2015 год, апрель.
-- Следующий! -- оживленно выкрикнул крепко сбитый медбрат в отутюженном белом халате, восседающий за столом в коридоре медпункта. Лицо его было до половины закрыто широкой медицинской повязкой, а цепкие ярко-голубые глаза излучали приятный оптимизм.
С расшатанной деревянной скамейки неуверенно поднялся бодрый дедок, сидевший в окружении четырех старушек, и перед тем, как войти в кабинет врача, осторожно полюбопытствовал:
-- Ты мне вот что скажи, мил человек, не обессудь за вопрос этот: за прививку точно ничего платить не надо? А то, -- дедок кивнул в сторону старушек, -- граждане сомневаются.
Лицо медбрата под повязкой расплылось в невидимой сквозь марлю улыбке:
-- Ну вы все и перестраховщики, дед. Удивляюсь я вам. Вон видишь, на плакате черным по белому написано: бес-пла-тно! То есть, без денег!
Дедок, всячески оттягивая неизбежный момент прививки, прищурился и с хитрецой заявил:
-- Пожил бы ты, парнишка, с наше, и не так бы перестраховывался. Сколько себя помню - всегда нас, простых смертных, объегорить пытались, и при всем том самым бесстыдным образом. Я как сюда перебрался, думал - все, заживу сам на сам с природой. Хуторок ничейный занял, что после аварии на станции опустел. Крышу прохудившуюся починил, мебель, ту, которой даже мародеры побрезговали, в порядок привел, дерево, что в сенях выросло, выкорчевал, не дерево - просто страх, одним словом - акация раскоряченная. И тут на тебе - военный объект решили сделать. А меня кто спросил? Непорядок! Но раз участковый сказал, что надо, тогда что ж, я не против, всегда готов, если власть уважительно просит.
-- Эй, Митрич, лучше расскажи, как ты под лед провалился, когда зимой с Иван Палычем браконьерские сети на рыбу ставили, -- прыснула жизнерадостная толстушка и подошла ближе к медбрату. -- Вот потеха была! Весь поселок неделю трезвонил! Провалился, значит Митрич под лед, дело к вечеру, темнеет, только голова его оттуда плешивая торчит, шапку он перед этим где-то на льду потерял, и благим голосом орет: "Ваня, не бросай! Ваня, не бросай! Бросишь - вылезу, убью!" А дворник наш, ну, Иван Палыч, в ситуации быстро разобрался, лег на живот и пополз к полынье. И тут он, как на зло, на флягу Митрича наткнулся. А фляга-то с водкой, там у старого всегда НЗ хранится. Так вот, подобрал Палыч флягу, ползет себе дальше, и, чтоб стресс снять, решает по дороге приложиться к продукту. -- Толстушка зашлась в истерическом хохоте. -- Глотнул. А фляга-то металлическая! К губам приложил, оторвать не может!! Примерзла намертво!! Ни туда ни сюда!! Что делать?!
-- Пол-литра первака, сволочь, вылакал, чтоб фляга легче стала, -- обиженно хмыкнув, вставил Митрич. -- До сих пор простить не могу. Хороший первачок был, знатный крайне!
-- Так вот, -- оживленно продолжила толстушка, -- Палыч пока до полыньи дополз, совсем пьяным стал, еще и фляга на губах болтается пустая, петь ему мешает. Увидел Митрич, что лишился он помощника, испуг свой преодолел, перестал барахтаться и решил ногами дно пощупать - может, достанет. Вправо ноги тянет - нету дна, влево тянет - тоже нету! -- женщина ойкнула и присела, давясь смехом, -- Оказалось, что сидит Митрич в точности на самом дне своим мягким местом в иле по самое никуда!! Воды там всего с пол метра!! Как только он это сообразил, сразу на ноги встал и к Палычу двинулся - думал флягу отклеит как-то, согреется, сердечный!!! -- толстушка в изнеможении села на скамейку, млея от хохота.
-- Согрелся, а то как же! Фигушки!!.. На себе волок иуду километра полтора: я мокрый, он пьяный, фляга у него изо рта торчит, остатками жидкости булькает на каждом шаге, чувство горькое навевает пустотою своею... Веселая компания подобралась, ничего не скажешь! -- дедок расстроено махнул рукой.
-- Ты, Митрич, кончай агитацию разводить, -- в помещение медпункта заглянул участковый и для порядка повысил голос. -- Я уже уморился ездить, всех несознательных граждан, проживающих в районе заповедника, к больнице подвозить. По углам скрытным прячутся от закона, понимаешь!.. -- Вдруг он не удержавшись, улыбнулся: -- Это еще ничего! Вот у нас был случай, так случай! -- Участковый быстро повертел головой по сторонам и начал свой рассказ: -- Помню, приехала в наш райотдел без предупреждения комиссия из Киева проверять физподготовку всего личного состава. А начальником у нас был майор Нетреба - пузатый такой мужик, килограмм сто двадцать. Он не то что бегать, ходить толком не мог. Построили нас во дворе и говорят: так мол и так, вы должны сдать нормативы по прыжкам в длину, в высоту, подтянуться на перекладине, но самое главное - это, конечно, кросс. Десять километров в полном снаряжении и в бронежилетах. Министр наш кросс уважает, сам по утрам бегает, так что должны понять и постараться. Нетреба как это услышал, попытался тут же со двора деру дать, на больничном отсидеться. Но его по-хорошему предупредили - не пробежите, товарищ майор, кросс, считайте, что вы уже уволены за несоответствие. А там еще грешки кое-какие найдутся, и пример для подчиненных опять же показать надо. В общем вывезли нас за город, в лес, стадион местный на ремонте был, а по улицам бежать несолидно как-то, засмеют, и - время пошло! -- Участковый всхлипнул: -- Что тут началось! Нетреба со своим замом до первого поворота добежали-докатились и напрямик через лес рванули, чтоб дорогу сократить, только их и видели. А мы, как и положено, строем, не спеша, чтобы начальство ни в коем разе не опередить. В общем, прибегаем - ни майора, ни зама нет! Генерал, старший комиссии, то на дорогу, то в лес поглядывает, бледнеет, краснеет, нервничать начинает. Где, говорит, этот, такой-растакой ра... згильдяй? В лесу?!! Смирно! Кругом арш! Найти и доложить! Вверх дном лес перевернуть, но в срок задачу выполнить! На все про все - десять минут, водку уже пить давно пора, а этот Нетреба решил палки в колеса ставить?! Ну, я ему!!. Бросились мы в лес, искали минут тридцать, лейтенант из наших даже пару раз в воздух пальнул из табельного оружия, ничего! И в кустах шарили, и под стволами поваленными смотрели, нет нигде совершенно! Сержант Федоренко, тощий до неприличия, от усердия в лисью нору залез, так перед начальством выслужиться хотел, застрял в ней прочно, только кроссовки наружу выглядывают, выть начал от страха. Еле выудили за ноги обратно! Короче говоря, возвращаемся ни с чем и вдруг видим такую картину: сидят на дороге возле генеральской машины оба наших командира и матерятся, на чем свет стоит. Подходим ближе и падаем: на ногах у них капкан на медведя защелкнут, один на двоих. У Нетребы левая нога намертво зажата, у зама - правая! Они как бежали рядом, так и попались. Как они из леса на дорогу вышли, до сих пор не пойму, ползли, что ли? Генерал с помощниками им в глотки водку льют в качестве анестезии, перед тем значит, как капкан сдернуть, да все приговаривают: ну, еще глоточек, чтоб не так больно снимать было, ну, еще глоточек! И действительно - не могут же Нетреба с замом в таком виде в больницу попасть! Начальству не положено! -- участковый расслабленно умолк, в умилении покачивая головой. Толстушка снова прыснула, а Митрич мудро заметил:
-- Это ж какое надо человеческое счастье иметь, чтоб в огромном лесу на медвежий капкан напороться, да еще сразу с двух ног разнозвездочных!..
-- Сколько еще осталось, Степан Гаврилович? -- из кабинета выглянул сухонький пожилой врач и неодобрительно глянул на рассказчика. Глаза его по-деловому поблескивали из-под очков.
Участковый спрятал улыбку, задумчиво поплямкал губами и, вытянувшись по стойке "смирно", доложил:
-- Всего, значит, двести шестнадцать граждан. Сто восемьдесят девять пришли добровольно, еще семерых я дежуркой подвез, сейчас сидят под замком в арестантском отделении машины за решеткой, ждут очереди, итого остаются двадцать душ. До вечера справимся, время есть.
-- Уж постарайтесь, голубчик, -- коротко резюмировал сухонький врач и кивнул улыбчивому медбрату. Тот поправил на лице повязку и опять оживленно выкрикнул:
-- Следующий! -- После чего он приглашающе махнул рукой: -- Проходи в кабинет, дед, не задерживай.
Дедок стянул с плешивой головы картуз, безнадежно вздохнул, размашисто перекрестился и бочком протиснулся в кабинет.
Участковый принял сдержанно-озабоченный вид, подошел к большому стенду, висевшему прямо напротив входной двери на когда-то выбеленной известкой стене и в ожидании, когда подойдет очередь его подопечных, принялся невнимательно читать набранный крупными буквами текст на большом листе бумаги. Такие же листы он развесил на днях по всей десятикилометровой территории района:
ВСЕМ ЖИТЕЛЯМ БИОЗАПОВЕДНИКА "ЗЕЛЕНАЯ ЛУЖАЙКА"!
Для получения комплекса необходимых прививок всем жителям биозаповедника следует в обязательном порядке явиться в медпункт 18 апреля к девяти часам утра. При себе иметь паспорт, а в случае отсутствия такового, любой документ, удостоверяющий личность. Врачи высшей категории абсолютно БЕСПЛАТНО введут полный комплекс утвержденных к применению прививок. Всем лицам, прошедшим вакцинацию, будет выдана специальная справка-карточка, по которой они смогут получить в местном отделении банка денежную премию в размере 2500 гривен.
В СЛУЧАЕ НЕЯВКИ ЛИЦ, ПРОЖИВАЮЩИХ НА ТЕРРИТОРИИ БИОЗАПОВЕДНИКА, К НИМ БУДУТ ПРИМЕНЕНЫ МАКСИМАЛЬНО ЖЕСТКИЕ МЕРЫ, ПРЕДУСМОТРЕННЫЕ "ЗАКОНОМ ОБ ОБЯЗАТЕЛЬНОЙ ВАКЦИНАЦИИ ГРАЖДАН, ДОБРОВОЛЬНО ПРОЖИВАЮЩИХ В РАЙОНАХ АННОМАЛИЙ"
Участковый дочитал обращение и недовольно нахмурился - так как он не проживал постоянно в биозаповеднике, ему вакцинацию не делали, соответственно никакого денежного поощрения для него не было предусмотрено.
Тем временем сухонький врач сделал в предплечье дедку прививку и пригласил того подойти к столу.
-- Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, -- врач указал, где именно надлежит поставить подпись.
Дедок прищурился и старательно расписался в толстом журнале, беззвучно шевеля губами от натуги.
-- А справку где получить можно, у вас? -- особо не мешкая, задал он животрепещущий вопрос старшему.
-- У нас, у нас, -- кивнул доктор и протянул Митричу заветную справку-карточку. -- Кстати, я обязан вас поставить в известность, любезнейший, что с этого момента вам запрещено покидать территорию биозаповедника "Зеленая Лужайка". Отныне раз в две недели вы будете обязаны являться сюда для прохождения медосмотра и для выполнения прочих, безусловно необременительных, для вас процедур.
-- Как это? -- не понял дед. -- За стену выход перекрыт будет, или я чего-то не дослышал?
Врач жестко улыбнулся и доходчиво объяснил:
-- Только что, милейший, вы дали мне подписку о невыезде, -- он ткнул пальцем в журнал. -- В качестве компенсации за причиняемые вам неудобства вы ежемесячно будете получать по пять тысяч гривен, очень приличную по среднестатистическим меркам сумму. Хочу особо отметить, что это абсолютно временная мера. Ваш паспорт мы изымаем, а все денежные операции, включая получение пенсии, вы сможете осуществлять с помощью этой суперсовременной карточки. И, попрошу вас, Дмитрий Дмитриевич, проявлять благоразумие и не усложнять нам и без того нелегкую роботу, -- на последних словах он сделал ударение и выразительно посмотрел на внезапно покрасневшего пациента.
Дедок напрягся, хотел что-то сказать, но, покосившись на двух крепких санитаров, сидевших в разных углах кабинета, промолчал. Он с силой сжал губы, возмущенно покачал головой и, минуя приемную, вышел во двор через вторую дверь. Что-то здесь было не чисто, Митрич ощущал это всеми фибрами своей, основательно битой жизнью души, но, резонно рассудив, что ничего тут не поделать, не долго думая направился в местное отделение банка, открытое в поселке буквально на днях, за честно заработанными деньгами...
...Жизнерадостная толстушка неуверенно шагнула в кабинет и присела на краешек стула, нервно сжимая в руке целлофановый кулек с жаренными семечками.
-- Елизавета, -- неестественно серьезно произнесла она, обращаясь к пожилому врачу. -- Будем знакомы, что ли...
-- Сомова Елизавета Аркадьевна? -- уточняюще спросил тот.
-- А то как же еще? -- удивилась толстушка и взбодрилась. -- А вы думали кто - королева Елизавета II английская? На весь поселок я одна такая - веселая, шальная, с юмором легким. Девчушка-хохотушка. Песни пою разные, частушки городские и деревенские, на ксилофоне стучу, рукоделием занимаюсь, могу корову подоить, завтрак, обед и ужин приготовить с удовольствием... Вы случайно не в курсе, подчиненный там ваш в коридоре сидит, он, ненароком, не того? -- она особо выделила последнее слово и выжидающе умолкла, внимательно глядя на врача.
-- Чего - не того? -- не понял доктор. -- Вполне здоровый молодой человек, образован в меру, с мозгами у него все в порядке, если именно это вас интересует.
Толстушка передвинулась на другой край стула, наклонилась через стол к врачу и многозначительным шепотом произнесла:
-- Окольцованный он или варианты имеются? Вот что в первую очередь любопытно знать незамужней интересной женщине, ищущей свою вторую половину среди порядочных молодых людей среднего возраста. Ответ у вас какой по нему будет в общем?
-- Авдиевский? Женат. И ребенок, между прочим, наличествует, -- снисходительно усмехнувшись, сказал врач, делая какие-то отметки в журнале. -- Крепкий семьянин, не пьющий, кстати.
Толстушка на мгновение задумалась и беззаботно выдала:
-- Я еще когда кольцо обручальное на пальце у него разглядела, так и подумала... Такие на дороге жизненной не валяются, подбирают таких еще на взлете... А вы, часом, не того? -- она требовательно уставилась на доктора. -- Потому как вы мужчина видный, хоть и щупловатый чересчур на сегодня. Ничего, этот вопрос не помеха. Главное в этом деле что, знаете?
-- Что? -- одними глазами улыбнулся врач.
-- Родство душ, светило вы мое ученое! -- залихватски прыснула толстушка. -- Воображение включать надо хоть изредка, пан военный офицер! -- Она гордо выпрямилась на стуле и пропела приятным грудным голосом:
Серебряную клетку не хочу,
И золотую тоже мне не надо,
Я корпусом своим прижмусь к военврачу,
Почувствую и нежность, и усладу!..
Жизнерадостная толстушка стоически перенесла укол в предплечье, неразборчиво и быстро расписалась в журнале, и перед тем, как выскользнуть из кабинета, по очереди внимательно и слегка снисходительно оглядела обоих медбратьев, помощников пожилого врача...
...-- Слышь, начальник, перед уколом наркоз не полагается натуральным инвалидам? -- встревожено осведомился коротко стриженный мужчина с бычьей шеей, шумно дыша и заполняя собой все помещение. -- У меня даже справка где-то есть, отвечаю за слова. Я по ней от армии отмазывался трижды. Диагноз: неизлечимая стадия. Хроническое заболевание. Кранты, короче если.
-- Ты что, дурик? -- заинтересовался вдруг доктор, проворно подымаясь из-за стола. -- Интересный случай...
-- Какой я тебе дурик, начальник?! -- от всей души возмутился коротко стриженный и тут же уточнил: -- Плоскостопие у меня врожденное и спина постоянно чешется. Еще я уколов боюсь и людей в форме стороной обхожу, когда трезвый.
-- Больно не будет, -- пообещал сухонький врач и расстроено добавил: -- Жаль, очень жаль... Любопытный был бы случай... Картина другая была, если бы дуриком ты оказался нормальным... Отдельно наблюдался бы, преференции определенные имел...
При виде предназначенного для него шприца коротко стриженный мгновенно побледнел и потерял сознание. Врач быстро сделал укол и сунул нашатырь под нос мужчине.
-- Все? -- мученически вопросил тот, не раскрывая глаз. -- Получилось?
-- Все, -- мугыкнул врач. -- И часто с вами такое случается?
Коротко стриженный придирчиво оглядел место укола и огорченно выдохнул:
-- Всегда, как шприц, приготовленный для меня, зарисовывается вблизи. Представлять в деталях начинаю, понимаешь? Меня лучше колоть, когда я не вижу, со спины, например...
Доктор сделал какую-то пометку в журнале и мимоходом заметил:
-- Привыкайте, голубчик. Теперь частенько в обморок падать придется...
Перед тем, как выйти, мужчина нахально произнес:
-- Закурить не найдется, начальник? Типа, компенсация за беспредел, за пытку без наркоза!
-- Я тебе сейчас закурю, -- со внезапно прорезавшимися стальными нотками ответил врач. Внушительные санитары молча поднялись со своих мест.
-- Понял, -- стриженый пулей выскочил во двор и с наслаждением выругался, массируя покрасневшее место укола через рукав тенниски ...
...Ветхая старушка в ситцевой светлой косынке, едва переступив порог кабинета, сразу же с тревогой в голосе поинтересовалась:
-- Переводы денежные разрешены будут, товарищ главный? Вы мне говорите, как оно есть, не скрывайте. Если нет, то мне ваших денег не надобно, и прививки мне ваши ни к чему. Обойдусь.
-- Ну конечно же, разрешены будут, любезная вы наша, -- успокоил ее доктор. -- Отсылайте, куда душа пожелает - хоть в Россию, хоть в Америку. Услуги банковские позволяют это делать беспрепятственно!
-- Мне по месту надо. Горе у меня в семье случилось, -- чрезвычайно сдержанно отреагировала старушка и сама с достоинством обнажила предплечье...
...Используя выданную ему врачом справку-карточку, Митрич получил в местном отделении банка тугую пачку хрустящих новеньких купюр. С видом Рокфеллера дедок ступил под своды небольшого продовольственного магазина. Там он важно окликнул продавщицу, худосочную особу женского пола с выцветшими глазками и вызывающе яркой губной помадой:
-- Эй, Полина, гулять будем! Богатым я стал. Деньгами швырять намерен невиданно. Экспроприацию за них же в магазине устроить... Хочешь, конфетами тебя угощу безвозмездно? Пользуйся, пока у меня настроение такое имеется!
-- Ирисками, что ли? -- из-за прилавка ехидно отозвалась продавщица, на всякий случай поднявшись с табуретки. -- Или на зефир в шоколаде раскошелишься?
-- Можно и в шоколаде, -- тут же с небывалой легкостью согласился Митрич. Он разрешающе кивнул: -- Ну-ка, взвесь полкило деликатеса.
-- Что, финансы карманы жмут? -- между прочим поинтересовалась Полина, по привычке обвешивая покупателя на пятьдесят грамм.
Митрич обрадовано отозвался:
-- Жмут, еще и как жмут! Чего тут у тебя имеется из самого дорогого? Расскажи, покажи, заинтересуй как следует клиента!
Продавщица смерила дедка рентгеновским взглядом и скептически справилась:
-- За воротник залить или в смысле "поесть"?
Митрич весело взмахнул бородкой:
-- И того, и другого хочу. Халвы рассыпчатой давай, коньяка наилучшего бутылку для фельдшера, вина сухого для подружек моих - старушек-одуванчиков, пусть улыбнутся лишний раз просто так, под настроение, по колбасам не забудь пройтись, но только, чур, без соевых добавок. Весь мир на сою присадили басурманы, а Митрича - нет. Не сдается Митрич и точка восклицательная!
Дедок вальяжно подошел к витрине, всплошную уставленной красочными конфетными коробками, и принялся неспешно читать названия.
-- "Бо-ге-ма", -- по слогам вслух прочел он и вопросил: -- Слышь, Поля, "Богема" как на нормальный человеческий язык переводится: "Вишня с коньяком" или "Черешня в спирте"?
-- Пока не попробую, Митрич, не скажу, -- находчиво заметила продавщица, войдя во вкус и обвешивая покупателя уже полным ходом. -- Одну коробку вносить в список или для меня подарок тоже сделаешь?
-- Две вноси, -- величаво кивнул дедок. -- Деньги обещали платить исправно, так что всего потихоньку у тебя в магазине отведаю. Имею законное на то право... А это что за мендельсон? -- Митрич указал пальцем на большую голову сыра, покрытого щетинистой плесенью.
-- Сам ты - мендельсон, -- обиделась продавщица. -- Это же "Горгонзола", итальянский голубой сыр из коровьего молока! Специально для гурманов предназначен, к нам случайно завезли. Вещь неописуемая!
-- Ты что, сама пробовала? -- недоверчиво задал вопрос дедок. -- Или по слухам с "большой земли" ориентируешься?
-- Что я, дура плесень грызть? -- обиделась Полина. -- Это я товар так рекламирую. Продать кому-то же надо. Не хочешь - не бери. Другим втюкаю, не впервой.
-- Заверни, -- чуток подумав, сказал Митрич. -- Ради экзотики беру исключительно... И сигару потолще выбери, чтоб как у Фиделя Кастро один в один была. Пройдусь с ней по поселку, не раскуривая, мол, Митрич тоже в клуб богатеев вступил... А тебе прививку уже делали?
-- Самой первой! -- похвасталась продавщица. -- Я уже и деньги успела в валюту перевести твердую.
-- Плохая примета, -- поразмыслив, констатировал дедок. -- На почин мужик должен идти. Бабам нельзя - дело сорвется. Проверено неоднократно.
-- Жизнь прожил, а приметам веришь, -- пожурила Митрича Полина. -- Наоборот все. Деньги давай, за подарки спасибо. Сто грамм для бодрости налить?
Дедок заметно ожил:
-- Дело говоришь, Поля. За это тебя и люблю, хоть и язва ты редкая, да и обсчитываешь бесстыдно.
-- Ты мне тут повыступай еще, -- лениво отмахнулась продавщица, ловко шурша новенькими купюрами. -- Должна же я с вас, дармоедов, личную пользу иметь? -- Она управилась с расчетом и протянула Митричу белесый пластиковый стакан, наполненный до половины. -- Конфету мятную дать? Или рукавом, как обычно, занюхаешь?
-- Шоколадку душа желает, ту, с орехами лесными, -- тоненько хихикнул дедок. -- Давай, шевелись, Поля, побалуй Митрича. С этого дня жизнь по-иному пойдет. Ни в чем себе отказывать не буду. Решил я так...
...К вечеру все 216 человек, проживающих постоянно в биозаповеднике, прошли вакцинацию.
Отпустив санитаров, пожилой врач остался в кабинете один. Он достал из дорогого кожаного портфеля свой дневник и быстро записал в нем:
18 апреля 2015 года.
1-й этап. Произведена имплантация генетически измененных стволовых клеток в человеческие организмы, подвергавшиеся в течение ряда лет радиационному облучению. Реакции отторжения не наблюдалось! Это вселяет определенный оптимизм. Быть может, после трех лет неудач мне, наконец, улыбнулась переменчивая фортуна. Теория проистекает из практики, а не наоборот, я абсолютно в этом убежден, и, хотя вопросы этического порядка продолжают меня беспокоить, иного пути, кроме избранного, я не вижу. Слишком высока цена поднятого мной вопроса! Субъективно - я не желаю стареть, объективно - процесс старения возможно и необходимо затормозить, остановить и повернуть вспять. Это - моя цель, мой смысл, моя религия...
Врач спрятал дневник обратно в портфель, застегнул тот на обе застежки и не спеша чиркнул зажигалкой, подкуривая сигарету. Эксперимент начался на редкость гладко, нервное напряжение, не отпускавшее профессора все последние недели, спало...
Дверь из приемной приоткрылась и в кабинет проскользнул пышущий здоровьем толстячок. Его крупный, картофелеподобный нос хищно раздувался, в кармане распахнутого настежь бежевого плаща, наброшенного прямо на докторский халат, что-то весело побулькивало.
-- Только что военные задержали первых трех беглецов - те захватили милицейский уазик и попытались вырваться на нем из заповедника. Хорошо, что солдаты додумались опустить шлагбаум, перетянули через дорогу шипованную ленту и набросали на выезде металлических ежей. Чувствую, веселая предстоит ночь, профессор! -- азартно отрапортовал он.
Пожилой врач задумчиво глянул в темное ночное окно и кивнул:
-- Очень хорошо. Эти люди сами дают нам повод для их полной изоляции и мы, конечно же, воспользуемся этим. Надежная стена вокруг резервации уже возведена, но кое-кто из правительства до сих пор не понимает - зачем нужна именно стена?
-- Как только мы задокументируем первые изменения в организмах подопытных, этот вопрос отпадет сам по себе - кто из правительства не желает продлить себе, любимому, жизнь лет этак на сто, да еще и с полным функциональным сохранением? -- тоненько засмеялся толстячок. Он подошел к столу и торжественно водрузил на него емкость с медицинским спиртом. После этого толстячок достал из другого кармана два маленьких микстурных стаканчика, наполнил их до краев прозрачной жидкостью и, вручив один из них профессору, а второй зажав в своей одутловатой руке, приподнято произнес: -- По традиции мы выпьем за успех. За ваш успех, Петр Андреевич! И пусть горит все синим пламенем! За вас, профессор Санин!..
Чуть больше года спустя...
5 июля 2016 года.
Крупная серая крыса осторожно подошла к трупу рыжей лисы, лежавшему под кустом боярышника на лесной прогалине. Солнечные лучи не проникали под куст и крыса двигалась почти наугад, осмотрительно водя своей вытянутой мордочкой по сторонам; ее глубоко вогнутые, покрытые редкими волосами уши были слегка оттопырены, а длинный чешуйчатый хвост волочился по земле. Как и миллиарды ее сородичей, крыса не брезговала ничем, будь то неоперившийся птенец, мелкая рыбешка, навозный жук или заплесневелый кусок черствого хлеба, и была всегда готова при первой же возможности утолить свое извечное чувство голода.
Приблизившись к мертвой лисице, крыса замерла, едва заметно шевеля своими длинными чувствительными усами. Прекрасный охотник, она была не голодна, и ею двигало скорее врожденное чувство любопытства к поверженному природному врагу, нежели чувство голода. Сотни блох, жившие до этого на мертвой лисице, в один миг перекочевали на крысу, надежно спрятавшись в ее сером подшерстке.
Крыса с необычайной легкостью вспорола своими острыми резцами шерстяной покров лисы, оторвала от еще теплых останков кусок мяса, тут же проглотила его и, развернувшись, двинулась дальше, по направлению к поселку, расположенному в полутора километрах от озера. Там, в подвале пятиэтажки, у нее было логово...
Дворник Иван Павлович наткнулся на крысу случайно, спустившись в подвал за метлой. Он увидел, как какая-то крупная крыса проскользнула в его подсобку и бросился следом за ней. Агрессивно бормоча что-то себе под нос, дворник вооружился лопатой для уборки мусора и загнал крысу в угол.
-- Ух, сволочь, -- разгневанно воскликнул он, нанося удар по оскалившей клыки мерзкой твари. Крыса увернулась от удара и, молниеносно взобравшись по лопате, прыгнула дворнику на голову. Оттуда она соскочила на пол, и в мгновение ока исчезла в подвальном лабиринте.
-- Ну и твари! -- вскипел Иван Павлович, брезгливо отряхивая голову руками. -- Ничего их не берет - ни яд, ни радиация. Плодятся, гады, даже зимой, при полном минусе.
Он взял метлу и по ступенькам поднялся наверх. На душе у него было почему-то очень гадко...
На следующий день Иван Павлович почувствовал легкое недомогание, принял для профилактики стакан крепленого красного вина, и отправился на работу - в его подчинении были дворы трех жилых пятиэтажек поселка.
У Прасковьи Михайловны, супруги Иван Павловича, схожие симптомы появились в тот же день, ближе к вечеру. Она привычно накапала в чашку с водой тридцать сердечных капель, выпила и пошла проведать соседку по этажу. Недомогание быстро прошло.
Фельдшер из местных, Панкратов Илья Ильич, шестидесяти восьми лет, привыкший лечить все свои болезни разведенным в нужной пропорции медицинским спиртом, испытав приступ сильного кашля, употребил для дезинфекции двести пятьдесят граммов продукта на ночь и лег спать. Кашель его больше не беспокоил.
В течении трех дней все двести шестнадцать человек, постоянно проживающих в биозаповеднике, чувствовали легкое недомогание и лечились привычными средствами, кто как умел. НИКТО из них, вопреки инструкции, не сообщил военным врачам об этом...
Вторник, 12 июля.
Сотрудник лаборатории, раз в две недели приезжающий за анализами в биозаповедник, почувствовал сильный озноб во время приема пятого посетителя. Он с трудом взял анализ крови у немолодой высокой женщины, и подождав, пока та выйдет, бессильно откинулся назад на спинку стула. Вместе с ознобом у него появилась сильная головная боль, головокружение и чувство резкой слабости. Он попытался сосредоточиться, но тут у него возник сильнейший позыв на рвоту и не в силах противостоять ему, он опустил голову под стол. Рвотная масса с примесью кровавой гущи залила давно не крашенный пол под ногами. Одновременно с этим его охватило чувство глубочайшего возбуждения и он вскочил. Рассудок затуманился, какие-то смутные образы возникли в его воспалившемся сознании, он вдруг закружил по кабинету, не в силах найти дверь. Лицо его, ставшее вначале одутловатым, буквально мгновенно осунулось и приобрело цианотический оттенок, с темными кругами под глазами и страдальческим выражением. Он нашел, наконец, дверь и шатаясь, выбежал на улицу. Печать ужаса и страха исказила правильные черты его лица. Покачиваясь со стороны в сторону, сотрудник приблизился к медицинской машине, на которой он приехал, с неимоверным трудом взобрался на переднее сидение, после чего что-то невнятно произнес, обращаясь к водителю. Затем он судорожно дернулся и потерял сознание.
Растерявшийся водитель, совсем еще молодой сержант, запустил мотор, и помчался к выезду из "Зеленой Лужайки". Подъехав к воротам, он на ходу сообщил охране, что везет внезапно заболевшего сотрудника в ближайшую больницу. Спустя четверть часа водитель остановил машину возле одноэтажного здания скорой помощи небольшого райцентра N и отчаянно принялся сигналить, одновременно с этим исходя кровавой рвотной массой. Еще спустя минуту он заблокировал все дверцы машины изнутри, конвульсивно содрогнулся и сполз с сидения на пол...
Вторник, 12 июля 2016 года.
Арсений Богун, высокий худощавый парень в белом халате, дежурный врач скорой помощи, первым подошел к машине цвета хаки и удивленно замер. Симптоматика людей, находившихся в ней, настолько потрясла его, что он на одно короткое мгновение совершенно опешил.
Мимо него пронесся пузатый кряжистый санитар, его двоюродный дядя Иван Савельевич, и попытался открыть заблокированную водителем дверцу, деятельно посапывая от усердия.
-- Сеня, подсоби, -- оживленно выкрикнул он. -- Не стой, как зачарованный! Видишь - беда какая!
Вместо того, чтобы помочь санитару и извлечь людей из машины, Богун стремительно скрылся в здании и спустя двадцать секунд выбежал оттуда, на ходу одевая на руки медицинские перчатки.
-- Отойди от автомобиля! -- в голосе Арсения явственно послышались металлические нотки. -- Ты слышишь, что я говорю, дядя? Здесь что-то нечисто! Не вздумай открывать двери!
Санитар обернулся и поразился невероятной перемене, произошедшей с племянником - тот смертельно побледнел, наблюдая за тем, как на землю, просачиваясь из-под дверцы, капают грязно-красные капли рвотной массы. Иван Савельевич с неожиданной прытью отскочил от машины и яростно замахал руками в сторону любопытствующей пожилой женщины, мелкими шажками приближающейся к ним:
-- Сюда нельзя! Уходите немедленно! Проход строжайше запрещен!
Тем временем Богун достал из кармана халата шприц, распечатал его и набрал из грязной лужицы несколько кубиков кровавой жижи. Затем, соблюдая все необходимые меры предосторожности, он упаковал шприц и спрятал его. На лице Арсения была явственно написана растерянность.
-- Что будем делать, Арсюша? Соображения на этот счет какие у тебя имеются? -- дядя, за годы работы на скорой привыкший решать все вопросы просто и на счет "Раз! Взяли, понесли!", томился от бездеятельности. Как и любой мастеровой человек, он уже прикинул, какими образом правильно поддеть отверткой замок на двери машины, чтобы не сильно повредить тот, и теперь топтался возле племянника, не зная, что лучше: проявлять осмотрительность и оставаться на месте, или понадеяться на славянское "авось" и все-таки вскрыть заблокированные водителем двери, доказав при этом себе, а заодно и всему миру, что может!
Арсений неопределенно покачал головой и пробормотал:
-- Ждать будем, ждать. Выбора у нас нет, понимаешь? Плохое предчувствие у меня, Иван Савельевич. Ты что думаешь, сержант сам догадался включить блокировку?
-- А что, нет? -- пожал плечами санитар и пристально взглянул на племянника. -- Или ты другое полагаешь?
-- Сложно сказать... Неизвестных составляющих слишком много на мой взгляд в этом деле... Думаю, когда водитель сигналил возле скорой, понимая, что дела его плохи, он не имел четких инструкций, а затем ему по связи приказали не выходить из машины и закрыться изнутри.
Санитар с пониманием кивнул и со вздохом опустил в карман отвертку. Немного помолчав, он вновь извлек ее оттуда:
-- А может я того, распечатаю? -- в голосе дяди послышалась просительная интонация. -- Вон, люди живые мучаются! Хоть и в форме, но свои, наши! Как не помочь, скажи, Арсюша?
-- Нет! -- жестко отрезал доктор. -- Нельзя. Если я правильно ориентируюсь, то с минуты на минуту за ними приедут люди в погонах и все попутно нам объяснят. Не пори горячку, дядя. Подождем.
Неожиданно из-за угла неотложки выплыл напарник Ивана Савельевича, тоже дежурный санитар, кое-как выбритый мужчина со спитым маловыразительным лицом по фамилии Синицын. Не обращая внимания ни на машину, ни на находящихся в ней людей со странной симптоматикой, он враскачку подошел к Богуну.
-- Арсений Николаевич, разрешите обратиться, -- тщательно выговаривая слова, слегка заплетающимся языком сказал он и пошатнулся. -- Коллеги, да, просили меня подсобить им в одном оч-ч-чень важном вопросе. Без меня никак не обойтись им... Нижайше прошу отпустить на полчасика где-то, плюс-минус природная погрешность. Вот по сути и все.
Иван Савельевич возмущенно топнул ногой и неодобрительно хмыкнул:
-- Опять ты, Жора, в кочегарке нажрался. Еще мало? Сколько ж тебе надо для полного счастья на грудь принять?
Спитый уперся хребтом в стену и агрессивно возразил:
-- Не пил. От бесед умных голова кругом идет, признаю. Амфибрахий исследовали. Теперь вот к анапесту подбираемся, осилить желаем. Но тебе этого не понять, Иван. Раскольник ты и раб тьмы кромешной!
Иван Савельевич с ног до головы смерил спитого пренебрежительным взглядом, но промолчал, всем своим видом выказывая пренебрежение к напарнику.
Богун тяжело вздохнул:
-- Что с тобой делать, Синицын, ума не приложу. В отцы по возрасту мне годишься... Ты же меня, Синицын, под монастырь подводишь!
-- Так вы, Арсений Николаевич, тоже зодчеством интересуетесь? -- восторженно удивился плохо бритый, приятственно украсив улыбкой мятое лицо. -- Исключительно, оправдываюсь, монастырским? "Монашеская республика" на Афоне? Одесса - мама, Константинополь - папа? Не ожидал, никак не ожидал! -- Он удивленно повертел головой, достал из глубокого кармана брюк пустую бутылку, заглянул в нее сквозь надбитое горлышко, огорченно вздохнул и с удвоенным энтузиазмом повторил: -- Не ожидал! Алмаз сокрытый вы в себе таите, доктор! Лучами брызжите на мир печальный сей!.. Гм, тогда что же, милости прошу со мной пройти, обсудить так сказать, на коллегиальном собрании. К свету знаний, возвышенно выражаясь, присовокупиться!
-- Не присовокупиться, а присоединиться, Синицын, -- машинально поправил спитого Богун и решительно добавил: -- Так вот, присоединяться, возвышенно выражаясь, не желаю. Желаю, чтобы ты, как человек тонкий, ищущий, мне ответил: ты сегодня будешь работать или с господином Рыжовым на философские темы дальше углубляться, поэтические пласты в стакане граненом искать?
Внезапно Иван Савельевич склонился к плохо бритому и тихо произнес:
-- Я тебя, Аристотель анапестовый, в последний раз предупреждаю: домой волочь тебя не буду, сам доползешь. Карту, пока еще вменяемый, нарисуй себе контурную. Бары пивные крестиками красными на ней обозначь - запретная, мол, зона, зайдешь - не выйдешь. Ишь, моду взял: как не нужен, то Савельич - раскольник, а как нужен, то друг сердечный. Понял?
Плохо бритый, как бы извиняясь, развел в стороны руки и со страдальческим выражением на лице невнятно констатировал:
-- "Дорогу осилит идущий", - классика жанра... Соблазны на ней обильно разбросаны... Два начала, Иван, в тебе борются: жалость и черствость. Полет и влет. Бутыль и чекушка. Ты - как батон хлебный: сверху долгоиграющая корка, внутри хрен знает что. Ну и как, по-твоему, к тебе обращаться? Раскольник, - понимаешь мысль? - от мавританского слова "рассол", то есть "жажда" на языке аборигенов, коренных жителей пустыни. А теперь скажи: кто более матери-истории ценен? -- спитый меланхолично икнул и выжидающе замер.
-- Ну и закрутил, -- невольно уважительно отметил Иван Савельевич, с брезгливой гримасой воротя в сторону свое лицо. -- То-то я за собой в последнее время замечать стал: как с тобой пообщаюсь, так немедля два по сто опрокинуть хочется, мозги очистить от лапши твоей неимоверной.
-- Парадокс, -- философски согласился с ним спитый и многозначительно поправил в кармане брюк пустую бутылку. -- Вся жизнь парадокс и неподъемная проблема. Быть иль не быть? Вот в чем вопрос, который время перед гражданином ставит. Легко казаться выпимшим снаружи, но очень трудно им по сути быть! -- Он энергично оттолкнулся от стены и наклонился в сторону Ивана Савельевича: -- Пару копеек до зарплаты на благотворительность на пожертвуешь, сердце твое золотое? Отдам, секунды лишней не колеблясь, как година роковая грянет!
Иван Савельевич ловко соорудил из пальцев известную конструкцию и сунул ее под огнедышащий нос напарника:
-- Во! Нечего из себя жертву жизненную строить!
Богун, молча наблюдая за привычной перебранкой санитаров, покачал головой. Мысль о машине с больными не давала ему покоя.
-- А может - стреляться? -- между тем задумчиво вопросил плохо бритый и со значением подмигнул Ивану Савельевичу. -- Пистоли, конечно, задача серьезная, но жизнь разнообразит. К барьеру, друзья-декабристы! Процесс исторический... "Не падайте духом, поручик Голицын, зачем нам, поручик, такая страна?.." -- он с воодушевлением и решительно переврал слова романса. -- Я, как бывший контрабасист, стреляю без промашки и жалости сопливой. На спор в тире такие призы брал: ого! Что ни выстрел - то десятка, что ни выстрел, то яблочко. Прирожденный стрелок-любитель. Все завидовали! И наливали, конечно, безжалостно... Эх, ристалище житейское!.. Или ты, Иван, на бакенбардах двухсторонних желаешь биться?
-- На алебардах, -- внезапно поправил Арсений и едва заметно улыбнулся: -- На алебардах дерутся, на бакенбардах спят. Житейская, между прочим, мудрость.
-- Очень тонко подмечено, Арсений Николаевич, -- одобрительно затряс головой спитый. -- Это я так, ради смеху, перепутал буквенные знаки, падежи и склонения имен существительных. Кстати, страдательный падеж - моя непростительная слабость. Выпью - страдать тороплюсь. Возможностей нереализованных в дела заметные - море цельное и пол-литра закупоренных. Как блох, извиняюсь, на кошке шелудивой, этих возможностей было... Не по тому пути пошел, не ту тропинку жизненную выбрал... Пожинаю, извиняюсь, плоды свои, сокрытые от глаз чужих едва ли. На грядках, блин, и персик и хурма, но не видать их, блин, в акациях колючих!.. Да, мать моя женщина... -- Спитый, наконец, обратил внимание на армейскую машину и трагическим шепотом вопросил: -- А это что за путники на перекуре долгом? Трагикомедия в стиле фильма ужасов, не иначе. Я, конечно, на себя в зеркало давненько не смотрел, но жизни, фонтаном изрыгающей, во мне гораздо более пульсирует. Чего молчишь, Иван, и глазки хоронишь? Не доглядели бойцов армейских?
Внезапно наступило гнетущее молчание. Плохо бритый, осознав, что ляпнул лишнее, недоуменно поглядывал на Богуна и казался слегка растерянным.
-- Чучело ты гороховое, Жора, -- вдруг сделал нелицеприятный вывод Иван Савельевич. -- Клоун местный. Ни души, ни сердца не имеешь. Зря только землю топчешь. К санитарке из терапии на прошлой смене безответно приставал, в ноги пытался упасть, головой прижаться. Еле она тебя успокоила черпаком никелированным. Хорошо, что баба бойкая попалась, смышленая, обходительная. Знает, как с такими деятелями разговаривать, ублажить умеет. "Хлоп!" - полоником по башке и опять к больным, суп по тарелкам разливать бесплатный, с привкусом хлорным.
-- Все они до поры до времени боевые, -- загадочно подмигнул напарнику спитый. -- Просто не с того заезд я к ней начал. Надо было для начала фактурой ее, халатиком для виду прикрытой, повосторгаться, на слезу пробить, о жизни неудавшейся поплакаться, о предательстве человеческом поразмышлять, а потом уже денег просить... Прав, прав ты, Иван, пугало я и есть. Для дураков - объект насмешек, для умных - чрезмерно пьющее лицо... Одно спасение - свет знаний, из кочегарки исходящий. За дело правое всегда чем-то жертвовать приходится. Правильно, надеюсь, излагаю? Доступно вполне?
-- Допустим, -- нехотя признал Иван Савельевич.
-- Вот я и жертвую печенью своей бесценной, -- мученически наморщил лоб Синицын. -- Лучше печенью, чем жизнью. Парадокс? Не думаю. Ах, почему я не думаю, тебя интересует? Отвечаю навскидку: нечем мне думать, уже минут десять, как голову между плечей не ощущаю. Может, свалилась где-то по дороге, с бумажкой денежной, между зубами зажатой... Не видали, случаем парадоксальным, Арсений Николаевич?
-- Ладно уж, Синицын, иди поищи свою голову, а заодно и проспись у кол-лег, -- Арсений особо сделал ударение на последнем слове, проигнорировав вопрос спитого. Он, как ни странно, в чем-то понимал и жалел спитого санитара.
Иван Савельевич болезненно вздохнул. На его лице проступили следы нелегкой внутренней борьбы. Затем незаметно протянул напарнику пятерку. Тот так же незаметно принял дар, подмигнул, обернулся к врачу и ударил себя кулаком в грудь:
-- Благодарствую сердечно, Арсений Николаевич! Человек вы с буквы заглавной! Человечище, вы, настоящее, к сирым и убогим внимающее остро! Через полчасика, плюс-минус природная погрешность, как штык, у ваших ног пребуду! -- Мужчина крутнулся на месте и тяжело поплыл за угол.
-- Вот, Арсений, что образование с людьми делает! -- Иван Савельевич был яростен и невоздержан. Он уже раскаивался в том, что дал Синицыну деньги. -- Был мужик мужиком, на общие темы беседовали, житейские, а как связался с Рыжим, кочегаром, бывшим учителем литературы и еще неизвестно чего, все! Пропал Синицын! Я ему про охоту, а он мне про Феофила византийского, императора восточного! Кто такой, Феофил этот?! Не пойму!! Может ты, племяш, знаешь?
В этот момент на аллее больницы появился тентованный военный грузовик. Надсадно ревя и извергая клубы черного дыма, он на максимальной скорости подъехал к ним. Из грузовика выпрыгнули два десятка солдат и по периметру окружили машину с больными. Приказания отдавал лейтенант в камуфляже, на его петлицах виднелась эмблема химических войск.
-- Вы не контактировали с этими людьми? -- вместо приветствия озабоченно произнес лейтенант, подойдя к Арсению, и требовательно посверлил врача глазами.
-- Нет, не контактировали, -- покачал головой Богун. -- А что, собственно, происходит? Хотелось бы получить от вас внятные объяснения.
Проигнорировав вопрос Богуна, лейтенант сразу же потерял интерес к разговору. Он внимательно глянул по сторонам и жестко приказал:
-- Попрошу вас никому не сообщать о случившемся. Возможно, ответы вы получите позже. Занимайтесь своими делами, док, и не суйте свой нос туда, где ему не место, -- лейтенант угрожающе нахмурился.
Арсений резко развернулся и зашел в здание неотложки. Поведение военных выходило за все мыслимые рамки. Санитар недоуменно пожал плечами и последовал за ним.
-- Сеня, что все это значит? -- тут же тихо вопросил он, едва переступив за порог. -- Лейтенант себя ведет просто вызывающе! И вообще - откуда взялась эта машина?
-- Откуда взялась машина цвета хаки, да еще и с армейскими номерами? -- с горькой иронией глянул на дядю племянник. -- При желании догадаться совсем несложно. Единственный военный объект, расположенный рядом - это биозаповедник "Зеленая Лужайка". -- Доктор подошел к окну и пробормотал: -- Мне все это совершенно не нравится, очень не нравится...
Санитар молча стал рядом, напряженно сопя. Он вслушивался в невнятное бормотание Арсения, оторопело супясь.
-- Ярко выраженные симптомы болезни этих людей напоминают мне симптомы... -- вдруг нервно начал Арсений, обращаясь, скорее всего, к самому себе, но тут резко и отчаянно зазвонил телефон.
-- Что там у вас приключилось, Богун? -- загрохотал в трубке встревоженный голос главврача больницы. -- Почему территорию гражданского учреждения оцепили военные? Они заблокировали все выходы из поликлиники к стационарным отделениям. Люди возмущены и требуют у меня ответа! Что там за машина возле вас стоит? Вы слышите, что я вам говорю? Почему молчите? Доложите немедленно!!
Арсений не отвечая, опустил трубку на рычаг - что бы он сейчас ни ответил главному, было бы в любом случае не важно. По-настоящему важным в этом деле было совсем другое, а именно - та невиданная поспешность, с которой военные реагировали на вероятно ими же и допущенную какую-то грубейшую ошибку. Вместе с чудовищной симптоматикой больных это вызывало настоящий шок.
Тем временем на аллее показалась вереница машин с включенными фарами. Впереди ехала черная волга, за ней - два медицинских уазика, замыкал колонну издающий утробные звуки длинный тягач.
Волга подъехала к зданию скорой помощи и остановилась. Из нее тут же выпрыгнул моложавый полковник с крайне сосредоточенным выражением лица. Лейтенант в камуфляже отдал ему честь и что-то тихо доложил. Полковник кивнул, мельком глянул на машину с больными и прошел в здание неотложки.
-- С кем имею честь? -- требовательно вопросил он, пристально разглядывая Арсения.
Богун холодно представился:
-- Дежурный врач, Арсений Николаевич Богун. А я с кем имею честь беседовать?
-- Арсений Николаевич? Дежурный врач? Фамилия - Богун? Очень хорошо. Всегда приятно иметь дело с настоящими профессионалами, -- вдруг расплылось в улыбке лицо полковника. Сам он представляться почему-то не пожелал. -- Видите ли, у нас проходят плановые учения по бактериологической защите. Когда мне сообщили, что забыли согласовать с министерством здравоохранения вопрос о включении вашей больницы в перечень учебных объектов, я тут же прибыл, чтобы на месте все решить с руководством больницы. -- Увидев, как недоуменно нахмурился врач, полковник поспешно добавил: -- Не волнуйтесь, мы сейчас покинем вашу территорию. Но, в любом случае стрелочником окажусь я, хотя, как вы сами понимаете, моей вины здесь нет. Обычное кабинетное головотяпство!
Богун еще раз глянул на неподвижно застывших людей в машине и неожиданно с легкостью согласился:
-- О чем речь! Бюрократов кругом хватает. Чиновники между собой похожи: хоть с погонами, хоть без них.
Пока они беседовали, машина с больными была взята на жесткую сцепку и тягач потянул ее к выезду из больницы. Солдаты в костюмах химзащиты тщательно зачистили то место, где стояла машина, достали из уазиков небольшие металлические баллоны и залили все вокруг серо-зеленой пеной, после чего они тоже уехали. Спустя несколько минут на аллее осталась только волга.
Полковник направился к двери, но внезапно остановился и повернул голову:
-- Кстати, вам понравилось, как сыграли мои подчиненные? Гримм такой им наложили, что если пристально не вглядываться, все натурально выглядит. Признайтесь, вы ведь подумали, что они больны на самом деле?
Арсений замялся. Иван Савельевич сделал страшные глаза и одними губами показал: "нет". Богун нервно сглотнул и фальшиво рассмеялся:
-- Ну конечно же не поверил. С профессиональной точки зрения слишком убедительно, чтобы быть правдой. Хотя ТАК сыграть больных, зараженных бубонной формой ЧУМЫ, дано далеко не каждому!
Полковник внезапно побелел и осипло переспросил:
-- Чумы? Нет-нет, вы ошибаетесь, доктор. Вы ошибаетесь. Этого не может быть...
Грузный краснощекий мужчина в белом халате ввалился в помещение неотложки, тяжело дыша, и сразу же грозно рявкнул:
-- Что вы себе позволяете, Арсений Николаевич? Вы отдаете себе отчет в своих действиях? Почему вы бросили трубку? -- не дожидаясь ответа, он приблизился к полковнику и безапелляционно отрезал: -- Я не позволю, чтобы из моей больницы устраивали неизвестно что! Вы за это ответите, полковник, я вам обещаю! Люди возмущены до предела!
-- Я уже все объяснил вашему коллеге, уважаемый, -- раздраженно буркнул полковник. -- Извините, мне пора идти, -- он стремительно вышел на улицу, сел в волгу и уехал.
-- Ну, и как все это понимать? -- праведный гнев главврача обрушился на Богуна. -- Что этот вояка вам сообщил? Теперь, надеюсь, я получу от вас исчерпывающую информацию?
-- Полковник сказал, что у них проходят плановые учения. Согласовать с нашим министерством они забыли. В общем, заехал, чтобы извиниться, заодно посетовал на бюрократов.
-- Да? -- главврач на удивление быстро успокоился. -- Раз уж извинился, то и ладно. Ни к чему нам с армией воевать. А бюрократов и у нас хватает, -- он почесал широкую переносицу и неожиданно добавил: -- Сегодня у Сан Саныча день рождения. Главная медсестра собирает на подарок, ты с ней, Николаевич, состыкуйся - надо уважить коллегу-глазника. -- Главврач глянул на наручные часы: -- Общий сбор в шестнадцать ноль-ноль в моем кабинете. Пропустим по рюмашке за здоровье именинника. Смотри, не забудь, -- главврач не мешкая развернулся и вышел во двор. Арсений проводил его задумчивым взглядом.
Санитар вдруг с хитрецой прищурился и толкнул племянника в бок:
-- Слышишь, Сеня, а ведь я все видел. Наблюдал от нечего делать за тобой.
Богун не понимающе глянул на дядю:
-- Что ты видел?
Тот встряхнул головой:
-- Ты меня, племяш, не проведешь. Я ж тебя как облупленного знаю. С самого рождения перед глазами моими жизнь твоя проходит. В шприц для чего ту гадость набрал? А?
Арсений, наблюдая сквозь окно за тем, как толстый слой серо-зеленой пены съеживается на солнце, медленно произнес:
-- Сам не знаю. Интуиция, наверное. Чувство внутреннее, обостренно-тревожное.
-- Ну-ну, -- сказал санитар. -- Спасибо, что в машину не дал залезть, отверткой воспользоваться. Иначе увезли бы меня вояки наши доблестные куда подальше и кто знает, чем бы это все закончилось!
-- Не за что, -- ответил Богун. -- Ты вот что, дядя: подежурь пока сам, а я пойду, пожалуй, пройдусь. Голова от всего этого разболелась сильно.
-- Только недолго, -- предупредил Иван Савельевич. -- А то мало ли что еще сегодня может приключится. Сам знаешь - каким боком день начался, таким и закончится! Почти всегда именно так и случается!
Богун молча склонил голову, вышел во двор и направился в глубь больницы. Шприц с образцами кровавой рвотной массы лежал в правом кармане халата, заставляя Арсения непроизвольно ускорять шаг.
-- Эй, Арсюша! -- раздался за спиной у врача истошный душераздирающий вопль. -- Подожди, дело есть! Интервью эксклюзивное требуется! Пять минут удели своего внимания!
К Богуну быстро подковылял невысокий сутулый парень, его бывший одноклассник по прозвищу Лёпа, с большим раздутым кейсом в левой руке. Лёпа уже два года работал в местной газете и по роду своей деятельности был просто обязан находиться в курсе всех мало-мальски серьезных городских событий.
-- Выкладывай все, что знаешь, -- настойчиво произнес он. -- Лужу возле скорой помощи я уже отснял, а твой дядя молчит, как партизан. Говорит - "секретная информация"!
Ноздри у Лёпы хищно раздувались, из глаз било пламя настоящего охотничьего азарта, и, глядя на него, Арсений вдруг подумал о том, что Лёпа далеко пойдет по своей журналистской линии, если, конечно, не сопьется, что весьма вероятно в его сумасшедшем адреналиновом ремесле, или, что еще более вероятно, если не женится.
-- Учения у военных проходят, -- наконец произнес он. -- Но ты, Лёпа, об этом лучше главврача расспроси. Он любит быть в центре внимания. Заодно и статистику по больнице у него возьмешь, статейку напишешь. Между прочим, пора бить в набат, рождаемость в районе падает, на каждого нашего новорожденного приходятся трое из китайской общины, той, что на окраине. С такими темпами лет через тридцать будут здесь одни Аль Цини, Тянь Хани и Цзян Хэны. Понимаешь, о чем я?
-- Ты мне голову не задуришь, Арсений. Ты что думаешь, если я - Лёпа, то в моей голове клёпок не хватает? -- обиженно взорвался журналист. -- Тут такое событие, жареным пахнет, на сорок минут военные работу гражданского объекта парализовали, автоматчики в камуфляже и в полном боевом снаряжении, а мой однокашник даже разговаривать не хочет со мной на эту тему! Что мне твой главврач? Знаю я его! Начнет плакаться, мол, финансирование недостаточное, страховая медицина плохо приживается, зарплаты мизерные! А китайскую общину я трогать не имею права - скандал будет, еще и с международным подтекстом. Ну, удружил! Колись давай, не мучай. Так что там все-таки было? -- он достал диктофон и сунул его под нос Арсению.
Богун упрямо повторил:
-- Говорят, учения. У главврача спроси. Он по должности должен дать тебе информацию.
-- Ну, а ты что видел? Почему возле скорой помощи площадка пеной залита? Что это за пена? Что за армейская машина стояла возле неотложки? Кто был в этой машине? Почему ее уволокли на жесткой сцепке тягачом? Кто находился в черной волге за тонированными стеклами? О чем ты беседовал с лейтенантом в камуфляже? -- Лёпа методично задавал свои вопросы, поглядывая в исписанный какими-то значками блокнот. За очень небольшой промежуток времени журналист уже успел кое-что накопать, опрашивая случайных зевак.
-- Отстань, -- твердо сказал Богун. -- Мне нечего тебе сообщить. Абсолютно нечего.
Лёпа насупился:
-- Как контрольные у меня скатывал, то по-другому говорил.
-- Когда это я у тебя контрольные катал? -- возмутился Арсений.
-- Ну, не скатывал, это я так, чтобы тебя разговорить, ляпнул, -- с легкостью согласился журналист. -- Да, Арсюша, без компромата на тебя не обойтись. Лучшее средство разговорить человека - это иметь на него досье, перечень всех его прегрешений, неизвестных широкой аудитории. Итак, что у меня есть на тебя? Надо подумать...
Богун пожал плечами:
-- Это, друг мой Лёпа, называется "шантаж". И статья соответствующая в уголовном кодексе имеется. Так что подумай хорошенько, прежде, чем на одноклассника, хотя и бывшего, давить. -- Арсений многозначительно умолк.
-- Ладно. Пойду к вашему главному, может, хоть он что-то толком расскажет! -- с чувством оскорбленного достоинства бывший одноклассник отключил диктофон, развернулся и оправился на поиски главврача.
...Больничная лаборатория располагалась в сыром, плохо проветриваемом подвале, неподалеку от хоздвора. Арсений спустился вниз по выбитым каменным ступенькам, достал из кармана ключ и открыл дверь. Щелкнул включатель, бледный неоновый свет залил пространство лаборатории.
Богун произвел все необходимые приготовления для проведения предварительного бактериологического исследования, отгоняя от себя дурные мысли, склонился над микроскопом и застыл: возбудитель чумы Yersinia pestis - неподвижная полиморфная грамотрицательная бактерия, имеющая вид палочки овоидной формы со вздутой центральной частью, внешне похожая на "английскую булавку", плавала в кровяной плазме. Она была слегка видоизменена. Арсений судорожно вздохнул и бессильно опустился на расшатанный стул. "ЭТО БЫЛИ НЕ УЧЕНИЯ, -- вихрем пронеслось в его голове. -- ТОГДА ЧТО?"
Вторник, 12 июля 2016 года.
Колонна армейских машин проехала вдоль высокого серого забора, на котором через каждые пятьдесят метров виднелись желтые треугольные таблички с изображением черепа и двух перекрещенных костей, и въехала на территорию бывшей воинской части, где теперь располагались невзрачные с виду лабораторные корпуса. Автоматчики на вышках провели колонну глазами и вновь уставились в чахлую, выгоревшую на солнце степь с редкими деревцами у горизонта.
Остановившись на растрескавшемся бетонном плацу, прямо возле трибуны, с которой в былые времена командир части проводил ежедневные полковые построения, колонна на время замерла. Затем, повинуясь известным только ей законам, она рассыпалась на составляющие. Три тентованных грузовика с солдатами в камуфляжной форме развернулись и вновь выехали за ворота; два медицинских уазика скрылись в длинном высоком ангаре; тягач, утробно урча, задом сдал в специально оборудованный бокс и спустя несколько минут вынырнул оттуда, избавившись от машины с больными. Ворота этого бокса были тут же надежно закрыты и опечатаны.
Полковник Басов опустил на колени уже не нужную рацию и устало задумался: врать он не любил, экспромт насчет учений получился довольно неубедительный, но кто мог предположить, что сотрудник лаборатории заразится в биозаповеднике какой-то неизвестной дрянью, а солдат-водитель с перепугу повезет больного в ближайшую гражданскую больницу? И почему тот врач скорой помощи упомянул о бубонной чуме? Басов недоуменно покачал головой: его подчиненные, включая и полковника, были привиты на все случаи жизни, об этом лично неусыпно заботился руководитель секретной лаборатории профессор Петр Андреевич Санин.
Полковник вздрогнул: в кармане задиристо зазвонил телефон. Слегка поколебавшись, он вынул его и взглянул на номер.
-- Да, дорогая, -- буркнул Басов в трубку, недовольно хмурясь. -- Я тебя слушаю.
Из трубки донеслась какая-то назойливо-беззаботная музыка и на ее фоне ангельский голосок его супруги возбужденно затараторил:
-- Басик, ты не забыл, что у нас сегодня юбилей нашего знакомства?
Полковник обреченно вздохнул:
-- Ну конечно же не забыл, любимая.
-- Да? -- недоверчиво произнесла трубка. -- Тогда почему же утром я не нашла у своего изголовья букета моих обожаемых розовых пионов? Я просыпаюсь, тебя уже и след простыл, Васька в школу ушел, а я одна, как последняя дура, осталась в четырех стенах сидеть и ждать, когда ты соизволишь хотя бы позвонить и извиниться!
Басов лихорадочно принялся соображать, каким образом выйти из этого дурацкого положения. Знал же, что юбилей надвигается, в еженедельнике даже отметил, в календаре настольном дату красным фломастером обвел и - все зря! Из головы напрочь вылетело. ...Когда-то давно командир части, в которой худосочный и в меру пытливый юноша Басов проходил срочную службу, вынырнул из очередного недельного запоя и на торжественном построении, приуроченном принятию воинской присяги, неожиданно и восторженно заявил: -- Товарищи офицеры! Товарищи солдаты! Товарищи мамы и папы солдат! Запомните: если у вас голова, как унитаз, в котором ничего не держится, купите себе записную книжку, а еще лучшее - две, как у меня! Проблема ясна?! -- Так точно!! -- совершенно серьезно гаркнул строй. На глазах у командира части выступили слезы умиления и он с чистой совестью отправился глушить водку дальше...Басов вспомнил и с ностальгией улыбнулся...
-- Извини, извини, дорогая! Я только собирался набрать тебя, -- наконец виновато сказал он.
-- Звонили Балабуевы, Леонтовичи и твой друг-алкоголик Граве. Поздравляли. В гости сегодня вечером придут, -- вновь отозвалась трубка.
-- Граве не алкоголик. У него сейчас черная полоса, -- робко возразил полковник. -- И вообще: чего ты так на него взъелась?
Трубка издевательски фыркнула:
-- Знаю я эти полосы. Нечего было с молоденькой медсестрой по сто раз на день в кабинете уединяться! Все отделение на уши поставили!.. А такой солидный человек с виду - врач, очки носит, матом не ругается, вроде бы позитивный со всех сторон. Нет, не зря Наташка его бросила - он мне сразу подозрительным казался!
-- Граве жизнь мне спас, -- твердо сказал Басов. -- В минуту опасную не подвел, друга в беде не бросил.
Трубка истерически взвизгнула:
-- Пить надо было меньше! Додумались - в стакане с водкой звездочки твои обмывать очередные! Ну, поперхнулся, ну, звезда в горле застряла, подумаешь! Тоже мне беда великая нашлась!
-- Да если бы не он, лежал бы я в земле сырой, мать! -- по-военному четко отрезал полковник. -- Залп бы прощальный дали, минутой молчания почтили - и все! Кому бы от этого лучше стало?
-- А если бы ты ассенизатором работал и тебя в должности повысили? -- взорвалась лихорадочно трубка. -- Ты бы что, вместо железок дерьмо в стакан клал?
-- Нелогично, -- коротко оспорил Басов.
-- Что нелогично?!
-- Ты бы со мной и дня не прожила, сбежала. В качестве ассенизатора женихом был бы я несолидным. Я ведь не забыл, дорогуша, как ты в училище наше военное на дискотеку с подругами наезжала и двухметровому обалдую, а именно - курсанту Небабе, глазки свои строила!
-- Так ведь это до тебя было! -- оскорблено отрезала трубка. -- И вообще - дурой я была. Надо было за Небабу замуж выходить - он так настойчиво ухаживал! Цветы дарил!
-- Ну-да, -- хмыкнул Басов. -- С грядки возле учебной части тырил. Тоже мне, романтик.
-- Ну и что?!! По крайней мере, память у него хорошая была, не то, что у некоторых, и одеколоном он пользовался приличным!
-- Ты на что намекаешь, любимая? -- зловеще вопросил полковник, нервозно расстегивая верхнюю пуговицу на форменной рубашке под галстуком. -- Чем тебе мой "Шипр" не нравится? Запах стойкий, мужской, армейский. Держится долго. Строго и со вкусом.
-- То-то и оно! Ты и дома казармой пахнешь! -- ликующе подметила трубка. -- А твой Граве - алкоголик и безответственный тип, хоть и очки носит. Стихи свои, как напьется, лезет читать. А на днях Наташке под утро звонил. Та трубку поднимает, а оттуда: "Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет!.." Она ему пообещала при встрече очки разбить и засунуть куда надо. Так он в ответ ее даже не послал! Что за мужик? Противно. И стишки какие-то детские у него, хамские, но на жалость Наташкину рассчитаны. Специально их твой Граве таким образом пишет, чтобы назад его Ната приняла, простила!
-- Граве стихов не пишет, -- счел нужным заступиться за друга полковник. -- Он чужие читает. Есенина, например.
-- Какая разница, Басов?! Он деньги должен домой приносить и быть надежным тылом. Тылом, а не пьяной мордой! Понятно? Вот Наташка его и бросила! Сейчас она со старшим менеджером Птухой встречается. Всем врагам назло! И правильно!
-- Птуха - скользкий тип и лицо у него перекошенное, -- вскользь отметил полковник. -- Не пьет совсем, на печень жалуется, а физиономия откормленная, как у двухлетней лёхи, свиньи в селе у моей матушки, розовая постоянно. Подозрительная лично для меня фигура этот Птуха.
-- Пусть! Зато колечко с бриллиантом Наталюське подарил и серьги в виде лотоса! Еще обещал на Канары свозить в начале осени! А твой Граве дальше Одессы в жизни никуда не ездил. Подумаешь - Одесса! Две достопримечательности: "Привоз" и Дюк де Ришелье с Потемкинской лестницей без фуникулера!
-- В Одессе Жванецкий родился, -- слегка агрессивно сказал полковник
-- Значит, три!
-- Чего, три?
-- Три достопримечательности: Жванецкий, "Привоз" и лестница без фуникулера! -- торжествующе уточнила трубка.
Басов отчаянно вздохнул и вяло возразил:
-- Твоя тетя Рита родом из Одессы. На улице Горького жила, неподалеку от Дерибасовской... Мы к ней в гости сразу после свадьбы приезжали, по бульвару Приморскому бродили. Помнишь? Каштаны, чайки, морвокзал... Я тебя на руках нес, ты улыбалась...
-- Тетя Рита в Америке давным-давно! В свободной стране торжествующего индивидуализма! -- ядовито изрекла трубка. -- Живут себе с дядей Фимой в Сакраменто, в ус не дуют, образно выражаясь. Сан-Франциско рядом, пляжи океанские, ухоженные, чистые. И я б там давно уже жила, если бы ты! Всю жизнь мне искалечил. Я думала - любишь ты меня, а ты!.. -- трубка всхлипнула, помолчала и наконец сухо произнесла: -- Не понимаю, чем тебе Америка не нравится? Фотографии на днях пересматривала - вполне прилично они живут. И соседи у них приличные, тоже отсюда родом: Абели, Сидоровы и Финкельштейны.
-- Сплошной интернационал! -- тихо буркнул полковник. -- Они и тут неплохо жили.
-- Друг дяди Фимы в мэрии на общественных началах работает, газеты по утрам разносит, хотя на пенсии давно... В гости сколько раз приглашали - ты ни в какую! Может, ты тетю Риту не любишь? Или дядю Фиму?
-- Я всех людей люблю, -- поспешил заверить Басов, -- а твоих родственников в особенности! ...У дяди Фимы была вставная челюсть, которую тот носил в пиджаке, в кармашке для носового платка. Когда дядя Фима наклонялся, челюсть с тихим шумом выпадала оттуда на пол. Дядя Фима незаметно, так ему казалось, подбирал ее, воровато и придирчиво осматривал сквозь свои маленькие очки с выпуклыми линзами, и успокоено водружал на место, в карман. Тетя Рита делала вид, что не замечет всех этих манипуляций, но когда дядя Фима не слышал, она с любовью в голосе бормотала: "Старый пердун, ты, Фима, старый пердун"... Почему-то Басов всегда вспоминал именно этот эпизод, когда речь заходила о родственниках по линии жены...
-- Да? Ты их любишь? -- встревожено удивилась трубка.
-- Абсолютно точно!! -- успокаивающе рявкнул полковник и вытер со лба проступившую испарину. -- А что, Леонтовичи еще не уехали?
-- Еще нет. Ждут... -- таинственно изрекла трубка и умолкла.
-- Чего ждут? -- не понял Басов. -- Они же документы на выезд еще два года назад подали! Их мутнорылому главе семейства уже давно положено в Квебеке находится, по-французски шпрехать полным ходом.
-- Я же тебе ясно говорю - ждут они. Чуда небывалого ждут. Как надумали ехать, за старушкой этажом ниже взялись присматривать. Думали, до отъезда ихнего она по-тихому отойдет, что-то там у нее сердцем было не порядке, похоронят где-то в пригороде, чтоб подешевле было, а квартиру ее они продадут - денег лишних не бывает в жизни, аксиома. Да не тут-то было! Я неделю назад к ним в гости заходила. Вижу - сидят угрюмые, злые. Оказывается, кардиограмму врач перепутал в больнице, когда они только за ней смотреть собирались! Сердце у бабульки здоровое, крепкое, лет десять она еще протянет, как минимум. Вот и ждут они чуда.
-- А, может, сами его совершить задумали? -- между прочим поинтересовался полковник. -- Чудо-то?
-- Типун тебе на язык, Басов! -- недовольно поежилась трубка. -- Леонтовичи, конечно же не ангелы, но не до такой же степени они любят деньги!
-- А до какой? Деньги все любят. Сидеть никто не хочет, это другое дело. Но в Леонтовичах я не уверен. Стоит только посмотреть на их младшего сына Рафика, чтобы понять - этот далеко пойдет, пока тюрьма не остановит!
Трубка вздохнула:
-- Мелочный ты все-таки тип, Басов. Никак не можешь забыть, как Рафик у тебя пистолет из кобуры из любопытства вытянул, поиграться во двор с детками взял? Ему же всего четыре годика тогда стукнуло. К тому же, пистолет твой без обоймы был!
-- Вот из таких вот чрезмерно любознательных Рафиков и вырастают потом отъявленные проходимцы! Всю песочницу ночью пришлось перерыть, соседи исподтишка в окна пялились, наблюдали злорадно, тамада из квартиры под нами помощь с балкона предлагал за вознаграждение... Все в песочнице перерыл, а пистолета так и не обнаружил!
-- Меньше пить надо было, -- ехидно вставила трубка. -- А то - с порога фужер штрафной всадил и прямо за стол, не переодевшись в что-то человеческое.
-- Ну-да. Хорошо, у дворнички нашей голос громким оказался. Когда утром пистолет в кустах выявила, как заорет: "Милиция!!" Пришлось его у нее по рыночной цене выкупать, иначе грозилась в милицию заявить. И откуда она только цены знает? Я с ней раньше иногда здоровался, а теперь из принципа не замечаю. Нажиться на мне захотела!
-- Та-а-ак, это что-то новенькое, -- сдержанно произнесла трубка. -- Ты же говорил, что она без проблем табельное оружие твое вернула. Интересно...
-- Три сотни зеленых сунул - и без проблем. Никакого обмана. А старший Леонтович денег так и не возвратил. Сказал, что это проверка нашей дружбы на вшивость. Какой он мне после этого друг? Жмот он. Обычно после такого морду бьют. За дело. Коротко и больно.
-- Я тебя прошу - не вздумай выяснять с ним сегодня отношений, -- обеспокоено сказала трубка. -- Женька - моя лучшая школьная подруга. Кто ж знал, что она за этого кукрыниксу замуж выйдет, а он еще хуже, чем на первый взгляд, окажется?
-- И Балабуевы ничем не лучше - от зависти чуть не лопнут, так из жаба душит, -- осторожно прозондировал почву Басов. -- Только ради тебя их и терплю. В противном случае...
-- Еще одно слово в сторону Балабуевых - я не я буду, Наталюську в гости приглашу вместе с ее ухажером Птухой! Посмотрим, как твой алкаш Граве перед ней ужом извиваться будет, в глаза ее просительно заглядывать! Назло всем устрою! Сейчас и позвоню!
-- Не понял, -- подозрительно мягко отреагировал полковник. -- Повтори.
-- Как ты думаешь, Басик, что мне сегодня одеть? -- кокетливо отозвалась трубка, резко меняя тему. -- То платье, которое я в бутике на Пятницкой два месяца назад купила, помнишь, черное с серебряными лилиями по талии, или то, что мне Тетеря Галька из Парижа привезла? В первом я выгляжу моложе, во втором я знойная секси!
Полковник нервно забарабанил пальцами по панели машины. Ему до смерти надоел весь этот бестолковый разговор. Жена могла болтать часами.
В этот момент ворота распахнулись и на территорию стремительно влетел большой черный джип профессора Санина.
-- Ну, наконец-то! -- с громадным облегчением выдохнул полковник и перед тем, как отключить телефон, быстро сказал в трубку:
-- Извини, любимая, сейчас я буду очень занят!
Басов предусмотрительно оставил телефон на панели волги и резко открыл дверцу. Облако раскаленной пыли ворвалось в салон, оседая мелкими крупинками внутри машины. Полковник ругнулся, проворно вылез и двинулся через плац навстречу сухонькому пожилому мужчине.
Петр Андреевич вяло пожал протянутую Басовым руку и возмущенно произнес:
-- Попали с утра в пробку на дороге, еле вырвались. Будь моя воля, я бы всех этих ездунов с растопыренными по жизни пальцами собрал у себя в отделении и лично проколол каждому из них по полному курсу аминазина с галоперидолом внутримышечно, как в старые добрые времена политическим психам кололи. Они у меня пальчики-то свои и свернули. С во-от такими вздувшимися от уколов задницами ходили и чихнуть без спроса боялись бы, ироды! -- Санин витиевато выбранился и впился глазами в полковника: -- Машину с больными изолировали в боксе N 11?
-- Как вы и распорядились, Петр Андреевич! -- вытянулся по струнке Басов. -- До вашего приезда к ней никто не подходил. А охране биозаповедника я в категорической форме приказал не впускать на территорию гражданские машины, одеть костюмы химзащиты и никого из местных жителей и на пушечный выстрел не подпускать к воротам!
-- Хорошо, -- профессор потер тщательно выбритый подбородок. -- Пойдемте-ка, голубчик, глянем, что там у нас.
-- Врач со скорой помощи сказал, что симптомы заразившихся похожи на симптомы бубонной формы чумы, -- доложил Басов, тенью следуя за профессором. В его голосе послышались вопросительные нотки.
Санин, не останавливаясь, иронично хмыкнул:
-- Со стороны, конечно, видней. Вот у вас, полковник, уже больше месяца слабо выраженная красная сыпь на лице. Я-то знаю, что это аллергическое, а докторишка из какой-то захудалой деревеньки на эту сыпь глянет, за голову схватится и сходу определит, что вы, любезнейший, заражены бледной трепонемой, и что у вас венерическая болезнь под названием "эндемический сифилис"!
Басов, принявший близко к сердцу последние слова профессора, нервно сглотнул:
-- Нету у меня никакого сифилиса, Петр Андреевич!
Санин не ответил и поднялся по ступенькам, ведущим в корпус. Перед ним неслышно вырос на пороге пышущий здоровьем толстячок в белом халате.
-- Вы свободны, полковник, -- обернулся профессор к Басову. -- Но не вздумайте покидать территорию объекта без моего особого распоряжения. -- Санин приветственно кивнул своему упитанному заместителю и вслед за ним исчез за дверью корпуса с табличкой, на которой было написано большими красными буквами "ПОСТОРОННИМ ВХОД СТРОГО ЗАПРЕЩЕН!".
Басов уныло проводил глазами профессора и направился обратно к своей волге: телефон полковника беспрестанно трезвонил. Супруга, явно не удовлетворенная разговором со своим благоверным, настойчиво пыталась получить моральную сатисфакцию...
-- Все действительно очень плохо, Петр Андреевич, -- заместитель озабоченно шмыгнул носом и растворился в глубине лабораторного сектора.
Профессор неопределенно мугыкнул и двинулся следом. Подойдя к темной стеклянной стене бокса N 11, он коротко сказал:
-- Дежурный, включите в изоляционном боксе освещение.
Яркий неоновый свет залил машину, стоявшую в центре бокса. С того места, где расположился профессор, водителя видно не было, только рука его с большими крепкими пальцами безжизненно свисала с руля. Пассажир был виден довольно хорошо. Он распластался на сидении с неестественно запрокинутой назад головой. Глаза пассажира были широко открыты и, не мигая, смотрели в потолок.
Санин с профессиональным интересом впился взглядом в бездыханное молодое тело и неожиданно звонко заметил:
-- А ведь докторишка был прав. М-да...
Профессор несколько минут помолчал, погруженный в свои мысли, затем решительно приказал своему заму:
-- Запишите, голубчик, в журнал следующее: результаты предварительного осмотра лейтенанта Сенченко и водителя машины, сержанта... как его там?.. оставьте место, потом впишите, свидетельствуют о том, что они были инфицированы предположительно бактерией чумы с необычайно коротким инкубационным периодом, -- Санин глянул на часы и утвердительно кивнул: -- длившимся не более шести часов. Региональные лимфатические узлы в шейной области визуально уплотнены и значительно увеличены, некоторые до размера крупного куриного яйца. В процесс вовлечена окружающая лимфатические узлы клетчатка, имеющая характерные черты: опухолевидное образование плотной консистенции с нечеткими контурами. Кожа над бубонами синюшная, лоснится. Рядом наблюдаются чумные фликтены - вторичные пузырьки с геморрагическим содержимым. Барьерная функция большей части лимфатических узлов утрачена и размножившиеся в них возбудители проникли в общий кровоток. Генерализированная инфекция, развившаяся вследствие этого, привела к массовому поражению органов и затем к быстрому летальному исходу. Наиболее вероятный очаг заражения - биозаповедник "Зеленая Лужайка", -- профессор ненадолго умолк, хмурясь и кривя губы. Он почти с ненавистью рассматривал тело лейтенанта Сенченко.
Его заместитель стоял рядом, с обожанием поглядывая на Санина и размышляя про себя: "Великий человек, Петр Андреевич. Светило! Все знает, во всем разбирается, вхож в ТАКИЕ места, что другим и не снилось. И цели перед собой ставит любому другому непосильные. С ним не пропадешь, Артюгин!" Внезапно он услышал, как профессор пробормотал: -- Могло бы быть гораздо хуже... невероятно! -- и затем резко повернул к нему голову: -- Распорядитесь приготовить защитные костюмы. Мы идем в бокс.
Артюгин подобрал животик и доложил:
-- Все уже готово, Петр Андреевич.
Санин кивнул и преодолевая внезапно нахлынувший приступ какой-то панической нерешительности, первым шагнул к костюмам. На него это было совсем не похоже. Когда утром ему доложили, что в биозаповеднике произошло чрезвычайное происшествие, Санин этому поначалу просто не поверил. Но после того, как его соединили с фельдшером, и тот сбивчиво обрисовал картину случившегося, он в спешном порядке принялся принимать меры. Профессора, как и полковника Басова, интересовал ответ на вопрос, не поддающийся никакому логическому объяснению. ВСЕ ЕГО СОТРУДНИКИ были привиты от чумы и заразиться они не могли никак. Если только...
Два сотрудника в спецодежде первыми вошли в бокс N 11, разблокировали двери машины и открыли их. Профессор, несуразно смотрящийся в серебристом громоздком костюме, приблизился к водителю и указал на него пальцем, обращаясь к заму:
-- У этого тоже самое. Видно невооруженным глазом, без предварительной пальпации. Сколько у нас свободных камер для глубокой заморозки?
-- Пять, Петр Андреевич, -- донесся сквозь переговорное устройство слегка искаженный голос заместителя.
-- Придется использовать две и заморозить обоих. Грех такой материал жечь.
В этот момент водитель страшно дернулся и вывалился из машины прямо под ноги Санину, конвульсивно сжав рукой сапог стоящего рядом Артюгина. Артюгин побелел:
-- Он живой, живой он!
Профессор как ни в чем ни бывало склонился над распростертым телом, пристально глядя в невидящие глаза парня. Затем он громко приказал, одновременно с этим готовясь сделать прокол на его пальце:
-- Ручкой, ручкой поработайте, голубчик.
Водитель еще раз вздрогнул и затих.
-- Так о чем вы там говорили, Артюгин? -- погруженный в свои мысли, невнимательно переспросил Санин, привычно наблюдая за тем, как кровь заполняет стеклянную колбу. Затем он запечатал первую пробирку с кровью и бережно опустил ее в специальный цилиндрический термос.
-- Пустяки, Петр Андреевич, -- Артюгин встряхнул головой, чувствуя, как по его лицу, заливая прозрачное герметичное стекло маски, сбегают теплые капельки пота. Он глубоко вздохнул и решительно направился к пассажиру - ВСЕ ЭТО было частью его работы.
...Первые жертвы чумы, прошедшего мутацию и адаптированного в генетически измененных клетках подопытных людей, скончались мучительно и быстро. Тела их были покрыты распухшими лимфоузлами, называемыми специалистами "бубонами". И хотя смерть уже успела накрыть этих обычных молодых парней своим тяжелым черным покрывалом, гной долго еще продолжал сочиться из открытых ран, распространяя вокруг запах зловония. После специальной обработки тела их были помещены в камеры-термостаты, заполненные жидким азотом...
Вторник, 12 июля 2016 года.
-- Эй, Митрич, тебе тоже штампик не тиснули? -- жизнерадостная толстушка игриво ткнула локтем дедка в бок.
Тот с хитрецой покосился на нее и важно ответил:
-- Начальству, Лизавета, виднее, когда тиснуть. Хотя, конечно, порядок есть порядок. Вот я, к примеру, из-за этого штампика на рыбалку не пошел. Мы же люди подневольные, привыкли уже - сдали кровь, штампик получили, деньги нам в банке выдали, и опять свободны до следующего раза.
Толстушка сунула руку в большой целлофановый кулек, щедро зачерпнула в нем горсть хрустящих прожаренных семечек и протянула дедку:
-- На, Митрич, поплюйся, веселее ждать будет.
-- А я думаю, что это из-за погоды, -- в первый раз за полдня сказал сухопарый пожилой мужчина. Он сидел отдельно от всех на раскладном деревянном стульчике прямо под деревом, у входа в медпункт, и время от времени методично бросал в рот мятные леденцы. -- Жара. Вот этому молокососу и стало плохо. Слабая она, эта молодежь, никудышная совсем.
-- Главное, чтобы деньги исправно платили, -- дребезжащим голосом произнесла ветхая старушка в ситцевой косынке. -- Я-то все, что здесь получаю, внуку своему отсылаю в село. Инвалид он у меня, горемычный, -- по ее морщинистой щеке вдруг скатилась старческая слезинка.
-- То-то я смотрю - вы, Дуняша Порфирьевна, все на хлебчике, да на хлебчике сидите, денежки экономите, -- язвительно заметил мужчина с леденцами. -- Внук внуком, а кубышечка с золотишком, небось, на черный день припрятана? А? -- глаза его алчно блеснули.
Митрич вскочил, подошел к нему и, чуть шевеля губами, сказал:
-- Ты вот что, счетовод, топай-ка отсюда, да поживее. Гнилое у тебя нутро и сам ты весь прогнил, -- дедок пренебрежительно сплюнул ему под ноги.
Сухопарый вскочил и визгливо залаял:
-- Сам ты - гниль. И ты, и все остальные. Ну и компания подобралась - одни отбросы! Приличному человеку не с кем и поговорить. Ничего, еще два года потерплю, а потом, как контракт закончится, заживу на полную катушку на заработанные тут денежки. Дом у самого моря куплю, любовницу заведу молодую, на все согласную, а ты, Лизка, в девках так и состаришься, помяни мое слово! -- Мужчина яростно ткнул длинным грязным пальцем в сторону толстушки, поднял с земли свой стульчик и величественно удалился.
Толстушка, перестав лузгать семечки, надрывно заплакала.
-- Я таких уродов, как этот фраер, на лесоповале через колено ломал, -- спокойно, констатируя факт из своей далекой прошлой жизни, произнес дворник и в легком недоумении продолжил: -- И страна уже у нас другая, и порядки иные, а люди, люди такими же и остались. Шакалы, а не люди!
-- Ну-ну, Елизавета, перестань, -- Митрич подошел к ней и по-отечески погладил ее по русой голове. -- Не захотела ты с ним шашни крутить, вот он и сходит с ума, унизить все время пытается. Гниль он, этот счетовод. Как контракт окончится, квартирку подберешь себе в Киеве, хорошую, трехкомнатную, жениха правильного найдешь, лучше из деревенских, чтоб работящий был и пил в меру, деток нарожаешь на радость себе и ему, и заживешь, одним словом, красиво! -- Митрич обвел глазами старушек и подморгнул: -- Правильно я говорю, бабоньки?
Те дружно ответили:
-- Правильно, Митрич. Не пара ей этот гусь общипанный!
-- А вообще-то я зиму люблю, -- подумав, неожиданно изрек Митрич, -- деревенскую в особенности. Помню, как снег первый на землю ложится, все вокруг враз меняется. Природа чистотой дышит. Воздух на вкус другой становится, хрупкий как бы. Ночью звезды исключительно ярко светят, подмигивают изредка. Я в детстве с родителями в деревушке под названием Малая Боярка жил. В школу через лес, в соседнее село мы с пацанами ходили. Большое по тем меркам село то было - дворов триста. Сельсовет, элеватор, две тракторных бригады, клуб хороший, даже зимой тепло в нем было, "Фантомаса" первый раз в том клубе посмотрел... -- рассказчик задумчиво погладил бородку. -- Одну зиму я особенно запомнил... Было мне тогда лет четырнадцать. Снегу в том году навалило под метр, морозы стояли небывалые - до тридцати градусов. Школу на неделю закрыли, думали, морозы спадут. Но ничего такого не произошло, школу опять открыли и стали мы готовиться к новогодним утренникам. Стихи соответственно новогодние нам раздали, и тут наш директор решил спектакль поставить, он сам же и сценарий написал, под названием "Дедушка Чапаев и Новый Год". Строго по книге Фурманова, но с художественными дополнениями. Ему в районо посоветовали - мол, идейное воспитание подрастающего поколения внедрять надо, базу правильную под деда Мороза подвести, значит, а тут как раз юбилей героя гражданской войны. Директор, не долго думая, и согласился. Пообещали ему за это книг из района в школьную библиотеку выделить, минуя разнарядку.
-- Вот, блин, совдепия была, -- вставил дворник. -- Везде идеологию свою сунули!
-- Чапаевым был я, -- не без гордости продолжил Митрич. -- Сначала хотели Мишку Грубонда, но ему его отец, как узнал, строго запретил. Сказал нашей классной руководительнице, Зинаиде Валерьевне, следующее: "Я, конечно же, говорит, Василия Ивановича, как мужика серьезного, где-то уважаю, но слишком уж похабные анекдоты по селу про него ходят. Про него, да про окружение его, из Анки и Петьки состоящее. Сплошная порнография! Не хочу, говорит, жизнь сыну своему калечить, губить зазря. Да и вообще, говорит, дурная примета - утопленников играть, пусть и отмеченных властью этой моржовой. Будут потом прозывать, все, кому не лень, Чапаевым, ведь дураков везде хватает, а в наших краях особенно. Один раз мокнется, всю жизнь не отмоется. Я вот когда-то в самодеятельности Ленина по пьянке согласился играть, и что путного из этого вышло? До сих пор в деревне Лениным кличут, Владимиром Ильичом в фуфайке и без лысины... Разве, говорит, нет других, менее достойных кандидатур?.." В общем, нарядили меня в штаны с лампасами, гимнастерку у конюха Пиндыкина на время одолжили, он в ней на танцы обычно ходил, хорошая вещь, линялая, правда, почти полностью, особенно под мышками. Сапог хромовых не нашли, валенками решили обойтись, зима, как ни как, во дворе. Думали усы черные из конского волоса прилепить на пластилине под нос, а на голову буденовку из мешковины выкроить, но наша пионервожатая предложила: "Зачем, говорит, портить общее новогоднее настроение солдафонскими, пардон, всегда готова, атрибутами? Давайте, говорит, сделаем два в одном: новый год совместим с трагическим подвигом великого человека! И детям понятнее будет, и мы сразу по двум вопросам перед районо отчитаемся: по утренникам и по внеплановой идейной работе!" После долгих колебаний фигуру Анки-пулеметчицы решили сохранить, контурно обозначив ее Снегурочкой двадцатых грозовых. Ее роль мужественно взяла на себя пионервожатая. Товарища Петьку из текста вообще убрали, как лицо, чрезмерно склонное к распитию и нецензурщине, а Фурманова играл сам директор. Под заказ в райцентре ему сшили китель и тельняшку. Маузер в деревянной кобуре выделил отдел культуры. Сапог хромовых, опять же, не нашли, решили обойтись валенками... -- Митрич оживленно хихикнул. -- Да только не состоялся утренник-спектакль наш - настучал кто-то из школьного педколлектива в райком компартии, что когда товарищ Чапаев начнет свои речи пролетарские толкать, будет у него борода из ваты, красный нос, дедморозовский колпак, а за плечами вещмешок с подарками для детворы. Директору ничего, естественно, из райкома не сообщают, на горячем поймать задумали, дело раздуть. Лично второй секретарь по фамилии Шмонькин Авангард Иннокентьевич выехал к нам в день представления на служебной машине, трофейном "Опеле", дабы уличить в злодеянии и надругательстве. До райцентра дороги всего ничего - километров двадцать пять. Когда погода нормальная - одно удовольствие добираться. А когда снег второй день подряд метет? Короче говоря, застряли они с водителем между двумя Боярками - Малой и Большой, аккурат в гуще леса. Погода на должность не смотрит, никому исключений не делает. Снег метет и метет, останавливаться не собирается. Что тут делать будешь? Факт внезапности пропадает! Плюс государственное имущество в сугроб превратилось большой, пушистый. Кто материально ответственное лицо? Кого премии лишать и льгот попутно?.. Пока Шмонькин думал, как быть, сумерки легли, мороз крепчает. Тут уже не до внезапности, в тепло надо, согреться значит. И тут, откуда не возьмись, голова медвежья из кустов подымается и как зарычит яростно! Эхо по лесу гулять пошло, покатилось. "Вот геморрой заработали - шатун проснулся!" -- кричит водитель Шмонькину и бежит в сторону Большой Боярки, туда, где школа. Шмонькин портфель свой под мышку, и за ним, оглянуться боится, но чувствует, медведь не отстает, порыкивает где-то у затылка. Вбегают они в деревню, и в школу прямиком. Вдруг слышат, выстрелы где-то сзади раздаются упорядоченно. Медведь рычать перестал, испарился куда-то. "Мы спасены, товарищи! Партия вам не простит!" -- восторженно орет Авангард Иннокентиевич, вваливаясь в помещение школы, где приготовления последние заканчиваются перед утренником-спектаклем. Директора еще нет, он по причине волнения творческого взял с собой завуча и на остограмм домой подался. Шмонькин бегает по коридору и на радостях надрывается: "Кто шкуру с медведя снимет, тому лично вазу хрустальную подарю, именную!" В этот момент в дверях директор зарисовывается, красный весь. А сзади конюх Пиндыкин шкандыбает, на моське фингал в пол-лица. Одним словом, Чапая отменили, провели по быстрому утренник, гостей директор к себе домой на ночлег забрал... Оказалось, что партийцев Пиндыкин пугнул, они, правда, об этом так и не узнали. Голова медвежья у него была, вроде чучела, он ее с собой на спектакль и захватил ради хохмы, а тут чужаки какие-то в лесу, интеллигентного как будто бы виду. Вот и решил пошутить... А я до конца школы в "василиях ивановичах" так и проходил, прав оказался Ильич в фуфайке и без лысины, то есть Грубонд-старший...
-- Не понял, стрелял-то кто в конюха? -- уточняюще спросил Иван Павлович.
-- Директор наш и стрелял из ружья. Только не в Пиндыкина, он его не видел, а так, по звездам палил. Нравилось ему это дело. Как выпьет, а ночь более-менее звездная, наводит на какую-нибудь далекую звезду и пуляет... Совпадение полное произошло, одним словом... Да...
-- В магазин, что ли, сходить? -- неопределенно протянул дворник. -- Товар свежий когда должны подвезти, сегодня?
-- Так посчитай, Иван Павлович: машина раз в неделю приходит, сегодня, значится, среда, выходит, что завтра, -- произвел несложные арифметические подсчеты Митрич. -- А тебе в магазин зачем? Для тела или для души?
Дворник еще более неопределенно протянул:
-- По-всякому. А что?
-- Так ежели для души, то у меня маленько есть, -- дедок присел возле дворника и достал из-за пазухи армейскую алюминиевую фляжку, с которой никогда не расставался. -- Уважь, Иван Павлович, первачка моего хлебни. Строго по технологии - двойной перегон! -- Митрич открутил крышку и протянул флягу дворнику.
Тот бережно принял емкость, обтер рукавом рубахи губы и сделал один внушительный глоток. После чего он со знанием дела заметил, передавая назад флягу:
-- Градусов шестьдесят, не меньше. Степью пахнет.
Митрич довольно улыбнулся:
-- По старинному рецепту приготовленная, водочка-то. Медовуха, а не водка! На хуторе другой не держу.
Старушка в ситцевой косынке неодобрительно посмотрела на них:
-- Одни разговоры у вас - про рыбалку или про политику начинаются, а заканчиваются всегда одинаково: друг перед дружкой похвалиться, да напиться в стельку за компанию!
Митрич тоже приложился к фляге, после чего беззлобно ответил:
-- Эх, Дуняша Порфирьевна, жизнь-то, как ни крути, все к одному ведет, -- он почтительно поднял глаза к небу. -- А в Царствии Божьем, как батюшка из Софиевского собора любил говаривать, место всякой твари приготовлено уже давным-давно. Хороший мужик был, на колоколах любил поупражняться, сердце успокоить, -- Митрич широко перекрестился.
-- А я когда-то в коммунизм верила и в товарища Сталина, -- вздохнула старушка. -- Мне и двадцати еще не было, как хоронили его. Вся страна плакала: кто от горя, а кто - от счастья. Не поймешь! -- Она вдруг брезгливо плюнула: -- Тьфу! Антихристом оказался, ирод окаянный. Никого не любил. А пуще всех не любил братьев своих, грузин. Жену говорят, первую, замордовал, она и представилась, а детей своих на дух не переносил... вот так вот.
Толстушка, давно перестав плакать, возмущенно всплеснула руками:
-- Как же их не любить, деток?
-- Да уж, времечко было, никому не пожелаешь, -- негромко добавил Иван Павлович. -- Трудная жизнь была, трудная.
-- А когда легко было? -- философски вопросил Митрич.
Дворник достал из кармана губную гармошку и заиграл на ней что-то душевное, щемяще-печальное. Затем оторвал инструмент от губ и стал повествовать:
-- Батя мне как-то рассказывал о случае небывалом, свидетелем которого он был. Форменное чудо, второго объяснения нет. Если б кто другой рассказал, не поверил бы ни за что. Дело сразу после войны происходило, в году сорок шестом - сорок седьмом. Перед этим попал он в плен к фрицам, еле живой остался. Наши пришли, освободили, да ненадолго. Следователю, что допрашивал отца, по какой такой причине тот в плену оказался, может, сам перебежал, добровольно сдался, батя по морде съездил, да так, от души приложился, челюсть товарищу капитану набок свернул, -- Иван Павлович невесело улыбнулся. -- Я характером в него пошел. В общем, оказался батя в лагере неподалеку от юго-восточной Воркуты, за Полярным кругом, на строительстве новой шахты. Тундра кругом. Тоска. Начальник лагеря - зверь подлинный. Садюга. Лицо -молоко с кровью, повадки медвежьи. Все его боялись - и блатные, и политические, и такие, как батя, по стечению обстоятельств предателями родины назначенные органами НКВД. Так вот, работали в его бригаде двое верующих, один в годах, старец, можно сказать, а второй еще молодой совсем. По воскресеньям эти двое отказывались выходить на работы, говорили, мол, воскресенье Богу посвящать надобно, молиться, а мирскими делами заниматься - грех, и за это их часто и сильно били. До полусмерти. Перед этим они уже во многих лагерях побывать успели и нигде не могли с ними управиться. Так их и бросали из одного лагеря в другой. Никто не хотел этих верующих у себя иметь. Ну, а этот начальник лагеря, где батя сидел, решил с ними покончить раз и навсегда. Заело его, понимаете ли, как же так: все боятся, трепещут, раболепствуют, а эти двое не замечают, свою линию гнут. Решил начальник лагеря зрелище устроить, да такое, чтобы надолго запомнилось, кровавое, страшное, как принято тогда было среди сволочей, властью наделенных. В одно воскресенье, когда верующие опять отказались от работы, заключенные увидели, что среди охраны вместо двух овчарок - шесть, и к тому же все, как одна, голодные, лютые, несколько дней их перед этим специально не кормили. Собакам этим человека разорвать - что раз плюнуть, так их охранники натаскали. Построились. Начальник лагеря скомандовал верующим выйти из строя и приказал обоим идти в тундру. Самим. Заключенные все дыхание затаили, понимают, что для тех означает этот приказ верную смерть. А те, недолго думая, и пошли: впереди старец, за ним молодой. Вышли из ряда и прошли сквозь ворота. А следом за ними собак по команде спустили. Шерсть на загривках дыбом, слюна с клыков на землю брызжет, сами - телята натуральные. И видит батя такое: когда верующие услыхали, что на них несутся овчарки яростно, то остановились и повернулись в их сторону. Затем скрестили молитвенно руки и подняли свои головы к небу. А день был мрачный и кроме туч серых ничего видно не было. Каждый в строю знал, что как только собаки настигнут этих двух, тут же разорвут на части. Многие заключенные лица свои руками закрыли, чтобы не видеть, а народ-то там не из слабонервных собрался. И тут что-то невероятное происходить начало: голодные псины, долетев до верующих, замешкались и вместо того, чтобы рвать, неожиданно бросились в стороны, кружась вокруг тех. Затем замешательство их прекратилось, и первоначальный свирепый лай перешел в радостное повизгивание. Ветер дунул и донес до всего строя, как верующие поют какой-то псалом христианский. Громадные овчарки, повиливая хвостами, принялись ползать по земле, ластясь к этим двоим. Наконец, они начали обоим лизать ноги. Заключенные и некоторые охранники в ужасе стали креститься, многие заплакали. Начальник лагеря побелел и молча удалился. Наконец, один охранник свистом отозвал собак, а верующим велел вернуться на свои места. В тот момент, вспоминал потом батя, он понял, что есть Сила, которая сильнее любых земных сил. И многие из заключенных уверовали тогда в Бога, и он уверовал, -- Иван Павлович замолчал.
Старушка в ситцевой косынке трижды осенила себя крестным знамением и пробормотала:
-- Спаси Господи!
Все вдруг умолкли, задумались. Где-то высоко в небе полуденную дымку прорезал реактивный самолет, оставляя за собой расплывающийся на глазах белый след.
Из-за двери медпункта выглянул фельдшер и поманил пальцем дедка:
-- Митрич, поди-ка сюда. Дело есть.
Дедок, не мешкая, поднялся и скрылся за дверью. Они с Панкратовым Ильей Ильичем были годками, оба любили посидеть на зорьке у озера с удочками в руках, но в отличие от бойкого Дмитрия Дмитриевича, Илья Ильич был склонен к медлительности и глубокомысленным раздумьям. Отличительной чертой его характера была вопиющая нерешительность, граничащая с трусостью, особенно в тех случаях, когда дело касалось по-настоящему серьезных вопросов.
-- Убрался после врача? -- первым делом спросил Митрич, шагнув внутрь. Его глаза с веселым интересом пробежались по кабинету и особо отметили влажный, до зеркального блеска надраенный пол под столом.
-- Убрался, -- нетвердо ответил фельдшер и чуткий нос Митрича тут же уловил, что Панкратов уже успел основательно приложиться к бутылке. -- Как с врачом беда приключилась, я по служебному телефону сразу же все и доложил дежурному. Потом полковник Санин меня минут двадцать пытал, что да как, почему вдруг? -- Илья Ильич негромко икнул и погрозил в распахнутое окно пальцем: -- Я вам не хухры-мухры какие-то! Я - человек образованный! Нечего на меня голос повышать, понятно?
Митрич подошел к Илье Ильичу и успокаивающе произнес:
-- Остынь, Илья. Ты вот что лучше скажи - нам ждать врачей или по домам идти?
Фельдшер скорчил страдальческую физиономию и развел руками:
-- Кто его знает? Я как с главным поговорил, телефон сразу и отключили. Непонятно мне все это... -- Панкратов зачем-то достал из кармана расческу, повертел ее в руках и внезапно надрывно, с горечью продекларировал: -- Эх, жизнь моя никчемная, дрянная! За что мне выпала судьбинушка такая?
Митрич покачал головой и усадил Панкратова на кушетку. Тот поник и неожиданно с силой дернул годка за рукав:
-- Эй, Митрич! Там на столе бумага лежит, от врача осталась. Глянь - может ты что в ней поймешь?
Митрич подошел к столу. На нем лежал лист бумаги, исписанный до половины. Дедок близоруко сощурился и наклонился ближе к листу, с трудом разбирая плывущие перед глазами строчки:
Руководителю Первой
Специализированной Лаборатории МОУ
полковнику Санину П.А.
от лейтенанта Сенченко В.П.
Докладная записка N 29 от 12.07.2016 года
-- Екатерина Михайловна Прохасько. Семьдесят два года. Гипертоник. В последнее время ощутимые изменения самочувствия. До введения стволовых клеток артериальное давление 180/120, после введения - 130/90. Прекрасно себя чувствует, депрессивные состояния не наблюдаются.
-- Степан Матвеевич Хома. Пятьдесят три года. Астматик. В последнее время ощутимые изменения самочувствия. До введения стволовых клеток частые приступы, после введения - все реже и реже. Прекрасно себя чувствует, депрессивные состояния не наблюдаются.
-- Анна Ивановна Шумкина. Восемьдесят лет. Хронические боли в области грудной клетки. В последнее время ощутимые изменения самочувствия. До введения стволовых клеток - периодическая невыносимая боль, после введения - по ниспадающей. Прекрасно себя чувствует, депрессивные состояния не наблюдаются.
-- Григорий Юрьевич Курдюков. Шестьдесят пять лет. Правая часть тела покрыта рубцами от ожогов, полученных более десяти лет назад. В последнее время ощутимые изменения самочувствия. После введения стволовых клеток рубцы порозовели, местами частично рассосались. Прекрасно себя чувствует, депрессивные состояния не наблюдаются.
-- Коляденко Любовь Павловна. Пятьдесят семь лет.
Дальше было что-то неразборчиво написано. Митрич перестал читать, почесал за ухом и присел возле Панкратова.
-- Знаешь, Илюша, -- задумчиво произнес он, доставая из-за пазухи флягу, -- сдается мне, что над нами опыты проводят, как над кроликами какими-то. Не верю я, что за просто так нам такие деньжищи платят! А?
Илья Ильич печально хмыкнул и повернул свое лицо к Митричу:
-- И я себя в последнее время лучше чувствовать стал. Печень не беспокоит, и вообще...
В дверь интеллигентно постучали, затем она отворилась и в кабинет заглянул дворник:
-- Ну что там, долго еще ждать?
-- Ты заходи, заходи, Иван Палыч, сквозняк не делай, -- приглашающее взмахнул рукой Митрич и указал на флягу. -- Повод есть.
Дворник молча присел рядом.
-- Ты себя в общем как чувствуешь? По сравнению с прошлым годом? -- пытливо глянул на него дедок, взмахнув бородкой.
-- С прошлым годом? -- удивился Палыч. -- Вполне. И рубец на щеке меньше стал. Удивительно даже как-то...
-- То-то и оно! -- почти торжествующе произнес Митрич. -- И я лучше. -- Он по очереди глянул на друзей: -- Не бывает так, не бывает! Чую, не спроста доктор наш заболел. Не спроста...
...Через два часа Митрич, едва держась на ногах, вышел во двор и громогласно объявил:
-- Граждане, внимание на меня! Кина не будет. Все! Пора отсюда уходить, иначе - вынесут всех. Кто за мной на прорыв ворот? В колонну по два становись! Направо! -- после этого он нелепо крутнулся, упал лицом в траву и мгновенно заснул.
Еще через два часа ворота биозаповедника открылись и на его территорию въехала спецмашина с армейскими номерами. Подъехав к медпункту, она остановилась. Из нее поспешно выпрыгнули трое сотрудников лаборатории в костюмах бактериологической защиты и скрылись за дверью. Взяв анализ крови у спящего на кушетке фельдшера Панкратова и лежащего в отключке на полу дворника, они тут же уехали. После их посещения пробирки с кровью, забытые утром лейтенантом Сенченко, а также его недописанная докладная записка под номером двадцать девять исчезли из кабинета...
Среда, 13 июля 2016 года. Раннее утро.
Генерал-майор Пырий, начальник девятого управления Министерства обороны, поднялся из-за стола и медленно обвел своими стальными серыми глазами собравшихся в небольшом кабинете людей. Не считая его, их было всего четверо - его первый заместитель, коренастый генерал с орлиным профилем по фамилии Коваль; руководитель секретной лаборатории полковник медицинской службы профессор Санин; командир отряда быстрого реагирования подполковник Залесский и начальник объекта "Зеленая Лужайка" полковник Басов.
-- Итак, начнем, -- после небольшой паузы сказал генерал-майор и кивнул профессору: -- Петр Андреевич, введите в курс дела генерала Коваля, полковника Басова и подполковника Залесского. Для выработки адекватных ситуации мер они должны получить максимально полное представление о том, что же произошло с вашими людьми на самом деле.
Профессор встал и подошел к топографической карте, висевшей на стене кабинета. На лице его была написана решимость. Прежде, чем начать доклад по сути, он в раздумье пожевал губами и с неожиданной яростью в голосе произнес: -- Информация для общего ознакомления: генетика и мораль - абсолютно несовместимые вещи. Абсолютно! Хочу вас поставить в известность, уважаемые, что до сих пор человечество проигрывает по всем фронтам одному-единственному врагу, который совершенно безжалостен и несокрушим, пред которым трепещут все без исключения: и сильные мира сего, и их бледные, безвольные подобия. Миллионы, сотни миллионов людей с ужасом ждут прихода этого непобедимого могучего противника, с ужасающей последовательностью лишающего их тела гибкости, грации и легкости движений. Их мускулы слабеют, кожа дряхлеет, утрачивает былую красоту и упругость, их кости становятся хрупкими, и постепенно они, наши с вами собратья, представители гомо сапиенс, теряют самое главное - желание жить! Самая интересная книга вызывает сонливость, самый ароматный плод оставляет пассивными рецепторы обоняния, женщина, за обладание которой еще буквально несколько лет назад они не задумываясь, были готовы сесть на электрический стул, начинает раздражать своим чрезмерным совершенством форм и, в особенности, своей хаотичной, нерациональной молодостью. Тестостерон смолк, вкус к жизни утерян, и что тогда? Аморфное ожидание конца! Годами, неделями, часами, минутами, секундами, одиночеством и неразделенностью, пропастью между ними и окружающим их тела, алчущим телесных утех миром, сумбурно несущимся вперед, в то будущее, в котором им нет места... -- Профессор обвел глазами напряженно замерших офицеров. -- Да, господа. Я поднял брошенную перчатку. Я принял вызов. Я вызвал этого противника к барьеру. Имя ему - Старость! И он будет побежден. Раз и навсегда. Бесповоротно. То, что не удалось сделать Авиценне и Парацельсу, удалось мне: мною достигнута небывалая эволюция в области восстановления функциональной регенерации клеток человеческого организма! Другими словами, я повернул вспять процесс старения! -- глаза Санина засверкали, и сам он уже казался не человеком, а каким-то удивительным сгустком сумасшедшей вселенской энергии, совершенно случайно оказавшимся здесь и летящим по какой-то ему одному известной траектории, вопреки всем мировым законам и представлениям, сметающим все на своем пути, вдохновляющим на подвиг и одновременно с этим подчиняющим пространство и время своей железной, несгибаемой воле...
-- А теперь по существу, -- после небольшой паузы продолжил профессор. -- Чернобыльская резервация, получившая название биозаповедника "Зеленая Лужайка", -- он обернулся к карте и обвел указкой на ней большое пятно ядовито-желтого цвета, -- была официально создана для изучения влияния малых доз радиации на человеческие организмы в естественных условиях. С людьми, проживающими на территории заповедника, были заключены трехгодичные контракты, в которых было указано, что до истечения срока контракта они не имеют права покидать "Зеленую Лужайку". Ежемесячно они получают денежную компенсацию или, если хотите, заработную плату в качестве вольнонаемных. По документам биозаповедник относится к юрисдикции девятого управления Министерства обороны и является военным объектом. Из представителей гражданской власти там нет никого, за исключением, пожалуй, одного участкового милиционера - в этом вопросе нами была сделана небольшая уступка гражданским органам. Всего в биозаповеднике проживают двести шестнадцать человек, подавляющее большинство из них - пенсионеры. Они обеспечены всем необходимым и в общем - весьма довольны жизнью за стеной. Это - официальная информация. А теперь я перехожу к той части, которая является абсолютно секретной. -- Санин умолк и вопросительно глянул на генерал-майора. Тот ободряюще кивнул:
-- Продолжайте, Петр Андреевич. Все офицеры, присутствующие здесь, получили соответствующий допуск.
-- Хорошо. Чуть больше года назад жителям биозаповедника были введены генетически измененные стволовые клетки. Опуская терминологию, скажу лишь, что уже в первые месяцы наблюдений у всех без исключения подопытных мы отметили заметные улучшения самочувствия. Подвергаясь в течение ряда лет низким уровням радиации, каждый из них имел серьезные проблемы со здоровьем и именно на это я решил сделать ставку. И оказался прав. Мутация, наложенная на мутацию, дала поразительный результат! Поразительный! Астматики забывают о приступах удушья, у гипертоников нормализуется давление, шрамы рассасываются, исчезают всевозможные патологии органов жизнедеятельности. Превосходно! -- Санин не удержался и еще раз повторил: -- Превосходно! -- Затем он на мгновение остановился и продолжил голосом, лишенным восторженных ноток: -- Но вчера утром мы столкнулись с очень серьезной проблемой. Проблемой, ставящей под угрозу все наши дальнейшие исследования. При воздушно-капельном контакте с подопытными два сотрудника моей лаборатории: лейтенант Сенченко и сержант Кудин были инфицированы чумными бактериями. Просто чудо, что в последний момент меня соединили с водителем машины и он, перед тем, как потерять сознание, успел заблокировать двери. В противном случае инфекция уже вовсю разгуливала бы по улицам!
-- Все-таки чума, -- поежившись, пробормотал полковник Басов. -- Ничего себе! -- В его памяти всплыла жуткая картина, увиденная возле "скорой помощи" города N: вздутые шеи, неестественные позы, залитая кровавой рвотной массой одежда сотрудников лаборатории... Сержанта Кудина он лично рекомендовал Петру Андреевичу два месяца тому назад - толковый паренек, улыбчивый, открытый, земляк к тому же... Одного вскользь брошенного взгляда было достаточно, чтобы на вчерашнем праздновании юбилея их знакомства с женой Басов принял убийственную дозу алкоголя, стремясь заглушить гнетущее чувство какого-то животного страха, исходящего из самых глубин его "Я", и пытаясь хоть на короткое время избавиться от повергающей в ужас его разум неопределенности. "ТАК сыграть больных, зараженных бубонной формой ЧУМЫ, дано далеко не каждому!!" -- сказал тогда врач, молодой совсем парень по фамилии Богун...
После небольшой паузы Санин продолжил:
-- При той форме чумы, от которой и умерли мои сотрудники, на коже сначала возникают пятна, затем папулы, везикулы, пустулы и, наконец, язвы. Пустулы, окруженные зоной красноты, наполняются темно-кровянистым содержимым... Когда пустула лопается, образуется язва, дно которой покрыто темным струпом... развиваются чумные бубоны, больной ощущает сильную боль, которая затрудняет движение ногой, рукой, шеей. В процесс вовлекается окружающая лимфатические узлы клетчатка, что придает бубону характерные черты: опухолевидное образование плотной консистенции с нечеткими контурами, резко болезненное. Кожа над бубоном, горячая на ощупь, вначале не изменена, затем становится багрово-красной, синюшной, лоснится. Рядом возникают вторичные пузырьки с геморрагическим содержимым. Одновременно увеличиваются и другие группы лимфатических узлов -- вторичные бубоны. Лимфатические узлы первичного очага подвергаются размягчению, при их пункции получают гнойное или геморрагическое содержимое, микроскопический анализ которого выявляет большое количество грамотрицательных с биполярным окрашиванием видоизмененных палочек... и так далее.
-- А в чем, собственно, заключается сложность, профессор? -- задал вопрос генерал Коваль. -- Насколько мне известно, против чумы существует противоядие.
Санин внимательно посмотрел на генерала:
-- Вы абсолютно правы, уважаемый. Против всех, известных науке штаммов чумной палочки имеются вакцины. Штамм, выделенный при бактериологическом, а затем и серологическом анализах пунктата нагноившихся лимфатических узлов, мокроты и крови наших зараженных сотрудников, современной науке неизвестен. Соответственно, против него не существует и противоядия. Носителями этой инфекции, назовем его условно агентом "Ч", являются, и это уже нами доказано, жители биозаповедника. Я предполагаю следующую цепочку развития событий, которые привели к возникновению этого штамма: зараженные обычными чумными бактериями грызуны -- один из жителей, вступивший в физический контакт с ними -- мутация этих бактерий в организме контактирующего, у которого в свою очередь нами была изменена структура ДНК, -- повальное заражение остальных жителей биозаповедника, по не совсем понятным причинам абсолютно для них безвредное, -- короткий инкубационный период и смерть обоих моих сотрудников, имевших, я хочу особо подчеркнуть следующие слова, кратковременный воздушно-капельный контакт с носителями нового штамма. Очень, очень короткий инкубационный период и... В обоих случаях смерть принимала агонизирующую форму, -- Санин умолк.
В кабинете зависла гнетущая тишина. Раздавшийся треск костяшек прозвучал как выстрел - коренастый генерал с силой сжал свои огромные, покрытые рыжими стебельками волос пальцы. Угроза, грозящая сломать привычный распорядок жизни, была невидимой, а оттого еще более реальной и страшной. "Всегда, всегда в подобных делах имеется повышенный фактор риска. Но насколько готов Санин адекватно реагировать на угрозу? Или, как в том классическом анекдоте про прапорщика: вместо пистолета - огурец в кобуре?" -- внезапно подумал Коваль. По его телу прокатилась легкая дрожь - он на мгновение представил себе, что с ситуацией не удастся справится и что она не потом, и даже не сейчас, а еще тогда, когда первая видоизмененная чумная палочка начала свою разрушительную беспощадную экспансию в теле Сенченко, вышла из-под контроля...
-- В какие сроки вы сможете разработать вакцину от чумы? -- нарушил тишину Коваль.
Профессор устало взмахнул рукой:
-- На это понадобится от нескольких лет до нескольких десятилетий: природа инфекции, возникшей в аномальных условиях, не поддается никаким законам.
-- А если использовать для этой цели жителей зоны - раз они, имея в себе эту инфекцию, не умирают, значит в их организмах должен быть и противоядие, -- задумчиво продолжил Коваль.
-- Я как раз исходил именно из этого, когда говорил о десятилетиях, -- мрачно ответил Санин. -- В противном случае у нас нет ни единого шанса.
-- Насколько я понял, очагами инфекции служат непосредственно жители резервации? -- впервые открыл рот подполковник Залесский. -- В таком случае их просто необходимо еще более надежно изолировать от окружающего мира.
-- Например? -- с горькой иронией обернулся к нему начальник биозаповедника Басов. -- КАК можно еще больше их изолировать? Разве что...
Внезапно наступило молчание. На лице генерала Коваля застыла неестественная улыбка - ему, Басову и Залесскому пришла в головы одна совершенно очевидная мысль.
-- Что вы там говорили в начале своей речи, профессор? -- зашевелил бескровными губами Коваль. -- Если не ошибаюсь, что генетика и мораль - абсолютно несовместимые вещи?
Санин молча кивнул.
Генерал испытывающее глянул на своего командира:
-- Единственное, что меня смущает, так это два следующих вопроса. Как мы объясним гражданскому сообществу одновременную смерть абсолютно всего населения резервации? То есть, в официальном брифинге ни в коем случае не может быть и речи об отстреле! Предлагаю в доступной форме растолковать, от чего умерли эти люди и для чего понадобилось их тут же кремировать. Это первое. И второе: какие гарантии того, что в группе, которая будет непосредственно заниматься зачисткой, не окажется человека, готового за большие деньги продать информацию в СМИ?
Залесский негромко произнес:
-- А почему, собственно, отстрел? Каждому - по кубику яда, и никакой лишней суеты.
Коваль возразил:
-- Не так все просто. А если яд не подействует? У нас нет права на ошибку!
-- У нас нет права на ошибку, -- с ударением на каждом слове заметил ученый. -- Не выслушав меня до конца, вы принялись делать скоропалительные выводы, господа. Я ни в коем случае не предлагаю УБИВАТЬ этих несчастных, я предлагаю их ЗАМОРОЗИТЬ. ЗАМОРОЗИТЬ на неопределенное время, на уровне минимальной жизнедеятельности организмов, пока не будет найден контрагент инфекции "Ч". Это даст нам возможность изолировать инфекцию, а заодно и провести дополнительные исследования, -- глаза профессора как-то странно блеснули и он вдруг улыбнулся.
Генерал-майор Пырий поднялся из-за стола и поднял вверх руку, призывая к вниманию:
-- Как вы уже поняли из доклада Петра Андреевича, ситуация в биозаповеднике очень серьезная. Если инфекция "Ч" вырвется на волю, счет пойдет не на сотни и даже не на тысячи, а возможно, на миллионы человеческих жизней. Необходимо провести полную зачистку биозаповедника: людей - усыпить и заморозить, животных - сжечь в ямах с напалмом. Я предварительно обсудил ситуацию с профессором Саниным, и сейчас приказываю следующее: генерал Коваль решает вопросы, связанные с техническим обеспечением операции "Зачистка"; полковник Басов безотлучно находится на объекте, осуществляя личный контроль над полной изоляцией жителей от внешнего мира; подполковник Залесский занимается оперативными действиями по предупреждению утечки информации. Начало операции "Зачистка" назначено на семь утра субботы, шестнадцатого июля, то есть, у нас есть все условия, для того, чтобы максимально подготовиться к ее проведению. -- Пырий помолчал и, чеканя слова, патетично добавил: -- Мы же не звери с вами в самом деле! "ЗАМОРОЗИТЬ НА ВРЕМЯ" вовсе не означает "УБИТЬ НАВСЕГДА"!
Среда, 13 июля 2016 года. Утро.
Участковый чернобыльской резервации Степан Гаврилович Дудя лихо подкатил на своем новеньком темно-зеленом джипе к контрольно-пропускному пункту биозаповедника. Оставив машину на стоянке, он, празднично насвистывая и бряцая в такт ходьбе брелком с ключами, направился в помещение дежурки. Участкового не было в биозаповеднике ровно двадцать четыре дня - ему с трудом, но все же удалось выбить курортную путевку в один из санаториев, принадлежавших системе МВД, и он на полную катушку оттянулся на берегу Черного моря, с завидной настойчивостью чередуя прием холодного бочкового пива с купанием в пенящихся волнах и принятием регулярных солнечных ванн в положении "строго лежа".
-- Привет, офицеры! -- весело гаркнул он, входя внутрь. -- Не ждали? Вот и я! Прибыл для дальнейшего прохождения нелегкой и опасной службы! По вашим физиономиям, образно выражаясь, соскучился. Даже биозаповедник несколько раз снился!
Старший смены, капитан Приходько, лопоухий брюнет среднего роста, завистливо глянул на Дудю и сквозь зубы ответил:
-- Явился, не запылился. Загорел так, что не узнать. Фигура лица форму пивного бочонка приобрела, вширь раздалась... Ну, и как там, на югах? Говорят, море холодное, сероводород к берегу подошел...
Дудя неспешно подошел к зеркалу, аккуратно поправил карманной расческой свои пышные усы цвета спелой пшеницы, и довольно подмигнул:
-- На югах, капитан, полный порядок. Рапортую подробно: температура морской воды соответствовала среднемесячной норме, песок был приятно горячим, вино употреблялось полусухое, охлажденное, домашнее. По вечерам - обязательная культурная программа проводилась. Лейтенант Смирнова, массовик-затейник, в этом деле мастерицей оказалась!.. А у вас как дела?
Старший смены вдруг радостно оживился:
-- А у нас, Дудя, полный аврал. Никого нельзя пускать на территорию. Приказ полковника Басова. Так что дуй в свое управление, разбирайся там. Пускай они с нашим руководством связываются, решают этот вопрос. А про "Зеленую Лужайку", пока они не согласуют, забудь!
Участковый нахмурился:
-- Ты мне, Приходько, голову не морочь. Давай, открывай ворота - я на работу опаздываю.
Молодой лейтенант, помощник лопоухого, неожиданно вмешался в разговор:
-- Товарищ капитан, нам приказано не впускать гражданских, про милицию ничего не говорилось!
Приходько неодобрительно посмотрел на лейтенанта, подошел к селектору и попытался соединиться с полковником Басовым для уточнения приказа начальника объекта. После десятой попытки старший смены в сердцах сплюнул:
-- Когда надо, никогда не найдешь!
Подумав, он распорядился выдать участковому костюм химической защиты и предупредил:
-- Хочешь - иди. Но без костюма обратно не впущу. И не вздумай снимать маску - ЧП вроде бы вчера какое-то там было, толком ничего не говорят.
-- Какое ЧП? -- насторожился участковый. Идти в биозаповедник ему перехотелось.
-- Я же и говорю - не знаю! -- отмахнулся старший. -- Те, кто вчера на смене были, рассказывали, что врачу, который анализы берет у местных, неожиданно плохо стало, и водила его в гражданскую больницу повез, в город N. Вроде бы с пищевым отравлением. А потом учения вдруг объявили. В общем, что тебе объяснять? Ты ж сам понимаешь, армия. Когда в ней порядок был? То-то и оно. Разве, что за царя Гороха? А, Круглов?
Дудя облегченно вздохнул:
-- Если учения, то не страшно. Мне обязательно сегодня на территории надо показаться. А то первый день на работе - и прогул! Распустились без меня граждане местные, уверен я в этом абсолютно! Строить пора, -- участковый одел костюм, помахал рукой охране и вышел из помещения контрольно-пропускного пункта.
Сбежав с крыльца, он тут же направился к своему старенькому уазику, на котором разъезжал по "Зеленой Лужайке", следя за порядком и по мере возможности гоняя местных браконьеров. Машина стояла на обочине полопавшейся бетонки, проросшей травою, и издали смахивала на огромный кусок грязи. "Помой меня!" - виднелась надпись на маленьком заднем стекле, аккуратно выведенная в густом слое пыли кем-то из местных жителей.
-- Помою, помою, как же, -- привычно пробормотал Степан. -- Год не мыл и мыть не собираюсь!
Дудя неторопливо сел в продавленное водительское кресло, снял с головы, защищенной от контактов с окружающей средой специальной маской, милицейскую фуражку, и небрежно бросил ее на заднее сидение. Затем он вставил ключ в замок зажигания и повернул его вправо. Под сплошным слоем грязи, там, где должен был находиться двигатель, раздался какой-то протяжный треск и в машине запахло горелым.
-- А........ити! -- почти ласково выругался Степан и попробовал открыть капот, для этого изо всей силы дергая за изогнутый кусок проволоки, выходивший из утробы машины слева от руля и основательно обмотанный на всякий случай синей изолентой. С третьей попытки раздался громкий щелчок и произведенная в еще доисторические времена мощная пружина сработала, сбросив на землю толстый слой засохшего болота. Дудя довольно улыбнулся и с головой нырнул под капот, слегка непривычно чувствуя себя в костюме химической защиты. Там он со знанием дела поправил нужный проводок и опять запрыгнул в уазик. Машина тут же завелась и все вокруг нее заволокло едкими клубами дыма.
-- Вот, теперь порядок, -- буркнул Дудя и прислушался. -- Точно. Та еще техника!
Он снял машину с нейтралки, включил первую передачу, и, вдавив педаль газа до полика, резво подорвал с места. Спустя несколько мгновений уазик скрылся из глаз охраны КПП в лесной чаще, распугивая ее обитателей.
-- Не завидую я ему, этому Дуде, -- лениво произнес молодой лейтенант, наблюдая через широкое бронированное спецстекло за столбом пыли, медленно оседающим на лесную дорогу. Лейтенант подписал контракт на службу в войсках полгода назад, и сразу же был направлен в отряд. Служба оказалась не пыльной, зарплату платили вовремя, и он уже не раз думал о том, что ему крупно повезло в этой жизни.
-- И правильно делаешь, Круглов, -- заметил капитан Приходько. -- Завидовать тут особо нечему. Походи целый день в КХЗ по такой жаре - жить не захочешь!
-- А если у него маска порвется? -- задумчиво вопросил лейтенант. -- И из начальства кто узнает, что тогда?
Приходько снисходительно хмыкнул, одновременно с этим откусывая внушительный кусок от огромного бутерброда с салом:
-- Тогда, Круглов, -- старший смены оглушительно зачавкал, -- у Дуди к людям выйти не получится! -- Капитан громко засмеялся: -- Вот так вот, тезка! Слушай, хочешь, анекдот свежий расскажу? Про старшину из первой роты?
Лейтенант не задумываясь кивнул, предвкушая.
-- Короче, был у нас гуляй на прошлой неделе, -- неторопливо начал Приходько. -- Выпили мы, значит, со знанием дела по литру на одну боевую живую единицу в каптерке у старшины, у него там повод какой-то был, не помню, какой, но серьезный, однопараллельно, мы ж без повода не пьем, и тут - построение объявляют! И не простое, а на предмет внешнего вида! А старшина перед этим пять дней, не просыхая тянул, щетина как у вепря дикого выросла, седая и вьется завитушками, зараза. В общем, схватил старшина электробритву - и в коридор к зеркалу. Как начал себя брить! И так щеку оттянет, и этак, а щетина на месте, хоть тресни! Он уже нервничать стал, думает: может, с глазами что случилось по причине беспробудного усугубления. И тут на его счастье, контрактник мимо пробегал. Увидел он, каким образом старшина себя бреет, остановился и как заорет: -- Непорядок, товарищ старшина! Вы ж себя в зеркале бреете, бритвой по стеклу водите! А надо - по щекам! По щекам, говорю, по щекам надо! -- и показывает вот так рукой!
Лейтенант рассмеялся. Приходько довольно хрюкнул. Он подошел к противоположенному окну, выходящему в сторону въезда на КПП. Там на небольшой площадке стоял новенький джип.
-- Смех смехом, а я тебе должен сказать, и участковым неплохо платят, -- старший смены ткнул пальцем в сторону джипа. -- Аж завидки берут. Пойти, что ли, шины спустить? Что скажешь, Круглов?
Лейтенант уткнулся лицом в кроссворд, делая вид, что не слышит.
-- Ну-ну, -- неопределенно пробормотал Приходько, засунул в рот остатки бутерброда и, на ходу обтирая руки об штаны, направился к выходу из помещения. Судя по всему, скука была главным врагом капитана и он привычно боролся с ней проверенными еще с учебки методами...
Остановившись возле озера, заросшего густыми камышами, участковый заглушил мотор и спрыгнул на землю.
-- Чует, чует мое сердце, сидит где-то тут Митрич и рыбку запрещенную к употреблению ловит. А у меня план горит, протоколы непользованные в сейфе лежат, ждут, -- азартно пробормотал Дудя и крадучись двинулся по тропинке.
Участковый прошел метров сто и вдруг грозно закричал, высовываясь из кустов, покрытых гроздьями ярко-красной ягоды:
-- Ни с места, гражданин! Вы арестованы за незаконный вылов рыбы!
Тот, к кому собственно и адресовался этот выкрик, сидел на маленьком пляжике у самой воды и с задумчивым видом смотрел на усыпанное облаками небо.
-- Чего разорался, Дудя? -- умиротворенно произнес он, не оборачиваясь. -- Слышишь, птички поют, наши, местные, водичка плескается о бережок, и жить-то, жить как хочется!
-- Удочки куда спрятал? -- в бессильной вспышке ярости гаркнул участковый, выйдя на берег и неугомонно прочесывая глазами густые прибрежные камыши.
-- Нету у меня удочек, Степан Гаврилович. Сами знаете - не положено! Или может ненароком запамятовали, как метровый щит с буковками пунцовыми вы на столб покосившийся у самой воды проволокой крепили, похабно выражались при этом в агрессивной конфигурации, а я вам из интереса помогал, лестницу придерживал, страховал от падения в грязь прибрежную, липучую?
-- Ничего, ничего, я тебя все равно поймаю, Митрич, -- убежденно кивнул участковый. -- Никуда от меня не денешься. Мне из-за таких как ты, звание задерживают. Премию еще месяц назад обещали дать, если план по задержаниям перевыполню. А у меня из главных подозреваемых только ты и есть. Уж больно ты крученный, дед.
-- За год не поймали, и за сто лет не поймаете. Куда вам до меня, -- снисходительно констатировал Митрич, неторопливо оборачиваясь и тут же удивленно присвистнул: -- И вы туда же - вырядились в костюм химзащиты! Что это еще за мода пошла в КХЗ наряжаться?
-- Следую новым инструкциям! Распоряжение выполняю вышеуказанное! -- жестко отрезал Степан Гаврилович. -- Чтоб никакая зараза не пристала. А то пообщаешься с такими, как ты, сам браконьерничать начнешь. А там, глядишь, один шаг до увольнения без выходного пособия. А может, и статья! Сколько нормальных ребят повыгоняли, не разобравшись толком! У меня совесть чиста, могу и в КХЗ походить, рвением отличиться!
-- Угу, -- легко согласился Митрич. -- В костюме, оно, конечно, сподручней по лесу службу нести. Репейники, опять же, не цепляются. Хорош костюм, добротно сделан. На солнышке сверкает, видать за версту... А вентиляция на случай потовыделения несанкционированного производителем предусмотрена?
-- А то как же, -- важно кивнул участковый. -- И дышится на удивление легко. На себе не ощущаю совершенно.
-- Вы, Степан Гаврилович, мне снежного человека из "Мира животных" напоминаете, извиняюсь, конечно, за сравнение такое... Тот, помню, тоже здоровенным мужиком был. Издалека, правда, показывали, в тумане полном... Или космонавта какого, с Луны негаданно свалившегося... По нужде чтоб сходить, продумано наверняка в костюмчике-то...
-- Ты, старый хрыч, смотрю, совсем не стареешь, -- с чувством легкой зависти вдруг сказал Дудя, дальновидно меняя тему. -- И кабанчиков лопаешь, и зайчатину радиационную, и - ничего!
Митрич хитро прижмурился:
-- Так, и ты, Степа, небось в санаториях не постился.
-- М-да, -- неопределенно протянул участковый. -- Не постился. Так ведь тут не санаторий. Тут - объект военный со всеми вытекающими...
-- А где же, Степан Гаврилович, доктора наши? Вчера одного как прикрутило, с тех пор и не видно.
Дудя, который совершенно ничего не знал о том, что на самом деле случилось с медицинским сотрудником, напустил на себя начальственный вид и строго отрезал:
-- Не положено знать. Секретная информация.
-- Да ладно тебе. Информа-ация! -- Митрич махнул рукой.
-- Послушай-ка, старый, а кто из местных капканы ставит? -- вдруг взбодрился участковый. -- Скажешь - пол-литра заработаешь, не обману, слово даю свое твердое.
-- А? -- протяжно вскрикнул Митрич и приложил руку к правому уху. -- Не понял тебя, милок, говори громче!
Дудя сделал громкость в маске на полную и что есть мочи рявкнул:
-- Кто капканы ставит, говорю!! Кончай, дед, со мной шутки шутить, а не то как разойдусь, белый свет мил не станет!! Кто капканы в заповеднике устанавливает?! Вопрос обозначен ясно?!
-- А!! -- Митрич удивленно покачал головой. -- Откуда ж мне знать? Граждан вон сколько несознательных в "Зеленой Лужайке" жительствует! Двести пятнадцать без Добрюхи - тот давно уже вашим, мвдэшным стал, копия твоя подлинная, и орет так же нахраписто, думает - глухие все вокруг проживают! Так что в отношении вопроса твоего провокационного ни сном, ни духом не ведаю. И адвокат бесплатный, опять же, где, чтоб права мои мог защитить достойно, когда ты меня нахально допросу подвергаешь с пристрастием форменным? Суд присяжных подавай для начала разговора, базу фактическую предоставь, следственный эксперимент зафиксируй на пленочке... Понятых пригласи, права-обязанности объясни доступно, без зуботычин болезненных... Посему скажу тебе одно, милок: стар я, Дудя, в глупости твои вникать... Ты вот, что, Степан Гаврилович, не мешай птичек слушать. Поют-то как! Поют! Трели выводят, удивить желают старика, сердечко его тронуть песней соловьиной!..
-- Значит, не скажешь? -- без особой надежды переспросил Дудя. -- Придется в отделение забрать, на пятнадцать суток в арестантской закрыть. Там заговоришь. Приставлю к тебе для порядку добровольного помощника своего Васька Добрюху с пистолетным муляжом, который он в качестве орехокола обычно использует, на хлеб-воду посажу, строго по расписанию выдавать буду, три раза в одни календарные сутки, свиданий лишу с контингентом местным, ни с дворником, ни с фельдшером общаться на вольные темы не будешь, а самое главное - флягу твою с первачком конфискую, не помилую, так и знай!
-- Не имеете такого права, Степан Гаврилыч, -- насмешливо выслушав участкового, лихо подморгнул Митрич. -- Я лицо военнообязанное. За мной - армия стоит и весь военно-морской флот державы. Справка даже на этот счет у меня соответствующая имеется. Вот если бы я дебоширил, рукоприкладством занимался, честь мундира вашего оскорблял словами нецензурными, или действием каким, тогда дело другое. Тогда - руки вверх, морду вниз и получай, дед, по полной программе! А так - не выйдет. Руки коротки. Митрич вам не просто так, он свои права знает! Не даром грамоте усердно обучался, когда тебя, Степа, еще и в проекте не планировалось зародить на свет этот, и читать, когда требуется, умею без запинок, уж будь покоен!..
Участковый опустился на траву возле старика, помолчал и внезапно с ностальгией улыбнулся:
-- Помню, на самой зорьке спускаем мы на воду лодку, удочки уже в ней, плесо кувшинками покрыто, тишина-а и птички чирик-чирик, чирик-чирик. А я, совсем еще мелкий, тяну батю за руку и говорю: "Поплыли! Чего стал?" А батя меня - раз! - подхватывает, на плечи к себе забрасывает и отвечает: "Ты погодь, погодь, Степка, дай с природой поздороваться"
-- Мудрый человек, -- с пониманием отозвался Митрич. -- Таких мало осталось. Любить, любить надо природу. А у нас как? Природа так, задний фон, отхожее, извини за слово, место цивилизации. Я ведь раньше в Киеве жил, по Голосеевке любил пройтись, подумать... А теперь там что? Мегамаркеты, автолюксеры, все в бетон упаковано и травка на газонах вечно-зеленая без запаха, без души.
-- Факт, -- согласился Дудя. -- Я до пятого класса сам в Голосеевку бегал с пацанами, пока мы с родителями не переехали на левый берег.
-- Послушай, Гаврилыч, а чего это с самого утра пути железнодорожные начали в порядок приводить? -- пытливо задал вопрос Митрич. -- Человек двадцать в масках, в КХЗ, а по выправке - спецназ переодетый. Как стену построили, все хламом и завалили. А теперь для чего чистят?
Участковый удивленно глянул на старика и нахмурился:
-- Первый раз слышу, дед. Подъеду, разберусь. Я, все-таки, здесь власть, или кто?
Внезапно из леса прямо на них вышла молодая косуля. Она доверчиво глянула на участкового своими большими раскосыми глазами и уткнулась мордашкой в густую траву, принявшись не спеша ощипывать ее.
-- Красавица, -- кивнул в сторону косули Митрич, любуясь. -- Творение Божье, иначе не скажешь. И, что интересно, летом каждая сама по себе гуляет. А осенью, как молодняк чуть подрастет, в табунки по несколько особей сбиваются, чтоб, значит, веселее было зиму пережить. Хотя, когда зима суровая особо, как, аккурат, прошлая была, снега навалило в полметра, большим стадом ходили, помнишь, Гаврилыч?
-- Чего ж не помню, -- слегка даже обиделся Степан. -- Той зимой не только косули, но и волки большими стаями рыскали. Моего помощника Васька чуть не задрали, когда он с твоего хутора в поселок шел. Потом военные облаву на них устроили, а генерал из своего помпового "Зубра" вожака подстрелил, еще и попал точно в левый глаз!
-- Ну-у, из "Зубра" любой не промахнется, вот попробовал бы он с моей двустволкой "Иж-27", образца семьдесят третьего года, выйти на зверя! -- хвастливо заявил Митрич. -- Не пошел бы, точно тебе говорю. Я ведь, Степан, не сопляк какой-то, а охотник со стажем!
В Дуде снова заговорил участковый:
-- А ты разрешение продлил на отстрел волков?
-- Продли-ил, продли-ил, -- передразнил Степана Митрич. -- Половину пенсии отдал за него.
-- Теперь вспомнил, -- кивнул Дудя. -- Ладно, мне пора.
-- Давай-давай, ступай штаны свои резиновые в участке просиживать, -- подвел итог Митрич. -- Мне тоже домой, на хуторок, время. Чего-то чайку захотелось.
-- И когда ты уже в поселок переберешься? -- пожал плечами милиционер. -- Страшно, небось, одному-то?
Митрич подмигнул:
-- Ой, Степан Гаврилыч, кому-то в городе и среди людей одиноко, а кому-то и в лесу общения хватает.
-- Да иди ты, -- Дудя махнул рукой, развернулся и исчез в кустах. Косуля подняла голову, провела участкового долгим взглядом и вновь принялась щипать траву. В ста метрах от пляжика взревел мотор уазика и медленно растаял вдалеке.
Старик нахмурился и пробормотал себе под нос:
-- Раз уже и милиция ничего не знает, тогда дело совсем плохо. Дрянь дело. Бежать надо отсюда, да поживее. Бежать...
Гуща камышей раздвинулась и оттуда, тяжело посапывая, появился на свет фельдшер Панкратов в высоких рыбацких сапогах. Он с наслаждением ступил на твердый отлогий берег, сжимая в руке два длинных бамбуковых удилища. Плетеный садок с килограммовыми карасями свисал с его пояса и слегка касался высокой травы.
-- Ну и любитель же ты потрепаться, Митрич, -- беззлобно произнес Илья Ильич, подходя ближе и присаживаясь подле годка. -- Обо всем успел поболоболить с участковым! А я, как Штирлиц какой, в укрытии должен сидеть, ждать, пока ты треп свой прекратишь и Степана Гавриловича в нужном направлении спровадишь!
Митрич привычно поскреб куцую белесую бородку и возмущенно фыркнул:
-- Тоже скажешь! Штирлиц разведчиком высшего разряда был, с самим Мюллером чаи гонял и не только, победу нашу приближал, а ты ветеринаром деревенским всю дорогу проработал, пока сюда не угодил! Штирлиц!.. Да не мог я иначе с Дудей объясняться. Нюх у него знаешь какой на дела подозрительные с точки зрения законной? Бдительность пришлось его присыпать, о том, о сем покалякать, про жизнь потолковать, армией между делом постращать и военно-морским флотом отечества... Морду таковскую отъел в санаториях, просто ух! И в костюмчике, между прочим, ходит не простом, а в КХЗ. Блестит, как новая копейка, зайчики маской во все стороны пускает, глаза слепит стариковские, слезу из них вышибает непроизвольную! Чую, не спроста так вырядился, ой, не спроста. Бежать отсюда надо, слышишь, что говорю? Бежать безоглядно!
-- Да ладно, ладно тебе, Митрич, куда бежать? -- успокаивающе произнес фельдшер. -- От судьбы не убежишь... Вот лично я не смог бы с представителем органов внутренних беседу такую мудреную вести, прокололся сразу. Повинную уже, наверное, в отделении писал рукой дрожащей от волнения предательского.
-- Под диктовку его и писал бы, -- не задумываясь уточнил Митрич. -- Дудя на такие вещи мастак. Слабину дашь - и то, чего не было, заставит вспомнить!.. Васек кулак пудовый под нос сунет, погрозит, все напишешь!.. И меня заодно сдал бы с потрохами, а, годок? Вот посему и погнал я тебя, Илюша, в камыши озерные от греха подальше, в самые, что ни на есть дебри, чтобы самому эту кашу расхлебать правильно... Червяки не выкинул сгоряча? Копал их, родимых, на зорьке еще, долго копал...
Фельдшер суетливо пошарил рукой за поясом и медленно залился краской:
-- Нету, чего-то, нигде... Выпали, видно. Может, мотыля намоем? Карась и на мотыль берет.
Митрич с осуждением сплюнул:
-- Ну, Панкратов! Чем ты мотыля намыть собрался, галоша твоя дырявая?
-- М-да, -- виновато откликнулся Илья Ильич. -- Не подумал я...
-- Штирлиц, как же!! -- горько возгласил Митрич, в ярости зыркнув на фельдшера. -- Нашел с кем себя сравнивать! Катастрофа ты, Илья, натуральная! Стихийное бедствие! Цунами непредвиденное! Всю рыбалку испортил, шпион!!. Ну-ка, сколько мы с утреца взяли?
-- Пять рыбин, -- угодливо отозвался Панкратов. -- Зачем нам больше? Хорош карась!
-- А ты не знаешь? По средам рыбный день у бабулек-одуванчиков кто делать предложил?! Ждут они нас, голубоньки, соколов ясных ждут!.. Уже и сковородки приготовили, маслом растительным сбрызнули, муку-соль по блюдечкам разложили... А вон то что за майонезная банка с крышкой зеленой возле коряги лежит? На ту, в которую я червей копал, похожа подозрительно при том.
Панкратов вскочил и радостно прокричал:
-- Нашлась баночка! Ну, Митрич, не глаз - алмаз имеешь!
Митрич польщено хмыкнул:
-- За дело, Илюша, за дело... Хорошо, что расслабился Дудя после отдыха, улику вопиющую не заметил...
Он сноровисто насадил на крючок червя и забросил снасть в озеро. Вскоре на небольшом тихом плесе в пяти метрах друг от друга выглядывали из воды два легких перьевых поплавка, вскрытых слоем красного лака. Митрич и Илья Ильич не отрываясь следили за ними, изредка тихо переговариваясь... С самого утра жарило солнце. День обещал быть по-июльски знойным...
Среда, 13 июля 2016 года. Утро.
Дудя сбросил обороты машины и въехал на территорию поселка. С видом хозяина, вернувшегося из дальнего похода с богатой добычей домой, он медленно покатил по главной улице, важно вертя головой в маске по сторонам и придирчиво вглядываясь в проплывающие мимо, потрепанные годами, немногочисленные здания. За время его отсутствия ничего особо не изменилось, разве что с фасада дома, где раньше располагался поселковый суд, исчезла большая бронзовая доска, с выбитым на ней распорядком работы учреждения, стильно украшенная сверху аляповатыми символами канувшей в Лету эпохи - нелепо задранным ввысь серпом и непропорционально сложенным молотом. На том месте, где раньше висело сие классическое произведение фазы соцреализма, виднелось прямоугольное темное пятно и нагловато-вызывающе бросалось в глаза Степану Гавриловичу.
-- Ну, я Ваську покажу! -- тут же обрадовался поводу участковый и счастливо заулыбался. -- Добровольный помощник называется! Подрывной элемент, спустя рукава к обязанностям прямым относится! А денежки-то свои от управления получает! Не уследил, скажу, ты, Вася, за тем, как у тебя из-под носа двадцать пять килограмм бронзы увели. И не просто бронзы, а качественного цветного лома, с сомнительной, правда, художественной ценностью. Лопухнулся ты, Василий, на ровном месте, скажу. Меня нет - и порядка нет! Здрасьте! -- Дудя поздоровался через открытое окно машины с заведующей бани, суровой старушкой в цветастой панаме. Та почему-то не ответила, с выпученными глазками застыв на крылечке. -- Одну минутку, Варвара Савельевна, -- участковый не глядя отбросил руку назад, ловко поймал за упругий козырек свою резво галопирующую по заднему сидению фуражку, и нахлобучил ее себе на голову. -- Здрасьте, говорю, это я, ваш участковый Дудя! -- Степан Гаврилович нажал на клаксон и приветственно помахал рукой заведующей. -- Теперь узнали начальство?
Варвара Савельевна неуверенно оперлась спиной о стену и медленно сползла по ней, запрокидывая назад лицо. Глаза ее закатились. В них застыло выражение неописуемого ужаса.
-- Я бы тоже не узнал, -- самокритично отметил Дудя, выпрыгивая из уазика. -- Бабульке-то уже скоро за восемьдесят перейдет, но держится, козочкой молоденькой по ступенечкам прыгает. А тут едет по улице чудовище сверкающее в милицейской машине да еще и моим голосом к ней обращается! Сгубить, думает, хочет! Вот и брякнулась, сердечная, в обморок. Беречь, беречь кадры надо... Ничего, люди старой закалки живучие, непривередливые... очухается быстро... наверное...
Участковый подбежал к потерявшей сознание пожилой женщине и склонился над ней, принявшись легонько похлопывать по щекам.
Варвара Савельевна вздохнула, открыла глаза, собираясь подняться, но, как только ее взгляд сфокусировался на маске участкового, она с ужасом всхлипнула и опять провалилась в обморок. Теперь уже, по всей вероятности, надолго.
-- Что делать, что делать? -- в панике пробормотал Дудя и заметался по крыльцу. -- Скажут - до смерти напугал гражданку, она и перекинулась, обвинить могут в несоответствии. В злостном, с умыслом! Непорядок, скажут, товарищ участковый на вашем участке! А в райотделе волки одни, подтвердят, не покраснеют!
В этот крайне ответственный момент прямо над головой у Степана Гавриловича скрипнула оконная рама и спустя мгновение утреннюю тишину поселка прорезал отчаянный скорбный вопль:
-- Убил, окаянный, свет-матушку нашу, Варвару Савельевну! Кормилицу нашу! Защитницу верную! На Дудиной таратайке приехал и убил! Свят, свят, свят!
Из сеней на крыльцо бани с неожиданной прытью выскочил косматый, совершенно заросший густыми рыжими волосами мужичок, местный юродивый, с армейским вафельным полотенцем, пущенным по костлявой талии. В руке он держал огромное ведро с ключевой колодезной водой, а из глаз било пламя исступленной, бешеной ненависти к неопознанному чужаку.
-- Сгинь, демон! -- воинственно выкрикнул мохнатый, угрожающе шевеля в ноздрях пучками сивых волос, и с натугой, размашисто, окатил участкового из ведра. Дудя едва успел на лету изловить фуражку, сшибленную с головы ледяным напором, как заведующая оживленно вздохнула, нежданно-негаданно обстоятельно освеженная бодрящим внеплановым омовением.
Степан Гаврилович развернулся, стремглав слетел с крыльца и с весьма похвальным проворством понесся к машине. "Третьего раза даже я не пережил бы, -- резонно рассуждал про себя Дудя на ходу. -- Сейчас она откроет глаза, сгруппируется, глянет на косматого, и сразу все на свои законные места станет, устаканится. Самым близким человеком он ей покажется, этот юродивый, Варваре-то-свет-Савельевне!"
Мимо самого милицейского уха щербато просвистело увесистое березовое полено, споро выхваченное мужичком из кладки под крыльцом и ловко брошенное в знак полной виктории над предприимчиво улепетывающим нечистым.
-- О-го-го-го! -- донеслось до Дуди. -- Бежит, окаянный, бежит! Линяет из глаз, к дороге уходит!
Участковый запрыгнул в машину, дал газу и прямо через площадь покатил к пункту охраны общественного порядка, где, собственно, и было его рабочее место. Мысли в голове были какие-то путанные и большей частью безнадежно нецензурные.
"Лучше бы я, дурак, Приходька послушал, не пришлось бы костюм этот идиотский одевать!" -- насупился Степан Гаврилович, вваливаясь в привычно безлюдное помещение пункта.
-- Васька, ты где? -- тут же заорал он, опустившись за стол и включив на всю мощь переговорное устройство в маске. Вода до сих пор стекала с КХЗ, собираясь мелкой лужей у ног участкового. Настроение Дуди было основательно испорченно.
-- С приездом, Степан Гаврилович, заждались мы вас, скучали без твердой руки, -- из-за плотной шторы, разделяющей кабинет на две половины, раздался неуверенный сипловатый бас. Затем скрипнул топчан, чей-то женский голос требовательно и с придыханием отрезал: "Смотри мне, Васька, узнаю, что ты с Виолеткой путаешься - убью!". Мимо участкового пулей прошмыгнула раскрасневшаяся дамочка, Дудя сделал вид, что не узнал ее, и наконец, подтягивая широкие ситцевые трусы, из-за шторы выдвинулся добровольный помощник участкового Васька Добрюха. Ваське было сорок пять, был он могуч, широк в плечах и коротко стрижен.
-- Ну, и как все это понимать, Василий? -- леденяще спокойным тоном задал вопрос Дудя. -- Центральный орган власти в бордель превратить удумал? Дамочек своих за ширму приводить?
Добрюха прищурился и удивленно присвистнул:
-- Степан Гаврилович, ты, что ли? Откуда прикидец такой? С курорта приволок?
-- Ты на вопрос, ребром поставленный, отвечай! -- гаркнул участковый. -- Повторяю еще раз, для особо одаренных: что гражданка Лютикова делала на инвентарном топчане номер четыре, да еще с тобой, жеребцом поселковым, на пару в рабочее для всех остальных граждан время?
Васька почесал спину, уставился в потолок, тяжело вздохнул и с сомнением в голосе произнес:
-- Может, свидетельские показания давала? Внештатным агентом является? Ценным осведомителем, то есть. А штору я задернул, чтоб никто не увидел? Мало ли, что могут люди от нечего делать понапридумывать! -- уже более уверенно закончил он свою мысль.
-- Не верю! Не верю, Василий! Тверже, тверже отвечать надо, -- наставнически заметил Дудя. -- Мол, совещались, как показатели статистические улучшить, компанию по упреждению преступности провести, телефон доверия в массы поселковые внедрить... Ты воображение свое включи, представь, что было бы, если б это был не я, а зам по кадрам Рылин? Соображаешь? Потому всегда на своем стой, тогда и промашки не будет, усек?
-- Усек, -- Добрюха отдернул штору и прошлепал босыми ногами к инвентарному топчану. -- А я уже было подумал, Степан Гаврилович, что ты на солнышке перегрелся, на южном, и мозгами чуток двинулся. Сам рассуди - разве можно с самого утра так наезжать на компаньона!
Дудя довольно загоготал:
-- Учись жизни, партнер! Кто же тебе еще совет дельный даст, как не я!
Васька опустился на колени, с головой погрузился под топчан, повозился там и извлек на свет замусоленную тетрадку с вложенным в нее обгрызенным карандашом. На тетрадной обложке виднелась изрядно выцветшая надпись, явно сделанная женской рукой: "Изменишь - в евнухи пойдешь, Василий!!!" Ниже, уже мужской рукой, было дописано: "Вас много - я один!!! Не надейся!!!"...
-- Произведем расчеты, Степан Гаврилович, -- по-деловому сказал добровольный помощник, оседлав колченогий стул возле Дуди, и открыл тетрадку. -- Итак, номер первый: десять золотых рублей одна тысяча девятьсот десятого года, Николай II, Император всея Руси, профиль. Ориентировочная стоимость - восемьсот американских долларов. Слушаю.
Дудя съежился и враждебно отрапортовал:
-- В наличии - двести. Остальные деньги ушли на представительские расходы. А так как мы работаем пятьдесят на пятьдесят, то тебе - сотня выходит.
-- Та-а-ак, -- зловеще протянул Васька и уточняюще переспросил: -- Сотня, говоришь?
Участковый поколебался и ответил:
-- Нет, ошибся я. Две. Точно.
-- Четыре отдашь. Точка. Поехали дальше, -- Добрюха снова заглянул в тетрадь: -- Два рубля образца тысяча семьсот двадцать второго года, золото, с одной стороны царь Петр с венком, с другой - мужик какой-то усатый скачет, типа танцует. Ориентировочная стоимость - тысяча американских долларов. Слушаю.
-- Продано. Тебе - три сотни.
-- Пять, и не вздумай мухлевать, Степан Гаврилович. Ты меня знаешь.
-- Знаю, -- нахмурился Дудя и достал из-за околыша фуражки семьсот долларов. -- Двести завтра подвезу, дома чего-то забыл. В расчете?
-- А одна копейка образца тысяча семьсот восемнадцатого года? -- возмутился Василий. -- Дорогущая, между прочим, вещь. За сколько продал барыгам-нумизматам? Не слышу!
Дудя пренебрежительно пожал плечами и достал из-за околыша еще триста долларов:
-- Ну ты и мелочный, Вася. Копейки считаешь. За шестьсот, дешево отдал, считай, подарил.
-- Ладно. Как должок привезешь, подкину тебе еще кое-чего из банки, -- компанейски подморгнул Добрюха, фиксируя бумажки на теле резинкой от трусов.
-- В опасное дело втянул ты меня, Василий, -- заметил Степан Гаврилович, с жалостью глядя на верхушки отданных купюр, спрятанных под резинкой у Добрюхи. -- В последний раз по дворам от погони уходить пришлось, отстреливаться даже от бандитов. Пули вокруг так и свистели, воздух рассекали мощно. Гранаты мельтешили осколочные, АКМы разные постукивали очередями... И вдруг с гранатомета мне прямо в грудь их снайпер попал, точь-в-точь под сердце... Бронежилет казенный помог, иначе до машины не добежал бы, пал героически... Риск оправданным должен быть. Мотивированным основательно. Чтоб уверен был - день этот прожит не даром... Ведь когда-то за родину жизнь отдавали, не торговались! А теперь за что? За бумажки, после черты смертной бесполезные...
-- На больший процент от сделок будущих не рассчитывай, не дам, -- вяло буркнул Добрюха. -- Ты еще скажи, что танк на тебя пер, переехать хотел гусеницами своими беспощадными, а ты еле от него отмазался, в траншее отсиделся! Ну и свистун!..
Зависла неловкая тишина.
-- Чуть не забыл - заказ у меня есть, -- участковый достал свернутый в трубочку газетный лист, развернул его и медленно прочитал: -- Заказ на десять золотых рублей одна тысяча восемьсот восемьдесят девятого года с красно-оранжевым матовым оттенком. Санкт-Петербургский монетный двор. Почти тринадцать грамм весу. Пять тысяч долларов дают, если состояние монеты отличное. В наличии имеется?
-- Пять тысяч дают? -- переспросил Васек. -- Глянуть надо будет на досуге. В баночке секретной монетами побряцать.
-- Так где, ты говоришь, Вася, клад этот ценный нашел? -- как бы между делом спросил Дудя. -- Подзабыл я уже, освежи.
Васька беззаботно заулыбался:
-- Десять раз уже рассказывал! Как дерево выкорчевывали, то, что на втором этаже гостиницы выросло, жестяную банку из-под леденцов "Монпансье" я в корнях обнаружил. Тяжелая по весу баночка, думаю, дай-ка загляну в нее, может, что спрятано там. Открыл - и чуть мозгами не тронулся. Монеты золотые, старинные, с царями-императорами внутри хранятся, штук тридцать, меня ждут!
Дудя завистливо сглотнул и вопросил:
-- А меня чего ж не позвал? Вдвоем как-то сподручней радоваться было бы.
Добрюха иронично хмыкнул:
-- Чтоб ты, Степан Гаврилович, изъял все в свою пользу? Знаю я тебя!
-- А баночку ты, Василий, где сейчас хранишь? Переживаю, как бы не пропала, -- гнул свою линию Дудя.
-- У меня, Степан Гаврилович, не пропадет. Можешь спать спокойно. Все равно не скажу, куда перепрятал, -- Добрюха подошел к ведру, возвышавшемуся на залитом июльским ласковым солнцем подоконнике и зачерпнул из него воды. -- Жара замучила совсем. -- Он в охотку опустошил литровую эмалированную кружку и довольно потянулся.
Участковый разочарованно нахмурился и решил приступить к прямому выполнению своих обязанностей:
-- Происшествия за время моего отсутствия какие были?
Василий неторопливо одел выгоревшие на солнце шорты, нырнул в большие растоптанные пляжные тапочки и доложил:
-- Отщепенец Митрич и дворник Иван Павлович вчера в стельку упились у фельдшера Панкратова в медпункте. Но не безобразничали, а так, по-тихому. Врачу приезжему плохо чего-то стало, они ждали-ждали, когда другого пришлют анализы брать, не дождались, и напились. Все.
-- Все? -- удивился Дудя. -- А доску бронзовую, раритетную, кто со стены суда спер? Выяснил?
Василий резко покраснел и поспешно переспросил:
-- Какую доску, Степан Гаврилович? Ту, с финтифлюшками разными?
-- Именно, -- участковый подозрительно глянул на Добрюху и шваркнул кулаком по столу: -- В глаза смотреть! Ты своровал?
Василий печально склонил голову:
-- Я. Как искусством старинным интересоваться начал, так на нее глаз и положил. Солидная вещица. Каюсь, не выдержал соблазна.
-- Так что, будем протокол составлять? Или я тебе ничего уже не должен? -- участковый выразительно подморгнул.
Добрюха ожил:
-- По рукам, Степан Гаврилович. Считай, я у тебя ее за две сотни выкупил, а через два года, как контракт окончиться, за тысячу продам кому надо!
-- Ну-ну, -- Дудя улыбнулся и сделал нравоучительный вывод: -- Вот видишь, Вася, за тобой и такими как ты, контроль требуется, и при том - неусыпный, а не то, дай вам волю, вы весь поселок на сувениры пустите, как отсюда откинетесь.
Добрюха бойко поддержал:
-- Полностью согласен, Степан Гавриилович! Нам только волю дай - все растянем!
-- О чем и речь веду, Василий, -- Дудя задумчиво умолк.
Добровольный помощник нерешительно вздохнул и доложил:
-- Дворник неделю назад карусель починил. Бабулек на ней катал. Те повизгивали довольно и жизни радовались, словно дети малые. Банкет по этому поводу устроили, прямо возле карусели. Все чин чинарем было, я за порядком следил неусыпно!
-- "Чертово колесо" запустили? -- не поверил участковый. -- Оно ж уже лет надцать, как не работает! Двигатель кто-то спер давным-давно, еще до меня. Тонна весу, а, может, и все две!
-- Так дворник дизель от трактора приловчил, карусель вручную запускали, а потом дросселем регулировали обороты. Красота! Даже я прокатился, рискнул. Весь поселок передо мной, как на ладони лежал!
-- А по дворнику и не скажешь, что руки откуда надо растут, -- удивленно хмыкнул Дудя.
-- Мастер, -- уважительно произнес Васек. -- Но личность вопросительная до сих пор. Сплошная загадка. На лесоповале работал. О чем это говорит лично вам, Степан Гаврилович?
Услышав вопрос, Дудя трижды сплюнул через левое плечо, загадив маску, и быстро постучал по деревянной ножке стола:
-- Типун тебе на язык, Добрюха! Про такое не спрашивают, запретная тема!.. Ты на что, вообще, намекаешь? Может, под меня копаешь, на место мое престижное метишь? Так я тебя быстро в чувство нужное приведу, все припомню! Я не злопамятный, Вася, я просто злой и память у меня хорошая. Слыхал такое выражение?! У нас оно самое ходовое!
-- Не переигрывайте, Степан Гаврилович, не переигрывайте, -- рассудительно сказал добровольный помощник. -- Ежели что, вместе нары греть будем. И нечего тут правильного из себя корчить - я одним ударом быка с копыт валю!
Дудя отчаянно покраснел:
-- Застрелю гада! Уважение где твое к власти, Василий? Обласкали, обогрели тебя, а ты волком смотришь, тяпнуть пытаешься исподтишка? Я тебе крышу делаю непробиваемую, а ты?!
-- Не заводись, Гаврилыч, -- примирительно выговорил Добрюха. -- Разговор пустой мы затеяли. Я без тебя кто? Ноль без палочки. Думаешь, не понимаю?
-- Вот так, правильно заговорил, -- кивнул Дудя. -- Какие еще происшествия случились? Докладывай все без утайки. А не то по бабонькам пройдусь - выдадут без разговоров.
Васек молча вытащил из папки, лежащей на столе, лист бумаги. "Анонимка" - было аккуратно выведено в центре листа.
Участковый придвинул к себе анонимный донос и принялся читать:
"Я, честный и порядочный гражданин, проживающий в биозаповеднике "Зеленая Лужайка", не могу молчать, когда вокруг творится такое беззаконие! Возмутительное бездействие властей усугубляет и без того непростую ситуацию, связанную со свободой слова в нашем поселке! Почему одним можно все, а другим нельзя? Почему для одних жизнь - зефир в шоколаде, а для других - борьба и лишения? Моя врожденная и чуткая на чужое хамство любовь к порядку безответно страдает! Моя воспаленная от бессонницы и карловарской гейзерной соли совесть требует отмщения! Почему я, сантехник высшего разряда, должен чувствовать себя как на передовой, как во время сантехнического аврала во многоквартирном доме?! Я конечно, не был на войне, но просмотрел достаточное количество тематических картин, чтобы утверждать именно это: как на передовой!
Информирую вас о следующем: гражданка Сомова Елизавета Аркадьевна (это та, которая все время ржет, как кобыла на привязи), в последнее время перестала со мной здороваться и прозывает меня каким-то ругательным прозвищем "Педро Гонсаль"; злодей и браконьер Митрич обзывает меня счетоводом и уточняет, что я - плохой человек; дворник пообещал мне свернуть челюсть, а фельдшер Панкратов не пришел позавчера по срочному вызову, хотя и обязан! Другие жильцы меня тоже игнорируют. А мне по-человечески больно. Ну почему так?? Я не говорю уже о том, что продавщица Полина меня всячески пытается унизить, намекая на то, какой я все-таки мудрый, экономный человек. Она так и заявляет своим подругам-бесстыдницам: "Жмот опять пришел. Спереть чего-то хочет. Глаз с него не спускать!" Да! Однажды я забыл уплатить в кассу деньги. Ну и что? С кем не бывает??? Сейчас время другое, не то, что раньше было! Достоинства своего ронять никому не позволю! Ишь, компания подобралась, отребье одно! И я, как бриллиант сверкающий, из кучи дерьма лучи испускаю, всю горькую правду сообщить тороплюсь!
Вывод: требую проведения всеобщего товарищеского суда над вышеуказанными гражданами и гражданками. Никакой пощады скрытым врагам! Очистим поселок от скверны! Заклеймим позором падшие души тунеядцев и проходимцев!
Ваш покорный товарищ, Аноним Г. И.
P.S. Если вы не отреагируете должным образом, я буду вынужден обратиться в вышестоящие инстанции, а перечень несознательных граждан пополниться также и вашими фамилиями. Предупреждаю ответственно, пламенно, грозно, хотя и с болью в сердце, дорогие пока что соратники по беспощадной совместной (плечом к плечу) борьбе!"
-- Бред сивой кобылы, -- весело произнес Василий. -- Аноним! Известны нам такие анонимы. Делать нечего - вот и строчит. Лучше бы книгу про поселок наш черканул - все польза была бы какая!..
Дудя безуспешно попытался пригладить через стекло маски свои пышные рыжие усы и ответственно заметил:
-- Профессионал. Левой рукой писал... дрожащей... Наклон буквенный изменен... Разводы на бумаге имеются странные... -- Участковый склонился над листом, повернул на маске клапан забора воздуха вверх и втянул ноздрями воздух. -- Бумага селедкой пропитана... Той, что в корытцах пластмассовых киснет в рассоле на прилавке продовольственном... Не иначе, местное лицо... Кстати, учись, Василий: факт установлен экспериментально... Отпечатки искать придется... Дедуктивный метод дознания использовать... Угрожает, если не отреагируем... Г. И.... Кто это может быть? А, Добрюха?
Василий ловко выбил ладонями на животе траурный марш и вдруг раскатисто захохотал:
-- А ты не знаешь, Степан Гаврилыч? Тощий, как жердина, и к Лизке Сомовой неровно дышит! Всю дорогу чем-то недоволен!
-- Мумми-троль?! -- расплылось в счастливой улыбке лицо участкового. -- Индивидуалист-крысятник?! Дом номер два, квартира одиннадцать?!
-- Он самый, -- Добрюха всхлипнул. -- В первой анонимке, что пару недель назад пришла, он просил суд созвать, чтобы публично объяснить гражданке Сомовой Е. А., как она не права, в упор не замечая богатого и воспитанного Анонима Г. И.! Обещал дарами ее осыпать неземными, а по случаю свадьбы бутылку вина самого дорогого купить и сладостей немеренно - на семь гривен, двадцать восемь копеек за все!!! Гулять - так гулять, господа!!! Эх!!! -- Васек пустился в пляс, лихорадочно притоптывая тапочками в такт своему же бормотанию. Пыль закружилась по комнате. Она горстями попадала в потоки солнечного света и, пронзенная ими, медленно оседала у давно некрашеного темного плинтуса...
Внезапно за окном раздался топот сапог и в помещение пункта ворвалась группа автоматчиков в КХЗ.
-- Мордами - в пол! -- грозно крикнул старший, ошалело водя автоматом по сторонам. -- Разбираться будем!
"Что за ерунда?! Неужели раскусили, что я монетами с фоном радиационным приторговываю? -- тревожно забилось сердце Степана Гавриловича и он сполз в мелкую лужу под своими ногами. -- Или заведующая бани представилась, а юродивый стуканул, что это я ее до смерти перепугал? Или Аноним Г. И. в вышестоящие инстанции сообщил, что я на анонимку своевременно не отреагировал?"
-- Кто из вас Дудя? -- уже спокойнее продолжил старший, убедившись, что сопротивление оказано не будет.
-- Он! -- Васёк предательски указал пальцем на участкового. -- А что, опасным рецидивистом оказался? У-у, сволочь! Я всегда в нем неуверен был!
"Ну, гад ползучий! Я тебе это припомню! -- зафиксировал в голове Степан Гаврилович. -- Выйди только на волю из заповедника!"
-- Дудю С. Г. Приказано доставить к контрольно-пропускному пункту, -- глубокомысленно изрек старший и легонько пнул ногой участкового. -- Вставай, хватит разлеживаться. Там тебя ждут, молнии мечут.
Дудю под конвоем провели к его же уазику, запихнули внутрь машины, и повезли к КПП.
Часы на стене показывали без пяти десять утра.
Васек удивленно хмыкнул, задернул штору и опять улегся на топчан под инвентаризационным номером четыре. Страшно хотелось спать. В отношении Степана Гавриловича он был абсолютно спокоен: такие никогда не тонут!
Полковник Басов долго и со знанием дела обкладывал матом проштрафившихся подчиненных. На резонный вопрос старшего смены, капитана Приходько: "А что мы должны были делать? Вас же не было на месте!", полковник яростно кричал: "Молчать! Вопросы здесь задаю я!" и больно тыкал пальцем в лоб лопоухого брюнета.
Когда профессору Санину доложили о том, что с соблюдением всех мер безопасности участковый был пропущен на территорию биозаповедника, Санин коротко бросил в трубку: "Идиоты!". Вслед за тем он связался с непосредственным руководством участкового. После выдворения из биозаповедника и прохождения специальной противочумной процедуры, Дуде вручили еще одну путевку - на этот раз в Трускавец. В мягкой, но настойчивой форме его попросили держать язык за зубами и в ближайшее время не появляться на территории "Зеленой Лужайки"...Одновременно с этим командир отряда быстрого реагирования подполковник Залесский приказал поставить на прослушку телефон участкового. Так, на всякий случай. Они не имели права на ошибку...
Среда, 13 июля 2016 года.
В десять часов утра в киевский офис международной косметической фирмы под броским названием "Просыпайтесь в Будущем вместе с Нами", сокращенно "ПБН", вошел молодой представительный мужчина. На нем был строгий деловой костюм, а запястье правой руки украшал настоящий "Роллекс".
Сногсшибательная стильная блондинка, сидевшая за прозрачным столом, сделанном из горного хрусталя, тут же профессионально сверкнула ослепительной улыбкой и томно проворковала:
-- Слушаю вас.
Взгляд молодого человека пробежался по аккуратно сложенным стопкам рекламных проспектов и наконец без остатка утонул в широко распахнутых глазах девушки.
-- Мне нужно поговорить с твоим боссом, леди, -- слегка картавя, сказал он и положил на стол перед ней свою визитку. "Сыч Петр Иванович, коммерческий директор, НИИЗДОР" -- гласила надпись на визитке.
-- А что такое "НИИЗДОР" и чем, собственно, вы занимаетесь? -- с придыханием произнесла блондинка и стрельнула глазами в импозантного и, к тому же, симпатичного посетителя.
-- Научно-исследовательский институт здоровья, оптовые закупки медицинского оборудования, леди, -- улыбнулся мужчина и оценивающе прошелся глазами по фигуре дамы. -- Мистер Отто у себя?
-- Одну минутку, -- девушка грациозно поднялась из-за стола и игриво покачивая бедрами, скрылась за дверью шефа.
-- Ну и киска! -- пробормотал посетитель. -- Хорошо, что на задание послали меня, а не капитана Дыбу. -- Он взял в руки рекламный проспект с завлекательно улыбающейся красоткой на глянцевой обложке, и открыв его, бегло прошелся взглядом по строчкам:
"В конце XVIII века генеральный фермер французского королевства Антуан Лавуазье, собиравший налоги с крестьян, привозивших в Париж кур, был приговорен к гильотине. Перед казнью Лавуазье попросил палача, чтобы тот, показывая народу отрубленную голову, заглянул в его глаза. В том случае, если Лавуазье подмигнет палачу именно правым глазом, то будет сделано научное открытие, которое следует сообщить Академии: голова после смерти мыслит еще несколько секунд. На что палач ответил: -- Никакого открытия не будет - если бы головы ничего не чувствовали, то мне не приходилось бы каждую неделю менять корзины с обкусанными краями, куда эти головы падают...
Жажда бессмертия всегда будоражила умы людей, заставляя придумывать способы для достижения этой цели...
Крионика, как наука о сохранении биологических объектов путем их заморозки, возникла в Соединенных Штатах Америки в 1963 году. В том же году в Вашингтоне профессором Робертом Эттинджером было основано "Общество продления жизни". Через год Эттинджер опубликовал книгу "Перспектива бессмертия"...
Первым человеком, подвергшимся глубокой заморозке, был профессор психологии Джеймс Бэдфорд из Лос-Анджелеса. Узнав о том, что он неизлечимо болен раком легких, в 1967 году Бэдфорд добровольно согласился на заморозку в жидком азоте при температуре --196 градусов по Цельсию до тех пор, пока медицина не найдет лекарство от его недуга...
Для предотвращения разрыва тканей во время охлаждения применяются специальные вещества -- криопротекторы. Они связывают воду в организме и не дают ей расширяться при замерзании. Хорошим криопротектором является глицерин -- в 1956 году французский ученый Луи Рэ заставил биться сердце куриного эмбриона, пропитанное глицерином, спустя несколько месяцев после его пребывания в жидком азоте...
Мельчайшие роботы, введенные в тело замороженного человека, осуществляют "ремонт" поврежденных участков его тела на молекулярном уровне. Также они очень быстро выводят из организма криопротектор, заменяя его кровью...
Процесс замораживания тел с применением криопротекторов называется ветрификация..."
-- Пожалуйста, проходите, -- девушка вновь показалась в дверях и проскользнула в опасной близости от мужчины, оставляя после себя легкий шлейф пьянящего аромата дорогих духов.
Посетитель секунду помедлил и отложил в сторону рекламный проспект. "Я еще вернусь, крошка!" -- подумал он, после чего прошел в кабинет.
Мистер Отто Париони, пухленький толстячок неопределенного возраста с внушительной залысиной и бегающими по сторонам глазками, поднялся из-за стола и шагнул навстречу посетителю.
-- Я очень рад, господин Сыч, что ваш институт проявил похвальное внимание к продукции нашей фирмы. Я весьма наслышан о... -- мистер Отто заглянул в визитку, переданную ему секретаршей, -- о НИИЗДОРе. Вклад в развитие современной науки со стороны вашего института воистину, неоценим!
"Да откуда ты можешь знать об этом? -- промелькнуло в голове у майора. -- Это же полная липа, институт-однодневка, придуманная вчера вечером шефом управления!"
Но вместо того, чтобы произнести эту реплику вслух, посетитель благодарно улыбнулся и верно истолковав жест хозяина кабинета, опустился в широкое кожаное кресло.
-- Итак, я весь внимание, -- доброжелательно кивнул мистер Отто, опускаясь в кресло напротив.
-- Как вы уже успели отметить, наш институт внес достаточно весомый вклад в развитие современной науки и не собирается останавливаться на достигнутом. Основным, приоритетным направлением нашего НИИ являются исследования в области глубокой заморозки людей.
Хозяин кабинета оживился:
-- Мы много лет работаем в этом сегменте рынка медицинских услуг. Нашими партнерами являются ведущие производители мира, а филиалы "ПБН" находятся в семидесяти девяти странах! К тому же мы являемся владельцами торговой сети фармацевтических супермаркетов "АПТЕК-ПБН"! Только у нас вы найдете все новейшие разработки в области медикаментов и суперсовременного медицинского оборудования!
-- Я знаю об этом, дорогой мистер Отто. Именно поэтому Совет Директоров нашего НИИ и уполномочил меня вести переговоры с вами, -- медленно, с расстановкой сказал посетитель.
-- Это чудесно, -- опять приходя в хорошее расположение духа, эмоционально воскликнул хозяин. -- Очень хорошо!
-- Для проведения масштабных исследований нам необходимо закупить достаточно большую партию ваших криокамер, -- посетитель на мгновение умолк, заметив, как в глазах мистера Отто зажглись алчные огоньки, -- а именно: 59 единиц.
Мистер Отто судорожно вдохнул - он совершенно не ожидал, что речь пойдет о такой огромной партии товара. Но, быстро придя в себя, хозяин кабинета оживленно закивал головой:
-- Именно такое количество камер хранится на складах нашей фирмы под Киевом. Какое совпадение! Иными словами, как удачно все складывается!
"Я знаю, знаю, мистер Париони. Вы получили товар полгода назад и до сих пор сумели продать всего-навсего 2 камеры" -- отметил про себя майор.
-- Когда вы собираетесь оформить сделку и забрать товар? -- скороговоркой продолжал тем временем хозяин кабинета. -- У нас существует гибкая система скидок!
-- Оформляем сделку немедленно, -- с важным видом кивнул посетитель. -- Товар мне нужен сегодня. И, кстати, как зовут вашу помощницу?
Мистер Отто ничуть не удивился вопросу:
-- После выполнения всех формальностей моя помощница отужинает с вами в одном из лучших ресторанов этого сити. Все за счет нашей фирмы, -- хозяин кабинета слегка подмигнул и дружески похлопал посетителя по колену: -- А зовут ее Кармен. Она - хорошая девочка...
Кроме майора Птаха (кличка "Сыч"), в закупке оборудования участвовало еще пятеро сотрудников управления. Все они представляли фирмы-однодневки. К вечеру этого же дня 216 камер для глубокой заморозки были доставлены из разных мест Украины в один из подземных военных складов в пригороде Киева, который соединялся с мегаполисом линией метрополитена. Это был перевалочный пункт. Там товар упаковали в серые пластиковые ящики с надписью: "НЕ КАНТОВАТЬ!" и загрузили в специально оборудованный поезд подземки...Простояв несколько часов в тупике, поезд, повинуясь чье-то команде, был направлен в сторону Киева...
Ровно в 23.30 мимо немногочисленных пассажиров, собравшихся на уложенной мраморными плитами платформе конечной станции метро "Юго-Западная", быстро проследовал необычный состав. Внутреннее освещение поезда было отключено и за тонированными в черный цвет окнами вагонов ничего нельзя было разглядеть. Поезд был окрашен в темно-зеленый цвет, цвет "хаки", с какими-то тусклыми желтыми треугольниками по бокам. Кроме этого, на каждом вагоне виднелись полустертые пятизначные номера, нанесенные под трафарет белой масляной краской.
-- Ничего не понимаю, -- ворчливо заметил пожилой господин с элегантной тростью, обращаясь к миловидной молодой женщине в ярко-красной блузе. -- Наш поезд уже опаздывает на целых пятнадцать минут, а вместо него по тоннелю проехал какой-то странный состав, да еще и в сторону тупика!
Молодая женщина оживилась:
-- Вы тоже обратили внимание, что все это как-то удивительно? Ведь на вагонах совершенно не было рекламы!
Парень в спортивном костюме убавил громкость на плеере и решил присоединиться к разговору. Как настоящий заговорщик, он понизил голос и с таинственным видом заявил:
-- А я слышал, что в метро появились поезда-призраки. Они вдруг возникают из ниоткуда и исчезают в никуда. Призраки серо-стального цвета и светятся в темноте. Говорят, увидеть такой поезд не к добру! -- в глазах у парня заплясали смешинки.
Пожилой господин возмущенно фыркнул и отвернулся.
-- Нет, что бы вы мне не говорили, а все наши беды от рекламы! -- вдруг громко произнесла хрупкая старушка с объемной кошелкой в руке. -- Вот помню, когда мы только с моим Ваней поженились и жили в коммунальной квартире на пять семей, никакой рекламы не было и в помине. Чинно все было, благородно, он цветы мне дарил два раза в год, на 8 Марта и на день рождения Ильича. А первый телевизор у нас появился в шестьдесят восьмом, с малюсеньким таким окошечком и огромной выпуклой линзой... -- она задумчиво умолкла.
-- А на ваш день рождения чего ж цветы не дарил? -- удивилась молодая женщина в ярко-красной блузе. -- Или, может, деньги жалел на вас лишние потратить?
Хрупкая старушка махнула рукой и удивленно ответила:
-- Так родилась-то я зимой, деточка. А где ж тогда зимой цветы было взять? Разве что ль в гербарии. Не принято тогда так было... Как выжить думали, а не глупостями разными заниматься...
Группа малолетних футбольных фанатов с символикой киевского "Динамо", враждебно дыша, пронеслась мимо них и рассыпалась по всей платформе.
-- Шахтеров не видели? -- к бабульке подбежал тринадцатилетний паренек, зажав в руке бейсбольную биту. Мутные глаза его извергали агрессию ко всем, кто не носит символики любимого клуба. -- Мочилово щас будет. Шахтеры наших тронули. Ну мы им щас врежем!
Старушка в недоумении покачала головой:
-- Какие шахтеры, сынок? Не понимаю.
Паренек утробно заматерился, смерил пустым, пугающим взглядом остальных пассажиров и отбежал.
Женщина в ярко-красной блузе поежилась:
-- Сыну моему десять в октябре будет. Мальчик послушный, воспитанный, в музыкальную школу ходит. Но как подумаешь, что его ждет, сразу нервничать начинаешь. Улица если затянет, то все. У моей подруги, Лены, старшему пятнадцать. Курит, выпивает, уроки прогуливает. Связался с бандой подонков, сам, наверное, таким уже стал. И денег только требует. А отца нет, она сама воспитывает. Горе одно...
Пожилой мужчина обернулся и с сочувствием произнес:
-- Если бы вы знали, как я вас понимаю...
Группа фанатов вновь собралась воедино и покинула платформу, действуя методично и устрашающе слажено.
-- Украина - чемпион! -- крикнул им вслед улыбчивый в спортивном костюме. -- Киев и Донецк - вместе!
-- Не нарывайся, парень, -- сухо одернул его пожилой мужчина. -- Коллективный психоз у них. До смерти забьют за идею, никого жалеть не станут!
-- Я ж и говорю - все беды от рекламы, -- опять повторила старушка. -- Раньше все поезда без рекламы ходили и - ничего! Жили мы себе, не тужили с Ваней моим. К старшим уважение имели, не то, что эти...
В этот момент к платформе подошел долгожданный поезд и гостеприимно распахнул двери настежь. "Следующая остановка - станция "Западная". Осторожно, двери закрываются" -- прозвучало через минуту из внутренних динамиков. Двери закрылись. Поезд тронулся и в считанные мгновения исчез в туннеле, унося в своем комфортном металлическом чреве невольных свидетелей начала спецоперации под кодовым названием "Зачистка"...
Повернув в одну из заброшенных веток метро, необычный состав проехал еще немного и остановился в тупике, возле темной необустроенной платформы. Из последнего вагона на полотно пути тут же спрыгнули двадцать фигур в камуфляжной форме и растянулись цепью, перекрывая доступ к составу. В руках молчаливых охранников матово поблескивали короткоствольные автоматы.
-- Все спокойно. Можно начинать, -- негромко произнес в передатчик один из парней в камуфляже и пространство платформы залил ослепительно яркий неоновый свет. На платформе появились люди в комбинезонах военизированной охраны метрополитена, сокращенно "ВОМ", и принялись споро извлекать из вагонов большие двухметровые пластиковые ящики без каких-либо опознавательных знаков. Вомовцы, разбившись на пары, брали ящики и относили к подъемникам, расположенным в глубине платформы. Там они аккуратно опускали свои ноши на трехметровые металлические поддоны и те с тихим лязгом исчезали в недрах земли.
-- Гробы в них, что ли? -- пробормотал молодой парень в комбинезоне, обращаясь к своему напарнику, усатому круглолицему дядьке, после того, как они аккуратно опустили на подъемник третий по счету ящик.
-- Это нас не касается, Федор, -- круглолицый дядька предостерегающе поднял вверх палец. -- А вот то, что после пересменки в восемь вечера нам еще три с копейками часа ждать пришлось, мне не по душе. Наша задача - подземку охранять, а не ящики какие-то таскать, париться!
-- Во-во, за внеурочные пусть доплачивают, -- поддержал сослуживца парень. -- Надо будет этот вопрос поднять.
Усатый дядька дернул головой и со злостью сплюнул на пол:
-- Дождешься от них, как же.
-- Точно, -- буркнул Федор, и вдруг по-приятельски хлопнул сослуживца по плечу: -- Если за два часа справимся, еще и в дежурный магазин заскочим, или как?
-- Сначала справимся, а потом - "или как", -- одобрительно буркнул дядька. -- Ты учись, учись жизни, Федя.
Через два часа платформа опустела. Вомовцы вместе с охраной в камуфляже отбыли на том же поезде, который и доставил к платформе ящики. После этого за одной из невзрачных железных дверей, расположенных в глубине перрона, щелкнул рубильник и заброшенный туннель погрузился во тьму. Необычный груз прибыл к конечному пункту доставки...
Двое сотрудников из лаборатории профессора Санина, контролировавшие процесс приемки криокамер в подземное хранилище, облегченно вздохнули и присели передохнуть.
-- Зачем Петру Андреевичу понадобилось замораживать лейтенанта Сенченко и сержанта Кудина? -- неожиданно произнес один из них. -- Из головы никак не выходит вчерашняя картина, как мы с тобой, Серега, завернули их тела в пластик, положили в спальные мешки и на алюминиевом поддоне опустили в криостат вниз головами... В жидкий азот молодых парней! Мурашки по коже ползут и на душе не по себе как-то...
-- Всю ночь не спал, тоже об этом размышлял, -- после минутного молчания хрипло отозвался второй из них, по имени Сергей. -- Я ведь с Антоном Сенченко знаком много лет...был... А что, Митя, лучше было бы их сжечь? -- Он непроизвольно с силой сжал кулаки. -- Так хоть какая-то, пусть иллюзорная, но надежда есть. Найдут антидот против этой инфекции, разморозят, мозги оживят, структуру костную и мышечную восстановят, регенерацию тканей сделают...
-- Фишка Санина - крионика, я обратил внимание на это, -- сказал Митя. -- Очень он на нее надеется. Путешествие в будущие века планирует совершить. Я, честно говоря, с предметом мало знаком. Просвети, если владеешь информацией.
-- Петр Андреевич - имморталист, то есть сторонник научного физического бессмертия, -- негромко начал Сергей. -- Ты у нас относительно недавно появился, многого не знаешь. Попробую почти дословно процитировать статью Михаила Соловьева, очень авторитетного в этой области науки биофизика из Санкт-Петербурга, которую я лично перечитывал не один раз: "Крионику можно рассматривать как разновидность похоронного обряда. Уже сегодня в Америке человек может выбрать: похоронят ли его обычным способом - например, зароют землю или кремируют, без всяких шансов на оживление медициной будущего, или же сразу же после того, как врач решит, что современная медицина не в состоянии сохранить ему жизнь и подпишет свидетельство о смерти, умирающего заморозят и будут хранить пока не появится технология для его оживления. При определенных условиях такая процедура может стоить ненамного дороже средних похорон, так что, только от желания самого человека зависит - будут ли у него шансы на оживление в будущем или же нет... Если слегка утрировать, то ситуация выглядит примерно так: есть две могилы - правая и левая. Человек (естественно, до того как он умер) может выбрать любую из могил. Если он выбирает левую, то шансы у него на материальное оживление в будущем равны нулю; если же правую, то шансы на будущее оживление больше нуля...С точки зрения имморталистов, то есть тех людей, которые хотят жить очень, очень долго, даже наличие небольшого шанса является достаточным основанием, чтобы им воспользоваться... Еще одним аргументом в пользу крионики является тот факт, что помимо крионики сегодня нет никаких других методов, дающих шанс для достижения личного бессмертия... Для человека, знающего о крионике понаслышке, шансы на оживление могут показаться очень незначительными, так как повреждения, получаемые клетками организма человека не позволяют его разморозить и реанимировать современными методами. Однако, детальный анализ таких повреждений показывает, что они в принципе поддаются исправлению", -- рассказчик потер широкой ладонью лоб и продолжил: -- "Для примера можно привести такую аналогию. Допустим одного человека размазал по асфальту каток, а у другого в результате несчастного случая оказались отрезанными голова, руки и ноги. В первом случае, когда человек полностью раздавлен, и современная медицина, и медицина будущего бессильна. Что касается второго случая, то уже есть примеры операций, когда удается пришить оторванную конечность, а в эксперименте на животных и голову. И вполне можно представить, что медицина будущего сможет вылечить такого расчлененного человека. Ситуация в случае крионики гораздо больше напоминает второй случай. Об этом в частности свидетельствует и повседневный опыт. Если, к примеру, положить рыбу в морозильную камеру холодильника, то обратно мы вынем всю ту же рыбу, а не рыбную котлету или фарш. Это говорит о том, что хотя при замораживании кристаллы льда и разрушают клетку, эти разрушения не носят характера размазывания клеток в однородную массу. Ледяной кристалл разрезает клетку пополам. Ясно, что если бы было можно "сшить" половинки клетки, то при размораживании она ожила бы. Методы, позволяющие реализовать такое "сшивание", уже разрабатываются в рамках научного направления, называемого нанотехнологией. С точки зрения крионики, наибольший интерес представляют собой такие нанотехнологические устройства, как молекулярные роботы. Они способны осуществлять молекулярную хирургию - восстанавливать частично разрушенную клетку путем манипуляций с отдельными молекулами. Поэтому, если при оценки шансов крионики исходить не из состояния современной технологии, а из оценки перспектив технологии будущего, то шансы крионики можно оценить достаточно высоко..." Соловьев оценивает их в девяносто пять процентов... Дальше его спросили о научных фактах, подтверждающих возможность оживления замороженных людей. Биофизик ответил: "Во-первых, сейчас большинство ученых считает, что личность человека определяется деятельностью его мозга. Причем как общие принципы обработки информации мозгом, так и индивидуальные особенности человека, его память, в основном зависят от характера соединений между собой нервных клеток мозга. Это означает, что для того, чтобы человека было возможно оживить в будущем, достаточно сохранить в целости структуру связей нервных клеток между собой. Или, по крайней мере, сохранить столько информации об этих связях, чтобы их можно было восстановить с достаточной точностью. Во-вторых, экспериментальные данные свидетельствуют, что после смерти человека его нервные клетки разрушаются очень медленно. В течение нескольких часов после смерти еще хорошо сохраняются связи между нервными клетками. А многие нервные клетки проявляют функциональную активность. То есть они еще живы. И, следовательно, есть шанс на оживление и многих других нервных клеток, а затем и на восстановление функций всего мозга, всей памяти человека, если реанимацию проводить средствами медицины будущего, дающими возможность лечить нервную клетку на молекулярном уровне. Таким образом, то что сегодняшняя медицина считает смертью человека, является лишь констатацией факта, что человека нельзя реанимировать современными методами. На самом деле человек действительно необратимо умирает лишь через несколько часов после остановки сердца и после исчезновения электрической активности мозга. Поэтому существующая сейчас практика замораживания сразу же, после регистрации факта смерти, по критериям современной медицины оставляет человеку достаточно высокие шансы на реанимацию медициной будущего. В-третьих, хотя современные методы замораживания не позволяют заморозить и разморозить целиком человека или даже его отдельные органы, например, мозг, тем не менее уже сейчас можно замораживать и размораживать отдельные нервные клетки и небольшие кусочки мозга. То есть после размораживания они оказываются живыми. Это означает, что и при замораживании целого мозга или тела многие его клетки сохраняют свою жизнеспособность, а те, которые умирают, скорее всего разрушаются не полностью, а лишь частично. И, действительно, когда сейчас замораживают органы целиком и анализируют повреждения, получаемые отдельными клетками при помощи электронной микроскопии, то этот анализ свидетельствует, что эти повреждения в принципе могут быть восстановлены при использовании молекулярных роботов или другой медицинской технологии будущего..." -- Сергей умолк.
-- Как долго замороженные пациенты будут ждать своего размораживания? -- заинтересованно уточнил Митя.
-- Поскольку при температуре жидкого азота, то есть около минус двухсот градусов, практически никаких изменений в замороженном теле не происходит, теоретически замороженные пациенты могут храниться тысячи лет. Однако, по наиболее оптимистичным оценкам, технология для оживления замороженных пациентов может появиться уже во второй половине двадцать первого века. Поэтому скорее всего им предстоит храниться в течение сорока - пятидесяти лет, -- Сергей смолк.
-- Хорошая у тебя память, -- произнес Митя, -- и информация крайне интересная. На досуге надо будет подумать.
Сергей поднялся и глянул на часы:
-- Пора. Необходимо выйти на связь с дежурным офицером.
-- И доложить, что подземное кладбище номер один будет готово к часу "Х", -- желчно съязвил Митя, подымаясь следом. Сотрудники направились к выходу на поверхность...
Среда, 13 июля 2016 года.
По странному стечению обстоятельств журналист скандального известного Интернет-издания "Голая Правда По-Киевски" Егор Лихой вышел на платформу станции метро "Юго-Западная" как раз в тот момент, когда мимо нее проследовал необычный состав с тонированными окнами. Он машинально отметил, что поезд имеет военную окраску и на вагонах отсутствует реклама, но не придал этому особого значения, прокручивая в своей голове разговор получасовой давности с шефом издания. Общий тон беседы оставлял желать лучшего, и в конце концов журналист громко хлопнул дверью, заявив перед этим, что "ноги его больше не будет в этом вонючем клоповнике!"
Сейчас он поостыл и начал уже было сожалеть о необдуманном поступке, как вдруг неожиданно даже для самого себя решил: "Все, пора, пора писать книгу. Роман. А по нему сценарий. Что-то эдакое, нетленно-вечное, глубинно-философское!"
Егор Лихой тут же воспрянул духом и весело насвистывая, подошел к группке людей, обсуждавших проезд поезда без рекламы. Сорокапятилетний журналист был в меру умен, наблюдателен и, что, пожалуй, самое главное в его профессии, умел делать зачастую парадоксальные выводы. И когда парень в спортивном костюме убавил громкость на плеере и заговорщицки понизив голос, с таинственным видом заявил о том, что "в метро появились поезда-призраки" и что "они вдруг возникают из ниоткуда и исчезают в никуда", Егор Лихой неожиданно напрягся, как гончий пес, почуявший добычу. Его охватило чувство лихорадочного возбуждения и он замер на месте, и так и этак беспрерывно перекладывая в голове словосочетание "поезда-призраки". "Отличная фишка, -- спустя минуту твердо решил он. -- "Поезд-призрак", "Корабль-призрак"... Как там говорится в одной из легенд о "Летучем голландце"? Попробую вспомнить... Вот: "Жил некогда голландский капитан Ван дер Декен. Был он пьяницей и богохульником. И вот однажды близ мыса Доброй Надежды его корабль попал в сильный шторм. Штурман посоветовал ему укрыться в одной из бухт и переждать гнев стихии. Но вместо того, чтобы прислушаться к совету, Ван дер Декен вытащил пистолет и направил его на штурмана. Раздался выстрел. -- С каждым, кто пойдет против меня, будет то же самое, -- прорычал капитан, обращаясь к перепуганным матросам, и толкнул ногой бездыханное тело штурмана. Видимо, эта угроза не образумила команду, и капитан снова пустил в ход пистолет. С тех пор... С тех пор так и скитается по морям корабль Ван дер Декена. С прогнившим корпусом, он тем не менее превосходно держится на волнах. Встреча же с кораблем-призраком, прозванным "Летучим голландцем", грозит в лучшем случае несчастьем, но чаще - смертью... Моряки боятся этой встречи больше всего на свете. Даже просто увидеть издали на горизонте, сквозь рваные клочья тумана корабль-призрак с заплатанными парусами и командой мертвецов считается у мореплавателей дурным предзнаменованием..."... Хм...Что-то в этом есть...Нужно срочно обсудить эту темку с шефом, пока тот не ушел... или продать конкурентам?.. не, не гамнюк же я полный!" -- Егор решительно поднял со скамьи свою потрепанную сумку и быстрым шагом направился к выходу из метро. Мысль о написании нетленно-вечного романа в очередной раз была отложена на дальнюю полочку сознания. Нет, при желании ее всегда можно было достать оттуда, смахнуть с нее пыль, а заодно и полюбоваться увесистым виртуальным томом с его именем на обложке. Томом, никак не меньшим, чем на пятьсот страниц, завораживающе-прекрасных в своем девственно-чистом виде. Этот акт Лихой проделывал не реже одного раза в год, затем он торжественно водружал мысль назад, на место, откладывая собственно общение с капризной писательской музой до туманных лучших времен...
В редакции никого уже не было. Лихой прошел на свое рабочее место, включил настольную лампу и обнаружил на клавиатуре записку, адресованную ему лично:
Перебесился? Работай, Егорушка, работай. Кстати, в ящике стола твои любимые термоядерные "Прилуки". И не дуйся, ты же знаешь, как мы все тебя любим.
Записка была без подписи, но и так было понятно, кто ее написал.
-- Вот урод, -- беззлобно пробормотал Лихой. -- Говорила кошка мышке!
Он налил из автомата большую чашку кофе, с блаженством отпил из нее и сел за компьютер. Его пальцы ловко заскользили по клавишам, рождая на свет очередную скандальную статью-нетленку:
Поезд-призрак в сердце Киева - состоявшийся факт?! "Летучий голландец" принимает обличье поезда-призрака?!
Сегодня вечером наш специальный корреспондент Егор Лихой столкнулся с необъяснимым явлением: ровно в 23.30 по киевскому времени мимо пассажиров, скучавших в ожидании запаздывавшего поезда на платформе конечной станции метро "Юго-Западная", быстро проследовал необычный состав. Внутреннее освещение состава было отключено и за тонированными в черный цвет окнами вагонов ничего нельзя было разглядеть. Но не это было главным. Окрашенный в однотонный темно-зеленый цвет, с полустертыми желтыми треугольниками по бокам, поезд двигался абсолютно бесшумно, а его очертания расплывались в воздухе, местами приобретая четкую форму, местами становясь совершенно прозрачными! Старушке, ставшей невольной свидетельницей подобного необъяснимого явления, внезапно стало плохо и она упала в глубоком обмороке на холодный пол платформы. Пока женщине оказывали посильную неотложную помощь до смерти испуганные пассажиры, Егор Лихой не растерялся, тут же бросился вниз на рельсы, пытаясь проследить, куда повернет поезд-призрак (туннель в этом месте раздваивается, одна из веток ведет к подземному депо, вторая - к заброшенной платформе), и неожиданно он увидел как поезд-призрак растворяется в кромешной темноте, сворачивая в сторону заброшенной платформы. Он бросился бежать за ним по туннелю, делая на ходу снимки своей камерой. Его сердце бешено стучало в груди, и один вопрос не давал ему покоя: неужели это правда? Добежав до развилки, Егор осторожно выглянул. То, что он ТАМ рассмотрел, превзошло все его самые смелые ожидания...
Журналист перестал стучать по клавишам, перечитал написанное, и довольно произнес:
-- Пока достаточно.
После этого он дописал:
Это все, что успел сообщить дежурному сотруднику редакции наш специальный корреспондент Егор Лихой. Мы сейчас безуспешно пытаемся связаться с ним. Вторая часть статьи будет опубликована в ближайшие часы. Расследование продолжается!
ПРИМЕЧАНИЕ: если кому-то из наших читателей известна дополнительная информация о поезде-призраке, просьба немедленно связаться с редакцией "Голой Правды По-Киевски". Возможно вознаграждение!
Егор сладко потянулся и одним легким прикосновением к клавиатуре отправил утку в информационный простор. Теперь оставалось одно - ждать реакции читателей. Лихой достал из ящика стола пачку сигарет, распечатал ее и неспешно закурил, размышляя о том, что он напишет во второй части статьи. В ней надо было дать неожиданный и в то же время понятный широкому читательскому кругу какой-то обыденный, смахивающий на реальность, факт, с внутренним, щекочущим воображение, наполнением...
Майору Птаху позвонили в два часа ночи, приказав немедленно прибыть на службу. В управлении царила необычная суматоха - пытались выяснить, кто отдал команду на час раньше перенести время прохождения состава. Обычно подобные операции проводились глубокой ночью, после того, как метрополитен прекращал свою работу и на платформах не было пассажиров. Прождав полчаса, майор, наконец, получил необходимые инструкции, а также адреса, по которым мог находится журналист Интернет-издания "Голая Правда По-Киевски" Егор Павлович Пузан (творческий псевдоним - Егор Лихой). Шефа, подполковника Залесского, как, впрочем, и других читателей, крайне заинтересовал вопрос - что увидел отважный корреспондент ТАМ, на заброшенной платформе?
Без нескольких минут четыре, дверь, ведущую в офис "Голой Правды По-Киевски", профессионально вскрыли отмычкой. Вслед за этим в помещение проникли два человека в масках и аккуратно затворили за собой дверь.
Егор Лихой проснулся от того, что кто-то легонько ударил его по лицу ладонью. Он сонно приоткрыл глаза, собираясь послать этого "кто-то" куда подальше, и вдруг ошеломленно захлопал ресницами - прямо перед собой он увидел двух крепких парней, лица которых были скрыты под масками.
-- Проснулся, герой? -- слегка картавя, произнес один из них и молниеносно вогнал шприц, который держал в руке, Егору в предплечье. Лихой попытался было вскочить, но быстро обмяк под воздействием препарата, известного широкой общественности под названием "эликсира правды".
-- Как тебя зовут? -- донесся откуда-то издалека картавый голос.
-- Егор. Егор Лихой, -- послушно ответил журналист. Ему вдруг очень захотелось помочь этим парням, и он добавил: -- Егор Павлович Пузан, одна тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения, холост.
-- Молодец, -- опять прокартавил голос. -- Ты веришь в привидения?
Егор попытался скорчить ироничную гримасу:
-- Нет, не верю. Это все чушь собачья... наверное.
-- Ты видел поезд-призрак?
-- Нет, не видел... Я его придумал... Мысль мелькнула о "Летучем голландце"... Бороздит моря-океаны... Необъяснимое всегда людей особенно привлекало... Плывущие по небу галеры... Мчащиеся вихрем колесницы... Экзотика... Немного страха, нервы щекочущего, перед непонятным... Галиматья полная, одним словом...
-- А что ты видел? Опиши детально.
Егор напрягся, пытаясь до мельчайших подробностей вспомнить пронесшийся мимо него затемненный состав:
-- Вагоны видел... без рекламы... парень... с плеером сказал, что это поезд-призрак... пошутил... я подумал... шеф - урод...-- Лихой на мгновение умолк и затем снова продолжил: -- ...надо книгу писать... хорошую... гениальную... фундаментальное исследование... например... мифы и реалии... затерянный мир человеческого бытия... экзистенциальный ужас сквозь призму индивидуума...
-- Ты спускался в туннель? Ты следовал за поездом без рекламы по туннелю? -- требовательно прозвучал вопрос. -- Ты знаешь, куда он направлялся?
Егор попытался улыбнуться, глаза у него стали закатываться, но он успел ответить на этот, самый главный вопрос:
-- Я не дурак... я вернулся в офис... с чистого листа придумал всю эту ахинею... я не был там... я умею сочинять... дайте мне тему... любую... я опишу так, что вы поверите в это... под заказ работаю... надоело все... -- голова Лихого бессильно свесилась на левый бок, он обмяк и сполз с кресла.
Лица в масках склонились над потерявшим сознание журналистом, и другой, тот, что все это время молчал, процедил:
-- Полный прокол, Сыч. Он сказал правду. Хотя голова у него непонятно чем напичкана. Короче, не от мира сего, с приветом парень. Все они такие, писаки. Думают, весь мир вокруг них крутиться должен. Каждый себя гением считает, о почестях неслыханных грезит.
Майор Птах устало стянул с головы маску и яростно зашипел:
-- Перестраховщики, мать твою. Журналюгу-шизофреника записали в ряды топтунов. Идиоты! -- В шикарном номере гостиницы "Балтика" Сыча ждала страстная Кармен. Он пообещал ей, что скоро вернется и весь мир положит у прекрасных ног пылкой красавицы...
Майор связался по мобильному телефону с подполковником Залесским и доложил о результатах допроса журналиста.
-- Бывает, -- коротко отреагировал подполковник. -- До утра свободны.
Офицеры уничтожили все следы своего пребывания в офисе "Голой Правды По-Киевски" и растворились в предрассветных сумерках. Сигнал оказался ложным.
...Егор Лихой открыл глаза и тут же сморщился от адской боли: голова раскалывалась на части, во рту чувствовался отвратительный привкус миндаля. Он тяжело поднялся и покачиваясь, подошел к аптечке. Достав оттуда две больших таблетки аспирина, Егор растворил их в стакане воды и залпом осушил стакан. Затем он глянул на часы: 6.42 утра.
-- Чего ж мне так плохо? -- пробормотал Лихой и, прикрыв глаза, попытался сосредоточиться, вспомнить. Ничего путного в голову не приходило. Разорванные обрывки сна кружились в воспаленном сером веществе и не думали выстраиваться в цельную картинку. Мелькали какие-то позолоченные колесницы, несущиеся по багровому небу... наездники выпрыгивали из колесниц на землю и выпускали стрелы в слепящий горизонт... Ван дер Декен вытащил пистолет... В глаза полыхнуло пламя... Из рваных клочьев утреннего тумана проступил корабль-призрак с заплатанными парусами и командой пляшущих на палубе мертвецов...
Журналист непроизвольно поежился и расплющил глаза. Затем он тяжело вздохнул и побрел к своему компьютеру. Два десятка комментариев к его ночной статье висели внизу виртуальной страницы. Самой безобидной оказалась фраза: "Меньше пей, Егорка. Твоя белая горячка. Хе-хе"
Лихой вяло свернул из пальцев правой руки фигу и неубедительно показал ее экрану монитора.
-- На, морда, -- буркнул он и застыл, напрягся, уловив где-то там, на задворках сознания, в области вечных сумерек интонацию. Чей-то неопознанный голос беседовал с ним сквозь плотную пелену. Голос слегка картавил и это настораживало: слишком по-человечески. "Как тебя зовут?" -- вроде бы спросил Егора голос...
-- Нет, не вспомню, -- через минуту признался сам себе Лихой и плюхнулся в кресло. Надо было дописывать статью, вчерашний огонек легкого безумия, гордо именуемого "творческий процесс", куда-то пропал и Егор, не особо мудрствуя, принялся апатично выбить по клавишам:
Поезд-призрак в сердце Киева - состоявшийся факт?! "Летучий голландец" принимает обличье поезда-призрака?!
Часть вторая.
Буквально несколько минут назад наш специальный корреспондент Егор Лихой ввалился в дверь редакции. Запах городской канализации, которым была насквозь пропитана одежда спецкора, поверг в шок весь редакционный коллектив. Глаза его бессмысленно блуждали по комнате, а сам он не мог произнести ни слова. Внезапно Егор упал на пол и забился в истерике, оставляя на полу грязные, отвратительно пахнущие лужи. "Что, что с тобой случилось?" -- участливо произнес шеф-редактор, склонившись к бьющемуся в приступе спецкору. "Я видел ЭТО! -- пробормотал Лихой. -- Я видел, как спустившиеся с потолка огоньки закружились в странном танце. Помогите мне!!!"
На данный момент врачи неотложки пытаются привести в сознание нашего журналиста. Удастся ли им это? Удастся ли им вернуть память и рассудок Егору? Или, быть может, Егор пополнит ряды наших коллег, отчаянных героев, павших за дело свободного доступа к информации?
Мы все с тревогой и надеждой следим за тем, как будут разворачиваться события дальше. Вспомнит ли журналист, что он увидел ТАМ?!!
Лихой еще раз пробежал глазами написанные строки и через силу улыбнулся:
-- Шеф будет доволен статьей. Особенно тем ее местом, где он участливо склоняется к отвратительно пахнущему герою. Стопроцентная фишка. Люкс!..