Проклятая

Два

– Но почему ты должна уезжать? – спросил Белка, перелезая через покрытую мхом руку разбитой статуи.

– Это же не прямо сейчас, – сказала Нимуэ, разглядывая ветви пурпурного куста, растущего меж корней древнего ясеня. Она пыталась придумать, как бы перевести тему, но Белка не отставал:

– Почему ты хочешь уехать?

Нимуэ колебалась. Как могла она сказать ему правду? Правда навредит, собьет с толку, приведет к новым вопросам. Она хотела уехать, потому что ее не желали видеть в собственной деревне. Боялись. Осуждали. Перешептывались за ее спиной. Указывали пальцем. Деревенским детям запрещали играть с ней из-за шрамов на спине, из-за того, что ее бросил отец, из-за якобы висевшего над нею проклятия. Возможно, так оно и было. Ее связь с Сокрытым – именно этим словом пользовалась мать в отношении того, что Нимуэ считала одержимостью, – отдавала силой и тьмой и была иной, чем у любого другого из известных Небесных Народов. Она возникала неожиданно, проявлялась странно, порой жестоко: у Нимуэ случались видения, припадки, а временами земля прогибалась и дрожала или деревянные предметы рядом с ней сминались причудливым образом. Было ощущение тошноты, и после не лучше: она чувствовала себя потной, полной стыда – и опустошенной. Нимуэ не выгоняли из деревни с ножами и палками только оттого, что ее мать была архидруидом.

Зачем же валить все это на голову бедного Белки? Его мать, Нелла, была словно сестра матери Нимуэ, а самой Нимуэ – как тетушка, так что она избавила Белку от бремени темных сплетен. Он считал Нимуэ нормальной, даже скучной (особенно когда они гуляли на природе), и ей это нравилось. Однако она всегда знала, что это не будет длиться вечно.

Нимуэ ощутила укол вины, взглянув на первозданные зеленые склоны Железного Леса, где все жужжало, щебетало и полнилось жизнью, где обитали таинственные лица Старых Богов. Эти лица пробивались сквозь лианы и землю, и Нимуэ давным-давно дала им прозвища: Большой Нос, Печальная Леди, Шрам-на-лысине. Уехать отсюда – как расстаться со старыми друзьями.

Однако, чтобы не смутить Белку, Нимуэ продолжила лгать:

– Не знаю, Белка. Неужели тебе никогда не хотелось увидеть что-то новое?

– Ты про Луннокрылых?

Нимуэ улыбнулась. Под сенью лесов глаза Белки непрерывно выискивали фейри из клана Лунного Крыла.

– Вроде того. Или океан, или Потерянные Города, что принадлежали Богам Солнца. Или Плавучие Храмы.

– Это все сказки, – сказал Белка.

– Как узнать, если не попытаться их отыскать?

Вместо ответа Белка упер руки в бока.

– Ты уедешь и не вернешься? Как Гавейн?

Улыбка осветила лицо Нимуэ от одного только имени. Она вспомнила, как семилетней девочкой обнимала Гавейна за шею, когда он нес ее на спине через этот самый лес. В четырнадцать он знал секреты каждого цветка, листа и дерева Железного Леса, знал все о лекарствах и о ядах, знал, какие листья нужно заварить чаем, чтобы снизошло видение, а какие – для сердечного приворота, умел распознать кору, которую нужно пожевать, чтобы начались роды, и мог предсказывать погоду по птичьим гнездам. Она помнила, как сидела у него на коленях, а его длинные руки обвивали ее, словно Гавейн был ей старшим братом. Подле них пищали птенцы коршуна, и Гавейн рассказывал, как узнавать лесные секреты по узорам на скорлупках разбитых яиц.

Он никогда не судил Нимуэ по ее шрамам. И улыбка у него была легкая и добрая.

– Может, он когда и вернется, – но Нимуэ скорее надеялась на это, чем всерьез верила своим же словам.

– Будешь искать его? – Белка ухмыльнулся.

– Что? Не смеши меня! – Нимуэ ущипнула мальчика.

– Ой!

– А теперь не отвлекайся, – потребовала она, преувеличенно сердито глядя на Белку, – потому что я устала подсказывать тебе.

Она указала на куст, прикрытый крапивой.

– Корень Оша, – Белка закатил глаза. – Защищает от темной магии.

– И?

Мальчик наморщил нос.

– Помогает при боли в горле?

– Хорошая попытка, – поддразнила Нимуэ. Она приподняла камень, освобождая маленькие белые цветы. Глубоко задумавшись, Белка принялся ковырять в носу.

– Кровяной корень, от злых чар. И от похмелья хорошо.

– Да что ты знаешь о похмелье! – Нимуэ ткнула Белку, и он, хихикая, перекувыркнулся назад, на мягкий мох. Она погналась следом, но догнать Белку никому было не под силу. Он поднырнул под опущенный подбородок Печальной Леди и запрыгнул на ветку, откуда открывался великолепный вид на пастбища и хижины Дьюденна.

Нимуэ присоединилась к нему, немного запыхавшись и наслаждаясь ветерком, развевавшим ее волосы.

– Я буду скучать по тебе, – просто сказал Белка, взяв ее за руку.

– Правда будешь? – Нимуэ испытующе взглянула на него, но затем притянула его вспотевшую голову к груди. – Я тоже.

– А твоя мама знает, что ты уезжаешь?

Нимуэ обдумывала ответ, как вдруг ощутила зов Сокрытого где-то на уровне желудка. Она напряглась. Чувство было отвратительное, словно вор влез в окно. В горле пересохло. Она подтолкнула Белку локтем и хрипло сказала:

– Урок окончен.

Для ушей Белки не было музыки приятнее.

– Ура! Никаких больше занятий!

Он стрелой метнулся к валунам и исчез, оставив Нимуэ наедине с тошнотворным ощущением в животе.

Небесный Народ не чурался Сокрытого – невидимых духов природы, от которых, если верить легендам, и произошел клан Нимуэ. Ритуалы Небесного Народа в самом деле обращались к Сокрытому по любым поводам, большим и малым. В то время как архидруид председательствовал на важнейших церемониях года и решал споры между старейшинами и семьями, Призывающий обращался к Сокрытому, дабы благословить урожай или призвать дождь, облегчить роды, направить духов к солнцу. И все же, как Нимуэ выяснила еще в детстве, эти призывы были скорее церемониальными. Сокрытое редко откликалось на них. Почти никогда. Даже Призывающий, ответственный за пресловутую связь, был вынужден искать ответы духов в расположении облаков или вкусе земли. Для большей части Небесного Народа Сокрытое пряталось в струйке, капле росы. Нимуэ же ощущала его как бурный речной поток.

Но сейчас все было иначе. Этот гул, что поселился у нее в животе, пульсировал, но под сенью Железного Леса царила тишина. Сердце Нимуэ колотилось в груди, но не от страха – от предвкушения. Что-то приближалось. Она ощущала это в шелесте листьев, стрекоте цикад, шуме ветра. Сквозь звуки Нимуэ начинала разбирать слова, напоминающие гул возбужденных голосов в переполненной комнате. И все это порождало в ней надежду на осмысленную связь, на ответы, почему она так отличается от других.

Нимуэ вдруг почудилось движение рядом, и, резко обернувшись, она увидела олененка, что стоял совсем рядом. Гул в животе усилился. Глубокими черными глазами олененок смотрел на Нимуэ, и глаза его были старше мертвого пня, на котором она сидела, старше самого солнечного света на щеках.

«Не бойся».

Она могла слышать голос внутри, но он принадлежал не ей.

«Смерть – это не конец».

Нимуэ не могла дышать, боялась даже двинуться. Ее накрыла оглушительная тишина, а перед глазами расстелилось всепоглощающее благоговение. Она боролась с желанием убежать или зажмуриться, как делала всегда, ожидая, пока пройдет волна видения. Но теперь Нимуэ более всего желала оставаться в сознании. Наконец-то, после стольких лет, Сокрытое заговорило с ней.

Солнце скрылось за тучей, под сенью леса потемнело и повеяло холодом. Невзирая на страх, Нимуэ выдержала взгляд олененка: все-таки она была дочерью архидруида и не собиралась отступать, столкнувшись с Сокрытым лицом к лицу. Она услышала собственный голос:

– Кто умрет?

И тут воздух рассек звон отпущенной тетивы и свист. В шею олененка вонзилась стрела. Связь мгновенно оборвалась, и стая черных дроздов вспорхнула из-за деревьев. Нимуэ обернулась, охваченная яростью, и увидела, как Жосс – один из близнецов, детей пастуха – победно потрясает кулаком. Она снова обернулась к олененку, оседавшему в землю, глаза которого стекленели.

– Что ты наделал?! – закричала она, когда Жосс пробрался на опушку сквозь ветви, намереваясь забрать добычу.

– А на что похоже? Добыл нам ужин, – Жосс подхватил тушу за задние лапы и взвалил на спину.

Нимуэ ощутила, как гнев выплескивается из нее толчками, как по щекам и шее ползут серебристые нити, – длинный лук Жосса искривился и треснул пополам. Потрясенный, он отбросил и олененка, и лук, который извивался по земле, подобно умирающей змее.

Жосс уставился на Нимуэ. В отличие от Белки, он слушал все грязные сплетни о ней.

– Чокнутая ведьма! – он с силой оттолкнул Нимуэ к пню и потянулся за сломанным луком. Нимуэ уже намеревалась врезать ему как следует, но тут на опушке леса, словно привидение, возникла ее мать. Ленор вышла из-за дерева, и в голосе ее было достаточно льда, чтобы успокоить дочь.

– Нимуэ.

Шмыгая носом, Жосс подобрал олененка и лук и зашагал прочь.

– Ты еще вспомнишь обо мне, чертова ведьма! Они все были правы насчет тебя!

– Прекрасно! – выпалила Нимуэ. – Бойтесь меня! И оставьте в покое!

Жосс умчался прочь, оставив Нимуэ, чья решительность увяла под неодобрительным взглядом Ленор.

Нимуэ покорно следовала за матерью. Они шли по гладким камням Священной Тропы Солнца к секретному входу в храм, и, хотя Ленор, казалось, не торопилась, она все же обгоняла дочь на добрых десять шагов.

– Ты найдешь дерево, вырежешь лук и натянешь тетиву, – заявила мать.

– Жосс – просто недоумок.

– …и извинишься перед его отцом, – невозмутимо продолжала Ленор.

– Анис? Еще один недоумок. И знаешь, было бы замечательно, если бы ты хоть раз приняла мою сторону!

– Этот олененок накормит много голодных ртов, – напомнила Ленор. Нимуэ возразила:

– Это был не просто олененок.

– И мы сопроводим все нужными ритуалами.

– Ты даже не слушаешь меня, да?

Ленор обернулась. Вид у нее был свирепый.

– Ну что, Нимуэ, что ты от меня хочешь? Чего я не слышу? – она чуть понизила голос. – Ты ведь знаешь, что говорят люди, знаешь, что чувствуют, глядя на тебя! И этот случай лишь подкормит их страх!

– Но я не виновата…

Нимуэ возненавидела себя за стыд, промелькнувший в голосе.

– Но твой гнев – только твой собственный. Ты виновата в том, что даешь ему волю, в том, что ни капли не владеешь собой. Тебе все равно! В прошлом месяце был забор Хаулона…

– Он плюнул на землю, по которой я прошла!

– …а еще тот пожар в сарае Гиффорда…

– Опять вспоминаешь!

– Потому что ты продолжаешь давать мне повод вспоминать! – Ленор схватила Нимуэ за плечи. – Это твой клан! Твои люди – не твои враги.

– Неправда, что я не пытаюсь сдерживаться! Пытаюсь изо всех сил! Но они никогда не примут меня, они меня ненавидят!

– Так научи их. Помоги им понять. Ведь однажды тебе придется повести их за собой. Когда я уйду…

– Повести за собой? – Нимуэ рассмеялась.

– У тебя есть дар, – сказала Ленор. – Ты видишь Сокрытое, ты переживаешь то, чего я никогда не пойму. Но это было подарено тебе, это привилегия, а не твое право от рождения, и принять эту привилегию следует со смирением и благоговением.

– Это вовсе не дар.

Вдалеке послышался звон колокола. Ленор бросила взгляд на разорванный подол платья Нимуэ, весь в грязи.

– Вы не могли хотя бы на сегодня сделать исключение?

Нимуэ смущенно передернула плечами, и мать вздохнула.

– Что ж, вперед.

Сквозь завесу из вьющихся растений – и вниз по древней лестнице, скользкой от грязи и мха. Чтобы не скатиться прямиком в Затонувший Храм, Нимуэ держалась рукой за стену, на которой были вырезаны сцены из мифов о Старых Богах. Через естественное отверстие в куполе солнце проникало на сотни футов вниз, освещая алтарный камень.

– Почему я обязана присутствовать?

Теперь Нимуэ шагала по наклонной дорожке, что спиралью уходила дальше в глубь храма.

– Мы выбираем Призывающего, который однажды станет архидруидом. Сегодня важный день; ты – моя дочь, и ты должна быть здесь, со мной.

Нимуэ закатила глаза, но они уже спустились до самого дна храма, где собрались старейшины. И некоторые явно были рассержены ее присутствием, так что Нимуэ прислонилась к дальней стене, дав понять, что не желает оставаться в круге. Перед алтарем на коленях медитировал сын Густава-целителя – Кловис, молодой друид, во всем помогавший Ленор и ее дочери и уважаемый за свои познания в целительной магии.

Старейшины сели в круг, скрестив ноги, а Ленор подала руку Кловису, помогая подняться. Густав-целитель тоже был здесь – в лучшем платье, сияющий гордостью за сына; он сидел подле старейшин. Ленор обратилась к сидевшим в кругу:

– Мы – Небесный Народ, и мы благодарны за свет, что дает жизнь. Мы рождаемся на рассвете…

– …чтобы уйти в сумерках, – хором ответили старейшины.

Ленор помолчала, закрыв глаза. Голова ее была склонена, словно она прислушивалась к чему-то. Через мгновение нити света, похожие на серебристые лозы, потянулись по правой стороне ее шеи, по щеке и вокруг уха.

Метки Эйримид поползли по щекам у Нимуэ и у всех, кто сидел в кругу. Ленор открыла глаза:

– Сокрытое здесь.

Мгновение тишины, и она продолжила:

– С тех пор как скончалась наша дорогая Агата, у нас не было Призывающего. Ее неожиданная смерть лишила нас подходящего преемника, который бы занял место Хранителя Мощей и Жреца Урожая. Агата также умела общаться с Сокрытым. Она была мне преданным и дорогим другом, и никто не в силах заменить ее. Но девять лун минули, и пришло время назвать нового Призывающего. Хоть он и должен обладать многими качествами, нет ничего важнее, чем постоянная связь с Сокрытым. Все мы любим дорогого Кловиса, – Ленор ободряюще улыбнулась молодому друиду у алтаря, – и нам нужно касание Сокрытого, что помажет избранного нами Призывающего.

Ленор прошептала древние слова и подняла руки. Свет, льющийся сверху, стал резким и ярким, словно огонь в кузнице, и крошечные искорки взлетели к небесам, танцуя в воздухе. Тот же свет исходил от мха, покрывавшего обелиски и древние валуны; он мешался с искрами, образуя струящееся к небу облако.

Кловис закрыл глаза и раскинул руки, готовясь принять благословение Сокрытого. Бесформенная искрящаяся масса потянулась к нему, но затем вдруг свернулась и поползла прочь и от Кловиса, и от алтаря – и, вытягиваясь, устремилась к Нимуэ. Широко распахнув глаза, та смотрела, как облако окутывает ее, и невольно подняла руку в защитном жесте, хотя искры совсем не причиняли боли.

В рядах старейшин начался переполох. Ленор стояла прямо, хотя лицо ее выражало глубочайшее изумление, и ропот протеста среди старейшин превратился в громкие выкрики, а Кловис поднялся с колен, готовый возражать:

– Этот… этот ритуал осквернен, – сорвалось с его губ.

– Сейчас очередь Кловиса! – поддержал кто-то из толпы. Другой голос добавил:

– Нимуэ мешает ритуалу!

– Кловис талантлив и добр, и я ценю его советы, – голос Ленор перекрывал крики спорящих. – Однако решение остается за Сокрытым.

– ЧТО?! – не выдержав, крикнула Нимуэ. От обвинений она чувствовала себя загнанной в угол. Щеки горели, и она, бросив на мать яростный взгляд, попыталась выбраться из облака, вскочив на ноги. Однако легкие искры явно были полны решимости следовать за ней, и ее фигуру освещали всполохи света, хотя более всего сейчас Нимуэ хотела бы стать невидимой.

Флорентин-мельник все еще пытался воззвать к разуму архидруида:

– Ленор, ты же не можешь всерьез полагать… Нимуэ еще слишком молода для такой ноши.

– Это правда, – согласилась Ленор. Она уже оправилась от первого удивления и держалась невозмутимо. – Шестнадцать лет – чересчур юный возраст для Призывающего, однако ее связь с Сокрытым куда важнее. Призывающий прежде всего должен ощущать течение Сокрытого и вести Небесный Народ к равновесию и гармонии по обе стороны завесы. И пусть Нимуэ молода, Сокрытое тянется к ней.

Люсьен – почтенный друид, который мог стоять прямо, лишь опираясь на крепкую тисовую клюку, – спросил:

– Но ведь не только Сокрытое тянется к Нимуэ, не так ли?

Нимуэ ощутила покалывание в шрамах на спине. Она хорошо знала, к чему клонит старик, как и Ленор, чьи губы слегка сжались, – что было единственным признаком охватившей ее ярости.

– В конце концов, она отмечена и темной магией, – Люсьен почесывал бороду, изображая невинность.

– Мы не дети, Люсьен. Мы живем под сенью Солнца, но это вовсе не означает, что мы не знаем о Тени. Да, еще ребенком Нимуэ заманил в Железный Лес темный дух, и, скорее всего, ее убили бы, а может, и хуже того, если бы не Сокрытое. Уже поэтому мы могли бы назвать ее следующей Призывающей.

– Да, именно так рассказывают, – усмехнулся Люсьен.

Нимуэ мечтала съежиться и забиться в крысиный лаз, но частицы света не оставляли ее. Раздраженная, она попыталась отмахнуться, но искры рассеялись лишь на секунду, чтобы через мгновение охватить нимбом ее голову.

– Что именно ты предлагаешь сделать с моей дочерью, Люсьен?

Густав попытался установить шаткий мир и дать сыну еще один шанс:

– Может, мы просто еще раз исполним ритуал – когда Нимуэ не будет рядом?

– Разве у нас есть сомнения в мудрости Сокрытого, чтобы отвергать его выбор? – вопросила Ленор.

– Она испорчена! – рявкнул Люсьен. Ленор взглянула на него с угрозой:

– Возьми свои слова обратно.

– Не мы одни так думаем, – продолжал напирать старик. – Собственный отец отверг эту девчонку, бросил свой родной клан, только бы не оставаться с ней под одной крышей!

Не выдержав, Нимуэ шагнула в круг старейшин:

– Да не хочу я быть вашим проклятым Призывающим! Теперь довольны? Я не желаю этого!

Прежде чем Ленор успела остановить ее, Нимуэ развернулась и бросилась прочь по извилистой лестнице. Крики, раздававшиеся внизу, эхом отражались от древних каменных стен.