Черновик.
В законах большинства стран мира нет уголовной ответственности за каннибализм. Вот такой вот юридический парадокс — людоедство есть, а преступления такого нет, и судят при каннибализме как за убийство, и/или надругательство над трупом.
А еще с незапамятных времён в Британии помимо писанного морского права (Admiralty law — формально закрепленные морские законы) существовует еще и морской обычай (Custom of the sea — неписанные морские законы, тоже являлись источником права).
И в их возникновении нет ничего романтического — чистый прагматизм. Например, морская традиция по которой капитан должен последним покинуть гибнущее судно, была создана необходимостью во время крушения не допустить паники на борту, если капитан сбежит с корабля первым. Женщина на корабле с изголодавшими в долгом плавании по женскому телу мужчинами, неизбежно приводила к беде. А разлагающийся труп в долгом плавании — это угроза инфекции, которую необходимо устранить, незамедлительно выбросив останки умершего за борт.
Существовал еще один древний морской обычай, согласно которому находящимся перед угрозой голодной смерти морякам дозволялся каннибализм. Необходимым условием для этого было единодушное согласие всех умирающих от голода, и бросание жребия кого убить и съесть первым. Жребий бросался до тех пор, пока не оставался последний выживший, или не приходило спасение.
В этой ситуации тоже брал был чистый прагматизм — лучше дать морякам хоть какой-то шанс выжить, чем неизбежно погибнуть всем. И это признавалось не только разумным, но и законным по морскому обычаю, а спасшиеся моряки не подвергались за такой свой вынужденный каннибализм абсолютно никакому судебному преследованию.
самый знаменитый случай — это спасение экипажа китобойного судна «Эссекс». Случай уникальный — из-за условий кораблекрушения (а именно — произошедшей 20 ноября 1820 года атаки разъярённого кашалота), экипажу хватило собрать достаточно припасов и погрузиться в вельботы, пока судно набирало воду. На этом хорошие новости заканчивались. Ближайшие острова находились в двух тысячах километров — удачи добраться через океан на вёсельных лодках. Как будто этого было мало, команда решила вместо них плыть в Южную Америку, до которой плыть было в четыре раза дольше — пришлось делать крюк из-за сильных ветров. По пути одна лодка из трёх пропала в море. Через месяц пути команде удалось пополнить запасы пищи на необитаемом острове Хендерсон — но уже через 4 дня все добытые запасы закончились. Потом лодки разделились во время шторма. Старшему помощнику Чейзу повезло — люди в его лодке умирали сами, так что обошлось без убийств (без каннибализма не обошлось). Троих выживших спасли 15 февраля. А вот капитану Полларду повезло меньше — в какой-то момент тела закончились, и жребий выпал его двоюродному брату, матери которого он пообещал, что вернёт сына невредимым. 23 февраля капитана и ещё одного выжившего подобрали китобои. Из 21 члена экипажа выжило 8. Впоследствии именно по истории «Эссекса» будет написан роман «Моби Дик, или белый кит».
Ещё один случай, чем-то похожий на оба предыдущих, произошёл с экипажем корабля «Эвксиния» несколько раньше, в 1874 году. Тогда с полыхающего корабля спаслись три лодки, из которых двум повезло добраться до суши быстрее, чем кончились припасы. А вот третья, под командованием второго помощника Джеймса Арчера, промахнулась мимо острова Святой Елены, и двадцать два дня её носило по морю. Помимо прочего, в процессе скитаний она перевернулась, таким образом, большая часть припасов оказалась на дне. 31 августа было решено бросить жребий. Участь быть съеденным выпала моряку итальянского происхождения, который, из-за своего плохого английского, вообще плохо понимал, в чём он участвует. Возможно, самым печальным является то, что буквально через пять часов после этого их заметила и спасла голландская почтовая барка «Ява». Хотя им ещё повезло — экипаж брига «Каледония», потерпевшего крушение в 1836 году, сократился с 12 человек до 6. Ни в том, ни в другом случае, заведённым против выживших делам, не дали ход.
17 ноября 1874 года английский клипер, направляясь из Англии на остров Окленд, погиб от пожара. Из 476 человек спаслось только 3.
Клипер «Коспатрик» входил а сотню лучших «гончих псов океана». Его построил в 1856 году крупный английский судовладелец Дункан Дунбар на своей верфи в бирманском порту Модлнейн. Корабль сооружали из тика по образцу и подобию знаменитых фрегатов Блэкуолла. После спуска на воду его вместимость оказалась 1119 регистровых тонн при длине 58 метров, ширине 10,3 и осадке 7,3 метра. Завоевав славу отличного ходока, «Коспатрик» получил привилегию на перевозку правительственных грузов и войск из Англии в Индию. В 1863 году он вместе с клиперами «Твид» и «Ассайя» прокладывал подводный телеграфный кабель в Персидском заливе. После смерти Дункана Дунбара в 1870 году его огромный флот парусных кораблей был распродан на аукционе, и «Коспатрик» стал собственностью английской фирмы «Шоу, Сэвилл энд компани». Новые владельцы клипера приспособили судно для перевозки эмигрантов из Англии и Северной Ирландии в Австралию и Новую Зеландию.
11 сентября 1874 года «Коспатрик» вышел из устья Темзы к берегам Антиподов (Новая Зеландия). В порт назначения Окленд на Новой Зеландии — судно не пришло, и в конце 1874 года в Англии стало известно что оно сгорело на переходе в океане и что из 475 человек, находившихся на его борту, в живых осталось всего шестеро — второй штурман Генри Макдональд, два матроса и три пассажира.
«Коспатрик» вышел из Грейвсенда на Темзе 11 сентября 1874 года под командованием капитана Элмсли. Помимо 42 членов экипажа, на его борту было 433 пассажира, в основном эмигранты: 181 мужчина, 125 женщин, 127 детей, из которых 16 — младенцы до года.
В те годы эмигрантов чаще всего перевозили через океан на парусных судах и размещали их под укрытием верхней палубы на твиндеках трюмов, а в немногочисленных каютах ехали именитые и богатые пассажиры. На «Коспатрике» твиндеки двух трюмов занимали женщины с детьми и двух — мужчины. Команда располагалась на баке корабля в кубриках. Каюты капитана, офицеров и нескольких богатых пассажиров (их было на клипере всего четверо) были расположены на юте.
На «Коспатрике», как и на других парусных кораблях Англии, правила противопожарной безопасности соблюдались очень строго и пунктуально. Команде и пассажирам в ночное время запрещалось курить и пользоваться открытым огнем. С заходом солнца каждый трюм и каждый трап, ведущий на верхнюю палубу, освещался закрытым фонарем типа «летучая мышь», от которого нельзя было прикурить. Ночью пассажирские твиндеки «Коспатрика» патрулировались караульными из числа пассажиров, которых назначал капитан. На судне нельзя было не только пользоваться свечами, но даже хранить их в личных вещах. На случай возникновения пожара в носовой части корабля была установлена стационарная пожарная машина — своего рода новинка техники, а в разных местах на палубе были разложены пожарные рукава и ведра. С точки зрения противопожарной безопасности «Коспатрик» считался вполне безопасным пассажирским судном.
Жизнь на «Коспатрике», после того как он покинул берега Туманного Альбиона, едва ли чем отличалась от жизни на сотне других эмигрантских судов. Обитатели его трюмов страдали от приступов морской болезни, пока клипер шел через Ла-Манш и Бискайский залив. В погожие дни все пассажиры выбирались на палубу клипера, наслаждаясь солнцем и видом океана. Люди знакомились, пели, флиртовали, мечтали, иногда ссорились и снова мирились — одним словом, делали то, что делает большая часть человеческого рода на земле.
Два первых месяца плавания от Темзы до южной оконечности Африки прошли вполне благополучно. 16 ноября «Коспатрик», миновав Африку, вскоре должен был войти в зону действия «Бравых Вестов» в сороковых широтах, где его средняя суточная скорость составляла бы 300 миль. Вечером пассажиры на палубе «Коспатрика» устроили концерт. Каждый показал, что умел: песню, пляску, игру на губных гармошках, гитарах и мандолинах. Было шумно и весело. Спать разошлись поздно. Второй штурман Макдональд, сдав вахту в полночь, спустился к себе в каюту отдыхать, но тут услышал громкие крики: «Пожар, пожар!» Это случилось, когда клипер достиг точки координат 37°15' южной широты и 12°15' восточной широты.
Из форпика клубами валил густой дым. На баке судна уже командовал старший помощник капитана, который заступил в полночь на вахту. Матросы запускали пожарную машину и раскатывали по палубе рукава. Горела подшкиперская — помещение, где хранились запасные паруса, тросы, пакли, шведская смола, деготь, краски, олифа. Дверь подшкиперской была заперта на замок. Никто, включая самого Макдональда, не мог тогда понять, почему начался пожар. Возможно, произошло самовозгорание одного из горючих материалов.
Капитан Элмсли, пытаясь предотвратить распространение огня по кораблю, отдал команду сделать поворот и поставить клипер кормой к ветру так, чтобы пламя и дым относило с бака. Но дувший весь день свежий северо-восточный ветер к ночи, как говорят моряки, скис, и клипер, не повернув через фордевинд, снова привелся к ветру. Когда запустили пожарную машину, то поняли, что проку от нее почти никакого: ее качали изо всех сил, но вода в рукава поступала без давления и не в достаточном объеме.
Вдруг над баком в небо взметнулись языки пламени. Пассажиры в панике бросились из трюмов на палубы. Не прошло и четверти часа, как вся палуба клипера была заполнена пассажирами. Матросам приходилось с трудом протискиваться сквозь толпу на бак тушить пожар. Кому-то из пассажиров показалось, что моряки ищут на носу корабля спасение. Тогда толпа стала останавливать матросов, не давая тем возможности тушить огонь и работать под мачтами со снастями. Между моряками и пассажирами начались стычки.
Тем временем «Коспатрик» продолжал медленно идти вперед, дым пожара заволакивал палубу. На корабле царили хаос и полная неразбериха. Капитан Элмсли, упустив драгоценные минуты, когда пожар еще не успел разгореться, потерял контроль над создавшейся ситуацией. На клипере не было выработано единого плана действий по тушению пожара. Старший помощник с группой матросов тщетно бился над пожарной машиной, третий штурман колдовал над парусами, чтобы привести судно кормой к ветру, матросы пытались раскатать по палубе кошму, искали ведра… Тем временем огонь был уже над баком клипера. Он двигался по кораблю в сторону кормы…
Макдональд с помощью боцмана организовал живую цепь для передачи ведер с водой. Это на какое-то время задержало распространение огня, но ненадолго. Клипер все еще не сделал поворот через фордевинд и при каждой попытке повернуть продолжал приводиться к ветру. Макдональд старался убедить капитана дать разрешение спустить на воду одну из шлюпок и с ее помощью оттащить нос корабля через линию ветра так, чтобы судно оказалось в положении бакштаг. Но Элмсли находился в каком-то оцепенении. Казалось, до него не доходит, что судьба «Коспатрика» решается именно в эти минуты. Выслушав Макдональда, он не принял его совета и приказал не спускать ни одну из шлюпок без его личного разрешения.
Шлюпок на «Коспатрике» было всего семь: капитанская гичка, подвешенная за кормой, два баркаса, два яла и два вельбота. Причем последние не имели шлюпбалок — они лежали на палубе около фок-мачты, вверх днищем. Все эти суда могли вместить чуть больше 150 человек.
Неожиданно пламя вырвалось из носового трюма: лючины вместе с брезентом оказались сорванными с комингсов люка. Огонь тут же охватил палубу, фальшборт и два вельбота. Пассажиры бросились на корму, пытаясь силой занять места в уцелевших шлюпках.
Среди пассажиров началось буйство и припадки сумасшествия. Многие были сбиты с ног и раздавлены бегущей толпой. Большинство эмигрантов на «Коспатрике» было выходцами из глухих деревень. Они, разумеется, понятия не имели, что такое пожар в море, где от огня нет спасения…
Капитан Элмсли, казалось, продолжал на что-то надеяться. И не он, а Макдональд отдал команду спускать на воду уцелевшие шлюпки.
Пока Макдональд с матросами готовил на шканцах к спуску баркас правого борта, эмигранты заполнили висевшую на корме гичку и спустили ее на воду. Эта длинная и узкая шлюпка, переполненная людьми, уже почти готова была отойти от клипера, но в нее стали прыгать с борта — гичка опрокинулась и пошла ко дну… Потом эмигранты захватили катер правого борта, что висел на талях около бизань-мачты. Он был уже полностью заполнен людьми, но сверху все лезли и лезли другие. Кто-то из пассажиров в панике перерубил топором носовые тали, и катер с грудой тел рухнул носом в воду: около восьмидесяти человек утонуло.
Крики утопающих заглушал рев пламени. Потом за борт корабля рухнула пылавшая фок-мачта. Она задавила несколько человек и проломила палубу. Это дало приток воздуха в трюм: пламя в нем разгорелось еще сильнее. Огонь перекинулся на грот-мачту. Ее паруса вспыхивали и тут же сгорали один за другим, снизу вверх.
По охваченной огнем палубе клипера метались люди, они проваливались сквозь прогоревшие тиковые доски в трюм и там гибли. Огонь уже отвоевал у людей большую часть палубы. На судне оставались еще два баркаса и катер. Макдональд рассказывал, что в это время старший помощник капитана с пистолетом в руке прижался спиной к борту катера и крикнул: «Прочь от шлюпки! Я пристрелю любого, кто подойдет к ней!»
Пока матросы готовили к спуску катер, огонь охватил нос шлюпки — он задымился и обуглился. Тогда старший помощник решил искать спасения на баркасе, который стоял за этим катером. Но пробиться к баркасу офицер не смог: перед ним была озверевшая толпа эмигрантов, которая на руках подняла баркас и вывалила его с палубы за борт на талях, в него забралось около сорока человек. В замешательстве сразу не смогли отдать тали, и баркас некоторое время стоял у борта клипера. В нем и оказались старший помощник капитана и второй штурман. Получилось так, что оба офицера заняли место в шлюпке раньше пассажиров, оставив на гибнувшем корабле женщин с детьми. На суде Макдональд заявил, что его туда просто столкнули с палубы.
Английский капитан Фрэнк Шоу, комментируя этот случай в своей книге «Знаменитые кораблекрушения», отмечает, что это произошло в тот момент, когда еще не поздно было срубить бизань-мачту и разобрать доски кормовой палубы. Из мачты, стеньг, реев и досок палубы можно было связать большой плот. Это могли бы сделать и эмигранты еще до того, как огонь охватил кормовую часть клипера.
В итоге из семи шлюпок от борта пылавшего судна отошла всего одна — баркас правого борта, который сидел в воде по планширь. Командование этим баркасом взял на себя Макдональд.
Огонь перекинулся на последнюю, третью мачту корабля, она, как и две предыдущие, когда прогорели ванты и тросы стоячего такелажа, рухнула за борт, проломив палубу и разрушив поручни. Макдональд, который видел эту сцену из баркаса, писал об этом так: «Мы буквально глохли от криков тех, кто остался на корабле. Но помочь им мы ничем не могли. В воде при отблесках пламени пожара мы видели акул. Люди предпочитали оставаться на горевшем корабле…»
Когда наступил рассвет, с баркаса заметили недалеко от дымящегося корпуса «Коспатрика» пустой катер с обуглившимся носом. Видимо, его успели столкнуть с борта. Около тридцати человек, которые нашли убежище на упавшей за борт грот-мачте, перебрались в этот катер. Макдональд, распределив поровну людей на баркасе и катере, пересел на последний. В катере второго штурмана было 42 человека, в баркасе, командование которым Макдональд возложил на штурмана по фамилии Романик, — 39. Ни в одной из шлюпок не было ни глотка воды, ни крошки хлеба. Баркас был снабжен веслами, мачтой и парусами. В катере же имелось всего одно весло.
Несколько человек, которым повезло попасть в шлюпки, имели сильные ожоги и ранения, их начинала мучить жажда.
«Коспатрик» продолжал гореть. Его агония длилась почти трое суток и, как это ни удивительно, на нем еще находились живые люди. Каким-то образом огонь миновал два или три места, где от него можно было спастись. Некоторые из уцелевших эмигрантов, доведенные пережитым до сумасшествия и мучимые жаждой, бросались в тлевший трюм корабля, другие, завидя шлюпки, которые стояли поблизости, прыгали за борт и пытались плыть к ним.
Катер и баркас находились у «Коспатрика» более двух суток — до полудня 19 ноября. Макдональд надеялся, что вид горящего корабля привлечет внимание какого-нибудь проходящего мимо судна, но на горизонте не появилось ни дымка, ни паруса.
Когда «Коспатрик», выгоревший почти полностью, стал погружаться в воду, Макдональд увидел, как с кормы прыгнули несколько человек Капитан Элмсли на руках поднес свою жену к поручням, бросил ее в воду и прыгнул за борт сам. Корабль повалился на бок и исчез навсегда под водой в клубах пара. Замерли последние крики тонущих, и на поверхности океана остались плавать обуглившиеся мачты и обломки клипера.
Шлюпки держались вместе до ночи 21 ноября. В темноте Макдональд слышал, как в баркасе началась страшная ругань, а потом и драка. Течение разъединило суда, и с катера баркас больше не видели.
Положение Макдональда и его спутников практически было безнадежным: кроме одного весла, в катере не было ничего, даже компаса. Впрочем, теперь уже никакой навигационный прибор не смог бы помочь: ни глотка воды и 400 миль до ближайшего берега.
В течение следующих двух суток умерли 15 человек, имевших ожоги и ранения. Потом трое сошли с ума и, как писал Макдональд, «умерли в страшных мучениях». Видимо, отправиться на тот свет помог им сам командир катера, но за это его никто не мог осудить: сумасшедшие представляли опасность для остальных… 24 ноября после затишья поднялось волнение и было утеряно единственное весло. Волны беспрестанно заливали катер. В тот день умерли 10 человек. Наступило самое страшное, что предвидел Макдональд, — людоедство. Инстинкт жизни оказался сильнее морали, убеждений и религии… 25 ноября шторм сменился штилем. Целый день неистово жгло солнце. Один за другим умирали люди. К ночи того дня в катере осталось в живых 8 человек, которые теперь уже походили на зверей. Как сообщает Макдональд, это был самый страшный из всех дней. Обезумевшие от отчаяния люди начинали бросаться друг на друга… Ночью заметили парус. Неизвестное судно приблизилось к катеру метров на сто и прошло мимо. На нем, вероятно, не услышали слабых криков погибающих, хотя Макдональд считает, что с парусника видели его катер. Отчаянию несчастных не было границ, и один из них даже бросился за борт, чтобы вплавь догнать уходящий корабль… 27 ноября над шлюпкой пронесся тропический ливень. Он принес людям облегчение, смыв с их тел соль. Но у них не нашлось емкости, чтобы собрать воду, а мысль о том, чтобы расстелить в катере одежду и потом ее выжать, им не пришла в голову. В тот день умерли еще двое. Один труп оставшиеся смогли перевалить через борт катера в воду, но на второй у них уже не было сил. В живых осталось пятеро: один пассажир, двое матросов первого класса, матрос второго класса и Макдональд. Трое решились пить морскую воду, что привело к сумасшествию. Первым стал проявлять буйство пассажир. Двое других впали в апатию и стали бредить. Когда настала ночь, сошедший с ума пассажир впился зубами в ногу спавшего Макдональда. От боли штурман проснулся и, вскочив на ноги, увидел, как ему сперва показалось, видение — на шлюпку надвигался парусный корабль. Это действительно был корабль, заметивший их в океане. Он назывался «Бритиш Скептр» и под командированием капитана Джанка шел в Лондон.
Люди в катере были настолько слабы, что не могли удержать поданный им с палубы фалинь. С корабля спустили вельбот, команда которого перегрузила несчастных на борт корабля. Через несколько часов после этого, уже на борту скончались пассажир и матрос второго класса. В живых остались Макдональд и матросы первого класса Льюис и Каттер. Выяснилось, что за восемь дней катер продрейфовал от места, где сгорел «Коспатрик», до места встречи с «Бритиш Скептр» 140 миль. О второй шлюпке никаких сведений не было, и можно считать, что она погибла или перевернулась в результате вспыхнувшей на ней драки.
Драма «Коспатрика» не прошла бесследно: с тех пор все спасательные шлюпки стали заранее снабжать неприкосновенным запасом воды и провизии.
Вплоть до 1884 года не подвергались, когда одним судебным решением было установлено, что кушать людей в любом случае как-то неприлично.
19 мая 1884 года из Саутгемптона в море вышла яхта Mignonette («Резеда») с экипажем в составе капитана Томаса Дадли, его помощника Эдвина Стивенса, матроса Эдмунда Брукса и 17-летнего юнги Ричарда Паркера — яхта перегонялась из Англии в Австралию для её нового владельца.
5 июля 1884 года, у Мыса Доброй Надежды судно получило пробоину и через 5 минут затонуло. Экипаж покинул судно на спасательной шлюпке, успев прихватить из продовольствия лишь две жестяные банки с турнепсом. На этой консервированной репе, и случайно пойманной морской черепахе (около пяти-шести килограмм мяса с костями) четверо мужчин продержались две недели.
Впервые о необходимости бросить жребий по морскому обычаю капитан Дадли заговорил 16 или 17 июля — Стивенс был за, но Паркер и Брукс были против, и эту тему отложили. Воды тоже не было, моряки пили мочу, а юнга Паркер, видимо, еще и морскую воду, потому вскоре серьёзно занемог.
Дебаты о жребии активизировались 20 или 21 июля, и опять не привели к единодушному согласию. Когда 23 или 24 июля Паркер впал в забытьё, и уже не смог принять участие в голосовании, Дадли и Стивенс настояли на том, чтобы зарезать умирающего юнгу до того, как он сам умрёт, его кровь свернется и станет непригодной для питья.
Брукс промолчал, не высказавшись ни за, ни против, и на следующее утро 24 или 25 июля после прочтения молитвы, капитан Дадли аккуратно заколол Паркера перочинным ножом в яремную вену. Стивенс держал ноги юнги, а Брукс на время отвернулся. Когда Паркер был съеден чуть более чем наполовину, когда 29 июля, на 24-й день скитания по волнам, моряков подобрал проходящий мимо немецкий парусник Moctezuma.
Дадли, Стивенс и Брукс и не думали скрывать произошедшее, когда немецкие моряки подняли их на борт, и когда 6 сентября их доставили в английский порт Фалмут — они чувствовали себя защищенными старинным законом морского обычая. Но когда о случившемся было доложено в Адмиралтейство, а оттуда в Министерство внутренних дел, то из Лондона поступило указание задержать людоедов и предать их суду. Там этот случай восприняли как отличную возможность навсегда покончить с этим варварским морским законом, установив его отменяющий судебный прецедент.
Тут возникла другая юридическая проблема — Habeas Corpus Act позволял обвиняемым не свидетельствовать против себя, а других доказательств против них не было, поскольку немецкие моряки поплыли дальше, а останки недоеденного Паркера по тому же морскому обычаю были давно похоронены в море.
Если все трое подсудимых отказали бы свидетельствовать против себя, то «на нет и суда нет», и тогда было принято решение одного из моряков оправдать, при условии, что он даст показания против двух других. Поскольку матрос Эдмунд Брукс изначально был против жребия, затем воздержался и не принимал непосредственного участия в убийство, то он и был освобожден от уголовной ответственности.
А то, что Брукс тоже кушал Паркера, так каннибализм, напомню, сам по себе преступлением не является.
Дадли и Стивенс виновными себя не признали, и общественное мнение было в основном на их стороне. Более того, старший брат съеденного Ричарда Паркера, тоже моряк Даниил Паркер, сам явился на предварительные слушания суда, где перед присяжными и публикой демонстративно пожал руки всем подсудимым, сказав, что он полностью на стороне моряков, поступивших по старинному морскому обычаю единственно, верно.
7 ноября 1884 года жюри присяжных по совету судьи сэра Джона Хаддлстона вынесло довольно редкий для британского суда special verdict, по которому вынесение конечного решения «виновен / не виновен» было оставлено на усмотрение судьи.
Судья сэр Хаддлстон тоже не захотел единолично выносить спорное решение, передав дело в Высокий суд Лондона на коллегиальное рассмотрение Суда королевской скамьи. Который 4 декабря 1884 года признал подсудимых виновными в предумышленном убийстве, приговорив их к смертной казни через повешение, но с ходатайством о королевской пощаде.
Королева Виктория 12 декабря пощадила Дадли и Стивенса, заменив смертную казнь шестью месяцами тюрьмы, и 20 мая 1885 года они вышли на свободу. И приговор по делу «Королева против Дадли и Стивенса» (R v Dudley and Stephens) теперь считается в английском законодательстве очень важным судебным прецедентом, который устанавливает, что крайняя необходимость не включает в себя возможность убить и съесть человека даже ради спасения жизни других людей.