Заканчивалась весна 1788 года весьма тревожно. Чувствовалось волнение в Европе, России и в ближайших государствах. Потёмкин, Григорий Александрович, следивший за войной с Турцией часто переписывался с государыней Екатериной II.
В одном из писем он сообщил, что турки смотрят, куда Россия обратит свои силы, чтобы туда же направиться. Потёмкин сообщил о намерении оставить пока Крым, на что Императрица выразила несогласие: «Об нём идёт война, и, если сие гнездо оставить, тогда и Севастополь и все труды и заведения пропадут и паки возстановятся набеги татарские на внутренние провинции...». Она умоляла обождать пока и не совершать до конца не обдуманных действий: «Когда кто сидит на коне, тогда сойдёт ли с оного, чтоб держаться за хвост.»
Но напряжение только росло. Турецкий султан, заключая Кучук-Кайнарджийский мир, желал главным образом выиграть время для «возстановления своих сил, чтобы при случае снова объявить России войну». Ещё в 1787 году, поддерживаемый Францией и Англией, он предъявил непомерные требования русскому послу в Константинополе. Когда же получил отказ, стал сосредотачивать войска.
Императрица Екатерина II, чтобы отвлечь турецкий флот от Чёрного моря и поднять восстание прибрежных славян Турции, отправила действующие армии и флот в Средиземное море. Видя удобный случай, когда Франция с Англией опасаются нарушения политического равновесия в Европе, а Россия занята Турцией, король Швеции решает тут же объявить войну России, чтобы возвратить себе часть Финляндии. И именно то, что в Средиземное море была отправлена русская эскадра, и использовал, как предлог.
Уверения Императрицы Российской, что нет никаких намерений против Швеции, не достигли цели. Король шведский принял все меры, чтобы вызвать неприязнь у России,... создать предлог для войны... Как бы ни было тяжело, как бы ни был худ флот и корабли русские, пришлось искать силы...
Никто из России не был готов к этой войне, тогда как с Турцией ещё бились. Король Швеции, получая поддержку Англии, Пруссии и Голландии, чувствовал, что победа будет за ним. Только не рассчитал времени, когда объявил войну: не весь русский флот успел уйти в Средиземное море, хоть по качеству и не превосходил шведский.
Екатерина умела собраться, вдохновить многих на любые победы. Многие ценили её, уважали и любили. Она часто говорила: «Я всегда чувствовала большую склонность быть под руководством людей, знающих дело лучше моего, лишь бы только они не заставляли меня подозревать с их стороны притязательность и желание овладеть мною: в таком случае я бегу от них без оглядки». Однако, наряду с её добротою и мягкостью, многие отмечали и непоколебимость.
Оставаясь гибким политиком, Екатерина II не спешила с выбором действий, была осторожна и рассудительна. Она относила себя к таким людям, которые «любят всему знать причину», отсюда и принимала адекватные решения: «Во всех случаях человеколюбие и снисхождение к человеческой природе предпочитала я правилам строгости».
Так же честно поступала Екатерина II и во внешней политике: «В это столетие Россия не понесла убытков ни от какой войны и не позволит управлять собою». Только годы русско-турецкой войны всё же были самыми трудными. Не хватало сил, не хватало людей и отдыха: «Привычка сделала с нами то, что мы отдыхаем, только когда голова уже окончательно на подушке, и тут ещё во сне приходит на мысль всё, что надо было бы сказать, написать или сделать...»
Было страшно подорвать здоровье, не успеть спасти Россию и показать, где истина. Заручившись поддержкой Дании и Норвегии, Екатерина II смогла выступить против Швеции, не сомневаясь, что победа ещё может быть на стороне России, что в дальнейшем и показала история. Екатерина II желала всегда лишь одного: «Здоровье прежде всего; затем удача; потом радость; наконец, ничем никому не быть обязанной...»
...В то тревожное время даже погода не радовала. Будто предчувствовала сама природа опасное время. Май 1788-го года заканчивался. Прийти должно было бы лето, принося тепло и тёплые надежды, но... уже который день бушевала буря такая, что ломало деревья...