Принц драконов

Глава 10

Рохан решил путешествовать с меньшей пышностью, чем его отец. Многолюдные церемонии, которые нравились Зехаве, оставляли юного принца равнодушным. Посему свита и обоз, сопровождавшие его в Виз, были вполовину меньше обычного, и устроиться на ночлег не представляло особого труда. Скорость передвижения увеличилась ненамного, но зато принц мог окинуть взглядом весь караван.

Сухой кустарник холмов Вере сменился зеленью долины Фаолейна, и путешественники перешли границу Луговины. Привыкшие к вечным пескам, они замедлили ход, наслаждаясь зрелищем раскидистых деревьев, сочных трав и тучных нив. И люди здесь были совсем другие — сытые, розовые, без морщин от вечного солнца… Никто не скакал впереди Рохана с извещением, что их высочество вскоре проедет по этой недостойной земле, и не требовал убрать с дороги скот. Рохан даже радовался мелким задержкам: это позволяло ему поговорить с пастухами и крестьянами, которые чаще всего и представления не имели, что скромный молодой человек был хозяином всех этих лошадей и повозок. Его угощали парным молоком, свежеиспеченным хлебом, спелыми персиками, показывали застенчиво улыбавшихся детей, а восхищенные взгляды краснеющих девушек немало способствовали тому, что Рохан постепенно начинал обретать уверенность в себе.

В конце первого дня путешествия караван разделился на три части: впереди ехал Рохан с семьей и личными слугами, за ним — «Гонцы Солнца», а следом поспешали повозки со слугами и охраной. В мирной Луговине охрана была ни к чему. И если Рохан или Тобин кивали кому-нибудь из воинов, это было всего лишь знаком приветствия, который вечерами ставился на кон при игре в кости.

Оказалось, что простая езда верхом по спокойной стране могла быть огромным удовольствием. Особенно после того напряжения, которое он испытывал в Стронгхолде и которое поджидало его в Визе. Никто не обращался к принцу с чем — нибудь более серьезным, чем выбор места для ночлега. Обычно рядом с ним ехал кто-нибудь из близких. Рохану особенно нравилось, когда его сопровождала Тобин, улизнувшая от мужа. В волосах у нее всегда были цветы, которые Чейн собирал каждое утро. Рохан же совал каждый найденный стебелек за перевязь меча. Оставив близнецов на попечении обожавшей их бабушки, лорд и леди Радзин снова почувствовали себя юными любовниками. Рохан только улыбался и мечтал о том, что они со Сьонед когда-нибудь будут вести себя так же.

Сьонед ехала верхом вместе с другими фарадимами из Крепости Богини, и принц редко видел ее. Рохан убедился, что его вассалы знают, кто она такая, но демонстрировать им их отношения было опасно, а о том, чтобы уединиться со Сьонед, не приходилось и мечтать. Конечно, на Риалле никто из его людей сплетничать не станет, но мало ли что… Поэтому Рохан предпочитал наблюдать за Сьонед издали. Сердце у него обливалось кровью: глаза девушки — были бесстрастны, она ехала ссутулившись и не обращала внимания на окружавшие их красоты…

Иногда его сопровождали вассалы. Рохан был доволен сделанным выбором. О лучшем не приходилось и мечтать. Фарид из Скайбоула — мужчина средних лет, обладавший мрачноватым юмором, — был избран за его способность получать выгоду из своего скудного имения, в котором не было ничего, кроме скал и источника воды. Расположенный в северных отрогах холмов Вере, Скайбоул стоял на склоне древнего озера, напоминавшего чашу небосвода. Башня была построена из глыб слоистого серого камня, которые приносили с берега вручную. Крошечные поля, разбитые на террасах, давали урожай, достаточный лишь для того, чтобы прокормить маленькое стадо овец. Однако лорд Фарид умудрялся что-то выжимать из своего нищего поместья и даже редко обращался за помощью к принцу Пустыни — разве что в случае необычно долгой зимы просил прислать вина и немного еды.

Рохан был в Скайбоуле ребенком и до сих пор помнил, что такое обилие воды в одном месте несказанно удивило его. Удивление перешло в ужас, когда Зехава поднял сына и бросил в озеро. Через несколько мгновений отец прыгнул следом, не желая дать наследнику утонуть прежде, чем тот научится плавать. Лорд Фарид попенял Зехаве за то, что тот напугал Рохана, и несколько дней брал мальчика с собой, обучая его искусству держаться на воде. Вскоре Рохан преодолел свою боязнь и даже не хотел уезжать из Скайбоула. Он навсегда запомнил, что Фарид заступился за него.

Второй вассал — Эльтанин Тиглатский — владел северным городом, в прошлом принадлежавшим меридам. Этот молодой человек только несколько лет назад наследовал отцу, был холост и страстно рвался на Риаллу, мечтая подыскать себе жену. Он нравился принцу еще и тем, что однажды во время беседы застенчиво заметил, что может понять чувства Рохана, которому довелось в юном возрасте занять столь высокое положение.

Зато третий вассал, лорд Байсаль из долины Фаолейна, был принцу чужд. Правда, Рохан надеялся, что и он Скажется полезным. Новая башня была единственной заботой Байсаля, и он готов был драться за привилегии других, лишь бы не бросаться в глаза со своим требованием сиренита. Молодой принц удивлялся странной логике людей, направивших с ним Байсаля, но благодарил Богиню за то, что они не выбрали Абидиаса из крепости Туат.

Путешествие было прекрасно организовано — особенно если учесть, что сопровождало принца около ста человек. Суетливый сенешаль принцессы Милар остался в Стронгхолде, чтобы помочь переделать покои Рохана, и принц несказанно радовался этому. Он ожидал, что руководство возьмет на себя Уриваль, главный сенешаль Андраде, но все заботы пали на Оствеля и Камигвен. У девушки с лихвой хватало твердости и организаторских способностей, а ее Избранный оказался очень тактичным человеком с богатым чувством юмора. Эта пара прекрасно справлялась и с разбивкой лагеря, и с провиантом. Еда была великолепной и всегда подавалась вовремя. Сенешаль матери сошел бы с ума, останься эти двое в Стронгхолде: у него не было ни крупицы таланта Камигвен. А Сьонед спала и видела, чтобы друзья как можно дольше не покидали ее.

В полдень четвертого дня Рохан приказал Вальвису съездить к фарадимам и прислать ему Оствеля. Молодой человек был приветлив, но не подобострастен и разговаривал с Роханом не как низкорожденный с принцем, а как рыцарь с лордом. Эту разницу Рохан начинал ценить все больше и больше. Власть постепенно отдаляла его от людей, знакомых с детства.

— Спасибо тебе за то, что ты умудряешься поддерживать порядок в этом зверинце, — начал Рохан.

— Благодарю, милорд, но это не так уж трудно. Особенно с помощью Ками.

— Пожалуйста, передай ей мою благодарность. Вы скоро поженитесь?

— Видите ли, милорд, она родом из очень хорошей фиронской семьи. Это заметно по цвету ее кожи и по глазам.

— Да уж, глаза… — пробормотал Рохан, и Оствель улыбнулся этой молчаливой похвале.

— Знаете, милорд, когда я впервые увидел их… — Он пожал плечами и лукаво подмигнул. — А ведь нам обоим было по пятнадцать лет! Конечно, ее родители не столь знатны, как предки Сьонед, но все же более благородного происхождения, чем моя семья. Я давно сказал Ками, что пока не стану главным сенешалем, мне нечего предложить ей.

— Едва ли это имеет для нее значение… Но иногда гордость толкает нас на странные поступки, правда? — с грустной улыбкой добавил принц.

— Да, — вздохнул Оствель. — И все же я чувствую, что скоро сдамся. Моя Ками очень убедительна, особенно по ночам.

Упоминание об их интимных отношениях заставило Рохана прищуриться. Чейн и Тобин никогда не делали секрета из своей близости, но они были женаты, а не помолвлены…

— Я не прошел той же школы, что и фарадимы, — продолжал Оствель. — Поэтому большая удача, что она выбрала меня. «Гонцы Солнца» знают, кто есть кто, когда дело касается таких вещей…

— Да, мне говорили об этом, — пробормотал Рохан.

— Вожделение она могла испытывать с дюжиной других мужчин, но настоящую любовь познала только со мной, — со скромной гордостью сказал Оствель. — Меня ожидает вовсе не робкая, испуганная девушка, — засмеялся он. — Ее доводы просто убийственны!

Рохан рассмеялся.

— Похоже, это не такая страшная смерть!

— Женская красота — страшная сила, милорд. Иногда она приводит к серьезным трудностям.

— Из всех трудностей, которые предстоят мне во время Риаллы, эти будут самыми интересными, хотя и не самыми сложными, — заметил Рохан.

Улыбка Оствеля тут же исчезла.

— Именно так, милорд, — без всякого выражения сказал он. — Прошу прощения, но мне надо взглянуть на обоз. Кажется, у одной из повозок соскочило колесо. — Он поклонился и развернул лошадь.

Рохан пожалел, что этот человек, который со временем мог стать ему хорошим другом, вдруг перешел на официальный тон. Что ж, назвался груздем…

На восьмой день пути они достигли Фаолейна. К великой радости фарадимов, через реку был перекинут мост. Не обращая внимания на поддразнивания своих менее чувствительных товарищей и стараясь не вспоминать про злополучный паром, они направили лошадей на деревянный настил. В этот день Рохан рано объявил привал, и Оствель в первый раз за все время путешествия решил разбить шатры. Ковры и мебель остались в обозе: достаточно было провести генеральную репетицию перед Риаллой.

Лагерь занимал громадную территорию. Шатер Рохана был самым большим. Сшитый из голубого, серебристого и золотистого шелка, он был сделан по заказу Зехавы специально для Риаллы. В пустыне, где цвет шатров должен был сливаться с цветом песка, он был бесполезен. Осматривая шатер изнутри, Рохан восхитился. Отец предусмотрел все, как снаружи — в части, открытой взглядам публики, так и внутри. Рохан и Оствель объехали лагерь, пытаясь понять, как расположить шатры в Визе, и готовы были впасть в уныние, когда прибыла Камигвен и решила все проблемы, начертив план на земле.

Рохану не хотелось расставаться с этой парой, и он принялся расспрашивать о лошадях, о провианте, с любопытством рассматривая молодых людей. Ками была проворна, решительна и обо всем имела собственное мнение. Она была в своей стихии, и Рохан не сомневался, что, если понадобится, она сможет организовать Сьонед побег. Оствель был под стать ей во всем, что касалось лошадей и охраны. Рохан едва не сказал им, что после Риаллы… Трудно было поверить: через каких — то полторы-две недели все будет кончено, и Сьонед станет его женой.

Когда молодые люди ушли, принц принялся бродить между шатрами, думая о будущем. О, если бы все было уже позади и они со Сьонед возвращались в Стронгхолд, понимая и веря друг другу! Хитроумные планы, еще недавно такие волнующие, теперь только раздражали его. Он со злости пнул столб шатра, делая вид, что проверяет его прочность. Но ему никогда не удавалось обмануть самого себя.

— Ну, племянник… — Голос Андраде напугал его. — Скоро начнется твой маленький спектакль. Жду с нетерпением.

В сумерках ее лицо казалось усталым и морщинистым, а волосы — тусклыми и пыльными.

— Надеюсь, сегодня в шатре ты как следует выспишься, — участливо сказал он.

— Я не смогу спать спокойно, пока вы со Сьонед… — Она внезапно умолкла.

— Нет, надо подождать, пока ты не завершишь свою интригу.

— Неужели это когда-нибудь закончится?

— Для тебя — может быть, но не для верховного принца. Я ждала тебя. Думала, ты захочешь расспросить меня о Ролстре. Будем исходить из того, что благодаря шпионам он знает о тебе все. — Казалось, какая-то мысль преследует Андраде, но она взяла себя в руки и холодно добавила:

— Впрочем, возможно, он знает только то, что входило в твои планы.

Рохан взял тетку под руку, и они пошли по лагерю.

— Больше всего меня интересуют его дочери.

— Еще бы… В замке Крэг их держат взаперти, поэтому могу себе представить, как они рвутся на свободу. Их семнадцать, но тебе придется выбирать только между четырьмя законными, так что остальных можно не принимать в расчет.

— Я хочу посмотреть на всех. Чем больше, тем лучше.

— Словно дракон в стаде, — улыбнулась она. — Я начинаю видеть в тебе отцовские черты. Милый мальчик с каждым днем становится все более безжалостным. Так как у этих девушек вряд ли есть сердца, ты не разобьешь их, а только ранишь гордость. Правда, это еще опаснее.

— Твоя гордость тоже ранена, — осторожно, напомнил он. — Удалось что — нибудь узнать о фарадиме, который работает на Ролстру?

— Пока нет, но я это сделаю, — зловеще пообещала она. — Верховный ответит за все. Я подожду, пока ты закончишь свою игру, а потом сама займусь им.

— Он использовал твоего «Гонца Солнца», чтобы шпионить за мной, и в долгу перед нами обоими. Но расскажи мне о дочерях принца…

Андраде говорила долго, а Рохан внимательно слушал. Найдра была хорошенькой, безмятежной и уступчивой, Ленала глупой как пробка, так что о ней и говорить нечего. А вот с Янте и Пандсалой нужно было держать ухо востро.

— Янте — самая красивая из них и, кажется, самая умная, поскольку уже давно мечтает выйти за тебя. Я не удивлюсь, если как-нибудь ночью она попытается проникнуть к тебе в шатер. Что касается Пандсалы, то судя по тому, что мне рассказывали, она мало чем уступает сестре, а кое в чем и превосходит ее.

— Кто рассказывал? — спросил принц, заранее зная, что ответа не будет.

— Не имеет значения. Береги чувства Сьонед. Мы с Тобин сделаем все, чтобы защитить ее от их злобы. Ты уже решил, когда и где завершишь свою комедию?

— Посмотрим, как станут развиваться события, — уклончиво ответил он. — О, кажется, съестным запахло!

— Когда-нибудь тебе все-таки придется ответить прямо… Да, пахнет едой. Я ужасно проголодалась. Сегодня вечером ко мне придут Чейн и Тобин. Ты сделаешь мне большое одолжение, если присоединишься к семейному обеду. Поговорим о чем — нибудь интересном. У меня больше нет сил смотреть на этих воркующих голубков.

Рохан покинул шатер тетки поздно вечером, когда весь лагерь уже спал. Принц пытался восстановить чувство свободы, не оставлявшее его во время путешествия, но все было тщетно. Разговор за обедом шел только о предстоящей Риалле. Завтра они достигнут Виза, а на следующий день принцы начнут переговоры. Рохан медленно подошел к своему шатру и немного постоял, задумчиво глядя на позолоченные шесты, украшенные стилизованными головами драконов. Оствель приказал охране сегодня ночью не отходить от шатра принца. Хорошая репетиция перед Риаллой… Один из стражей остановился, чтобы приветствовать Рохана.

— Идете отдыхать, милорд?

— Нет. Пока нет.

— Хорошо, милорд. — Он, отдал честь и продолжил обход.

На последней Риалле за Роханом никто не следил, потому что все взгляды были направлены на его отца. Больше принц не сможет пойти куда хочется: он станет центром всеобщего внимания, люди будут следить за каждым его шагом, анализировать каждое слово, комментировать каждый жест… Чувствуя себя подавленным, Рохан внезапно повернулся и пошел к реке.

Принц стоял на берегу, глядя в черную воду. Луны еще не взошли, и свет звезд пробивался сквозь клочковатые облака. Деревья отбрасывали темные тени, достигавшие противоположного берега, ветерок шептал в листве, откликаясь на тихий шелест воды. Приближалась осень. Рохан поежился и потер руки, чтобы согреться. Он не привык к местам, где много воды, буйных хлебов и тучных стад. Ему был более сродни прожигающий до костей зной Пустыни, яростный зимний ветер с Долгих Песков, способный сорвать плоть с костей и бесследно похоронить скелет. Даже драконы выбирают климат помягче… Рохан резко повернулся боком к ветру и сжался в комок.

Это спасло ему жизнь. В пальце от ребер принца пролетел нож, со свистом рассекая воздух. Рохан инстинктивно пригнулся, выхватил кинжал и вперился в темноту. Второй нож едва не задел голову Рохана, и он проклял свои золотистые волосы, светившиеся даже в безлунную ночь. Ближайшее укрытие было в двадцати шагах вверх до склону. Единственное, что ему оставалось, это превратиться в тень.

Пропищала какая-то птица, яростно .завозились потревоженные маленькие зверьки. Рохан замер… Когда ночные звуки затихли и перестали нарушать равномерный шум воды, он смахнул со лба холодный пот и медленно поднялся на ноги.

Если у убийцы хватило смелости остаться в засаде, принца, представлявшего собой идеальную мишень, ждала неминуемая смерть… Нет, все спокойно. Он подождал минуту, а затем принялся обследовать берег реки. Из грязи торчала тонкая рукоятка метательного ножа, пролетевшего мимо в тот миг, когда Рохан пригнулся. Он выдернул клинок и затаив дыхание провел пальцем по прекрасному гладкому лезвию. 0но оказалось сделанным не из стали, а из стекла.

Принц спрятал нож и кинжал за голенище и вернулся в шатер. Вальвис дремал в углу около лампы. Рохан поднес нож к свету и без удивления увидел характерную зазубрину на лезвии, мешавшую выдернуть его из тела жертвы. Рукоятка была оплетена тонкими ремешками коричневой кожи, клинок отливал зеленоватым блеском. Жестко усмехнувшись, Рохан спрятал нож в мешок, подальше от глаз оруженосца, слуг и стражей.

Предупреждение меридов, подумал он, завертываясь в одеяло. На древнем языке слово «мерида» и означало «нежный нож». Нежный — потому что острое стеклянное лезвие было оружием быстрым и смертоносным. Мериды представляли собой гильдию убийц, умелых и молчаливых. Смерть Рохана как нельзя лучше устроила бы их, но, потерпев неудачу, они намеренно оставили нож на месте преступления, напоминая ему: мы рядом, мы готовы… Мериды пытались заставить его занервничать и начать ошибаться. Рохан улыбнулся и вытянулся под одеялом. Новое препятствие только возбудило его и добавило решимости выйти победителем из предстоящей схватки ума и нервов. Если мериды хотели испугать принца, то это им не удалось.

Остановив лошадь на вершине холма, Сьонед с интересом рассматривала огромный лагерь. Другие принцы прибыли раньше и успели установить свои шатры. Сьонед описывала их Ками и Оствелю, приехавшим осмотреть территорию до того, как прибудет караван Рохана.

— Желтые купола за лесом — это принц Саумер Изельский. Он пытается держаться как можно дальше от принца Волога. На одном острове им тесно, да и на Риалле тоже. Оранжевые шатры — принца Даррикена. Этот любитель солнца будет загорать подальше от деревьев.

— Кто рассказал тебе об этом? — спросила Ками. — Уриваль?

— Принцесса Милар. Пошли дальше… Красные — это принц Виссарион из Криба, те дурацкие розовые принадлежат Селдину Гиладскому, а зеленые — Чейлу из Оссетии. Это просто. Ками, ты помнишь, как нас удивила зеленая форма, когда мы впервые приехали в Крепость Богини?

Она без труда различала цвета и их владельцев. Как хорошо, что Милар успела посвятить ее в эти тонкости! Алый, черный, бирюзовый ее родного Сира… Она знала их все. Однако фиолетовых шатров верховного принца не было и в помине. Не услышав имени Ролстры, Оствель с любопытством поглядел на нее.

— Верховный собирается устроить торжественный выход?

— Обязательно устроит, — подтвердила Сьонед. — Завтра утром он причалит к берегу Фаолейна и организует пышное зрелище. Правда, похоже на карнавал, где ни один цвет не сочетается с другим?

— Как и люди, — заметила Камигвен. — Особенно принцессы. Нет, Сьонед, я не могу успокоиться! Ты позволила служанкам Милар сшить себе только два платья. Два, когда тебе понадобится в пять раз больше! — Девушка повернулась в седле. У нее горели глаза. — Мы старые подруги. Ты же знаешь, как я желаю тебе счастья. Почему ты ничего не делаешь, чтобы сохранить его?

— Если он как следует налюбуется на принцесс и все же выберет меня, я буду знать, что он действительно хочет этого.

— К черту принцесс! — взорвалась Камигвен.

— Почти все остальные уже собрались, — перебил Оствель. — Мы должны подыскать подходящее место для ночлега. Потом договоришь, Ками, пора за работу.

— Что же я могу поделать, если ей все равно?

Она хмуро последовала за Оствелем. Сьонед, покусывая губы, принялась рассматривать разноцветный лагерь.

К вечеру весь караван Пустыни был размещен в голубых шатрах. Выполнив обзанноcти по отношению к Камигвен, Сьонед ускользнула из лагеря. Официальное открытие Риаллы состоится только завтра, после прибытия верховного принца, и с этой минуты Сьонед придется стать глазами, ушами и языком Рохана. Она должна будет делать вид, что равнодушна к нему, будет вести себя скромно и сдержанно — как на людях, так и наедине с принцем — и подавлять желание содрать кожу с дочерей Ролстры и разорвать ее на мелкие кусочки…

Но больше всего ее волновал фарадим-перебежчик. Андраде расспрашивала ее во время пути, но Сьонед мало что могла добавить. Она была уверена, что в ту ночь, когда Тобин попала в ловушку, без помощи «Гонца Солнца» не обошлось. Жаль, что она не знала, как найти и опознать предателя. Сердце Сьонед замирало от жалости при воспоминании о страстной мольбе изменника простить его.

С заходом солнца повсюду зажгли огромные цветные фонари. Стража не останавливала Сьонед, видя ее кольца, и девушка наблюдала за тенями ничего не подозревавших людей. В одном из алых шатров мужчина заключил женщину в объятия, затем прозвучал смех, и свет погас. В бирюзовом шатре один мужчина сердился на другого и размахивал руками. Второй сгибался все ниже и ниже, пока не упал на колени и не склонил голову. Что-то она увидит позже? Особенно хотелось заглянуть в голубой шатер Рохана.

Она вернулась в свой лагерь и села на табуретку у шатра, который делила с тремя другими женщинами-фарадимами. Перед ней стояла жаровня с пылающими углями. Их свет заставил вспыхнуть зеленым огнем изумруд на ее пальце. Сьонед вытянула руки и стала пристально рассматривать свои кольца. Теперь их было восемь, но только семь колец были заслужены ею на поприще «Гонца Солнца». Она до сих пор не знала, почему согласилась играть роль простого фарадима. Вернее, знала, но боялась об этом думать. Разве было что-нибудь такое, чего бы она не сделала для Рохана? Уриваль прав: надо быть осторожной. И все же она использует свой дар, чтобы помочь Рохану, каковы бы ни были его истинные намерения. Ее власть над солнечным и лунным светом — ничто по сравнению с той властью, которую имеет над ней юный принц.

А если он заставит ее играть ту же роль, которую играл при Ролстре несчастный перебежчик? Пусть… Человек ненавидит рабство, но свое добровольное рабство Сьонед благословляла. Она вновь поглядела на изумруд. Как рассказывала Тобин, этот камень принадлежал их семье с незапамятных времен и обладал собственной магической силой. Зеленый, под цвет ее глаз, подумала девушка, ругая Рохана за то, что тот опять выставил ее на всеобщее обозрение.

Затем внимание Сьонед привлекли золотые кольца, и мысли ее тут же обратились к тайне замурованной пещеры. Если Рохан прав, то это открытие в корне изменит всю жизнь Пустыни. С таким богатством он сможет покупать для себя и своих людей все, что пожелает, даже целые страны вместе с их принцами. И принцессами, добавила она с гримасой отвращения. Каждый имеет свою цену.

Сьонед всю жизнь думала, что к ней это не относится, думала, ничто на свете не заставит ее изменить своему дару, как поступал кое-кто из фарадимов. Но жизнь оказалась сильнее. Щеки девушки вспыхнули, и она повернулась к огню. Знание того, что ради Рохана она готова на все, пугало Сьонед. Конечно, принц никогда не попросит ее ни о чем дурном, утешала она себя, но тем горше было сознавать, что ради него она предала бы что угодно и кого угодно…

— Сьонед… — Влажная трава заглушила звук его шагов. Пока Рохан садился рядом, девушка убрала руки от жаровни, но не отвела глаз от изумруда. — Уже поздно. Почему ты не спишь? Устала? Путешествие было долгим. Думаю, Камигвен и для тебя нашла работу.

— Мне не хочется спать.

— Мне тоже. Завтра прибудет Ролстра. Я волнуюсь.

— Уверена, ты знаешь, что собираешься делать. Ее взгляд был устремлен на прекрасные загорелые руки, которые принц пытался согреть у жаровни.

— Более или менее. Но все может измениться, когда я встречусь с ним лицом к лицу, как принц с принцем. А вдруг он видит меня насквозь?

— Если те, кто любит и знает тебя, не верят собственным глазам, то что сможет понять посторонний?

— О, я дурачил свою семью годами, — беспечно откликнулся Рохан, и Сьонед поняла, что он не услышал горечи, прозвучавшей в ее вопросе.

— Сьонед, что сбудет, если у меня ничего не получится? Мне нужен договор, иначе я не смогу начать строить новую жизнь.

— Если ты действительно хочешь этого, то найдешь путь к успеху.

Ответ был банальным до пошлости, и девушка почувствовала отвращение к себе.

— Сьонед, пожалуйста, посмотри на меня. Сама того не желая, она покорно подняла глаза. Во взгляде принца горел Огонь, лицо казалось высеченным из золота.

— Мне нужно, чтобы и ты хотела того же. Раньше это было нужно только мне и моему народу. А теперь оно стало нужным и тебе. Цена человека не ниже цены страны.

Сначала она сомневалась, но вдруг решилась.

— Нам было трудно, а будет еще труднее. Пройдет немало времени, прежде чем все изменится к лучшему. Помнишь, что ты мне говорил во время Избиения? Я могу притвориться кем угодно, но не стану изменять прошлое, даже если бы и могла. Ты должен доверять мне.

Принц смотрел на девушку так долго, что ее бросило в дрожь.

— Скажи мне одну вещь, — наконец промолвил он.

— Какую? — осторожно спросила она.

— Что ты меня любишь. Сьонед с трудом отвела взгляд от его невыносимо притягательных глаз. Язык прилип к гортани.

— Да, я все знаю. Но мне нужно услышать это от тебя, Сьонед. Я и сам должен многое сказать тебе. Возможно, ближайшие дни обойдутся дороже, чем мы думаем, но я верю, что в конце концов все окупится. А потом мы поедем домой и будем любить друг друга; Наша любовь еще не начиналась. Придется немного подождать, пока мы не окажемся у себя. Но настоящая жизнь начнется лишь тогда, когда я смогу навечно убрать меч в ножны. Лишь тогда мы сможем…

— Ваше высочество… — Кто-то окликнул Рохана, и принц умолк. Он встал и провел ладонью по волосам Сьонед.

— Да, лорд Эльтанин. Простите, я совсем забыл, что мы должны были поговорить. Пройдем в мой шатер. Полагаю, там будет удобнее. — Жаровня бросила прощальный отсвет на его лицо.

Сьонед вошла к себе, бросилась на ложе, но заснуть так и не смогла.

На рассвете она встала и принялась надевать костюм для верховой езды, стараясь не разбудить других фарадимов. Но стоило ей надеть сапоги, как лагерь огласился шумом, как перед кавалерийской атакой. Звон мечей, грохот подошв и копыт, громкие, короткие приказы… Сьонед отдернула полог, изумленная небывалой суматохой.

— Что случилось? — вскочила растрепанная Камигвен. — Почему они так носятся и галдят?

Другие «Гонцы Солнца», не успев толком проснуться, принялись гадать, в чем дело. Никто ничего не понимал, но тут к шатру примчался Оствель и еще на бегу выкрикнул:

— Все одевайтесь! Побыстрее!

— Что, стряслась какая-то беда? — спросила ошарашенная Ками.

— Как посмотреть, — загадочно ответил Оствель и побежал назад, оставив их в еще большем недоумении.

Ками оделась и последовала за Сьонед. Толпа воинов во главе с Оствелем направлялась к реке. Девушки услышали, как он приказал стражникам построиться.

— Застегни тунику, ты, баба! Равняйсь! Смотреть веселее, даже если кто и не успел проснуться!

Когда шеренга с грехом пополам выровнялась, Оствель оглянулся, заметил фарадимов и иронически приветствовал их:

— Доброе утро, леди. Вы как раз вовремя, чтобы присоединиться к остальным смертным. Прибывает верховный принц.

— И из-за этого вся кутерьма? — удивилась Ками, глядя на царившую вокруг суматоху.

— Что бы ни было, а воины Пустыни никому не должны показаться шайкой отребья, увешанного оружием, — сурово ответил он, отдал приказ, и отряд зашагал к реке. Фарадимы последовали за ним, довольные тем, что смогут пробраться через толпу.

Выше по реке показались фиолетовые паруса, едва надутые слабым утренним ветерком. Считалось, что Ролстра прибудет позднее, но Сьонед подозревала, что он нарочно приплыл на рассвете. Как видно, любимым занятием принцев было выводить людей из равновесия. Барка обогнула небольшую излучину и медленно направилась к пристани. Огромная, выкрашенная в белый, золотистый и фиолетовый цвета, она легко могла принять на борт сотню человек. — Ты только взгляни на нее! — прошептала Камигвен.

Человек, стоявший рядом, фыркнул.

— Гляньте-ка ни фигуру на носу! У кого драконы, у кого морские страшилища, а его высочество меняет фигуры так же часто, как и любовниц. Говорят, у этой последней, которая с ним, преогромный живот!

Хотя Сьонед интересовала не столько любовница Ролстры, сколько его дочери, она внимательно посмотрела на великолепную резьбу. Если мастеру удалось добиться «портретного сходства, то любовница верховного принца была настоящей красавицей. Барка развернулась боком, и оказалось, что верхняя палуба заполнена людьми. Прошло еще несколько минут, и Сьонед стала различать лица. Большинство их принадлежало женщинам. А вот и дама, похожая на носовую фигуру! Да, она действительно на последнем месяце беременности… Рядом с ней стояли другие молодые женщины — изящные, элегантные, с высокими прическами, усыпанными драгоценностями, в белых платьях с фиолетовой отделкой. Четверо были темноволосы, пятая блондинка, а шестая — с волосами цвета тусклой меди. Все они были прекрасны.

Сам Ролстра производил еще более величественное впечатление, чем его корабль. Высокий, в белом плаще и фиолетовой тунике, он стоял на верхней палубе и приветственно помахивал толпе. Но Сьонед, не спускавшая с принца глаз, видела, что его взгляд разыскивает кого-то в толпе. И она знала, кого.

— А вот и Сам, — промолвил сосед. — Чтоб мне сожрать потроха моего хозяина, если Его сука не готова ощениться еще одной девчонкой! Принцессы — настоящие красотки, не хуже чистопородных кобыл лорда Чейналя, и так же бьют копытами, стремясь покинуть стойло ради лучшего у принца Рохана. Простите меня, леди, но я прямо говорю то, что думаю. Семнадцать дочерей, это же надо! Затащить к себе в постель стольких женщин и не сделать с ними ни одного мальчика… Нет, есть справедливость в дарах Богини! Я рад, что мой хозяин счастливо женат. Я бы не хотел, чтобы одна из принцевых сучонок стала моей хозяйкой, и это чистейшая правда. Простите меня за подобные выражения в присутствии нежно воспитанных леди-фарадимов! Пойдемте со мной, если хотите увидеть весь спектакль. Я буду сопровождать вас и покажу вам своего хозяина и всех остальных, пришедших приветствовать Самого!

— Очень любезно с твоей стороны, — с ослепительной улыбкой ответила Камигвен. — Тем более, что наш сопровождающий куда-то пропал. Веди нас!

— Заступничество «Гонца Солнца» приносит благословение Богини, — ответил тот, обнажая в улыбке щербатые зубы. — Но, по правде говоря, мне больше нравится быть в компании хорошеньких женщин!

Он прокладывал им путь, расталкивал других и в ответ на все протесты рычал только одно слово: «Фарадимы!» Сьонед прятала улыбку, потому что прекрасно понимала: предоставляя им защиту и удобное место для наблюдения, он получал возможность самому пробраться поближе. Девушки оказались у самой пристани, и Сьонед принялась разыскивать Рохана в толпе высокорожденных. На небольшом причале негде было упасть яблоку. Леди Андраде стояла рядом с Тобин и Чейном. Но светловолосой головы Рохана поблизости не было…

Верховный принц Ролстра и его любовница спустились с верхней палубы, его дочери последовали за ними. Барка плавно причалила к пристани, раздался звук фанфар, и восемь молодых людей в одежде, украшенной красными и желтыми цветами лорда города Виза, ответили трубачам барабанным боем. Сопровождавший девушек прорвался в передний ряд, и Сьонед еще раз оглядела деревянный настил. Нет, Рохан исчез. Богиня, какое легкомыслие! Негоже опаздывать на встречу верховного принца, но еще хуже совсем пропустить ее. Не было никаких причин так оскорблять Ролстру…

Стоило принцу шагнуть на причал, как все высокорожденные опустились на одно колено. Все, кроме Андраде, которая только наклонила голову. Ролстра изящно повелел всем встать. Одни лица были почтительными, другие — сдержанными. Яркие серые глаза лорда Чейналя не выражали никаких чувств, а принцесса Тобин напоминала изваяние изо льда, облаченное в бело-красные цвета ее мужа. Ролстра приветливо улыбнулся всем собравшимся, а затем обернулся к Андраде.

Когда принц представил леди Крепости Богини свою любовницу, та улыбнулась с такой ядовитой сладостью, что это видели даже в самых дальних рядах. Сьонед и Камигвен прыснули.

— Я дорого дала бы, чтобы услышать их слова, — прошептала Сьонед, и сопровождавший их мужчина усмехнулся.

Вдруг у ступеней пристани возникла какая-то суматоха, и все взгляды немедленно обратились туда.

— Дорогу! Дайте дорогу! — надрывался какой-то человек. — Пропустите его высочество принца Рохана!

Сьонед зажала рот рукой, чтобы не захохотать во все горло. Нет, она не боялась, что ее услышат в гуле недоуменных и возмущенных голосов. Появление Рохана граничило с дерзостью. Он взбежал на причал, перепрыгивая сразу через две ступеньки, поправил манжеты рубашки и быстро пригладил волосы, как будто не успел причесаться. Эффект был потрясающий, и Сьонед возликовала. Рохан опоздал специально, чтобы не преклонять колено перед верховным принцем…

Придя к тому же выводу, Андраде не могла скрыть удовольствия. Сьонед перевела взгляд на Тобин: та стояла с порозовевшими щеками и плотно сжатыми губами, но в глазах ее светилась радость. Чейналь благоразумно спрятал усмешку, прикрыв рот рукой и делая вид, что закашлялся. Смешливые искры прыгали в его серебристых глазах, когда Рохан коротко поклонился Ролстре, что было обычным знаком вежливости между принцами.

Запыхавшись, юноша произнес:

— Простите меня, кузен! Как назло, именно сегодня я проспал. Верите ли, совершенно ничего не слышал! Тетушка, почему вы не разбудили меня? — обратился он к Андраде, глядя на нее широко открытыми глазами обиженного маленького мальчика. — Что подумает обо мне верховный принц Ролстра?

— Ничего не подумает, — ласково возразил Ролстра. — Усталый молодой организм требует сна…

Рохан подарил ему самую очаровательную из своих улыбок.

— Мой отец всегда говорил, что вы великодушны к чужим ошибкам, и я рад, что вы простили мне мою…

При виде женщины, стоявшей позади Ролстры, у юноши так округлились глаза, что Андраде чуть не задохнулась. Слезы навернулись у нее на веки от едва сдерживаемого смеха.

— Вы хорошо себя чувствуете, тетушка? — заботливо спросил Рохан без всякой задней мысли.

Андраде беспомощно кивнула, и молодой человек опять обратился к Ролстре.

— Я знаю, что пристально смотреть на дам невежливо, но… — Он пожал плечами, вздохнул и снова широко раскрыл глаза.

— Это я поступил невежливо, не представив тебе своих дочерей. Подойдите сюда, — приказал Ролстра, обернувшись через плечо.

Они были представлены — Найдра, Ленала, Пандсала и Янте как принцессы, Гевина и Русалка как леди. Рохан наклонился над шестью нежными ручками и приложился губами к шести запястьям, украшенным браслетами. Найдра откровенно любовалась красотой и молодостью Рохана; Ленала была жеманна; Пандсала покраснела. Янте прямо посмотрела ему в глаза и долго не отводила взгляда. Гевина хихикнула и пожаловалась, что ей щекотно, а семнадцатилетняя Русалка быстро отдернула руку.

— Мои дочери, — со значением сказал Ролстра, когда процедура закончилась.

— Это те, кто уже достаточно велик, чтобы путешествовать со мной.

— А дома еще больше! — восхищенно воскликнул Рохан. — Как вам повезло, кузен, жить в таком цветнике! Мой отец всегда говорил, что его дочь — это величайшее сокровище, а у вас их целых семнадцать. О-о, а вы знаете мою сестру, принцессу Тобин, и ее мужа, Чейналя Радзинского?

Они были представлены. Андраде пообещала себе, что даст волю смеху, когда останется одна.

— Но вы должны быть осторожны, — продолжал Рохан, обращаясь к верховному принцу с глубочайшей заботливостью молодого человека, разговаривающего с почтенным старцем. — Мне не следует держать вас на солнцепеке. Кузен, я с нетерпением буду ждать разговора и с вами, и с вашими очаровательными дочерьми.

В ожидании, пока разобьют и обставят их шатры, верховный принц и его свита вернулись на барку. Другие принцы и лорды отправились к себе; фарс торжественной встречи закончился. Рохан сорвал банк, хотя мало кто догадывался, что игра уже началась. Спускаясь по ступенькам, Андраде заметила бледное, напряженное лицо в обрамлении рыже-золотистых волос, и у нее пропало всякое удовольствие от устроенного племянником спектакля. Потому что Сьонед не спускала с Рохана глаз, и эти глаза были ее сердцем.

Глава 11

Над ним нависало фиолетовое небо, ледяной дождь иголками впивался в тело. Он застонал, прикрыв лицо руками, на которых застыли кристаллы льда, и глубоко вдохнул влажный воздух. Тут же заболели легкие, а когда он выдохнул, боль стала еще сильнее. Итак, это наконец свершилось, отметила часть его сознания: он принял слишком большую дозу драната и умер. В этой мысли было определенное умиротворение, хотя смерть казалась более мучительной, чем жизнь. Возможно, это было правильно.

Он сквозь пальцы посмотрел на небо, состоявшее из сегментов, которые под углом сходились над головой. Но это было вовсе не небо, а фиолетовый шатер Ролстры. Не было и ледяных иголок — просто недостаток драната довел его до галлюцинаций.

Криго сел и сжал голову руками. На столе около его кровати стоял кувшин с вином. Выпив из прохладного сосуда вино, смешанное с наркотиком, он откинулся на подушки и вздрогнул от облегчения.

Криго ничего не помнил о путешествии, но единственное место, где он мог находиться, было Визом. Шатер, голоса снаружи, запах травы и реки — все это только подтверждало его догадку. Но он должен был помнить путешествие из замка Крэг вниз по Фаолейну. Разве что отсутствие наркотика, которого его специально лишили, заставило фарадима надолго потерять сознание. Отсутствие наркотика или близость смерти в ту ночь, когда он сплел лунную тропинку в Стронгхолд.

Ночь в Стронгхолде… Ему не хотелось об этом думать.

Особенно когда он вспоминал цвета фарадима, яркие и, без сомнения, принадлежавшие женщине: огненно-золотые, чтобы сжечь его, голубые как река, чтобы утопить, зеленые как лето, чтобы подчинить его своей воле, и черные — цвета яростной защиты и неотвратимого наказания. Заставляя себя восстановить эту сцену, он увидел глазами виночерпия собрание вассалов в Стронгхолде. Он делал подобное и прежде, используя глаза и уши этого человека, чтобы наблюдать за всем и рассказывать Ролстре. Но его наконец поймали. Он задохнулся, когда вновь увидел это лицо: гордые черты, слишком сильные, чтобы быть прекрасными, яростные зеленые глаза, рыже-золотистые волосы. Но память о захвате его сознания ужаснула Криго больше, чем облик этой девушки. Как мастерски она сплела лунный свет в западню и держала его в ней, пока он не воззвал к леди Андраде и не потерял сознание…

Он помедлил, чтобы успокоить биение сердца, и погрузился в наркотическое опьянение. Теперь Криго знал цвета девушки, а она, возможно, знала его. Но кто она? Виночерпий в начале пира был на кухне, поэтому Криго не видел, когда и почему она появилась за главным столом. Остальные фарадимы сидели в другом конце знаменного зала. Почему ее выделили?

— Вставай, хватит…

Звук голоса Ролстры заставил его сесть. В центре ковра стоял верховный принц, облаченный в фиолетовую тунику, величественный, властный и злой. Криго, заикаясь, произнес:

— Мой г-господин!

— Ты валялся без памяти два дня, потом очнулся, но от тебя так и не удалось добиться толку. А потом ты опять потерял сознание. Говори, что случилось той ночью!

— Я не знаю. — Он подтянул к груди худые коленки и обхватил их руками. — Я помню, что вы отдали мне приказ. Там была девушка…

— Какая девушка? Как она выглядела?

— Зеленые глаза, рыжие волосы. Из фарадимов. — Он нахмурился и постарался вновь восстановить картину. — Семь колец. Нет, шесть и изумруд, но не от Андраде. Мы… они… не носят много драгоценностей. Она была могущественна, мой господин, она поймала меня.

— Ее имя?

Криго покачал головой.

— Я не знаю.

— Не так уж много лет прошло с тех пор, как ты уехал из Крепости Богини. К тому моменту она должна была ходить в учениках. Думай, черт тебя побери! Как ее зовут?

И вдруг без всякого принуждения в его мозгу всплыл образ рыжеволосой девушки из Крепости Богини и его самого — тогда молодого «Гонца Солнца». Он помнил ее!

— Сьонед… — прошептал он.

— Сьонед, — повторил Ролстра. — Если бы убрать ее от Андраде…

— Леди здесь? — выдохнул Криго.

— Не твое дело.

Верховный принц подошел и заглянул в полупустой кувшин.

— Пей, Криго, — сказал он с холодной улыбкой. «Гонец Солнца» схватился за кувшин, как только Ролстра вышел из шатра. Андраде здесь! Но охвативший его ужас вдруг сменился радостью. Он мог уничтожить верховного принца, сообщив, что фарадим, которого давным-давно считали мертвым, жив. Эта мысль заставила Криго тихо рассмеяться. Он ухватился за нее, как наконец дождавшийся свидания любовник, но тут же снова задрожал от страха. Дранат! Ролстра никогда не привез бы его сюда, если бы боялся предательства. Криго не имел над ним власти, он был жалок и слаб. Как всегда, игру вел только верховный принц.

Утром Тобин поцеловала мужа так крепко, что он, не открывая глаз, попытался снова затащить ее в постель. Она засмеялась и стала отбиваться. Чейн поднял ресницы, и у него изумленно расширились глаза. Она была полностью одета, волосы собраны в пучок, на поясе пухлый кожаный кошелек… Чейн застонал.

— О Богиня! Ты опять разоришь меня…

— Зато прекрасно проведу время! — поддразнила она. — Успокойся, и встань, пожалуйста. Ты пропустишь восход солнца. Сам прекрасно знаешь — то, что я потрачу на ярмарке, ты выиграешь, когда придешь первым на скачках. Аккаль никому не позволит обогнать себя!

— Ты тратишь так много, что у меня просто не остается другого выхода, — засмеялся муж.

— Как ты меня хорошо знаешь! Но тут не все наше. Кое-что дала мать, да и Рохан не поскупился. Он сказал, что я могу тратить деньги как хочу, но попросил кое-что купить для Сьонед.

— Она идет с тобой?

— Конечно. — Тобин снова поцеловала его. — Опять угадал. Это означает, что я становлюсь предсказуемой. Тебе скоро станет скучно со мной, милый.

Выходя из шатра, Тобин бросила ему одежду. Теплый солнечный свет и аромат незнакомых запахов заставили ее чихнуть. Принцесса пошла к шатру, в котором ее ждали Сьонед и Камигвен. С ними был молодой фарадим, представленный ей как Меат.

— Если ваше высочество согласны, то я буду сегодня сопровождать вас, — сказал он с поклоном, не менее элегантным, чем у Чейна.

— Очень мило с вашей стороны, — ответила Тобин. — Вы будете нести покупки. Меат вздохнул.

— Именно это и имела в виду Ками, ваше высочество…

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы обращались ко мне по имени, называли на «ты» и забыли о титулах, — сказала Тобин, когда они направились в путь.

— Спасибо, — застенчиво сказала Камигвен. — Друзья называют меня Ками… Клянусь Богиней, если Сьонед не пообещает купить себе что-нибудь, я расскажу, как ее дразнили в детстве!

— Не смей! — со смехом запротестовала Сьонед. — Учти, я о тебе знаю не меньше. И перестань волноваться: я собираюсь потратить все до последней монеты. Я никогда не была на ярмарке. Неужели все, о чем нам говорили, случится, ва… Тобин? — с улыбкой поправилась она.

— И даже больше, — пообещала принцесса.

Они присоединились к веренице людей, ожидавших очереди, чтобы пройти по мосту на ярмарку. У пристани покачивалась на воде барка верховного принца. Как ни странно, фиолетовые паруса не были спущены. Тобин отвела взгляд, чтобы какие — нибудь политические соображения не испортили первый день Риаллы.

— Пожалуйста, девочки, присмотрите что-нибудь для моих сыновей. У нас в Радзине тоже хватает товаров, но я хочу подыскать для них что-нибудь особенное.

Меат принялся плечом прокладывать им дорогу сквозь толпу в передний ряд, но Тобин объяснила, что сегодня все равны и не имеет смысла тратить время на глупые прения о достоинстве и престиже. Такие формальности уместны в других местах, а на ярмарке все равны. Когда они пересекали мост, мрачная Камигвен не смотрела ни вправо, ни влево. Заметив это, Тобин улыбнулась.

— С тебя достаточно одного вида воды, верно?

— Не могу смотреть без содрогания, как волны ударяются о скалы.

— А как ты, Сьонед?

— Вы никогда не заставите ее признаться, — хихикнул Меат.

— Я привыкла к этому, когда жила дома!, — объяснила девушка. — Имение моего отца называлось Речной Поток, поэтому я все детство провела у воды.

У Тобин поползли вверх брови. Речной Поток был имением семьи принцев Сира: таким образом, кровь Сьонед была намного благороднее, чем думала леди Радзинская. Для нее это не имело особого значения, но в глазах вассалов невеста благородного происхождения была намного предпочтительнее безродной фарадимки. Она напомнила себе, что не мешало бы широко распространить важную новость, и удивилась, почему Рохан и Андраде до сих пор не сделали этого.

Меат оказался превосходной вьючной лошадью. На ярмарку везли товары отовсюду, и у Тобин разбегались глаза. Камигвен тоже внесла свою лепту. Иголки, нитки для вышивания, свечи, посуда, фиронский хрусталь, ларцы, оловянные коробочки для специй… Обе женщины без устали покупали все подряд и передавали упакованные покупки Меату. Вначале он рассовывал их по карманам, но вскоре там уже не было места, и фарадим достал мешок. Тот быстро заполнился, и пришлось купить другой. В конце концов Тобин приказала купцам отправлять покупки прямо в шатры принца Рохана, и в глазах Меата вспыхнула горячая благодарность.

Сьонед перебирала товары, но ничего не покупала. Правда, в полдень она угостила всех вкуснейшей едой: свежим хлебом, фруктами, сыром — и вручила каждому по маленькой бутылочке вина из моховики. Они присели поесть под навесом у реки, смеясь над рассуждениями Меата, поддерживается ли свод деревянными балками или покоится на цветущих виноградных лозах.

Сьонед открыла вино, сказав:

— Такое вино делают в нашей части Сира. Я не пробовала его с тех пор, как была девочкой. — Она сделала хороший глоток, прикрыла глаза и счастливо рассмеялась:

— Замечательно!

— Тогда поскорее откройте мою бутылку, — сказал Меат. — У меня в глотке сухо, как в Пустыне!

Они засиделись под навесом, наслаждаясь прохладным ветерком с реки, напоенным запахом росших над их головами красных и голубых цветов. Мимо то и дело проходили знатные посетители, и Тобин, отвечая на приветствия, объясняла своим попутчикам, кто есть кто. Сьонед многое узнала о людях, с которыми ей придется общаться в качестве хозяйки замка Стронгхолд. А три было мало — разве что самые знатные, те, кто был в фаворе у своих принцев, или молодые, искавшие себе невест — как лорд Эльтанин из Пустыни. Тобин спросила Сьонед, почему здесь нет ее брата, крупнейшего из вассалов принца Сирского.

Девушка высокомерно улыбнулась. — Давви покидает Речной Поток только раз в год, чтобы заплатить подати принцу Халдору в Верхнем Кирате. Я думаю, его жена боится, что в их отсутствие все растащат по зернышку. Она довольно прижимиста.

— Прижимиста! — фыркнула Ками. — Скажи лучше, что скупее леди Вислы нет никого на континенте! Она пожалела приданого, и поэтому тебя отправили в Крепость Богини. И с тех пор от нее не поступало ни одного приглашения посетить родной дом, — объяснила она Тобин.

— Я слышала, что Речной Поток — прекрасное имение, — сказала принцесса, думая про себя: слава Богине, что Сьонед не имеет связей с Сиром. Тем беззаветнее она отдастся делам Пустыни и Стронгхолда… Тобин встала и расправила юбки. — Мне все-таки надо найти что-нибудь для мальчиков. И Сьонед ничего не купила, кроме завтрака.

Камигвен тронула за плечо лежавшего ничком Меата.

— Просыпайся, нам надо идти.

— Гм-м… — Он очнулся от дремоты. — О, простите. Ведите меня, леди. У старой лошади еще остались силы, но вечером ее нужно будет хорошо накормить и напоить.

— А заодно и причесать. Попробуй убедить в этом Хилдрет, — поддразнила Сьонед, и Меат попытался скрыть краску, в которую его вогнало упоминание о хорошенькой фарадимке.

Вернувшись на ярмарку, Камигвен вскрикнула от удовольствия при виде лютен и сразу купила одну, украшенную инкрустацией из копыт лося. Тобин подошла к другому прилавку, восхищаясь многоцветием шелковых лент, но ее отвлек взволнованный возглас Сьонед, донесшийся из лавки с игрушками. Она присмотрела пару вырезанных из дерева всадников, один из которых был одет в красную тунику и белый плащ, а другой — в противоположное сочетание цветов.

— Седла настоящие кожаные, — сказала ей Сьонед. — Посмотри, подпруга застегивается, мечи вытаскиваются из ножен, а головы и руки двигаются! Это ли не чудо?

Каждый всадник был высотой в две ладони, качество работы — лучше не бывает. Тобин знала, что близнецы придут в восторг;

— И к тому же цвета Чейна! Спасибо, что нашла их, Сьонед! — Взглянув на зардевшегося от похвалы игрушечных дел мастера, она спросила:

— Сколько ты хочешь за них?

Пока они торговались, Сьонед облюбовала другую игрушку. Тобин краешком глаза наблюдала, как девушка восхищалась прекрасной глиняной куклой, одетой по последней моде. Большие голубые глаза смотрели с хорошенького личика, обрамленного короной волос из прекрасных шелковых нитей, заплетенных в золотистые косы.

— Жаль, что у меня нет знакомых, у которых была бы маленькая дочка, — грустно сказала Сьонед.

— Ты и сама могла бы… — как можно мягче ответила Тобин.

— Разумная цена, миледи, — сказал игрушечных дел мастер, предчувствуя еще одну покупку. — Удовольствие для любого ребенка. У меня есть для нее запасное платье. Видите? — Он вытащил из коробки розовое шелковое платье, украшенное кусочками хрусталя. — Посмотрите, как оно подходит к ее ожерелью,

— сказал он. — Какой же маленькой леди не понравится такая кукла? Если сейчас у вас нет девочки, то когда-нибудь будет. Вы только представьте себе дочку, играющую этой замечательной куклой.

Улыбка тронула уголки губ Сьонед. Но не успела девушка ответить, как кто

— то толкнул ее сзади, и кукла упала. Слава Богине, она осталась цела. Сьонед ахнула и обернулась, сердито нахмурив брови.

— Ах, как неловко! — воскликнул резкий голос. Но ледяное выражение лица Тобин сделало свое дело: тон невежи сразу стал масляным и медоточивым. — Прости меня, кузина! Кто-то толкнул нас.

— Ничего страшного, — ответила Тобин, глядя в большие карие глаза Пандсалы. — Мои кузины, — после паузы, прозвучавшей, как оскорбление, представила она попутчикам Пандсалу и Янте. Она познакомилась с ними вчера на пристани и невзлюбила с первого взгляда. Представить кого-нибудь из них женой Рохана было немыслимо.

— Как мудро ты поступила, что взяла в помощь служанку, — сказала Янте, бросив быстрый взгляд на Сьонед. — Мы с Салой думали только пройтись, но увидели столько замечательных вещей, что нагрузились, как вьючные лошади.

Тобин выпустила шипы, но голос ее остался таким же медовым.

— Я знаю, что в замке Крэг вы жили очень уединенно, — ответила она Янте,

— но все же вам следовало узнать кольца фарадима. Позвольте представить вам леди Сьонед.

— О, простите, — сказала Янте. — Я не разглядела ваши пальцы за одеждой куклы.

Это была наглая ложь, поскольку изумруд сиял так, что его невозможно было не заметить. Девушка приветливо улыбнулась, но в глазах ее загорелся опасный блеск. А Тобин между тем продолжала:

— Мы как раз выбирали подарки детям. Может быть, вы что-нибудь посоветуете нам? У вас ведь столько маленьких сестер. Несомненно, вы привыкли играть их игрушками… с целью развлечь детей, разумеется.

Удар был нанесен метко, но Янте быстро предприняла контрвыпад.

— Сьонед? — повторила она. — О, разумеется! «Гонец Солнца», подобранный леди Андраде в качестве невесты для принца Рохана. Вся Риалла только об этом и говорит.

Пандсала подтолкнула сестру.

— Янте, ты смущаешь ее.

— Ничуть, — холодно ответила Сьонед. — Некоторые связывают нас, однако… Принцесса Тобин обожает своего брата, но, похоже, у нас разные вкусы. — Она замолчала, изящно пожав плечиком, что можно было понимать как угодно.

Тобин восхитилась ее инстинктом самосохранения, но все-таки решила прийти на помощь.

— Да, мужчины такие недалекие! Учить их мудрости приходится женщинам, и ты, Сьонед, могла бы сделать это лучше, чем кто-нибудь другой. Но нехорошо сплетничать о пристрастиях собственного брата, — добавила она, давая понять, что могла бы сказать очень многое.

— Похоже, принц Рохан — главная достопримечательность Риаллы, — с притворной застенчивостью сказала Янте. — Надеюсь, что вы найдете игрушки, которые вам понравятся. Пойдем, Сала.

Пара направилась дальше и исчезла в толпе. Тобин сосчитала до десяти, чтобы перевести дух, и шепотом произнесла ругательство, которое могло бы вогнать в краску ее мужа, если бы принцесса научилась ему не от него… Улыбка Сьонед застыла, густые ресницы нависли над гневно расширившимися глазами.

— Обе они сучки, — сказала Тобин. — Мы им отплатим, не сомневайся.

— Он не сможет жениться на одной из них и долго прожить после рождения сына. Но… О Богиня! Тобин, они так прекрасны…

Камигвен подошла, с триумфом неся лютню, и Сьонед принялась лихорадочно восхищаться инструментом. Тобин, поклявшаяся не позволить принцевым сучкам испортить Сьонед праздник, быстро придумала план. Она заплатила за двух всадников, приказав завернуть их и отправить в шатер Рохана.

— Заверни также и куклу, — велела она мастеру. — Сьонед, Ками, сейчас мы идем к ювелирам, а затем…

— Нет, спасибо, — пробормотала Сьонед, ставя куклу на прилавок. — Я уверена, что какая-нибудь маленькая девочка очень ее полюбит. Я постарше, и игрушки у меня другие… Ками, кажется, ты купила то, о чем мечтала.

Планы Тобин развеялись как полуденный ветерок, когда они с Камигвен двинулись за Сьонед. Меат молча шел следом. Они миновали палатки, наполненные коврами, изделиями из меди, покрывалами, седлами, пергаментами… В каждом шаге Сьонед чувствовалась целеустремленность. Она остановилась только один раз, купила голубую свечку, а затем продолжила путь, не обращая внимания ни на выставленную мебель, ни на изделия из кожи, ни на цветное стекло. Наконец она подошла к лавке продавца шелка, осмотрела его товар, а затем властно указала на рулон, едва видневшийся в конце палатки.

— Я хочу взглянуть на этот, — сказала она купцу. Он смерил девушку взглядом, обескураженный ее простой одеждой. Тобин, стоявшая позади Сьонед, подала ему знак, подняв палец и кивнув. Купец пожал плечами и достал шелк.

Тяжелый, плотный, он был кремового цвета и казался еще плотнее от серебряных цветов и лепестков, разбросанных по полю. При солнечном свете шелк казался ослепительным; при свете лампы он будет ярким, словно сотканным из звезд…

— Да, — подтвердила Сьонед. — Я его беру. Но платье должно быть готово к пиру Последнего Дня.

— Это невозможно… — пробормотал мужчина.

— Все возможно. Я пришлю кого-нибудь с фасоном, и только Богиня поможет тебе, если ты в точности не последуешь ему.

Она молча протянула руку, и Камигвен положила в нее кошелек. Сьонед отсчитала золотые монеты, взвесив их в руке.

— Остальное получишь, когда закончишь платье. Надеюсь, за эту плату стежки будут такими мелкими, что их нельзя будет увидеть.

— Да, миледи, — вздохнул купец, когда она пересыпала монеты в его жадную ладонь.

— Я тоже так думаю.

Она направилась к следующей палатке, где купила белое льняное белье — настолько же простое, насколько роскошным был шелк. Его завернули и передали Меату, который принял сверток с философским смирением и сунул его в мешок. Следующая остановка была у шатра с искрящимся фиронским хрусталем. Тамошняя уроженка, Ками торговалась с большим знанием дела, и Сьонед ушла с парой искусно гравированных кубков. У другого купца были куплены туфельки в тон платью, а когда Сьонед раздобыла бутылку отличного сирского вина, было решено, что на сегодня достаточно. Когда они возвращались по мосту, Меат притворялся, будто хромает под тяжестью поклажи.

— Нет, решено: после сегодняшнего дня подаюсь в отшельники! Подальше от женщин и еще дальше от купцов! Но должен признаться, леди, сегодня вы доставили мне громадное удовольствие. Тем, что тратили не мои деньги.

Он пошел относить покупки в шатер Тобин, а женщины направились к реке и уединились под деревом. Камигвен демонстративно села спиной к воде, держа в руках лютню.

— Ты не забыла, что Оствель не знает нот? — спросила Сьонед.

— Зато у него прекрасный голос, и он сам однажды сказал, что всегда мечтал научиться играть. Это будет ему свадебным подарком. — Ками подмигнула. — Оствель еще не знает об этом, но церемония Последнего Дня без нас не обойдется!

— Я рада, — тепло сказала Тобин. — Мы с Чейном выпьем за вас обоих. Как и за Рохана со Сьонед. И черт бы побрал этих мокрохвостых сучонок!

Фарадимы обменялись улыбками, и Камигвен сказала:

— У Сьонед есть большое преимущество перед принцессами. Они девственницы.

— До кончиков ногтей, — подтвердила Сьонед.

— Всю жизнь просидевшие взаперти в замке Крэг, — присоединилась Тобин. — Драгоценные цветочки, у которых даже брата нет, чтобы показать им разницу между девочкой и мальчиком…

— А если бы даже они и знали разницу, то не имели бы представления, что с этим знанием делать, — с лукавой улыбкой заключила Камигвен.

— Мой отец всегда говорил, что можно отличить женщину от девушки по движениям бедер, — задумчиво заметила Тобин. — Могу поклясться, что уже на следующее утро он знал, когда Чейн и я… — Она покраснела и умолкла.

— Я полагаю, это случилось до свадьбы? — не моргнув глазом, поинтересовалась Сьонед.

— Незадолго, — призналась Тобин. — Но какое имеет значение, когда ты совратишь моего брата, если все равно выйдешь за него замуж? Ох, Сьонед, это такое облегчение!

— Я всегда знала, что ты просто притворяешься, будто не хочешь выходить за Рохана! — засмеялась Камигвен и игриво подтолкнула Сьонед.

— Ничего ты не знала! Во всяком случае, не была уверена. Не разочаровывай меня, скажи, что я умею врать, а то как же я смогу одурачить остальных?

— Можешь не волноваться, меня ты почти обманула, — успокоила ее Ками. Затем она обратилась к принцессе и пояснила:

— Нет, здесь речь идет не просто об обольщении. Существуют сложные заклинания, которым никто не собирался нас обучать, пока у нас не будет по крайней мере восьми колец, и Андраде понятия не имеет о том, что мы их уже знаем. — Она вздохнула. — Я никогда не пробовала их на Оствеле, а жаль! Это было бы так забавно…

— В этом нет никакой опасности, Тобин. Просто немного Огня, сплетенного здесь и там — вот для чего нужна свеча… и ничего ты не сделаешь с человеком против его желания. Вино, и то сильнее действует… — И Сьонед подмигнула Камигвен.

— Скажи мне, чем я могу помочь? — спросила Тобин.

— Кто еще спит в его шатре?

— Оруженосец Вальвис.

— О, он не помешает. Этот, во всяком случае, на моей стороне. Если ты сможешь устроить так, что стража будет смотреть в другую сторону, я сделаю все остальное.

— Решено! — Принцесса оглянулась, чтобы увериться, что их никто не подcлушивает, а затем наклонилась поближе и сказала:

— Богиня тебе в помощь и мое благословение впридачу, но я не прочь кое-чему научиться.

Камигвен засмеялась.

— А как же ты объяснишь лорду Чейналю, где этому научилась?

— Он не осмелится спросить, — промурлыкала Тобин.

После обеда в узком кругу с принцем Клутой Луговинным и лордом Джервисом Визским, местными хозяевами, Ролстра вернулся на барку и некоторое время провел с любовницей и дочерьми. Первый день Риаллы всегда был скучным, так как никакие важные дела не делались, а весь народ толпился на ярмарке. Ролстра остановился в шатре, куда к нему приходили принцы, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Единственным преимуществом этого скучного времяпрепровождения было то, что иногда кто-нибудь намекал на важное дело, давая Ролстре пищу для размышлений. Но его шпионы работали не покладая рук, а посему ничего нового для себя он сегодня не услышал.

Однако когда в женском окружении он сел за стол, на котором стояли вино и сладости, то долгожданные новости появились, и верховный принц подумал, что сегодняшний день прошел не зря. Как было приказано, Пандсала и Янте сходили на ярмарку и Вернулись на барку со свежими впечатлениями от знакомства с леди Сьонед.

— Тощая, — фыркнула Янте, когда Палила спросила о внешности девушки. — Кожа да кости… Веснушчатая и загорелая, как головешка. Еще бы, все лето провести в Пустыне!

— Да нет, по-моему, вполне хорошенькая, — не согласилась Пандсала. — И никаких веснушек.

— Тогда, значит, пятна от грязи. Найдра оторвалась от вышивания.

— Чего еще ожидать от «Гонца Солнца»?

— Это правда, что она собирается замуж за Рохана? — задала вопрос Палила, когда Ролстра подал ей знак.

— Моя служанка разговаривала с их грумом, — отозвалась Гевина. — Они там совсем запутались. Эта девушка прибыла по приказу леди Андраде, чтобы стать невестой Рохана, но он, кажется, вовсе не горит желанием на ней жениться. Более того, она и сама не в восторге от этой затеи!

Ленала прочистила горло.

— А ведь он очень интересный молодой человек… Ролстра терпеливо посмотрел на нее.

— Как ты все замечаешь, моя дорогая…

— Гевина права, — вставила Пандсала. — Девчонка сама сегодня сказала, что еще ничего не решила. Вот дура!

— Он очень красив, — сказала Ленала, осмелевшая от поддержки отца.

Янте поднялась и сунула подушку за спину Палилы, лежавшей на бархатном диване.

— Так легче? — заботливо спросила она.

Палила застыла на месте. Ролстра обожал наблюдать за распрями своих любовниц; отношения его дочерей с Палилой были почти так же забавны. Аладра была первой действительно хорошей женщиной, которая привлекла его после смерти жены, но Ролстра слишком хорошо знал себя и понимал, что вскоре она ему наскучит. Аладра умерла… Что ж, оно и к лучшему. По крайней мере, он сохранил об этой девочке самые лучшие воспоминания. Если бы ей удалось установить в замке мир и покой, Ролстра зачах бы со скуки.

— Кажется, принцесса Тобин на ее стороне, — сказала Янте, пересев поближе к окну. — Сьонед подчеркнула это.

— Она также сказала, что Рохан не в ее вкусе, — добавила Пандсала. — Я думаю, это важнее. Не похоже, чтобы, она легко подчинилась приказу Андраде, если сама думает по-другому. По-моему, она упряма как осел.

— Она начинает мне нравиться, — медленно произнес Ролстра, следя за реакцией женщин. На губах Янте застыла презрительная улыбка, глаза Палилы сузились, а другие хором запротестовали, уверяя, что упрямая женщина непременно глупа как пробка. Принц поднял руку, призывая к молчанию. — Это не относится к вам, мои дорогие. Вы действительно преданы мне. Ее упрямство сильно облегчит нам жизнь, поскольку принц Рохан сравнит ее с вами и поймет, что иметь дело с покорной женой намного приятнее.

Палила вяло махнула рукой, и Ролстра заметил, какими толстыми и пухлыми стали ее пальцы.

— Самолюбие Рохана уязвлено равнодушием этой гордячки, — сказала она девушкам, — и ваш искренний интерес к принцу придется ему по душе. Вы должны помнить, что женщине следует быть мягкой, мои дорогие. Мужчины не любят вздорных. А Рохан очень молод. Ему хочется, чтобы его обожали, восхищались им. Все это польстит его самолюбию.

— Мне нравится, как он выглядит, — наконец додумалась Ленала.

— Мы уже все поняли, мое сокровище, — ответил ей Ролстра.

Дочери сошли на берег и разбрелись по своим шатрам, а Ролстра задержался в каюте Палилы. Вид ее вызывал у него отвращение, но чутья она не потеряла.

— Ну, и что ты об этом думаешь? — спросил он, приподняв бровь.

— Пандсала явно хочет его. Янте делает вид, что ей все равно, но переигрывает. Я бы сделала ставку на Салу.

— А ума у нее хватит?

— Она не дурочка, мой повелитель. А Янте слишком показывает свой ум… Рохан чересчур молод, чтобы по достоинству оценить умную женщину.

Ее огромное тело пряталось под покрывалом, пальцы были без колец, поскольку она не могла надеть их, а браслеты впились в запястья. Она игриво улыбалась принцу. Лицо Палилы было по-прежнему прекрасно, и Ролстру позабавила мысль о том, каким Добразом он мог бы насладиться ею даже в этом положении. Но тут он подумал о стройной загорелой девушке с рыжими волосами, которую еще не видел. Ничего, скоро увидит…

— Ты останешься со мной, мой повелитель? — спросила Палила.

— К сожалению, у меня есть дела, а то я остался бы на всю ночь, — улыбаясь, солгал принц. Он подошел к дверям, но вдруг обернулся. — Почему Пандсала?

— А почему нет?

— Раньше ты горой стояла за Янте.

— Я изменила мнение, увидев Рохана. Он не так умен и не так горд, как мне казалось.

— Возможно, ты и права. Спокойной ночи.

Глава 12

Рохан устал играть наивного принца уже на следующий день. Его раздражала эта роль, а то, что он сам придумал и поставил ее, только усугубляло раздражение. Замысел, который в начале лета казался таким многообещающим, потребовал куда больших усилий, чем он предполагал. И дело было не только во внезапном вмешательстве Сьонед. Он обдумывал этот план с детства, когда был мальчиком, привыкшим держаться незаметно (что при властном отце было легче легкого), но прислушивавшимся ко всему и учившимся у каждого встречного. После стольких лет притворства одурачить верховного принца было совсем несложно.

Но одно дело придумать что-то, а другое — воплотить его в жизнь. До момента воплощения прошло слишком много времени. Когда он отомстил дракону, убившему отца, то понял, что наделен не только изворотливым умом, но и кое — каким умением, проснувшимся в минуту смертельной опасности. Встреча со Сьонед раскрыла ему глаза на другое: существование Огня, связавшего их и готового спалить его душу. Погребальный костер, встреча с вассалами и пир в знаменном зале заставили его почувствовать вкус власти, а путешествие в Виз наделило неведомым раньше ощущением свободы. Родители больше не опекали его, он сам принимал решения, правил огромной страной… И после этого разыгрывать из себя идиота?

Рохан притворялся, что во всем слушается своих вассалов. Ничего дурного в этом не было, потому что плохих советов они не давали, но ему постоянно приходилось сдерживать себя, чтобы продолжать казаться тем, маску которого он так упорно носил. Другие принцы считали его бычком на веревочке, и слава Богине… Но постоянное напряжение изматывало его силы.

Ролстра все время демонстрировал ему своих дочерей, и это выбивало Рохана из колеи. Когда началась утренняя встреча в шатре Ролстры, на ней присутствовали Ленала и Найдра. Они подавали ему вино и смущали пристальными взглядами. Другие принцы подмигивали и подталкивали друг друга. Когда во время перерыва появились с прохладительными напитками Янте и Гевина, ухмылок и подталкиваний локтями стало еще больше. Рохан покраснел до ушей и успокоился только тогда, когда понял, что это ему на пользу. Классический дурачок не мог вести себя по-другому. Он потихоньку начинал отличать сестер друг от друга. Если ни в чем не повинные женщины Стронгхолда по сравнению со Сьонед казались наделенными одними недостатками, то что можно было сказать об этих весьма далеких от совершенства созданиях? У Гевины была привычка постоянно хихикать, Русалка вела себя так, словно Рохан был существом какой-то другой породы, и удивлялась тому, что он ест, пьет и почесывает нос, как обычные люди. Он благодарил Богиню за Сьонед с ее искренним смехом и неприятием притворства в отношениях мужчины и женщины.

Найдра была очень хорошенькой — на взгляд того, кому был по душе такой тип женщин. Но вкусы Рохана были совсем другими: он привык к золотистым волосам матери и смуглой, яркой красоте сестры, поэтому Найдра казалась ему серенькой мышкой. Принцу был неприятен ее алчный взгляд и привычка оценивающе смотреть на его лоно. Нескрываемая чувственность Сьонед избаловала Рохана, и скрытность Найдры казалась ему отвратительной.

Ленала откровенно пялилась на него. Возможно, в других условиях он счел бы эти взгляды волнующими, если бы в них сквозила хотя бы искорка ума. То ли дело Сьонед… Жаль того, кто женится на этой пустоголовой принцессе.

Что же касалось двух других, то они действительно были прекрасны. Подкрашенные, грациозные, они вели себя как женщины, а не как девушки. Пандсала держалась слегка холодно, и Рохан чувствовал, что это делается с целью заинтриговать его. В противоположность сестре, томный взгляд Янте был достаточно красноречив. Рохан был вынужден честно признаться себе, что если бы не Сьонед, он мог бы заинтересоваться Пандсалой и не сумел бы противостоять призыву Янте. Оказалось, быть молодым, здоровым и красивым принцем очень приятно…

Однако он быстро раскаялся, когда после окончания официальных переговоров остался наедине с Ролстрой.

— Мои девочки не сводят с тебя глаз, — пожал плечами верховный принц. — Я слишком долго держал их в замке Крэг, лишив возможности видеться с молодыми людьми. Знаешь, мне совсем не хотелось расставаться с ними.

Неужели он думал, что Рохан женится на всех них разом? Юный принц изобразил смущение, невнятно пробормотав, что все они очень хорошие девушки.

— Кузен, ты не поможешь мне в одном небольшом деле? Я никогда не мог понять, какая из них самая хорошенькая. Отцу разобраться в этом трудно. Я оценю твое мнение: ведь твоя мать первая красавица континента, а сестра одна из самых обворожительных женщин, которых я когда-либо видел.

Рохан отбил первый выпад, заявив, что задача слишком трудна, и перевел разговор на дороговизну кунакской шерсти и прижимистость принца Даррикена. Он привык краснеть в присутствии верховного принца, и юноше уже не составляло труда притворяться, будто мысль о дочерях Ролстры волнует его так, что он судорожно ищет спасения в решении практических, скучных, будничных проблем. А верховный принц тем временем подписывал документ за документом…

В тот день ему удалось заключить договор о замке Феруче (тот по-прежнему принадлежал Ролстре, но все земли ниже его закреплялись за Роханом), пакт о взаимной помощи на случай, если мериды начнут войну и перекроют торговые пути, и соглашение (казавшееся Ролстре блажью, но очень важное для Рохана) о том, что Марка проведет перепись драконов, когда они в следующем году полетят на север, в горы Вереш.

— Я слышал о твоем первом драконе, — сказал Ролстра. — Прекрасная работа! А сжечь его вместе с отцом и развеять их пепел над Пустыней… Не сомневаюсь, Зехаве это пришлось бы по душе.

— Должен признаться, я здорово испугался, когда увидел, что дракон летит прямо на меня, — покачал головой Рохан.

— Только дурак не боится опасности. Но лишь смелые люди делают то, что нужно, пересиливая страх.

С этим Рохан был полностью согласен. Ему не нравились мерзкие проверки его смелости, которые предпринимали Пандсала и Янте, стремясь остаться с ним наедине. Однако было приятно сознавать, что его желали — пусть только из-за богатства и власти. Забавно… Может, разок пойти им навстречу и посмотреть, что из этого выйдет? Он сразу отверг эту мысль. Нельзя поступать так с принцессами. Тем более, если ты влюблен в другую, а она «Гонец Солнца». Быть честным тяжелее, но безопаснее.

Во второй вечер давал обед принц Клута Луговинный. Помимо принцев, здесь собрались и крупнейшие атри. К счастью, разговор шел не о политике, торговле или обороне, а о завтрашних скачках, и Рохан был вне себя от радости.

— …а река огненно-золотистых волос, спадающих на плечи? Потрясающе!

Принц Айит Фиронский, похоронивший пять жен, причмокнул губами и усмехнулся лорду Бетоку, сидевшему как раз напротив Рохана:

— Ты, лорд, человек молодой и холостой, но могу сказать по собственному опыту, что у рыжих огонь не только снаружи, но и внутри!

— Она «Гонец Солнца», — засопел Беток, и у Рохана не осталось надежд на то, что речь идет о какой-нибудь другой леди. Лорд Холмов Каты выбрал на подносе спелую сливу, высосал сок и срезал шкурку ножом. — Подумать только, что эта фарадимская шлюха жила недалеко от моей крепости! — Он впился в мякоть, а шкурку бросил на траву. — Вчера я попросил ее наколдовать мне немного Огня — вечер был холодноват, — так она ответила, что я сам могу это сделать, ударив сталью о кремень, а если я ослабел, то у меня для этого есть целая армия слуг!

Айит усмехнулся, и в свете фонарей блеснули его темные глаза.

— Значит, ты пытался обольстить ее? Ошибка, мой друг. Если попробуешь еще раз, будешь иметь дело с Андраде, а она трясется над своими воспитанницами, как драконша над яйцами!

— Думаю, вас и Андраде не удержит…

— Похоть одно, а осмотрительность совсем другое. Даже Ролстра не осмеливается сердить Андраде. Иногда я верю в то, что она ведьма.

— Вы только заметили? — саркастически спросил Беток. — Они все такие, а рыжие — вдвойне.

— Ну и что? Порядочные женщины ужасно скучны… Взять хотя бы мою третью жену. Она была такой тихой и такой пресной, что даже умерла во сне!

Рохан поразился: неужели его считали таким дураком, что не стеснялись называть в его присутствии имя тетки? Но Сьонед, кажется, вызывала всеобщее восхищение. Он сразу ощутил гордость и ревность. Впрочем, будь она ему просто знакомой, второго чувства бы не возникло.

Принц Ллейн Дорвальский, сидевший от Рохана справа, поймал его взгляд и спросил:

— Слушай, убедить лорда Чейналя не участвовать в завтрашних скачках тебе, конечно, не удастся, но, может, поговоришь, чтобы он хотя бы половину заездов оставил другим? А то ведь никакого состязания не получится…

Рохан засмеялся. Он любил этого старика. По обычаю, сыновья принцев и лордов в детстве воспитывались у друзей или родственников. Вот и сын Ллейна, Чадрик, был оруженосцем в Стронгхолде. Правда, сам Рохан тогда был еще совсем маленьким.

— Да уж, если запретить Чейну участвовать в скачках, все трофеи достанутся тебе! Но ведь он не согласится. Для него самое большое удовольствие в жизни — это напугать сестру, выслушать ее уговоры ни в коем случае не повредить свое драгоценное тело, а потом посмеяться над бедной женщиной.

Голубые глаза Ллейна, выцветшие от старости, но радостные, как у ребенка, засветились от удовольствия.

— Сомневаюсь, Рохан. Твоя сестра никогда ничего не боялась, а даже ее брань — настоящая музыка для мужского уха!

Рохан протянул руку и коснулся плеча Чейна.

— Ты слышал? Он считает взбучки Тобин музыкой!

— Военной. Трубами и барабанами, — согласился Чейн. — Она улыбается тебе, Ллейн, потому что ты нянчил ее, когда она была ребенком, и пичкал, сладостями, чтобы немного откормить! Флиртуй, флиртуй, пока я не добрался до тебя! Но только тес… Никаких сплетен!

— Раз уж тебе так страшен ее гнев, может, снимешься со скачек? — с коварной улыбкой спросил Ллейн.

— Нет уж, дудки! Мой Аккаль в прекрасной форме, и он победит, если только кто-нибудь не откопал нечто особенное на четырех ногах!

— Эх, будь я на тридцать лет моложе… — улыбнулся Ллейн.

— А какая разница? — спросил Рохан. — Ты и сейчас можешь перепить любого за этим столом.

— Какие удовольствия у стариков? Только попить, поесть и полюбоваться на хорошеньких девочек вроде Тобин… Нет, если бы я был моложе, то мы еще посмотрели бы, кому достанутся денежки!

— А разве ты не слыхал? — спросил Чейн. — В этом году призом будут драгоценности. Жаль, что я услышал об этом только после того, как жена оставила на ярмарке половину моего состояния. Ладно, я думаю, эти скачки принесут мне немало рубинов, а ни один камень не идет Тобин больше, чем хороший рубин!

Рохан обернулся к верховному принцу, который сидел чуть наискосок от него. Очевидно, Ролстра слышал их разговор, потому что он улыбнулся, когда Рохан сказал:

— Интересное изменение традиции. Ювелирам придется хорошенько поработать, чтобы осчастливить победителей!

— Так и задумано, — откликнулся верховный принц. — Ремесленники жалуются, что дамы перестали носить драгоценности, а это подрывает торговлю. Я рассчитываю на оживление спроса… а принцесса Тобин будет одной из тех, кто покажет пример. Как всегда, — добавил он с легким поклоном в сторону Чейна.

— Но надо признаться, это не моя идея. Все придумала Янте.

— Она умная девушка, — сказал Рохан, ничуть не кривя душой.

Как только солнце село, облака цвета лаванды стали индиговыми, небо потемнело, словно его заслонили крылья дракона, и обед подошел к концу. Рохан с Чейном поблагодарили хозяев и вышли на улицу. Свежий ночной ветерок заставил принца глубоко вздохнуть.

— Ах, как чудесно! Давай немного пройдемся, а то завтра Аккаль откажется тебя нести.

— Давай. Может, заодно и протрезвеем. Я выпил сегодня столько, что смогу держать на плаву эту чертову ролстрову барку…

Чейналь обнял Рохана за плечи, и они пошли по берегу реки, на глади которой серебром отражался лунный свет.

— Вот бы немного этой воды нам в Пустыню, — вздохнул Рохан.

— Тогда это была бы не Пустыня, — резонно заметил Чейн.

— Ты всегда такой умный, когда пьян?

— А ты всегда такой глупый, когда дело касается женщин?

— Что?

Чейн опустился на траву, вытянул ноги, оперся на локти и поднял глаза на шурина.

— Эта твоя Сьонед… Я слышал, что говорил сегодня старый распутник Айит. Твое лицо сразу застыло, как Снежная Бухта зимой.

— Снежная Бухта? Откуда ты знаешь? Ты никогда не бывал так далеко на севере…

— Не заговаривай мне зубы! — свирепо зарычал Чейн. — Будь осторожнее, Рохан. Тебя выдают глаза. Я все понял, потому что знаю тебя как облупленного. Но если это заметит и Ролстра — считай, что твой план провалился.

— И что же это за план? Чейн фыркнул.

— Присядь. У меня заболела шея. Рохан опустился рядом и Принялся с корнем выдергивать траву, а Чейн продолжал:

— Не порть пейзаж. Я наблюдал за тобой, когда ты с глупой улыбкой обхаживал принцесс, и видел, как ты смотришь на Ролстру, когда он подписывает очередное соглашение. Ты держишь у него перед носом женитьбу как приманку, не так ли? Не знаю, как я раньше не догадался, — мрачно добавил он. — Ты гораздо хитрее, чем я думал.

— Какой комплимент… — злобно бросил Рохан.

— Конечно, комплимент, если даже у меня это заняло столько времени… Сегодня днем лорд Нарат спросил меня, способен ли ты управлять государством. Конечно, он употребил другие слова, но смысл был именно таков. А лорд Резе прямо сказал, что на совете атри ты выглядел дурак дураком. Конечно, на них наплевать, но с принцессами я бы на твоем месте вел себя осторожнее.

— Чем они могут повредить мне? — засмеялся Рохан.

— Выйти замуж за кого-нибудь почти такого же могущественного и превратить твою жизнь в ад.

— Единственный, кто может сравниться со мной могуществом, это Ролстра… и то ненадолго.

— Ничего себе! Ну ладно, об этом позже. А пока что эти девицы могут серьезно приняться за Сьонед.

— Они не осмелятся.

— Да ну? Тобин говорила, что она, Сьонед и Камигвен встретились с Янте и второй такой же хорошенькой… как ее там… ах да, Пандсала. Так вот, они встретились, и те сразу же стали вставлять Сьонед шпильки. А ведь они считают ее всего лишь отвергнутой невестой! Что же будет, когда ты представишь ее как свою жену?

— А кто говорит, что я собираюсь это сделать?

— Черт возьми, прекрати! Для меня твоя скрытность — как нож острый!

— Если ты хочешь предупредить, что я должен бояться за Сьонед, то можешь не волноваться. Я уже принял меры. За ней наблюдают., Я не так глуп.

— Кто будет подозревать в злых умыслах женщину, а тем более принцессу? Рохан, дочери Ролстры сходят по тебе с ума. Конечно, не из-за твоих прекрасных глаз, а чтобы вырваться из замка Крэг и получить власть. Тем более что ты не слепой, не горбатый и не побитый оспой. Впрочем, и похоти тут тоже хватает. Но как только ты поставишь их в дурацкое положение… они возьмутся за Сьонед. Она — твое слабое место.

— Но есть же и другие лорды и принцы, у которых богатства и власти не меньше. Почему именно я?

Чейн покачал головой.

— Неужели не понимаешь?.. Я должен извиниться за то, что все эти годы думал о тебе как о хорошем, но слишком заучившемся маленьком мальчике. После смерти Зехавы ты стал совсем другим. Ты безжалостен, как Андраде, и более опасен, чем твой отец. Его армии были на поле битвы, а твоих не видит никто.. Твои воины — мысли, твои планы — отряды, идущие в бой. Этого от тебя не ждут. Ты строишь из себя простачка, но после убийства дракона в тебе появилось то, что скрыть невозможно. Сила… и что-то очень личное. А женщины чувствуют это безошибочно. Это и делает тебя лакомым куском для тех из них, кто любит власть.

Рохан изумленно посмотрел на зятя. Он никогда не слышал от Чейна таких речей и не знал, как на них реагировать.

— Ты ведь не думаешь, что Ролстра пытался приставить их к какому-нибудь делу, правда? — продолжал Чейналь. — Зехава не давал скучать Тобин, он всегда придумывал ей работу, чтобы, дочь могла применить свои силы. Тобин стала человеком раньше, чем вышла за меня замуж. И Сьонед такая же. Она понимает, на что способна, и знает себе цену. Но эти принцессы… Ты их единственный шанс стать кем-то. Что они видели, семнадцать дочерей верховного принца? В Крэге они варились в собственном соку, ожидая дня, когда выйдут замуж за человека, который допустит их к власти. И когда они обнаружат, что их обвели вокруг пальца…

Рохан сжал пучок сырой травы.

— Ты прав, Чейн. Я не мастер разбираться в женских хитростях.

— Ты знал только мать, Тобин, Маэту и еще нескольких замечательных женщин. Но пойми одно: все портится, когда ему мешают жить. Через несколько лет я не буду бояться за тебя. Но сейчас ты пришел к власти. Принцессы видят это. Они стремятся к ней.

— Я должен был прислушаться к Сьонед, — пробормотал принц. — Она говорила мне то же самое.

— Я думал, ты и парой слов не перекинулся с бедной девушкой!

— Помнишь, как я устраивал вам встречи с Тобин? Теперь тем же занимается Вальвис. Я обучил его.

— Развращаешь маленьких? Тебе должно быть стыдно.

— Да? А кто меня научил всем этим фокусам?

— Я научил тебя далеко не всему. Мои люди знают больше. Они наблюдают за ней.

— Так же, как и за мной, — догадался Рохан. Чейн усмехнулся и поднялся на ноги.

— Не следовало тебе говорить.

Он сделал Рохану жест и повернулся к реке. Принц внимательно вгляделся в деревья и через минуту заметил в деревьях чью-то высокую фигуру.

— Сегодня дежурит ее друг, «Гонец Солнца», — деловито сообщил Чейн.

Рохан от злости потерял дар речи.

— Ах ты хитрый, скрытный, лживый… — задохнулся он. — Зачем ты это сделал?

Чейн засмеялся и хлопнул его по плечу.

— Да просто потому, что все мы любим тебя! Рохан выдавил из себя улыбку и направился к берегу, не отрывая глаз от притаившейся у дерева тени. Как только ветки раздвинулись и сквозь них проник лунный свет, принц узнал человека, который был гораздо крупнее его.

— Меат! — окликнул он, и тень тут же исчезла. Рохан усмехнулся. — Я видел тебя, так что можешь выходить.

Фарадим выбрался из укрытия, поклонился, а затем выпрямился во весь рост.

— Прошу прощения, милорд. Леди Андраде…

— Все понятно, — перебил его Рохан. Он слишком хорошо знал, что станет говорить ему «Гонец Солнца», и не желал выслушивать удобную ложь. — Ценю твою заботу, но мне хотелось бы кое о чем спросить тебя, Меат. По-моему, моя тетя кое-что упустила.

— Да, милорд?

— Ты знаешь слухи о Сьонед? Дочерям Ролстры не нравится, что она здесь.

— Я видел их, когда был на ярмарке с ней и принцессой Тобин, — спокойно ответил Меат.

— Тогда вопросов больше нет. — Рохан улыбнулся. Сьонед будут охранять не только его люди, не только телохранители Чейна, но и ее друзья, а она так ничего и не заметит. Он расквитается со Сьонед за попытку охранять его; сквозь такой заслон и мышь не проскочит. — Спасибо, Меат. А сейчас нам пора. Нужно отдохнуть перед завтрашними скачками. Думаю, ты поставишь на лошадей лорда Че…

Внезапно Меат сильно толкнул его, и принц упал в траву. Чейн неистово выругался. Подняв глаза, Рохан увидел, что Меат бежит к реке.

— Что за черт? — воскликнул зять, помогая Рохану подняться на ноги. — Ты в порядке?

— Да. — Принц отряхнул одежду. — Но что случилось? Меат вскоре вернулся, таща на плече чье-то извивающееся тело.

— Простите, милорд, — сказал он Рохану, бросая поклажу наземь. — Надеюсь, вы не ранены?

— Нет. Кто это?

Меат осветил пленника, и Рохан приглушенно вскрикнул. Чейн взял человека за подбородок и повернул его лицо из стороны в сторону, словно не веря своим глазам. Но черные волосы и ритуальный шрам на подбородке, означавший принадлежность к роду князей меридов, были безошибочно узнаваемы даже в темноте.

— Я смотрю, вас это ничуть не удивляет, милорд, — заметил фарадим.

Рохан поднял глаза, пораженный его проницательностью, и только теперь заметил большое пятно, расплывавшееся на левой руке Меата.

— Я не знал, что леди Андраде разрешает «Гонцам Солнца» разгуливать в своей одежде по всяким небезопасным местам, — спокойно сказал он, хотя был охвачен яростью. Одно дело, когда ранят кого-то из его охранников, и совсем другое, когда вред причинен фарадиму…

— Ничего страшного, милорд. Просто царапина. — Меат протянул нож, лезвие которого мерцало в неверном свете. — Я большой, и со мной не так легко справиться, — добавил он.

Рохан прочистил горло.

— Пойдем ко мне в шатер. Мой слуга осмотрит тебя, и если нет ничего серьезного… Мне не хотелось бы, чтобы об этом узнала Андраде. — Он повернулся к Чейну. — И ни слова Тобин или кому-то еще, пожалуйста. Меат прав… Если я чем-то и удивлен, так это тем, что перед нами один из князей меридов.

— О чем ты говоришь? — спросил Чейн.

— Пойдем, я тебе кое-что покажу. Оставьте его здесь, — сказал он, указывая на пленника. — Держать его под стражей — слишком много хлопот. Я хочу, чтобы он остался жив и сообщил своим, что его затея не удалась.

Трое мужчин направились к шатру Рохана. Вальвис сразу вскочил и сбросил дремоту. Его глаза широко раскрылись, когда Меат поднял рубашку и показал свою рану. Оруженосец тут же внимательно рассмотрел Рохана, пытаясь убедиться, не пострадал ли хозяин. Пока мальчик промывал рану. и перевязывал ее, как учила принцесса Милар, Рохан достал из сумки другой нож и молча протянул его Чейну.

— Когда? — только и спросил тот.

— По пути в Виз. Было два, но один, должно быть, упал в реку, а этот я подобрал на берегу. Мериды, — без всякой необходимости добавил он.

— Теперь понимаю, — проворчал Чейн. — Почему ты никому не сказал об этом?

— Рохан только пожал плечами. — Иногда ты невозможно глуп…

— А чего ты ждал? Я не хотел волновать Андраде и Тобин… да и тебя тоже.

— Ладно, это я понимаю, но почему ты отпустил мерида?

Первым ответил Меат, на руке которого красовалась свежая повязка.

— Милорд, вас хорошо охраняют, и вы сами это знаете. Думаю, ваше решение совершенно правильно.

Вальвис повернулся к Рохану и обиженно произнес:

— Почему вы ничего не сказали, милорд?

— Не обращай внимания, Вальвис, — сказал Чейналь. — Он делает все, что хочет, и плевать ему на других… Ладно, Рохан, думаю, ты убедился, что за тобой следит множество глаз. Но ты догадываешься, что могут означать эти покушения?

— Догадываюсь.

— Опять молчишь? — досадливо вздохнул Чейн. Рохан улыбнулся.

— Меат, если ты согласен на минутку расстаться со своим трофеем, дай его мне.

Фарадим протянул нож, и Рохан прикоснулся к рукоятке.

— Мериды хотят показать, что они всегда рядом, — пояснил он. — Нож принадлежит члену княжеского рода — взгляни на эти драгоценности. Но почему он не из стекла?

Меат чуть запнулся.

— Хороший вопрос, милорд… Правда, это только слухи и никто ничего толком не знает, но существует поверье, будто «Гонец Солнца», пронзенный сталью, теряет свои способности…

Чейн нахмурился.

— Я понимаю, почему это только слухи. Мало желающих рисковать.

Меат пожал плечами и слегка поморщился от боли. Рохан указал на полог шатра.

— Возвращайся к себе и отдыхай. Благодарю, Меат. Ты спас мне жизнь.

— Они не очень-то рвались покончить с вами, милорд. И сегодня, и в прошлый раз. Если бы этого действительно хотели, вы были бы уже мертвы.

Фарадим поклонился и вышел.

— Ты знаешь, он прав, — задумчиво произнес Чейн. — Три ножа — три предупреждения. Догадываешься, о чем?

— Полагаю, они хотят заставить меня нервничать и делать ошибки. Интересно, в чьих шатрах они ночуют?

— В шатрах верховного принца Ролстры, — пробормотал Вальвис, убирая свои медицинские принадлежности.

— Доказательств нет, — ответил ему Рохан.

— Только очевидность, — добавил Чейн, поигрывая стеклянным ножом. — Видно, они раздумывают, на руку ли им твоя смерть.

— Пятилетний ребенок на троне Пустыни. О, со способным наставником и принцессой-регентом до совершеннолетия, но все же ребенок… — Рохан сел и уставился на носки сапог. — Чейн, я только сейчас понял… Мааркен и Яни… Они мои наследники, и поэтому им тоже угрожает опасность. Спасибо Богине, что они в Стронгхблде…

— Мне это тоже не приходило в голову, — медленно произнес Чейн. — Но твой собственный сын станет целью меридов сразу после рождения.

— Я знаю.

— А Сьонед?

Рохан не ответил. Чейн отдал Вальвису нож и молча удалился. Оруженосец провел пальцем по лезвию, его юное лицо потемнело от беспокойства. Наконец он произнес:

— Милорд, они действительно не пытались убить вас?

— С каких это пор я должен отвечать тебе, Вальвис? Сейчас же перестань хмуриться! За мной наблюдает множество людей. А завтра я весь день проведу на скачках. В такой толпе со мной ничего не случится.

— В окружении принцесс? Именно этого я больше всего и боюсь, милорд! Рохан засмеялся.

— Лучшая защита от них — это моя сестра! Которая также позаботится и о Сьонед, мысленно добавил он. И тут Рохану пришла в голову странная мысль. А вдруг Андраде решила предложить ему в жены Сьонед, чтобы обезопасить его не только от Ролстры, но и от меридов?

Глава 13

Деревья между лагерем и скаковым полем были посажены еще несколько поколений назад — не столько для того, чтобы дать лошадям мир и покой, сколько чтобы защитить шатры от пыли и вони. Конюшни и выгон были сооружены тоже очень давно, а поле до последней травинки вытоптали конские копыта. Риалла за Риаллой… Овальная стартовая площадка была достаточно велика, чтобы свободно разместить между многоцветными перилами двадцать лошадей. За каждой тройкой с маленькой деревянной вышки следил судья. Впрочем, то, что находилось вне поля его зрения, обычно оставалось безнаказанным.

Трибуны были обращены на юг. В этом году места, предназначенные для знати, были защищены навесом из зеленого шелка, который стоил принцу Клуте половины его годового дохода и стоил бы еще больше, если бы принц Ллейн не сделал ему крупную скидку, ибо Старику самому не хотелось жариться на солнце. Простой люд разместился по бокам поля, покупая еду и напитки в разбитых неподалеку многочисленных палатках. День скачек был единственным днем Риаллы, когда купцам разрешалось проносить свой товар через реку. И благородные, и простолюдины делали ставки, только суммы были разными.

Рохан всегда любил скачки. Тут ему не нужно было прикусывать язык и притворяться несведущим. Будучи сыном своего отца, он обязан был разбираться в лошадях. Поэтому на конюшне, куда принц пришел, чтобы проведать Чейна, ему было очень уютно.

Чейн закончил осмотр Аккаля и вскочил в седло.

— Я похож на радугу, — пожаловался он, подергав себя за красный шелковый рукав. Белые лосины и сапоги завершали его костюм; талию охватывала голубая перевязь, означавшая ранг лорда.

— Тобин считает, что ты выглядишь чудесно, так что не прибедняйся. Наблюдай лучше за большим серым жеребцом лорда Резе. Это единственный стоящий соперник.

— Хочешь поставить на него? — улыбнулся Чейн и потрепал Аккаля по шее. — Увидишь, что мы сделаем с этим серым…

Рохана заставил обернуться звук фанфар, возвещавший о начале первого заезда.

— Это сигнал. Поле ровное, но на второй трети есть небольшой подъем…

— Спасибо. Иди к Тобин, держи ее за руку и напомни, что я никогда в жизни не падал с лошади.

— Два года назад Блесандин сбросил тебя.

— Тогда в эту тварь вселился сам Дьявол Бури, да и я был пьян в стельку…

Рохан засмеялся, наблюдая за тем, как Чейн направил Аккаля к линии старта. У него еще оставалось немного времени, чтобы проведать собственных лошадей. Чейналь участвовал в скачках из-за богатых призов, а Рохан — для собственного удовольствия. Он созвал грумов и начал давать им последние указания, как вдруг увидел неподалеку тоскливо маявшегося Оствеля. Рохан жестом подозвал его.

— У тебя все на лице написано, — с улыбкой сказал он.

— Я знаю, — мрачно ответил молодой человек. — Милорд, я не хотел просить вас, но…

— Видишь ту кобылу в яблоках? Ее имя Элизель, и она с таким норовом, что проcто беда, поэтому будь осторожен. Поскачешь под моими цветами в четвертом заезде.

Глаза Оствеля засияли: казалось, он готов был встать на колени в знак благодарности. Однако, к большому облегчению Рохана, разум взял верх над эмоциями.

— Спасибо, милорд! Она просто красавица. Обещаю, я выиграю заезд!

— Уж постарайся, — шутя пригрозил Рохан. Он отдал другие распоряжения и отправился к трибунам для принцев. Приятно, когда ты можешь доставить людям удовольствие, как сейчас Оствелю. Он поискал глазами светловолосую голову Андраде, а затем поднялся туда, где она сидела с Камигвен.

— Доброе утро, леди, — сказал он, усаживаясь рядом с теткой. — А где Тобин?

— Со Сьонед и очаровательными дочерьми верховного принца, — ответила Андраде.

— Р-о-о… — Рохан не хотел, чтобы ему напоминали о существовании принцесс и о том яде, которым они обильно уснащали свои обращения к Сьонед.

— Скажи мне, тетушка, а Тобин нравится эта компания?

— Ничто не ускользнет от нее, милорд, — ответила Камигвен, смеясь одними глазами. — У нее богатый опыт.

— Согласен. И она щедро делилась им со мной. Вот только уроки были очень болезненные. И так продолжалось до тех пор, пока я ее не перерос.

— Говорят, у тебя до сих пор остался шрам от ее укуса? — улыбаясь, спросила Андраде.

— И останется там до конца моих дней. Но не выдавай мою тайну, Камигвен. Вальвис думает, что я получил его в битве, и распространяет слухи о моей храбрости.

— Зная вашу сестру, я думаю, что оруженосец не ошибся, — рассмеялась она.

Андраде указала на линию старта.

— Вот Чейн. Ему бы лучше выиграть заезд, потому что я побилась об заклад с Ллейном и поставила сотню мер вина против половины меры его лучшего шелка.

— Можешь начинать придумывать фасоны, — сказал Рохан.

Джервис, лорд города Виза, поручил дать сигнал к началу скачек своему старшему сыну Лиеллу. Мальчику было лет Шестнадцать, но он стоял, высокий и гордый, подняв в воздух яркий желтый флаг. Лошади выстроились на старте, и даже в многоцветье шелков было легко выделить красно-белые цвета Чейна — особенно когда флаг опустился и черный как смоль Аккаль рванулся вперед.

Первый заезд, в три меры длиной, был пробой конских сердец, легких и ног. Ближе к вечеру тем же лошадям и всадникам предстояло пройти эту дистанцию еще раз, позволяя будущим покупателям сравнить достоинства разных конюшен. Аккаля обошел серый жеребец лорда Резе, и толпа ахнула. Чейн всегда был фаворитом — благодаря как личному обаянию, так и привычке побеждать. Зрители затаили дыхание, когда Аккаль ликвидировал разрыв. Более двух третей меры лошади шли голова в голову. Вдруг рука в темно-зеленых цветах Оссетии поднялась раз, другой, и хлыст с силой опустился на круп серого жеребца. Руки Чейналя не отрывались от поводьев, но шаг Аккаля удлинился, и всем показалось, что конь поплыл по воздуху. Когда желтый флаг наконец опустился, ликующий крик прокатился по полю:. почти все ставили на Чейна, и он победил.

— Ну, — довольно сказала Андраде, — некоторое время мой шелк был под угрозой!

— Если леди позволят, я хотел бы взглянуть на серого и прикинуть, сумеет ли он взять сегодня реванш.

Рохан встретил Чейна на пути в конюшню, где Аккаля должны были выводить и дать отдохнуть перед финальными скачками. Лорд Радзинский спрыгнул с коня и позволил себе несколько очень сильных выражений в адрес соперника.

— Ты знаешь, что сделал этот сукин сын? — гневно спросил он. — Ударил Аккаля хлыстом — как раз на последней трети дистанции, где никто его не видел! Я никогда даже не пришпориваю Аккаля, а у него хватило наглости!..

Он потрепал обиженного жеребца по шее.

— Я этого не видел, — признался Рохан. — Но зато только что глянул на хваленого серого. Чейн, ты возьмешь его в последнем заезде голыми руками.

— И брать не стану. — Глаза Чейна сверкнули. — Он просто задохнется в пыли, которую поднимет Аккаль!

Подошел грум, и Чейн передал ему поводья вороного жеребца, объясняя, как обращаться с лошадью. Казалось, это до слез обидело мальчика. Когда они шли мимо конюшен, раздался звук фанфар, возвещавших второй заезд, и Чейн натянуто .улыбнулся при виде кобылы-фаворита, гарцевавшей к линии старта.

— Неплохая лошадка у Резе в этом заезде, — сказал он. — Я думаю, что ему надо привыкать к поражениям. А кто это сидит на Элизели? Не Оствель?

— Я заявил его в четвертый заезд. Ему захотелось произвести впечатление на Камигвен, — подмигнул Рохан. — Ничего удивительного, он влюблен…

— Ну что ж, для полноты картины осталось только тебе принять участие в скачках.

— А знаешь, это мысль…

— Не будь идиотом! Принцы не участвуют в скачках.

— Нет? — Рохан подозвал одного из своих грумов. — Как сегодня чувствует себя Пашта?

— Готов, милорд. Какой заезд вас интересует? — улыбнулся тот.

— Залив Брокуэл, изумруды, — ответил Рохан, ожидая вспышки гнева зятя. И он не ошибся.

— Ты сумасшедший!

— Я сейчас же приведу его, милорд, — сказал грум. — Можно сказать, что я в восхищении от вашего намерения?

— Нельзя, — резко сказал Чейналь, а затем повернулся к шурину. — Если очень хочется произвести впечатление на девушку, придумай какой-нибудь другой способ, но не рискуй жизнью! Нет на свете такой женщины, которую бы в первую брачную ночь обрадовали сломанные ноги жениха или кое-что похуже!

— В первую брачную ночь у меня все будет в полном порядке, — ответил Рохан.

— Чудесно! — саркастически бросил Чейналь. — Будь уверен, я расскажу об этом всем и каждому, пока ты будешь галопом мчаться до Брокуэла и обратно, целую меру скрытый облаком пыли от глаз охраны и зрителей… Рохан, ты что, забыл, о чем мы вчера говорили?

— Я участвую, и давай не будем спорить, — отрезал Рохан, повернулся и… оказался лицом к лицу с принцессой Янте. Холодная и прекрасная, в платье цвета лаванды, украшенном серебром, она пришла к конюшням совсем не для того, чтобы восхищаться лошадьми, и оба они знали это.

— Превосходная победа, лорд Чейналь, — любезно сказала она. — Вашей жене очень пойдут рубины.

— Я слышал, что это ваша идея, — сказал Рохан.

— Простите меня, — прервал Чейн. — Я вижу, что грум подает мне знаки.

Рохан оглянулся, не увидел ничего подобного и бросил убийственный взгляд на зятя. Тот усмехнулся и оставил их наедине.

— Вам нравится Риалла, кузен? — спросила Янте.

— Гораздо больше, чем в прошлый раз, когда я был всего лишь наследным принцем, — прямо ответил Рохан и пов„л принцессу к трибунам.

Она покраснела.

— Должно быть, вы прежде сильно скучали…

— Уверен, вы, незамужняя принцесса, тоже не раз испытывали это чувство.

— Я вижу только послов, — сказала Янте, разглядывая свои руки, — и нет ни одного человека, который хотел бы встретиться со мной сам по себе. — Принцесса была меньше Сьонед, а потому всегда смотрела на него снизу вверх. Взгляд ее опушенных густыми ресницами глаз казался молящим и покорным. — Чувствуешь себя так, будто выставлен на ярмарке…

— Я вас понимаю, — согласился он. — Можно мне проводить вас к сестрам? В этом заезде участвует моя лошадь, и я хотел бы немного посмотреть на скачки.

Сьонед увидела принца в первый раз за день. Он сопровождал Янте, и кончики пальцев принцессы элегантно касались его запястья. Рохан сразу понял, что поступил и умно, и глупо. Плюс заключался в том, что он появился на людях с одной из дочерей Ролстры, соперничающих за знаки его внимания. А минус… Нельзя было позволять себе смотреть на Сьонед. Может, она и проигрывала принцессам в величии и элегантности, но была единственной женщиной, которую он желал, и скрыть это было неимоверно трудно.

— А вот наконец и ты! — весело сказала Тобин, когда он сел рядом. — С Чейном все в порядке? Наверно, целуется со своим Аккалем? Теперь понятно, кого он больше любит! Но мне без него тоже неплохо. Как хорошо сидеть с кузинами и не жариться на солнцепеке! Очень мило со стороны принца Ллейна позаботиться о наших удобствах!

Этот разговор мог длиться без конца. Рохан был благодарен сестре, согласившейся ради его пользы сыграть роль светской болтушки. Сьонед была напряжена, как струна, выражение ее лица было каменным. На ней было красно — коричневое льняное платье и никаких украшений, кроме колец «Гонцов Солнца» и перстня с изумрудом. Поняв, что вид кольца заставляет его улыбаться, Рохан быстро перевел взгляд на Пандсалу.

Принцесса прямо встретила его взгляд и, в отличие от сестры, не покраснела. Он сказал какую-то пустую фразу о погоде, она ответила вежливым кивком. Рохан спросил, нравятся ли ей состязания; Пандсала снова кивнула и принялась разглядывать скаковое поле. Принц почувствовал раздражение. Он заслуживал большего и почти решился добиться ее внимания, когда понял, что именно этого от него и ждут. Мысль о том, что его чуть было не провели, и развеселила, и разозлила Рохана. Пандсала, изображающая безразличие, и Янте, разыгрывающая горячую заинтересованность, работали в паре! Он подумал, предвидела ли такой поворот событий Андраде. Не поэтому ли она и прислала ему Сьонед, чтобы в корне задушить влечение, которое он мог почувствовать к принцессам? Второй раз за день он подошел к краю пропасти, свалиться в которую мог бы, даже будучи женатым. Но мысль о Сьонед удержала его.

Кобыла Рохана пришла второй. Во время перерыва и следующего заезда он делил внимание между сестрой и двумя принцессами, но Сьонед как будто не замечал. Казалось, она тоже не видит его.

— У меня большие надежды на четвертый заезд, — сказал принц, обращаясь к Янте. — Мою лошадь зовут Элизель, что на одном из древних языков означает «облачные ступни». Иначе говоря, воздушные копыта.

— Она красавица, — охотно согласилась Янте. — Вы интересуетесь древними языками, кузен?

— Следуя моде. Особенно когда подбираю клички лошадям! — фатовски расхохотался он. Сьонед выгнула бровь.

— Милорд, в Крепости Богини учат, что древние слова имеют огромную силу и к ним нельзя относиться легкомысленно.

— Как забавно… — пробормотала Пандсала.

— А кто это на Элизели? — быстро спросила Тобин.

— Оствель, — без всякого выражения произнесла Сьонед. — Поражаюсь, милорд, что вы не пожалели для человека из Крепости Богини одну из своих лучших лошадей.

— Он заслужил куда большую награду, чем участие в скачках на моей лошади.

Его собственной наградой стало ледяное молчание. Тобин хихикнула и указала куда-то вправо,

— Поглядите-ка на Камигвен! Вот она, рядом с Андраде… Сама не знает, гордиться ей или падать в обморок…

Оствель оказался прекрасным наездником и, имея под седлом такую лошадь как Элизель, легко выиграл заезд. Рохан гордо усмехнулся.

— Камигвен понравятся халцедоны, — заметила Тобин.

— Ах, так вот что получит победитель? — догадалась Пандсала и повернулась к Рохану. — Неужели вы действительно отдадите приз всаднику?

— Ему нужен свадебный подарок.

Черт, все-таки удивительно приятно быть принцем! Он одним махом доставил удовольствие и Оствелю, и Ками… Впрочем, не выиграй Оствель, Ками все равно не осталась бы внакладе.

— Как вы щедры! — улыбнулась Янте. — И какая удача, что халцедоны — любимый камень его дамы! Но говорят, что фарадимы не носят дорогих украшений…

— Прекрасная женщина заслуживает драгоценной оправы, — мягко заметила Тобин. — Однако мужчина должен обладать немалым вкусом, чтобы выбрать свадебное ожерелье к лицу невесте!

— Нет двух похожих женщин, — весело согласился Рохан. Сьонед встретила эту банальную фразу ледяным взглядом. — Например, к пылким глазам Пандсалы ничто не подойдет лучше бриллиантов. А Янте приличествуют темные гранаты, хотя они едва ли смогут соперничать с цветом ее губ!

— Что же, по-вашему, подошло бы леди Сьонед? — спросила Янте.

— Конечно, изумруды, — вмешалась Пандсала, не дав Рохану раскрыть рта. — У вас необыкновенные глаза, — обратилась она к «Гонцу Солнца».

Сьонед вежливо кивнула, поблагодарив за комплимент.

— Я была бы довольна и простыми-речными камушками, если бы получила их в дар от того, кого люблю.

— Мужчина, который полюбит вас по-настоящему, подарит вам изумруды, — утешил ее Рохан. — Я показал ему пример, вручив вам это кольцо.

— Так это ваш подарок? — Пандсала была в шоке и не скрывала этого. Рохан едва не расхохотался.

— Да, — подтвердила Тобин. — Только это не подарок, а награда. Леди Сьонед спасла моих сыновей во время Избиения.

— Не я, ваше высочество, — запротестовала Сьонед. — Это принц Рохан прогнал дракона.

— Дракона? — воскликнула Янте. — Кузен, вы должны рассказать об этом. И как можно подробнее!

— В другой раз, — сказал он, вставая. — Прошу прощения, леди, мне надо поговорить с принцем Ллейном. Мы сделали ставки на следующий заезд, и мне хочется полюбоваться, какое у него будет лицо после проигрыша.

Он любезно улыбнулся окружающим и с облегчением покинул поле этой «шелковой» битвы.

Пятый заезд закончился победой всадника с цветами Ллейна, и старик чуть не прослезился от радости. Затем был объявлен перерыв, чтобы зрители могли перекусить и расплатиться друг с другом. Рохан отклонил приглашение Ллейна присоединиться к трапезе и направился к полю; там устанавливали препятствия. Два забора, два барьера и две «каменные стенки», сделанные из дерева. Принц измерил препятствия взглядом и кивнул. Пашта возьмет их без всякого труда.

Шестой и седьмой заезды он наблюдал, стоя у перил и прикидывая, сколько шагов надо сделать перед очередным прыжком. Никто не обращал внимания на скромно одетого молодого человека, который подбадривал лошадей лорда Чейналя. Шестой заезд выиграла лошадь принца Халдора Сирского, а седьмой — жеребец лорда Радзина. Когда объявляли победителя, Рохан почувствовал, что кто-то теребит его за рукав.

— Пора, милорд, — сказал грум. — Одевайтесь. Мальчик протянул принцу рубашку небесно-голубого шелка, и Рохан сбросил тунику. Увидев, что он надевает костюм со знаками принца, все вокруг дружно ахнули. Кто-то хлопнул его по плечу, и зычный голос произнес:

— Я ставлю на вас, милорд!

— И останешься в немалом выигрыше, — усмехнулся Рохан. — Быть верноподданным выгодно!

По пути к конюшням грум рассказал много полезного. Вплоть до подъема на морские скалы маршрут не представлял особых сложностей. В скалах же многие сойдут с дистанции, а еще больше народу упадет, когда дорога пойдет под уклон. Тренировка Пашты в Пустыне должна была сослужить ему хорошую службу. Что касалось других участников, то серьезных соперников среди них не было, если не считать лошади принца Халдора Сирского. Этот жеребец был боевым скакуном и мог лягнуть или вонзить зубы во всякого, кто стоял на его пути.

— На обратном пути я бы придержал Пашту в двух мерах от финиша, милорд, — закончил грум. — Пусть подойдет к препятствиям отдохнувшим. Вы же знаете, конь душу отдаст за вас… так что дайте ему возможность доказать это.

— Я понял.

Он вошел в конюшню и приблизился к жеребцу, который был в хорошей форме и прекрасно понимал, что будет участвовать в скачках. Он потерся носом о плечо Рохана, и принц засмеялся.

— Никаких речных камешков для нашей Сьонед, верно, дружище? — прошептал он, почесывая белую звездочку на лбу коня. — Мы победим!

Огромные темные глаза Пашты лениво закрылись, словно подмигнули. Рохан снова засмеялся, прыгнул в седло и взял поводья.

— Мне пришлось подложить груз, милорд, — предупредил грум. — По правилам, вcе лошади должны нести одинаковый вес, а у вас его недостаточно. Так что помните: сегодня Паште придется тяжелее, чем обычно.

Жарко припекало солнце. Голубой шелк прилип к спине Рохана, и принц повел плечом, когда струйка пота покатилась между лопатками. Раздался звук фанфар, он знаком показал, что готов, и велел себе успокоиться. Рохан никогда не принимал участия в традиционных скачках во время Риаллы. Впрочем, ни один принц до сих пор не дерзал на такое… Он подвел Пашту к линии старта, и приз стал казаться ему чем-то второстепенным. Сейчас главное заключалось в том, чтобы не сделать какую-нибудь глупость и не показать себя полным дураком. Он только раз взглянул на трибуны, но не заметил рыжей головы Сьонед. Может, и к лучшему…

Зато ей ничто не мешало видеть Рохана. Едва не разоблачив себя, она с ужасом поглядела на Тобин. Что делает этот сумасшедший?

— Янте, посмотри! — воскликнула Пандсала. — Это Рохан!

— Я не знала, что он будет участвовать в скачках, — удивилась Янте.

— Я тоже, — пробормотала Сьонед. — Какое легкомыслие!

Барьер был убран, и тридцать лошадей замерло на старте. Взволнованные зрители дружно ахнули, когда опустился желтый флаг и гонка началась. У Сьонед перехватило дыхание: кони, словно выпущенные из лука стрелы, летели к выходу со скакового поля, толкаясь в борьбе за лучшее место. Проход был очень узок, но каким-то чудом обошлось без падений. Сидевшие на трибунах, как по команде, вытянули шеи, глядя вслед всадникам.

Сьонед слышала, как вокруг выкрикивали ставки, но думала в этот момент лишь о том, хватит ли ей смелости скользнуть по солнечному лучу вслед за Роханом. Ей было безразлично, выиграет ли Рохан; лишь бы он не сломал себе шею… О Богиня, какое безрассудство!

— А разве ты не будешь ставить на победу принца Рохана? — раздался медовый голосок Янте.

— У меня нет ничего ценного, — начала Сьонед, протянув руки, чтобы показать свою бедность, и вдруг ее взгляд упал на изумруд… — Что вы поставите против изумруда, ваше высочество?

— Ты ставишь против принца? Сьонед улыбнулась так, словно безрассудство Рохана захватило и ее.

— О нет! Как в наезднике я в нем не сомневаюсь… Я хочу поставить на другое.

— Да? На что же? — Темные глаза были настороже, похваленные Роханом губы презрительно улыбались.

— Мой-изумруд против чего угодно, что принц не достанется ни вам, ни вашей сестре!

— Как ты смеешь! — прошипела Янте.

Сьонед засмеялась.

— Ваше высочество, не говорите мне, что вы сомневаетесь в своих женских достоинствах!

— Я сомневаюсь в твоих манерах, «Гонец Солнца»! Но я не проиграю, так как на всем континенте нет никого, кто был бы более достоин Рохана! И тебе следует знать об этом, как никому другому. Значит, ты все-таки хочешь его?

— Я еще не решила, — легко соврала Сьонед. — Но если вы не уверены…

— Уверена! — отрезала принцесса. — Твой изумруд против всего серебра, которое на мне!

— Идет, — кивнула Сьонед, придирчиво осмотрев ожерелье, серьги, браслеты и пояс и тем еще больше унизив принцессу. Янте покраснела от ярости и повернулась к Сьонед спиной.

Девушка взглянула на изумруд, ни на секунду не веря, что расстанется с ним: этот перстень был ей слишком дорог. Она прикусила губу и быстро осмотрелась. Никто не обращал на нее внимания. Сьонед приняла решение, встала и направилась к краю трибун, где солнечный свет не был загорожен зеленым шелковым тентом.

Она почувствовала сладкое тепло на коже, проникающее в кости и кровь, сцепила пальцы, и кольца тут же нагрелись. Изумруд не стал исключением, и Сьонед сразу вспомнила лунную ночь в знаменном зале Стронгхолда и слова Тобин о том, что изумруд обладает собственной магической силой. Она обратила лицо в ту сторону, куда ускакал Рохан, и вскоре увидела его, припавшего к шее Пашты. Вcадники приближались к лесу. Ее дыхание участилось; она задрожала, когда при въезде в лес ветки хлестнули принца по спине и лицу. Впереди открылась скользкая тропа в скалах, и у Сьонед упало сердце.

Рохан изогнулся всем телом, когда острая ветка задела его плечо. Вокруг раздались тревожные крики; у принца вспотели ладони. Он обогнул упавшее дерево, благодаря Богиню за то, что годы, прожитые в Пустыне, обострили реакцию Пашты. Когда лес кончился, всадники поскакали вверх по степному склону, заканчивавшемуся зеленым столбом, который надо было обогнуть. За ним начинался обрыв. Позади кто-то вскрикнул, послышался хруст ломающихся костей. Но у Рохана не было времени оглядываться: столб был уже совсем рядом, а лошадь с наездником, носившим цвета лорда Резе, почти не оставила ему места для маневра. Пашта угрожающе прижал уши, другая лошадь слегка поскользнулась, и Рохан воспользовался этим, чтобы направить коня вперед. Он резко свернул и секундой позже услышал страшный крик, за которым последовал громкий всплеск далеко внизу. Рохан вздрогнул — такая же судьба могла ждать его с Паштой. Теперь он желал только одного: уцелеть в этой сумасшедшей скачке.

Рохан насчитал перед собой девятнадцать лошадей. Слишком много. Видимо, Пашта придерживался того же мнения; жеребец никому не позволял бежать впереди себя. Он с дикой яростью рванулся вперед. Рохан прижался щекой к шее коня. Ветки в клочья рвали его рубашку. Вдруг откуда ни возьмись справа возникла караковая лошадь и врезалась в них. Рохан чуть было не вылетел из седла. Наездник носил розовые и красные цвета лорда Тибаяна из Нижнего Пирма, но у зло усмехавшегося всадника были карие глаза, темные волосы и ритуальный шрам на подбородке. Мерид! Узнав его, Рохан выругался, и враг довольно рассмеялся…

В лесу Сьонед потеряла принца из виду, но как только лошади вырвались на поляну, она оцепенела: караковый жеребец врезался в Пашту! На сей раз Рохан был готов к атаке. Он ударил врага кулаком, и тот покачнулся в седле. Сьонед затаила дыхание, когда в руке человека появился хлыст. Он опустился на исцарапанную ветками спину Рохана, и светловолосая голова принца дернулась от боли. Сцепленные пальцы Сьонед онемели. Огонь распространился по всему ее телу и перескочил на витой жгут солнечного света. Губы девушки задвигались: Сьонед сконцентрировалась, чтобы применить способ, которому ее недавно научил Уриваль.

Спина Рохана горела от боли. Он повернулся как раз в тот момент, когда мерид поднял руку, в которой сверкал стеклянный нож. Сидя на спине несущейся лошади, попасть ножом в движущуюся мишень… Неужели это возможно? Пришлось поверить, когда нож просвистел в пальце над его плечом.

Пашта ринулся вперед, нисколько не смущаясь видом лезвия, упавшего на камни. Рохан, все члены которого болели от напряжения, дал жеребцу волю. Подальше, подальше от нового смертоносного ножа! Пашта же думал о своем; впереди неслись еще четыре лошади. Они приближались к скаковому полю. Лидер галопом шел на первое препятствие. Рохан вспомнил предупреждение грума и слегка придержал Пашту. Конь мгновенно ответил на движение его рук и коленей и птицей перелетел барьер, в отличие от лошади, бежавшей впереди. Теряя ритм, гнедой жеребец споткнулся, и хлыст не помог ему восстановить скорость. Обходя беспечного всадника, Рохан увидел кровавые полосы на боках гнедого.

Теперь он осмелился оглянуться. Мерид быстро настигал их. Рохан отвел глаза и направил Пашту на следующее препятствие. Как только передние копыта жеребца коснулись земли, Рохан почувствовал, что у него закружилась голова, и на секунду потерял ориентацию. Горло и ноздри были забиты пылью. О Богиня, хоть глоток воздуха! И все же он не мог не бросить взгляда назад.

Рохан ничего не увидел… но тонкие губы мерида внезапно раздвинулись, послышался дикий вой, тело откинулось назад, словно стремясь уклониться от страшного видения, темные глаза расширились от ужаса, и караковый жеребец с размаху врезался в барьер.

Между двумя «каменными стенками» Рохан обошел еще одного всадника в цветах принца Сира. Жеребец попытался укусить Рохана, Пашта прижал уши, и принцу пришлось применить все свое умение, чтобы не дать лошадям вступить в бой. Конь подчинился приказу, отвернулся и побежал дальше.

Впереди оставалась только одна лошадь, которая легко преодолела несложное пятое препятствие. Измерив взглядом разделявшее их расстояние, Рохан прошептал Паште на ухо:

— Все в порядке, даже если мы и не догоним его. А изумруды я могу и сам купить!

Но жеребец из конюшен Чейна видел перед собой только одну лошадь и только один барьер. После того, как последнее препятствие было пройдено, Рохан отпустил поводья и Пашта полетел стрелой. Вон он, финиш! Желтый флаг резко опустился… Чужая лошадь оказалась позади на целый корпус.

Сьонед расслабила пальцы и потерла их. Заклинание оказалось и более трудным, и более легким, чем она думала. Уриваль хорошо обучил ее, но необходимость поддерживать пугающий Огонь в образе дракона в течение нескольких секунд, да еще сделать так, чтобы он был виден только одному человеку, отняла у Сьонед последние силы. Она почувствовала бешеную радость, когда враг рухнул в пыль, а мгновением позже вместе со всей толпой вскрикнула при виде бьющейся на земле ни в чем не повинной лошади.

— Нет, нет, я не хотела… — прошептала она, потрясенная тем, что сделала. — О нет, пожалуйста!

Правда, через секунду караковый жеребец встал на ноги, но распростертый на земле наездник так и не пошевелился.

Она услышала крик Тобин и заставила себя обернуться. Три принцессы спешили по ступенькам. Сьонед подождала, пока успокоится дыхание, а затем последовала за ними, держась на приличном расстоянии.

К тому времени, когда Сьонед присоединилась к ним, все трое были на конюшне. Рохан медленно подъехал, спешился и повел жеребца, на ходу поглаживая его, похлопывая по шее и что-то нежно бормоча. Подошел грум, обнял сначала принца, а потом лошадь и повел ее на конюшню для долгого и столь необходимого отдыха. Рохана слегка пошатывало, и он с благодарностью принял большую чашу вина из рук другого грума. Когда Сьонед увидела разорванную рубашку и кровавые царапины на спине, лице и руках, ее волнение сменилось гордостью. Ссадины оказались намного серьезнее, чем она думала. Ей хотелось подойти к Рохану, отругать за глупость, а потом крепко обнять и отругать снова. Но все это было строжайше запрещено, и ей оставалось только ревниво следить за Тобин, которая взяла инициативу в свои руки.

— Дрянь паршивая, всю одежду превратил в клочья, исцарапался, словно в когтях у дракона побывал, да еще и хромает впридачу! — завопила сестра. — Снимай эти лохмотья и сейчас же иди мыться! Если ты этого не сделаешь, раны загноятся!

— Да, Тобин, — кротко ответил Рохан. — Только не обнимай меня больше, а то задушишь. — Казалось, он только сейчас заметил других женщин. — Не стоило так волноваться, — устало улыбнулся принц. — Ведь это всего лишь скачки…

Нежные пальцы Янте прикоснулись к его рукаву.

— Вы очень рисковали, кузен, — сказала принцесса. — Лошади позади вас повезло меньше.

Выражение лица Рохана стало непроницаемым, а Сьонед отвернулась.

— По пути сюда мы слышали, что наездник мертв. Свернул себе шею, — вмешалась Пандсала. — Лошадь выживет, хотя больше никогда не сможет участвовать в скачках. А почему это случилось, никто не знает. Пытаются разобраться.

Сьонед смотрела куда угодно, только не на Рохана. Из-за него она убила человека. Более того, она сделала это, используя свой дар фарадима, что находилось под абсолютным запретом. Нет более страшного преступления для «Гонца Солнца». Что она скажет Андраде? Что не хотела убивать? Однако, взглянув на Рохана, она с горечью поняла, что ради него не остановилась бы и перед прямым убийством. Он был ее призом.

— Это мерид, — негромко сказал принц.

— Что? — побелела Тобин.

— Он пытался выбить меня из седла… О, прекрати, Тобин, со мной все в порядке, — раздраженно сказал он, уклоняясь от объятий сестры. — Жаль, что он мертв. Я хотел поговорить с ним.

Сьонед заметила предупреждающий взгляд, которым обменялись брат и сестра, и приняла рассеянный вид. Затем самым резким тоном, какой могла изобразить, она сказала:

— Это могло вам очень дорого обойтись, ваше высочество!

— И ни слова, чтобы поздравить меня с победой, леди Сьонед?

Ей хотелось задушить его. Тобин пришла к девушке на выручку, сказав Рохану:

— Иди окунись. От тебя разит конюшней!

— Дорогая сестра, ты мое единственное утешение, — улыбнулся Рохан.

— Если так, постарайся в благодарность утешить мой нос. Чейн! — крикнула она подоспевшему мужу. — Возьми Рохана и брось его в реку!

— Времени нет, — ответил Чейн, стискивая принца в объятиях и поднимая его в воздух. Лицо Рохана искривилось от боли. Опустив шурина наземь, Чейн продолжил:

— Прекрасная езда, дьявол! Мне нужно готовиться к последнему заезду, так что все расскажешь за обедом!

Он наклонился, поцеловал жену и ушел.

— Наверно, нам следует вернуться на трибуны и посмотреть на лорда Чейналя, — холодно сказала Сьонед.

— Вы до сих пор не поздравили меня, — произнес Рохан со сладчайшей улыбкой и нехорошим блеском в глазах. — Может быть, вы ставили на моего соперника?

— О, пари продолжается, милорд, — Ответила она с такой же сладкой улыбкой и посмотрела на Янте. — Только мы ставили на совсем другой заезд.

Чейн выиграл, оставив лошадь лорда Резе, как и обещал, задыхаться в пыли. После этого вся знать отправилась в свои шатры, чтобы отдохнуть перед вечерним пиром. Простолюдины вернулись на ярмарку, а слуги приступили к своим обязанностям. Сьонед тоже могла бы пойти на пир — особенно после того, как Тобин назвала ее своей подругой, — но сомневалась, что сможет и в дальнейшем вынести общество принцесс, если они будут в компании с Роханом. Поэтому она пошла к реке, села под дерево и попыталась не думать о принце и о том, что она для него сделала.

Он был горд собой, красный от триумфа, внимания и сознания того, что избежал смертельной опасности. Флиртовал с этой невыносимой парой, пыжился перед ними и как-то по-особому улыбался, пытаясь произвести впечатление. Со Сьонед же разговаривал насмешливо и пытался разозлить. Ну и черт с ним…

От шатров принца Ролстры донеслись одобрительные восклицания, и ее лицо приобрело кислое выражение. Началось вручение призов. У Тобин будут рубины, у Ками — халцедоны… Пусть он подавится своими изумрудами!

— Мои поздравления, принц! — пробормотала она и прилегла на влажную траву, наблюдая за облаками, которые серебрил свет всходивших лун. Сьонед знала, в чем ее беда или, вернее, один из грехов. Она была ревнива. Болезненно, глупо ревнива к драгоценностям, шелкам и красоте двух принцесс, ревнива к тому, что они могли флиртовать с Роханом, а она нет, ревнива к его комплиментам и вниманию. — Но ты мой, ты, голубоглазый сын дракона, — прошептала она. — И с помощью Богини я добьюсь этого!

Но неужели этот человек был нужен ей даже после того, что случилось сегодня? Она долго спорила сама с собой. Да, возможно, она спасла жизнь принцу, колдовством вызвав образ дракона, чтобы напугать мерида. Но это же колдовство убило человека. Вопреки всем своим намерениям, она нарушила важнейший обет фарадимов. Именно об этом и предупреждал ее Уриваль. Она пользуется своей силой только для блага Рохана и не заботится ни о ком другом. Чувства предали ее и привели к убийству. Чем она оправдается? Можно ли соединить в одном лице фарадима и принцессу? Как могут они требовать от нее верности? Долг перед Крепостью Богини, долг перед Роханом, долг перед Пустыней… а как же ее долг перед самой собой? Дойдет ли когда-нибудь очередь до него? Едва ли…

Она могла выйти замуж за Рохана и предать забвению свои способности, стать только принцессой и отказаться от попыток использовать свой дар для его блага. Но сила, которой она обладала, была частью того, почему Рохан желал ее и почему Андраде выбрала ее ему в жены. От нее ждали, что она будет и фарадимом, и принцессой. Если она перестанет быть фарадимом, то какой пример покажет своим детям, которые скорее всего унаследуют ее дар? Они будут иметь власть не только от Рохана, но и от фарадимов. «Гонец Солнца» должен быть предан только Крепости Богини, а не какому-нибудь государству. От нее хотели, чтобы она разорвала на части не только себя, но и своих детей и разделила эти части между Андраде, и Роханом. Надо было выбирать, и выбор был мучительно труден…

Нет. Это ложь. Она закрыла лицо руками и повернулась на живот, так как не могла вынести прикосновения к щекам мягкого, холодного лунного света. Она уже cделала выбор. Сегодня. Она использовала свою силу, чтобы убить.

И ведь это была не первая смерть. Девушка вспомнила стронгхолдского виночерпия, который умер после поимки с поличным. Она сделала выбор еще тогда и даже не осознала этого.

Но зная то, что знает сейчас, она могла бы отказаться выйти замуж за Рохана. Она осталась бы «Гонцом Солнца», не стала бы принцессой и отвергла бы все попытки выставить ее из Крепости Богини. Она могла бы смириться с мыслью, что Рохан женится на другой.

Никогда.

Она лежала долго, глубоко вдыхая влажный, острый запах травы. Ночная прохлада заставила ее вздрогнуть. Никакого выбора не было, и она знала об этом. Она сама загнала себя в западню, и виной тому ее любовь, гордость и чувство долга.

Она выйдет за Рохана, будет и «Гонцом Солнца», и принцессой. Если другие ждали от нее этого, то как же она могла требовать от себя меньшего?

Сьонед села, поправила растрепавшиеся волосы и задумчиво посмотрела на реку. Затем она поднялась, вышла на песчаный берег, при лунном свете набрала горсть мелких речных камушков и с мрачной улыбкой принялась перебирать их. Надо смотреть правде в глаза. Ее купили, заплатив ей Роханом. Как ни странно, эта мысль заставила ее успокоиться. Время настало. Теперь будет платить Рохан!

Сьонед положила камушки в карман, и ее охватило волнение. Она лелеяла свои чувства, смаковала воспоминания о гладкой золотистой коже, о солнечных волосах, стройном, крепко прижавшемся к ней теле, теплой плоти и приоткрывшихся губах… Сегодня вечером она одержит победу не менее славную, чем его победа на скачках, а принцессы пусть лопнут от злости! Мысль о мщении заставила девушку громко рассмеяться. Рохан был ее, она заплатила за него!

Внезапно чутье предупредило Сьонед, что она не одна. Не успела она обернуться, как раздался глубокий, звучный голос.

— Ваш смех прекрасен так же, как и ваше имя, леди Сьонед. А ваше лицо прекраснее и того, и другого…

— Ваше высочество! — промолвила она, преклонив колени перед верховным принцем. Мысли понеслись вихрем.

— Я не хотел испугать вас, — продолжил он. — Я только что вернулся с барки, от леди Палилы. Ей спится там лучше, чем в шатре.

— Так пир уже закончился, ваше высочество?

— Только что. Он начался рано и, слава Богине, не затянулся за полночь. Завтра много дел. Но спать не хотелось, и я решил пройти к реке. Она прекрасна, не правда ли? Особенно при лунном свете.

Но река тут была ни при чем, и оба они знали это. Речь шла о ней, Сьонед. Она ощущала его мужественность, ее чувственное тело отвечало притягательной силе Ролстры.

— Да, очень красиво, ваше высочество, — пробормотала она, проклиная свою застенчивость.

— Не окажете ли честь разделить со мной лунный свет? Так изысканно у нас в Марке приглашают девушек на вечернюю прогулку.

Никто никогда не отказывал принцу Ролстре. Тем более не следовало это делать той, которая собиралась стать женой его главного соперника. Она могла воспользоваться этой прогулкой, чтобы узнать что-то важное для Рохана… а если повезет, то и выведать у Ролстры тайну работавшего на него «Гонца Солнца». Она улыбнулась, восстановила присутствие духа и кивнула.

— Вам понравились сегодняшние скачки? — спросил Ролстра, когда они медленно двинулись вдоль берега. — Я видел вас в ложе с моими дочерьми и принцессой Тобин.

— Это было волнующее зрелище. Лорд Чейналь хорошо выступил, не правда ли? Мне сказали, что он всегда побеждает. — Она помедлила, пока принц не убрал ветку с ее пути. — Наверно, принцессе Тобин понравились рубины?

— Конечно. Для прекрасной женщины естественно носить вещи, которые подчеркивают ее красоту. Поэтому я удивлен тем, что вы одеты так просто, хотя и очаровательно, и тем, что на вас нет драгоценностей. Вам подобает ходить в шелках и изумрудах, миледи.

Он улыбнулся.

Подождите, еще увидите, хотелось сказать ей.

— Наверно, я недостойна всего этого. А возможно, леди Андраде успешно вытравила из нас, фарадимов, всякое тщеславие и суетность…

— Я уверен, что есть на свете мужчина, который только и ждет возможности дать вам то, чего вы заслуживаете.

На секунду она ударилась в панику, ибо решила, что Ролстра раскусил игру, которую вел с ним Рохан. Но когда она сквозь ресницы испуганно посмотрела на верховного принца, то поняла, что он имел в виду совсем другого мужчину. Эта мысль заставила ее замереть на месте.

— Но… но я слишком мелкая сошка, ваше высочество. Я мало что могу дать мужчине.

— Одной вашей красоты было бы вполне достаточно, а ведь вы еще и «Гонец Солнца». Вы не знаете себе цены, моя дорогая.

— А какова моя цена в глазах верховного принца? — кокетливо спросила она.

— Я полагаю, вы знаете ответ, моя дорогая. Это был опасный человек. Ценность сего великого открытия возрастала с каждой минутой.

— Уже очень поздно… — тревожно начала она.

— Не намного позже, чем было несколько мгновений назад, пока еще не было сказано главное.

Ролстра прикоснулся к ее плечу.

Глаза у него были светло-зелеными, совсем не такими, как у нее, и очень жадными. Он алчно смотрел на ее лицо и фигуру. Сьонед была поражена. Его любовницей была самая красивая женщина, какую она когда-либо видела. Никто не смог бы ему отказать, стоило только попросить. Сьонед была не только смущена, но и немало озадачена.

— Я вижу, что расстроил вас, — промолвил Ролстра и убрал руку с ее плеча. После этого обжигающего прикосновения ее телу стало холодно. — В последние дни я часто наблюдал за вами, а вы ни разу не взглянули на меня. Увы, пока я для вас чужой человек, но надеюсь, что эта беда поправима.

Его голос звучал низко, ласкающе, очаровывающе, и то, как ее тело реагировало на эти бархатные интонации, испугало девушку.

— Я терпелив, Сьонед. Терпелив и могуществен. Я согласен подождать, пока вы не убедитесь, что вашему маленькому принцу еще далеко до настоящего мужчины.

— Что вы мне предлагаете? — прошептала Сьонед, прекрасно зная, что он имеет в виду.

— Все, что хотите. В ответ я тоже ожидаю многого… но лишь того, что вы сами согласились бы дать мне.

— Например?

— Вы прекрасны и желанны, Сьонед. Я думаю, вы понимаете, как лестно должно быть женщине внимание верховного принца. Вам будут оказывать почести, которых не оказывали никому на свете, а отдавать друг другу мы станем только то, что будет приятно нам обоим.

— Обоим? Вы возьмете все, что пожелаете, в том числе мою честь.

Да, теперь девушка знала, что ему нужно, и это привело ее в ужас.

— Дочь говорила мне, что вы гордячка, но я думаю, мы найдем с вами общий язык.

Ролстра подошел вплотную; кончики его пальцев скользнули по ее плечам, шее и подбородку.

Дрожь охватила ее тело, рожденная страхом и желанием, и Сьонед подумала, не чувствовал ли Рохан то же рядом с Янте… Принять предложение этого человека означало смерть, хотя в его прикосновении было неодолимое очарование. Обладали ли тем же искусством его дочери? Она отодвинулась и покачала головой.

— Я слишком дорожу своей честью, ваше высочество, и не продам ее даже такому мужчине, как вы.

— Если вы хотели заинтриговать меня, то не могли найти лучшего способа. Но если вы собираетесь отказать мне… Подумайте еще немного, Сьонед.

Ролстра окинул ее взглядом, а потом обнял за плечи и поцеловал. Прежде чем Сьонед успела отстраниться и запротестовать, он разомкнул объятия, сделал шаг назад, который разделил их, низко поклонился, как кланялись только супругам верховных принцев, и направился к своему шатру.

Сьонед оцепенела. Ужас боролся в ней с гордостью. Великий принц хотел ее… Женщина до мозга костей, она не могла остаться равнодушной к его силе, к волнующему мужскому зову. Но она была также и «Гонцом Солнца». Как тот, которого заставили стать предателем. Ролстра желал получить еще одного фарадима!

А разве Рохан не хотел того же?

Она обхватила себя руками, стараясь справиться с дрожью. Рохан любит ее. Она повторяла это еще и еще. Но все было бесполезно. Принц Пустыни использует ее способности так же, как и Ролстра, только в кармане у него лежит благословение Андраде, устроившей этот брак. Она вытащила из кармана речные камушки и сжала их с такой силой, что хрустнули кости. Кто она такая, чтобы судить, какой принц с большим толком использует ее? Сьонед горько рассмеялась. Выбора не было. И она ненавидела за это их всех.

Когда Рохан скользнул под одеяло, голова у него кружилась от вина и от победы. Куда пропал Вальвис? Этот мальчишка стал много о себе понимать… О черт, как болят спина и плечи! Надо найти такое положение, чтобы поменьше саднило… Но вино постепенно взяло свое, и когда Рохан начал засыпать, ему явилась Сьонед.

Принц успел подумать, что, видимо, научился у нее колдовству, потому что Сьонед казалась живой, он держал ее в объятиях, а ее мягкие губы прикасались к его лбу, нежные пальцы гладили щеку… Рохан улыбнулся и потянулся к ней, ощутил ладонями ее гладкие плечи. Она села на кровать и стала жадно изучать его тело. Когда Сьонед сдернула с него одеяло и прикоснулась рукой к его вздымающейся плоти, Рохан громко вскрикнул.

— Тсс… — прошептала она, приложив пальцы к его губам. Принц поцеловал их, желая, чтобы свеча стояла поближе к кровати и он мог видеть ее лицо. Мягкий свет, доносившийся с другого конца шатра, смешивался с проникавшим сквозь голубую ткань светом сторожевого фонаря, озаряя ее темные как ночь волосы. Она продолжала ласкать Рохана, и его охватили новые, неизведанные прежде чувства.

— Прекрати, — наконец сказал он. — Теперь моя очередь…

Он удивился, услышав ее хриплый стон. Его руки скользнули по ее рукам, плечам, груди, прикрытой теплым от жара ее тела шелком, обхватили ее за талию и прижали к себе.

И тут Рохан замер.

Стройная, но не такая, какой он ее помнил. Гибкая, плечи и руки мягкие. Однако он знал: тело у Сьонед сильное, мускулистое и совсем не мягкое… От нее пахло дорогими духами, а не чистым и диким ароматом степи.

Это была не Сьонед!

Внезапная вспышка огня в жаровне, стоявшей у входа в шатер, сделала тени более резкими. Женщина тревожно обернулась, но он успел узнать ее профиль. Вспышка ярости сорвала его с постели и бросила на пол. Рохан лежал, ловя ртом воздух.

— Янте…

Замелькали тени охранников, и кто-то из них завопил:

— Пожар!

— Спрячь меня! — прошептала она. — Если кто-нибудь найдет меня здесь…

— Убирайся! Мне наплевать, что с тобой будет! Рохан поднялся с пола, схватил одеяло и прикрыл свою наготу. Его тошнило.

— Я отвлеку их, но ты должна бежать. Давай!

— Рохан, пожалуйста…

В свете, проникавшем через стенку шатра, его лицо казалось голубоватым.

— Хочешь, чтобы тебя нашли здесь?

— Да!

Он схватил ее за локоть и принялся трясти.

— Думала заставить меня жениться на тебе? Стала бы кричать, что я тебя обесчестил? Ты дура! Убирайся!

— Ты хотел меня! — бросила она.

— Замолчи!

Он подтолкнул Янте к выходу и отодвинул полог. Охранники пытались погасить огонь, видимо, возникший из-за того, что угли упали в траву.

— Если будешь здесь к тому времени, когда я вернусь, пеняй на себя. Всем расскажу, какая ты шлюха! Подожди, пока я отвлеку их внимание, а потом беги.

Рохан отбросил полог и вышел наружу, поддерживая одеяло на талии и чувствуя себя круглым дураком. Он приказал охранникам сбегать к реке и принести воды; те подчинились. Лишь он один заметил выбравшуюся из шатра Янте. Полусонные жители Пустыни выглядывали из других шатров, и Рохан, как мог, успокаивал их. Пожар был потушен, опасности миновала.

Когда все утихло, он вернулся к жаровне. На зеленой траве не было и следа огня. Он внимательно осмотрел место, залитое водой, пытаясь найти обугленную траву, Все было тщетно. Никакого пожара не было… в обычном понимании этого слова.

Рохан осмотрелся, увидел вдали стройную фигурку в темном платье и хотел направиться к ней, но в этот момент прибежал один из охранников и принялся просить прощения:

— Милорд, я не знаю, как это могло случиться! Пламя вспыхнуло прямо в жаровне!

— Ничего страшного. Все в порядке.

Тем временем тень исчезла, и он вернулся в шатер. Сразу же у входа Рохан остановился — его босые ноги прикоснулись к чему-то холодному. На ковре лежали какие-то маленькие предметы. Он нагнулся, поднял их и нежно улыбнулся. Когда она успела? Когда Янте ушла, а он разговаривал со стражниками? Возможно.

— Значит, ты тоже следишь за мной? — прошептал он. — Смогу ли я так же хорошо защищать тебя, любовь моя?

Он еще немного подержал камушки в руках, а затем положил их в шкатулку для драгоценностей, где уже лежали выигранные сегодня изумруды.

Глава 14

Вопреки всем прогнозам, следующее утро началось проливным дождем, который продержал всех в шатрах до полудня. Большинство высокородных проснулось от первого удара грома, услышало шум дождя, поежилось и опять уснуло. Слуги сделали то же самое — за исключением бедолаг, в обязанности которых входило разведение костров. Деваться им было некуда: вс„ равно рано или поздно от них потребовали бы кипяток для водных процедур…

Слугам леди Палилы повезло больше. Им не нужно было разводить огонь под дождем, а посему леди и ее ранней гостье был предложен полный горячий завтрак, приготовленный на борту барки. Если они и были удивлены тем, что трапезу с их госпожой пришла разделить принцесса Пандсала, то говорили об этом только шепотом и только друг другу на ухо.

— Итак, прошлой ночью Янте решила податься в шлюхи, — сказала чрезвычайно довольная Палила. В глазах ее гостьи светилось лишь скромное удовлетворение.

— Насколько я поняла, наш златовласый герой не из тех мужчин, которые в состоянии оценить сей славный подвиг.

— Знала бы ты, в каком виде она вернулась в шатер! Волосы всклокочены, ноги в грязи! — Пандсала рассмеялась. — Она сидит там до сих пор. Притворяется, что ходила на прогулку, простудилась и не может ни с кем видеться. Представляю, как ей тошно от лекарств Найдры!

— И от умных бесед Леналы. Замечательно, что ты решила сегодня составить мне компанию. Сала, признаюсь, все эти годы я была к тебе несправедлива. Нам давно следовало подружиться.

— Обеим нам есть что терять и за что бороться. Вдобавок мы ненавидим Янте. Все это делает нас естественными союзниками.

— Ну, теперь ей крышка! Даже если об этом не узнает Ролстра, наш гордый принц Рохан никогда не женится на ней. По-моему, дорогая, победа осталась за тобой.

— Не совсем… — Пандсала крутила в руках золотую ложечку, украшенную аметистом. — Меня настораживает эта девчонка-фарадимка. Он почти не разговаривает с ней, а она очень холодна с ним. Но ее вовсю поддерживают Тобин и Андраде. Если они как следует возьмутся за Рохана, принц может не выдержать. Кажется, он слишком мягкосердечен.

— Не думаю, что Рохан настолько глуп, — промурлыкала Палила. — Кроме того, Андраде с Тобин недооценивают тебя, дорогая. Они и не догадываются о твоей цели. А девчонка-фарадим — без роду, без племени, что бы там ни говорили о ее cвязях с принцами Сирским и Кирстским. Ей нечего предложить ему, не то что тебе.

— Тем не менее, я предпочла бы, чтобы она не путалась под ногами.

Она вновь наполнила чашки и передала одну Палиле.

— И все же напрасно ты приехала сюда, напрасно пустилась в такой дальний путь накануне родов. Не хотелось бы, чтобы ты разрешилась от бремени раньше срока, да еще в месте, где мы не сможем управлять событиями.

— По-твоему, я выжила из ума? Ты забыла, что все наши курочки здесь, с нами? Я часами убеждала твоего отца, что мне позарез необходима их забота и компания. Жаль только, что одна из них забеременела в другое время.

— Тебе рожать еще дней через тридцать, — сказала Пандсала, критически оглядывая ее тело. — Хотя должна сказать, ты настолько раздобрела, как будто перехаживаешь.

При этих словах Палилу передернуло.

— Богиня не позволит, чтобы я переносила ребенка!

— Даже сына? — цепко поинтересовалась Пандсала. — Я нашла все снадобья, которые нам необходимы. Это было нетрудно. Здесь достаточно купцов, поэтому я купила одно здесь, другое там и никому не бросилась в глаза. Глоток-другой вина со снадобьем, и у них начнутся схватки почти одновременно. Мы подумали обо всем.

— Единственное, что может нам помешать, это только если все четверо родят дочерей. — Палила нахмурилась и принялась рассматривать свои ногти. — Для полной безопасности надо было взять с собой тех двоих.

— Невозможно. Даже отец счел бы это подозрительным, хотя он смотрит на беременных как на существа неодушевленные.

Палила не оценила юмора принцессы. Все и так знали, что Ролстра терпеть не может женщин в положении.

— Я сказала ему, что мне нужна их компания… Все бы ничего, если бы не скука смертная! Будь моя воля, я с наслаждением вырезала бы им языки сейчас, а не потом. Слушать их — настоящая пытка. Но мне необходимо находиться в их обществе несколько часов ежедневно, чтобы сохранять видимость. Серьезные разговоры я могу вести только с тобой.

— Еще бы! Кто лучше меня расскажет о том, что происходит на Риалле? Жаль, что ты почти не можешь бывать там.

Это тоже была больная тема, и Палила перестала скрывать раздражение. Ролстра разрешил ей присутствовать лишь на наиболее важных мероприятиях вроде вчерашнего пира или церемонии Последнего Дня, да и то чувствовал себя явно не в своей тарелке. На прошлых Риаллах она постоянно была рядом с ним. Ею восхищались, за ней ухаживали, ей завидовали. Но прошлым вечером было слишком много женщин, которые осмеливались кокетничать с Рол-строй даже в присутствии Палилы. Ах, как противно быть огромной, толстой и ленивой! Ничего, сын вознаградит ее за все…

— И все же у меня из головы не идет эта Сьонед, — сказала Пандсала, возвращаясь к теме. — На вид в ней нет ничего особенного, однако…

— Это ты уже говорила, — нетерпеливо прервала ее Палила. — И я тебе ответила: Сала, не волнуйся из-за нее. Сейчас, когда Янте погубила ее собственная глупость, тебе нечего беспокоиться. На пиру Последнего Дня я увижу тебя стоящей рядом с принцем Роханом в качестве его невесты.

Должно быть, эта картина вдохновила принцессу, потому что Пандсала радостно засмеялась.

— Я говорила тебе, что он вчера сказал о моих глазах? Ожерелье невесты будет из бриллиантов!

— Замечательно… — сказала Палила. Несмотря на все усилия, голос ее прозвучал кисло. — А сейчас, когда твое новое положение практически решено, мы должны кое-что обсудить. Я заставлю отца дать тебе в качестве свадебного подарка замок Феруче, и тогда со временем в наших руках окажется большая часть торговых путей. Наши сыновья будут очень богатыми людьми.

— Очень богатыми принцами, — мягко поправила Пандсала. — И к тому же лучшими друзьями.

Палила улыбнулась самой сладчайшей из своих улыбок.

— Естественно, моя дорогая! Но сейчас мы должны подумать над тем, что ты наденешь на церемонию Последнего Дня…

Эти две страшные и чрезвычайно опасные женщины, волей судьбы ставшие союзницами, провели остаток утра, обсуждая свадебный наряд Пандсалы.

Сьонед повезло куда меньше. Вместо сухой каюты на борту барки Ролстры — удобства которой «Гонцу Солнца» оценить было не дано — ей пришлось сидеть внутри протекающего шатра. Как только она, Камигвен и Хилдрет затыкали одну щель, тут же находилась другая. Постель была мокрой, а запах влажного ковра

— просто непереносимом. Но деваться было некуда, и когда Ками предложила сыграть в шахматы, Сьонед с радостью согласилась. Однако мысли ее были заняты чем угодно, только не игрой. Она не могла не думать о том, что увидела прошлой ночью. Рад ли был Рохан приходу Янте? Успел ли Огонь вовремя прервать их любовную игру? Неожиданный ответ тела Сьонед на ухаживания Ролстры стал ей горьким уроком. Неужели Рохан тоже мог испытать нечто подобное?

Проиграв Ками на пятнадцатом ходу, Сьонед поднялась, взяла плащ и опустила капюшон.

— Пойду прогуляюсь.

— Ты простудишься! — всполошилась Камигвен.

— Этот плащ мне одолжила Тобин. Погляди сюда. — Она раскрыла полы и показала меховую подстежку. — Я не замерзну.

Когда Ками запротестовала, Сьонед воскликнула:

— Я должна выйти отсюда!

Она отбросила мокрый полог и шагнула наружу. Плащ, сшитый для невысокой Тобин, был ей по колено. Конечно, это выглядело смешно, но кто сейчас заметит, что под богатым плащом скрывается простой костюм для верховой езды? Стражники прятались под навесом; навстречу друг другу по каким-то неотложным делам бежали двое слуг. Сьонед направилась к реке, пересекла мост и пришла на ярмарку. На дожде мокли пустые палатки; их яркие навесы увлажнились, дерево потемнело от сырости. Купцы увезли товар на склады за холмом, сидели там и на чем свет стоит кляли погоду, лишившую их заработка. Пустынная и тихая, ярмарка напоминала поле битвы. Не хватало только трупов и чернокрылых стервятников. Сьонед вздрогнула от неприятного предчувствия и направилась к небольшому леску у холма, где можно было укрыться от ливня. Будьте вы прокляты, дырявые шатры Рохана! И сам Рохан впридачу…

Мокрые папоротники хлестали Сьонед по ногам, а она не замечала этого. Ее не слишком тревожило то, что случилось ночью: теперь девушка понимала, что каждый может испытать минутное желание. Если она почувствовала его с отцом Янте, то чего требовать от Рохана? Нет, все было гораздо хуже. Она с горькой улыбкой посмотрела на свои кольца.

Что бы сказала Андраде, знай она про убийство мерида? Ее колдовство должно было только напугать, но привело к гибели человека. Однако страшнее всего было то, что она не чувствовала ни капли раскаяния. Этот мерзавец пытался убить Рохана и заслужил свою участь!

Сьонед пыталась поверить, будто винит в этом Рохана, но правда состояла в том, что ей следовало ненавидеть за случившееся только самое себя. И виночерпию она не желала смерти, но это оказалось неизбежным, поскольку его сознание разорвалось между двумя боровшимися за него «Гонцами Солнца», одним из которых была она сама. Часть ответственности за его гибель падала на Сьонед, однако и этого человека ей было ничуть не жаль. Она убила во имя Рохана, уже двоих, а ведь сама даже не была принцессой! Что же будет, когда у нее появится официальное оправдание? Рохан приобрел над ней неимоверную власть, но она сама вручила ему эту власть вместе со своим сердцем и умом.

Она может быть только его принцессой… Но отказаться от фарадимства означало потерять половину самой себя. Значит, остается только одно: найти равновесие между долгом «Гонца Солнца» и долгом принцессы. Если бы это было невозможно, Андраде не решилась бы предложить ее в жены Рохану. Ни один принц, ни одна принцесса никогда не были фарадимами: такое сочетание могло взорвать мир.

Девушка плотнее закуталась в плащ и закрыла глаза. Почему Андраде так уверена, что Сьонед сумеет справиться с искушением употребить свой дар в интересах мужа и своего народа? Сьонед никого не собиралась убивать, но это не может служить ей оправданием. Защищая Рохана, она нарушила один из важнейших обетов фарадимов. И тут она ахнула. А что, если именно на это и рассчитывала Андраде?

Открытие потрясло ее. Да, леди Крепости Богини была коварна, деятельна, властолюбива и самонадеянна. Едва ли она могла предположить, что Сьонед осмелится нарушить запреты фарадимов на использование силы. Нет, ей не хватило бы жестокости, чтобы свалить всю ответственность на свою ученицу!

Хотя… С чего она это взяла? Может быть, именно в этом и состоял расчет Андраде — заставить Сьонед нарушить закон из любви к своему принцу. Ни приказать ей, ни даже намекнуть на то, чего она ждет от Сьонед, леди не могла.

Да, теперь во всем появлялся смысл. Андраде молчала, но Сьонед догадалась, в чем состоит ее просьба! Задача ее заключается не столько в том, чтобы родить сына-фарадима, сколько в том, чтобы поломать старые законы и установить новые, по которым будет жить ее сын.

А Рохан… Что он попросит у нее? Можно ли доверять его мудрости? Можно ли надеяться, что он не будет раз за разом пытаться с ее помощью прошибить лбом стену, если потерпит неудачу? Тяжелый меховой плащ не спас от дрожи, сотрясшей ее тело при мысли о том, что выбора нет. Рохан. Она сделает для него все, что должна. И как фарадим, и как принцесса.

Нет, не напрасно она пришла сюда. Сидя под деревом, Сьонед нашла ответ на еще один занимавший ее вопрос. Весть о том, что Андраде собирается женить Рохана на одной из своих «Гонцов Солнца», привела бы принцев в ярость. И если это еще не произошло, то только благодаря хитроумному плану Рохана насчет дочерей Ролстры… Она вытерла мокрое лицо и злорадно усмехнулась. Ох, и шуму будет! А когда у них с Роханом появятся дети, принцы упадут в обморок…

Сьонед мечтала и ведать не ведала о том, что за ней наблюдают. Притаившийся за деревом Вальвис был почти невидим. Мальчик с головы до пят закутался в плащ, но это не мешало ему дрожать от холода. Меата же не замечал ни оруженосец, ни Сьонед. Он следил за ней с тех пор, как Хилдрет сообщила, что Сьонед ушла. Проклятие, если ей приспичило посидеть одной и подумать, почему бы не выбрать для этого теплый, сухой шатер? Почему надо непременно бродить по окраинам ярмарки? Пробормотав ругательство, он еще ближе приник к дереву.

А Рохан тем временем вывалил на головы ничего не подозревавших принцев самую заветную из своих идей. Несмотря на дождь, встреча продолжалась. Рохан допустил серьезную, даже непростительную ошибку, вызванную усталостью. После ухода Янте он не спал всю ночь и чуть было не отправился на поиски Сьонед, чтобы еще раз испытать чувства, которые пробудила в нем темнокудрая принцесса. Мысль об этом была ему отвратительна; тем не менее он так и не сомкнул глаз, потому что пытался разгадать, какой расчет скрывался за безрассудным поступком Янте… К усталости прибавился нудный дождь, действовавший ему на нервы. Но он был слишком честен, чтобы искать себе оправдание. Слушая споры, разгоревшиеся после его выступления, принц готов был вырвать себе язык.

Начал он неплохо, невинно заявив, что хотел бы знать границы своего государства. Действительно, какими землями и народами он правит? Целесообразность этого была ясна даже такому недалекому принцу, как Саумер Изельский. А нападение мерида послужило основанием поднять тему спорных территорий. Рохан делал вид, будто хочет выяснить свои права, но на самом деле его интересовало, на владение какими землями имеет право претендовать исконный враг жителей Пустыни. Однако принцы ни о чем не догадались. Их формальное подтверждение того, что все земли Пустыни принадлежат Пустыне, дало Рохану моральное право на будущее вторжение. Теперь ни один принц не осмелится оказать помощь меридам, поскольку, согласно сегодняшнему договору, Рохан лишь защищает свои собственные земли.

Впрочем, были у юного принца и более отдаленные планы. Он пытался создать прецедент. Сначала нужно было проложить границу между Пустыней и другими государствами, а уж затем заставить других принцев последовать его примеру. Но к нему сразу полезли с вопросами, которые он хотел оставить до следующей Риаллы. Проблема была чересчур острой. Он не учел, насколько сложными были взаимоотношения Саумера Изельского и Волога Кирстского, давнее перемирие между которыми так и не кончилось настоящим миром, в результате чего границы пересматривались каждый год, иногда явочным порядком. Когда Рохан заявил о границах его собственных земель, оба набросились на него как драконы, обнаружившие беззащитного лосенка.

— У кого из присутствующих имеются друг к другу территориальные притязания? — вмешался в дискуссию Ролстра, и в шатре тут же начался гвалт. Притязания были у каждого. До прапрапращуров. Именно из-за этого возникали все войны на континенте. И только тут Рохан понял, какого свалял дурака. Новая война готова была разгореться прямо сейчас. Но винить в этом он должен был только себя.

Рохан посмотрел на великого принца, удивляясь, что тот не пытается навести в шатре порядок, и многое понял. Ролстре только и нужно было, чтобы все они вцепились друг другу в горло! Насмотревшись на Саумера с Вологом, в спор вступили принцы Фирона и Фессендена. Лицо Ролстры было серьезным, но глаза смеялись. Раздоры принцев не только были ему на руку, но и доставляли живейшее удовольствие. Основой его личного могущества был старый принцип «разделяй и властвуй». Рохан откинулся на стуле, кусая губы. Раньше он не понимал, как Ролстре удается заставлять принцев делать то, что ему хочется. Теперь все встало на свои места. Ролстра искусно стравливал принцев между собой, дожидался момента, когда соперники готовы были растерзать друг друга, и предлагал компромисс. В результате обе стороны чувствовали себя в долгу перед ним. Вот такой он «миротворец»…

Рохан принялся разглядывать свои руки, лишь бы не дать Ролстре увидеть полыхавшее в его глазах отвращение. Его целью был мир. Пустыня была обязана процветанием взаимной заботе, дружбе и пониманию. Чтобы выжить, его вассалам приходилось трудиться день и ночь; у них не оставалось времени на пустые споры. Но в богатых землях все шло по-другому. Фрукты и цветы в Марке, Оссетии или Кирст-Изеле росли сами собой, у тамошних лордов и принцев оставалось время для других вещей, и в течение многих лет Ролстра старался, чтобы их энергия уходила на бесполезные распри. Все силы, все знания, все богатства тратились впустую. Рохан чувствовал такую лютую злобу, словно поймал кого-то из своих сограждан за просверливанием дырок в цистернах с драгоценной водой…

Власть была искусством создавать гармонию, а закон — тонким и подвижным искусством устанавливать такую власть. Больше всего на свете Рохан желал мира, который бы управлялся законами, понятными всем… но Ролстра сделает все, что в его силах, чтобы помешать этому. Юный принц понял это раз и навсегда. Более того, он решил загадку, над которой бился прошлой ночью. Янте толкнуло к нему стремление получить власть. Единственное, чему она научилась в замке Крэг. Перед глазами у нее был пример отца, пример подлости, предательства и желания добиться своего любой ценой.

Внезапно Рохан вспомнил о Сьонед, и у него заныло сердце. Он и не подозревал, что сам играет в те же игры! Он стравливал Сьонед с принцессами так же, как Ролстра стравливал принцев, а сам сидел в сторонке и наслаждался этим зрелищем. Это тешило его мозг, но он совсем забыл про собственное сердце. Нет, так нельзя! Ему нужна Сьонед — прямая, честная, свободная… А сам он — хвастливый мальчишка, игравший в опасную игру и причинивший боль не только ей, но и себе самому…

Рохан заметил, что за ним наблюдает принц Ллейн. Выцветшие голубые глаза подмигнули ему, и старик встал.

— Милорды… — сказал он, затем покашлял и повторил громче:

— Милорды! — Тут все затихли. — Я поздравляю принца Рохана, подавшего всем нам прекрасную мысль. Однако мне кажется, что без карт и документов мы только понапрасну потратим время.

— Ты знаешь, как решить все наши проблемы, кузен? — любезно спросил Ролстра.

— Полагаю, да. Мы должны обратиться за помощью к леди Андраде.

— За чем? — спросил Саумер, уместив в эти два, слова целое море подозрений.

— Не для руководства, конечно, — успокоил его Ллейн. — До начала следующей Риаллы ей придется собрать все документы, подтверждающие права на те или иные земли, составить карты и обозначить на них границы между государствами. А в течение этих трех лет я предлагаю сохранять существующие границы и искать компромиссы, приемлемые для обеих сторон.

— Поддерживаю, — сказал принц Ролстра. — Твои слова, кузен, мудры, как вcегда. Вдохновленный ими, я хочу предложить кое-что новенькое. До тех пор, пока не будет подписано соглашение о границах, станем считать законными те границы, в которых Мы живем сейчас. По истечении трех лет они могут быть пересмотрены, если в том возникнет необходимость. Далее я предлагаю, чтобы любой принц, который нападет на другого, был наказан всеми остальными.

Саумер нахмурился.

— Дай подумать, Ролстра. Если, скажем, Халдор вторгнется на несколько миль во владения Чейла, то…

— То я приду туда со всей своей армией. Скоро, как только возможно, чтобы защитить права Чейла. И остальные принцы — Луговинный, Крибский и даже ты, принц Рохан, тоже придете на защиту Чейла. Это сделает ведение войны невыгодным, и мы перестанем тратить силы на бесполезное дело.

— Это мне нравится, — заявил Айит Фиронский.

— Мне тоже, — сказал Саумер, глядя на улыбавшегося Волога.

— Можно мне сказать? — услышал Рохан собственный голос.

— Пожалуйста, кузен, — вежливо ответил Ролстра.

— Я думаю, что главным арбитром в серьезных спорах должен стать принц Ллейн. Это не те вопросы, которые придется решать леди Андраде. Ллейн живет на острове и не имеет никакой выгоды от распрь, которые происходят на континенте.

— Ты согласен взяться за это, кузен? Старик поклонился верховному принцу.

— Почту за честь.

Наконец-то победил здравый смысл, с облегчением подумал Рохан. Но не тут

— то было.

— Впрочем, я надеюсь, что мы сумеем разрешить все наши споры сами, не беспокоя принца Ллейна, — добавил Ролстра. Намек был тут же понят всеми присутствующими, даже Саумером. — А сейчас, милорды, мы заслужили отдых. Принц Виссарион угощает нас в своем шатре. Встречаемся в полдень.

Рохан вырвался из душного фиолетового шатра и накинул на голову капюшон. Утро было немного лучше, чем он ожидал, однако принц торопился. Ему было над чем подумать, а для этого требовалось одиночество. Искать одиночества в его лагере не приходилось. В Стронгхолде он нашел бы себе убежище, но где спрятаться принцу во время Риаллы?

Он пошел к реке, надеясь, что в такой дождь никто не попытается снова напасть на него, и вдруг увидел на другом берегу прятавшегося за деревом Меата. Рохан доверял своим стражам, но его постоянно беспокоила мысль о собственной безопасности. Ему захотелось перехитрить фарадима, поиграть с ним в кошки — мышки, но здравый смысл и чувство долга взяли верх над этим мальчишеским желанием. Он будет Дураком, если куда-то сунется без охраны. Мериды могут повстречать его на каждом шагу.

Наконец Рохан нашел прекрасное место для уединения: под мостом. Чувствуя себя немного глупо, он скользнул туда. Пусть фарадим думает что угодно. Он завернулся в плащ и стал похож на дракона, сложившего крылья. Деревянные ступеньки протекали, и принц принялся отыскивать самое сухое место. Наконец-то он скрылся от любопытных глаз!

Кажется, утро прошло совсем не так плохо… Однако предложение Ролстры о взаимной защите встревожило его. Рохан попытался поставить себя на место верховного принца, что было совсем нелегко для его миролюбивого ума… Сцены, которые разыгрались в воображении, потрясли его. Любое нападение — независимо от того, кто его предпринял — заставит других принцев снарядить карательную экспедицию. Вопросы станут задавать гораздо позже… если их будет кому задавать. Раздоры между принцами существовали всю жизнь, и с заключением договора они не исчезнут. К тому же воевали между собой не столько принцы, сколько атри, и далеко не всегда по приказу сверху. Принцы, как правило, избегали серьезных конфликтов. Отец Рохана часто использовал подобную тактику, хотя ему нравилась война и он всегда стремился в бой. Однако у Рохана не было никакой охоты вести такую жизнь.

Зато он хорошо знал, как воюют наемники на чужой территории. Верховный принц Ролстра получал право вступать на территорию атакованного принца и наносить ему любой ущерб, ссылаясь на чрезвычайные обстоятельства. К тому времени, когда дело утрясется, люди давно забудут о том, из-за чего все началось.

Хотя как знать… Возможно, каждый теперь дважды подумает, прежде чем начнет войну. Местные конфликты это одно, а крупные войны никогда никому не приносили выгоды. Рохан пожал плечами, прекрасно зная, что ему не остается ничего иного, как надеяться на лучшее.

Выходит, не зря он завел разговор о границах. И не — зря подписывал каждый документ, направленный на пользу Стронгхолду. Сегодняшний договор определял, что законно, а что нет, не только по отношению к меридам, но и к Марке, Луговине, Сиру и Кунаксе. Может, придется отдать кому-то пару деревень, но и взамен он тоже получит кое-что. Не грех поступиться малым ради большего. Конечно, пострадавшим вассалам придется заткнуть рот, но благодаря отцу у него было достаточно денег, чтобы возместить им ущерб.

Да, но какое яйцо дракона он расколол сегодня, с улыбкой подумал Рохан. Принцы сойдут с ума, выискивая старые договоры и карты, сделанные древними фарадимами. А пока будут искать, они, сами не сознавая того, придут к мысли о значимости закона. Если чуть-чуть повезет и если он исподволь приложит к этому руку, может быть, удастся убедить их в том, что закон хорош не только по отношению к границам…

Кто-то шел по мосту. Шаги звучали у него над головой. Может быть, возвращается Меат? Не похоже: шаги слишком легки, чтобы принадлежать громоздкому «Гонцу Солнца». Как только человек спустился на берег, Рохана разобрало любопытство. Он выглянул в щель и с радостью узнал девушку, закутанную в слишком короткий для нее плащ.

— Сьонед!

— Кто там? — испуганно оглянулась она.

— Не бойся, это я, Рохан. Я под ступеньками. Иди сюда. Здесь сухо.

Сьонед свернула под мост и нагнулась, чтобы пролезть внутрь. Ее высокие сапоги для верховой езды были забрызганы грязью.

— Что ты здесь делаешь?

— А ты? Проходи.

Рохан протянул руку, но Сьонед не приняла ее.

— Почему ты ходишь по дождю, а не сидишь в сухом шатре? — спросил он, когда девушка устроилась рядом.

— Сказал бы лучше, «в твоем чертовом протекающем шатре»! — огрызнулась она. — А ты почему не на встрече?

— Мне там скучно. — Рохан придвинулся к Сьонед и заметил, что она дрожит. Не обращая внимания на грязь, он принялся растирать ей руки и плечи.

— Ты же насквозь промокла! Женщина, сколько времени ты пробыла на улице? Подожди, дай мне согреть тебя!

Рохан попытался прижать ее к себе и поделиться открытиями, сделанными сегодня утром, но Сьонед сердито оттолкнула его.

— Не обращайтесь со мной так, словно я ваша собственность! — злобно фыркнула она. — Вы еще не владеете мной, милорд!

Озадаченный Рохан умолк. Через несколько минут его терпеливость была вознаграждена.

— Я видела, как Янте выходила из твоего шатра! И разговариваю с тобой только потому, что выглядела она не слишком счастливой!

Рохан был рад, что она сидит к нему спиной и не может видеть его довольную улыбку.

— Я не дал ей повода для счастья. Это ведь ты наколдовала Огонь, правда?

— А если и так? — с вызовом спросила Сьонед. — Она приходила, чтобы совратить или убить тебя, а я не могла позволить ей ни того, ни другого!

— Я догадываюсь, что бы ты предпочла, если бы пришлось выбирать…

Сьонед обернулась и пристально посмотрела на него. Ресницы девушки были мокрыми от дождя, и Рохан изнывал от желания поцеловать их.

— Как бы я хотела ненавидеть тебя… — прошептала она. Догадавшись, что чувства девушки не имеют ничего общего с ненавистью, Рохан крепко обнял ее. И правильно сделал. Они сидели в грязи, в сырости, в тесноте, в холоде и целовались, целовались, целовались… Ничто не могло помешать им, и Рохан был счастлив, как никогда в жизни.

Можно было сидеть так день и ночь, но постепенно до принца дошло, что над ними больше не каплет, а голубовато-серый сумрак в их убежище разогнали cолнечные лучи. Он разомкнул объятия, Сьонед прижала руки к его груди и положила голову к нему на плечо.

— Так много нужно сказать тебе, а времени для этого все нет и нет… Рохан, я с радостью встречалась бы с тобой вот так, если бы мы были уже женаты, но сейчас мне не до смеха.

— Подожди совсем чуть-чуть. В Стронгхолде мы наверстаем упущенное, — пообещал он.

— Тогда седлаем коней и едем домой! — Сьонед засмеялась и отодвинулась. — Да, я знаю, осталось немного. Только помни, что на людях я говорю одно, а думаю совсем другое!

— И про речные камушки тоже? — поддразнил он. — Вчера я нашел их у себя на пороге. Очень трогательно! Девушка покраснела и подтолкнула его.

— Уходи скорее, пока тебя не начали искать. И не забудь переодеться. Ты весь в грязи.

— Ничего, это даже романтично. — Рохан украл у нее еще один поцелуй. — А вы, миледи, постарайтесь просохнуть и закутайтесь потеплее.

— Я уже высохла. В твоих объятиях, — прошептала девушка, обвивая его руками.

— Остановись, Сьонед. Я запрещаю тебе совращать меня!

— Очень нужно! — рассмеялась она. — Ладно, я пошла. Не слишком приятно чихать на собственной свадьбе! Одно утешение — изумруды будут мне очень к лицу!

— Жадная ведьма! — укорил он. — Надо было бы в наказание заказать тебе ожерелье из речных камней. — О нет, ты этого не сделаешь! — с комическим ужасом прошептала она и крепко прижалась к его губам.

Когда Сьонед отпустила его, Рохан произнес единственно возможную в такой ситуации фразу:

— Я люблю тебя!

Зеленые глаза тут же наполнились слезами.

— Ты никогда не говорил этого…

— Не правда, говорил.

— Нет. Это в первый раз.

— Но ты ведь знала, Сьонед. Должна была знать.

— Рохан, знать одно, а слышать совсем другое. Это сильно облегчает жизнь.

— А что ее делает тяжелой, любовь моя? Принцессы? Плюнь на них. Они не стоят твоего внимания.

— А твоего стоят? — притворно обиженно спросила она и покачала головой. — Нет. Они тут ни при чем.

— Тогда что же?

Она подняла руку, на которой поблескивал изумруд.

— Долго ли мне придется носить эти кольца?

— Не понимаю… Сьонед тяжело вздохнула.

— Я не знаю, кем мне предстоит стать. «Гонцом Солнца»? Принцессой? Или и тем и другим одновременно? Я попала в ловушку.

Только теперь он понял, о чем идет речь.

— Сьонед, никто не сможет использовать тебя, если ты сама этого не захочешь. Ни я, ни Андраде, ни кто-либо другой. А я и пытаться не буду. Я слишком люблю тебя, чтобы заставлять страдать. Не бойся, любимая, я не поймаю тебя в ловушку.

— Ты уже сделал это. И очень давно. — Она заглушила его протестующий возглас еще одним поцелуем. — Лучше сдержи свое другое обещание. Всегда будь честен со мной. Пожалуйста…

Они выбрались из-под моста, дрожа от разогнавшего облака ледяного ветра, и расстались. Сьонед отправилась к своим подругам-фарадимам, а Рохан — к соратникам-принцам, Никто из них не заметил своих телохранителей, одним из которых был Меат, а другим — лучший фехтовальщик на мечах из стражников Рохана. В свою очередь, телохранители не заметили третью тень — невысокую фигурку в фиолетовом плаще. Она пряталась за деревом, и ненависть полыхала в ее темных глазах.

Ровно через сутки Андраде стояла посреди шатра, в котором проходила встреча принцев, и ставила печати Крепости Богини на дюжину документов. Все принцы с любопытством следили за тем, как Уриваль кладет на каждый пергамент белые ленточки, а она прикладывает к ним горячий воск и прижимает печать с изображением огромной крепости. Множество писцов трудилось весь день, чтобы снять с пергаментов нужное количество копий. На многих из них Андраде заметила подпись племянника. Поразительно, сколько он успел сделать. Нет, сын не уступал отцу! Он отдал мало, а приобрел много. Похоже, другие принцы начинали подозревать, что за простодушной улыбкой и невинными голубыми глазами прячутся хитрый ум и огромное честолюбие, но каждому хотелось заключить договор с будущим зятем Ролстры. Верховный принц заставил их поверить в это; сам же Рохан ни разу не заикнулся о предстоящем браке. На ближайшие три года принцы оказались связаны по рукам и ногам.

Поставив печать на последнем документе, она кивнула Ролстре, и тот обратился к собравшимся принцам.

— Кузены, я благодарю вас за мирную и плодотворную Риаллу. Через три года мы сможем пожать плоды этой работы и встретимся снова, когда наше содружество станет еще более крепким и могущественным.

Принцы поклонились и дружно вышли. Из открытого полога потянуло холодным ветром, и Андраде плотнее запахнула плащ. Уриваль убрал ленточки, воск и печать в ящик и сложил оставшиеся копии в сундучок, который должны были отвезти в Крепость Богини. Ловкие, точные движения сенешаля успокоили странно взбудораженную Андраде, и она уже собралась уходить, когда сзади послышался голос Ролстры.

— Андраде, ты можешь уделить мне несколько минут?

— Конечно… Уриваль, список документов должен быть готов завтра к утру. Возьми в помощь Камигвен, у нее хороший почерк.

— Только если ее удастся оторвать от Оствеля, — с лукавой улыбкой ответил Уриваль.

Он взял оба ящика, поклонился и оставил леди наедине с верховным принцем.

— Прошу садиться, — пригласил он и Андраде опустилась в кресло. Ролстра сел напротив.

— Ты знаешь о надеждах, которые я возлагаю на брак твоего племянника с одной из моих дочерей?

— Только слепой не видит этого, — ответила она. — Обычно ты делаешь такие вещи куда тоньше.

— Меня очень интересует твое мнение. Я так и не сумел выяснить, что думает об этом сам Рохан. Во время Риаллы он был слишком занят и не отвечал даже на прямо поставленный вопрос.

— Я думаю, что тебе удалось произвести на него нужное впечатление, — ничуть не кривя душой, заверила Андраде.

— Но я слышал, что ты уже подыскала ему невесту… Андраде кивнула.

— Верно. Однако Сьонед так же упряма, как и мой племянник.

— Андраде, у меня есть предложение. Леди Сьонед вовсе не рвется за него замуж. Рохан выиграет куда больше, женившись на одной из моих дочерей. Все мы знаем, насколько полезны родственные связи. Особенно со мной…

Он выдержал многозначительную паузу, а потом продолжил:

— Как тебе известно, в замке Крэг уже несколько лет нет своего «Гонца Солнца».

— Ты сам в этом виноват. Йохада хорошо знал свое дело, но ты отверг его услуги.

— Я жалею об этом. Конечно, у меня есть другие источники информации, но сейчас я понял, что без фарадима действительно не обойтись.

— Ты хочешь, чтобы я послала к тебе Сьонед? — Пальцы Андраде отбивали на поверхности стола какой-то сложный ритм. — Этого не будет, Ролстра.

— Даже если она сама попросит об этом? Андраде расхохоталась.

— Попросит о чести стать шлюхой верховного принца? Ролстра, не валяй дурака! Очнись и посмотри на себя — ты обрюзг и одряхлел. Где тот красивый молодой человек, который приезжал в имение моего отца в поисках жены?

Ролстра едва заметно улыбнулся.

— Слава Богине, я не выбрал ни тебя, ни твою безмозглую красавицу сестру.

— Стареешь, стареешь, Ролстра. Вот и память начинает подводить… Милар почувствовала к тебе отвращение с первого взгляда, а я уже тогда знала, какая судьба тебя ждет.

— Сьонед будет в замке Крэг…

— Никого у тебя не будет! — Андраде перестала смеяться и наклонилась к Ролстре. — Неужели ты всерьез думал, что я доверю девушку человеку, который уже погубил одного фарадима? О да, мне все известно, и ты хорошо знаешь об этом! Я позволяю тебе объясниться.

Ролстра вскочил и грозно навис над ней.

— Позволяешь?. Да как ты смеешь обвинять меня в том, что я…

— Жалею, что не бросила тебе обвинение в присутствии других принцев.

— Так почему же ты этого не сделала? — презрительно бросил он. — Я знаю, ты слишком горда, чтобы публично признаться в собственном бессилии! Ты можешь вертеть только своим племянником…

— Опять пальцем в небо! С чего ты взял, что я могу им вертеть? Тебе предстоит еще многое узнать об этом молодом человеке, Ролстра.

— Я предупреждаю тебя, Андраде… Она поднялась и завернулась в плащ.

— Именно это лицо, лицо. человека, развращенного властью, я увидела в Огне, когда мне исполнилось шестнадцать лет. Живи как хочешь, Ролстра, но это я тебя предупреждаю: отныне держись подальше от моих фарадимов!

Она вылетела из шатра, дрожа от гнева. О Богиня, как она ненавидела этого человека, как хотела уничтожить его! Однако доказательств его вины у нее действительно не было: предателя-фарадима так и не удалось найти… Андраде сама поразилась силе своего желания видеть Ролстру совершенно сломленным. Но это случится только тогда, когда Рохан и Сьонед окажутся в полной безопасности.

Верховный принц, не обращая внимания на слуг, поднялся на борт своей барки. Его окликнула Палила, но у принца не было на нее времени. Ах, эта опостылевшая Палила, которая никогда не родит ему сына…

Он вошел в каюту, запер дверь — на случай, если Палила вздумает поднять с дивана свое распухшее тело — и погрузился в мечты о гибкой, грациозной Сьонед, ее бездонных зеленых глазах… и кольцах фарадима.

Ролстра открыл потайное отделение, вытащил маленький бархатный мешочек и взвесил его на ладони. Сколько отсюда уйдет на Криго? Этот человек бесполезен. Он не получит больше того, что уже есть у него в шатре.

А Сьонед этого хватит надолго. Хватит и еще останется.

Глава 15

Рохан покинул шатер верховного принца в хорошем настроении. Он достаточно знал Андраде, чтобы понять, что означал легкий изгиб бровей тетки, читавшей соглашения, под которыми стояла его подпись. Совсем неплохо для идиота, сказал он себе. Интересно, догадается ли Андраде, что кроется за невинными с виду договорами с Клутой и Вологом?

Ни одна корова не выживала в Пустыне больше одного сезона, зато в Луговине их скопился избыток. Рохан заключил с Клутой сделку, предложив несколько чистокровных скакунов Чейна и немалую сумму деньгами в обмен на шкуры животных, забитых с целью уменьшения поголовья. Это был его первый шаг на длинном пути; договор с Вологом стал вторым. От принца Кирстского, кузена Сьонед, он получал двух мастеров по изготовлению пергамента, обязуясь взамен увеличить поставки стекла для тамошних ремесленников. Официальным поводом для заключения этих сделок было желание Рохана позаботиться об образовании племянников и подарить им копии книг из собственной библиотеки принца. Именно этим и объяснялось участие в сделке лорда Чейналя.

Однако подлинная причина заключалась в другом: принц мечтал основать школу. Самому Рохану было легче: отец с удовольствием тратил деньги, чтобы снабдить книгами жадного к учению отпрыска. Но далеко не каждый из молодых высокородных имел такую возможность, не говоря о простолюдинах. Одним из заветных желаний Рохана было стремление дать возможность получить образование всем способным юношам и девушкам, позволить им развить свой ум, проявить таланты. На весь континент существовали всего две школы, готовившие ремесленников: хрустальных дел мастеров в Фироне и ткачей в Кунаксе. Большинство людей занималось торговлей, невзирая на их природные наклонности. Рохан знал, что его план с радостью поддержит Сьонед, которая и сама стремилась к знаниям. Он с нетерпением ждал возвращения в Стронгхолд, и не только по всем понятной причине.

Рохан положил пергамента на стол и сладко потянулся. За пологом, отделявшим его личные покои от гостевых, послышались шаги.

— Вальвис! — позвал принц и тихо присвистнул при виде вошедшего оруженосца.

— О Богиня, что это с тобой?

Веснушчатые щеки Вальвиса вспыхнули, оттеняя огромный синяк под глазом.

— Ничего, милорд, — пробормотал он.

— Дай-ка взглянуть…

Рохан повернул лицо мальчика к затянутому сеткой окну.

— Если это «ничего», хотел бы я знать, как выглядит «что-то». — Он поднял правую руку оруженосца и осмотрел ее. — Судя по костяшкам, ты с кем-то подрался.

— Да, милорд, — хмуро ответил мальчик.

— Можешь сказать, в чем дело?

— Вопрос чести.

— Твоей или моей?

— Обоих.

Детски округлое лицо Вальвиса потемнело, подбородок упрямо выдвинулся вперед.

— Один из пажей Даррикена сказал, что… он сказал, что вы…

— Ну-ну, — подбодрил Рохан, зная, что не имеет права рассмеяться.

— Мне не хочется повторять такие вещи, милорд.

— Все-таки повтори.

Мальчик вздохнул и снова покраснел.

— Он сказал, что вам будет трудно иметь сына от любой женщины, так как — простите меня, милорд — вы глупы настолько, что даже не сможете найти ночной горшок…

— Понимаю.

Лицо Рохана оставалось бесстрастным, но сдерживался он из последних сил.

— Я отплатил ему за оскорбление, милорд!

— Вижу.

Вальвис дотронулся до синяка и вздрогнул.

— Это пустяк. Вот недавно действительно было на что посмотреть, — признался он.

— Угу.

Рохан отвернулся и принялся укладывать пергаменты в сундучок. Немного успокоившись, он поднял голову и спросил:

— Ты сможешь сходить к нашему ювелиру на ярмарку?

— Что, готовы изумруды для миледи?

— Именно это тебе и предстоит выяснить. Если готовы, принеси их сюда. А если нет…

— То я выясню, почему!

— Только вежливо, пожалуйста, — с улыбкой предупредил Рохан. — Мы дали бедняге не так уж много времени. А теперь иди. — Когда оруженосец повернулся спиной, принц окликнул его:

— Вальвис…

Мальчик оглянулся.

— Да, милорд?

— Готов биться об заклад, что пажу Даррикена досталось намного сильнее.

Вальвис гордо усмехнулся.

— Он не сможет жевать еще несколько дней… и прямо ходить тоже!

Рохан не выдержал и расхохотался. Но как только Вальвис вышел, принц горестно вздохнул. Ах, если бы ему снова было одиннадцать лет, когда все вопросы решаются парой зуботычин! С каким наслаждением он двинул бы Ролстру в челюсть! Предпочтительно прямым правой… Верховный до последнего ставил палки в колеса его сделкам с Вологом и Клутой, и было очень трудно сдержаться, когда науськанные Ролстрой принцы начинали спорить из-за каждой запятой.

Его внимание привлекло какое-то движение за окном. Посмотрев наружу, Рохан увидел Камигвен, управлявшую расстановкой длинных столов.

Тут он с запозданием припомнил, что вечером дает обед другим принцам, после которого будут танцы. Делу время, потехе час. А завтра — церемония Поcледнего Дня…

— Камигвен! Можно на минутку оторвать тебя? Она обернулась, пытаясь сквозь сетку рассмотреть, кто ее зовет.

— Конечно, милорд!

Войдя в шатер, Ками принялась с любопытством рассматривать обстановку его личных покоев.

— Все идет прекрасно, милорд, — сообщила она. — Дождя больше не ожидается, так что гости не промокнут. Повара трудятся в поте лица. Мясо и лед готовы, вино охлаждается в реке, а я позабочусь, чтобы к началу обеда был готов горячий хлеб.

— Ты просто чудо, — улыбнулся он. — Что здесь, что во время поездки в Виз. Не хочешь пойти ко мне на службу? Камигвен нахмурилась.

— Я могу переписать все рецепты…

— Я имею в виду другое, и ты прекрасно понимаешь, о чем идет речь, — проворчал принц. — Может, присядешь?

Ками присела на табуретку, сложила руки на коленях, и Рохан застыл, любуясь ее необыкновенными темными глазами, такими прозрачными и чистыми, что сквозь них просвечивала душа. На секунду он позавидовал Оствелю, которому эти глаза будут сиять каждое утро, а потом улыбнулся. Скоро на него будут смотреть другие необыкновенные глаза — зеленые, как летняя листва…

— Ты успела пожить в Стронгхолде, — начал он, — и знаешь, что там все не так просто. Мне нужен человек, который не будет выводить меня из себя, как делает нынешний сенешаль. Вообще-то он человек моей матери. Кроме того, мне нужен тот, кто будет следить за охраной и выполнять дела, которые мой отец предпочитал делать сам, но мне это неинтересно. Может быть, вы с Оствелем подумаете и возьмете на себя эти обязанности? Я знаю, ты могла бы добиться большего и стать послом при дворе какого-нибудь принца. А Оствель стремится получить пост первого сенешаля Крепости Богини. Но мне бы хотелось, чтобы вы оба подумали над моим предложением.

Ее смуглые щеки покрылись румянцем.

— Вы очень добры, милорд…

— Нет, просто я забочусь о собственной выгоде. Вы оба нужны мне. Я почту за честь, если Стронгхолд станет вам родным домом.

Не успела Камигвен открыть рот, как в шатер ворвался Вальвис. Мальчик поскользнулся на ковре, чуть не выронил из рук бархатный мешочек и воскликнул:

— Милорд, они готовы! Взгляните…

Он вытряхнул содержимое мешочка на стол. Восемь изумрудов величиной с ноготь большого пальца Рохана были замечательно оправлены в серебро: камни охватывал сплетенный фарадимом лунный свет. Из двух изумрудов большего размера были изготовлены такие же серьги, и все это великолепие завершалось экзотической серебряной заколкой для волос, украшенной мелкими бриллиантами. Рохан не заказывал ни серег, ни заколки, и бриллиантов тоже не давал: видно, на ювелира нашло вдохновение.

— Леди Сьонед будет ярче, чем свет звезды, — гордо сказал Вальвис.

— О да… — пробормотал Рохан. Он с усилием оторвал глаза от украшений и ссыпал их в мешочек. — А сейчас спрячь их, Вальвис. И спасибо тебе.

— Так вы действительно женитесь на ней? — воскликнула Камигвен.

— Я был уверен, что ты знаешь… — поразился принц. Ками вскочила и обняла его.

— Конечно, мы с Оствелем останемся в Стронгхолде! Мы думали, что вы не хотите ее!

— Кто вам сказал такую чушь? — пробормотал он.

— Вы сами, милорд, — усмехнулся Вальвис.

Камигвен отступила и подбоченилась. Глаза ее смеялись.

— Вы опасный человек, милорд!

— Меня называли по-разному, но такое я слышу впервые. Между прочим, я приглашаю вас в Стронгхолд при одном условии. — Рохан старался не расхохотаться, но ни голос, ни мышцы лица уже не, подчинялись ему. — Знаешь ли, я придерживаюсь строгих правил и не разрешу вам с Оствелем переступить порог замка, пока вы не поженитесь. Что ты на это скажешь?

Она опустилась в глубоком реверансе, трясясь от хохота.

— Клянусь, вы настоящий сын дракона!

— В действительности мы со Сьонед только следуем вашему примеру, так что завтра отпразднуем две помолвки и начнем готовиться к двойной свадьбе. Согласна?

— Согласна, милорд!

Рохан подошел и неожиданно поцеловал ее.

— Счастливчик он, твой Оствель! — сказал он, заставив девушку покраснеть.

— Счастливица ваша Сьонед! — в тон ответила она, и оба рассмеялись.

Палила сидела в своей каюте и ужасно скучала. Только что служанка закончила втирать в ее тело масло, которое позволяло избежать последствий беременности, но даже это удовольствие наскучило Палиле. Ей хотелось выйти отсюда, быть среди людей, наслаждаться восхищенными взглядами мужчин и ревнивыми взглядами женщин. Богиня, как ей надоела беременность!

Приход Ролстры в ее каюту был настолько неожиданным, что она застыла на месте. Палила была рада, что на ней свободный пеньюар, а волосы уложены так, как ему нравилось. Но Ролстра, кажется, и не заметил этого. Любой мужчина гордился бы этой цветущей женщиной, но верховный принц видел стольких беременных, что мог бы посостязаться с любым врачом.

— Криго совсем плох, — без всякого вступления сказал Ролстра.

— Он принял слишком много или слишком мало?

— Скорее первое. Видимо, ему тяжело далось путешествие по реке.

Он расхаживал по каюте, беспокойно прикасаясь к столам, стульям, латунным подставкам, тяжелым шторам, прикрывавшим окна…

— Я забыл, сколько драната надо класть на кувшин вина. Прошло много времени с тех пор, как мы взяли этого… бесполезного дурака, — раздраженно буркнул он.

Все инстинкты Палилы пробудились при этих словах, но она умудрилась сохранить безмятежность.

— Кажется, полпригоршни на большой кувшин. Но почему бы не спросить его? Все эти годы он сам готовил питье. Верховный принц пожал плечами.

— Разве ты не слышала меня? Он принял слишком много. Сидит в своем шатре и ничего не соображает. Даже не смог сказать мне, где хранит дранат. Мы должны ограничить его, Палила. А где твой запас?

— В третьем ящике шкафа.

Палила наблюдала, как принц вытащил из деревянного ящика шелковое прозрачное белье… вид которого раньше неизменно возбуждал его. Но сейчас Ролстра не обратил на эти тряпки никакого внимания.

— Что мне сказать, если он захочет больше?

— Не захочет. Я позабочусь, чтобы он не надоедал тебе, моя дорогая. — Он задумчиво провел пальцем по инкрустированному ящику и улыбнулся ей. — Ничто на свете не должно волновать тебя, чтобы не повредить нашему сыну.

Она радостно вскрикнула.

— Ты впервые сказал, что у нас будет мальчик!

— Надеюсь на это, — поправил он. — Двадцать пять лет надеюсь. Но все-таки на следующей Риалле я представлю толпе маленького верховного принца.

— И пусть он написает на Андраде! — подхватила Палила.

— Нет, у моего сына не должно быть таких варварских манер, но идея мне нравится! — Он подошел к Палиле и провел рукой по ее щеке. — Отдохни как следует, моя дорогая. Я хочу, чтобы на церемонии Последнего Дня ты выглядела как можно лучше.

— Как прикажешь, мой повелитель, — улыбнулась она.

— Хотелось бы мне, чтобы дочери были так же ласковы и внимательны, как ты, дорогая… Да, кстати: напомни, чтобы я рассказал тебе об их интригах против этой маленькой фарадимской ведьмы.

Его глаза заблестели от смеха… и чего-то большего. Он улыбнулся и вышел.

Палила откинулась на подушки и принялась теребить бахрому покрывала. Она еще раз припомнила весь разговор, и инстинкт безошибочно подсказал: это конец. Приговор подписан. Ее ждет удаление, а Криго — смерть.

Она не смогла бы прожить с Ролстрой четырнадцать лет, если бы не понимала его без слов. Каждый раз, когда глаза принца начинали блуждать, она принимала решение, уверенная, что его очередная связь была краткой и несерьезной. Каждый раз после ее разрешения от бремени из замка Крэг исчезало несколько девушек. Она следила за исполнением всех его желаний. Даже тогда, когда не могла исполнить их сама.

Но сейчас все было по-другому. Палила чувствовала это каждым нервом. Она вспомнила описание девушки-фарадима, сделанное принцессами, и, раздираемая ревностью, присовокупила к ним слова Ролстры о бесполезности Криго. Ему одновременно понадобились и новая женщина, и новый фарадим. Сьонед сочетала в себе оба этих качества.

В панике она соскочила с дивана. Когда Палила наконец нашла на нижней полке маленький пакетик, всегда хранившийся вместе с драгоценностями, у нее разболелась спина. Этот пакетик был очень старым. Жившая в горах ведьма дала ей его одним из первых. Поднявшись на ноги, Палила охнула и вернулась на диван, чуть дыша от этого небольшого усилия. Сейчас к ней приведут Криго, и он получит сильнейшую дозу; барку будет трепать ураган, а фарадиму покажется, что он на твердой земле. Ему понадобится вся сила драната, ибо сегодня он сделает для нее то, чего не делал все эти пять зим. Он будет искать цвета другого фарадима при лунном свете.

Андраде сидела в удобном кресле перед тарелкой с едой. На губах леди играла довольная улыбка. Ее дурачок-племянник умудрился превзойти самого себя. Фонари бросали золотистый отблеск на порозовевшие от вина лица, легкий ветерок с реки ворошил цветы в огромных вазах, стоявших по периметру танцевальной площадки, музыканты играли на лютнях мелодии, которые она помнила с детства.

Андраде обвела взглядом своих соседей. Несколько молодых высокородных и избранных ими дам, которые завтра утром будут и у нее; несколько женатых пар, по горло сытых этой романтикой; Камигвен и Оствель, не сводящие друг с друга глаз; Чейн и Тобин, ведущие себя как жених с невестой. Они стояли у шатра, кормили друг друга ягодами в вине и смеялись, как дети… Андраде вздохнула. Вряд ли она сможет вести сегодня умные беседы. Слава Богине, что она никогда не теряла головы из-за мужчины! И тем не менее, наблюдая за каким-то молодым лордом, прогуливавшимся под руку с будущей женой, она подумала о том, что, должно быть, много потеряла.

К ней неловкой походкой спешил Уриваль, несший в одной руке вазу с фруктами и вино, а в другой кубок. Он уселся у ее ног, счастливо улыбнулся и провозгласил:

— Прекрасный вечер!

— Все становится прекрасным после хорошей дозы спиртного. Сколько ты уже выпил? — спросила она, кивком указывая на кубок.

— Миледи, — сказал он с деланной обидой, — я давно потерял счет… Вот Рохан — тот, кажется, сильно перебрал.

— А остальные разве нет? А, пусть… Так приятно видеть людей счастливыми. Пусть Богиня благословит их.

Ее взгляд инстинктивно остановился на Ролстре. Принц сидел под деревом с несколькими из своих дочерей.

— Не волнуйся, — успокоил ее Уриваль. — Он ничего не делал сегодня вечером, только улыбался и ел. Даже не обращал внимания на дурачества Рохана.

— Ничего, пусть малыш подурачится. Сьонед не позволит ему зайти слишком далеко. — Андраде довольно засмеялась. — Посмотри, он опять подошел к ней. Она нахмурилась, отвернулась… и ушла!

— Хорошо, что хоть один из них трезв. Слушай, а ведь и мы были когда-то так же молоды!

— Это было так давно, что я уж и не помню, друг мой. Уриваль засмеялся.

— Значит, надо выпить еще! Вино пробуждает такие воспоминания, о которых кое-кто предпочел бы забыть!

Безутешный Рохан, лишившийся предмета своих желаний, направился к сестре и без лишних слов выхватил у нее из рук кубок с вином.

— Меня мучит жажда! — объяснил он.

— Рохан! Отдай! И перестань приставать к Сьонед. Ты должен изображать дурачка, который еще не сделал выбора, а не пьяного либо от любви, либо от вина, либо от того и другого вместе!

Он улыбнулся и поднял кубок над головой, чтобы Тобин не могла его достать.

— Ни Пандсалы, ни Янте здесь еще нет, а они самые серьезные претенденты на мою владетельную руку и владетельное все остальное. Кроме того, за весь вечер я не сказал Сьонед и десяти слов. — Он хлопнул себя по лбу. — Богиня, я же могу с ней потанцевать.

— Ты не осмелишься!

— Пожалуй, ты права, — вздохнул он. — Если я дотронусь до нее, одним танцем не кончится.

Чейн, который с улыбкой слушал этот разговор, отнял у Рохана кубок.

— Все простительно пьяному принцу!

— Пьяному от счастья, — согласился Рохан.

Тобин засмеялась.

— Рохан, ты прелесть!

— Да, я такой. И ты тоже, — милостиво добавил он. — А вот и Пандсала! Пришла наконец. Пойду полюбезничаю с ней и убежду… убегу… убедю их всех!

Он танцевал с Пандсалой и другими дочерьми Ролстры. Он вывел свою сестру в круг и насмешил так, что она сбилась с такта. Он танцевал с дочерьми и женами других принцев и лордов, показывая им то, что они хотели видеть — молодого человека, взволнованного своим первым большим приемом и слегка перебравшего собственного вина. Если даже кто-нибудь и догадывался об истинной причине его веселья, то мог оставаться при своих догадках до следующего вечера, которого Рохан не чаял дождаться.

Музыка и вино не кончались до поздней ночи. Поднялись полные, яркие луны, и Рохан приказал погасить большинство фонарей, чтобы серебряные тени могли нежно играть на чудесных шелках и прекрасных лицах. Принц был уже настолько пьян, что почти решился пригласить на танец Сьонед, но когда оглянулся по сторонам, то не увидел ее рыжеволосой головы. Он мрачно вздохнул. Должно быть, Сьонед опять приревновала его, наблюдая, как он танцует со всеми, кроме нее. И тут ему пришла в голову одна мысль. Наверно, девушка ушла к себе в шатер.

Он повернулся, чтобы уйти… и увидел Янте, желавшую потанцевать с ним. Принцесса была прекрасна. Темно-фиолетовое платье с серебряными блестками, сиявшими в лунном свете, делало ее неотразимой. Она положила руки ему на плечи, он обнял ее за талию, и они медленно закружились в такт музыке.

— Не странно ли, что они перестали играть народные танцы? — спросила она.

— Сколько ты им заплатила? Она откинула голову и засмеялась.

— Достаточно! А ты совсем не такой глупец, каким притворяешься. Я заметила это несколько дней назад.

— Ты льстишь мне, кузина. Я и притворяться-то не умею. Мозгов не хватит.

— Ты лжешь мне, кузен. — Тело Янте теснее прижалось к нему, и принцесса крепко обхватила его плечи. — Разве не лучше лгать вместе со мной, чем мне?

— Насколько я помню, мы уже решили этот вопрос.

— О нет!

Ее пальцы скользили по его шее, глаза восхищались им.

— Я нужна тебе, Рохан. В твоих глазах не меньше страсти, чем в моих. Я помогу тебе справиться с моим отцом. Никто не знает его так, как я…

— Ты умная девушка.

— Я рада, что ты наконец это заметил.

Их глаза встретились, ярко-голубые и темно-карие.

— Ты хочешь меня, — выдохнула она. — Ты хотел меня той ночью, хочешь и сейчас.

— Я хотел женщину, а ты оказалась в это время у моей постели, — грубо сказал он. — Неужели ты думала, что твой отец поблагодарил бы меня, если бы я обесчестил его дочь?

— Неужели ты думаешь, что ему действительно есть до нас дело?

— Тогда глупец он, а не я. Я бы не спускал с вас глаз. С вами, принцессами, одна морока.

— Да, — нежно сказала она. — О да…

На этом кончился и танец, и разговор. Он поклонился и отошел, ища бокал вина, чтобы остудить ту часть тела, к которой прикасались ее пальцы. Тот же Огонь исходил от него к Сьонед, но там все было по-другому. Совсем, совсем по — другому. Интересно, почему…

Взяв себя в руки, он вернулся, но к тому времени Янте уже ушла. И Пандсала тоже. И их отец.

Сьонед никуда не уходила. Стоя в тени шатра, она наблюдала за тем, как Рохан танцевал с любой женщиной, которая попадалась ему на глаза. Это было забавно, пока не появилась Янте. Когда она тесно прижалась к принцу, в Сьонед вспыхнула лютая злоба. Этот мужчина принадлежал ей, и он доказал это. Переговоры закончены, настало время дать понять этим шлюхам, кто будет принцессой Пустыни.

Она тихонько засмеялась, когда танец кончился и Рохан тут же направился к ближайшему кубку с вином. Видно, сильно возжаждал… Но ее внимание было приковано к прекрасной Янте, которая несколько минут не отводила от Рохана своих блестящих темных глаз. Вдруг их взгляды встретились, и ненависть вспыхнула на гордом лице принцессы. Сьонед мило улыбнулась, а Янте подобрала свои длинные юбки и исчезла в ночи. Сьонед быстро осушила свой бокал, поставила его на стол и пошла следом.

— Ваше высочество! — насмешливо окликнула она, и Янте резко обернулась.

Они находились за территорией лагеря Рохана, и только луны освещали узкую тропинку.

— Я вижу, сегодня вы не надели свое серебро. Неужели оно лежит у меня в шатре в знак того, что вы потерпели полное поражение?

Брови Янте надменно изогнулись.

— Разве похоже, что я побеждена тобой? Побежденной женщине нечего делать в объятиях Рохана, «Гонец Солнца»!

— Странные речи для того, кто вчера так недолго пробыл в этих объятиях…

Сьонед знала, что допустила ошибку. Никто не смел унижать женщину, тем более такую опасную, как принцесса Янте. Но она не могла удержаться, чтобы не отплатить врагу за свои унижения.

Не сказав ни слова, Янте пошла прочь. Она кипела от ярости. Сьонед шла следом, не переставая осыпать ее насмешками. Наконец принцесса обернулась.

— Оставь меня!

— Но я думала, что мы идем в твой шатер за выигрышем, — невинно ответила Сьонед.

— Ты ничего не выиграла!

— А ты даже не знаешь, во что мы играли!

— Если ты думаешь, что выбор был за тобой, то сильно ошибаешься! — хитро и высокомерно улыбнулась Янте. Но Сьонед не придала значения этому предупреждению и только рассмеялась в ответ.

— Прекрасно известно! Выбор был за Роханом.

— Но не сегодня ночью! — С этими словами принцесса выхватила из-за пояса тонкий серебряный стилет, рукоятка которого поблескивала алыми рубинами.

Сьонед была удовлетворена. Она подняла руку, и лезвие засветилось. Огонь «Гонца Солнца» лениво лизал нож, продвигаясь к пальцам Янте. Однако принцесса оказалась далеко не трусихой и отбросила стилет только тогда, когда язычки пламени готовы были лизнуть ее руки.

— Ты, фарадимская сука! — бросила Янте. — Он все равно будет моим, а когда я стану принцессой, то прослежу, чтобы ни один двор не принял тебя! Ты до конца своих дней останешься за стенами Крепости Богини!

— Так вот чего ты боишься больше всего на свете, да? Остаться за стенами замка Крэг? — Она насмешливо поклонилась принцессе. — Прежде чем начинать играть, нужно изучить правила, ваше высочество. Спокойной ночи!

Сьонед оставила Янте дрожащей от ярости и приплясывая направилась к реке. Взволнованная поединком, она шла и мечтала о том времени, когда станет сразу и принцессой, и «Гонцом Солнца». Самый волнующий момент настанет завтра вечером, когда она появится рядом с Роханом как его Избранная. Подумав о гневе и унижении Янте, она громко рассмеялась.

— Я надеялся найти вас одну, миледи, — раздалось у нее за спиной.

Палила сидела на кончике дивана, уставившись на распростертое у ее ног тело Криго.

— Черт побери, вставай! — прошипела она. — Ты влил в себя достаточно!

— Миледи, он очень плохо выглядит… — прошептала стоявшая рядом служанка.

— Без тебя вижу, дура! Дай ему еще!

Еще один кубок вина с дранатом, большая часть которого пролилась на ковер, заставил Криго застонать. Палила сделала нетерпеливый жест, и служанка помогла «Гонцу Солнца» сесть. Его туманные глаза начали проясняться.

— Ударь его, — приказала Палила. Один удар, другой… Рука Криго поднялась, чтобы схватить женщину за запястье.

— Хватит! — хрипло сказал он. — Отойди от меня!

— Уходи, — велела Палила, и служанка выскользнула за дверь. — Ты можешь думать, или тебе нужно еще? Он провел рукой по слипшимся волосам.

— Я спал…

— Неважно. Я повторю. Ролстра положил глаз на новую любовницу и нового «Гонца Солнца»… и это одна и та же женщина!

— Сьонед? — выдохнул он.

— Ни ты, ни я не можем позволить, чтобы он поймал ее в западню, как тебя, используя дранат.

— Почему ты сама не предупредишь ее? О-о, конечно. Она едва ли поверит тебе. Кроме того, у тебя ведь, кажется, союз с Пандсалой.

Она замерла.

— Как ты…

— Какое это имеет значение? Скажем так, ты не хочешь, чтобы девушку освободили слишком быстро. После того как она будет принадлежать Р6лстре, Рохан не захочет ее, и у Пандсалы не останется соперниц. Так, Палила?

— Ты слишком проницателен. Особенно если учесть, в каком состоянии тебя сюда принесли.

Поразительная вещь дранат. Найдется ли человек, который будет способен противиться ему? Он схватился за стул и шатаясь поднялся на ноги.

— Дело в том, что нас обоих готовы сместить, и только ты можешь помешать этому.

Криго упал на стул и прикрыл глаза.

— О Богиня! Какую дозу ты дала мне?

— Ты предпочел бы умереть, не так ли? — ощерилась она.

— Слишком добра, как всегда. Итак, ты хочешь, чтобы я предупредил ее.

— Но, как ты сам сказал, не слишком быстро. Криго засмеялся.

— Бедная Палила! Почему я должен помогать тебе? Твое поражение будет моим реваншем.

— Ты настолько одурманен, что не беспокоишься о себе?

— Твоя отрава, милая леди, которую ты давала и давала мне…

Он опять засмеялся, и этот смех перешел в надсадный, судорожный кашель.

— Если у Ролстры будет она, то ты ему будешь не нужен… И он не позволит тебе жить! Ты что, действительно хочешь умереть?

Криго пожал плечами.

— Не вижу особой разницы. — Он глубоко вздохнул и покачал головой. — Мне нужен лунный свет, — резко закончил «Гонец Солнца».

Она чуть не застонала от облегчения и указала на плотно зашторенные окна.

— Все там.

— Я не дойду. Помоги мне. — Когда лицо Палилы перекосилось от отвращения, он прорычал:

— Если хочешь этого, то должна помочь! Шлюха, ты дала мне столько, что хватило бы на десятерых фарадимов! Черт тебя побери. Палила, помоги мне!

Навалившись на нее всей тяжестью, Криго спустился по ступенькам. Палила отдернула плотные шторы, и «Гонец Солнца» прислонился к стене, едва переводя дух. Лунный свет упал на его пепельные щеки, седые волосы и глубоко ввалившиеся серые глаза.

— Делай что-нибудь! — приказала Палила.

— Замолчи, — сказал он, тяжело дыша. — Ты дала мне слишком много. Я чувствую это. Я не знаю, как скоро умру, но чувствую, что умираю.

— Но ты не можешь! Не раньше, чем…

— Не раньше, чем я помогу тебе? О Богиня, Палила, неужели ты думаешь, что я делаю это для тебя? — Он еле слышно рассмеялся. — А знаешь, в этом есть своя прелесть… в знании, что скоро умрешь… Свобода…

Палила отпрянула от него. Он едва заметил это. В последний раз он применит свои знания и силу, в последний раз соткет холодный лунный свет, как учила его много лет назад сама леди Андраде. Тогда он был молод и стоил своих честно заработанных колец. Криго позволил ярким цветам войти в мысли, довольный, что темнота, так долго окружавшая его, наконец исчезла, что приближающаяся смерть отполировала его потускневшие способности и заставила их стать такими, какими они были только в далекой молодости. Как прекрасно, подумал он, ловко перебирая пальцами холодные серебряные лучи лунного света и вплетаясь в них. В последний раз он покажет себя истинным фарадимом, настоящим «Гонцом Солнца», умеющим оседлать свет…

Сладкая сила охватила Криго. Нити послушно соединялись по его команде, пока не стали жгутом. Его собственные цвета проникли в жгут — бледные, размытые, поскольку он забыл тот единственный спектр, который был его собственным. Однако это его больше не волновало. Тень грозит ужасной смертью, но Криго умрет верхом на луче! Он вплелся в холодный лунный свет и скользнул в него, теряя себя. В последний раз… но какая сладкая, какая долгожданная свобода, какой великий, вечный покой…

Кольца Андраде блеснули, когда она подняла руку, чтобы смахнуть со лба какое-то надоедливое насекомое. Однако ее пальцы не встретили ничего, кроме пряди выбившихся волос. Она еще быстрее пошла к своему шатру, потряхивая головой, чтобы прийти в себя. Надо же, дала себе волю… Но сладкое сирское, которое подавали на пиру у Рохана, было действительно прекрасно… Что-то снова коснулось ее лба, она снова досадливо отмахнулась и вдруг остановилась как вкопанная. Рядом застыл ошеломленный Уриваль. Глубокий, душераздирающий крик пронзил ночное небо.

Драконы. Андраде подняла глаза вверх и увидела громадные распростертые крылья, закрывшие полнеба с его звездами и лунами.

— Крик дракона перед рассветом… — прошептала она, уставившись на зловещие очертания стаи, ведомой единственным самцом, который вновь издал оглушительный рев.

— Не говори мне, что ты веришь в эту легенду, — дрогнувшим голосом сказал Уриваль.

— Крик дракона перед рассветом, — резко повторила Андраде. — Смерть перед рассветом. Неужели ты ничего не чувствуешь?

Она вздрогнула и поднесла руки ко рту. В глаза ей бросились собственные кольца. Цвет их изменился, бледные осколки стекла разрывали сердце. Она вскрикнула и схватила Уриваля за руку. Он позвал ее по имени, но у Андраде уже не было ни воли, ни голоса, чтобы ответить. Ее лицо обратилось к лунам, холодному белому свету, затененному крыльями дракона, безжалостными и прекрасными. Она почувствовала прикосновение «Гонца Солнца», ухватилась за исчезающие цвета и услышала его голос, слабый и взволнованный. Она знала этого человека, помнила этого элегантного высокого светловолосого юношу, которого учила много лет назад… но он ускользнул от нее, ускользнул на лунном луче несмотря на то, что она пыталась удержать его. Он ушел навсегда, но напоследок успел сказать то, что она должна была знать.

— Сьонед! — вскрикнула она. — О Богиня, нет, нет, нет, нет!!!

Уриваль схватил ее за запястья и бегом повлек к шатру. Под навесом голубого шелка лунный свет потерял над ней власть. Сенешаль положил Андраде на кровать и присел рядом, растирая ей руки.

— Говори! — приказал он.

— Найди Сьонед! Скажи Рохану, что Ролстра схватил ее, что он…

— Откуда ты знаешь?

Опять в ночи раздался крик дракона, и Андраде отшатнулась, как будто к ее лицу прикоснулись атласные черные крылья.

— Крик дракона перед рассветом… Уриваль, он мертв. «Гонец Солнца» мертв… умер, сказав мне… не дай умереть Сьонед той же смертью…

Глава 16

Рубашка лежала на ковре. Рохан беспомощно смотрел на пол, гадая, хватит ли сил ее поднять. Нет, не стоит; слишком кружится голова… Хорошо, что Сьонед не оказалось в ее шатре. Сегодня ночью от него было бы мало проку. Во время свадебного пира придется отказаться от всего, что крепче воды…

Зевать и потягиваться тоже не следовало: после каждой такой попытки приходилось сидеть смирно и ждать, пока шатер встанет на место. Губы онемели, нос тоже. Интересно, знает ли Вальвис, как следует лечить утреннее похмелье? Кстати, где его оруженосец? Шла единственная ночь, когда Рохану действительно требовалось, чтобы его уложили в постель, а мальчишка куда-то исчез. Принц вздохнул, жалея самого себя, попытался снять сапоги и свалился на кровать…

Крик дракона потряс Рохана так, словно он слышал его впервые. Что делает дракон над Визом в такое время года? Крик прозвучал снова, и принц попытался сесть, но безуспешно. Стояла мертвая тишина, в которой слышалось его прерывистое дыхание и бешеные удары сердца, не имевшие никакого отношения к лишней паре кубков выпитого сегодня вина. Третий резкий крик был разящим, как удар меча по черепу. Дрожа всем телом, Рохан обхватил голову руками. Дракон в ночи, далеко от обычного маршрута, парящий на высоте, с которой еле видна освещенная лунным светом земля?

— Господи, туда нельзя! Принц уже почивает!

— Прочь с дороги!

Он узнал голос Уриваля и попытался сесть, но в этот миг фарадам ворвался в шатер.

— Что…

— Послушай меня, — резко сказал «Гонец Солнца». — Ролстра схватил Сьонед.

Хмель моментально исчез, словно сметенный яростным ураганом Долгих Песков. Рохан вскочил и бросился в ночь за Уривалем, но остановился, увидев на земле тени кружащих в небе драконов. Уриваль потряс его за плечо.

— Думай! Как бы ты ни хотел убить его, сейчас это невозможно! Рохан, думай!

Снова протрубил самец дракона, и принц окаменел, сжавшись от этого зловещего крика. Уриваль тряс его, впиваясь пальцами в плечи.

— Убери руки, — наконец рявкнул Рохан.

— Слушай! Андраде почуяла в лунном свете призыв предателя-фарадима. Он умер, предупредив ее. Впрочем, возможно, это ловушка.

Неужели и Уриваль не верит, что он, Рохан, сможет разгадать ход мыслей Ролстры?

— Черт возьми, у меня еще есть голова на плечах! Дай мне пройти!

Сенешаль пристально посмотрел на него и опустил руки.

— Хорошо. Я иду с тобой.

— Не стой на моем пути!

Рохан не побежал: сердце билось слишком быстро, бушевавшая в груди ярость не давала дышать. Уриваль прав, он не может позволить себе убить верховного принца. Пока. Но если Ролстра хоть пальцем прикоснулся к Сьонед, то… Он отбросил эту картину. Нельзя отвлекаться, нужно думать!

Статус «Гонца Солнца» высокого ранга и блеск драгоценных колец помогли Уривалю пройти мимо охраны, которая не узнала принца в сопровождавшем фарадима полуобнаженном молодом человеке. Им кланялись и не окликали до тех пор, пока оба не вошли на территорию спящего лагеря Ролстры.

— Подними фонарь и посмотри на него, — прорычал Уриваль часовому. — Ты что, не узнал его высочество?

— В-ваше высочество! Что привело вас сюда в такой поздний час? Мне не говорили, что ждут посетителей.

— Личное дело принцев, — бросил Уриваль. — Дай нам пройти.

Рохан ускорил шаг; ходьба помогла ему прийти в себя. Он расправил плечи, но лицо по-прежнему бороздили глубокие морщины. Приблизившись к шатру Ролстры, принц услышал яростный голос Вальвиса. Оруженосец хрипел, словно кто-то держал мальчика за горло:

— Вы не посмеете прикоснуться к миледи!

Внутри горела лампа, и сквозь шелк виднелись две тени. Одна из них принадлежала Ролстре. Верховный принц навис над мальчиком, привязанным к стулу. Рохан услышал биение собственного сердца и высокомерный приказ Уриваля стражникам, пытавшимся защитить покой своего господина. Тут раздался тихий голос Сьонед:

— Отпусти ребенка… Ролстра засмеялся.

Думай, приказал себе Рохан. От этого зависит их жизнь. Думай, черт побери!

— Что было в вине? — спросила Сьонед.

— Кое-что, чтобы укротить тебя. Но это не испортит нам удовольствия, дорогая.

— Оставьте ее! — крикнул Вальвис.

— Кричи сколько хочешь, малыш. Тебе никто не поможет, тут только мои люди… а они глухи и немы.

Рохан оглянулся. Уриваль стоял с фонарем, окруженный четырьмя стражниками. Численный перевес за ними: может, люди Ролстры глухие и немые, но не слепые, чтобы не видеть девяти сияющих колец…

— — Что ты хочешь от меня, Ролстра? — спросила Сьонед. — Мое тело, мой дар «Гонца Солнца» или и то и другое?

— Если вы прикоснетесь к ней, то умрете, — пообещал оруженосец. — Запрещено наносить вред фарадиму. Кроме того, она под защитой моего господина!

Рохан внезапно понял, что эти двое отвлекают на себя внимание Ролстры и пытаются выиграть время. Невзирая на дурман, подсыпанный в вино Сьонед, невзирая на беспомощность оруженосца, каждый из них подыгрывал другому так умело, словно они занимались этим всю жизнь. Рохан поблагодарил Богиню за то, что есть еще на земле люди, умеющие думать, и последовал их примеру. Необходимо было понять, в какой части шатра находится Сьонед. Лампа стояла в центре — должно быть, на столе; тени Ролстры и Вальвиса падали в одну сторону; значит, она по другую… Хорошо. Это даст ему простор для маневра.

— Андраде это совсем не понравится, — пробормотала Сьонед. — Ты уже похитил у нее одного фарадима и использовал его в своих целях. Не думаю, что она придет в восторг от повторения.

— Миледи, — откликнулся Вальвис, — едва ли что-нибудь достанется на долю леди Андраде. Мой господин прикончит его!

— Хватит! — приказал Ролстра.

Увидев, что верховный принц повернулся спиной ко входу, Рохан откинул полог и бесшумно проскользнул внутрь.

Сьонед навзничь лежала на большой кровати, прижав колени к подбородку. Лампа освещала ее изможденное лицо; в глазах было что-то странное и напряженное, как будто она не могла сфокусировать взгляд. И все же девушка увидела его. Длинные ресницы опустились, и Сьонед устало откинулась на подушки.

— Эта поза слишком неудобна, чтобы овладеть женщиной, верховный принц, — тихо сказал Рохан. Ролстра резко обернулся.

— Как ты осмелился прийти в мой лагерь, ты, несчастный юный глупец?

— Не вздумай звать стражу, — посоветовал Рохан. — Разве тебе нужны лишние свидетели? Выдержит ли их преданность допрос у леди Андраде?

— Прячешься за юбки тетушки? — съязвил Ролстра. Рохан улыбнулся.

— Освободи мальчика. Сейчас же. — Ролстра пожал плечами. Рохан сделал еще один шаг к своему оруженосцу, но Ролстра молниеносно схватил Вальвиса за волосы и приставил к его горлу нож.

— Свидетели? — ласково спросил верховный. — А кто сказал, что они будут?

— Подумай еще раз, и как следует, Ролстра, — сказал Рохан, довольный тем, что его голос звучит ровно. — Если бы у тебя хватило мозгов, ты давно поднял бы шум и обвинил меня, леди или оруженосца в покушении на твою жизнь. Тогда ты мог бы убить нас своим собственным ножом, к стыду Андраде и всей моей семьи. Только это спасло бы твое лицо, да и то ненадолго.

Он сделал еще один шаг.

— Ты угадал мои мысли, князек. Не ожидал от тебя такой прыти. Ну, кто из вас хочет быть первым? Может быть, этот болтливый ребенок?

— До чего же ты глуп, — с отвращением сказал Рохан, продвигаясь дальше. — Ты думаешь не головой, а тем, что у тебя между ног. Какой смысл каждому из нас убивать тебя? Хочешь обвинить мальчика? На нем останутся следы от веревок. Что касается леди, то «Гонцы Солнца» никого не убивают, им это строго-настрого запрещено. А зачем твоя смерть мне? Меня видели с твоими дочерьми. Какой смысл убивать будущего тестя? Кто поверит, что у меня хватит ума править Маркой даже с помощью одной из твоих дочерей? Нет, Ролстра, — улыбаясь, сказал он, — я убью тебя, но сделаю это только после свадьбы.

Он уже достиг центра ковра и стоял у стола, обуреваемый яростью. Если бы только удалось достать нож до того, как Ролстра перережет Вальвису горло. Голова мальчика была оттянута назад, но взгляд его выражал горячую веру в своего господина и полнейшую преданность ему. Это причиняло боль.

— Мои дочери обойдутся и без тебя, — ответил Ролстра. — Думаю, что ты будешь первым, князек. Мне надоел твой голос.

— Опять двойка, — покачал головой Рохан, разговаривая с верховным принцем, как учитель с нерадивым учеником. — Я думал, что ты сначала женишь меня на одной из своих очаровательных дочерей, подождешь, пока у нас родится сын, а уж потом убьешь меня. Какой же смысл делать это сейчас?

— Ролстра! — Внимание верховного принца на секунду отвлек скрип деревянной кровати. — Дай им уйти, и я сделаю все, что ты хочешь…

Рохан был благодарен девушке — она сделала свое дело. Как только Ролстра поглядел на Сьонед, Рохан выхватил нож из правого сапога. В свете лампы клинок сверкнул так же зловеще, как и внезапная улыбка на лице старшего из принцев.

— Хорошо! — одобрил он, выходя из-за стула Вальвиса и не сводя глаз с Рохана. — Так даже интереснее. Все-таки ты глупее, чем воображаешь, князек! Поднять нож на верховного принца-это измена, и я буду совершенно прав, если вынесу тебе смертный приговор и сам приведу его в исполнение.

— Попробуй, — мило улыбнулся Рохан. — Твоим союзникам меридам это не удалось, но ты ведь и не хотел моей смерти, правда? О да, я давно догадался, что за ними стоял ты. Ты стремился напугать меня, чтобы я бросился к тебе в объятия, желая найти защиту. Не надо было тебе удерживать их. Что было бы проще и понятнее, чем моя смерть от рук меридов? А теперь поздно!

С этими словами он слегка попятился, пытаясь взвесить шансы противника. Верховный принц был выше ростом, тяжелее и обладал правом на первый ход; преимуществами Рохана были молодость, быстрота, ловкость и умение драться на ножах. Хотя он был неплохим фехтовальщиком на мечах, но давно понял, что искусство владеть ножом более ценно, и осваивал его с детства. Поэтому когда Ролстра стремительно бросился на него, принц только улыбнулся и отступил.

— Вернемся к теме. Интересно, если бы я отказался от твоих милых дочерей, получил бы стеклянный нож в спину на обратном пути в Стронгхолд? Пустыней стали бы править мериды, но только до того момента, пока ты со своей армией не прибыл бы туда согласно нашему договору о дружбе и взаимопомощи, да? — Он снова легко увернулся от клинка Ролстры. — Неужели нет предела твоей глупости? Мои вассалы никогда не подчинятся тебе. Теперь их земля принадлежит только им, разве ты не слышал об этом? — Еще один выпад, еще один уклон. — Такой вассал будет сражаться за своего принца, но уничтожит любого, кто ступит на его землю.

— Мы будем драться или болтать? — зарычал Ролстра и метнулся вперед. Только этого и надо было Рохану. Заставь противника торопиться, учили его Зехава и Маэта. Он усмехнулся и лишь теперь ответил выпадом на выпад.

Оказывается, вес, рост и инерция все же были немалым преимуществом. Рохан удивился, что верховного принца не остановил нож, вонзившийся тому в плечо. Еще раз юноша удивился, когда обжегшая ребра острая боль заставила его согнуться пополам. Сьонед вскрикнула, как будто тоже ощутила ее. Сапог Ролстры ударил юношу по руке, нож отлетел, Рохан застонал от боли в запястье и опустился на колено.

Ролстра отступил и засмеялся.

— Как желаешь умереть? — сочувственно спросил он. — Если быстро, то ударю в сердце. Если медленно, перережу горло и буду любоваться, как жизнь покидает тебя.

Рохан выхватил из левого сапога второй нож: он привык не полагаться на случай. Ролстра удивленно присвистнул и тут же атаковал его, как и надеялся Рохан. Не вставая с колена, юноша быстро отклонился, поднял нож вверх и взмахнул им, стараясь попасть в правую руку верховного принца. Заминка, неловкий поворот, удивленный вскрик, и Ролстра вновь оказался лицом к лицу с готовым к схватке улыбающимся противником.

— Насчет тебя у меня есть свои планы, поэтому я не придам значения этой пустяковой ссоре… официально, — сказал Рохан. — Ни хочу испортить Риаллу похоронами.

Ролстра перебросил нож из правой руки в левую.

— Я уже давно приговорил тебя, князек. Какое имеет значение, умрешь ли ты сейчас от моей руки или потом от ножа мерида?

Они вновь закружились в схватке. Наконец Рохан сделал быстрое движение в сторону правой руки Ролстры и еще раз полоснул по окровавленному запястью. Верховный принц вскрикнул и остановился. Этого мгновения Рохану хватило, чтобы скрутить Ролстре дважды раненную руку.

— Брось нож, — спокойно сказал юноша, — Брось, или я сломаю тебе запястье.

Он нажал посильнее, показывая, что ничуть не шутит, и приставил кончик ножа к горлу Ролстры.

Глаза верховного принца сверкнули, его нож потянулся к руке Рохана и уколол ее.

— Ты не осмелишься убить меня, — заявил он.

— Раз ты так в этом уверен, попробуй ударить меня. Блестящий клинок Ролстры плашмя упал на ковер. Рохан отпустил врага и поднял нож,

— Если не хочешь ненужных вопросов, сделай хорошую перевязку и надень одежду с длинными рукавами, — посоветовал он, скрывая острое разочарование, что Ролстра не дал повода убить его. Рохан взглянул на вход в шатер, возле которого стоял удовлетворенно улыбающийся Уриваль. — Развяжи мальчика, — сказал он фарадиму, а сам направился к Сьонед. — Ты можешь встать? — нежно спросил Рохан и поднял ее руки, до того прятавшиеся в складках юбки. При виде веревки он тяжело задышал и рассек ее одним движением ножа. Другая веревка связывала щиколотки; он разрезал ее тоже. Затем принц сунул оба ножа за пояс и на мгновение притронулся к бледной щеке девушки. — Все хорошо, Сьонед.

Она кивнула.

— Я знаю.

Придерживая девушку за талию, он помог ей подняться. Затем они вместе обернулись к Ролстре, который нянчил окровавленную руку.

— Я возьму твой нож на память, — сказал Рохан. — Можешь взамен взять мой, когда найдешь его. Как напоминание о том, что я мог убить тебя.

Ролстра улыбнулся.

— Может, тебе спасибо сказать?

— Не мешало бы… Вальвис, с тобой все в порядке?

— Да, милорд. — Оруженосец подошел к нему, гордо распрямив плечи. Увидев синяки на запястьях и шее мальчика, Рохан почувствовал новый прилив гнева.

— Простите, что я не сумел защитить миледи.

— Я знаю, ты сделал все, что мог.

— Убирайтесь из моего шатра! — зарычал Ролстра.

— Замолчи, — сказал ему Рохан. — И слушай меня очень внимательно, верховный принц. Официально ничего не случилось. В первую очередь я принц, и только во вторую мужчина, впрочем, последнее понятие тебе незнакомо… Но клянусь тебе: как принц я могу не обратить внимания на то, чего никогда не забуду как мужчина.

Ролстра не очень убедительно засмеялся.

— Князек, тебе еще очень далеко до мужчины! Рохан продолжал, как будто его не перебивали:

— Если в течение трех последующих лет, закрепленных нашими договорами, ты нарушишь хоть один пункт или хоть один твой человек ступит незваным на мою землю, я узнаю об этом… и можешь гадать, какие действия предприму в ответ. Даже если ты не так подумаешь обо мне, я буду знать. А что касается меридов, то я разберусь с ними сам. Но если ты дашь им стрелу, меч или кусочек хлеба, об этом узнаю не только я, но и все принцы. В этом ты можешь быть уверен. И вот тогда попробуй удержать трон и передать его сыну, которого у тебя никогда не будет.

— Большие слова для маленького князька! — Можешь им верить. Но есть и еще одно. — Рохан крепко прижал к себе Сьонед. — Если ты еще раз прикоснешься к моей жене, я убью тебя как собаку!

Он досыта налюбовался изумлением и яростью, которые словно буря пронеслись по лицу Ролстры, а затем нежно вывел Сьонед на чистый ночной воздух.

Уриваль и Вальвис последовали за ними. Стражники, державшиеся до этого в стороне по приказу «Гонца Солнца» высокого ранга, бросились в шатер Ролстры, и через несколько мгновений раздались крики, требующие воды, бинтов и личного врача верховного принца. Услышав приказ Ролстры оставить его в покое, Сьонед споткнулась. Рохан сделал движение, чтобы поддержать ее, но девушка покачала головой. Они оставили позади лагерь Ролстры и не промолвили ни слова, пока не добрались до первых голубых шатров Рохана.

Тут Вальвис перестал сдерживаться и разразился потоком слов:

— Простите меня, милорд! Я следил и следовал за миледи, но они набросились на меня так неожиданно…

— Тебе не в чем винить себя, Вальвис, — сказал Рохан. — Ты молодец, что так долго отвлекал его внимание. Я горжусь тем, что ты не плакал. Это бы не принесло ничего хорошего. Скорее всего, тебя только быстрее убили бы. А я не мог бы жить без тебя. — Заметив, что Сьонед опять начала спотыкаться, он продолжил:

— Уриваль, скажи, пожалуйста, Андраде, что с нами все в порядке. Сьонед останется со мной. Вальвис, если кто-нибудь будет спрашивать меня, говори что хочешь, но ко мне никого не пускай. Только пусть знают, что я в шатре.

— Да, милорд, — дружно ответили оба.

— Рохан… — прошептала Сьонед. — Я хочу уйти отсюда. Сейчас же.

Испуганный принц повел ее к реке. Сьонед тяжело дышала и висла у него на руке. Он хотел остановиться, однако Сьонед все дальше и дальше шла по мягкому песку, стремясь найти место, где можно было бы укрыться от всего мира. Рохан знал, что за ними наблюдают, но не оборачивался, спиной чувствуя взгляд фарадима и зная, что тот будет иметь дело со всяким, кто устремится за ними.

Наконец Сьонед указала ему на дерево. Тонкие гибкие ветви поднимались над их головами, а затем опускались к воде, образуя густой темный навес. Здесь они были защищены даже от дружеских глаз, скрыты серебристо-зелеными листьями, что-то лепетавшими под дуновением тихого ночного ветерка.

— Ужасно болит голова, — пожаловалась Сьонед. Рохан прижал ее к себе.

— Прости, любимая, что я не сумел уберечь тебя.

— Это не твоя вина. Я должна была знать. — Она пошевелилась в его объятиях. — Ролстра… уже говорил со мной. Раньше.

— Почему ты не рассказала мне?

— Ты бы рассердился. И мог сказать что-нибудь такое, что нарушило бы твои планы.

— К черту планы!

— Видишь? Ты уже рассердился. — Она потерлась щекой о его обнаженное плечо. — Тебе не холодно?

— Нет.

— Я все удивляюсь, как он сумел подсыпать наркотик мне в вино. И какой именно. Я видела, как ты танцевал с Янте, и когда она ушла, последовала за ней. Думаешь, она специально, это сделала, чтобы ее отец мог застать меня одну?

— Не надо говорить об этом, любимая, — промолвил Рохан, чувствуя, что она дрожит.

— Я должна понять, что случилось, — упрямо сказала она и потерла пальцами виски, вытягивая одеревеневшую шею. — Богиня, какая страшная головная боль! У него было два бокала с вином; один из них он дал мне. Как я могла быть такой дурой? Ну, а потом я сделала еще большую глупость, когда согласилась пойти в его шатер. Наверно, я уже не понимала, что происходит. Там он дал мне еще вина. — Она помедлила. — Жаль, что ты не убил его.

— Мне и самому жаль.

— Но все-таки хорошо, что ты этого не сделал. Я должна была спрятать веревки, чтобы ты не увидел… я знала, что ты страшно разозлишься. — Она тихо засмеялась. — О любимый, ты видел его лицо, когда назвал меня своей женой?

— Тс-с… Отдохни. Ты в безопасности. Здесь нас никто не найдет. Ты со мной, и я больше никогда с тобой не расстанусь.

— Как противно быть связанной! Я могла наколдовать только вспышку Огня. Я пыталась несколько раз, и наконец пламя полыхнуло так, что я сама испугалась. А потом он схватил Вальвиса, и я больше не осмелилась… Что же было в вине? — настойчиво спросила она.

— Успокойся. Не думай об этом.

Он погладил ее по растрепанным волосам.

— Угу… — Сьонед прижалась к нему, пальцы девушки пробежали по его груди. — Ты такой теплый, Рохан. Весь золото и шелк, и такой сильный… как ты прекрасен, любимый мой…

— Ты пьяна, — покраснев, сказал он.

— Немного, — подтвердила Сьонед, — Но головная боль проходит. Я начинаю чудесно себя чувствовать. Как обычно. — Она опять засмеялась. — Знаешь, за меня еще никогда не сражались мужчины…

— К черту мужчин, — пробормотал Рохан, когда ее губы тихонько прижались к впадинке у ключицы.

— Ты уверен в себе, не так ли, мой принц?

— Сьонед…

Невозможно было думать, когда нежные девичьи поцелуи касались его плеча. Боль от синяков и слегка задетого ножом бока, казалось, прошла вместе с ее головной болью. И по той же причине.

— О, мне гораздо лучше, — промолвила Сьонед. Ее руки скользили по телу Рохана, пальцы порхали по его спине. — И тебе тоже…

— Сьонед.., — повторил принц и почувствовал, что его охватила дрожь. Новая боль — тугая, вязкая, тянущая — возникла в паху, и когда Рохан прижал девушку к себе, то удивился, как он мог спутать ее тело с другим. Теперь его кровь воспламенял совсем другой огонь. — Я… мне надо кое-что сказать тебе…

— Только то, что ты любишь меня, остальное неважно. — Ее руки спустились ниже. Нащупав ножи за поясом, Сьонед тихо рассмеялась. — Я слышала о пункте брачного контракта Тобин. Может, и мне потребовать того же?

— Если ты немедленно не перестанешь…

— Милый, ты ведь не хочешь, чтобы я перестала.

— Нет, — согласился Рохан и улыбнулся, когда она заставила его опуститься на мягкий мох.

— Придется посадить такое же дерево в Стронгхолде, чтобы оно всегда напоминало нам эту ночь.

— Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь забуду о том, чем мы сейчас занимаемся? — слегка задыхаясь, спросил Рохан. — Глупый принц…

Он слегка отодвинулся, желая увидеть — ее лицо. Оно было таинственно и прекрасно: на губах играла загадочная улыбка, в необыкновенных зеленых глазах горел зыбкий, призрачный свет. Сердце заныло у него в груди.

— Сьонед, — с трудом вымолвил он, — это у меня впервые.

— Ты милый лжец, моя любовь, — сказала она, прилегла на мох и протянула к нему руки. — У меня тоже. Остальное не в счет.

— Не в счет, — согласился он, прижимая ее к груди и зная, что это правда.

Глава 17

Палила не могла очнуться от кошмара.

Ее распухшее тело покачивалось на белом шелке, напоминавшем снежный океан. Над ней слышался птичий хор, и какие-то яркие создания с испуганными глазами прикасались к ней холодными руками, заставляя дрожать от озноба. Нестерпимая боль пронизывала ее внутренности. Она вскрикнула, пробиваясь сквозь ледяное шелковое море в поисках твердой почвы, солнечной земли, на которой можно было бы согреться и отдохнуть…

Но отдыха не было. Несмотря на муку, корчившую ее тело. Палила все вспомнила и вскрикнула, вновь увидев безжизненные глаза Криго, глядевшие на нее с бледного, как лунный свет, лица.

— Вы, идиотки, дайте мне пройти! — раздался новый голос, сухой и решительный. — Не стойте здесь, как скот! Приготовьте все нужное! Убирайтесь и не возвращайтесь, пока не найдете леди Андраде!

— Нет! — крикнула Палила, пытаясь сесть. Но Янте уже была рядом; ее темные, широко открытые глаза алчно смотрели на Палилу и наслаждались болью, отражавшейся на лице женщины.

— Не двигайся. Да, это я. Прекрати вести себя так, словно эти роды у тебя первые. Ложись и расслабься, не то будет хуже.

Палила увернулась от рук, которые погладили ее по голове. Ее время рожать еще не пришло, это невозможно… Где ее удобные знакомые комнаты в замке Крэг, где личный врач, где менестрели, наигрывавшие в это время нежные мелодии? У нее не должно быть ребенка, ее срок еще не подошел, он настанет только через месяц! Но когда следующие схватки чуть не сбросили ее с шелковой простыни, Палила опять вспомнила бледное, мертвое лицо Криго и ужасный крик дракона.

Ее поддерживали руки Янте, прохладные и удивительно умелые. С хитрой, приятной улыбочкой на губах принцесса протерла Палиле лицо и дала ей глоток воды. Когда боль отступила, измученная Палила с ненавистью посмотрела на дочь Ролстры.

— Почему ты не хочешь, чтобы сюда пришла Андраде? — нежно промурлыкала Янте. — Палила, что случилось сегодня ночью? Мы нашли Криго мертвым, а ты без сознания лежала на полу. Врач отца сейчас занят — зашивает ему рану, которую тот получил, когда якобы упал. Конечно, никто ему не верит. Почему Криго мертв, а отец ранен. Палила?

Любовница верховного принца отшатнулась от этих властных рук.

— Умная Янте, — прошептала она, — неужели не можешь догадаться?

— Конечно, если хочешь, можешь молчать. До прихода Андраде. А уж ей ты расскажешь все. О, не волнуйся, тело Криго спрятано. Но если ты не скажешь мне, как и почему он умер, я подброшу труп в ее шатер. — Все еще улыбаясь, она положила руку на живот Палилы. — Остальные ушли, так что можешь говорить спокойно. А Андраде я что-нибудь совру. Все равно в ближайшее время ты сможешь только кричать. Никто не удивится паре лишних стонов..

— Хорошо… Я скажу тебе… — Она дернулась от прикосновения холодных пальцев принцессы. — Ролстра пожелал девушку-фарадима.

— Я это знаю, — нетерпеливо сказала Янте. — Увести ее от остальных оказалось не так трудно, как думал отец.

— Ты помогала ему?

— Конечно. Я не люблю тебя. Палила. Никогда не любила. Но Сьонед мне нравится еще меньше, а мысль о том, что она будет любовницей отца и «Гонцом Солнца» одновременно, откровенно говоря, совсем меня не прельщает… Да, он пришел ко мне и попросил помощи. — Она пожала плечами. — Знаешь ли, он доверяет мне. Настолько, насколько может доверять кому бы то ни было. Но ты все испортила, заставив Криго предупредить девушку, не так ли?

— Нет… да… я не знаю! Я хотела, чтобы он это сделал, он согласился, но я не знаю, что он сделал и что случилось после того, как он… он… — Палила зажмурилась, чтобы избавиться от страшной картины, но мертвое лицо следовало за ней повсюду.

Голос Янте вернул ее назад.

— Поэтому вместо новой любовницы и нового фарадима у отца будет только шрам или два, которые станут напоминать о ночном деле. Я понимаю. И эта шлюха так и не получила то, чего заслуживала. Черт возьми! Я должна быть очень зла на тебя. Палила. — Она помедлила, чтобы та все поняла, а потом спросила:

— Достаточно ли одной дозы драната, чтобы привыкнуть?

— Большая доза может даже убить… О Богиня! — застонала Палила, стиснув зубы. — Откуда ты знаешь название?

— Я знаю больше, чем ты думаешь. Надеюсь, что доза была огромной… и что она сдохнет от нее! Но подумай как следует. Палила. Я не собираюсь мстить, выдав тебя отцу. Не плачу ли я добром за зло? Через несколько часов ты подаришь Ролстре его первого сына. — Она усмехнулась. — Не имеет значения, если даже этот сын не будет его собственным!

Палила нашла в себе силы, чтобы попытаться ударить принцессу по лицу. Но Янте засмеялась, поймала ее скрюченные пальцы и нежно шлепнула по руке.

— Попробуй догадаться, откуда я знаю, — предложила она. — Это отвлечет тебя от боли.

— Янте… не выдавай меня! Я сделаю все — назови… не губи меня!

— О, ты сделаешь все, что я попрошу, поверь мне. Есть одна мысль… А сейчас мне надо сходить вниз, чтобы увидеть Пандсалу. Благодаря нам еще три женщины в таком же состоянии. Можешь ты быть уверена, что я подменю твою девочку мальчиком? Или не подменю твоего мальчика на еще одну бесполезную девочку?

Палила зарычала от ярости и ужаса, и у нее снова начались схватки. Янте рассмеялась и покинула каюту, помедлив в узком коридоре, чтобы насладиться криками роженицы. Она представила себе, что это кричит Сьонед, корчащаяся в яростном требовании драната. Если доза, которую дал ей Ролстра, и не смертельна, то достаточно разрушительна. Может быть, это и к лучшему, если она останется жить, но окажется в зависимости от наркотика. Нет, Сьонед слишком горда, она не согласится на рабство и не перенесет этого стыда. Значит, она не сможет выйти за Рохана. И Пандсала тоже, Янте спустилась в каюту под ватерлинией и задумчиво огляделась. Помещение было обшарпанное, без окон, душное, с единственной свечкой, торчавшей в исцарапанном подсвечнике на стене. Тусклый свет освещал три потных, перекошенных от боли лица. Схватки наступили слишком скоро. Четвертой здесь была Пандсала — напряженная, нервничающая от ожидания. Как только Янте вошла в каюту, она поднялась со стула.

— Я же велела тебе держать их связанными, — сказала Янте, указывая на трех женщин, лежавших на соломенных матрасах.

— Как они могут убежать? — возразила Пандсала. — Мы и так были безжалостны к ним. Зачем столько жестокости? Младшая сестра пожала плечами.

— Мне говорили, что блондинка уже родила троих сыновей. Наблюдай за ней повнимательнее.

Светловолосая женщина приподнялась на локте; в ее темных глазах светилась ненависть.

— Вы убьете нас. Думаете, я не знала этого?

— Возможно, мы только вырвем вам языки, — улыбнулась Янте. — Писать умеете? Думаю, что нет. И не научитесь. — Она повернулась к сестре. — Служанки Палилы сделают для нее все, что смогут. Но когда придет Андраде, одна из нас должна быть там.

— Кто послал за ней? Она не должна видеть эти роды!

— И не увидит. Это я послала за ней, потому что она будет самым непогрешимым свидетелем тому, что случится. Ей поверят. Не волнуйся, я отвлеку ее. Ты не забыла, что надо принести покрывала?

— Они уже здесь.

Пандсала указала на три больших свертка с бархатными Темно-фиолетовыми покрывалами, богато расшитыми золотыми нитками.

— Они точно такие же, как и то, что приготовлено для палилиного ублюдка. Ты обо всем подумала, Янте.

Младшая из сестер улыбнулась, когда светловолосая женщина застонала и схватилась за живот.

— О да. Обо всем… и даже больше.

Андраде пришла в себя от потрясения, вызванного смертью «Гонца Солнца». Когда вернулся Уриваль, она сидела в кресле. Бесстрастно выслушав его доклад, она приказала кому-то найти Антоуна, который сегодня ночью был обязан следить за Сьонед, а затем велела позвать Камигвен. Все это она проделала с абсолютным спокойствием. В ожидании прихода девушки Андраде подробно расспрашивала Уриваля обо всем, что говорил Ролстра, а затем умолкла и глубоко задумалась.

Камигвен пришла с Оствелем. Андраде подняла бровь при виде их измятой, как видно, надетой впопыхах одежды, а затем коротко описала им события, разыгравшиеся после окончания пира у Рохана.

— Я не знаю, помните ли вы Криго. Он был старше вас на несколько лет. Очень хороший, порядочный, честный человек. Что сделал с ним Ролстра, пока неясно, но завтра с первыми лучами утреннего солнца я хочу, чтобы все фарадимы были предупреждены. Я верю, что мы останемся спокойны и сохраним дело в тайне для окружающих, однако фарадимы обязаны знать об этом.

Камигвен и ее Избранный обменялись встревоженными взглядами.

— Насколько опасен этот наркотик? Мы знаем его название?

— Ролстра не упомянул его, — ответил Уриваль.

— Так упомянет, — мрачно заверила Андраде.

— Не сомневаюсь, — откликнулся сенешаль. — Он сказал что-то вроде того, что может с его помощью управлять психикой фарадимов. Кажется, Сьонед не смогла после этого применить все свои способности, — добавил он. — И это заставляет меня удивляться, как Криго мог в течение стольких лет делать то, что от него требовал Ролстра.

— Но насколько чувствительны фарадимы к этому наркотику? — спросил Оствель, Андраде пожала плечами.

— Как только я получу информацию от Ролстры и Сьонед расскажет о своих ощущениях, мы будем спасены…

Она подняла глаза, услышав, как кто-то возле шатра назвал ее имя. Очевидно, нашли пропавшего Антоуна… Но вместо этого в шатер вошел тяжело дышавший человек, судя по фиолетовым цветам, принадлежавший к обслуге верховного принца. Он опустился на одно колено.

— Миледи, вы должны сейчас же идти.

Андраде выпрямилась в кресле, готовая наслать грубияну волдыри на уши.

— Пусть собственный врач Ролстры зашивает его!.. — начала она, но человек покачал головой.

— Это не верховный принц, миледи. Меня послали служанки Палилы и просили немедленно привести вас.

— Палилы? Зачем это? — Она нахмурилась, а затем обменялась быстрыми взглядами с Уривалем. — О Богиня! У нее схватки, не так ли?

— Да, миледи, именно так. Мне сказали, что они начались раньше срока. Ее служанки в панике, потому что врача верховного принца нет.

Поскольку Уриваль рассказал о ранах Ролстры, Андраде могла в это поверить. Она поднялась.

— Хорошо. Я иду, — На протесты остальных она ответила:

— Не будьте смешными. Мне ничто не грозит, а Палила нуждается в помощи. Уриваль, останься здесь и спроси Антоуна, когда его приведут… если приведут, на что я очень надеюсь. Ками, ты и Оствель встретитесь с другими «Гонцами Солнца» и расскажете им о том, что было сказано здесь сегодня. Завтра утром они помогут вам. И никаких споров!

Она повернулась к человеку Ролстры.

— Эй ты, как твое имя?

— Герниус, миледи.

— Итак, Герниус, я предоставляю тебе честь нести мою сумку с медикаментами и доставить меня на барку верховного принца. Пойдем.

Стоило Андраде вступить на борт, как ее желудок возмутился. Стиснув зубы от подступившей тошноты и жуткой головной боли, она призвала на помощь все свое достоинство и последовала за служанкой в роскошную каюту Палилы. Андраде сразу же увидела, что до конца еще далеко. Отдавая приказания скопившимся вокруг беспомощным женщинам, она с отвращением обнаружила, что все они, так же, как и их госпожа, были рады отдаться под чье-то руководство. Андраде провела быстрое обследование и сказала, что следует сделать, чтобы облегчить страдания Палилы. Она видела достаточно родов, чтобы понять, что появления ребенка придется подождать, но говорить об этом Палиле не стала. Та кричала так, что могла разбудить Бога Штормов.

— Ох, перестань, — по-доброму сказала она, присев на кровать рядом с бьющейся в конвульсиях женщиной. — Не надо так дергаться. Все твои силы уходят на крик. — Ногти Палилы впились в руку Андраде, и та с философским смирением прибавила эту боль к той, которая молотом била в голове. — А сейчас успокойся. Все идет хорошо.

— Миледи… — раздалось у Андраде за спиной. Она оглянулась и, к своему большому удивлению, увидела принцессу Янте.

— Еще трое ожидают вас внизу, — сказала девушка.

— Какие трое? — непонимающе спросила Андраде.

— Роженицы.

— О Богиня! — воскликнула Андраде. — Почему вы ничего не сказали?

— Я говорю, — ответила Янте и выдавила из себя натужную улыбку. — Кроме того, они просто служанки.

— Они женщины, такие же, как ты и я! Палила застонала.

— Не оставляй меня!

Непритворный ужас, стоявший в ее глазах, не был похож на естественный страх женщины перед родами. Ее взгляд был прикован к принцессе, и Андраде поняла, что взаимная ненависть, царившая в замке Крэг, была гораздо сильнее, чем она думала.

— Я вернусь как только смогу, — ответила она Палиле. — С тобой посидит Янте.

— Нет! — вскрикнула роженица.

Но Янте села в кресло рядом с кроватью и успокаивающе погладила руку Палилы… прилагая все усилия, чтобы сделать вид, будто жалеет ее, мрачно заметила Андраде. Она постаралась отбросить это впечатление и вышла из каюты.

Спускаясь по темному трапу то и дело покачивавшейся барки, Андраде ругалась про себя на чем свет стоит. Пришлось вцепиться в веревочные перила, постараться дышать ровно и сделать все возможное, чтобы ее не стошнило. Идя на звук болезненных стонов, она вошла в душную маленькую комнату, где за тремя женщинами наблюдала… принцесса Пандсала. Еще одна неожиданность. Одна из трех уже счастливо разродилась и ревниво прижимала ребенка к груди. Другая слишком мучилась, чтобы обращать внимание на что-то другое. А третья, светловолосая женщина с горящими темными глазами, смотрела на принцессу с молчаливой ненавистью и придерживала свой вздрагивающий живот, словно хотела удержать ребенка в себе, где ему не будет грозить никакая опасность.

Андраде опустилась на колени рядом с новой матерью, борясь с головокружением и возобновившейся тошнотой от запаха крови и пота,

— Только не говори мне, что ты приняла этого ребенка, — сказала она Пандсале.

— Янте помогла. И это случилось очень быстро.

— Маленькое чудо, — прошипела светловолосая. Пандсала бросила на нее яростный взгляд.

— У нее уже был ребенок… и у тебя тоже. Прекрасные сыновья, не так ли? Они остались в замке Крэг…

Женщина отвернулась. Андраде, озадаченная этой двойной игрой, подумала, а не пропустила ли она что-нибудь. У нее слишком болела голова, чтобы связно мыслить. Новоиспеченная мать чувствовала себя хорошо, несмотря на неопытных помощниц. Ее новорожденная девочка была розовенькой, здоровой, с нужным количеством рук, ног и пальчиков на них. У Андраде никогда не было собственных детей, но материнским чувством Богиня ее не обделила. Это чувство выражалось в любви к малышам и с особой силой проявлялось тогда, когда не были затронуты ее личные и политические интересы. Она тепло поздравила новую маму и повернулась к женщине, лежавшей рядом.

— Почему Богиня дает им так много дочерей? — внезапно спросила Пандсала.

— Похоже, в замке Крэг их действительно многовато. Возможно, влияние воздуха… — Андраде помогла роженице лечь поудобнее и прошептала:

— Успокойся, дорогая, сейчас будет лучше. Чуть-чуть потерпи, я обещаю.

Один родился, три на очереди, сказала себе Андраде. Было что-то странное в том, что четыре женщины рожали в одну и ту же ночь и в одно и то же время, но чем это можно было объяснить, как не случайным совпадением? Какое имеет значение, что три служанки зачали своих детей в ту же ночь, что и любовница Ролстры? Андраде потерла болевший лоб и попыталась привести мысли в порядок. Большинство «Гонцов Солнца» на воде теряло не только обед, но и способность думать. Но только не этот «Гонец Солнца», поклялась она.

— Говорят, мальчиков рожают дольше, чем девочек, — продолжала принцесса.

— Это правда?

— Впервые слышу. Подойди сюда, Пандсала, и оботри ее. У нес еще продлятся схватки. Я пришлю кого-нибудь тебе в помощь.

— Пришлите Яите, — быстро сказала Пандсала. — Все другие только действуют на нервы.

— Как хочешь. Хотя непонятно, почему принцессы должны помогать служанкам при родах… Девушка пожала плечами.

— Вы сами видели, что от них мало проку. К тому же у нас есть обязанности по отношению к своим людям. Кто-то должен помочь им, пока не освободится врач отца…

Ей вспомнилось сделанное Уривалем яркое описание поединка на ножах. Должно быть, Ролстра теперь будет вдвое опаснее… раненые животные всегда ведут себя именно так… Андраде наслаждалась мысленной картиной того, как в тело верховного принца вошел нож Рохана. Жаль, что не в сердце… Впрочем, Андраде сомневалась, что у Ролстры оно было.

Наконец она повернулась к блондинке, тщательно ее осмотрела и удовлетворенно кивнула.

— Все просто замечательно, моя дорогая. Присматривай за своей подругой, если сможешь. Успокой ее. Говорят, у тебя уже есть опыт.

— Пожалуйста, Богиня, пусть у меня будет девочка, — прошептала светловолосая.

Озадаченная такой страстной мольбой, Андраде ответила:

— Успокойся. Какая разница, девочка или мальчик?

Скоро ты будешь держать в руках прекрасного ребенка.

— Миледи, пожалуйста, не оставляйте меня с ней одну! — вцепилась женщина в ее руку.

— У нее есть заботы поважнее! — резко сказала Пандсала.

— Все будет хорошо, — успокоила Андраде, с радостью покинула эту странную каюту и поднялась на палубу, надеясь, что ночной воздух охладит и прояснит ее голову. Моряки, как всегда, нервничавшие, когда у женщин случались роды, стояли группкой и обсуждали сию великую тайну. Андраде устало улыбнулась при мысли о Рохане, который когда-нибудь так же будет ждать рождения собственного ребенка. Чейну придется напоить его до бесчувствия, чтобы он поменьше переживал из-за своей Сьонед…

Холодная ночная сырость начала проникать в легкие, усиливая боль, которая терзала желудок и голову. Ну, Ролстра заплатит ей за все, пообещала себе Андраде. Тут небольшая волна качнула барку, Андраде Споткнулась и сбилась с ритма, к которому, казалось, уже привыкла. Она испуганно зажала рот и почувствовала, что ее поддержала чья-то сильная рука.

— Нечего стыдиться, миледи, — произнес чей-то грубоватый добродушный голос. — С фарадимами по-другому не бывает.

Через минуту попытки сохранить достоинство оказались тщетными. Моряк Герниус умело придержал голову Андраде над перилами, когда леди проиграла борьбу с рекой. Она старалась не упасть в обморок, но стоило Герниусу вытереть ей рот и дать глотнуть из своей фляжки, как звезды перестали кружиться.

— Успокойтесь, миледи, — сказал моряк. — Сейчас станет легче. Я плавал с фарадимами и могу вам сказать только одно: самое лучшее — это сдаться сразу же.

Андраде коротко кивнула и с полным отсутствием высокомерия поблагодарила Герниуса за заботу, чем вызвала у него улыбку. Возвращаясь наверх, леди ожидала, что голова у нее вот-вот расколется, как яйцо дракона. У двери столпились женщины, которые должны были быть внутри и помогать при родах. Злость придала Андраде новые силы… и отдалась болью в голове.

— Почему вы здесь? — требовательно спросила она.

— Она приказала нам выйти, миледи! Всем, кроме принцессы.

— Черт бы тебя побрал, Янте! — выругалась Андраде себе под нос. Одна принцесса помогает служанкам, другая — любовнице отца, которую они все ненавидят. Она поймет, в чем тут дело, даже если на это уйдет вся ночь…

— Дайте мне пройти. Кто-нибудь, сходите за верховным принцем. Вы, двое, спуститесь вниз и…

Тонкий писк внутри каюты прервал ее. Это был безошибочно узнаваемый писк новорожденного. Женщины охнули и устремились вперед, оттеснив Андраде от дверей.

— Заперто! — крикнула одна из них.

— Янте! Открой дверь! — приказала Андраде, удивившись силе своего голоса. Но она знала, что у принцессы, должно быть, заняты руки, а потому сцепила зубы и приказала себе ждать. Служанки нервничали, и одна из них предложила позвать матросов и попросить взломать дверь. Андраде уже собралась отдать этот приказ, когда дверь широко распахнулась.

В проеме стояла Янте, держа в руках фиолетовый сверток и мило улыбаясь. Андраде устремила на нее пытливый взгляд, а затем прошла к кровати.

— Все в порядке? — спросила она Палилу.

— Гм-м? — На нее обратился затуманенный взгляд. — О да… Да! У меня сын!

— Она начала смеяться. — Сын, Андраде! Сын!

— Благослови его Богиня, — механически ответила Андраде, хотя мысли ее кружились, когда она пыталась представить себе последствия этого рождения, шедшие в целой дюжине различных направлений. Она позвала служанок, чтобы помочь Палиле лечь поудобнее и одеть ее к приходу верховного принца. Ролстра-триумфатор, наблюдая за поднявшейся кутерьмой, злобно подумала Андраде. Итак, у него наконец родился сын. Проклятие…

Она повернулась, ища взглядом Янте. Но принцесса исчезла… и с ней ребенок.

Янте посмотрела на хнычущий сверток и засмеялась от волнения. Его пол не имел никакого значения. Девочка… мальчик… все равно она победила. Дело случая; она заранее просчитала все варианты.

Она помедлила в коридоре, прислушалась и снова рассмеялась, когда раздался звон корабельного колокола, возвещавший о рождении ребенка. Это был заранее условленный сигнал. Сейчас Пандсала поднимется наверх. Если не будет мальчика, то она принесет девочку. Жаль, что Ролстра еще не пришел… но Андраде даже лучше. Она услышала требовательный крик другого новорожденного; он быстро успокоился, и у Янте перехватило дыхание. Скоро начнется ее собственная игра-игра, правила которой она придумала сама!

— Янте, — окликнула ее Андраде, и принцесса спрятала ликование. Все было рассчитано по секундам. — Что ты здесь делаешь? Ребенок простудится.

— О нет, покрывало очень толстое. — Она оглянулась и изобразила улыбку. — Я подумала, что весь этот шум испугает бедного малыша. Такой прекрасный ребенок… Мне бы очень хотелось иметь своего собственного.

Выражение лица Андраде ясно показывало, что она сильно сомневается в наличии у Янте материнского чувства.

— Дай-ка мне взглянуть на него, — сказала она, отвернув покрывало с личика ребенка. — Замечательный малыш. Ты посмотри, какие у него волосы!

Они разговаривали достаточно громко, но звон колокола и шум, доносившийся из каюты Палилы, приглушали их голоса. Тем временем ничего не подозревавшая Пандсала поднялась по трапу в коридор и крикнула:

— Янте, я принесла еще одного ребенка, но… — Тут она похолодела и выдохнула:

— Леди Андраде!

Янте знала, что ее лицо выражает полнейшее удивление: она долго репетировала эту мину перед зеркалом.

— Пандсала! Почему ты взяла ребенка у матери? Пандсала повернулась к ней и смертельно побледнела. Она слегка привалилась к стене, руки судорожно сжимали фиолетовый сверток. Янте помедлила минуту, наслаждаясь потрясением сестры, а затем повернулась к Андраде.

— Да, — спокойно повторила леди Крепости Богини. — Зачем ты принесла сюда ребенка?

Пандсала все еще пристально смотрела на Янте. Ужас перекосил ее лицо, когда она поняла, что обманута. Ее губы беззвучно двигались. Раздался еще один удар колокола, возвещая о прибытии верховного принца, и тут же послышался веселый голос Ролстры:

— Богиня! Можно ли поверить? У меня сын! Янте взглянула на Андраде.

— Кто ему сказал это? — тревожно прошептала она. Андраде сильно сжала ее руку, и в лунном свете блеснули все десять колец.

— Это девочка? Дочь?

— Очень славная маленькая девочка, — ответила Янте с хорошо отработанным непониманием. — Отец к ним уже привык…

Фигура Ролстры заполнила собой весь узкий проход.

— Андраде? Что привело тебя сюда? Не затем ли ты здесь, чтобы поздравить меня с рождением сына?

— Поскольку твой врач был занят, мне пришлось помочь твоей леди. Но я думаю, что коридор не лучшее место для поздравлений с новорожденным.

Холодным взглядом она приказала Пандсале и Янте войти в каюту. Ролстра двинулся следом, чувствуя, что здесь что-то не так. Андраде велела служанкам взять ребенка из рук Пандсалы и покинуть комнату. Затем она закрыла дверь и посмотрела на присутствующих с ледяной улыбкой.

— — А сейчас, — сказала она, — я хочу знать правду.

— О чем ты говоришь? — вскричал Ролстра. — Я хочу видеть моего сына!

Он перевел взгляд с одной принцессы на другую, а затем посмотрел на закрытую дверь. Второго ребенка унесла служанка. Глаза принца медленно потемнели.

— Я не поверю, что была двойня, — добавил он угасшим голосом.

— У тебя нет сына, — сказала ему Андраде, и Янте услышала в ее голосе мрачное удовлетворение. — Интересно, кто из твоих дочерей объяснит происшедшее.

Верховный принц повернулся и пронзил Палилу взглядом.

— Что ты знаешь об этом? — грозно спросил он.

— Ничего… — выдохнула Палила, зарывшись в подушки, которые были не белее ее щек. Ролстра повернулся к дочерям.

— Чьего ребенка только что унесли?

— Отец… пожалуйста! — воскликнула Пандсала, а Янте решила, что настал самый подходящий момент, чтобы показать отцу его восемнадцатую дочь.

— Жаль, конечно, что еще одна девочка, но зато какая хорошенькая!

Ролстра не обратил на ее слова никакого внимания.

— Андраде, доберись до правды. Если я еще открою рот, то прикажу их всех казнить.

Принц отошел к окну, отдернул штору и сцепил руки за спиной. Его трясло.

Янте села, держа в руках ребенка.

— Я не понимаю, миледи. Вы видели меня с одним ребенком, а потом пришла Пандсала с другим. Я не знаю, что происходит!

— Будем выяснять? — достаточно спокойно спросила Андраде. Янте испытала мгновение животного ужаса, когда пронзительные голубые глаза принялись изучать ее лицо, но заставила себя расслабиться. Даже если Андраде узнает о заговоре, никаких доказательств у нее не будет.

— Эти чудовища! — вдруг закричала Палила. — Они украли моего сына!

— Сначала ты ничего не знаешь, а потом вдруг выясняется, что тебе все прекрасно известно, — сказала Андраде. — Как интересно. Палила, объясни нам эту маленькую комедию.

— Я… — Она бросила мученический взгляд на Янте. — Это была ее идея! Она хотела заменить мальчика девочкой…

— Что? — воскликнула Янте, широко открыв глаза.

— Замолчи! — резко бросила Андраде. — Теперь продолжай ты, Пандсала. С самого начала.

Довольная Янте слушала, как история бессвязно вырывается из уст ее сестры. Ледяное выражение лица Андраде постепенно сменялось глубоким шоком. Палила лежала на подушках как мертвая. Ролстра повернулся и посмотрел на Пандсалу так, будто у той отросли когти и хвост. Янте сидела, качая ребенка.

— Если я правильно понимаю тебя, — с трудом вымолвила Андраде, когда Пандсала разрыдалась, — все происходило следующим образом: Янте предложила заменить мальчика девочкой, если у Палилы будет сын. Для этого вы привезли сюда бедных женщин и искусственно вызвали у них роды, когда у Палилы начались схватки. Я не сомневаюсь, Пандсала, что специальные травы мы найдем в твоих вещах, а не у Янте.

Но затем ты заключила сделку с любовницей своего отца. В обмен на ее содействие браку с тобой принца Рохана ты должна была заменить девочку мальчиком, если Палила произведет на свет еще одну дочь. Так как единственная женщина, которая родила к тому времени, произвела на свет девочку, тебе не оставалось ничего другого, как взять ее наверх, в случае, если родится сын, от которого надо будет отделаться. От Палилы для тебя тогда не будет никакой пользы, поэтому ты решила обратиться к первоначальному плану Янте. Так?

Пандсала кивнула, слезы лились по ее щекам.

— Отец… прости меня… я только хотела дать тебе сына, которого ты так хотел…

— Ролстра! — резко окликнула Андраде, когда принц шагнул к дочери и поднял руку для удара. Рукав приподнялся, Янте увидела белую повязку и подумала, не эта ли сука Сьонед ранила его, защищая свою несуществующую честь. Губы принцессы растянулись в улыбке, и она предпочла нагнуться к ребенку.

— Теперь надо выслушать тебя, Янте, — сказала Андраде.

Девушка подняла глаза.

— Что я могу сказать? Я в жизни не слышала ничего глупее! Как можно было считать, что эти женщины родят детей нужного пола для той замены, которую собиралась сделать Пандсала? Откровенно говоря, я запуталась. Что я должна была сделать согласно этому плану: дать отцу сына или избавиться от мальчика?

— Продолжай, — ледяным тоном бросила Андраде.

Янте пожала плечами.

— Каким чудовищем надо быть, чтобы отдать верховного принца… и своего родного брата… чтобы он воспитывался собственными слугами! Я не настолько низка, отец, и не настолько глупа. Ты действительно думаешь, что я способна на такой ужасный заговор? И тем более такой… невыполнимый?

— Нет, — очень мягко сказал Ролстра. Его зеленые глаза блестели. — Если бы это был мальчик, ты бы сделала так, чтобы его убили. Я тебя знаю, Янте.

— Отец!

И тут она ужаснулась.

— Прекратите, вы оба! — с отвращением приказала им Андраде. — Все вы тут змеи, каждый из вас. Что ты собираешься с ними делать, Ролстра?

— Сейчас меня больше интересует, что вы собирались сделать с женщинами внизу. — Он продолжал пристально смотреть на Янте. — Что бы ты сделала с ними, моя дорогая?

— Ничего, потому что я не имею отношения к этому, — отчеканила она.

— А если бы имела? — настаивал он.

— Отец… ты серьезно думаешь, что я могла бы убить их?

— Думаю, да. Если бы сочла, что это необходимо. Ты всегда была умна, Янте. — Затем он повернулся к Пандсале и спросил:

— Ты знаешь, что измена карается смертной казнью?

Его взгляд нацелился на Палилу, которая издала беззвучный крик.

— Отец… нет! — Пандсала, дрожа всем телом, упала на колени.

— Измена, — мягко повторил он. Андраде встала между ними.

— Ролстра, — тихо произнесла она, — не делай этого.

— Это тебя не касается, фарадим.

— Не убивай ее. Отдай ее мне.

— Что? Зачем?

— За тобой долг. «Гонец Солнца», которого ты испортил, умер сегодня ночью.

— Криго мертв? — Ролстра был потрясен.

— Это был несчастный случай, — лихорадочно произнесла Палила, наклонившись вперед и вытянув перед собой руки, дрожавшие, как листья на ветру. — Он принял слишком много, и я…

— Замолчи! — закричал Ролстра, и она отпрянула.

— Я возьму Пандсалу как выкуп, — сказала Андраде, и Янте возликовала. — И новорожденного ребенка тоже. Тебе не нужна еще одна дочь. Отдай их мне.

— Ходячий мертвец в Крепости Богини, — проговорил он. Жестокий юмор играл в глазах, Ролстры, и Пандсала вскрикнула. — Очень хорошо. Они твои.

— Отец… нет!

— А как будет с Палилой? — спросила Андраде.

— Ты ведь не будешь отрицать, что она заслуживает смерти за убийство твоего фарадима? Я уверен, что твоя драгоценная Сьонед все рассказала о действии драната, не так ли? Жаль, что я не убил ее сегодня ночью. Верховный принц и леди Крепости Богини спорили друг с другом, а Янте ошарашенно наблюдала за ними. Что же в действительности случилось сегодня со Сьонед?

— Не вмешивайся, Андраде. Я предупреждаю тебя. — Он помедлил. — Янте…

Она встала. Неужели победа? Кажется, да. И все же принцесса волновалась.

— Покажи ее мне.

Янте подошла и протянула ему ребенка. Ролстра на мгновение задержал взгляд на лице младенца, а затем отвернул покрывало, чтобы удостовериться, что перед ним действительно девочка.

— Чиана, — сказал он. — Назови ее так, Андраде, чтобы она всегда помнила обстоятельства своего появления на свет.

Янте подавила приступ дрожи. На старом наречии это слово означало «измена». Андраде взяла у нее ребенка и взглянула на плачущую Пандсалу.

— Вставай. Первое, чему ты научишься, это то, что «Гонец Солнца» ни перед кем не стоит на коленях. Даже перед верховным принцем,

— Говори только про своих фарадимов. Мои преспокойно стоят, — ввернул Ролстра, и Андраде бросила на него яростный взгляд.

Янте взглянула в глаза Пандсалы, остекленевшие от бесконечного ужаса, неспособные понять, что случилось. Вдруг она узнала Янте, вскочила и схватила сестру за горло.

Ролстра растащил дочерей. Пандсала упала на ковер, а Янте покрутила головой и еле перевела дух. Верховный принц распахнул дверь каюты и крикнул страже, чтобы Пандсалу отвели в шатер Андраде, если понадобится, связанную и с кляпом во рту. Услышав в коридоре ее крик, полный тоски и ненависти, Янте вздрогнула.

Затем наступила тишина. Палила была слишком напугана; она просто лежала в постели, охваченная ужасом. Андраде прижала ребенка к себе и пристально посмотрела на Ролстру.

— Где Криго? — спросила она.

— Если хочешь, я прикажу доставить его тело к тебе в шатер.

— Хочу, — резко сказала она.

Их взаимная ненависть заставила Янте отшатнуться. Это была застарелая ярость, более сильная, чем что-либо виденное ею раньше. Эта ненависть имела давние и прочные корни; возможно, сейчас она впервые выплеснулась наружу.

— Я уничтожу его, — внезапно произнес Ролстра. — Эта женитьба выйдет ему боком.

— Много лет назад ты сам хотел жениться на «Гонце Солнца».

— Так вот что тебя надоумило? Ты учитывала мой гнев, когда строила свои планы?

— Твой гнев меня не интересует. А я ничего не планировала. Богиня…

— Обычно делает то, что ей подсказываешь ты. Можешь искать какие угодно оправдания. Но если ты веришь, что его сыновья последуют за ним, то ошибаешься.

— И это я слышу от человека, который до сих пор верит, что у него будет собственный сын? — Она злобно рассмеялась. — Найди себе другую любовницу, Ролстра! Возьми еще дюжину женщин, ожидающих ребенка! У тебя никогда не будет собственного сына!

— Убирайся! — взревел он.

Смех Андраде казался эхом, еще долго звучавшим в каюте после того, как она захлопнула за собой дверь. Янте упала в кресло и закрыла глаза. Она победила. Если Ролстра поверил ей… и даже если не поверил… она победила. Он не приговорил ее вместе с Пандсалой.

— Ролстра… о нет, мой повелитель, пожалуйста… ради наших детей…

Янте резко подняла голову. Палила вжималась в белые подушки; ее огромные глаза не отрываясь глядели на свечку, которую взял со стола верховный принц.

— Я помню про костер Палила, — сказал он почти нежно, и женщина заплакала. — Ты слышала крик дракона сегодня ночью?

Янте встала. Она никогда раньше не слышала у отца такого голоса… и ей захотелось уйти. Сейчас же. Он почувствовал ее движение и не оборачиваясь приказал:

— Останься.

Янте замерла, еле дыша. Ролстра подошел вплотную к кровати Палилы. Пламя свечи жадно вспыхнуло в воздухе.

— Янте, ты знаешь, где находится замок Феруче? — спросил он.

— Да, отец.

— Он на границе между Маркой и Пустыней, — не слушая продолжал принц. — Я долго думал, кого бы туда послать. Это должен быть кто-то, кому я мог бы доверять. — Он поглядел на дочь через плечо. — Ты все еще хочешь этого князька? — Да, — честно ответила она.

— Удача покинула тебя вместе с этой ночью, — с мрачным юмором сказал он.

— Феруче может быть твоим, а вот Рохан — нет. Это означает, что «Гонец Солнца» победила.

— «Гонец Солнца»… — прошептала Янте. И тут она поняла причину ненависти, которая заполняла пространство между отцом и Андраде. Ярость, раненая гордость и желание отомстить охватили ее, создавая ненависть, которую она обнимала, как любовника. Всю жизнь она была пустой, желая быть наполненной этим сладким, обжигающим чувством, которое росло внутри вместе с жаждой крови и мести. Наконец она поняла, что такое власть… и ни муж-принц, ни ее отец или какой-нибудь другой мужчина здесь ни при чем… власть, которая сильнее дара «Гонца Солнца». Вот то чувство, которое сделало отца самым могущественным из принцев. Он знал, лучше всех знал, как ненавидеть.

— Я вижу, что ты понимаешь меня, — сказал он. — Возвращайся в лагерь, Янте, и жди меня. Когда я закончу свои дела, нам надо будет многое обсудить.

Закрывая дверь, она заметила пламя свечи рядом с искаженным лицом Палилы. А когда Янте сошла с корабля, то услышала первый из множества, великого множества криков.

Сквозь серебристо-зеленые листья пробивались лучи восходящего солнца, бархатные и нежные, словно первая роса. Чувствительная к цвету, как все фарадимы, Сьонед лежала на боку и пыталась вспомнить, видела ли она раньше что-нибудь прекраснее. И тут она улыбнулась своей ошибке: разве цвет ласкал ей душу? Нет, то было отражение света на лице спящего принца.

Сначала он смущался, дрожал и был не уверен в себе. Так продолжалось до тех пор, пока тугие застежки ее юбки не заставили его тихонько выругаться. Но когда она рассмеялась, Рохан тут же присоединился к ней, и они принялись хохотать, как дети. Застежки ее одежды и его шнурованные сапоги, казались таким забавным препятствием…

Сьонед пригладила его солнечные шелковые волосы, торчавшие мальчишескими вихрами. Старое видение оказалось верным. Именно она сделала его принцем и мужчиной. Какое-то время они обольщали друг друга. Рожденный драконом, чей мужественный образ остался у него в памяти, принц стремился к невозможному, но как человек не был уверен в своей способности достичь идеала. Ее объятия помогли Рохану объединить два этих начала. Принц и человек превратились в одно существо, которое стало ее любовником.

От его ласк начинала дышать кожа, шепот пронизывал душу солнечным светом, поцелуи наполняли мозг буйством красок поразительной силы и чистоты: бриллиант, сапфир, топаз… Все ее чувства пробудились при мысли о том, что кровь «Гонца Солнца», смешавшись с его кровью, сделает их сына принцем-фарадимом.

— Только бы у него были твои глаза, любимый, — прошептала она, проведя кончиком пальца по шелковым загнутым ресницам, и засмеялась, когда его веки медленно открылись, слишком тяжелые, чтобы подняться.

— О-о-ох, — с трудом прошептал он. — Что ты со мной сделала?

Сьонед погладила его по щеке, на которой уже проступила светлая щетина. — Хочешь, чтобы я проделала это еще раз?

— Как-нибудь потом, когда я приду в себя, чтобы как следует насладиться… — сонно ответил он, затем обнял Сьонед и положил голову ей на плечо. — Черт возьми, я забыл расплести тебе косы. Мне хотелось посмотреть на твои распущенные волосы.

— Оставь что-нибудь для брачного ложа, — засмеялась она.

— Но я хотел. Чейн однажды рассказал мне о…

— Рохан!

— … о чем-то, что я всегда хотел попробовать, — закончил он.

— Пусть это будет сюрпризом. Он потерся щекой о ее волосы.

— Гм-м, как от тебя хорошо пахнет…

— Это не я пахну, а моховика. Наверно, мы раздавили ее столько, что она превратилась в вино. — Сьонед повернулась на живот и вынула у него из-под головы свою юбку, которая служила им подушкой. — Видишь? — Она указала пальцем на мох, в котором прятались крупные зеленые ягоды.

Рохан застонал и повернулся.

— Неужели мы раздавили все до последней ягодки? Я умираю с голоду! — Он разгреб мох и сорвал несколько круглых ягод. — Вот. Подставляй губы.

— Как, опять?

Глаза Рохана широко раскрылись, но в следующий миг оба снова расхохотались. Они лежали рядом и кормили друг друга моховикой, пока солнечные лучи не согрели листву. Наконец Сьонед сказала:

— Хватит, а то нас будет тошнить. Надо потихоньку проскользнуть в лагерь, пока никто не хватился.

— Клянусь тебе, это было в последний раз! Мне надоело прятаться и тайком пробираться к себе в шатер, чтобы, не дай Богиня, никто не засмеялся. Нет, хватит, надоело… — Рохан сел и отвел ветку в сторону. — Что-то очень яркий сегодня рассвет. Давай посмотрим.

Она придвинулась ближе, положила подбородок на его плечо и прижалась к мускулистой спине. От света резало глаза, снова заболела голова, но девушка молчала, не желая портить мирное утро. Она вгляделась в источник света и нахмурилась.

— Рохан, разве восток там?

— Чувствуешь запах? — тревожно сказал он.

— Пожар! — выдохнула Сьонед.

— Скорее, одеваемся!

Они побежали к реке, держась за руки; солнце сияло за спиной, с каждым дуновением ветра запах становился сильнее.

— Это мост? — спросила Сьонед.

— Нет.

Юноша и девушка выглянули из-за деревьев. Впереди тихо покачивалась барка Ролстры. Ее фиолетовые паруса казались крыльями огненного дракона.

Глава 18

Весь следующий день, последний день Риаллы, лагеря облетали самые невероятные слухи, по пути обраставшие леденящими душу подробностями. Ролстра убил всех своих дочерей. Они убили его. Леди Андраде подожгла барку принца и убила их всех. Ролстра свергнут какими-то неизвестными, возможно, меридами. Принц Рохан погиб не то в огне, не то в шатре Ролстры. Он призвал свои армии, чтобы взять приступом замок Крэг. Он женится на принцессе Пандсале… нет, принцессе Янте… нет, на обеих, а других возьмет в наложницы. Леди Андраде уехала в Крепость Богини, забрав с собой принцессу Пандсалу… принцессу Янте… Наверняка все знали только одно: обгоревшая, до сих пор тлеющая барка великого принца лежала на дне Фаолейна, а ее несчастный экипаж заливал горе в ближайшей к пристани таверне. И еще один интересный факт, имевший непосредственное отношение к данному делу: лорд Чейналь поднял цены на лошадей, которые позарез потребуются обитателям замка Крэг, чтобы добраться до дому и перевезти остатки их имущества.

Принц Клута Луговинный и лорд Джервис Визский вежливо игнорировали слухи. Они приказали, чтобы закрытие Риаллы проходило как обычно, и утром вершина холма, с которой открывался вид на лагеря, была готова к проведению церемонии. Возбужденно перешептывавшиеся высокородные собрались в ожидании процессии невест. Когда прибыла леди Андраде, пронесся вздох всеобщего облегчения.

Самые любопытные взгляды были обращены на дочерей Ролстры, появившихся без отца, но одетых так богато, словно они сами были невестами. Отсутствие Пандсалы позволило сделать вывод, что она стала Избранной принца Рохана; угрюмое лицо Янте, казалось, подтверждало это. Но когда свадебная процессия подошла к усыпанному цветами склону холма, Пандсалы среди невест не оказалось.

Одним из первых, кто сделал шаг вперед, чтобы присоединиться к своей Избранной, был лорд Эльтанин Тиглатский, казалось, до глубины души пораженный своим успехом у средней дочери лорда Джервиса — невысокой, нежной девушки с каштановыми волосами и звучным именем Анталия, которое на древнем наречии означало «весенняя чаша»; вплетенные в волосы полевые цветы и браслеты на запястьях делали ее воплощением юной красоты. Представленная отцом своему новоиспеченному мужу, она смотрела на Эльтанина сияющими глазами. Рохан, как сеньор молодого человека, в свою очередь с элегантной цветистостью представил его невесте. Андраде призвала Богиню благословить эту пару, а Тобин, глядя на брата, была уверена, что он вот-вот пустится в пляс от удовольствия. Союз между его вассалом и могущественным атри из Виза должен был значительно укрепить его связи с Луговиной: земли Клуты служили буфером между Пустыней и Маркой, а Джервис считался первым вассалом Клуты. Однако радость Рохана вызывалась отнюдь не одними государственными соображениями. Конечно, молодой человек, только что в бою отвоевавший свою леди, желал всем окружавшим его не меньшего счастья. Тобин слышала от Камигвен, что прошлой ночью Сьонед не возвращалась в свой шатер, и гадала, почему Рохан до сих пор не объявил о своем ликовании всему миру.

Младшие сыновья нашли невест, наследницы нашли мужей, а паломничество отцов и сеньоров, подводивших молодых женщин и мужчин к благословению Андраде, все продолжалось и продолжалось. Легкий восточный ветерок унес курившийся над пожарищем дымок в сторону залива Брокуэл, и день засиял последней красотой уходящего лета. Вершина холма была самым подходящим местом для бракосочетания и начала семейной жизни. Тобин с улыбкой посмотрела на мужа, припомнив их собственную свадьбу на скалах у крепости Радзин.

Последними к Андраде подошли Камигвен и Оствель.

— Кто жаждет жениться на «Гонце Солнца», фарадиме, оседлавшем лунный свет? — торжественно спросила она. И тут по ковру из цветов торжественно прошли Оствель и Уриваль, выступавший в роли его сеньора и поручителя.

— Я, миледи, — гордо сказал молодой человек. — Я ее Избранный, а она моя.

— Тогда пусть она подойдет к тебе, — улыбаясь, ответила Андраде.

Тут вышла вперед смущенная Камигвен, смуглая, большеглазая, в наряде, разительно отличавшемся от ее обычной одежды: об этом позаботилась Тобин. На ней было платье цвета старой бронзы, расшитое золотыми цветами по подолу. Маленький кошелек на поясе изрядно оттопыривался свадебным ожерельем, приготовленным для Оствеля. Рядом с ней шла Сьонед в своем обычном красновато-коричневом платье; изумруд вспыхивал на ее руке, касавшейся кисти подруги. В толпе зашушукались, и не только потому, что публичное бракосочетание фарадима было большой редкостью: многие говорили о том, что невесту сопровождает Избранная принца Рохана. Украдкой посмотрев на брата, стоявшего с Эльтанином и Анталией, Тобин удивилась — на лбу у Рохана залегла тревожная морщинка. Она перевела взгляд на Сьонед и сразу поняла причину его беспокойства. По сравнению с цветущей Камигвен Сьонед казалась почти бестелесной. Яркие волосы словно вобрали в себя краску ее щек и губ. Из того немногого, что рассказал Уриваль, Тобин знала о наркотике, подлитом в вино девушки. Она поглядела на дочерей Ролстры и прокляла верховного принца.

Андраде соединила руки молодых людей, и Сьонед с Уривалем отступили в сторону. Слова, которые связывали «Гонца Солнца» с ее Избранным, были необычны, ибо здесь речь шла не только о брачных обетах. Тобин услышала эхо слов, которые Андраде произнесла бы, сочетая браком Рохана и Сьонед, и увидела, что зеленые глаза девушки оживились, хотя выглядела она по-прежнему безучастной.

Оствель достал из кармана туники ожерелье из халцедонов и застегнул его на стройной шее Ками. Камни полыхнули темно-красным огнем. Даже сапфиры Эльтанина, заставившие порывисто вздохнуть юную Анталию, не были столь прекрасны. Гордая Ками встала на цыпочки и надела на шею Оствеля тонкую золотую цепочку, на которой висел большой черный коралл-камень из Гилада, с родины Оствеля, бывший символом солнца и ее статуса фарадима.

— Как солнце и луны окружают мир вод, — нараспев произнесла Андраде, — как воды окружают земли, как земли окружают тело мира, так же и вы окружайте и поддерживайте друг друга. Будьте светом для глаз друг друга и живительной влагой для душ друг друга. Дайте богатство земли друг другу. Ухватите ветер, чтобы он уносил от вас все сомнения, всю боль, весь страх. Будьте всем в вашей любви.

Она повернулась к Оствелю, подняла левую руку ладонью вниз, и ярким солнечным светом вспыхнули фарадимские кольца.

— Тебе отдается «Гонец Солнца», одна из тех, кто призывает Огонь и сплетает свет. Помоги ей сохранить ее пути праведными, не омраченными тенью и свободными от зла. Ты будешь родоначальником новых фарадимов, и я считаю тебя достойным этого, Оствель Гиладский!

Он наклонил голову и ответил:

— Леди, вы оказываете мне честь своим доверием, а фарадим оказывает честь своей любовью.

Андраде слегка улыбнулась и кивнула. А Камигвен она сказала так:

— Ты, «Гонец Солнца», знаешь свое дело и помнишь свои обеты: служить, говорить правду и вместе с братьями и сестрами свивать свет вокруг мира; праведно использовать свои знания и никогда не убивать. Все это запечатлено в твоем сердце. Тебе я отдаю этого мужчину; чтобы лелеять его Огнем твоих призывов и ограждать силой наших путей. Полагайся на его сердце и слушай его душу. — Она взяла их соединенные руки и сжала между ладонями. — Богиня, благослови их жизни.

Оствель и Ками повернулись лицом друг к другу, улыбнулись, и губы их слились в поцелуе.

Тобин вздохнула, шмыгнула носом… и почувствовала, что стоящий рядом Чейн задыхается от беззвучного смеха.

— Прекрати, — прошептала она. — Это было прекрасно…

— Для принцессы с головой прирожденного политика ты чересчур сентиментальна.

— Да ну? А кто из нас никогда не забывает надевать на эту церемонию собственное свадебное ожерелье?

Пойманный с поличным, муж пожал плечами, но загар не смог скрыть вспыхнувшего на его щеках жаркого румянца, когда Тобин указала на подаренную ею много лет назад красивую серебряную цепь, каждое звено которой было украшено крошечным бриллиантом, отчего казалось, что сильную шею Чейна окружают звезды.

— Сам ты сентиментальный! — с удовольствием заключила она.

Андраде решила, что пора вмешаться.

— Оствель, отпусти девушку, а то она задохнется! В толпе раздался смех. Зазвучала музыка, друзья и родные поспешили к своим новобрачным, чтобы поздравить их и пожелать счастья. Тобин и Чейн подошли к Эльтанину и Анталии, казалось, соревновавшимся друг с другом в том, кто сильнее покраснеет, а затем отправились искать Рохана.

— Все вокруг удивляются, почему он со Сьонед не возглавил процессию, — сказал Чейн и вдруг усмехнулся. — И как это у Янте хватило сил прийти сюда?

— Не знаю и знать не желаю. Где мой несчастный брат? И что случилось со Сьонед?

— Надо найти Андраде. — Чейн оглядел толпу сузившимися глазами и перестал улыбаться. — Только она сможет объяснить случившееся.

— Почему только она? Надо будет выслушать всех. Вдруг позади толпы Тобин разглядела светлую и рыжую головы. Сьонед передвигалась как старуха, а Рохан бережно поддерживал ее. Когда Тобин окликнула брата, он обернулся. Страх изгнал из его глаз всю радость.

— Это все тот чертов наркотик, — сказал он. — Мне следовало прикончить его.

Чейналь обнял Сьонед за плечи.

— Похоже, выдалась тяжелая ночь? — непринужденно спросил он.

— Пожалуй… Ох, какая головная боль! Она приходит и уходит, как туманы в Крепости Богини…

— Что он дал тебе? — спросила Тобин, когда все стали спускаться с холма.

— Я не знаю. Сначала мне было хорошо, потом ужасно… А затем, — Сьонед попыталась улыбнуться Рохану, — просто чудесно…

— Бьюсь об заклад, что так оно и было, — юмористически хмыкнул Чейн.

— Замолчи… — пробормотал Рохан, покраснев до ушей. Однако вид у него был настолько самодовольный, что это вызвало у Тобин смех.

— Умираю от желания услышать всю историю, — пожаловался Чейн.

— Тобин, разве ты ничего ему не рассказала? — спросил Рохан.

— Времени не было…

Дальше они шли молча и не проронили ни слова до самого шатра Рохана. Двое мужчин почти внесли Сьонед внутрь и опустили на кровать, куда сообразительный Вальвис уже положил подушки.

— Пойду поищу леди Андраде, — сказал оруженосец и тут же исчез.

Рохан присел на кровать, взял руку Сьонед и принялся поглаживать девушку по голове. Яростный гнев боролся в нем с жалостью, глаза сверкали. Тобин обменялась взглядом с Чейном, они придвинули к кровати табуретки и сели рядом.

— Вы с Ролстрой больше не соперники, а смертельные враги, — озабоченно сказала Тобин.

— Я должен был убить его, — повторил Рохан.

— Успокойся. Поговорим об этом позже, — нетерпеливо фыркнул Чейн. — Хочу услышать все с самого начала.

Рохан принялся рассказывать обо всем без утайки. Сьонед слушала молча и вмешалась лишь тогда, когда юноша сказал, что они пошли к реке.

— Я думаю, лорд Чейналь простит тебя, если ты опустишь подробности того, что случилось потом…

Рохан опять покраснел, а Тобин поглядела на мужа и усмехнулась.

— Сегодня утром, — продолжил Рохан, умоляюще глядя на шурина и взглядом убеждая его удержаться от шуток, — мы проснулись и увидели, что барка Ролстры объята пламенем. Эту часть истории я хотел бы услышать от Андраде. Если кто что и знает, так только она.

— Так ты ничего не слышал? — удивленно спросил Чейн, и весь его юмор тут же куда-то исчез.

— Сплетни меня не интересуют.

— Меня тоже, — сказала Андраде, неожиданно вошедшая в шатер. Она бросила быстрый взгляд на Сьонед и нахмурилась. — Дранат?

— Если эта отрава называется так, то да, — ответила «Гонец Солнца».

Андраде сделала повелительный жест, и Чейналь тут же принес ей стул. Она села, сложила руки на коленях и объявила:

— Сегодйя ночью любовница верховного принца родила ребенка. И хотя это снова была дочь, но Ролстра сжег Палилу в постели совсем по другой причине.

— О Богиня! — выдохнула Сьонед. — Рохан, я начинаю жалеть, что ты не убил его! Андраде кивнула.

— Я тоже. Но лучше поговорим о другом. Какие симптомы дает этот наркотик?

— Жуткая головная боль. Она то приходит, то уходит.

— Был ли в вине какой-нибудь странный привкус?

— Это было гиладское, и мне трудно судить. Я плохо знаю его природный вкус.

— Черт возьми… — пробормотала Андраде. — — Ты сможешь прийти сегодня вечером?

— Конечно, смогу! — Сьонед попыталась сесть, но Рохан снова бережно уложил девушку на подушки.

— Ты не совсем здорова, так что даже и не думай об…

— Я приду, — упрямо повторила она, — Только попробуй остановить меня!

— Сьонед… — принялся уговаривать он.

— Не валяй дурака, Рохан! — потеряла терпение Андраде. — Она должна быть там.

Тобин пришла к выводу, что следует вмешаться, и предпочла переменить тему,

— Тетя, почему сегодня утром меня не пустили к тебе в шатер?

Леди обуяло мрачное веселье.

— У меня гость, который не ценит гостеприимства. Принцесса Пандсала.

Наставшая вслед за этим гробовая тишина не принесла Андраде особого удовольствия. Она кратко пересказала случившееся, и хотя голос ее звучал сухо и деловито, в глазах. стояли ужас и отвращение. Закончив рассказ, она пристально осмотрела всех присутствовавших, уделив особое внимание племяннику.

— Кажется, Янте мы недооценили. Не знаю, чему предпочел поверить Ролстра, но Пандсала говорит правду. Весь этот мерзкий план придумала Янте. Она сидела там, холодная, как облако, и на лице ее не было ни следа раскаяния. Я уверена, что она и не чувствует за собой никакой вины, поскольку получила то, к чему стремилась… хотя бы частично.

— Но не Рохана, — мстительно, улыбнулась Сьонед.

— Что ж, у нее есть и другие способы приобрести власть. Нам придется не спускать с Янте глаз несколько лет. Говорят, Ролстра отдал ей замок Феруче…

— Нет! — яростно воскликнул Рохан. — Феруче должен быть моим! Я не отдам этой суке и меры своей земли!

— Здесь ты бессилен, — резко сказала Андраде. — Поставь командовать ближайшим к нему гарнизоном того, кому ты полностью доверяешь. Это единственное, что тебе остается.

— Изволь не вмешиваться в мои стратегические планы, — столь же резко ответил он.

Сьонед положила на его руку свою нежную кисть.

— А что случилось с остальными, миледи? Моряки, слуги и те несчастные женщины… Они спаслись?

— Моряки-да. Слуги-большей частью. А что касается женщин и их детей, этого я не знаю. Все утро я пыталась обнаружить их след, но… — Как принято поступать в непонятных случаях, Андраде пожала плечами, однако в глазах ее стояла холодная ярость. — Верховному принцу и его дворне предстоит долгий, тяжелый обратный путь в замок Крэг. Думаю, ты будешь в большом выигрыше, Чейн. Я слышала, ты поднял цены на лошадей?

— Это случилось еще до того, как я узнал о пожаре! — яростно запротестовал Чейналь. — Черт побери, пусть этот ирод идет домой пешком! Как может человек сжечь женщину, которая родила ему детей?

— Дочерей, — мягко поправила его Тобин. — В этом вся разница, Чейн.

— Нет, — возразила им обоим Андраде. — Палила умерла, потому что была виновна в измене.

— Так же, как и Янте, — указал Рохан. — Ролстра самонадеян, но не глуп. Он должен был догадаться, кто главный заговорщик. Пандсала достаточно умна, чтобы рассчитать несколько вариантов, но составить такой план под силу только Янте. Ролстра оценил это и в награду отдал ей Феруче. — Принц с силой сжал руку Сьонед. — Ролстра сделал это сознательно. Он дал ей возможность действовать против нас. Вернее, против тебя, любимая.

— Тогда тем более нужно появиться на вечерней церемонии, как мы с тобой и собирались. Это будет ей еще одной пощечиной, — ответила Сьонед и заставила себя улыбнуться. — Я не боюсь ее, Рохан. И ты тоже.

— Верно, — поддержала Тобин> стоически выдержав яростный взгляд брата. — Несмотря ни на что, она должна появиться сегодня вечером здоровой и улыбающейся. По всем лагерям прошел слух об этом… как ты сказала, тетя?..

— Дранате. Замолчи, Рохан. Они обе правы.

— Чем здесь можно помочь? — вмешался в разговор Чейн.

Андраде еще раз внимательно посмотрела на Сьонед.

— Ты ужасно выглядишь. Тобин, вам с Ками придется как следует повозиться с ее лицом и прической.

— Для начала ей необходимо как следует отдохнуть, — решила Тобин.

— Чейн, Рохан, марш отсюда!

— Я никуда не уйду, — заупрямился Рохан.

— Послушай меня, любимый, — проговорила Сьонед. — Я не смогу отдохнуть, если ты будешь сидеть здесь, злой и мстительный, как дракон.

Чейн взял Рохана за воротник и поднял на ноги.

— Пойдем. Тебя тоже не мешает принарядить. Вальвис принесет нам твою одежду и все остальное. Дай девушке как следует выспаться. Богиня знает, что ты всю ночь не позволил ей сомкнуть глаз!

Рохан еще поупирался, но в конце концов дал зятю увести себя. Сьонед встретила взгляд Тобин и прошептала:

— Он был так счастлив… И вот чем все обернулось… — Ты скоро вылечишься, — сказала ей Андраде.

— — И станешь самой счастливой в мире, — подхватила Тобин. — Закрой глаза, Сьонед. Мы с Камигвен обо всем позаботимся.

На закате дня Сьонед посмотрела в зеркало и увидела там незнакомку. Глаза ее были подведены темно-зеленым карандашом, а золотая пудра на щеках оттеняла необычный цвет радужек. Тобин и Ками подкрасили бальзамом ее щеки и губы. Короче говоря, понадобились все ухищрения косметики, чтобы придать девушке ее обычный здоровый вид. Они сделали Сьонед прическу из множества мелких косичек, которые были уложены вокруг головы и спускались на шею, напоминая сплетенный огонь. Сьонед казалось, что она никогда не была так прекрасна.

— Где Вальвис с драгоценностями? — проворчала Камигвен, пока Тобин помогала Сьонед надеть платье.

— Ты что думаешь, мой балбес братец уже кончил наряжаться? Да он и думать забыл об изумрудах!

Сьонед закончила шнуровать юбку и с удивлением посмотрела на себя. Платье оказалось именно таким, о каком она мечтала в палатке торговца шелками.

— Так должна выглядеть принцесса?

— Прекрасно… — промолвила стоявшая сзади Ками.

— Я тоже так думаю, — мягко сказал Рохан. Сьонед обернулась. Принц стоял перед ней, одетый в строгий черный мундир наподобие того, который он носил в Стронгхолде, и черную шелковую тунику без рукавов с разрезом спереди от талии до колена, перехваченную серебряным поясом. Они со Сьонед пристально смотрели друг на друга, пока не вмешалась Тобин, которая со смехом сказала:

— Сейчас же верните глаза на место!

— Неужели под всем этим действительно моя Сьонед? — с комическим ужасом спросил Рохан.

— Тебе нужны доказательства? — Сьонед подняла руку с изумрудным перстнем.

— На, смотри!

— Ну нет, пожалуй, перстнем тебе не отделаться! — рассмеялась Ками.

Сьонед покосилась на нее, а затем подошла к Рохану и поцеловала его в губы. Между ними тут же полыхнул Огонь. Девушка не осмеливалась обнять его, да и Рохан старался держаться подальше. Теперь они знали тела друг друга, и близость сводила их с ума. Когда Сьонед отошла от него, обоих била дрожь.

— Да, это ты, все в порядке, — пробормотал он, закрыв глаза. Затем Рохан встряхнулся и полез в карман. — Тобин, надень на нее… это. У меня трясутся руки.

Через несколько мгновений Сьонед посмотрела на себя в зеркало и ахнула. Ее озарял зеленый свет. Не было видно ничего, кроме изумрудов, в которых пульсировала собственная жизнь. Позади выросла черная тень, увенчанная копной золотых волос, положила девушке руки на плечи и встретилась с ней глазами.

— Только одной вещи не хватает, — сказала Тобин, выходя вперед и протягивая брату два серебряных обруча, представлявших собой застегивавшиеся сзади диадемы. Рохан удивленно моргнул, а затем улыбнулся и поцеловал сестру в щеку.

— Не одной вещи, а двух, — сказал он и загадочно добавил:

— Вторая будет позже.

Сьонед мечтательно улыбнулась.

— Только не уходить без нас! — предупредила Тобин. — Сейчас мы с Чейном тоже будем готовы. Кстати, где он?

— Уже оделся и ждет тебя, — задумчиво сказал Рохан, вертя в руках обручи.

— Сьонед, все в порядке? Правда?

— Правда, — ответила она.

— Тогда давай сегодня ляжем спать пораньше, хорошо? Сьонед подмигнула в зеркало, и он улыбнулся.

— Вот теперь я вижу, что это ты!

Осторожно, чтобы не испортить прическу, Рохан водрузил на ее голову обруч, охвативший лоб над бровями, затем застенчиво улыбнулся и вручил ей вторую диадему. Сьонед закусила губу: вот же оно, ее видение! Девушка надела на принца знак его верховной власти и прикрыла золотыми волосами так, чтобы обруч был виден только спереди. Это была важная церемония. Принцесса по всей форме, она молча смотрела в глаза своего принца, и взгляд этот был долгим, спокойным и безмятежным. Все сбылось…

Андраде оставила Уриваля с Пандсалой и девочкой, зная, что первая не убежит, а у второй будет кормилица. Уриваль пришел в настоящий ужас, и хоть Андраде было жаль оставлять его наедине с безумной принцессой, новорожденным младенцем и девицей, выбранной не за мозги, а за бюст, но делать было нечего. Никто другой не смог бы держать Пандсалу в узде. Принцесса дважды пыталась убежать и добралась до самого края лагеря Рохана, прежде чем фарадим поймал ее. Обычные стражники боялись прикоснуться к дочери самого верховного принца, но сенешаль не был так щепетилен. Андраде надеялась, что за этот вечер Уриваль сумеет научить ее уму-разуму. Эта девушка не так порочна, как ее сестра, подумала Андраде. Вот Янте — та настоящая змея; странно, как она умудрилась не отравиться собственным ядом…

Выйдя из шатра, Андраде принюхалась. В воздухе аппетитно пахло жареным мясом и свежим хлебом; у реки готовилось угощение для двух других пиров. На одном соберутся высокородные рангом пониже, на другом — слуги. Кроме людей лорда Визского, конечно, потому что те будут прислуживать на пиру, который Джервис устраивает для принцев на вершине того самого холма, где утром проходила свадебная церемония. Пир Последнего Дня! К тому времени, когда Андраде добралась до подножия холма, она умирала от жажды. Увы, увы! Пришлось ограничиться чашкой фруктового сока: она все еще не могла забыть обильные возлияния да пиру у Рохана, мучения на барке и мертвого Криго… Она хорошо помнила его — гордого, честолюбивого, желавшего занять важный пост, способного «Гонца Солнца», погубленного принцем Ролстрой и его дранатом.

— Приветствую, миледи, — — раздался рядом знакомый голос. Она обернулась и увидела Ллейна. — Андраде, не окажешь ли старику честь посидеть с ним рядом? — по-свойски обратился к ней принц Дорвальский. — Я кое-что слышал, и мне бы хотелось узнать правду из первых рук, если можно так выразиться. В каком-то смысле мы теперь все повязаны одной веревочкой — что континент, что острова…

— Ох, Ллейн, не завидую я твоему заданию разбираться с пограничными конфликтами…

Очевидно, его гримаса должна была изображать улыбку. Казалось, неяркий вечерний свет разгладил морщины старого принца.

— Слава Богине, я живу на острове, и он целиком мой.

— Да, Кирст-Изель — не чета твоему Дорвалю, — согласилась она. — Хочешь, я пороюсь в своих архивах? Если найду что-нибудь любопытное, то передам все твоему «Гонцу Солнца».

— Благодарю. Я и так по уши загрузил бедняжку Эоли. То она мне места для рыбалки ищет, то колонии устриц, то о шторме предупреждает…

— Ее главное занятие — следить за тем, что происходит на свете, и своевременно предупреждать о неприятностях, — сухо возразила Андраде. — Похоже, ты недоволен ею, Ллейн. Может, прислать тебе другого фарадима? Меат подойдет? Он молодой, сильный, может быку хребет сломать…

— Был бы очень благодарен. Конечно, ему будет нелегко доплыть до нас, но я, так и быть, выделю ему отдельную каюту и отдельное ведро, — ехидно ухмыльнулся Ллейн.

— Ты слишком добр! — Андраде оглянулась. Вокруг быстро темнело. Придворный «Гонец Солнца» Клуты зажег факелы, двумя рядами поднимавшиеся к громадному шатру на вершине холма. — Похоже, вы, принцы, собираетесь хвастаться здесь до обеда. Я займу тебе местечко.

Клута и Джервис с каждой последующей Риаллой отмечали пир Последнего Дня все более пышно и лезли вон из кожи, пытаясь удивить гостей чем-то новеньким. Андраде, как леди Крепости Богини, имела льготы по сравнению с остальными и вошла в шатер первой, чтобы выбрать лучшее место за лучшим столом. Потом остальным с помпой сообщат о том, где сегодня сидит леди Андраде. Эти церемонии не слишком нравились ей и портили все удовольствие от сегодняшнего вечера.

Организовать пир на пятьдесят важных персон всегда было непростым делом, поскольку все эти люди были пресыщены и избалованы роскошью. Поэтому от Риаллы они всегда требовали чего-то необыкновенного, и им было трудно угодить даже объединенными усилиями Клуты и лорда Визского. А если учесть, что пиров было целых три и для каждого из них требовалось целое море еды и питья, не считая целой армии поваров, было легко представить себе, во что обходилась Риалла даже такому богатому государству, как Луговина. Впрочем, Клута был щедр, гостеприимен, и его пир Последнего Дня всегда становился шедевром кулинарного искусства.

Андраде давно привыкла к демонстрации местной роскоши и считала, что ее уже ничем не удивишь. Однако когда она вошла в зеленый шатер, то не смогла сдержать восхищения.

Дюжина круглых столов была искусно расставлена вокруг темно-зеленого ковра, настолько толстого, что он как две капли воды напоминал весеннюю лужайку. В каждом углу шатра со скал стекали хрустальные водопады, устроенные не только для того, чтобы радовать глаз, но и охлаждать воздух, когда будут зажжены факелы. Периметр шатра представлял собой грот из папоротников, цветов и деревьев в больших серебряных вазонах; зелень спускалась даже с решетки под куполом и добавляла интерьеру еще больше великолепия. У гостей должна была сложиться иллюзия, что они попали в сказочный лес.

Но настоящим чудом были огромные скульптуры, установленные вокруг шатра. Каждая из них представляла собой миниатюрную копию замка или крепости, служившей местопребыванием того или иного принца: Стронгхолд Рохана, замок Крэг Ролстры, Саммер-Ривер Виссариона, Грэйперл Ллейна и все остальные. Андраде польстило, что здесь не обошлось и без Крепости Богини. Все было сделано из сахара и окрашено в разные цвета радуги красителями, полученными из трав и цветов: мастера-кондитеры воспроизвели даже голубовато-серые волны вокруг владений Андраде, прекрасный золотой песок Стронгхолда, обширные, сверкающие всеми оттенками зеленого сады Волога в Новой Ритии… Должно быть, кондитерам немало помог фарадим Клуты, так как только «Гонец Солнца» мог дать детальное описание каждого замка…

Андраде выбрала себе место, с которого было лучше всего видно всех остальных. Жены, сыновья и дочери принцев, решившиеся ради Риаллы на порой опасное путешествие, входили и сначала ахали от восторга, а затем уже кланялись ей. Тобин и Чейн вошли последними: одна из них присутствовала на этом пиру как родственница Рохана, а другой — в связи со значимостью собственной персоны. Андраде улыбнулась, когда они церемонно поклонились ей. Любой на месте Чейна создал бы свое независимое государство, но только не он. Рохану крупно повезло с зятем.

Вскоре за столами остались места только для самих принцев, и после паузы прозвучали три сигнала фанфар. Появлению каждого принца предшествовал короткий аккорд, главный сенешаль Клуты объявлял, что его высочество принц имярек удостоил чести посетить грешную землю Луговины, и призывал всех поприветствовать важную персону. Церемония, которая всегда казалась Андраде чересчур помпезной, сегодня тронула ее, поскольку всем им предстояло впервые чествовать Рохана. Бедняжке Сьонед, видимо, сегодня не до того, чтобы любоваться местным великолепием, а то бы она тоже от души порадовалась этому зрелищу…

Какой бы ветер ни нес твою душу, Зехава, взгляни на своего сына и гордись им. Он стоит тех тревог и забот, которые нам доставил. А вот и сам сын дракона… О Богиня! Он привел с собой Сьонед!

Нарушить протокол можно было в связи со многими событиями. Рохан мог притвориться по молодости и неопытности не знающим, что принц должен входить один; мог от радости просто забыть обо всем; мог желать всем показать своего фарадима. Однако Андраде знала, что это значит: он хотел дать понять всем и каждому, что жена будет делить с ним не только постель, но власть и бразды правления.

Главный сенешаль был в ужасе. Звук фанфар затих в напряженной тишине, прежде чем он набрал в грудь столько воздуха, что чуть не порвались шнурки на тунике.

— Высокородный принц Рохан Пустынный и… и… его Избранная жена леди Сьонед!

При виде вызванного им всеобщего шока в глазах Рохана заиграли веселые искры. Его черное с серебром одеяние подчеркивало белое платье и изумруды Сьонед. Они подошли поклониться Андраде, и у той захватило дух при виде их обручей, знаков власти принца и принцессы. Рохан провел свою даму к столу, где уже сидели его сестра и зять, и только тогда начались аплодисменты, которыми его обязаны были приветствовать, как и других принцев. Но на одних лицах была написана осторожность, а на других — возмущение. Андраде обшаривала взглядом стол за столом и заставляла возмущенных опускать глаза. Не должно быть никаких неприятностей. Никто не имеет права протестовать против бракосочетания принца и «Гонца Солнца».

Появление Ролстры сразу после Рохана и Сьонед тоже вызвало шок, но совсем иного рода. Лицо верховного принца было каменным. Он был недоволен тем, что «князек» опередил его и присвоил себе все лавры. Ллейн, который пришел как раз перед Роханом и Сьонед, посмотрел на Андраде и усмехнулся.

— Ох и хитрец твой Рохан! Не стыдно за мальчика. Ролстра еще и за стол не успел сесть, а уже потерял аппетит!

— Видел бы его сейчас Зехава, вот бы старик посмеялся! Если, конечно, раньше не лопнул бы от гордости!

Даже Тобин и Чейн в ярко-красном и белом с рубинами и бриллиантами, что делало их очень подходящей парой не только в одежде, но и во всем остальном, не были столь величественны и элегантны, как Рохан и Сьонед. Девушке потребовались все силы, чтобы сдержаться и не расхохотаться в лицо Ролстре, когда он проходил мимо их стола.

Прежде чем начать разносить первое блюдо, каждому из слегка удивленных гостей принесли «маленькую» порцию — на пробу. Ллейн откинулся в кресле и указал на тарелку.

— Клута сказал мне, что это легкая закуска, — покачал головой старик.

— Меня бросает в дрожь при мысли о том, что он считает основным блюдом, — ответила Андраде. — Слушай, а ты помнишь тех чудовищных раков, которыми как-то угощал меня в Дорвале?

— Мои раки вовсе не чудовищные, а вполне нормальные, честные создания. Просто вы привыкли к этим дохлым сикилявкам из Снежной Бухты, — возмущенно ответил он, одновременно подзывая слугу, чтобы наложить себе на тарелку побольше этих самых «сикилявок». Андраде расхохоталась.

Во время первого перерыва в центре шатра собрались музыканты, чтобы своей игрой способствовать пищеварению. Андраде была удивлена и растрогана, когда к ним подошел Мардим и спел балладу под аккомпанемент струнных и флейт. Он оказал честь каждому принцу, спев народную песню его страны. Андраде много раз слышала своего фарадима, не уставала поражаться его дивному голосу, и с удовольствием послушала бы еще, но решила поглядеть, как чувствует себя Сьонед.

Конечно, девушка выглядела великолепно, однако в ее искусно подведенных глазах застыла боль, а румяна не могли скрыть бледных щек и губ. Слава Богине, что это был последний вечер… Андраде догадалась, что Рохан думает о том же. Глаза его были спокойными, но стоило ему посмотреть на Сьонед, как в них загоралась тревога, а улыбка становилась напряженной.

— Необыкновенная пара, — заметил Ллейн. — Девушка затмевает звезды.

Андраде отпила из бокала глоток ледяной воды и посмотрела на принца поверх ободка.

— Ты собираешься начать дознание, не так ли?

— Скорее опрос, — уклончиво ответил он. — Я слышал много странного о пожаре на корабле Ролстры.

— Это верно.

— Жаль, что он потерял свою красавицу-любовницу и ее ребенка.

— Любовница превратилась в золу, — жестко ответила Андраде, — а ребенок жив.

— А… — только и сказал принц.

Андраде знала, что он делает это нарочно, пытаясь вывести ее из себя и заставить говорить. Она улыбнулась и сделала еще один глоток воды.

Но Ллейн был старше ее и интересовался делами континента только для развлечения. Он мог ждать сколько угодно. Наконец Андраде сдалась и заговорила, предварительно подарив старику еще одну улыбку.

— Ну хорошо. Я взяла ребенка… и Пандсалу тоже. Я вижу, что ты ничуть не удивлен.

— В моем возрасте мало что может удивить. Ролстра сам сказал мне, что его дочь хочет стать фарадимом, поэтому весть о Пандсале для меня не сюрприз. Мне любопытно другое. Как ты думаешь, сможет она научиться вашим путям?

— Я еще не проверяла ее.

Пение и аплодисменты заглушали их голоса. Впрочем, кому был интересен разговор двух выживших из ума стариков?

— Морская болезнь — это только внешний признак. Да и не все фарадимы ее испытывают.

— Я думал, что фарадимом может стать только человек с чистыми помыслами.

— На этот счет у меня есть своя теория, — промолвила она. — Скорее всего, это результат вырождения. Мы склонны жениться или выходить замуж за себе подобных.

— Неужели так было всегда? Я имею в виду морскую болезнь.

— У некоторых это было изначально. Но широко распространилось только после того, как мы покинули твой остров. — У старика широко открылись глаза, и Андраде фыркнула. — Ага, попался? Так ты не знал этого, старый сплетник? — поддразнила она.

— Ты меня заинтриговала, — пробормотал он. — Продолжай…

— Тебе знакомы развалины на дальнем от Грэйперла конце острова? Когда-то там стояла крепость еще более величественная, чем та, которой правлю я. Ее стены простояли тысячу лет, пока фарадимы сами не разрушили их.

Ллейн задумчиво кивнул.

— Когда я был мальчишкой, мы с отцом вели там раскопки. Прекрасное место… У меня до сих пор сохранилось несколько монет и кусочков черепицы. Я их сохранил для коллекции. Почему они ушли?

— Похоже, они решили выйти в мир… или вернуться в него после долгого изгнания. Впрочем, я ни в чем не уверена. Записи неполны. Они окружили себя мистическими ритуалами, а затем по какой-то неясной причине отказались от этого пути.

— А что известно о круге деревьев на утесе около развалин? Он тоже принадлежал им?

— Несомненно. Хотя я не знала о его существовании… Ллейн усмехнулся.

— Один-один. Оказывается, есть вещи, которые я знаю, а ты нет. Можешь не тратить время, этим займутся Меат и Эоли. А сейчас мне хотелось бы побольше узнать о древних фарадимах.

— Кто знает, почему они решили покинуть твой остров шелка, жемчуга и золота? Однако в записях того времени ничего не говорится о морской болезни. Именно поэтому я и считаю, что тошнота-явление недавнее… Но это не главное. Хуже всего то, что я до сих пор не понимаю, как передается наш дар. Мы с Уривалем пытались искать разгадку в генеалогии, но оказалось, что это не связано ни с мужской, ни с женской линией. Фарадимы могли не появляться в роду в течение нескольких поколений, а потом возникали неизвестно откуда. Именно так было в семье Сьонед. Ты знаешь, что ее отец из рода принцев Сирских, но по матери эта девушка родня Вологу Кирстскому… Ллейн выпрямился в кресле.

— «Гонец Солнца», похищенная принцем… как же его звали?

— Синар. Да, это ее бабушка. Думаю, Волог уже принялся подсчитывать родство. Когда он будет иметь дело с Роханом, это пойдет ему на пользу.

— Не удивлюсь. Но у твоей Сьонед, или, вернее сказать, Сьонед Рохана, впервые со времен бабки обнаружилась такая способность?

Андраде кивнула.

— Правда, иногда это случается и в тех семьях, где до этого никогда не бывало фарадимов.

— Тебе хочется, чтобы все было разложено по полочкам, — заметил Ллейн, — а жизнь не часто делает нам такие подарки.

— Не часто. Но можно заставить ее расщедриться.

— Как это получилось с Роханом и Сьонед?

Пение закончилось, и слуги принесли к их столу огромный торт — необыкновенное сооружение изо льда, фруктов и крема, выполненное в виде величественной крепости на вершине холма. Ллейн и Андраде одобрительно кивнули, и торт потащили к следующему столику.

— Что ты придумала для них, Андраде? — продолжил старый принц. — Основать линию принцев-фарадимов? Другим это не понравится.

— Я поступаю так, как велит мне Богиня, — холодно ответила она.

— Я никогда не верил в наитие, — лукаво прищурился Ллейн. — Нужно работать, ставить эксперименты и подтверждать полученные результаты. Только из этого рождается настоящее знание. Выходит, Рохан и Сьонед — твой эксперимент?

— Слишком много хочешь знать, Ллейн.

— Как и ты. — Он налил себе еще вина. — Я слишком стар, чтобы без причины совать нос в чужие дела. Но мой трон перейдет Чадрику, а от Чадрика — к его сыновьям… и все потому, что в стародавние времена фарадимы покинули Дорваль и больше никогда туда не вернутся.

— Теперь уже ты хочешь, чтобы все было разложено по полочкам? Почему ты думаешь, что мы не вернемся в наши прошлые места?

— Именно потому, что они прошлые. А еще, прости за откровенность, потому что я никогда не позволю этого. — Он бросил на Андраде задумчивый взгляд. — Именно этим мне и нравится Рохан. Он хочет многое изменить к лучшему и не оглядывается назад. Но его планы могут не совпасть с твоими, Андраде.

— Я вовсе не рвусь, чтобы о моих планах узнал каждый встречный и поперечный, — буркнула она.

— Но ведь знание знанию рознь, правда, Андраде? Вы, «Гонцы Солнца», когда-то отказались от монополии на знание и использования его в эгоистических целях и рассеялись по всему континенту, чтобы посвятить себя служению разным государствам. А поскольку единственным способом избежать повторения истории было налаживание обмена информацией, вы посвятили себя связи. Теперь я понимаю, почему для вас имеет такое значение потомство от этого брака. Ты решила привить к царственному дереву веточку фарадимов? Это опасно для других принцев, Андраде.

Она давно знала, что не сможет смутить его взглядом, как большинство других людей. Именно это качество и придавало суждениям Ллейна особую ценность.

— Милорд, неужели с возрастом вы стали философом? — саркастически спросила она.

— Да, это одно из немногих преимуществ старости… — Он пожевал губами и вдруг решился. — Знаешь, есть еще один слух, который я хотел бы прояснить. Говорят, что Ролстра воспользовался одним из вас. Не буду спрашивать, как это ему удалось. Но я вижу, что ты испугана. Это означает, что вы, «Гонцы Солнца», уязвимы.

— Тебе легко говорить о чужой уязвимости, сидя на своем неприступном острове!

— Не будем ссориться, Андраде. Ты прекрасно знаешь, что неуязвимых нет. Именно поэтому я и ищу перемен. Хоть я и стар, но умом достаточно молод, чтобы поддержать новое, если оно ведет к лучшему. Это качество опасное, а для принца просто непростительное. — Он улыбнулся. — Можешь не беспокоиться, я поддержу Рохана. И не только потому, что он мне нравится. Просто я согласен с ним.

— Тогда о чем мы спорим?

— О значении уязвимости. Именно она спасает нас от стремления к тирании. Мы с тобой знаем, что у «Гонцов Солнца» есть слабые места. Другие принцы этого пока не знают. И то и другое — ваш плюс. Зная о собственной уязвимости, вы не станете пытаться прыгнуть выше головы, ибо это кончится тем, что ваша слабость будет обнаружена и фарадимы лишатся всех выгод своего нынешнего положения. Подумай над тем, что случилось с Ролстрой. Он не подозревал об уязвимости собственных планов в отношении Рохана, и эти планы рухнули благодаря одной-единственной рыжеволосой девушке. Тогда он попытался действовать силой, но потерпел фиаско… и стал очень опасен. А теперь возьми себя. Ты не знала, что твои люди уязвимы к тому, что сделал Ролстра с вашим фарадимом… и тоже потерпела поражение.

— Так ты считаешь меня тираном?

— Есть за тобой такой грех, — спокойно подтвердил он. — Ладно, потерпи еще минутку, а потом станем сплетничать о соседях… Видишь, я рисую окружность? Вы, «Гонцы Солнца», вначале изолированные и слабые, начинаете карабкаться вверх, пока не достигаете высочайшей точки. Но ведь есть и другая половина окружности: падение с вершины власти…

— Мне не нужна власть, — возразила Андраде.

— Тебе лично, может быть, и не нужна. Но ты стремишься к установлению власти «Гонцов Солнца». Пойми меня правильно: я рад тому, что вы есть на свете, рад, что вы щедро дарите миру свое искусство и умение. Но не пытайтесь заменить собой мир, Андраде.

— Который остальные принцы превратили в полный кавардак…

— Думаешь, вы сделаете из него что-то лучшее? Некоторое время Андраде размышляла над этим, сосредоточенно глядя на лежавший перед ней кусок торта, увенчанный сахарным шпилем с развевающимся флагом.

— Не знаю, — наконец честно призналась она. — Но попытаюсь узнать.

Только ненависть помогла Ролстре выдержать пир Последнего Дня. Он занимался тем, что составлял список людей, которых хотел уничтожить. Возглавляла его Андраде; за ней шла фарадимская ведьма в изумрудах и белом с серебром платье, сидевшая рядом с Роханом; далее следовали князек и его сестра с омерзительным мужем. Он выполет всю эту семейку-с корнем, ветками и листьями. И поможет ему Янте, получившая самый важный урок в жизни: урок ненависти. Теперь он обучит ее тому, что такое власть, как возбуждать жажду править в других людях, как с помощью полуправды-полулжи сеять взаимные подозрения и недоверие. Он много лет правил принцами с помощью этих безотказных методов. Янте будет способной ученицей, поскольку она больше всех остальных дочерей похожа на него. Но именно поэтому он никогда полностью не будет доверять ей…

При первой же возможности он покинул дурацкий шелковый грот Клуты. Никто не ждал, что он придет. При его появлении все дружно подняли брови, поскольку знали о постигшей его «трагедии». По пути Ролстра утешился воспоминаниями о криках Палилы, когда огонь охватил сначала полог кровати, а затем ее прекрасные волосы. Они вспыхнули, как сухая трава в прерии. Ролстра очень жалел, что пришлось так быстро уйти: дым слишком быстро заполнил каюту и не дал ему возможности полюбоваться тем, как начнет поджариваться ее тело…

Отпустив слуг, принц приказал стражникам, чтобы единственного посетителя, которого он ждал, пропустили без всяких вопросов. Затем он опустился в шелковое кресло, подложил под голову подушку, закрыл глаза и увидел Сьонед. Прошлой ночью она была у него в руках. Ни одна женщина до этого не отказывала ему. Рыжая ведьма еще пожалеет об этом. Она будет жить долго, очень долго, а он будет придумывать для нее новые, все более изощренные пытки — конечно, после того как использует ее самыми немыслимыми способами…

С местью можно было не торопиться. Этой главной особенности лютой ненависти Янте еще придется научиться. Рохан будет ждать нападения на свои земли, и с каждым прошедшим сезоном, с каждым мирным годом нервы князька будут сдавать. Даже Рохан с его умом не сможет догадаться, откуда придет месть Ролстры.

Стоявшая в цветном хрустале свеча почти догорела, когда он услышал чьи-то спокойные шаги. Ролстра поднял голову и принял позу принца, раздающего свои милости. Он подозревал, что вызванный им человек откажется участвовать в сделке и начнет набивать себе цену. Но вместо того, кого он ждал, в шатер вошел Рохан.

Какое-то время они пристально и оценивающе смотрели друг на друга, словно были не принцами, а кровными врагами, встретившимися на узкой тропе. Ролстра заметил, что молодой человек сменил свой роскошный наряд и украшения на простой черный мундир и черные сапоги. Ему не хотелось вспоминать о мускулистом теле и цепкой хватке Рохана. Воспитанный в Пустыне, этот человек воспринимал роскошь как нечто само собой разумеющееся, однако не позволял себе разнеживаться. Верховный принц понял, что уже не думает о Рохане как о мальчишке. За три дня Риаллы щенок превратился во взрослого, сильного, уверенного в себе матерого пса…

— Расскажи мне о дранате, — наконец сказал Рохан.

— Она до сих пор чувствует его действие, не так ли? — пожал плечами Ролстра. — Если до сих пор не умерла — значит, будет жить.

— Рассказывай.

— Он растет только в Вереше. Противоядия от него не существует — ты ведь это хотел знать? Она будет страдать, пока кровь не очистится от яда:

— Ролстра улыбнулся. — У меня есть запас. Он лежит во втором ящике стола. Я не дал ей столько, чтобы привыкнуть с одной дозы, но она может попробовать дранат еще раз.

— Как он действует?

— Ты что, не слушал меня? К нему привыкают — хуже, чем к вину. Ибо достаточно большая доза приводит к тому, что прекращение приема убивает человека.

— Именно с помощью драната ты и управлял пленным фарадимом?

— Конечно.

Не спуская глаз с Ролстры, Рохан подошел к столу, открыл его, запустил руку в ящик, вынул оттуда пакетик и опустил его в карман туники.

— Я возьму его.

— В горах Вереша его много, но только я знаю, где находится это место и как надо очищать дранат. Этим знанием я обязан бедной Палиле.

Голубые глаза посмотрели на него с холодным презрением.

— Мясник.

— Она заслуживала смерти. Так же, как и ты. Разница в том, что тебя я убью не так быстро. А теперь, когда ты получил то, за чем пришел, убирайся.

— Да, я пришел за этим, — медленно сказал Рохан. — Но еще и за тем, чтобы посмотреть на тебя. В последний раз.

— Как ты думаешь, кто из нас не доживет до следующей Риаллы? — фыркнул Ролстра.

— Я не должен убивать тебя, Ролстра. Это будет слишком милосердно. Придется сделать больше — сломать тебя. — Его красивые губы сложились в неприятную усмешку. — И я это сделаю.

— Попробуй, — предложил Ролстра.

— Даю слово. — Рохан отвесил ему насмешливый короткий поклон и исчез.

Ролстра сложил руки на груди, откинулся на спинку кресла и стал ждать. Через некоторое время послышались шаги второго гостя — на этот раз званого. Ролстра кликнул охранника, тот вошел и вытянулся во весь рост.

— Сейчас же приведи сюда мою дочь Янте.

— Да, ваше высочество.

За пологом стоял худощавый, сильный мужчина с ритуальным шрамом на подбородке, выдававшим его принадлежность к знатным семействам меридов. Он хмуро поглядел на Ролстру.

— Женщина? Какой нам прок от нее? Верховный принц улыбнулся.

— Белиав, мой дорогой отпрыск пресекшейся династии, ты все поймешь, когда узнаешь мою дочь.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Обратный путь в замок Крэг был долгим, трудным и кружным, так как любой враг верховного принца мог беспрепятственно напасть на него: Отказавшись от сильных и быстрых скакунов из Радзйна, Ролстра был вынужден довольствоваться более слабыми животными. Поскольку у принца не было своих повозок, пришлось ждать, пока Клута не достанет ему телеги, достаточно крепкие, чтобы выдержать горные перевалы. Отсрочка привела к тому, что первые осенние ливни застали Ролстру в горах, по которым было опасно ездить даже в разгар лета. Дорогу то и дело преграждали осыпи со скал, все промокли насквозь, и путешествие, которое в хорошую погоду занимало двенадцать дней, продлилось тридцать с лишним. Когда измученный караван наконец достиг замка Крэг, Ролстра закрылся в своих покоях с Белиавом и принцессой Янте и появился только через несколько дней в настроении чуть менее дурном, чем обычно.

Обратный путь в Стронгхолд был совершенно другим. Леди Андраде провожала Рохана до самого холма на границе Луговины с Пустыней. На вершине этого холма, под которым журчал блестевший в лучах солнца Фаолейн, в окружении родных и друзей леди Крепости Богини отпраздновала свадьбу своего племянника и рыжеволосой колдуньи. Затем она вместе со своими фарадимами вернулась в огромную крепость на западном побережье Оссетии, в то время как принц и новоиспеченная принцесса продолжили путешествие в свой замок. Затем Рохан уединился со Сьонед и показался очень нескоро, вполне довольный собой и всем миром.

Весной Янте отправилась в замок Феруче. Не было сомнений, впрочем, никто не удосужился добывать доказательства, что именно она спровоцировала последовавшее вскоре нападение меридов на крепость Тиглат. Молодой лорд Эльтанин, гордый своей красавицей женой, ожидавшей наследника, отбил атаку с помощью воинов Рохана и денег тестя. Увидев перед собой отборный отряд в триста всадников и понимая, что Джервис Визский не пожалеет средств, чтобы обеспечить дочери безопасность, мериды отступили и укрылись в своих северных владениях. Впрочем, они продолжали кипеть яростью и время от времени совершали набеги на земли Рохана, ожидая момента, когда в их поддержку выступят Ролстра и Янте.

Рохан и Сьонед были рады, когда нежная Анталия Эльтанина благополучно разрешилась крепким мальчиком. Этот год оказался щедрым: через несколько дней после радостной вести из Тиглата родила двух мальчиков-близнецов Тобин, а в начале лета Камигвен подарила сына пораженному Оствелю. И только у принца с принцессой не оказалось прибавления в семействе.

В следующем году Стронгхолда достиг слух, что Янте родила сына и носит другого. Гарнизон, стоявший ниже Феруче, эти слухи подтвердил, а так как через спальню Янте прошла целая вереница молодых и красивых благородных молодых людей, невозможно было установить, кто из них является подлинным отцом этих детей. Рохан мрачно высказался, что ничего другого от любимой дочери Ролстры ожидать и не приходилось. Все гадали, назначит ли верховный принц одного из сыновей Янте своим наследником. Ни одна из других дочерей Ролстры замуж не вышла, и было похоже, что так и не выйдет.

Часто с лучом солнца приходили вести из Крепости Богини. В них говорилось, что Чиана растет, а Пандсала постепенно свыкается со своей судьбой, хотя по-прежнему мрачна. Однажды Андраде сообщила поразительную новость: у принцессы обнаружился дар фарадима. Оставалось предположить, что эта способность передалась ей от матери — давно умершей Лалланте. Ролстра, конечно, был тут ни при чем. Талант «Гонца Солнца» был присущ ему так же, как способность произвести на свет сына.

И наконец настал год новой Риаллы, год дракона. Принцы укладывали в сундуки древние договоры и карты земель, которыми они владели или хотели владеть; Клута и Джервис отвергли несколько планов проведения пира Последнего Дня, стремясь превзойти достижение прошлой Риаллы; Рохан и Сьонед ожидали появления в небе драконов и лелеяли тайную надежду, что после этого она понесет ребенка, в котором им прежде было отказано. Мериды были спокойны, о Янте Феручской никаких вестей не поступало, верховный принц хранил молчание, сидя в своем замке Крэг.

Драконы прилетели и принесли с собой чуму. Смерть пронеслась по всему континенту, от Долгих Песков до Темных Вод, и с тех пор год 701-й стали называть годом Великого Мора.

А драконы умирали сотнями.