Прикосновение смерти

12

Август Марри принял решение устроить перерыв в церемонии освящения церкви.

Такого отступления от правил требует недуг отца Нестора, объяснил он Грегу Чарницки и добавил, чтобы тот во время перерыва находился вне стен церкви и не выпускал из рук кинокамеру.

Билл Хилл ждал Линн возле ее дома до одиннадцати часов и, не дождавшись ее, поехал один. Раздраженный, он зевнул съезд с автострады на Олмонт и в результате поспел лишь к началу второй части церемонии. Билл Хилл не знал, что пропустил проповедь отца Нестора об истинной духовности латинских традиций, он считал, что самое главное еще только началось, и в некоторой степени был прав.

Он узнал Ювеналия, поначалу подумав, что тот в облачении священника, хотя он сильно смахивал на алтарного мальчика-прислужника: из-под черного одеяния выглядывали желтые слаксы и белые кроссовки. Ювеналий нес крест с распятием на самой верхушке. За ним следовали двое всамделишных алтарных мальчиков-прислужников, одиннадцати или двенадцати лет, один из них размахивал серебряным кадилом. Затем какой-то переросток, примерно одних с Ювеналием лет, в черной сутане и белом саккосе. Это был Август Марри. Следом шагал пожилой священник, с ног до головы в золотистом облачении, и окроплял окружающих святой водой из сосуда, напоминающего фонарик на батарейках. Он окропил каких-то пацанов в белых рубашках и серых нарукавных повязках, выстроившихся по обе стороны шествия и державших зажженные свечи.

Когда эти мужики со свечками повалили вслед за священником в церковь, он последовал за ними.

Ежедневная утренняя газета «Детройт фри пресс» прислала корреспондента по имени Кэти Ворсингтон, двадцати девяти лет от роду, восемь из которых она посвятила репортажам об убийствах, о борьбе с наркоторговцами, о городских властях, о рыбе со следами ртути и молоке с вредными примесями. На сей раз ей поручили срочно подготовить репортаж об освящении церкви Святого Джованни Боско… Она не спрашивала почему. Она уже писала об Августе Марри, у нее вообще набралось достаточно материала на третью полосу.

Газета фотографа не направила — у них было несколько снимков Августа Марри. Довольно удачных. Широко распахнутые глаза и совершенно невозмутимый взгляд. Это хорошо! В репортаже должны быть изложены голые факты, и никакой предвзятости, никакого нагнетания…

Четыре с половиной миллиона горожан занимаются своими делами или строят разнообразные планы в это летнее августовское утро, в то время как в Олмонте, на церемонии освящения церкви Святого Джованни Боско… совершенно нейтральное начало! Ну а далее внятная информация о традиционалистах под предводительством французского архиепископа Лефевра и, разумеется, об Обществе Святого Духа и Августе Марри… Сегодня, похоже, Август в своей обычной роли — весь на виду, лелея в душе надежду уязвить папу римского, назвав его коммунистом.

Но стоит ли упоминать о священнике, который, совершая молебствие, путает латинский с португальским? И даже если здесь задействован Ватикан, не ересь ли, не вздор ли все это?

Кэти достала свой журналистский блокнот из холщовой сумки, висевшей на плече. Что ж, посмотрим, что будет дальше…

Линн приехала вслед за Биллом Хиллом спустя минут десять. Она была вынуждена объясниться с Арти — старалась говорить мило, не повышая голоса, и в конце концов объявила ему, что не сможет помочь с презентацией и обсуждать с ним какие бы то ни было деловые вопросы не собирается, потому как она в отпуске, и, если ему это не нравится, он может взять на ее место кого угодно, и вообще она опаздывает в церковь.

— В церковь? — удивился Арти. — И кто же это венчается?

Подъезжая к церкви, она увидела машины, припаркованные вдоль дороги, посыпанной гравием и ведущей к типичному белому сооружению, каких немало на дорогах штата. Такие церкви ей встречались всю жизнь, и у нее возникло ощущение, будто это все те же запыленные автомобили и пикапы, все те же люди, пришедшие на службу, — только тогда она была девчушкой и играла с соседскими ребятишками неподалеку от паперти, пока не раздавались протяжные звуки органа и торжественные голоса хористок и хористов.

Линн припарковала машину и пошла вдоль стоявших автомобилей в своем сине-зеленом ситцевом платье за восемьдесят долларов, неуклюже ступая на высоких каблуках после многих лет ношения кроссовок и сандалий.

Когда она подошла к церкви, орган уже звучал.

— Tan-tum air-go-oh, sac-ra-meh-en-tum… — донеслось до нее.

Какой печальный напев, жаль, что она в латыни не сильна!

— Vay-nay-ray-mur cher-nu-ee-ee…

Линн помедлила перед входом. Перед тем как открыть дверь, она оглянулась на школьный желтый автобус, подъезжавший к дому приходского священника. Юноша из хора либо алтарный служка-мальчик, стоя на дороге с поднятыми руками, направлял автобус к себе, мимо ряда припаркованных машин.

Когда автобус остановился и водитель открыл дверь, на дорогу выпрыгнул мальчуган в бейсболке и послышался чей-то голос, велевший ему подождать.

Линн вошла в церковь. Там было полно народу. По обе стороны прохода стояли парни в белых рубашках, в нарукавных повязках, с зажженными свечами в руках. В алтаре стоял священник в золотом облачении. А рядом с ним Ювеналий и Август Марри — оба прислуживали священнику.

— Sol-us hon-on-or, vir-tus quo-oh-quay…

Песнопение такое печальное! Хотелось бы знать, о чем оно…

— No-vo-say-dat-rit-too-ee…

Прихожане ничем особенно не отличались от остальных присутствующих. Линн, стараясь не привлекать внимания, высматривала Билла Хилла. Где же он?

— Gen-ee-tor-re-is, gen-ee-toh-oh-quay…

Все вторили псалмам, и никто не заглядывал в псалтырь. Похоже, все знали псалмы наизусть.

Ювеналий был обращен лицом к пастве. Он и Август Марри стояли по бокам священника, возможно поддерживая его. Ювеналий вдруг подался вперед, и у Линн возникло ощущение, будто он смотрит на нее, поверх голов и шляп, отыскав ее там, где она стояла, у выхода из церкви. Улыбался ли он ей? Линн не была в этом уверена. Да и видел ли он ее вообще?.. Хотя она сразу увидела его лицо, как бы возвышающееся над всеми этими шляпами и шляпками.

Надо же! Почти все женщины в шляпах. В летних соломенных либо в шляпках с вуалью… Многие в платочках… А она вот не догадалась! Пришла с непокрытой головой. И еще одна блондинка в последнем ряду. Примерно ее лет, с длинными прямыми светлыми волосами, в зеленом платье-рубашке и с холщовой сумкой на плече.

— Doe-que-men-tum…

— La-ouw-da-ah-tsi-oh…

— Ah-men.

Наступило долгое молчание.

Линн не видела, что происходит в алтаре. Затем все опустились на колени, а она осталась стоять одна, на виду у всех.

Линн сразу увидела Билла Хилла в самом дальнем левом углу, в его желтом костюме, который он носил уже два дня. Черные волосы были прилизаны с помощью геля. Он заметно выделялся среди всех, и не потому, что провозглашал себя фундаменталистом. Он выглядел нарочито изысканным среди любителей латыни.

Несколько раз прозвонил колокол. Тревожно, волнующе… Билл Хилл принялся оглядываться и озираться. Когда он увидел ее, она дала ему знак оставаться на месте.

Священник произнес на английском языке:

— Господи, помилуй! Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!

И все присутствующие в церкви повторили произнесенное.

— Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…

И все произнесли эти слова, осеняя себя крестным знамением.

Билл Хилл тем временем стал пробираться к боковому проходу, и головы присутствующих поворачивались в его сторону.

— Буди имя Господне благословенно отныне и до века.

Линн видела, что Билл Хилл пробирается к ней.

— Отче наш, не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого…

Линн прошептала:

— Ты видишь Его, Ювеналий?

— Думаю, он видел меня тоже, но не уверен в этом, — кивнул Билл Хилл, подойдя к ней.

— А что будет дальше?

— Откуда мне знать? — Билл Хилл взял ее за руку. — Давай выйдем и покурим.

Линн задумалась. Вот, пожалуйста, искушение от лукавого!..

— Грешник ты! Давай хотя бы дослушаем молитву до конца…

— Пойдем, — сказал он и кивнул на полуоткрытую дверь притвора церкви, освещенного ярким солнцем.

— Господи, очисти грехи наша и прости беззакония наша…

Паства повторила эти слова.

— Ну пойдем же! — Билл Хилл потянул Линн за руку.

— Богородицу, пренепорочную Матерь Бога нашего, величаем. Благодатная Мария, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших.

— О господи! — произнесла Линн шепотом.

— Что случилось? Что с тобой? — спросил Билл Хилл, увидев выражение ее лица.

— Взгляни туда!

Линн замерла. В притворе появились дети-калеки — на костылях, на кресле-каталке, с гипсовыми воротниками…