Хурог означает дракон.
Тяжело дыша после утомительного подъема на гору, я опустился на древние бронзовые двери, горизонтально врезанные кем-то из моих предков на вершине самой высокой скалы. Размеры дверей потрясали: в ширину каждая из них достигала моего роста, а в длину вдвое превышала его. Верхние части этих огромных дверей находились на несколько футов выше, чем нижние, потому что верхушка скалы была наклонной. Рельефные бронзовые драконы, украшавшие двери, безмолвно взирали на простиравшуюся у подножия горы долину.
Я взглянул на замок Хурог, расположившийся на неприступной горе внизу. От темных каменных стен древней крепости, надежно охранявшей его, веяло затаившейся угрозой, хотя в данный момент вряд ли стоило ожидать нападения врага.
По стандартам Пяти Королевств Хурог был небольшим замком, едва способным прокормиться дарами скудного северного урожая с каменистой почвы. Но ему принадлежали обширные территории: от морской гавани на востоке до горных массивов с голыми скалами на западе. Подобно большинству замков в Шавиге Хурог, самый северный в Пяти Королевствах толвенского верховного короля, измерял свое благосостояние не богатством и сокровищами, а количеством земель.
Этот замок был моим наследством. Наследством, которое переходит от отца к сыну.
В переводе с древнешавигского языка «хурог» означает «дракон».
Я порывисто вскочил на ноги, вдохнул полной грудью, чтобы почувствовать, как вокруг меня скапливается магия Хурога, и что было мочи заорал:
— Хур-рог!!!
Так кричали воины Хурога перед битвой с врагом. Хурог. Мой Хурог. Мой, если отец не убьет меня раньше, чем передаст мне замок.
— Он нас теперь прикончит, — донесся с берега реки голос моего кузена Эрдрика.
Эрдрик говорил, понизив голос, но я прекрасно все слышал.
Ивы, отгораживавшие от берега тропинку, по которой я шел, были настолько развесистыми и росли так густо, что мы с Эрдриком не могли видеть друг друга. Мне хотелось пройти мимо — между нами никогда не существовало дружеских отношений. Но я, напротив, сбавил шаг и почти совсем остановился, внезапно догадавшись, что Эрдрик ведет речь обо мне.
— Я ни в чем не виноват, Эрдрик, — послышался голос Бекрама, брата-близнеца Эрдрика. — Ты же сам видел. Она запрыгнула туда, как испуганный кролик!..
Я сразу все понял: эти двое опять дразнили мою сестру. Меня охватила ярость. Я почувствовал, что в самом деле готов тут же прикончить обоих своих двоюродных братцев.
— Надеюсь, в следующий раз у тебя хватит ума не дразнить девчонку, брат которой здоров, как бык, — сказал Эрдрик.
— Хорошо еще, что у него и мозги почти не отличаются от коровьих, — заметил Бекрам безмятежно. — Пойдем отсюда. Она скоро вернется, и вот увидишь, с ней все будет в полном порядке.
— Он все равно узнает, что это сделали мы, — с типичной для него мрачностью в голосе пробормотал Эрдрик.
— Каким образом? — спросил Бекрам. — Она ничего не сможет ему рассказать.
Моя сестра была немой с самого рождения.
— Тогда укажет на нас, объяснит жестами, — продолжал паниковать Эрдрик. — И он нас прикончит!
Самый момент поймать их и выяснить, в чем дело, решил я.
Почему-то все считали, что с такой наружностью и телосложением, как у меня, человек обязательно обделен умственными способностями. Я был вынужден смириться с этим, а позднее начал целенаправленно подыгрывать окружающим. Глупый Вардвик, как считали все, не представляет угрозы для своего отца и не пожелает раньше времени сменить его на посту правителя Хурога.
Моим кузенам по двадцать лет, а мне девятнадцать. Но ростом я выше их на целую голову, да и мускулы мои будут помощнее. К тому же я направлялся на охоту: за спиной у меня висел самострел, а на поясе — охотничий нож. Естественно, я не собирался в процессе разбирательства с двоюродными братцами пускать в ход оружие, но само его наличие могло нагнать на них еще больше страха.
С этими двумя я вполне мог справиться и голыми руками.
Натянув на лицо привычную маску тупицы, я свернул с тропы и, раздвигая перед собой ивовые ветви, направился к берегу — к тому месту, где в реку из сточного туннеля стекали отходы из замка.
— Кто вас прикончит? — спросил я, появляясь перед братьями и одергивая край рубахи, зацепившийся за сук.
Онемев от ужаса, Эрдрик молча уставился на меня. Бекрам же, всегда отличавшийся большей храбростью и находчивостью, моргнул от неожиданности и глуповато улыбнулся, пытаясь убедить меня в том, что рад моему появлению.
— Вард!.. С добрым утром, кузен! Насколько понимаю, ты решил поохотиться. Ну и как, удачно?
— Нет, — отрезал я.
Внешнее сходство Эрдрика и Бекрама не переставало меня удивлять. Все в них было почти одинаковым — и темно-русые волосы, и смуглая кожа, и правильные черты лица. Настолько же разительно не походили друг на друга их характеры. Смелый, нагловатый и обаятельный Бекрам неизменно оставлял брата в тени.
Я обвел внимательным взглядом реку, лес, сточный туннель. В этот момент Эрдрик нервно вздохнул, и я пристальнее посмотрел туда, где заканчивался туннель.
Решетка на нем, служившая преградой для речных обитателей, была приоткрыта. А рядом в коричнево-бурой грязи виднелся чей-то маленький след.
Эрдрик дернулся от испуга и кашлянул. Я подошел ближе к системе удаления нечистот, прищурил глаза и ногой отодвинул решетчатую дверь. Она податливо отъехала в сторону, но на очень небольшое расстояние. Моя маленькая сестра без труда прошла бы вовнутрь сквозь образовавшуюся щель.
Выдержав многозначительную паузу, я резко повернул голову и посмотрел прямо в глаза Бекраму.
— Сиарра там, в туннеле, верно? Это ее след.
Хитрец Бекрам ответил не сразу. На протяжении нескольких секунд он обдумывал, что сказать.
— Мы не знаем, где Сиарра. Но тоже решили, что она забралась туда.
— Сиарра! — крикнул я, наклонившись к туннелю. — Надоеда , выходи!
Я умышленно обратился к ней повторно не по имени. В мрачном сыром помещении звук моего голоса мог запросто исказиться. А Надоедой называл Сиарру только я.
Мой голос эхом отдался в темной глубине туннеля, прозвучав как завывание дракона. Ответа не последовало. Это меня нисколько не встревожило, ведь Сиарра была не в состоянии что-либо крикнуть мне.
На покрытом грязью и слизью полу туннеля тоже виднелись следы. Но я и без них знал, что Сиарра где-то внутри. Единственной вещью, оставшейся во мне от колдовского дара — если, конечно, не принимать во внимание умение проделывать незначительные фокусы, — был незаменимый талант отыскивать то, что мне нужно. Сиарра находилась где-то поблизости, я это чувствовал.
Если она опоздает к обеду, Хурогметен, наш отец, изобьет ее.
Я взглянул на солнце и снял с плеча сумку со стрелами и едой.
— Что вы с ней сделали? — спросил я.
— Я пытался ее остановить. Предупредил, что там опасно, — оправдывающимся тоном, задыхаясь от страха, пробормотал Эрдрик, совершенно позабыв о том, что буквально несколько минут назад сказал мне Бекрам.
— Что?
Я выпрямился и решительно шагнул в сторону Бекрама.
— Эта Сиарра — глупая птаха, — теряя остатки мужества и пятясь назад, заговорил Бекрам. — Я вовсе не собирался обижать ее. Просто сделал невинный комплимент.
Я ударил его. Мне ничего не стоило отправить мерзавца на тот свет или сломать ему челюсть, но я начал с того, что поставил ему кулаком чудный синяк под глазом. И повернулся к Эрдрику, пока Бекрам приходил в себя.
— Я могу подтвердить, Вард! — затараторил, тараща глаза, Эрдрик. — Бекрам всего лишь сказал твоей сестре, что у нее красивые волосы.
Я продолжал пристально смотреть на него.
Не выдержав, Эрдрик побледнел и добавил:
— Ну… Ты же знаешь, как Бекрам иногда изъясняется… Зачастую его понимают неправильно… А Сиарра рванула к туннелю, как испуганная крольчиха. Мы побежали было за ней, хотели остановить… Девушке опасно заходить туда одной…
Слабость Эрдрика могла бы вызвать во мне раздражение, но он всегда говорил правду, поэтому я и пальцем его не тронул.
В системе каналов и труб для удаления нечистот из замка не водилось ни насекомых, ни крыс — гномы, сооружавшие ее когда-то, применили для этого специальное заклинание. Хотя мой брат Тостен, рассказывая о туннелях многочисленные истории, уверял, что их населяют невиданные чудовища.
Отверстие, сквозь которое Сиарра смогла проникнуть внутрь туннеля, для меня было чересчур маленьким, Я еще раз ударил ногой по решетчатой двери, но она почти не сдвинулась с места, лишь зловеще скрипнула.
— Ты не сможешь войти в этот туннель, — садясь на землю и осторожно прикладывая к больному глазу ладонь, сказал Бекрам. Он явно чувствовал себя виноватым. В противном случае попытался бы дать мне сдачи. Что-что, а трусость ему не свойственна. — Мы с Эрдриком тоже пробовали пролезть туда. Ничего не получилось. Наверное, Сиарра сама выйдет, когда посчитает нужным.
Приближалось время обеда. Когда отец лупил Сиарру, у меня сердце рвалось на части. Еще немного, и ей не избежать очередного наказания. Вступать с отцом в драку я пока не смел.
Сняв с себя самострел и кожаную тунику, я положил их рядом с сумкой и крикнул Эрдрику и Бекраму:
— Отнесите мои вещи в замок!
Схватив решетку за край, я с силой потянул ее на себя. И намеревался продолжать это делать до тех пор, пока мои кузены не удалятся восвояси или пока Бекрам не потеряет терпение… Естественно, я сразу же сообразил, как справиться с решеткой, но идиоту вряд ли пришла бы на ум подобная мысль. А я исправно играл свою роль.
— Вынь стержень, на котором держатся петли этой чертовой решетки, а потом мы вместе оттащим ее в сторону, — пробормотал Бекрам.
Я прав: он действительно чувствовал, что виноват.
— Стержень?..
Я отступил на шаг назад и непонимающе уставился на дверь, намеренно не глядя на один-единственный стержень, крепивший ее к стене туннеля.
— Посмотри туда, где решетка присоединена к стенке, — со вздохом пояснил Эрдрик.
— А!..
Я долго смотрел на место крепления двери, и Эрдрик, покачав головой, достал нож, приблизился к туннелю и принялся за дело сам. Послышался громкий лязг, и сломанный клинок отлетел в сторону.
Я, будто только сейчас догадавшись, что надо делать, вытащил заржавевший стержень и снял мощную решетку.
— Черт возьми!.. — негромко выругался Бекрам, когда я поднял дверь, шагнул в сторону и положил ее рядом с входом в туннель.
Решетка была действительно тяжелой . Если бы передо мной не стояла задача произвести на кузенов впечатление, я непременно попросил бы их о помощи. Но сейчас мне следовало во что бы то ни стало справиться с дверью самостоятельно. В следующий раз, когда у Бекрама вновь возникнет желание запугивать Надоеду, он обязательно вспомнит о моем подвиге и забудет о своих низких намерениях, решил я.
Здесь, у самой реки, туннель имел форму гриба. Посередине проходил канал, по которому медленно текли сточные воды, а по обе стороны от него шли дорожки. Дорожки эти предназначались для гномов, а никак не для здоровенного детины, переросшего всех знакомых взрослых мужчин.
Тяжело вздохнув, я опустился на четвереньки, неуклюже вполз в туннель и стал продвигаться на ладонях и коленях вперед по склизкой вонючей дорожке.
— Надоеда!.. — крикнул я, но мой голос утонул в зарослях зеленого мха, густо покрывавшего каменные стены.
Туннель изгибался, и после первого поворота было уже не видно солнечного света. Зато теперь я заметил, что камни гномов в стенах по обе стороны от меня, когда к ним приближаешься, светятся сами по себе — каким-то бледно-голубым прозрачным сиянием. В нынешние времена большинство замков не имели больше подобных систем удаления отходов, даже новый дворец верховного короля в Эстиане. Работа с камнем такого уровня относилась к сфере деятельности гномов. Теперь их не стало, а вместе с ними исчезли и их многочисленные секреты.
Через несколько минут я заметил, что туннель впереди сужается до размеров небольшой трубы, и понял, что подошел к замку. Я, само собой, никогда не бывал в этом месте раньше, но видел планы строительства сточной системы в библиотеке. Они лежали на дальней полке под стопками книг: наверное, мало кто интересовался этими старинными чертежами.
Итак, я понял, что приблизился к стенам замка. Туннель сужался здесь на две трети. Гномы все хорошо продумали: в узкой трубе даже Надоеде, задумавшей сделать подкоп под замком, было бы трудно работать лопатой, а о воинах армии неприятеля и вовсе не могло идти речи.
От усилий обнаружить след Сиарры при помощи магии у меня на лбу проступили крупные капли пота. Я редко применял остатки своего колдовства: это всегда напоминало мне о том, сколько удивительных возможностей я имел, когда обладал волшебством. Но сейчас, думая о Сиарре, прячущейся где-то и наверняка до смерти перепуганной, я был рад и тому, что во мне от него осталось.
Я протиснулся в узкую трубу, стараясь не думать о том, из чего состоит грязь, которая чавкала подо мной. Скорее всего мой нос каким-то образом самозащитился — вонь, наполнявшая воздух, казалась мне не настолько невыносимой, как я предполагал.
Труба оказалась каменной, а ее стены тоже светились тусклым сиянием, но рассмотреть, что там за гадость под моими руками и ногами, я, к счастью, не мог.
По-видимому, Сиарра забралась еще дальше, но для нее, маленькой и худенькой, это не составило бы большого труда.
Как самый старший, я с раннего детства заботился о своих братишке и сестренке. Тостена вот уже два года не было дома. Что же касалось Сиарры, она до сих пор нередко нуждалась в моей помощи, потому что не могла говорить, а еще Надоеда отличалась повышенной любознательностью и постоянно попадала в какие-нибудь переделки.
Сейчас, когда в Хуроге гостили дядя и кузены, мне не следовало уходить из замка. Но я не смог устоять перед зовом гор.
Теперь к обеду мы с Сиаррой определенно не успевали. Если, конечно, отец не задержится со своей компанией на охоте. Впрочем, когда мы оба — и я, и Сиарра — представали перед ним как злостные нарушители порядка, он обрушивал основную часть гнева не на сестру, а на меня.
Туннель раздваивался, и я со вздохом вспомнил, что за это лето вытянулся еще на пару дюймов. Решив, что Надоеда выбрала бы более светлую и менее грязную трубу, хотя та и была уже, я свернул направо.
С трудом протиснувшись в тесное пространство, я резко затормозил и приоткрыл от удивления рот. Туннель круто поднимался вверх, а через пол-ярда так же круто уходил вниз.
Я задумался. Конечно, гномы, строя системы стока отходов, применяли какие-то особые секреты, но главным в подобном сооружении должно было быть наклонное положение — чтобы нечистоты текли вниз, в реку. Я растерялся, не понимая, где искать сестру.
Почесав затылок и тщательно поразмыслив, я пришел к выводу, что очутился в «спасательном туннеле». Подобные строили во всех старых замках. Когда-то Хурог был несметно богат — гномы активно занимались торговлей. Поэтому замок нередко осаждали враги.
У меня перехватило дыхание: что, если Сиарра упала вниз?
Мое сердце стучало бешено и громко, когда я карабкался наверх, неуклюже, как лягушка, выбрасывая вперед то одну, то другую руку, потом подтягивая к себе ноги. Тревожные мысли проносились в моей голове нескончаемой вереницей.
Боже! О Боже! Где моя сестренка?.. — стучало в висках.
Неожиданно я почувствовал, что мое лицо как будто немеет: вокруг концентрировалась магия!
Я моргнул и ошеломленно уставился на гладкий камень, который находился под моей левой рукой. Он вдруг засветился красно-зеленым светом, намного более ярким, чем тот, каким сияли стены. На мгновение я зажмурился, чувствуя, что глаза наполняются слезами, двинулся вперед и не заметил, как пол подо мной исчез.
Через несколько секунд я уже лежал на животе в кромешной тьме. Попытка подняться на ноги закончилась жестоким разочарованием: там, где я оказался, было настолько мало места, что мне удалось лишь приподнять голову. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Меня охватил жуткий страх, и подобно глупой, трусливой девчонке, я закричал что было сил. Никто не ответил.
Даже если кто-нибудь услышал бы мой вопль и сообщил отцу о том, где я, тот определенно подержал бы меня в этой тьме подольше. Он всегда твердил, что мужчины не имеют права паниковать, плакать и горевать.
А я пребывал в состоянии настоящей паники.
Присутствия Сиарры где-то поблизости я уже не ощущал. Контакт с ней нарушился в тот момент, когда на меня подействовала чужая магия. Я взял себя в руки и опять попытался определить, где сестра, надеясь, что и ее удерживает то заклинание, в плену которого нахожусь я сам. И, к счастью, вновь почувствовал, что Сиарра рядом.
Мне следовало добраться до нее.
Этот странный туннель был гораздо меньше того, по которому я недавно карабкался наверх. Страх не отступал, но я старался заглушить его, как только мог.
Проведя некоторое обследование, я понял, что потолок надо мной твердый и прочный, несмотря на то что мне удалось каких-нибудь несколько мгновений назад пролететь сквозь него. Позади находилась стена, но в лицо дул слабый ветерок, поэтому если бы я смог высвободить прижатые моим же собственным телом к полу руки, то получил бы возможность продвинуться вперед.
Я попробовал вытянуть сразу обе руки и понял, что не в состоянии этого сделать. Следовало действовать иначе.
Первые пять минут стараний вытащить левую руку не дали никаких результатов. По лбу катились крупные капли пота, лицо горело от напряжения, а сердце панически трепетало в груди. Но у меня не было другого выбора, и я продолжал дергать руку.
Наконец мне удалось продвинуть кисть к подбородку. Предстояло самое сложное — протащить локоть мимо груди и плеча.
Я перевел дух и что было сил потянул руку вперед. Ничего не вышло. Вторая попытка, третья… Безрезультатно.
Я на мгновение расслабился. А через некоторое время, уже практически не надеясь на успех, насколько мог приподнял левую часть тела и еще раз дернул руку. Локоть проскользнул мимо плеча, и я с облегчением вздохнул: моя левая рука наконец-то была на свободе.
Я протянул ее вперед над головой и пошевелил пальцами.
И тут же понял, что именно принесло мне победу: в расслабленном состоянии мои плечи занимали не столь много места, как в напряженном.
С правой рукой я справился гораздо быстрее.
К тому моменту, когда борьба за возможность двигаться вперед завершилась, исходивший от каменных стен холод заморозил меня настолько, что я содрогался всем телом.
Руки ныли от боли — каждый раз, когда я пытался выдернуть их из-под себя, то обдирал их о каменный пол. Плечи плотно прижимались к стенам.
Я вытянул руки, а потом, упираясь ладонями, стал продвигаться вперед. Ноги тоже работали, вернее, пальцы ног. Но, непривыкшие к подобным испытаниям, они вскоре онемели. Я пытался пошевелить ими, но не мог и сгорал от желания хорошенько растереть их руками.
Казалось, я ползу бесконечно долго. К моей безумной радости, непроглядная темень все же закончилась: где-то вдали забрезжил свет.
Странно, но в первое мгновение я ощутил, что двигаться дальше стало тяжелее. Словно осознание того, что теперь я в состоянии видеть все, что меня окружает, затрудняло путь.
Через некоторое время света прибавилось.
Он мог исходить от очередного камня гномов в стене где-нибудь впереди, за поворотом. Свернув, я понял, что ошибся в своем предположении: свет струился сквозь отверстие в полу.
Я подполз к этому месту и посмотрел вниз. Подо мной пролегала широкая дорожка на полу просторной пещеры. Виден был лишь небольшой ее отрезок — по краям отверстия, в которое я выглядывал, висели причудливых форм сталактиты. Я не мог точно определить, находится ли Сиарра где-то в этой пещере, но магическое чувство подсказывало мне, что это не исключено.
С правой стороны от меня в камень на краю отверстия были вбиты два металлических штыря. От каждого из них отходило по веревке. Первая свисала вниз на расстояние приблизительно трех футов и была изрядно потрепана на конце. Вторая шла в заросли сталактитов, и не было видно, где она заканчивается. Обе веревки выглядели весьма старыми, а я весил немало и сомневался, что благополучно спущусь по ним в пещеру, однако прекрасно знал, что меня ждет Сиарра, и поэтому не раздумывал долго.
Взявшись за первую веревку, я медленно выбрался из узкого туннеля — своего каменного узилища. Ощущение свободы оказалось настолько приятным, что в какой-то момент я позабыл даже о Сиарре. Лишь немного спустившись вниз, увидел, что веревка заканчивается через две трети пути, и запаниковал, не зная, как преодолевать оставшееся расстояние.
Все же долго мучиться не пришлось: не успел я добраться и до конца веревки, как послышался треск и она порвалась.
Едва коснувшись каменного пола, я сгруппировался и сделал перекат — учителя, обучавшие воинским искусствам при дворе отца, натренировали меня так, что это получилось автоматически. Тем не менее удар оказался сильным. Сделав еще пару кувырков, я растянулся на полу, пытаясь восстановить дыхание и сообразить, что произошло. Наконец, немного придя в себя, я, шатаясь, поднялся на ноги.
Размеры пещеры потрясали — она была, наверное, вдвое больше тронного зала в Хуроге. В той ее части, где я упал, потолок располагался относительно низко, а вот в центре достигал значительно большей высоты.
Здесь повсюду виднелись гномьи камни и горели они гораздо более ярко, нежели в сточных туннелях, поэтому в пещере было невероятно светло — даже светлее, чем днем в Хуроге.
Сиарру я не видел, но чувствовал, что она где-то поблизости.
— Эй! — громко крикнул я. — Надоеда!..
Откуда Сиарра появилась, я даже не успел заметить, — маленькая, дрожащая от страха, она подбежала ко мне и обхватила руками за пояс. Я поднял ее на руки, покружил по пещере и вновь опустил на пол.
— Ты до смерти меня перепугала, Надоеда! Зачем ты залезла в туннель? Как подобное могло взбрести тебе в голову?..
Сиарра выглядела испуганной и жалкой. У нее светлые волосы (даже светлее, чем у меня), и сейчас, спутанные и перепачканные грязью, они лишь подчеркивали, что она ужасно огорчена. Но лицо ее не выражало ни капли раскаяния.
На сестре были туника и узкие штаны, подобные моим. Она стояла на каменном полу голыми ступнями.
— Ладно, пойдем, — сказал я, не в силах даже прикидываться, что сержусь. — Надо найти выход из этой пещеры.
Несмотря на то что моей радости не было предела, я понимал, что увенчавшиеся успехом поиски сестры ничего не будут значить, если я не смогу вывести ее отсюда. Вернуться тем же путем, каким я добрался сюда, у нас, естественно, не получилось бы.
Встроенные в стены тут и там светящиеся камни говорили о том, что когда-то здесь обитало немало народа. Выход из этого зала наверняка должен был существовать.
Из-за пещерных образований и многочисленных валунов, окруженных сталактитами, определить, для чего служило это помещение, представлялось мне невозможным.
Не исключено, что некогда здесь хранили драгоценности, но сейчас в центре пещеры высились целые горы камней и сталагмитов.
Ступни Сиарры походили на копыта животного: она не любила носить туфли. Тем не менее я поднимал ее на руки и переносил через наиболее крупные и острые камни. Когда мы обошли очередную груду обломков, я увидел вдруг нечто такое, отчего сердце у меня в груди на мгновение замерло.
Слухи о том, что в Хуроге спрятаны несметные богатства, сохранившиеся с тех пор, как в эти края пришли гномы и развернули торговлю драгоценностями и металлами, давно разгуливали по окрестным местам. Здесь же и впрямь лежало сокровище, но лучше бы мне его не видеть.
Мгновенно позабыв о Сиарре, я съехал вниз по гладкому камню и приблизился к тому, что покоилось в самом центре пещеры.
К скелету настоящего дракона.
Его череп по длине равнялся моему росту. На морде поблескивал в сиянии камней металлический намордник. Лапы дракона были схвачены оковами, а тонкие кости его крыльев стискивали железные путы. Я с ужасом подумал о том, как кто-то из моих предков совершал это страшное преступление — чтобы продеть металл в крылья дракона, необходимо было проткнуть его живую плоть…
— Как глупо! Как нелепо!.. — закричал я, чувствуя, что к глазам подступают слезы и отчаянно пытаясь побороть их.
Естественно, меня никто не услышал. Тех, кто совершил это кошмарное деяние, давно уже не было в живых. А я ничего не мог изменить.
Отец нередко обзывал меня «нежной душонкой». Мое чувствительное сердце раздражало его гораздо больше, чем глупость. Он считал, что мужчина не должен быть таким, как я, если не хочет погибнуть в этом мире и — что намного хуже — погубить своих близких.
Я соглашался с ним.
Но сейчас все равно разволновался до слез. Я учащенно моргал, пытаясь прогнать проклятую влагу, делал глубокие вдохи и выдохи, стараясь не допустить, чтобы соленые струйки потекли по щекам.
Драконов больше не существовало. Ни единого.
А в те далекие времена, когда в наши края пришли гномы, драконов можно было запросто встретить в горах. Тогда Хурог считался богатейшим замком во всех Пяти Королевствах.
Именно в этих местах водились когда-то последние из драконов. Потом они совсем исчезли. Исчезли и гномы. А затем и земли, принадлежавшие Хурогу, постепенно начали умирать. Уцелели лишь старинные предания, воспоминания и стены моего замка.
Много лет тому назад моя семья отчаянно защищала драконов и боролась за их спасение. Эта миссия была возложена на моих предков первым верховным королем или даже (как говорилось в одной из легенд) самими богами.
«Хурогметен» в переводе с древнего шавигского языка означает «защитник драконов».
Всю свою жизнь я ощущал, как меня согревают лучи славы моих предков. В детстве обожал играть в Селега, самого известного из Хурогметенов, и постоянно воображал себе, что я защищаю Хурог от морских пиратов. Если рядом никого не было, кроме Сиарры и Тостена, то я брал старую арфу и с удовольствием пел им песни — про драконов, гномов и их драгоценные камни, достигавшие по размерам человеческой головы.
И вот, забравшись в самое сердце Хурога, я наткнулся на несомненное доказательство того, что кто-то из моих предшественников пренебрег возложенной на него святой обязанностью, предал все, за что боролось не одно поколение нашего славного рода!..
Я встал на колени перед останками дивного создания, которому служили на протяжении веков мои предки, и бережно провел ладонью по могучему черепу, закованному в металлический намордник.
— Она была красивой, — послышался из-за моей спины чей-то спокойный высокий голос.
Я вздрогнул от неожиданности, резко повернул голову и увидел юношу — по виду на год или два моложе меня. Никогда не встречал его раньше. Передо мной в самом сердце Хурога стоял незнакомец.
Если бы я стоял на ногах, он доходил бы, наверное, до моего плеча, как большинство взрослых мужчин. Выше меня во всем Хуроге был только отец.
Юноша обладал очень темными, почти черными волосами и глазами василькового цвета. Черты его лица отличались удивительной тонкостью и явной аристократичностью, чего нельзя сказать обо мне.
Незнакомец стоял, обняв себя за плечи руками, смотрел на меня, не моргая, и почему-то напоминал мне пугливую лошадь, готовую рвануть в сторону от любого громкого звука или резкого слова.
Сиарра сидела рядом со мной, ничуть не встревоженная присутствием незнакомца, рассеянно гладя ладонью череп дракона, словно перед ней находилась лишь одна из собак, что жили во дворе замка.
— У нее были серебряные глаза, — сказал юноша. — И она умела петь такие песни, от которых таяли сердца самых жестоких людей. Он не должен был это делать. Я говорил ему…
Я неотрывно смотрел на него отсутствующим взглядом, производя впечатление полного тупицы — я точно это знал. У отца эта моя уловка неизменно вызывала приступ раздражения и ярости.
Но в такие моменты, как этот, мой мозг напряженно работал.
Я находился сейчас в глубине фамильного замка. Здесь же присутствовал и юноша, которого я не видел ни разу в жизни. И он говорил мне о человеке, убившем этого дракона — вернее, эту дракониху , если словам молодого человека можно было доверять. А драконы не существовали на протяжении вот уже нескольких веков…
От пришедшей на ум догадки мне стало несколько не по себе.
Передо мной стоял призрак — призрак с печальными глазами.
О, мы все о нем знали! Хотя посторонним не рассказывали своей тайны. В нашей семье не было ни одного человека, с которым бы не случилось однажды чего-то необъяснимого.
Если призраку понравиться, он мог даже оказать тебе помощь. Например, спицы служанки моей матушки всегда оказывались в ее корзине с вязаньем, несмотря на то что я собственными глазами не раз видел их в других местах.
Если же призраку что-нибудь не нравилось… М-да, жена дяди Дараха больше не навещала нас после того, как однажды залепила пощечину Надоеде.
Никто из нынешних обитателей замка не видел этого призрака. Но семейные истории говорили, что некоторые из наших предшественников встречались с ним.
Признаться, я всегда представлял его себе более устрашающим и никогда не думал, что он — всего лишь юноша. Юноша с глазами собаки, которую колошматят все, кому не лень.
Несмотря на то, что черты его лица отличались особой утонченностью, приглядевшись пристальнее, я нашел в нём явное сходство с собой, особенно в линии скул. И если бы не черные волосы, этот парнишка был бы очень похож на моего брата Тостена и на Сиарру. Особенно васильковыми глазами. Уж они-то, несомненно, говорили о его принадлежности к Хурогам.
— Осквернение, — пробормотал я и протянул руку, чтобы погладить кости дракона, кремового цвета, такие хрупкие на вид…
Как только пальцы коснулись драконьих останков, я почувствовал, как вверх по моей кисти потекла магическая сила, и невольно присвистнул.
— Это настоящая сила, — спокойно ответил юноша, и у меня по спине побежали мурашки. — Это мощь. Ты намерен продолжать отказываться от нее? Ты волшебник, Вард, хоть и искалеченный. Знаешь, что означает эта сила? Пищу для людей, богатство и власть для Хурога. Как бы ты поступил, если бы народ начал умирать от голода и ему потребовалась бы твоя мощь?
Я чувствовал, как во мне усиленно пульсирует магия, не двигался, удивленно уставившись на призрака, и ничего не говорил. Просто не знал, что сказать.
Сиарра протянула руку и коснулась моего запястья, но я даже не взглянул на нее. В глазах юноши светились отчаяние и ужас. Он походил на зайца, остолбеневшего при виде лисицы. Ни разу в жизни мне не доводилось видеть подобное во взгляде человека.
Юноша ждал.
Наконец я ответил:
— Я бы не смог обратиться к своей магической силе… Призрак отвернулся, и я опустил руку, которую до сих пор держал на весу. Не знаю, что юноша хотел услышать от меня, но явно не то, что я сказал.
— Незамысловатый ответ заурядного человека.
В голосе юноши звучала не ирония, а глубокая грусть.
— Только не надо говорить мне, что мои слова очень глупы, — пробормотал я, повернулся к дракону и ухватился за цепь, которая шла от намордника и была ввинчена в пол огромным болтом.
Я предполагал, что призрак растворится в воздухе или просто уйдет своей дорогой, но когда вновь повернул голову, обнаружил, что он так и стоит на том же месте. В глазах его по-прежнему плескался страх.
Несмотря на понимание того, что этот юноша на несколько столетий старше меня, я почувствовал по отношению к нему настоящую жалость. Я прекрасно знал, что значит испытывать страх.
Еще несколько лет назад я до жути боялся отца. Сейчас эта боязнь превратилась в привычку.
— У меня кое-что для тебя есть, лорд Вардвик, — воскликнул юноша и протянул сжатую в кулак руку.
Я все еще стоял на коленях — не вставал на ноги, потому что боялся его спугнуть. Не поднимаясь, я вытянул руку.
Он разжал пальцы, и в мою ладонь упало кольцо. Оно было простым и явно очень старым. От украшавшего его когда-то орнамента остались теперь лишь едва различимые бугорки. По довольно тяжелому весу я сразу определил, что это платина, потом, приглядевшись, понял, что держу кольцо своего отца.
— Меня зовут Орег, — сказал юноша. — Я принадлежу тебе, как ты принадлежишь Хурогу.
Странные слова насторожили меня. Я повертел в руках платиновое колечко.
— Это кольцо моего отца!..
— Теперь оно твое, — спокойно пояснил Орег. — Его передают от одного владельца другому.
Я нахмурился.
— Почему же отец сам не отдал мне это кольцо?
— Потому что это делается именно так. — Орег неожиданно вскинул голову и посмотрел наверх. — А теперь нам следует поторопиться, милорд. Вас уже разыскивают. Согласны ли вы следовать за мной?
Крепко сжимая в руке кольцо, я зашагал за Орегом. Он повел нас к выходу, который располагался совсем недалеко: должно быть, я пропустил его, когда осматривал стены пещеры. Сиарра семенила рядом со мной.
Мы шли по узкому коридору, постоянно сворачивая то налево, то направо. Вскоре я совсем запутался и уже не знал, в каком направлении мы движемся — на север или на юг. Обработанные гладкие каменные стены то и дело сменялись неровными, и я почему-то не успевал замечать те места, в которых заканчивалась необработанная поверхность и начиналась гладкая.
Наконец Орег остановился у одной из стен, которая, как мне показалось, ничем не отличалась от всех остальных. Вдруг прямо перед нами открылась дверь, и мы увидели знакомую обстановку моей комнаты.
С изумленным возгласом я шагнул вперед.
Сточные туннели определенно находились под землей. Оттуда я спрыгнул в пещеру с костями дракона. А тот коридор, по которому вел нас призрак, был совершенно ровным, без подъемов: в этом я, не моргнув глазом, поклялся бы на могиле деда.
Каким же тогда образом мы смогли очутиться в моей комнате, располагавшейся на третьем этаже замка?!
Странная дверь закрылась за Сиаррой, и когда я обернулся, ничего уже не было — ни туннеля, ни Орега. Он исчез, оставив меня в полном недоумении.
С чем мы только что столкнулись? С магией? Но я не чувствовал в себе ничего необычного, лишь привычные еле ощутимые потоки колдовства, которые всегда присутствовали, когда я находился внутри замка.
Послышался скрип открывающейся двери, и Сиарра со свойственной ей проворностью шмыгнула под кровать.
— Вард!.. — воскликнул Дарах, мой дядя, отец близнецов, входя ко мне в комнату.
Дарах был довольно крупным мужчиной, но ниже меня.
Будучи молодым человеком, он пользовался особой благосклонностью верховного короля, поэтому и удостоился чести стать мужем одной из толвенских наследниц, получив при этом более высокий, чем у моего отца — его старшего брата, — титул. Но несмотря на то, что дядино владение, Ифтахар, было крупнее и богаче, он до сих пор проводил много времени здесь, в Хуроге.
— В нем говорит кровь, — смеялся отец. — Люди Хурога привязаны к этой земле.
Обычно дядя избегал встреч со мной. Я и не думал, что он знает, где расположена моя комната.
— Дядя Дарах?.. — спросил я, пытаясь придать своему голосу обычный оттенок непонимания.
Вообще-то, чтобы подобрать нужные слова, я всегда сначала задумывался. Поэтому даже если бы я не старался казаться тупицей, люди все равно считали бы меня таковым.
Дарах смерил меня с ног до головы внимательным взглядом и наморщил нос. Я был весь в грязи и крови, а к вони, наверное, уже привык, поэтому не чувствовал ее.
— Когда сыновья сообщили, что ты полез в туннель с нечистотами, я подумал, что это глупая шутка. Такие выходки простительны десятилетним мальчишкам, но не взрослым юношам, — сказал Дарах, укоризненно качая головой. — Тебя срочно ждут в тронном зале… Но мне кажется, сначала ты просто обязан переодеться.
Только сейчас я обратил внимание на то, что на Дарахе все еще охотничий костюм. На одежде темнели пятна крови. Сегодня утром они вместе с отцом были на охоте.
Небрежным движением я надел кольцо на средний палец правой руки.
— Удачно поохотились?..
Стянуть с себя рубаху оказалось не так-то просто. Когда я пытался высвободить руки, лежа в узком темном туннеле, то сильно поцарапал плечо о каменный пол. Кровь засохла и прилипла к телу. Справившись с рубахой, я откинул ее в сторону и направился к кадке с чистой водой, всегда стоявшей в углу.
— Жеребец сбросил твоего отца с седла, — после долгой паузы произнес Дарах. — Хурогметен умирает.
Из моей руки выпало полотенце. В этот момент мне было не до игры — я даже не вспомнил, что при любых обстоятельствах должен сохранять глуповатый вид.
Дарах с некоторым изумлением взглянул мне в глаза, в которых, очевидно, отражалось потрясение, и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Торопливо выползшая из-под кровати Сиарра подскочила ко мне и порывисто обвила мои плечи своими тонкими ручками. Ее лицо искажала жуткая тревога. Тревога за меня.
Почему она так беспокоилась? Я ведь ненавидел отца…
— Со мной все в порядке, Надоеда, — пробормотал я, но крепко прижал к себе сестренку. — Давай найдем твою служанку. Тебе тоже следует переодеться.
К счастью, служанку не пришлось разыскивать по всему замку. Она сидела в комнате Сиарры и штопала ее одежды. Передав ей Надоеду, я побежал обратно к себе.
Быстро скинув с себя оставшуюся грязную одежду и обтершись мокрым полотенцем, я натянул костюм, в котором обычно появлялся на официальных сборищах. Рукава туники были мне коротковаты, а плечо, обтянутое тканью, еще больше заболело, но это было уже не важно.
Когда я открыл дверь, то увидел, что Надоеда ждет меня в коридоре. В чистом красивом платье, вымытая и причесанная, Сиарра выглядела на свои шестнадцать, а не на двенадцать, как полчаса назад. И теперь в ней было особенно заметно сильное сходство с нашей утончённой красавицей матерью. Но в отличие от нее Сиарра обладала неукротимым нравом отца, смягченным прирожденной сердечной добротой.
— Тс-с, — сказал я, принимая теплое объятие сестры. — Пойдем, Надоеда.
Сиарра кивнула, отступила на шаг в сторону, быстро вытерла рукавом слезы с глаз и наморщила нос. По всей вероятности, она помылась тщательнее, чем я, поэтому чувствовала, что от меня все еще отвратно пахнет.
Напустив на себя важности — так Сиарра всегда себя вела перед незнакомыми людьми и теми, кого не любила, — сестренка взяла меня под руку, и мы вместе направились вниз по лестнице.
* * *
Отец лежал у камина на импровизированной кровати — положенных на пол матрасах. Мама сидела рядом на коленях. Ее лицо было бледным и спокойным, хотя я сразу понял, что она плакала. Отец ненавидел слезы.
Стейла, мастер, обучавшая меня воинским искусствам, все еще была в охотничьем костюме. Одна ее рука лежала на плече мамы, во второй она держала шлем.
Стейла приходилась единокровной сестрой нашей матери и являлась, как утверждал отец, лучшей частью ее приданого. Именно благодаря Стейле, не уставал повторять он, Синей Гвардии удалось на протяжении всего периода его правления сохранять завоеванную веками безупречную репутацию.
Стейла проходила тренировку в армии короля, затем отслужила два срока, и лишь после этого кто-то заметил, что она не мужчина. Ей пришлось вернуться домой, а потом отправиться в Хурог к сестре. Отец предложил ей стать мастером обучения военному делу практически сразу после ее появления в замке.
Сейчас волосы Стейлы были абсолютно седыми, но я хорошо помнил ее темноволосой. Она не уступала отцу ни в чем, за исключением рукопашного боя.
Когда наши взгляды встретились, я увидел скорбь в ее глазах. Заметив, что я смотрю на нее, Стейла медленно повернулась к личному знахарю-колдуну моего отца и искоса глянула ему в лицо. Тот что-то торопливо записывал на куске пергамента.
Я привлек к себе Надоеду и вместе с ней передвинулся туда, где отец мог видеть нас обоих. Он лежал неподвижно под залитыми кровью покрывалами. Подобное спокойствие было для отца чем-то противоестественным. Обычно энергия била из него, как и из Сиарры, буквально ключом. Сейчас же казалось, что живы в нем лишь глаза.
Отец смотрел на меня с бессильной злобой — злобой, которая лишь сильнее заполыхала, когда его взгляд упал на кольцо на моем пальце. Я не знал, отдал ли он сам это кольцо семейному привидению или же Орег без предупреждения забрал его и вручил мне.
Я коснулся плеча Стейлы.
— Что произошло?..
Стейла была, наверное, единственным человеком в замке, который не разговаривал со мной как с беспросветным глупцом. Скорее всего потому, что я владел мечом не хуже, чем она.
— Стигиец совсем сошел сегодня с ума, — ответила Стейла, гневно сверкая глазами.
Жеребец моего отца действительно временами становился неуправляемым, но обладал такой быстротой и силой, что приводил меня в восторг. Стейла же твердила, что ездить на подобном коне — все равно что вступать в схватку с противником с надтреснутым мечом в руках — он обязательно сломается в самый опасный момент.
— Сбросил Хурогметена на засохшее дерево, — продолжила Стейла. — Внешние повреждения не особенно значительны, но вот внутренние… По-видимому, ситуация очень опасна.
— Умру дома, как умер когда-то мой отец. У меня на глазах, — с трудом произнес Хурогметен, глядя прямо на меня.
Никогда в жизни я не видел его таким старым. Мне всегда казалось, что мой неутомимый отец на несколько лет моложе матери, хотя в действительности он был старше. Сейчас же передо мной у камина лежал древний старик, а мама рядом с ним выглядела ровесницей Сиарры.
— Ужасно не хочется отдавать свою драгоценность дураку, — сказал отец, продолжая буравить меня глазами. — Но перед смертью я обязан выполнить клятву. А ты должен вручить то, что получил от меня, своему наследнику. Поклянись, что сделаешь это.
Его голос оборвался, но он сказал все, что хотел. Я понял, что отец ведет речь о кольце, и, проведя пальцем по прохладному металлу, ответил:
— Клянусь.
Хурогметен едва заметно кивнул.
— Ты уже закончил, Лисленг? — спросил он, обращаясь к своему колдуну.
— Да, милорд, — ответил тот, посыпал написанное песком, стряхнул его и протянул пергамент отцу.
Находясь в здравом уме даже на пороге смерти, Хурогметен прочел документ, поднял окровавленную дрожащую руку, взял у колдуна перо и поставил свою подпись на пергаменте.
— Ты слишком молод, чтобы принимать бразды правления Хурогом в свои руки. Слишком сентиментален. И чересчур глуп, — сказал отец, обращаясь ко мне. — Твои тупость и слезливость неизлечимы. Я так старался уничтожить их в тебе!..
В моей тупости виноват только ты, — подумал я. Но вслух ничего не сказал.
Мне было всего двенадцать, когда он избил меня до беспамятства. Я пришел в себя и через некоторое время оправился от побоев, но во мне произошли какие-то изменения. Хотя большая их часть была лишь искусной игрой, об этом никто не догадывался.
С трудом сделав два тяжелых вдоха и выдоха, отец опять заговорил:
— Мне следовало жениться на Стейле вместо Муллены. Гордость не позволила. — На лице матери не дрогнул ни один мускул, хотя слова отца наверняка причинили ей страшную боль. Она уже давно не слышала того, чего не хотела слышать. — Конечно, Хурогметен не имел права брать в жены отродье крестьянки, не важно, кем был ее отец. Уверен, что Стейла не родила бы мне такого мягкосердечного теленка, как ты. Что ж, теперь ничего не исправишь. Но до того момента, пока тебе не исполнится двадцати одного года, Хурогом будет править мой брат.
Мой отец сунул пергамент в руку колдуна и сломал перо — в приступе не то боли, не то ярости, раздражения и обиды на судьбу. Он умирал, зная, что замок перейдет в руки его старшего сына — полного идиота, что средний сын сбежал, что дочь нема, как рыба…
Погруженный в раздумья — не о будущем, а о настоящем, — я почти незаметно кивнул, давая отцу понять, что согласен с его распоряжением.
Хурогметен, несмотря на невыносимую боль, разрывающую тело, злобно усмехнулся, глядя мне в глаза.
— Единственное, что я могу подарить тебе прямо сейчас, так это Стигийца. Дарах хотел его убить, но я не дал. Если не сможешь на нем ездить, пусть просто плодит потомство.
Стейла фыркнула.
— Хочешь, чтобы весь приплод унаследовал от него неукротимый нрав? Хотя это вовсе не обязательно… Твои дети на тебя не похожи.
Я никогда не мог понять, почему Стейла ведет себя с отцом подобным образом: либо недолюбливает его, либо желает ответить язвительностью на недоброжелательные высказывания.
На протяжении долгих лет они были любовниками, но я не мог сказать с уверенностью, что кому-то, кроме меня, об этом известно.
Хурогметен сделал повелительный жест рукой.
— Дарах?..
Мой дядя кивнул и уверенно направился туда, где стояла Сиарра. Я шагнул вперед, преграждая ему путь, угадав его намерение отшвырнуть мою сестру назад и занять ее место.
Дядя Дарах изумленно поднял бровь, но отступил в сторону, остановившись рядом с нашей матерью.
— Я слушаю тебя, Фэн.
— Позаботься о Хуроге, — сказал отец.
— Конечно, брат, — ответил Дарах.
— Очень хорошо. — Хурогметен с облегчением вздохнул. — Тостен — наследник Варда. Отыщи его, Дарах, где бы он ни находился.
— Я знаю, где Тостен, — неосмотрительно заявил я. Противостоять соблазну хотя бы намекнуть отцу, что я не тот, за кого он меня принимает, оказалось выше моих сил.
Хурогметен уставился на меня с нескрываемым удивлением.
Два года назад, когда мой младший брат исчез, отец жестоко избил меня. Я ничего не рассказал ему, и он решил, что мне ничего не известно о Тостене. По мнению окружающих, я был чересчур глуп, чтобы так искусно лгать и настолько стойко хранить чужой секрет.
— Где он? — требовательно спросил отец.
В ответ я лишь покачал головой.
Если бы мой дядя узнал сейчас, где скрывается Тостен, то приказал бы немедленно вернуть его в замок. Для Тостена это стало бы очередным потрясением.
Однажды, всего через несколько дней после пятнадцатого дня рождения брата, я застал его за жутким занятием: он решил вскрыть себе вены на руках. Тогда-то мы и решили вместе, что ему лучше покинуть Хурог.
— С ним все в порядке, — ответил я, всем сердцем надеясь, что это правда.
Отец глубоко вздохнул и закрыл глаза. И тут же вновь раскрыл их, хватая ртом воздух, ощущая впервые в жизни, что проигрывает.
Мать поднялась на ноги и зарыдала, глядя на отца расширенными от ужаса глазами. Потом резко развернулась и вышла из зала.
Я чувствовал себя препаршиво. У меня возникло ощущение, что я на игровом поле: приложив немыслимые усилия, я понимаю, что выигрываю, победа, полная и окончательная, близка, а мой противник неожиданно уходит, так и не увидев, что проиграл. Именно это и происходило сейчас между мной и отцом.
Сиарра сильнее вцепилась в мою руку и прижалась щекой к моему плечу. По выражению ее лица было невозможно определить, какие эмоции она переживает. Мое же лицо — я точно это знал, — как обычно, напоминало окружающим морду тупой коровы. Круглые карие глаза, которые я унаследовал от матери, лишь дополняли общую картину.
Дарах окинул меня испепеляющим взглядом.
— Ты понял, что только что произошло?
— Хурогметен умер, — ответил я.
— Новый Хурогметен — ты, — мрачно объявил он. — Но на протяжении двух лет твое место буду занимать я.
Веки Дараха немного опустились, и в блеске его глаз наряду со скорбью я отчетливо увидел торжество. Дарах страстно любил Хурог и радовался выдавшейся возможности править им.
— Теперь у меня есть Стигиец, — воскликнул я. Ничего более глупого не пришло мне на ум. — Пойду его посмотрю.
— Сначала переоденься, — велел мне Дарах. — И возвращайся сюда. Мы с твоей матерью должны решить, как почтить память умершего Хурогметена. Надо послать за Тостеном. Ему следует появиться в замке хотя бы ко дню похорон отца.
Только через мой труп , — подумал я, но вслух ничего не сказал. Лишь кивнул.
И повернулся к выходу, совсем позабыв, что рядом со мной стоит Надоеда. Она дернула меня за рукав. Я поднял ее одной рукой и понес к двери. Конечно, для подобных шалостей моя сестренка была уже слишком взрослой, но нам обоим эти развлечения доставляли удовольствие. А сейчас я сделал это еще и для того, чтобы лишний раз напомнить от… вернее, дяде, о том, какой силищей одарила меня природа.
Это лишь часть игры, лишь ее начало , — думал я, поспешно шагая вверх по лестнице по направлению к выходу.
Итак, отныне место отца занимал в качестве моего оппонента Дарах.