Приключения продолжаются!

Глава седьмая

Нас утро встречает прохладой… Проснулся, выпил стакан воды, и удивился вместе со всем организмом. Однако. Но что хорошо — позывов продолжать нет ни малейших совсем вообще. Зато организм просится в трудовые подвиги.

За завтраком девки наперебой рассказывали, как они всем рассказывали, а им не верили. Конечно, рассказывали они только о том, что были на празднике, малая даже философски вздохнула: — ‘А, все одно бы никто не поверил, да и подумаешь!’. Браслетики, правда, оказались весомым аргументом ‘но все равно не верят!’. Посоветовал им не расстраиваться, и наплевать. А про себя подумал, что надо обязательно как-то их заставить носить под сарафинии со шнуровкой на груди нижнее блюё, ибо я и так уже ощущаю серьезные позывы начать торговать селитрой. И таки Милка рано или поздно-таки дождется. К счастью они моментально улетучились — огород, кормить и чесать собакена, а потом какие-то очередные кружки в районном ДЮТ. Ну и славно. Поглядел на Мору, едва они ушли, и она меня тут же оповестила, что ничего не выйдет по техническим причинам. Яс радостью скорчил недовольную физиономию, пробурчав ‘Ну, как всегда!’ — и сразу после етьбы рванул из дому, да и прямиком к Хуго. На служебные дела решил забить огроменный болт — раз увольняют, то и нечего торопиться. У меня контракт и неибет. Вам надо — вы за мной и бегайте.

Друг сердешный Хуго выглядел уже неплохо, но по обстановке в мастерской я понял, что вчера весь день он посвятил детоксикации и релаксу после отдыха. Нет, не могу упускать случай…

— Ну — по рюмашке?! Отменная настоечка, градусов семьдесят! — полез я в карман, с радостью наблюдая цвета побежалости на щеках и ужас в глазах Хуго — Всего литрашка, ща треснем на двоих быстренько, и по пиву!

— Умгхм! — издал тот вопль простреленного из зенитки мамонта, ликом становясь похожим на Ивана Грозного со знаменитого полотна.

— Шутит, ясное дело. Мог бы и привыкнуть — о, братан тоже здесь. Витус вышел с комнаты — вот это выправка, свеж и бодр. Впрочем, он-то меру соблюдал — Хуго, я вот уже освоился с манерой Йохана шутить… Как Вы, вижу — неплохо?

— Да… вчера, правда, внезапно усугубил, был в Собрании…

— Да, новости печальные… Но у Вас-то, как мне кажется, проблем куда меньше, чем у иных?

— У меня вообще по этому поводу проблем нет, дорогой Витус. А вот идеи кое-какие у меня опять есть..

— Что? Опять? — Хуго моментально пришел в себя, и снова стал напоминать фокстерьера у свежей норки — Но… Мы, как раз, только обсудили насчет заказов, а еще гвардейский конкурс…

— Конкурс не убежит — негромко и уверенно заявил Витус — Все равно там уже все расписано и вмешательства слава Богам пока не нужно. Итак?

— Витус… А что Вы сможете сказать за конкурс на новый армейский карабин?

— Хм… Ну, начнем с того что это, конечно, не государственная тайна, но в общем-то дело секретное. Нет, мне не интересно, откуда это Вам известно. Тут другое. Ага, видите, как поскучнел наш Хуго? Да, там дело совершенно тухлое. Конкурс объявлен… потому что по закону — должен быть конкурс. А заказ — уйдет Городскому Арсеналу.

— Почему? Нет, я понимаю, что так было всегда — но все же — есть какие-то еще обоснования?

— Ну… на самом деле все просто. Никакого ‘нового’ карабина для армии не будет. Будет просто короткий карабин вместо винтовки. Эта война показала, что так лучше. И главное тут — чтоб было дешевле. А потому — никаких новых систем. Фактически, старый добрый кавалерийский карабин, к которому приладят кинжал для рукопашного боя, и все. И выиграет тот, кто сможет дать наиболее дешевый вариант. А тут тягаться с городским арсеналом… Нет, с городского заказа и мы не платим налог — но все же они могут сэкономить и работать едва ли не в убыток, да еще и привлекать заключенных. И никакими песнями о качестве не проймешь — наши заводы могли бы дать хорошие и дешевые карабины, но горарсенал все равно собьет цену… Потому про ваше самострельное ружье и речи не может идти. При всех его плюсах.

— Что Вы, Витус. И в мыслях не имел. Я как раз хотел сказать за новый карабин… Простой и дешевый. Которым мы побьем городских.

— Тааак… Хуго, мальчик мой, ставь-ка кофе и позови, будь добр, Серга, он у экипажа — надо отправить записки, что я задержусь. Идеи Йохана имеют хороший запах денег. Кстати, ваши рыбацкие новшества пошли весьма неплохо — и даже есть покупатель на лицензию… Деньги на счет, я так думаю, Вам уже перевели. Правда, если с карабинами что-то выгорит — не рассчитывайте на многое… сразу. Город платит… небыстро. Зато надежно. Итак, излагайте…

Спорили мы не то что до хрипоты, но изрядно. В итоге сошлись на мнении что ‘надо попробовать’. Хуго уже дрожал от нетерпения как пионер в стриптиз-баре, Витус задумчиво морщил лоб и что-то считал в уме, когда в лавке звякнул колокольчик.

— Могу я видеть уважаемого мастера Хуго? — послышался хорошо поставленный комиссарский баритон. Хуго было подорвался с гримасой сожаления — мол, опять от интересных дел отрывают, хоть замок на дверь вешай! — но я его ухватил за рукав, скалясь на Витуса ехидно, и заявил:

— Дружище, проходите скорее сюда, мы как раз тут по делу обсуждаем…

Полковник Фальк вошел несколько настороженно и удивленно глядя, узнал меня и не так уже пафосно поприветствовал.

— Эээ… Йохан? Доброго дня… Я, признаться…

— Да брось, Фальк, мы же вроде по-простому вчера общались? Это вот — знакомься — тоже мои друзья — вот Хуго Варенг, замечательный оружейник, а это мастер Витус Варенг, он и в представлении, наверное, не нуждается! Друзья, это полковник Фальк, он…

— Тоже не нуждается в представлении — улыбаясь, встает из-за стола Витус, протягивая ошалевшему Фальку руку — Очень рад личному знакомству.

— Взаимно! — придя в себя, с должным моменту торжественным выражением изрек полкан — Я крайне рад личному знакомству со столь известными в городе людьми… Причем известными своей неутомимой заботой о мощи нашей армии и флота!

— Уга, товагищи! — не удержался я, благо русский тут идет за язык северных варваров. — Кофейку, дружище?

— Увы! Увы, не смогу, к сожалению — сорвался со службы буквально на час, и едва успею обратно! Знаете, конечно, майор Бирк не самый толковый офицер. Но вот чтоб сильно привирал — не замечен. В общем, выслушав его, я насилу дождался генеральского часа, и прямиком сюда. Конечно, цены Бирк называл… немалые. Но, все же — живу я один, вино пью в меру, с развратными девицами не общаюсь — а жалованье полковника немаленькое, могу себе позволить! Мастер Хуго — покажите же мне свое самострельное ружье! Помнится, год назад или около — я уже пробовал, но говорят…

— Фальк, дружище — я его подхватил под локоть, чуть было в сторону не оттащив по привычке — Понимаешь ли… В общем — ну зачем тебе красивое охотничье ружье? Ты же военный! К тому же сейчас нет ничего готового, все распродано и заказы уже распределены. И еще. Помнишь, я тебе говорил об…? Да, именно, там ты сможешь и попробовать все, причем по полной программе.

— Хм… Ну, наверное, ты и прав. Просто… нет сил терпеть же! Может, я просто оплачу заказ? Заранее, чтобы наверняка?

— Ну, это-то думаю, запросто… а если так хочется подержать в руках железяку — то давай завтра съездим за город, у меня как раз такое ружье и есть.

— О! Отлично! Господа, как лучше оплатить, я…

— Подождите — мягко останавливает его Витус — Так случайно получилось… Я ведь тут с утра был не просто так. Я уже привез Хуго на отстрел три первых ружья из… гвардейского показа. И если бы не Ваш визит, мы бы их уже отстреляли. Полковник, не хотите ли поучаствовать?

И хер бы он отказался, конечно жы…

…Выпроваживал смущенного Фалька, уносившего в чехле один из гвардейских автоматов, лично Витус. Постоянно подтверждая, что это именно подарок, как нашему общему другу, и не надо никаких денег, а для конкурса есть запасное ружье (это правда — резервных даже еще пара штук). Хорошо хоть не пришлось полкану объяснять, что это вовсе и не взятка, чтоб правильно судил на конкурсе карабинов, а… просто подарок, да. Сам поймет, не маленький. А там и поздно будет, попалась рыбка на крючок — пищи, а беги. Коррупция — мать порядка.

— Уф… Тяжело с этими военными — выдохнул Витус, сплавив наконец-то смущенного и счастливого Фалька — Однако, какие у Вас… у нас — теперь интересные знакомства и связи…

— Не жалко ружья-то? Хоть десятку надо было принять. Ну хоть пятерку. Стоит же.

— Ерунда — отмахнулся тот — Вы просто не в курсе, какие ‘подарки’, и сколько, приходится регулярно раздавать всяким, прости Боги, упырям и падальщикам… А хорошему человеку подарить такую мелочь… Считайте, что за мой счет. Могу я себе позволить сделать кому-то приятное просто так? …Или почти просто так. И кстати — отстрел прошел отлично — ни одного клина. Кстати, Хуго, брату достались по случаю три воза валашских дерьмовых патронов. Армия от них отказалась, и их надо или пустить на лом, или продать по дешевке охотникам в глуши — да только где столько возьмут? Вот брат и надоумил — тебе же все равно чем стрелять на испытаниях зачастую? Считай — это наша с братом помощь общему делу… Ты ведь не оставил свой идеи с самострельной картечницей? Ну, вот, мы же обещали помочь, если охотничий праздник пройдет успешно. Хотя, конечно, если бы теперь сосредоточиться на карабинах… Но — не настаиваю, мы с братом слово держим. Когда скажешь — начнем хлопотать о бумагах от города.

— Да… Но… — Хуго выглядел довольно комично, прямо таки и хочется и колется и партбилет на стол — Знаешь, Вит — наверное, все же эти карабины — важнее. А потом уже — и бумаги оформлять…

— Взрослеешь, мой мальчик — ласково потрепал его по шевелюре Витус.

— От не узнаю прям тебя, Ху — говорю я ему, когда мы, изрядно поработав, под вечер уже упражнялись чайком — Вот еще неделю назад не поверил бы, что ты так откажешься от мечты.

— Я не отказываюсь, Йо — как-то даже вяло отвечает Хуго — Я только откладываю. Мечта не убежит, а если и впрямь удастся вырвать контракт…

— Даааа… Как же презренные деньги меняют человека — с ханжеским выражением выдаю я — Кто бы мог подумать…

— Ну… Знаешь, наверное — да. Все же, теперь я вижу, что мечту я смогу осуществить в любой момент — а потому не надо спешить. Мечта не должна осуществляться в спешке.

— Золотые слова!

— И потом, знаешь — я внезапно как-то оказался на одном уровне с братьями… Это сложно объяснить, я сам еще не понял, но теперь все так складывается, что я — один из Варенгов, пусть младший, но уже не худший…

— Ага. Понимаю. Высший свет. Балы, красавицы, лакеи, юнкера… Будешь блистать, девушку из благородных заведешь… — тут я заткнулся, ибо Хуго так помидорно покраснел и стал разглядывать чаинки на дне кружки, что стало ясно — сдуру попал в самый эпицентр. От блин… — Ху, дружище, чего ты смущаешься?

— Ну, если честно, то ты прав, Йо. Понимаешь, раньше мне как-то стыдно было даже, да и вообще…

— Да, дружище, сословно-классовые предрассудки это серьезно… Но, тогда тем более тебе необходим этот конкурс. И сдается мне, если арсенал просто надеется победить со старым карабином — мы их сделаем. Хотя времени и в обрез, но мы в тельняшках…

Пару дней мы с Хуго, по уже отработанной методике, трудились раздельно. Разве что иногда давали приработок Кузе — бойкому мальцу лет двенадцати, который жил где-то в Северной, и подрабатывал курьером-смсником. Так получилось, что Хуго его несколько раз отправлял по своим делам, а потом по совету брата за серебряк в неделю нанял на постоянной основе. Паренек и в лавке его подменял и принимал-отправлял всяческие доставки, и носился на извозчиках ко мне, к братьям, и в прочие концы. Кузе не только был смышлен и аккуратен, но и одевался опрятно, да и манеры имел неплохие — в общем, отличный вышел подельник. Я сразу поинтересовался — как живет, жива ли мать, и вот теперь все думаю, мол, будет если скучно, так поеду в гости, посмотрю, какова она, Кузькина мать.

В общем, работал я надомно, в основном с чертежами да счетами, но все больше под навесом у мастерской — лето, етить его мать. Ненавижу жару. Хорошо хоть — под видом инспекции стройки можно бултыхнуться в бочаг и тут же бегом обратно. Конечно, вода потеплее, чем на Ладоге, но бодрит хорошо. Строители ладят все успешно, доски дубовые Барт купил, и у меня теперь есть материал на полок и прочее, понемногу подвозят черепицу. Собака вовсе занял пост и надзирает за работягами. Потому что они его чешут и ручей рядом. Вот и ходит собакен не просыхая.

Мора сегодня ускакала по своим портняжным делам — по совету Дорана распродавая заказы именитым кутюрьям. Пусчай здешние Лагерьклифты и Пьер-Карданы местных бегемотих обшивают на их страх и свой риск. Девки в огороде возятся, да чего-то там носятся и регочут, свои у них дела. Мне не мешают, и ладно. Дело-то идет, чую, есть нам чем побить арсенальских…

Только вот, чегой-то я пережрал, для вдохновения, видать, груш сушеных. Они тут безумно вкусные, однако, после них в животе такой водевиль, что аж мерси. Ладно б просто пропердеться на свежем воздухе — так чую, одним лишь сотрясением атмосферы уж не обойдется. И грозный сей миг все ближе. В общем, побросал я все секретные чертежи, да и рванул в спецлабораторию для защищенного думания умных мыслей. В клозет, проще говоря. И успел, в общем-то, вовремя. После уж, переведя дух, чуть расслабился. Сижу, никого не трогаю, да тут вдруг слышу — по ту сторону стенки, на завалинке видать, девки мои присели. Кирпичная стена толстая, да только тишина ж полная а они, видать, к стенке привалились, в тенечке-то там сейчас лакомо. Чето я так сидя расслабленно на очке прям, сдуру-то и сам не заместил, как прислушался…

— …А ты специально же?

— Что?

— Ну, сама ему под руку лезешь?

— Вот еще! Это он сам.

— А ты и рада.

— Ну, я между прочим, уже большая. Могу и не только под руку.

— А вот если мама узнает…

— Да ты просто завидуешь, потому что тебя он по попе не хлопает почти!

— А вот и хлопает!

— Ага, раз в неделю. И то ты сама нарываешься. Я вот маме как расскажу…

— А я тогда ей расскажу, как вы с мальчишками, у горелого склада…

— Ах ты!..

— Ай, пусти!

— Только посмей маме рассказать! Я тебе устрою!

— Дура!

— Сама дура…

Тут, на счастье, какой-то оголтелый комар мне аккурат в ноздрю бросился, и так я зверски чихнул, что вот даже хорошо, что прямо на очке сидя — а то вышло бы конфузом… Девки, конечно, чих тот бомбический даже сквозь стену услыхали, притихли, а то и сбежали. А я потом, засупониваясь, все думал — ну вот нахрена оно мне такое, а? Вот не было у бабы забот, так купила баба жигули. Ну вот что могло быть хуже, чем две девки-подростка дома? Только два парня-подростка, конечно. Как там у классика? Что за комедия, создатель, быть толстой девушки отцом. В смысле — сколько бабу не корми, а ишака привязывай. В общем — надо что-то делать окончательно. Растлитель я малолетних, в конце-то концов, или селитрой поторговать приехал?! Хорошего, милого человека обломал, может, счастья последнего в жизни лишил. А веду себя, как собака на кошке — и сам не ебу, и кобыле легче. Все, решено — вот свалим оба конкурса — и устраиваю им пикник, будем за городом на пляже косплеить ‘Завтрак на траве’. Мане а не Моне. Если вы, конечно, понимаете — о чем я. И уж фиг там просто так обойдется.

…Однако, как говорили древние — работа не труд, все перетрут. Главное ведь, в нашем деле, после, конечно, коррупции — что? Нет! Главное — информация. Тако что, третьего дня, все же пересеклись мы с Фальком, как и собирались ранее, в ДэО на обеде. На предмет поговорить за будущий конкурс. По поводу здешнего законодательства в сфере госзаказов, основ коррупции и главное производственных и технологических мощностей я еще первого дня тогда все у Витуса выяснил в грубых чертах. Теперь дело за военными.

Однако ж, полковник, зело смущаясь, начал речь за то, что он, конечно, сильно благодарен, однако способствовать коммерческим интересам во вред делу не намерен, бо это кардинально расходится сего жизненными принципами. А посему, учитывая немалую стоимость подарка, он…

— Фальк, дружище, об этом же и речи не идет! — как можно убедительнее ему говорю — Я даже поговорить-то хотел вовсе не об том, какие секретные требования военные выдвигают — тем более что Витус Варенг мне все и так рассказал. И содействовать тебя чему-либо вовсе не прошу. Ты вот мне изложи лучше пару простых вещей. Во-первЫх — какая винтовка по твоему, сугубо личному мнению, нужна армии сейчас. Ну, с учетом всего и всякого — понятно, что самострелка тебе, наверное, понравилась, но армии-то она не по карману. В нашем недавнем будущем, несомненно, повсеместный переход на подобные самострельные ружья неизбежен — но не сейчас. Вот исходя из реальности и изобрази мне мысль. А во-втОрых — то же самое, но с точки зрения прочих военных. Ну, кроме того что, ясное дело, военным нужна винтовка из горарсенала.

— Да? И что это тебе даст? — несколько недоверчиво спрашивает Фальк.

— Как так — что даст? Я, во-первых, лишний раз буду знать, чего хотят военные — окромь того, что в задании конкурса. А во-вторых… Если мы представим винтовку, которая, по-твоему будет лучше, и она и в прочем станет хороша — ты ведь тогда ее поддержишь? Вот, собственно и весь мой нехитрый план. А касаясь подарка братьев Варенгов — даже не думай, они, поверь мне, слишком богаты, чтобы подкупать кого-то такой ерундой. Так что — не переживай и рассказывай мне за идеальную винтовку на текущий исторический момент…

Общение с полканом прошло плодотворно, я исчеркал в старомодной рабочей тетради (досталась мне такая в наследство от покойного Торуса, со светло-коричневыми листами бумаги и твердым переплетом, да и вышла удобной) — аж несколько листов пометками, схемами и расчетами. Есть об что уточнить с братцами вечерком. Это ведь не я такой умный, это Витус все придумал. Умеет человек вести дела грамотно, чоуштам.

Попрощавшись с воодушевленным перспективами принести пользу родной армии полковником, остался я допивать чаёк. Пили мы его не абы как — пьянки и не планировалось, но чай заказали с лимончиком и по стопочке черного Рисского бальзама. Очень душевно выходит, даром, что так это можжевелово-смородинового пойло пить затруднительно, по причине мерзкого вкуса. Сижу я, наслаждаюсь и набираюсь сил духовных, и тут краем глаза цепляю что-то знакомое. Точнее даже не так — ощущение что что-то, что уже было. На фоне раздумий об всяких железках я как-то и не отвлекся поначалу, да ощущение все усиливалось и уже мешало. Только вот прийти в себя я не успел.

— Разрешите присесть? Или Вы кого-то ждете? — однако, здравствуйте…

— К-конечно… Прошу Вас! — и тут же жест старшине — мол, сюда ходи — Изволите ли что-то… выпить? Вино?

— Ах, не сейчас… — да, барышня-то манерная… Именно — барышня подошла, и довольно смело, надо сказать. Тут конечно некоторое эмансипэ имеется, однако вот так вот — на грани социальной ответственности. Впрочем — зал почти пустой, отобедав, все на службу разбежались, старшины только столы протирают, я почитай один в зале сижу. Так что именно — не переходя грань, вот если б в шумном зале ресторана, как в песне пелось — тогда однозначно трактовалось бы. А барышня хороша, красотою лепа, лицом румяна, червлена губами, бровьми союзна… То есть — симпатичная барышня. Молодая, но не соплюха какая, лет так двадцать с малым, по местным меркам самое на выданье. Но, кстати — без кольца, да-с… Но ведь хороша! Длинные чуть вьющиеся каштановые волосы, правильное личико с тонкими чертами, фигурка, насколько могу судить, тоже что надо и бюст довольно-таки выдающийся… впрочем, у женщин на этот счет хитростей-то хватает, бо известно, мужики на вымя хорошо идут. Так что правильно оголить да подтянуть, и оно у кого хошь почти смотреться будет. А у этой платье модное, с нешироким, но таки глубоким декольте, так что сиськи хорошо видать. Кстати, платье…

— Скажите, а это ведь Вы с полковником Фальком беседовали? — интересуется она — Говорят, он мрачный тип, и ни с кем не дружит…

— Именно с ним. А что ни с кем не дружит — так нам было несложно подружиться. Я сам столь же мрачный и нелюдимый тип — выдаю я, и барышня звонко смеется. Есть женщины, которые умеют смеяться так, что вызывают резонанс в пещеристом теле. Вот, например эта. Вообще, почти любая женщина, смеясь, становится привлекательнее, исключая вовсе крокодилов. Но некоторые — особенно… Подошедшему старшине меж тем говорю — Дружище, принеси-ка ты нам кофе, да с миндальным печеньем… Не против? Вот и чудно…

— Вы очень любезны…

— Йохан. Простите за варварское имя — я сам с севера…

— Ой, извините, я не представилась… Олли.

— Очень приятно… Скажите… Нет, я понимаю, что это банально, но… Не мог ли я Вас где-то видеть ранее? Отчего-то такое чувство…

— Ха! И у меня, представьте! Но, думаю, это вряд ли возможно: я лишь недавно вернулась в город. А до того я жила далеко отсюда.

— Знаете ли, так и я в городе относительно недавно — только после войны тут осел.

— Интересно, где бы мы могли с Вами видеться? Вы бывали когда-либо в Улле?

— Хм… Признаться честно — всего раз, во время войны, и то, по сути, проездом…

— Ну, тогда вряд ли… Мой отец служил в военной миссии, знаете, это для того чтобы согласовывать действия городских полков. Я как-то повздорила с матерью, и он утащил меня с собой в Улле, и там ужасно допекал своим надзором и нравоучениями! Когда же вроде все успокоилось, и я хотела было вернуться — началась война… и я проторчала там еще демон знает сколько времени! Мне там даже бунт пришлось пережить… Ну, как тут говорят — ‘волнение черни’, хотя, на самом-то деле это был самый настоящий мятеж частей городского полка…

— Хм! Неужели? — вякаю я, дабы поддержать беседу, и тут-то соображаю — Мятеж в Улле? Ну конечно…

— Это был какой-то ужас! Отца, как назло, в это время не было дома, они инспектировали что-то в Свирре. Мы со служанкой и старым привратником обложились револьверами и ружьями, благо стрелять меня отец хорошо научил, и спали не раздеваясь, дежуря у окон по очереди… К счастью, все быстро кончилось, но страху мы натерпелись…

— И что же, позвольте спросить, Вы делали после мятежа?

— О!.. — Олли хитровато улыбается, отчего становится еще привлекательнее — Так вышло, что служанка, приставленная отцом следить за мной, от нервного напряжения свалилась с мигренью… Привратник ухаживал за ней — и всем стало не до меня. Я отлично отдохнула несколько дней, пока отец не вернулся из поездки. Повеселилась на славу, тем более в заведениях было военных…

— Ну, вот собственно и отгадка. ‘Дикий Ландыш’. Я тогда изрядно перебрал, и разронял под столом пустые бутылки. А Вы были столь же обворожительны, и в этом же шикарном платье… — о, чорт, ну кто ж так делает! Ну не дурак ли, намекнуть даме, что она носит одно и то же платье! Придется прикидываться неотесанным болваном — в конце концов, некоторые именно это и любят, кто их, баб-то этих, разберет… — Мы, понимаете ли, отмечали мой первый офицерский чин, потому я так не к часу расслабился. К тому же мы там именно в подавлении мятежа и участвовали, так как-то снимали напряжение, знаете ли…

— Ах! — о-па, схватила прям меня за ладонь своими теплыми лапками, отчего давление резко скакнуло, тахикардия и все такое… — Так это вы нас спасали! Вы настоящие герои! — и смотрит, хлопая глазками, отчего думалка совсем уступает место иным органам — Слушайте, а почему же я Вас не видела тут раньше? И ни у кого в гостях?

— Так я же северный дикарь, милая Олли — эге, глазками так застенчиво хлопает, но не протестует против таких жирных подкатов — Куда мне в гости-то? Да и не по чину — офицерик я был самый мелкий, а теперь в ландмилиции служу… То есть даже служил. Теперь вовсе непонятно.

— Ну и что? Вы же вон — с Фальком знакомы, да и вообще… А Вы женаты? — и глазками так наивно-наивно хлопает.

— Нет, куда мне, я же, в общем-то, уже не в том возрасте…

— Ах, оставьте! Вполне даже в том! Вы бы видели, кто к нам в гости приходят! Нет, молодых лейтенантов тоже немало, но отец с матушкой на них так смотрят, что те и слово пикнуть боятся, не то что подойти к бедной девушке… А вот на самом деле старые хрычи так и лезут со своими глупостями…

— Ну, вот, видите — куда же мне, в гости-то, я ведь тоже непременно с глупостями полезу!

— Ну, так может у Вас глупости очень даже и интересные! — а взгляд такой, что только полный дурак не поймет… Решительная девушка, чего сказать — Приходите! Ну что Вам стоит!

— Ну, по правде сказать, я довольно занятой человек — на всякий случай чуть подмораживаюсь от такого напора — У меня, так сказать — контракты кое-какие… — ой, вот это я, кажется, совсем зря… Огонек у нее в глазах зажегся, как у хищной голодной кошки прям…

— Ну, я же понимаю — с полковниками неделовой человек беседовать не станет, тем более с Фальком… — она улыбается уж вовсе обворожительно, отчего хочется наплевать на всякую осторожность и с места пригласить ехать в нумера — Ну, мы договорились? Приходите в пятницу вечером на чай! Это, право, недолго, и люди бывают самые разные! Я Вас представлю родителям, Вы им понравитесь, точно…

— Право, я даже не знаю… Неудобно как-то…

— Ну, не будьте таким букой! — она шутливо толкает меня в плечо обеими лапками — Ну, что Вам стоит! Мне ведь там одной так скучно…

— Ну, хорошо, конечно… — мямлю в ответ, четко ощущая, что меня склеили, словно гимназистку на бульваре — Я согласен!

— Вот и чудесно! Значит, к пяти вечера, на Адмиральской семь, дом полковника Юлиуса… Я буду ОЧЕНЬ Вас ждать! — и она не то что вскочила, вспорхнула, я даже испугался — сейчас еще поцелует в щеку на прощание — но обошлось, ограничилась воздушным поцелуем. И быстро покинула помещение, дав мне возможность убедиться, что с фигуркой и пластикой у нее более чем все в порядке. Да уж, решительная барышня… Но хороша! Эх, а вдруг? Экая она вся возбудительная. И пообщаться приятно. Не то, что моя-то дура. Вспомнил про Мору, и сразу помрачнел. Настроение хорошее испарилось нахер вообще совсем. Тьфу ты, пропасть… Расплатился, да отправился пешком к Хуго, надо как-то работой отвлечься.

— Весь интерес, Йохан, состоит в том, — Витус расхаживал по комнате с бокалом вина, игнорируя попытки Хуго вмешаться с торопливыми пояснениями — Что просто обрезать стволы винтовкам у арсенальских не получится. По нескольким причинам. Прежде всего — технически. Обрезать-то можно, но получившийся карабин будет иметь излишне толстый ствол, отчего почти на четверть фунта тяжелее выходит, нежели заводской выделки кавалерийский карабин. Из-за толстого ствола — на него не ставится стандартная колодка мушки, и главное — не надеть кольцо стандартного кинжала. То есть ствол приходится вывинчивать из коробки и обтачивать дульную часть. После чего — менять и прицел. Конечно, такой толстый ствол способствует чуть лучшей кучности, но… это военным теперь мало интересно. Последняя война отчетливо показала — солдат стреляет недалеко и совсем не так точно, как на стрельбище. Валашские ополченцы с убогими карабинами оказались вполне достойными соперниками нашей и рисской пехоте — пока у них были патроны.

— Но ведь вряд ли лишние четверть фунта веса станут решающими?

— Именно. Если бы дело было только в этом — военные бы наплевали. В конце концов, просто укорачивая винтовку они выигрывают полфунта, а то и больше. Потому, будь только это, я бы не стал ввязываться в нашу затею, несмотря ни на какие идеи. Но есть е еще кое-что. Поважнее. Тут я попрошу Вас сохранять это в тайне — это не то чтобы большой секрет, просто… нехорошо будет, если узнают, что я о таком болтаю. Дело в том, что во время войны нам пришло много заказов. Очень много. Кстати — часть из них ушла-таки валашцам. Причем даже тогда, когда мы уже вовсю воевали. Дошли те заказы до места, или нет — мне неведомо, но то, что подставные люди работали на Орбеля теперь доподлинно известно. Как бы там ни было — заводы попросту не смогли выполнить все заказы. Ясно это стало уже к концу лета. И тогда Совет решил… Да-да — распродать арсенал. Ибо посчитали, что войне скоро конец, никто же не предполагал, что затянется настолько. И вот, теперь — выясняется, что треть винтовок в армии изношена, ибо в строевых частях были винтовки ‘мирного времени’ — те, из которых постоянно учились стрелять и варварски чистили. И им не всем даже укорачивание поможет вернуть кучность боя. Часть винтовок вообще вышла из строя. То, что заводы спешно гнали во время войны — не выдерживает никакой критики. Оно получше валашского хлама, но лишь в сравнении с ним чего-то стоит.

— Трофеи?..

— Увы. Спохватились только сейчас. Трофеи презрительно собирали ‘на металл’, полагая свое оружие куда лучшим валашского. Кроме того, все мало-мальски приличные ружья и пушки были у Валаша на востоке — против Рисса. А тут было старое дерьмо, да мобилизационные эрзацы. А под финал битвы пошли и вовсе ужасающие изделия, из сырой стали — и они составляют четверть всех трофеев…

— А поделиться Рисс, судя по общей международной обстановке, уже не хочет? И Рюгель, (не знаю уж как с прочими городами Союза) вот-вот останется беззащитным?

— Я этого вам не говорил. И, хотя и не так мрачно, но так все в общем и есть.

— То есть — новые винтовки-карабины — получаются именно новыми? С завода?

— Именно так. И именно потому есть шанс. Но, правда, не все так просто. И дело тут не только в Арсенале — есть кое-какие договора, которые многое осложняют.

— А точнее?

— Дело в том, что одно из краеугольных условий конкурса — нельзя менять систему винтовки. Затвор и ствол должны остаться прежними. Таково требование Союза для оружия городских полков — и город обязан подчиняться. Так что это невозможно даже обсуждать. Ствольную коробку же изменить, конечно, можно — но мы попросту не успеем это отработать. Грубо говоря — изменения могут носить только внешний, незначительный характер. По сути — только дерево и можно изменить — но что это даст? Ну и штык… Кстати, военные очень хотят вместо тяжелого и дорогого кинжала штык ‘по типу валашского, резервного образца’ то есть игольчатый. Причем и насчет длины штыка есть желание его укоротить с двух с половиной пядей до полутора. Мол, от конницы отстреливаться лучше, а в драке вполне достаточно только колоть, и не надо насквозь протыкать человека, хватает лишь на ладонь вогнать…

— Да уж… — я невольно поежился, вспомнив пролетающий мимо морды валашский эрзац-штык

— Именно — истолковал меня по-своему Витус — Задачка не простая, но если Ваши идеи сработают, шанс у нас есть. Рассказывайте, как идут дела, на чем остановились?

К вечеру, изрядно охрипнув — даже Витуса вывели из равновесия, и он повышал голос регулярно, концепцию мы сформировали. Когда же он нас покинул, я, собираясь уже до дому, сообразил занятную идею.

— Хуго — говорю я — А не составишь ли ты мне завтра днем компанию? На пару часов всего. Меня тут пригласили… в гости, но мне, право, неудобно, я как-то не привык — а отказаться и вовсе нехорошо. А ты, все же — человек манерам обученный, если что подскажешь, да и светиться тебе в обществе, сам говоришь, надо. А?

— Ну… — Хуго аж засмущался — А к кому в гости?

— К одному военному — отвечаю уклончиво — Я, правда, и сам там впервые и вряд ли много кого знаю. Но вдвоем-то — все же легче? Заодно меня легализуешь — а то что-то много народу уже в курсе, что мы всякие дела крутим.

— То есть ты хочешь открыть патент?

— Вот еще. Всем известно, что я с войны привез сколько-то денег. Вот и скажешь, что мол — я вложился в твое дело. Вряд ли кто обнаглеет спрашивать подробности.

— Это точно, такие вещи в Рюгеле спрашивать не принято, этакого наглеца тут же спросят — мол, не из Налоговой Палаты ли? А в Налоговой Палате никто лишних вопросов не задает — они сами все знают. А чего не знают — сам им прибежишь и расскажешь, пока не оштрафовали…

— Вот и ладушки! Кстати, я вот еще мыслю — как мне теперь одеваться-то? В милицейской форме как-то не к месту теперь, а в гражданском к военным идти — наверное, и не очень?

— Отчего же, я-то в гражданском пойду как раз… Только у тебя есть ли костюм?

— Увы — отвечаю — Уж чего, а костюма не обзавел.

— Тогда — как раньше ты ходил: надевай военную форму отставную. Так многие ходят.

С утреца набрился, перышки начищаю, смотрю — Мора глазом косится. Хотел игнорировать, но Милка выскочила умываться — все в своей ночнушке отвратительно короткой, что ж такое-то! — и тут же мне:

— Дядя Йохан, а куда ты так собираешься? В гости?

— В гости — ворчу.

— А к кому? — Алька высунулась, заспанная, смешная вся.

— К полковнику Юлиусу — строго перст воздев, многозначительно извещаю — К чаю приглашен!

— А… — разочарованно выдают девки, и бегут умываться. Ну, ясное дело — к полковнику их никто не возьмет, там пострелять не в кого… А вот Мора чето занервничала, вроде все как обычно, а иначе как ‘заметалась’ не сказать. На хуйкню сбежала, там чего то уронила… Ишь, курица!

После завтрака отправился в цирюльню. За последний месяц от нервов наверное изрядно я оброс, и решил вдруг сменить имидж, и завести себе модный причесон. Не война, поди, с бритой башкой бегать. Буду кросаучег! Пока, правда, вышло так себе — среднее между Котовским и Брюсом нашим Виллисом. Но ничего, ничего…

Как назло — еще до полудни пошел дождь. Судя по всему — к ночи заштормит. Летом шторм — дело нечастое, и шторма не затяжные, но сильные. Кто в море — тем не позавидовать. Хотя, я бы прокатился, соскучился я по механической тяге уже. Но — некогда. Главное — пешие прогулки под дождем и ветром как-то не того. Насилу дождался времени, к которому Поль приехал, и прыгнув в коляску под тент, отправился за Хуго. Крюк изрядный, но по пути он меня хоть немного просветит, о том — чего там и как. И просветил…

… - Йохан, я утром на заводе был, с мастерами говорил, и вот с братом тоже… Понимаешь… Тут дело такое…

— Ну? Не томи уже.

— У полковника Юлиуса младшая дочка есть. Олли. Говорят — красивая, я не видел, правда…

— Бывает. И что?

— Ну… Ей уже двадцать три. Полковник ее очень хочет замуж пристроить.

— Это тоже бывает. Это нормально.

— Да. Только вот… Девушка эта… Как бы это сказать… Любвеобильна очень, что ли… Ну, говорят, со школьных лет еще мужчин меняет, как перчатки… Ну а матушка с отцом это не приветствуют, и все хотят ее поскорее замуж пристроить. Да только есть мнение, что муж ее будет с такими рогами, что валашский северный олень позавидует. Хотя иные лейтенанты и не против бы, но их уже матушка не допускает — лейтенантов приданое манит, а родители хотят жениха побогаче, да посолиднее. Но таких, из солидных, кто рога носить готов, сама Олли отшивает — в основном там такие неприятные типы…

— Интересно… И что же?

— Вит советовал нам особо не увлекаться… Особенно мне, хотя я, собственно… Ну, в общем…

— Понятно. Видали мы крокодилов и позубастее. Расскажи-ка, пожалуйста, за всякий этикет и чаепитие это.

— О, тут ничего такого сложного!..

Чаепитие, как выяснилось, это не светский раут какой, а эдакий типичный файфоклок — на крытой террасе у полковника собираются по пятницам буквально на полчаса попить чаю всяческие эксплуататоры трудового народу. Половина примерно, в том или ином составе — завсегдатаи. Соседи и друзья, кого и звать не надо, сами придут, если никаких срочных дел нету. А остальные — приглашенные. Причем и из них часть приглашают постоянно — однако именно приглашают. Иных (немногих) — чтоб оказать уважение. Иных — чтоб подчеркнуть, что им честь оказана, пусть понимают свое место: могли бы ведь и не пригласить в этот раз! Ну а остальные приглашенные ‘по случаю’ — как мы, например. Мероприятие всегда идет по шаблону — сначала и впрямь чаепитие после короткого приветствия, потом хозяйка, дочка или кто-то из приглашенных гостей (дам и девиц тоже приглашают, пусть и не так много — все ж у хозяина-то дочка!) сыграют или споют что-то музыкальное. После чего наиболее важные гости, в формате беседы рассказывают новости за неделю и планы и прогнозы на будущую — так принято. Все прочие, ясное дело, почтительно внимают. А уж потом все расходятся по интересам поболтать четверть часа. Тут-то самое интересное и есть — тут и сплетни, и деловые беседы, и флирт всяческий идет. Но — именно так, не всерьез. Потому что впереди выходные, и там непременно будут обеды, приемы и разные мероприятия. А тут — разведка боем и смотр войск.

Подкатили, почитай, в самый центр города — ‘вторая линия’ от Набережной. Адмиральская — застроенная красивыми домами и особняками со скверами, широкая, красивая улица — от, ясное дело, Адмиралтейства, к Порту тянется. Дом Юлиуса — желтой штукатурки с белыми колоннами, классическое ‘генеральское обиталище’. Про самого полковника Хуго обмолвился — мол, не беден отнюдь, и жена — вроде даже настоящая рисская графина, правда, из захудалого рода, но тем не менее. В общем — семья достойная, и потому и приданое за дочкой немалое дают.

Сошли, отправив Поля — тут стоянка запрещена, пусть катается, домой сами доберемся. Кованые ворота с бронзовыми листьями и цветами — хоть матросов на них катай для Эйзенштейнов всяких — приветливо распахнуты. Прошли побыстрее, бо дождик весьма себе льет, хорошо у Хуго зонт имеется. Мимо вазонов с какими-то туЯми и прочими изысками дендродизайна, под запах мокрого камня — и по полукруглым ступеням поднимаемся к приоткрытой двери павильона. Эдакое сооружение, примыкающее к дому — круглая колоннада, над ней изящный купол — а промеж колонн сплошь высоченные двери. Оно ясно — по хорошей погоде распахнут все двери — будет эдакая просторная терраса с выходом ‘в сад’, а так вполне себе и в дождь уютно. На входе, едва только Хуго погасил купол (зонты здесь исключительно в виде трости, самые простые, и то это мода именно Рюгеля, вроде как в Питере), нас тут же вежливо вопросили — какого мол хрена? Донельзя представительного вида привратники, с величайшим почтением, от которого сразу чувствуешь себя словно оплеванным, осведомились — кто мы такие и приглашали ли нас вообще? Я уж раскрыл пасть, чтобы представиться, как стремительно подлетела Олли, в куда более скромном, чем вчера, светлом платье, и тут же меня за руку схватила, протащила мимо охраны, насилу успел Хуго своего зонтяру им сбросить. Причем, мне так показалось, привратник что постарше, глядя вслед Олли — негромко вздохнул, на секунду сделав печально-философскую физиономию.

— Как я рада, что Вы пришли! — сразу же зазвенела девушка — Я так надеялась!

— Как же я мог не прийти? — отвечаю. И тут же представляю несколько обалдевшего Хуго — Это мой друг и… партнер по делам… Хуго.

— Очень приятно — мямлит тот, пялясь на Олли. Ничего, надо будет — сам скажет, что не просто Хуго, а еще и Варенг. А раз молчит — то и пускай. Ибо сдается мне — тогда мне никакого внимания не будет от девушки, а мне чегой-то хочется, чтоб таки да. Да и пред Витусом потом мне ж оправдываться, если что, чую.

— И мне тоже! — точно, стрельнула глазками оценивающе. И тут же потащила нас дальше — Пойдемте, все уже рассаживаются!

Едва мы вышли из-за внутреннего ряда колонн, и очутились в центральной части, где, собственно и расставлены полукругом столы — как на нас, словно башни главного калибра линкоров, повернули головы двое. Родитель, ясное ж дело. Сухой, эталонный полковник, с аккуратно подстриженными короткими усами и сединой в башке — сам Юлиус, ясное дело. И очень даже ничего, не старая мадама, схожая лицом с дочуркой. Зыркнули они на нас так, что захотелось вообще исчезнуть сразу. Правда, Хуго досталось несколько больше обсервации и негатива, ну, оно ясно — молодой. На меня глянули чуть более благосклонно, но лишь чуть. Впрочем, спустя секунду с изысканными дежурными улыбками хозяева поприветствовали нас наклонами головы, и мать Олли микроскопическим жестом указала направление к столу. Олли тут же продублировала, шепнув нам, чтоб садились, где свободно. Более на нас никто особо и внимания не обратил, как мне показалось.

Уселись мы уже порознь, я как мог изячнее вполз на стул с высокой спинкой, между двумя, сидевшими словно на иголках, гражданскими чиновниками среднего ранга и возраста. Ясное дело те самые приглашенные ‘оказанием чести’. Они на меня даже не покосились, преданно взирая на хозяев, словно откровения апостольского ожидали. Да уж. Чехова на них нету. Осмотрелся по сторонам — вежливо и аккуратно, чай не в цирке. Ого. Вот и знакомое лицо — капитан гвардии Аксель, собственной, что характерно, персоной. Впрочем, сидит откровенно скучая, подперев голову локтем и смотрит куда-то в пол посередь зала. Поискал еще знакомых — не нашел. Публика делилась именно как и рассказал Хуго. Ближе к хозяевам — важные тузы, трое дядек, двое возраста полковника, а один уже откровенно престарелый, и с ними две дамы некликвидного совсем возраста. Далее — капитаны и чиновники, пара моряков, две девицы возраста ‘замуж пора вчера’ и одна — совсем молоденькая, судя по тому, как общается с сидящим рядом дядькой в форме таможенного ведомства — то ли дочка, то ли сестренка. Ну а дальше, где и мы расположились — всякая шелупонь, в основном молодого возраста, или вот как эти чиновники… да и я сам. Ну, посмотрим…

Просидели еще минут пять, я пока изучил сервировку — нет, все более чем скромно, печеньки, сушки какие-то, завитушки печеные — чай это только предлог, ясно же. Не обжираться же мы на халяву приехали. Тут пробили часы за спиной хозяев, возле камина. Все тут же подтянулись и замерли. Началось. Я внутренне был готов к чему-то высокопарному, в стиле Фалька, но полкан сказал просто:

— Господа и дамы, рад всех вас видеть в добром здравии. Приятно, что вы к нам зашли. Предлагаю немного отдохнуть и выпить глоток чаю.

Тут же двери, ведущие в дом, распахнулись, и оттуда выскочила пара симпатичных горняшек, таща здоровенные двуручные чайники — на полведра, поди, каждый, из красивого, тонкого валашского фарфора.

— Эбиденский фарфор — ради смеха шепчу я соседу — Я его узнал. Мы, на войне, раз такой сервиз ради шутки расстреляли. Ух, здорово осколки летят!

Сосед икнул беззвучно и покосился на меня глазом бешеной лошади. А я подмигнул горняшке, наливавшей, как раз, ароматнейший (островной, не местное дерьмо!) чай другому соседу. Делая при том вид, что пытаюсь заглянуть поглубже в ейное декольте. Вопреки ожиданию, горняшка в ответ чуть заметно улыбнулась, и наливая уже мне чай, нагнулась самую чуть излишне, продемонстрировав это самое декольте на всю тактическую глубину. Даже я оценил, что уж говорить о соседях — они, по-моему, дай им хозяева разрешение — тут же в обморок бы и упали от такой бестактности и хамства. Но разрешения им никто не давал, потому они просто отодвинулись от нахала, то бишь меня, на полдюйма каждый, и отвернулись на целых пару градусов в разные стороны. Как же мне теперь быть, так одиноко стало…

Пока чаевничал, прикидывал. Про ‘дочку полковника Юлиуса’, похоже, и припоминаю что-то из разговоров в караулке. Я-то как-то только сейчас сопоставил, по вновьоткрывшимся. Кто-то хвастался, что ему кто-то хвастался, как ухитрялись сношать сию особу прямо в родительском доме, пока все прочие были на балу каком заняты, во внутренних покоях уединясь. Причем, то ли убежав потом через окно, то ли наоборот, через окно проникнув… И ходили слухи, что один отважный гардемарин, дабы пробиться к вожделеемому телу юной прелестницы, пробил брешь в могучей обороне, в лице суровой внешности служанки-камеристки, именно тем органом, которым и вожделел. Ибо и суровой внешности нестарым служанкам не чуждо ничто человеческое, особенно если это человеческое имеет соответствующие размеры и эрекцию. Ходили даже слухи, что общества и так сказать, темперамента одного воздыхателя за раз красавице порой было недостаточно… Но, как теперь я понимаю — на время своей ссылки с отцом в Улле, под строгий надзор, красавица Олли сдала первенство молоденькой девятнадцатилетней Аурине, дочке капитана порта, отчего и слышал я о ней относительно немного, бо и не интересовался особо юными развратницами. А оно эвон как…

Чай закончился, и постепенно чаепитие стало переходить в новую фазу. Старперы из особ приближенных к — стали чинно беседовать в стиле ‘Бриан — это голова! Я б ему палец в рот не положил!’. Все внимали с огромным вниманием, соседи мои аж рты приоткрыли в верноподданическом восторге, когда один из стариканов начал вещать о том, как в Лесном порту арестовали шайку мошенников. Видать, начальник их. Хорошо, печеньки сдобные попались, я их терпеть за это ненавижу, но тут кстати — поднатужился, и как мог, перданул в стул из чистого озорства. Бедолаг-соседей тока что инфаркт не хватил напополам с инсультом. Насилу они дождались, пока молоденькая девица спела, чуть фальшивя, но очень миленько, какой-то романс про моряка и русалок, которые хотели его погубить, но (любовь к родине) и влечение к невесте его спасли, и объявили вольно-разойдись, чтоб тут же избавить себя от соседства с некулюторным дикарем. Как жаль, что наконец-то это случилось.

Постепенно все переместились — старперы стянулись за столик к камину, курить, молодежь — тоже курить, но между рядами колонн, а типусы вроде моих соседей по столу сбились в натуральную отару по центру помещения, оттуда взирая на небожителей у камина. Там же в центре пребывали и все девушки — ну, ясное дело, курить на людях тут дамам из общества моветон, только в кулуарах где, или в отдельной дамской курительной, да и вообще за колоннами шариться неприлично. Флирт должен быть общественности виден, дабы не превышать рамок приличия. Я решил было утащить Хуго поскорее, но смотрю — он сам оживленно болтает с компанией молодых шалопаев — по виду типичные мажорчики, его же возраста. Поди, общие знакомые, а то и однокашники. Ну и ладушки. Судя по тому, как неодобрительно в сторону этой, довольно шумной, кстати сказать, группки зыркает маман — ничего им не светит. Хотя, наверное, эти ребятки из тех кого ‘положено приглашать’. Ну и славненько, вот и хорошо…

Сам я тут же шмыгнул за колоннаду, и по кругу — на ту сторону зала. Аккурат поймал Акселя, когда тот, очевидно по-хамски, прикуривался от лампадки при входе. Только он обернулся — как и я тут, даже удивился, капа.

— Рад видеть, Йохан — щурится, как всегда, эдак язвительно — Какими судьбами?

— Да, вот — пригласили…

— Полковник Юлиус? — смотрю, огонек-то зажегся в глазу подозрительский. Это ты еще про Фалька не в курсе…

— Нет — говорю — Доченька егойная, симпатичнейшая Олли.

— А… — отвечает капитан, и глаза меняются — Это да. Она… такая… Смотри, окрутят!

— А я — чего? — отвечаю — Я - ничего. Я не против. Девушка видная… и приданое неплохое, говорят.

— Ну, да… Только, говорят так, девушка-то она… темпераментная…

— Да я в курсе — говорю. И по-хамски так вопрошаю — Никак — сам пробовал-то? Рекомендуешь?

— Ты оху… — капитан озирается, смотрит, словно не веря такой наглости, потом начинает довольно громко ржать, даром что мы за колоннами. Тока что он, по всему виду, не сильно дорожит здешним гостеприимством. Отсмеявшись, наклоняется поближе и говорит почти на ухо мне — Рекомендую! Не пожалеешь. Только учти — порой лягается…

Тут уж я заржал, пусть и негромко. Однако ж, из-за колонн показался давешний привратник, несший нам пепельницу со столь скорбной физиономией, что стало очевидно — на наше поведение таки обратили внимание. Капитан подмигнул мне, и, взяв пепельницу, удалился. А я поперся в центр зала. Попробуем таки как-нибудь подкатить…

В центре зала каждую барышню окружало стадо воздыхателей, причем у Олли и еще одной барышни — ни одного моложе тридцати и чином менее капитана. В каждой группке шутили и смеялись так, что Петросян бы умер от скуки. Я подошел вовремя — как раз какой-то дряхловатый гражданский, масляно глядя на Олли, рассказывал ей какой-то анекдот, отчего она крайне ненатурально улыбалась. Подошел, дождался окончания всеобщего похихикивания, и вклинился:

— Мне вот тоже давеча в караулке рассказали. Молодую жену офицер спрашивает: ‘Дорогая, скажи мне честно — ты мне хоть раз изменяла?’ — Олли подняла бровь удивленно-радостно, а вот прочие слушатели замерли, аки часовые у Мавзолея. Я, значит, продолжаю: — А она ему в ответ: ‘Да, дорогой… Но всего один раз! Не переживай, пожалуйста! Ты у меня самый лучший! Они тебе — не конкуренты!’

Олли смеялась так, что маман едва не направилась к нам, то ли выяснить причину, то ли сразу выгнать меня вон. Но как-то пронесло, хотя ее пристальный взгляд я теперь ощущал постоянно. Впрочем, тут же оживился другой ухажер, решив, раз такое дело, тоже жахнуть солененькой шуткой. И, разумеется, нарвался на совершеннейший афронт — Олли скорчила такую гримасу, вдобавок посмотрев на всхохотнувшего было усатого капитана как на быдло и говно, что стало ясно — кое-кто вряд ли будет в ближайшее время приглашен сюда вновь. Бедолага аж ростом стал ниже, бормоча извинения. Что поделать, дружок, жизнь так несправедлива… потому пошел нахер отсюда. После этого прочие ухажеры были крайне аккуратны в репликах, а я даже не участвовал особо в беседе, просто откровенно разглядывая Олли. А что? Так вот подумать. Меня, в общем-то, все устраивает. Девка-то хороша. К тому же — ‘ребята хвалят’, как говорится, модель протестирована и обкатана. Все одно моего здоровья даже вон на мою-то дуру… вот же вспомнил не вовремя! — так вот, здоровья на эту кобылку у меня все одно не хватит. Пусчай гуляет. Тем более что ревностью она сама вряд ли отличается, мало ли что. Девушка она интересная, пусть пока общались мы мало — но видно, что не глупа. Да и образованна явно не то, что… в общем, образованна. И — приданное. Осталось за малым… Вперед, на мины! И я рванул напрямки к камину, где, чуть поодаль от курящих мужчин (дабы не окуривали, видать — ну и чтоб доченьку лучше видеть, понятно) восседала маман. Будем куять железо не роя другому ямы.

— Простите мою наглость! — сходу выдаю, глядя в весьма удивленные глаза дамочки. А дамочка-то неплоха — доча в маму… Впрочем, сегодня у нас не про это. Сегодня у нас про другое — Я, увы, впервые приглашен, оттого, наверное, не все делаю правильно… К тому же, я сам с севера, а у нас, Вы поверьте, столь дикие нравы…

— Ах, оставьте! — вдруг улыбается она. Улыбка у нее тоже хороша, сразу делает ее моложе… и еще привлекательнее. Завидую полковнику Юлиусу, чего уж там… А она продолжает, весьма насмешливо: — Я сама из северного Рисса, и знакома с многими горцами, да и из-за Хребта кое-кто приезжал до войны. Народ у вас там, конечно, своеобразный, но до войны никакой особой дикости не наблюдалось, так что уж мне не надо рассказывать сказок!

— Увы, увы, за Риссом — благодатные земли — на ходу леплю ей горбатого — А я, волею Богов — из северного Застепья, а там… Ууууу! Позвольте же представиться, я Йохан, бывший… офицер, а теперь — по коммерции.

— М? — она смотрит с некоторым интересом — Меня зовут Лита. Графиня Лита, из Кро. Это на границе с Лурре.

— О. - делаю почтительное лицо, но не более того. Тут, в союзе это ее графинство, да еще в жопе мира — немного значит. Но надо ж вежливость соблюсти — Я так вот сразу понял, что Вы благородного происхождения! И Ваша дочь…

— Хм?! — Лита меняется в лице, глядя на меня разом словно поверх прицела. Да-с, доченька, походу, всю дорогу жжот автогеном, раз у мамки такая реакция… Надо что-то делать… Вишь как смотрит… — Это она вас сюда… притащила?!

Эвона как. Даж и не знаю, что сказать. Одно хорошо — мой маневр не остался незамеченным, и Олли, видать наблюдавшая за всем, тут же подлетает ко мне, и с ходу начинает дуть в уши маме, мол, она познакомилась со мной в Собрании, да как ей тут скучно с одними и теми же, и прочее и прочее. Попутно упоминает, что я не буду часто докучать визитами, так как я занятой человек — тоном это несколько выделяя — на что маман на миллиметр опускает поднятую по-боевому бровь.

— Дорогая? — опа, вот и тяжелая артиллерия из-за холмов. Юлиус подошел и смотрит на меня как Ленин на анархистов. Смотрю и привратник нарисовался недалеко — конечно, в окно не выкинут, но именно со всеми приличиями ‘проводить гостя’. Да-с… Птица обломинго.

— А еще, мама, представляешь, Йохан сдружился, оказывается, не с кем-то, а с этим… как его… ну мрачный такой… А, с полковником Фальком! — выдает Олли — Представляешь, беседовали с ним в Собрании почти час… трезвые!

— Правда? — Лицо маман меняется довольно серьезно — в глазах прибор управления огнем сменяется на счетную машину — И о чем же Вы беседовали с полковником, Йохан?

— О, сущие пустяки — отвечаю я ей — Нельзя же все время отдавать только коммерции. Я, знаете ли, увлекаюсь военной историей, вот и советуюсь со знатоками этого дела…

— Кхм! — напоминает о себе полковник, все еще смотрящий на меня, как линкор ‘Бисмарк’ на крейсер ‘Худ’. Но Лита его игнорирует вообще, счетная машина работает на полную мощность. После, приняв решение, Лита выдает:

— МЫ очень рады будем видеть Вас вновь. — и смотрит на Юлиуса. Тот с некоторым недоумением подняв бровь, переводит взгляд на Литу — и тут же словно выключатель повернули — дежурно вежливо улыбается:

— Именно так, уважаемый…. Эээ?…

— Йохан — отвечаю я, по привычки вытягиваясь, только что не козырнул — но полкан тянет руку. Вяло рукопожимаемся — ничего особо такого, меня всего лишь допустили до дому, рано пока праздновать, но все же неплохо. Развивая успех, тут же продолжаю — Увы, не смогу бывать очень часто, прошу понять и простить — коммерция, контракты и обязательства…

— А я думал — Вы военный… — словно с некоторым разочарованием протягивает Юлиус, оглядывая мой наряд.

— Бывший… Сам я с севера, у нас воевать — дело почетное. Увы, как война кончилась — мне не нашлось места. Но, знаете, попав Рюгель, я очаровался этим предпринимательским духом нашего чудного города — и начинаю находить и в коммерции немалый интерес!

— О, да! — лицо Юлиуса светлеет: рюгельцы очень любят подчеркивать свою оборотистость и предприимчивость, везде и всячески — Рюгель — он такой! Он из любого… кхм… воина с севера, сделает годного купца! Вот, кстати, моя жена, она тоже…

— Чтооо?! — рисская графиня аж выпрямляется в кресле, глядя на полковника в упор.

— Дорогая, я имел в виду — что ты тоже очень полюбила Рюгель, не так ли?…

…Пока мы ехали обратно до Хуго, обменялись информацией. Хуго посмеялся над моими выкрутасами, совершенно не интересуясь, похоже, Олли, а сам рассказал, что встретил именно приятелей по универу — богатых бездельников. Поморщился, говорит — в мастерской интереснее. Ну, каждому свое, хотя у меня собственно тоже интерес-то сугубо практический. И то — посмотрим. С Хуго уговорились — завтра он все готовит к гвардейскому показу, а потом снова переключится на наши дела. Сам показ проведут без нас, там у братьев все отлажено.

Добрался я домой, вперся в нашу убогую лачугу… Да. Не тот компот. У полковника-то хоромы, хотя и не как у Аллерта, скажем, в разы меньше, но все же… Хорошо бы эту кобылку заарканить, и обеспечить себе спокойную жизнь. Накрай потом развестись, оттяпав кусок… Эх, мечты, мечты… Но где наша не пропадала? Везде пропадала!

А Мора словно чует что-то — прям извилась вся, и понимаешь, так у меня чегой-та взыграло. Тем более все еще по техническим причинам ебонент временно недоступен… От избытка чувств Милку шлепнул по заднице, как та с умывальни уже спать шла. В коротенькой-то ночнушке, да на голое тело… Еще и задралась ночнушка эта дурацкая. В итоге, у меня совсем давление подскочило. Ушел я и сам поскорее спать, да не тут-то. Мора тут же следом приперлась. И доказала, что ебонент вполне доступен, есть, знаете ли, способы…