Проект «Гамаюн»

— Нет вопросов.

— Хорошо, мы уже подъезжаем. Ведите себя естественно.

Платформа прошла отметку 80. Моторы стихли. Лифт дрогнул и остановился.

Домиан Пшимановский стоял на платформе и слушал Яцлава дающего своим людям последние приказания. Бетон медленно уплывал вверх, на правой стене показалась отметка «80». Лифт Медленно вполз под полукруглый свод большого «тамбура», неярко освещенного круглыми потолочными плафонами. Из тамбура выходили два прохода. У стены стояла пара рохлей, и небольшой стол с телефоном (архаичным, с механическим диском для набора номера) и небольшим пультом, возраст которого телефону явно не уступал. В помещении стояло четверо людей генерала. От прибывших внешне они отличались разве что формой иного покроя, неопределенного бледно-болотного цвета, остальное снаряжение и оружие было практически идентичным. Оружие для охраны Домиан когда-то сам закупал на складах исчезнувшей с карты земли ГДР… Один из «болотных» вышел вперед, обращаясь к Домиану.

— Здравствуйте. Петр Афанасьевич ждет вас в комнате для совещаний.

Болотный повернулся к одному из своих, у которого голова на манер косынки была повязана зеленым армейским бинтом, приказал — проводи; и обернувшись к остальным добавил: — а мы пока сгрузим с платформы ящики. Богдан, подгони рохлю…

Парень в косынке приглашающее махнул Домиану рукой, и он уже хотел двинуться за ним. Но тут… За спиной раздался шмякающий звук. Домиан обернулся и успел увидеть, как подошедший к ящикам «болотный» летит от них спиной вперед, в нелепой раскоряченной позе. Болотный еще не успел упасть, как из-за ящика мгновенно вылетел какой-то текуче-смазанный в движении черный силуэт, кувырнулся, смел в сторону одного из бежевых Яцлава и молнией помчался в сторону выходов.

Солдат, увидев его, успел только охнуть и округлить глаза, когда Артем заранее вошедший в режим, пропечатал ему открытой ладонью промеж лба. Впрочем, для обычного человека у мужика в болотной форме была хорошая реакция, — он начал отшатываться назад, и это в какой-то мере смягчило удар, который вполне мог переломать ему лицевые кости или шейные позвонки. И все равно мужика приподняло в воздух и унесло.

Прорыв! — Артем выбросил свое ставшее очень легким тело из-за ящика, перемахнул его на одной руке, в то же время впитав открывшуюся взгляду обстановку. В сводчатом зале было человек пятнадцать. Они еще только начали поворачивается в его сторону. Мысли были удивительно четкими и спокойными, как плотная корка льда, под которой плескалась вода первобытного страха. Лифт — не успеть. Два входа — к ним. Какой?..

Врезался чугунным локтем и плечом в парня в бежевом, и тот отлетел как кегля в боулинге после столкновения с умело запущенным шаром. Периферийным зрением заметил что самый здоровый из бугаев в бежевой форме уже наводит на него автомат, за ним поспевал еще один, в болотной. Красавцы… Оба выхода приближались. Сквозь арку правого виднелся длинный складской проход и уходящие под потолок ярусы с ящиками. Склад может не иметь выхода — запрут в тупике. Значит — в левый.

Что-то обдало плотной волной затылок. А мгновением позже на уши обрушился звук автоматной очереди. Взвизгнули где-то рядом пули, но он уже влетел в левый коридор, и тот закрыл его, — ни один из оставшимся в помещении за спиной не был в такой позиции что бы простреливать коридор. Нужно было успеть пробежать эту кишку раньше, чем те успеют ко входу. Мысли куда бежать потом, в этой подземной ловушке, пока не отягощали, на них нужно было найти хотя бы секунду свободного времени. Он несся к концу коридора как торпеда, но в этот момент что-то клюнуло его сбоку в голову. Он почувствовал как сбились ноги, и от этого потерявшее опору заряженное инерцией тело нырнуло вперед. Пол приближался, но сознание меркло быстрее, и мир вокруг перестал быть еще до того, как он рухнул.

Яцллав, уже готов был шагнуть вслед за Пшимановским, когда все случилось. Рухнул один из нижних охранников, и вслед за этим из-за ящика выскочил растекаясь ртутной каплей черный человек. Лишь момент потребовался ему, что бы разобраться в обстановке. Не разумом, которому не было места в плотно спрессованных мгновениях, а чем-то гораздо более скоростным — инстинктом наверное, он сразу понял что этот черный дьявол не подстава генерала — живым подтверждением этому еще летел по воздуху принявший удар болотный. Попавший в поле зрение Домиан своим испуганно-удивленным выражением лица убил все мысли о том что это была его секретная карта. Чех вскинул к бедру свой автомат, который никогда не носил с поднятой планкой предохранителя. Он бы достал черного, но линию огня перекрыл его собственный человек, которого черный снес без всякого замедления движения. И когда Яцлав открыл огонь черный уже нырял в горловину коридора. Пули вспороли бетон в том месте, где долю секунды назад была его голова… Мерзко взвизгнул множественный рикошет. Стрелять в бетонных коробках из автоматов дело опасное…

Вацлав рванулся к коридору, и на секунду прижавшись к стене выставил ствол автомата в коридор. С другой стороны проема секундой позже это сделал один из болотных. Коридор равномерно освещался плафонами. На полу мешком лежало тело в черной одежде.

— Ты его сделал — сказал болотный.

— Нет, — Яцлав покачал головой. — я не попал…

Сзади уже подбежали остальные, и Яцлав сделал им знак остановиться.

— Прикройте меня.

Перебросил автомат одному из своих, вытащил из кобуры пистолет и осторожно двинулся к лежащему, держа его на прицеле. Подойдя он всей массой опустился коленом на спину черному человеку, и приставив пистолет к затылку другой рукой осторожно прикоснулся к телу.

— Ко мне. — Махнул он рукой. — Да, это я его. Случайно. — Он поднял левую руку и выставив указательный палец быстро поболтал им вправо-влево. — Рикошет.

Подбежавший болотный, наклонился и сдернул маску с черного человека. Обнажилось лицо, смазанное в районе глаз темной пастой, сейчас оно имело серый цвет. Болотный потрогал голову.

— По касательной. Даже башку не пробило. — Счастливый ублюдок…

— Не обязательно — покачал головой Вацлав.

— Что не обязательно? — Спросил болотный.

— Не обязательно счастливый. Можно умереть и от непроникающей травмы. Тем более при такой силе удара. Но он пока жив, да.

— Он приехал с вами на лифте. — Сказал болотный.

Сзади подошел Пшимановский.

— Видимо заранее проник в ангар и спрятался за ящиками. Нужно скорее известить генерала…

Лицо Пшиановского время от времени болезненно дергалось. Кто-то из болотных оглядев его, негромко презрительно цикнул и понимающе переглянулся с товарищем — подумав что это у Домиана от страха. Но он был прав лишь частично. Страх конечно был, он взял Домиана уже давно и не собирался выпускать из когтей. Но это никогда бы не порвалось наружу, если бы сейчас мозг торговца не работал на бешенных оборотах пытаясь понять, — откуда взялся этот человек в черном, и главное, как это может повлиять на продуманный план и расклад сил? Кроме того, до него запоздало дошло, что если бы в момент появления черного солдаты хоть одной из сторон подумали что это подстава противоположной, в тамбуре могло произойти преждевременное побоище, которое похоронило бы всё…

— Стас — Сказал болотный одному из своих. — Бегом к генералу. Богдан — стерножи этого, и выгреби все из карманов. Я пока посмотрю что там с Максом. Этот кабан его метра на два швырнул… — Он обернулся к Пшимановскому — А вы пока постойте здесь.

Пшимановский кивнул.

Вацлав передал черного человека болотному, который достал из кармана жгут и сразу начал ловко вязать тому руки за спиной. Он хотел спросить что с тем из его людей, которого снес чертов диверсант, но тот уже сам появился в коридоре. Придерживал бок, но в целом выглядел прилично.

— Сколько до прибытия покупателей? — Спросил Вацлав Пшимановского.

Тот взглянул на часы:

— Примерно два с половиной часа.

Глеб сидел в темном салоне автобуса, прямо в проходе между сиденьями, подстелив под себя для мягкости куртку. Перед ним на сиденье стоял раскрытый чемоданчик приемо-передающего комплекса. Экран чемоданчика был виртуально поделен на несколько областей. На большей из них четко как на ладони лежала транслируемая со спутника картинка базы. В меньшей области должен был идти сигнал с камеры Артема. Но сейчас там только рябил «белый шум». В наушнике гарнитуры тоже была тишина.

— Сколько он уже вне контакта? — Спросил Сабир, сидевший на сиденье справа от Глеба.

— Двадцать одну минуту.

— Думаешь?..

— Пока недостаточно данных. Воздержусь от суждения.

— Ну-ну… — Глеб покосился на Ветута, который примостился на первом ряду пассажирских сидений, и скрючившись посапывал под маленьким квадратным одеяльцем. — А этот спит, и хоть бы хны.

— А чего ему не спать? Он свое дело сделал, сейчас мы работаем.

— Я бы в такую минуту спать не смог.

— Значит у него нервы крепче чем у тебя.

Глеб хмыкнул, но сказал про другое:

— Если все-таки Артем влип, имеет смысл свернуть лагерь. Если его «выжмут», нам на голову вскоре может свалиться охрана.

— Свернуть, и?..

— Свернуть, и пока перебазировать. Если удостоверимся, что он влип — естественно уходить.

— Насчет выжмут, — ты же знаешь, он Слову научен. Слово разное есть. И на такой случай, когда яда нет под рукой.

— Если возьмут живым, могут накачать психотропными… Про Слово забудешь, а все что знал, и все что забыл, расскажешь с дорогой душой.

Сабир подумал.

— Логично. Разбирай дельтаплан.

Глеб кивнул и пошел к выходу из салона.

— Постой! — Окликнул его Сабир.

Глеб обернулся. Сабир смотрел на экран. Там прежде размеренно ползавшие по внешней степи от сторожевых вышек лучи прожектора заходили в несколько раз интенсивнее. Из здания на территорию выскочили солдаты и рассыпались по периметру. К стоявшему недалеко от ангаров Ми-8 подбежало две фигурки, через некоторое время, лопасти несущего винта ожили и начали вращаться, сначала неторопливо, потом все быстрее и быстрее.

— Операция провалена. Артем влип, — констатировал Глеб. — Думаешь, вертолет уже по нашу душу?

— Пока вряд ли. — Сабир не отрывался от экрана. — Подвесного вооружения на нем нет, и десант на борт он не взял. Скорее всего, будет обшаривать с воздуха базу и внешний периметр. Нашли одного, теперь ищут, один он был или нет. — Он повернулся к Глебу — Буди Ветута. Уходим.

Комната был застелена толстым линолеумом и отделана пластиковыми панелями под дерево. В сочетании с неяркими плафонами это смотрелось почти солидно и почти уютно. Генерал сидел за большим овальным столом в комнате для совещаний. Рядом с ним сидел его личный секретарь, — грузный мужчина с одутловатым лицом, своими старомодным пальто, шляпой с маленькими полями, круглыми очками и кожаным портфельчиком, внешне сильно напоминавший ныне начисто вымершую породу советских партаппаратчиков. Сейчас шляпа и портфель лежали на соседнем кресле… Кроме них в комнате сидели Вацлав и Домиан Пшимановский. Командир наемников в такой цивильной обстановке смотрелся несколько чужеродно, но ему самому это не доставляло никаких неудобств.

— Мои ребята закончили прочесывать базу и прилегающую территорию, — сказал Вацлав. — Больше никого нет.

— Мои люди обыскали весь подземный комплекс. — Сказал генерал. — Также с отрицательным результатом.

— Удалось выяснить кто он? — Включился в разговор Пшимановский.

Прежде чем ответить, генерал поглядел на Вацлава:

— Спасибо, командир. Вы пока свободны.

Вацлав переглянулся с Пшимановским. Тот кивнул ему, чех неслышно встал и вышел за дверь. В комнате осталось трое.

— Отвечая на Ваш вопрос, Домиан, — генерал покачал головой глядя на Пшимановского, — нет, не удалось. Его экипировка это солянка из разных стран. А сам он еще не приходил в себя. Если вообще придет… Мои люди пока бросили его в карцер.

— Может быть стоит попытаться все-таки привести его в чувство и разговорить? — Пшимановский раздраженно выбил дробь кончиками пальцев по поверхности стола.

— Сейчас на это нет времени, — покачал головой генерал. — Примерно через пятнадцать минут на посадочной полосе приземлятся наши друзья из «Зеленого фронта мучеников Ислама». Думаю, заняться шпионом можно будет после проведения сделки.

— Я не понимаю вашего благодушия, Петр. — Что если где-то в степи скрываются друзья этого диверсанта?

— Это не благодушие. — Терпеливо пояснил генерал — Логика. Если это опытный агент, — а судя по всему, так оно и есть, — то для того чтобы заставить его говорить понадобится достаточно много времени. Даже если у этого шпиона несколько коллег в степи, они ничего не меняют. Пусть связываются с начальством. Мы взяли их шпиона на самом входе в подземный комплекс, раньше чем он мог узнать и предать что-то ценное. В то же время сейчас мы знаем главное: — Проверка показала, что поблизости от базы не прячется вооруженных отрядов способных уничтожить нашу охрану и захватить базу. Значит, у нас есть время провести нашу сделку, продать вирус и получить деньги. После этого мы решим что делать, так как база действительно стало объектом интереса для неких сил.

— А может быть имеет смысл вообще отложить сделку? — Подал голос секретарь генерала. — Перенести ее в другое место, и другое время?

Генерал покачал головой.

— Мы можем сейчас связаться с самолетом наших друзей, и сообщить им о происшедшем. Можем попросить отменить встречу, и назначить другое время, в другом месте. Но я считаю, что это было бы крайне неразумным. — Слово «крайне» генерал отчетливо подчеркнул. — Здесь у нас, простите за выражение, насиженное место, где мы можем спокойно принять гостей, не опасаясь фортелей с их стороны. Здесь у нас прикормлена власть. Кроме того, если мы сообщим нашим друзьям о происшествии у них вообще может возникнуть мысль, что мы не контролируем ситуацию, и что мы ненадежные партнеры. А это может само проведение сделки поставить под сомнение. Я бы на их месте очень задумался, стоит ли иметь дело с партнером, который за пятнадцать минут до приземления моего самолета, звонит и говорит, мол, извините ребята, разворачивайтесь, встретимся позже, потому что на нашей территории неизвестно чьи шпионы ходят как у себя дома…

— Вот с этим я полностью согласен, генерал. — Сказал Пшимановский. У него были свои резоны, свои предельные сроки, и чего ему совсем не хотелось, так это отсрочки. — Я тоже считаю, что сделку нужно проводить так, как договорились.

— Рад, что у нас согласие в этом вопросе, — кивнул генерал. — В таком случае давайте готовится. Поднимитесь наверх, встретьте со всем почтением наших партнеров, и ведите их сюда. А я пока займусь подготовкой товара. Согласны?

— Хорошо, — сказал Пшимановский.

— Домиан, — генерал мечтательно улыбнулся — Сейчас мы проведем куплю-продажу, и вы станете гораздо богаче чем были. А я просто, стану богатым. Не состоятельным, а именно богатым. Признаюсь, для меня это будет новое ощущение… Но, поторопитесь. А то, как у нас говорят, я пока что размышляю о шкуре еще неубитого медведя.

Пшимановский тоже улыбнулся.

— Раз большие деньги вам в новинку, то предстоит немало приятных открытий. Пойду встречать наших покупателей…

«Старый болван, — думал Пшимановский, повернувшись и шагая к двери — Мне даже жаль тебя… Как бы ни пошли дела, ты уже сегодня будешь корм червям. Вот и все твои приятные открытия…».

Генерал провожал его улыбкой до самых дверей. Как только Пшимановский вышел, улыбка опала как ненужный увядший лист с зимнего дерева.

Его имя было Абу-л-Фатх Абдульхафиз ибн Taймулла ибн Имадуддин ибн Убай Aарифи. Это был не самый полный вариант. Его он использовал в официальных документах, при соблюдении формальностей. Если бы потребовалось, он мог накручивать имена предков вглубь истории до двадцатого колена, и далее. Но для краткости, особенно когда приходилось общаться с неверными, он представлялся просто — Абдульхафиз.

Аллах не рекомендовал своим последователям затуманивать разум вином. К счастью, пророк Мухаммад — мир ему, — поведал об этом миру в слишком велеречивой форме, отчего по смыслу получилось что все беды связанные с вином, происходят именно от первой капли. Абдульхафиз аккуратно макнул край салфетки в бокал, вытащил ее, и подождал, пока красная капля с пропитавшейся ткани, не упала вниз. После этого он отложил салфетку, сделал небольшой глоток, и застыл, согревая бокал в руках.

Дверь ведущая к кабине пилота открылась, и в салон заглянул смуглый мужчина с умными, узко посаженными глазами.

— Пилот говорит, мы прибудем примерно через двадцать минут. Скоро начнем снижаться, господин.

— Спасибо, Хусам. Иди.

Мужчина приложил руку к сердцу и вышел.

Он откинулся, рассеянно осмотрев роскошный салон, и темноту за прямоугольным, со скругленными краями иллюминатором. Мыслями он был далеко. Он попытался вспомнить, — когда же он стал Абдульхафизом? Но это был сложный вопрос. Это случилось очень давно, а превращение происходило постепенно. Наверно все-таки отправной точкой было время, когда подыхающий от голода мальчишка-сирота, не имевший ни одного родственника, окончательно уверился, что этом мире существует только один закон — выживает сильнейший. И выживает он на крови и костях убитых им слабых. Только набросав груду тел, по ним можно залезть наверх… Или все-таки отправной точкой нужно считать момент, когда ему сделали предложение, от которого невозможно было отказаться? Его не обманули, со временем он получил все что было обещано. Деньги обретали материальную приятность в виде машин, яхт, самолетов, и женщин, рядом с которыми наверно бледнели и райские гурии… И плата пока была приемлемой. Своей смертью платили другие, в тех местах куда ее приносили люди с нездоровым блеском в глазах, и застывшим на устах криком «Алла Акбар!». Этих людей часто называли фанатиками… Он был согласен. Но собственно, — что есть фанатизм? Это всего лишь пиковое проявление веры. А вера свойственна любым людям, где бы они ни жили. И совсем неважно, что одни верят в необходимость создания всемирного мусульманского халифата, а другие, скажем, что одна страна на земле вправе решать, куда сегодня нести на крыльях бомбардировщиков свои представления о демократии. Вера воспитывается обстоятельствами и окружением. Вера лишь инструмент, которым лидеры направляют людей в нужную им сторону. Важна лишь степень силы веры.

Абдульхафиз давно составил в себе своеобразную шкалу: самые сильные готовы за свою веру убивать других и умирать сами. Мусульманские фанатики обвязанные поясами шахидов входили в переполненные людьми магазины. Советские фанатики со связками гранат кидались под немецкие танки. Японские фанатики направляли свои самолеты в американские авианосцы… И везде, где врагу противостояли фанатики, тот рано или поздно начинал терять уверенность в победе. Гораздо меньше по шкале силы стоили те, кто готов был ради своей веры убивать, но не был готов умирать. В самом же низу были те, кто ради своей веры не был готов ни убить, ни умереть сам. Таких в последнее время расплодилось очень много, особенно в западных разжиревших странах. Свое жалкое состояние они привыкли оправдывать словами, «цивилизованность» и «гуманизм». И предпочитали не замечать, что сами их рассуждения возможны лишь до тех пор, пока их охраняют хорошо тренированные государственные убийцы. Впрочем, — это ведь тоже вера, и ее тоже кто-то воспитывал. Одного учат, что если он войдет с килограммом пластида в детский сад и нажмет кнопку, то сразу попадет в рай. А другого, что он попадет в рай, если будет исправно платить налоги, и слегка возмущаться за сытым безопасным обедом жестокостью охраняющей его армии…

Была еще интересная категория людей, которую Абдульхафиз так и не понимал до конца. Те кто не был готов убить за свою веру, но был готов умереть… Священники и муллы… Скорее всего это тоже была сила, но из-за какой-то ошибки перевернувшая вверх ногами.

Установив шкалу силы, Абдульхафиз нашел в ней место и для себя. Он легко был готов убивать за свою веру, и посылать на смерть других. Вот умереть самому, — да, пожалуй, не был. Ведь его вера как раз и состояла в том, что жить нужно хорошо, богато, и всласть, компенсируя нищету и голод, которых он досыта нахлебался в детстве. Со смертью все эти условия становились невыполнимыми. Положа руку на сердце, Абдульхафиз скорее всего не верил ни в Аллаха ни Джанну, ни в джаханнам, хотя и происходил из очень религиозной семьи. В аду он жил в детстве. В чем-то гораздо более близком к раю, он жил сейчас. Сегодняшнее положение его полностью устраивало. Кстати именно по этой причине он никогда не пытался обмануть своих хозяев… Организация Абульхафиза «зеленый фронт мучеников Ислама» была достаточно известной среди радикальных мусульманских течений. На ее счету было несколько весьма громких терактов, а так же поддержка людьми деньгами и оружием «джихада меча» против неверных, в различных регионах. Для кого-то вопрос веры, для кого-то — Абдульхафиз отсалютовал самому себе, чуть приподняв бокал, — просто бизнес.

В дверь снова заглянул Хуссам.

— Господин. Пилот говорит, сейчас будем садиться. Лучше пристегнуться.

Абдульхафиз кивнул. Когда Хуссам исчез и самолет начал снижаться, он забормотал — Бисмилляхи Рахмани Рахим…

Любой шпион, да и не только шпион, вообще всякий, кому очень долго приходится носить маску, знает, что с годами она пускает корни, и человеку уже невозможно точно провести грань между собой и придуманной личиной. Абдульхафиз считал, что не верит, но перед посадкой он уже почти рефлекторно забормотал молитву, которую произносит перед началом любого важного дела каждый мусульманин, прося у Аллаха послать удачу его делам. То что Абдульхафиз сейчас просил удачи в деле, которое при благоприятном для него окончании должно было погубить несколько десятков человек, а позднее возможно и многие миллионы, его не смущало. В его кругах такие просьбы к Аллаху считали вполне нормальными.

Голова не болела. Голова разваливалась на куски. Не то что от движения, даже от попытки мыслить. Хотелось снова забиться, убежать обратно в вязкую темноту где небытие обещало полную свободу от всего. В том числе и от боли.

…На то чекисту и наган… — Всплыл откуда-то в голове, звонкий мальчишеский голосок. Голосок раздражал самим фактом своего появления, и он попытался спрятаться от него, чтобы снова наступило великое ничто. Бесцветное безмолвие.

Голосок снова заныл надоедливый, как писк комара в ночной комнате. Он опять сделал попытку спрятаться, представить, что голоса не существует, равно как не существует и остальной мир. Вакуум. Безвременье до семи дней, когда кто-то начал творить…

Сгинь, пропади! До него дошло, чем его так раздражал голосок. Этот мальчишеский фальцетик читал стихи в лучших традициях застойного советского официоза. В таком замедленном торжественном темпе, что декламатора хотелось подогнать пинком пониже спины, и с настолько преувеличенным выражением, что начинало подташнивать. Сразу вспоминался какой-то маленький выступленец, распевавший патриотические песни вместе с хором мальчиков-зайчиков…

Голосок не унимался.

Ну точно, голос лауреата многочисленных детских премий конкурсов и фестивалей, — Бори Пупенчикова. Или как там его звали… Куда же от него спрятаться? А тот уже заполнил собой все, и становился все громче, набирая победную силу.

Он понял, что больше не может этого выносить. Голосок раздражал, а от раздражения рождались воспоминания о советском официозе, мохнатых бровях дорогого Леонида Ильича… Или наоборот, мохнатые брови были у Бори Пупенчикова, а фальцет у Брежнева? Да нет, все точно. Бровастый генсек сидел в первом ряду, а тонкоголосый пионер Боря воспевал, стоя на сцене… Эта картинка внезапно оделась в рамку старого телевизора, с лупоглазым ламповым кинескопом… И все эти воспоминания рушили Великое Ничто, мир начинал расти мыслями и образами, а голова болела и он… Стоп… А кто — он?

Артем застонал и медленно разлепил веки. Мир был шершавым и плоским как картон. Над ним по потолку оставляя за собой долгий хвост послесвечения хаотично плавали три круглых белых плафона. Он несколько раз моргнул, и неудержимая сила притяжения стянула все плафоны в одну точку. Плафоны произвели антипочкование и превратились в один.

Он медленно повернул голову вправо, и увидел обшарпанный некрашеный бетон. Тогда он попробовал подняться, что бы оглянется и тут в голову снова дало. На этот раз боль была не вообще, а с левой стороны головы. Точнее слева и сзади. Он протянул руку к затылку, и нащупал источник боли, который при прикосновении тут же выстрелил сигналом по нервам. На затылке вздувалась немалых размеров «гуля». И что-то было прилипшее к волосам. Артем поднес пальцы к глазам и увидел на них уже запекшуюся кровь.

Он вспомнил как бежал по коридору, и… Значит не убежал. Только не паниковать…

Начал аккуратно подниматься, чтобы не расплескать кипяток боли. Вот так, хорошо… Прижался к стене, правой стороной затылка. Тошнило.

Это была совсем небольшая комнатка. Или скорее камера. Без окон, что впрочем было естественно, если он находился там же, где и попался. Он сидел на железной двухъярусной койке, принайтованной петлями к стене. Слева от него, в углу был туалет, представлявший собой вмонтированную в бетон чугунную воронку с дырой величиной в кулак. Справа в стене была железная дверь основательного вида, с окошком выше уровня груди, которое сейчас наглухо было задвинуто с противоположной стороной, задвижкой.

Артем шевельнул рукой и запястье отдало болью, не такой как голова, но все равно ощутимой. Он посмотрел на руки. На запястьях виднелись посиневшие следы от связки. Видимо когда его сюда притащили, развязали. Иначе у него бы ужа руки отвалились. Кто бы ни развязал — спасибо на этом…

Он дал себе десять секунд передышки. Закрыть глаза и посидеть привалившись к стене. Потом попробовал подняться и подойти к двери. Шаг успел сделать только один. Повело. Мотнуло так, что он рухнул на колени рядом с койкой, и упал бы совсем, если бы не успел ухватиться за нее руками. Вновь начала засасывать тьма, мир снова отодвинулся, и Артем почувствовал что теряет себя. Но тут из ничего опять возник голос. Другой. Совсем немелодичный, он задекларировал, скороговоркой. Артем почему-то подумал что будь у голоса тело, он бы сейчас приплясывал, топыря в разные стороны пальцы.

Артем снова «всплыл», и скривил физиономию. На фоне этого, Боря Пупенчиков показался милым и родным. Но он понял, что впасть в беспамятство ему не дадут. Голоса в голове создавала психопрограмма «звонок», вживленная в мозг психотехниками конторы. В экстремальных ситуациях этот триггер активировал раздражители и не давал оперативнику терять сознание. Как психопрограмма определяла когда именно ситуация критическая, а когда оперативник хочет просто спать, для Артема было загадкой. Равно как и тексты вкупе с их исполнителями. Мало верилось, что их сочиняли те архисерьезные ученые мужи, которых ему приходилось видеть. Скорее всего, это уже шутки его собственного подсознания…

Нужно было решать что делать. Вломили ему по голове — ой как. Не боец. Значит, нужно было говорить лечебное Слово. Медицинский транс требовал времени. А его могло и не быть. Кто знает, когда к нему в камеру придут для серьезного разговора… Но альтернативы не было. Если бы кто-то вошел сейчас, то что он в сознании не дало бы ему никаких преимуществ. Его сейчас мог и детсадовец с совочком забороть…

Накатило.

Он снова всплыл, сконцентрировался. И сказал Лечебное слово.

Мир изменился. Не так как в боевом режиме, а очень красиво и мягко, потому что лечить человека может только гармония. И главное, не было никаких голосов. Здесь им просто не было места.

Домиан Пшимановский стоял рядом с ответвлением от взлетной полосы, на которое только что вырулил приземлившийся самолет. Самолет был намного меньше его собственного, но Домиан подозревал, что стоит он, минимум столько же, а возможно и больше. Турбины уже сбавляли свой рев, заглушая обороты, и вскоре на поле наступила тишина.

Люк в борту самолета открылся. Из него выглянул смуглый мужчина восточной внешности, и закрепил за порог люка небольшой трап-лесенку. Через некоторое время на трап вышел другой человек. Возраст его трудно читался на загорелом лице. С равным успехом ему могло быть и тридцать, и сорок пять… Осанка, спокойный взгляд, вкупе с сединой в черной бороде обрамлявшей лицо, придавали ему благородный вид. Он был одет на восточный манер, в широкие свободные шаровары и длинную до колен неподпоясанную рубаху. Одежда была очень простой на вид, но подойдя ближе можно было увидеть что сшита она из тонкой дорогой ткани. Образ дополнял головной платок, с обручем фиксировавшим его на голове.

Человек остановился на верхней ступеньке трапа и осмотрелся вокруг. Потом он увидел Домиана, спустился вниз и пошел к нему. За спиной у человека появились еще двое, эти были тоже в головных платах, но одеты во вполне европейские черные костюмы, правда с рубашками без галстуков, с воротниками-стоечками. В них, несмотря на присутствие восточного колорита можно было без труда опознать охранников. Один нес в руке маленький плоский чемоданчик.

Пшимановский двинулся им навстречу.

— Приветствую тебя, Абдульхафиз. — Сказал он подходя к человеку.

— Мир тебе, Домиан. — Улыбнулся мужчина. — И да увеличит твои дни Аллах, милостивый и милосердный.

— Мы ждали тебя, — Домиан улыбнулся, хотя давалось ему это нелегко. Он был напряжен как пружина. — У нас все готово. Пойдем.

— Это Сейф и Хусам, — сказал Абдульхафиз показав на своих спутников. — Ты не возражаешь, если они пойдут со мной?

— Конечно. — Согласился Пшимановский. Про себя он удивился, почему с Абдульхафизом вообще так мало охраны, но потом подумал, — в данном случае, покупатель рассчитывал, что охрану от возможный сюрпризов ему обеспечит сам Домиан. Так бы и было, если бы… Пшимановский хорошо владел собой, но на всякий случай запретил себе думать об этом. Для него не было секретом, что многие тайно приговоренные к смерти партнерами или соратниками умудрялись чувствовать это даже за фасадом фальшивых улыбок и слов, которые до поры должны были отвести в сторону подозрения. Он не собирался выяснять, насколько развита интуиция Абдульхафиза.

Они вошли в ангар и подошли к лифту. Там их встречал командир наемников. Яцлав стоял с совершенно непроницаемым лицом.

— Внизу та самая лаборатория? — Спросил Абдульхафиз, с любопытством оглядывая ангар.

— Да, и не только. Там целый подземный городок. — Пшимановский подошел к пульту управления лифтом и снял телефонную трубку, что бы попросить опустить лифт. — Сейчас сам увидишь.

Абдульхафиз со своими людьми зашли на платформу. Яцлав сделал то же самое.

Лифт пошел вниз.

Араб смотрел на проходящие мимо них стены, и на цифры, которые отмеряли глубину погружения. 40… 50… 60…

«Вот так же наверно выглядит вход в Джаханнам, — почему-то подумал он. — Что если я уже упал с Сирата, и даже не помню об этом? Лифт будет все идти и идти вниз, а когда остановится, я увижу лик торжествующего Иблиса, и меня опалит его жаркое пламя. Я буду гореть и корчится. Ведь сказано в Коране — всякий раз как сготовится их кожа, мы заменим ее новой, дабы они вкусили наказания… Или лифт просто никогда не остановится…».

Лифт остановился на отметке «80». Абдульхафиз облегченно вздохнул, и увидел просторное помещение из которого вело два хода. В помещении было восемь человек, половина в бежевой, а половина в болотно-зеленой форме. Судя по тому, как подобрались бежевые в присутствии торговца оружием, Абдульхафиз понял, что это его люди. Пшимановский приглашающе махнул рукой, и их процессия двинулась в левый вход.

«Странно, что за мысли меня посетили в лифте, — на ходу подумал Абдульхафиз. — Скорее всего дело в том, что я в первый раз спускаюсь так глубоко под землю. Проклятая нора. С привычкой этот дискомфорт пройдет. Впрочем, мне и не нужно привыкать. Надеюсь, я в первый и последний раз в таком месте… Но до чего живуче то что вложено в детстве. Стоило оказаться в непривычной обстановке, и я тут вспомнил все рассказы о Джаханнам… И все же, я думал, что нервы у меня покрепче. Никуда не годится. Видно, устал. После того как проведу сегодняшнюю сделку, устрою себе большой отдых».

Из узкого коридора они вышли в гораздо более широкий туннель, пересекавшийся с тем коридором, из которого они шли под прямым углом. Туннель был длинный, по его протяженности шли ряды дверей и пересекающихся проходов с непонятными Абдульхафизу знаками. Пшимановский уверенно пошел вперед, и они следуя за ним, прошли туннель примерно до половины, свернули в проход направо, прошли еще ряд дверей и наконец подошли ко входу, рядом с которым опять стоял смешанный караул из трех болотных и пяти бежевых солдат. Один из болотных открыл перед ними дверь, Пшимановский вошел первым, за ним прошел Абдульхафиз, и его люди. Командир наемников, и все солдаты остались за дверью.

На поверхностной части базы, лейтенант Юханес Розе, второй после Яцлава человек в иерархии отряда наемников, собрал перед ангаром командира второго взвода (первым командовал он сам), и всех командиров отделений.

— Приказ. — мягкость прибалтийского акцента, ярко контрастировала с выражением его лица, — Через пять минут весь личный состав с оружием должен быть здесь. Весь, — это значит снимайте даже охранение периметра.

— Что происходит, Юхан? — Спросил командир второго взвода, Фирс.

— Зачищаем подземный уровень базы.

— Как зачищаем? — Вздернул брови Фирс. — У нас же приказ ее охранять.

— Был. Теперь приказ зачистить.

— Чей приказ?

— Нанимателя. Мне его передал конкретно Вацлав. Кстати, оба внизу, вместе с девятью ребятами из моего взвода, так что смотрите куда стреляете. Всех остальных — работаем. Есть возражения, Фирс?

Тот пожал плечами.

— Приказ нанимателя — никаких возражений.

— Хорошо. — Кивнул Юханес. — Собирай людей.

Это оказалась большая комната, отделанная дешевым пластиком, под дерево. Посреди комнаты стоял большой овальный стол. За столом сидели уже знакомые Абдульхафизу генерал Сафонов, и его доверенный секретарь, имени которого он не помнил, а может, и вообще никогда не знал. На столе стоял достаточно объемистый чемодан темного металла, а перед секретарем небольшой тонкий ноутбук. Домиан Пшимановский, сразу как только вошел, сел. Генерал же наоборот, встал и поспешил навстречу Абдульхафизу.

— Доброго времени суток, уважаемый Абдульхафиз.

— Мир тебе, генерал, — ответил гость, — и да укрепит Аллах твое благополучие, и ниспошлет мудрость, дабы ты направил себя по истинному пути.

«Интересно, — подумал Пшимановский — этот араб придумывает свои пожелания по ходу дела, или сыплет домашними заготовками?».

Генерал приглашающее повел рукой, и Абдульхафиз, кивком поблагодарив за приглашение, сел в кресло. Двое его охранников встали за его спиной.

— Может быть ты и твои люди проголодались с дороги? — Спросил генерал.

«Чума бы тебя забрала, проклятый азиат! — простонал про себя Пшимановский. — Мое время идет на часы, а ты нашел время щеголять перед этим арабом своим гостеприимством. Давай еще разведем здесь обед с разносолами из твоих солдатских консервов… — Внешне впрочем, ему удавалось сохранять вполне спокойное выражение лица. И когда араб отказался, у Пшимановского даже не прорвалось облегченного вздоха. Он был почти благодарен арабу, насколько вообще можно быть благодарным без пяти минут покойнику. — Легче, легче. Дыши спокойнее».

— Благодарю за заботу, генерал. — Поднял руки ладонями вверх Абдульхафиз. — Но если возможно, я предпочел бы как можно скорее закончить наше общее дело.

— Понимаю твое нетерпение Абдульхафиз, — генерал кивнул. — Ну к делу, так к делу.

Он сел напротив Абдульхафиза, рядом с Пшимановским. Наклонился, подтянул к себе по столу чемодан, и поднес большой палец к сканеру, который был вделан в его поверхность. Сканер одобрительно пикнул, и рядом с ним загорелся зеленный огонек. Генерал набрал код на находящимся рядом со сканером кодовом замке, открыл крышку и развернул чемодан к Арабу.

— Это «Гамаюн». Автономная рабочая станция, — генерал чуть наклонился вперед придерживая крышку. — С ней может работать даже человек без специального образования. Оператор должен только взять световое перо и показать на этом экране необходимый ему ареал, в котором он хочет получить распространение. Компьютер скорректирует желаемый ареал с возможным, и запросит дополнительные параметры, вроде жизненного срока патогена. Когда все данные будут закончены, оператор нажмет кнопку «ввод» и станция сама синтезирует необходимый вариант макровируса. После синтеза вирус можно будет взять в этом боковом отсеке, он уже будет заправлен в капсулы-шприцы. Затем компьютер выведет на экран данные по породам птиц, и их миграционным маршрутам, а так же территории на которой нужно птицу отловить, и дату, когда это нужно будет сделать. Отловленной птице делается инъекция синтезированного вируса, после чего она вновь выпускается на волю. Чем больше птиц будет подвергнуто процедуре, тем лучше. Часть птиц-носителей может не долететь до места-цели по естественным причинам… Станция производит до ста ампул, что вполне достаточно для гарантированного поражения заданного района. Естественно доставку вируса в нужный район можно упростить, и сделать более надежной, если вместо птицы в качестве носителя использовать человека. Поражающий эффект — модифицированный штамм гриппа. Время инкубационного периода, — варьируется при синтезе. Симптоматика — гипотермия, лихорадка, кашель, боль в горле и мышцах, в дальнейшем респираторные осложнения, гнойное поражение глаз, вирусная пневмония. Идет некроз с сопутствующим воспалением в легких, в респираторном эпителии, трахее, бронхах, и полости носа. Смертность — от девяносто шести, до ста процентов на пятый-шестой день после появления первых симптомов. Вся сопроводительная документация находится в памяти компьютера. Это наш товар. Ваша очередь, уважаемый Абдульхафиз.

Абдульхафиз с интересом слушал рассказ бывшего генерала. В принципе, все это он знал и так, по результатам предварительных переговоров и согласований. Не стал бы он лететь к черту на рога, что бы покупать неизвестно что. А генерал был хорош, в роли комивояжора. Пожалуй, он вполне смог бы работать продавцом в любом салоне автомашин, или скажем, бегать по адресам, продавая какие-нибудь чудо-пылесосы…

— Мы покупаем. — Кивнул Араб. Передайте пожалуйста станцию моему человеку.

Генерал передвинул чемодан на сторону стола Абдульхафиза.

— Я обнулил данные папиллярного идентификатора и кодового замка, — сказал он. — Теперь замок запомнит первый отпечаток пальца, который будет к нему приложен, и будет открываться по коду, который будет набран первым при закрытой крышке.

Абдульхафиз кивнул, и протянул ладонь себе за плечо. Его телохранитель Хусам открыл свой маленький чемоданчик, извлек оттуда ноутбук, и поставил перед хозяином. Тот открыл компьютер, дождался пока система загрузится.

— Нет сигнала. — Сказал он генералу. — Мне нужно подключение в Интернет.

— Земля глушит, — Генерал показал за спину араба, — там, разьем на стене.

Абдульхафиз вставил провод в разъем ноутбука и наладил связь.

— Номера ваших счетов со времени предварительного согласования остались прежними? — Спросил он генерала и торговца. Когда оба кивнули, он начал процедуру трансфера.

— Все. — Сказал он через некоторое время. — Деньги на ваших счетах, уважаемые.

— Проверь, — кивнул генерал секретарю.

Тут кивнул, поправил очки и уткнулся в свой ноутбук.

— Все без обмана, — сказал он через некоторое время.

Генерал повернулся к Абдульхафизу и улыбнулся. Тот закрыл крышку рабочей станции, приложил палец к замку, набрал на клавиатуре новый код, и передал чемодан Хусаму. Домиан Пшимановский откинулся на стуле и тронул рукой кнопку передатчика спрятанного в рукаве. Яцлав и командир его группы внизу у дверей лифта, получили сигнал.

Араб посмотрел на довольно улыбающегося генерала. Ему не было жаль честно переведенных денег. Это ведь не он платил. А генерал… чтож, он понимал его. Когда разрушается империя, которой служил, и подкрадывается старость, не грех подумать о себе. Жаль что генералу оставалось жить всего несколько часов, и насладиться обретенным богатством у него уже не будет никакой возможности. Возможно ему еще и предстоит помучиться перед смертью, — наверняка истинные хозяева денег захотят получить их обратно… Впрочем, с философской точки зрения, генерал не мог знать что скоро он будет мертв. Следовательно это никак не омрачало его существования. Сейчас он был доволен, и значит, в некоторой степени, все же получил от сделки что хотел. Абдульхафиз поймал взгляд генерала, и широко улыбнулся в ответ.

В ухе Ореста наушник зашипел сигналом… Орест был командиром группы которую Яцлав оставил у лифта, в помещении ведущим в подземную часть комплекса. Его задачей было снять охрану генерала, и отправить лифт наверх, за подкреплением. Их было четверо против четверых. Им пришлось довольно долго ждать сигнал, и вроде бы у них было время подготовиться, распределится по помещению оптимальным образом, чтобы разом снять всех противников. Однако люди генерала особо не расслаблялись. Орест понял, что если его ребята начнут играть с позициями, это только насторожит врага. Поэтому он сел на стоявшую у стены рохлю, и ожидая сигнала, принялся травить с коллегами бородатые анекдоты. Трое его людей, поняли все без слов, расселись недалеко от него и подключились к процессу. Мужики в зеленом однако все равно держались настороже, хотя слушая особо забористые истории, даже они кривили рты в ухмылках. Оресту нравилось как вели себя зеленые, это было уважительно. Однако перед ними Орест имел одно несомненное преимущество — преимущество первого хода. Посмотрев на зеленых за время совместного стояния на посту, он понял, — не факт, что удастся передать своим условный жест, так что бы не насторожить. Поэтому когда он получил сигнал, он просто начал действовать, а его людям оставалось лишь соблюдать старое проверенное «делай как я»…

…Наушник в ухе Ореста пискнул сигналом. Он сидел на рохле левым боком к зеленым, и туда же был направлен ствол автомата лежавшего у него на коленях. Орест просто поправил автомат подкорректировав его направление движением колен, и нажал на спусковой крючок. Выстрелы в замкнутом помещении впороли по ушам. Ему удалось достать сразу двоих. Длинная очередь прошла по стене, выбивая пыльную крошку из бетона, метя его кратерами. Эта очередь перечеркнула одного стоявшего у стены в области груди, а второго сидевшего на другой рохле по подбрюшью. Еще одного свалил сразу включившийся Давид. — Его выстрелы разбрызгали солдату левую половину головы от темени до шеи. Визжал дикий рикошет, и Орест у которого даже не было времени спрятатся от свистящих вокруг гадин, пожалел что у них автоматы, а не пистолет-пулеметы. Оставался один. Когда началось, он стоял рядом с человеком Ореста, слева от него и автомат у него, как и у всякого правши был направлен в левую сторону. Стрелять вправо, ему было не с руки, в отличие от человека Ореста, который практически упирался ему стволом в бок, но что-то у того, несмотря на удобство позиции не заладилось, замешкался. И мгновенно среагировавший зеленый со всей силы на развороте вломил ему прикладом в лицо. Варварским бисером разлетелись в стороны осколки зубов, человек Ореста рухнул бревном. Зеленого впрочем тут же снял Давид. Но вот самому Давиду не повезло… Орест всегда считал малокалиберный автомат плохим оружием для ближнего боя. А может просто человечек попался такой крепкий… Тот самый, которого он первым просек двумя пулями по брюху, стоя у стены вскинул автомат и пустил длинную очередь, отжалев половину Давиду, а половину Гнату, который успел всадить в него не меньше трех пуль в ответ. Давид упал как подкошенный, Гнат медленно выронил автомат и рухнул вслед за ним на колени, а этот, исполосованный пулями в решето стоял у стены, направляя автомат теперь уже на Ореста. Но в автомате закончились патроны, и «Калашников» лишь сухо щелкнул курком. Человек у стены, с застывшим лицом сомнамбулы отстегнул магазин и, деловито полез окровавленными руками в подсумок за новым… Орест рывком поднял автомат, и наконец успокоил его одиночным в голову.

Уши болели и звенели, ныла ладонь левой руки, которой он прикрылся от летевших гильз из собственного автомата, когда пришлось стрелять с колен, положив его на бок затвором вверх. Пахло порохом, желчью и кровью. А в целом Орест был в порядке. Подбежал к пульту управления, и ударил по кнопке. Платформа лифта пошла вверх. Он сменил магазин в автомате.

С Гнатом и Давидом все было понятно и без осмотра. Единственный выживший из его группы, — тот самый, который получил прикладом, — лежал на полу и лишь время от времени слабо дергал руками и ногами. Сломанная нижняя челюсть проткнув щеку торчала наружу, вместе с окровавленным осколком зуба. Орест даже не был уверен, что тот в сознании. Хотелось верить, что нет… Из глубины базы, эхом докатилась очередь и несколько одиночных выстрелов. Поглядывая в коридор который вел в глубь, и из которого могли появиться враги, он подскочил к раненному, схватив за шкирку и оттащил с направления возможной стрельбы из коридора. Видимо воротником он задел тому челюсть, раненный так и не застонал, но тело дернулось, будто через него прошел сильный ток. Поглядывая в коридор, Орест одной рукой достал и распотрошил индивидуальную аптечку, и прямо сквозь одежду вогнал в тело наемника два шприц-тюбика промедола. После этого, он повернул ему голову, что бы тот не захлебнулся собственной кровью, если кровотечение усилится, и на время забыл о нем. Он сделал для раненого все, что мог здесь и сейчас. Через несколько минут сверху должны были прибыть остальные. А до того времени ему нужно держать коридор.

— Один-девять, ответь один, прием. — Рация ожила в ухе голосом Вацлава.

— Один-девять, на приеме, — отозвался Орест. — Держу пост. Лифт идет вверх, прием.

— Добро, конец связи.

— Было весьма приятно иметь с Вами дело, уважаемые. — Абдульхафиз встал и улыбнулся генералу и Пшимановскому. — Как мы и договаривались, вторая половина оговоренной суммы поступит на ваши счета после того, как этот чемодан будет использован по назначению. А я…

Договорить Араб не успел. За дверью ведущей в комнату послышался чей-то глухой оборвавшийся вскрик. Хусам успел отбросить чемодан, и загородить собой хозяина, а Сейф откинул полу пиджака, вытягивая подвешенной на подмышечной петле «Мини-Узи». Двустворчатая дверь в комнату резко распахнулась, и в нее ворвались двое в бежевой форме, с Калашниковыми в руках. Очереди слились в короткий треск. Вскрикнул валясь на столешницу Сейф. Абдульхафиз почувствовал, как дернулся закрывающий его верный Хусам. И сразу за этим почувствовал толчок в грудь. Все вокруг как-то смазалось, и начало терять резкость. Он посмотрел на вспоротый на спине пиджак оседающего Хусама, и понял что жертва того оказалась напрасной. Автоматные пули, даже не смотря на бронежилет, пробили телохранителя насквозь и добрались до него. Уже падая за стол, он краем глаза увидел каменно застывших генерала и Пшимановского, и донельзя испуганного секретаря. А те двое, что первыми ворвались в помещение, уже сдвинулись в стороны, пропуская еще двоих и… — дубовая столешница, и потолок, вот все что он теперь видел снизу своим угасающим сознанием. Тела он не чувствовал. «Предали…» — как-то лениво, и поверхностно без всяких эмоций скользнула мысль. Грянул одиночный выстрел. Приканчивают остальных?

— Ля Ильляха Ильляляху ва… — Послышался голос Хусама, который оборвал еще один выстрел. Абдульхафиз понял, что это добивают его охранников. Сейчас, лежа в собственной крови, он не испытывал никаких эмоций, кроме остро кольнувшей сердце зависти к Хусаму, которому в свою последнюю минуту казалось так важно произнести шахаду. Ему это к сожалению было не нужно. Даже если Аллах существовал, Абдульхафизу нечего было ему сказать. Совсем скоро ему предстояло выяснить, и если — да, — то принять кару. Но Хусам… Абдульхафиз неожиданно почувствовал приступ веселья. Если бы у него были силы, он бы сейчас засмеялся, но его хватило только чуть-чуть изогнуть губы… Хусам, который всегда истинно верил и, следовал Шариа, совершал Намаз, и Хадж, соблюдал саум… И при этом так же истинно и без сожаления убивал неверных… Будет ли он удостоен райского сада? Или ему напомнят, что и у христиан и у муслимов одинаково почитается пророк Муса, который принес с горы заповеди Аллаха, и среди них, — «Не убий». Как же будет забавно, если и Хусам будет гореть в огне рядом с ним. Один зас вое лицемерие, другой за извращенную веру…

Сверху над Абдульхафизом навис тот самый огромный наемник, с которым они спускались сюда на лифте. В руке у него был пистолет. Выражение лица умирающего его удивило.

— Чему радуешься? — Спросил он у Араба.

Тот промолчал, продолжая улыбаться.

Наемник навел на него пистолет. Абдульхафиз заглянул в дуло, и оттуда на него, вслед за вспышкой, прыгнула темнота.

Гармония покинула его, и он снова очутился в этом не лучшем из миров. Артем перевернулся на стальной койке на четыре конечности. Спина напряглась. Откуда-то издалека до него доносилась заполошная стрельба. «В несколько стволов, из автоматического оружия… — отметил он. — Что происходит? Кто-то напал на базу? Местные? — Нет, чушь. Пока платят им здесь сто лет не интересно. А может быть… — Артем встрепенулся —…может быть это за мной? Спасательная операция?

Ну да, как же — сразу возразил внутри кто-то очень циничный, и неэмоциональный. — Как же, за тобой… Таманская дивизия на тачанках прискакала…Даже если предположить, что Глеб и Сабир сразу сообразили что я попался, и сообщили по спутниковой связи в Москву, было невероятно, что бы спасательная команда добралась сюда так быстро. Да и не будет никакой спасательной команды. Если попался, — на помощь можно не рассчитывать, и обижаться тут не на кого. Условия игры. Глеба и Сабира скорее всего уже поблизости нет, увез их Ветут на своем древнем тарантасе. И правильно увез».

Это все было правдой. Но все равно, где-то в глубине души обиженно шевелился тот, кого эта правда не устраивала. Кто подсознательно ожидал, что сюда ворвутся какие-нибудь неуловимые мстители со Штирлицем во главе, и покажут врагам кузькину мать, а его выведут под белы руки из позорного узилища, и умчаться они на горячих боевых конях быстрее ветра…

«Ладно, помечтал, теперь спускайся на грешную землю. Мечтами обычно тешат себя слабаки. Опьяняют себя самоуспокоительными фантазиями. Это помогает им держаться, но только до того момента, пока их не выводят из камеры к кирпичной стене. Тут созданный ими спасительный мираж развеивается, и они начинают размазывать сопли по физиономии, что выглядит не очень достойно. И даже если они умудряются прибрать пузыри под носом, и держаться по-мужски, то результата это никак не меняет. Результатом будет труп. А значит, мне нужно не тешить себя сказками, а выбираться, пока у меня не появилась возможность проверить, насколько твердо будет держаться перед казнью моя собственная персона». Правда, до казни все равно дело не дойдет. На этот случай у него имелось в запасе особое Слово. Но это самый крайний вариант. Когда уже совсем не останется возможностей барахтаться…

Кстати о слове — Артем протянул руку к голове. — Стрельба так отвлекла его, что он совсем забыл о травме. — Он аккуратно потрогал затылок. Гематома исчезла, оставалась только засохшая корочка крови, там где пуля все-таки сорвала кожу. Не было ни тошноты, ни провалов в сознании. Что ни говори, — велики резервы человеческого организма…

Вот теперь можно было подумать, как выбраться отсюда. Он осмотрел глухие стены, сток канализации, куда не пролезла бы даже голова ребенка, и обратил свой взгляд на стальную дверь. Нет… Слишком толстая. Слишком массивная. Он хорошо знал свои возможности, и понял, что даже на Слове эту дверь ему не пробить.

Ну что же, — он тряхнул головой. — Придется подождать, пока о нем вспомнят, и пока кто-нибудь пожалует. Не могли же о нем совсем забыть, со всей этой стрельбой. Или могли?.. Не думать об этом. — Он снова уселся на койку, скрестил ноги по-турецки, и откинул голову к стене. — Приходите люди добрые. Вы уж только приоткройте дверь, а там вы даже не успеете понять, что случилось.

— Как видите, генерал, условия нашего партнерства претерпели резкие изменения, — сказал Домиан Пшимановский.

Впервые за долгое время торговец почувствовал, что страх немного отпустил. Сейчас он был хозяином положения.

Генерал, сидел за столом неподвижно и очень ровно. Он смотрел как командир наемников Вацлав прошел по комнате, методично достреливая людей араба, а потом связался с кем-то по рации. «Добили тех, но не трогают нас — подумал он. — Значит, зачем-то мы им нужны».

— Что это все значит, Домиан? — Очень спокойно задал вопрос генерал.

— Если вы еще не поняли, генерал, это значит что все ваши «гвардейцы» мертвы, а мои люди занимают базу. Для вас же конкретно, меняются условия сделки. Предлагаю вам новый обмен. — Пароли к счетам, на которые араб перевел вашу долю, в обмен на вашу жизнь.

«Вот оно, подумал генерал. Деньги. Только поэтому мы еще живы»,

— Вы с самого начала планировали меня обмануть, Домиан? — Спросил генерал, для того что бы потянуть время, и дать себе оценить ситуацию.

— Возможность обдумать это будет у Вас на досуге, — мягко сказал торговец. — Если вы конечно примите мое предложение.

Генерал окинул взглядом комнату. Кроме вальяжно раскинувшегося в кресле Домиана, в ней был еще командир Вацлав, стоявший прислонившись к стене, и трое его солдат. Минимум еще двоих солдат он видел за дверью, когда эти входили в комнату. Он посмотрел на своего секретаря. Одутловатое лицо за круглыми очками перекосилось от страха. Когда началась стрельба, секретарь схватился за ноутбук, и теперь сидел прижимая его правой рукой к груди как щит, будто тот мог защитить от пули… Плохи дела…

— А где гарантия, что вы оставите меня в живых, после того, как я отдам вам деньги?

— Какие гарантии могут быть в такой ситуации, — улыбнулся Пшимановский. — Честное слово вам что ли дать? Глупо, Петр. Отдайте деньги, и уходите. Ваша смерть мне не нужна.

«Лжешь, — подумал генерал. — Это не моя жизнь тебе не нужна, а свидетели тебе не нужны. Тем более такие как я, обидчивые. Которые потом непременно попытаются тебя отыскать».

— Решайте, генерал, ну! — усилил нажим Пшимановский. — Я крайне ограничен во времени, и у меня нет возможности вас убеждать. Или пароль, — или пуля. Вацлав!

Чех стоявший у стены с невозмутимостью и точностью механизма поднял пистолет и направил в голову генерала. Генерал поглядел в равнодушные глаза Вацлава.

— Ладно, Домиан… Ваша взяла… Я отдам деньги. Прикажите своему бульдогу опустить пистолет.

Домиан кивнул Вацлаву, и тот так же невозмутимостью опустил оружие.

— Да… — Генерал, потянул воротник, будто рубашка его душила. — Я отдам тебе деньги, Вацлав. Но кое-что я тебе перед этим скажу. По-русски. Ты гребанный му…

Не сказать, что Домиан был удивлен этой вспышкой человека, которого фактически грабили, но подобной экспрессии он от генерала не ожидал. С покрасневшим от гнева лицом тот выдал такое, что даже очень хорошо знающему русский язык Пшимановскому многие обороты были незнакомы. А главное все это лилось непрерывной волной, без запинок и повторений.

Солдат который следил за секретарем генерала, увидел что у того выскользнул из рук ноутбук. Глаза его рефлекторно пошли вниз за компьютером, и вдруг, в какую-то невероятно застывшую долю секунды он увидел, как в том месте, которое только что закрывал ноутбук обнажилась левая рука секретаря, державшая небольшой плоский пистолет. А над всем этим были серые глаза, за круглыми стеклами очков на одутловатом лице. Глаза холоднее арктического льда. Последнее что увидел солдат, стал выстрел.

Вацлав и оставшиеся двое наемников среагировали мгновенно, но их внимание было сакцентировано на генерале изрыгающим ругань с другого конца стола, и они оказались повернуты к секретарю кто боком, а кто вообще наполовину спиной. Сам же генерал при первом выстреле сильно толкнулся в пол ногами, и вместе со стулом спиной назад улетел под прикрытие мощной столешницы. Это было очень вовремя, потому что солдат стоявший за столом напротив тут же открыл огонь. Генерал снизу увидел, как столешница пошла отверстиями и почувствовал удар в голень, от которого мгновенно онемела вся правая нога ниже колена.

Больше секретарь никому из наемников выстрелить не позволил. То что сам он стрелял с левой руки ему абсолютно не мешало.

Бам-бам-бам! Почти слитно прозвучали три выстрела, и в головах отчаянно пытавшихся успеть развернуться Вацлава и двух его солдат появилось по два новых отверстия — малюсенькое входное, и выходное — несколько большее, от вылетавшей полубоком, теряющей остойчивость малокалиберной пульки. У Вацлава все-таки была превосходная реакция, его тело успело развернуться и даже почти навело на секретаря пистолет, но затем, не получая никаких указаний от внезапно замолчавшего мозга, опустило оружие, и, потеряв присущую ему при жизни легкость, грузно рухнуло на пол.

Рывком распахнулась дверь в комнату, на пороге показались два наемника, которые охраняли комнату с той стороны. Стрелять с левой в них секретарю было не с руки, но в его правой — когда он успел там оказаться? — был уже другой пистолет, причем гораздо более солидный. Бам! — Бам! Один наемник завалился назад, второй сполз по косяку.

Пшимановский оцепенело смотрел на происходящее. Только что он был хозяином положения, и за секунду все необратимо изменилось. Комната была завалена трупами. На полу вповалку лежали арабы и наемники, и над всем этим, как ангел смерти в своем старомодном пальто стоял секретарь. Вот ангел закружился в танце, метнувшись сначала к тем наемникам, которых положил в комнате, а потом к тем, кого в дверях, и там где ему показалось, еще теплится жизнь, сделал контрольный выстрел. В левой руке у ангела ПСМ, а в правой — сначала Домиану показалось, что Кольт, но нет — старый испанский «Стар-А» без труда питающийся столь любимыми в бывшем Союзе патронами от пистолета Токарева. И вот этот самый Стар глядит ему в лицо, а за пистолетом — глаза существа стоящего ту сторону добра и зла…

— Петр? — Секретарь не спуская с прицела Пшимановского — чуть скосил взгляд за стол, за которым лежал генерал.

— Порядок, — просипел генерал, поднимаясь с пола, и двинулся припадая на правую ногу в обход стола.

— Нужно перевязать рану, — сказал секретарь. — не выпуская из вида торговца, он нагнулся над трупом ближайшего наемника, и вытащил из нарукавного кармана индивидуальный перевязочный пакет.

— Позже. Ты слышал что сказал их командир — генерал кивнул на тело Вацлава. — Солдаты уже здесь. Играем «план Б». Быстро в инженерную.

— Что с этим? — Секретарь показал взглядом на Пшимановского.

— Заложник. — Генерал без всяких эмоций взглянул на торговца.

Секретарь убрал в карман маленький пистолет, отбросил в сторону очки, и подскочил к Пшимановскому. Рывком дернул за отворот куртки, так что две верхние пуговицы оторвало начисто, затем развернул торговца, и спустил куртку с плеч, оставив ее висеть на руках, сковывая движения. Ухватил за воротник рубашки и дернул в сторону выхода.

— Шевелись, — сказал он Пшиановскому. — И — ты видел, как я стреляю.

Секретарь придержал торговца, осторожно выглянул за дверь, а потом вывел его в коридор, и повел направо, к инженерной. Генерал вынул из кармана пистолет, которым ему так и не довелось воспользоваться, и вышел за ними. В коридоре он глянув на три тела в форме болотного цвета, сжал зубы, и заковылял, догоняя секретаря.

Орест по звуку почувствовал, что лифт за его спиной приближается. Он обернулся и увидел, как не дожидаясь полного снижения и остановки платформы с нее начали выпрыгивать наемники в бежевой форме. Подкрепление прибыло. С другой стороны от прохода в коридор уже присел парень с автоматом. Его хлопнули по плечу, и он уступил место еще одному. Медик уже колдовал над раненым. Это были ребята из второго взвода. Значит его — первый — прибудет следующим… Второй взвод разделился и начал втягиваться, частью в коридор ведущий на склад, а частью в тот, что вел в основные помещения базы. Зачистка началась.

Командир второго взвода Фирс подошел к Оресту:

— Обстановка?

— Приказ выполнен. Потери — два убитых, один раненый. Потери противника — четыре. Командир Яцлав выходил на связь — Орест посмотрел на часы — около пяти минут назад, и запросил обстановку. Я слышал, из глубины базы слышал стрельбу, одиночными и из автоматического оружия.

Фирс кивнул, и нажал кнопку на рации.

— Фирс вызывает Вацлава, прием… — Он повторил это еще несколько раз, но так и не получил ответа. Обернулся к Оресту.

— Приказ прежний, держи выход к лифту до прибытия своего взвода. — Он кивнул командиру одного из отделений. — Оставь здесь еще трех человек. — Потом повернулся к медику. — Ты — с раненым, наверх.

Солдаты помогли медику загрузить раненого на платформу, и лифт снова пошел вверх.

Фирс двинулся в коридор за своими солдатами.

До инженерной было недалеко. Под этим названием, по сути скрывался пункт управления системами базы, а значит он являлся одним из приоритетов для захвата. Генерал боялся, что база будет уже полностью контролироваться наемникам, но видимо они начали разворачиваться одновременно с тем, как Вацлав открыл стрельбу в комнате для совещаний, и еще не успели добраться сюда…

Они спешили. Секретарь шел первым, направляя перед собой Пшимановского, который сейчас выполнял малоприятную роль живого щита. Генерал морщился при каждом шаге. Шок уже прошел, и теперь простреленная нога давала о себе знать. Штанина набухла красным, и оглянувшись она увидел, что оставляет на полу за собой маленькие кровавые следы, которые складывались в путеводную ниточку.

Им удалось добраться без происшествий. Вошли в том же порядке, торговец, секретарь и генерал. Они оказались а помещении примерно десять на десять метров. В центре стоял небольшой стол, а к трем стенам, кроме той, в которой была дверь, прижимались тяжеловесные пульты монументального дизайна 70-х годов. Округлые кинескопы ламповых монохромных мониторов, и большие разноцветные кнопки производили впечатление полного морального устаревания, но вместе с тем от них шло ощущение какой-то основательности и надежности. В современную эпоху полимеров, таких машин больше не делали.

Генерал не обращая внимания на ногу подхромал к самой дальней стене, и остановился перед вделанной прямо в неё железной дверцей окрашенной в темно-зеленый цвет, с нанесенной по трафарету красной надписью «аварийный пульт». Он торопливо вытащил из кармана ключ, сунул в скважину, провернул, и с видимым усилием и сдвинул створку, которая отворяясь показала свою грань, не уступавшую по толщине среднему сейфу. За дверцей на стене обнаружился экран монитора, несколько блоков переключателей и кнопок, а над ними металлический щит, на котором был нанесен план базы, с рассыпанными по нему гроздьями разноцветных лампочек. Никакого намека на клавиатуру не было. Впрочем и сам монитор здесь служил только для облегчения работы оператора пульта, и был не необходимостью, а лишь дополнительным удобством. Всю работу можно было в принципе проводить и без него, ориентируясь только на план со щита.

Генерал включил монитор, и пока тот прогревался, пробежался пальцами по рядам номерных тумблеров, сверяясь со значками на плане, отыскивая нужные. Монитор тем временем проморгался, и выдал надпись зелеными буквами из больших пикселей — «система безопасности включена. Неполадок нет. Возможен ввод дальнейших команд». Генерал потянул тугой тумблер, и тот со щелчком соскочил в нижнее положение… Раздался гул. — Сверху из потолка над дверным проемом выскочила стальная переборка толщиной сантиметров тридцать, и плавно пошла вниз. Через секунду проход в коридор перестал существовать. — На его месте теперь была металлическая броня. Экран исправно выдал новую строчку «Инженерная. Вход заблокирован». Сверху на плане базы, на линии переборки между инженерной и коридором, поморгав, вспыхнула синяя лампочка.

Генерал удовлетворенно кивнул. Система безопасности выдержала проверку временем. Умели строить… Теперь можно было заняться незваными гостями. Он переключил еще один тумблер, в стороне от других, и прислушался. Однако все было тихо. Генерал уже начал сомневаться, не зря ли он полагался на тех, кто возводил этот комплекс, но тут пол под ногами пришел в движение и задрожал.

— Что это было? — тревожно спросил стоящий у стены Пшимановский, когда вибрация медленно угасла.

— Лифт. — Генерал, и на секунду повернулся к торговцу, и весело ему подмигнул. — Теперь, тем кто успел спуститься вниз, очень долго не удастся получить подкрепление. Думаю, без специальной техники это вообще невозможно…

Пшимановский побледнел.

— Да вы с ума сошли! Вы же похоронили всех нас в этой норе!

— Не драматизируй. — Здесь есть запасной выход на территорию базы.

— Что?

— Сюрприз. На общих планах он не отмечен, поэтому ты о нем и не знал.

Руки генерала снова легли на тумблеры.

— Запасной выход нам еще пригодится, поэтому я его на время блокирую. — Пробормотал он. — Просто на всякий случай… А теперь займемся теми, кто успел просочиться на базу. У меня найдется немножко дуста для тараканов.

Лейтенант Юханес Розе со своим взводом спускался на лифте вниз, вслед за взводом Фирса, когда прогремел взрыв. Заложенные еще при строительстве, в ниши по всей длине шахты и тщательно забетонированные сосредоточенные заряды с пластитом ПВВ-4 прекрасно сохранилась, и за прошедшие годы ничуть не потеряли в мощности. Вряд ли кто-то из людей Юханеса вообще успел что-то понять. Встречные волны взрывов накрыли их, смяли вместе с платформой, и прокатились верх и вниз по лифтовой шахте. Заряды в свое время заложили мастера. В шахте произошел сдвиг пород и обвал, но остальная база при этом практически не пострадала.

К стоявшему внизу охранению в лице трех солдат из второго взвода, и Оресту из первого, идущая по узкой шахте взрывная волна подкатилась, не сильно потеряв в скорости и давлении. Услышав гул, они успели обернуться, и только. Трое солдат второго взвода, стоявшие прямо напротив выхода из шахты погибли когда волна снесла их и впечатала в бетонную стену. Хотя вряд ли кто-то из них был еще жив к моменту удара о бетон, область — высокого давления сама по себе действовала как гигантский молот, и что бы раздавить хрупкое человеческое тело наковальня ей не требовалась. Оресту повезло больше. Если везением можно назвать, что он оказался в стороне от основного ударного потока, напротив правого хода, ведущего на склад. Туда и швырнула его взрывная волна, оставив живым, но при ударе о стойку для ящиков, сломав в двух местах позвоночник.

— Ну вот, теперь есть время заняться собой…

Генерал подвинул себе ближайший стул, неловко приземлился на него, задрал штанину, разодрал переданный ему Секретарем индивидуальный пакет, и начал морщась бинтовать себе ногу.

Секретарь тем временем занялся Пшимановским.

— Развернись… — вернул его куртку в нормальное положение — Наклонись и упрись руками в стену… Ноги шире…

Не выпуская из рук оружия он слегка подбил ноги Пшимановского на нужную ширину, отчего у того заныли неразработанные связки. После этого секретарь тщательно обыскал торговца.

— Зря стараетесь — Пробормотал Пшимановский. — Я не ношу оружия. Я им торгую.

— Можешь повернуться, — скомандовал секретарь.

Он отошел от торговца, и вытащив из-за ближайшего пульта стул, с разгоном толкнул его в сторону Пшимановского. Стул проскрежетал по бетонному полу.

— Садись.

Пшимановский осторожно присел на стул. Сам секретарь тоже взял стул, и перевернув его спинкой вперед сел на него «верхом», так что бы из угла свободно обозревать всю комнату.

— А ты здорово сработал, Василь, — сказал генерал, и сидевший в углу Пшимановский понял что он впервые услышал имя секретаря. — В этом ты всегда был хорош.

Василь скупо улыбнулся:

— Старый я уже для для таких дел. Скоро уже реакция будет не та, это никакой опыт не компенсирует…

— Если тебя это утешит, — генерал поудобнее устроил раненную ногу не сгибая ее в колене — Старость к тебе не успеет. Вряд ли мы долго проживем, как бы все не закончилось.

— Тоже верно. — Подумав, спокойно кивнул Василь. — Не эти убьют, так свои же потом расстреляют, как террористов.

— Свои… — Генерал поморщился. — Очень расплывчатым в наше время стало это понятие…

— Петр, — Пшимановский решил, что пришла его пора вмешаться в это брюзжание на отвлеченные темы. — Может быть попробуем договориться?

Генерал обернулся к нему.

— О чем, Домиан? Ты попытался. Не вышло. К чему теперь разговоры?

— Я думаю, — есть о чем. — Пшимаовский для убедительности чуть поддался вперед. — Ладно, взяли вы меня, не отрицаю. Ктож знал, что вы с собой такого волчину в овечьей шкуре таскаете… — Он мельком взглянул на секретаря — Я у вас в руках, факт. Вы взорвали лифт. Но на базе все равно уже полно моих людей. Рано или поздно они доберутся сюда. И тогда… Даже ваш подручный не поможет. У нас у обоих патовая ситуация. Я пленен. Вы заперты. Вы это и сами понимаете, Петр, потому и взяли меня с собой. — Так давайте договариваться. Мы еще можем все уладить, к общей пользе.

— Ты неверно представляешь ситуацию, Домиан. — Покачал головой генерал. — Посмотри на эту дверь — он показал на металлическую переборку. — Она не только бронированная, но и герметичная. Сейчас все помещения базы переведены на автономную вентиляцию. В эту комнату поступает чистый воздух, а остальные заполняются ядовитым газом. И всем твоим людям, которые сейчас находятся на базе, могу только посочувствовать. Где-то через полчаса, после того как внешние помещения провентилируются, отсюда можно будет выйти без всякой боязни. Вот так-то. Я взял тебя заложником, только на случай неприятностей по пути сюда.

Домиан побледнел.

— Понятно… — пробормотал он. — И вы с самого начала, продумывая варианты, разработали этот путь отхода… Или Вы вообще с самого начала планировали именно так? Не продавать вирус? Убить меня и Абдульхафиза?

— Да, — генерал развел руками — боюсь, здесь нам обоим нечем гордится. Просто я все просчитал лучше. Я собирался взорвать вас с арабом в лифте, по пути наверх. Потом спокойно вышел бы на поверхность, через запасной выход. Тогда я еще не знал, что у тебя своя маленькая игра. А без твоего приказа наемники мне были бы неопасны.

— Я ничего не понимаю. — торговец откинул мокрые от пота волосы назад со лба. — Как бы вы ушли с вирусом, если бы он остался у Абдульхафиза?

— А кто сказал, что тот чемодан был настоящим? — улыбнулся генерал. На торге была пустышка. Не мог же араб проверить, есть там вирус, или нет. Это ему гарантировала лишь твоя безукоризненная репутация на оружейном рынке. А настоящий вирусный комбинатор — вот он, — генерал открыл ящик рядом с пультом, и показал торговцу чемодан, — точную копию оставшегося в комнате.

— Я болван…, — застонал Пшимановский. Это был такой элементарный обман, что он почувствовал себя униженным более, чем когда бы то не было. — Ой, болван… Но зачем, Петр? Зачем вам вирус? Я думал вы просто хотите спокойной обеспеченной старости на одном из южных островков. А теперь — Вы ведь в любом случае труп. Так зачем?

— Затем, чтобы выиграть войну.

— Какую войну? — Спросил Пшимановский.

— Пока что еще холодную. — Самым серьезным тоном ответил Генерал.

— Петр, поправьте, если ошибусь, — вежливо сказал торговец — холодная война окончилась, еще в конце восьмидесятых с подписанием соглашений в Рейкьявике.

— Это распространенное заблуждение. — Генерал откинулся на спинку стула. — В Рейкьявике закончилась не война, а лишь один из ее этапов. Два гиганта боролись за геополитические сферы влияния. Один из них пропустил сильнейший удар и сдал позиции. Ты, как торговец оружием, сильно на нем зациклен, Домиан, но для войны не обязательны выстрелы. Удары могут быть, например, финансовыми, или информационным. В США для этого есть специальный термин — «софт пауэр». Еще фон Клаузевиц сказал, что «война есть продолжение дипломатии другими средствами». Значит, и дипломатия есть продолжение войны… Война идет постоянно. Страны становятся союзниками, пока у них есть общие интересы. Это состояние, — краткий миг, по сравнению с постоянной враждой крупных держав. Потому что политика, дорогой Домиан, оперирует вовсе не политическими убеждениями, а аппетитами, и возможностями эти аппетиты удовлетворять. Политика заставляет джентльменов целоваться с людоедами. Сферы влияния означают сферы разделения ресурсов. А ресурсы, Домиан, решают все. А цвета на флагах, не так уж много значат… Просто политикам нужно доходчиво показать своим гражданам, в чем отличие тех, с другой стороны, кого они должны ненавидеть.

— Вы говорите о борьбе, генерал. Но ваш Советский Союз развалился больше по экономическим причинам. Сработал принцип естественного отбора.

Генерал поморщился.

— Союз развалился из-за комплекса причин. Экономические трудности, доморощенные дураки на высоких постах, и — не в последнюю очередь — вмешательство извне. Вспомни мировые кризисы, которые время от времени сотрясают экономики развитых стран. В тридцатые годы, во время великой депрессии в США были очень популярны коммунистические идеи. Представь, что тогда кто-то приложил бы целенаправленные усилия для развала этой страны? Если бы это случилось, детям бы сейчас рассказывали, что нежизнеспособной системой был капитализм.

— История не знает сослагательного наклонения.

— Верно. И именно поэтому никогда не возможно разобраться до конца, кто же все-таки был прав, — победитель, или побежденный. Насытившийся, или тот, кого съели. История — шлюха. Она знает только то, что ей дают знать. Ее пишет тот, кто оказался сильнее.

— Ну допустим. — Пожал плечами Домиан. — Но вас не смущают такие милые вещи, в истории столь любимой вами родины, как тоталитаризм, переполненные лагеря, миллионы невинно замученных. Люди, трясущиеся по ночам в ожидании приезда картелей в черных машинах…

Генерал вздохнул.

— Я уже сказал вам, Домиан, что историю пишет победитель. Сейчас победитель пишет про нас вот такую историю. Расстрелы, лагеря, машины… Это-то меня и пугает больше всего. Не то, что мы проиграли. А то, что враг промывает мозги нашим детям, рассказывая им, каким дерьмом была их страна. Но кто, кто учит нас как жить? Англия? — Та самая, которая в свое время раскинула щупальца колониальной империи, давя в крови всякие попытки неповиновения, и в которой задолго до гитлеровской Германии изобрели концлагеря. США? — То самое, где сегрегация негров продолжалась до шестидесятых годов, где маккартисты травили людей только за подозрение в коммунистических взглядах; то самое, которое во Вторую Мировую отправило своих граждан, у которых была хоть часть японской крови, в спецлагеря, и которое сейчас забамбливает в каменный век любую страну, рискнувшую оказаться с ней несогласной? Может быть, Франция? — Которая тоже была колониальной империей и на своем закате учинила бойню в Алжире, уничтожив там около тридцати пяти процентов от восьмимиллионного населения… Кто еще поучает нас? Где хоть один «учитель», который не замарал руки в помойке мировой истории? Советский строй просуществовал всего семьдесят лет, — больше ему не дали. Кто знает, в какое общество он мог превратиться? — Генерал качнулся на стуле, забывшись оперся о раненную ногу, поморщился. — И вот — Союза больше нет. И все вокруг твердят, что мы с Америкой партнеры. Вот только никто не может вразумительно объяснить, — в чем. Постепенно Россию обкладывают базами НАТО и противоракетной обороны. А когда это будет закончено, начнется следующий этап. Окончательное разделение России на мелкие удельные княжества. Я родился и вырос в Новгороде, Домиан. Это старинный русский город. И я бы вовсе не хотел умереть в гордой, суверенной, и независимой ото всех — кроме хозяина — крошечной «Новгородии».

— Отличная речь, генерал, — сказал Домиан. — Жаль, аудитория мала. Пусть так. Меня все это очень мало касается. Но зачем вам вирус?

— Затем, что есть лишь два способа восстановить паритет. Либо усилить себя, либо ослабить противника.

— Вы хотите нанести удар по США?

— Да. — Коротко ответил генерал.

— Вы убьете миллионы человек.

— Что с того? За моей спиной миллионы сограждан, погибших с начала развала Союза в девяностых. Когда сегодня я гляжу на карту, то вижу что Россия потеряла почти столько же территорий, как во время Второй Мировой. Враг наступает. Скажите мне еще раз, что сейчас не идет война! У меня всегда было моральное право защищать свою страну. Теперь есть средство.

— А вы уверены, что к вашему вирусу не подберут ключик?

— Я и не рассчитываю на то, что вирус сможет выкосить всю страну. — Пожал плечами генерал, — Вопрос в том, сколько там умрет, пока спасатели в белых халатах смогут создать вакцину. На сколько миллионов человеческих жизней вирус окажется впереди? — Вот цена вопроса. И тут я имею все основания для оптимизма.

Пшимановский какое то время молчал.

— Я сказал, что я болван? Нет, я не болван… Я имбецил, генерал. Когда вы пришли ко мне, я подумал что вы из тех людей, кто оставшись на обломках империи решили воспользоваться ситуацией, и устроить свою жизнь. Это было логично. Это было бы нормальным поведением, для всякого разумного человека — обеспечить себя деньгами, на скорую старость. Как же я не разглядел в вас фанатика?..

Генерал пожал плечами.

— Судил по своей мерке. Вот и увидел, что хотел увидеть. Распространенная ошибка. А еще твоя ошибка, Домиан, — ты так и не понял, что можно сколько угодно менять союзников. И все они тебя кинут. Сначала конечно используют, а потом кинут, если у тебя не будет реальных козырей. Я думаю, что и твой командир наемников тебя бы огорчил. Зачем бы ты был ему нужен, когда он получил деньги?

— А у меня не было выбора. — Скривился торговец.

Он подумал о чем-то, и вдруг громко захохотал.

— Не смотрите так, генерал… — Отсмеявшись сказал он. — Нет, это правда смешно. Я сейчас прямо живое олицетворение своей родины. Веками она лавировала между огромными державами, стараясь выгадать побольше. А результат всегда был один и тот же. Кого мы не выбери, — Англия, Франция, Австрия, Германия, Россия, США… — нас ставили в положение, и сношали. Но ничего. Нас ебут — а мы крепчаем! Да и ебут ли? — Это может мы сами нагнулись, что бы завязать на ботинке шнурок… Но осадочек-то в душе оставался… И каждый раз — после, — мы задумывались — как же это получилось? Ведь так тонко было закручено!.. Так тщательно просчитали интригу!.. А результат всегда один… Обидно… Но — ничего! Со временем забывалось. И снова в омут политических страстей! Страна ведь может позволить себе забывать и ошибаться… Можно и проиграть часть территорий, да и людей потерять миллион-другой. А потом утешить себя Мазуркой Домбровского. А у меня вот одна жизнь. И я ее проиграл. Проиграл… — Пшимановский опустил голову, но тут же вскинул ее в каком-то лихорадочном кураже — Только вот, генерал, есть у меня одно маленькое утешение, перед тем как ты пустишь мне пулю в лоб. Польша ведь не сразу стала такой как сейчас. Маленькой, и ищущей под кого бы выгоднее подлечь. Когда-то и она была державой. И перестала ей быть не сразу. Понемножку теряла. Там из-за спеси и продажности правителей… Здесь из-за скотской лени простых людей. Еще помнила великое прошлое… Еще пыталась бряцать дедовскими хоругвями и доспехом… Все — пыль. Ушло время. И знаешь, что меня утешает, генерал? — То что я успел увидеть, как это начало происходить с Россией. Ты ведь во многом правду сказал, насчет постоянной войны. Так что — если бы это было возможно — я бы пожелал тебе долгих лет жизни, генерал! Искренне пожелал бы!

— А знаешь, Домиан, — ответил генерал в тон. — Я тебя даже зауважал. Жаль, иногда человек только перед смертью проглядывает… Но что касается России, — разочарую. Затем я и здесь.

Пшимановский отрицательно покачал головой.

— Ничего у тебя уже не будет, генерал… Ты меня вчистую переиграл, — да. Но тебя самого все это время водили на поводке, как телка на убой. А ты ничего и не подозревал даже. И сейчас не знаешь ни хрена. Тоже мне, — спаситель отчества… — Он снова захохотал. — Да… Не думал что перед смертью буду столько смеяться… Умный старый генерал, просчитал все на сто ходов вперед. Я расскажу тебе кое-что. Почему нет?.. Тебе это все равно уже не поможет, а мне твое выражение лица увидеть охота… Твоя контора бросила меня в восемьдесят восьмом. Трудно в моем бизнесе иметь мощное прикрытие, и финансирование, и вдруг лишиться всего этого. Наверно я бы не выплыл. Если бы… — он взглянул генералу в глаза — меня не перевербовали.

Генерал застыл лицом.

— Кто? — спросил он.

— А ты угадай, — снова хохотнул Пшимановский. — По глазам вижу, понял. От предложения господ из Ленгли невозможно было отказаться. Это они умеют.

— ЦРУ… — пробормотал генерал.

— Некоторое время я работал на них. Это было почти то же самое, что и с КГБ. Нелегальные поставки в разные страны. Бывало даже, поставлял тем же, что и когда-то для вас. В политике ведь ориентиры быстро меняются. В общем, я считал, что не прогадал. А потом в моем доме появился ты, со своим… коммерческим предложением. Помнишь, я обещал тебе подумать? Так я уже отказаться хотел. Слишком долгосрочный проект, много рисков, да и вязаться с биологическим оружием не хотелось… Но тут со мной связались мои кураторы от них — Пшимановский показал большим пальцем куда-то, себе за плечо. — И сказали, что я должен согласиться. Все время, что я на них работал, они прослушивали мой дом. Везде были понатыканы жучки. Я оказывается, был у них под полным колпаком, представляешь? И я позвонил тебе, и сказал, что согласен. С тех пор моя самостоятельная жизнь закончилась. Меня теперь охраняли люди ЦРУ. Все время. Я чуть не в туалет с их охраной ходил… Занятно, правда? Ты думал, что работаешь на свою идею, а на самом деле работал на них. Им ведь тоже нужен вирус. Замечательный инструмент — учинить небольшую эпидемию в нужном регионе, дабы в очередной раз оздоровить дряхлеющую американскую экономику. Единственное, в чем они ошиблись, — в том же что и я — решили что ты просто беспринципная сволочь, которая хочет продать вирус подороже. А ты оказался сволочь идейная, со своими видами на продукт. А ведь как красиво предполагалось… Я якобы нахожу покупателя. Абдульхафиз действительно человек известный в своих кругах. Был… Но кто знает, на кого он работал на самом деле? Усама Бен-Ладен ведь тоже в свое время начинал с сотрудничества с американцами. Они его выкормили для борьбы против советский войск в Афганистане. Вот и Абдульхафиз был из той же породы. Так вот Абдульхафиз должен был честно выкупить у тебя товар. Моя задача была, используя наемников обеспечить его безопасность, а после этого, как максимум — убить тебя и твоих людей. Как минимум — блокировать на базе. Этого бы хватило, потому что как только Абдульхафиз снял деньги со своего счета, что бы перевести на твой — это был сигнал. США тоже арендуют в этой стране базу. Сейчас с нее сюда летят «блэк хоки» набитые бравыми откормленными парнями. Они должны подчистить и тебя, и наемников.

— Черт! — Секретарь привстал со стула…

— Сядь, Василь — сказал генерал бесцветным голосом — до конца дегазации базы еще пятнадцать минут. — Пока она не закончится, мы все равно не выйдем отсюда. Ну, продолжай, — сказал он Пшимановскому.

— Все для твоего удовольствия, генерал, — Пшимановский, не вставая со стула, изобразил дурашливый поклон. — Да, прекрасный был план… Одни чистили вас, а их самих чистили другие. Вот я и задумался, а что ждет меня? Мысль напрашивалась сама-собой, и она мне не понравилась. Слишком много я знал, и после конца операции становился не нужен. Я начал искать выход. Но что я мог под постоянным контролем собственной охраны, и с заблокированными счетами в банках? Единственное место, где я имел хоть какую-то возможность для маневра, — здесь, на этой проклятой базе. Здесь моей охране приходилось делать вид, что я все еще главный. И вот, улучив момент я проясняю ситуацию командиру наемников, которого сам же и втянул в это дерьмо, наняв для охраны объекта. Он меня сначала чуть не прибил. Но какой у него был выбор? Все его данные, как и прочих наемников уже были в ЦРУ, в списках на зачистку. Уж если бежать, так хоть сорвав куш, — сказал я ему. С деньгами-то скрываться и легче, и приятнее. Когда я прилетел сюда для совершения сделки, Вацлав первым делом избавил меня от опеки собственной охраны. План был прост, — дождаться перевода денег, потом убить тебя и араба, и уйти до прибытия американских войск. Не получилось… Все. Конец моей истории. Да и вашей скоро — тоже.

— Когда здесь будут войска? — Спросил генерал.

— Не знаю. — Покачал головой торговец. — Подробности мне не сообщали. Сигналом должен был стать перевод денег со счета араба. Но ведь он мог и задержаться здесь по каким-то причинам. Скорее всего, покинув базу, он должен был дать еще один сигнал. Его они не получат… В любом случае, этот район скорее всего уже просматривается со спутников. Уйти вам уже никто не даст.

— Убери его, Василь.

Секретарь выстрелил. Пшимановский медленно сполз со стула и свалился на пол грузным кулем.

Генерал обхватил голову руками.

— Я обмишурился…

— Не время раскисать. — Секретарь подошел и положил руку генералу на плечо. — Да, нас переиграли. Но говорят, что в войне допустимо проиграть все сражения, кроме последнего. Вирус у нас. А американцы еще не здесь. Они еще пожалеют, что решили поиграть с нами.

— Да… Ты прав… — генерал с усилием встряхнулся, как собака после воды, и некоторое время сидел напряженно глядя перед собой. — И знаешь, старик, я кажется, знаю как нам попробовать отсюда выбраться.

Дрожь и отголосок взрыва лейтенант Фирс и его люди услышали продвигаясь по центральному коридору. До сих пор они не встретили никого, хотя прошли уже склады, жилой и рекреационный секторы… Услышав гул солдаты заозирались.

— Стоп! — сказал в гарнитуру Фирс, и вскинул руку со сжатым кулаком, чувствуя как мелкой дрожью идет под ногами земля. Движение остановилось, солдаты прижались к стенами и опускались на колени выцеливая коридор.

— Где-то позади нас. — Сказал стоявший рядом наемник.

Фирс придержал рукой гарнитуру рации.

— один-девять, ответь два, прием… Один-девять ответь два, прием…

Ему пришлось вызвать, еще пару раз, прежде чем в наушнике отозвался голос Ореста. И опытное ухо Фирса сразу различило характерные признаки, которые дает сильная контузия. Такие вот голоса с нечеткой дикцией и полупьяным глотанием букв ему не раз приходилось слышать на поле боя.

— Вооой, эоо ооин-евяяят… зеесь быыл взыыыв… лиифт… я аанен… помооите, я аанен…

— Один-девть, кто взрорвал? Что происходит?

— …оооиииттее…

— Один-дев… черт, Орест! Что там произошло?!

Фирс переключил канал на свой взвод и попробовал связаться с тремя своими, которых он оставил с Орестом у лифта. Они не отзывались. Он попробовал вызвать первый взвод Юханеса, который по срокам уже должен был успеть спустится и попасть в зону связи. Но и там была тишина. Фирс обернулся к командиру отделения, люди из которого остались у лифта.

— Твои молчат. Юханес молчит. Один из первого взвода вышел на связи, говорит о каком-то взрыве, но больше ни черта не понять… Возвращаемся обратно к лифту.

— Оставим здесь заслон? — спросил отделенный.

— Нет, — Фирс покачал головой. У нас всего двухотделенный взвод, и то не в полном комплекте. Не хочу дробить силы. Возможно мы и так оказались меж двух огней.

— Мы еще даже никого не видели.

— Да… но у нас в тылу пропал целый взвод и еще четверо. Как? И если там противник, — откуда он взялся? Если только… если только с поверхности за нами не спустился еще кто-то.

Фирс уже хотел приказать возвращаться, но в этот момент по всему коридору, из спрятанных под настенными решетками вентиляционных каналов повалил газ. Желтоватые клубы дыма с шипением начали заполнять коридор. Оказавшийся вблизи одной из решеток наемник, повернулся на шум, видимо вдохнул, и тут же отбросив автомат схватился за ворот, конвульсивно изгибаясь. Справа захрипел еще один. Коридор наполнился криками.

— Газ! Газ!!.

— Не дышите этой дрянью!

— Дай фляжку! Дай фляжку! Нужно пропитать материю!..

— Хаааа….

Фирс пинком распахнул ближайшую дверь из коридора. Это оказался гимнастический зал. Он хотел завести людей внутрь, и закрыв дверь перекрыть доступ газа подручными средствами, но ткнувшись увидел что и внутри комнаты из вентиляции валит та же самая желтая зараза.

— Назад! — Заревел Фирс отшатываясь от наплывающего газа, и перекрывая все голоса своим — Два-сто! Назад! Бегом!

Он глотнул побольше воздуха, перед тем как его полностью успела окутать пелена и развернувшись сайгаком понесся по коридору. За его спиной раздавался дробный звук каблуков, который перекрыл чей-то задушенный крик.

«Не успеть — подумал он. — Один шанс, если эта дрянь не везде…» Кто-то оттолкнул его, чуть не сбив с ног, и промчался вперед. От толчка он выдохнул, теряя часть драгоценного чистого воздуха в легких. Снова побежал, и все-таки добрался до перекрестка, на котором центральный коридор пересекался с меньшим, ведущим через жилую зону к складам и лифтам, но завернув за угол увидел что и тот весь затянут желтой ядовитой завесой. «Это все!», — подумал он. Но бросился вперед, споткнулся о чье-то тело, а изнутри уже распирало и дергало каждой клеточкой легких — воздуха, воздуха! Глухо звякнул о пол его автомат. Он был незаурядным человеком, потому что умудрился пройти еще несколько десятков метров дергаясь, хватая себя за горло, но не дыша. Но потом измученный удушьем организм все таки-взял свое. Рефлекс преодолел разум, и он, хекнув, вдохнул желтоватого газа. Секунда — и в легкие будто залили раскаленный металл. Внутри все плавилось, и он уже неподконтрольно себе задергался марионеткой на ниточках боли.

Артем покачал головой от плеча к плечу, что бы размять затекшие мышцы шеи, и застыл. — В щели закрытого смотрового окошка двери, и из под порога, в камеру, вползал какого-то желтый дым.

Он подпрыгнул на койке, и вжался в стену.

«Вот оно как, — подумал он. — Значит, не будет на допросов, ни разговоров, и даже расстрельной стены. Просто решили приморить газом, не выводя из камеры. У меня даже не будет шанса напасть на охрану. Очень разумно с их стороны. Вот уж попал, так попал… Ладно. Мы еще посмотрим кто кого. Надеюсь только, что эта дрянь не коженарывного действия, и они не будут травить меня слишком долго».

Газ уже начал расползаться по камере, и он быстро лег на койку, сконцентрировался, вошел в режим, и задержал дыхание Это слово в свое время было создано с прицелом на амфибийные операции. Замедлился пульс. Миоглобин в организме перешел в иной режим распределения. Уменьшалось потребление кислорода всеми органами, кроме мозга. Артем лежал, и слушал очень-очень редкие толчки своего сердца.

В среднем, оперативник в таком состоянии мог работать под водой примерно в течении получаса. В пассивном состоянии, — так как сейчас лежал Артем, — это время увеличивалось минут до сорока пяти. Весь вопрос был в том, хватит ли ему этого времени, ведь неизвестно, сколько его собирались протравливать газом. Но об это Артем заставил себя не думать. Сейчас он не мог позволить себе лишних эмоций. — Страх тоже сильно увеличивает потребление кислорода.

Они оказались здесь, потому что новые хозяева Домиана Пшимановского решили подстраховаться. Торговец находившийся под полным контролем, вынужден был отчитываться во всем. В том числе и какой отряд наемников он нанимает для охраны объекта. И хозяева решили, что не помешает внедрить в его состав несколько своих людей. Это было нетрудно, — отряду пришлось набирать дополнительных людей, поскольку для охраны базы их начального состава было недостаточно. Эти люди были страховкой и резервом, которые при плановом развитии событий, вообще не должны были вступать в дело. Но все пошло не так. Командиры погнали наемников вниз, и агенты приняли решение пока не высовываться, с тем, чтобы перехватить инициативу в нужный момент. Те из них, кто были в первом взводе Юханеса, погибли вместе с ним в шахте лифта. Но оставались еще те, кто попали во второй взвод Фирса, и благополучно спустились вниз. Было их четверо. Их звали: Альберт Стивенс, Ричард Эллисон, Эбрехам Шепперд и Аарон Эйкен. Среди наемников их знали под именами Якуб, Карл, Чеслав, и Ермил. По легенде все они были выходцами из страны бывших участниц Варшавского Договора.

Так же, как и весь второй взвод они попали под газ.

— …Назад! — Заревел Фирс отшатываясь от набегающего газа, и перекрывая все голоса своим — Два-сто! Назад! Бегом!…

Среди наемников началась настоящая паника. Большая часть повинуясь приказу помчалась за Фирсом. Люди толкали и давили друг друга, хотя это скорее замедляло движение, чем позволяло кому-то вырваться веред.

Якуб, — бывший во втором взводе командиром второго отделения, — и трое его людей тоже сначала рванули за лейтенантом, но не пробежали и двадцати метров. Не потерявший контроля, и впитывающий всю информацию об окружающем пространстве Якуб, заметил то, мимо чего промчался взявший разгон лейтенант и большинство наемников. Он так резко затормозил, что бегущий за ним Ермил врезался ему в спину и едва не сбил с ног. Карл и Чеслав затормозить успели. Якуб махнул им рукой в сторону двери рядом с гимнастическим залом, на которой весела табличка «душевая».

Четверка влетела в душевую. Это было довольно большое помещение, обложенное кафельной плиткой, с полукабинками, отделенными друг от друга с боков, но без дверец. На полу извивался ведущий к крану черный резиновый шланг для водной уборки. Якуб ворвавшийся первым, сразу заметил на противоположной стене вентиляционную решетку, однако в душевой газ еще не шел. Он рывком закрыл засов на двери, глубоко выдохнул, и закричал:

— Затыкай щели! Снимайте куртки, живо! — Звук был глухой, поскольку как только пошел газ, все четверо замотали лица шейными платками на манер бандитских масок.

Он сам подал пример, запер щеколду, скинул разгрузочный жилет, сорвал куртку и быстро затолкал ее под порог двери.

В дверь замолотили с той стороны. Кто-то из отставших наемников заметил, что они забежали сюда. Якуб подумал, что открывать сейчас нельзя, но как бы тот снаружи, со злости не продырявил дверь из автомата. Стучали впрочем недолго, видимо человек помчался дальше, пытаясь обогнать смерть.

Из вентиляции лениво повалил газ.

Якуб мгновенно кинулся к крану, на который был надет шланг для уборки, крутанул до отказа вентиль, схватил шланг и зажав его конец, как это делают огородники для полива, направил разделившуюся широким веером воду, перпендикулярно вентиляционному отверстию. Вода поглощала газ, и конец водяного веера окрашивал противоположную стену грязными разводами.

- Ермил, Карл, — Душ! Чеслав — ломай вентиляционную решетку!

Двое схватили ближайшие душевые шланги и включили воду. Один направил сноп тугих струй в дверь, намочил куртку под порогом и начал проливать проемы. Второй заливал вентиляционный люк.

Чеслав подскочил к вентиляционной решетке сбоку и, стараясь не попасть под газовые клубы, с остервенением замолотил по ней автоматом, сбивая винты. После пятого удара решетка отвалилась, открыв взгляду круглую металлическую трубу, диаметром сантиметров двадцать.

— Заткни ее! — рявкнул Якуб.

Чеслав скомкал свою куртку и запихал ее в отверстие. Потом, для верности запихал туда и куртку переданную Карлом. Ермил заливал импровизированную заглушку водой. Чеслав закончив возится с вентиляцией, снял еще один душевой шланг, и окатил с ног до головы сначала себя, а потом и товарищей, особо уделяя внимание лицу и рукам и оружию. Карл проливал дверь. Якуб начал прохаживать своим водяным веером всю комнату, доведя тонкость струи почти до дисперсии. С шумом лилась вода, уходя в сток на полу.

— И что теперь? — Спросил Чеслав. — Намоченный платок лип к его лицу, и он говорил с трудом.

— Теперь — ждать, — ответил Якуб. Будем надеяться, что после газа будет продувка.

— А если ее не будет?

— Ты знаешь, что тогда.

— А как мы узнаем, что можно выходить?

— Никак. Выйдем, когда станет нечем дышать. У нас здесь воздуха на чтетверых, — от силы минут на сорок. Поэтому заткнись, и экономь кислород.

«Продувка вентиляционной системы завершена. Дегазация помещений завершена». Зеленые буквы на темном экране помаргивали из-за слишком низкой разверстки старого экрана.

— Снаружи чисто, — сказал генерал. — Бери чемодан. Уходим.

Секретарь кивнул, подхватил рабочую станцию, и извлек из наплечной кобуры пистолет.

Генерал щелкнул на пульте еще несколькими тумблерами, и стальная переборка медленно пошла вверх. Секретарь осторожно выглянул в коридор.

— Никого.

— Было бы странно, если б кто-то был… — пробурчал генерал.

— Почему коридор мокрый? — Спросил секретарь оглядывая влажные потеки на стенах.

— После продувки, система на время включила пожарные распылители, чтобы смыть осевшие частицы газа… Пошли, время не ждет.

Генерал двинулся, подволакивая ногу. Было заметно, что каждое движение дается ему с трудом.

— Обопрись на меня, — предложил секретарь.

— Тащи чемодан. А себя я уж как-нибудь сам дотащу…

— Смотри, нам еще через весь комплекс переть. Станет трудно, — скажи.

Они вышли из инженерной и пошли по коридору. Экран старого монитора исправно выдавал информацию: — «Время до самоликвидации объекта 1 ч:29 м:20с.». Секунды убегали, и цифры менялись. 20… 19… 18… 17…

Из «ромашек» распылителя на потолке ударили струи воды.

— Якуб? — Карл вопросительно поднял глаза наверх.

— Это промывка. — Якуб ощерился в улыбке. — Что бы смыть газ. Как только она закончится, — сможем выйти.

— Давно пора, — Ермил тяжело дышал, но продолжал исправно поливать вентиляцию из душа. Воздух в комнате уже был спертый. — У меня теперь будет аллергия на душевые. Намылся на всю оставшуюся жизнь…

Через несколько минут пожарные распылители пересохли.

Якуб повернулся к Ермилу.

— Попробуем открыть дверь. Давай, только осторожно. Если что, — сразу закрывай.

Ермил приблизился к двери, и оттолкнул куртку снизу. Все выжидающе застыли. Воздух под дверью продолжал оставаться чистым.

Ермил обернулся к Якубу, — тот кивнул, и солдат аккуратно открыл дверь. В помещение пошел поток чистого воздуха.

— Отлично, — Якуб сделал попытку вытереть лицо. Как и все в комнате он был насквозь мокрым. — Выходим.

Он поднял с пола разгрузочный жилет. Из карманов ручейками стекала вода. Карл стянул через голову майку, и отжал ее. Чеслав отжимал штаны по-походному, не снимая, прямо на себе. Ермил на всякий случай тряс автоматом, что бы выбить из ствола воду. Для Калашникова, даже в малокалиберном варианте, это в общем не особо требовалось, но давала о себе знать привычка… Через пять минут все были готовы.

Четверка осторожно выбралась в коридор. На стенах еще блестели капли воды, медленно стекавшие вниз, и оставлявшие на бетоне темные потеки. На полу в отдельных местах был лужицы. Несколько мокрых тел наемников лежали там, где их настиг газ.

— Что дальше, Якуб? — Спросил Ермил. Несмотря на то, что они остались вчетвером, агенты продолжали называть друг друга легендированными именами, и говорили на русском. Все оставалось в силе до полного завершения операции.

— Пшимановский решил сыграть в свою игру… — Сказал Якуб, прищурив глаза. — Наемники пошли вниз. Приказ был зачистить подземный комплекс. Генерал и его люди поняли это, и пустили газ. Фирс перед тем как это началось, так же сказал что лифт взорван. Видимо у них были заранее заложен заряды… В любом случае, маловероятно, что они решили похоронить себя здесь, верно? — Он оглядел остальных. — Значит где-то здесь должен быть запасной выход…

Якуб подошел к стене, на которой висел план базы, закатанный в пластиковый чехол, и оттого не пострадавший. Он вытащил нож, просунул его за чехол и оторвал от стены. Карл разглядывал план стоя рядом с ним. Чеслав и Ермил контролировали коридор в обе стороны.

— На плане его нет, — сказал Карл.

— Да, не отмечен… Но он должен быть… И скорее всего он здесь, — Якуб ткнул пальцев в место на плане. — Коридор ведущий в никуда. На плане ни комнат, ничего… План-то кстати довольно новый. Бумага белая, а за время со строительства базы, должна была пожелтеть…

— Уверен? — спросил Карл.

— Нет. Но проверить стоит. Мы пойдем туда вот так, — палец заскользил по плану — через рекреационный центр, мимо карцера, и вот этим коридором.

— Мы найдем выход, и дальше? — Карл недовольно подвигал плечами. Мокрая одежда липла к телу, и сковывала движения.

— Дальше, — берем вирус. Если у генерала с подручными были приготовлены костюмы химической защиты, то они скоре всего уже покинули базу, и нам придется догонять их на поверхности. Если нет — то у нас еще есть шанс прижать их прямо здесь. Пошли люди.

Чеслав неожиданно сильно закашлялся.

— Ты в порядке? — спросил Якуб.

— Кажется все-таки прихватил немного, — Чеслав старался дышать ровнее. — Грудь изнутри печет…

— Терпи, — Якуб хлопнул его по плечу. Выполним задание, выберемся отсюда и через несколько часов будем на нашей военной базе. Там отличные доктора. А если что, — транспортным самолетом в Америку.

— Дайте мне только добраться до той твари, что пустила газ, — сказал Ермил. — Я ей сердце вырву.

В лицо Артему брызнула влага. Он открыл глаза, и увидел как с потолка из распылителя идет искусственный дождь. Желтого тумана в комнате уже не было. Он поднялся с койки, и подставил лицо под воду. Он не пытался тереть лицо и глаза руками, просто подставлял глаза под холодные струи. Умывшись, он глубоко выдохнул, и с опаской сделал вдох. Воздух был чистым, без всяких посторонних запахов. По крайней мере, сразу никаких негативных последствий он не почувствовал…

За то время которое он лежал пережидая газовый заход Артем, подумав, изменил свое мнение насчет происходящего. Если бы газом хотели отравить именно его, то все это происходило бы в герметичной камере, отрезанной от остального комплекса. Здесь же, газ появился просто из-под двери. Сопоставляя это с ранее звучавшей стрельбой, получалось что газ, с высокой долей вероятности был средством защиты от нападавших. Если тут такие дела, про него сейчас вообще все забыли. Получалось очень логично, хотя это и не означало что так и есть на самом деле… И уж совсем непонятно было, — кто же все-таки напал на этот объект, расположенный на задворках мира?

«Ладно, об этом можно будет поразмыслить позднее. — Подумал он — Все равно, сейчас у меня нет фактов, а значит любые суждения будут гаданием на кофейной гуще. Но если верно, что база подвергается нападению, то весь мой план дождаться пока кто-то войдет в камеру становится фикцией… Никому до меня в ближайшее время не будет дела. С одной стороны, — это хорошо, потому что иначе меня уже могли бы давно расстрелять или подвергнуть вдумчивому допросу. С другой — сидение здесь не дает никакого прогресса, и ничуть не приближает меня к моим целям. А таковых две: Первая — сбежать. Вторая — по возможности все же выполнить задание — узнать характер грузов и деятельности, проводимых на базе. Скромные желания. Хотелось бы верить, что выполнимые…».

Он вспомнил китайское изречение, что бездействие является тоже формой действия, и далеко не самой пассивной. Старикана, который это сказал, стоило засунуть в эту камеру, возможно через пару часов он бы уже изменил свое мнение. «Кстати, — почему мне подумалось именно про старикана? — поймал себя на мысли Артем. — Да потому, что китайские мудрецы все были сухощавыми старичками в белых одеждах и с длинной белоснежной бородой. Вот он — феномен масс-культуры… Мы смеемся над американцами, с их безупречным русским набором — пьяные медведи в цветных косоворотках, шапках-ушанках, и с балалайками в руках. Но сами, в большинстве своем, много ли знаем о других странах и народах? Нет даже не так. Знаем, — это другое. Но вот что вбито нам в голову на уровне подсознания? Набор штампов:

Америка — Кока-кола, гамбургер, большой.

Кувейт — Гарем, дворцы, верблюды.

Египет — Пирамиды, сфинкс, Клеопатра.

Франция — Поцелуй, Бельмондо, круассан.

Швейцария — Часы, банки, шоколад.

Германия — Мерседес, сосиска, бюргер.

Израиль — Теракты, пейсы, пол-Союза.

Китай — Шао-линь, Мао, тесно.

Такой вот набор ярлычков, заменяющий знания. Конечно их можно взять на каждую страну не по три, — по пять, или даже по пятнадцать. Но это ничего не изменит.

А Россия? Что за ассоциации приходит на ум о своей стране у нас самих…

Дураки, дороги, тырят?

Правительство, подлянка, ожидаем?

Водка, водка, водка?

О! Подумав так, мы тут же сами возмущаемся, и вспоминаем что-нибудь вроде:

Балет, Пушкин, „Поехали“.

Но почему мы вспоминаем об этом именно во вторую очередь? О великой истории, о том что с седой старины предки не опуская рук приумножали, о том, что есть чем гордится, и что как бы ни трудно всегда выстаивали. Почему только во вторую? Не в этом ли корень всех наших сегодняшних проблем?

Правда, есть и оборотная сторона медали. Упаси Бог, если маятник качнется в другую сторону. Как сказал когда-то доктор Гугенхайм: „Все в мире — яд, лишь доза определяет ядовитость“. С патриотизмом та же самая штука. За примерами далеко ходить не надо. — Ви а бест, оф зе бест, оф зе бест… Но до такого нам еще очень далеко. Хочется верить, что никогда и не доберемся.

Впрочем, — Артем слегка улыбнулся — есть еще один символ России, невыразимый вот в такой троичной формуле. — „Рассужения о судьбах Родины“. Причем делать это русский человек может в любом месте, и в любой ситуации — хоть в плену, хоть в сортире».

Тут наверно от вынужденного безделья, мысли Артема потекли бы еще куда-нибудь вглубь и вдаль, — «лепо нам растекаться мысью по древу» — но его размышления прервал какой-то шум с той стороны двери. Он тихой пружиной сорвался с койки и подскочив, приложил ухо к двери. Там были голоса, негромкие и приглушенные железной преградой.

— Куда нам?

— Погоди… Сейчас… — Отозвался другой голос. — Ага, здесь без разницы, Что направо, — что налево, оба прохода выйдут в один коридор.

Мысли в голове Артема замелькали с пулеметной скоростью. Те, снаружи не знают плана базы. Значит — чужаки. Возможно те, что напали. Как говорится, — враг моего врага… В любом случае, чем сидеть здесь можно попробовать их использовать.

Он оторвался от двери, и со всей силы забарабанил по ней руками.

— Помогите! Эй кто-нибудь! Люди! Сюда!

Прекратил на секунду. Послушал. За дверью была тишина. Неужели ушли? Он забарабанил с новой силой.

— Эй, я здесь! Кто-нибудь помогите!

Задвижка на обзорном окошке двери резко уехала в сторону. В открывшемся проеме Артем увидел смотревший на него пистолетный ствол, и резко пригнувшись скрылся из поля зрения.

— Ты, там! — Позвали с другой стороны.

— Чего? — ответил Артем.

— Поднимайся.

— А ты ствол убери, — Сказал Артем.

— Убрал уже.

Артем снова опасливо глянул через окошко. Пистолета и правда не было. Он выглянул, и увидел четверых солдат. Влажная одежда, спутанные сосульки волос, и все без курток. Но одежда на них была все та же — охранников базы. Значит, это не нападающие. Артем слегка упал духом. Вышла промашечка.

— Ты кто? — Спросил, видимо старший солдат, черноглазый, с характерными чертами лица, выдающими восточную, возможно турецкую кровь.