Призраки бездонного озера

Глава XIV ПРОДЕЛКИ ЛИХОМАНЩИЦЫ

Женька сознания не терял, но все равно несколько минут не открывал глаза, боясь увидеть что-нибудь страшное. И вообще, «Иван-Царевич» некоторое время не понимал, жив он или мертв.

Но поскольку после того, как Болотный Бес взорвался и все его обломки сгорели, не долетев до земли, вокруг воцарилась тишина, Женька рискнул открыть один глаз, а потом второй. Кроме темного неба да серебристого сияния, исходившего от дорожки, он увидел только небольшую белесую черточку, уносившуюся к небесам. Почти такую же, как та, в которую превратилось полупрозрачное белесое подобие человеческой фигуры, возникшее после погибели Водяного-Лиходея. Что ж это такое? Правда, Болотница-Охотница, перед тем как исчезнуть и превратиться в Лихоманщицу-Обманщицу, успела прокричать что-то вроде: «Понеслась душа…», но куда именно, не сказала.

Вообще-то, похожую фразу Женька слыхивал. Произносил ее дядя Вася, когда они с папой выпивали по рюмочке. Только дядя Вася договаривал: «Понеслась душа в рай!»

Конечно, дядя Вася говорил это в шутку. Но Женька догадывался, что Болотница-Охотница не шутила. Уж очень похоже было то, что он видел, на то, что ему прежде рассказывали о бессмертных душах. И насчет того, что души праведников отправляются в рай, а грешные души — в ад, Женька тоже представление имел. Как и о том, что рай вроде бы должен находиться где-то на небе, но не прямо в космосе, потому что там его давно бы космонавты обнаружили, а в каком-нибудь гиперсуперпространстве, которое нельзя обнаружить даже с помощью радио- и рентгеновских телескопов. Насчет ада у Женьки тоже были свои понятия. Он находился, по его разумению, где-то в районе земного ядра, ниже земной коры и мантии, куда геологи еще не добурились.

Именно в этом направлении — то есть к центру Земли! — по мнению Женьки, должны были отправиться души Водяного-Лиходея и Болотного Беса после их погибели. Если, конечно, у них вообще эти самые души имелись. Почему же их понесло в обратном направлении, то есть в небеса?!

Если насчет того, что Водяной-Лиходей уничтожен, Женька не сомневался, поскольку сам видел, как он взорвался, то насчет того, что Болотного Беса постигла та же участь, он еще мог только догадываться. И подозревал, что Бес куда-нибудь спрятался, чтоб потом внезапно выскочить и напасть на Женьку.

Бес, конечно, не выскочил, но зато из камышей выпорхнула зловредная Лихоманщица и снова принялась вертеться в воздухе над Женьки-ной головой.

— Совсем пропал! Совсем пропал, Иван-Царевич! — голосила она. — До того ослабел — встать не может! Сейчас помрет! Говорили ведь — не суйся с суконным рылом в калашный ряд!

Женька разозлился — и встал на ноги. Как только он смог посмотреть на серебристую дорожку сверху вниз, то тут же увидел… свой щит, который, как ему хорошо помнилось, на куски разлетелся от удара громоносного луча. И шлем, улетевший неведомо куда, и меч, который вроде бы упал с дорожки, — тоже лежали рядом со щитом. Как только Женька подхватил свое оружие, ему стало ясно, что Болотный Бес побежден. Ведь после того как взорвался Водяной-Лиходей, к Женьке вернулись сапоги и щит, утонувшие в озере. Кроме того, Женька заметил, что туман, отступивший к лесу, вообще исчез. Точно так же, как выпрямилась дорожка после погибели Водяного. Стало быть, и тут произошло что-то подобное.

— Рано радуешься, соколик ясненький! — резко сменила тон Лихоманщица. — Думаешь, одолел Водяного и Беса, так и с Духом Прорвы справишься?! Как бы не так! Нипочем не одолеешь! А рассвет-то уж недалече!

— Кыш отсюда! — крикнул Женька и замахнулся мечом на эту надоеду. Но Лихоманщица порхала хоть и не высоко, но так, чтоб «Иван-Царевич» не мог ее достать, а потому продолжила дразниться. Женька совсем рассвирепел и даже хотел метнуть меч в Лихоманщицу, но тут в воздухе над лесом замерцало оранжево-красноватое пятнышко, послышался нарастающий шелест крыльев, и вскоре над серебристой дорожкой появилась мудрая Сова. Лихоманщица едва ее увидела, как тут же замахала рукавами и по какой-то корявой траектории улетела не только за камыши, но даже и за остров. Сова за ней гоняться не стала, а приземлилась на дорожку.

Женька, вообще-то, ее в данный момент ни голосом, ни душой не звал. Во всяком случае, как ему казалось, особой потребности в появлении Совы пока не было, и прилетела она, так сказать, по собственной инициативе.

— Добро повоевал, Иван-Царевич! — похвалила Сова. — Только одному смертному до тебя такая удача выпала, однако и он супротив Духа Прорвы не устоял. Да и с Бесом тебе, прямо скажем, чудом справиться удалось. Крест помог, и рубиться с Болотным тебе не пришлось. Однако против Духа сражаться куда тяжелее, на одном везении далеко не уедешь. Прежде всего надобно тебе до святого источника дойти. Коли выпьешь, не отрываясь, шелом святой воды да меч окропишь — силой тебя Дух не одолеет, сможет только хитростью или измором взять…

Женька снял шлем и прикинул, сколько в него воды войдет. М-да, никак не меньше двух литров! Да еще и не отрываясь! Пожалуй, даже если б это была не ключевая вода, а пепси-кола, Женька не рискнул бы столько выпить. Одна надежда на то, что он теперь богатырскую силу обрел и сразу не захлебнется…

— Самое-то сложное, — заметила Сова, — не воды испить, а источник найти и до него добраться. Дорожка-то тебя не к святому источнику может вывести, а к поганому. Потому что дорожку-то Лихоманщица-Обманщица ведет.

— А можно ее убить чем-нибудь? — Спросил Женька. — А то летает тут, каркает, врет постоянно и на мозги капает…

— Убить-то ее просто, — покачала головой Сова, — только от этого и тебе погибель придет, и отцу твоему, и еще бог весть какие беды сотворятся. Не забыл еще, что Ледяница, Болотница и Лихоманщица — это не три существа, а одно? Ты ведь сюда явился не убивать ее, а от заклятья освободить, али забыл?!

— Может, тогда надо подождать, пока вместо Лихоманщицы Ледяница вернется — спросил Женька. — Она ведь правильно дорожку прокладывает…

— Времени много даром потратишь, — возразила Сова. — Когда Ледяница вернется, до восхода всего полчаса останется. Не успеешь ни к источнику дойти, ни тем более духа одолеть. Поэтому лучше запоминай, чем поганый источник от святого отличается и как от поганого до святого дойти. Слушай и запоминай! Женька навострил уши, но при этом поинтересовался:

— А зачем отличие знать? Если и так известно, что Лихоманщица к хорошему источнику не приведет?!

— Этого я не говорила! — возразила Сова. — Она и к святому источнику может вывести, и даже к обоим сразу. Видом-то оба источника схожи. В земле круглая ямка, от ямки — канавка, а по канавке водица течет. Вот тебе голубые незабудки для памяти: коли обмакнешь в худую воду — станет цветок черным, а ежели в святую — то золотым. Ежели распознаешь, что дорожка тебя привела к поганому источнику, то стань к нему лицом, поворотись направо и произнеси таковы слова: «Вода худа, такой не хочу! Веди, дорожка, к святому ключу!»

— Ну, и чего ж тут сложного? — Женька даже разочаровался.

— А сложность в том, что Лихоманщица тебя по пути морочить будет, а какие мороки-заморочки ей на ум придут — того не ведаю. И окромя твоего ума-разума никто тебе не поможет. Я теперь только один раз прилететь смогу — ежели к источнику доберешься!

Сова взмахнула крыльями, поднялась в воздух и исчезла за лесом. А Женька, прицепив незабудки под зерцало кольчуги, двинулся вперед, размышляя над тем, какие заморочки могла припасти вредная Лихоманщица. Но ничего умного в голову не шло, и Женька решил, что будет на месте разбираться, как только эти заморочки себя проявят.

Дорожка пересекла болото, опять вошла в камыши, а затем пересекла ту самую речку, по которой Женька с папой приплыли на Бездонное озеро. Дальше опять пошли камыши, потом опять болото, и наконец дорожка углубилась в лес, стала подниматься на небольшую возвышенность. На всем протяжении этого пути ничего странного не появлялось, и сама Лихоманщица ниоткуда не высовывалась. Женька даже подумал, что, возможно, она и вовсе не появится. Небось, подслушала, как Сова Женьку инструктировала, и решила, что ловить нечего…

С этими самоуспокоительными мыслями Женька миновал большую березу, росшую на склоне горки, и тут, при серебристом свете, излучаемом дорожкой, увидел справа от себя густые заросли лесной малины. Прямо-таки рядышком, только руку протяни!

Одновременно Женька испытал неимоверную жажду. Если ему сейчас пришлось бы пить воду из святого источника, то он запросто выдул бы даже больше, чем два литра. Но источника покамест поблизости не было, зато совсем рядом висело множество сочных и ароматных ягод, пожалуй, не менее крупных, чем на садовых кустах малины.

Однако, когда Женька попробовал сорвать ягодку, оказалось, что он не может до нее дотянуться. Чуть-чуть, вроде бы сантиметра на три, руки не хватало. Тогда Женька подошел к самому краю серебристой дорожки и снова протянул руку за малиной. Как бы не так — не достал! И опять, как ему показалось, двух-трех сантиметров не хватило.

Женька хотел было рискнуть и сойти с дорожки. Всего на секунд очку — чтоб сорвать пару ягодок. Он уже занес ногу, чтоб перескочить к кустам, но тут его осенила неожиданная догадка. Ведь если он на три сантиметра не дотянулся до ягод, стоя в середине дорожки, то, перейдя на самый край, то есть примерно на двадцать пять сантиметров ближе к малиннику, он наверняка должен был дотянуться. А ему не хватило все тех же трех сантиметров… Нет, тут что-то не то! Наверняка это и есть проделки Лихоманщицы, те самые заморочки, о которых упоминала Сова!

Поэтому Женька скрепя сердце прошел мимо малинника. Вообще-то у него было сердитое желание изрубить всю эту липовую малину мечом — уж им-то, казалось бы, он наверняка смог бы дотянуться до кустов — но по здравом рассуждении Женька от этой задумки отказался. Во-первых, он сообразил, что если Лихоманщице под силу отодвинуть кусты на четверть метра, то она их может и на полтора отодвинуть, и даже на три, то есть на такое расстояние, где их Женька и мечом достать не сумеет. Во-вторых, Женька подумал, что сама Лихоманщица тоже может оказаться в этих кустах, и если он нечаянно рубанет ее по башке, то сам себя погубит. Наконец, в-третьих, бессмысленная рубка малины могла только отнять драгоценное время, но ничуточки не приблизить Женьку к святому источнику и к победе над Духом Прорвы. Так что даже в этом маленьком удовольствии Женьке пришлось себе отказать.

В сказках Женьке доводилось читать, что ежели Иван-Царевич или иной положительный герой не поддавался подобному искушению — а именно, не ел наливных яблочек с подозрительных яблонь, не присаживался отдыхать на неизвестно кем постеленный коврик, не пил воды из луж, оставленных лошадиными, коровьими и козьими копытами, то жажда и усталость быстро проходили. И поэтому Женька думал, что и тут будет так же. То есть как только он пройдет мимо соблазна, то жажда у него сама собой пройдет.

Однако, хотя Женька благополучно миновал малиновые заросли, жажда не прекратилась. Более того, она усилилась, да так, что язык к нёбу присох. Причем почти одновременно на Женьку накатила жуткая усталость. Ноги превратились в некое подобие отварных макарон, и чтобы переставлять их с место на место, Женьке пришлось употреблять колоссальные усилия, будто вокруг него был не воздух, а что-то вроде киселя или клейстера, к тому же сильно застывшего. Да еще и спать захотелось.

Насчет этого, последнего, то есть сонливости, у Женьки возникло какое-то странное чувство. Он вдруг вспомнил, что вся эта история, кажется, происходит во сне. Хотя уже довольно долго он все воспринимал как явь и ни чуточки не сомневался, что на самом деле угодил в какой-то сказочный мир, где его все принимают за Ивана-Царевича. А теперь, когда ему захотелось спать, то у него возникло и стало нарастать убеждение в обратном. Дескать, все это сон, ерунда, так не бывает и быть не может. «И вообще, если я тут, во сне, засну, то наяву проснусь где-нибудь на острове, в палатке и в спальном мешке, а папа будет сидеть у костра и варить уху из рыбы, пойманной на вечерней или уже на утренней зорьке. Или коптить рыбешек в своей переносной коптильне…» От этих мыслей Женькина сонливость стала нарастать с каждой секундой, и если он еще не заснул на ходу, то лишь потому, что ему до ужаса пить хотелось. Ну и, конечно, потому, что как-никак помнил о кознях вредной Лихоманщицы. Одновременно с желанием заснуть и проснуться уже в нормальном мире у него в голове все-таки удерживалось опасение, что, заснув, он может и вовсе не проснуться.

Сделав с превеликим трудом еще несколько шагов, Женька вдруг увидел справа от серебристой дорожки большущий валун. Прямо в середине валуна была дырочка, и оттуда била струйка воды. Явно очень чистой и холодной, как раз такой, какой ему очень хотелось попить. Правда, этот ключ совсем не походил на то описание, которое Сова давала святому источнику, то есть никакой ямки с канавкой тут не было. Но и на поганый источник, по тем же самым приметам, ключ не смахивал.

Тем не менее Женька решил проверить источник с помощью незабудок, об этом его полусонная голова все-таки помнила. Взяв стальной перчаткой один из цветочков за стебелек, Женька подставил его под струю воды. Ничего с этим цветочком не произошло. Он не почернел и не превратился в золотой — как был голубеньким, так и остался. Стало быть, из этого ключа била самая обыкновенная вода, не святая, но и не поганая. То есть вода, которой можно просто утолить жажду, не надеясь заполучить силу против Духа Прорвы, но и ничем особенно не рискуя.

Поэтому Женька подумал, что если он нальет в шлем немножко водицы, выпьет ее, а потом наденет мокрый шлем на голову, то сразу две пользы приобретет: и жажду утолит, и бодрости прибавит.

Неизвестно, что получилось бы, если б Женька так поступил. Может, он, как и в случае с малиной, просто не смог бы дотянуться до воды, встал бы на край серебристой дорожки и, забыв о предупреждении, сделанном еще Ледяницей-Студеницей, либо сам сошел бы с тропы, либо просто свалился с нее. А это обещало смерть лютую… Впрочем, возможно, что на сей раз Лихоманщица позволила бы Женьке выпить прохладной водички, только вот последствия этого могли быть очень печальными.

Однако что гадать по типу «если бы да кабы»?! Удержался Женька от соблазна и на сей раз, а помогла этому, как ни странно, та самая незабудка, которой он проверял качество ключевой воды.

Как уже говорилось, Женька для удобства засунул цветочки за зерцало, то есть маленький круглый щиток, приклепанный спереди к чешуйчатой кольчуге. А надо сказать, что кольчуга — это вовсе не герметический скафандр, то есть капли воды под нее проникают довольно свободно. Правда, если б на Женьке под кольчугой был надет какой-нибудь стеганый тягиляй, который носили в древности русские ратники, то он навряд ли почувствовал бы холод от мокрой незабудки. Но на нем такого тягиляя не было, а холода от капель воды не ощутилось. И не могло ощутиться, потому что все незабудки, в том числе и та, которую Женька подставлял под струю воды, оказались сухими. То есть, конечно, они не превратились в сено, но никаких капель воды на них не просматривалось…

Женька тут же понял — опять эта пакостница Лихоманщица шутки шутит! Пить сразу расхотелось: стало ясно, что ключ, бьющий прямо из камня, точно такая же приманка-обманка, как и кусты малины. Но вот сонливости почему-то не убыло, даже наоборот. С гигантским усилием Женька, еле переставляя ноги, которые будто приклеивались к серебристой дорожке, все-таки пошел дальше. Мысль о том, что, заснув, он проснется уже не в этом ужасном мире, переполненном нечистой силой и всякими иными пакостями, все больше завладевала его умом. А ноги все хуже слушались, и теперь Женька то и дело ощущал, что они его ведут не вперед, а все чаще подтаскивают к самому краю дорожки. Голова стала тяжелеть, будто была отлита из чугуна или даже из свинца. Мысли тоже стали вялые-превялые, тягучие-липучие, похожие на сгущенку с сахаром.

А тут еще справа от дорожки Женька вдруг увидел… ту самую полянку, где они с отцом разбили лагерь, костер с подвешенным над огнем чайником и палатку! А у костра, на бревнышке, сидел папа! В своей хорошо знакомой Женьке рыбацкой штормовке и болотных сапогах. Сидел и рыбу чистил, кажется, а поблизости лежали снасти, ведро, полное лещей и судаков, а также резиновая лодка, перевернутая мокрым дном вверх.

Женьку неудержимо потянуло туда, к отцу. Если б его ноги хорошо слушались, то он бы наверняка в один момент позабыл про все на свете, в том числе и про предупреждения Ледяницы, и про наставления Совы, спрыгнул бы с дорожки и побежал бы к костру, благо до него и двух метров не было вроде бы. Тем более что отец поднял голову и помахал ему рукой — мол, иди сюда, не бойся! Что б тогда было — сказать сложно, а догадаться нетрудно…

Но, как ни странно, сонливость и усталость уберегли Женьку от очередной заподлянки Лихоманщицы. «Вареные» ноги не дали ему быстро осуществить свое стремление. Вместо того чтоб подвести Женьку вправо, к краю дорожки, они повели его сперва вперед, а потом налево. Женька все же заставил их идти обратно, но одна нога зацепилась за другую, и «Иван-Царевич», запутавшись в них, потерял равновесие… Женька почуял, что падает, и испуганно вскрикнул. Бац!