроден подал знак воинам, те обступили Улнара, не давая пройти. — Как ты оказался здесь? Ты вернулся из Кхинора?!

— Если и так, — спокойно отвечал воин, — то нет закона, запрещающего вернуться из Кхинора.

— Ты осужден и должен умереть! — крикнул Кроден. — Воины, возьмите его!

Доставать меч Улнар не стал. Обнажить оружие на улицах города значило, как минимум, попасть на каменоломни. Воины одана и стражи такое право имели.

— Беззаконие! — громко крикнул Улнар, поднимая руки. — Зовите фагира!

Снующие по улице прохожие остановились, десятки взглядов остановились на воине. Арны по природе любознательны. Любой спор или неразбериха всегда привлекали множество любопытных, а крик воина мигом собрал вокруг толпу зевак.

— Уведите его! — Кроден махнул воинам, но отряд застрял в плотной толпе.

— Суд и закон! — сказал глубокий властный голос, и все замерли. Кроден и воины почтительно склонили головы. Через толпу пробирался фагир. Тот самый, что судил разбойника Бальда. Он вышел из таверны вслед за Улнаром, тут же оказавшись в гуще событий. — В чем дело? Кто просил суда?

— Этот человек был осужден на Кхинор, — крикнул эмон, указывая на Улнара, — но ушел от наказания! Велите схватить его! Он должен умереть!

— В чем его вина? — спросил судья. Любопытные притихли.

— Я не знаю, но он был осужден на Кхинор, его отправили туда, но вот я вижу его здесь! Я командир береговой охраны, эмон Кроден, я прекрасно помню этого мергина!

— Это так, Улнар из Гарда? — спросил фагир. Кроден изумленно воззрился на него:

— Откуда ты знаешь, как его зовут?

Фагир не ответил.

— И тебя отправили в Кхинор?

Люди перешептывались, и Улнар чувствовал их удивленные взгляды. Не каждый день увидишь человека, вернувшегося из страны смерти…

— Да.

Раздался изумленный вскрик. Фагир старался выглядеть невозмутимым, но ему это плохо удавалось. Как и все вокруг, он был поражен.

— И ты смог вернуться?

Улнар пожал плечами:

— Давайте считать меня призраком и спокойно разойдемся, — улыбаясь, предложил он.

— Отвечай!

— Да, я вернулся из Кхинора.

Толпа ахнула.

— Почтенный фагир, — воскликнул Кроден. Его солдаты по–прежнему не выпускали Улнара из кольца, — прошу осудить этого человека, потому что он избежал наказания!

— Это трудная задача, — изумленно проговорил фагир. — Такого я не припомню!

— Такого вообще не бывало! — возмущенно сказал Кроден.

— Я не припомню закона, по которому осужденного на Кхинор осуждали бы еще раз, — сказал Улнар.

— Это так, воин, — согласился фагир. — Ты прав. Закон был исполнен.

— Но он не понес наказания! — крикнул Кроден. — Он избежал его! Наверно, ему удалось сбежать с корабля!

Улнар улыбнулся, подумав, что будет, расскажи он всю правду. Его просто посчитают сумасшедшим.

— Это так? — спросил фагир.

— Нет. Меня высадили в Кхиноре вместе с осужденными. Можете опросить команду «Черной руки Даора».

— Но как ты смог вернуться!?

— Игнир хранил меня, — ответил воин.

— Дай мне руку, воин.

Зеваки притихли. Улнар протянул ладонь. Пальцы служителя были толстыми и мягкими, они то что‑то искали в сплетении линий, то замирали на запястье… Во всеобщем молчании прошла минута.

— Он не лжет, — наконец, проговорил фагир. — Он был в Кхиноре.

— Конечно, был! Он же вольный воин! — не сдержался Кроден. Судья резко повернул голову, и эмон закрыл рот. Власть фагиров не распространялась на потомков Древних, но говорили, что фагиры могли наказать не только ссылкой и рудниками…

— Есть еще что‑то… — фагир смотрел Улнару в глаза. Воин выдержал взгляд и не пытался убрать руку.

— Клянусь Игниром, моим покровителем! — прикоснулся к тофу воин. — Я был в Кхиноре, но вернулся оттуда живым. В чем моя вина? В том, что не дал себя зарезать и сожрать?

— Здесь что‑то не так! — пробормотал Кроден. В эмоне говорила ненависть, но он не подозревал, как близок к истине.

— Ты что‑то скрываешь, — проговорил фагир, не отпуская руку воина. — Но это не преступление. У каждого есть свои тайны. Ты прав, воин: в законе нет ни слова о том, что делать с вернувшимися из Кхинора. Я не могу тебя осудить. Закон был исполнен.

— Возможно, я не единственный, кто вернулся, — сказал Улнар.

— Возможно, — сказал фагир. — Но первый, о ком узнали.

— Теперь скажи: свободен я или нет?

— Свободен, — сказал фагир. — Отпустите его.

Собравшиеся одобрительно зашумели. Кто‑то хлопнул Улнара по плечу.

— Посторонись, эмон! — сказал Улнар Кродену и, отодвинув его плечом, пошел прочь. Воины изумленно провожали глазами человека, вернувшегося из Кхинора живым.

Улнар спешно покинул город, знакомой дорогой направляясь на восток. Ему хотелось зайти в хеш, где его осудили: пусть люди увидят, что правда жива, что из Кхинора можно вернуться! А с каким удовольствием Улнар глянет в лицо сборщику, присвоившему деньги и оклеветавшему его! Да пусть он провалится! Если месть угодна Игниру, бог сам уготовит их встречу.

Воин сошел с дороги, не доходя до хеша, и углубился в лес. Он знал, куда идти, и нашел памятную полянку. Здесь!

— Иль! — крикнул воин, не решаясь без спроса зайти в дом. — И–и–и–ль!

Он кричал долго и даже охрип, но старик не являлся. Улнар решил дождаться отшельника и подошел к хижине, чтобы подождать старика внутри.

— Не входи в мой дом! — раздался голос за спиной, и Улнар радостно обернулся: Старый Иль стоял за ним, всего в нескольких шагах. Все такой же: те же босые ноги и невообразимая шляпа.

— Одно солнце над нами! — обрадованно сказал воин, но старик оставался хмурым.

— Не входи в дом! — повторил он. — Я не хочу, чтобы туда попала скверна.

Воин в недоумении замер. О чем это он?

— Раньше на тебе был хороший камень, теперь ты променял его на плохой. Не надо носить на себе скверну, ее надо закопать — и чем глубже, тем лучше. Пусть зло уйдет в землю — земля одолеет его.

— Прежний камень при мне, — сказал Улнар. — Вот он.

— Ох, люди, — вздохнул Иль. — Разве ты мешаешь мед с грязью? Тогда почему носишь эти камни вместе? Я не могу смотреть на тебя: черный свет слепит глаза. Уходи, тебе недолго осталось жить, если не закопаешь то, что у тебя на шее, и так, чтобы больше не найти.

— Подожди! За этим я и пришел к тебе! Помоги, Старый Иль! Это зелье… — Улнар взволнованно говорил, отшельник слушал. Старик стоял, опираясь на палку, кустистые брови сдвинулись, прикрывая глаза. Когда воин закончил, Иль сказал:

— Я не могу помочь тебе.

— Почему?!

— Я не колдун. Я не могу распутывать заклятья и снимать чары.

— Я думал, ты сможешь, — растерянно проговорил Улнар. — Я надеялся.

— Ты можешь надеяться и дальше, — сказал старик. — Пока ты жив, и в состоянии отличать дурное от хорошего, ты можешь многое изменить. Но времени у тебя мало. То, что ты носишь — не сосуд для зелья морронов. Это сосуд для твоей души, которая скоро окажется внутри. Спеши, воин, спеши! Я не знаю, как долго ты сможешь сопротивляться магии Гунорбохора, прежде чем потеряешь душу, но… если сможешь пробраться туда… то найдешь противоядие.

Пробраться в Гунорбохор?! Улнар застыл, как статуя. Он даже не знает, где находится эта земля! Но знают морроны, а у него есть пропуск Ош–Рагн…

И все равно — это безумие! Одному отправиться на край земли! Но разве есть еще какой‑то выход? Старик не может помочь, значит, никто не сможет — кому поведать тайну, за которую легко лишиться головы?

Старый Иль повернулся и исчез, и воин понял: совет дан. Ему теперь решать.

Глава 4. Фаворит.

Сидя в мягком кресле на дворцовой террасе, одан Гурдана Орэн наблюдал за состязанием лучших воинов, устроенном в честь его свадьбы с Эланой.

Оданесса сидела по правую руку, без интереса и участия глядя, как во дворе цитадели сильнейшие воины Гурдана калечили друг друга.

Рядом с оданом стояли самые влиятельные эмоны Гурдана. Ближе всех — Эрлайн, владелец эмонгира Шедор и главный советник, начальник тысячи «преданных» Лайберн, начальник тайной службы Гретворн, старший казначей и дворцовый распорядитель. Чуть поодаль замерли с обнаженными мечами шесть дюжих стражей.

Прошла луна с тех пор, как Элану похитили, но, несмотря на все ухаживания, девушка не желала прощать похитителя. Орэн уверял ее в любви, осыпал дорогими подарками, говорил, что сделает все ради ее счастья… Элана потребовала вернуть ее отцу, на это последовал отказ, а за ним — ссора…

Элана догадывалась, что движет молодым властолюбцем. Не будь она заложницей его амбиций, она, быть может, с интересом бы следила за этой историей… Она видела достоинства одана и признавала их, но чувствовала: Орэн не любит ее и не полюбит никогда. Он чурается и страшится любви…

Он приходил к ней каждый день. Присылал подарки, устраивал пиры. Просил, требовал и угрожал.

Выходить из дворца ей не дозволялось. Повсюду стояла охрана. За каждым ее шагом следили. Орэн намекал: все это кончится, когда она выйдет за него замуж, но Элана молчала. Она была настолько же горда, насколько Орэн нетерпелив.

Тогда он пришел ночью. Силой сломив сопротивление, одан овладел ею в надежде, что после этого оданесса сдастся. Но ничего не изменилось! Та же холодность, презрительное высокомерие, словно перед ней не одан, а последний хешим!

На следующий день Элана потребовала встречи с фагиром. И не с простым, а с самим мастером Стиргом. Орэн не мог отказать ей, тем более, что Стирг ждал ее согласия, чтобы освятить брак.

Элана просила мастера, чтобы тот добился ее свободы, и была изумлена словами Стирга.

— Орэн силой удерживает меня! Как фагиры допускают такое?

— Мы не можем воевать с оданами, — склонил голову старик. — Мы можем лишь советовать им.

— Так посоветуйте оставить меня в покое и вернуть домой!

— Это нужно тебе, но не нужно Арниру. Смирись, оданесса. Придет время, и ты поймешь, что все сделала правильно…

Старик не желал защищать ее. Последняя надежда рухнула. Весь мир был против нее!

В душе Орэн восхищался ее стойкостью, но политика требовала быстрейшего разрешения ситуации. Отец Эланы собирал силы и готовился к вторжению в Гурдан.

Не добившись согласия ни лаской, ни силой, ни покровительством Стирга, Орэн взял хитростью.

Служанки донесли, что Элана беременна — и в тот же день одан получил ее согласие. Выбор был прост: либо брак — и ребенок становится законным наследником Орэна, либо позор, а ребенок — незаконнорожденный ублюдок… Ей ничего не оставалось, как согласиться.

Радостный одан объявил о свадьбе. На следующий день в Гурдан явился посланник Далорна с требованием вернуть оданессу и выплатить контрибуцию за оскорбление, нанесенную одану Эванну, отцу Эланы.

Орэн ответил отказом. Бахвалясь перед посланником, одан заявил, что готов уплатить требуемую сумму в качестве приданого, если Эванн признает главенство Гурдана и станет его вассалом.

Элана знала, что отец не согласится. И не удивилась, узнав, что Гурдан готовится к войне. Отец любит ее, и слишком горд, чтобы бросить дочь и не ответить на вызов. Элана тоже любила отца, но видела, насколько силен Гурдан. Отказом от свадьбы она приведет отца к гибели. И было еще одно…

Получив согласие, сияющий Орэн не заметил, как уголки губ оданессы сдвинулись в мстительной усмешке. А если и заметил, ему и в голову бы не пришло то, что знала только она. Отцом ребенка был не одан, а Улнар, безвестный воин…

Это была ее месть! Изысканная месть. Все, что она могла позволить в своем положении. Элане хотелось крикнуть так, чтобы услышал все: ребенок, которого ты, Орэн, считаешь своим — не твой! Но крикнуть она не могла. Стиснув зубы, оданесса утешалась мыслью, что ее дитя станет наследником Гурдана, а ненавистный род Орэна прервется! Сейчас не время, но когда‑нибудь она скажет одану правду! Лучше: на его смертном одре…

Едва состязание закончилось, Элана поспешила уйти. Орэн ее не удерживал. Его ждали дела. Одан обернулся к советнику:

— Ты договорился с ним, Эрлайн?

— Все будет сделано так, как угодно одану, — ответил Эрлайн, глядя на арену, где проворные слуги уносили поверженных воинов к лекарям.

— Посмотрим… Да, передай своему брату, что в честь своих заслуг он приглашен на мою свадьбу.

— Непременно, мой одан, — склонил голову советник.

— Однако, — с печалью сказал одан, — я думал, что лучшим воином станет кто‑нибудь из «преданных». Но твой брат половине лучших воинов все кости переломал. Он великий боец. Почему я раньше не слышал о нем?

— Мой одан, он рос нелюдимым и все время проводил в путешествиях и обучении воинскому искусству… Он не хотел появляться при дворе.

— Отчего же передумал?

— Ому захотелось славы.

— Он ее получит… если заслужит.

— Победа над лучшими воинами одана уже прославила Доррана… И «преданных».

— Что ты хочешь этим сказать, Эрлайн? — уловив намек, спросил Орэн. Одан знал, что советник и начальник гвардии недолюбливают друг друга и соперничают за большее доверие правителя. А одан никогда не упускал случая подлить масла в огонь, считая, что разлад среди влиятельных родов Гурдана и его советников неизмеримо полезнее, чем их дружба и объединение.

— Лишь то, что Лайберну надо лучше обучать воинов, ведь их главное предназначение — защита одана.

— Что скажешь, Лайберн? — засмеялся одан.

— Я и «преданные» готовы умереть за тебя.

— Слышишь, Эрлайн? Лайберн верен мне. И у него будет возможность доказать это. Мне донесли, что одан Далорна, наконец, выступил против меня. Итак… Лайберн, займешься сбором войск немедленно.

— Да, мой одан.

— Эрлайн, тебе задание иного рода. Используй свои связи. Я знаю, у тебя множество осведомителей в Далорне. Не меньше, чем здесь у Гретворна… — Орэн ухмыльнулся, а начальник тайной стражи молча склонил голову. — Я слышал, в Далорне есть эмоны, не поддерживающие Эванна и не приславшие людей в его войско?

— Да, мой одан.

— Отлично. Пошли к ним надежных людей и обещай: если они выступят на моей стороне… Обещай им, что угодно.

Эрлайн поклонился и отошел.

— Лайберн! — позвал Орэн. Глава гвардии шагнул к одану.

— Пошлешь гонца в Таллий. Вели поставить дозоры вдоль границ и приготовить город к осаде.

— Да, мой одан.

— Все. Пожалуй, пора пообедать, — одан поднялся и ушел с террасы. Охрана двинулась следом. Начальника гвардии остановил Гретворн.

— Слышал? — спросил он. — Начинается война!

— Она началась давно, — мрачно подтвердил Лайберн. — Когда оданессу привезли во дворец, я знал, чем это кончится.

— Ты мрачен, — заметил начальник тайной стражи, немолодой, но еще крепкий мужчина в расшитом золотом плаще. Его лицо обладало способностью сохранять твердокаменную невозмутимость в любых ситуациях, за что Гретворна прозвали камнеголовым. — Не веришь в нашу победу?

— Воинов у нас достаточно, но разве сравнишь их с головорезами Эванна? Его армия закалена в битвах с морронами, у них железная дисциплина, и воинам хорошо платят.

— О чем ты, Лайберн? Неужели великий Гурдан падет перед стариком из Далорна? Сам Ринересс ищет дружбы с нами, потому что боится нашествия морронов, а наши крепости надежно защищают его с севера. Ринересс всегда был могущественнее и сильнее любого из оданств Арнира, но он первым просил помощи у нас!

— Но Орэн отказал.

— Отказал, потому что предвидел войну с Далорном. Наш одан умен, хоть и молод. Он понимает: опасно биться с двумя врагами одновременно. Лучший выход — столкнуть их лбами, но кто мы, чтобы рассуждать об этом?

— И все равно: не стоило начинать войну. По крайней мере, сейчас. Я не сомневаюсь в своих «преданных», но…

— Договаривай, не бойся, — сказал Гретворн. Глава оданской гвардии был одним из немногих счастливцев, кто не боялся мрачной славы Гретворна — он был его давним другом.

— Известно ли тебе, что многие эмоны Гурдана усиливаются и нарушают древние законы. Есть земли, где бесчинствуют мергины, а простой люд вооружается и творит суд и расправу, потому что эмоны не защищают их. Ты знаешь: нарушающих закон эмонов судит лишь одан, фагиры над ними не властны. Эта безнаказанность породила зло и жестокость. В отдельных областях уже идет война, и нет никакой власти. Я предлагал одному из этих эмонов прибыть в Гурдан — но он заперся в эмонгире, а его люди стреляют со стен! Сейчас не время для войны, надо наводить порядок…

— Неслыханная наглость! Что же ты не доложишь одану? Надо осадить мерзавцев, взять в кольцо и держать, пока не опухнут от голода!

— У меня не хватит воинов, Гретворн. Тем более сейчас, когда каждый воин на счету. Где же честь, честь эмонов?

— Она осталась у немногих, Лайберн. Большинство будет служить тому, кто больше заплатит.

— Мои предки служили одану и сражались за одана, я служил еще отцу Орэна, и знаю, что такое долг.

— Но сражался ты с морронами, — заметил глава тайной стражи. — А с чернолицыми не войдешь в сговор. И ты плохо знаешь Эрлайна.

— Я знаю эту змею достаточно и удивляюсь: как одан доверяет ему? И этот его брат, взявшийся неизвестно откуда… Ты раньше слышал о нем, Гретворн?

— Не наше дело обсуждать волю одана, — сказал Гретворн. — Служи своему одану, пока он жив, — процитировал он клятву. — Ладно, не освежить ли нам горло? Солнце сегодня жаркое.

— Пожалуй, ты прав.

Стуча сапогами, они спустились с террасы во внутренний двор.

— Господин! — к Лайберну подбежал оруженосец. — Господин, в покоях одана схватка! Я слышал звон мечей!

Гретворн схватился за меч, и эмоны побежали по коридору.

Маррод стоял перед оданом. Правитель Гурдана слыл храбрым человеком, не раз сражавшимся в первых рядах, и Маррод не понимал: зачем смельчаку столько охраны? В Эльденоре членов Совета никто не охранял — каждый из них был великим бойцом, а власть держалась не на силе, а на уважении всех эльдов к Совету и Обладающим.

— Итак, ты хочешь стать телохранителем, — одан задумчиво пошевелил пальцами. — Моя охрана — это лучшие из лучших. Побежденный тобой Гуннор — слабейший из всех.

— Дай мне самого сильного! — проговорил Маррод. — Если, конечно, он не боится умереть.

— Мой одан! — сказал невысокий смуглый человек в свободных одеждах эвилонца. — Этот выскочка много о себе возомнил. Позволь позабавиться с ним!

Орэн не ждал такого поворота. По глазам охраны он видел, как те жаждут проучить наглеца.

Дорран, брат Эрлайна, был должен отправиться на задание — но вот он здесь — и требует награды. Каков! В другое время Орэн немедленно бы осадил наглеца, но судя по растерянному лицу Эрлайна, его брат явился сюда самовольно… Одан не хотел терять искуснейшего воина, доставившего ему Элану и не раз доказывавшего свою силу в поединках.

А еще одан любил зрелища. Хартоги давно не появлялись в оданстве, а зрелище смертельного поединка без правил всегда лучше состязаний с тупым оружием. Кроме того, не удовлетворить просьбу тех, кто хранит его жизнь, Орэн не мог. Пусть сражаются! Орэн знал, как вести себя, кто бы из них выиграл.

— Дозволяю! — после паузы произнес Орэн. — Пусть победит сильнейший.

Эвилонец шагнул вперед, выхватив из‑за пояса парные крюки — редкое оружие. Маррод никогда не сталкивался с таким. Эльд взглянул на широкие, причудливо изогнутые лезвия и короткую рукоять с защищающим кисти витым эфесом. Таким оружием можно кромсать и рвать противника на части, но оно эффективно лишь в ближнем бою, подумал Маррод. И чуть не просчитался. Неожиданно рукояти крюков удлинились, и страшные лезвия едва не коснулись шеи эльда. Еще немного — и Маррод остался бы без головы, не успев сделать ни одного удара. Похоже, он недооценивал боевое мастерство арнов, кое–чего оно все же стоило! Маррод оскалился: достойный противник! Эвилонец был опасен, но Марроду нравилось играть со смертью, особенно, если ставки столь высоки.

Боец–двуручник обрушился на эльда. Парные крюки замелькали в воздухе, нанося удары справа и слева. Но Маррод отбивал их или успешно уходил в сторону. Ему пришлось применить все умение, что со времен прибытия в Арнир случалось едва ли не однажды. С бойцом, владеющим парным оружием, сражаться всегда трудно, а с мастером — подавно. Маррод успевал парировать хитрые удары эвилонца, но для победы этого мало. Надо заставить его отступить!

Едва противник отбил удар, эльд прыгнул вперед и ударил эвилонца ногой. Удар был силен, и телохранитель отлетел на несколько шагов, проехавшись на по гладкому полу. Судя по лицу эвилонца, тот не ждал от новичка такой прыти.

Маррод улыбнулся. Все становилось на свои места, сейчас он разделается с ним! Тяжело дыша, противник поднялся с пола и атаковал. Маррод успешно защитился, но рукояти крюков удлинились еще раз, и эльд увидел летящие в лицо лезвия…

Великолепная реакция выручила и на сей раз. Маррод упал на спину — и вовремя: еще миг — и скрестившиеся лезвия разрезали бы его шею, как ножницы. Крюки превратились в нечто более опасное: теперь лезвия связывались с рукоятью цепью, позволявшей поражать на большой дистанции. Маррод покатился по полу. Острия крюков клевали плиты за его спиной. Эвилонец раскручивал серпы над головой, и те с визгом вспарывали воздух, пытаясь достать эльда.

Маррод закружил возле противника. Эшнарец пытался достать его — но Маррод двигался быстрее урагана. Меч эльда ранил эвилонца в бок, затем в руку. Крюк выпал из ослабевших пальцев. Маррод наступал, приближая развязку.

— Остановись! — крикнул одан, но Маррода не остановили бы и боги. С хрустом, дробя кость, его меч отрубил эвилонцу руку, а затем голову. Зрители замерли. Маррод повернулся к Орэну:

— Я всегда довожу дело до конца, мой одан! — сказал он. Глядя в глаза этому человеку, видавший смерть Орэн содрогнулся. Такого боя он давно не видел, а такого бойца — никогда.

Снаружи послышался шум, двери зала распахнулись, внутрь ввалился Лайберн и начальник стражи. За ними спешили воины. Увидав одана, ворвавшиеся замерли и поклонились.

— В чем дело? — спросил Орэн.

— Мой одан! — сказал Лайберн. — Нам донесли, что здесь схватка, и мы…

— Вы опоздали, — усмехнулся одан, — но благодарю. Если бы все эмоны так же спешили помочь мне, как ты, Лайберн. Я ценю твою преданность.

Лайберн поклонился. Глава тайной стражи махнул рукой, и воины вышли. Глядя на изувеченное тело и Доррана с мечом, эмоны переглянулись. Каждый из стоявших за спиной одана стражей проверен Гретворном лично, он знал о них все: где родились, у кого учились и что едят на завтрак.

Фигура Доррана была любопытной и загадочной. Гретворн уже начал интересоваться выскочкой, его люди пытались выведать что‑то о нем, но пока безуспешно. Именно поэтому Гретворн дал одану рекомендации повременить и не доверять новичку, пока не будет раскрыта вся его подноготная.

Телохранители угрюмо молчали. Убитый был лучшим из них.

— Ты показал себя великим бойцом, — прервал тягостное молчание Орэн. Одан был рад такому исходу. Он удостоверился в необычайной силе этого человека. Охраны много, а таких вот бойцов… И смерть лучшего телохранителя не казалась одану большой неприятностью.

— Что ж, — покровительственно улыбнулся он Марроду. — Ступай. Тебя известят о моем решении. Уберите тело, — приказал он воинам. — И похороните с почестями.

Глава 5. Первый суд.

Наутро Судьи вышли из укрытия. Шли на восток. Далмира не задавала вопросов и старалась не отставать. Она думала: предстоит суд в ближайшем селении — но Судьи углубились в растущий на склонах изломанного хребта лес.

Они остановились у высокой приметной скалы из красного камня.

— Я останусь здесь, — сказал Аргерд. — Инсторн, проводи.

Скрестив ноги, Судья сел на траву. Далмира и Инсторн отправилась дальше. Очень скоро девушке показалось, что спутник намеренно кружит по лесному склону. Зачем? Далмира подумала, что вопрос оскорбит Инсторна, и молчала. Наконец, Инсторн остановился:

— Мы пришли. Сюда.

Он направился к роще и исчез за деревьями, растущими так плотно, что они составляли почти непроходимую живую стену. Девушка последовала за ним. Странное место! Тропка постоянно закручивалась вправо, и Далмира ощущала, что идет по спирали к невидимому центру…

— Где мы? — спросила Далмира. Они вышли на крошечную поляну. Деревья здесь смыкались так плотно, что образовывали настоящую стену. Посреди поляны стоял алтарь — изрезанный рунами большой и плоский камень.

— Запомни: делай все, что она скажет, но ничего ей не давай! — шепотом предостерег Инсторн. Он положил возле алтаря корзину, которую нес с собой, и исчез. Далмира проводила товарища взглядом, а, повернувшись, обнаружила на поляне невесть откуда взявшуюся старуху в невообразимых лохмотьях. На ее шее висели амулеты из перьев и костей, седые всклокоченные волосы, казалось, никогда не знали гребня. Не двигаясь, она стояла у алтаря, сжимая длинный резной посох с навершием из черепа птицы.

— Кто ты? — спросила она. Старуха смотрела странно, поводя головой, точно принюхиваясь. — А–а, чую. Девушка… Молодая кровь… Подойди ко мне.

Далмира шагнула и поняла, что старуха слепа. Глаза ее затянула жуткая белесая пленка.

— Значит, это тебя хотят сделать Судьей… — холодные костлявые пальцы ощупывали лицо и одежду Далмиры, и девушка вздрагивала от отвращения. Старуха наверняка была ведьмой — но зачем ее к ней привели?

— Как твое имя?

— Далмира, — ответила она. Инсторн не говорил скрывать его.

— Что ж, ты годишься на это. Так и передай своим дружкам…

Далмира хотела уйти, но старуха вскинула руку:

— Не торопись. Мы еще не закончили…

Она склонилась над алтарем, из лохмотьев извлекла огниво и ловко зажгла огонь в маленькой плошке. Судя по весело вспыхнувшему пламени, в ней было горючее масло. Старуха взмахнула рукой, огонь вспыхнул и потух, из плошки заструился серый дымок.

Она окурила алтарь, подошла к девушке и трижды обошла вокруг, что‑то шепча. Остановилась и долго вглядывалась в лицо жуткими пустыми глазницами. Далмира отводила взгляд и не смела шелохнуться. Ведьма отошла, двигаясь неторопливо и точно. Она знала это место, и, должно быть, исполняла обряд уже множество раз.

— Слушай, Далмира! — прошептала старуха, склоняясь над дымящейся плошкой. — Я вижу проклятие над твоей головой. Смерть идет за тобой по пятам, и она близка, как никогда…

Что она говорит?

— Ничто не поможет тебе. Издалека идет человек, чтобы убить тебя. И скоро вы встретитесь.

— Что за человек? — вырвалось у Далмиры.

— Ты не знаешь его, но берегись — он великий воин! Ах–х–х.

Колдунья вдохнула дым, а девушка с ужасом слушала ее.

— Оставайся со мной! — неожиданно сказала ведьма. — Оставайся здесь — и спасешься! Здесь великий воин не найдет тебя, и ты будешь жива…

Остаться с ней?! Нет. И мало ли что болтает безумная старуха? А быть может, это очередная проверка братьев?

— Я не останусь.

— О–о–о, ты не знаешь, от чего отказываешься! Я научу тебя всему, что знаю, ты будешь жить долго, о–очень долго, сможешь видеть сквозь землю и горы, сможешь править… У тебя есть асир? Дай хоть один асир бедной женщине!

— У меня ничего нет.

— Как жаль… Дай хоть что‑нибудь! Платок или нож. Ведь у тебя же есть нож…

Далмира попятилась. Старуха внушала ей страх. Зачем меня к ней привели?

— Нет! — ответила девушка. Она помнила предупреждение Инсторна. — Я ничего тебе не дам.

— Они, они научили тебя! Дураки, они не знают, что обречены… Ладно, слушай, Судья… Ни ты, ни кто‑то другой не уничтожите зло в людях… Потому что вы сами зло!

Голос старухи вдруг обрел силу, зазвучал уверенней и громче:

— Первый, кто выковал меч, выковал его не для добрых дел, и тот, кто его носит, своей смертью не умрет…

Ведьма расхохоталась.

— Ты хочешь быть Судьей, думаешь, что зло должно быть наказано, и ищешь справедливости? Глупая девчонка! Удар меча вызывает лишь ненависть, и не может кого‑то исправить. Будешь делать добро или творить зло — люди все равно станут проклинать тебя, не жди от них благодарности…

Старуха замолчала.

— Уходи, раз не хочешь остаться, мне больше нечего тебе сказать, красноволосая…

Далмира молча поклонилась, повернулась и пошла обратно. Инсторн ждал у выхода из рощи.

— Кто она? — спросила Далмира.

— Отшельница. Иногда мы спрашиваем ее совета.

— Отшельница? По–моему, она ведьма!

— И ведьма.

— В Арнире ведьм казнят…

— У нас нет, — Инсторн помолчал, потом сказал:

— Она слепа, но видит лучше любого смертного. Если она отпустила тебя живой, значит, тебе можно верить.

— Что?

Инсторн смотрел прямо, не скрывая глаз:

— Ты должна простить нас. Так было нужно. Мы должны верить тебе, а ведьма видит душу человека.

— Когда же кончатся ваши испытания? — вспыхнула Далмира.

— Никогда.

— Что?!

— Я пошутил, — Инсторн улыбнулся и поправил висевший на бедре меч. — Теперь я верю тебе, Далмира.

— Спасибо, — буркнула она.

— Идем. Аргерд ждет нас. Будет суд.

Далмира волновалась. Кого она станет судить? Что этот человек сделал, велика ли его вина? Она так измучилась вопросами, что была рада этой маске на лице. Она скроет ее неуверенность и чувства.

Судьи вошли в селение через ворота. Маленький поселок на десяток дворов, и ни забора, ни вала — граница далеко. Но дозорная башня есть. В каждом селении Пограничья есть такая башня, с нее предупреждают о набегах хелмаров или иной беде…

Далмира увидела, что спутники приосанились, движения их приобрели солидность и значимость — и последовала их примеру. Не торопясь, чинно и важно Судьи вышли на площадь перед домами.

Селян было не так много, в основном собрались мужчины. Далмира почувствовала косые любопытные взгляды, но и только — никто из мужчин не смел разглядывать ее дольше двух мгновений. Глядя на этих людей, Далмира успокоилась. Все будет хорошо. Мы станем судить по совести, и люди поддержат нас.

— Кто обвиняет? — проронил Аргерд.

— Я, — вышел вперед высокий худощавый селянин. Его лицо сразу не понравилось Далмире, но девушка решила отбросить догадки и судить по истине.

— Кого обвиняют? — спросил Инсторн.

— Меня, — вышел человек. И тот и другой не отличались от прочих селян ни одеждой, ни обувью. Широкие плечи, крепкие мозолистые руки. Что делить этим людям?

— Староста, почему ты не рассудил их? — спросил Аргерд. Староста, еще мощный старик, пожал плечами:

— Они просили Судей! Не доверяли мне, — от него несло острым запахом невыделанной кожи. Кожевенник, догадалась Далмира.

— Почему?

— Она моя дочь…

Дело в женщине! Высокий обвинял односельчанина, что тот встречался с дочкой старосты, которая обещала сердце и приданое ему, а теперь отчего‑то не хочет его видеть.

— Я дарил ей браслеты и кольца, красивую одежду, — кричал высокий, — а он заставил ее меня бросить! И все мои дары пропали!

— Вот как! — закричала какая‑то женщина. — Ты обещал жениться на мне, а сам дочку старосты обхаживаешь!

Толпа загудела. Инсторн ударил в било, прекращая шум и споры.

— Мы выслушаем всех, — сказал он. — И тебя, женщина.

Далмира слушала свидетелей и радовалась, что маска скрывает ее лицо. Люди, люди… И это вы считаете бедой и зовете Судей?

Ловкая девица охмурила двух парней, исправно получая от них подарки в счет будущей свадьбы. Причем взаимностью отвечала лишь одному — тому высокому, который, в свою очередь, обещал жениться на другой…

Высокий кричал и ругался, его беспокоили потерянные вещи и подарки. Брошенная им женщина кричала еще громче: она ревновала к дочке старосты, более завидной невесте, чем она. Лишь тот, кого обвиняли, не промолвил ни слова. Парень был печален и с болью смотрел на девушку, при всех так легко отказавшуюся от него.

— Если обещала выйти замуж ему и отцу, зачем встречалась с другим? — спросила стальная маска. Девица пожала плечами.

— Мне он надоел.

— Почему не сказать об этом?

— Зачем?

— Ты знала, что он любит тебя. Это правда, ведь до сих пор он не сказал ни одного плохого слова о тебе. Люди! — произнесла Далмира. — Кто‑нибудь может свидетельствовать против него? — она указала на обвиняемого. — Если да, пусть скажет сейчас!

Толпа молчала.

— Никто про него плохого не скажет, — пробасил кряжистый кузнец. — Он на других девок не смотрел. А этому я бы кое‑что укоротил…

Кузнец указал на длинного ухажера, и люди засмеялись.

— Подарки ей дарил! — крикнула какая‑то женщина. — В город ездил, на работу нанимался, чтобы денег заработать. Сколько у ней уже добра от него!

— А ты считать будешь? — огрызнулась молодая. — Дарил, значит, я того стою!

— Любил, если дарил, — произнесла золотая Маска. — А вот стоишь ли…

Староста поджал губы. Похоже, история с дочкой его не радовала.

Судьи переглянулись. Народ гудел и спорил. Затягивать не стоило. Решение должно быть быстрым и верным.

— Десять ударов плетью! — сказал Аргерд, указывая на девицу. Та испуганно ахнула. — Все подарки вернешь. Обоим.

— Неправильно, — возразила Далмира. Маски синхронно повернулись в ее сторону. Над площадью повисла тишина. Судьи спорят!?

— Он виноват не меньше, — девушка указала на длинного ухажера. — Обвиняет женщину, сам же считает вправе поступать так же. Это несправедливо.

Поднялся говорок. Стоявшие за спинами мужей женщины одобрительно закивали.

— Тогда, чтобы было справедливо, разделим плети наполовину. Ему пять и ей, — сказал Аргерд. Далмира согласно кивнула.

— А девушку пусть накажет отец. Он плохо воспитал ее, пусть исправит ошибку, — взял слово Инсторн. — А его пусть накажет она.

Маска показала на обманутую женщину, и люди расхохотались.

— Ты шутишь, Судья? — скривился высокий. — Где ж это видано…

— Ты боишься пяти ударов от женщины? — спросил Инсторн. — Какой же ты мужчина?

— Дайте ей плеть! — приказал Аргерд. — А ты — снимай рубаху! Впрочем, если хочешь, я накажу тебя.

Обманутая была не столь красива, как разлучница, зато крепка, коренаста и решительна. Выхватив плеть у Судьи, она смерила высокого взглядом:

— Жаль, что всего пять… Но я постараюсь!

Мергины уже не сдерживали улыбок. Далмира видела: ее решение понравилось многим, если не всем.

— Ты хорошо судила, — сказал Аргерд, когда они покинули селенье. — Что скажешь, Инсторн?

— Да, так и есть.

— Я удивлена, — сказала Далмира.

— Удивляешься, что нас призвали судить подобные пустяки? — спросил Аргерд и снял маску. — Да, бывает такое, но это лучше, чем осуждать и карать за убийство, ты уж поверь.

— Я верю, — кивнула девушка.

— Помню, ты спрашивала, ошибались ли мы? Открою тайну Судей, — слегка улыбнулся Аргерд, его суровое лицо разгладилось. — Мы умеем видеть то, чего хотят люди. Часто они сами выносят приговор, мы лишь его подтверждаем. Мы, мергины, живем не по писаным законам, а по тем, что в сердце у каждого. Написанное всегда можно переправить, закон в душе человека — нет.

Далмира кивнула.

— Ты должна быть уверена: каждый получит по заслугам, и придет к тому, к чему готовит себя всю жизнь. Это правило мы относим и к себе.

Далмира слушала… И помнила, что сказала тогда колдунья.

— Мы не сторонники силы, мы знаем, что справедливость не насадишь мечом. Но чаще всего приходится действовать не словами, а силой. Силой слова, силой духа… Или меча. Бывает, тысяча правильных слов не может остановить преступление, и тогда должна действовать сталь.

Глава 6. Предательство.

Армия Эванна подходила к Гурдану. До города оставались считанные меры, а противник не спешил показываться. Что это — хитрость? Или Орэн испугался, решив отсидеться за стенами? В любом случае Эванн, одан Далорна, доведет дело до конца. Он заставит Орэна пожалеть о содеянном!

Эванн был немолод, но, несмотря на годы, прекрасно управлялся с мечом и слыл деятельным и умным правителем. В Арнире поговаривали, что Далорн — единственное оданство, подданные которого действительно любят своего одана. Эванн удачно действовал против морронов, поощрял торговлю с ортанами, осваивал рудники и строил дороги. В его правление Далорн преобразился, и говорили, что скоро он затмит славой Ринересс.

Перед оданом склонился оруженосец:

— Мой одан, показался противник!

«Все же Орэн решился! Теперь пусть боги рассудят нас, — подумал Эванн. — И если они не покарают Орэна, забывшего, что есть честь, то и мне жить незачем.»

Эванн подозвал военачальника:

— Разворачивай строй. Готовься к бою. Лучников вперед.

Меж рядов воинов пробежали гонцы, отдавая распоряжения сотникам. Армия Далорна была прекрасно организована и сплочена, частые битвы с морронами закалили воинов. Но этот противник — не чернолицые, не знающие, что такое строй и тактика, а такой же искушенный в боях соперник. Орэн тоже умел побеждать, правда, основу его армии составляли не наспех набранные рекруты и дружины эмонов, как у Эванна, а наемники.

Эванн наемникам не доверял. Как можно верить тем, кто продается? Деньги не могут заставить воина сражаться так, как это сделает чувство долга или мести. Эванн знал, что подданные поддерживают его и готовы отомстить коварным гурданцам за нанесенную семье правителя обиду.

— Мой одан, явился посланник.

— Что за посланник? — нахмурился Эванн. Его рука в тяжелой боевой перчатке пригладила седую бороду. «Если Орэн вздумал просить мира, не слишком ли поздно он это делает?»

— Он сказал, что имеет важные вести для тебя.

— Что ж, веди, — произнес одан, глядя, как отряды далорнской пехоты заполняют обширный луг. Показавшийся вдалеке противник не выглядел столь многочисленным, скорее всего, это передовой отряд, высланный с целью разведки.

Два рослых воина подтащили какого‑то человека в простой одежде и кожаном панцире, на поясе болтались пустые ножны.

— Кто ты? — спросил Эванн. — И что хочешь сказать мне?

— Я… — начал человек, но гвардеец древком копья ударил его в грудь. Поперхнувшись от боли, посланник замолк.

— Говори «мой одан», когда обращаешься к повелителю! — наставительно произнес гвардеец.

Эванн шевельнул рукой, оба гвардейца отошли на шаг, отпуская руки пленника.

— Мой одан, мое имя Дорран. Эмон Дорран. Я из Гурдана.

— Ты знатного рода, а одет, как простой воин, — заметил правитель. — Чего ты хочешь?

— Я послан с поручением, мой одан. Я помогу тебе выиграть битву!

Брови Эванна сдвинулись. Он усмехнулся:

— Хочешь мне помочь? В чем же дело? Бери меч и сражайся!

Свита засмеялась.

— Ты можешь выиграть бой очень быстро, мой одан, — Маррод вглядывался в лицо Эванна, отмечая покрытые сединой упрямые скулы и жесткий профиль. Эванн нравился ему больше, чем заносчивый Орэн. Жаль, что придется его убить…

— Мой одан, — сказал кто‑то из свиты. — Этого человека я знаю. Он слывет великим воином и служит эмону Эрлайну, главному советнику Орэна.

— Это так?

— Да, мой одан, — спокойно отвечал Маррод. — И мой господин готов поддержать тебя в битве. Он на твоей стороне. Там, за лесом, стоит войско Орэна. Ударь по правому флангу, где стоят воины Эрлайна. Они пропустят вас, и вместе вы одержите победу.

— Стоит ли верить перебежчику, господин? — спросил кто‑то из командиров. — Возможно, это одна из хитростей Орэна. Мы все знаем его коварство.

Эванн рассматривал перебежчика, пытаясь прочесть в его глазах правду. Маррод стоял спокойно, не подавая и малейшего признака страха. «Если он предатель, — подумал Эванн, — то держится стойко, зная, что его жизнь в моих руках».

— Мой одан, нам известно, что его хотели казнить, — сказал другой вельможа. — Если он тот, за кого себя выдает, то Орэн назначил цену за его голову.

— Как это случилось? — спросил Эванн. Маррод повел плечами:

— Одан не выполнил обещания, и я отказался служить ему, вот и все.

— Это похоже на Орэна, — проронил старый одан. — Мальчишка забыл о чести одана, но я ему напомню! Ты, — обратился он к Марроду, — если хочешь служить мне, ступай в передовой отряд и докажи свою верность!

— Мой одан, прикажи ударить по правому флангу врага… — повторил Маррод, но Эванн, возвысив голос, прервал его:

— Я не нуждаюсь в услугах предателей, я побеждаю сам! У тебя есть выбор: сражаться на моей стороне или умереть здесь и сейчас!

Маррод склонил голову. Он увидел два клуба дыма на востоке и западе. Это знак к атаке. Пора.

— Тогда я докажу свою верность, мой одан, — сказал он. — Но у меня отняли оружие.

— Верните ему меч, — Эванн повел рукой в железной перчатке. Сопровождавший Маррода гвардеец подал ему меч. Рукоять была прикручена шнуром к ножнам. Предусмотрительно. Но это не удержит одного из лучших бойцов Эльденора.

— Это не мой меч.

— Как не твой? — изумился воин. Маррод сунул меч ему в руки и мгновенно выхватил висевший на бедре гвардейца клинок.

Никто из свиты не шелохнулся, настолько быстро все произошло. Маррод стремительно развернулся и ударил. Острая сталь рассекла горло Эванна, почти отделив голову от тела. Обливаясь кровью, одан упал. Первыми среагировали телохранители, но Маррод убил двоих, прежде чем они смогли достать оружие. Гвардеец с мечом Маррода, растерявшись, тщетно пытался вытащить привязанный клинок из ножен. Эльд вонзил меч ему в грудь и выхватил свое оружие.

Маррод сбежал с холма. Кто‑то бросился за ним, но большинство склонилось над телом одана.

Взревели трубы: войско Орэна пошло в атаку. Засвистели стрелы, закричали раненые.

В начавшейся неразберихе Маррод смешался с занимавшими свои позиции воинами Далорна. В своей простой одежде он ничем не отличался от сотен окружавших его воинов. Дерзкий план сработал.

Вокруг слышались команды. Воины сомкнули ряды, готовясь встретить врага, но что‑то было не так. Маррод видел, как один из эмонов, ломая строй, повел свою дружину прочь, другой ошеломленно стоял, не зная, что предпринять. По рядам прокатилась паника. Весть о смерти одана, подобно болезни, поразила войско Далорна, и боевой дух падал на глазах. Многие бросали оружие и бежали в лес, не дожидаясь начала сражения. Это победа! Победа, которой Орэн обязан ему, Марроду!

Передовые отряды наемников ворвались в боевые порядки далорнцев, и те не смогли сдержать удар. Армия Орэна смела уже не помышлявшего о победе противника, и алые знамена Гурдана взвились там, где недавно стояла пехота Далорна. Лишь гвардия и преданные Эванну эмоны, несмотря на смерть правителя, бились до последнего, но, будучи окружены, сдались и сложили оружие. Бой длился менее часа и закончился полной победой Орэна.

Глядя на наступавших гурданцев, Маррод искал своего покровителя. Эрлайн обещал: его воины будут предупреждены и пропустят перебежчика. Вот знамя Эрлайна! Расталкивая бегущих далорнцев, Маррод двинулся к нему. Кровь Эванна не успела высохнуть на клинке, а битва уже заканчивалась. Выполнить задание одана оказалось легче, чем он ожидал.

Маррод поднял вверх руки с мечами и закричал:

— Эрлайн! Где ты?

Воины в фиолетовых накидках бежали прямо на него. Он поднял перед собой бумагу с печатью Эрлайна. Эмон сказал: она будет охранять его. Гурданцы окружили его:

— Бросай мечи!

Маррод протянул бумагу:

— Я служу эмону Эрлайну.

— Бросай, тебе говорят! — угрожая копьем, ощерился наемник. Маррод бросил мечи. Ничего, сейчас все выяснится.

— Ты читать умеешь? Я на службе Эрлайна, — повторил эльд.

Через кольцо воинов пробился человек:

— Именем одана, расступитесь! Ты — эмон Дорран?

— Я, — эльд испытал облегчение. Наконец‑то. А то ведь и прикончить могли…

— Он пойдет со мной! — объявил спаситель, и сопровождавшие его воины оттеснили наемников, которые тут же ринулись преследовать врага и обирать трупы.

Маррода отвели в ближайший лесок. Там стояли несколько крытых повозок, и сновали воины.

— Где Эрлайн?

— Он скоро придет, — отвечали ему.

— Верни мне оружие, — сказал провожатому эльд. Тот повернулся:

— Оружие тебе больше не понадобится.

Почувствовав дыхание за спиной, Маррод уклонился — и предательский удар лишь скользнул по спине. Окружавшие его воины выхватили мечи. Его не пытались взять в плен, а хотели убить. Ярость овладела эльдом. Предатели!

Марроду пришлось нелегко. Эльд использовал все искусство, чтобы выжить. Он бился, уклонялся, лавируя между повозок, и ярость прибавляла сил. Весь израненный, он сумел выбить и перехватить клинок, сразил одного врага, потом другого… Но эти парни не боялись. Они знали, с кем имеют дело, и были опытными бойцами, стараясь задавить эльда числом, не выпуская из смертельного круга. Панцирь Маррода лопнул от удара, по телу заструилась кровь. Он срубил еще двоих и прорвался в лес.

Они и это предусмотрели. В спину полетели стрелы, срезая листья и втыкаясь в стволы. Маррод лавировал меж стволов, падал, кувыркался, бежал, куда глядели глаза и думал, что оторвался от преследования… Но в спину что‑то толкнуло, и по телу разлилась боль. Он обернулся, отмахнувшись мечом, но позади никого не было. Погоня и впрямь отстала. Еще бы. Угнаться за эльдом не так просто. Скрипя зубами от боли, Маррод нащупал торчащий из спины черенок стрелы. Проклятье.

Останавливаться опасно. Сжав зубы, сдерживая стон, глухим лесом Маррод уходил от убийц. От них уйти удалось, от стрелы, выпущенной в спину — нет. К счастью, она попала на излете и вонзилась неглубоко. Извлечь стрелу было сложнее, чем убежать, но Маррод справился и с этим.

Ночь эльд провел в лесу. Утром, несмотря на боль и лихорадку, двинулся к Шедору.

Маррод клял себя за глупость и самонадеянность. С легкостью выполняя тайные задания эмона, он не подумал, что со временем узнал слишком много для простого наемника. Он видел страх в глазах Эрлайна, и должен был сделать вывод, зная, на что способна эта змея. Лишь невероятное напряжение сил и удача спасли его от гибели.

Эмон устроил все ловко. Он, Маррод, выполняет задание одана, а затем гибнет в начавшейся битве. Мертвый герой не потребует денег и должностей. В лучшем случае, его похоронят с почестями. Но ему это будет уже неважно…

Несколько дней воин отлеживался в маленькой деревушке, залечивая раны и готовясь к мести. Эрлайн должен умереть, он заплатит за свой обман! От полного провала миссии Маррода спасало лишь убийство Стирга — этот приказ Совета Девяти он исполнил четко. Кроме мести, был и мотив: Маррод помнил странные вопросы Эрлайна касательно смерти великого фагира. Если эмон о чем‑то догадывался, его тем более следовало устранить, и как можно скорее.

Но Эрлайн не появлялся. Маррод караулил подступы к эмонгиру, расположение стен, башен и внутренние дворы он знал хорошо. Наконец, один из бывавших в эмонгире хешимов рассказал, что видел Эрлайна, въезжавшего в ворота в закрытом паланкине поздним вечером. Настало время действовать!

Этой же ночью Маррод бесшумно спустился в ров и остановился под стеной, вслушиваясь в шаги прохаживавшихся над головой стражников.

Дождавшись, пока страж отойдет, Маррод уцепился за край каменной кладки и полез по стене. Он давно приметил это место — одна из самых высоких стен, где охрана не будет ждать нападения.

В Эльденоре ему приходилось лазить по отвесным скалам — этому обучались все эльды, чтобы развить силу рук и преодолеть страх смерти. Медленно, вися на кончиках пальцев, Маррод взбирался наверх. Он знал, что Эрлайн подозрителен, и наверняка удвоил охрану. Но это его не спасет… Маррод часто бывал в эмонгире и хорошо знал расположение залов и коридоров, знал, где обычно стоит стража. Если действовать тихо, она ему не помешает. Противостоять в открытую дружине эмона эльд не собирался. Ему хватит терпения, а ночь длинна.

Эльд перекатился через стену, черной тенью распластавшись на каменных плитах. Посветив по углам факелом, страж ушел, не зная, что был на волосок от смерти. Участок внешнего кольца был темен и тих. Глаза Маррода быстро нашли главную башню и дверь, ведущую в покои Эрлайна. Самый простой путь. И наиболее опасный. Испытав на себе коварство советника, Маррод не сомневался, что тот устроит ловушку. Он думает: непобедимый Маррод пойдет напрямую, но я не такой дурак… Глаза эльда отметили деревянную балку, выступавшую из стены над окном. О большей удаче и мечтать нельзя!

Маррод размотал прикрепленную к поясу веревку с грузилом и, размахнувшись, закинул на балку. Подергал и быстро взобрался наверх.

Внизу протопал идущий по периметру стражник. Маррод мог накинуть на него удавку и задушить, но не стал, чувствуя, что тратить силы не стоит, тем более, что полученные в бою раны еще напоминали о себе. Прямо под эльдом располагалось окно с прикрытыми ставнями.

Маррод подождал, пока страж уйдет, отпустил руки и повис вниз головой. Достав кинжал, эльд просунул лезвие между створок. Защелка откинулась без особого труда. Отворив ставни, эльд повис на руках и осторожно ступил на подоконник.

Правая рука сжала притаившийся за поясом меч, но внутри никого не было. Этой комнаты Маррод не помнил, но знал, что эмон спит на этом этаже. Эльд чувствовал тепло и запах благовоний. Комната была нежилой, здесь стояли медные светильники на длинных ножках, деревянные сундуки и утварь. Маррод направился к двери, осторожно открыл и вышел в коридор. Стражи не видно — но Маррод хорошо знал, кому служит. Вернее, служил, потому что пришел за расчетом.

Как хищный зверь, выслеживающий добычу, Маррод крался темными коридорами, чутко касаясь холодных стен. Он слился с темнотой, смешался с ночью, легко, словно дуновение воздуха, скользя над каменными плитами.

Коридор сворачивал под прямым углом. Там была спальня Эрлайна. Эльд заглянул за угол и замер, сдерживая дыхание: на полу, рядом с массивной дверью в покои эмона, лежал огромный прирученный ворлон, гораздо крупнее тех, что воину случалось видеть на охоте. Такой зверь был большой редкостью и стоил огромных денег. Так вот почему на этаже ни одного стража! Кажется, благородный эмон не слишком доверяет охране, если завел такого телохранителя! Да и никто не останется ночью один на один с таким зверем…

Маррод стоял, не зная, как поступить. Шуметь нельзя. И отступать поздно. Ворлон вот–вот учует его — у зверя отличный нюх. Он набросится на незнакомца, или завоет, и тогда вся стража будет здесь. Выход один — убить, и убить быстро!

Огромный серый зверь спал, положив крупную, увенчанную костяными рожками голову на мощные лапы. Длинное тело было гибким и сильным. Отличный страж и защитник, могучий и неподкупный…

Сдерживая дыхание, Маррод медленно, пядь за пядью, выступал из‑за угла. Его шаги казались неслышными, но чуткие уши ворлона дрогнули, зверь приподнял голову. Воин бросился вперед. Ворлон вскочил — но меч уже опускался ему на голову. Огромное, в полроста Маррода, животное оскалило зубы, но из пасти вырвался лишь предсмертный хрип — острый клинок разрубил позвоночник. Эльд упал на зверя, пытаясь сдавить тому пасть. Раненое животное дергалось, скользя в собственной крови. Эльд выхватил кинжал и перерезал зверю горло. Ворлон затих. И только сейчас Маррод разглядел почти невидимую в темноте нить, протянутую от ошейника животного к охраняемой двери. Дерни ворлон посильней — и сработает сигнал: колокол или било. Повезло, что первый же удар перебил ворлону хребет.

Эльд перерезал нить и толкнул дверь плечом. Та оказалась незаперта. Маррод влетел в спальную комнату, столкнувшись с встававшим с постели человеком. Эмон схватил Маррода за руки, но эльд ударил его коленом в живот и оттолкнул. Эрлайн упал на кровать, а эльд опустил засов.

— Стража–а–а! — рука эмона потянулась к висевшему у изголовья мечу — кинжал эльда полоснул по руке, и эмон взвыл, схватившись за рану.

— Не ожидал? — спросил Маррод, усаживаясь у изголовья. Советник молчал, расширившиеся от ужаса глаза следили за каждым движением эльда.

— Как ты проник сюда? — изумленно прошептал эмон. Кровь из рассеченного предплечья залила светлое покрывало.

— Меня ничто не остановит, когда я хочу кого‑нибудь убить. Ты это хорошо знаешь, — проговорил Маррод.

— Ты что, Маррод? Ты спятил? Ты же служишь мне…

— Ты знаешь, почему!

— Я не знаю, клянусь! Ты выполнил приказ одана, и тебя ждет награда, Маррод!

— Спасибо, ты уже наградил меня, — кинжал полоснул эмона по груди, заливая ее кровью. Ненависть клокотала в жилах. Эльду хотелось прикончить предателя, но он оттягивал удовольствие.

Эрлайн заскулил:

— Чего ты хочешь? Асиров? Я дам тебе асиров, сколько сможешь унести!

— Асиры ничего не значат для меня, — проговорил Маррод. — Мы, эльды, ценим то, что делаем. Ты понял?

Эрлайн судорожно сглотнул, понимая, почему ему рассказывают это. Сейчас ему было плевать, что Маррод — эльд, что сам он пригрел вражеского шпиона, советнику хотелось одного: жить…

— Я предупреждал: не стоит меня обманывать. Ты и твой одан не поняли этого, и вы умрете. Ты сейчас, Орэн потом. Это я убил Стирга и надел его голову на кол, — пальцы Маррода сдавили шею потерявшего всякую волю эмона, кинжал чертил узоры на груди. — С тобой будет то же самое…

Эрлайн неожиданно взбрыкнул и сумел перехватить руку с кинжалом. Маррод навалился на него, мужчины отчаянно боролись, но эльд, преодолев сопротивление, сумел на палец погрузить лезвие в тело Эрлайна. Потом еще на палец, с нарастающей радостью наблюдая, как лицо эмона наливается мертвящей белизной, а изо рта вытекает струйка крови. Хватка Эрлайна ослабла, руки беспомощно свесились с кровати, и кинжал закончил путь, добравшись до сердца.

Достав висевший у изголовья меч советника, Маррод одним ударом отделил голову эмона от тела и, взяв ее за волосы, вышел из спальни.

Уйдя из башни тем же путем, под утро Маррод добрался до Гурдана и, подойдя к запертым на ночь воротам, швырнул перед ними голову Эрлайна.

Исполнив то, что должно, Маррод поспешил в Ринересс. Есть более важные дела. Его ждет встреча с посланником Совета.

Глава 7. Посланник Ош–Рагн.

— Воин, воин!

Улнар повернулся. Его звал мальчишка, растрепанный и босой. Царапина на щеке, пыльные растрепанные волосы.

— Чего тебе?

— Тебя спрашивает один человек, — важно произнес мальчик. Одну руку он не вынимал из кармана, и Улнар был готов побиться об заклад, что там лежал мелкий асир. Или несколько. За оказанную услугу. — Иди за мной!

— Кто спрашивает? — в этом городе Улнар никого не знал. Странно.

— Он сказал, что он твой друг.

Улнар усмехнулся и пошел за мальчишкой. Интересно. Может, кто‑то из соратников по походам? Но почему не подошел сам?

Тревожные предчувствия овладели им, когда мальчишка повел воина вглубь города, в Старое Место, как называли его горожане. Древний район со множеством заброшенных и разрушенных временем домов, обиталищем разбойников, воров и мергинов. Говорили, что стража опасается заходить туда ночью, и будто правит там человек, называющий себя вором–оданом…

— Друг ждет тебя здесь, — проговорил мальчишка, указал на ветхий дом с гнилой полуразвалившейся крышей, и пошел прочь.

— Подожди, мальчик, — сказал воин. — Как он выглядит?

— Жутко, — ухмыляясь, произнес малыш и побежал, сверкая пятками.

Улнар толкнул дверь. Она открылась на удивление тихо, без скрипа. Прислушиваясь, воин вошел внутрь.

Если здесь кто‑то и жил, то это было мало заметно: дом казался заброшенным. Пол был из утоптанной глины, мебель, по всей видимости, давно растащили. Улнар прошел коридор и вошел в полутемную комнату.

У окна стоял человек. Улнар остановился, не дойдя пары шагов.

— Кто ты и что тебе нужно? — спросил воин.

Человек повернулся. Одет он был просто и неброско — такой легко затеряется в толпе. И конечно, он не был ему другом. Улнар мог поклясться, что прежде не видел этого человека, однако в облике незнакомца прослеживалось нечто неуловимо знакомое. Он не выглядел старым, но медленные, неуверенные движения, запавшие глаза, исхудалые скулы делали его похожим на больного старика.

Незнакомец поднял руку:

— Ош–Рагн! — глухо произнес он.

Улнар замер. Страх заполз в сердце воина. Он понял, что именно показалось знакомым. Этот жуткий невидящий взгляд и бескровные губы он видел в стане повелительницы морронов! Те люди, что окружали ее. Они здесь, в центре Далорна?! И как они нашли его?

— Что тебе нужно? — спросил Улнар.

— Я — глаза и уши Властительницы, — сказал мужчина. — Покажи знак!

Улнар вытащил каменный флакончик с рунами. Человек кивнул.

— Властительница хочет говорить с тобой, — ровным, безликим голосом произнес посланник и, повернувшись, прошел мимо воина. — Сейчас. Следуй за мной.

«Властительница здесь? — изумленно подумал Улнар. — Но… как?» Руки сняли плотно притертую крышку и, достав порцию зелья, Улнар вдохнул. По телу разлился жар и приятная легкость.

В соседней комнате был вход в подвал. Человек спустился по вырубленным в глине ступеням и исчез во тьме. Похоже, здесь мы одни, прислушиваясь, подумал Улнар. Пальцы потянулись к завязке меча, но, совладав со страхом, воин, так и не тронув оружие, спустился вниз.

Темнота ночного леса по сравнению со мраком подвала показалась бы светлым днем. Треснул кремень, и тьма расползлась по углам. Посланник сидел на полу, рядом горела масляная плошка. Улнар быстро огляделся. В подвале они одни.

— Что теперь? — спросил воин. Сердце гулко стучало. Сила просилась наружу и хотелось действовать.

— Я глаза и уши Властительницы! Я — ее слово! — сказал человек. Его рука скользнула за пазуху, извлекла маленький пузырек и вытряхнула содержимое в рот. «Это еще что такое?» — подумал Улнар. Он ждал, что будет дальше, но человек молчал. Блеклый свет плошки колыхнулся и едва не погас, словно по комнате пронесся вихрь, но Улнар не чувствовал ни малейшего движения воздуха.

Вдруг посланник вздрогнул и поднял голову. Улнар глянул на него и похолодел: с лица человека смотрели желтые глаза Ош–Рагн! Рот посланника открылся, и первая же фраза повергла воина в ужас:

— Это я, воин Улнар…

Воин невольно отступил на шаг. То, что он видел и слышал, было настолько невероятно, что казалось сном. Ужасным сном. А может, просто огни светильника отражались в глазах оборванца?

— Я здесь, в этом человеке. Я вижу его глазами и слышу ушами, так что будь повежливее, воин.

Что там глаза — человек говорил голосом Властительницы! Слова вылетали из бескровного рта, наполняя комнату осязаемым ужасом.

— Ты… в нем? — не в силах поверить в подобное колдовство, ошарашенно произнес воин. Он испытал на себе силу ведьмы, знал, что Ош–Рагн — великая чародейка, но такое!

— Да, Улнар. Тебе не нужно приезжать ко мне — я сама найду тебя… и всех, кого захочу увидеть.

Человек протянул руку к плошке и накрыл огонь голой ладонью. Настала тьма.

Улнару стало жутко, но лишь на миг. Зелье Гунорбохора. Ее зелье придавало силы и отгоняло страх.

— Зачем я тебе нужен?

— В день нашей первой встречи я знала, что будет и вторая, — человек засмеялся заливистым смехом Ош–Рагн.

— Что тебе нужно? — грубо спросил воин. Он уже не боялся, гнев овладевал им.

Тьма зашлась смехом:

— Мне нужно? Стоило тебе захотеть, ты мог убить моего посланника и уйти. Но ты этого не сделал.

— Я не боюсь тебя!

— Конечно, ведь ты принял зелье!

Улнар стиснул зубы. Колдунья видела души насквозь. Несмотря на действие черного порошка, Улнар чувствовал себя в западне, выхода из которой не было.

— Конечно же, ты пришел, чтобы получить еще зелья. Оно понравилось тебе, ведь так? — голос Ош–Рагн вкрадчивым эхом отражался от стен подвала.

— Если я убью этого человека, ты тоже умрешь? — мрачно спросил Улнар. Пальцы воина дернули за стягивавший клинок и ножны шнур. Человек рассмеялся, показывая черные гнилые зубы:

— Зачем ты так говоришь? — низкий грудной голос Ош–Рагн приближался и набирал силу. — Разве ты недоволен зельем? Разве не чувствуешь, что можешь совершить все, что хочешь? Ведь это я даровала тебе силу!

Множество раз в последний миг Улнар успевал уклониться от меча, в пальце от его головы свистели стрелы… но никогда не боялся так, как сейчас, в холодной полутьме подвала, рядом с человеком, телом которого владела морронская ведьма.

— Тебе нужно зелье — я дам тебе его, сколько пожелаешь. Ты будешь жить… если выполнишь то, чего я хочу.

Улнар молчал, подавляя желание выхватить меч и зарубить это существо. Скорее всего он убьет человека, а не ведьму.

— Мы поймали посланника эльдов, — заговорила Ош–Рагн, — и я заставила его рассказать все, что они задумали. Они хотят властвовать над Арниром, и близки к этому.

— Эльды? — недоверчиво проговил воин. — Я слышал, их слишком мало. Как они будут воевать с Арниром?

— Их мало. Но у них есть оружие, страшное оружие, силу которого мы, морроны, уже узнали… Узнаете и вы. И содрогнетесь! Не будь его, мы бы давно уничтожили эльдов.

— Что это за оружие? — спросил Улнар.

— Гнев Игнира! — злобно выдохнул человек. — Они называют его так.

— Но что это?

— Не знаю. Но сила его велика, и я хочу, чтобы оно было уничтожено.

— Не понимаю. Разве ты сама не хочешь завладеть Арниром? — спросил Улнар. Ош–Рагн говорила загадками. Как ей верить, если орды морронов год за годом накатываются на его родину?

— Правильный вопрос. Очень скоро все морроны подчинятся мне, и только я стану решать, куда пойдут мои орды: на восток или запад. Если эльды захватят власть в Арнире, они тут же начнут с нами войну. С арнами я еще могу договориться, с эльдами — нет. Их ненависть к нам длится много веков. Теперь они хотят втянуть и вас в эту войну!

— Мы и так воюем с вами.

Посланник широко улыбнулся:

— Это не война, лишь приграничные стычки. Вы не знаете, что такое война… Когда власть над Кхинором будет моей, я прекращу набеги, и Арнир обретет покой.

Как можно такому верить?! Злейшие враги арнов обещают больше не воевать! Кто этому поверит? Разве что дети.

— В то, что ты говоришь… трудно поверить, — сказал Улнар. — Морроны всегда были нам врагами. Мира не будет никогда.

— Тогда умрем мы все! — прошипела Ош–Рагн. — Нас уничтожат!

— Кто? Эльды?

— Нет! Нет. Сюда движется невиданный народ, идет, чтобы уничтожить все на своем пути! Если мы не объединимся, гротхи уничтожат и вас, и нас.

— Гротхи? — спросил пораженный воин. Он впервые слышал о таком народе и понял, что только что узнал то, что дано знать не каждому, тем более простому воину из Братства. — Кто эти гротхи? Откуда и куда они идут?

Посланник не ответил. Он шумно задышал, будто ему не хватало воздуха, и оперся спиной о стену.

— Ты отправишься в Ринересс, — сказала его ртом Ош–Рагн. — В харчевне «Веселый громир» к тебе подойдет человек. Он скажет, что делать дальше.

Сколько же у нее шпионов, изумленно подумал воин.

— Почему я? — только и вымолвил он.

— Ты оставил шрам на моем теле, — желтые глаза блеснули в полумраке. — Ты хороший воин, и состоишь в Братстве. Ты нужен мне. Исполни мою волю и получишь столько зелья, сколько пожелаешь. Получишь асиры и власть.

— Мне не нужно ни зелье, ни власть!

Из горла человека вырвался жуткий шелестящий вздох.

— У тебя нет выбора, воин. Служи мне или умрешь.

Человек закрыл рот, и лицо его в один миг изменилось. Пронизывающий и страшный взгляд Властительницы пропал, и Улнар увидел закатившиеся глаза стоявшего в глубоком обмороке человека. Посланник судорожно вздохнул, свалился на пол и замер. Улнар склонился над ним и убедился, что несчастный дышит. Жив. Пальцы Улнара сомкнулись на рукояти меча. Нет, убивать он не станет, хотя это и следует сделать из сострадания. Разве это жизнь? «Глаза и уши» ведьмы… «Он такой же раб ведьмы, как и я, — подумал воин. — Кто знает, может быть, и я стану таким же безвольным уродом… Но что же делать?»

Он вышел на улицу. Темнело. Жестокий глаз Игнира глядел на город с небес. Воин встретился с ним взглядом и понял: бог огня жесток и тверд, он покровительствует тем, кто сражается до конца. Ведь я мог умереть не однажды, подумал воин, но выжил. И теперь не должен сдаваться.

Задание получено: идти в Ринересс и встретиться с другим шпионом Ош–Рагн. Но что она задумала? В ее слова о мире с морронами он не верил. Если ведьма хочет, чтобы Улнар предал братьев, сообщая о готовящихся походах… Этому не бывать! Он лучше перережет себе горло… А тут еще гротхи, неведомый народ…

Улнар чувствовал, что с каждым днем привыкает к жгучему зелью. Ощущения необычайной легкости и силы, превосходства над окружающими пьянили и возбуждали больше, чем красота женщин. Правду сказал Иль: его жизнь и душа — на дне каменного флакона. Теперь ему надо выполнить то, что велит Ош–Рагн, или умереть.

Великий Игнир, подскажи, что делать! Как поступить, как выжить, не потеряв свободы и чести? И ни один человек не поверит тому, что сказала Властительница. Будь, что будет!

Улнар прикоснулся к тофу и отправился навстречу восходящей луне.

Глава 8. Орэн–Завоеватель.

Арнир не знал войн, не считая приграничных стычек с морронами на берегах Кхина. Древние войны забывались, границы устоялись, племена арнов смешались, смешались и языки. Старый договор, подписанный первыми оданами, надежно хранил мир.

Оданы не нуждались в больших армиях. Границы оданств не охранялись, кроме тянувшегося вдоль Кхина Приграничья, куда изредка вторгались морроны. Но Орэн был непохож на спокойных и миролюбивых соседей, как зубастый хищник непохож на жующих траву мирных крогов.

Заняв трон, Орэн прослыл суровым и жестким правителем. Опираясь на преданных эмонов и фаворитов, которым пожаловал важные посты, Орэн укрепил власть, ограничив древние права эмонов новыми законами и без пощады расправился с непокорными. Даже фагиры, к чьим советам всегда прислушивались оданы, не могли смирить кипучую деятельность правителя. Орэн набрал армию из наемных воинов, которым платил даже тогда, когда те не воевали. Это была первая армия, не зависящая от вассалов, и подчинявшаяся лично Орэну, и численность ее росла. Наемников одан использовал при захвате земель на севере, их же намеревался использовать и теперь.

Властный, не терпящий непокорности, Орэн все же снискал народную любовь. Однажды он предал смерти эмона, повинного в волнениях и бунтах. Подобного в Арнире не припоминали. Недовольство опасающихся за власть и жизнь эмонов одан компенсировал раздачей завоеванных земель, новые владельцы строили эмонгиры, тем укрепляя и его владения. Одан Гурдана понимал: несмотря на наемную армию, дружины многочисленных эмонских родов оставались реальной силой в оданстве. Силой, способной противостоять ему. Правда, Арнир не знал случаев открытого бунта эмонов, ибо оданы вели свой род от Древних, и ни один эмон не мог претендовать на трон. Но планы амбициозного правителя часто попирали старинные обычаи и, опасаясь волнений, одан старался разделять эмонов. Одних награждал, приближая ко двору, других обходил вниманием. Чтобы заслужить его милость, эмонам приходилось отправлять в армию одана лучших бойцов и лучшее оружие, сопровождать в походах, служить верой и правдой. Не всем это нравилось, но Орэн жестоко боролся с заговорщиками, и начальник тайной стражи Гретворн был одним из наиболее приближенных к нему людей. У Орэна была цель, к которой он стремился, но даже многие из его друзей не представляли себе истинных причин его поступков…

И не было города в Арнире, где бы не повторяли его имя. Одни — со страхом, другие — с восхищением.

Когда Далорн объявил войну, в Гурдане уже понимали, что ее не миновать после того, как Орэн объявил о свадьбе с похищенной дочерью Эванна Эланой. Весь Арнир гудел, обсуждая эту весть, понимая: произошло неслыханное, то, чего не предусмотрели старые законы. И даже вмешательство фагиров не смогло примирить противников. Впервые за многие века два оданства вступили в войну, и последствия ее могли быть непредсказуемы и ужасны.

Армия Орэна расширила границы Гурдана далеко на север и сделала оданство самым большим в Арнире, о славных походах одана Гурдана слагали песни, где его называли Орэн Завоеватель. Он предпринял несколько удачных походов против морронов, а потом и северных варваров, захватив огромные территории в междуречье Элина и Лаона. Не желавших жить под его властью мергинов оттеснили далеко на север. Орэн первым стал использовать пленных в качестве рабочей силы на каменоломнях и рудниках, где обычно работали лишь преступники, и часто не хватало рабочих рук. Так Орэн смог быстро построить несколько опорных башен и дорог для контроля захваченных территорий…

И вот одан Эванн пал от руки убийцы, его армия была разгромлена, и эмоны Далорна присягнули новому господину.

Эта победа дала Орэну огромные территории и неведомое прежде могущество. Теперь объединенное оданство Гурдана и Далорна простиралось на многие меры и стало самым большим и богатым в Арнире. Пожалуй, лишь великий Ринересс мог соперничать с ним — и эта мысль не давала честолюбивому Орэну покоя…

Сподвижники Орэна слушали своего господина. Пламя в огромном камине тронного зала освещало массивные каменные стены с развешанным на них оружием, выхватывая из тьмы толстые, увитые великолепной резьбой, колонны и суровые лица эмонов. Присутствующие знали о странной привычке одана устраивать приемы в полутемном зале, словно молодой правитель боялся яркого света, и не придавали этому значения. То, о чем говорил одан, было намного серьезней.

Орэн обвел придворных долгим пристальным взглядом. Здесь стояли люди, прошедшие с ним бок–о–бок многие походы, здесь были старые эмоны, которых знали его с детства, друзья и соратники отца. Были фавориты, молодые и дерзкие, жаждущие новых походов, богатств и славы.

— Я решил идти на Ринересс.

Слова одана молотом пали на собравшихся. Ошеломленные эмоны загудели, переговариваясь. Снова война?! С арнами? С самим Ринерессом! Немыслимо!

Внимательный взгляд одана отметил тех, чьи лица не выражали готовность следовать за своим оданом. Что ж, он сотрет с них недоверие и недовольство, заставит слушать и повиноваться одному лишь взгляду. Это время близко.

— Но как же Вечный договор? — сказал советник Проттег. — Все оданства будут против нас!

Орэн хищно улыбнулся:

— Договоры и законы для слабых. Сильные сами устанавливают законы! Когда Ринересс станет моим, кто осмелится противостоять мне? Мы будем величайшим оданством Арнира, а вы все получите города и эмонгиры Ринересса в правление!

Снова возбужденный гул. Молодые, жадные до побед и славы эмоны переглядывались. Глаза их блестели азартом. Они знали, как щедр Орэн с теми, кто верно служит. И как он мстит врагам. Да, Ринересс силен, но ведь и мы не слабы!

Одан поднял руку. Сжал кулак. Установилась тишина, и одан продолжил:

— Арнир похож на плащ нищего, он сшит из кусков. Дернешь — и тряпье развалится! Вспомните, как три луны назад морроны переправились через Кхин и напали на наши земли. Одан Ринересса мог ударить по ним с тыла и сбросить в реку, но не стал. Он мог бы действовать со мной вместе, но не хотел помочь. Морроны захватили Темел и сожрали всех жителей, а мы не успели им помочь! А пять лун назад морроны дошли до Лаона, разорив мои западные владения, но одан Далорна и пальцем не пошевелил! Еще тогда мы могли уничтожить их орду и надолго отвадить от границ! Ему было жаль своих воинов, а мне жаль мой народ! Тогда погибли тысячи, в основном поселяне, а многие эмоны были разорены. Объединив оданства, я положу этому конец.

Эмоны заспорили. Не всем нравились притязания Орэна, особенно тем, чьи владения располагались далеко от границ. Их не коснулись опустошительные набеги морронов, но большинство поддержало одана.

— Я вижу, ты хочешь что‑то сказать, Фориндалл… Говори.

— Да, мой одан, — из рядов вышел пожилой эмон. Его род был древнейшим после рода одана, а земли — богатейшими в оданстве. — О морронах нам известно, но причем здесь Ринересс и зачем нам война? Теперь мы сильнее, чем прежде, и сможем противостоять морронам.

— Морроны на западе усиливаются, — ответил одан. — Вы все слышали о великой властительнице, ведьме Ош–Рагн. Ортаны говорят: ее ордам нет числа. Что, если она решит вторгнуться в Арнир? Мы били морронов потому, что у них не было вождя. Теперь он есть, и это опасность для всех нас.

Голос Орэна окреп, нервно сжимая пальцы, одан шагал вдоль строя придворных:

— Это война не против Ринересса, но за объединение Арнира! Не нужно быть мудрецом, чтобы понять: по–отдельности арны не смогут бороться с кочевниками, а если все чернолицые объединятся, мы обречены.

— Мой одан, но ведь с Ринерессом можно заключить союз, — осторожно высказался один из советников.

— Зачем мне союз со слабым? — Орэн встряхнул длинными и черными, как камни эшнарских гор, волосами. — Сейчас Ринересс слаб, а мы сильны, как никогда! Разгромив Далорн, мы сделали шаг на пути к великой славе. Время сделать второй. Я хочу владеть Арниром!

Одан говорил так, словно победа была делом решенным, словно огромная армия противника не представляла никакой опасности. По горящим глазам правителя эмоны видели: он не сомневался в победе. Но в зале ему верили не все.

Орэн вернулся к трону и сел. Стало так тихо, что треск поленьев в камине был единственным звуком в заполненном людьми тронном зале.

Но вот эмоны зашевелились. Теперь, когда одан высказался, каждый мог сказать свое слово правителю и благородным эмонам. Вперед вышел Гиторн, правитель южного Ланса:

— Мой одан, то, что ты сказал, нашло поддержку в моем сердце. Но почему Ринересс — самое могучее оданство в Арнире? Почему не Эшнар, Эвилон или Эдерн? Они значительно слабее, и нам будет легче покорить их.

— Именно поэтому! Если тебе противостоят несколько врагов, убей сильнейшего — и остальные обратятся в бегство, — проговорил Орэн, глаза его блеснули непонятным восторгом:

— Что даст завоевание Эдерна? Всего один город и противостояние со стороны Ринересса и его союз с другими против нас! Уничтожив главного соперника, я создам непобедимую державу. Большая половина портов в Восточном море будет нашими! После победы нам некого будет бояться!

Многие закивали, зашептали: да, так все и будет, наш одан мудр и дальновиден!

— Мой одан, позволь сказать!

Орэн кивнул. Один из фаворитов, смельчак и любимец женщин, Элинон, выступил вперед:

— Ринересс овеян славой великих властителей, но все это в прошлом! Как любой день движется к закату, так и мы видим закат великого оданства. Нет в нем твердой руки. Эрнон неумелый правитель, его воины разучились побеждать даже в приграничных стычках, наша армия неизмеримо сильнее. Мы легко одержим победу. Я с тобой, мой одан!

Одан с легкой улыбкой кивнул. Орэн терпеть не мог лести, но то была не лесть, а вера в своего одана и желание отличиться в будущих сражениях, а это правитель Гурдана ценил.

— Вы знаете мощь нашей армии, — сказал он. — Мои наемники закалены в битвах, отовсюду к нам стекаются новые воины. Даже мергины, говорят, бросают свой промысел…

Среди эмонов пронесся шумок. Орэн любил пошутить, но в шутке было немало правды. Горькой правды для тех эмонов, на чьих землях останавливались разбитные наемники Орэна.

— Мы непобедимы, и все, кто сомневается, будут посрамлены! Лучшим из вас, — Орэн обвел взглядом зал, — я пожалую города в правление. Итак, что скажете, благородные эмоны?

Одан хитрил, и это понимали все. По древним законам одан не мог объявить войну без согласия большинства высоких эмонских родов, но сейчас власть Орэна была велика настолько, что он мог не спрашивать у вассалов согласия, однако делал вид, что ему важно их мнение. Старые, умудренные опытом эмоны понимали: что бы они не говорили, он поступит по–своему. А заодно узнает имена недовольных. И весь зал поддержал одана.

— Итак, мы выступаем завтра! Армия готова, правителям я даю два дня на сборы и жду вас на границе. Хешимов Ринересса и поселения не трогать, мародеров вешать. Пусть знают все: я не воюю с арнами, я иду на Ринересс!

— На Ринересс! — завопил кто‑то, его поддержали, и многоголосый клич разнесся по дворцу.

Той же ночью Орэн принял командующего гвардией Лайберна и начальника тайной охраны Гретворна. Их он намеревался оставить в столице, пока сам отбудет в поход.

Гретворн представил списки неблагонадежных эмонов. Их предстояло убрать: либо заточить в тюрьму, либо — при сопротивлении — обвинить в измене и уничтожить. Орэн поручил Гретворну действовать по своему усмотрению, по сути, доверяя помощникам абсолютную власть. Возможные бунты и смуты подавить в зародыше. За прочими просто следить.

Начальник тайной охраны доложил о смерти эмона Эрлайна и предоставил сведения, что тот имел частые сношения с непокорными одану эмонами, тайно, через третьих лиц поддерживая их.

— Убийца найден?

— Нет, мой одан. Но мы знаем, кто он.

— Кто же?

— Дорран, телохранитель Эрлайна.

Орэн нахмурился. Зачем убивать господина, который столько за него хлопотал? Воин выполнил приказ одана и мог явиться за наградой, но вместо этого поставил себя вне закона… Все это было странным. Быть может, убитый вел какую‑то свою игру?

— Найди его, Гретворн, — приказал одан. — Я сам хочу говорить с ним.

Гретворн поклонился. Дело нелегкое, зная, кто такой Дорран. Но воля одана превыше всего!

— Я найду его, — поклонился Гретворн.

Он прочел последние донесения: на севере набеги морронов стали часты и дерзки, разграблено три каравана. И это там, где ранее путь считался безопасным! Говорили, что даже ортаны не чувствуют себя спокойно в своих ходячих крепостях… Ходят слухи о грозном народе, живущем на западе, в краях, где не ступала нога арна. Говорят, что многочисленные и свирепые племена, обитающие в Черных Пустынях там, где берет исток великий Кхин, сейчас движутся на восток, и даже морроны избегают встречи с ними… Отряды морронов переправились на правый берег в верховьях Кхина, и в Эшнаре стало неспокойно. Многие купцы покидают город в страхе за жизнь и имущество, хотя местный одан объявил, что Великая стена неприступна… Покровитель морей Эльмер разгневался, и страшная буря потопила множество лодок и кораблей у восточного побережья, а берег близ Гарда усыпала выброшенная из океана рыба… Воодушевленный примером Орэна, правитель Руанора Роллен вторгся в Низинные земли, лежащие к юго–востоку от Ринересса и захватил их, начав строительство опорных башен… Смерть мастера Стирга расколола фагиров, и те до сих пор не избрали преемника. Наибольшей популярностью пользуется мастер Сольд. Известно о его благоволении к Ринерессу…

— Убийцу так и не нашли? — прервал доклад Орэн. Гретворн ответил:

— Мы и не искали. Убийство совершено в Далорне. Тогда это была не наша территория… Фагиры считают, что убить мастера способны лишь эльды. Им же и выгодна его смерть. Я тоже так думаю. Ни один арн не осмелится на такое.

— Займись этим делом, Гретворн, — приказал одан. — Я не желаю, чтобы шпионы эльдов расхаживали по моему оданству. Убийцу поймать и допросить. Я хочу знать о планах Эльденора!

— Слушаюсь.

— Действуй от моего имени. Я полагаюсь на твою верность, Гретворн. Иди.

— Да, мой одан! — фраза правителя означала безграничные полномочия, и Гретворну они были нужны.

Глава 9. Догадки Гретворна.

Глава тайной стражи эмон Гретворн тяжело опустился в кресло, задумчиво поглядел на ухоженные ногти и взял в руки донесение агента: «…высокий, волосы темные, без особых примет, одет в темную свободную одежду…» Описание было скудным и бесполезным. Эмон закончил читать и задумался. Сведений мало, а следов и свидетелей убийца мастера Стирга не оставил. Да, такого Арнир еще не видел!

Убийство главы фагиров взбудоражило Арнир. Народ напуган. Кто осмелился на такое, ведь поднять руку на святейшего человека, мастера Стирга, не смог бы даже самый отъявленный мергин. Одан прав: это выгодно только эльдам, а это значит, что их шпионы и убийцы уже здесь…

Если бы Гретворн мог, он первым делом скрыл бы обстоятельства смерти мастера, но убийца и здесь все делал безупречно. Он не просто зарезал Стирга, но и выставил его голову на площади, на всеобщее обозрение. Ясно, что это сделано специально, с целью повергнуть Арнир в ужас. И убийце это удалось. Кто этот убийца Конечно, эльд! Это их послы угрожали оданам, отказавшимся признать власть Древних — и они решили мстить. Стирг был их главным врагом — и вот он мертв. Кто следующий? Оданы?

Сбивчивые рассказы перепуганных фагиров, донесение из приграничного хеша, доклад десятника, который видел подозрительного человека недалеко от фагирдара, и который чудесным образом сумел ускользнуть, еще несколько свидетельств — все сведения несомненно относились к одному и тому же человеку. Высокому, ловкому, сильному и бесстрашному чужаку. Как Дорран…

Получив указание узнать все об этом человеке, Гретворн столкнулся со множеством трудностей. Брат эмона Эрлайна, вдруг явившийся ко двору, сразу попал в сферу интересов начальника тайной стражи. Подозрительная настойчивость, с которой Дорран рвался в телохранители Орэна, беспокоила Гретворна. Место, конечно, славное, тем более для никому не известного эмона, привилегии и деньги — все это так. Но Доррана интересовали не деньги — брат Эрлайна не был азартным игроком или любителем женщин. Остается слава? Может быть. Но агентам Гретворна удалось разнюхать, что с рождения брат советника был безумен и не покидал пределов родового эмонгира. Как же он выздоровел, да еще и стал великим воином? И когда одан спросил у Гретворна совета, стоит приближать Доррана, он ответил, что рано. Испытать не помешает.

Орэн так и сделал. Гретворн был изумлен, когда узнал, на что согласился Дорран. Безусловно, он лучший меч Гурдана… но как Эрлайн мог отправить брата на верную смерть!? Зная хитрый и жестокий нрав советника, Гретворн также знал, насколько ревниво эмон относится к своему роду, стараясь помогать и защищать своих родственников. Тогда и пришла к нему мысль, что Дорран не тот, за кого себя выдает — и Эрлайн это знает. Но доказательств у Гретворна не было, и обвинить первого советника и его брата было не в чем. А тайны есть у каждого…

Гретворн изумился еще больше, когда воин выполнил задание, зарезав Эванна на глазах у войска и свиты. Арнир не видывал такого! Дорран великий воин, но… его одержимая смелость и невероятная удача пугала. Он ничего и никого не боялся. А когда человек ничего не боится, он очень опасен.

Через неделю после битвы двор одана загудел от страшной новости: эмон Эрлайн обезглавлен в собственной постели, а голову нашли под стенами города. Неслыханное преступление взбудоражило знать не меньше, чем победа над Эванном, и одану это не нравилось. Он поведал Гретворну, что собирался наградить Доррана — а тот выполнил задание и исчез. Его не нашли ни среди пленных, ни среди убитых. Разве это не странно? А потом — смерть советника, как две капли воды похожая на смерть Стирга? Снова эльдский след?

— Найди того, кто это сделал! — приказал Орэн. — Кстати, ты нашел Доррана?

— Нет, мой одан.

— Ищи!

Вскоре агенты выяснили, что Эрлайн повел свою игру, отчего‑то приказав убить Доррана нанятым убийцам, но воин сумел уйти от них и скрылся. Так, может, он и отомстил за предательство? Что ж, поделом змее! Гретворн ненавидел Эрлайна, часто переходившему ему дорогу. Но зачем эмон Эрлайн приказал убить Доррана, брата, которого с такими трудами вводил в круг избранных? Что тот мог знать или скрывать?

И еще Гретворн жалел, что у него нет такого исполнителя.

— Ищите Доррана! — приказал он агентам. — Доставьте ко мне живым!

Десятки агентов искали воина в Далорне, Гурдане и других городах, но тот исчез. Гретворн нервничал. Заполучив Доррана, он ответит на заданные оданом вопросы и, быть может, заставит удачливого воина работать на себя…

Ежедневно Гретворн получал новые донесения. Тайная служба одана была лучшей в Арнире, агенты находились во всех оданствах, исправно снабжая Орэна информацией о любых заметных событиях, начиная с мятежей мергинов и заканчивая интригами при дворах.

Одно из донесений заинтересовало Гретворна. Некий Улнар, воин Братства, осужденный на Кхинор, вернулся из ссылки живым! Неслыханное дело! Некий эмон по имени Кроден, имея какие‑то счеты с Улнаром, задержал его и призвал фагира, но служитель богов признал, что воин отбыл наказание и что вернувшийся из Кхинора не может быть отправлен туда повторно…

Гретворн скривился: может, это и справедливо, но ведь Улнар попал в Кхинор из‑за оскорбления и нападения на фагира! И сами же фагиры защищают его. Ха! У него бы такого не случилось. Впрочем, у фагиров нет единой власти, и после смерти великого Стирга они разобщены. Этим надо пользоваться!

Начальник тайной стражи вздохнул. Контроль над фагирами был его мечтой. Прекрасной, но несбыточной мечтой. Конечно, к ним внедрялись агенты, но фагиры умели вычислять и изгонять их, оставаясь тайной и независимой силой. В конфликте Далорна и Гурдана служители Сущих заняли выжидательную позицию, тем самым сыграв на стороне Орэна. Но что предпримут они, когда Орэн пойдет на великий Ринересс — их главного покровителя? Впрочем, мой одан прав: законы устанавливают сильные, слабые принимают их. Фагиры могут выразить недовольство — и это все, что они могут. Реальной силы жрецы не имеют, у них нет войска. И все же недооценивать эту силу не стоит.

— Досточтимый эмон, — в дверях стоял слуга. — Он готов говорить.

Гретворн резко поднялся:

— Идем!

Это дело касалось не только безопасности одана, но и лично Гретворна.

Вчера, когда глава тайной стражи ехал в паланкине к дому, его едва не убили.

Стрелок изрешетил паланкин стрелами, и Гретворн спасся чудом. Сидя в паланкине, он случайно нагнулся, и первая стрела пролетела мимо — а должна была поразить его в затылок. Гретворн сумел сохранить хладнокровие и быстро выпал из паланкина. Стрелок находился на крыше и успел выпустить с десяток стрел, убив двоих слуг, но Гретворн спрятался за крогами и остался невредим. Немедленно снаряженная погоня долго преследовала убийцу и схватила, потеряв еще двух человек. Первые допросы ничего не дали. Убийца не желал говорить. И его отдали палачам.

В цитадели Гурдана Гретворн имел башню, вход в которую был заказан всем, кроме, разве что, одана. Но Орэн не посещал ее: его не интересовало, как Гретворн добывает сведения, ему был нужен результат.

Вход охранял патруль из «преданных» — гвардии одана, но за окованными сталью дверями стояла другая, подчинявшаяся лично Гретворну, охрана.

Глава тайной стражи спустился в подвал. Из круглого зала невидимой паутиной расходились потайные коридоры. Какие‑то заканчивались камерами, какие‑то тупиками, некоторые тянулись под городом и даже за его пределы.

Мрачный немой ключник шел впереди, открывая двери. И вот они пришли.

Камера, в которой находился узник, не отличалась от прочих. Потеки холодной влаги блестели на стенах из огромных каменных блоков — основания башни. Их не разбить и не подкопать. Впрочем, пленник не мог и думать о бегстве — его приковали к стене. Ноги в кандалах едва достают до пола, руки разведены в стороны. На худом обнаженном теле — следы ударов и огня.

Гретворн огляделся и знаком отослал ключника.

— Ты хотел что‑то сказать? — спросил эмон. Узник шевельнулся и поднял вялое безразличное лицо с черными кругами вокруг глаз. Взгляд был полон боли.

— Я эмон Гретворн, тот, кого ты хотел убить. Итак, кто ты, и кто тебя послал?

— Мое имя Фран… — человек говорил медленно, казалось, ему трудно сосредоточиться. — Эмон, прошу: дай мне зелье–е–е!

Последнее слово он протянул с таким страданием, его глаза блеснули такой невыразимой мукой, что Гретворн, не намеревавшийся жалеть и щадить убийцу, невольно заговорил мягче:

— Что за зелье? О чем ты говоришь?

— Я умираю–ю, — прохрипел узник. — Дайте мне зелье!

— Ты будешь говорить? — спросил эмон.

— Я все расскажу. Дайте зелье–е…

Голова человека бессильно упала на грудь. Неужели палачи перестарались? Если он умрет, не выдав тех, кто его нанял — палачи сами повиснут в этих цепях! Гретворн дернул дверь: ожидавшие у стены охранник и ключник выпрямились.

— Принеси его вещи! — велел Гретворн ключнику. — Быстро!

Тон начальника был таков, что немой бегом бросился исполнять приказ. Очень скоро он вернулся, держа на вытянутых руках одежду и оружие убийцы. Сжав зубы, Гретворн брезгливо сдернул наземь порванную окровавленную одежду и лук:

— Где твое зелье?

Ключник замычал, мотая головой, но эмон и так знал, что тот не взял бы и асира. Понимает, что за это будет…

— Оно в камне, — прошептал пленник.

— Найти! — приказал Гретворн. Охранник обшарил одежду и протянул эмону каменный пузырек.

— Здесь?

— Да–а–ай, — прохрипел пленник.

Эмон осмотрел каменный флакончик:

— Что внутри?

— Зелье. Дай его мне… Или ничего не узнаешь! — истерично выкрикнул узник.

— Нет. Сначала ответишь, кто тебя послал — тогда и получишь свое зелье! — отрезал Гретворн. Он снова отослал всех, оставшись с пленником наедине.

— Меня послала Ош–Рагн…

Гретворн старался скрыть изумление, но это плохо удалось:

— Ош–Рагн, морронская ведьма? Как она могла тебя послать? Говори!

— Морроны взяли меня в плен. Я был осужден на Кхинор…

Слова давались человеку с трудом, но Гретворну было плевать. То, что слышал эмон, было невероятным! Морроны отпустили арна??

— Почему они не сожрали тебя?

— Не знаю. Ош–Рагн дала мне зелье и велела убить тебя…

— Что это за зелье? — Гретворн сунул флакон под нос узника. Фран забился в цепях:

— Дай… Дай мне его!

— Не так быстро, — эмон осторожно отвинтил крышку и заглянул во флакончик. — Что там?

— Не знаю! Зелье Гунорбохора! Я умру без него! Эмон, во имя Сущих, дай зелье!

Он не просил помиловать, а просил зелье… Гретворн осторожно закрыл флакон:

— Я дам его, когда ты все расскажешь.

— Я… Сейчас умру…

— Тебя даже не калечили, — холодно произнес Гретворн. — С чего бы тебе умирать?

— Я умру без зелья, тупой эмон!

Гретворн сжал зубы. Ни один эмон не выслушал столько проклятий и оскорблений, сколько Гретворн. Издержки службы. Утешает то, что этого никто не слышит, а узники не покидают этих стен живыми.

— Да как ты посмел согласиться? Как мог служить морронам?

Пленник затрясся. Гретворн с изумлением увидел, что тот смеется. Корчась от боли — смеется!

— А ты… испробуй зелье… эмон!

Пленник ослаб и повис на цепях. Действительно, умирает? Гретворн поднял за волосы голову Франа: глаза пленника закатились, он едва дышал. Эмон открыл дверь:

— Лекаря, быстро!

Лекарь ничего не мог понять.

— Он умирает, благородный эмон.

— От чего? От нескольких ударов?

— Я не понимаю, — признался старик. — И не могу ему помочь. Разве немного облегчить боль…

Гретворн доверял ему и кивнул:

— Мне надо, чтобы он мог говорить.

Лекарь кивнул.

Что за ночь! Глава тайной стражи приказал подать вина и фруктов, присел и стал ждать. Наконец, лекарь вошел:

— Он может говорить, — сказал старик. — Но странная болезнь владеет им. Я опасаюсь заразы. Думаю, не стоит дотрагиваться до него или брать его вещи…

Проклятье! Эмон невольно посмотрел на руки: ведь он держал флакон с морронским зельем! Ладно, об этом подумаем потом. Гретворн был не из трусливых: ему не раз приходилось убивать и биться за свою жизнь.

От лекарств пленнику стало лучше. Он не стал отпираться и рассказал все. Так эмон Гретворн, глава тайной стражи Орэна, узнал о зелье Гунорбохора и планах Ош–Рагн, пославшей в Арнир своих шпионов. Невероятная и страшная новость! Но зачем приказали убить Гретворна, зачем властительнице чернолицых понадобилась его жизнь, предатель не знал. И не спрашивал. Его нашел человек Ош–Рагн и передал приказ. У стрелка не было выбора. Зелье Гунорбохора заставляло человека делать все, что ему скажут. Не исполнив задания, он лишался зелья и умирал в мучениях…

Все это похоже на сказку, как проверить его слова? Как найти агента чернолицых, убийца не знал. Правда ли, что таинственное зелье может управлять людьми?

— Я дам тебе зелье, — сказал Гретворн. Глаза тихо стонущего от боли Франа с мольбой взглянули на эмона.

— Да–а–ай, прошу–у.

Предусмотрительно надев перчатки, Гретворн поднес флакон к лицу пленника.

— Сколько нужно зелья? — спросил он.

— Щепотку… Одну лишь щепотку…

Эмон высыпал горстку черного порошка на тыльную сторону перчатки и поднес к лицу Франа.

— Достаточно?

— Да–а… ближе–е…

Узник шумно вдохнул в себя порошок. Гретворн отступил на шаг. По лицу Франа медленно растекалось блаженство. Казалось, он не прикован к стене, а лежит в горячей расслабляющей ванне.

— Хорошо, — проговорил Фран. Его глаза заблестели. — Прощай, эмон! Я уже мертв, но и ты умрешь!

Мышцы пленника напряглись, он рванулся, и эмон услышал, как хрустят суставы и позвонки. Узник закричал так, что Гретворн отступил на шаг. И вовремя: вырванная из стены цепь едва не разможжила ему голову. Колени эмона подогнулись от ужаса. Как это возможно!? Рыча от ярости, узник схватился за кандалы, и вторая цепь вылетела вслед за первой. Гретворн стремглав выскочил за дверь, но конец цепи зацепил его за ляжку. Спастись от стрелы и погибнуть от прикованного к стене пленика — глупей не придумаешь, мелькнуло в голове начальника тайной стражи.

Вломившиеся в камеру охранники обнаружили на полу труп узника. На лице Франа застыл жуткий оскал. Он обманул Гретворна и умер быстро.

Кроме проклятых эльдов, еще и морроны! Гретворн разглядывал отобранный у пленника каменный флакончик с узором из переплетенных змеек. На его дне осталась щепотка черного порошка, но что с ней делать, Гретворн не знал. Зелье Гунорбохора — и яд и великая сила, жаль, он не знает его состав… Но на это есть ученые и фагиры. Он подумает, кому из них доверить изучение черного порошка. А пока… Есть много людей, которым не суждено отсюда выйти — на них и испробуем зелье морронов.

Но это потом. Скольких убийц ведьма Ош–Рагн послала в Арнир? Где они и какова их цель? За ответы на эти вопросы Гретворн дорого бы заплатил. Он чувствовал страх. Одно дело — война, когда враг виден, и другое, когда он бьет в спину, стреляет и режет… Возможности этих убийц он испытал на себе. Надо удвоить, нет, утроить охрану!

Гретворн приехал домой, но спать не мог. Голова напоминала бурлящий котел. Что, если Дорран — тоже шпион Ош–Рагн, а его подвиги — результат действия морронского зелья? Возможно. А вернувшийся из Кхинора воин по имени Улнар? Как он смог вернуться невредимым? Не случайно. В случай Гретворн не верил. Да, чудесное спасение из Кхинора можно считать удачей, но тут еще одно… По донесениям, этот Улнар заступался за мергинов, из‑за чего он и оказался на «Черной руке Даора». Связи вольных воинов с мергинами весьма опасны, и хорошо бы узнать об этом Улнаре побольше.

Дорран и Улнар. Этих двоих необходимо найти, и как можно скорее.

Глава 10. На Ринересс!

В начале луны Эльмера армия Орэна перешла мелководный Тейн и двинулась на Ринересс. Пограничные отряды ринересцев были рассеяны, часть их разбежалась, а некоторые засели в ближайших эмонгирах. Но Орэн упрямо двигался к столице, не разбрасывая силы для осады мелких и ничего не значащих крепостей. Он знал: местные эмоны присоединятся к нему, стоит одержать победу над армией Эрнона.

Орэн двигался форсированным маршем, желая как можно быстрее встретить противника и навязать решающее сражение, в исходе которого не сомневался. Он смеялся, узнав, что Эрнон набирает наемников. Видимо, одан Ринересса не знал, что лучшие рубаки Арнира давно служат Орэну. Одан не жалел для них денег, и наемники были в восторге. Скоро он бросит их грозные отряды на Ринересс и добудет победу!

Сидя в защищенной башенке на спинах двух могучих, покрытых кольчужной броней крогов, Орэн оглядывал свою армию, стальной рекой текущую по зеленым лугам Ринересса.

За сотнями и сотнями наемников, составлявших основную часть войска Гурдана, мимо Орэна прошли любимцы — тяжелая латная пехота. Лес черных копий со значками вздымался над сверкающими сталью наплечниками. За ними двигался отряд лучников–северян. Стрелки не имели доспехов, но огромные луки в крепких руках внушали уважение всякому. Одан знал, какой волшебной меткостью обладают эти люди из бескрайних лесов севера. Одан перевел взгляд дальше: на многие меры от холма растянулись отряды и дружины верных эмонов, и от этого зрелища сердце Орэна наполнилось радостью и торжеством. Его замыслы осуществятся! Уже сейчас, до решающей битвы, он знал это. В душе не было ни страха, ни сомнений — лишь желание быстрее сразиться с Эрноном. Следующими падут Эвилон и Эдерн, а потом и Эшнар. «Я стану великим властителем Арнира! — думал Орэн. — Никто из великих оданов не сравнится со мной!»

Его размышления прервал поднимавшийся над деревьями густой черный столб дыма.

— Что это? Я приказал: хеши не жечь! Фориндалл, отправь кого‑нибудь, пусть повесят того, кто это сделал.

— Мой одан, думаю, никто не осмелится перечить приказу. Это противник подает сигналы о нашем продвижении, — сказал владелец эмонгира Форин, командующий черными латниками.

— Думаю, ты прав, — Орэн подал знак вознице, и паланкин спустился с холма. Тут же подбежал гонец с флажком эмона Биррена, посланного оданом к Таллию. Телохранитель неслышно встал за спиной гонца.

— Говори, — разрешил Орэн.

— Мой одан, эмон Таллия изъявил желание присоединиться к нам. Эмон Биррен ждет твоего приказа.

— Пусть Биррен разместит дружину в городе, а эмона я жду в своем лагере. Мне не нужны слова о покорности, мне нужны воины.

Гонец бросился бежать, одан подал знак свите:

— Пора двигаться. Видите: уже целые города присоединяются ко мне без боя. Вперед!

Одан и свита, восседавшая в таких же бронированных башнях, двинулись вслед за войском. Алые, с золотой каймой, знамена Гурдана с черным жуком–груфом на полотнище еще долго виднелись над дорогой, пока не исчезли за высоким холмом.

Два войска стояли друг против друга. Яркий солнечный свет блестел на доспехах и обнаженном оружии, легкий ветерок играл флажками на копьях и едва колыхал тяжелые боевые знамена.

Ниммерд. Название маленькой деревушки ни о чем не говорило ни завоевателям, ни их противнику, но сегодня оно войдет в историю…

Меж первыми рядами противников простиралась неровная холмистая пустошь шагов в сто. Сто шагов отделяло победителей от побежденных, славу от бесславия, а живых — от мертвецов.

Войско Ринересса выстроилось на трех невысоких холмах. Густые шеренги пехоты, собранные в пять крупных отрядов, над каждым из которых развевался голубой стяг, растянулись на две или три меры в длинну.

Одан Ринересса Эрнон, облаченный в великолепные кованые доспехи с позолотой и драгоценными камнями, стоял на самом высоком холме под огромным полотнищем оданского стяга, в окружении могучих телохранителей с двуручными мечами на плечах. Стратег Вирольн стоял рядом, оглядывая построение противника.

— Что думаешь? — спросил одан. В его голосе чувствовалось беспокойство. Он не успел стянуть все силы и жалел, что согласился принять бой.

— Орэн грозный противник, мой одан, — спокойно ответил Вирольн, — но у нас лучшая позиция, и числом мы не меньше.

— Если бы победа зависела от числа воинов, — кусая губы, произнес Эрнон. — Воины Орэна, говорят, очень сильны.

— Ничего подобного. Они такие же люди, как мы, они из плоти и крови, и так же умирают, — стратег казался невозмутимым и уверенным, и Эрнон глядел на него с уважением. Вирольн знал свое дело. Но одно дело — воевать с морронами на границе, и другое — биться с арнами почти у стен Ринересса.

— Орэн славен тяжелой пехотой, — продолжил Вирольн, — но ей придется взбираться на эти холмы, и сильного удара не выйдет. А на флангах у нас колесницы. Мы возьмем Орэна в клещи и уничтожим!

— Надеюсь, у Орэна нет колесниц. А метательных машин у него точно нет, — приободрившись, сказал одан. — Уж такого они точно не ожидают!

Алые стяги Гурдана заполнили долину. Войско врага казалось несметным.

— Вирольн!

— Да, мой одан.

— Как ты думаешь… мы победим?

Вирольн взглянул на правителя. Одан был бледен, в глазах плескался страх. Но стратег понимал одана и не презирал за слабость. Все годы его правления были спокойны и мирны, не считая редких набегов чернолицых, которые никак не могли угрожать ни столице, и тем более оданству. А теперь на карту поставлено все. Замахнувшемуся на весь Арнир Орэну законы не писаны, в случае поражения Эрнон может лишиться не только престола, но и жизни. Если Орэн возьмет верх, Вирольн еще может рассчитывать на снисхождение, но одан — вряд ли… Зачем Орэну лишние претенденты на престол?

Военачальник лязгнул доспехами, резко повернувшись к одану:

— Войско ждет твоего приказа, мой одан. Эти люди пойдут на смерть за тебя.

Эрнон не отвечал, смотря перед собой невидящими глазами. Впервые в жизни он ощутил присутствие смерти. Она ждала у подножия холма, дыша в лицо смрадным духом могилы. Одану хотелось бежать и запереться в цитадели, спрятаться там, где не будут слышны предсмертные стоны тех, кто сейчас стоит в шеренгах. Но как укрыться ему, стоящему во главе войска? Взоры командиров и воинов обращены на него, все ждут команды. Ждут, чтобы победить или умереть…

Только теперь одан понял, что значит быть воином.

— Ты что‑то сказал, мой одан?

— Нет.

— Мы выиграем битву и выбросим этих мергинов за Тейн! Я умру за тебя, мой одан! — поклонившись, сказал Вирольн.

Стратег не кривил душой. Он ненавидел Орэна за попранные им древние устои, за безмерную жажду власти и коварство. И кому, как не Ринерессу победить и наказать заносчивый Гурдан!

Многотысячное войско Орэна замерло, повинуясь звукам боевых барабанов. Блистающая латами, «железная» пехота Гурдана занимала центр построения. Каждый пехотинец имел крепкий щит с гербом и копье с ярко–красным флажком. На правом и левом флангах стояли многочисленные и разношерстные дружины эмонов и два отряда наемников, лучших воинов Арнира, перед ними отряды стрелков из северных земель.

— Вперед, и да помогут нам Сущие!

Орэн махнул рукой. За спиной одана взревели походные трубы, и с громким кличем войско Завоевателя двинулось на врага. Порядки Ринересса стояли недвижно. Стратег предупредил Эрнона, что позиция на холмах неизмеримо лучше и спускаться не следует. Пусть враг атакует вверх по холму…

Стрелы лесных стрелков взвились в воздух, обрушиваясь на порядки Ринересса. Закричали раненые, кто‑то упал.

— Держать строй! — кричали десятники. Воины прикрывались щитами от падающих сверху стрел.

Страх прошел, и азарт боя медленно овладевал Эрноном. Теперь он не хотел бежать, а хотел атаковать, биться и увидеть смерть Орэна. Хотел сам убить его!

Едва ряды гурданцев приблизились к основанию холма, Вирольн поднял руку и резко, словно рубя противника, махнул. Грянули боевые барабаны, ряды ринересцев мерным шагом двинулись с холма и, не разрывая рядов, перешли на бег. С ужасающим ревом армии столкнулись. Битва началась.

Сидя на башне позади гвардии, Орэн возбужденно смотрел, как две железные волны схлестнулись. Будто два огромных, сверкающих зверя яростно взревели, сойдясь в смертельной схватке. Орэн видел, как из‑за холмов вытекают новые отряды врагов, сбегая вниз и тесня стоявших в центре северных варваров. Он встретился с сильным противником, много сильнее тех, с кем до сих пор приходилось сражаться. Эрнон умело выбрал позицию, расположившись на вершинах холмов. Орэн не мог рассмотреть армию Ринересса и не знал истинной силы противника. Но это не пугало Завоевателя. Он верил в себя и в свою армию и хотел доказать Арниру, что способен побеждать в равном бою.

Страшный шум битвы распугал зверей и птиц на много мер вокруг. Топот закованных в латы воинов, лязг мечей, скрежет доспехов, рев боевых рожков и дикие крики сражавшихся оглушали так, что люди не слышали ни команд, ни криков о пощаде и рубились насмерть, падая и погибая под ногами своих и чужих.

Сине–стальной зверь побеждал в центре. Его когти вклинились в передовой отряд северян, почти полностью истребив его. Но за ними стояли железные сотни латников, ветеранов, изведавших немало битв и прославивших имя Завоевателя. Они остановили атаку ринересцев и оттеснили назад.

Орэн усмехнулся:

— Бежать вниз легко. Теперь посмотрим, как вы побежите наверх! Роллен, отправляйся туда и возглавь атаку. Опрокинь их!

Воин в черном закрытом шлеме склонил голову и вместе с оруженосцем, несущем знамя эмона, отправился в гущу боя.

К одану Гурдана подбежал воин в запыленном плаще и помятом панцире. Зная о печальном конце Эванна и коварстве Орэна, телохранители не сводили с него глаз.

— Мой одан, — склонившись, произнес гонец, — я прислан эмоном Фориндаллом. Мы держимся из последних сил. Проклятые ринерессцы бросили на нас запряженные крогами повозки. Кроги покрыты броней, а из колес торчат острые лезвия. Они теснят нас!

— Эрнон приготовил подарок! — хищно усмехнулся Орэн. — Много ли этих повозок?

— Два десятка, не меньше. Ими управляют возницы, а на башнях сидят стрелки.

Одан оглядел стоявшую неподалеку свиту.

— Элинон!

Звякнув латами, эмон выступил вперед.

— У тебя большой отряд. Отправляйся и помоги Фориндаллу. Останови их и не возвращайся без победы! Мои наемники пошли вперед, им не должны ударить в спину!

Битва разгоралась. Алое знамя с черным груфом развевалось у подножия холма, там, где в первый раз столкнулись две рати.

На помощь отступавшим на левом фланге пришел отряд Элинона. Колесницы были очень опасны. Вклиниваясь в порядки гурданцев, они оставляли просеки из раздавленных и рассеченных на части воинов. Но защищенные броней и тащившие огромный груз кроги передвигались медленно и быстро уставали. Свежие воины Элинона окружили колесницы, взобрались на них и перебили возниц и стрелков. Опасность миновала…

— Мой одан, их надо остановить! — Вирольн указал одану на теснивших центр войска латников Орэна. — Если они овладеют холмом, то разорвут нашу армию надвое! Я возглавлю атаку.

— Нет! Атаку возглавлю я! — неожиданно сказал одан. — Шлем!

Оруженосец надел кованый шлем на голову Эрнона. Одан быстро опустил забрало, и голос правителя зазвучал глухо, но твердо:

— Вирольн, возьми резерв и ударь по правому флангу Орэна, отвлеки его, а я поведу гвардию в центре!

— Мой одан, ты не должен идти в атаку наравне с простыми воинами, это опасно! — сказал Вирольн. Эрнон ответил не сразу. Но когда стратег услышал его слова, то поразился решимости одана:

— Я не буду побежден!

Вглядываясь в маневры противника, Орэн пытался понять замысел Эрнона. Все силы, кроме гвардии, уже брошены в бой. Есть ли у Ринересса резервы, Орэн не знал, но у него их не осталось. Вся пехота и дружины эмонов вступили в бой. Все, кроме гвардии.

— Время пришло, — проговорил одан. Он открыл дверцу башенки и спустился на землю. — Атакуем сейчас. Эрнокс, ты готов?

— Мой одан, мои воины растопчут их! — Я пойду с тобой, Эрнокс. Приказывай выступать!

Запели трубы, и земля вздрогнула от мерной поступи тяжелой пехоты.

— Воины! Гвардейцы! Победа на наших копьях! Сам одан ведет нас! Вперед!

Рев сотен глоток заглушил последние слова военачальника. Выставив копья, тысяча гвардейцев, прославленная тяжелая пехота Гурдана, сотрясая землю, двинулась в атаку. Под звуки труб — команды были не слышны — обессиленные наемники отступили, и латники устремились вперед. Стена воинов с выставленными длинными копьями смяла порядки ринерессцев. Тяжелая пехота имела отличную броню, а чтобы воины меньше уставали, их вооружали короткими мечами и кинжалами, удобными в тесной рукопашной схватке. Вонзив копья в порядки противника, воины бросили их, и началась резня.

Тяжелая пехота теснила ринересцев вверх по склону и, казалось, ничто не сдержит ее натиск.

Вдруг воздух загудел, огромные тени пролетели над войском. Выпущенные из метательных машин камни валили гвардейцев Орэна и катились по склону, выкашивая целые ряды. Это был опасный, но неожиданный шаг стратега Вирольна. Орэн не ждал, что противник применит метательные машины, обычно используемые при штурме крепостей.

С неба падал каменный град. Тела мертвых и раненых образовали завал, через который уже невозможно было пробраться. Все смешалось.

Гвардия дрогнула и стала отступать.

— Настал наш час! — Эрнон взмахнул мечом, и «преданные» ринулись вперед. Остатки разбитых отрядов присоединились к атаке. Пешие ринересцы, меж которых были и стрелки, успешно нападали на ошалевших от обстрела гурданцев. Воины в голубых куртках окружали, расстреливали и рубили неповоротливых и потерявших строй латников. Золотой громир на голубом полотнище затрепетал впереди наступавшего Ринересса.

На флангах дружины эмонов вновь атаковали колесницы. Не успевшие отбежать погибали от ран или под копытами крогов. На правом фланге колесницы сумели остановить, они не могли держать строй на пересеченной местности. Но на левом они рассеяли гурданцев и загнали в ручей, покрасневший от крови…

Среди смешавшейся, в смятении отступавшей пехоты возник человек в черном панцире. Он сорвал шлем, и воины увидели лицо Орэна. Глядя на приближавшихся воинов с синими щитами, Орэн взмахнул мечом:

— Гурдан! — и пошел на врагов. Воины и телохранители подхватили боевой клич. «Железная» гвардия Гурдана сплотила ряды и вновь пошла в атаку. Кто‑то поднял упавшее знамя, и бой разгорелся с новой силой. Воины топтали тела убитых, скользя по окровавленным доспехам, рубили и кололи друг друга, падали и умирали. Наемники, во время атаки гвардейцев отступившие назад, получили передышку и перестроили ряды. Они понимали: поражение не даст ни денег, ни славы, а многих из них объявят вне закона…

Последний резерв Далларона напал на левый фланг Ринересса, остановил продвижение колесниц, и ценой больших потерь выправил положение.

Никто не хотел уступать, и небеса не видели той ненависти, с которой противники убивали друг друга. Пленных не брали, на мольбу о пощаде следовал удар наотмашь…

Ринересс терял преимущество, но еще не был побежден. Сквозь прорезь в шлеме Эрнон видел, что гурданцы все ближе, а его воины отступают, покоряясь натиску закаленных в боях наемников. От места, где стоял одан, до линии сражавшихся оставалось менее двадцати шагов, и с каждым мгновением расстояние сокращалось. «Где же Вирольн? — думал одан. — Почему не атакует? Где Урден с резервом? Неужели не видит, что пора?!»

Вирольн сумел выйти из схватки живым. На панцире виднелись следы жестоких ударов, шлем безнадежно разбит. Стратег снял его и отшвырнул прочь. Задыхаясь от усталости, он взобрался на холм, за которым, помимо метательных машин, стоял резерв, возглавляемый эмоном Урденом. На излете в холм воткнулся тяжелый арбалетный болт, но стратег даже не взглянул на него. Его воины вместе с оданом рубились в низине. Настал перелом — Вирольн чувствовал это. Сейчас самый малый перевес сил мог решить судьбу Ринересса.

Оруженосцы погибли, и он сам шел к Урдену, чтобы дать сигнал к атаке. Вирольну не понравилось, что при построении одан определил отряд Урдена, многочисленный и сильный, в резерв, но стратег промолчал. Советник Урден имел большое влияние на одана. Правильней было оставить в резерве «преданных», но они были под его началом, и Вирольн не желал, чтобы у кого‑то возник повод обвинить его в трусости…

Взобравшись на холм, стратег увидел раненного стрелой трубача.

— Трубить можешь? — спросил стратег. — Дай сигнал к атаке!

— Могу, — проговорил воин, держась за пробитую стрелой руку. Окровавленная ладонь сжала боевой горн.

С холма Вирольн видел весь резерв. Впереди маячила фигура Урдена. Стратег поднял меч, махнул, чтобы увидели. За спиной заиграли атаку, но Урден стоял, словно слеп и глух.

Вирольн оглянулся: Гурдан сражался столь яростно, что теснил ринересцев по всему фронту.

— Проклятье! Что же ты медлишь!?

Стратег бросился вниз, мимо раненых, сумевших выбраться из этой мясорубки. Воины сидели на склоне, ожидая окончания битвы, и на лицах их были лишь страдание и боль. Им уже безразлично, кто победит.

— Почему не атакуешь!? — издалека закричал Вирольн. — Сигнала не слышал? Именем одана приказываю наступать!

Стратег размахивал мечом и захлебывался словами. Урден оставался спокоен:

— Зачем кричать, Вирольн? Я слышал твой сигнал.

— Тогда почему не атакуешь — или забыл клятву? Сам одан сражается там!

— Ты не понимаешь, Вирольн…

— Что? — крикнул Вирольн. — Чего я не понимаю?

— Что это бессмысленно. Орэн победил. Сами боги желают его победы.

Теперь Вирольн понял.

— Орэн еще не победил, а ты умрешь, предатель! — стратег взмахнул мечом, но телохранитель Урдена подставил меч и отбил удар. Второй ударил копьем в спину. Вирольн замер, с ненавистью глянул на Урдена и пал лицом в траву.

Урден махнул воинам, и над отрядом взметнулись алые стяги Гурдана. Теперь ничто не помешает победе Орэна. А наградой будут новые земли и титулы…

Битва заканчивалась. Более обученные и закаленные в боях воины Орэна побеждали. Левый фланг ринересцев был смят и опрокинут. На правом вассалы Эрнона не стали испытывать судьбу и бежали в лес, позволив наемникам окружить остатки «преданных».

Лязг стали достигал небес. Уставший, забрызганный кровью одан видел, как черный груф простер клешни и разрезал его армию надвое. Захват неотвратимо сжимался. Тех, кто продолжал сражаться, оставалось немного. Ринерессцы бросали оружие и сдавались, но озверевшие наемники щадили не всех.

«Преданные» бились отчаянно, пытаясь вывести одана из кольца врагов. Гвардейцы окружили одана, из последних сил отбиваясь от наседавших гурданцев. Ряды защитников таяли, но никто не просил пощады.

Эрнон видел искаженные яростью лица врагов, пытавшихся добраться до знамени, под которым он стоял. Эрнон сжал рукоять меча и подвигал щитом. Он понял, что сейчас умрет. Умрет так, как давно не умирали оданы: на поле боя, с мечом в руке. Но страха не было. Дух великих предков проснулся в нем, и одан понял: важно не то, как живешь, а как умираешь!

Охранявший знамя гвардеец пал, кровь брызнула на полотнище. Гурданский наемник с огромным боевым топором бросился к флагу, но Эрнон оттолкнул его щитом, а затем ударил. Враг с криком упал, но за ним шли другие…

Все смешалось в кровавой схватке. Озверевшие от упорного сопротивления наемники рубили даже упавших. «Преданные» бились, как безумные, зная, что обречены, и одан бился рядом с ними.

Гурданец схватил знамя, но Эрнон отсек ему руку, опрокинул и раздробил голову латным сапогом. В прорезь шлема одан не заметил занесенный меч. Сильнейший удар оглушил Эрнона. Шлем, сработанный лучшими кузнецами Ринересса, выдержал, и одан ответил ударом на удар. Отбросив щит, Эрнон попытался пробиться, в исступлении рубя иззубренным мечом, пока яростные удары не свалили его на залитую кровью траву…

Орэн стоял среди мертвых. Латы одана покрывала кровь, сталь прогнулась от ударов. Он победил, но не ожидал такого сопротивления и таких потерь. Одан смотрел на убитых, и не мог поверить глазам. Утром эти люди были полны сил и рассчитывали остаться в живых. А теперь… Кто виновен в их смерти? Он… или Эрнон, не желавший покориться?

— Великий Игнир, — сказал он небу, — ведь и я мог быть убит! Я сражался наравне со всеми и победил, значит, ты на моей стороне!

Небо молчало, лишь откуда‑то донесся протяжный, полный страдания, стон. Среди трупов шевелились и стонали раненые.

Двое оставшихся в живых телохранителя стояли рядом, опустив к земле мечи. Одан подозвал их. Они подошли, безучастно ступая по тому, что когда‑то было людьми.

— Ты! — приказал Орэн. — Приведи паланкин! А ты найдешь Фориндалла и прикажешь преследовать врага! Если взять Ринересс не удастся, перекрыть дороги. Идите.

Воины ушли. Орэна окружили наемники и гвардейцы.

— Победа! Слава Орэну! — кричали они. Подошли верные эмоны. Посадив одана на скрещенные копья, они подняли правителя и понесли. Орэн улыбался. Он, Орэн, теперь властелин всего Арнира!

— Слава Орэну!

«Да, слава, — подумал он, — слава мне!» Воин подвел крогов, и Орэн взобрался в башенку на их спинах. Знамена Гурдана развевались всюду, воины собирали оружие и трофеи. «Ринересс еще не мой, но Эрнон мертв, и без него город падет, — думал Орэн. — Теперь я один властелин Арнира!»

— Вперед! — приказал он. Погонщик тронул крогов, и те заспешили туда, где виднелась чистая, не залитая кровью трава.

Глава 11. Шенн и Орэн.

Орэн проснулся. Огромная, великолепная постель не отпускала из объятий, и одан не торопился вставать. Взгляд правителя блуждал по мозаичному потолку, дорогим коврам и драгоценной мебели. Обстановка, достойная правителя трех оданств!

Деятельная натура одана пересилила лень, и мысли вернулись к насущным делам. Со дня побоища под Ниммердом, где он разбил Эрнона, прошло немало дней. Как и ожидал Орэн, при известии о смерти одана, Ринересс открыл ему ворота. Даже после этого несколько сумасшедших эмонов пытались оказать сопротивление, но их отряды были рассеяны, а эмонгиры осаждены. В городах Ринересса ввели гурданские гарнизоны, управляли ими верные наместники.

Но радоваться рано. Орэн понимал: никаких войск и никаких наемников не хватит, чтобы контролировать столь огромные территории. Нужны лояльные эмоны, подданные, на которых можно положиться. Одним из таких людей стал Урден. Одан оценил его действия под Ниммердом, приблизив и осыпав подарками. Впрочем, предавший раз, предаст и другой. Орэн это понимал и приказал Гретворну не сводить с ренегата глаз.

Хорошими должностями и подарками он расположил к себе многих. Эмоны Ринересса поняли: по сути, в мире ничего не изменилось. Никто не отберет их земли, а, выступив против Орэна, они потеряют все. Пример нескольких сожженных дотла эмонгиров наглядно об этом свидетельствовал. Вдобавок новый правитель освободил от ежегодной дани всех открыто признавших его власть, и это было выгодно.

В спальню неслышно вошел слуга. Безошибочно определив, что одан проснулся, он поклонился и тихо сказал:

— Мой одан, посланник мастера Стирга ждет встречи с тобой.

— Чего он хочет? — спросил Орэн. Через окна в спальню лился солнечный свет, но вставать так не хотелось. Ночь с одной из наложниц отняла немало сил. Зато сколько удовольствия!

Молодая оданесса догадывается обо всем, ну и пусть. Тем лучше. Она в положении и не допускает его в спальню. Одану уже донесли популярную дворцовую шутку о Завоевателе, проигравшем сражение при спальне… Ничего, Гретворн позаботится о шутниках и заткнет им рты. А Элана… Она своенравна и дерзка, а еще, кажется, что‑то скрывает. Ну, для тайн у него, опять же, есть Гретворн!

— Фагир говорит: дело большой важности. Он не может ждать. Он очень настойчив, — сказал слуга.

— Так это фагир…

— Да, мой одан. Молодой фагир. На его рекомендации печать фагирдара Стирга.

— Настойчив и молод? — усмехнулся Орэн. Ему нравились такие люди. — Веди его сюда.

Слуга поклонился и вышел. Орэн вздохнул и встал с постели. Этот дворец расслаблял его. Неудивительно, что прежний одан проиграл войну! В этом великолепии и роскоши трудно думать о чем‑то, кроме удовольствий, тем более к чему‑то стремиться… Орэн вспомнил дворец в Гурдане и улыбнулся. Когда‑то он казался ему прекрасным, но по сравнению с этим прост, незамысловат и груб.

Одан оделся — он всегда делал это сам — и вышел на балкон. Огромный город простирался перед ним, покорный его воле и власти. Гордый Ринересс. Его новая столица.

Он, Орэн, сделал то, чего не могли великие правители прошлого: объединил три оданства под одной, своей, властью. Лишь Эвилон, Эшнар и Эдерн пока не принадлежат ему, но это вопрос времени. Еще несколько лет — и всякий арн назовет его повелителем. Ему не будет равных по эту сторону Кхина! Он будет не просто оданом — Великим Оданом!

Двери открылись, впуская в спальню высокого худощавого юношу в традиционной одежде фагиров. Войдя, он поклонился и замер.

— Подойди. Как твое имя?

— Шенн, мой одан.

— Шенн? Странное имя. Откуда ты родом? — Орэн был любознателен, ему нравилось знакомиться с людьми, даже с простолюдинами, за что его любили в народе.

— Далеко отсюда, мой одан. Я не арн по рождению.

— Вот как? Как же ты стал фагиром? Постой, я понял: в тебе кровь Древних!

— Ты ошибся, правитель, — с легкой улыбкой ответил Шенн. — Я родился в лесах далеко на юге, за пределами Арнира. Потом мне пришлось… уйти и скитаться. Я стал учеником великого мастера Ольфа и пришел в Арнир, чтобы помочь арнам…

— Интересная история, — оборвал его Орэн, — скажи, наконец, прямо: чего ты хочешь?

— Прежнему правителю Ринересса была известна тайна эльдов…

— Что за тайна? — приподнял брови одан. — Продолжай!

— Мастер Стирг послал меня к одану Ринересса Эрнону с просьбой собрать отряд для похода за Кхин. Но теперь ты владеешь Ринерессом, и я пришел к тебе. Я должен выполнить волю мастера Стирга.

— Какую волю? И зачем понадобилось идти за Кхин?

— Это и есть тайна, мой одан. Конечно, я поведаю ее тебе, но она не должна касаться ничьих ушей!

— Говори, — Орэн невольно бросил взгляд за портьеры, за которыми стояла охрана.

— Думаю, мы здесь не одни, мой одан.

— Хм, — одан оглядел юношу. Смелый, умный и дерзкий взгляд, несвойственный фагирам. Тот ли он, за кого себя выдает?

Орэн опасался убийц. Лучшие воины Арнира были его телохранителями. Комната казалась пустой, но — только казалась.

— Говори. Здесь только моя охрана.

— Мастер Стирг говорил: шпионы эльдов могут быть даже во дворце. Я прошу одана выйти на балкон.

Что за дерзкий мальчишка! «Он безоружен, — подумал одан, смерив Шенна взглядом, — но выглядит поджарым и крепким…» Нет, Орэн не был трусом. Армия боготворила его за храбрость, несвойственную оданам, за то, что он, как простой воин, нередко бился в первых рядах. Но смерть того же Стирга и ближайшего советника Эрлайна заставила одана опасаться за свою жизнь…

Несмотря на странный извилистый шрам, лицо юноши не вызывало подозрений. Нет, он не может быть убийцей, подумал одан.

— Хорошо, идем.

Они вышли на террасу. Правитель сам затворил балконные двери и повернулся к Шенну. Теперь они действительно были одни.

— Говори!

— Мастер Ольф знает тайну стагнира и тайну великого оружия Древних. Эту тайну он доверил мне.

— Стагнир, говоришь ты. Я что‑то слышал об этом.

— Это металл эльдов, — пояснил Шенн. — С его помощью они хотят завоевать Арнир.

— Что? Как они могут угрожать Арниру? Мои слуги доносят мне о всех угрозах. Пока, кроме морронов, Арниру никто не угрожает. Но с ними я разберусь.

— Выслушай меня, мой одан, — посланник заговорил быстро и твердо, взгляд темных глаз был тревожен. — Я пришел от человека, который знает о силе эльдов не понаслышке. Они мечтают вернуть себе былую власть и могут сделать это. Они владеют «Гневом Игнира». Это оружие, способное сжечь целую армию.

— Колдовство эльдов? — вскричал одан.

— Не колдовство, мой одан, — Шенн вытащил из‑за пояса неброские и довольно потертые перчатки. — Позволь, я покажу тебе.

Фагир надел их на руки. Одан увидел, что со стороны ладоней на перчатках нашиты два матово–белых диска. Зачем, ведь так и ладонь не согнешь?

— Смотри, правитель! — Шенн твердым уверенным движением совместил диски и стал быстро вращать ладонями, словно что‑то растирая между ними.

Орэн с удивлением наблюдал. Но когда меж ладоней фагира посыпались голубые искры, брови одана взметнулись к переносице. Колдовство!

Он не успел ничего сказать. В руках фагира вспыхнул голубой огонь. Сплетенный из крошечных молний мерцающий шар даже при солнечном свете сиял ярче пламени.

— Смотри! — Шенн неожиданно встряхнул руками и, сорвавшись с ладоней, голубой огонь прожег насквозь балконные двери, оставив черную обугленную дыру.

Орэн едва совладал с собой. Продемонстрированное фагиром было чудом, настоящим чудом! Но ведь это же колдовство! Как фагир смеет…

— Это не колдовство, — словно читая мысли, сказал Шенн. В тот же миг на балкон ворвались стражи.

— Отпустите его! — приказал Орэн. Он уже понял: желай фагир его убить — давно бы это сделал… Двое дюжих телохранителей разжали захваты, и полузадушенный Шенн смог вздохнуть. — Вон отсюда! И не входить, пока я не призову!

Стражи вышли. Шенн снял перчатки и протянул Орэну:

— Это оружие, великое оружие, а не колдовство. Владеть им может любой. Надень — и убедишься в этом.

Орэна не надо было упрашивать. Он с любопытством натянул перчатки.

— Это и есть стагнир? — спросил правитель, разглядывая матовые диски на ладонях.

— Да, мой одан. Потри их друг о друга, как это делал я, но осторожно…

С ладоней одана потекли голубые искры.

— Я поражен! — только и вымолвил одан.

— А теперь медленно разводи ладони, — Шенн показал движение, а затем резко выбросил раскрытые ладони перед собой. — Но повернись в сторону, где нет людей…

Одан шагнул к стене. Голубой шар слетел с перчаток и исчез в стене. Правитель наклонился, разглядывая прожженную в камне дыру.

— Это не магия. Это сильней всякой магии! — наконец, выговорил одан. — Сила этого металла невероятна! Ты получишь награду за этот подарок! Большую награду!

— Это не подарок, — твердо сказал фагир. Одан резко повернулся к нему:

— Тогда чего ты хочешь, фагир?

— Исполнить волю Ольфа и Стирга, — сказал юноша. — Для этого мне нужен отряд лучших бойцов и… эти перчатки.

А он не робкого десятка! Такие Орэну нравились. Одан снял перчатки, но возвращать не спешил:

— Мне нужен этот металл и такое оружие! Ты можешь его достать для меня?

— За этим я и пришел, мой одан. Но отправляться надо немедленно. Мастер Стирг говорил, что времени очень мало.

— Отправляться куда? — перебил одан.

— За Кхин. В земли Древних. Только там можно добыть стагнир. С ним Арнир будет в безопасности и от эльдов, и от морронов. Одан Эрнон намеревался отправить отряд за стагниром, но не успел…

«Зато успел я, — подумал Орэн. — Нет, я избран богами! Удача, какая удача, что этот фагир явился ко мне. Но я поручу Гретворну узнать об этом парне все».

— Я слышал об оружии древних, и у меня были подозрения, что мастер Стирг знает, как его создать, — сказал он.

— Я тоже знаю, как создать его, — поклонился Шенн, — это не так сложно. Но его не создашь без стагнира, а где найти этот металл, знаю только я.

— Продолжай.

Шенн перевел дух:

— Мощь стагнира такова, что великие каменные врата Эшнара не выстоят и часа. Диски на моих перчатках малы. «Гнев Игнира» — оружие, в котором такие диски в рост человека! У Древних были машины, способные метать молнии, и эльды построят их.

Фагир говорил невероятные вещи! Одан не мог, не хотел верить, что оружие Древних способно сжечь и обратить в бегство его армию! Но он сам видел страшную силу стагнира! Обладая таким оружием, он не только прогонит морронов и эльдов! Он завоюет Эшнар и Эдерн, весь мир падет к его ногам!

Орэн посмотрел на фагира:

— Я чту волю мастера Стирга, — весомо произнес одан, — и буду рад отплатить эльдам, убившим этого великого человека! Я сделаю все, что потребуется… ради спасения Арнира. У тебя будут лучшие бойцы и все, что необходимо для похода. Только одно…

— Что? — спросил Шенн.

— Кто поведет бойцов? Никто из арнов не бывал в тех краях…

— Их поведу я. Перчатки, мой одан, — вежливо, но твердо напомнил фагир. Орэн неохотно протянул перчатки.

— Откуда у тебя шрам? — палец правителя указал на правую щеку Шенна.

— Это удар бога.

— Бога? И ты остался жив? — иронично спросил Орэн. — Что ж, ты достойный командир.

Орэн щелкнул пальцами, из‑за портьер выступил воин.

— Отведешь фагира к казначею. Возьмете асиров столько, сколько будет нужно. Ты будешь охранять его. Головой отвечаешь за этого человека!

— Да, мой одан!

— Охрана мне не нужна, — сказал Шенн. — Это привлечет ненужное внимание. Мастер Стирг говорил: эльды пойдут на все, чтобы не дать Арниру такое оружие.

— Это так, фагир Шенн. Иди. У тебя будут воины и все, что нужно для путешествия.

Едва фагир ушел, Орэн подозвал телохранителя:

— Ступай за ним: чтобы и волоса не упало с его головы! И пошлите за Гретворном. Он нужен мне немедля.

Оставшись один, правитель Ринересса вновь вышел на балкон. Унизанные перстнями пальцы ощупали оплавленную дыру.

— Сила! Невиданная сила! — восторженно прошептал одан. — Она будет моей!

Глава тайной стражи явился быстро. Он знал: Орэн не любит ждать и не зовет понапрасну.

— Только что у меня был фагир, — начал одан и, глядя на эмона, улыбнулся. — Думаю, ты осведомлен.

Гретворн сдержанно поклонился. Орэн не удивился. На то он и глава тайной стражи, чтобы знать все.

— Так вот, он рассказал…

Орэн поведал Гретворну о разговоре с Шенном. Эмон внимательно слушал, а когда одан закончил, шагнул и провел рукой по оплавленному отверстию:

— Мой одан, ты подвергал себя риску. Будь он шпионом, он убил бы тебя своим колдовством!

— Это не колдовство, Гретворн! Я сам владел этой силой… и буду владеть еще большей, если фагир достанет то, что обещает.

— Вы верите ему, мой одан?

— Думаю, если он не убил меня, то ему можно верить.

— Верить, мой одан, нельзя никому. Кроме меня, — хищно улыбнулся Гретворн. — Мне все же неясно одно.

— Что же, Гретворн?

— Для чего? — спросил глава тайной стражи. — Зачем это нужно фагиру… или тем, кто его послал? Он должен понимать, что поход в Кхинор скорее всего закончится гибелью отряда… и его в том числе. Ведь это смертельный риск. Он требовал от тебя награды?

— Нет. Действительно, странно, я не подумал об этом, — Орэн нервно сжал кулаки. — Он ничего не просил.

— Разве это не подозрительно?

— Это так, Гретворн, но… он же фагир, а служители Сущих не всегда поступают, как обычные люди. Фагиры служат богам. К тому же он сказал, что исполняет последнюю волю Стирга… Но что ты мне посоветуешь?

— Фагир не требует невозможного, — пожал плечами Гретворн. — Собрать отряд можно, но вот дойдет ли он до Кхинора — неизвестно… Что мы теряем, мой одан, в случае провала? Смерть горстки смельчаков и этого самоуверенного фагира. Еще далекая и невнятная угроза эльдов… Что приобретем? Сила стагнира велика, если мы упустим шанс завладеть им, этим воспользуются другие. И что помешает фагиру пойти к другому одану?

Орэн так внимательно слушал, что Гретворн испытал настоящее наслаждение. Да, он не одан и никогда не будет им, но разве его власть меньше? Разве сейчас великий Завоеватель не слушает его, как сын слушает своего отца?

— Мы позволим ему набрать отряд и позволим идти в Кхинор. Но… думаю, в отряде должен присутствовать наш верный и надежный человек, а лучше — не один… Все же этот Шенн служит фагирам, а не нам.

— Отлично, Гретворн! — воскликнул одан. — Так мы и поступим.

Гретворн поклонился:

— Будет исполнено, мой одан.

— Подожди. Я обещал, что разговор останется между нами. Фагир не должен ни о чем догадаться!

— Не беспокойтесь, мой одан. Я сделаю все, как надо.

Глава 12. Отряд.

Ринересс был, как всегда, великолепен. Улнар пытался найти следы осады или уличных боев, но не увидел ни разрушенных стен, ни сожженных домов. Напрашивался вывод, что сражения не было. Город сдался без боя, что неудивительно. Одан Эрнон пал — а кто будет биться за мертвого одана? «Теперь в его дворце живет Орэн, — подумал воин, — а мне какая разница? Какая разница этим торговцам, ремесленникам, хешимам, всему простому люду до того, кто восседает на троне, если жизнь их от этого не изменилась? Зачем вообще одан, если что есть он, что нет — все едино? Я слышал: власть нужна для суда, но вот, говорят, мергины обходятся без власти одана, у них есть судьи, которые судят по совести. Но здесь это зовут мергинской ересью…»

Внимание воина привлек торговец кожаными доспехами. Высокий статный купец держался с достоинством, и не драл горло, подзывая покупателей, как его соседи. Улнар вспомнил, что давно хотел сменить боевые перчатки: старые совсем износились. Он подошел к лавке:

— Откуда товар?

— Эвилон, — ответил торговец, окинув воина взглядом, которым могут окинуть только купцы. — Бери и пробуй, воин. Товар отличный!

— Хорошая кожа. Толстая и мягкая. Это не крог, — помяв в руках перчатки, сказал воин.

— Верно. Это кожа невша.

— Не слыхал о таком звере.

— Он водится в болотах юга. Опасный зверь. Но кожа у него отличная. И ножом не разрежешь! Можешь проверить, — торговец протянул воину нож.

— Сколько хочешь за них? — спросил Улнар. Купец назвал цену. Немало. Но перчатки хороши! За годы скитаний и походов Улнар научился отличать стоящие вещи от безделиц. Здесь и кожа, и швы, и защитные пластинки — все говорило, что перчатки дело рук настоящего мастера.

— Беру, — сказал воин и отсчитал деньги.

— Улнар!

Воин почувствовал тяжелую руку на плече и повернулся. Перед ним стоял Хаггар по прозвищу Кувалда — воин Братства, которого Улнар знавал по одному из походов.

— Я, Хаггар.

Предплечья воинов сложились в традиционном приветствии. Могучая длань Хаггара была подстать хозяину, казалось, он сложен из стали и мускулов.

— Где еще встретить Улнара, кроме как в походе или в оружейной лавке? — хохотнул Хаггар. — Что ты делаешь в Ринерессе, друг?

Улнар пожал плечами:

— Гуляю. А что здесь делаешь ты?

— Собираю отряд. В Кхинор.

— Здесь? Кого ты можешь здесь набрать? Разве что воров. Разве в Братстве не осталось воинов?

Лицо Хаггара закаменело:

— Новый одан не жалует Братство. Не знаю, что будет дальше…

В Кхинор! Улнар задумался.

— А куда в Кхинор?

— Это долгий разговор, Улнар. Не пойти ли нам промочить горло, там и поговорим? Или ты спешишь?

Эту шутку мог понять только вольный воин. Спешить на жаргоне Братства значило готовиться к смерти. Воины Братства никогда и никуда не торопились. Спешка приводит к ошибкам, ошибки — к смерти.

— Я не спешу, — ответил воин. — Идем.

В ближайшей таверне приятели заказали вина и сели за видавший виды стол.

— Я не знаю, где ты пропадал, Улнар, но с тех пор, как Орэн захватил Ринересс, Братство распалось.

— Как распалось? — привстал Улнар.

— Лагеря под Шедором больше нет, — печально сказал воин. — Говорят, скоро нам запретят носить оружие. У одана и без нас хватает воинов… И много врагов.

— Понимаю. И он хочет завести новых.

— Тише, — оглянулся Хаггар. — Ты всегда был остер на язык, Улнар, но теперь это опасно. Другие времена.

— Жизнь воина и так опасна, — пиво расслабило, и Улнару захотелось выложить Хаггару все и облегчить душу, но он вовремя прикусил язык.

— Да, и о прежних привилегиях забудь.

— Ясно, — Улнар отхлебнул холодного терпкого пива. Известия не из приятных, но более всего ему не нравилось, что Хаггар Кувалда, никогда не кланявшийся стрелам, здесь, в Ринерессе, озирается, как пугливый наксар.

— Братство раскололось еще раньше, — угрюмо промолвил Хаггар. Воин отставил кружку и вытер пену с усов и бороды. — Когда началась эта проклятая война, часть братьев приняла сторону Орэна, часть перешла к Эрнону. А теперь, когда у Орэна огромная армия наемников, Братство стало не нужным. Одан объявил, что скоро и сам разгромит кочевников.

— Наемники, — процедил Улнар. — Он бы еще лесных мергинов пригласил.

— Так они и есть мергины без чести и закона. Пока платят, они сражаются. Не дашь денег — разбегутся, как пугливые речные крабы. Разве это воины? Воин без чести — хуже мергина.

— Ты прав, друг.

Они помолчали.

— И что мы будем делать теперь, Хаггар?

— Одан не запретил ходить за Кхин.

— Как знать, может, это ненадолго, — сказал Улнар. Он вспомнил разговор с Ош–Рагн. — Вот заключат морроны мир с Орэном…

Хаггар от души расхохотался:

— Морроны? Мир? Ха–ха! Не знал, что ты такой шутник, Улнар! Это ж надо такое придумать!

Улнар не смеялся. Отхлебнув пива, он посмотрел на товарища:

— Хорошо. Так тебе нужны воины?

— Такие воины, как ты, нужны всегда! — радостно воскликнул Хаггар, но быстро понизил голос. — Но ты откажешься, если узнаешь, куда мы идем.

— Ты уже говорил. В Кхинор.

— Далеко в Кхинор! Возможно, на неделю пути, возможно, на две!

— Куда именно? Какой‑то далекий эмонгир? Зачем?

— Не знаю. Ничего не знаю. Я лишь набираю людей. Но не веду их.

— Вот как? — призадумался Улнар. — Ну, хорошо, сколько воинов нужно собрать?

— С десяток, не меньше. Лучших из лучших! Я посылал людей до самых далеких застав. Хозяин торопит, времени, говорит, мало, уж не знаю, почему. Не соберем десяток парней в ближайшие дни, придется набирать мергинов, — Хаггар сплюнул под стол. — Не допусти Эльмер! Когда соберемся, отряд пойдет к Кхину, там сядет на корабль.

— А дальше? — проронил Улнар.

— Дальше поведет хозяин.

— Хозяин? Кто он? Я его знаю?

— Нет. И я не знаю. Он не из наших. Это фагир.

— Фагир? — изумился Улнар. — И он пойдет с нами?

— Да. Он будет командовать.

Улнар качнул головой: фагир–проводник — это удивительно, фагир–военачальник — и вовсе чудеса. Да за всю жизнь воин не слышал, чтобы фагиры ходили в Кхинор, тем более — командовали отрядом!

— Ты удивлен? Я тоже. Но какая разница, если хорошо платят, верно?

— Если это не плата за честь, то никакой.

— Узнаю Улнара Честного! — рассмеялся Хаггар. — Но скажи: ты пойдешь со мной? Улнар, нам заплатят огромные деньги! По тысяче асиров каждому!

Сумма небывалая! Улнар сдержал невольный возглас и как мог спокойней сказал:

— Легко обещать. Вернемся ведь не все. Если вообще…

— Не–е–ет, дружище! — торжествующе протянул Хаггар. — Фагир — посланник самого одана! Тысяча по возвращению и по сотне вперед на оружие и все необходимое! А?!

Улнар молчал. Асиры его не интересовали, а вот Кхинор… Если он не хочет служить морронской ведьме, это его шанс. Шанс добраться до Гунорбохора!

— Здесь что‑то не так, — проговорил воин. — Такие деньги просто так не обещают.

— Если бы я не знал тебя так долго, я бы понял, что ты трусишь, плюнул бы под ноги и ушел! Набран почти весь отряд, а я никого из них не знаю! Мне не на кого положиться, Улнар.

— Как же ты набирал?

— Некоторых прислал одан. Я не знаю, кто они и откуда. Из Братства только один, не считая меня.

Улнар кивнул. Понятно. Хаггар нуждается в опоре. Игнир снова благоволит мне, касаясь тофа, подумал воин. Одному не пробиться в Кхинор, и вот мне предлагают целый отряд! Гунорбохор лежит на западе, отряд идет туда же…

— Я иду, Хаггар!

— Сам Игнир послал мне тебя! — воскликнул Хаггар. Улнар благоговейно притронулся к тофу:

— Может, и так.

— Отлично, клянусь всевидящим оком Эльмера!

— Не знаю, чему ты радуешься. Я простой воин. Великих подвигов не совершал.

Хаггар взмахнул рукой:

— Достаточно того, что знаю я, и что говорят в Братстве. Ты честен, хладнокровен, отлично бьешься любым оружием, много раз ходил в Кхинор…

— Всего три, — поправил Улнар. Про четвертый, в качестве осужденного, он умолчал.

— Твоя скромность лишь убеждает в моем выборе! Всего три! Да многие и раза не выдерживают! — Хаггар осушил кубок и стукнул им по столу.

— Знал бы ты, сколько смельчаков отказались, узнав, куда мы идем и как долго будем за рекой.

— А почему туда идешь ты, Хаггар?

— Ха! — собеседник Улнара плеснул в опустевший кубок пива, выпил и рыгнул. — Конечно, из‑за денег! Риск есть, но я хочу рискнуть! Еще несколько лет, и я превращусь в морронский корм, а пока этого не случилось, хочу обеспечить себе старость. А не выйдет — умру с мечом в руке, как и подобает воину. Твой Игнир будет доволен, а?

Хаггар вновь захохотал, да так, что сидящие за соседними столиками оглянулись.

— Что оглядываетесь, жалкие трусы? — презрительно прикрикнул рубака. — Сидите и пейте свое пиво!

Улнар усмехнулся. Он знал, что Хаггар любит выпить, а когда выпьет, любит подраться. Улнар сгреб товарища в охапку и повел прочь. К счастью, публика попалась спокойная, Хаггару никто не ответил, и потасовка не состоялась.

Несмотря на изрядное подпитие, ясность мысли Хаггар сохранил и уверенно привел Улнара к месту сбора. Это был неприметный дом на самом краю города.

— Дом самый обычный, — ухмыльнулся Хаггар, — но в час сбора на двери будет висеть знак.

— Какой?

— Увидишь — поймешь.

Хаггар снова звучно рыгнул:

— Здесь через день, Улнар. Ровно в полдень.

— Ясно. Где ты остановился?

— Недалеко отсюда, — махнул рукой Хаггар. — Пойдем, Улнар, переночуешь у меня.

— Благодарю, но у меня дела.

— Но ты ведь придешь, Улнар? — Хаггар схватил воина за рукав. — Не струсишь?

— Приду, Хаггар, обещаю.

— Да хранит тебя Игнир! Встретимся послезавтра!

— Да. Прощай, Хаггар.

Расставшись с товарищем, Улнар пошел в гостиницу, где и переночевал. Утром, со всей тщательностью приведя в порядок одежду, а оружие и вещи оставив в гостинице, Улнар вышел на улицу. Сбор назначен на завтра, как раз есть время закончить одно дело. Но перед этим он сходит в храм.

Даже в это время Ринересс был многолюден. Казалось, суетящаяся толпа не покидает улицы ни днем, ни ночью. Горожане, торговцы, слуги и ремесленники смешались в разноцветный говорливый поток. Воин прислушался.

Вокруг говорили о восстании мергинов в южных землях, о недавней битве, о росте цен на зерно из‑за засухи в долине Арима, о своих делах и проблемах. И никто — о намечавшемся походе за Кхин. Это хороший знак. Если о тайном походе будет знать всякая торговка, их отряд обречен. Улнар знал, что Ош–Рагн здесь, среди людей, ее «глаза и уши» могут быть везде. Арны и не подозревают, что морроны ходят среди них…

Храм Четырех Сущих стоял на небольшой площади. К нему вела единственная в городе рукотворная аллея и, шагая по идеально пригнанным и отшлифованным плитам, Улнар думал о том, сколько людского труда вложено в это великолепие. Воин остановился от внезапно пришедшей в голову мысли: а нужно ли все это богу, тому, кто способен сотворить все из ничего? Зачем ему такой храм и вся эта роскошь?

Громада храма, стоявшая на странных, скрещенных колоннах, поражала всякого, впервые увидевшего это чудо человека. Улнар слышал, будто бы храм строил не арн, а эльд, прибывший из далекой страны за Кхином. Может, это и правда. Говорят, Древние были не только великими строителями, но и воинами. Тогда этот парень мог прорваться сквозь кочующие морронские орды. Ведь он, Улнар, смог…

У алтаря Игнира было пусто. Это хорошо. Воин подошел к шару из красного камня. Прикосновения тысяч рук отполировали его бок до зеркального блеска. Улнар преклонил колени, коснулся ладонью тофа и обнял каменный шар.

В голове было тесно от мыслей, в груди было жарко от чувств. Но бога нельзя отвлекать по пустякам, и Улнар молил об одном: дать сил сопротивляться морронскому зелью. Молитва успокоила и придала сил. Теперь он знал, что делать. Воин поднялся и вышел из храма.

Таверна «Веселый громир» мало отличалась от других. Улнар вошел, заказал пива и сел. Что будет, если встреча не состоится? Ничего. Он сделал выбор и просто хочет сказать об этом в лицо…

— Эй, воин, — сказал кто‑то. Воин повернулся: позади стояла девица в обычном платье горожанки, волосы в желтых лентах, глаза разбитные, веселые…

— Чего тебе?

— Я Тиллена. Пойдем, позабавимся? — ее рука легла ему на плечо, приобняла за шею. — Наверху есть комната…

— У меня дела, — Улнар снял ее руку.

— Одно другому не помешает, — произнесла она и, наклонившись, словно бы для поцелуя, шепнула:

— Тебя там ждут!

Улнар поднялся.

— Идем.

Сидящий напротив горожанин опустил скабрезную шуточку и попытался шлепнуть Тиллену по заду, но девушка ловко увернулась.

— Эй, расслабься, парень, идешь к девке, как на войну! — расхохотался горожанин, но Улнар не ответил.

Они поднялись по лестнице. Крошечный коридор заканчивался несколькими комнатами.

— Здесь, — прошептала Тиллена. Ее лицо изменилось, было похоже, что она напугана. Улнар толкнул дверь и вошел.

В комнате никого. Что такое? В коридоре раздался стук ног убегавшей девушки. Улнар собрался уходить, но услышал глухой голос:

— Ты пришел, воин?

Голос доносился из‑за двери, которой он не заметил. Улнар надавил, но дверь не открылась.

— Нам не стоит видеть друг друга, — произнес голос. — Итак, Улнар, ты пришел. Я знала это…

Улнар хотел сказать то, что собирался, но передумал. Успеется. Он подавил гнев. Интересно узнать, что хочет колдунья в обмен на свою отраву…

— Ты получишь много зелья, воин, если убьешь фагира по имени Шенн. Он здесь, в Ринерессе. Найди и убей его! И приходи за наградой.

Его хотят сделать убийцей, ножом в руках чернолицей ведьмы.

— Ош–Рагн, — сказал воин, — ты думаешь, я твой раб? Ты просчиталась!

Его голос крепчал:

— Запомни, морронская падаль: я не твой раб!

— Ты не знаешь силы зелья, воин! — бесстрастно сказал голос за дверью. — Ты крепкий арн, если смог протянуть так долго, но ты будешь моим рабом. Будешь. Зелье Гунорбохора крепко, как твердь, на которой ты стоишь. Его сила велика, и ты еще придешь сюда, приползешь и будешь умолять…

Улнар ударил дверь, едва не проломив ее:

— Нет, Ош–Рагн, будь ты проклята!

Двери позади воина распахнулись, и в комнату ввалились люди: хозяин таверны и двое крепких слуг.

— Что ты тут делаешь? Почему кричишь?

— Ничего. Я ухожу, — воин повернулся и, отодвинув плечом слугу, вышел. Главное он сказал, и — будь что будет. Он не станет никого убивать!

Хаггар был прав: Улнар тотчас узнал нужный дом, без труда выделив из ряда точно таких же. На его дверях белой, хорошо видной издалека краской был начертан вставший на дыбы громир — знак вольных воинов. Улнар не сомневался, что явился по адресу.

Он толкнул дверь и вошел.

В комнате было тесно от вооруженных и облаченных в броню воинов. Взгляд Улнара пробежался по присутствовавшим, привычно оценивая вооружение. К вошедшему повернулись, и воин почувствовал десяток изучающих взглядов.

— А вот и Улнар! — воскликнул Хаггар. — Больше ждать некого.

— Прошу прощения, если заставил ждать. Я пришел ровно в полдень.

Один из собравшихся, человек без доспехов, зато в богатой одежде и с надменным взглядом эмона, глянул на Улнара:

— Это и есть твой отличный боец? Выглядит не слишком грозным.

Вопрос был задан Хаггару, но старый вояка не смутился. Улнар вообще не представлял, что бы того могло смутить.

— Можно иметь грозный вид, но быть никудышным бойцом. Улнар — тот, кто мне нужен.

— Хорошо, — сказал вельможа. — Раз все в сборе, самое время сказать то, ради чего я здесь, — последнюю фразу эмон произнес с нескрываемым презрением к дому, месту, где дом стоит, и ко всем присутствующим. — Итак, воины! Вы собрались, чтобы участвовать в походе, исход которого…

Вполуха слушая эмона, Улнар осматривал будущих спутников. Их мастерство и вооружение для него были в сто раз важнее, чем вся эта болтовня. Никого из них, кроме Хаггара, он не знал и никогда не видел. Впрочем, некоторые лица находились в тени.

- … ваша задача — сопроводить фагира Шенна в Кхинор, в место, которое он укажет, и затем вернуться назад…

Из угла комнаты вышел и поклонился высокий худощавый парень в одежде фагира.

«Шенн! — блеснуло в голове Улнара. — Это его хотела убить Ош–Рагн моими руками! Чем же парень досадил повелительнице морронов?»

Воин с интересом разглядывал Шенна, тот держался спокойно и просто, словно его ждала прогулка в одну из таверн Ринересса, а не не в смертельно опасный Кхинор…

— С этой минуты он — глава отряда, и его приказы должны выполняться, как воля одана! — продолжил эмон. — Если кто‑то имеет другое мнение, то может убираться туда, откуда пришел! Вам обещана щедрая награда, от имени одана я, эмон Броннар, подтверждаю, что каждый из вас получит по тысяче асиров. Если принесете то, зачем вас послали.

— А если не принесем? — спросил один из воинов. Эшнарец, судя по невысокому росту, длинной, почти до пояса, заплетенной в две аккуратные косы, черной бороде и крупному, с характерной горбинкой, носу.

— Задаток останется вашим.

Бойцы переглянулись. Поймав взгляд соседа, статного парня с длинным луком в руках, Улнар понял: многие рассчитывали на большее. С другой стороны, тысяча полновесных асиров — целое состояние, а кроме того, в Кхиноре всегда есть, чем поживиться. Ведь и воины Братства воевали не за идею — сокровища Древних тянули в ряды вольных воинов много отчаянных голов.

— Итак, отряд собран, — сказал эмон. — Теперь пусть каждый подойдет и поставит свое имя на этой бумаге…

— Зачем? — грубым голосом спросил эшнарец. — Я и писать‑то не умею!

— Тебе платят не за то, чтобы ты задавал вопросы! — рявкнул Хаггар, и Улнар понял, что тот является вторым после фагира.

— Тогда я распишусь за тебя, — произнес доселе молчавший фагир. — Твое имя, воин?

— Эрбин Эшнарец. Так меня называют в Братстве.

«Он вольный воин, — подумал Улнар, — это хорошо».

— Я записал твое имя первым. Подойди и получи деньги.

— Деньги? — оживился эшнарец. — Давай сюда!

Он резво подобрался к столу, выхватил из рук фагира мешочек с асирами и, алчно ощерясь, сунул в кошель за пояс.

— Кто следующий? — улыбнулся фагир.

— Семир из Тенетора, — сказал парень с луком.

Воины подходили и забирали мешочки с асирами. Улнар назвал себя и замер, поймав взгляд одного из воинов: то был эмон, едва не убивший его в хеше под Гурданом! Взгляды бывших противников встретились, и на лице эмона ясно читалось изумление. «Да, я выжил, ты не смог убить меня! Но как же тесен Арнир, — пронеслось в голове Улнара. — Велик и тесен». Злость всколыхнулась тяжелой, угрюмой змеей, но воин умел держать себя в руках. Не время и не место, тем более, что главный его враг не он. Успеется подумать и решить. Только вот странно: что делает здесь эмон, одетый простым воином?

— Возьми деньги, воин, — голос фагира вывел Улнара из ступора. Он медленно протянул руку к тому, кого должен убить.

— Если не надо, я возьму, — хохотнул за спиной эшнарец.

Разглядывая былого противника, Улнар пропустил половину имен, но имя эмона запомнил.

— Маррод из Ольдена, — произнес эмон.

— Маррод, — неслышно, одними губами прошептал воин. — Я знал тебя под другим именем. Что же, скоро увидим, какой ты…

Перекличка закончилась. Их было десять, включая фагира.

— Итак, я поведу вас, — сказал Шенн. Был он молод, очень молод — собиравший отряд Хаггар годился ему в отцы, и Улнар испытал беспокойство: как парень сможет управлять отрядом, где, судя по всему, собраны бывалые, несгибаемые бойцы, лучшие из лучших? В Ринерессе командиром можно назначить кого угодно, но в Братстве доверяли тому, кто убивал морронов своей рукой, видел и знал смерть. С другой стороны, желание Ош–Рагн убить Шенна было для Улнара хорошей рекомендацией.

— Мое имя Шенн. Завтра мы сядем на корабль и переплывем Кхин. Дальше нам предстоит пробраться далеко на запад, туда, где вряд ли бывал кто‑нибудь из вас…

— А ты, значит, бывал? — язвительно спросил неугомонный Эрбин. Хаггар свирепо оскалился, но эшнарец был невозмутим.

— Бывал.

Наемники переглянулись. Каждый был изумлен. Фагир — и бывал в Кхиноре!

Шенн заметил недоверчивые, удивленные взгляды и улыбнулся.

— Я бывал не только в Кхиноре. Когда‑нибудь я расскажу вам об этом.

Насколько мог судить Улнар, фагир не лгал. В облике этого улыбчивого парня было что‑то, резко отличавшее от всех служителей Сущих, которых воин видел в жизни. С первого взгляда Улнар понял: проводник — человек необыкновенный. Это отражалось во многом: в доброжелательном, и в то же время цепком, буквально пожиравшем все вокруг, взгляде, стремительной грации и уверенных движениях сильного и ловкого человека. По всему видно: фагиры постарались и тоже нашли в своих рядах лучшего из лучших, подумал Улнар. Беспокойство, владевшее воином, понемногу исчезало. И все же, фагир — не воин. Видел ли он смерть, способен ли убивать?

— А теперь скажу я, — стоящий рядом с Шенном эмон задрал завитую надушенную бородку. — Слушайте меня, воины. Жизнь вашего проводника и главы не менее ценна, чем то, за чем вы идете в Кхинор. Фагир Шенн не должен погибнуть — это приказ и воля одана!

Воины невольно переглянулись. Кто‑то сжал губы, кто‑то качнул головой. Даже те, кто не бывал в Кхиноре, понимали: в таких местах вообще нельзя что‑либо предусмотреть и что‑то обещать…

— Шенн должен вернуться живым и привезти то, зачем он послан. Только тогда вы получите свою награду!

Улнар в который раз оглядел спутников. Лица большинства оставались невозмутимы, и это свидетельствовало о многом. Некоторые переминались с ноги на ногу, еще не зная, стоит ли рисковать без особого шанса на успех? Но огромные деньги и аванс в сотню асиров перевешивали сомнения.

— Даю час на последние сборы. Встречаемся у Западных Ворот.

Улнар вышел, затылком ощущая взгляд Маррода. Как странно, что судьба вновь свела нас вместе, подумал воин. Он не боялся бывшего врага, но тревога не оставляла сердце. В Кхиноре им придется сражаться бок–о–бок, и как доверять тому, кто едва не убил тебя, с кем бился насмерть? Сможет ли он, Улнар, спасти ему жизнь, если понадобится, и сделает ли то же для него Маррод?

На все воля Игнира! Воин притронулся к тофу и направился к бронникам. Для похода понадобится новая броня, легкая и прочная. Деньги есть, и их надо потратить с умом.

Через час сквозь Западные Ворота проехали три повозки. Улнар сидел в первой, рядом со стрелком по имени Семир. Шенн и Хаггар сидели во второй, вполголоса обсуждая что‑то. Черные упитанные кроги тащили повозки по гладким, плотно пригнанным плитам дороги на запад.

Там, за приближавшимся лесом, простирался великий Кхин. Переплыв его, они окажутся в стране морронов и пойдут дальше, туда, где не были даже вездесущие торговцы–ортаны.

«Это будет великий поход, — оглядывая боевых спутников, думал Улнар. — Если собрали лучших бойцов, значит, цель важна и велика. Но нам о ней не говорят. Тайна. Ну, что ж, а у меня своя тайна и своя цель — Гунорбохор.»

Улнар украдкой достал каменный флакончик. Он не знал, сколько осталось зелья, зато знал одно: на дне флакона таится смерть. Его смерть и тех, кого придется убить, чтобы выжить. Добравшись до Гунорбохора, он найдет колдунов и заставит их дать противоядие.

Или убьет Шенна — и тогда Ош–Рагн даст еще зелья, и он станет ее вечным рабом.

Или он убьет Властительницу. Или себя.

Он еще может выбирать.

Глава 13. Исход.

— Нас зовут! — крикнула Далмира, спускаясь со скалы. Из‑за соседней горы поднимались в небо два дымных столба: черный и серый.

Аргерд отложил золотую маску, которую надраил так, что она сияла, как второе солнце, и встал. Инсторн спал, но, расслышав зов, быстро вскочил на ноги:

— Зовут? Идем.

Судьи спустились в долину и вдоль русла высохшей в незапамятные времена реки пошли к селению.

Переход отнял часа два, но привыкшая к таким походам Далмира совсем не устала. Судьи подошли к невысокому валу, традиционно окружавшему каждое селение мергинов. Привратник ждал их и быстро распахнул ворота.

Судьи прошли за вал. Странно, но на площади почти никого — гостей встречали несколько человек.

— Приветствую Судей, — сказал седой, с выбеленными, как старая кость, волосами староста.

— Привет и тебе, — сказал Аргерд. — Что произошло?

— Надо, чтобы вы рассудили, — из‑за спин троих сельчан вышел высокий человек в синем плаще. Он носил меч, а лицо его не походило на лица местных охотников и землепашцев. Далмире оно не понравилось.

— Кто обвиняет? — спросил Инсторн.

— Я, — сказал незнакомец.

— Кого обвиняют?

— Вас, — улыбаясь, ответил человек в плаще.

— Что? — воскликнул Инсторн. Аргерд поднял руку, останавливая подавшегося вперед товарища:

— Нас? В чем? И кто ты такой, чтобы обвинять нас?

Далмира почувствовала неладное. Они втроем — а чужак один, но говорит с Судьями нагло и уверенно.

— Вы нарушили закон одана, присвоив право судить его подданных, — неторопливо произнес чужак. — Я новый наместник одана, и у вас есть выбор: сдаться мне или умереть здесь и сейчас!

Предчувствия не обманули. За спиной раздался шум, и Далмира схватилась за оружие. В ворота за спинами Судей входили воины. Еще с десяток выскочили из‑за ближайших строений.

— Засада! — крикнула Далмира, хотя и так было ясно. Кольцо вокруг Судей стремительно сжималось, и девушка вспомнила предсказание старой ведьмы. Неужели все сбудется?

Судьи обнажили мечи.

— Бросайте оружие, или умрете! — крикнул наместник. — Именем одана! Стражники окружили вставших друг к другу спинами Судей. «Круг, — пронеслось в голове Далмиры, — снова круг, из которого выходят лишь победителями.»

— Сдавайтесь, — усмехнувшись, сказал наместник. — Сегодня судья я. А вы — осуждены!

— Мы все получим то, чего заслуживаем, — спокойно проговорил Аргерд. Он оглянулся на Далмиру. Его глаза на миг встретились с глазами девушки.

— Убейте бунтовщиков! — приказал наместник.

Стражи ринулись вперед. Эти воины были элитой, отобранной для такого боя: ни одного лишнего движения и холодные глаза убийц. Судьи схлестнулись с ними, сталь наткнулась на сталь, сила — на силу.

В круговороте отточенных лезвий нет времени на раздумья. В первые мгновенья боя Далмира поняла: стоять нельзя! Лишь движение спасет от летящих в грудь клинков. Вращаясь и вращая копьем, девушка отбивая встречные удары и держала врагов на расстоянии. Уклон, неожиданная подсечка — и один на земле. Не отвлекаться, не стоять! Резкий выпад, заставивший врага вскинуть оружие — и прием, вырвавший и отшвырнувший в сторону меч. Удар наискось, вспоротая грудь и брызги крови. Чье‑то лезвие рассекло одежду на спине. Боль и бегущая по телу кровь заставили двигаться еще быстрее. Не глядя, Далмира закинула копье назад. Чей‑то вскрик. Попала! Но бой только начинался…

Выигранные мгновения позволили оглядеться. С десяток стражей лежали убитые и раненые. Инсторна теснили, Аргерд бился с человеком в синем плаще…

Страж налетел, целя копьем в грудь. Присев, Далмира отбила выпад, и ее оружие рассекло противнику ногу. Теперь он не опасен… Набежали сзади, но хартог поймала врага на движении, и он наткнулся на копье. Девушка ударила скорчившегося воина ногой, освобождая залитое кровью лезвие.

Она видела, как Инсторн бросился к Аргерду, мимоходом сразив вставшего на пути воина. Они закружили вокруг наместника, но тот легко отбивал удары, а затем… Аргерд рухнул, как подрубленное дерево. Еще через миг голова Инсторна отлетела от облившегося кровью тела.

Крик застрял в груди Далмиры. Покончив с Судьями, наместник повернулся к ней, и девушка поняла: такого бойца ей не одолеть. Она погибнет быстрее, чем ее товарищи. Бежать!

С силой оттолкнув бросившегося на нее стража, девушка кинулась к валу.

— Взять ее! — прозвучало в спину.

Далмира воткнула копье в землю и, оттолкнувшись, перелетела преграду. Кожаная лямка удержала оружие, не давая упасть. Приземлившись, она перекатилась через голову и оказалась на ногах. Далмира бросилась к лесу — но как укроет этот лес: редкие, разрозненные группки деревьев, за которыми не спрячешься…

Рядом тропа–дорога, но Далмира чуяла: по ней лучше не идти. Уйти горами, затеряться меж камней и скал — вот единственный шанс и спасение…

За спиной кричали. Девушка невольн оглянулась: погоня разворачивалась полукругом, не давая беглянке уйти в сторону. Только не оступиться и не сломать ногу — тогда конец! То, что ее не помилуют, Далмира не сомневалась, и страх утраивал силы. Стрелы пролетали рядом, но ее не задевали. Подстрелят, как дикого зверя! Далмира резво поднималась в гору, надеясь, что увешанные оружием стражи не выдержат долгой погони и отстанут, и тут одна из стрел пронзила ткань на рукаве, оставив рваную кровоточащую рану. Далмира вскрикнула и схватилась за руку. Нет, останавливаться нельзя!

Она взобралась наверх и по каменной осыпи заскользила дальше. Эти места она уже знала. Не оступиться, не упасть! Здесь покатишься, и камни не оставят на тебе живого места, а к подножию горы прикатится обезображенный труп. Далмира на бегу выбирала дорогу, наискосок пересекая коварную осыпь. Один из воинов оступился и, увлекая кучи камней, с криком покатился на дно ущелья. Она оглянулась, надеясь, что это наместник, но это был не он…

Это место ей показывал Инсторн. Две скалы смыкали верхушки над ущельем, меж ними просвет в пять–шесть локтей. Издалека кажется: не перепрыгнуть — но только кажется. Такое расстояние ловкий человек легко возьмет с места… на ровной земле. На высоте ошибка приведет к смерти.

Сердце бешено забилось. Она должна, это ее спасет! Сжав зубы, Далмира ускорила шаг. Только не оступиться, не поскользнуться в момент прыжка! Ступню повело на пыльном уступе, Далмира вскрикнула — и перескочила. Преследователи остановились, осыпая бранью внезапное препятствие.

Далмира бежала прочь и слишком поздно поняла, что, оставшись там, могла легко сдержать погоню. Никто не прыгнет, рискуя напороться на копье… Она оглянулась: наместник первым перепрыгнул расселину и быстро настигал ее. Его воины топтались перед препятствием, но Далмира не решалась встретить его один на один: перед глазами стояла смерть Аргерда и Инсторна. Быстрая и страшная смерть. Нет, надо бежать!

Она отступала, забираясь все выше. Проклятый эмон не отставал. Желание быстрей покончить с ней виднелось в каждом движении наместника, и Далмира бежала, не разбирая дороги. Не раз камни осыпались из‑под ног, и Далмира едва успевала ухватиться за камень или куст. Маска мешала, девушка сняла и отбросила ее прочь.

Звериная тропа привела к обрыву. Узкий, в одну–две стопы, карниз шел над пропастью, и Далмира ступила на него, стараясь не смотреть вниз. Было страшно, но тот, кто шел за ней, был еще страшнее. Ветер рвал рассеченную мечами одежду, сводил холодом пальцы. Ей хотелось вцепиться в скалу, но нельзя бросать копье… Наместник карабкался за ней. Похоже, его не беспокоило, успеют ли за ним воины… Нет, этот человек одержим! Далмира прошла карниз и, оказавшись на каменном пятачке, выставила перед собой копье. Теперь ему не пройти!

Наместник остановился. Длинные черные волосы его трепал ветер.

— Ты не скроешься от меня, — сказал он. — Ты последняя из Судей, и ты умрешь, как и они.

— Попробуй, подойди! — копье нацелилось ему в грудь. Места для маневра не было, и наместник это понимал.

— Я подожду, — сказал он и, спустив ноги в бездну, уселся над пропастью. Неподалеку слышались голоса настигавших его стражей. Да, он мог не спешить.

С ненавистью и ужасом Далмира глядела на этого человека. Его фанатизм пугал сильнее меча.

Нет, день и ночь она здесь не высидит. Ночью на скалах холодно, а пронизывающий ветер вытягивает последнее тепло и силы. Наместник бахвалится: человеку не под силу просидеть на каменном карнизе всю ночь, но и она не сомкнет глаз!

Далмира решилась и бросилась наверх. Быть может, с другой стороны вершины найдется подходящий спуск… Девушка выскочила на обрыв и замерла: скала обрывалась, взгляд падал в чудовищной глубины провал, на дне которого текла речка. Не спуститься, не спастись. Девушка кинулась обратно, но враг уже всходил на вершину.

Она яростно атаковала, но уставшие руки не были настолько ловки, чтобы одолеть такого мастера. Наместник отбивался точными размеренными движениями, выбрал момент и резким захватом вырвал копье. Вращаясь в воздухе, оружие улетело в пропасть. Далмира отпрянула. Холод близкой смерти сковал, перебив дыхание. Мужчина улыбнулся. Он знал, что непобедим.

Девушка попятилась. До края оставалось немного, всего несколько шагов.

— А ты красива, — наместник опустил меч. — Зачем тебе маска, зачем ты ввязалась в игры мужчин? Такие странные огненные волосы… Мне жаль тебя убивать.

Далмира взглянула ему в глаза: нет, он не предлагает ей жизнь. Лишь приятную ему отсрочку.

— Хочешь, чтобы я молила о пощаде?

Далмира шагнула назад. Край был совсем близко.

— Мне нравится, когда умоляют, — кивнул он. — Попробуй, быть может, я пощажу тебя.

Он лгал, в его глазах не было ничего, кроме равнодушия.

— Я умолять не стану, — прошептала она. Голос сорвался, сердце заполнил ужас. Неужели… конец?

Ветер свистел меж камней и трепал ее волосы. В синеве неба ярко горело солнце, ее кожа ощущала его тепло в последний раз.

— У меня мало времени, Судья, — проговорил наместник. Он рубанул мечом воздух. — Вижу, ты хочешь прыгнуть — так прыгай. Или…

Он вытянул клинок. От горла девушки его отделяла пара шагов. Один выпад.

— Хороший выбор, — прошептала она.

— Хороший, — без тени иронии сказал он. — Тебе повезло, красноволосая. Обычно я выбора не оставляю.

Далмира шагнула к краю. Все, это последний шаг. Дальше — пустота и смерть.

Высоко. Так высоко, что кружится голова. Внизу река, но до нее так далеко… Скорей всего, разобьешься о камни. Что лучше: захлебнуться своей же кровью, или долго лететь, умирая от ужаса? Быстрая, верная смерть или крошечный, невероятный шанс спастись?

— Выбрала? — спросили за спиной.

— Да.

— И?

Далмира шагнула к нему. Наместник улыбался, в глазах плясала смерть. Девушка остановилась. Он медленно поднял меч.

— Нет!

Далмира развернулась и побежала. Твердь кончилась вместе с последним ударом сердца. Дыхание остановилось. Она оттолкнулась и полетела. Скалы разошлись в стороны, открывая необозримый простор. Ветер подхватил и понес ее, как птицу. Горы взметнулись вверх. Видя приближавшуюся землю с узкой полоской воды, Далмира сжалась и закрыла глаза…

Удар был силен, но она успела сгруппироваться и сжаться в комок. Боль была, но не от удара о камни — той боли она бы не почувствовала вообще. Что‑то хлестнуло по телу, оставляя кровавые полосы. Еще удар… Оглушенная, Далмира не помнила, как всплыла на поверхность. Река тащила куда‑то, и она не сопротивлялась — просто не было сил. Чудом избежав смерти, она плохо понимала, что происходит — тело все делало само. Уцепившись за ветку росшего у воды куста, она выползла на сушу и потеряла сознание.

Очнулась от боли. Все тело болело. Лицо и спину покрывали кровавые рубцы — видно, перед падением в реку она пролетела сквозь дерево или кусты и смягчила страшный удар. Но пусть лицо в крови — она благодарна богам и судьбе. Шрамы — ничто, заживут. Труднее принять, что Инсторн и Аргерд мертвы, а она вновь беглянка. Хорошо, что ее наврняка считают мертвой. Теперь главное — не попасться на глаза воинам одана.

Каждый шаг отдавался болью. Скорей всего, пара ребер все же сломана. Перетянув торс разорванной рубашкой, Далмира сориентировалась и пошла в сторону селения Рианы. Прятаться у мергинов она не станет — воины придут и туда, если уже не пришли. Надо добраться до укрытия Судей. Там есть еда и все необходимое. Там она переждет и отдохнет, там есть оружие. В пещере ее не найдут.

Часто останавливаясь и отдыхая, Далмира тащилась через лес. Будь она здорова, переход обошелся бы ей в два–три часа, но вот наступили сумерки, а она не прошла и половины пути. Боль сковывала движение и отнимала силы. Пришлось ночевать на земле.

К полудню следующего дня Далмира добралась до укрытия. Она поела, обмыла и заново перевязала раны. Чувство защищенности и сытость расслабили Далмиру, остаток дня и ночь она проспала.

Прошло два дня. Отдохнув и подлечив раны, Далмира покинула убежище. Оставаться не имело смысла. Очевидно, что поселения мергинов захвачены войсками одана, там ее ждет смерть. Остается одно — бежать. Но куда?

Глядя в небо полными слез глазами, она молилась духам предков, сиявшим в темной синеве мириадами звезд. Арны верили в богов, сотворивших мир и людей. Далмира знала их имена и славу, но не доверяла им. Пусть это зовут ересью, но она верит тому, кого знает с рождения. Отцу и матери, давно живущим там, наверху…

На западе с неба скатилась звезда. Далмира встала и, поправив заплечный мешок, отправилась по ее следу. Предки указали путь.