Пробуждение троянского мустанга. Хроники параллельной реальности. Белая версия

Глава 7

Черная «Волга» остановилась на юго-западной стороне Большой спортивной арены «Лужников». Здесь был незаметный вход, через который внутрь стадиона проскользнули Алла и Володя Кузьмин. Обычно через этот подъезд входили партийные и государственные деятели. Их провожали до спецтрибуны, так называемой режимной точки, которую оборудовали еще перед московской Олимпиадой в 1980 году лично для Брежнева. По пути на «точку», а она находилась довольно высоко, «важняки» могли отдохнуть в относительно просторной комнате, обитой панелями под дерево. Когда гости были особенно крутыми, в комнате появлялся стол со стульями, низкие кожаные кресла и холодильник со всякой всячиной.

Пугачева и Кузьмин первыми вошли в «режимную точку», ставшую временной гримеркой. За ними с огромными букетами желтых роз – их особенно сильно любила Алла – вошел ее муж Женя Болдин и директор Олег Непомнящий. Алла уже была одета в концертное платье – знаменитый балахон черного цвета. Она подтянула его низ, упала в кресло и схватилась руками за голову. Вернее, попыталась закрыть уши – повсюду стоял гул почти ста тысяч людей, что пришли смотреть не столько футбол, сколько ее. Какие билеты народ покупал «в нагрузку» – на футбол по три рубля или на Пугачеву за рубль? Аллу уговорили дать пятнадцатиминутный концерт в перерыве между таймами, но она поставила условие, чтобы дуэтом с ней пел ее новый сердечный друг Володя Кузьмин.

Муж Аллы спокойно относился к таким закидонам жены. Возможно, от излишней интеллигентности, возможно, по молчаливому обоюдному согласию: главная советская певица всех времен и народов имела право на личную жизнь, которую она конструировала по своим неведомым схемам и понятиям. Да и можно ли так петь, чтобы нравиться миллионам людей, без постоянного состояния влюбленности и громких скандалов? Но сейчас Алла смотрела, как мило болтают друг с другом ее муж и Кузя – а она называла его именно так, – и что-то начинало ее бесить. Какое-то предчувствие. Она не хотела и даже не думала, что ей придется «разогревать» футбольных болельщиков, но ее просили из Комитета. Причем лично руководитель Пятого управления КГБ Филипп Денисович Бобков, который плотно работал с советской интеллигенцией. Гастроли даже в соцстраны, иностранный паспорт, командировочные и сопровождающий персонал – все это зависело от него, матерого генерала с добрыми глазами василькового цвета.

Гул становился все более нетерпимым. Он то накатывал, то ослабевал. И вдруг шум взорвался ревом реактивных двигателей.

– Господи! Что они так орут! – не выдержала Алла.

Олег Непомнящий поднялся с кресла и вышел за дверь. Когда он вернулся, все повернули головы в его сторону.

– Французы гол забили. Нам хана. – Он пригладил свои усики, что отращивал тонким хвостиком над верхней губой.

– Это вам всем хана. Вот уйду сейчас к чертовой матери, и отдувайтесь с Кузей без меня. – Пугачева сжала губы, всем своим видом показывая верх недовольства. Ее свита привыкла к таким заявлениям, к тому же все они знали, почему оказались здесь и кто их просил.

– Аллусик, не нервничай, – ласково сказал ее муж Женя Болдин, встал со стула, подошел к Алле и присел на соседнее кресло. Он попытался взять ее за руку, но она резко тряхнула плечом, и Болдин замолк, принявшись разглядывать свои наманикюренные ногти.

Гул тем временем обогатился яростным свистом десятков тысяч людей. Атмосфера в комнате накалялась.

– Алла давай порепетируем, – попытался разрядить обстановку Кузьмин.

– Иди ты к черту! – грубо ответила Алла, достала из сумочки пачку «Мальборо» и сунула в рот сигарету. Болдин мгновенно поднес зажигалку – как будто этого только и ждал. Кузьмин обиженно отошел в сторону, где лежал кофр с его знаменитой гитарой. Он достал ее, перекинул ремень через плечо и начал медиатором «вышивать» знаменитые запилы по битовым ступеням. Звук электрогитары, не подключенной к усилителю и акустике, никто не слышал. Лишь длинные кудри Кузьмина тряслись и выдавали его полное погружение в музыку. Алла повернула голову к напарнику и выпустила в его сторону струйку дыма. Женя Болдин все так же сидел с ней рядом и рассматривал ногти. Директор Непомнящий ходил вдоль стены. До перерыва между таймами и началом концерта оставалось минут двадцать. Гул стадиона как будто слегка утих. В дверь гримерки громко постучали.

– Ну кого там еще черти несут? – недовольно спросила Алла и повернула голову в сторону двери. Промелькнула мысль – с чего бы это второй раз подряд она помянула черта? – Олег, открой! – попросила она директора. Но тот не успел дотянуться до дверной ручки, как дверь открылась и в гримерку вошел мужчина в строгом темно-сером костюме и белой рубашке с расстегнутой верхней пуговицей.

– Прошу прощения за беспокойство, – вежливо сказал незнакомец. – Я майор Комитета госбезопасности Орлов.

Он сделал паузу, посмотрел на Аллу Борисовну, и она недовольно поинтересовалась:

– Документы пришли проверять, как во Дворце съездов?

Алла не скрывала удивления. Лишь в Кремлевском дворце съездов артистов заставляли идти к сцене через несколько постов охраны, с обязательным предъявлением паспорта. Перед выходом на сцену паспорта забирали и возвращали после окончания выступления, когда приходилось идти к выходу тем же путем, через те же посты охраны. Но в КДС на концертах присутствовали члены Политбюро, и даже генсек – дело понятное. А здесь-то чего?

Офицер и не думал отвечать на вопрос Пугачевой. Он недавно был прикомандирован к новому и загадочному Отделу спецопераций Первого главного управления КГБ СССР – внешней разведки. Его руководителем стал подполковник Калугин, бывший начальник службы охраны Горбачева. Поэтому Орлов и не думал вступать с Аллой Борисовной в дискуссию. Но про себя отметил, что все, кто был в помещении, смотрели на него не то что с удивлением, а с любопытством, а может, и с жалостью.

«Ждут, когда гражданка начнет размазывать меня по стенкам. Ну-ну!»– подумал Орлов и подошел к Пугачевой поближе. Он не торопился и не нервничал. Встал почти вплотную к курящей женщине, чтобы его было лучше слышно. А чтобы выглядеть естественно, сделал дежурно тупое лицо.

– Алла Борисовна, мне приказано уведомить вас, что ваш концерт отменяется. – Он произнес эту фразу и видел, как выражение лица певицы меняется на глазах. За недоумением последовало недоверие. Она задумалась, поднесла к лицу сигарету и долго смотрела на нее.

– Вот, значит, как – пришел чувак и отменил концерт? – начала заводиться Пугачева, но Орлов отметил, что это не злость. Скорее любопытство. Она замолчала и отвела руку с горящей сигаретой в сторону. Болдин подхватил окурок так же ловко, как до этого дал ей прикурить.

– Алла Борисовна! Вы назвали офицера «чуваком». Увы, я всего лишь майор Комитета госбезопасности. Вот мое удостоверение, – он протянул ей малиновую книжечку со щитом и мечом на одной стороне и надписью золотыми буквами «КГБ СССР» – на другой. Певица взяла удостоверение, развернула его и уже как артистка, кокетничая, внимательно посмотрела на фотографию и с прищуром – снизу вверх – сравнила ее с оригиналом. – И вот еще. Здесь записка от генерала Бобкова. Просил передать вам лично.

Он достал из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист белой бумаги и протянул Пугачевой. Та развернула его и прочла одну короткую фразу: «Уважаемая Алла Борисовна! Принято решение отменить ваше выступление в перерыве футбольного матча в «Лужниках». Дело государственной важности». И подпись: «Филипп Бобков».

– А что случилось-то, майор? – спросила Алла, поднимаясь с кресла и поправляя черный балахон.

– Будет выступать другой артист, – ответил Орлов и сразу понял, что хватил лишнего. Лучше бы ответить, что не знает подробностей, и Пугачева со свитой убрались бы со стадиона подобру-поздорову.

– И кто ж это такой? – Она задумчиво посмотрела на потолок. – Погоди, сама скажу. Кобзон? Софа? Лева Лещенко? Лайма? Муслим?..

Когда Орлов отрицательно покачал головой, она по-бабьи всплеснула руками и шлепнула себя по бедрам:

– Неужели Пол Маккартни?

Кузьмин и Непомнящий дружно заржали. Болдин продолжал сидеть. Но и он вопросительно посмотрел на офицера. Все они ждали ответа – кто посмел поднять руку на великую и ужасную, самую лучшую и единственную во всем мире Аллу?

– Вы его не знаете, – попробовал прекратить разговор Орлов.

Но Пугачева уже подошла к нему вплотную, руки в боки, еще чуть-чуть, и коснется грудью. Орлов уловил запах табачного дыма от ее дыхания.

– Это будущий зять Михаила Сергеевича Горбачева, – ответил Орлов и вытянулся – руки по швам.

В гримерке повисла тишина. Кузьмин пробормотал что-то типа «Опаньки!» и принялся быстро упаковывать гитару в кофр. Директор Непомнящий бесшумно подошел к столу и вытащил из ваз оба букета с желтыми розами. Болдин метнулся к двери и даже открыл ее. Шум и свист трибун сбили напряжение. Но Пугачева не сдавалась:

– Я его знаю?

– Нет. Его зовут Андрей Разин. Знаком с Ириной Горбачевой с детства. Разумеется – с Михаилом Сергеевичем и Раисой Максимовной тоже.

– Товарищ Орлов, познакомь! – обратилась Алла к майору и положила ему руки на грудь.

– Сколько угодно. – Он отступил на шаг и посмотрел на часы. – Через минуту-две будет здесь.

Но прошло всего несколько секунд, и в раскрытом проеме двери появился худой пацан с лисьей мордой. Прическа стандартная для перестроечных подростков – коротко сверху, длинно и волнисто сзади. Китайские кеды, узкие в дудочку черные брюки и огромный, явно не по размеру пиджак. То ли черный в белую крупную полоску, то ли белый в крупную черную. Под пиджаком белая рубаха с женским, окантованным черной нитью жабо. Плечи и верх рукавов пиджака набиты ватой, отчего пацан выглядел полосатым роялем на двух тонких ножках.

– Какой хорошенький, – промурлыкала Алла и подошла к полосатому. Почесала у него за ушком и обошла кругом. – Певец, значит! Это хорошо. Ладно-ладно! Давай соберись. Сейчас тебя будут рвать на миллионы кусочков. А ты петь-то могёшь? – спросила она с материнской жалостью.

– А то! – неожиданно весело ответил пацан и как-то по-доброму заулыбался. – Пол-Сибири объездил с коллективом!

– Пол-Сибири, говоришь? – Она нарезала вокруг него новый круг, и юноша в кедах закашлялся – словно змея душила его в объятиях. Он начал вертеться вслед за ней и выдавил из себя сквозь спазмы в горле:

– У вас, Алла Борисовна, мне «Арлекино» нравится. Вы так смеетесь, как настоящий клоун. – Он вытер набухшие глаза. – У меня песенки тоже хорошие. Уже четыре штуки сочинил.

– Небось про любовь? – понимающе закачала головой Пугачева.

– Про любовь, – ответил Разин, и она отметила про себя, что разговаривает он с ней без тени смущения и подхалимажа. Давно не видела такого к себе отношения, Полосатик ее явно заинтересовал. Вернее, Зятек. Она уже придумала этому клоуну кличку.

Взаимное обнюхивание двух монстров могло продолжаться долго – парочка явно стоила друг друга. Орлов начал нервничать. Дело прежде всего! Как предупредил его Калугин, от выступления Андрея на Большой арене в «Лужниках» зависел ход всей дальнейшей операции. Какой, правда, не сказал.

– Пойдем! – Он обнял его за ватные плечи. – Постоишь на выходе на газон. Далеко в поле не бегай. Провод микрофона хоть и длинный, но если вырвешь штекер – поедешь обратно в Сибирь, радовать песенками про любовь другую половину.

– Да шо вы так переживаете? Я же детдомовский, мы не сдаемся! – И он шагнул в проход, навстречу нарастающему гулу.

Орлов пошел за ним, но Алла удержала его за руку:

– Товарищ майор! Привезите вечером этого вундеркинда ко мне. На Брестскую. Часам к девяти. Посидим этой же компанией. Может, еще кого приглашу. Колбаски порежем, макарончиков сварим. Хуже не будет. И сами приезжайте.

– Спасибо, Алла Борисовна! Андрея привезу. Я для него сотрудник Министерства культуры. Прошу запомнить. Машина доставит его к вам и будет ждать его у вашего подъезда. Адрес мне знаком. – И он вышел вслед за Андреем.

– Бляха-муха! Беспризорник – будущий зять Горбачева! – Алла была явно удивлена и обескуражена. – Перестройке капец. Горбачев точно назначит его министром культуры, а Орлова куратором эстрадников, – сделала она неожиданное умозаключение и добавила в адрес Олега Непомнящего, своего директора: – Позвони Владиславу, пусть вечером подгребает.

Тем временем на футбольное поле выбежал полосатый колорадский жук. На табло высветилось: «Алла Пугачева!!!» Транспарант мигал, увеличивался в размерах и сокращался. Пульсировал в такт музыке, которую записали на фирме грамзаписи «Мелодия» накануне. Зрители ждали Пугачеву, но ее все не было. На поле продолжал бегать колорадский жук, мычал и мяукал одновременно. Высшей наглостью стали его призывы к зрителям аплодировать, когда он одной рукой зажал микрофон, другой хлопал по кулаку. Это транслировалось на экран. Дальше ни музыки, ни мяуканья Зятька слышно не стало. Все утонуло в миллионе децибел сплошного свиста и рева толпы. Букашка в прикиде колорадского жука все пятнадцать минут бегала по футбольному полю. Молчали, глядя на него, только милиционеры, оцепившие футбольное поле. Смотрели очень хмуро.

Квартира Аллы на Брестской улице располагалась на шестом этаже, под крышей. У подъезда дежурили десятки поклонниц, мужчин почти не было. Стены подъезды от первого до последнего этажа были исписаны словами и клятвами вечной любви к Алле. Квартира певицы была спроектирована необычно – ей всегда хотелось чего-то особенного. Ванная, туалет и кухня составляли ее середину, словно дырка от бублика. Вокруг «дырки» меняли друг друга спальни, столовая, большая гостиная, куда приглашали на ночные посиделки друзей Аллы. С каждым годом их становилось все больше. Появлялись и особо крутые.

Зятька привезли ровно в девять вечера. Оделся он скромнее. Черный пиджачок без ватной подкладки на плечах, серые брючки и красная майка-футболка. Он поднялся до квартиры, позвонил в дверь. Ему открыла вечная помощница Аллы – Люся. Она отправила Андрея в туалет, велела помыть ручки и уж только тогда идти к гостям. Он вошел, открыл кран умывальника и сел на край ванны разглядывать сверкающий кафель, унитазы и красивые халаты, что висели на позолоченной вешалке. Решив, что времени «на помывку» прошло достаточно, он закрыл кран, вышел из огромного «санузла» и вновь угодил в руки Люси. Та провела его в гостиную.

Застолье у Аллы в квартире практически не прекращалось. В том смысле, что десятки молодых дарований, типа Жанны Агузаровой или казахского коллектива «А'студио», не говоря о сердечных друзьях, композиторах и поэтах, всегда летели к ней почитать стихи или сыграть на рояле новую мелодию. Иногда это происходило одновременно. Здесь часто и рождались хиты. И все эти ангельские создания всегда хотели жрать и пить. Поэтому у Люси в холодильнике обязательно было в запасе что-то дежурное. Чаще всего она варила макароны, которые обожала Алла, и нарезала докторскую колбасу. Водка в морозильнике – само собой.

Этим вечером за столом сидели Илья Резник, Женя Болдин и Олег Непомнящий. Из тех, кого Андрей еще не видел или не знал заочно, как поэта Резника, – волосатый брюнет в белом пиджаке и черной рубахе. Рядом с ним мужчина в коричневой кожаной куртке, похожий на большого начальника.

Алла сидела за столом в круглых розовых очках на носу, что-то рассказывала. Ее старались перебить муж и директор. Все смеялись, но разом умолкли, когда Люся завела Андрея в гостиную.

– Ну что, чучело! Живой еще? – спросила Алла и рассмеялась своим низким грудным голосом с легкой хрипотцой. – Штаны успел поменять?

– Да что вы, Алла Борисовна, конечно, успел. Весь стадион будет штаны менять, – ответил он с лисьей улыбкой, высматривая место за столом. Люся уже тащила раскладной стул, и мужчина, прохожий на начальника, и тот, что был в белом пиджаке, отодвинулись друг от друга. В это пространство и уместился раскладной стул вместе с будущим зятем генсека. Аккурат напротив хозяйки.

– Андрюшенька, это Владислав Андреевич Старков, главный редактор самой крупной газеты в Советском Союзе – «Аргументы и факты». – Алла указала ладонью на главреда, и Разин пожал его руку.

– У нас в Тюмени все пропагандисты по вашей газете лекции читают. Я с ними пол-Сибири объездил, – вновь повторил он, уже Старкову.

Тот вежливо кивнул. Интерес к будущему зятю Горбачева был явно острее при его отсутствии. Без него можно было постебаться. К тому же Алла намекнула, что этот Разин оказался у Аллы «по линии КГБ». Так что расспрашивать и говорить лишнее при нем лучше не надо.

– Это Филипп, – продолжила Алла Борисовна и кивнула в сторону брюнета, – он болгарин, шибко пляшет и поет.

Как и ты – про любовь. Тебя на стадионе подцепила, а этого красавчика в Ленинградском мюзик-холле. На вырост, так сказать. Вы мне понравились. – Филипп, не отрывая больших коровьих глаз от Аллы, торопливо пожал руку Андрюши. – Филя здесь тоже первый раз, как и ты. Все просит спеть чего-нибудь дуэтом. Хитрый, дьявол. А может, мы с тобой споем? – она обратилась к отмеченному Богом детдомовцу, явно играя на публику.

Андрей тем временем по старой детдомовской привычке уже высматривал, чего бы ухватить со стола. Люся поставила перед ним тарелку с макаронами и натертым сыром, положила вилку и нож. Он наколол вилкой несколько кусков колбасы, сало и селедку. Болдин придвинул к нему рюмку и хотел налить водки. Но Андрей, хоть и круглая сирота, ни пить, ни курить почему-то не научился.

– Люся, можно мне чаю, – обратился он к домработнице и принялся за макароны с колбасой.

Пугачева сняла розовые очки. Поэт Резник что-то писал карандашом на салфетке, Киркоров продолжал пялить маслиновые глаза на Аллу, Болдин занялся любимым делом – разглядывал ногти, Старков о чем-то напряженно задумался. Директор Аллы вжал голову в плечи – безумно хотел спать. Все молчали. Зятек наворачивал макароны как ни в чем не бывало. Причем вилку держал тремя пальцами, оттопырив мизинец.

– Точно чучело! Откуда ты такой? – не удержалась спросить его Алла. Но ответа не дождалась.

– На кухне раздался отчаянный крик Люси. За ним громкий треск откуда-то сверху. Что-то тяжелое упало там же, откуда кричала Люся.

– Помогите кто-нибудь! – орала она за стеной.

Болдин и Непомнящий первыми бросились на кухню. За ними – остальные мужчины. Алла осталась за столом одна, налила себе полрюмки водки из запотевшей после холодильника бутылки, выпила ее и закусила кусочком селедки с черным хлебом. Кто хоть раз бывал на гастролях и жил в пропахших гостиницах с клопами, знают, что лучшего блаженства на этом свете нет. На кухне разливался хор голосов, один явно незнакомый. Наконец любопытство взяло верх, и Алла отправилась на шум вслед за всеми.

То, что она увидела в кухне, повергло ее в шок. На потолке зияла огромная черная дыра, сквозь которую виднелись стропила крыши. Из дыры свисали провода. На полу кухни посреди примолкших гостей лежал человек. Его куртка и брюки, в каких слесари ходят по домам чинить краны и унитазы, были напрочь измазаны известкой и чердачной пылью со стружками. Человек лежал на боку, поджав одну ногу. Он зажимал колено ладонями рук и громко сопел. На вид лет сорок, в волосах перья. Сквозь дыру в потолке было слышно, как воркуют голуби, даже хлопают крыльями, перелетая на чердаке с места на место.

– Пришло чучело, за ним прилетело пугало! – спокойно произнесла Алла и нервно засмеялась. – Вы кто, мужчина? Что на чердаке делали?

– Ты кто такой? – расхрабрился Непомнящий и осторожно тронул ногой прилетевшего с потолка.

Тот тихо застонал:

– Алла Борисовна, товарищи, вызовите «скорую». Я, похоже, ноги переломал. – Он закрыл глаза и стиснул зубы.

– Ты мне холодильник сломал, уголовная рожа, – напустилась на него Люся. Холодильник и в самом деле стоял с оторванной дверью – ему не повезло. Когда человек с голубиными перьями в волосах вылетел с громким треском с потолка, Люся доставала из холодильника банку красной икры, но успела отскочить. Тело незнакомца налетело на открытую дверь, сорвало петли.

– Я пошел звонить в милицию, – сказал Болдин и первым вышел из кухни.

– «Скорую» сначала вызывай! – посоветовала ему Алла. Она присела на корточки перед лежащим человеком в спецовке слесаря. – Ты чего на чердаке делал? Что за провода торчат? Нас не шарахнет? – Она кивнула на дыру в потолке.

– Не знаю, – прошептал упавший с чердака и еще сильнее скрючился от боли.

– Люся, тащи лестницу, посмотрим, – скомандовала Пугачева.

Незнакомец притих, но, когда Люся принесла из кладовки раздвижную лестницу, открыл глаза, как будто боль отпустила его.

– Дайте уже я посмотрю, – произнес притихший было Андрюша, взял у Люси стремянку и раздвинул ее. Он поднял было ногу, чтобы залезть наверх и сунуть голову в дыру, но с пола прозвучал грозный рык:

– Не советую!

– Что ты сказал? – удивилась Алла и скомандовала Андрею: – Давай, лезь посмотри!

– Не советую, – вновь заговорил гость с чердака и попытался приподняться.

Но парень, похоже, сломал не только ноги, но и ребра. А возможно, получил даже сотрясение мозга.

– Лезь давай, – вновь скомандовала Алла, и он проворно поднялся наверх стремянки. Его голова нырнула в дыру. Он увидел раскладной алюминиевый стул и небольшой ящик с мерцающими красными огоньками.

– Ну чего там? – уже не выдержал Старков. История ему явно не нравилась.

Андрей же, как только редактор Старков заговорил, увидел, что красные лампочки на коробочке вдруг замигали в такт словам и вновь утихли вместе с голосом. Одновременно на уровне глаз он увидел лежащие в чердачной пыли наушники. Он достал их, показал стоящим внизу гостям примадонны.

– Шпион! – сказал он с серьезным выражением лица. – По всем признакам американский, – добавил он и напялил наушники на уши.

– Что за признаки? – переспросил Филя. Пацан под потолком и в наушниках наконец-то вызвал у него интерес.

– Аллой Борисовной может заинтересоваться только ЦРУ. Другие не потянут, – попытался польстить хозяйке Зятек и вновь посмотрел на примадонну с открытой улыбкой на лисьей морде лица.

– Давай-ка, парень, спускайся, и все тихо расходимся. Люся и Олег, оставайтесь дома и ждите милицию. Я уезжаю к мужу! Пойдем, Женя. – Она пошла в свою комнату собираться. Гости отправились к входной двери. Андрей втянул носом запах из столовой, проглотил набежавшую слюну и тоже отправился к выходу. Впереди была долгая поездка в Рязань, куда ему неожиданно предложили устроиться директором филармонии.

Милиция приехала через пятнадцать минут. Лежащий на полу человек успел к их приходу прийти в себя. На вопрос, кто такой и что здесь делает, показал милиционеру удостоверение. Еще через полчаса приехала черная «Волга» с комитетским номером МКЖ и белая «Волга»-пикап «скорой помощи». Незваного гостя Пугачевой вынесли на носилках и увезли. Пришедшие в квартиру люди в штатском посоветовали Люсе и директору ничего никому не говорить. Потолок обещали починить. Провода с наушниками стащили вниз вместе с мерцающей коробкой, попутно загадили кухню голубиными перьями, почерневшей древесной стружкой и ушли.

На следующий день Олег Калугин передал председателю через его секретаря служебную записку. О том, что первый пункт плана по приданию «объекту» общественной значимости прошел успешно. Изгнание со стадиона и «упавший с чердака сотрудник» надолго скрепят дружбу лучшей певицы в стране и участника игры спецслужб. В СССР понятие «пили вместе» позволяет не объяснять истоки долгой и крепкой дружбы. Что и требовалось.

Перед Аллой Пугачевой извинились и просили говорить в случае надобности, что с чердака упал бомж. Такое предупреждение оказалось нелишним. Скрыть падение человека с чердака в квартиру Аллы Борисовны не удалось. Слух о ночном скандале в квартире примадонны уже гулял в Москонцерте.

В результате крошка Разин прослыл протеже Пугачевой вместе с болгарином Киркоровым. Самая тиражная газета в СССР «Аргументы и факты» готовила интервью с восходящей звездой. Не с Киркоровым.