Глава 10


Теплая рука, скользнув за ворот, слегка сжала мне шею; что-то кольнуло меня. Удушье исчезло; воздух был густым и тяжелым, но я, по крайней мере, перестала задыхаться.

– Отпусти его, Рафаэль, – резко скомандовал Мирча, и я, вскинув глаза, поняла, что это его рука проникла сквозь защиту мага и спасла меня от удушья.

Раф выполнил приказ и вытер руку о штаны, словно испачкался в какой-то гадости. Маг изо всех сил пытался восстановить свою энергию, но она медленно таяла, как успокаиваются волны, когда стихает ветер.

Мирча кивнул Рафу, тот выглянул за дверь и позвал слуг. Через несколько секунд в комнату втащили еще одного сатира-оборотня. Это был молодой светловолосый самец, который, как и его собратья, выглядел совсем незлобиво. Покрытый светло-коричневым мехом, со светлыми глазами, ростом он был не менее шести футов и хорошо сложен, как все молодые сатиры. Нужно сказать, что внешность для них – дело чести, и если сатир от природы не слишком красив, он работает над собой до тех пор, пока не приведет свое тело в надлежащий вид. Страшнее невзрачной внешности для них только импотенция. Пленный сатир был весьма жалок, но, заметив меня, встрепенулся и, что называется, сделал стойку. Я простила его; сатиры – они и есть сатиры.

– Смотри и учись, маг.

С этими словами Рафаэль вынул нож и провел им по груди оборотня, сделав тонкий и длинный надрез. Тот не издал ни звука, что меня совсем не удивило. Сатиры не отличаются особой храбростью, однако ни за что на свете не станут выказывать слабость в присутствии полуодетой самки.

Раф поднес руку к груди сатира, держа ее примерно на расстоянии фута; и тут все увидели, как капли крови устремились к его ладони, словно притягиваемые невидимыми нитями. И, едва прикоснувшись к ладони, бесследно исчезали.

– Мы можем пить кровь, обходясь без надрезов и ран, – тихо сказал Мирча. – В любое время, у кого угодно, везде. Нам достаточно легкого прикосновения в метро, одного рукопожатия… – тут он бросил взгляд на меня, – или других, более приятных вещей; все сгодится.

Я посмотрела в темные глаза Мирчи, и на секунду у меня вновь сбилось дыхание, только на этот раз я боролась с собственным телом, а не с чьей-то энергией. Никто не умел смотреть на меня так, как Мирча, он словно знал все мои самые сокровенные желания и мечты. Рука, державшая меня за шею, внезапно начала испускать энергию страсти, а не умиротворения. Лицо Мирчи изменилось, и, прежде чем мой разум осмелился назвать его новое выражение чувственным, мое тело уже отозвалось. Чтобы не вскочить и не броситься в его объятия, я крепко ухватилась руками за стул. Черт, вот уж этого я никак не ожидала.

Мирча отступил на шаг, и теплая волна страсти, захлестнувшая меня, начала понемногу слабеть, однако желание осталось. Даже мысль о том, что Мирча, не задумываясь, убил бы меня, если бы получил приказ Сената, меня не беспокоила; я думала о другом: все, что я сейчас испытываю, плод моего воображения или он и в самом деле хочет внушить мне страсть? Я вспомнила первую ночь с Томасом и то, как он хотел меня соблазнить. Смешно подумать, что девчонка, завернутая в полотенце с нелепыми рисунками из мультиков, могла пробудить желание. Неужели и Томас выполнял приказ Сената? А Мирча? Тоже выполняет чей-то приказ?

Я знала, что Томасу не нужно прикасаться ко мне, чтобы пить кровь. Мирча этого не сказал, но для вампира-хозяина вовсе не обязателен тактильный контакт. Пить кровь они могут, даже находясь на другом конце комнаты, вытягивая жизнь мельчайшими порциями, микроскопическими частичками, невидимыми для человека. И если вампир столь же искусен, как Мирча, то на коже не остается ни единой царапины, даже синяка. Правда, взглянув на Приткина, который стоял с выпученными глазами и выражением крайней паники, я поняла, что объяснять ему это сейчас бесполезно. У мага был вид человека, который проснулся и увидел, что со всех сторон окружен чудищами.

Мне хотелось его успокоить, да разве он стал бы меня слушать? Большинство вампиров отказались бы пить его кровь вообще, потому как у них вряд ли что получилось бы – слишком сильна была его защита, установленная на случай любой угрозы. Другое дело простой смертный – тот не почувствовал бы ничего, кроме, может быть, легкой сонливости. Обескровленные трупы вампиры оставляют только в кино или когда преследуют определенную цель. Во всяком случае, Тони поступал именно так.

Луи Сезар, по-видимому, решил, что на сегодня Мирча получил достаточно развлечений.

– Если вы так интересуетесь нашими обычаями, маг Приткин, могу порекомендовать несколько прекрасных трактатов. Правда, сейчас для этого не совсем подходящее время, – сказал он и взглянул на своего коллегу. – Уже вечер, а впереди у нас бурная ночь. Может быть, займемся делом?

Мирча кивнул и изящно развалился на диване, скинув пиджак и швырнув его на кофейный столик. Затем ослабил ворот рубашки, словно ему стало слишком жарко. Его рубашка из тончайшего китайского шелка застегивалась с помощью маленьких палочек, а не пуговиц. Нежный материал поблескивал и струился; хотелось потрогать его руками, чтобы убедиться, так ли он мягок, как кажется. Черный костюм Мирчи был самого простого покроя, но над ним поработала чья-то искусная рука – он был словно простая рама, обрамляющая чудесную картину; вы смотрели и видели не отдельные детали, а все сразу, при этом эффект был поистине потрясающий. Я передернула плечами и поправила свой толстый халат. Мирча прав – в комнате слишком жарко.

Кожа Приткина приобрела оттенок старого гриба. Наверное, что-то начало до него доходить. Маг обернулся к Мирче.

– Значит, таким способом вы можете плодить новых вампиров? И сколько вы уже наплодили?

Я закусила губу. Приткин, конечно же, присутствовал на ланче, где был и Вампир 101. Странно, что Серебряный круг прислал на переговоры с Сенатом столь забывчивого и невнимательного мага. Из рассказов Тони я поняла, что маги-воины делятся на группы, каждая из которых занимается своим видом существ – вампирами, оборотнями, демонами, лесным народцем, а также волшебными тварями вроде драконов. Интересно, на какой группе специализируется Приткин?

Луи Сезар нахмурился – по-видимому, он подумал о том же. Мирча театральным жестом протянул ко мне руку.

– Подойди ко мне, Кассандра, – произнес он громовым голосом. – Я приказываю тебе!

При этом его акцент зазвучал сильнее; теперь Мирча говорил совсем как Бела Лугоши[16]. Я невольно улыбнулась. У Мирчи несколько своеобразное чувство юмора, но обстановку он все же разрядил.


Я глубже вжалась в мягкое кресло.

– Спасибо за приглашение, но мне и здесь хорошо.

Конечно, диванчик, на котором сидел Мирча, выглядел гораздо удобнее, но я решила остаться там, где сидела. Дело в том, что я знаю, каковы бывают последствия контакта с вампиром и что Мирча уговорит и святого, а мне не нужны были осложнения, особенно с сенатором. Может быть, Мирча искренне ко мне расположен, и все же он сделает то, что прикажет ему консул. Так поступают все вампиры без исключения.

– Видите, друг мой? – насмешливо обратился Мирча к Приткину. – Никакого впечатления. Очевидно, мой призыв не столь силен, как я думал.

– Только укус позволяет нам получить власть над жертвой, – коротко бросил Томас и взглянул на меня. Его глаза были черны как ночь.

Я промолчала. Дело в том, что если бы Мирча меня и укусил, это ничего бы не изменило. Вампиры действительно способны подчинять себе смертных с помощью укусов, обычно довольно и одного, двух – тем более, а после трех он превращается в вампира-раба. Тони, чтобы добиться от меня покорности, кусал меня дважды: один раз, когда я была ребенком, и второй – когда, будучи уже подростком, я в очередной раз сбежала из дома. Однако, бьюсь об заклад, если бы он попытался заставить меня вернуться, у него ничего бы не получилось.

Я считаю, что это объясняется моими частыми контактами с привидениями. Билли-Джо всегда находился рядом со мной, потому что я никогда не снимала ожерелья. А вампиры не могут общаться с призраками, поскольку просто их не видят. Поэтому Билли и служит у меня разведчиком – если повезет, он может подслушивать разговоры вампиров, оставаясь для них невидимым. Возможно, это, а возможно, и какие-то врожденные способности сделали меня невосприимчивой к зову вампиров. Странно, ведь обычно этим отличаются лишь самые могущественные колдуны и маги. А впрочем, в жизни со мной случалось и не такое.

Увидев, с каким вожделением смотрит на меня Мирча, я улыбнулась.

– Может быть, сам пересядешь ко мне?

И сразу пожалела о своих словах. Рядом с ним я забуду обо всем на свете, а мне нужна ясная голова. Но я напрасно волновалась. После секундного замешательства Мирча улыбнулся и покачал головой.

– Ты прелестна, dulceată, но я останусь здесь. – И, взглянув на Томаса, добавил: – Вернемся к этому вопросу позже.

Луи Сезар встал передо мной, а Томас отвел Приткина на его прежнее место у двери. Француз выглядел несколько напряженным, что означало – насколько я его знала – крайнюю степень волнения.

– Мадемуазель, минуточку внимания, будьте любезны. Я знаю, у вас был трудный день, и вы устали, но прошу вас, попытайтесь сосредоточиться. – (Я хотела сказать, что до сих пор не я была причиной спора, но промолчала.) – Вам знакомо имя Франсуаза?

Я насторожилась. Итак, мы вернулись туда, откуда начали.

– Да.

– Пожалуйста, объясните, почему вы считали, что это имя сможет меня остановить?

Я взглянула на Томаса; тот коротко кивнул.

– Я рассказал им то, что знаю, однако многого я и сам не понял. Я знаю только, что…

– Ни слова больше! – резко оборвал его Луи Сезар. – Не смейте оказывать на нее давление! – Он обернулся ко мне; его синие глаза приобрели стальной оттенок, как грозовые тучи над океаном. – Прошу вас, мадемуазель.

– Хорошо, но сначала я задам вам пару вопросов, о'кей?

Луи Сезар кивнул, и тогда я рассказала все: и как оказалась в замке, и что там видела.

– Они сожгли ее заживо, а я… мы… ничего не смогли сделать. Мы просто стояли и смотрели. Потом я вернулась в наше время, и вы сказали что-то вроде того, что не стоило мне этого видеть, и назвали ту женщину Франсуазой. Помните?

Луи Сезар слегка позеленел.

– Нет, мадемуазель, я не помню ничего подобного. И Мирча не помнит, и Рафаэль. Когда я промывал вам рану, вы потеряли сознание, а когда очнулись, не понимали, где находитесь. Мы решили, что это у вас от усталости и перенапряжения. Вы ни разу не упомянули женщину по имени Франсуаза. Однажды я был в подземельях Каркассона, это верно, но, насколько я знаю, в ту ночь там никого не убивали. – Он на секунду закрыл глаза. – Там и без того было жутко.

– Мне это не приснилось! – смутившись, сказала я, – Вы говорите, что никогда не слышали этого имени?

– Слышал один раз, – ответил Луи Сезар; его голос звучал спокойно, но в глазах полыхало пламя. – Так звали молодую цыганку, дочь одного из стражников замка. Она работала служанкой, чтобы скопить денег на свадьбу с каким-то молодым человеком.

– И что с ней сталось?

Луи Сезар сник.

– Не знаю. Кажется, ее отец решил, что мы с ней слишком… подружились, и отослал ее подальше от замка. В то время я слыл ветреником, а Франсуаза часто убирала мои комнаты. Но между нами ничего не было! Я никогда не затаскивал женщину в постель, если она того не хотела. К тому же служанка не смогла бы мне отказать, если бы я… предпринял определенные действия. Но Франсуазу я не трогал!

– В таком случае почему ее хотели убить?

Луи Сезар обессиленно опустился на краешек дивана.

– Потому что я любил ее. Я подарил ей ожерелье – так, безделицу, – потому что у нее не было никаких драгоценностей, а такая красавица, как она, должна была их иметь. И два раза я давал ей деньги – опять же весьма незначительную сумму, поскольку в то время и сам был не слишком богат. Я просто хотел помочь ей со свадьбой и хоть как-то отплатить за доброту. Должно быть, кто-то об этом узнал, а может быть, увидел ожерелье и обо всем догадался…

Последние слова Луи Сезар произнес совсем тихо, словно разговаривал сам с собой.

– Не понимаю, зачем кому-то убивать цыганку только потому, что она вам нравилась. Кто же мог вас так ненавидеть?

Он опустил голову, и волосы упали ему на лицо.

– Мой брат. Он годами измывался надо мной, чтобы сломить мою волю.

– Ты не могла бы подробнее описать то видение, Кэсси? – сказал Мирча, серьезно глядя мне в лицо. – Нам важна каждая деталь.

– Не уверена, что смогу, – ответила я. Мне тогда было не до наблюдений. – Помню, что палач произнес какое-то странное имя… сейчас, дайте вспомнить. А, вот – мсье Ле Тур, как-то так.

Луи Сезар дернулся как от удара.

– Это важно? – спросил его Мирча.

– Нет, – покачав головой, ответил Луи Сезар. – Просто… я не слышал его уже много лет. Когда-то так называли меня. В переводе это звучит как «человек из башни»; я тогда был узником. Потом это имя переводилось по-другому; у него вообще было множество значений, – тихо добавил он.

Я взглянула на Мирчу. Он был серьезен и мрачен.

– Расскажи о втором видении, dulceată.

Я кивнула, стараясь не думать о том, насколько же умны и проницательны мои маленькие карты Таро. Вслух я решила ничего не говорить. Луи Сезар сказал, что упоминание этого имени несущественно, и я не хотела разубеждать их.

– Хорошо, но я и в нем мало что поняла. Обычно я вижу то, что уже произошло или должно произойти, но вижу так, словно мне это показывают по телевизору. Я просто смотрю – и все.

– А в тот раз?

Я заерзала в кресле. Если я сама чего-то не понимаю, как я могу это объяснить?

– В тот раз все было… по-другому. Не знаю почему. Может, потому что я была в чужом теле. Такого со мной раньше не случалось.

– Разве раньше ты никогда не входила в чужое тело? – с явным недоверием спросил Приткин. Отвечать ему не хотелось, но надо же мне было знать, что происходит.

– Никогда. Не знаю, как это получилось. Билли-Джо в меня врезался и…

– Билли-Джо – это твой демон-двойник?

– У меня нет двойников! Запомните раз и навсегда: я не ведьма, понятно? И не демон. И не злой дух! Я ясновидящая. Вы знаете, что это такое?

Может быть, потому, что я вышла из себя, а может быть, браслет затаил злобу на своего бывшего хозяина, только внезапно передо мной появились два ножа-близнеца, которые казались такими же прозрачными и нематериальными, как Билли с наступлением рассвета, и разом ринулись на мага. В воздухе что-то сверкнуло – и ножи приступили к делу. Мне не хотелось причинять магу боль или вред, однако браслет, судя по всему, рассудил иначе, поскольку ножи с лёта вонзились волшебнику в грудь. Он вскрикнул, а я машинально подалась назад. Затем ножи вернулись ко мне и спокойно заняли свое место в браслете.

– Простите, – сказала я, глядя на два глубоких пореза на груди мага. – Я не знала, что так получится.

И взглянула на браслет. Я не хотела, чтобы ножи угрожали магу, но они прошли сквозь его защиту так легко, словно ее и не было.

– Откуда он у тебя? – спросил Мирча, с интересом разглядывая браслет.

– Я его… э-э… нашла.

– Этот браслет сражался вместо нее с черным магом! – с ненавистью глядя на меня, хрипло произнес Приткин. – Оружие сил тьмы ненадежно и готово в любой момент переметнуться к тому, кто обладает более мощным источником энергии! – Маг поморщился и вдруг упал на колени. – Она опасна, она само зло!

Из ран на груди Приткина хлынула кровь, словно он и в самом деле был серьезно ранен. Я с ужасом смотрела на него, не веря своим глазам. Мне он не нравился, но убивать его я не собиралась! Маг рвал на себе рубашку, хватая ртом воздух. Затем потерял сознание, успев что-то глухо пробормотать. Через несколько секунд раны начали медленно затягиваться. Ничего себе человек – выздоровел так же быстро, как вампир.

– Ну что, сивилла, – кривя губы, сказал Приткин, – ты и теперь будешь утверждать, что ты человек? Между тем ты используешь оружие черных магов, которое направляет энергию против того, кто ее отсылает. За тебя сражаются черные ведьмы, а сегодня я видел, как ты совершила такое, что не под силу даже черному магу. Даже рыцари Черного круга не имеют достаточно энергии, чтобы украсть чье-то тело, да еще у мага, окруженного самой надежной защитой!

Приткин ухватился за дверь и с трудом встал на ноги.

– Я не крала…

Он гневно махнул рукой.

– Сегодня я уже видел нечто подобное – существо, которое забирает чужую жизнь, чтобы продлить свою собственную. – Приткин хотел пройти мимо Томаса, но тот загородил ему дорогу. Тогда он стал кричать через плечо Томаса: – Это самая страшная из всех магий, которой владеют лишь самые злобные демоны! Круг был прав, когда посылал меня сюда. Они знали, что я сумею тебя раскусить. Сколько жизней ты уже похитила, сивилла? Сколько убийств совершила, чтобы продлить собственное жалкое существование?

Я резко встала; Луи Сезар не стал меня удерживать.

– Меня зовут Кэсси Палмер! – сказала я. – Если хотите, можете взглянуть на мое свидетельство о рождении. Я не краду ничьи тела. И я не демон, можете вы это понять? – Я взглянула на Мирчу, который наблюдал за этой сценой с видом человека, сидящего в кинозале. – Сколько раз мне это повторять?

Мирча пожал плечами.

– Я всегда это говорил, dulceată, но мне же никто не верит.

Воспользовавшись минутной заминкой, Приткин внезапно пошел в атаку. Откуда ни возьмись, в воздухе появился рой его страшных ножей и стремглав ринулся на меня. Не ожидая ничего подобного, я стояла, как идиотка, разинув рот. Томас действовал с быстротой молнии, но успел перехватить лишь два ножа, в то время как два других, проскочив мимо его рук, летели на меня. У меня не осталось времени ни на раздумья, ни на действия. Я услышала, как загудела моя защита; справится ли она с волшебным оружием? Но прошла секунда – и ножи, резко изменив направление, впились в грудь голема, вибрируя от сильного удара. Ничего не понимая, я смотрела на статую, пока до меня не дошло, что Приткин, видимо, забыл снять с меня свою собственную защиту. Видимо, об этом вспомнил и маг, поскольку, взревев от ярости, начал ее снимать, но тут его перехватил Томас.

Не знаю, приходилось ли Томасу иметь дело с магами-воинами, однако Приткин его переиграл. Мгновенно в воздухе появился летающий пузырек и вылил на голову Томаса какую-то жидкость – красную, как кровь, и едкую, как кислота. Томас не отпускал мага, но жидкость попала ему в глаза, и он сразу ослеп. Приткин сделал жест, словно подзывал кого-то, и тотчас ножи, выбравшись из груди голема, подлетели к магу, после чего один из них вонзился Томасу в ногу, а второй едва не отсек ему левую кисть. Томас упал на колени, и Приткин вырвался из его рук. Отведя удар ножа, брошенного Луи Сезаром, он увернулся от Томаса и направил на меня два пистолета.

Я не размышляла, я действовала; видимо, это меня и спасло. Я взмахнула рукой – и два призрачных ножа, вылетев из моего браслета, ударили Приткина по рукам и выбили у него пистолеты в тот самый момент, когда он начал стрелять. Пули полетели в глиняную грудь все того же голема. Странное дело – неуклюжая статуя мгновенно пришла в движение. Едва маг произнес заклятие, как статуя перелетела в другой конец комнаты и вступила в бой с Луи Сезаром. Француз вонзал в нее рапиру, но статуя не обращала на это внимания. Уворачиваясь от ударов, Луи Сезар медленно отступал к стене.

Что-то крикнув, Приткин ринулся ко мне, выхватив из-за пояса гранату. Томас, рванувшийся было мне на помощь, застыл на месте, после чего рухнул на пол, где и остался лежать. В следующую секунду я поняла почему – внезапно меня схватила чья-то мощная невидимая рука, намертво зажав мой браслет. Старый трюк черного мага, только на этот раз некому было ему противостоять. Перескочив через Томаса, Приткин пригвоздил к месту Рафа, использовав то же заклинание. В результате комната превратилась в музей застывших фигур; на лице мага появилась злобная ухмылка. На миг наши глаза встретились, и я поняла, что он убьет меня даже ценой собственной жизни.

Однако мы оба забыли о Мирче. Внезапно появившись ниоткуда, он, мелькнув, словно темное облако, схватил мага за пояс, вырвал из его рук гранату и швырнул ее в окно. Пока я соображала, что произошло, Мирча схватил мага за горло, сжал мертвой хваткой и оторвал от пола. В следующую секунду Луи Сезара отбросило к дивану, а голем рассыпался на осколки; по лицу Мирчи было видно, что он в ярости.

Я все еще не могла двигаться, в то время как Раф, каким-то образом сняв с себя заклятие мага, отбивался от двух зависших над ним склянок, используя для этого пиджак Мирчи. Затем комнату потряс взрыв – это за окном взорвалась граната; с потолка дождем посыпалась штукатурка, вдребезги разлетелось окно. Невидимая рука наконец-то ослабила хватку, и я, кашляя, повалилась в кресло, задыхаясь от пыли и почти оглохнув от пронзительного звона в ушах.

Я бросила дикий взгляд на Приткина, но маг был полностью обездвижен. На его арсенал заклятие не подействовало, но тут Луи Сезар что-то тихо запел, и ножи и пистолеты замерли на месте. Раф схватил склянки, висевшие в воздухе перед его лицом, и засунул их в ведро для угля, что стояло возле камина, предварительно выбросив оттуда букет сухоцветов, после чего принялся собирать остальные флаконы, складывая их в ящичек. Я видела, как подпрыгивала его крышка, когда склянки пытались выбраться наружу. Одну из них Раф все-таки проглядел, и та начала потихоньку подкрадываться ко мне, в то время как я тупо смотрела на нее, соображая, что буду делать, когда на меня выльется ее содержимое. Меня спас браслет, оказавшийся лучшим бойцом, чем я. Едва я подняла руку, как из него вылетел крошечный ножик и на лету разбил склянку на тысячу осколков. В воздух поднялось легкое облачко – и склянка исчезла, оставив после себя лишь какой-то странный запах.

– Отзови их, маг, или я покажу тебе, как раньше питались вампиры, – раздался спокойный и властный голос Мирчи.

Однако Приткин оказался либо упрямцем, либо дураком. Подхватив с земли автомат, он направил его на меня.

– Давай покажи, но сначала я разделаюсь с вашей шлюхой!

Луи Сезар ударил по автомату в тот момент, когда Приткин выстрелил. В камине позади меня образовалась дырка. Немного левее – и я разлетелась бы на куски так же, как и голем. В воздух взлетели осколки кирпича и строительного раствора, некоторые из них задели меня. Я вскрикнула, и тут в комнате словно поднялся ураган. Вихрем закружились тучи песка и осколков; с лица Мирчи слетела маска добродушия, и из-под нее показалось лицо разъяренного вампира. Я и раньше видела, как вампиры сбрасывают человеческую маску, но такого – никогда. Мирча был ужасен и в то же время прекрасен – алебастровая кожа, длинные клыки и горящие, как раскаленная лава глаза.

Ветер подхватил Приткина и со всего размаха ударил его о стену; от боли лицо мага перекосилось, но в глазах читалось недоумение – такого он не ожидал. А что он думал? Что члены Сената получают свои титулы за благотворительность? Удивительно, что маг вообще был еще жив.

– Кассандра принадлежит мне, – произнес Мирча таким голосом, от которого могло расплавиться стекло. – Если ты тронешь ее еще хоть раз, я сделаю так, что ты всю оставшуюся жизнь будешь молить о смерти!

– Мирча! – окликнул его Луи Сезар; он не пытался вмешиваться, но его голос прорвался сквозь шум ветра, как горячая вода прорывается сквозь толстый лед. – Пожалуйста, ты же знаешь, какова сейчас ситуация. Мы с ним по-другому поговорим, потом.

Ветер постепенно стих. Когда все успокоилось, я обнаружила, что тихо трясусь от избытка адреналина. Поднявшись, я на трясущихся ногах подошла к Приткину, который по-прежнему стоял, прижатый к стене. По моему лицу стекали ручейки крови, но я не обращала на них внимания. По сравнению с Томасом я еще легко отделалась. Сильно потрепанный, мой бывший сосед по квартире обыскивал мага на предмет оружия. Отрубленная кисть на моих глазах начала прирастать к руке, но лицо Томаса превратилось в сплошное месиво обгорелой плоти; остался здоровым лишь один глаз. Увидев выражение его лица, я содрогнулась – ясно, что маг жив только потому, что Томас еще не придумал, как будет его убивать.

Выражение лица Мирчи также не предвещало ничего хорошего. Мужчина, которого я знала с детства, был всегда спокоен и сдержан, почти мягок, рассказывал занятные истории, любил пошутить, красиво одевался и не отказывался в очередной раз сыграть партию в шашки с влюбленной в него одиннадцатилетней девчонкой. Я не была столь наивна, как Приткин, и знала, что все гораздо сложнее. Мирча вырос в той среде, где убийство и жестокость были обычным делом; его родной отец продал двух своих сыновей в обмен на договор, условия которого не собирался выполнять, а самого Мирчу отдал в руки палачей, и его подвергли бы жестоким пыткам и ужасной смерти, если бы не встреча с цыганкой. Согласитесь, такое прошлое не располагает к всепрощению. И все же… кто знает? Я уже ни в чем не была уверена.

В детстве я никогда не испытывала перед ним страха. Он всегда был со мной искренен, мой добрый Мирча с милыми морщинками в уголках смеющихся карих глаз. При взгляде на него сейчас трудно было поверить, что это тот же самый человек. Неужели он всегда таил в себе ужас, а я этого просто не замечала? Что мне теперь делать? Конечно, Приткин мерзавец, но убивать его я не хотела. Может быть, он безумен, и все же только он может мне объяснить, что со мной происходит, или вывести на того, кто сможет мне это объяснить. Больше спросить мне некого.

– Не убивай его, Мирча.

– Мы не собираемся его убивать, мадемуазель, – сказал Луи Сезар, покосившись на своего коллегу. Томас закончил обыск, решив, что все оружие он уже отобрал. Мой браслет, однако, дал мне понять, что это не так, сделавшись теплым и более тяжелым. Я бы с удовольствием сняла его, но сейчас мне было не до того. – Что же касается сегодняшней ночи, то мы все равно находимся в состоянии войны с Черным кругом, так зачем нам проблемы еще и со Светлым?

– Проверь еще раз, – сказал Раф. – У него много оружия.

– На то он и воин, – отозвался Мирча. – Ему без оружия нельзя.

– Пока он жив, – добавил Томас, и я заметила в его руке нож.

В следующую секунду Томас метнулся как молния – думаю, он задумал убить Приткина его же собственным оружием, – но Луи Сезар оказался проворнее, схватив руку Томаса в тот момент, когда нож находился на волосок от груди Приткина.

– Томас! Я не позволю тебе развязать войну!

– Если вы и дальше будете привечать у себя эту тварь, – Приткин едва не плюнул в мою сторону, – то все равно развяжете войну, хотите вы того или нет. Меня прислали выяснить, кто она такая и представляет ли для нас угрозу. Я думал, что увижу обычную сивиллу, прорицательницу, но все оказалось гораздо хуже. А то, что знаю я, знает и круг. Если мне не удастся ее убить, вместо меня придут другие, их будут сотни. – Он свирепо взглянул на меня. – Когда-то я с такими сражался. Я знаю, на что они способны, и не позволю вам оставить эту тварь в живых.

С этими словами он рванулся ко мне, но едва не задохнулся – невидимая рука Мирчи держала его крепко, как стальная перчатка. Странно, ибо лицо вампира вновь приняло свое обычное спокойное выражение. В глазах светился лишь легкий интерес, щеки порозовели, на губах играла слабая улыбка. От дикой ярости не осталось и следа. Я поежилась. Такие перемены меня всегда пугают. Я перевела взгляд на мага и впервые подумала о том, что единственный, кто сейчас говорит мне правду, это человек, только что пытавшийся меня убить. Очень мило.

– Я не тварь, – сказала я, встав подальше от мага. – Не знаю, что вы себе вообразили, но я не собираюсь вам угрожать.

Он хрипло рассмеялся.

– Разумеется. Я слишком стар, чтобы мною могла заинтересоваться ламия. Однажды я убил одну, она загубила более двадцати детей, и все для того, чтобы поддерживать свою мерзкую жизнь. Больше я такого не допущу.

Подавив гнев, я подошла к окну и заглянула в щелку между черными жалюзи: небо окрасилось в светло-голубые тона, на востоке появилась темно-красная полоса. Возле воронки, образовавшейся после взрыва гранаты, собралась небольшая толпа, но на нас никто не смотрел. Наверное, знали, что мы умеем сами о себе заботиться. Я обернулась к магу, с ненавистью смотревшему на меня.

– А что, если вы ошибаетесь и я вовсе не та, за кого вы меня принимаете? Может быть, лучше это выяснить и уж потом меня убивать?

– Я уже все выяснил. Человек не может делать то, что делала ты. Это невозможно.

– Несколько дней назад я бы с вами поспорила. Теперь не стану.

Трудно было смотреть магу в глаза – такая в них горела ненависть. Тони тоже хотел убить меня, но я уверена, что даже если бы он меня и пойман, он не смотрел бы на меня так. Тони смотрел на меня как на головную боль, на средство закрепить сделку, но только не как на воплощение зла. Зная, что Приткин ошибается, я почему-то почувствовала себя виноватой и от этого страшно разозлилась. Я что, сумасшедшая или самоубийца?

– Вы говорите, что уже имели дело с такими, как я. А как вы их узнаете? Или вы убиваете всех подряд?

– Есть разные способы выявить ламию, – сквозь стиснутые зубы ответил маг, словно даже разговор со мной был для него пыткой. – Только твоим друзьям-вампирам они бы не понравились. Например, святая вода и крест.

Я взглянула на Мирчу; тот закатил глаза. Ну что за чепуху несет Приткин? Начитался Брэма Стокера, что ли? Креста боятся демоны, но не вампиры. На фамильном гербе Мирчи был изображен дракон, символ мужества, обвивающий католический крест. Этот герб висел за его креслом в Сенате; Приткин, очевидно, его не заметил. Я было собралась прочитать ему лекцию на тему о том, что вампиры напрямую связаны с оборотнями и что и то и другое является своего рода заболеванием. Но вряд ли маг поверил бы мне – уверенность, что в каждом вампире сидит демон, основывается на истерии, поднятой вокруг вампиров в эпоху Средневековья. Приткин видел демонов повсюду; кстати сказать, весь его голливудский арсенал против них бессилен – вампиры боятся только солнечного света, да и то лишь самые юные, осинового кола и чеснока, причем последний служит просто некоей защитой. Чеснок, развешанный над дверью, вампиру не страшен; например, Тони обожает чеснок – когда кладет его в салат и добавляет немного оливкового масла.

Мирча усмехнулся.

– А я-то думал, что больше всего на свете ненавижу плохое вино и плохо сшитую одежду. Ну что ж, dulceată, думаю, у нас найдется крест. И, если я не ошибаюсь, Раф поймал несколько склянок со святой водой и держит их в ящике.

Раф выступил вперед, держа ящик на вытянутых руках. Внутри что-то постукивало, словно рвалось наружу; мы с сомнением взглянули на ящик.

– Я не согласен, – сказал Томас. – Консул приказала мне охранять Кэсси. А что, если маг лжет и в этих склянках – кислота или взрывчатка? Ему нельзя доверять.

– Никогда не верь магу, – согласился с ним Раф, очевидно, повторяя чьи-то слова.

– Я сам проверю, – сказал Луи Сезар и, вытащив из ящика первую склянку, поднес ее к носу Приткина. – Сейчас я вылью жидкость тебе на руку, – сказал он. – Так что если это не вода, тебе лучше сказать об этом сейчас.

Приткин не ответил, продолжая пристально следить за мной, словно вампиры его больше не интересовали. И зря, между прочим. Наверное, он их плохо знал, иначе понял бы, что если его не убили, это еще не значит, что ему ничто не угрожает; вампиры знают много способов разделаться с врагом. Приткин не сводил с меня пылающих злобой глаз и потому не заметил, как несколько капель жидкости упали ему на руку. Мы замерли, но ничего не случилось. Луи Сезар взял меня за руку, но Томас остановил его. Француз сверкнул глазами.

– Осторожнее, Томас, – тихо сказал он. – На этот раз твоим телом никто не владеет.

Томас промолчал.

– А вдруг это яд? Приткин мог принять противоядие или решил умереть вместе с ней. Я не позволю ей рисковать.

– Беру ответственность на себя. Я сам отвечу перед консулом.

– Консул меня не интересует.

– А я? Не советую тебе сбрасывать меня со счетов.

В воздухе начали образовываться волны сверкающей энергии, отчего у меня по рукам побежали мурашки, а браслет заплясал как безумный.

– Перестаньте! – сказал Мирча и махнул рукой; энергия потихоньку улеглась. Мирча забрал у француза склянку и понюхал. – Это вода, Томас, простая вода. – С этими словами он протянул склянку мне.

Я доверяла Мирче, к тому же браслет не проявлял признаков беспокойства.

– Очень хорошо.

– Нет! – крикнул Томас, бросаясь ко мне, но Луи Сезар схватил его за руку.

Я взглянула на Приткина, который жадно глядел на меня.

– Ну, до дна, – сказала я и выпила жидкость. Мирча оказался прав – это была вода, немного соленая, но все же вода. Приткин смотрел на меня, ожидая, когда я начну дымиться. – Ну что, довольны? Или мне повесить на шею еще пару крестов?

– Кто ты? – прошептал он.

Я вернулась к своему креслу, но, увидев, что оно покрыто толстым слоем пыли, уселась на диван, стряхнув с него осколки оконного стекла. Приткину давно пора все понять, поскольку возня с ним уже начала действовать мне на нервы.

– Знаете что? Вы мне до смерти надоели, – честно призналась я, глядя на мага.

– Ты не изменилась, dulceată, – со смехом сказал Мирча.

Приткин взглянул на меня; ярость в его глазах начала гаснуть.

– Ничего не понимаю, – сказал он. – Если ты демон, то не должна пить святую воду. Но ведь ты и не человек, если способна совершать то, что я видел.

Мирча устроился на диване, предварительно вытерев его носовым платком. Затем ласково провел рукой по моей ноге. Это было очень приятно.

– В свое время, маг Приткин, меня учили: «Никогда не говори „никогда“». – Он лукаво взглянул на меня. – Обожаю делать то, чего не может быть.

Луи Сезар вопросительно взглянул на меня, и я кивнула.

– Да, я помню. Если хотя бы минуту меня перестанут пытаться убить, я расскажу вам о Франсуазе.

И я кратко рассказала о своем втором путешествии, стараясь не упускать ни одной подробности; правда, я не стала сообщать о том, что по Вегасу бродит ведьма, родившаяся в семнадцатом веке. Как-то не хочется оказаться запертой в комнате с мягкими стенками.

– Томас рассказывал примерно то же самое, – сказал Луи Сезар, когда я закончила свой рассказ. – Но лично я не помню ничего подобного.

– А это означает следующее, – сказал Мирча и начал загибать пальцы. – Либо Томас и Кассандра лгут по неизвестной причине, либо у них были галлюцинации, либо они говорят правду. Мне кажется, что они не лгут. – Он взглянул на Луи Сезара, и тот кивнул. – Но как могут два человека иметь одни и те же галлюцинации, да еще участвовать в таких событиях, о которых раньше ничего не знали?

– Таким образом, вывод один, – облегченно вздохнув, сказал Луи Сезар. – И этот вывод состоит в том…

– …что они изменили ход истории, – закончил вместо него Мирча.


Загрузка...