Приют охотника

22 Пятый приговор

Фриц не пожалел для нас свечей. Гостиная ярко осветилась в первый раз с моего прихода — отблески огня играли на оружии, висевшем над камином, на безделушках на каминной полке, даже на тускло раскрашенных глиняных глазах голов-трофеев, за каждой из которых на стене колыхался лес теней от рогов. Ветер за стеной завывал все свирепей. Где-то посередине моего рассказа дверь начала колотиться, словно обезумевшие кастаньеты.

Увы, единственное счастливое лицо, которое я мог разглядеть в осветившейся комнате, принадлежало Фриде. Она смотрела на свои руки, не на меня, но на щеках ее обозначились ямочки: что-то обрадовало ее. Пропорционально ее радости возросла и досада ее братца.

Что же до остальных моих слушателей… старуха, похоже, заснула. Я очень надеялся, что она просто задумалась, поскольку рассчитывал на ее поддержку.

Рози сидела, открыв глаза, но, судя по всему, не видела ими ничего. Фарфоровый голубок и шелковый платок, из которого она его вынула, все еще лежали у нее на коленях.

Гвилл только что не терял сознания, и его вряд ли беспокоило что-то, кроме его страданий. Я слышал, как хрипит у него в груди.

За исключением этих лиц свечи освещали только неприязненные взгляды: купца, актрису, нотариуса, солдата. Четверо из семи — большинство.

— Брехня! — рявкнул купец, складывая руки на пузе. — Ты мог бы придумать чего-нибудь позанимательнее. В твоей истории больше прорех, чем в решете. Думаешь, мы такие недотепы? — Он закашлялся. — Что у тебя с дымоходом, трактирщик?

Фриц стоял, стиснув кулаки.

— Ветер переменился, ваша честь. Камин дымит иногда при южном ветре. — Он с ненавистью покосился на меня.

Его сестра мне подмигнула.

— Это добрая весть, сударь. Слушайте! — Мы прислушались. Где-то что-то капало. — Погода здесь переменчива, но, когда зимой ветер дует с юга, это обычно к таянию снегов. Наша дверь часто стучит вот так при южном ветре. Я не даю Фрицу укрепить ее, потому что люблю этот стук. Он как обещание, что весна вернется, обещание надежды.

— И дорога очистится?

— На Гильдербург — это уж точно, — мрачно кивнул Фриц. — Насчет перевала… ну, возможно. Только еще не утро. Северный ветер может вернуться.

Он искренне надеялся, что вернется. Но даже если он вышвырнет меня сейчас без башмаков и плаща, у меня будет шанс. Я буду не один, и кто-нибудь из путешественников, может, и одолжит мне одежду на дорогу. Снег быстро раскиснет, а потом превратится в грязь. Я блаженно улыбнулся ему и покачал головой — пусть знает, что мои надежды основаны не только на изменениях в погоде. Я не намерен и дальше позволять этому громиле-переростку измываться надо мной. Хватит!

Но пока…

Пока я обратился к купцу:

— Вас смущают какие-либо места в моем рассказе, майн герр? Я клянусь, что все до единого слова в нем — правда.

— Значит, ты добавляешь ко всем своим преступлениям ложную клятву! А ну, законник, допроси-ка этого горе-свидетеля!

Нотариус довольно ухмыльнулся.

— С удовольствием, ваша честь!

— Сначала разделайся с его сказками, а потом мы позволим нашему хозяину разделаться с ним самим. — Толстый боров расхохотался, в восторге от собственного остроумия. Актриса визгливо вторила ему. Фриц довольно ухмылялся.

— Отлично. — Нотариус повернул ко мне свою крысью морду. — Поговорим сперва о смертных, майстер Омар. Что случилось с телами царевича и его друга?

Я чуть отодвинулся от него — очень уж противно пахло у него изо рта.

— Понятия не имею. Мы оставили их лежать на месте.

— И тем не менее вот уже двадцать лет о смерти царевича никто так и не узнал? Вам это не кажется странным?

— Возможно — особенно теперь, когда вы заметили эту подробность. За столько лет его могли бы и найти.

— И вы сменяли четырех лошадей с царской конюшни на простую лодку? И как, позвольте узнать, получилось, что ищейки не нашли этих лошадей и не разведали ничего о беглецах?

— Я полагаю, рыбак сделал все, чтобы этого никто не заметил.

— Неужели вы всерьез думаете, что исчезновение царского наследника расследовалось так поверхностно?

— У меня слишком малый опыт покушений, сударь. Царь Быстроклинок вполне мог обрадоваться тому, что избавился от такого сына. — Я искренне забавлялся. Мое и без того невысокое мнение о нотариусе отнюдь не повысилось при ознакомлении с его методом ведения допроса.

— Даже если допустить, что такая развязка устраивала его, не мог же царь оставить без внимания такую неслыханную дерзость, как покушение на члена августейшей фамилии? Он наверняка должен был прочесать все окрестности и допросить с пристрастием местных жителей. Почему же он этого не сделал?

— Вас интересуют мои предположения? Я очевидец, а не теоретик.

Он скривился.

— Ваше описание бога не подходит к тому голубю, которого показали нам сегодня.

— Я придерживаюсь своих показаний.

— Но как это могло быть, что тот идол, которого вы видели, был царским богом? Царевич взял Верл с собой. Это логично, возможно, этим и объясняется то, что он выследил вас. Но как Верл могла допустить, чтобы его убили?

— Я вам уже сказал. Он был удивлен этим не меньше вашего. И потом, повторяю: я предпочитаю не строить предположения, особенно в том, что касается поступков богов.

— Но вы украли этого бога! Вы отдали его женщине. Как можно похитить семейное божество у его семьи?

— Ответ тот же.

— Тьфу! — взревел купец, которому явно надоел этот фарс. — Вся эта история — вздор с начала до конца. Ты сказал, что бог подсказал Свежерозе, как выбраться из дворца. Но эти верлийские семейные боги говорят только с членами своих семей! Разве не так? Разве не это нам сегодня повторяли всю ночь?

— Таково широко распространенное мнение, — ответил я, пожав плечами. — Меня попросили — я просто изложил факты, вот и все.

Все разом покосились на старуху, но та продолжала сидеть, низко опустив голову. Лица ее не было видно под полями шляпы. Может, она спала, но я подозревал, что она слушает наш разговор. Я надеялся, что слушает. Мне очень скоро понадобится ее помощь.

— Какие, к черту, факты? — взорвался толстяк. — Ложь! Ложь с первого до последнего слова! Мы даже не касались главного возражения. Если Свежероза сбежала не с царевичем, а с чужеземцем, как мог Хол провозгласить ее ребенка законным наследником престола?

— Я же сказал вам, я не пытаюсь строить предположений о мотивах поступков богов.

— Вздор! Дерьмо! Вы со мной согласны, капитан?

Солдат смерил меня взглядом холодных как кремень глаз.

— Да, на мой взгляд, история не выдерживает критики. Вся страна на протяжении двух десятков лет верила, что царевич Звездоискатель бежал с женщиной, которую любил, поскольку его отец — царь — намеревался жениться на ней против ее воли. Утверждение, что он вовсе убит… и что тело его осталось лежать на месте убийства… по меньшей мере спорно.

— Вышвырнуть этого обманщика вон! Забери его, трактирщик!

Фриц начал подниматься с лавки.

— Оставьте его, — проскрипела старуха.

— Вы ему верите? — взорвался Тигр.

Рози подпрыгнула, испуганно озираясь по сторонам.

— Майстер Омар солгал этой ночью только дважды.

— Дважды? — вскричал я, заглушив поднявшийся ропот. — Максимум одно крошечное отступление от истины! Такое не считается, сударыня. В конце концов, я сделал это просто из уважения.

— Дважды, — повторила она, глядя на меня поверх голов. Ее морщины неожиданно сложились в улыбку, а глаза заблистали жемчугами в сиянии свечей. — Ты назвал меня самой красивой женщиной в зале.

— Это была истинная правда…

— Даже в те дни это было бы чудовищным преувеличением. Но все равно спасибо тебе за это. — Она усмехнулась.

— Это была правда. А второе… этого требовали соображения чести.

Остальные удивленно переглядывались. Фриц испустил звериный рык — похоже, его терпение лопнуло.

— Отнюдь. Это только запутало ситуацию. — Голос старухи напоминал шелест сухой листвы. — В благодарность за твою ложь, майстер Омар, я спасу тебя.

— Весьма вам признателен, сударыня.

Она кивнула и выпрямилась — видно было, что даже это движение далось ей с трудом.

— Я вижу лица уже не так ясно, как когда-то, но когда впервые услышала твой голос сегодня… Он принес с собой воспоминания. Ах, какие воспоминания! Остальные могут не верить. Они хмурятся и пытаются избежать неприятной правды, но я принимаю то, что ты сказал, майстер Омар, хоть понимаю и не все. Ну что ж, слушайте вы, все. Я — Розосвета Кравская, и это мой грех положил начало всей истории. Давно это было… и все же я до сих пор расплачиваюсь за него.