Принцип "Земля"

Глава 1

— … Ну, сунулись. Дядь Виталя предупредил, далеко вперед не забегать. Фонаря всего два у нас было, поэтому послушались резко, как только отошли чуть от лаза. Дальше уже был полумрак.

«Это еще хорошо, день ясный сегодня, — сказал отец, — а то бы здесь совсем темнота была».

Рассеянный свет немного пробивался от краев плиты.

Там, короче, у нас город наш был не далеко от реки, и на окраине на склоне была наша местная аномалия. Так ее все называли, или еще скалой, хотя скалы там толком и не было никакой. Метров, наверное, двести в ширину какая-то как бы в земле плита непонятная была, наклонно лежала. Сверху и с одного бока под нее можно было зайти. Под ней то ли пещера была, то ли не понять, что… Мы называли это просто аномалией. Над ней почти не росли деревья, так кусты кое-где чухнёвые, хотя вокруг было всего полно. Еще приезжали, рассказывали, давно ученые, сказали, что где-то глубже, массивное вроде железное тело залегает. От него все причуды.

Короче, стали мы туда спускаться, уже по склону под плитой. А под ней спуск был немного круче, чем по поверхности. А внизу наоборот становился почти пологим. Не знаю, наверное, до самого низу и дошли. Брат с нами мой двоюродный старший еще Лёнька был, да сестра Нинка младшая. Та, чем дальше, тем ближе к отцу держалась. А брат, зараза, еще то меня, то ее чем-нибудь подначит. То хрень какую-то под ногу подложит, а потом потянет, то на плечо веревку незаметно положит и снова тянет, медленно, так, что, как почувствуешь, сразу прыгаешь блохой.

Как щас помню, наложил я вообще, когда впереди, зашуршало что-то. Отец с дядькой давай светить фонарями, высветили, пацан там какой-то суетился, мне показалось, что-то перепрятывал, наверное, боялся, что мы что-то заберем, не знаю точно. Отец сказал, что беспризорники здесь с давних лет уже прячутся, одни других сменяют… Деваться им некуда, а здесь под землей, не так холодно зимой и не жарко летом. А пацан толком ничего не говорил, что-то бухтел, особенно когда мы фонарями на него опять попадали. А там еще какие-то кульки висели, несколько куч чего-то навалено было.

Дальше мы уж не пошли, дядь Виталя сказал, что хватит.

В общем-то делать там нечего было, не поиграешь, темно, и…. Да и сестра от отца ни на шаг, да и сам-то тоже не далеко. Чё? мне тогда лет десять-то было всего самому! Чуть, да развернулись обратно.

А уж когда выбирались наружу, там лаз корнями был заплетен, через них еще прощемиться нужно было. Бабушке дядь Виталя, он первым вылез, руку дал, я сестру подпирал снизу, отец помог Лёньке, сам тоже вылез и взял меня за руку, чтоб вытянуть. А у меня нога за что-то зацепилась, я так глянул вниз, как заору благим матом: «Ааааа… Ия! Ия…» Давай дергаться. Теперь мне уже показалось, что кто-то рукой ногу мою держит. Еле, еле с теми же дикими воплями «Ия… Па, тяни меня», уже не помню, семеро меня тянули или как, выбрался.

Отец потом рассказывал: «…глаза, как иллюминаторы, весь трушусь…» Он потом говорит: «Ты чего это испугался? Зацепился ты просто там за сучок. Какая тебе Ия?» А я откуда, говорю, знаю? Я посмотрел, а там рыже-седая такая, криво улыбается, руку тянет. Он сразу рассказывать не стал про Ию, потом уже, дома, когда успокоились все и насмеялись.

Он подтвердил, что, вообще говоря, давно ходят россказни про нее. Но мы-то это уже все знали, пацанами между собой давно всякими легендами обросли, что там, на аномалии, уже лет четыреста Ия как поселилась. Ничего вроде такого не делает. На глаза не показывается. Никто почти ее не видел. А кто видел, те из города быстро уезжали. Детская боялка такая была у нас.

Только после это случая всплыло еще и продолжение, мол, если Ия кого заприметила, то непременно рано или поздно заберет. Я у отца спросил, он сказал, что все это только лишь истории. А Лёнька, зараза, тот наоборот, все зубы на полку выложил, что это правда. Правда, у него годам к двадцати все зубы и повысыпались почти, со вставными ходит.

— Ну и чё, ты когда Ию-то увидел, второй раз не наложил? — ехидно улыбаясь, спросил Егор, небрежно брынькнув на еще не полностью настроенной гитаре несколько категорически тревожных уменьшенных септаккордов.

— Ага!? — засмеялся вместе со всеми Авдей.

— А так и знал! — ликовал Егор и сымпровизировал коду победителя викторины.

Удовлетворенный своим изобличением он несколько потерял интерес к истории и начал тихонько разыгрываться, а потом и напевать.

— Посмотрел бы я на тебя, — продолжал тем временем оправдываться Авдей, — как бы ты не наложил. Втройне! Я там трясся, как… Так я потом неделю вообще спать не мог! В комнате шкаф у нас стоял со стеклянными дверцами, так мне в них все время что-то виделось. Отец убеждал, что, мол, всякая нечисть в зеркалах не отражается. Значит, мне все показалось.

Может, это и была самая страшная история, рассказанная за сегодняшний вечер, но она, конечно, вызвала больше улыбок, чем сочувствия или страха. Даже не смотря на наступившую темноту и непривычные для взращенных в квартирах похрустывания окружающей природы, все бросить и удрать домой история никого не заставила.

Вроде бы на логическом финале этой истории Ярик позволил себе прервать рассказ, намекая, что уже можно бы и посуду оросить, иссохлась. И Лизка еще его подталкивала, мол, спой, давай, хотя прекрасно знала, что Ярик не из первого ряда сельских теноров.

— Еще пару стопариков и я спою тебе все, что пожелаешь. Ток вы все тогда разбежитесь, предупреждаю сразу. — Пока еще изображая, что ему трудно говорить, выговорил Ярик и начал напевать на надоевший мотив. — Вода была без цвета, ни вкуса, ни слуха, ни голоса. Пока не появился Юпи! Оп! — осекся он, приложив руку к губам, когда уже почти перешел на полный голос. — Егор, пардон, — почтительно добавил он поющему Егору, понизив тон.

Ярик говорил довольно низким голосом, почти басом, причем с каким-то непонятным желтоватым оттенком, всегда выделявшим его слова в потоке звуков. Спутать его тембр с чьим-то еще было почти невозможно.

После свое прерванной репризы Ярик артистично достал из-за спины бутылку «горяченького». Одобрительные возгласы не дали шанса родиться еще одному непопулярному человеку. И если бы Егор не прибавил напора, его песня рисковала раствориться в этом оживлении вместе с гитарой.

— Все, все, уговорил, — шепотом согласилась Лизон. — Наливай лучше свое Юпи. Только не пой!

Она собрала в кучку стаканчики со стола, и, как только Ярик наполнил их и Егор закончил песню, торжественно объявила.

— Господа археологи, а теперь Юпи! Но это не просто напиток, — продолжала она, пока все тянулись за стаканчиками. — Это практически артефакт, найденный Яриком в забытых подвалах своей памяти. Только вслушайтесь, сколько плесени в этом слове «Юпи»!

— О, да! Чего мы там только уже не находили в этой памяти, — очнулся от воспоминаний Авдей. — А не найдется ли у Ярослава мудрого в подвалах еще и хорошего тоста?

— Даже не сомневайся. Для тебя всегда найдется и тост и стопка! Но! Этот тост я уже обещал, — Ярик начал изображать юную особу на императорском балу, помахивая рукой как веером…

— О нет, кто же этот проходимец, кому ты пообещала тост прежде, чем мне, — подыграл ему Авдей.

— Тотчас же заберите свои слова обратно, пока не поздно, сударь. Ибо тот, кому я обещал тост, это его светлейшество Семеныч!

— Да вы судари, как я погляжу, ошиблись факультетом, а то и учебным заведением, — раздался голос Семеныча. — Вам прямою дорогой в театральный. Могу даже посодействовать вам в этом деле.

— Браво, браво, Семеныч, — включилась в игру Лизон, — Вы так великодушны!

— А вы барышня не судите о моем великодушии так преждевременно. Мое содействие может состоять в скорейшем вылетании вас из археологического. А к театральным подмосткам придется топать своими локтями. — Семеныч вроде бы говорил серьезно, но при этом засмеялся сам, и его заразительный смех подхватила вся компания.

Тем временем юпи грелся, да и сложившийся конфуз нужно было как-то разрешить. Вмешалась Тамилка.

— Ну, полноте Вам, Семеныч, серчать. Перейдемте уже к тосту. Просим!

«Просим», «Просим»… поддержали другие.

— Не смею более томить вас, господа! — начал Семеныч. — Вот сейчас вы находитесь, — он постепенно сменил театральную господскую интонацию, на обычную походно-рюмочную, — в первой настоящей экспедиции. Ваше первое достижение — это то, что вы благополучно добрались до места, и даже вовремя поставили лагерь. Благодаря этому, мы сейчас уже можем позволить себе этот тост. Самое интересное начнется завтра. Но я собственно не об этом. Сегодня вас со мной пятнадцать человек. В прошлом году было двадцать четыре. Практика показывает, что те, кого я не успел выжить из археологического к концу второго курса, имеют все шансы стать археологами.

— О, да! Мы наслышаны, что Вы неофициально осуществляете кадровую чистку в рядах археологов, — перебила Лизон.

— Почему ж неофициально? Может и официально. Может, я за это доплату даже получаю. Но это снова сбоку темы. У вас есть шанс! И все зависит только от вашего желания. Поэтому, я хочу выпить за то, чтобы ваши желания не заставили меня в вас разочароваться.

Семеныч засмеялся, хотя и с небольшой грустью в интонации. Зазвенели хрустом пластиковые стаканчики.

— Анатолий Семенович, — начала было Лизон, обращаясь к Семенычу.

— Хамить изволите, Лизавета Ильинична, — перебил ее Семеныч. — Вы ж с первого дня за углами и не только меня кличете Семенычем. Че эт ты теперь? Даже не на кафедре вроде!

— Да так, чет, совесть с уважухой, блин, проснулись, выпить еще надо, наверное, — засмеялась Лизон.

— За уважуху спасибо, а вот зверя по пустякам не буди! Я имею в виду совесть, — смеясь, ответил Семеныч. И приложив руку ко рту, будто шепчет на ухо, обычным голосом продолжил, — но только не теряй ее совсем. Когда-нибудь пригодится, к ходилке не гадать, как ты говоришь. — Он опустил руку. — Ну, дак ты чего сказать хотела?

— Да я все про кадровую чистку хочу продолжить. Говорят, Вы никогда не возьмете с собой в экспедицию людей, с которыми не хотите идти?

— Злые языки, матушка. Все злые языки! — отшутился опять в царсковековой манере Семеныч. — Ну, а если на самом деле? Это так! Кроме походов старателями, на какие-нибудь песко-пересыпалки под балконом, что на первом курсе бывают. Они, однако, для меня самые трудные. Именно там нужно успеть понять человека, если за весь первый год еще не успел. Времени на его отчисление остается уже всего год. Начиная со второго курса, могут быть серьезные экспедиции.

— А если ошибетесь, отчислите человека? — продолжил Авдей разговор, набирающий серьезность.

— Да, да. Вы, как и все предыдущие потоки, наверняка живете с убеждением, что Семеныч самонадеянный, даже жестокий и тому подобное негодяй, всех ровняет своей мачетой и тому подобное. Не буду спорить! Но поверьте, в экспедиции вас будет всего… ну, несколько… не много, в общем, человек. Кто бы вы хотели, чтобы были этими людьми? Ситуации могут случиться очень разные. Я со случайными людьми дальше огорода не пойду. Но такая работа, и иначе эту науку не сдвинешь вперед. Приходится идти.

Повисла пауза. Не просто пауза. Что-то плотное осело в воздухе после этих слов. Хотя и совсем ненадолго. Только негромкий звук гитары Егора, который что-то механически перебирал по струнам, оттенял не слишком выраженную лепость тишины ощущением единения. И эта внезапная плотность воздуха постепенно доходила до всех присутствующих осознанием выраженного им кредита доверия.

— Ярый, — пробил завесу Авдей, — доставай свое юпи. Семеныч, я хочу выпить за Вас!

Не обошлось без традиционного одобрительного «Ооо…».

— Егор, — обратился Авдей к Егору, — давай-ка «Легенду».

— Цоя штоль? — отозвался тот.

— Угу. За легендарного Семеныча под легендарную песню!

Пока Егор отмораживал проигрыш, Авдей произнес тост, и под хрустальный хруст стаканов питие было испито.

Лизон подошла к Таше и попыталась расположиться рядом.

— Че-то как бы я совесть-то свою слишком не малость усыпила? — по привычке переворачивая слова, спросила она. — Подвинься-ка, подруга.

— Падай! — ответила Таша.

Лизон никак не могла выбрать траекторию.

— Митек, сузься маленечко, пожалусто, — скокетничала Лизон.

— Да падай, не глядя, — подбодрила ее Таша и подала руку. — Сама всех растолкаешь!

Лизон присела, поерзала, чем сидела, расширяя себе пространство, и улеглась рядом с Ташей.

— Только здесь ты свою совесть окончательно уложишь на лопатки, — продолжила Таша. — Костер греет, мужики только что дров подбросили.

— А Семеныч че-то прям ох как завернул сегодня.

— Да. Он ничего мужик походу. А помнишь, мы на первом курсе-то его психом считали?

— Ну, псих он и оказался психом, — заключила Лизон. — Только в смысле психологом.

— И не хилым, походу.

— А ты как полагаешь? — толкнула Лизон Митька.

Тот, не притворяясь живым, сидел, облокотившись на рюкзак. Лизон присмотрелась к его стеклянным глазам.

— Таш, смотри, — шепнула она подруге.

Митек смотрел сквозь костер. В его голове всегда кружилось много мыслей, иногда слишком много, как он сам говорил: «Шумно аж бывает». От этого иногда могло казаться, что он в несвежем настроении, хотя он просто о чем-то задумался, отвлекся, отключился…

— Да он че-то расстроился после второй стопки, — ответила тихонько Таша.

— Да не, наверное, просто опять повис, — высказала свою версию Лизон.

— Не думаю, что он думает о завтрашних раскопках. О них даже Семеныч сейчас не думает, — хихикнула Таша.

— Митек, Земля! — толкнула его бедром Лизон. — Все, всплыли! У тебя какая степень погружения?

Она помахала Митьку рукой перед глазами. Тот вернулся.

— Какая, это что за часть речи? — пробормотал Митек, улыбнувшись и прищурив один глаз.

— То есть? — удивилась Лизон и перевела взгляд на Ташу, мол, он это о чем.

Таша задумалась и осторожно выдала версию.

— Ну, возможно, это вопросительное слово. Не прилагательное же?

— Угу, хорошо, — одобрительно кивнул Митек.

— А что хорошо? — взлюбопытствовала Лизон. — А могло быть как-то иначе?

— Хорошо, что не деепричастие, — ответил Митек.

Девочки провисли еще глубже, а когда сообразили, выплеснули по полтора объема легких.

— Фу, ну тебя! — пищала Лизон, отмахиваясь от Митька руками. — Ты как из комы выйдешь, по жизни че-нибудь такое ляпнешь.

Закончилась песня. Таша продолжила разговор, который они начали с Лизон, но уже в общем контексте. Она обратилась к Семенычу:

— Семеныч, вот Вы, стало быть, говорите, что разбираетесь в людях?

— Да нет. Не разбираюсь я в людях.

— Ну, как же, Вы можете отличить плохих от хороших, надежных от ненадежных, перспективных от…

— Все проще. Я не рассуждаю такими высокими прелюдиями — Семеныч любил вставлять «левые» слова в контекст, где их смысл всяко станет очевидным — как ты. Я всего лишь пытаюсь отличать людей, с которыми я пойду в экспедицию, от тех, с кем не пойду. И даже не утверждаю, что это у меня получается правильно делать. Но, как ты видишь, у меня уже появляется седина. Это хотя и косвенно, но… раз седина дождалась своего часа…

— Вот что, что, а выкрутиться Вы умеете, — улыбнулась Таша.

— Это точно! — подтвердил с азартом Ярик. — И выходит, вы вершите не чистку электората, а всего лишь естественный отбор, пытаясь обеспечить свое выживание!

— А ты, я гляжу, мастер умозаключений, Ярик! — ответил Семеныч.

— Да мы постоянно ему говорим, Ярослав-мудрый-второй-Сократ! — добавила с азартом Лизон. — Не верит!

— Все, господа. Боюсь, что если мы сейчас же не остановимся, то завтра не продолжим, — прервал мысль Семеныч. — Я имею в виду экспедицию! Отбой! Рекомендую хорошо отдохнуть. Подъем завтра в семь утра, дальше по будням в пять. Дежурный по лагерю завтра утром буду я, дальше разберемся. Выходим в восемь.

— В семь подъем, в восемь выходим? Мы не успеем! — взмолилась Тамилка. — Семь это очень рано!

— Просим пощады, — из последней вменяемости прогудел Вадим, приподняв часть своей тушки из-за спины Авдея.

— Завтра как раз и будет вам последний день пощады! Я же объявил, завтра подъем в семь, дальше в пять! — ответил Семеныч, давая понять, что ребята явно недооценивают его мягкость, приуроченную к первому рабочему дню. — Все интересное начнется потом!

Утром, пока все еще спали, Семеныч развел костер, приготовил завтрак, сделал чай, травяной из свежего местного сбора. За трапезой обсудили план дня. Хотели разделиться на группы, но Семеныч категорически запретил: «После защиты хоть по одному. А сейчас все вместе».

С выходом, конечно, опоздали. На двадцать минут. Тамилка наводила марафет. Лизон ее все подгоняла:

— Идем уже. Семеныч разозлится.

— Да иду уже, — отвечала Тамилка.

Но Семеныч их сильно удивил. Он не разозлился. Но даже пошутил:

— Отлично, Тамила. Лопата, комары и прочая ползуче-грызущая живность этих мест оценят! Ты много с собой вот этого всего набрала?

— Ну, — потянула Тамила, — как много? Не много.

— Ну, — подражая ей ответил Семеныч, — одним словом, эти полтора кило твоего багажа, что-то мне подсказывает, тебе больше не понадобятся.

— Посмотрим, — скокетничала Тамила.

— Посмотрим, посмотрим, — улыбнувшись, подбодрил ее Семеныч.

А после первого дня раскопок все устали так, что некоторые уснули у костра, едва доев последнюю ложку ужина. До разговоров, гитары и тем более веселья не дожил никто.

Утром по лагерю снова дежурил Семеныч. Пожалел ребят. Однако с изысками, как вчера, он уже не баловался. При этом все отметили, что еда просто изумительна! Довольный Семеныч не сомневался, что будет именно так. Но на завтра назначил дежурить Авдея, рассудив просто, по алфавиту: завтра Авдей, потом Вадик, потом Егор…

Тамила этим утром не опоздала. Только не потому, что сильно постаралась. Она действительно обошлась без косметики. Но, выползая из палатки, боялась еще больше, чем вчера. Только вчера она боялась выглядеть не достаточно красивой и злого Семеныча, а теперь дружеских комментариев и даже просто взгляда доброго Семеныча.

Не случилось. Сказывался второй рабочий день первой серьезной экспедиции, раннее утро и разгоравшийся научный азарт.

На второй день в лагерь вернулись раньше. Нужно было разобраться с тем, что удалось найти за эти два дня, и придумать себе будущее. Пока готовили ужин и собственно ужинали все и порешали. Разговорились, расслабились. Егор достал инструмент своей души. Ярик ловил последние лучи Солнца солнечной батареей, чтобы зарядить сотовый. Связи здесь не было.

«Чертова центральная глушь. Полсельпо и три коровы!» — все время ругался по этому поводу Ярик. Но мобильник из принципа должен был работать.

Ближайший поселок и в самом деле был похож на полурассыпавшееся а сначала полунедостроенное захолустное захолустье. Но даже здесь уже была вышка прогресса.

Разговор перетекал из темы в тему. И как обычно восстановить переходы между ними практически не реально. Ну, и как-то выплыли на провоцирующий вопрос.

— Семеныч, вы же нас почти не знаете. Ну, всего то два года. Только на парах, и один поход, — нарвался Авдей на Семеныча.

— Эээ… Боюсь, здесь ты не совсем прав. Я знаю вас лучше, чем вы думаете. И даже может лучше, чем вы друг друга.

— Да бросьте, это вряд ли!

— Отчего же? Вот что вы знаете, например, — Семеныч оглядел компанию, — про Егора? Кроме того, что он играет на гитаре?

— Он играет на саксофоне.

— О, это глубоко! Но это просто факт! Какое знание это дает вам о нем, как о человеке?

— А что, собственно, оно должно давать? — задумчиво произнесла Тамилка.

— Ну, человек играет на двух инструментах. Как так получилось? Зачем? Он с ходу играет любую песню, но он не знает нот. Забыл? Или притворяется?

— Почему вы решили, что он не знает нот? — задался Авдей.

— Вот! Ты и этого не знаешь. А утверждаешь, что я не могу знать вас лучше, чем вы. А ведь это тоже всего лишь факт. Но еще не понимание человека.

— Егор, — переигрывая возмущение, выдал Ярик, — общество требует объяснений!

— Ага. Письменно? На гербовой? — засмеялся Егор.

— И в трех экземплярах, пожалуйста, с каллиграфией, — добавил Ярик.

— Ну, положим, я знаю, что никакие школы и консерватории к нему не ходили, поэтому нот он не знает. Ну, чисто логически, — начала Лизон. Ей такой следопытский разговор стал интересен. — А ты сначала на гитаре или на саксофоне научился, Егор?

— На гитаре, — неохотно ответил тот.

— А на саксофоне начал, просто потому, что он тоже случайно был дома. Достался от дядюшки, наверное?

— Саксофон я покупал сам, — поправил Егор. — Точнее выбирал сам. И мне его подарили. Кстати, дядюшка. Просто хотелось играть на каком-то другом инструменте. Но принципиально отличном от гитары. Че вы ко мне вообще прицепились? Вон Митька что ли обсудите.

— Митек у нас известный русофил, — переключившись на предложенную кандидатуру, продолжил разгадывать шарады Авдей. — За границу не хочет. Кроме русского говорит еще только на матерном, и то не чисто.

— Ага. Он даже сникерс попробовал только тогда, когда его стали производить в России, — добавил Ярик.

— По этой же причине не пользуется мобильником, — довесил Егор, — хитро улыбаясь Митьку после удачного перевода темы с себя.

— За то Ярик их меняет каждые полгода. Старается угнаться за прогрессом. — Митек не очень хотел участвовать в этом разговоре, но не удержался. Нужно было отводить тему от себя. — В отличие от Рокфеллеров мне мобильник не по карману, — съехидничал он, защищаясь от выпада в свой адрес. — И сам аппарат, и стоимость минуты разговора. Егор, между прочим, тоже не рубит по-нерусски. Спасибо, тебе, кстати, за перевод разговора на меня.

— Ярик не за технологиями гонится. Просто он их так часто роняет, что ему поневоле приходится их менять. Ну, как бы логически! — заключила Лизон.

— А Лизон заводится с пол-оборота над всякими логическими задачками, — парировал Ярик. — Просто юбка в Шерлоке, — Ярик перевернул слова на манер Лизон.

— А слова, если че, переворачиваю я, а не ты, — сказала Лизон и засмеялась.

— Это точно, — заметила Тамилка.

— Вот как? — удивленно выпалил Ярик. — Ну, посмотрим, что на это скажет антимонопольный комитет.

— В лице кого? — насмешливо ответила ему Лизон.

— Лицо всегда найдется. Было бы за что размонополивать, — успокоил ее Ярик.

— Яр, оставь лучше как есть. Представляешь, все станут слова путать? — посоветовал Егор.

— Я их не путаю, а переворачиваю, — уточнила Лизка.

— Ага. Иногда такую анархию в словах устроишь, — поддержал остальных Егор и завопил, вшпарив C,Em,F,G, — Мама анархия, папа стакан портвейна…

— А это хорошее предложение, на счет портвейна! — выдвинул тему Авдей. — Семеныч, мы по одной, только.

Авдей посмотрел на Семеныча, не будет ли он возражать.

— Хм, — возмутился Семеныч. Потом смягчил брови. — Так и быть. Вы по одной, а мне по полной!

Пока разливали выпивон и запивон, Вадик пролил на себя стакан запивона.

— Этот как всегда! — заверещала тонким голосом Тамилка, пока остальные смеялись. — С тобой как обычно слишком большой расход запивона. В курсе?

— Да, в курсе, — с легкой досадой ответил Вадик.

— Это же просто случайная досадность, — вступилась Лизон.

— Сам страдаю! — добавил Вадик.

— Мало того, что он много пьет, еще больше разливает, он к тому же и ест за двоих! Одни убытки! — развил тему Авдей. А Вы, Семеныч, говорите, мы ничего не знаем друг о друге!

— Ну, есть ему нужно. Он же спортсмен, наращивает белую мускулатуру! — подобрал обоснование Егор. — Ну-к, Вадим, напряги свою широчайшую мышцу.

Вадик, демонстративно шевеля плечами, как всамделишний бодибилдер, набрал побольше воздуха в легкие, потом отвел плечи назад, выпятил живот и надул его, сорвав тем самым даже аплодисменты. А как только они затихли, он пожаловался, пытаясь просушить футболку:

— Вам-то смешно, а мне сыро. А так хочется ощущения сухости и комфорта?

— Ну, по поводу сухости есть как минимум два способа, — подхватил Егор повод для продолжения стеба.

— Памперсы не в счет! — мигом ввел ограничение Вадик.

— Да. Памперсы не комильфо! — поддержала Лизон.

— Тогда вам же хуже, — ответил Егор. — Остался один способ. Даже выбрать не из чего. Пол-литра водки плюс пол-полтора-литра пива с вечера, желательно вперемешку, и ощущения сухости на утро гарантировано!

— Нет, нет, нет! Утро нас встретит штыковыми лопатами, — запротестовал Семеныч. — Такая сухость нам не подходит. Лучше пусть спит так!

На третье утро Тамилка тоже собралась вовремя.

— Тамила!? — с улыбкой посмотрел на нее Семеныч, протягивая ее имя, когда она присоединилась к завтраку, пускай и в числе последних.

— Семеныч, — Тамила была уверена, что от этих приколов ей рано или поздно не удастся увернуться. То, что все обошлось вчера, ее даже удивило. Но желание выспаться легко справилось с желанием краситься. — Вы гений или пророк, или не знаю, кто еще. Одним словом…

— Не напрягайся. И не расстраивайся. Нам же еще возвращаться обратно. Так что где-нибудь на подъездах к дому…

— Ладно. Буду жить надеждой! — улыбнулась в ответ Тамилка.

— Семеныч, пять утра — это почти смертельная доза утра для нашей Тамилы, — подключился Вадим, кивая на Тамилу с последней надеждой на пощаду. — Вы же видите, что творится с ребенком! — Глядя на Вадима в этот момент, можно было разрыдаться от жалости. — Может, все-таки шесть?

Семеныч озабоченно взглянул на часы.

— Да. У Вас осталось всего шесть минут на завтрак. Нет. Уже пять. Вот видите, Вадим, — Семеныч поднял голову, — все-таки пять! Ничего не поделаешь!

Вадим понял, что его жалобливость против категоричности Семеныча хоть и держалась достойно, но сдала матч всего в двух сетах шесть-ноль в обоих.

А на вокзале Тамила была, конечно, при полном параде. Как и ожидалось, было много встречающих.

— Ну, дорвалась! Соскучилась! — одобрительно сказал ей Семеныч.

— Дорогой Семеныч, — ответила она. — Я так рада, что мы дома. Такое Вам прям спасибо, что мы вернулись.

— А ты сомневалась что ли?

— Нет, конечно. Ну, все-таки мало ли?

— Никаких мало ли! А вот я в тебе ничуть не сомневался. Был уверен, что эти свои городские штучки ты забудешь. Ты помнишь, с каким азартом ты обрезала себе ногти после второго дня работ? Я помню тебя. В глазах не было ни тени сожаления.

— Серьезно? Я выглядела именно так?

— Именно так!

— Признаюсь Вам по секрету, — с улыбкой на ухо шепнула она Семенычу. — Больнее было с ними работать, чем их обрезать.

— Как бы там ни было, ты предпочла работать, а не уехать с ногтями, — ответил Семеныч.

Ребята, — обратился Семеныч ко всем. — Натан Саныч возвращается со своей экспедиции в конце недели, Селиван Николаевич уже вернулся, судя по тому, что Нонна уже здесь. — Он улыбнулся Ноннке, висящей на шее у Ярика. — Пережила разлуку? — Довольная Ноннка только кивнула в ответ. — В понедельник в три часа дня в университете мы все встречаемся. Начало будет более-менее официальным «О проделанной работе», так сказать, а потом продолжим в свободной форме. Так что ваше присутствие не обсуждается, приводите кого хотите.

— В понедельник? — удивленно и возмущенно воскликнул Ярик. — Да мы не доживем до понедельника. Сегодня вечером все у меня! — заявил он. — Егор, не забудь! — Ярик подмигнул Егору. — Сам знаешь.

— Как я забуду, если я тебе сейчас отдам? — улыбнулся Егор.

— Малаца! Ну, давай!

— Семеныч, Вы тоже.

— Как бы меня не арестовали, — с легкой досадой ответил Семеныч.

— Супругу с собой. Партизанская 40, 23, - ответил Ярик.

— Хорошо, посмотрим, — улыбнулся Семеныч.

Постепенно, секунда за секундой преображался в информацию, просто в очередную туманность воспоминаний асан. В окно, едва пробившись локтями из-за разрезанного рельефом горизонта, уже проникал свет шикарного найвонового оттенка, переходящего в лилово-голубоватый. Свет словно исподлобья угловато попадал на потолок, где необыкновенно играл в сложной текстуре разнообразных мелких листьев, укрывавших редкие горизонтальные и поперечные балки и устилавших неглубокие ниши между ними. Цветки одних растений торжественно стягивались в бутоны, прячась от потоков света, становящихся все ярче. Бутоны иных напротив, почувствовав лиловое дыхание, насыщавшее пространство, жеманно просыпались и приветливо начинали распушаться в веера и амфоры, прекрасно понимая, что когда они раскроются, их уже никто не увидит, и в тишине и покое они будут дожидаться нового асана.

— Оо…, приветствую, Деш! Тебя ли я вижу?! — отвлекаясь от приготовления таойи, радостно воскликнул Сайкон, увидев влетевшего к нему в кабинет Деша.

— Мое Вам почтение, имилот! — улыбнулся Деш.

— Ты как всегда, насколько я понимаю, — прищурился Сайкон, — откуда-то куда-то спешишь, Деш! Ну, если забежал, присаживайся, — гостеприимно предложил он, нетерпеливо похлопав по краю стола у ближайшего к себе стула, приглашая Деша поближе. — Ах, погоди секундочку. Побеспокою тебя. Дотянись, пожалуйста, пару вот тех листочков достань. Для аромата! — попросил Сайкон.

— Сегодня уже просто откуда-то! Но к Вам! Спешить куда-то уже поздно, — ответил Деш, передавая Сайкону горстку листьев и потянувшись, чтобы достать еще немного других.

— Да, да. Вот тех с самого верха, что посветлее. Высоко! — понимающе заметил Сайкон, глядя на Деша. — Еще не успели отрасти, как следует, после последнего набега нашего садовника. Поэтому тебя и прошу.

— Ничего. Мне не сложно.

— Не видел, кажется, тебя с тех самых пор, как ты блестяще выдержал отчет за годы обучения. Только звонки, звонки… А забежать и лично выразить свое почтение почтенному имилоту… — переходя в легкий смех, продолжил Сайкон, подчеркивая специальность нагромождения слов.

Деш тоже засмеялся, и ответил:

— Целиком и полностью на проекте.

— Именно! Сколько тебя знаю, ты все время в каком-то проекте. Как раз по этому поводу я тебя и позвал, Деш. Уже, знаешь, как-то хочется узнать подробности из первых рук. Могу я, как самый почтенный из твоих имилотов, иметь такую привилегию? — заговорщицки улыбнувшись, поинтересовался Сайкон.

— Безусловно! — в том же духе ответил Деш.

— Расскажи-ка мне о принципах, с которыми ты сейчас работаешь? Как я помню их два. Второй ты все-таки запустил?

— Да, имилот. С двумя. Наиболее близки к результатам мы сейчас с химио-электрическим.

— Угу, угу, этот я хорошо помню, еще с тех пор, как ты его запускал. И не только я помню! Благодаря обнародованию, о нем знают уже весьма многие. О нем я хочу поговорить особенно детально. Давай-ка сначала вкратце о втором?

— Второй — это концепт. Пока интересен чисто с фундаментальной точки зрения, хотя может оказаться на самом деле феноменальным. Возможности реального применения в чистом виде не однозначны, однако есть кое-какие идеи. Основное предполагаемое использование в будущих более сложных принципах, возможно, как модуль или даже часть модуля.

— Если уже есть такие предположения, значит, на самом деле его можно будет использовать много шире. Не сомневайся!

— Возможно.

— Так все-таки вкратце об основных идеях принципа… — еще раз Сайкон предложил перейти ближе к вопросу.

— Мы изучаем христалиты. Предварительное заключение пока можно выразить формулировкой, что в наших условиях, в которых мы существуем, а это известные притяжение, атмосфера, давление, температура, химический состав, магнитный, электрический, — продолжал скороговоркой Деш, — информационный, стирадный, радиационный фоны, христалиты на самом деле уже являются мертвыми телами.

Но они были живы, когда росли и формировались. В тех своих условиях. Условия различны для разных видов и, как правило, в природе кратковременны. Относительно, конечно. Сейчас мы выращиваем несколько популяций. На одном носителе, прошу заметить! Да. Некоторые могут существовать при одних условиях. Уже более трехсот поколений. Они растут, борются за выживание, за территорию. Более того, они общаются.

— Общаются? Значит, передают информацию. Наверное, и накапливают!?

— Вот именно! Поэтому то, что мы используем христалиты как носители информации, то есть используем их свойство хранить данные, не случайно. Но получается, что технология хранения информации может быть другой, не только такой, как сегодня.

— Естественной для христалитов, ты хочешь сказать! А наша сегодняшняя, получается, противоестественная.

— Точно так, имилот. Но еще интереснее то, что объемом хранимой информации можно управлять, так как христалит может продолжить расти. Нужно только создать условия. Понимаете, что получается? Если мы встроим эту технологию в принцип, то экземпляр самостоятельно сможет наращивать объем своей памяти. Это практически неограниченный искусственный интеллект.

Имилот Сайкон напряг седину. Ведь проблемы эффективной памяти уже давно стоят перед учеными. Но большей сложностью всегда была именно ее ограниченность.

В легкой задумчивости Сайкон продолжил.

— Тогда придется иметь на борту экземпляра запас исходного сырья для наращивания памяти.

— Не обязательно. Экземпляр сможет и сам найти себе его. Если, конечно, он подвижен. В противном случае, ему можно помочь.

— Насколько я понимаю, эти данные пока не обнародовались.

— Пока нет, — подтвердил Деш.

— Очень любопытно. Очень! — задумчиво протянул Сайкон, после чего внезапно изменил ход мысли: — Лучше бы мы вместо десятка различных способов хранения данных разработали эффективный тоновый модуль.

— Мечта многих поколений! — поддержал имилота Деш. — Информация в тоне отпечатывается сама. В него лишь нужно вникнуть.

— А мы никак не можем сымитировать даже частично собственные способности! — почти даже возмутился Сайкон из-за бессилия науки. — А хотелось бы их превзойти!

— Может, кто-то уже и на пороге такого открытия, имилот. Только пока не обнародовали данные. Мы ведь тоже работаем над таким модулем. Результаты пока только скромные.

— Ладно. Мы отвлеклись, — закруглил мысль Сайкон. — Мы обязательно поговорим еще об этом и о твоем принципе. Позже. Сейчас вернемся, пожалуй, к первому. Он очевидно более перспективный. Хотя…, - задумался Сайкон. — Ну, как минимум, слышал, экспериментальная часть первого ближе к финалу. Правильно? Давай о них. Что там с близкими результатами?

— Да, имилот, это так. Еще несколько обиоров и можно будет делать предварительные выводы.

— Вот уже как? Любопытно. Я правильно помню, ты начал всего пару сиклонов назад? И буквально полсиклона назад ты был полон скепсиса по поводу перспектив?

— Это немного странно, имилот, но несколько обиоров подряд я наблюдаю скачкообразное развитие, особенно последний обиор. Просто невероятно!

— Хм. Такое редко бывает. И когда ты ожидаешь собрать данные?

— Через два, три обиора, полагаю, уже можно будет говорить даже о промышленном потенциале этого принципа. Однако больше всего меня волнует, что появились признаки возможного авторазрушения. Оно тоже уже может случиться даже через пару обиоров.

— Проблемы с носителем или с принципом?

— Нет, носитель довольно устойчив. Да и у него достаточный запас прочности. Даже в случае появления дисбаланса, или даже в случае схода с режима, носитель способен стабилизировать себя самостоятельно. Хотя возможно и в несколько другом соотношении. Но для сохранения принципа это не страшно. Он тоже способен восстановиться. Это может всего лишь временно затормозить развитие. Волнует больше поведение самого принципа.

— Но, полагаю, ты пока не вмешиваешься? И твои коллеги поступают так же?

— Конечно, нет. Возможности управления мы отладили на малых носителях. Здесь же интереснее выяснить предел. Нам всем интересно именно это.

— Ну, и замечательно. Даже если авторазрушение случится, тебе уже будет достаточно данных, для того, чтобы сделать все необходимые выводы.

Тут вот, кстати, — вспомнил Сайкон, — есть еще одно дельце. Приблизительно через четыре обиора планируется созыв нового лигата. Тебе там обязательно нужно будет выступить с новым обнародованием. Так что предварительные результаты появятся как раз кстати.

— Отлично! Уверен, будет, о чем рассказать!

— Отлично — не то слово, Деш! Я тебе скажу больше. Тебя ждет широкий выбор. Если твоя квалификационная работа тянет на внедрение, то за тебя будут драться ведущие глобатиаты всех линий.

— Вы, как обычно, все преувеличиваете. Только глобатиатам возможно и не придется поучаствовать во внедрении этого принципа.

— Вон оно что!? Снова удивляешь! И все-таки ты тоже, как обычно, все недооцениваешь. Но это еще не все, что я хотел сказать. Как ты знаешь, подобными исследованиями занимаются очень многие. И из пятой линии, и из восьмой, и есть несколько университетов из десятых. Так наши коллеги из шестнадцатой линии вчера передали мне такую информацию: они очень заинтересовались нашим, твоим то есть, принципом. Но у них тоже есть весьма устойчивый принцип. Они хотели бы объединить наши эксперименты.

— Почему нет?!

— Я тоже полагаю, что это даже заманчиво! Твой принцип, Деш, уже определил границы носителя?

— О, нет, имилот. Они еще довольно далеки от этого.

— Шестнадцатая линия так же. Тогда мы можем спокойно объединить два носителя.

— Только если они совместимы.

— Деш, ну, ты же знаешь, что этот вопрос почти всегда решаем. Не сработает один способ, воспользуемся другим.

— Или несколькими сразу, — добавил Деш.

— Точно! И принципам будет больше возможностей. Шестнадцатая линия запускала эксперимент со своим принципом, конечно, раньше тебя, но вроде использовали один из последних носителей того времени. Так что совместим их как-нибудь.

— Был бы только сам принцип готов к открытию наших методов совмещения, — улыбнулся Деш.

— А они вообще интересуются границами носителя?

— Не все, но глобально, да. Мне кажется, через несколько обиоров они это смогут сделать, — ответил Деш и продолжил с иронией, имея в виду сегодняшний разговор об авторазрушении, — если они, конечно, просуществуют до этого.

Впрочем, произнеся это, Дешу самому стало несколько грустно, от такой иронии.

— Тогда, полагаю, допустить авторазрушение — это не в наших целях?

— Естественно, имилот!

— Кстати, еще о глобатиатах. К твоему принципу уже приглядываются глобатиаты из двух линий. Мы где-то на различных лигатах пересекались и общались. А это значит, что твой принцип весьма функционален с их точки зрения. А ты не запускал его на параллельных носителях?

— Только на очень малых, для отладки управления.

— Как это пережил основной носитель?

— В целом безболезненно. Но, судя по всему, на основном носителе это как-то отпечаталось. Иногда у них возникают домыслы эту тему. Позже разберемся.

— Они близки к объяснению?

— Нет. Эта идея пока остается необоснованной. Ничего доказать они не в состоянии. Впрочем, как и опровергнуть. Все на уровне схоластических догадок, гипотез и веры. Вера, кстати, — любопытнейший феномен принципа.

— Вера? Что это такое?

— Это они сами так называют свой феномен. Объяснение его может затянуться, — с улыбкой предупредил Деш. — Мы сами пока до конца не понимаем, на чем он технически основан.

— Тогда не сейчас. Ты знаешь, сегодня я, к сожалению, уже должен спешить. Тебе стоило бы зайти ко мне пораньше. У тебя найдется время завтра? Я бы встретился с тобой. Расскажешь мне про эту веру и то, как ты собираешься обойтись без глобатиатов поподробнее. Я догадываюсь, о чем идет речь, просто любопытны детали. А пока можешь обдумать объединение. Если ты согласишься, то придется отдать на объединенный эксперимент твой основной носитель, судя по всему.

— Подумаю, имилот. А Вы, я смотрю, все экспериментируете с флорой? — Деш обвел взглядом помещение и потолок.

— Нет, милый друг. Это ты просто так давно не был у меня в кабинете, что уже не можешь заметить, что здесь ничего не изменилось, — засмеялся Сайкон. — Хотя… может, смотрители что-то мне сюда и подселили. — Он тоже окинул пристальным взглядом кабинет. — Впрочем, я что-то ничего особого не замечаю.

Они попрощались, но по пути домой, Деш еще встретился с префером университета. Имилот Вейтел пригласил Деша к себе в кабинет, где так же за чашкой таойи они тоже обсудили дела принципа. Вейтел, так же как и Сайкон, был горд достижениями своего университета.

После Деш поспешил к себе. Хотелось просто отдохнуть. Вернулся довольно поздно. Яркий свет настойчиво клонил ко сну. Дома все уже спали. Деш старался никого не разбудить. Расположившись на террасе, он быстро уснул.

Деш всегда просыпался рано, как только света становилось едва заметно меньше. Остальные пробуждались позже, когда уже начинались сумерки, и воздух пропитывался найвоновым светом Асаны.

Когда Лаина спустилась с верхней террасы вниз, на столе уже было накрыто, и Деш собирал паисы с плетей, кое-где свисавших с потолка.

— Ммм, Майол и Фиея с удовольствием закусят паисами. Привет милый, — сказала Лаина, войдя в комнату.

— Привет, милая! — ответил Деш. — Отдохнула?

— О, да. Даже не заметила, когда ты вернулся. А где дети?

— Уже вылетели во двор. Обещали ненадолго. Я им сказал, что скоро завтрак.

— Не сидится им!

— Они еще малыши. Потому и не сидят на месте. Как хорошо, что они в эти выходные с нами, — он улыбнулся Лаине.

— Подрастут, и мы сможем их забирать на выходные не только, когда мы здесь на Калипре. Я так хочу, чтобы мы вместе провели какое-то время у меня на Препрее. Там очень красиво. Здесь дети этого не увидят. А там в холодные обиоры бывают такие чудесные озера! В течение половины сиклона туда очень просто добираться. А пять обиоров в сиклоне мы могли бы все жить там. Не только ты и Майол. Ты мог бы взять с собой и Фиею, и Ти́туу.

— Обязательно так сделаем, как дети подрастут. Только мне придется хорошо стараться, чтобы мы были именно все. Сегодня, вот, не получится.

— Значит, мне не показалось. Я и смотрю, торопишься уже? Снова к Сайкону? Вчера ты к нему пошел уже поздновато. Наверняка вы все вопросы не успели решить.

— Наоборот. Сегодня он ко мне. Я уже с ним связался, пригласил его в нашу лабораторию. Посмотрим и заодно решим все вопросы. Мне с ним нужно посоветоваться. И я хочу, чтобы он все увидел сам.

— Ну, он же может сам вникнуть в нужную информацию. Не обязательно идти в лабораторию.

— Может. Но вникнуть и увидеть, все же не одно и то же и требует разных усилий. Он сказал, что с удовольствием посетит лабораторию. Думаю, что он даже ждал этого приглашения. Хотя вполне мог бы прийти и без него в любое время.

Влетели, наконец, дети.

— Как раз вовремя, — сказал Деш. — Давайте за стол. Мне придется ненадолго уйти, — Деш увидел погрустневшие глаза Майола и вынужденно уточнил, — я постараюсь не долго. А вечером, как договаривались, мы полетим во Внешний парк. Вы увидите вечернюю зарю.

— А мы в педагогиуме тоже ходили в парк и смотрели зарю, — воскликнула Фиея.

— Это хорошо, — ответил ей Деш. — В какой парк вы ходили?

— В парк Непада.

— О! Там тоже очень красивая заря. Но вы не видели зарю во Внешнем парке.

— Она необыкновенно красива! — подключилась Лаина.

— Вы увидите, как Сиклан восходит над горизонтом высоко, высоко. И ее свету не будет мешать ни Канис, ни Танкура. В небе не будет ничего. Только ариядовый свет. Такой яркий! Такой чистый!

В лаборатории Деш оказался немного позже, чем планировал. Сайкон был уже там.

— Осматриваете наше детище, имилот? — спросил Деш, приблизившись к нему. — Мои почтения!

— И мои, Деш, — ответит Сайкон. — Вот смотрю. Удивляюсь. Скоро подобные эксперименты можно будет делать в тумбочке. Какими компактными стали носители!

— На мой взгляд, вполне обычные.

— Это на твой, — засмеялся Сайкон. — Ты не застал первых. Тогда мы их размещали на орбите. И возможности ежедневно их вот так наблюдать не было. Приходилось довольствоваться информационным тоном, вникать, знаешь ли.

— Да, — согласился Деш. — Это не совсем то же самое, что непосредственно видеть.

— Ты удивишься, когда увидишь носитель эксперимента университета Санкь шестнадцатой линии. Гораздо больше нашего. У них в сегодняшнем арияде по-нашему времени, кстати, произошло ч.п.

— Вы серьезно? Надеюсь, без последствий?

— Пока мало что известно, надо было поискать, но зачем? Если вроде все нормализовалось. Принцип цел.

— Я встречался с ребятами оттуда на прошлом лигате. Они молодцы. Точно знают, что делают. Так что закономерно, что они справились.

— Были бы молодцы, если бы не было сбоя. Это именно они, кстати, желают объединиться с твоим принципом. Ты подумал об этом?

— Подумал. Тут собственно и думать нечего. До лигата мы получим нужные результаты. А потом… Объединение с кем-то — это самая лучшая перспектива исследований. Бесконечно наблюдать за самим принципом не слишком интересно. Тем более, что экземпляры непосредственно с рабочего носителя для внедрения не подойдут.

— Ага, если не ошибаюсь, ты вчера об этом тоже намекал. Мол, можешь обойтись и без глобатиатов.

— Да, я говорил об этом.

— То есть, правильно я понимаю. Репликация принципа осуществляется успешно, со стабильным результатом?

— Именно, имилот!

— Потрясающий результат!

— А вот тут я могу Вам сказать, что «это на Ваш взгляд». А на мой взгляд ничего сверхъестественного. Просто все процессы хорошо отлажены и, что очень важно, четко согласованы.

— Скорость химических процессов в разных условиях различна. Сколько их не согласовывай, все равно вероятность их рассогласования неприемлемо велика. А твой принцип ведь химический.

— Химио-электрический. Но мы внедрили еще одно ноу-хау. Автоматическая система согласования процессов.

— Припоминаю что-то такое, ты раньше уже говорил, что разрабатываешь какую-то систему. Ты ей еще название придумал такое, незапоминающееся.

— Мы назвали ее системой ликидной регуляции. Имилот Сайкон, я хотел с Вами проконсультироваться еще по одному вопросу. Вчера я Вам сказал, что за последние несколько обиоров мы наблюдаем существенный скачок в развитии.

— Было такое дело! Помню. Пока я тебя ждал, я просмотрел журналы. Действительно так. Закономерное явление. Опыт, приобретенный в предыдущих периодах, стимулирует развитие в последующих. Это экспоненциальный рост.

— Именно, имилот!

— Так о чем ты хотел спросить?

— Мы пять конжонов назад собирались всей командой, и пришли к выводу, что есть смысл понизить плотность времени. Это, конечно, увеличит время эксперимента. Но мы в проектное время все-таки должны уложиться.

— Ну, допустим, уложитесь. А цель? Что вам даст понижение плотности времени?

— Как минимум, это позволит более детально анализировать развитие принципа. В случае необходимости у нас будет больше времени, чтобы успеть вмешаться с процесс и нивелировать последствия.

— В общем, логично. В условиях экспоненциального прогресса…, - задумчиво произнес Сайкон. — Да и потом. Принцип университета Санкь наверняка существует в условиях времени с меньшей плотностью, чем наш. Так или иначе, их придется выравнивать. На сколько вы хотите понизить?

— Предварительно в шесть — десять раз.

— Серьезно! Ну, пробуйте. Только аккуратно.

— Спасибо за поддержку, имилот.

— Напоминаю о сбоях у Санковского принципа. Постарайтесь не допустить этого, — с улыбкой произнес Сайкон.

— Все будет хорошо!

— Когда планируете осуществить понижение плотности?

— Да не раньше, чем через обиор, полагаю. Мы еще даже не продумывали, как это сделать.

— А можно подумать у вас много вариантов!

— Не много. Скорее всего, будем откачивать пространство с носителя.

— Так. Раз решено понижать плотность времени, то не теряйте его. Через три конжона жду тебя у себя с подробным планом мероприятия, картой носителя, точками приложения и объемами изымаемого пространства. Посмотрим вместе. Прошу не забыть так же о лигате. Тебе к нему нужно будет хорошо подготовиться. Так что, рекомендую не затягивать с намеченными планами.

— Здесь еще вот такое дело, имилот. Какое-то время я смогу заниматься проектом категорически строго по регламенту. Думаю, что как раз это потребуется после лигата, — Деш говорил, еле сдерживая улыбку радости.

— Хорошо, — одобрительно произнес Сайкон, поняв, что имеет в виду Деш. — После лигата, думаю, ты сможешь позволить себе такую роскошь, как работа не более, чем по регламенту. Не вздумай провалить его.

— Безусловно, я не допущу этого!

— Вот это правильный настрой. Ладно. Передавай привет от меня Титуе.

— Титуа сейчас на двенадцатой линии, очень далеко, — Деш снова улыбнулся. — Мы снова вместе с Лаиной.

Сайкон с легким удивлением посмотрел на Деша.

— Отлично! Пусть так. Тогда привет Лаине. Она тоже молодчина! Впрочем, Титуе при случае тоже передавай привет, — добавил он.

Деш освободился не поздно, как и обещал Майолу, и поспешил домой. Дети и Лаина ждали его. Не теряя времени, они все вместе отправились в большой порт. Дети еще ни разу здесь не были, и они с интересом смотрели по сторонам. В асановых сумерках было хорошо видно, как гоны один за другим подобно фейерверкам разлетались в разные стороны по направляющим линиям света, рассеиваясь от направляющих по мере удаления.

— Смотрите, Майол, Фиея, — сказала Лаина детям, — вот по той лиловой направляющей улетают гоны ко мне на Препрею. Мы с вам обязательно когда-нибудь там побываем.

— А это далеко? Дальше, чем до Калипра? — спросила Фиея.

— Как тебе объяснить? — попыталась все-таки ответить Лаина. — Иногда это очень далеко. Гораздо дальше Калипра. Но мы туда отправимся, когда это будет совсем близко.

— Совсем близко? Как в педагогиум? — Фиея не знала, что такое Препрея, где это. И что такое совсем близко в данном случае.

— Конечно, дальше, чем до педагогиума и Внешнего парка, куда мы полетим сегодня, и даже Калипра. Но мы и полетим туда быстрее.

— А сегодня мы полетим по лиловой полоске? — спросил Майол, заворожено разглядывая световые направляющие.

— Сегодня мы полетим по желтой. Если нужно лететь не далеко, то это всегда по желтой полоске, — ответил Деш, видя, как впечатлен сын. — Когда мы будем взлетать, тебе тоже понравится. Старты с высоты выглядят очень красиво.

Было довольно много пассажиров. И не меньше было служников, носивших багаж. Они были такими разными, но это никого не удивляло, даже Фиею и Майола, которые, наверняка, раньше многих из них еще не видели. В большинстве своем служники были не слишком уклюжими и, видимо, несообразительными, потому что хозяевам приходилось периодически их направлять в правильную сторону. Сами же пассажиры большого багажа не носили. Они просто шли и разговаривали с детьми или между собой, а дети вели на веревочках свои игрушки, бегающие, на колесиках, летающие, мигающие, жужжащие… Разных игрушек было не меньше, чем разных служников.

— Папа, я тоже хочу такую игрушку, — сказала Фиея, увидев у одного мальчика замечательную крошку, семенящую на трех тонких ножках.

— Симпатичная малютка, — ответил Деш. — Хорошо, мы найдем тебе такую. И ты тоже будешь вести ее на веревочке.

— А когда?

— Ну, не сегодня, деточка. Мы поищем, найдем такую, которая тебе понравится. Теперь идем. А то если мы будем так долго смотреть по сторонам, то можем не успеть на вечернюю зарю.

Они поспешили на старты. Очередной гон уже набирал пассажиров. Ждать отправления осталось совсем не много. Они заняли места так, чтобы дети могли посмотреть на старты во время взлета.

Фиея просто не отлипала от панорамного окна, так она была поражена зрелищем, которое видела впервые в жизни. Теперь она не просто видела фейерверк. Теперь она была частью этого фейерверка. Другие гоны мчались вслед за ними, некоторые даже быстрее них. Прочие наоборот проносились в обратном направлении и терялись в сгущающихся огнях, символизирующих возвращение. По мере удаления пространство вокруг гона, теряя рассеянный свет стациона, становилось как будто гуще. Одновременно оно начинало терять найвоновый оттенок, что намекало на назревающую зарю.

— Смотрите, смотрите, Фиея, Майол, — внезапно и радостно обратил внимание детей Деш, — начинаются настоящие сиклановые леса.

— Ааа… Настоящие сиклановые леса! — восторженно произнесла Фиея и мигом встроилась в окно, пытаясь разглядеть то, о чем сказал отец.

Майол тоже повернулся к окну и стал всматриваться в долговязые нечеткие силуэты, которые не то свисали, не то стояли вдали, под их гоном. А некоторые были такими большими, что их макушки оказывались высоко над гоном. Леса, и на самом деле, пока выглядели не так эффектно, как должны были бы выглядеть, судя по интонации Деша.

— Ура! Сиклановые леса, — не унималась в восторгах Фиея. — Деш, а почему они сиклановые? — спросила она.

— Просто они растут на стороне, которая сильнее всего освещается Сикланом.

Майол, однако, был постарше Фиеи и не поддался ее настроению, тем более что леса выглядели, по его мнению, не очень взрачно. Кроме того, он вспомнил про сиклановый парк у них в педагогиуме.

— А почему они настоящие? — спросил он. — У нас в педагогиуме тоже есть сиклановый парк. Он не настоящий?

— Разумеется он настоящий. Просто у нас не так много света Сиклана. Поэтому все растения немного не такие как здесь. Посмотри, какие они высокие!

— Кажется, высокие. Только плохо видно.

— Да. Сейчас еще плохо видно, потому что асан еще только, только заканчивается. А вот на обратном пути, их будет видно очень хорошо.

Их непродолжительный полет уже почти завершался.

— А вон, посмотрите, вдали. Видите? Там тоже старты, — сказала Лаина.

Дети вгляделись вдаль. Там действительно прямо из глубины лесов бил фонтан из покидавших и возвращавшихся в местный стацион гонов. Только световые направляющие выводили их более узким потоком высоко вверх. И только там, они рассеивались брызгами в разные стороны.

— А с другой стороны еще один, совсем рядом, — добавил Деш. — Скоро уже и наш стацион.

— А почему, почему…? — у Фиеи был вопрос, но она не знала, как его лучше задать, какими словами.

— Что почему? — спросил Деш.

— Почему… — так и не сообразив со словами, она решила задать вопрос жестами, — мы взлетали вот так, — она попыталась изобразить подобие фейерверка или цветка с лепестками в разные стороны, разведя руки, — а они вот так? — теперь Фиея изобразила узкий длинный предмет с метелкой наверху.

— У нас нет высоких деревьев. Поэтому можно взлетать в разные стороны, — ответил Деш. — А здесь растения очень высокие. Гоны, когда взлетают, летят сначала, словно по туннелю. И только над лесами они могут направиться в свою сторону.

Не успели дети насмотреться и опомниться, как они снова сами оказались частью такого же фонтана.

— Мы уже прилетели, Деш? — спросила Фиея.

— Да. Это уже наши старты. И нас внизу уже встречают.

С этими словами Деша их гон нырнул вниз, но лес под ними закончился. Под ними оказалась очень большая поляна.

— Здесь большая гора, — пояснил Деш. — На самой горе не растут большие растения. Но их много вокруг. Поэтому здесь самое лучшее место для встречи зари. Заодно мы немного отдохнем. Нам же уже нужно отдохнуть? Под таким ярким Сикланом отдохнем мы быстро. В лес спустимся позже.

Тем временем в университете Санкь шестнадцатой линии в лаборатории Листана царил полный хаос. Весь штат лаборатории был поднят на уши. Листану пришлось даже обратиться к преферу университета за помощью.

Префер, имилот Дебль, направил к Листану несколько десятков студентов со словами, что Листан всегда может рассчитывать на его помощь. Лишняя практика студентам еще никогда не мешала. А в данном случае это не просто практика, но практика на реальном проекте, который может закончиться промышленным внедрением.

Имилот Дебль, однако, заметил Листану, что случившаяся неконтролируемая утечка из области носителя — это целиком результат его личной безответственности. Если носитель не удастся стабилизировать и эксперимент провалится, то этот случай останется неприятной страницей в репутации всего университета Санкь. Второй попытки университет ему не сможет предоставить. И продолжить уже можно будет только под крылом глобатиатов, если удастся с ними договориться.

Когда все закончится, Дебль просил Листана навестить себя с объяснениями.

Слетевшихся студентов в лаборатории Листана расставили на всех трех уровнях вокруг носителя. Их задача состояла в том, чтобы наблюдать за возмущениями в носителе и, предсказывая точки наложения возмущений, создавать компенсирующие возмущения, не допуская таки образом резонансов.

— Сектор нактоно-шесть, направление 34-леано-8, завихрение станто, — то и дело раздавалось с различными вариациями значений с разных уровней.

— Компенсируем по прехилу 18-вечи, — отзывались в ответ.

Часть команды лаборатории вычисляла параметры компенсирующих возмущений, в соответствии с которыми действовали студенты. Друга часть команды спешно латала носитель и готовилась к восстановлению в нем давления.

Вскоре стало очевидно, что далее носитель восстановится сам. Листан отправился к Деблю.

— А, вот и виновник тишины во втором корпусе университета, — сказал Дебль, увидев Листана. — Все имилоты возмущены срывом учебного процесса, мой друг.

— Это, несомненно, имилот Дебль, потеря! И даже утрата! — с легким ехидством ответил Листан. — Мне рассказывали, что Вы даже радовались, когда мы просили Вас перенести лекцию.

— Нет, вы посмотрите на него! Он еще позволяет себе язвить! Каков! — засмеялся Дебль. — Ну, если честно, то мне тоже кажется, что имилотов в большей степени возмутило, что ты никого из них не попросил о помощи, нежели отсутствие студентов. Ну, да это все риторика. Мне же хотелось бы услышать факты. Найдется ли у тебя какое-то объяснение?

— Несомненно!

— Кто бы сомневался. Это же Листан! Ну, слушаю.

— Носитель все-таки у нас достаточно старый, по современным меркам. Еще четырнадцать обиоров назад нужно было установить новую стабилизирующую сеть. Прежняя практически уже полностью истощилась и испарилась.

— А какого типа была стаб. сеть?

— Уже давно везде используют чистые сети, которые рассчитаны на определенный срок, после которого истощаются и испаряются. Когда мы меняли сеть у себя в последний раз, мы тоже установили такую. Она и так прослужила дольше положенного.

— А где новая сеть? Почему до сих пор не установили. Наверняка даже не запланировали. Я же говорю, что это твоя безответственность.

— Не буду спорить, но уточню. Проблемы с поставками. Сети изготавливают на дальних линиях, почти синхронных с нами. А мы сейчас на противоположных сторонах от Асаны. Поставщик не имеет возможности доставить их сюда.

— Я бы поверил в это пару тысяч сиклонов назад! Но теперь?! — с недоумением произнес Дебль. — Не могут доставить!

— Имилот традиционно прав, — учтиво ответил Листан. — Но, увы, это так. Во-вторых, мы уже не могли далее откладывать эксперимент с пробным присоединением другого носителя. И вот имеем, что имеем. Возможностей стабилизации не хватило.

— Студенты то хорошо помогли?

— Просто молодцы! Все четко, без лишних вопросов, но с пониманием дела. Даже молодежь! Всех уже отпустил.

— Ты мог бы держать их до конца асана.

— Ну, асан уже практически закончился. Все светлее и светлее. Я тоже сегодня сильно устал. Не совсем понятно, почему, — сыронизировал Листан. — Но сегодня у меня будет возможность хорошо отдохнуть. Лечу на вторую линию. У нас с ними сейчас разница больше, чем в четверть конжона. Так что отдохну, заряжусь, и полный энергии пойду на переговоры. Планируем объединить наши носители!

— Аа… Так они согласились?

— Пока однозначно нет. Но, разговаривая, легче убедить или как минимум заинтересовать, чем высылая удаленные проформы. А уж если заинтересуем, то там и убеждать не придется.

— Да я думаю, что они должны быть заинтересованы в этом не меньше нашего, — предположил Дебль.

— Возможно, только для них это пока еще немного преждевременно.

— Тогда зачем мы так торопились? Рисковали с тестированием присоединения носителя при старых стаб. сетях?

— Для них преждевременно, а для нас, как бы не упустить удобный момент. Наш принцип уже на пороге открытия границ носителя.

— Понятно, — покачал головой Дебль.

— Вот как раз на встрече и договоримся о сроках. Чтобы и им не рано, и нам не поздно. Так же хотелось бы предварительно сопоставить принципы. Хочу обсудить возможность изъятия представителей. Посмотрим на малых носителях.