Пришелец

Глава 4 АРГИРА

Все четверо мирно спали под открытым небом, а Всадники несли караул, поскольку в этой стране разбойничьих шаек было не меньше, чем стай диких зверей.

На следующий день путники двинулись к утесам Таура, а гостеприимные хозяева провожали их с почетом, достойным королей.

Вождь Всадников, по имени Лоран, снабдил их припасами — мясом, завернутым в промасленную бумагу, и сушеными плодами, которые Всадники выменивали на мясо у окрестных жителей. Из них они изготавливали свое знаменитое фруктово-медовое вино. Его полагалось пить, вздымая мех над головой и свесив вниз резной костяной мундштук. Вино при этом лилось струйкой в рот, по пути насыщаясь воздухом, отчего становилось вкуснее и быстрее ударяло в голову, совсем как сидр. Но в рот оно попадало только если повезет. С первого раза у Моргана это не получилось.

Всадники, отправившиеся вместе с путешественниками, ехали явно неохотно и с тревожным видом. Поговаривали, будто в горах, гнездясь в высоких пещерах, развелись сенмурвы. Однако Содаспес оставался непреклонен. Он утверждал, что в горах к ним присоединится пятый путешественник, и, кроме того, сразу за отрогами Таура лежал Гримвуд, оттуда открывался путь дальше. Спорить было бесполезно.

Когда они подошли к самым отрогам Таура, Морган почувствовал, как заныло в животе. И они собираются карабкаться на эту стену? Где, в каком месте? Это все равно что ползти по белому полотну экрана, надеясь попасть в кинофильм. К тому же тысячефутовая стена казалась совершенно отвесной. Она нависала над ними, вполне оправдывая свое название — Отроги. Без альпинистского снаряжения и специальной подготовки делать здесь было нечего. Ни одной трещинки, за которую Можно было зацепиться хотя бы глазом. Но выяснилось, что Содаспес знал ущелье, по которому можно пройти.

Оно оказалось таким узким, что с мыслью о дальнейшем путешествии верхом можно было расстаться. Коньен считал, что скакуны могли бы идти в поводу, но конце концов было решено оставить их у Всадников.

Путники расстались со Всадниками у самого входа в ущелье, окруженного белыми стенами, словно белокаменными небоскребами. Сверкая желтыми глазами Всадники один за другим опустились на колени перед Морганом, прося прощения, что не могут проводить его дальше, а один мальчик подошел к Пришельцу, умоляя о чести поцеловать его руку и попросив благословения. Морган беспомощно оглянулся на остальных, но никто не пришел ему на помощь — так что ему пришлось исполнить просьбу. Он на ходу даже выдумал нечто вроде благословения. Никто при этом не рассмеялся.

Мальчик совершенно серьезно поблагодарил его:

— Я — Кхонор, сын Вождя, и все наше племя всегда к вашим услугам, повелитель! — объявил он.

Затем они вскочили в седла, вскинув в прощальном жесте смуглые руки, и вернулись в степи, оставив Моргана безмолвно и бессмысленно шевелить губами, словно читая молитву. «Дикие Всадники… Шепчущие долины»— вот что срывалось с его губ, словно он хотел навсегда запомнить эти названия.

Вот уже несколько часов они карабкались по ущелью. Туманы долин, ранее сопровождавшие их, сменились сухим холодным воздухом известняков. Временами стены ущелья становилось настолько крутыми, а само ущелье — таким узким, что им приходилось идти боком.

В воздухе повисла каменная пыль, ибо известняк крошился как мел. Путники не смогли бы увидеть сенмурвов, появись они даже в нескольких шагах. Морган еще не слышал об этих существах, а видел лишь их геральдические изображения, которые считал чистой воды вымыслом. Такие гербы носили, например, принцы Шриштара: золотой сенмурв на темно-красном поле. Но он не хотел обнаруживать свою невежественность лишними вопросами.

Они продвигались все дальше. Моргану казалось, что болит каждый мускул его тела, однако ныли главным образом бедра. Сжав губы, он не подавал виду, что очень устал. За ним взбирался Осгрим, поминутно устало чертыхаясь.

А вот Содаспес с певцом будто родились в горах. Они легко шли впереди, осыпанные с ног до головы пылью, словно два мельника. Морган и сам выглядел не лучше — пыль забивалась в горло, от нее сильно резало в глазах, она липла к спине.

Однако все когда-нибудь да кончается, даже страдания, и вот путешественники вышли из ущелья на относительно ровное место. С такой высоты открывался потрясающий вид. Перед ними лежали бескрайние долины, утопавшие в облаках и в тумане, а за ними блестела полоса воды — Желтый Дракон или море? Трудно было определить с такого расстояния. Белая звезда Ситри все еще висела над горизонтом, хотя день уже шел на убыль.

Свежий ветер бил в лицо. Коньен отдувался, временами пригубляя из меха с вином. Содаспес, видя это, неодобрительно морщился и отворачивался. Первым увидел сенмурва Морган.

Ничего опасного в этом нелепом существе, с виду напоминавшим какого-нибудь мутанта, по его мнению, не было. Размером с большую птицу, с короткими кривыми лапами, оно сидело на глыбе известняка, вцепившись в него кривыми черными когтями. Существо имело собачью голову, покрытую лоснящейся шерстью и переходящей на шее в блестящие перья. Изо рта по-собачьи свисал бледный и мокрый язык. Изогнувшись, тварь смешно принюхивалась, точно охотничий пес. Пришелец рассмеялся, привлекая внимание остальных, когда Содаспес вдруг вскрикнул высоким пронзительным голосом. С хриплым не то карканьем, не то лаем собакоорел взмыл в воздух и обрушился на путешественников.

Он пролетел так близко, что Морган отчетливо услышал свист перьев, рассекающих воздух, и почувствовал тяжелый запах, исходивший от тела чудовища. Пахнуло псиной.

Когти впились в плечо, вырвав клок одежды. Морган тут же нырнул в сторону, пытаясь уклониться, и свалился с ног. Сенмурв снова взмыл ввысь по крутой дуге. Теперь он опять хрипло залаял, а после завыл так зловеще, что эхо пронеслось по стенам ущелья, наполнив горы хриплым клекотом. Видимо, он сзывал своих сородичей на пир.

Прежде чем Морган успел что-либо сделать или подумать, воздух наполнился мерзкими злобными тварями. Они завывали, как волчья стая или собачья свора, грозно крутясь над головами путников.

Крылатые чудовища парили над путешественниками, норовя урвать кусок человеческой плоти.

Осгрим выхватил дубину и, сбив одно из чудищ, ловко повернулся в поисках следующей жертвы.

Содаспес тем временем бросился на помощь Моргану.

— Прямо на выходе из ущелья, — объявил он, задыхаясь. Если бы мы могли выбраться чуть повыше, на открытое место…

Морган почувствовал панику, однако не торопился ей поддаваться. Оглянувшись, он увидел Осгрима, который стоял в облаке наседающих на него демонов, нанося сокрушительные удары, всякий раз вызывавшие урон в рядах противника. Что касается Коньена, то старый рапсод стал спиной к отвесной стене утеса и отбивался от крылатых дубиной покороче, но отнюдь не менее успешно. Три или четыре трупа валялись возле его ног. Морган не собирался искать убежища, пока его товарищам грозила опасность. Вырвавшись из рук чародея, он вытащил меч и бросился помогать Коньену. Одна из разъяренных тварей, повиснув в воздухе и яростно колотя крыльями, уже готова была растерзать грудь старика, добраться до сердца барда. Сталь Моргана застигла ее в этот момент. Крылатая псина развернулась, ощерясь, и, обнажая клыки, вцепилась в клинок. Зубы терзали металл, но вот сенмурв упал, потеряв равновесие. Сцепив зубы, Морган припечатал его каблуком.

Его атака отвлекла стаю набросившихся на Коньена. Крылатые псы метнулись в сторону с тревожными криками. Схватив старого менестреля за руку, Морган оттащил его от стены и толкнул к Содаспесу, нерешительно стоявшему у выхода из ущелья. Прохрипев слова благодарности, рапсод исчез в облаке белой пыли, а Морган тем временем повернулся к Осгриму.

Йомен оказался в самом сердце схватки. Широко раскрыв рот и выпучив глаза, громко вопя, он наносил сокрушительные удары по стае крылатых хищников. Его кожаная куртка окончательно превратилась в лохмотья, на груди виднелись царапины от когтей. Однако он славно бился, вращая дубиной с окованными концами. Штук восемь сбитых тварей валялись в пыли у него под ногами.

Завидев приближение Моргана, размахивающего окровавленной сталью, хищная стая с тревожным воем рассыпалась по сторонам. Морган повлек Осгрима, в пылу битвы чуть было не принявшего своего господина за сенмурва и не огревшего дубиной, к выходу из ущелья. Там их уже поджидали Коньен и Содаспес.

— Теперь нельзя мешкать. Пока к ним не вернулось мужество, надо пробиваться, — прохрипел, отдуваясь, старый менестрель, толкая вперед своих спутников.

Содаспес нашел пещеру, скорее, дыру в каменной стене. В этой пещере нельзя было даже выпрямиться во весь рост. Однако, учитывая узкий вход, один человек тут мог сдерживать целую армию. Путешественники забрались в пещеру, на полу которой валялись высохшие кости — очевидно, здесь когда-то жил хищник.

Морган тяжело дышал, задыхаясь от смрада. Услышав за спиной предупреждающий рев Осгрима, он обернулся и увидел мерзкую морду, уже просунувшуюся в щель. Удар дубины пришелся как раз между глаз и отбросил нападавшего. Но тут же появилось новое рыло, а за ним еще несколько. Осгрим без устали молотил дубиной, однако отбою от нападавших не было.

— Это не убежище, а ловушка, — прохрипел певец недовольно, обращаясь прежде всего к Содаспесу. — Здесь им, конечно, не добраться до наших костей, но, с другой стороны, нас здесь закупорили, как в бутылке!

Содаспес не издал в ответ ни звука. И так все было понятно. Однако нужно было продвигаться дальше, чтобы обнаружить, что ждет их впереди — затаившийся в темноте хищник или же надежда.

Прошло уже полчаса, а крылатые твари все еще атаковали вход в пещеру, брызжа пеной от бешенства. Хотелось пить. От того, что приходилось стоять, согнувшись в три погибели, болела спина и, наверное, не у одного Моргана.

Содаспес, которому благодаря малым размерам удалось пробраться дальше других, нашел еще одну трещину в самом конце узкого прохода. Оттуда, по утверждению чародея, шел поток свежего воздуха.

Он поскреб камни рукой, извлекая из трещины осколки. Воздух в пещере действительно заметно посвежел. Совместными усилиями путешественники убрали лишние камни, по цепочке передавая их друг другу. Последним в цепочке стоял Осгрим, он, точно кочегар в топку, метал камни в лицо озверелым тварям. Наконец, был открыт проход, или, точнее, лаз, в другую пещеру. Туда нужно было проползать по очереди, друг за другом. И еще неизвестно, не завалит ли их там камнями, лишив всякой надежды на спасение. Однако Коньен резонно заметил, что если эта пещера тупик, то откуда же свежий воздух?

— И потом, мы всегда можем вернуться, — заметил Осгрим, которому очевидно, нравилось биться с крылатыми собаками.

Окончательно забросав камнями вход в пещеру, откуда доносилось злобное рычание проклятых тварей, путешественники, согнувшись, словно горбатые гномы, стали пробираться дальше. Ожидания их не обманули — расщелина, выходя на другой склон скалы, заканчивалась выступом. Но не выходит ли этот выступ в пропасть или на крутой склон отрогов Таура? После недолгого совещания процессию возглавил Коньен. Они стали продвигаться по выступу, держась спиной к утесу и ногой щупая каждый камень. Морган обрадовался свежему воздуху и солнечному свету, ласкавшему лицо, а еще возможности наконец выпрямиться в полный рост. Но теперь у них под ногами зияла пропасть.

Выступ уходил за уступ. Коньен стал, осторожно двигаясь, огибать его.

И тут раздался его предупреждающий крик.

Их снова окружили сенмурвы!

Но в этот раз опора под ногами была слишком ненадежна, чтобы принять бой.

Стая крылатых чудовищ метнулась навстречу путешественникам, радостно вопя и лая. Сенмурвы верно взяли след по ветру, огибавшему выступ скалы. Теперь их было не меньше двух дюжин, и они радовались тому, что застали людей врасплох. Хлопая крыльями, орлы с собачьими головами устремились в атаку.

Коньен изрыгал грозные проклятия, однако покрытое шрамами лицо его было на удивление спокойным. Осгрим и вовсе выглядел безмятежно, придвинувшись поближе к Моргану, стараясь защитить своего господина. Содаспес рылся в своей суме, набитой магическими приспособлениями, но стая быстро приближалась, и, казалось, молодой чародей не успеет вытащить ни одного из своих сверхъестественных орудий. «Увы, — подумал Морган. — Похоже, на этот раз нам в самом деле пришел конец. Что ж, по крайней мере, я встречу его среди верных друзей».

Первый сенмурв уже нацелился ему в грудь, грозно трепеща крыльями и собираясь когтями выцарапать глаза. Вжавшись спиной в каменную стену, Морган извлек меч и…

…Он уже поклялся себе, что напоследок сразит хотя бы пару крылатых бестий, которые привели его к вратам смерти…

Тут, словно по мановению волшебной палочки, белая стрела со сверкающим наконечником пробила сенмурва навылет!

Трепыхаясь из стороны в сторону, крылатое чудовище упало, широкой грудью ударившись об утесы. Вторая стрела просвистела в воздухе, еще громче первой, пробив насквозь череп еще одной твари. Кровь хлынула у нее из горла и, пьяно раскачиваясь, она полетела в бездну.

Морган решил, что это магические проделки Содаспеса, что молодой чародей успел-таки что-то выудить из заветного кошелька. Однако, повернувшись в его сторону, увидел, что Содаспес потрясен не меньше остальных, созерцая эту сцену.

И тогда все увидели, как из-за края утеса выступила девушка. В ее крепких маленьких руках сверкал лук, из которого она выпустила третью стрелу, а за ней и четвертую. Все уставились на незнакомку, ничего не понимая. Девушка как будто возникла из воздуха — так неожиданно появилась она в пустынном ущелье, куда не ступала годами нога человека. Однако, несмотря на свое фантастическое появление, незнакомка была вполне реальна.

Она казалась очень молодой, почти подростком. На ее овальном лице с маленьким крепким ртом и упрямым подбородком светились янтарного цвета глаза. В черных длинных волосах, блестевших как вороново крыло, пробегала выбеленная прядь, словно полоска света маяка в ночном море. На девушке были кожаные доспехи, которые оканчивались кольчужным поясом, облегавшим узкую талию. Грудь ее прикрывали две стальные чашки, а короткая юбка-килт, отделанная полосками кожи, серебром и стальными квадратами, скрывала бедра и округлую симпатичную попку. Высокие сапожки, также посеребренные, завершали костюм амазонки. Короткий широкий меч, напоминавший римский гладиус, висел у нее на бедре, из колчана торчало белое оперение стрел, которые она выпускала одним движением руки.

Путешественники уставились на эту девушку, как завороженные, настолько потрясающе сочетались в ней женственность и воинственность. Незнакомка пользовалась своим белым луком с удивительной меткостью и изяществом.

Ее стрелы сильно проредили стаю сенмурвов. Уже восемь из них пали замертво, а вскоре число павших выросло до десятка. Алчные чудовища постепенно ослабили атаку, поскольку всякий, подлетавший к человеку, немедленно получал в грудь стрелу с белым оперением и падал на дно пропасти. Одни с клекотом поднимались ввысь, не решаясь заново напасть, другие разворачивались и улетали на поиски более легкой добычи.

Четверо странников и их неожиданная спасительница уставились друг на друга, раскрыв рты.

Наконец Содаспес пробормотал:

— Вообще-то нас должно быть шестеро, а пока только четверо. Дева, скажи мне, ты из Посвященных?

Она ответила ему долгим взглядом, затем коротко кивнула.

— Мой Зов направил меня сюда, — ответила она голосом, который переливался как чистый горный ручей. — Мое имя Аргира, воительница Девяти кланов Сириат Короба. А ты, должно быть, чародей, судя по зеленой печати над твоими бровями.

Содаспес кивнул и стал представлять ей Коньена. Но девушка-воин уже смотрела за плечо старого рапсода, прямо в глаза Моргана.

— А ты Пришелец… — пробормотала она. — Ты ищешь бессмертного подвига.

И маленькая смуглая рука поднялась в забавном салюте, на который он ответил, немного смутившись.

Желтые соколиные глаза уставились на него. Морган невольно содрогнулся под этим взором, пронзающим насквозь, как стрела, и ему вдруг стало стыдно за то, что одежда его приведена в негодность, а на плече зияет алая рана, оставленная сенмурвом.

Но девушка, ловко двигаясь по камням, как горный гном, обошла остальных и, опустившись на колени, прижалась теплыми губами к его пыльной руке.

— Теперь нас не четверо, а пятеро, Пришелец, — объявила она. И чистый взор соколицы напомнил ему прошлые сны и ночные грезы…

Сразу за поворотом уступ значительно расширился, закончившись каменистым склоном. Здесь карабкаться оказалось труднее, поскольку камни могли обрушиться в любой момент. И все же, если воительнице Аргире удалось здесь спуститься, имелась надежда, что и всем остальным удастся восхождение. Так оно и случилось. Не успело солнце спрятаться за горизонт, как путешественники поднялись на вершину отрогов Таура, и еще до того, как сгустилась ночь, им удалось спуститься вниз на горное плато.

Здесь росли высокие густые травы, однако не те, что в долинах по ту сторону гор. Впереди, невидимый во тьме, простирался Гримвуд, через который им предстояло пройти. Но эту опасную задачу они благоразумно отложили до утра.

Осгрим собрал охапку сухой травы, и Содаспес с помощью своего чародейского камешка разжег костер. Развалившись на траве возле костра, скинув обувь, путники с наслаждением вдыхали ночной холодный воздух, распаковали припасы, дарованные вождем Всадников. Потом они поели и запили пищу добрым красным вином, а после чего завязалась беседа.

Аргира поведала о своей жизни и Девяти кланах ее северного народа. Она была очень юна, как показалось Моргану — ей недавно исполнилось девятнадцать. По обычаям ее народа женщины были воинами, охотниками, вождями. Что касается мужчин, то они охраняли священный огонь очага, заботились о детях и готовили еду. Забавно, конечно, однако чего только ни встретишь в диких мирах. Моргану приходилось сталкиваться и с более причудливыми традициями.

Пришелец надолго запомнил этот чудный тихий вечер. Мягкие шелковистые травы заменяли подушки и перины, оранжевые языки костра разгоняли тревожные тени, а голоса друзей навевали мирный сон.

И тут Коньен запел. Он исполнил протяжную песню о храбрости, и о счастье.

Морган дремал под ее убаюкивающий мотив. Больше всего ему понравился конец песни, обещавший спокойствие и приход счастливых дней.

Наконец Коньен отложил костяную лиру, устало зевнул и хлебнул вина.

Через некоторое время все уснули мертвым сном — так усыпила всех эта песня. Путники спали у подножия Гримвуда, леса, который начинался на высокогорном плато, и ничто не потревожило их мирный сон.

Потому что никто не видел глаз, сверкавших в листве далеких деревьев.