Призыв ведьмы (СИ)

— Почему не сообщили? — спросил он.

Другая серая, высокая, вытянутая, всегда строгая, Карлина, кажется, сидела по другую сторону от постели белой ведьмы. Она подняла на него глаза:

— Простите, достопочтенный феран, не успели.

— Что значит вы не успели? Уже скоро взойдет второе светило, — взвился Элгор.

— Простите, достопочтенный бронар, — Карлина старалась говорить спокойно. — Ей стало плохо ночью, Хэла единственная заметила, она меня разбудила и попросила помочь. Сама она сразу стала заговаривать Милу, а я обернула белую ведьму в мокрые ткани…

— Но сообщать нам вы не стали, не было нужды? Или когда вы хотели сообщить, когда ведьма умерла бы? Всех под плеть! — прошипел бронар и буквально плевался ядом.

— Простите меня, достопочтенный бронар, — Карлина встала и лицо её перестало быть спокойным, она посмотрела на Элгора с вызовом, — Хотите, можете меня забить плетью до смерти, но я не признаю своей вины и за Хэлой вины никакой нет. Мы не сказали, потому что весь дом спал, сказали бы сейчас, да видно у кого-то и без того язык длинный. И если бы сказали вам ночью, то что? Вы бы встали вот так, как сейчас здесь стоите без толку, только желчь свою распространяя и тьму преумножая.

Элгор замахнулся, чтобы ударить девушку, но Рэтар перехватил его руку. Бронар посмотрел на ферана с нескрываемой ненавистью, хотел что-то сказать, а Рэтар понял, что если услышит хоть звук от него, то сдерживать себя больше не сможет, но тут за спиной у него послышался голос Миты.

— Достопочтенный бронар, мне нужна ваша помощь, сейчас же! — спасла Элгора стряпуха, и феран отпустил руку тана.

— Простите меня, достопочтенный феран, — произнесла Карлина, когда Элгор вышел, и смиренно склонила голову. — Я приму любое наказание, если вы считаете нужным, но не наказывайте Хэлу.

— Как Милена? — спросил Рэтар, всматриваясь в белую ведьму.

— Лучше, — ответила серая. — Горячка отступает. Я слежу за её состоянием.

— А как Хэла? — всё время их перепалки она так и не пошевелилась, глаза её были закрыты, а рука крепко сжимала руку заболевшей девушки.

— За ней тоже стараюсь, пока она держится.

Он кивнул и внутри рвалось желание сделать хоть что-то, чтобы помочь. Повернувшись к серой, он тихо произнёс:

— Карлина, чтобы я мог помочь, я должен знать о том, что происходит, понимаешь? — и серая кивнула, виновато и с грустью. — Сейчас я прошу сообщать мне об ухудшении в их состоянии. В любое время, Карлина. Не важно, когда. Это понятно?

— Да, достопочтенный феран, — она поклонилась.

Рэтар вышел.

Каждый раз в такие моменты на него наваливалось это невообразимое чувство страха выползающее из каких-то самых дальних уголков его памяти и сознания. Прошлые потери вставали за его спиной и тянули к нему свои руки.

Обычно он умел справляться с этим, но сейчас всё было иначе. Точнее с Хэлой было иначе.

Не было смысла врать себе, он никогда не делал этого прежде, да и сейчас не надо было начинать — Хэла была ему небезразлична. Более того — она была важна.

И нет, дело было не в тяжести его желания обладать ею, желания попробовать эту женщину. Нет, порой он сходил с ума от её присутствия, которое душило его, и казалось спасения не будет, но Рэтар так хотел сделать жизнь Хэлы, если не счастливой, что было наверное нереально, но хотя бы спокойной, лишённой печали. И потому его сейчас грызло чувство бесполезности.

Когда она спасла Эрону в родах, это было для него потрясением — чёрная ведьма не даёт никому жизнь. Он вбивал в себя, что такого не бывает, что с Хэлой что-то не так… и это “не так” его озадачивало, ставило в тупик, а ещё завораживало.

И её сила перекликалась с её вынужденной беспомощностью. Эти глаза полные слёз, когда она просила, нет, умоляла его дать ей возможность помочь роженице, потрясли его до глубины души. Словно сама она умирала и отчаянно молила его спасти её. А после сотворённого чуда, она просто ушла прочь из замка и пропала, вся в крови, босая, после расходования такого количества силы…

Рэтар знал о магии много, знал о том, что и как нужно делать, чтобы спасти чью-то жизнь, знал цену этого. И тогда холодные цепкие пальцы страха полезли в его душу. Идя по оставленным ею следам, его разъедало чувство безумного беспокойства.

Он нашёл Хэлу достаточно быстро и, когда увидел лежащей на теле мёртвой хараги, подумал, что и ведьма мертва.

Это могло быть реальностью — у неё почти не было опыта в колдовстве, том самом, что даёт жизнь, а не отнимает её. Хэла могла взять на себя слишком непосильную ношу и смерть могла стать неизбежным исходом всего этого чуда рождения, чуда изгнания смерти.

Что именно Рэтар испытал в тот момент? Отчаяние… Ужас… Боль… Невыносимую боль. Такую, что хотелось взвыть.

И ему было странно это, потому что не так долго она была у них, чтобы привязаться к ней или даже толком разобраться, что на самом деле она из себя представляет. И ещё Рэтар избегал её, как мог, потому что чувствовал себя с ней странно, ему не нравилось, что она притягивает его к себе. И вот мгновение ужаса и боли от мысли, что Хэлы больше нет… а потом она пошевелилась и применила силу к одному из мужчин, и боль сменилась такой невообразимой радостью, облегчение словно пролилось на Рэтара ливнем, он сам не помнил, когда последний раз испытывал столько облегчения, столько искреннего счастья.

Если бы они были там одни, он бы уже тогда отправил всё, что запрещало и сдерживало Рэтара, куда подальше, и Хэла в ту же ночь стала его. Но эта ненависть на лицах свободных мужиков: ненависть к хараге и её выводку, ненависть к чёрной ведьме, которая помешала им творить их работу — требовала от Рэтара, чтобы он убрал Хэлу отсюда, как можно скорее.

Он оставил в стороне то, что было мерзко убивать харагу с выводком, несмотря на жестокость этого хищника, в крови Рэтара было уважение к достойному врагу. Не стал заявлять о своём праве ферана и вспоминать, что не давал разрешения на охоту. Он просто хотел скорее забрать Хэлу. Хрупкую, уязвимую, потерянную, слабую и беззащитную, искренне жалеющую несчастных хигов, детей хараги. Забрать и спрятать.

Рэтар вёл её до замка так осторожно, как только мог, а хотелось взять на руки, отнести к себе, раздеть, согреть и никуда больше не отпустить, оставить только себе.

И те три мирты, что она лежала без сознания и металась в бреду, были для него таким жестоким испытанием, что он давно забыл, что способен испытывать такие сильные чувства к кому-то.

Тогда он решился прийти посмотреть на Хэлу. Она была такой взмокшей, хрупкой, бледной, даже прозрачной, и совершенно неживой. О том, что в ней ещё есть жизнь говорило только тяжёлое дыхание. Её короткие темные с сединой волосы разметались по подушке, а вся яркость лица ушла, сделав её всего лишь бледным подобием настоящей живой Хэлы.

И Рэтара облепил страх, а вопросы стали мучить голову. “А если не справится? Если она уйдёт от него? Когда он вообще успел так к ней привязаться? Почему вообще внутри него откуда-то взялось это чувство? Почему ему вообще есть до неё дело? Почему ему страшно её потерять?”

Но ответов не было.

И вот снова. Это бледное безжизненное лицо, тяжёлое дыхание, тени под закрытыми глазами, и Рэтар знал, что там, в этих закрытых сейчас глазах, бездна… его личная бездна. И он снова стоит где-то на краю и снова так близок к тому, чтобы потерять эту несносную женщину.

Сейчас ему было искренне плевать на благополучие и здоровье белой ведьмы, он призовёт ещё десяток, но Хэла… Хэла… женщина, которая всё перевернула внутри. Ведьма, которую он, кажется, призвал только для себя.

— Может позвать Зеура, — Роар практически налетел на него, останавливая, когда Рэтар вышел на улицу.

Митар был сам не свой — взгляд безумца, сам мужчина был весь всклокоченный, испуганный. Таким Роара он не видел уже очень давно. Наверное, последний раз таким был, когда погибла Яза. И ферана облепило чувство стыда за мысли, которые так жестоко бились внутри.

— Зачем? — спросил Рэтар, прекрасно зная ответ.

— Чтобы спасти ведьму, — ответил Роар.

— Которую?

— В смысле? — митар смотрел растерянно и с непониманием.

— Маг сможет спасти только одну, — напомнил феран. — Которую будем спасать?

— Рэтар, — нахмурился Роар и потупил взгляд.

Феран мотнул головой и ушел из замка, направившись в сторону Нравы — кажется ледяная вода реки была сейчас единственным спасением для него, чтобы избавится от тяжелых мыслей и вернувшейся невыносимой головной боли.

— Достопочтенный феран, — через день в его рабочую комнату постучала одна из серых.

— Грета? — кивнул он, надеясь, что не перепутал имя.

— Да, — смущаясь кивнула девушка и поклонилась. — Меня прислала Карлина. Она попросила сказать… сказать, что Мила, белая ведьма… да… она… горячка ушла, ей стало легче и скорее всего уже ничего не случится. Простите… во-вот…

Она неловко поклонилась и хотела убежать, когда он кивнул на её сбивчивое сообщение.

— Подожди, Грета, — она остановилась в дверях и со страхом обернулась. — Как чёрная ведьма?

— Хэла? Она… чёрная ведьма, она пока… никак наверное… — пожала плечами Грета. — Она словно в сознании и словно нет. Я не знаю, как сказать… простите, достопочтенный феран. Карлина, наверное бы лучше объяснила… простите.

Рэтар снова кивнул и отпустил несчастную, которая, кажется готова была в обморок упасть от одного только вида ферана, не только разговора с ним.

Получалось, что Хэла заговорила белую ведьму, но сама в себя ещё не пришла, но и хуже ей не стало, раз Карлина ничего ему не сообщила. Почему-то была уверенность, что сказала бы, если бы было, что сказать.

Молот в голове так и стучал не прекращая.

Спать Рэтар не мог, работать тоже. Ночи проходили за чтением, тренировками, или просто лежа на кушетке и уставившись в потолок.

И утром следующего дня снова попытка прийти в себя после бессонной ночи — снова тренировка с Роаром, который явно стал намного бодрее после сообщения о том, что вчера к вечеру белая ведьма пришла в себя и Мите даже удалось её накормить.

После тренировки Рэтара снова спасала ледяная река. И вода сегодня была кажется даже теплее, чем обычно — может тепло и пора цветения придут в этот раз сами собой?

Идя по коридорам к себе, он краем глаза заметил фигуру на том месте, где обычно в Трите сидела Хэла.

Сердце подскочило, предательски сбилось дыхание, совершенно дурная улыбка скривила лицо. Рэтар вышел на балкон и уставился на сидящую между зубцов стены Хэлу. Глаза её были закрыты, она подставила лицо под лучи Изар, тёмные круги всё ещё лежали под глазами, на щеках не было привычного румянца и ведьма, как всегда, была в одном только платье и босая.

Феран втянул в себя морозный воздух.

— Хэла? — позвал Рэтар.

Она не отреагировала и он забрался к ней. Присев рядом, феран понял, что ведьма спала. Он глянул вниз со стены и поморщился — упасть отсюда было бы смертельным делом. Подставив руку так, чтобы в случае чего перехватить её, снова позвал. Хэла вздрогнула и открыла сонные, полные усталости глаза.

— Я уснула? — спросила она у него. — Вот чёрт…

— Ты спишь в очень опасном месте, Хэла! — Рэтар постарался сказать это как можно грознее, но злиться на неё он не мог, только не сейчас, когда видел её перед собой живую и снова тонул в бездне её глаз.

— Простите, достопочтенный феран, — она улыбнулась и привычно склонила голову набок. — Я не собиралась спать.

— Но уснула. И могла упасть.

— Ты бы расстроился? — спросила она, став прежней Хэлой, сводившей его с ума.

— Иди спать в кровать, несносная ведьма!

— У меня не получается, — ответила она, став серьёзной и даже какой-то обиженной. — Знаешь, бывает так, когда так сильно устаёшь и потом не можешь уснуть? Вот у меня так же. Спать невыносимо хочу, но не могу. Я думала, что на свежем воздухе приду в себя, но вот отключилась.

О, он знал, очень хорошо знал это состояние, а с тех пор как в его жизни появилась эта женщина, состояние это стало для него обыденным и привычным.

Рэтар кивнул.

— Прости меня, — внезапно сказала она.

— За что?

— За Милену.

— Хэла…

— Нет, — она упрямо мотнула головой и протянула руку к его мокрым волосам. И Рэтар замер. — Не доглядела. Я её хотела напоить отваром, даже сделала всё, налила, но нас к тебе позвали и я не посмотрела, что она его не выпила. А потом забыла. Прости.

И Хэла убрала руку, а Рэтар понял, что волосы стали сухими.

— Иди в дом, Хэла, — мягко приказал он, и развернулся уйти, а на деле убежать от неё. Но пальцы чёрной ведьмы поймали рукав его куртки.

— Ты что-то хотел от меня?

— Нет, — он замялся, вспомнив о посланнике Картары, но сейчас была ли она в состоянии чем-то помочь?

— Заговор? — склонила она голову набок и лукаво улыбнулась.

— Тебе надо отдохнуть, — возразил он. И кажется сделать её счастливой возможно — Хэле похоже безумно нравиться мучить его.

— Один заговор я могу, — упрямая и до одури несносная, а главное как же не хотелось от неё уходить.

— Дай мне слово, что если он окажется непростым — ты не будешь его делать, — сдался феран.

— Хорошо.

— Хэла, — и он тоже был упрямым. — Слово.

— Я даю тебе слово, что если будет не по силам — не буду делать.

Рэтар перехватил её руку, всё ещё державшей его рукав и аккуратно потянул на себя.

— Хорошо, идём.

Глава 12

Через некоторое время Рэтар, Роар и Хэла, сидевшая на кушетке невероятно смирно и тихо, слушали отчёт о нападениях в Картаре от прибывшего посланника.

В небольшом укрепленном селении в горах на границе почти начинался голод, свободные люди просили помощи, военной и продовольственной, но в этих беспорядочных нападениях Изария потеряла уже два отряда и несколько обозов.

Главная проблема была в том, что нападавшие уходили из Кармии после нападения, и нельзя было не учитывать, что это могла быть обычная провокация, чтобы спровоцировать новый военный конфликт, так как мир с соседствующей Ринтой был шатким и откровенно формальным.

И самое неприятное, что войны хотели даже не сами ринтийцы — всё было намного сложнее. Игры, в которых Рэтар Горан участвовать не хотел, особенно в нынешних условиях. Нет, война была для него понятна и проста, его люди всегда были к ней готовы, являясь опорой элата Кармии, но — изарийская Картара была идеальным местом для пустой провокации. Селение находилось как раз в том месте, где был небольшой промежуток горной сухопутной границы Ринты и Кармии, настолько ничтожный по протяженности, что если из-за него начнётся война это будет до тошноты смешно.

Посланнику было не сладко — он держал ответ за происходящее перед фераном и было видно, что просить или уж тем более требовать помощи, у него не получалось. Он был сам не свой, несмотря на то, что стоял прямо и соответственно военной выправке и правилам службы.

— А ты из портала пришёл и больше нигде не был? — спросила Хэла внезапно, когда посланник замолчал и выжидающе уставился на Рэтара.

— А? Уважаемая ведьма? — парень явно испугался её присутствию, неужели не заметил раньше?

— Да какая я тебе уважаемая, нашёл госпожу, — усмехнулась она. — Если нигде, кроме своего дома, не был, то снимай-ка сапог.

— Э… — наблюдать за общением Хэлы с теми, кто не привык к её манерам, было всегда откровенно весело, причём сейчас веселился не только Рэтар, но и стоящий возле двери Роар.

— Сапог, дружочек, сними и отдай тёте ведьме, — она встала и подошла к посланнику, протянув руку вперёд.

Тот был настоящим изарийцем — высоким, широкоплечим воином, с выправкой и твёрдостью осанки. На поясе был меч, одет в хилдскую лёгкую броню картарских отрядов. Хэла была ему чуть выше середины груди, но напор с которым она всё делала, заставлял даже такого как этот молодец бледнеть, заикаться, теряться.

— Ну, я… это… не очень… и… — это было действительно смешно.

— Ой, хорош, — небрежно махнула она рукой, — нашёл чем пугать, сапоги он два дня носит не снимая. Спроси у матушки какого с подрастающими обормотами жить — от них вонь, словно они всё время в выгребной яме проводят. Я знаешь ли тоже нанюхалась за свою жизнь, так что снимай давай, побыстрее, а то усну сейчас и сами будете заговоры делать.

Посланник глянул на ферана и на митара, потом нехотя стащил с себя сапог, после чего отдал его ведьме.

— Не, снимай второй, — сказала та, внимательно изучив подошву.

Парень снял второй.

— Во, тут лучше, — Хэла небрежно отдала ему первый сапог и вернулась со вторым на то место, где сидела до этого, оставив посланника стоять посреди рабочей комнаты ферана босым и явно готовым оказаться, где угодно, но не здесь.

Ведьма долго смотрела на подошву, а потом спросила:

— А что за серый дом у вас в селении?

— Се-серый? — парень нахмурился, потом повёл смущённо плечом. — Не знаю… может дом повитухи? Он серый, как ваше платье.

Сказав это он покраснел, ведьма глянула на него, как обычно умела, озорно и игриво, и усмехнулась, а Рэтара кольнула… ревность? Но Хэла уже переключилась на подошву сапога, она изучала её так, словно перед ней лежала книга, а не грязная обувь.

— Эта повитуха и тебе помогла родится? — уточнила ведьма.

— Да, — вопросы приводили его в совершенное замешательство.

— Хм… нет. Другой дом, — мотнула головой Хэла. — Должен быть ещё серый дом.

— Нет вроде, уваж… мая ведьма, — он виновато глянул на ферана.

— Может дом эйола? — отозвался от дверей Роар. — Постройки веры всегда серые и помимо храма, это ещё и дом эйола.

— А ты был в доме у эйола недавно? — Хэла подняла на посланника свой взгляд, теперь серьёзный, даже жёсткий.

— Был, — нехотя ответил он.

— Зачем? — заинтересовалась ведьма.

— Так… брат у меня погиб, эйол его оговаривал, перед погребением, — парень в очередной раз потупил взгляд и стал на вид совершенно потерянным и несчастным.

— А руку эйола держал? — Хэле было вообще всё равно на его чувства.

— Да, конечно. Так положено ведь, — ответил он, словно глупо было бы не знать таких вещей.

— Ну мне-то откуда знать? — повела плечом ведьма. — Я не с этого района.

Бросила она снова странное слово, а после этого ловким движением руки оторвала от подола своего платья полоску ткани, вытерла ею грязь с сапога, ещё раз внимательно посмотрела и скрутила лоскут ткани.

— А с телом брата, что сделали?

— А? — совершенно перестал понимать происходящее посланник и Рэтару стало жаль его.

— Ну, как там у вас принято? — спросила Хэла.

В Изарии было два вида погребения — земля и огонь. Но чаще всего сжигали и придавали останки земле. Хотя это зависило от многих факторов — обычаи, местонахождение. В горах, откуда был воин, чаще всего сжигали и развеивали часть праха в каком-то одном, выбранном или главой семьи или самим умершим месте, а вторую часть сыпали под порог дома — горные люди считали, что мёртвые берегут родных после смерти.

— Придали огню, — ответил посланник, явно не понимая при чём тут все эти вопросы про брата.

— Окушки, — кивнула она и оторвала ещё одну полоску ткани. После чего встала и подошла к посланнику. — Это твоё.

Хэла отдала сапог и терпеливо подождала пока тот его надел, потом протянула первую скрученную полоску серой ткани:

— Это нужно будет закопать, примерно на ладонь в землю, в месте, где пролилась кровь защитников, чем свежее, тем лучше, — стала она давать указания, — но без фанатизма, пожалста, а то нужно успеть сделать это сегодня, до наступления темени. Понятно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Э, — парень как и все пытался осмыслить незнакомые слова в речи ведьмы, он часто моргал и хмурился, — да. Я понял.

— Хорошо, — медленно кивнула она, вглядываясь в посланника. — Если не успеешь закопать, не делай уже ничего, надо будут новый заговор творить, а этот будет бесполезен. Нужно будет его утопить.

Он понимающе кивнул и взял у неё из руки скрученный лоскут и тут же издал странный звук и одернул руку.

— Ой, тётя ведьма пальчик мальчику уколола, — сочувственно произнесла Хэла и потребовала руку посланника обратно.

Когда он протянул её с недоверием, ведьма вытерла кровь вторым лоскутом, и оставила парня в недоумении смотреть на пальцы, на которых явно не осталось никаких следов от раны.

— Так, это от меня тебе бонус, — и она вложила ему в руку второй лоскут. — Когда захочешь попросить прощения у брата, только по-настоящему, а то мёртвым пустые стенания ни разу не нужны, смерть пустые слова не любит. Так вот, захочешь у брата прощения попросить, возьми этот кусок ткани, и сходи туда, где его прах развеяли, закопали, что там ещё… На том месте сожги эту ткань, а пепел тоже развей. Понял?

— А откуда… — он смотрел на второй лоскут, и теперь был вообще невероятно потерянным и озадаченным.

— Ой, только не надо вот этого, ладно? — она закатила глаза. — Откуда… оттуда! Ткань в куртке в подклад внутренний спрячь. И я тебя очень прошу, горемычный, не давай лоскуток в руки бабы этой вашей, — она запнулась, а потом фыркнула, — общей.

С этими словами Хэла развернулась и хотела уйти.

— А можно я спрошу… — посланник уставился ведьме в спину и было видно, что ему не по себе от того, что он решился вообще ещё что-то сказать и, уж тем более, спросить.

— Ну, давай, — и она снова села на кушетку, подтянув под себя ноги, склонив голову набок и уперев её в кулак руки, облокотившись в свою коленку. И стала похожа скорее на озорную девчонку, чем на взрослую женщину, или, боги, на чёрную ведьму.

Рэтар даже не стал протестовать, потому что она устала, хотела спать — сейчас смотрел на неё, любовался и не хотел прерывать её, как не хотел, чтобы уходила.

— У меня дочка… она болеет и… может… можно ей помочь? Лекари сказали, что нельзя.

— Можно, — спокойно ответила Хэла. — Где жена твоя?

И посланник нахмурился очередному странному слову.

— Супруга, — поправилась ведьма, сказав слово, привычное их слуху.

— Она умерла, — проговорил воин.

— А кто с дочкой помогает? — нахмурилась Хэла.

— Мать супруги, — ответил парень и она кивнула ему, словно от этого ответа стало всё понятно.

— И она хворает? — уточнила ведьма.

— Я… — посланник явно не знал, что ответить.

— Хворает, — убеждённо проговорила она, — просто не говорит. Вся сила матери в молчании, вечно разваливаешься на части, а никому не говоришь, а потом уже, когда отъехала, и все такие удивляются, чего молчала. А зазноба твоя частенько её выдворить хочет, бабку-то? Или как они тут у вас называются — матэ?

— Ну, — он дёрнул плечами, повёл шеей, смутившись.

— Конечно, оно ей надо? — фыркнула Хэла. — Посторонние на территории, которую она так старательно расчищала себе. Жену твою со свету сжила, брата, вот теперь мать жены на очереди, а потом и дочка.

И парень вскинул голову и на лице его отразилось столько странного неопределенного смешанного чувства страха и кажется вины, а ещё злости?

— Ну-ну, она не специально, — словно успокаивая его, ведьма повела рукой в воздухе, будто погладила. — Ты же тоже типа нечаянно ей под юбку-то залез?

Хэла цокнула и повела головой, а посланник виновато уставился в пол. Рэтар глянул на Роара, который был полностью вовлечён в происходящее и на лицо митара стало лицом мальчишки, который с восторгом слушал увлекательную историю.

— Виноват, виноват… Тяжело без жены может, конечно, но под юбку жены брата лезть, ай-яй-яй, — Хэла помотала головой. — Но… ладно, я тебя понимаю, баба действительно хороша!

И он поднял на неё глаза, правда это её заявление явно не сделало лучше.

— Она просто злая. Бывает такое. Злой человек, вроде и не специально, а вокруг него даже мужи мрут. А брата твоего она не любила никогда. И он это знал, но всё равно в жёны взял, а надо было быть умнее. Красоты захотелось. Девок там тьма, а вы все вокруг одной столпились, пфффф… — она пренебрежительно скривилась, потом вздохнула. — Ладно, я тебе не священник, проповедь читать. Ты просто реши — или баба или дочка. Простой же выбор, не? Только вот проблемка — чем дольше решаешь, тем хуже. Кстати, не думай, что, когда она вокруг тебя всех изведёт, за тебя не возьмётся. И тебя изведёт. Над прахом брата и твой развеют. Ответила на вопрос?

Парень стоял сам не свой, внутри явно было столько всего, что ведьма вытащила с такой лёгкостью, но он и сам себе в том не признавался. И конечно присутствие при всём этом достопочтенных митара и самого ферана не могли не ударить по мальчишке. Он поднял на ведьму глаза, рассеянно кивнул и повернулся к выходу, чтобы уйти. Уже когда был в дверях, Хэла ему сказала в спину:

— У повитухи внучка прелесть ведь, ты же знаешь, а главное дочку твою любит по-настоящему.

Посланник бросил на неё озадаченный взгляд, открыл рот что-то сказать, но промолчал, хотя Хэла уже этого не увидела, потому что положила голову на подлокотник кушетки и подтянула под себя ноги. Зато Рэтар видел её невообразимо прекрасное, полное озорства, выражение лица.

— Кошмар, словно я сводня, — буркнула она себе под нос недовольно, но при этом ухмыльнувшись.

— А меня ты тоже так видишь? — поинтересовался Роар, как только дверь за посланником закрылась. На лице митара было такое восторженное выражение, он вообще к Хэле относилась ласково и с теплом.

— Вот ещё, не смотрю и не вижу, — фыркнула ему Хэла.

— Почему? — удивился Роар.

— А зачем? Ты мне и вот таким вполне себе нравишься, а то погляжу, а у тебя там может похабщина одна и непотребство сплошное… вдруг расстроюсь, — она подавилась зевком, а Роар засмеялся. — Или чего глядишь на провокацию поддамся.

— Хэла, ты нечто! Богами клянусь, никогда такого не видел, — она подняла руку и помахала ему, не поднимая головы.

Рэтар улыбнулся. Роар посмеялся, потом потер переносицу и вернулся к решаемому им вопросу:

— Может отправим в Картару твой отряд? Пусть Шерга́ возвращаясь сделает круг?

— Пусть, — кивнул феран. — Уже слышу недовольное ворчание Тёрка.

— Он всегда ворчит, нет?

Рэтар ухмыльнулся, соглашаясь, и они углубились в обсуждение порядка смены отрядов и прочих важных вещей.

— А что с кострами сегодня? — уходя, спросил Роар.

— Что хочешь, — небрежно отмахнулся феран.

— Точно?

— Роар! — устало рыкнул Рэтар. И тан усмехаясь, скрылся за дверью.

Пока они с Роаром обсуждали дела, Хэлу не было слышно, и оба мужчины совершенно забыли о ней. Теперь же Рэтар посмотрел в сторону кушетки и понял, что ведьма не только не ушла, но и снова уснула. Он вздохнул и, поднявшись, подошёл к ней.

— Хэла? — тихо позвал феран. Ведьма спала, полусидя, подложив руку под голову и поджав под себя колени, под её боком пристроилась неизвестно откуда взявшаяся фицра.

Рэтар улыбнулся и, взяв свой плащ, накрыл им Хэлу. Ведьма заёрзала и ему не без сожаления, как он заметил, подумалось, что она сейчас проснется.

— Мамочка ещё пару минуточек поспит, солнышко, и встанет, хорошо? — пробормотала она укутываясь в плащ Рэтара и пряча нос в меху подкладки.

Сердце предательски защемило, он присел перед ней на корточки и провел пальцем по слегка нахмуренному лбу, потом по волосам. Женщина издала какой-то странный звук и подалась вперёд, подставляя щёку под его руку. Из под плаща показалась голова фицры и на него с интересом уставилась пара глаз цвета заката Тэраф.

— Что? — спросил Рэтар шепотом глядя на зверька.

Как же близко он сейчас был к краю. До боли, до безумия.

Феран убрал руку и встал, пройдя обратно за стол, решив не тревожить Хэлу, давая ей возможность выспаться.

И большая часть дня, до самого захода Изар, прошла за работой, он периодически поднимал глаза на спящую в его рабочей комнате ведьму, когда она что-то начинала бормотать во сне, но убедившись, что она спит, снова возвращался к своим бумагам.

И внутри него было ощущение такого невообразимого покоя, которое он не испытывал уже очень давно, а может даже никогда в своей жизни. Ему было хорошо, тепло что ли, оттого, что эта женщина просто спала рядом. Словно она всегда была в его жизни, всегда была в этой комнате, словно то, что сейчас происходило, было самым обычным в его жизни, тем, к чему он привык. Это умиротворяло, но одновременно с тем выворачивало наизнанку.

За спиной пристроилось что-то сродни смятению, испуг или может сомнение, такие необычные для Рэтара чувства. Они тянулись к нему липкими пальцами, пытались устроится внутри, разрастись.

Рэтар злился — не понимал, что происходит, не мог найти объяснения тому, что чувствовал. Для него это было неприемлемым, он ненавидел терять контроль, ненавидел быть неуверенным в происходящем или тем более в себе. Но с этой женщиной он чувствовал себя именно так — она изводила его и Рэтар чувствовал себя зверем, загнанным в угол.

В комнату слегка постучали и в двери появилась Шера. Вот кого ему сейчас вообще не хотелось видеть, да и вообще никогда не хотелось. Рэтар точно знал чего пытается добиться эта женщина, постоянно пытаясь привлечь к себе его внимание, и знание это приводило его в раздражение.

— Достопочтенный феран, — наложница поклонилась.

— Шера? — он с вопросом посмотрел в её красивое лицо.

— Я хотела просить у вас разрешения быть сегодня на кострах, — манящее движение головы, чтобы откинуть волосы назад.

— Разве вы не бываете на кострах всегда? — вздохнул он.

Сколько она будет пытаться, прежде, чем понять, что не может быть ему интересной?

— Я всегда прошу разрешения у достопочтенного митара, но сейчас не могу его найти, — проговорила она мягко.

— Мне плевать Шера, — отозвался Рэтар. — Хотите на костёр? Вам никто не запрещает. Это всё?

— А вы будете на костре, достопочтенный феран? — заигрывая, спросила она.

— Буду. Можешь идти, — отрезал он, прерывая её игру и её вторжение в его маленький уютный мир, где сейчас ему было наконец спокойно и тихо, и Рэтар с ревностью кинулся выгонять непрошеных гостей. И ещё ему, кажется, было страшно, что Шера разбудит ведьму, и та исчезнет не только из его рабочей комнаты, но из его жизни.

Наложница потупила взор, глянула с немой обидой, потом развернулась уйти и заметила Хэлу. Ферану показалось, что Шера закусила губу, но точнее не сказать — выражения лица девушки он не видел. И наложница вышла, закрывая дверь громче, чем могла.

Рэтар непроизвольно зажмурился и замер, но ведьма не проснулась. Она лишь снова что-то пробормотала, а фицра, так и лежащая с ней рядом встала, потянулась и снова улеглась, перевернувшись на другой бок.

Их маленький мир остался нетронутым и феран испытал от этого какую-то болезненную радость.

Уже когда за окном стали кричать воины, слуги и свободные, готовя костры, Хэла открыла глаза и нахмурились. Сначала она глянула в окно, потом на Рэтара.

— Я уснула, — скорее заключила она, чем спросила.

— Да, — ответил он.

— Не храпела? — сощурилась ведьма.

— Что? — удивился Рэтар. И как у неё получалось быть всегда такой непредсказуемой?

— Точно не храпела? Ты уверен? — уточнила она, словно он отвечал.

— Нет. И да, — усмехнулся он.

— Хорошо, — она ещё сильнее спрятала лицо в его плащ. — Спасибо!

Рэтар замер — это было слово благодарности из её мира. Видимо Хэла благодарила, потому что феран укрыл её. Он слегка кивнул. Почему-то не получалось говорить, казалось, что он вот-вот сорвётся, и всё будет не важно. Хотя может и не было ничего важнее.

— Что это за мех? — снова Хэла задала неожиданный вопрос.

— Сунга́, — отозвался Рэтар.

— А кто это?

— Это животное, что живёт в изарийском пригорье, забирается очень высоко по горным тропам, и потому её мех один из самых тёплых, — пояснил феран. — И самых ценных.

— С ним плащи только у тебя, у Роара и у Элгора? — заметила ведьма.

— Да.

— А на какое животное похожа сунга? Ну, из тех, что я видела здесь. Или я такое не видела?

— Хм… — феран задумался. — На телыг немного. Но всё же надо видеть.

— А сколько шкур в одном плаще? Вроде цельный.

— Одна, — подтвердил он её догадку.

И Хэла одобряющие кивнула.

— А туша?

— Что туша? — не понял Рэтар. Да он порой и не пытался её понять. Хэла завораживала и понимать её было просто не нужно.

— Ну, зверя убили, шкуру сняли, а туша? — пояснила она, глядя ему в глаза.

— Её едят, — ответил он. — Вообще на сунгу не охотятся, очень редко и с личного разрешения ферана. Более свободно можно только в голодное время, но под присмотром смотрителей пригорья. Живущим в горах обычно приходится особенно тяжело, но тем не менее сунгу трогать запрещено.

— И не нарушают? — спросила ведьма. — Или за необоснованную охоту на сунгу наказание есть?

— Нарушают бывает, и наказание есть — смерть, — и она с интересом посмотрела на него. — Сунга один из символов Изарии, этого зверя почитают и относятся с уважением. А что до охоты — тушу разделывают, мясо заготавливают, вялят. Из кости и рогов делают рукояти для оружия, — он махнул на кинжал, что был у него за спиной, — украшения, предметы быта.

— Хорошо, — улыбнулась Хэла грустно.

— Хорошо? — уточнил Рэтар, не понимая до конца этого разговора, но радуясь ему.

— Да, было бы печально, если бы зверя убивали только ради его дорогой шкуры. — Хэла погладила подклад плаща ферана и издала какой-то странный звук, похожий на писк или очень тихий визг. — Какая же мягкая, прям не могу!

Рэтар рассмеялся. Эта женщина была такой тёплой, домашней… что щемило внутри.

— Это ты виноват, что я уснула, — сказала ведьма, меняя тон, но и не отрывая лица от меха.

— Что? Я? — феран нахмурился.

— Да.

— Неужели? — ухмыльнулся он. — Я нагоняю на тебя скуку и сон?

— Твой голос меня успокаивает, — прошептала Хэла, не открывая глаз, — слушала бы и слушала, вечность…

Феран выдохнул. Всё. Вот она пропасть — падай, Рэтар! Она толкнула, нет, потянула тебя вниз. Он сглотнул, пытаясь найтись, не просто ответить, а вообще найти себя.

— Всё, мне пора, — она встала и потянулась.

Всё же было бы слишком просто, да? Хэла потянула его в бездну и отошла, чтобы дать упасть.

И он даже не успел глазом моргнуть, как она метнула рваной юбкой платья и…

— Спасибо, я даже кажется выспалась, — улыбнулась она, склонив голову на бок, и исчезла за дверью. А Рэтар так и не смог пошевелиться.

— Хэла, подожди, — шепнул он в пустоту.

"Да что ж такое, женщина!"

Глава 13

Милена сидела в кухне вместе с Митой, которая суетилась с подготовкой еды для костров.

Как рассказали белой ведьме, это была своего рода традиция Изарии — когда отряд уходил на службу, главный дом города или селения устраивал костры, и приглашал семьи воинов отряда, который должен был уйти в поход. Родные воинов приносили угощение, но основная еда и выпивка были в ведении главного дома, в данном случае правящего дома, то есть дома ферана.

И по этой причине Мита была занята с самого раннего утра.

— Прям шашлыки или барбекю, — воскликнула Мила, глядя на подготовку к мероприятию.

— А? — Мита глянула на девушку в замешательстве.

— Ну, у нас, в моём мире, так называется, когда готовишь мясо на природе и на костре, — пояснила белая ведьма.

— А, — протянула повариха и одобрительно кивнула.

Мила была ещё слаба после болезни, поэтому её не выпускали на улицу, хотя ей очень хотелось. В комнате серых быть не хотелось — сами девушки работали в доме, а белая ведьма тупо сидела в одиночестве на кровати и тырилась в стену. Сначала правда с ней была Хэла, но женщина была очень плоха после того, как заговаривала Милену, и та это видела.

Чёрная ведьма беспокойно ворочалась, пытаясь уснуть, и в итоге ушла подышать свежим воздухом, но так и не вернулась. И Мила, когда уже почти взвыла от скуки и стыда перед Хэлой, решила пойти поискать её, и забрела к Мите. Белая ведьма хотела идти искать дальше, но была усажена поварихой за стол, получила кружку с вкусным травяным отваром, в итоге так и осталась на кухне.

Вообще болезнь многое в ней изменила. Милена не понимала всего до конца, но чувствовала, что теперь всё будет стремительно меняться.

Сейчас, сидя здесь внутри этой суеты, обнимая кружку с теплым настоем трав, она чувствовала себя уютно, как никогда. И это было действительно странно.

Несколько раз забегали стражники и какие-то слуги, и все эти люди спрашивали у неё, как она себя чувствует. Спрашивали искренне и очень радовались, когда белая ведьма отвечала, что чувствует себя хорошо. А ещё были Мита, серые, или, боже, Хэла…

Милене хотелось рыдать от воспоминания, какой она увидела женщину, когда очнулась. Чёрная ведьма была совсем на себя не похожа. Она была опустошённой, изможденной, словно не живой. Жуткие круги под глазами, глаза такие тёмные и тусклые, губы стали серыми.

Хэла сидела рядом с девушкой с того момента, как она заболела. Женщина не пила и не ела, не ходила в туалет, она держала Милу за руку и заговаривала, заговаривала… а ещё иногда пела. Милена слышала, сквозь бред из-за высокой температуры, колыбельные, словно она была ребёнком.

Мама никогда не сидела с ней рядом, когда Милена болела в детстве. За ней всегда ухаживала бабушка, а мама была отстранённым зрителем, и даже не зрителем, скорее незаинтересованным наблюдателем. Она могла уехать по делам на несколько дней, могла находится дома, но даже не спрашивать о состоянием дочери. Ей было достаточно дел и других детей.

Более того Мила не помнила, чтобы мама когда-нибудь обнимала её, держала за руку. Для этого были папа и бабушка. Маме было всё равно. Мама не любила Милену, мама винила её в страшных вещах, а последний раз, перед тем, как Милена попала сюда и исчезла из жизни матери навсегда, наконец кинула в неё последнее, самое болезненное обвинение.

И вот, попав в совсем чужой мир, где всё было другим, нереальным или наоборот слишком реальным, всё было воинственным, где не было понимания что к чему, она наткнулась на людей, которые с такой теплотой к ней относились, хоть и не должны были, хоть и не знали о ней ничего.

— Что опять за мокрое дело? — в дверях стояла Хэла.

— Я тебя потеряла, — улыбнулась Милена сквозь проступившие от тяжёлых мыслей слёзы.

— И решила поплакать об этом? — фыркнула чёрная ведьма.

— Нет, — девушка качнула головой, пытаясь не расплакаться.

Хэла прошла от дверей в тот уголок кухни, где сидела Милена, и села рядом, обняв девушку, и та с радостью уткнулась в её плечо.

— Где была-то, Хэла? — спросила женщину Мита.

— Задремала в укромном местечке, — улыбнулась чёрная ведьма.

— Надеюсь не на балконе? Ты аккуратнее там, свалишься ведь, — повариха недовольно покачала головой.

— Не переживай, — успокоила женщину Хэла.

В проёме двери показался Роар, поначалу он просто заглянул в кухню и пошёл дальше, но через мгновение вернулся назад.

— Хэла, я тебя искал, — возвестил он радостно.

— Где искал? — лукаво повела бровью женщина.

— Там, где была, — усмехнулся митар. — А ты уже здесь.

— Вот такая я неуловимая, — она улыбнулась. — Что хочет достопочтенный митар от тёти ведьмы?

Он рассмеялся:

— Я сделаю для серых костёр сегодня, придёте?

Хэла стала серьёзной и даже нахмурились:

— Ты уверен, что нам будут рады? Не праздник же. Всё-таки проводы — дело семейное, а тут серые и уж тем более ведьмы.

— Пффф, — всплеснула руками Мита. — Тебя воины обожают, Хэла. Они твои песни слушали бы и слушали, а уж огненную воду твою, нашу родную цнелю пить перестали, твою хотят! Так что глупости какие. И серые что не часть этого дома? Они же в гости к нам приходят, так что вот бы им ещё тут быть против!

— Видишь, мамушка верно говорит, — улыбнулся Роар, при этом Мита так глянула на него, нарочито сердито, но с такой теплотой, что у Милены отчего-то защемило сердце.

— А феран, что сказал? — спросила Хэла, явно всё ещё сомневаясь в правильности этого решения.

— Он не против, я у него спросил.

— Уже?

— Ну я же тебя искал, — он ей подмигнул и стал похож на озорного мальчишку, который что-то натворил.

Милена никак не могла понять сколько же ему лет. Она всё пыталась представить его без бороды и усов, но это не получалось. Заросли на его лице, хоть и не густые, как она подозревала, добавляли несколько лет, может даже десяток к тому, что было.

Девушке порой казалось, что их общение с Хэлой происходит как бы на равных и они казались друзьями-однокашниками. Может поэтому ей представлялось, что митар и чёрная ведьма одного возраста?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хэла сказала, что ей тридцать восемь? Но Милене никак не виделся этот возраст — почти сорок. Тридцать, но не больше тридцати пяти… хотя какая глупость? Может это потому что самой ей в её двадцать один казалось, что тридцать это много и с каждым годом всё больше и больше, словно не год, а десяток.

Но Милена не видела, что Хэла вдвое старше неё самой, она была такая очаровательная, красивая, молодая — Милена была зачарована этой женщиной. И уж никак не получалось, что Хэла старая, а что тогда с митаром?

Она глянула на него. Мужчина был поглощён разговором с Хэлой и так на неё смотрел — стало почему-то завидно. Он был красивым, действительно красивым. Несмотря на мужественность, размеры, бороду эту, он был мягким, что ли. Таким… невероятно притягательным.

“О, боже, Миленка, ты кажется всё ещё болеешь…” — внутренне стукнула она себя.

— Ну хорошо, раз твой суровый тан не против, то мы придём, — ответила тем временем Хэла. — Только, если будем смущать народ, долго не будем сидеть, ладно?

— Хорошо, — принял он условие. — И Милену не забудь.

Девушка вскинула не него голову в удивлении и замешательстве. Встретилась с невообразимым взглядом, таким тёплым, но что-то ещё… или это и вправду она болеет ещё?

— Только укутайте её, прошу тебя, — сказал он, переводя взгляд на чёрную ведьму.

— Ох, достопочтенный митар, вот для кого старается, — Хэла игриво покачала головой. — Не переживай, солнышко моё, упакуем в лучшем виде.

Роар повёл головой, ухмыляясь, потом спросил, немного хмурясь:

— И огненную воду сделаешь? Не слишком сложно будет?

— Это вообще ерунда, — ухмыльнулась она, — Сколько хочешь, милый. Это я всегда за!

Он одобрительно кивнул, вроде ушёл, но потом снова заглянул в кухню:

— Кстати, посланник уже всё закопал.

— Молодец какой. Но я знаю, что закопал.

— Правда? — повёл бровью митар, а Хэла повела корпусом, словно поклонилась, сидя. — Поможет?

— Ну, не зря же я его сапоги нюхала, ей богу, — закатила глаза чёрная ведьма.

Роар рассмеялся и снова скрылся в коридоре, теперь уже совсем.

— Снова творила заговор? — Мита была явно недовольна. — Сведёшь себя в могилу! Вон, девочку вытащила, в себя прийти не успела, и снова за магию взялась?

— Я легонечко, — отозвалась Хэла.

— Знаю я твоё “легонечко”, — проворчала повариха.

— Не переживай, я выспалась и полегчало, — ответила на это чёрная ведьма.

— А теперь ещё им воды наделай, чтобы упиться могли?

— Ну, это и вправду просто, Мита! — возразила чёрная ведьма.

— Хэла, — Милена решилась задать вопрос, — а как мне тоже научится заговорам? Я бы хотела, но не знаю как. Может тебе нужно меня научить?

— Ох, детка, — она погладила её по голове, — если бы я сама знала, как это работает. Я провела тут в общей сложности уже наверное сколько, луней девять? Если считать с тем, который протусила у малохольных этих, у магов. Я по началу тоже как и ты не понимала, что к чему. Ругалась на них, шипела, ну и словами кидалась, вот как ты тогда.

Милена понимающе вздохнула, она с содроганием вспоминала какой яростной и страшной тогда была Хэла и это чувство невозможности говорить.

— И вот однажды я пожелала одному из магов облезть, — повела головой чёрная ведьма, — и он облез, прикинь? Вот как на солнце, когда сгораешь и потом кожа волдырится и слезает такая… — женщина скривилась, а Милена поёжилась. — Сначала он облысел, а потом с него кожа стала слезать. И мне так стыдно стало, я хотела что-то исправить, но не получилось.

— И он до сих пор такой? — Милене стало жалко мага, хотя должна была бы злиться на них.

— Не знаю, заинька, не знаю, — в задумчивости ответила Хэла. — Думаю, маги всё исправят, потому что они умеют, но это конечно дело не простое, чьи-то заговоры исправлять.

Она повела головой, посмотрела в никуда.

— Когда там молния появилась, что к чему, тоже не знаю. Знаю, что воду сразу могла превратить в алкашку и обратно, — ухмыльнулась чёрная ведьма. — Вот и фигачила, как не в себя. Ты мне может не поверишь, но я столько не пила никогда в жизни! А бывало у меня в жизни всякое. Потом я поняла, что если в себя посмотрю, то узнаю, как делать те или иные вещи. Вот просто у меня есть ответ. Но тоже не всегда. Иногда нужно посылать запросы во Вселенную, так сказать.

— Это как? — уставилась на неё Милена.

— Да, — и Хэла нахмурилась, — типа: “ок, Вселенная, это Хэла, забабахай мне уже сиськи третьего размера, да и от размера одежды сорок шесть не откажусь…”

— Что? — девушка уставилась на неё во все глаза.

— А не, не то, это другой запрос и он не работает, — Хэла говорила это так серьёзно, что понять, что это шутка было весьма сложно, Милена нахмурилась. — Да, шутка, блин!

И Хэла прыснула со смеху, белая ведьма закатила глаза и тоже засмеялась. Мита с интересом смотрела на двух ведьм. Хэла, так же посмеиваясь, встала, что-то запела и стала заваривать себе травы.

— Короче, не знаю, солнышко, как это работает, — она села назад. — Подожди, заработает, я силу в тебе вижу, только она глубоко, немного нужно подождать.

Милена благодарно кивнула:

— Спасибо.

— Не переживай, хотя мы тут задницы себе уже основательно отморозили, мы тебя ни разу не торопим, детка, — при этом Хэла начала подмигивать Миле, что та снова прыснула со смеху.

На кострах было классно. Их устраивали на площадке перед главными воротами в замок. Костров Милена насчитала около тринадцати, вокруг них стояли скамьи, чтобы удобно было сидеть. Какие-то были разведены рядом друг с другом, какие-то по одному. На кострах были в основном взрослые, хотя с самого начала, еще до того, как разожгли костры, были и маленькие дети, которые бегали между сложенных поленьев и получали от слуг замка что-то очень похожее на сладости.

Когда начало темнеть, появился феран и разжёг первый костер, от которого уже разожгли все остальные.

Их костёр, костёр серых, был самый последний в очереди. Как и они сами, пришли тихо и расселись вокруг на лавках, их костер был конечно один, ни с каким другими не соединялся.

Костры сложены были в форме круга и, когда Милена осмотрелась, то поняла, что от костра, около которого сидели феран, митар, бронар и другие видимо знатные воины, их “серый” костер отделял лишь ещё один — около него было слуги и кое-кто из примелькавшихся её глазу стражников.

Милену усадили на лавку, завернули аж в три плаща сверху и в один укутали ноги. С одной стороны от неё сидела Карлина, с другой Хэла. Сначала все мирно разговаривали, на дальних кострах были те воины, которые должны были отправится на границу вслед за тем небольшим отрядом, который ушёл совсем недавно. Как поняла Милена — это был отряд разведки, а вот следом выдвигался уже большой отряд, основной, который сменит в одной из крепостей на границе другой отряд и тот отправится домой. Ну или что-то в этом роде.

Несмотря на то, что в семье Милены по линии отца все были военные, она во всём этом ничегошеньки не понимала. Некоторые даже удивлялись её непониманию устройства армейской службы. Но папа Милена был учёным, связал себя с наукой, а не с армией, чем вызвал негодование своего отца и других родных, только бабушка Милены, мама её отца, поддерживала сына. Впрочем папа, как помнила Мила, никогда о своём выборе не жалел.

Она сидела и смотрела на этих суровых мужчин вокруг неё. Было внутри понимание, что все они воевали и значит убивали. И сами могли умереть, как братья её папы, которые погибли на двух разных войнах и остались лишь лицами на чёрно-белых фото. Молодые, красивые. На глаза навернулись слёзы.

— Будешь реветь — отправлю спать, — шепнула ей на ухо Хэла.

Милена посмотрела на неё и чёрная ведьма ей очень по-доброму подмигнула.

Присутствие серых, хоть Хэла и переживала, но никого не смутило, а кое-кто был откровенно рад. Если с одной стороны от их костра была стража и домашние слуги, то с другой — молодые воины и стражники, у которых, как поняла Милена, не было пока жён и детей. Их ничего не удерживало от откровенного флирта с серыми. Правда Милена знала, что дальше этого было нельзя, но почему бы и взаимно не построить друг другу глазки? Они флиртовали и в сторону девушек из прислуги.

И совсем не надо говорить о том, что воины все без исключения были в восторге от “огненной воды” Хэла, да и от самой чёрной ведьмы. А уж как она их строила… Это надо было видеть — было чувство, что любой ради чёрной ведьмы, готов убиться.

Сначала было всё тихо и мирно, но только до тех пор пока к каждому костру стража не поставила сделанный Хэлой алкоголь, а слуги не вынесли заготовленное мясо, и другие яства для приготовления на костре.

Всё ожило и зашевелилось.

У кого-то из воинов были музыкальные инструменты — в основном какие-то дудки и рожки, но они неплохо на них играли, а ещё пели свои песни, которые Милене были не знакомы. А потом запели серые. Оказалось, что петь умели многие из девочек. Они пели свои песни — весёлые и грустные, иногда даже на странных языках. Хэла подпевала, она знала их все, но не солировала.

В процессе пения возле Хэлы словно ниоткуда появилась девчушка — маленькая, хрупкая, симпатичная на лицо, но простоватая. Девочка всегда улыбалась и Милена знала, что чёрная ведьма называет её кукушкой, хотя девочку звали Найта и она была местной дурочкой, которую очень любила Мита.

— Хэла, спой, Хэла, — попросила девочка.

Чёрная ведьма улыбнулась и запела:

— Песен ещё не написанных сколько?

Скажи, кукушка, пропой… [1]

И конечно Милена знала эту песню с детства — Колька слушал русский рок. А Хэла его отлично пела.

Слушая её в полной тишине, Мила восторженно понимала, что женщина поёт невероятно хорошо. Понятное дело, что как Цой не спеть, но и нового видения этой песни Хэла явно не принимала. Про себя Милена повторяла все слова, но спеть вместе с Хэлой так и не осмелилась.

— Милка, споёшь? — глянула на неё чёрная ведьма, когда закончила петь. Вот прям с места в карьер.

— Что? — выдохнула девушка. — Я не умею.

— В первый день, пела как миленькая, — улыбнулась ехидно Хэла. — Так что давай, мы знаем, что ты можешь.

Милена с трудом вспомнила, что когда Хэла напоила её в первый раз, то Мила действительно пела какую-то песню Короля и Шута, но только потому что Хэла её спросила, потом сказала “пой” и девушка запела… боже!

— Хэла, ну, правда, — она покраснела от воспоминаний.

— Давай, дружок, первое, что в голову придёт, — поддела её чёрная ведьма, — пой, а я помогу.

— А вдруг ты не знаешь песню? — попыталась выкрутиться Мила.

— А ты попробуй, — ухмыльнулась та.

— Давай, — легонько подбодрила её Карлина, тронув за локоть.

Девушка вздохнула:

— Замученный дорогой, я выбился из сил

И в доме лесника я ночлега попросил… [2]

Слабо, словно на автопилоте, запела белая ведьма и чёрная ей лукаво подмигнула и потянула дальше — ведь, кто не знает этой песни? И как Хэла играла голосом. И несмотря на то, что Милену было почти не слышно, но всё же она попала в это настроение.

Может для такого случая песня, по мнению девушки, была и некстати, но она видела, что никто не был против, а серые девушки одобрительно кивали и даже подпевали, оказывается знали эту песню.

Чувство, что заполнило Милену, было потрясающее. Она пела, пела! Да она вообще никогда не пела, ей всегда говорили, что у неё нет голоса, и слушал её вопли только Колян.

— А теперь закрой рот и больше ни слова, а то будем снова тебя лечить, — проговорила Хэла, когда они допели и Мила, радостная, но смущённая уткнулась в плечо, обнимавшей её женщины.

А Донна уже затянула песню “Тебя ждала я”. Она пела с Маржи, в припеве присоединялась Хэла, а это её надрывно спетое: “расскажите все ему, когда меня не станет — зелье, что сварила я, уж точно не обманет”, — пробрало до костей.

И это было действительно красиво. Сейчас, когда Мила не была в истерике, была практически трезва, потому что ей налили горячий отвар и добавили туда чего-то с градусом, но незначительным, девушке казалось, что в этом мире это наверное самое потрясающее, что можно было бы услышать. И она понимала почему все слушали, все без исключения, потому что это завораживало — эти красивые и такие разные девушки пели песню о разлуке, о предательстве, об отчаянии, о смерти, о том, что понимал каждый. Пели, пропуская через себя, но при этом с такой отдачей…

Когда они закончили снова запела Хэла, но уже песню, которую Мила не знала.

“Где мой дом из песка недостроенный?

Он, наверное, не выдержал ветра.

Отчего так бессильны порою мы

Перед целью своей в сантиметрах?” [3]

Чёрная ведьма пела её одна и кажется все окружающие эту песню не слышали раньше. А Хэла пропускала слова через себя, пела очень красиво и, хоть Милена в этом не разбиралась, судя по всему, очень правильно.

“Помоги мне, сердце моё горит

На костре не потухшей раны,

На углях от пустых обид.

Помоги мне, слёзы мои утри,

Склей обломки моей вселенной –

Каплю веры оставь внутри”.

И от слов припева захотелось плакать. Когда она закончила, кто-то из пришедших подхватил местную песню. Запели все, а потом серые вместе с Хэлой пели:

“Травушка расскажет мне о том, что случится…” [4]

Но Хэла спела только начало, девушки подхватили песню дальше и к удивлению Милы её запели и девушки из слуг, да и кто-то из людей, которые пришли на проводы воинов. А к концу куплета мотив подхватила музыка и это было настоящее колдовство, словно один мир протянул руку другому.

— Хэла, — шепнула Мила, словно боясь разрушить эту магию, хотя музыка и песня были так сильны, что наверное ничто не могло это разрушить.

— Ась? — отозвалась женщина, отпив из своей кружки.

— А откуда ты умеешь петь?

— А я не умею, — повела Хэла плечом.

— Неправда, ты умеешь! Я уверена, что ты училась, — возразила Мила.

— Училась, — улыбнулась чёрная ведьма своей кривой улыбкой, полной горечи. — Я ещё и на скрипке могу.

— Правда? — восхитилась белая ведьма.

— Толку-то? — фыркнула женщина.

— А где ты училась? В консерватории?

— Ого! Полегче, детка, — рассмеялась женщина. — Не попала я ни в какие консерватории. Хорошие девочки часто не вовремя встречают плохих мальчиков.

И она повела головой, улыбнулась сама себе.

— Я мечтала сыграть скрипичный концерт Мендельсона [5]… ага, мечтай, детка, — прошептала Хэла будто сама себе. — Вместо этого “на тебе, мамочка, — мальчик”. Как-то так бывает.

Милена не стала ничего говорить. Песня закончилась и тут среди всего этого радостного гвалта и смеха раздался женский голос со стороны главного костра.

— Хэла, а спой нам колыбельную?

Вопрос задала красивая, невероятно притягательная блондинка, высокая, статная, в бежевом платье, и при отблесках пламени сложно было сказать ленты какого цвета были на нём, но кажется тёмные. Значит, что там — наложница ферана? Она смотрела на Хэлу с вызовом и явной неприязнью.

— Колыбельную? — оказалось, что все притихли и насмешливый голос чёрной ведьмы прозвучал в полной тишине. — Ты нас спать что ли решила уложить, Шера? Так вроде никто пока не собирается, только веселиться начали. А, если тебе лично песенку охота получить, то для тебя только что-то отпевальное могу спеть, хочешь?

Тишина длилась всего пару мгновений. Милена успела заметить нахмуренного митара и его взбешённый взгляд, которым он смотрел сейчас на эту самую Шеру. А ещё она заметила, что ферана возле костра не было. Наложница же, не выдержав вызывающего взгляда Хэлы, встала и ушла.

Кто-то одобрительно что-то проговорил, кто-то сказал какую-то шутку и возле какого-то из костров засмеялись. А Хэла запела песню Короля и шута про мужиков и мясо [6] и, к удивлению Милы, все одобрительно всколыхнулись и припев горланили почти все молодые мужчины с соседнего с серыми костра. То есть эту песню чёрная ведьма уже пела не раз и она явно нравилась местным.

— Это кто был? — спросила Милена у сидевшей рядом Карлины, пока Хэла пела вместе с Донной песню.

— Шера, наложница ферана и главная в харне, — ответила та.

“Харн вероятно типа гарем,” — успела подумать Мила и тут началось…

— Ревнует, — хихикнула сидящая возле Карлины Грета.

— А то, — подхватила сидящая с Гретой Оань, — только куда ей с Хэлой тягаться?

И Милена не успевала за их переговорами, только глазами ошарашенно хлопала, переводя взгляд с одной девушки на другую:

— Глупая, кто ж так дразнит хищника?

— Она видно себя хищником считает.

— Пффф, не светит ей ничего! Феран на неё и не смотрит даже. Только зря ему глазки строит.

— Зато как он на Хэлу смотрит! Видели?

— Ох, когда эти двое наконец друг до друга доберутся искрить будет так, что спалит тут всё!

— Стойте, — Милена сказала это громче, чем хотела, но ей срочно нужно было всё это остановить, чтобы понять что к чему. Она с опаской глянула на поющую Хэлу. — Вы о чём вообще?

— Как о чём, — Грета заговорчески улыбнулась, но ничего не смогла сказать, потому что петь перестали, но музыканты подхватили веселую мелодию жуткой песни, переиначили её и начались танцы, а чёрная ведьма села на своё место.

Конечно ни Карлина, ни Грета, ни Оань уже больше ничего не сказали ни про Шеру, ни уж тем более про ферана или Хэлу.

Милена всмотрелась в лицо чёрной ведьмы. Ей казалось странным то, что она услышала. Она не видела ничего общего между ними — феран и Хэла? Неужели? Вообще такое возможно? Голову, одурманенную всё-таки алкоголем, потянуло в размышления о красавице и чудовище, почему-то.

Рэтар Горан, в понимании Милены, был действительно устрашающим — высокий, самый высокий из всех этих великанов, коими она видела изарийцев, крупный, он не был худым, он был таким плотным, потому что взрослый, но мощным что ли. То есть он может когда-то был сухим, когда только мышцы и больше ничего лишнего, таких она часто встречала в зале во время своих тренировок, такими были как раз митар и бронар. А у ферана видимо возраст брал своё, утяжеляя тело.

Но на почти каждодневных утренних тренировках Мила видела, что этот мужчина был умелым воином, выносливым и достаточно проворным. Ни митар, ни бронар, ни другие воины, выходившие против него, справиться с ним не могли. Он не разменивался на мелочи, не рисовался, он был минималистом, что ли, — никаких лишних движений.

Широкие плечи, сильные руки, мощные торс и ноги. Суровый холодный взгляд глаз, цвет которых она не могла определить, потому что не смотрела в них напрямую. Шрам — косой через всё лицо, уходил в тёмную с сединой бороду и переходил на шею, а оттуда видимо дальше на грудь, торс?

Он редко улыбался, он был жёстким, авторитарным правителем. Милена точно могла сказать, что ей было рядом с ним неудобно, неуютно и жутко не по себе. Хотелось выйти вон, даже когда они находились просто в одном внутреннем дворе дома.

А Хэла… она была такая живая, остроумная, смешная, мягкая, добрая, открытая, красивая своей особенной красотой.

Конечно вот та его наложница, Шера? Она была красива. Милена даже сказала бы, что она шикарная, очень похожа на звезду кино или модель, такая была бы на обложках глянца. Действительно неподражаемая и вызывающая зависть.

Но Хэла! Это когда есть за что зацепиться, когда красота завораживает и идёт изнутри, когда смотришь и не видишь возраста, не пытаешься примерить на себя. Когда порой тянет, но боишься подойти, пока не посмотришь в глаза и не поймёшь, что конечно можно.

В общем Хэла была невероятно яркой и в любом случае затмевала многих, если не всех даже самых красивых, хотя красавицей в прямом понимании этого слова не была.

И она рядом с фераном? Это было совсем несуразно, что ли. Зачем Хэле этот жуткий дядька?

Милена мотнула головой, кажется совсем потерялась в этих странных мыслях, решила сходить в дом.

— Ты куда, детка? — спросила её Хэла, которая несмотря на то, что уже была достаточно пьяна, всё равно следила за всеми серыми и конечно за Милой тоже.

— Мне надо в дом, — шепнула она в ответ.

— Хорошо, — понимающе кивнула чёрная ведьма, — только не потеряйся.

Мила улыбнулась — куда тут теряться?

Туда она сходила без происшествий, но, когда возвращалась, она наткнулась на Роара и Элгора, стоящих друг напротив друга в коридоре. И Мила была уверена, что она видела, как их покинула Шера.

— Что? — хорохорился бронар.

— Ты я смотрю совсем потерялся? — голос митара был тихим и от этого каким-то устрашающим.

— Пойди донеси, — огрызнулся младший брат на старшего.

— А ты этого добиваешься?

— Да чтоб вам всем, — Элгор пошёл на улицу, — и она вообще ему не интересна.

Роар тяжело вздохнул и тут заметил Милену.

— Прости-те, я… — начала она извиняться за то, что невольно подслушала.

— Замерзнешь, — митар качнул головой, как бы отрицая то, что она стала свидетелем чего-то такого… запрещенного, плохого, дурного?

— Я там укутанная сижу, в плащи, — отозвалась она и попыталась улыбнуться.

Роар шагнул ей навстречу и, сняв с себя плащ, накинул ей на плечи:

— Так будет теплее, чем в пяти плащах серых.

— А… вы? — прошептала она, млея от мягкости внутреннего подклада плаща. А ещё он был невыносимо жарким, нагретым телом мужчины.

Мысли окончательно спутались. Плащ был ему до голенища сапога, но Милену он укрывал полностью с головы до пят.

— А я привык и без него, — прошептал он. — А тебе нельзя снова заболеть. Я буду виноват и не прощу себе этого.

Роар был сейчас близко — горячий, красивый, чертовски красивый, сказала бы Хэла, да и Милена, чего уж там, сказала бы так же. Он тоже был нетрезв, как и сама белая ведьма.

— Почему будешь виноват? — спросила она, словно в бреду каком-то.

— Потому что я хотел порадовать тебя, показав костры. Это ты ещё не видела праздничных костров, когда все празднуют приход поры цветения или в середине поры урожая.

— За этот момент, кажется, должна отвечать я, — щёки её раскраснелись, ей было жарко, но она не могла точно сказать себе от плаща или от стоящего рядом невообразимо обалденного мужчины.

— Не переживай, ты всё сделаешь, я в тебя верю, — сказал он ей на ухо, нагнувшись, и от его обжигающего шёпота, Милена кажется готова была свалиться в обморок.

Так её ещё ни разу не разносило. Только от одной фразы сказанной на ухо. Правда? Такое возможно не только в дурацких бульварных романчиках, в жизни такое бывает?

— Спасибо, — сказала она едва слышно.

— Не надо.

И он просто обошёл её и направился к лестнице, что вела наверх. Сама же девушка кажется застыла на бесконечное количество времени, пытаясь прийти в себя. Но не получилось и она побрела обратно к костру. Потому что только бы дойти до живых людей, только бы понять, что всё ещё находится в той реальности, что и все они.

— Ого, когда это ты, детка, успела раздеть митара? — озорно подмигнула ей Хэла, когда Милена дошла до своего места у костра и села.

— Я не раздевала… он сам… — промямлила она в ответ.

— Сам разделся?

— Хэла, ну пожалуйста, — застонала она. — Он сам отдал мне плащ, когда я выходила из дома, возвращаясь сюда.

— Правильно, это самые тёплые вещи в этом доме, заботится о тебе, крошке, — женщина тепло обняла Милу и поцеловала в висок. — Не дуйся на мои шуточки, малышка!

Но Милена и не думала дуться, она так старалась сделать всё, чтобы никто не увидел, как её сейчас распирает изнутри жар, как хочется, чтобы этот шёпот был на коже всегда и не только у уха.

Боже, да что за мысли такие?

[1] Кино “Кукушка”

[2] Король и Шут “Лесник”

[3] Город 312 “Помоги мне”

[4] Мельница “Травушка”

[5] Mendelssohn: Violin Concerto In E Minor, Op.64

[6] Король и Шут “Ели мясо мужики”

Глава 14

Роар был сам не свой: дурман в голове, испепеляющая злость, нестерпимое и сжигающее желание…

Он слишком устал за сегодняшний день. Окончательный этап подготовки отправки отряда и организация костров, написание распоряжений и указаний для командиров тех застав, которые будут по пути следования отряда.

Вчерашнее сообщение, что белая ведьма пришла в себя и её состоянию ничего не угрожает, очень обрадовало. Отчего-то переживания за неё делали его несобранным и растерянным, в конечном итоге добавляли раздражения и усталости.

И вот оставалось ещё два дела — Картара и ожидание какого-то сообщения от великого эла́.

Роар искренне не понимал, что им делать с Картарой. Ему было жаль людей, но как быть, если продовольственная помощь им не приходит из-за нападений?

Терять отряды, сражаясь неизвестно с кем, было откровенно опрометчиво — опасная близость к границе недружественного элата, возможность, что нападали не шальные, сбившиеся в отряды, а сами жители, которые не хотели делить продовольствие со своими же соседями. Последнее, правда, было для Изарии редкостью, но время было сейчас тяжёлое, голодное, в такое чего только не происходило.

Можно было использовать портал, но в Картате он был нестабилен, поэтому необходимое для переброски достаточного количества продовольствия и другой помощи, могла его просто разрушить и тогда они потеряли бы хоть какие-то сообщение не только с поселением, но и целым куском границы.

Митар встретил посланника у портала и проводил его в рабочую комнату ферана и, к своему невероятному удивлению и кажется чему-то похожему на облегчение, обнаружил в рабочей комнате Хэлу.

Видимо Рэтар тоже отчаялся найти какой-либо другой выход из сложившегося положения, раз решил прибегнуть к помощи чёрной ведьмы, да ещё и когда она была в таком опустошённом состоянии — шутка ли заговаривать другую ведьму от горячки в течении пары мирт без перерыва!

Роар в магических обрядах понимал достаточно и знал, как сложно магам справляться с болезнями или ранениями простых людей, а уж тех, с хворями тех, в ком была магия, тем более. И потому искренне дивился силе Хэлы, которая по-хорошему должна была спать мертвецким сном, восполняя потраченные магические силы, а не сидеть здесь, пытаясь помочь.

А ещё было странно, что Рэтар выдернул её — тан в колдовстве, магии и заговорах понимал намного больше Роара, а значит определённо знал, насколько сейчас тяжело и плохо их чёрной ведьме.

Конечно, несмотря на то, что митар возмутился решению ферана, вида не подал. Он встал около двери и стал слушать сведения, которые им с Рэтаром и так были прекрасно известны. Ответить посланнику из Картары Горанам было нечего, поэтому когда воин закончил отчёт и выжидательно уставился на уставшего и нервного Рэтара, тот нахмурился, сцепил пальцы, и — не дав ему ничего сказать в игру вступила Хэла.

И это всегда было невероятным действием, она словно искрилась. Да. Именно.

Хэла вообще была такая. И Роар иногда думал, что видимо не зря силой её была молния. Не важно, что она делала: говорила, пела, гуляла со своими чудищами, шутила, заигрывала или творила своё ведьмовское дело — Хэла была потрясающей, красивой своей особой красотой, и при этом не боялась быть какой-то смешной, что ли.

Роар видел как посланник бледнеет, немеет, теряется и пытается найти себя, не зная куда деться всего лишь от манеры общения их чёрной ведьмы. И, несмотря на то, что дело было серьёзным, от этого заговора зависели человеческие жизни, всё равно Хэла делала это с такой забавой и лёгкостью, что становилось спокойно — в колдовстве её Роар не сомневался, знал, что она делает заговоры основательно и добротно.

А потом в оборот пошёл сам молодой воин. На вкусное, так сказать.

Роару всегда было интересно, как так у неё получается. Он уже становился свидетелем чего-то подобного. Например, Хэла заговорила супруга Миты. Он, как выяснилось, а точнее как вытащила наружу ведьма, частенько распускал руки, но Мита молчала и никогда не подавала виду.

Тогда, несколько луней назад, на шум сбежался весь дом. Йерк, супруг Миты, грозился убить Хэлу. Дело было в Зарне, и застали они их в момент, когда Хэла, сурово глядя на ставшего вдруг в несколько раз меньше достаточно внушительного обычно изарийского мужика, грозила снести ему голову огромной торхой, на которой обычно тушили мясо. А потом навела заговор, что если он ещё раз обидит Миту, то усохнет.

Роар тогда был страшно зол на себя, потому что Миту обожал. Женщина была его кормилицей, заменила ему мать, и за неё он был готов убить любого. А тут супруг её бил, а Роар не замечал. А Мита скрывала, потому что, как понимал митар, не хотела тревожить или жаловаться, а может просто было стыдно.

И дело было ведь в том, что, если бы Хэла была магом, которые умели видеть скрытое, то вопросов бы не возникало. Но она была чёрной ведьмой. Про белых Роар такого не знал, а вот с чёрными было известно, что они, если и умели “смотреть”, то только с просьбы или приказа и не дальше обозначенного.

Но с Хэлой всё было не так, как они привыкли. Она всё ставила с ног на голову — невероятная женщина и сильная необычной магией чёрная ведьма.

И Роар смотрел, как она вытаскивает из парня подробности его вины, но понимал, что Хэла и так всё знает. И посланник, словно уловил это, решился перед уходом задать вопрос для себя. И митар был уверен, что про дочку Хэла тоже всё видела, но намеренно ничего не сказала, да может даже знала, что посланник задаст вопрос сам.

Митару было интересно, что сделает посланник — выгонит супругу брата из своего дома и своей жизни, ради дочки и своего благополучия, или сдаться на волю страсти? А ещё, как Хэла видит его самого?

Это было интересно и раньше — более того, он был уверен, что чёрная ведьма их всех уже вдоль и поперёк изучила. Но Роар решился спросить и ведьма ответила, что не смотрела вовсе. И он ей верил. Это её “не хочу смотреть” озадачивало, но было искренним — эта женщина почти всегда ставила митара в тупик, заставляя задаваться ещё десятком вопросов, которые оставались без ответа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Уходя от ферана, Роар решил сделать костёр серым. Обычно это делали на большие праздники — праздник холодного Изара или праздник тёплой Тэраф.

Однако празднование блага Изара было не скоро, а на простые костры проводов отрядов серых обычно не звали. Хотя митар знал, что воины не будут против, несмотря на то, что близость с серыми была запрещена, но как говорится, когда и кого это останавливало, особенно, если воины молодые и горячие, и считают, что ничем их не взять? Да и часто всё это ограничивалось всего лишь взаимными переглядками, шутками, улыбками и, ну, может кто кого пообнимает немного.

В Изарии к серым относились не как к вещам или нелюдям. Во время правления отца Рэтара было жёстко, но когда фераном стал отец Роара стало легче, а при Рэтаре и вовсе — тан не любил призыв, в главном доме серых было совсем мало и отношение к ним было скорее, как к домашним слугам, а не как в других фернатах, к пришлым и бездушным тварям.

А когда митар увидел потерянную и грустную Милену, то убедился, что решение с костром было правильным, потому что хотелось порадовать её. Правда холодно, но серые присмотрят, да и Хэла будет рядом.

И наконец воины будут рады пьяной воде Хэлы, а про песни эти её и говорить не стоило.

Спросив разрешения у какого-то потерянного и рассеянного Рэтара, он получил невнятное согласие. И понеслось.

Как и предполагал Роар, довольных присутствием серых было больше, чем недовольных. Разгул получился знатный, а видя восторг в глазах укутанной Милены, митар радовался, что пошёл на это.

Роар сидел перед костром рядом с Рэтаром.

Хэла сделала сегодня что-то крепкое, терпкое, пахнущее деревом и костром, согревающее и быстро дурманящее.

— Посланника от великого эла так и не было, думаешь уже не стоит ждать? — спросил он у задумчивого и какого-то сегодня особенно угрюмого тана.

— Это же эла, — глухо отозвался Рэтар, — он может прислать посланника и через несколько мирт, или, например, сегодня в середину темени.

— Чего он хочет? — нахмурился Роар. — Давно не было от него вестей, вот прям так, с посланником, разве что не лично…

— Кто знает, я ничему не удивлюсь.

Разговаривать Рэтар явно не хотел. Он был серьёзнее, чем обычно, суровее, пил третью кружку выпивки и она его не брала, как видел Роар, совсем. Тан молчаливо смотрел в костёр, задумчиво и напряжённо. И может окружающие не увидели бы ничего необычного, сказали бы, что феран такой всегда, но Роар хорошо знал своего тана, и сейчас всё было не так, как всегда.

— Достопочтенный феран, — ласково пропела где-то над ухом Рэтара Шера.

Красивая, до притов красивая, девка, такая, что просто невозможно порой было отвести глаз, и у всех мужиков глядя на неё в голове появлялись только определённого вида мысли, потому что ни о чём другом невозможно было думать изучая её лицо, волосы, гибкие изгибы тела.

В харне она была давно, уже наверное с десяток тиров, но, при всей красоте, в постели ферана, которому принадлежала, была всего несколько раз. Однако не отчаивалась и всё пыталась обратить на себя внимание хозяина и пробудить в нём что-то, что такая, как она, точно пробудить не могла, несмотря на все её старания.

Сейчас феран даже взглядом её не удостоил.

— Могу я высказать мнение всего вашего харна? — проговорила она и Роар взглянул в сторону спокойно сидящих наложниц Рэтара, которым явно было очень даже хорошо и не было у них желания что-то там высказывать.

И вот вообще смешно, прям боги сейчас с небес посваливаются, харн ферана — это всего три наложницы, включая Шеру, которых он держал лишь потому что так было положено, а не потому что они были ему нужны.

Сейчас две другие девицы сидели у костра, о чём-то тихо переговаривались с несколькими наложницами Роара, которые были здесь, улыбались, хихикали, иногда подпевали песням. И были в полной благости от своего состояние и положения, и точно не хотели беспокоить ферана, но неугомонная Шера в этом с ними расходилась.

— Вы давно не были у нас, а мы ждём, — и она немного надула губки, став ещё более очаровательной, но для всех кроме того, ради кого сейчас старалась.

Надо ли было предполагать, что она получит ответ?

Роар еле сдержал усмешку, Рэтар же и бровью не повёл. Она кажется хотела сказать ещё что-то, но наложницу бесцеремонно оттеснил в сторону подошедший стражник:

— Достопочтенный феран, — воин наклонился к Рэтару, — там посланник от великого эла.

— Мы ждали его ещё вчера, — возмущённо буркнул Роар.

— Он ждёт в комнате призыва, — проговорил стражник, а феран лишь бесстрастно повёл головой, кивая, встал и отправился в дом.

Митар выругался про себя. Это было уже слишком!

И тут Шера решила, что бессмертна, и попросила Хэлу спеть колыбельную.

“Колыбельную? Рваш, — ругнулся он про себя, — ради всех богов, что?”

Роар приготовился спасать совсем потерявшую страх, или может остатки разума, наложницу, но это не понадобилось. Митар ещё ни разу не усомнился в здравомыслии их нынешней чёрной ведьмы. Что бы она не творила, она всегда чётко понимала обозначенные границы положенного.

И сейчас Шера была просто посрамлена всего парой фраз и, слава богам, обошлось без загово́ра. Наложница в яростном гневе покинула костёр и это было самым умным её решением за сегодняшний вечер, а может и за всю жизнь.

Снова запели, а взгляд его вернулся к Милене.

Укутанная в одеяла, девушка сидела среди серых и явно радовалась происходящему вокруг. На лице девушки была открытая, даже детская улыбка.

Хэла ранее даже заставила её спеть песню. Голос у белой ведьмы был слабым после горячки, но Роар был рад слышать его. И от её улыбки ему становилось тепло и легко. В голове появилась мысль, что она словно звёздочка, такая далёкая — где-то, где она, есть дом, но ему туда не попасть, однако радости, что она светит, было достаточно.

И да, мысли эти были странными, озадачивали, но митар списал это на воду Хэлы и, вздохнув, решил пойти искать никак не возвращавшегося ферана.

В доме, на лестнице, что вела вниз, в погреба, кто-то уже предавался близости, и странным это не было. Более того, Роар кажется не сомневался, что это его младший брат, который тоже пропал с костров, но вот вылетевшую ему под ноги Шеру, митар увидеть никак не ожидал.

Внутри начала расти неконтролируемая злость.

Элгор последнее время кажется делал всё, чтобы вывести из себя его или Рэтара. А теперь ещё это… лезть к наложнице ферана, без его разрешения, даже если эта девка тану не нужна, не важно — ну не безумство ли? Кажется, в этом доме у всех головы перекосило.

Роар привык к тому, что порой младший брат переступал черту дозволенного, был несдержан, поражал наглостью, но сейчас потерял всякий контроль над своим поведением и вышел за границы допустимого. Дёргал Рэтара, нервировал самого Роара, откровенно пренебрегал выполнением своих прямых обязанностей, дерзил не в меру, а теперь вот практически открыто подмял наложницу ферана, при том, что своих было более, чем достаточно.

Митар с трудом сдержал себя, чтобы не врезать брату. И эта сдержанность оказалось благом, потому что, как только Элгор вышел следом за Шерой на улицу, Роар понял, что всю эту мерзкую сцену видела Милена.

Девушка стояла в сумраке коридора, бледная, не то от болезни, не то от того, что стала свидетелем того, что не предназначалось для её глаз.

И встретившись с ней взглядами Роара переполнили опьянение, злость и желание.

Милена его притягивала — ничего не мог с собой поделать. Держался на каком-то расстоянии, но всё равно тянуло… он был рядом с ней сам не свой.

Чувствовал себя стариком, древним, как вершины гор. Она была такая маленькая, огромные глазища, вечно напуганные, потерянные. И её хотелось спрятать, сгрести в охапку и никого не подпускать, никому не показывать, защитить… от кого? Боялась-то она и его тоже. Да и виновником того, что она оказалась здесь, в равноценной степени был и сам Роар. И этого не исправить. Страх никуда не уйдёт и домой она не вернётся.

А сейчас в этом взгляде была ещё и вина, непонятный ему стыд. И так захотелось её обнять, прижать, погладить по голове, укутать, словно этим можно ей помочь. И он укрыл.

Но на деле спрятал от себя самого, потому что готов был наплевать на всё разумное и смести против её воли. Через силу, вдохнув запах её волос и кожи, опьяняющий сильнее любого дурмана, он прошептал ей то, во что хотел бы, чтобы она поверила, и просто сбежал.

Потому что можно сжечь сотни костров, но страх из её глаз не выжечь, можно укутать в тепло нежности и заботы, но горе от потери семьи и дома не исчезнет, да и не примет эта маленькая девочка его ласку сколько бы не было в ней искренности. И будет права.

Даже сейчас дрогнул перед ней, отступив — поля боя не сбегал, а от распахнутых, полных тоски, глаз крохотной девчушки, сбежал…

— И чего ты тут в темноте сидишь один, — найдя Рэтара в рабочей комнате, митар пытался переключить себя и свои мысли. — Чего хочет великий?

— Он требует отчёта о состоянии всех застав границы, — феран сидел в своём кресле и хмуро смотрел в стену.

— Рваш, — ругнулся Роар и внутри подняло-таки голову удачно подавляемое до этого момента возмущение, — с чего вдруг?

— Не знаю, но отправляться надо завтра.

Митар тяжело вздохнул.

— Хорошо, граница, так граница, — заключил он, садясь на кушетку.

— Ты не понял, Роар, — перевёл на него взгляд Рэтар. — Он хочет, чтобы на границу отправился я.

— Что? — митар поперхнулся словами. — Феран бродит вдоль границы, чтобы сделать отчёт? Что за безумие? Он сошёл с ума?

— Роар, — предостерегая от опрометчивых слов, проговорил тан.

— Нет, слушай, это не твоя работа, Рэтар, не твоя! — в голове никак не получалось уложить услышанное требование.

— Сказать ему, что я не согласен? — спросил феран.

— Да чтоб… — выругался тот.

— Это ещё не всё, — заметил Рэтар.

— Слишком просто было бы, да?

И феран ухмыльнувшись, кивнул:

— Он хочет, чтобы я отчитался ему лично.

— Ооо, — простонал Роар и потёл глаза. — То есть после всего этого… раз-вле-че-ния… ты должен ещё отправится в столицу и там ждать, когда он захочет с тобой пообщаться?

— Вообще он не в столице, — отозвался Рэтар. — Он в Кирте.

— В Кирте? — удивился митар.

— Да, он и большая часть его двора, — и феран снова уставился в стену.

— Что он там делает? — возмущение сменилось тревогой, потому что слишком близко, слишком опасно.

— Он уже больше луня беспорядочно перемещается по Кармии, сейчас двор в Кирте, но где он будет через лунь или два никто не знает.

— Надеюсь, он не решит посетить нас?

— Я тоже, — кивнул Рэтар. — Хочется верить, что он всё так же ненавидит холода, как раньше.

Роар невесело усмехнулся.

— Если такое случится, пока меня не… — проговорил феран.

— Рэтар, — он перебил его, тяжело вздыхая. И Роар невероятно надеялся, что всё это “красивое задание лично для ферана”, не было предвестником внезапного визита правителя.

— Нет, — отрезал Рэтар. — Дай слово, что ты сообщишь мне незамедлительно.

— Конечно сообщу, — успокоил его митар. — Даже слова не надо, я один это и пытаться вытянуть не собираюсь.

— Хорошо, — слегка улыбнулся тан. — Думаю, если не будет происшествий, то за один лунь можно управиться с границей. Но вот ожидание встречи с великим, может затянуться.

— Не доверяешь мне?

— Доверяю Роар, больше чем себе доверяю. Лишь бы это была очередная его причуда, а не что-то более серьёзное.

Митар кивнул и они какое-то время сидели в тишине.

— Когда я уходил, Шера что-то попросила у Хэлы, — подал голос феран.

— Эта баба в очередной раз показала, что глупа так же, как и красива, — фыркнул Роар. — Она попросила Хэлу спеть колыбельную.

Рэтар приподнял бровь:

— Она мертва? — поинтересовался он.

— Нет, — улыбаясь ответил митар, — потому что, к счастью, Хэла умна.

— Жаль, — спокойно проговорил феран.

— Жаль? — нахмурился Роар, продолжая веселиться. — Жаль, что Хэла умна? Или, что Шера жива?

Феран лишь усмехнулся.

— Зачем ты держишь при себе Шеру, если она тебе не нужна? — спросил Роар.

— И что ты предлагаешь с ней сделать?

— Отправить в Кэром, — пожал плечами митар. — Или подарить кому-нибудь.

— Элгору, например? — спокойно проговорил Рэтар. — И тогда удовлетворением этой девицы будешь заниматься ты? Потому что, как только Шера станет принадлежать Элгору, она станет ему неинтересна, и он перестанет обжимать её при любом удобном случае.

— Ты знаешь? — хотя Роар был не удивлён.

— Я не слепой и не глупый. Ну, по крайней мере, я всегда так думал.

— Полагаю, что эти игры ради определенной цели, — развёл руками митар. — Она просто хочет забеременеть ребёнком ферана или убедить себя и других, что это твой ребёнок.

— Мне плевать, — устало отозвался тан. — Игры Шеры мне неинтересны.

— А игры Хэлы? — кажется Роар зря это спросил, но как же давно его мучил этот вопрос. Но, задав, ожидал получить лишь грубость или быть просто проигнорированным.

— Хэла не играет, она выворачивает меня наизнанку, — ответил тан тихо, спустя несколько мгновений, когда ответа митар уже не ждал.

Он поднял на ферана озадаченный взгляд.

— Из-за этой женщины я не чувствую землю под ногами, — проговорил Рэтар будто сам себе.

— Тогда какого ты ждёшь? — удивился Роар.

— Я ничего не жду.

— Я не об этом, — и митар подался вперёд, потому что это было чем-то вроде открытия, которое он давно уже для себя сделал, но просто подтверждения не было. И вот получил. — Я о том, что тебе просто надо сделать её своей. Я даже спорить не стал бы, что Хэла не откажет тебе.

— Надо просто проветрить голову, — ответил на это Рэтар. — Этим и займусь, пока буду “развлекаться” на границе. Возвращайся, а то вдруг Шеру всё-таки постигнет кара Хэлы — расскажешь мне всё в подробностях.

— Ты не вернёшься? — спросил митар, разочарованно. Он понимал, что наговорил уже больше, чем достаточно.

— Нет, — ответил феран. — Для сна в седле, я уже наверное староват, поэтому попробую уснуть.

— Ты просто боишься, — всё-таки дерзнул подковырнуть тана Роар.

Но Рэтар лишь согласно кивнул и, встав, ушёл к себе.

Глава 15

Уснуть крепким сном, да и вообще хоть каким-то, Рэтару не удалось. Он слышал людей у костров, слышал смех, слышал музыку и песни, слышал Хэлу…

Ещё днём, когда она ушла, оставив его в этом выводящем из себя замешательстве, Рэтар решил для себя, что эту ночь она проведёт с ним.

Ему уже не нужно было говорить себе, что так нельзя, что это запрет, что Хэла достойна лучшего — она выворачивала, она текла ядом в крови, она звала в бездну и толкала в неё.

Но падать один он больше не желал. Рэтар утащит её с собой и будь что будет — пусть всё горит яростным огнём, пусть пожрёт всё вокруг, а ему наплевать. У него больше не было сил выносить это, ему хотелось понять, хотелось унять внутреннего зверя, которого она уже давно кормила с рук, вне зависимости от желания самого Рэтара. Одно только присутствие этой женщины выдёргивало, проворачивало, её слова сводили на нет его выдержку, с ней невозможно было держать себя в руках.

Когда Роар позвал зажечь первый костёр, Рэтар просто взял свой плащ с кушетки, на которой совсем недавно спала ведьма, и потерялся. Запах Хэлы, оставшийся в материи, эта её улыбка, когда она прятала лицо в мех, тёрлась щекой. Рэтару хотелось выть.

Он не понимал, что в этом было такого, почему его так это сводит с ума. Злился, яростно споря с собой и своими чувствами, но ничего не выходило. Он просто сел, скомкал плащ и уткнулся в него лицом. Это было до боли смешно — он вещи завидовал! А дальше только пропасть и пустота.

Весь вечер он не сводил с Хэлы взгляда, смотря поверх огня и сгорая вместе с ним. Рэтар искренне надеялся напиться до состояния немощи, чтобы просто уснуть мертвецким сном и не натворить никаких бед.

Но если он сейчас что и знал точно, так это то, что Хэла не даст ему забыться — жесты, взгляды, песни… Она не пощадит и Рэтар сгорит в этой агонии.

— Помоги мне, сердце горит огнём…

Пропела она и боги свидетели: "Хэла, да остановись же, молю, пощади меня!"

Спасение пришло в лице запоздавшего больше, чем на мирту, посланника от эла.

Рэтар знал, что посланник обязательно явиться, а ещё знал, что вести, которые он принесёт, не будут приятными. А уж приказ отправиться на границу лично ферану, был откровенной издёвкой, но как же Рэтар был рад полученной возможности убраться из Трита подальше.

Он был готов сбежать не просто на границу, а куда дальше, лишь бы не слышать, не чувствовать этой женщины и желания, которое в нём просыпалось в её присутствии.

И Роар, засранец, со своими замечаниями!

Но пусть это будет отступление, пусть будет позорным бегством — всё равно. Рэтар не дрогнул бы перед самым жутким врагом, а вот Хэла… ей он уже сдался без боя.

И он ведь никогда не сходил с ума из-за женщин. Ни разу в своей жизни с ним не было такого, что влечение, занимало голову сильнее долга, необходимости, службы. Рэтар был из тех, кто не терял разума, не любил до потери себя. Порой необходимость женщины рядом была мимолётной и вполне заменяемой, и никак не первостепенной.

И вот призвал чёрную ведьму и пропал в ней. Ни разума, ни головы на плечах — бессильный и поддавшийся на дурман, что был в ней, Рэтар сходил с ума.

В дверь проскользнула Шера. И Рэтар сам не поверил в это, впрочем, она действительно была настолько глупа, насколько красива.

— Тебе было не достаточно моего тана? — и он отпустил своё сдерживаемое в отношении неё раздражение. — Нужно ещё?

Наложница застыла, явно не ожидая ни слов ферана, ни даже может того, что он ещё не спит. Рэтар представил её мертвецки бледное испуганное лицо — смотреть на неё не хотелось.

— Достопочтенный феран… — прошептала она.

— Ещё одно слово и я накажу тебя по всей строгости своего права хозяина и ферана, — рыкнул Рэтар. Помолчал, давая ей возможность осознать происходящее. — С этого момента я не желаю тебя видеть и слышать, можешь избавить меня даже от почтительных приветствий. Я твой феран и этого достаточно. Тебе запрещено заходить в мои комнаты. И с этого момента ты перестаёшь быть главной в харне.

Феран уловил движение её головы, она глянула на него, кажется даже хотела что-то возразить, но он не дал её ничего сказать:

— Если ты не согласна, то я могу тебя отослать. Полагаю, что, рьяно защищающий самую проблемную область нашей границы, командир крепости Хар-Хаган будет рад такому подарку. Выбирай.

И пусть была дурой, но конечно предпочла первый вариант. Шера, молча поклонившись, исчезла так же тихо, как появилась, оставляя внутри него негодование.

Ситуация с Элгором и Шерой не была для него удивительной — да и в целом было наплевать. Однако верность и преданность для Рэтара в окружающих его близких были самыми ценными и важными качествами. Но, конечно, были те, от кого он этого не ждал — Элгор и Шера были среди этих людей.

Девке нужен был ребёнок, потому что она отчаянно стремилась к одной ей ведомой свободе для наложницы, которую та якобы обретала с рождением ребёнка господина. Правда Шера была не единственной девицей в харне, кто так жестоко заблуждался — ребёнок свободен, а его мать нет.

Что до Элгора… Рэтар любил парня, но особых надежд не возлагал, — главное, чтобы мальчишка был предан Роару. Сам же феран привык быть настороже, всегда ждал подвоха и был готов к мечу, воткнутому в его спину.

Рэтар тяжело вздохнул и практически заставил себя провалится в какую-то несуразную дремоту.

Утро было холодным и липким.

Пара старших командиров, которые вчера после костров остались в замке, сейчас вяло собирались в Трит, чтобы там присоединиться к скорее всего уже собранному отряду, чтобы отправиться в путь.

Тут же были форы ферана, которые должны были сопровождать его в дороге.

Лучи Изара только появились над виднеющимися далеко на горизонте силуэтами гор, когда Рэтар седлал свою тоору, а внутри мужчины зрела невыносимая тоска и необъяснимая тревога.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Выспался? — Роар вышел из дома, потянулся. Митар был сонным и помятым.

— Да не особо, — ответил феран. — Шера меня вчера решила навестить.

Тан мотнул головой:

— Боги, дайте ума этой бабе, ну правда, — он ухмыльнулся и повел плечами.

— Назначь кого-то вместо неё отвечать за харн, — попросил Рэтар.

— Ого, — среагировал митар, удивляясь. — Наказал её?

— Если бы не пришла, даже не пытался бы помнить про неё, — феран затянул последний ремень упряжи. — Но раз уж решила, то…

— Кого назначить?

— Мне всё равно, Роар, но лучше кого-то из своих, — ответил Рэтар и похлопал тоору по спине, она развернулась к выходу из загона.

— Ещё будут распоряжения? — спросил митар.

— Нет, — они уже столько раз проходили через это. Тем более, что скоро вернётся Тёрк. — Просто береги себя.

— Как обычно, — улыбнулся тан.

— Сильнее обычного, — Рэтар стал серьёзным.

— Тебя что-то беспокоит? — Роар нахмурился.

— Не знаю. Я ещё не разобрался, — и феран с митаром пожали друг другу локти, после чего глава дома пошёл следом за своей тоорой.

— Эй, Рэтар, ты же будешь в Горше, — Роар лукаво улыбнулся, когда тан обернулся на зов. — Привези Хэле ирнит.

— Зачем? — нахмурился феран.

— Боги, Рэтар, — митар обречённо покачал головой. — Женщины любят подарки и любят драгоценные камни.

— Хм, — выдохнул феран и повёл головой, — а почему ирнит?

— Потому что у неё глаза цвета ирнита, — сказал Роар, как нечто само собой разумеющиеся, развёл руками в стороны.

— А тарис привезти? — приподнял бровь Рэтар.

— Зачем? — и теперь нахмурился Роар.

— Потому что у белой ведьмы глаза цвета тариса, — поддел тана феран и развернулся на выход.

Роар фыркнул ему в след:

— А вот привези!

Феран махнул ему рукой, сел в седло, направив тоору следом за командирами отряда и сопровождающими его форами.

Уже выезжая на дорогу вместе с отрядом отправляющимся в Шер-Аштар, он увидел Хэлу, которая гуляла с харагами. Отделившись от отряда и, махнув форам, чтобы не ждали, Рэтар доехал до ведьмы.

— Покидаете нас, достопочтенный феран, — она поклонилась, потом подняла на него свой полный озорства взгляд.

Мужчина спрыгнул на землю.

— Мне придется отправится на границу, — и он в очередной раз пытался не реагировать на чувства, которые при виде этой женщины просыпались в нём, доводя до исступления.

— Это вчера так удачно посланник великого эла зашёл? — она склонила голову набок, всматриваясь ему в глаза.

И феран в очередной раз понял, что все его попытки совладать с собой, тщеты.

"Всё, Рэтар, пора сбегать, а то натворишь сейчас дел — потом не расхлебать будет", — сказал он себе, а Хэле ответил:

— Да. Я хотел тебя попросить. Роар остаётся за старшего…

— И мне надо пообещать, — не дала она ему договорить, — что буду его слушаться, вести себя примерно, не стану наговаривать всякие ужасти направо и налево?

Ведьма приподняла бровь и очень очень озорно улыбнулась.

— Именно так, — кивнул феран.

— А бородавки?

— Бородавки можно, — усмехнулся Рэтар.

— Тогда я обещаю быть хорошей девочкой, достопочтенный феран, — она небрежно поклонилась и попыталась стать серьёзной.

Как же вот сейчас ему сдержаться? Как вообще можно держать себя в руках при этой женщине?

Рэтар до безумия хотел сейчас притянуть её к себе и обнять, поцеловать эти немного припухшие губы, наплевать на все эти запреты, наплевать на мнение людей и законы, он хотел её и он знал, что больше не сможет себя контролировать…

Вот бы коснуться её щеки рукой.

— Я рад, — с трудом выдавил из себя Рэтар, а потом перевёл взгляд вниз, на юбку платья — всё то же, которое было вчера и от которого она оторвала два лоскута на заговоры. — Ты ходишь в разорванном платье?

— Ничего, — теперь она повела плечом, — на мой век и этого хватит.

— Хэла-Хэла, — он покачал головой, из под юбки показались мягкие туфли, которые слуги носили дома, а Хэла надевала на улицу, а в доме всегда была босая. — Я давно хотел спросить, почему ты ходишь босая дома и не носишь тёплую обувь на улице?

— Потому что заговорить, чтобы не было холодно ступням, проще, чем заговорить мозоли, которые у меня от сапог появляются, — и она протянула руку к морде тооры. — Ничего, у меня с обувью всегда была проблема. Хоть хорошо, что и на себя можно немножко кой-чего наговорить.

Она улыбнулась и потрепала тоора по морде, тот ткнулся в её руку и довольно заурчал.

— Береги нашего достопочтенного ферана, лапушка, — прошептала она, уткнувшись в морду зверя лбом.

Рэтар кивнул в знак благодарности:

— До встречи, Хэла.

— Лёгкой вам дороги, достопочтенный феран.

Рэтар больше не мог, ему просто невозможно было вот так стоять рядом с ней. С одной стороны он ощущал себя спокойно и, чтоб ему провалиться, счастливо, а с другой его скручивали тревога и вот это чувство, что ему нужно, просто необходимо вернуть себе самого себя, а значит надо бежать, бежать, как можно дальше, и граница была достаточно удобна для этого бегства.

Он сел в седло и уже отъехал на приличное расстояние.

— Рэтар, — позвала его Хэла и, боги свидетели, он был готов бросить сейчас всё, только бы она звала его по имени всегда.

Феран обернулся.

— Спи под плащом, — улыбнулась она своей грустной улыбкой.

— Хорошо, — ответил он и улыбнулся в ответ.

А тревога росла, заполняла его, он немного проехал дальше и ещё раз обернулся на удаляющуюся фигуру Хэлы.

Да что ж такое? Кажется это будет невыносимо тяжело.

Глава 16

Милена проснулась от того, что внутри появилась нестерпимое желание. Её прямо таки вывернуло от того, что снилось что-то невыносимо страстное и жгучее как… как… да хрен знает как что.

Милена села, пытаясь унять себя.

В комнату, уже пустую, потому что серые разбежались работать, зашла Хэла, которая вернулась с прогулки со своими монстрами.

— Что такое? — спросила она у Милы, когда увидела её лицо.

— Ничего, — выдавила из себя девушка хриплым после сна голосом и к щекам прилила краска.

— Ну, конечно, — отозвалась женщина и села рядом с ней на кровать. — Давай, что у тебя там во сне случилось или в голове? Вроде похмелья быть не должно — я тебя вчера весьма маленечко напоила.

— Всё со мной хорошо, — качнула головой Мила и увидела на спинке кровати плащ митара.

На неё вихрем налетело воспоминание о вчерашнем, и это возбуждение, которое всё ещё не прошло, заставило неуютно поёрзать.

Хэла рассмеялась.

— Мне тоже такие снятся, всем снятся, ну правда, — проговорила она.

— Что? — в недоумении уставилась на неё белая ведьма.

— Сны такие, сексуальные, — Хэла залилась смехом, — или как сказать — эротишшшные?

— Да ну тебя, — Милена слегка улыбнулась.

— Снятся конечно, детка, я ж живая, мне по-твоему мужика не надо? Или всем тут не надо? Некоторые, вон по углам умудряются пообжиматься.

Милена вспомнила вчера Шеру с Элгором и кажется ещё больше раскраснелась.

— Ты про девочек? Серых? — выдавила она из себя, обводя глазами комнату.

— Ну да, — подтвердила догадку женщина. — Чего снилось-то?

— Я бы тебе не сказала ни за что, но я не помню, — ответила Милена, а Хэла на это снова рассмеялась. — А ты бы рассказала?

— А чего нет, — повела она плечом. — Вот ещё — такое развлечение и осталось. Серым-то можно, если без последствий, и пока не застукал никто, а мне куда… да и кто тут на такую, как я, позарится?

— Шутишь? — Милена уставилась на неё в замешательстве. — Ты шикарная, Хэла! Вон и феран даже от тебя без ума.

— Феран? — чёрная ведьма залилась смехом. Потом помотала головой. — Неужели эти “кумушки с лавочки”, — она сделала характерный жест пальцами ставя сказанное в кавычки, — уже напели? Вот, ей богу, чувствую себя, как дома в старые добрые времена, когда сплетницы-бабки около подъездов попы свои на газетках насиживали и всех чехвостили по чём зря.

— Но ты же говорила, что он тебе нравится, — стушевалась девушка.

— И что? Он мне может хоть тыщу раз нравиться, я и от Брэда Питта в восторге, но где я и где он? — она покачала головой и усмехнулась. — Милка, Милка…

— Брэд Питт он там, далеко, а феран здесь, — заметила девушка.

— Расстояния между нами это не уменьшает, — ответила Хэла.

— Я не понимаю.

— Я чёрная ведьма, — и она стала горестно серьёзной, — я зло во плоти, понимаешь? Со мной близость запрещена, это хуже смерти. Меня казнят за это, уж не знаю как тут — на костре вроде не жгут, но голову определённо отрубят, или ещё чего похуже. Тут такое не прощают.

— Но кто скажет? — вдруг подумалось Милене. Ведь женщину все любили, девушка это видела. — Ты же хорошая, Хэла, ты всем нравишься…

— Нравлюсь, пока в постель к обожаемому ферану не лезу, — покачала головой чёрная ведьма.

— А если он сам захочет?

— Пфф, не захочет, — слегка улыбнулась Хэла. — Есть тут конечно наверное такие господа, кто нервишки себе так щекочут, но уж точно наш феран к этим экстремалам не относится.

Милене стало так тоскливо от этих слов, что на глаза навернулись слёзы, снова дрожью по телу пробежал шёпот Роара и заставил её отчаянно жалеть себя — что за фигня вообще с ней сегодня происходит?

— Но ты другое, — отозвалась Хэла, словно угадывая её мысли.

— Что? — нахмурилась Мила.

— Белая ведьма — это как сокровище, дар… ты не такая, как я. Так что если Роар, — Хэла кивнула на синий плащ, — перестанет ходить вокруг да около — не тушуйся и бери его уже в оборот, боже, — и чёрная ведьма театрально закатила глаза.

— Я? — Милена внезапно осознала сказанное, словно пока женщина говорила, это было про кого-то другого, но вот сейчас пришло понимание, что нет. Это она про Милену. И Роара? — Что? Хэла, ты вообще о чём?

— Да о том, — женщина улыбнулась, но улыбка эта была какой-то по-доброму мягкой, дружелюбной, что ли, не как обычно.

— Нет ничего такого… да и… я в этом вообще ничего не понимаю, — девушка сама не поняла, как решилась это сказать.

— А что тут понимать? Когда начинают мурашки по коже бегать, когда выворачивает нутро, а то бабочки-бабочки, — Хэла махнула рукой, — там не то что бабочки — там такой вой внутри начинается, ну ни с чем не спутаешь! Вот — сгребаешь мужика в охапку и вперёд.

— У тебя всё просто, — буркнула Милена, смущаясь. Вспоминая вчерашний вечер. Вчера выло же, выло. — А у меня отношения были в жизни полтора раза.

— Полтора? — удивилась чёрная ведьма. — Это как?

— Вот так, — ответила девушка. И стыдно было и смешно. — Один ботаник был, на учёбе помешанный, и я даже толком не поняла, как у меня с ним что-то случилось, а второй был вечно в компе или в тусовке. А я у него была скучная, не тусовочная, понимаешь? Он меня бросил, потому что у меня кот умер, и я расстроенная ходила — не круто оказалось.

— Ну, отвалились и хорошо, — спокойно ответила Хэла. — Надо своего человека искать, иногда это бывает сложно. Но, если прёт, то чего тормозить-то?

— Это ты такая шикарная, красивая, на тебя все смотрят во все глаза, а я…

— Только не вздумай сказать, что ты страшная или уродливая, — фыркнула женщина, — кину в тебя чем-нибудь тяжёлым.

— Я всю жизнь думала, что я не такая как надо… я белая, светлая какая-то нелепо, невнятная — бледная моль, короче, — и чего её потянуло на эти откровения, хотелось доказать, что-то. Даже странно. — И боялась, что буду толстой, поэтому в фитнес-клубе себя загоняла, чтобы быть подтянутой такой, чтобы фигура была…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— И? — приподняла бровь Хэла. — Не получилось? Не быть толстой она хотела… пфф, а мне, такой вот прямо скажем не худой, говоришь, что я шикарная?

— Но ты шикарная, правда, — Милена не знала, как это работает. — Я на тебя смотрю и мне кажется, что ты невероятно красивая.

— Ага… Кажется!

— Блин. Я не вру…

— А я всю жизнь завидую таким как ты, — Хэла вздохнула и грустно улыбнулась. — Стройным, подтянутым, которые умеют себя заставить, не то что я — лентяйка. Всегда хотела быть такой миниатюрной, но даже, когда была худой, всё равно казалась себе огромной. Вот бы сейчас туда и чтобы не было всего вот этого, — она похлопала себя по животу и рассмеялась.

— Хэла, — и Милене отчаянно захотелось обнять женщину. Потому что это было искренним, она скрывала за шутками себя.

— Ты думаешь, я такая вот задорная, потому что считаю себя неотразимой что ли? — и снова чёрная ведьма словно прочитала мысли. — Да нет, просто, что мне ещё остаётся, кроме как всех тут подкалывать? Мне нечего терять, понимаешь? Вот я и отрываюсь.

Милена улыбнулась.

— Хорошо получается… хотя конечно жаль, что секс мне теперь не светит, но что уж — руки есть и ладно, — она лукаво подмигнула и встала. — А ты красотка у меня, прям драгоценность бесценная!

И Милена хотела что-то сказать, но на глаза навернулись дурацкие слёзы и слова застряли где-то, растерялись.

— Ты плащ-то митару верни, — и Хэла ушла в дальние комнаты, а Милена уставилась на висящий на спинке кровати плащ.

“Вернуть?.. Где бы найти на это силы?”

Плащ мусолил глаза ещё три дня и, когда погода стала совсем холодной, Милена всё-таки решилась вернуть его митару.

Найти его оказалось задачей не из простых. Девушка словно бегала за ним по кругу — она изучила весь замок вдоль и поперёк, натыкалась на тех, на кого натыкаться совершенно не хотелось и в конечном итоге оказалась прижатой к стенке на лестнице ведущей в какие-то верхние башни… прижатой Элгором.

Казалось, что он был вокруг неё и деваться было вообще некуда. Внутри завопила та самая истеричка, которая вопила уже однажды — рядом с Элгором находится нельзя, надо спасаться!

— Что это наша крошка белая ведьма делает там, где ей быть не положено? — проговорил он, глядя на неё тёмным, с прищуром взглядом.

— Я ищу митара… достопочтенного митара, — голос предательски пропал. Элгор был словно Каа, а Мила была бандерлогом.

— А достопочтенный бронар тебе помочь не может? — взгляд его стал таким неоднозначным, что захотелось научится просачиваться сквозь стены.

“Божечки, я сейчас умру!” — вспыхнула в голове идиотская мысль.

— Я должна отдать достопочтенному митару его плащ, — и она с надеждой показала ему сложенную и до сих пор прижатую к груди вещь, словно пытаясь выстроить барьер между ними..

Но кажется это было ошибкой. Взгляд Элгора изменился и стал каким-то жёстким, непримиримым и, если до этого она была уверена, что он только забавлялся, то сейчас она поняла, что спасения не будет.

— Забавно, — прошептал он и больно взяв её за подбородок, чтобы она никуда не делась. Наклонился и поцеловал.

“Конец”, — вспыхнуло у Милены в голове.

Внутри всё метнулось в ужасе, яростно попыталось вырваться наружу, а потом с такой же силой ударило внутрь. Дыхание будто остановилось, и такого с ней ещё никогда не происходило.

“Что… вообще… ох… какого…” — вспышками слепили её невнятные мысли.

Губы Элгора были жестокими, требовательными, полными грубости и даже злости. Внутри Милены разгоралось невероятное пламя ярости и желания. Как такое вообще может сочетаться? Она теряла нить реальности, хотелось идти дальше, наплевать на всё. Это походило на внезапно навалившееся сумасшествие.

“Нет-нет-нет, чтоб тебе! Нет!” — взвился внутренний голос, панически сдавливая внутренности.

И Милена его укусила. Во рту появился металлический привкус крови, Элгор рыкнул, дернулся, и этого ей хватило, чтобы выскользнуть из его объятий и… наверное, она никогда-никогда так быстро не бегала.

Правда понятия не имела, куда она так припустила. Очнулась Мила, уже пробежав мимо того самого раскатистого дерева, которое росло на равнине перед замком.

Сказать, что её трясло это ничего не сказать. Если бы на земле с выцветшей тёмной травой не было бы инея и местами чего-то похожего на снег, то наверное она легла бы и не шевелилась какое-то время, пытаясь отдышаться.

Милена вспомнила о реке в низине и решила, что вода может помочь прийти в себя. Ноги сами туда пошли. Белая ведьма несколько раз обернулась назад в безумной панике, что Элгор её преследует, но там никого не было — только далёкие звуки жизни в селении и в замке говорили, что там всё так же, как и раньше.

Спустившись к реке, она аккуратно присела на камне и потянулась к воде. Та была не просто ледяной — студёная, удивительно, что не во льду, обжигала руки. И Милена не ожидала, что вода будет такой холодной, потеряв равновесие, поскользнувшись на камне, она встала ногой в реку. При попытке выбраться, проявила максимальную неуклюжесть и оказалась в воде второй ногой. Те самые домашние туфли, которые она конечно же не сменила, когда выбегала в истерике из дома, моментально промокли, а холодная вода свела ноги до судороги.

Подумалось, что ей надо давать приз, как самой невезучей…

Взвизгнув от холода, Милена подняла глаза и… уставилась на Роара. Он был по грудь в воде, на середине реки, конечно, мелькнула идиотская мысль, в чём мать родила.

“Да вы издеваетесь?” — обречённо простонала про себя девушка.

Но главное было конечно не это…

— Не шевелись, — проговорил Роар.

И что она сделала? Правильно — попыталась выбраться сама и благополучно плюхнулась в воду на пятую точку.

Холодная вода проникла в такие места, о которых Милена кажется и не знала вовсе. У неё даже не хватило воздуха в легких, чтобы завопить, но зато она гордо держала над собой плащ… чёртов, твою ж, плащ!

— Иди сюда, — скомандывал Роар, а Мила уставилась на него в недоумении. Как он оказался возле неё так быстро? Но оказался и, подхватив её, как ребенка, подмышки без труда вытащил из воды. — Вот ты бедовая у нас!

Митар выхватил из её рук плащ и отложил в сторону. Милена поняла, что его вещи, аккуратно сложенные, лежат совсем недалеко от того места, где она спустилась к воде. Она захлопала глазами, пытаясь прийти в себя, но тут Роар очень быстро стал её… раздевать.