Предзимье. Осень+зима

Глава первая, в которой Ника просит о помощи

Она проснулась очень поздно в куче подушек и пледов на полу. Рядом стояла грязная посуда — Даша всеми силами пыталась ночью накормить Таю и согреть. Камин давно прогорел, только кучка пепла и осталась в топке. От самой Таи и того не останется. Часы на камине показывали три часа дня. Вчера… Точнее все же сегодня ночью Даша долго болтала с Таей, вспоминая детство, змеек, дружбу, городок. Зимовскому, наверное, опять дико икалось, где бы он сейчас ни был. Разъяренная Даша — это страшная, неостановимая сила. А уж разочаровавшаяся в человеке Даша… Там и Сумароков не понадобится, чтобы уничтожить Зимовского.

Чума и лепра, мысли пошли совсем не туда. К черту Зимовского! Она пока жива. И будет жить столько, сколько осталось. Достойно жить.

Тая заставила себя сесть — слабость накатывала волнами, уговаривая остаться в теплой берлоге из подушек и никуда не высовываться. Вот еще! Ей надо разобраться с похоронами, ей надо разобраться с… Черт! С Зимовским, конечно. Ей надо дать показания Метелице. И для начала ей надо привести себя в порядок и поесть.

У каминной решетки лежала записка от Даши. У неё был легко узнаваемый каллиграфический почерк с завитушками и строго выверенными буквами, каждая на своем месте. У Таи буквы вечно бегали по строчке как хотели — медицинский почерк, однако.

«Тая, прости, пожалуйста, что я тебя бросила, но мне нужно бежать. Спи, отдыхай, ни о чем не беспокойся. Я проверила записи твоего деда у него в кабинете — он все предусмотрел и все расписал по пунктам, даже оплатил. Кремация завтра в двенадцать. Извещения о кремации (почему кремация?!) я напишу и разошлю — Семен Васильевич оставил список тех, кого хотел видеть на своих похоронах. На многое не надейся — завтра в двенадцать приезжает императрица. Её встречу предпочтут проводам Семена Васильевича. Я сама не смогу — я должна быть на вокзале. Прости-прости-прости!!! Я плохая подруга. А Семен Васильевич был золотым человеком, самый лучший дедушка на свете. Прими мои соболезнования — нам всем будет его не хватать. Даша»

Дикое и нелепое совпадение — время кремации и приезд императрицы. Даша была статс-дамой, ей не обязательно быть всегда при дворе, но некоторые мероприятия она не имела права пропускать, как и остальные змейки из их серпентария. Что поделать — деда Тая проводит в последний путь и одна. Подосиновым не привыкать к тому, что общество их игнорирует. Один из основателей магтехграда и соразработчик магмодификаций уйдет в юбилей научного кластера и уйдет почти в одиночестве. Насмешка судьбы и имперской политики — связи с нечистью не прощаются. Никому. Даже гениям, каким был её дед. Отца и мать они с дедом тоже провожали в одиночестве. И тогда тоже была кремация — отца, а за ним и деда, предали анафеме за связь с нечистью. Отец не отказался ни от жены, ни от дочери.

Тая встала, хватаясь за кресло — её повело в сторону от слабости. Чумной Зимовский! И нет, она не жалела, что не вытянула обратно из него свою жизнь. Что сделано, то сделано. Ей с этим жить.

Так… Умыться, переодеться, поесть, разобраться с делами. Вперед, Тая! «Поблажек тут никто не сделает», — так вечно говорил Шилов, их мозгоправ. Хотя от еды Тая все же решила отказаться — вместо этого выпила найденную в холодильнике бутылку кефира.

Тая робко зашла в дедушкин кабинет. Сюда её редко пускали — это не место для детей и их игр. Тут дед разговаривал с ней всерьез, тут он отчитывал её или хвалил. Тут она извинялась за свои глупости или непослушание. Оказалось, что в кабинете многое изменилось. Нет, стол с письменным прибором и аккуратной стопкой книг все тот же — тут никогда не было компьютера или даже планшета, это царство бумаги. Компьютер, доступ в «паутинку» и все прочее были у деда на службе. В доме даже стереовизора не было — дед считал, что он не нужен, лишняя трата времени. Исчезли книги — обе стены были заняты полками, уходящими под потолок, как в книжных магазинах, и сейчас здесь было пусто. Черные проплешины вместо книг — наверное, он их отвез на службу или кому-то подарил. Впрочем, о книгах Тая не жалела — все, что ей было нужно, она забрала с собой, когда сбежала из дома.

Тая прошлась мимо тех книг, которых сочли негодными в качестве подарка.

Монография о сходстве и различиях ДНК людей и нелюдей под авторством С. В. Подосинова, А. И. Белкина, В. В. Семенова. Бумажная распечатка.

Эта же монография в уже печатном варианте с твердым переплетом. Авторы: Белкин и Семенов.

Монография об изменении генома человека и его последствиях, от этики до биотехники под авторством С. В. Подосинова, А. И. Белкина, А. В. Зимовского. Бумажная распечатка.

Она же в уже официальном сборнике за авторством Белкина и Зимовского-старшего. Да, даже Зимовского, который никакого отношения не имел к разработкам, упоминали в монографиях, а он всего лишь выбил финансирование для маготехнологий и основал магтехград. Завтра Зимовский-младший, как продолжатель дела отца, должен был бы приветствовать её императорское величество Александру, но вместо этого он сидит… В тюрьме. Наверное. Метелицу могли сильно нагнуть за такое. И Кошкин не прикроет.

Таин палец скользил дальше по тонким корешкам книг — она и не знала, что дед написал столько научных работ. Многие так и не были официально опубликованы, а те, что все же напечатали — стыдливо молчали о настоящем авторстве. Цензоры без сожаления вымарывали имя Подосинова из любых работ. Папин брак на луговушке сильно аукнулся и деду.

Она подошла к столу, где бумаги уже были просмотрены и переложены чужими руками — дед никогда бы не бросил документы настолько небрежно. Наверное, это Глаша и Дарья так неаккуратно их сложили.

Сесть в дедушкино кресло Тае не пришло даже в голову — она стоя принялась пересматривать документы. Распоряжения о похоронах. Список приглашенных — дед так назвал его, не извещенных о похоронах — приглашенных. Договор о продаже дома. Договор с грузоперевозчиками о вывозе Таиных вещей в Санкт-Петербург и оставшихся вещей на утилизацию. Чеки об оплате кремации, оплата грузчиков и перевозки. Еще что-то… Тая оперлась боком на дедушкино кресло — он предусмотрел все. Глаза защипало. Только слабой быть нельзя. Она завтра закончит все дела в Змеегорске и покинет его навсегда, если Метелица не задержит, конечно. А Кошкин… Кот поймет. Его и знакомить-то тут не с кем оказалось.

Тая принялась рассматривать стопку книг на столе. Почему-то же дед их тут оставил. Наверное, занимался ими до самой смерти.

«Жертвоприношения в Древней Руси»

«Языческие ритуалы: Снегурочка, Масленица, Кострома — девы-жертвы»

Что-то Тая не была уверена, что Масленица должна быть девушкой, там вроде деревенских дурачков ловили и приносили в жертву в полях, разбрасывая их тела, хотя кто знает.

«Снегурочка — откуп Злой зиме»

«Кострома — весенняя дева»

Среди научных и квазинаучных книг попалась детская сказка «Морозко» с закладкой. Тая открыла её: бледная в синеву старикова дочка на цветной иллюстрации отвечала Морозко, что ей тепло. Закладкой был лист бумаги с записями деда.

«Официальной статистики выживаемости в ритуале нет. Неофициально считается, что из леса возвращается меньше трети девочек. В сказке выживаемость в 50 %. Старухина дочка погибла. Старикова выжила и вернулась с драгоценностями. Старикова дочка: тиха, мила, воспитана, работяща, уважает старших, слова поперек никогда не скажет. Тая: невоспитанна — постоянно ругается, сбежала из дома, бросила учебу, ленится на службе.»

От такой характеристики Тая еле сдержала ругательства — ей и Метелица недавно выговаривал, что хватит ругаться:

— Чума и… Хрен! Ароматный!

Если она не рвалась вверх по служебной лестнице, то это не значит, что она ленива и не любит свою профессию.

«Уволилась со службы. По дому ничего не делает — даже не умеет готовить. Не уважает старших. Постоянно мне возражает. Шансов вернуться из леса — 0 %»

Тая положила закладку обратно в книгу.

Шансов вернуться из леса — 0 %.

Надо же… Дед помнил и пытался что-то изменить.

Тая захлопнула книгу, словно это была какая-то гадина, которую надо уничтожить.

Шансов вернуться из леса нет.

По столу прочь от Таиной руки пополз иней. Она и не будет пытаться пойти в лес. С лечением деда она опоздала, жизни тоже не осталось, передавать драгоценности по наследству некому, если только Кошкину… Она не пойдет в лес. Да и… Тая выпрямилась. Не она должна туда идти — в лес должен отправиться Зимовский, как носитель её судьбы. Это он остался тут и не может выбраться из городка — лес не пускает. Вот будет Морозко или Карачуну сюрприз — это не Тая, уговаривавшая себя сказать, что ей тепло. Зимовский на поле легко приструнил лес. Тут только посочувствовать останется Морозко. Но тогда почему…

Тая обвела взглядом покрывшиеся инеем стены кабинета. Если её судьба у Зимовского, то почему иней все еще с ней? Потому что Зимовский все же не до конца забрал её жизнь или тут что-то иное? Надо обсудить это с Метелицей. И почему он до сих пор не позвонил ей? Это на него совсем не похоже.

Так, где её походник? Надо срочно поговорить с Метелицей.

Походник нашелся под пледами — добрая душа Даша поставила его на зарядку и отключила звук, давая Тае время выспаться со своей бедой.

Тая ужаснулась — более шестидесяти пропущенных звонков! Более сорока голосовых сообщений. И это еще «паутинка» по-прежнему давится и молнеграмм не доступен, по крайней мере для Таи. Фиксированные точки доступа к паутинке еще никто не отменял. Это дед почти не жил в доме и не нуждался в паутинке. И Белкин, отец Даши, судя по всему, разделяет взгляды деда на жизнь — у Даши тоже нет доступа к паутинке.

Тая, сев в кресло, принялась прослушивать все голосовые подряд. Соболезнования изредка перемежались сожалениями о невозможности присутствовать на прощании с Семеном Васильевичем. Визиту императрицы дед проигрывал подчистую.

И черт с ними всеми!

Голосовое сообщение от Кошкина: «Асюшка! Держись, я Зимовского лично прибью! Я… Мы с Метелицей что-нибудь придумаем. Держись!»

Несколько голосовых от Метелицы.

«Тая, как ты?»

«Тая, ты ела?»

«Тая, прими мои соболезнования. Орлов в больнице. Стабилен. Жить будет. Его и Зимовского ждет обследование в диагностике патологии на вменяемость.»

«Тая, позвони, как проснешься!»

«Скунсик, покушай, прошу!»

Она набрала по памяти его номер.

— Гордей… — его имя она выдавила еле слышно.

Метелица огорошил её своим неподдельным энтузиазмом:

— Скунсик! Наконец-то! — Он хмыкнул и вспомнил про обещание: — и прости меня, ты не скунсик, конечно. Как ты?

Где-то на заднем фоне взревел Зимовский:

— Тая! Покупаешь билет на первый же поезд и едешь хоть куда. Через час поезд на Александродар, но тебя там будут искать — сразу же уез…

Кажется, Тая позвонила не вовремя — как раз на допросе Зимовского. Метелица очень холодно оборвал его:

— Ваше сиятельство, замолчите, пожалуйста!

Зимовский булькнул что-то и послушался. Наверняка поднял глаза к потолку и познает дзен. Тая даже не сомневалась в этом. Она подсказала Метелице:

— Проверь Зимовского: он действительно не мог выезжать из Змеегорска или это его ложь?

Если Гордей и удивился, то виду не подал — спокойно сказал:

— Проверю, Тая. Подниму все его поездки. Что-то еще?

— Нет пока.

— Ты ела?

Гордей всегда этим поражал Таю. Война, смерть, окружение, бой — он всегда находил время для Таи и притаскивал что-нибудь съедобное, даже если это был всего лишь сухарь. Иногда даже последний сухарь.

— Метелица, несмешно.

Он принялся её отчитывать:

— Это несложно. Идешь, открываешь холодильник, берешь из него колбасу, сыр…

— Гордей! Я ела. Ела.

— Тогда жду сегодня в семь у себя. Что тебе приготовить?

— А можно я останусь дома?

Идти ей никуда не хотелось — сердце заходилось в диком ритме, даже в ушах из-за этого шумело.

— Тая, борщ, щи, каша, пироги, что хочешь? Могу приготовить спагетти аль…

Он мог приготовить что угодно и остановить его было невозможно, так что Тая сдалась:

— Пирожки с капустой, Гордей. Хорошо?

— Будут! После ужина поговорим — нам многое надо обсудить, Тая. И как там было ночью, Илья Андреевич? Зависть — плохое чувство? Вот и завидуйте молча…

Тая в первый момент и не поняла, что это не ей. Зимовский если что-то и ответил, то это не было слышно.

Метелица вспомнил о Тае:

— Скунсик… Тьфу, Таюшка… Не беги, хорошо? Не слушай Зимовского. И не орать, ваше сиятельство. Не с вами разговаривают… Тая, у меня все под контролем. Не беги. У меня следственный эксперимент на завтра запланирован. Не беги.

Тая с грустным смешком напомнила:

— У меня похороны завтра… Не сбегу точно.

— Хорошо. В семь. Буду ждать.

На заднем фоне ожил Зимовский:

— Шкуру живьем сниму, если с Таей что-то случится.

— Пока что, ваше сиятельство, все строго наобо… — Гордей отключил телефон, обрывая фразу.

Тая не успела отложить телефон в сторону, как он вновь затрезвонил.

На экране высветился знакомый номер.

Ника.

Чума и водобоязнь… Сейчас только упреков от Ники не хватало, а ведь будут же — Орлов жив, по словам Метелицы он выкарабкается. Только Нике муж не нужен. Вот же гадство… Малодушно мелькнула мысль сбросить звонок, но Тая заставила себя нажать на значок трубки.

— Тая… Таинька… — голос Ники звучал тихо и взволнованно. Кажется, она перед звонком плакала и сильно плакала — слишком характерные внезапные вздохи.

— Да, Ника, — старательно мягко попыталась сказал Тая. Ника дурная, но все же своя. Они когда-то дружили, пока Тая не сбежала из их резко меняющегося мирка. — Это я. Чем могу помочь?

— Прости… — Ника в очередной раз всхлипнула. Как по ней все же ударило возвращение мужа. — Я понимаю, тебе сейчас не до меня, но ты…

Тая её оборвала:

— Чем могу помочь? Ника, я же обещала — я помогу, если могу.

— Точно… Ты обещала помочь… Я не знаю, что делать. Я могу доверять только тебе.

— Говори, я слушаю.

Ника призналась:

— Это нетелефонный разговор. Можешь прийти в больничный парк? Это недалеко. Я тут к Святославу ходила, но меня не пускают. Сможешь подойти в парк?

Идти никуда не хотелось. Только речь идет о жизни магмода. Святослав свой, пусть Ника уже немного не своя.

— Да, скоро буду.

— Спасибо, Тая… И прими мои соболезнования. Я буду завтра на прощании. Семен Васильевич был хорошим человеком.

Тая разорвала звонок. Обещание прийти на прощание с дедом было неожиданным. Ника не в том положении сейчас, чтобы игнорировать визит императрицы. Вот и пойми этих змеек — кто на самом деле друг, а кто только притворяется. Тая встала на чуть подрагивающих ногах и принялась быстро собираться: мокрые волосы собрать в хвост, накинуть куртку, обуться и… вперед! Навстречу неприятностям Ники.

Солнце было ярким, по-осеннему теплым и приятным: когда можно не щуриться от его лучей, подставляя лицо теплу. Летали в небе паучки на своих паутинках — сентябрь в самом разгаре. Шуршал гравий под ногами Таи — она привычно сократила путь до парка, пойдя через пустырь — тут когда-то должны были стоять дома Белкина и других важных сотрудников, но не сложилось. Только остатки фундаментов и торчали из земли.

Ветер нес по дорожкам парка золотые листья. Скамейки были пусты — магмоды не любили гулять, а обычные пациенты лежали в других корпусах.

Ника, явно заплаканная, ходила по больничному парку туда-сюда как заведенная. Ненакрашенная, с темными кругами под глазами, одетая, правда, с иголочки, но у неё наверняка есть горничная, которая следит за её гардеробом.

Заметив Таю, Ника резко пошла к ней и замерла, рассматривая её:

— Тая…

Она прикусила губу, не зная, как продолжать. Тая взяла её за руку и потянула к ближайшей скамье — сил стоять на ногах не было, а ей еще как-то потом до дома Метелицы добираться.

— Ника, что случилось?

Та сидела на скамье, упершись взглядом в асфальт:

— Обещай, что никто не узнает о том, что я скажу. Особенно Даше ничего не говори.

— Почему именно Даше?

Ника вскинулась, всматриваясь в Таю. Та даже увидела, как Ника с трудом вспомнила: «Да это же Тая! Ей пока в лоб не прилетит, она и не поймет!» Может, девчонки и правы в чем-то. Ночью она чуть не совершила фатальную ошибку с Зимовским — вовремя холод прилетел, напоминая о себе.

— Из-за Сумарокова. Прошу… Это очень важно. Я не знаю больше к кому обратиться за помощью.

— Ника, обещаю. Я не скажу никому ни слова, если это не касается преступления.

— Тая… Я беременна.

Тая ждала всего от Ники, но только не этого.

— Вот же хрен… — Она быстро поправилась, вспоминая «шансов вернуться из леса 0 %»: — Ароматный. От мужа?

— Тая!!! — Глаза у Ники стали чуть ли не квадратными. — Конечно, от мужа.

— И… Что ты хочешь от меня?

Орлов ждет освидетельствования. Его признают опасным, если верить сведениям Зимовского. Уже известно, что магмодификации передаются потомству в том же виде, в каком были у отца. Это значит, что своего ребенка, если он родится одаренным, Ника никогда не увидит. И Орлов тем более. Это… Это… Сумасшествие. Что Ника хочет от нее? Думает, что раз Тая медсестра, то поможет скрыть такое? Она не акушерка! По скамье пополз иней. Ника его не видела — смотрела по-прежнему в землю.

— Святослав в больнице. Его признают общественно-опасным магмодом. Ему не отвертеться от этого — слишком много свидетельств. Против него даже родители… Его стерилизуют и запрут навсегда. Тая…

— Я тут при чем?

— У меня заберут ребенка. Тая… — она выпрямилась и посмотрела ей в глаза: — помоги Святославу сбежать.

Вот же чума…

Глава вторая, в которой проводится неожиданный следственный эксперимент

Тая замерла. Такого от Вероники она не ожидала. Помочь сбежать… Кажется, её секрет уже известен всем. Ладно, хладноломкость металлов общеизвестный факт. Только одно но — серебро из тех металлов, которые не меняют свою вязкость ни от жара, ни от холода. А серебра в отделениях патологии магмодификаций должно быть много, как и камер наблюдения, и охраны. Да, Тая может пройтись волной холода от приемного покоя вплоть до палаты Орлова, ломая двери и замки, вырубая камеры, компьютеры, сервера, замораживая охрану и персонал, но что делать потом? Она совсем не герой: куда прятать Орлова после такого, она не знала. Судя по виду Ники, та тоже. Да и как жить после стольких смертей… Орлову, конечно.

Ника виновато посмотрела на неё — впору очередную каверзу ожидать:

— Пожалуйста, попроси Зимовского. Он тут царь и бог, он может помочь с побегом.

Тая не сдержала смешок — она себя смесью богатыря и Снежной королевы представляет, а все дело в Зимовском. Значит, в город еще не просочились слухи о его задержании. Надо же.

— Я не…

Ника оборвала её, для верности еще и за руку хватая:

— Тая, просто поверь — со стороны виднее. Зимовский любой твой каприз выполнит. Абсолютно любой. — Она снова опустила глаза. — Я понимаю, как это выглядит с твоей стороны: я называла Зимовского трусом, и я же прошу его помощи. И я не откажусь от своих слов: Зимовский — трус! Он отсиделся в тылу, как крыса, пока другие гибли за страну. Но без Зимовского Святослава не вытащить из тюрьмы. Да! Это не больничная палата — это тюрьма. Прошу, помоги. Я бы сама попросила помощи у Зимовского — все бы отдала: и деньги, и земли, и драгоценности, и сама бы отдалась, если бы это спасло Святослава, но… Зимовскому нужна лишь ты.

Тая давилась словами. Кот не раз говорил, чтобы она молчала и не лезла в ненужные споры. Шилов вторил ему, что Таины попытки до всех донести их неправоту, лишь признак собственной незрелости и неполноценности. Надо уметь понимать, что противник глуп и не нуждается в переубеждениях. Тут она недалеко ушла от Даши. Надо вообще вспомнить, что это — Зимовский. Это его Ника назвала трусом. И она в чем-то права, но не в том, что он отсиделся в тылу. Тая даже язык попыталась прикусить — больно и глупо. Только… Кота, уговаривающего помолчать, тут не было. Переть против собственной незрелости Тая еще не умела:

— Ника, ты не права. Совсем. Зимовский не отсиживался в тылу. Он не мог покинуть Змеегорск. — Объяснять дальше не было смысла. — Его тут удерживает проклятье.

В конце концов не сильно она и солгала. Лес и его сила сродни проклятью.

Ника нахмурилась и посмотрела на Таю, что-то решая про себя:

— А как же тогда его повышение?

— Какое? — Тая заставила себя поинтересоваться — Метелице все может пригодиться в расследовании.

— Зимовского повышают на должность Сумарокова. Если бы он не мог покинуть Змеегорск, его бы не продвинули? Сведения верные — мне Карина сказала. Ее мужу предлагали два места: тут в Змеегорске и в Москве. Он выбрал Москву. Зимовский покидает Змеегорск и с повышением. Он переходит в Тайный приказ на место Сумарокова.

Тая ругнулась про себя — то-то Даша в «Анаконде» молчала про мужа и не хвасталась. Тая тогда решила, что Даша вспомнила: должность Сумарокова несколько секретная, а дело оказалось не в этом.

— А Сумарокова куда переводят? С повышением или с понижением?..

Ника пожала плечами:

— Не знаю. О таком Каринин муж не говорил — это его никак не касалось же.

Тая замерла, вспоминая слова Зимовского о том, что под него копают. Если Сумарокова снимают с должности не ради повышения, то… Становится понятно, зачем усиленно распространялись слухи о влюбленности Зимовского в Таю. И Дашу в таком случае даже сложно осуждать — ради мужа, наверное, пойдешь на все. Даже подставишь подругу — та ведь все сама понимает.

Тая вслед за Никой уперлась взглядом в асфальтовую дорожку, которую упорно затягивал иней и тут же таял на солнце. Так… Дело приняло забавный оборот. Очень. Забавный. Кто мог знать, что Зимовского будет тянуть к Тае из-за общей нити жизни и донести это до Сумарокова? Кто-то в курсе ритуала и все это время этот кто-то не вмешивался. Чего он ждал? Чего добивался? Могла ли Даша что-то сама сообразить или случайно сболтнуть, что навело Сумарокова на мысль? Или он лишь воспользовался тем, что с первой же минуты появления Таи в Змеегорске Зимовского понесло за ней? Оперативно работает Сумароков! Впрочем, как и Зимовский. Вот же два сапога — пара.

Слухи не остановить, самой Тае они уже не помешают, на Зимовского ей в данном случае плевать, но постараться объяснить Нике надо, чтобы она поняла, почему Тая не может воспользоваться его помощью.

— Ты же понимаешь, что если про повышение Зимовского правда, то никакой влюбленности в меня, о которой вы с девочками усиленно болтали в «Анаконде», и речи быть не может?

Ника не поняла. Надо же.

— Почему, Тая? Человеческой природе не прикажешь. Ты красива, притягательна, по-женски умна…

Тая мысленно застонала при этих словах, но, удивительное дело, смогла промолчать.

— …Зимовскому ты нравилась еще с юности. Ты снова появилась, и искра вспыхнула вновь. Мы с девочками со дня на день ждали его предложения тебе.

Тая с трудом проглотила ругательства, теперь понимая, почему в глазах Зимовского то и дело мелькала ненависть. Искра-то вспыхнула, но совсем от иного. Он понимал, что такое ему не простят. Повышение уплывало из его рук. А о невозможности покинуть Змеегорск, он, получается, лгал. Зачем? Что-то она упускает из виду. Надо поговорить с Метелицей. И с Дашей. Или с Дашей не надо? Она спасала мужа, как могла. Как ей сказали или велели. Все равно в чем-то правда получилась: пусть Зимовский носился за Таей не от большой любви, но носился же. Даша и змейки лишь придумали логичное с их точки зрения объяснение. Любоффф… Хотя приятно, что никто из них не вспомнил про происхождение Таи. Все же подруги.

— Ника, я полукровка. Я луговушка. Я черная метка для любого, кто решится на мне жениться — связь с нечистью убивает любую карьеру. Деда моего вспомни. Даже слухи могут сильно замарать. Кто первый запустил слух, что Зимовский ко мне неравнодушен?

Ей удалось озадачить Нику — та замерла. Она не задумывалась до последнего, что Тая — нечисть. Надо же. В сердце расплывалось тепло, прогоняя иней. Ника права. Тая из тех, кому пока в лоб не прилетит, она и не поймет. У неё есть подруги, кроме Даши. И еще. Даша не совсем подруга.

— Я даже и не вспомню. Мы болтали в молнеграмме с девочками о том, о сем из-за приезда в Змеегорск, и как-то само всплыло в беседе о тебе и Зимовском. Кому-то даже в голову пришло, что ты и не поймешь, если тебе не рассказать о его чувствах. Хочешь, я просмотрю еще раз тот диалог и тебе скину записи?

— Буду весьма признательна. Только у меня паутинки нет.

— Так в любом кафе в городе есть раздача бесплатной паутинки. Вряд ли тебе запрещено пользоваться бесплатной раздачей, у тебя же нет в походнике секретных материалов. Это Даша страдает да Карина. Им мужья запрещают пользоваться незащищенными сетями.

— Ладно, найдешь что — сообщишь. И, Ника, только не злись, воспользоваться помощью Зимовского я не смогу. И не надо мне про яды с рук и его любовь. Я просто не смогу.

Вероника прониклась её словами, поникла и хлюпнула носом:

— Я все понимаю. Что ж…

Тая положила ладонь поверх её руки:

— Но это не значит, что я брошу тебя без помощи. Я помогу. Просто иначе. Для начала: кто знает про твою беременность? Родители, врач, акушерки, подруги?

Ника воспряла и вытерла слезы платком:

— Прости, из-за беременности пробивает на внезапные слезы. О беременности знаешь ты и Святослав. Все. Больше никто.

— Слуги? Они внимательнее, чем ты думаешь. Токсикоз есть? Или был? Тебя тошнило или рвало?

— Все пока проходит хорошо. Ты не беспокойся — Святослав мне запретил даже в паутинке искать сведения о беременности и покупать книги, чтобы не привлечь ненужного внимания. Никто не знает.

— Ты проходила сканирование где-нибудь в платных клиниках, обещающих анонимность?

Ника рассмеялась:

— Тая, ты прямо как Святослав. Нет. Я и Святослав очень хотели ребенка. Из-за подозрений в нестабильности Святослава мы понимали, что все изначально надо держать в секрете.

— Какого… — Тая заставила себя замолчать. — Прости, почему вы тогда не выехали с мужем из страны, спасая себя и ребенка? Зачем Святослав вообще сунулся сюда — тут магмодов убивают.

Ника поджала губы — обиделась? Тая поймала её руку и погладила:

— Прости, я немного несдержана.

— Нам со Святославом уже давно закрыта дорога прочь из страны. Жене, между прочим, тоже. Только ей и её мужу пока еще не выдали предписания на обследование в Змеегорске. Женя, если ты помнишь, всегда хотела троих детей…

Вот тебе и «заделал»… Тая чуть мотнула головой — тут все, что она узнала от Даши, по новой перетряхивать и пересматривать надо.

— И да, не смотри так удивленно — у Жени муж тоже магмод. Как и Святослав, он был разведчиком.

— О… О… О…

— Ты о многом не подозревала, да?

Тая промолчала — по Дашиным словам у нее сложилось иное впечатление о змейках. И змейки ли они.

— Получается, что я во многом заблуждалась, Ника. И все же, почему Орлов поехал сюда?

— Потому что тут до границы с Китаем всего шесть часов на машине по дороге на юг. Да, по горам, и не факт, что можно прорваться, но только сюда ему могли продать билеты. Сама знаешь: жандармы до сих пор контролируют железнодорожные перемещения по стране. И еще… Ты не знаешь, но тут магмоды пропадают пачками. Их не убивают, Тая. Они пропадают. Святослав надеялся, что он приедет, отметится и «пропадет».

Тая вздохнула. Не спорить же с волнующейся за мужа Никой о методах Зимовского. Она и так уже говорила это Нике. Дважды.

— Почему ты отказалась подавать заявление о пропаже мужа? Зимовский же просил.

— Святослав оставил строгие инструкции. Дать заявление в полицию только после того, как он мне отпишется, что он покинул Змеегорск. Я не могла раньше подать заявление, не зная точно, где он. Я бы подала, а его тут бы поймали. Впрочем… Так и получилось даже без моего заявления. И что теперь делать — я не знаю.

— Зато знаю я. Главное — не волноваться. Лекарства и витамины для беременных тебе куплю я. И не смотри так ужасно — моей репутации это не повредит, а тебе самой опасно и покупать лекарства, и оказаться без них.

— Я хотела Женю попросить… — призналась Ника.

— Не вздумай! — Тая так и не поняла, кому из змеек можно доверять, а кого надо избегать. — Я сама справлюсь.

Осталось решить, кого именно просить о помощи. Кошкина или Метелицу? Последний излишне честен, но он волкодлак, он как никто иной понимает магмодов. Зато у Кошкина больше возможностей.

— Тая, если не Зимовского, то кого ты можешь попросить помочь?

— Я пока думаю. Или Метелицу. Или Кошкина.

В глазах Ники засветился огонек любопытства:

— Тот самый… Кошкин?

— Если ты имеешь в виду бастарда покойного императора Петра IV, то да, я дружу именно с Павлом Петровичем. И не смотри так странно — у твоего мужа тоже наверняка есть такие же знакомства. Это называется боевое братство.

— Но… как, Тая? И Метелица, и Кошкин… Ольга с Альбиной за такие знакомства все богатства готовы были бы отдать, особенно если приплюсовать к этому еще и Зимовского.

— Ника, все просто. Это случайности. Да и есть хорошая поговорка: чтобы выйти замуж за генерала — свадьбу надо играть с подпоручиком. С Метелицей нас столкнула служба — наш госпиталь был при дивизии, где он начинал подпоручиком. Мы часто сталкивались, когда я служила в ППП.

— Где? — робко уточнила Ника.

— Передовой перевязочный пункт. Это место почти на передовой — туда приносили раненых с ЛБС… Из боя, Ника.

— Ты… Была на передовой? Девочки говорили, что ты служила в госпитале, но никому в голову не приходило, что ты была на передовой.

Тая пожала плечами:

— А где мне еще было быть? Я, конечно, могла делать карьеру в передвижном лазарете или даже дальше в прифронтовых… Только я нужнее была на передовой. Я же луговушка. Кто, если не я, уговорит траву скрыть, кто, если не я, попросит землю защитить? Если надо было вытащить с поля боя кого-нибудь сильно встрявшего, то вместо санитаров и носильщиков просили меня.

Она отвела взгляд в сторону — дед тогда решил, что Тая просто ленится дальше повязок учиться профессии. Она могла чуть подучиться и служить фельдшером, например. После третьего курса это тоже можно было. Только тогда у парней Метелицы не было бы шансов на жизнь.

— Вот как-то так и получилось, что, начав дружбу с никому неизвестным подпоручиком Метелицей, я подружилась с тем самым тайным советником Метелицей. Он войну закончил в чине полковника, а потом уже пошел по гражданской карьерной лестнице.

— А Кошкин?

— А Кошкин — это вообще трагическая случайность. Император Алексей II ездил в Ставку, но надо было показывать храбрость императорской семьи и на передовой. А туда кого отправить? Великие князья, как и император, любят и ценят свою жизнь. Павел Петрович был признан своим отцом Петром IV, хоть так и остался бастардом. Его было не жалко, как и окружающих, которые должны приветствовать особу императорской крови и показывать войну. Знаешь, как это раздражало до зубовного скрежета…

Ника понятливо кивнула:

— Мне Святослав рассказывал. Надо воевать, а тут всякие красоваться приезжают. И обязательно найдется осел из свиты или из корреспондентов, кто проболтается о маршруте, или хуже того, воспользуется походником, чтобы первым сообщить в газету сенсационный материал.

— Именно, — мрачно улыбнулась Тая, проникаясь к Орлову уважением. — В тот раз так и получилось. Мы из ППП всех убрали, кого можно и нельзя, но все равно на чьем-то фоне Кошкин должен был покрасоваться… Короче, я плохо потом помню. Кошкин приехал, защелкали фотоаппараты, а потом нас накрыло. Я очнулась под трупом — наш анестезиолог, еще совсем мальчишка с четвертого курса меда, меня прикрыл, а сам погиб. Кошкина закрыла собой охрана. И все. Тишина и трупы. И только магимпульсы еще синими молниями «бегают» от дерева к дереву… У Кошкина осколки в руке, в животе, в бедре… Идти и ползти не может, а тащить надо. До своих два километра было — земля сказала… Он орал, чтобы я его бросила, только ты же понимаешь, где бы я оказалась, если бы его послушала. И там же я оказалась бы, если бы притащила труп Кошкина, а не его самого. Выбора не было. Я и тащила. Он не забыл. Потом нашел — награда, букет, все как положено. После войны, когда я не знала, куда идти, он снова позаботился обо мне — пристроил в госпиталь, нашел жилье… До сих пор дружим. Не смотри так — мы действительно только дружим. Я луговушка. Этим все сказано.

Ника подалась к ней и стремительно обняла:

— Прости, мы с девочками такими идиотками себя выставили в «Анаконде». Прости.

Тая выскользнула из её объятий:

— Не стоит. Я пока подумаю и решу, как и к кому обратиться за помощью. Я обязательно посоветуюсь с тобой, хорошо? Ты, главное, не волнуйся — тебе нельзя. Я все решу. Если это все, то…

У Ники запел в кармане пальто походник, и она, извинившись, приняла звонок. Хороший повод для прощания. Тая встала и, помахав Нике, пошла прочь. Ей многое надо обдумать и обговорить с тем же Метелицей. Она достала свой походник и позвонила Гордею. Он говорил, что Зимовский и Орлов ждут освидетельствования, а это значит, что они в одном отделении содержатся. Глупо упускать такой шанс.

— …ты говорил о следственном эксперименте. Он связан с Зимовским?

— Да, Тая. Проблемы? Ты не хочешь с ним видеться?

— Я как раз рядом с патологией магмодификаций. И я бы хотела увидеть Орлова, если это возможно. Ты получаешь свой эксперимент прямо сегодня, а я Орлова — хочу убедиться, что с ним все хорошо.

И выяснить пути доступа к нему, на всякий случай.

— Эм… Неожиданно, но иного я от тебя не ожидал. — Тая так и представила, как он при этом потирает подбородок. — Хорошо. Жди у входа в приемный покой — я сейчас приду за тобой. Я как раз заканчиваю допрос Зимовского.

Следственный эксперимент не особо удивил Таю — Метелица прогнал её через душ и дезинфекцию, словно она готовилась к операции, а потом выдал ей чистую, абсолютно новую обувь и одежду: белье, джинсы на размер больше, чем нужно, и черный, мягкий, огромный свитер.

— Это чтобы ты не мерзла, — пояснил Метелица, разглядывая её, но при этом не прикасаясь. Сам он тоже был после душа — у него были мокрые волосы и незнакомый, неприятный запах.

Гордей повел её через несколько шлюзов с охраной в патологию магмодификаций для особо опасных видов, а оттуда в диагностику. Чума, отсюда Тае Орлова не вытащить.

Метелица открыл дверь в палату, больше напоминающую тюремную, и пропустил Таю вперед.

Зимовский, одетый в больничную пижаму, бледный и несколько синюшный от недосыпа, воспитанно поднялся с койки, на которой перед этим сидел и читал какие-то бумаги.

— Я привел, как и обещал, ваше сиятельство. Только прошу — без мелодрамы и криков.

Зимовский принялся шумно принюхиваться, а потом он отрицательно качнул головой:

— Нет. Я ничего не чувствую.

В нем словно невидимая пружина расслабилась — он мягко улыбнулся Тае и из его глаз пропала вечная ненависть и настороженность.

— Все в порядке. Я же говорил, что все дело в запахе.

— Больше ни слова. — Метелица указательным пальцем ткнул в камеры.

Тая на миг прикрыла глаза.

«Сегодня меня на подвиги больше не тянет»

«Я чувствую себя пубертатным мальчишкой»

«У вас новые духи?»

Дело не в человеческой природе, как говорила Ника.

Зимовского поймали на его нечеловеческую половину. Удивительно не вовремя. Таин секрет никуда не утек, это тайны Зимовского аукнулись.

Глава третья, в которой выясняются проблемы Зимовского с самомнением, но не с самообладанием

— Феромоны, да? — прошептала Тая уже в больничном парке, куда Метелица её привел. Молча привел и посадил на скамью. Сам сел рядом и не удержался, накинул ей на плечи свою куртку. Она была новой и Метелицей совсем не пахла — перестраховывается, боясь, что частицы феромонов могли оказаться на нем и его вещах.

А какая теперь предстоит уборка дома! Тая бы застонала, но Гордей мог понять не так. И гардероб менять полностью. И вся косметика на выброс. Понять бы, где неведомая тварь так умудрилась подловить Таю? В её комнату, которую она снимала в доходном доме, имели доступ хозяйка, горничная, прачка и черт его знает кто еще. И ботинки она купила новые перед поездкой. И… Как там говорит Зимовский? Мр-р-рак!

Тая бросила косой взгляд на замершего Метелицу. Он явно собирался с мыслями. Ему сейчас тоже не сахар. Кто его знает, что решит с Зимовским император. Метелица и за излишнюю ретивость может получить. Кто Тая и кто Зимовский. А Метелица между ними.

— Гордей?

Он заставил себя улыбнуться и тут же озабоченно потер подбородок, внимательно оглядываясь — даже тут он боялся, что их могли подслушать. Парк был пуст, только ветер игриво гонял по асфальту золотые листья.

Тая знала — в больнице каждое слово фиксируется, там везде камеры: не запишут само слово — прочитают по губам те, кому это нужно или просто любопытно. Почему про феромоны тайна — Тая не задумывалась. Она же не тайный советник, Метелице виднее. Главное, что она увидела палату Орлова, убедилась, что с ним все относительно хорошо — он лежал в искусственной коме на вентиляции легких, но оклемается, никуда не денется. Магмоды живучи — в этом-то и проблема. У них может отмереть вся кора, но пока продолговатый мозг жив — они не умрут. Та самая дебильная ромбовидная ямка, чьи ядра заучивали наизусть во втором полугодии анатомии — Тая лишь с пятой попытки сдала тогда зачет, выучив только эту ямку: ночью спроси — до сих пор ответит.

— Правильно, Тая. Феромоны.

— И как ты догадался?

Метелица удивленно посмотрел на неё:

— Ты же мне сама сказала.

— Я? Я только сейчас сообразила.

— Ты сказала, что Зимовский — бабуин в брачный период. Оставалось одно — убедиться, что он оборотень. Информация-то засекреченная.

Откинувшись на скамейку, Тая прикрыла глаза, нежась на вечернем, клонящемся к горизонту солнце. Сердце заполошно билось в груди. Это оно от переизбытка любви к осени и городу. Вот как можно любить городок до одури, до плача во сне, когда вспоминались его улочки, и его же бояться — тоже до одури. Завтра она уедет отсюда навсегда, но это солнце, эти золотые березы, этот свежий сосновый аромат из леса будут снова и снова приходить во снах, тревожа душу в чужой, забитой людьми, провонявшей бензином столице. Все могло быть иначе, если бы не жертвоприношение для Зимовского.

— Скунсик, ты меня слышишь?

Тае было слишком хорошо, чтобы ругаться. Она лишь прошептала:

— Ты обещал так меня не называть, Гордей.

Эх, еще бы дождь застать. Робкий, вечерний сентябрьский дождь, когда пахнет влагой и листьями, когда гуляешь по блестящему от воды асфальту, не боясь промочить ног, когда желтый свет фонарей отражается в лужах, а городок сияет в сумерках, как россыпь драгоценных камней, когда хочется кричать от счастья. Когда ждешь любовь. Когда от мира ограждает зонт и тихая завеса дождя.

— Но, согласись, как я угадал с твоим прозвищем. Зимовский сказал, что чувствовал тебя, даже когда ты была на свиноферме — это одиннадцать километров по прямой, Тая.

— Он просто самец павлиноглазки.

Метелица поправил её:

— Это ты оказалась такая ароматная.

Она приоткрыла глаз и скосила его на Метелицу:

— Вот дать бы тебе по шее за такое, ваше превосходительство…

— Дай, — покладисто согласился Гордей и даже шею подставил. Вот же… На Метелицу злиться не получалось. Тая лишь взъерошила его короткие, все еще мокрые волосы:

— Живи… И все равно… Чушь какая-то с феромонами… Ладно, подсунуть мне косметику с феромонами легко: мыло, шампунь, крем какой-нибудь. Ладно, обувь или одежду, обрызганную феромонами — я кое-что покупала перед поездкой, а нюх у меня не очень. Я не Зимовский… Ладно, отслеживая новости в Змеегорске, можно понять, что я рано или поздно приеду сюда: не в гости к деду, так на похороны, не на похороны, так на оформление наследства. Но… Тут же поселок магмодов! Откуда у кого-то была дикая уверенность, что за мной не будет гоняться полпоселка? Пусть один-два-три магмода, но всяко были бы совпадения со второй ипостасью Зимовского. Да меня бы с феромонами на части разорвали «ухажеры». Или Зимовского. Феромоны же не только инстинкт размножения подхлестывают, а еще и агрессию. Или…

Тая открыла глаза и выпрямилась, разглядывая задумчивого Метелицу — тот сверлил взглядом дырку в асфальте. Или он заметил иней, струящийся от Таи?

— Или на это и был расчет, Гордей? Смерть Зимовского в неравном бою за меня. Бр-р-р… Еще и магмодам бы жизнь подпортили, ломая их репутацию навсегда, а тут их и так не любят. Скандал бы был…

Метелица пояснил:

— У Зимовского крайне редкая ипостась. Тут наш феромонщик ничем не рисковал.

Она вновь откинулась назад — Метелица в этот раз успел подсунуть свою руку и притянул Таю к себе, согревая. Ей сейчас уже не хватало солнечного тепла, чтобы быть живой.

— Спасибо… — пробормотала она ему куда-то в шею. Гордей был теплый, как растопленная по утру печка.

— Грейся, Снегурочка. Надеюсь, этим прозвищем я тебя не обижаю? Или это обидно?

Она скривилась, закрывая глаза:

— Это просто больно. Я же не вернулась из леса. Меня оттуда забрали. И мне туда идти обратно. Или Зимовского лесу выдать? Пусть отрабатывает полученную жизнь.

Она вздрогнула, снова вспоминая ту ночь.

— Покажешь?

Тая подавилась воздухом:

— Техносонный контроль, и… Когда?

— Можно сегодня, — осторожно предложил Гордей. — Мне очень надо. Извини. Я распорядился поднять твое дело о жертвоприношении, но я бы хотел сам все увидеть.

— Да поняла я, — сдалась Тая. — Сегодня, так сегодня. Давай лучше о Зимовском. Он отказался от обследования?

Рука Метелицы, обнимавшая Таю, была тяжелая, но отчаянно нужная — Тая себя как в норке чувствовала, в которую никакой хищник не сунется. Метелица любого хищника поймает и заставит сожалеть.

— Он прошел полиграф. Согласно ему он абсолютно чист перед законом — даже завидно стало. Мог бы хоть разок солгать, но нет.

— Мне тоже стало завидно, но я помню, как Зимовский лежал в защитном круге.

— Его легкое прохождение полиграфа может быть следствием его второй ипостаси. — Иногда Гордей говорил канцеляритом. — Давить на него с чтением воспоминаний я не имею права.

Тая фыркнула:

— Вот же уникальная снежинка. Хр… — Ей снова вспомнилась запись дедовой рукой о том, что из леса она не вернется, еще и Зимовского угробит. — Ладно, я больше не ругаюсь. То есть кто-то знал, что мне грозит преследованием только Зимовский. И зачем? Хотя нет, понимаю. Гоняющийся в сексуальном раже за нечистью тайный советник — не то, что можно спустить на тормозах, тем более во время визита императрицы.

Метелица хохотнул — ему смешно. Он волкодлак, у него такого не бывает. Магмоды в таком случае берут отпуск, и только уникальная снежинка Зимовский гоняется с видом «я тебя убью!», проявляя чудеса заботы и истово веря в свою выдержку. Вот же самомнение у мужика! Даже завидно.

— И кто же у нас Зимовский? Хотя не говори… Сама поняла.

Давно надо было сложить два плюс два. Даша же на блюдечке принесла секрет второй ипостаси Зимовского. Дефект межжелудочковой перегородки. Точнее нарушение оборота — трехкамерное сердце.

Если вспомнить все остальное: почти отсутствующий запах — Тая только хвою и учуяла, но это скорее аромат освежителя в машине, инфракрасное зрение и предмет зависти Метелицы — «двойной комплект», то становится ясно, кто же такой Зимовский.

— Змей, — убежденно сказала Тая. — Зимовский змей. Насколько мне известно, никому так и не удалось осуществить модификации в змею, даже в анаконду, а та относительно большая. Значит, он нечисть, и у него это природное. Забавно, никогда об этом не слышала.

Метелица только напомнил очевидное:

— Это Зимовские. Они могут себе позволить такое — заткнуть все рты.

— Ага. И нас с тобой тоже того… Заткнут?

— Я не позволю.

Метелица даже Тае в глаза заглянул, проверяя: верит ли она ему?

Она тихо сказала, чтобы он знал:

— Верю.

Тая снова прикрыла глаза: она вспоминала сон. Федоров не видел врага там на поле, потому что люди инстинктивно ищут противника на уровне своих глаз. Змеи очень удачно прячутся в траве или стерне. Именно поэтому Федоров никого не видел. И тогда получается, что феромоны и колыбельная — два не связанных друг с другом случая. Зимовскому даже посочувствовать можно — он охоту на магмодов открыл, а вместо этого охотился на Таю.

— Вот же самец павлиноглазки… — выругалась все же Тая. — Зимовский меня почти сразу по приезду в Змеегорск нашел — прямой наводкой вышел на меня. Я всего с полчаса, может чуть больше в городе была. И тогда же он… Забрал мою жизнь. Прям поразительная скорость.

— Это значит, что наш феромонщик обработал тебя еще в Санкт-Петербурге. Кто знал, что ты приедешь сюда?

— Ты, — уверенно сказала Тая, зная, что этим Гордея не обидит. — Кошкин. Дед. Глаша. Даша. Сумарокова, точнее. Весь госпиталь — я ушла, громко хлопнув дверью. Местная администрация — предупреждение о приезде в Змеегорск подается за несколько дней до визита. Железнодорожная жандармерия…

Метелица поморщился:

— Тая, очевидные вещи мне не надо сообщать.

— Прости, — прошептала она ему в грудь. — Злюсь. Ты знаешь, что Зимовский метит на место Сумарокова?

— Знаю. Сегодня Кот сказал. Это почти решенное дело.

— Если Зимовского скомпрометировать… Мною… — Тая запнулась, прекрасно понимая, чего она избежала — повезло, что у Зимовского дикий самоконтроль оказался! — и закончила уже тихо: — То ни фига это не решенное дело.

— Возможно.

— Я подозреваю, что это Даша слегка увлеклась, защищая мужа, — признавать предательство подруги было тяжело. Может, это все же игра Сумарокова, про которого нелестно отзывался Зимовский? Может же он хоть в чем-то не лгать? А Даша только подхватила идею мужа, искренне считая, что помогает Тае обрести мужа.

Метелица осторожно сказал:

— Вариант.

Она вздохнула. Терять подруг всегда тяжело.

Метелица подождал, но продолжения от Таи не дождался.

— Ты же заметила, насколько Зимовский сдержанный? Он не поддался на провокацию.

Из Таи вырвался смешок:

— О да… Я все еще жива, свободна и небеременна. Зимовский прям кремень мужик. И ведь мог бы сказать! Мог бы объяснить, что с ним происходит.

— Как, Тая? Как сказать, что вторая ипостась вырвалась на свободу? — Гордей был чертовски серьезен.

Она возразила:

— Это не ипостась вырвалась на свободу. Это всего лишь феромоны. Он должен был прямо сказать.

— Что он не контролирует себя? — предположил Гордей.

Она даже попыталась выпрямиться, но её пыл охладил первый же холодный порыв ветра, заставляя вновь прижиматься к Метелице:

— Речь сейчас о моем законном праве не бояться озабоченных бабуинов. Он должен был предупредить меня. Ты сейчас вообще на чьей стороне?

— Закона. И немного мужской солидарности, — все же сознался Гордей. — Если Зимовский не сдержался бы — он бы оказался в тюрьме по серьезной статье. Даже для магмодов закон не делает поблажек.

Тая рассмеялась — немного натужно: Метелица слишком… Правильный?

— Ой, Гордей, ты такой смешной… Просто моментально делается предложение руки и сердца и преступление заметается под коврик брака. Испокон веков так делалось. Ничего не изменилось.

— Ты бы замела такое?

Она задумалась — все же она немного иная, или это Гордей другой?

— Тот, кто это придумал, считает, что да. Любая предпочтет брак даче показаний в суде. Это же р-р-репутация!

— У Зимовского тоже репутация.

— И я за него рада, — только радости в ее голосе не было. Она отвернулась в сторону, глядя как по дороге в город устремлялись прочь автомобили. Служебное время закончилось. Все едут по домам, а она… Она домой не стремится. Там пустота и призрак уборки. И дедушкины слова, что она ленивая, ничего не делает по дому. — Рада за себя и за его необыкновенную выдержку. Только он был обязан меня предупредить! Рисковал не только он — это я бы пострадала от его рук. И поверь, никакое «тело предало» со мной бы не сработало. И прощения браком он бы не добился.

— Феромоны, Тая. Он сделал бы это не по собственной воле.

Она все же вырвалась из его рук:

— Гордей! Это было серьезно. Он был обязан меня предупредить! И уехать прочь, запереться, исчезнуть, завязать узелком и не гоняться за мной по всему Змеегорску, как маньяк.

— Тая, посмотри на это с другой стороны. Феромонщик мог слишком хорошо тебя знать. Его мог устраивать любой скандал. Любой скандал, марающий Зимовского. И тебя, конечно. О тебе и твоем благополучии эта тварь вообще не думала. И я эту тварь найду и допрошу о его намерениях.

Тая уперлась взглядом в асфальтовую дорожку. По ней тек иней. Гордей его заметил и вновь аккуратно прижал Таю к себе:

— Прости. Я понимаю тебя и твои страхи. И в то же время понимаю Зимовского, который в преддверии визита императрицы не мог залечь на дно. И честно сказать тебе о том, что с ним происходит он тоже не мог — это слишком стыдная тема. Тема потери контроля над своим разумом, телом и помыслами. Мало кому нравится чувствовать себя животным.

Ладно, Тая вспомнила, что Зимовский старался. Он очень старался — даже пубертатным подростком себя обозвал, Тая тоже хороша — такой намек в лоб не поняла. Она чуть сменила тему, понимая, что спорить с Гордеем не хочет — взрослеет, наверное:

— И кто у нас Зимовский? Полоз, василиск или огненный змей?

— Тая! — Метелица даже вздрогнул от такого невежества. — Если бы он был огненным змеем…

— Поняла, ошиблась — я была бы мертва. Значит, полоз или василиск. По мужской линии или по женской? Отец Ильи Андреевича умер года три назад. Я точно не помню.

Метелица её поправил — знал её беду с датами:

— Четыре, Тая. Он умер четыре года назад. Тебя, кстати, приглашали на его похороны и на принятие титула Зимовским тоже.

— Не помню.

— Он был маг, довольно сильный, но не большого ума — разрабатывать новые заклинания он не стремился. Предпочитал поддерживать деньгами тех, кто более способен к наукам. Но его корни все же сейчас досконально проверяют — у Зимовского же откуда-то всплыло нарушение оборота.

— А мать Зимовского?..

— Жива. Вдовствующая княгиня Зимовская, урожденная Подгорная. Кот сообщил, что её происхождение засекречено, но она точно из змеек. Она живет в имении на Урале, мои люди сейчас выясняют, не приезжала ли она сюда тайно. Так же проверяют всех ближайших родственников Подгорной — вдруг там еще змеи обнаружатся.

— Мне только толп преследующих меня змей не хватало, — Тая передернула плечами. Она поняла — Гордей догадался, где прятался тот, кто нападал на магмодов. В траве. И он проверяет все версии. Не только о Зимовском, но и другие. Наверное, это правильно. — На женщин феромоны не действуют — кто-то из дам Подгорных вполне может быть тут. Для них я не привлекательна.

— Ищем, Тая. Ищем. Проблема в том, что колыбельная звучала мужским голосом.

Тая скривилась — что-то в этом было:

— И это был не голос Зимовского.

Метелица потер подбородок:

— Именно. Его могли подставить. — Он заглянул ей в глаза: — Понимаешь?

Спрашивать в очередной раз, на чьей стороне Гордей, не хотелось — он на стороне закона. Он умеет вести расследования. Не Тае лезть с советами.

— Может, я и недогадливая, но второго увивающегося возле меня змея я не заметила. И еще раз — если Зимовского так клинило, кого-то иного тоже бы… Заклинило. Только змеек не задели бы феромоны. И… И… — Тае вспомнилась Ника. — Ради ребенка матери на многое пойдут.

Гордей улыбнулся:

— Именно! Ты умница, Тая.

Она тут же все испортила, напоминая:

— Но предупредить меня о своем опасном состоянии Зимовский был обязан!

Метелица лишь вздохнул. Тая молчала. Что она могла еще сказать? Зимовский… Он мог не до конца отдавать себе отчет. Только расхлебывать его недальновидность и самоуверенность пришлось бы Тае. Портить себе карьеру Зимовский бы не позволил.

— Что-то еще, Гордей?

Он, до этого рассматривающий борьбу инея с солнечными лучами, ожил.

— Твои вещи из больницы направят на исследования. Прости.

— И вещи в доме, да? — догадалась Тая.

— Да.

— А сам дом?

— Обработают и отмоют. Потерпи пару дней, хорошо?

Тая чуть не профырчала: «Ура!» — уборка обойдет её стороной. Только вовремя вспомнилось, что сейчас в Змеегорске полным-полно приезжих и даже захудалый номер в гостинце не снять.

— И где я буду жить? На улице в коробчонке?

— Ты будешь жить у меня. Если ты против — я сниму тебе дом. А сейчас… Ты любишь ходить по магазинам?

— Терпеть не могу.

На Метелицу больно было смотреть — так трагично изогнулись его брови:

— Тая… Да что с тобой не так. Я хотел тебя отвлечь, развлечь покупками — тебе же нужна новая одежда.

— Я не могу себе позволить лишние траты — я сильно потратилась на поездку сюда.

— Тая, считай это подарком на день твоего рождения. И да, не смотри так угрюмо — я сам все тебе куплю. Соглашайся?

Она прищурилась — пусть расследование ведет Метелица, она тоже кое-что может. Например, осмотреть при свете дня пустырь.

— Я хочу осмотреть поле — тогда я тебе прощу неожиданную потерю времени на магазины.

Метелица моментально поскучнел:

— Это невозможно. Запрещено, Тая. Даже для тебя.

— Тогда я могу поговорить с полицейскими, которые были ночью на поле? Там одного поле по плечи чуть не сожрало.

— Нет, Тая, — снова оказался непреклонным Метелица.

— Гордей…

— Я веду расследование. Прости, но я не имею права делиться информацией с жертвой. Ты — жертва. И не надо обижаться. Если я набьюсь тебе в напарники на какую-нибудь операцию и скажу, что очень-очень-очень хочу все знать, что ты мне ответишь?

— Что не падай на стерильный столик и не лезь не в свое дело. Ладно, поняла. Провела параллели. Я лезу не в свое дело. И записи с камер той ночью ты мне тоже не покажешь.

— Спасибо за понятливость.

Тая помрачнела:

— Зайдем в аптеку?

— Зайдем. Я должен что-то знать?

— Я пока не знаю. — Хотя… Он же все равно будет ночью копаться в ее мозгах. — Мне нужны витамины для беременных. И не смотри так ужасно, Гордей. Это не для меня.

Глава четвертая, в которой приезжает Кошкин

Дом Метелицы в поселке магмодов изменился: в гостиной появился новый, удобный диван — видимо, для Таи, на кухне — кресло, в котором она и устроилась с огромной кружкой чая, ароматно пахнущей сосновой смолой. Самый любимый аромат Таи и самый ненавистный при этом — он напоминал о лесе, который её ждет. Мерзкий запашок дезинфектантов пропал — его сменили ароматы еды и цветов. В гостиной красовались, конечно же, розы, красиво собранные в букет опытной рукой флориста, а в вазе на кухонном столе стояли последние полевые цветы — стойкие васильки. А уж как преобразился холодильник! Гордей его забил под завязку едой — сказалось его голодное детство.

Метелица возился у плиты с пирожками: раскатывал тесто ровными кругляшками, клал начинку из тушеной капусты с омлетным яйцом, лепил пирожки — один к одному… У Таи никогда так не получалось. На плите уже скворчало масло и жарились первые пирожки.

Тая лениво листала «Словицу» — Метелице провели в дом проводную паутинку. Если ты тайный советник, то многое становится легко и просто. В голове Таи было пусто. Она как-то еще не отошла от мысли, что Зимовскому было плевать на её безопасность. Он заботился только о своей репутации. Право на свободу выбора, на защиту законами, на неприкосновенность личности для него были пустым звуком.

Тренькнул сигнал о новом письме для Гордея. Тот отвлекся от стряпни и, отряхнув руки от муки, попросил Таю:

— Ну-ка, дай!

Тая отвела в сторону планшет:

— Вот еще. Руки помой сперва!

— Енотик точно! — простонал Гордей, послушно отправившись мыть руки. — Не зря так тебя Кот зовет.

— Но-но! Правила гигиены еще никто не отменял. Хуже того, вот из-за наплевательского отношения к гигиене, Гордей, тебя и не брали ни в один приличный ресторан!

Он, вытирая руки полотенцем, пробухтел:

— Нас, тайных советников, и так неплохо кормят. Отдай, енотик! Это может оказаться очень важно.

Тая протянула ему планшет и принялась греть пальцы о кружку с чаем. Он еще был слишком горячим, чтобы его пить.

Гордей сосредоточенно просмотрел письмо, что-то быстро набрал в ответ и протянул планшет обратно Тае:

— Это тебе! Смотри внимательно — это запись с внутренней камеры автомобиля Зимовского. Рой прислал.

— Кто?

— Титулярный советник Владимир Рой, секретарь Зимовского. Я уже отправил запись на проверку своим — проверят на подделку. Могли и чего вырезать, сама понимаешь.

Тая замерла — камеры в автомобиле Зимовского она не заметила.

— А зачем Зимовскому записывать все, что происходит в его машине?

— Зачем — не знаю, — Гордей потер подбородок. — Знаю — почему. Потому что автомобиль служебный.

Тая внимательно всматривалась в Гордея — значит, записи с поля ей смотреть нельзя, а эти можно? И в чем разница-то? И там, и тут расследование.

— Так ты будешь смотреть?

О загадках Гордея Тая подумает позже.

— Конечно!

Она удобнее пристроила планшет на коленях и включила запись, делая глоток терпкого, горьковатого чая. Он обжигающе скользнул по пищеводу, гарантируя легкий ожог — Тая сама виновата. Её тут же заволокло холодом. Иней потек во все стороны. Впрочем, так даже лучше — не страшно смотреть запись собственного неудачного убийства.

Тая отставила в сторону горячую кружку — на подлокотник кресла. Гордей понятливо поставил её на стол и занялся пирожками дальше.

На экране планшета был пустой салон. Впрочем, недолго. Вот Тая села в машину, вот Зимовский проверил ремень безопасности, вот её глаза стали сами собой закрываться под мурлыканье колыбельной:

— Тут шаталец вылезает,

Деве сердце выгрызает.

Поступь жути нелегка,

Жизнь шатальца коротка…

— Таисия Саввовна? Тая? Да Тая же! — заволновался Зимовский на экране.

Вот автомобиль резко затормозил на повороте к поселку магмодов, и Тая напряглась — сейчас все начнется. Пальцы Зимовского профессионально легли ей на шею, проверяя пульс на сонной артерии. Он думал, что она сразу умрет? А как же тогда нить жизни?

— Тая? Грибочек? Это несмешно… Проснись! — он её даже потряс за плечо. — Мр-р-рак!

Зимовский вздохнул, потер висок, снова проверил пульс, в этот раз на руке, и опять выехал на дорогу. Он довез её до дома, снова попытался разбудить — колыбельная продолжала мурлыкать по радио. Странно, что он так себя вел… Зимовский постучал пальцами по рулю, выругался и поехал дальше. По дороге он то и дело тянул к Тае руку, и тут же одергивал её. Надо признать — выдержка у него отменная. Тая же феромонами воняла, а он даже не пытался к ней прикоснуться, не лапал и не лез с поцелуями, а ведь она отработанный материал для Зимовского — её не стоило жалеть. И все же он не прикоснулся и даже не выкинул её из машины после того, как забрал нить.

Он остановился почему-то перед больничным крылом и замер, снова осматривая Таю.

Колыбельная наконец-то закончилась. В салоне повисла тишина.

— Тая?

Она даже пробормотала что-то ему сквозь сон:

— Отстань… Я устала…

М-да. Кот же говорил, что она болтает во сне. Тая на планшете чуть поменяла позу и счастливо захрапела — вот только этого не хватало!

— Тая! — вновь воззвал к ней Зимовский, крайне растерянный при этом.

Он, что-то решив для себя, медленно поехал к развалинам военного центра. Там он развернулся на кольце, снова затормозил, постоял у обочины, даже вышел из машины и что-то нерадостно покричал в небеса, вернулся обратно в салон и крадучись со скоростью пешехода поехал вниз по холму к промзоне. Золото, а не мужик — выспаться дал! Только вез ее при этом на смертельный ритуал. Он вновь остановился у Таиного дома и осторожно прикоснулся к её плечу:

— Грибочек?..

Тая на записи открыла глаза — её так и не убили. Веретено так и не появилось. Точно — мрак! И как это понимать?!

Метелица, отвлекая Таю от не слишком умных мыслей, поставил перед ней тарелку с первыми пирожками:

— Кушай давай! И напоминаю — ты уже руки мыла.

Она замотала головой, ничего не понимая в поведении Зимовского, отложила планшет в сторону и все равно направилась к раковине.

— Точно енот! — рассмеялся Гордей. — Что увидела на записи?

Тая вытерла руки полотенцем и пробормотала, признаваясь:

— Меня безжалостно не убили. И где тогда я лишилась жизни? Где провели ритуал в этот раз?

Гордей пожал плечами, подхватил с Таиной тарелки пирожок и сказал с набитым ртом:

— Предупреждаю сразу — у меня такой спасительной записи нет.

Он помнил фразу Зимовского, что Тая спала не только в его машине. Гордей боится, что она сейчас будет подозревать всех? И его, и деда, и даже Глашу?

Тая мрачно посмотрела на Гордея, возвращаясь в кресло:

— Тебя я и не подозреваю.

— Зря! — Гордей при этом выглядел крайне серьезно. — Подозревать надо всех.

Тая напомнила, дуя на горячий еще пирожок:

— Я спала под колыбельную только при Зимовском. Тут колыбельная не звучала. Дома — тем более. Забирать тебе мою жизнь не нужно, деду тем более — он был бы жив тогда. Я бы добровольно отдала свою жизнь ему, если бы знала, что веретено сохранилось… Значит одно — запасы моей жизни на веретене остались еще с первого ритуала, а я мнительный ипохондрик, только и всего. Или меня надкусало поле. Или лес высосал силы.

— Зимовский…

Она заставила себя сказать это:

— Ни при чем. Второй раз ритуал с веретеном никто со мной не проводил.

Гордей довольно кивнул:

— Хоть в чем-то мы с тобой сходимся.

— И с Зимовским.

— И с Зимовским.

Тая жадно вцепилась в пирожок, пытаясь уложить в голове новый факт. Зимовский в этот раз ни при чем. Это поле или лес, как она и думала изначально.

Гордей, вернувшись к пирожкам и кладя новую партию в сковороду, пояснил:

— Пока приоритетной является версия, что в деле замешана мать Зимовского или кто-то по женской линии.

— Ты… Отпустишь… Зимовского? — сказать это Тае было сложно. Осознать тем более. Тут где-то ненайденный феромонщик бегает.

Гордей отрицательно мотнул головой:

— Пока он остается в больнице. Я жду его освидетельствования. И в любом случае — требовалось его согласие на ритуал. Значит, он виновен, но немного не в том, в чем я его изначально хотел обвинить. И еще феромонщик. Пока Зимовскому удобнее быть в больнице.

— Ты уже выдвинул обвинение?

— Нет. Пока нет. — Он чуть повернулся к Тае и постучал себя пальцем по виску, марая волосы в муке: — у меня пока в голове впечатления, а не стройная схема преступления. Я. Пока. Думаю.

Ладно, ему виднее, как вести расследование.

— У тебя не будет проблем из-за Зимовского? — спросила Тая.

— Нет. В любом случае это не твои трудности.

— Попросить вмешаться Кота?

Гордей как-то странно напрягся — его в Тайный приказ, основанный во время войны нынешним императором, пристроил как раз Кошкин. Как и Тая, Гордей не знал, куда податься после войны — армия избавилась от него, как от многих других офицеров, словно они были ненужной пеной в кипящем котле нового мира. Его война прожевала и выплюнула за ненадобностью, оставляя в качестве утешения чин и награды. Ни дома, ни семьи у Гордея не осталось — все забрала война.

— Нет, спасибо, но не надо, — все же выдавил из себя Гордей. — Справлюсь.

Тая пожала плечами — это не её проблемы. Гордей знает, что делает. Она тоже в свое время отказалась от предложенного Котом возвращения в институт — принять от него крупную денежную сумму она не могла даже в качестве подарка. Ей хватило ордена святой Анны. Тая постарается заработать на учебу сама, хотя это становилось все сложнее и сложнее — жизнь в столице сжирала её накопления. С каждым годом, когда Тая говорила себе, что пока не может восстановиться в институте, теоретические знания в её голове таяли, и скоро она совсем не сможет вернуться — забудет и последнее, а денег на репетиторов у неё тоже нет. Она сама штудировала учебники третьего курса по ночам, отбирая время у сна. Только деду она не говорила об этом — хотелось хвастаться уже восстановлением в институте, а не бессонными ночами по причине собственной забывчивости.

— А у Кота проблем из-за задержания Зимовского не будет?

Гордей развернулся и улыбнулся, как-то вот совсем странно:

— Надеюсь, что нет. — Он оперся спиной на кухонную столешницу и вытер руки полотенцем, не особо удачно. — Люди Зимовского профессионалы. Они не будут мелко мстить за задержание начальства, тем более что сообщено им только одно — он в больнице после неудачной операции в заброшенном цеху.

— Неудачной? — удивилась Тая. Как-то вот такой формулировки она не ожидала. Зимовского взяли на горячем, как и Вязева.

— Именно неудачной.

— И объяснять ты не будешь?

Метелица отрицательно качнул головой:

— Тая, я не имею права. Ешь лучше пирожки, а?

Она фыркнула:

— Умеешь ты эффектно затыкать рот.

Он поставил перед ней тарелку с новой порцией пирожков, а Тая еще старые не съела.

— Я лишь забочусь о тебе. И слово чести, у Кота не будет лишних проблем из-за Зимовского. Главное мы с тобой узнали: из магмодов вытягивалась жизнь для Зимовского. Покушения на императорское семейство можно не ждать.

— Ой! И точно! — вздрогнула Тая. — Это у меня вылетело из головы. Совсем сошла с ума с Зимовским и ненавистью к нему.

— Я бы не сказал, что ты его ненавидишь, Тая, — Гордей многозначительно потер подбородок — теперь у него в муке была половина лица. У Таи руки зачесались его умыть, но… Взрослый же мужик, сам сообразит.

— Вот только не надо препарировать мои чувства.

— Не буду. Сам такое не люблю.

В дверь кто-то постучал, и Гордей втянул в себя воздух, сообщая:

— Тая, это к тебе!

Она удивленно посмотрела на него, но послушно отложила пирожок, быстро вымыла руки под вздох Гордея и продолжавшийся стук и пошла открывать. Наверное, это опять Даша. Пока её видеть не хотелось. Тая пока не готова к неудобным вопросам.

На пороге стоял Кошкин. Немного усталый, потрепанный, заросший рыжей щетиной, одетый привычно в штатское: черная футболка, джинсы, куртка. Он расцвел в улыбке, цепко с головы до ног осматривая Таю.

— Асюшка… — выдохнул Кошкин, шагая в дом и первым делом крепко обнимая Таю. Кажется, его рука скользнула по её волосам, хотя это могло и показаться. Как показалась и боль в голосе Кота.

— Асюшка… — снова повторился он.

Это было неожиданно.

Его руки были обжигающе горячими и… Чума, они были нужными. Ей нужны были объятья, чтобы согреться, чтобы понять — жива, чтобы стало чуть легче — она не одна.

— Ласочка, я тут, я приехал, — продолжал шептать он. — Теперь все будет хорошо. Мы справимся…

Кажется, из кухни показался Гордей, потому что Кот добавил:

— …ты, я и Метелица — мы сила.

От него пахло мужским парфюмом и дорогим мылом из маглева. Только там везде использовались дезинфектанты, и Тая не сдержала чиха — ароматы больницы и железной дороги она терпеть не могла.

— Добрый вечер, Кот, — сдержанно сказал Гордей.

Кошкин выпустил Таю из своих объятий — ей стало душно и жарко, словно она вот-вот растает.

— И тебе, Зима, не хворать, — по-хулигански ответил Кот.

Гордей головой указал на кухню:

— Проходи. Ужинать будешь?

Кот хищно принюхался и сказал:

— Я сейчас все буду. И пройду, и поем, и поговорим…

Он был готов на все, кроме одного — скинув куртку, разуваться он не стал, так и прошел на кухню в обуви. Ар-р-ристократ, чума на него.

Тая кашлянула, намекая, что надо разуться, но уже сунувший в рот пирожок Кот понял по-своему — пошел послушно мыть руки:

— Прости, енотик, я забылся!

М-да…

Гордей скрыл улыбку, отворачиваясь в сторону. Ладно, не воевать же с Котом из-за обуви. Потом Тая поможет Гордею и помоет пол. От неё не убудет, хоть так отплатит Гордею за гостеприимство.

Тая, опять помыв руки, вернулась в кресло. Кот сел с ней рядом на стул и признался:

— Устал, как собака. Эти маглевы — что-то! На выходе из Нижнеуральского тоннеля опять напали — жандармерия еле отбилась. Пришлось помогать…

Кот был, как и император, сильным магом. Только из-за этого покойный император и признал его своим сыном.

— И я забежал на пару минут всего — хочу увидеть доклад по Зимовскому. Тут черт ногу сломит в плане безопасности — какая-то сволочь оживила земли вокруг, а императрица приезжает завтра утром и визит никак не отменить. Совсем распоясались тут у Зимовского. Магмоды, поле это, отголоски магимпульсов везде…

Тая хотела было признаться, но Гордей качнул головой, запрещая ей. И что тут происходит? Еще и Зимовский тогда по телефону орал, чтобы Тая спешно уезжала… Что она упустила? Что ей не сообщил Гордей? Он, утаскивая очередной пирожок с Таиной тарелки, отмахнулся от забот Кота:

— Тут все в порядке. Люди Зимовского хорошо выучены — с этим проблем не будет. Следов нечисти не обнаружено, с магмодами стало все более или менее ясно, следов заговора против императорской власти нет. Что-то еще?

— Доклад по Зимовскому, — угрюмо напомнил Кот.

— В планшете папка «Магмоды», конкретно документ «Впечатления» открой.

Тая и охнуть не успела, как Кот придвинул к себе планшет и зарылся в документе. Руки при этом он не помыл.

— Ласочка, не бухти… — пробормотал он. Кот цепко пробегался глазами по записям, все сильнее хмурясь по мере чтения. — Гордей, я могу поинтересоваться…

Он поднял глаза на Метелицу и ткнул пальцем в экран:

— Что это за ерунда?

Кажется, вместо ерунды из него упорно рвалось другое слово, но Тая сидела слишком близко, а воспитание не отменишь. Можно ввалить в дом в обуви, но ругаться при барышне нельзя.

— Я же сказал — впечатления.

— Мне нужен доклад!

Гордей сухо сказал:

— Обратись к моему начальству, если не нравится. Пока только так.

Кот удивился:

— Зима, и кто тебя так укусил? Тут же взаимоисключающие факты представлены.

— Я же сказал — впечатления. Доклад будет позднее.

— Утром. В восемь. Жду. Понял?

Гордей не поморщился:

— Понял.

Тая сидела тихо, как мышка, и крошила тесто от пирожка в тарелку. Что происходило между парнями, она не понимала. Потом расспросит… Гордея? Или Кота? Их что, тоже чем-то прыснули, как и Таю, и они теперь делят территорию?

Тем временем Кот зарылся дальше в документы — принялся рассматривать фотографии из цеха и что-то еще — Тае не было видно. Бровь Кошкина удивленно взлетела вверх, и он повернул планшет Тае:

— А это что значит?

Тая скользнула глазом по снимку: Зимовский, стоя на одном колене, смотрел вверх на Таю.

— Это? Это мне шнурок завязывают. А что?

Кошкин уточнил:

— Стоя на одном колене?

Гордей молчал, стоя невозмутимо, как Будда. Ясно, про феромоны пока ни слова. И ведь он знал про снимок, но ничего не сказал!

— Так получилось, Паша. Спроси Зимовского сам, зачем это сделал.

— Спрошу, — кивнул он и зачитал: — сообщество «Имперский сплетник» сообщает с ссылкой на соо «Сто лучших холостяков России»: барышни, плачьте! Оплот безбрачия пал. Князь Зимовский попросил руки пока еще никому неизвестной барышни. Официального оглашения не было, но что это, если не то самое? Пора наше сообщество переименовывать «Девяносто девять лучших холостяков России». Мы теряем лучших из самых стойких.

Кошкин оторвался от экрана и посмотрел на Гордея:

— Умника, что это напечатал, найди и подай на блюде!

Тая опустила глаза — Даша точно так бы не написала. Совсем не её стиль. Владимир? Зачем ему это? Тогда на поле, кроме полиции и криминалистов, были какие-то грибники, которые и нашли тело Федорова. Может, это они?

Чума, зачем это все?!

Глава пятая, в которой Тая провожает деда

Кошкин после чьего-то телефонного звонка срочно умчался на службу. Его можно понять — он глава императорской службы безопасности, здесь и сейчас он отвечает за жизнь императрицы Александры. У него всего одна ночь, чтобы вместо Зимовского проверить готовность города к приезду императрицы. Не вовремя Зимовский испугался смерти и провел ритуал. Впрочем, Тая уже поняла — он крайне самоуверен, это его и подвело: он верил, что выдержит боль от приживления нити и утром спокойно выйдет на службу.

Метелица меланхолично мыл посуду. Тая помогла ему навести порядок на кухне и в холле после Кошкина и, убрав швабру в кладовку, призналась:

— Все, я спать…

Она устала. Ноги подгибались от слабости, руки подрагивали — чтобы Гордей этого не заметил, она их убрала за спину.

— Угум, — выдал Гордей. — Твои вещи уже наверху, постельное на кровати свежее, полотенце и прочее новое.

Тая уже на лестнице услышала его крик:

— И мыло чистое!

Она не удержалась и добавила в рифму:

— И не шерстистое!

Гордей выглянул из кухни:

— Тая, а давай я тебя больше енотиком звать не буду, а ты прекратишь мне мыло вспоминать?

Тая вернулась на первый этаж:

— Давай! И енотиком, и скунсиком, и Снегурочкой, и ласочкой, и всем-всем-всем, а то я себя любимой женой сразу всех от Зимовского до Кота и тебя чувствую. А ведь мы просто друзья, за исключением Зимовского.

Гордей в очередной раз потер подбородок:

— Договорились. Иди, я приду через полчаса.

Тая кивнула — ей этого хватит, чтобы привести себя в порядок и лечь спать. Правда, заснуть на новой, более широкой кровати она не смогла — слишком много мыслей. Тая покрутилась в поисках удобной позы для сна на похрустывающем от крахмала белье, пахнувшим чем-то, что производители считают ароматом свежести, и замерла на спине, как солдатик, почти по стойке смирно — так Гордею будет проще работать с её воспоминаниями. Она уперлась взглядом в потолок. Булькал разогретым маслом обогреватель. Гордей его купил специально для Таи, чтобы она не мерзла — незаметная, но такая нужная забота. Шумел за окном лес, а Тая так и не поняла, друг он ей или враг. Ей бы с людьми разобраться — всю жизнь бегала от интриг, но они все равно настигли её.

Тая потерла лоб. Она не понимала, что вокруг неё происходит.

С одной стороны Зимовский, который недолюбливает Сумарокова и подозревает его в нехороших поступках. И он же боится близкой смерти. Хотя сейчас ритуал с веретеном неважен, наверное. Это разные интриги. И он же заперт в Змеегорске. Хотя это может быть ложь.

С другой стороны Сумароков, который, возможно, считает, что Зимовский его подсидел. Сумароков, который всеми силами пытается удержаться в кресле главы отдела опричных земель Тайного приказа. И еще Даша, которая пыталась сосватать Таю за Зимовского.

С третьей стороны Метелица — он человек Кошкина, но, как и Сумароков, служит в Тайном приказе, только в отделе сыска, и честно предупреждает, что доверять никому нельзя. И он же что-то скрывает о поле, городовых и их показаниях. Поле сожрало Вязева, но остальных-то городовых Тая приказала не трогать, а Зимовский орал срочно уезжать. Поле… Сожрало не только Вязева? Тая даже вздрогнула, выплывая из дремы, в которой рассуждала. Метелица умолчал о наличии других жертв от Таиных рук? И Зимовский, зная об этом, пытался предупредить Таю? Метелица больше всего уважает закон. За Таей придут и посадят в камеру между Зимовским и Орловым? Она замотала головой — нет, Гордей Коту её не выдал! Но и ей не сказал. Пора делать ноги? Сразу после похорон, наверное. Похороны — то, что её держит тут. И Орлов же… Он тоже её держит.

Ладно, посмотрим. Убежать никогда не поздно, вместе с четой Орловых. Рвать когти в Китайскую империю — почему бы и нет. Там тоже люди живут. Главное, захватить из дома дедовы монографии — будет что изучать на досуге.

И надо подумать о вире. Если по Таиной вине погибли люди… Только не это. Она не хотела такого.

С четвертой стороны, нельзя забывать о Разумовских, которые объявили охоту на Зимовского. Они же не знают, что он с печатью нечисти. Для всех он перспективный жених — богат, знатен, умен, обласкан властью и прочая. Золота у Зимовских немерено. Тая вспомнила, как загажена оказалась речка Змеевка — на ней добывают золото. Зимовский — полоз. Он притащил за собой в Змеегорск золотоносные жилы. Может, они его тут держат? Как говорит Гордей — вариант. Противно, что в схватке Тая-невесты Зимовского её сожрут и не подавятся. Правда, мало кто знает, что Тая все же маг — она даже Даше солгала, что у неё нет способностей. Гордей и Кот её не сдадут. Чума, она проболталась Нике!

С пятой… Или шестой? Тая сбилась… Короче с какой-то еще стороны — Кошкин. И вот тут все совсем непредсказуемо. Он императорской крови, но у него своя голова на плечах и свое видение будущего. Забавно, что из всех возможных мужчин вокруг нее, если бы она всерьез рассматривала замужество, только Кошкину она не испортит репутацию — когда ты бастард, портить уже нечего. Хотя некоторые всерьез его считают возможным цесаревичем — у императора Алексея II пока наследников нет, лишь две дочери. Императрица опять в тягости. Только кого она ждет — государственная тайна. И Павел… Он свой. Но Гордей ему не сказал ни про поле, ни про феромоны.

Семейство Зимовских-Подгорных — они выступают на стороне Зимовского или отдельно? Матушка с разумом змеи — это страшно.

И чьим словам можно верить, а чьим нельзя? Даша говорит одно, Ника другое. Зимовский орет об отъезде, Гордей просит довериться. Кот… Змейки… Ощущение, что все лгут и все играют во что-то свое, а Тая оказалась удобной пешкой, которую вот-вот сожрут. Она словно муха запуталась в паутине и никак не может выбраться. Хоть бы кто-нибудь честно сказал, что ждет от Таи.

Раздался тихий шум шагов, отвлекая от мыслей — Гордей воспитанно замер у лестницы:

— Тая? Ты не спишь? Мне прийти позже?

Она потерла лоб — смысла оттягивать сеанс взлома воспоминаний никакого:

— Иди уже… У меня мозги кипят, если честно — я сама не засну.

— Как скажешь.

Кровать в темноте прогнулась под его тяжелым телом, и горячая рука легла на Таин лоб, погружая в беспокойный сон.

Она снова гимназистка. В её руке тяжелый портфель — уроки закончились. Классные дамы озабоченными взглядами провожают со двора учениц — за воротами гимназии уже ходят с умным видом юноши-гимназисты. Не запрещено, двадцать первый век уже на дворе во всю. Эпоха нянек-мамок-гувернанток закончилась, редко за кем из девочек приезжают слуги. Кто-то весело смеется, Ника тащит Таю за руку прочь, скачут солнечные зайчики в золотой листве. И чего Гордея понесло так глубоко? И не выпнуть из воспоминаний. Права такого у Таи нет. Откуда-то доносится голос Даши: «А это наш грибочек! Подосиновик или иногда бледная поганка Подосинова Тая, иногда можно мухомором звать — только если вы друзья!» Незнакомый на тот момент Тае лопоухий парень в гимназической форме уточняет: «Серьезно?»

Кафе-мороженое. Беззаботный смех. За окном кружится первый снег — он в этом году пришел рано, в десятых числах сентября. Всех угощает Зимовский. Так не принято, но ему плевать. Тая ковыряется ложечкой в мороженом, украшенном шоколадом в виде грибочков — обхохотаться от чьего-то юмора! Кто-то ходит за спиной, шепчется и ругается: «Так нельзя!» Чья-то рука осторожно прикасается к её волосам, Тая резко разворачивается и шипит от боли: Зимовский ошарашенно смотрит на косу в его ладони, а рядом заходится смехом Игнатьев, местная мечта всех барышень и хулиган в одном флаконе. Змейки тоже смеются. Тая обиженно молчит. Молчит и Зимовский. Тогда в пятнадцать он ей казался высокомерным типом.

День рождения Зимовского. Он снова и снова дергает её за косу, как шкодливый мальчишка, и Тая не выдерживает… Гордей где-то далеко смеется и внезапно делится своими воспоминаниями: незнакомая Тае серьезная девочка с русой, как золото, косой, проходит мимо, и подойти страшно, и хочется, и лишь дергаешь за косу и мчишься дальше, боясь, что опознают. Тая успевает уловить боль Гордея — та девочка погибла в ночной атаке, городок их был почти на границе.

Поздний вечер. Темень. Улочки города быстро пустеют — Гордей все же вспомнил про расследование. Тая задержалась в городе. Холодно. Автобус не вышел в рейс. И Тая включает фонарик и шагает в лес. Так идти быстрее, чем по дороге вокруг промзоны. Узкая тропка вьется среди деревьев. Изо рта вырывается парок. Снег искрится бриллиантами под лучом фонарика. Лес еще приветлив и гостеприимен. Прыгают с ветки на ветку любопытные белки. Ветер гонит по сугробам тонкую рыжую сосновую кору. Сзади раздается звук шагов и чье-то дыхание. Правила на узкой тропке в снегу просты: ты или идешь быстро, как все, или уступаешь дорогу, шагая в сугроб. Тая не спешила — дома никого, только Глаша. Домашку Тая сделала еще в библиотеке, из всех развлечений только книги и звонок Даши — она обещала поболтать на ночь. Глушь. Паутинку тогда провели только в институты. Тая шагает в сугроб, утопая по щиколотку, оборачивается и… Тьма. Она уже далеко в лесу, и глаза покрылись ледяной корочкой, не позволяя векам закрыться.

Гордей осторожно возвращает её назад. Тая послушно снова шагает в сугроб, утопая в снегу, и оборачивается. Тьма. Гордей извиняется, и она послушно идет и идет по узкой зимней тропке. Только всегда она видит тьму — опустить взгляд вниз, в сугробы, она тогда не догадалась. Нормальные змеи зимой спят. Гордей возвращает её назад на освещенную улочку перед лесом и заставляет осматривать застывших темными силуэтами, изъеденными временем, людей. Тая никого из них не помнит, чтобы опознать. Гордей ругается, заставляя Таю глубже погружаться в сон — вдруг все же сможет что-то вытащить из памяти.

Выплывает она из глубокого сна в цехе. Обнаженный Зимовский судорожно вдыхает воздух и выдавливает: «Тая? Помоги!» Он опознал её по феромонам, самец павлиноглазки… Хорошо, что она догадалась его сковать льдом. Тая садится рядом с Зимовским и считает узелки на длинной, раздирающей пальцы нити. Гордей снова и снова заставляет её вспоминать, пока не получается раз за разом двадцать два узелка. У неё и у Гордея. Двадцать две забранные жизни. Даже сейчас во сне Тае хочется прибить Зимовского или его матушку. А колыбельная звучала тридцать три раза — прям по сказочному канону. А найденных тел всего двенадцать. Это же столько еще искать и искать…

Гордей пихает в Таю свое воспоминание: Зимовский стаскивает с себя одежду и уточняет у него: «Ты же быстрый?» Гордей вопросительно хмыкает — он опять думает, потому и молчит. Зимовский смиряется и добавляет: «Если я сейчас рвану за Таей — бей на смерть, не задумываясь!» Он не вторую ипостась от Таи прятал — он прогонял её прочь на безопасное расстояние. Надо. Было. Все. Честно. Сказать! Гордей вздыхает и сдается, мужская солидарность — страшная штука, как и женская, впрочем. А змей из Зимовского красивый — огромный, горящий золотой чешуей и внезапно уменьшающийся до размеров обычного ужа. Он все же полоз — характерного петушиного гребня на голове, как у василиска, у Зимовского нет.

Потом… Тая тонет в череде быстрых, непонятных снов. Мелькают Зимовский, Кот, Ника, Даша, дед… И наконец-то простые, дурные сны, в которых Тая гуляет по любимому городку. Еще бы голова не раскалывалась при этом.

Проснулась Тая в тишине. Голова была приятно пуста и до инея холодна — Гордей купил вчера в аптеке грелку и заморозил в ней воду. Надо было видеть лицо аптекаря, когда он продавал Гордею витамины для беременных и спазмолитики. Новые слухи гарантированы. Главное, что они не заденут Нику и Орлова.

Тая осторожно села в постели, ожидая тошноту — она не заставила себя долго ждать, но ледяной пузырь все же сделал свое дело: Таю лишь подташнивало, а не штормило. На прикроватном столике её уже ждал стакан с растворенным обезболивающим и записка от Гордея.

«Тая, вынужден уйти по делам. Завтрак на столе — не забудь разогреть. На кремацию постараюсь успеть. Прошу: доверься и не беги. Ты даже не знаешь: беременна на самом деле Вероника Орлова или нет. Представь, что с тобой будет, попытайся ты похитить Орлова из отделения — тебя остановят. Или ты оставишь за собой кучу трупов. Ты сыграла свою роль и теперь многим мешаешь. Тем же Разумовским. Если никак не удержаться от дарования свободы Орлову — захвати с собой тогда и Зимовского. Он для тебя сейчас не опасен — ты не пахнешь феромонами. Мне будет спокойнее, знай я, что ты уйдешь на подвиги с Зимовским. Зима.»

И что она опять упустила? Тая водрузила на голову пузырь со льдом, придерживая его одной рукой, и отправилась на поиски завтрака — организм не оценил обезболивающее на голодный желудок — он дико до рези разболелся. Гордей расстарался — Таю с утра ждали пироги, кофе и шарлотка.

Ровно в двенадцать Тая была в крематории. Он был построен военными и прежде всего предназначался для кремации умерших от особо опасных болезней и утилизации биоматериалов, так что никакого зала для прощания тут не было — просто небольшое помещение, окрашенное масляной краской, чтобы проще было дезинфицировать, откуда гроб перемещали в камеру, только и всего. Кто-то из похоронного бюро попытался зал украсить лентами и цветами, но смотрелось это дико. Дед лежал в гробу не похожий сам на себя — танатопрактик поработал из рук вон плохо.

Было больно — Тая так и не смогла с дедом поговорить по душам, признаться в своих планах, надеждах, в конце концов просто попрощаться. И поплакать на его плече — она уйдет вслед за ним совсем скоро. А ведь страшно. Она так и не привыкла к мысли о смерти за эти годы. Чума, но забирать жизнь из Зимовского там в цехе тоже было неправильно. Кот обещал что-то придумать, но тут или ты жив, или жив кто-то иной. Убивать ради себя Тая не позволит.

Надо было поцеловать деда на прощание, но Тая со своей боязнью микробов не могла это сделать. Впрочем, дед знал о её фобии и не надеялся на последний поцелуй. Она даже прикоснуться к нему не смогла себя заставить.

По стенам и так прохладного зала потек иней — Тая плохо контролировала себя. Сердце пошло в разнос, уши заложило, а пальцы оледенели. Надо взять себя в руки, только это не получалось.

Тая знала, что никто из приглашенных дедом не придет — визит императрицы важнее памяти умерших, но все равно пустота в зале была для нее неожиданностью. Пришла Ника вместе с Женей. Правда, они не задержались — Евгении стало плохо от запахов, и Вероника, извиняясь, ушла вместе с ней. Примчался и запыхавшийся Гордей — в черном чиновничьем мундире и с траурной лентой на рукаве. Кошкин прийти, конечно же, не мог. Сюрпризом оказался Аристарх Белкин — Дашин отец. Он пришел из своей лаборатории прямо в белом халате — кажется, о приезде императрицы он и не подозревал.

Белкин произнес короткую речь, и с согласия Таи гроб отправили в камеру для кремации. У Гордея зазвонил телефон, заставляя извиняться и выходить из зала. Тая понимала — служба не ждет. Белкин прослезился, когда гроб обняло пламя горелок. Железный занавес упал, закрывая окно камеры. Вот и все. Тая окончательно одна. Она свободна от города. Почти — есть еще Орлов и Гордей, который просил никому не верить и в тоже время просил о доверии. Взаимоисключающие пункты.

— Жаль, очень жаль… У него было столько идей и дальнейших разработок, — пробормотал Белкин, под локоток беря Таю и ведя её прочь из зала. Похоронный агент только и успел ей сказать, что урну с прахом доставит завтра в дом сам.

— Аристарх Иванович…

Сейчас Тая не хотела, чтобы к ней прикасались. История с феромонами была еще слишком свежа. Их могли и где-то тут изготовить. Только забрать свой локоть из неожиданно крепких, при этом раздутых ревматоидным артритом пальцев не удалось. Не отцеплять же их силой.

— Полноте, Тая… Ты же с детства дружила с моей Дашей… Мы почти свои, родные. Семен — самый недооценённый ученый. Гений, что умер в забвении и незаслуженной опале. Если бы не ты…

Тая вскинулась — слушать, как она испортила карьеру деду, она не собиралась:

— Аристарх Иванович, не стоит об этом!

Гордей вклинился между Белкиным и Таей:

— Простите…

Белкин качнул головой:

— Об этом стоит говорить. Об этом кричать надо. Если бы не ты — не было бы магмодов. В каждом из магомодифицированных людей твои гены. Ты — надежда на возвращение магии и возвышение Отчизны. И ты, и Семен незаслуженно замалчиваетесь. Я буду рад, если ты оставишь мне, как старому другу семьи, записи Семена.

Тая сглотнула: если магмоды несут ее гены, то становится понятно, почему колыбе…

Гордей сбил её с мысли:

— Простите, Аристарх Иванович, а кто дал разрешения на использовании Таисии Саввовны в качестве подопытного кролика?

— Полагаю, её родители.

Гордей осек его:

— Они погибли задолго до разработки программы магмодов. Или я что-то не знаю?

Белкин довольно рассмеялся:

— Вы многого не знаете, молодой человек. И не стоит совать свой нос куда не следует. — Он похлопал Гордея по плечу: — имперский сыск и безопасность не спят, они такого любопытства вам могут и не простить.

Тая отвернулась в сторону, решив промолчать, что Гордей сам себя за любопытство наказывать не будет.

Белкин скомкано распрощался, старательно не заметив Гордеевы слова о том, что они еще раз встретятся и поговорят.

На крыльце крематория, выходящего на развалины военного центра, Гордей не удержался и спросил:

— Тая, госпожа Подо́синова, скажи на милость, почему ты тут для всех Подоси́нова? Ты же осень, а не грибочек.

Она пожала плечами:

— Деду было все равно, а я устала всем доказывать, как надо правильно произносить мою фамилию.

— Ясно. Записи Семена Васильевича никому не отдавай, хорошо?

Тая кивнула, а потом все же добавила:

— Ты понял, почему я засыпала под колыбельную, как и магмоды?

— Потому что там было добавлено змеиное шипение?

Тая рассмеялась:

— И это тоже может быть. Только я думала, что это из-за общих генов с магмодами.

— Представляешь, какая у тебя теперь огромная семья?

Она опустила голову:

— Представляешь, своей нестабильностью они все «обязаны» мне.

Глава шестая, в которой Тая дает отпор

Солнце ласково грело, даже тени в небольшом дворе при крематории прогрелись, и Тая шла медленно, наслаждаясь почти летним деньком. Не хотелось никуда спешить — нужно прогнать стоящий перед глазами огонь, с которым исчезал из её жизни дедушка… Гордей, воспитанно предложив опереться на его локоть, подстроился под Таин шаг.

Тая не выдержала тишины — на её языке крутилось множество вопросов, на которые мог ответить только Гордей:

— Ты сказал про змеиное шипение на записи колыбельных. Это Зимовский сказал?

— Нет, это мое предположение. Я его спрашивал — он сказал, что ничего подобного не слышал.

Тая скривилась — она уже готова была признать, что перегнула палку там в цеху и, кроме согласия на присвоение её жизни, иных преступлений за Зимовским может и не быть, но любая его новая ненужная ложь раздражала её, заставляя снова верить — за всем стоял именно он.

— То есть он умолчал о шипении — он не мог его не расслышать.

Гордей косо посмотрел на неё:

— Это не совсем так. Зимовский не засыпал под колыбельную, как и другие полицейские. Колыбельные усыпляли только магмодов… Все упирается в особенности слуха. Ты забываешь — у змей иначе устроено восприятие звуков, считается, что у них крайне плохой слух, а у людей, наоборот, слух отличный, особенно у магмодов. Зимовский — не магмод, он даже не человек. Он полукровка. Несмотря на его полностью человеческий вид — он не человек. У него нет запаха, как у змей, у него есть термолокатор, слабый в человеческом виде, но он есть. Он мог не слышать то, что слышали магмоды. Ты же читала в паутине истории про кита 52 Гц? Смесок финвала и синего кита — он пел на частоте, которую не слышали другие киты. Самый одинокий кит на свете. Зимовский почти такой же смесок. Его слух, как слух полукровки, проверят в больнице.

Тая упорствовала, сама понимая, что возможно зря:

— Удобное оправдание. Он снова уникальная снежинка!

— Тебя утешит, если я скажу, что ты тоже уникальная снежинка?

Тая не удержалась и легонько стукнула Гордея кулаком в бок:

— Ехидина ты, ваше превосходительство!

Гордей скосился на нее с легкой улыбкой на губах, но промолчал.

Ладно, хватит цепляться к Зимовскому. Когда умираешь, особенно молодым, хватаешься за любой шанс. В восемнадцать мыслить адекватно и правильно сложно, особенно если на мозги капают родители и общественное мнение… Тут сложно обвинять Зимовского — ситуация с феромонами наглядно доказала, что Тая для него ноль, а то и нечто меньше ноля. Она для него та, о чьей безопасности можно вообще не думать. Надо признать — никто не идеален. Тот же Гордей — страшный неряха. Кошкин страдает аристократическими замашками — если у входа нет лакея, который поможет переобуться, он пройдет в дом обутым. Зимовский не считается с Таей, хотя на словах говорит иное. Пора принять правила игры и смириться: Зимовский не виноват в случившемся с ней. В сердце все равно колыхнулась обида, и Тая поправилась для самой себя: не Зимовский зачинщик всего случившегося. Вот так правильнее.

— Хорошо, Гордей, я поняла — я была неправа. Тебе виднее — расследование ведешь ты, тебе и решать все. Я постараюсь не лезть и приму любое твое решение по Зимовскому.

Гордей пожал плечами:

— Тая, пока нет никакого решения. Пока это все — мои предположения. И о слухе Зимовского, и о змеиных звуках в колыбельных. Эксперты разберутся. Рой передал записи колыбельных — я отправил их в Санкт-Петербург на проверку. Кстати, Рой утверждает, что колыбельная, которая усыпила тебя — с шатальцами и прочей гадостью, звучала в эфире только один раз.

Тая не сдержала смешок:

— Специально для меня.

Гордей крайне серьезно согласился с ней:

— Очень может быть. Напомню: ты уникальная снежинка, и о твоем приезде знали, как и знали, что Зимовский рванет за тобой.

Тая нахмурилась — Гордей связывает историю с феромонами и колыбельные в одну? И почему? Это же две разные интриги. Что она пропустила в своих размышлениях?

Гордей остановился у кромки тротуара, и Тая заметила, как с парковки выехал служебный автомобиль. За Гордеем и ею — Метелица не бросит её тут в одиночестве. Она расстроилась — день разгулялся, и сидеть дома, чтобы не мешать расследованию, Тае не хотелось. Она предложила Гордею, который уже приглашающе распахнул Тае дверцу остановившегося прямо перед ними автомобиля:

— Прогуляемся? Не хочу сидеть дома взаперти.

Он цепко осмотрел её с головы до ног — Зимовский отдыхает в подозрительности:

— Тая, ты уверена? Тут не меньше получаса идти, а то и больше.

— И что? Ты спешишь? — Она постаралась скрыть разочарование в голосе: — точно, ты спешишь, а я тебе мешаю.

Гордей посмотрел на нее так, словно сомневался в её душевном состоянии. Он посмотрел на нее, как на дурочку — так точнее.

— Причем тут я и мое время? Я беспокоюсь только о тебе. Ты себя плохо чувствуешь. Тебе по-хорошему надо лечь в больницу на обследование.

Она вспомнила, что Гордей ни слова не сказал Коту про поле. Он скрыл, что Тая снова воспользовалась своей магией. И Зимовский орал об отъезде — он не доверяет Метелице? Кажется, Тая все же разбудила в поле чудовище. Осталось понять, что для себя решил Гордей в свете предложения госпитализации.

— В палату между Орловым и Зимовским, чтобы обследовали на вменяемость?

— Тая… — он удивленно посмотрел на неё и больше ничего не добавил. Он не стал опровергать её предположение и убеждать, что Тая полностью адекватна.

Она пошла прочь. Разочаровываться в Гордее было больно. Бежать или нет? Её сейчас удерживали тут Орловы…

Гордей заглянул в салон машины, что-то сказал шоферу и захлопнул дверцу, спешно догоняя Таю:

— Вредина! Ты — вредина, и я официально тебе сообщаю это! Ты какого… Бежишь от меня? Я не враг. — Он обогнал её, шагая спиной вперед и снова предлагая свой локоть — демонстративно. Тая вместо этого взяла его за руку, заставляя разворачиваться — упадет еще. Асфальт тут давно не ремонтировали.

Гордей сжал неё пальцы и пошел медленнее, продолжая уговаривать:

— Я все же бы настоял на госпитализации. Не хочешь тут — давай я тебя отправлю в Александродар. Тебе явно плохо, второй ритуал с вере…

— Мы же решили, что его не было, — Тая бросила на него удивленный взгляд.

Гордей согласился с ней:

— Не было, скорее всего, но банального отравления списывать со счетов нельзя.

— Ты совсем? Зачем меня отравлять? И кто… Глаша? Официанты «Анаконды»? Ты? Или Кот, передавший мне отравленные пирожки в дорогу? Ты их ел, между прочим. Остальным, кроме персонала «Анаконды», я верю.

— Я параноик. И я вижу, что тебе плохо. Действительно плохо. Надо найти причину. Только поэтому я предлагаю госпитализацию, а не потому, что сомневаюсь в твоей адекватности.

Она чуть обогнала его и заглянула в лицо — Гордею и собственному страху:

— Сколько погибло полицейских в промзоне? — Гордей это скрыл, а ей важно это знать. — Кроме Вязева. И не надо лгать.

— Тая, я хотел бы… — Он опустил взгляд. Он что-то не хотел ей говорить.

Она остановилась, вынуждая замирать и его. Тая старательно пыталась поймать взгляд Гордея.

— Ты думаешь, это я?

Его слова об адекватности моментально забылись, стоило представить, сколько человек могло погибнуть из-за нее. От виры не убежать. Осталось только решить, где взять деньги. Хотя у нее есть право на шкатулку с драгоценностями.

Он заставил себя посмотреть ей в глаза и твердо сказал:

— Я знаю тебя. Это точно не ты. Будь у тебя столько силы, то мы бы не отступали целый год во время войны. Ты не убиваешь. Никогда. Помнишь: я проверял тебя на пустыре у цеха — даже на волне ненависти к Зимовскому ты вернулась за ним.

Она развернулась и пошла дальше, шагая нога за ногу — слабость накатывала на неё с каждой новой волной страхов.

— Я про побег Орлова задумываюсь…

Гордей поймал её руку и притянул к себе, обнимая за плечи:

— Я знаю. Просто не спеши с действиями. Не поддавайся на провокации. Ни Вероникины, ни Дарьины. Думай. Молчи. Ничего не обещай.

— И, улыбаясь, маши, — вспомнила она советы Кошкина.

Гордей рассмеялся:

— Приблизительно… Я распорядился проверить показания всех свидетелей нестабильности Орлова, в том числе и его родителей. Я посмотрел в паутине сведения об Орловых и Кот кое-что сказал, и Зимовский в том числе — пусть Орловы не отсюда, но Вероника-то тут родилась, сюда к родителям ездит. Пока картинка не сложилась, но… Святослав старший сын, но не любимый. Любимчик — младший Мирослав. Только ему мало что светит в плане наследства. Мои люди потрясут семейство Орловых — Святослава Орлова могли и оговорить. Такое тоже случается.

— А если его не оговорили?

Гордей молчал. Он думал. Тая знала — лгать он не любил. Гордей скорее отмолчится, чем солжет — Кота это бесило: он предпочитал отчеты обо всем, причем сразу же, моментально. Гордей предпочитал говорить только тогда, когда полностью уверен в своих выводах. Он слишком хорошо знал, что слова умеют убивать.

Шумели на дороге спешащие в город автомобили, сонно колыхались ветви близкого леса — сейчас он не ощущался врагом, но и другом не был. Скорее опасливый нейтралитет.

— А если не оговорили — будем думать дальше. — Гордей потер подбородок и заглянул Тае в глаза, словно ему важно знать, что она верит ему. — У нас неделя как минимум есть, а то и больше. И возвращаясь к полю — даже Зимовский уверен, что это не ты положила его людей. Я не хотел тебе говорить, чтобы не тревожить — тебя это не должно коснуться, потому что я найду настоящих преступников, во всяком случае постараюсь.

Тая выскользнула из-под его руки:

— И ты поэтому не стал говорить Коту?

— Не хочу попасть ему под горячую руку. Если бы он узнал, что в деле замешана ты, то он мог бы просто закрыть расследование и все. Я же хочу во всем разобраться. Еще вопросы?

— Прости…

Он протянул руку и взлохматил ей волосы:

— Растешь, Тая. Начинаешь всех подозревать. Даже меня.

— Несмешно. — пробурчала она. Вопросов к Гордею все равно было много. — А про феромоны почему не сказал?

— Опять же не хочу, чтобы Кота занесло. Его уже разок занесло из-за Зимовского. Не хочу все усугублять.

— Разок занесло…. — Тая повторила за ним и нахмурилась, вспоминая. — Это ты про «Анаконду»?

— Именно. Кот тогда влез без спроса, не посоветовавшись со мной, и сильно обозлился на Зимовского. Коту нельзя так подставляться. Нельзя исключать, в данной истории с феромонами подставляют не только Зимовского, но и Кота. — Гордей скривился, не собираясь продолжать.

Тая улыбнулась — она была в курсе всех сплетен, которые ходили об их с Котом и Зимой дружбе. Медсестер на войне не только в исполнении служебных обязанностей подозревают.

— Слушай, а почему в «Анаконде» охрана Сумароковой вмешалась? Их не поставили в известность о феромонах? Им не дали команду пустить все на самотек? Ведь они тогда задержали Зимовского, может тем самым давая мне шанс не оказаться босой, беременной в змеином гнезде. Или где там змеи обитают. Зачем они сорвали планы Сумарокова?

Гордей пожал плечами:

— Не знаю. Может, помять бока Зимовскому оказалось желаннее? Сложно сказать. Приедет Сумароков — я поговорю с ним и его людьми.

— Он еще не тут?

— Сегодня важное совещание у императора, которое Сумароков, как глава опричных земель и ответственный за восстановление пострадавших от войны территорий, не может пропустить. Кот с утра как на иголках.

— И почему? — Тая искренне не понимала.

Гордей, тщательно подбирая слова, принялся объяснять:

— Потому что император не слушает его. Кот — глава охраны всей императорской семьи. Одна его ошибка, и первым на плаху, в обвинении в предательстве, пойдет как раз Кот — он может претендовать на трон при определенных условиях. Он давно настаивает на том, что всем Великим князьям и императору никогда нельзя собираться в одном месте. Один идиот-террорист и… вся императорская семья, которая может надеть корону, погибнет. Император же на важные посты назначает только своих, только Великих князей…

— Все так поступают, даже Павел.

Гордей удивленно посмотрел на неё:

— Разве я не на своем месте? — Он тут же смазал впечатление о себе, принявшись пинать сосновую шишку, чудом оказавшуюся на тротуаре. Тайный советник, а ведет себя иногда как дитя. — Кот продвигает своих людей, это правда. Но он продвигает только тех, кто действительно может справиться, а император…

Вместо продолжения он пнул сосновую шишку в бурьян. Он прав — если закончить фразу, можно нарваться на статью об оскорблении власти и злоумышлении против императора. Такое даже Коту не простят, а уж какому-то Метелице… Она впервые посмотрела на карьеру Кота и Гордея под другим углом — они вечно под ударом по смешной причине — потому что искренне радеют за Отчизну.

— Я поняла тебя. Я еще помню, как полстраны из-за императорского дядюшки проср… — Тая напомнила себе, что она может не вернуться из леса, и перефразировала: — Отдали за просто так в начале войны.

Гордей скривился и закончил за неё — эту историю знали все:

— Потому что Великий князь сильно проворовался на своих любовниц. Только император не вынес урока, в отличие от Кота.

— Значит…

— Приедет Сумароков — я с ним поговорю. А пока про феромоны, прошу, не говори Коту. Он, когда дело касается тебя, реагирует избыточно.

Гордей сложил пальцы колечком и неожиданно дал Тае щелбан в лоб:

— Считай, я тебя стукнул, как говорят твои змейки.

Тая обиженно потерла лоб:

— Я вообще-то понятливая. Павлу ни слова о феромонах, потому что ему нельзя подставляться.

— Та-а-ая… Ты безнадежна! Я тебе про Кота, а ты?

— Так и я про Кота. А если ты про брак… То ты все знаешь — я Снегурочка, я не вышла из леса. И Зимовский забрал мою жизнь — какая тут семья, какой брак. Вы для меня с Котом самые лучшие друзья, но и только. Я не имею права никого в себя влюблять.

Он снова дал ей щелбан:

— Можно подумать, кому-то для этого нужно разрешение.

— Гордей! Прекрати.

— Ладно, сваха из меня так себе.

— Именно!

Гордей скривился:

— Вот поэтому я и занимаюсь расследованиями, Тая. Кстати, тут твой шнурок обследовали.

— Что?

Тая иногда не понимала логики Гордея, прыгавшего с темы на тему. Он смиренно напомнил:

— Шнурок на ботинке, правом. Тот самый, который Зимовский завязал.

— И?..

Гордей улыбнулся, как озорной мальчишка — вот из него «его превосходительство» шкодное и неправильное:

— В шнурок вплетены золотые нити.

Тая кивнула — очередная подстава Зимовского.

— Понятно. Зимовский — полоз, он пройти мимо такого не мог.

Гордей нашел очередную шишку и принялся пинать:

— Его завораживает золото, это факт. Оно само к нему тянется и липнет. И он к золоту тоже тянется. Что поделать. Ты…

Тая знала, что он хочет услышать:

— Я ботинки покупала вместе с Дашей. Она обожает походы по магазинам, когда как я их терпеть не могу.

— И тут Сумароковы торчат, однако. — Шишка снова улетела в бурьян. — Как неаккуратно работает Сумароков. Даже подозрительно.

Вот нельзя так говорить о подруге, но, кажется, Даша уже не подруга:

— Думаю, всё дело всё же в Даше.

— И где же Дарья смогла достать феромоны?

— Попросила отца?

Гордей замер и сознался:

— Вариант. Не подумал. — Он потер подбородок, снова поймал Таину руку и пошел медленно и степенно, игнорируя все шишки на своем пути. — Кстати, о Белкине… Расскажешь мне об истории магмодификаций? А то господин Белкин сказал, что я многого не знаю. Мне хотя бы приблизительно. Я думал, что все началось где-то десять лет назад, с образованием магтехграда.

До дома Метелицы было еще далеко, и Тая принялась рассказывать, зная, что Гордей не задает пустых вопросов:

— Все началось гораздо раньше. Лет двадцать назад. Отец и дедушка обсуждали возможности наполнения магканалов у родившихся немагами. С этой же темой работал Разумовский. Только у него было другое направление работы с каналами.

— Тебе тогда было лет восемь-девять, правильно? И твои родители еще были живы.

И зачем он это добавил? Небо словно присыпало пылью — лес среагировал на Таину грусть. Она до сих пор не могла спокойно вспоминать тот день…

— Правильно. Они погибли, когда мне было десять. Тогда, насколько я помню, основные постулаты магмодификации уже были разработаны. Все упиралось в запрет на эксперименты с людьми. Сам понимаешь, эксперименты на животных довольно глупы. Зачем того же пингвина пытаться магмодифицировать в кота и обратно? Это дедушкина цитата, если что. Потом в Змеегорск приехали Зимовские — отец и сын. Княгиню Зимовскую я тут ни разу не видела.

— Ритуал Снегурочки был применен…

— Тогда же. В первый зимний месяц, как только пришли сильные морозы. Только при чем тут это?

Ответом был лишь потертый Метелицей подбородок. Тая продолжила, понимая, что ответа не услышит:

— У князя денег было немало, именно это все и решило — он добился разрешения на магмодификации на людях и стал сооснователем вместе с дедом и Белкиным магтехграда. А потом началась война, и магмодификации стали повсеместно применяться. Как-то так.

Вывод Метелицы из Таиного рассказа был нелеп:

— Так британская разведка села в лужу.

— Ты о чем?

Он в упор посмотрел на Таю:

— Не Дарью Аристарховну надо было сватать, а тебя. Ты — ответ на стойкие магмодификации.

— Ты забыл о репутации нашей семьи.

— Её надо восстанавливать, Тая. Не Средние же века. Надо что-то делать с таким.

Тая не сдержала смешок. Пока нечисть — никто, ничего с репутацией их семьи не изменится. Да и… Зачем это все? Тая доживает последние деньки, ей совсем не до того.

— Давай не будем об этом. Лучше расскажи, как сейчас ты представляешь схему преступления?

— А ты как? — вопросом на вопрос ответил Гордей, еще и улыбнулся во все свои зубы: — мне интересно.

Чума, Гордей прав — она не имеет права соваться в его расследование. Даже дружба не должна подвергаться таким испытаниям — Гордей имеет право скрывать от Таи детали дела.

— Мой вариант. Не твой, Гордей… Если за всем стоит Зимовский, то все очень просто. Он записал колыбельную, и её включали, как только в лапы полиции попадались подходящие пьяные магмоды. В полицейской машине магмоды засыпали, их выгружали в поле, и Зимовский забирал жизненную нить, маскируя все под несчастный случай. Пьяные магмоды все же не частый случай, и тогда Зимовский сам отлавливал в поле магмода и усыплял, забирая его жизнь с помощью веретена. Все легко и просто. И не надо множить сущности, впутывая родителей Зимовского и прочее. Феромоны, золотой шнурок, преследование меня — это часть другой аферы, наложившейся на охоту на магмодов.

Гордей напомнил:

— А если прислушаться к словам Зимовского в том, что он не имеет никакого отношения к происходящему? Он прошел полиграф… Колыбельная в его машине была уникальной, созданной возможно для тебя. И Зимовский не проводил второго ритуала с веретеном.

— Тогда получается бред. Зачем-то то и дело включается никому не нужная колыбельная, как намек, что полиция ничего не делает…

— Иногда маньяки так делают — им страшно хочется утереть нос полиции, которая не замечает их действий. Бывали случаи, когда маньяки сами писали в газеты, сообщая про свои планы. Им интересно водить полицию за нос. Им нравится играть, Тая. Это известный факт.

— Хочешь сказать, что княгиня Зимовская — маньяк?

— Нет.

Тая не удержалась и ткнула его в бок пальцем:

— Ну и ладно, ну и храни свои секреты! Я ничего не понимаю в расследовании и не лезу к тебе. Хочешь освободить Зимовского — вперед, я не протестую. Я привыкаю к мысли, что он не совсем виновен.

Он поймал её за руки, заставляя разворачиваться к нему:

— Тая… Я клянусь, я разберусь в происходящем. Обещай одно: прекрати прятаться за мыслью о смерти. Прекрати бегать от нас и жизни, прячась за ритуалом Снегурочки. Мы тут. Лес тут. Надо будет — мы его нагнем так, что мало не покажется. Надо будет — найдем и вернем до капли твою жизнь. Надо будет — по суду заберем твою нить у Зимовского. Понимаешь?

— Гордей…

— Я думал, мы друзья. Я думал, что все знаю о тебе. Я даже не подозревал, что ты скрываешь ритуал Снегурочки, который мы можем обернуть вспять. Еще мало что потеряно — увидь уже вокруг себя мир. Ты вернешься из леса — я точно это знаю.

Хорошо, что Тае не пришлось отвечать: в кармане мундира у Гордея запел походник — его срочно вызывал к себе Кот.

Гордей, выслушав Кота, прошипел себе под нос ругательства, посмотрел больным взглядом на Таю и лишь выдал одно:

— Ненавижу, когда предсказания Кота сбываются. Прости, мне надо срочно ехать. Ты…

Тая храбро улыбнулась для Гордея:

— Я дойду до твоего дома сама. И клянусь, я посижу тихо-тихо, как в норке, не бросаясь в приключения.

— Обещаешь? — он пальцем ткнул её в нос.

— Обещаю. Тут через пустырь до твоего дома идти не больше десяти минут.

— Ключи?

Она достала их из кармана джинсов:

— Не потеряла.

— Не забудь поесть — я проверю вечером.

— Гордей… Иди уже. И… Держитесь там с Котом, хорошо?

— Будем…

Тая пошла первой — знала, что Метелица будет провожать её взглядом, пока её будет видно в бурьяне. И в чем же оказался прав Павел в этот раз? И как это отразится на расследовании и на самой Тае? И почему Гордей связывает историю с феромонами и ритуал? Снова одни вопросы. Тая терпеть не могла, когда не знала ответы.

Выполнить обещание Гордею и дойти без приключений Тая не смогла — возле дома Метелицы стоял, перегораживая всю улицу, пафосный автомобиль: серебро отделки, выразительно огромные размеры представительского класса, гербы Разумовских на дверцах и капоте, «ведерко» спецсигнала, в салоне поди кресла с массажем и прочие прелести богатства.

У калитки, ведущей к дому Метелицы, стоял «шкафчик» из родовой гвардии — фантазийный фиолетовый мундир с гербом Разумовских, фуражка, блестящие на солнце сапоги, естественно, сабля с «клюквой» на эфесе — у Таи тоже есть «святая Анна», просто ей оружие не положено. И непреклонное выражение «ты не пройдешь!» на лице шкафчика — им бы с Зимовским мериться, кто способен больше спеси передать. Тая опомнилась — у Зимовского не спесь была на лице, отнюдь не спесь. Гнев и злость. На Таю — вряд ли Зимовский злился на себя за неожиданные реакции его второй половины.

— Екатерина Сергеевна Разумовская желает с вами побеседовать! — возвестил шкафчик очевидное. Голос, что труба — всех достанет. И полная уверенность во взгляде, что Тая его послушается.

— Я с ней не желаю беседовать. Не представлены друг другу. — Тая вспомнила Зимовского и старательно подражая ему, осмотрела шкафчика с головы до ног. Кажется, ей презрению еще учиться и учиться, потому что шкафчик приглашающе указал рукой на автомобиль:

— Ваше мнение не имеет значения.

Шофер в черной форме выскочил из машины и приветливо открыл дверцу:

— Прошу!

От Таи потек ледяной холод. Что там с хладноломкостью металлов? Главное, живых не задеть. Ни с какими Разумовскими она разговаривать не будет. Она устала, она еле стоит на ногах, она хочет есть и побыть в одиночестве — она сегодня с дедом попрощалась навсегда. Имеет право побыть одной без Разумовских.

Первой настроения Таи не вынесла дверца автомобиля, точнее его ручка — она, затянувшись сизым инеем, сломалась, разлетелась вдребезги, когда Тая щелчком отправила в неё ледяную градину. Точно, не лгала паутинка: при -60° железо разлетается, как простая керамика.

— Еще вопросы и предложения, господа?

Из машины вышла, осторожно переступая лед, недовольная Разумовская — Тая видела её фотографии на приемах. Лощеная, красивая, высокая и столь же высокомерная, одетая стильно — и что Зимовский не клюнул на такую красоту? Он не клюнул, а отдуваться Тае.

Екатерина Сергеевна, лет двадцати трех или пять, Тая точно не помнила, строго, как классная дама на уроке, распорядилась, уверенная в своем праве:

— Ты оставишь князя Зимовского в покое! Иначе все узнают о твоей беременности и ваших оргиях втроем с императорским ублюдком и выродком-штафиркой из сыска…

Тая заставила себя заледенеть — ей нельзя злиться. Иначе лед выйдет из-под контроля. Но! Но! Но будет еще какая-то сидевшая в тылу барышня обзывать Гордея штафиркой! Она даже права такого не имеет — ни дня военную форму не носила, а туда же — использует военные оскорбления, и против кого?! Против Гордея.

В голове Таи помутилось.

— Поняла? — почему-то Таину попытку удержать себя в руках Разумовская поняла иначе. — Зимовский — мой!

— Да забирайте с моим превеликим удовольствием!

Первое переднее колесо взорвалось за штафирку. Второе за ублюдка. Обижать Павла Тая тоже никому не позволяла. Задние колеса Тая разрушать не хотела, но вмешался лес — машина грузно покачнулась и просела и на задние колеса. Асфальт покрылся мелкой резиновой крошкой.

Глава седьмая, в которой Тая осознает свою ошибку

В воздухе кружились, сверкая на солнце, снежинки. Завораживающее зрелище, только Тае сейчас нельзя отвлекаться и забывать, что она человек. Она заставила себя унять обиду. Надо перестать леденеть.

Разумовская, надо отдать должное её выдержке, напуганной не выглядела: она лишь картинно ладонью закрыла рот, когда «шкафчик» прикрывал её собой от разлетающейся во все стороны ледяной резиновой крошки, а потом, когда все стихло, запретив рукой телохранителю вмешиваться, шагнула из-за его спины к Тае и улыбнулась:

— Не беспокойся, заберу Зимовского. И про приворот твой расскажу. Или что это с ним было за помешательство, от которого лечат в патологии модификаций? И спасибо за то, что ты прелесть какая дурочка. Правду говорят, что на детях гениальных родителей природа отдыхает.

Тая заставила себя игнорировать её слова. Её это все не касается. Касается её лишь то, что Павел и Гордей не должны услышать ту грязь, которую придумала Разумовская. Тая старательно спокойной сказала, стараясь удержать рвущиеся к живым ледяные языки смерти:

— В ваших интересах, госпожа Разумовская, чтобы через полчаса запись о случившемся тут была «утеряна». Иначе придется извиняться и за штафирку, и за ублюдка, причем не передо мной. Вряд ли императору понравится то, как оскорбляют его единокровного брата.

Екатерина Сергеевна апломба не потеряла, лишь переступила через растущий ледяной ручеек:

— Мне? Может, это в твоих интересах, чтобы запись исчезла? Так вот, я этого не допущу. У меня два свидетеля, которые под присягой подтвердят, что я подошла к тебе мирно поговорить, а ты, полукровка нечисти, беспричинно напала на меня. Камера стоит сбоку — записи звуков на ней нет. Прочитать по губам, что говорили мои люди и я, никто не сможет. Зато, что сделала ты, увидят все. Шах и мат?

Тая чуть наклонила голову на бок, понимая какой глубины яму сама себе вырыла. Вот же чума! С Таи, как перхоть, во все стороны посыпался иней. Действительно, прелесть какая дурочка! Её разыграли, как по нотам. Сумароков поди рыдает в сторонке или в припадке рвет и мечет — он разрабатывал хитроумные планы, а Тая из тех, кто сам себя подставляет. Говорил же Кот: молчим и улыбаемся, а мстим тихо и без свидетелей. И Гордей напоминал о том же — и получаса не прошло.

Разумовская недовольно оглядела Таю, словно ища, что же в ней такого, что привлекает мужчин, и не находя ответа:

— Ты хоть знаешь, кто отец твоего будущего ребенка?

Тая заставила себя лучезарно улыбнуться и сказала чистую правду:

— Не имею ни малейшего понятия!

— И на ЭТО клюнул Зимовский… Надо же… — Разумовская невоспитанно ткнула пальцем в шофера: — вызови полицию и составь акт о нападении, а я домой — устала. Пусть полиция приедет к нам — я дам показания о необъяснимой агрессии госпожи Подосиновой.

Она снова снизошла до Таи:

— Попытаешься замять ситуацию, попытаешься попросить помощи Кошкина — пожалеешь. Вечером же кинусь в ноги императрице с просьбой о защите: императорский ублюдок прикрывает преступления своей ночной игрушки. Посмотрим, кто кого. Ты или смирно извинишься передо мной, выплатишь штраф и окажешься в патологии магмодификаций, или вместе с Кошкиным пойдешь на дно.

Чума… Ревнуют Зимовского, а расплачивается… Ладно, можно было пройти мимо и проглотить слова Разумовской. Не вина Зимовского в том, что Тая встает на дыбы стоит только кому-то задеть её друзей. Сама виновата, нечего Зимовского крайним делать.

Разумовская в сопровождении телохранителя, вызванивающего новый автомобиль, направилась в сторону дороги.

Шофер уже звонил в полицию, по кругу обходя автомобиль и оценивая ущерб.

Ошеломленная Тая осталась одна возле калитки. Вокруг все выбелил иней.

Вот умеешь ты, Тая, разговаривать с людьми! Выть хотелось — она не себя подставила. Она Кота подвела. Она бы и раньше не стала просить о помощи Кота или Гордея — теперь надо думать, как это подать им, чтобы они не влезли. А они же влезут! И Гордей, и хуже того, Кот. Надо убедить их не вмешиваться. Отмолчаться не удастся — предупредить их о подставе она обязана.

Надо упокоиться и включить мозги. Все не так страшно, наверное. Разберется сама. В свете нескольких погибших на поле полицейских, возможно, от рук Таи, Разумовская всего лишь мелкая неприятность. Парней от вмешательства Тая постарается удержать, люди не пострадали — можно отделаться штрафом, а не отделением патологии. Штраф, как и ремонт, Тая оплатит сама — деньги в могилу не унесешь. Главное, чтобы хватило её накоплений на эту пафосную гадость… Не хватит — лес ждет её. Все равно от него не отделаться. Но чума, как же было приятно дать отпор! Не проглотить оскорбления, смиряясь, а заставить себя ува… Бояться. Понять бы еще, правильно это или нет. Она нечисть, дед всегда напоминал, что она не способна адекватно оценивать свои поступки и чувства. Она искорежена тьмой и обязана смиряться, чтобы держать себя в узде. И Шилов не раз ей говорил, что она неправильно реагирует. Прав оказался. Тая оглянулась на покрытый толстой коркой льда автомобиль с разломанной задней дверцей. Шилов был прав.

Тая на автомате прошла в дом, стащила кроссовки и скинула пальто, оставаясь только в черных джинсах и черном, безразмерном свитере, усыпанном снежной перхотью. В голове было пусто, только метелью летали обрывки мыслей. Расслабилась. Вернулась домой, где всё знакомо, и забыла, что про магию нужно не только молчать, но и скрывать её.

Тая помыла на кухне руки и умылась. Вода в холодном кране почему-то была обжигающе горячей. Наверное, коммунальные службы ошиблись. Тая долго вытирала полотенцем руки, потом включила чайник, достала походник и заставила себя думать. Сперва надо позвонить Гордею и признаться, что и четверти часа не прошло, а она уже влипла в неприятности. Или лучше сразу связаться с Павлом? Он же сейчас отвечает за безопасность, ему могут доложить о том, что натворила Тая, и он влезет не разбираясь, как говорил Гордей. Чума, что делать? Кот или Гордей? Кому признаться первой? Гордей не погладит по головке, когда узнает, что она не сообщила ему о случившемся. Он предупреждал, что Кот вспыльчив, когда дело касается Таи. Она вздохнула, призналась самой себе, что сглупила, и набрала номер Гордея. А потом номер Кошкина. Оба не отвечали. Что ж, она позвонит им позже. Сколько, интересно, стоят шины и задняя дверца автомобиля Разумовских?

Тая полезла в шкаф за кружкой.

Надо согреться.

В голове царила метель, путая все мысли. Успеть бы за шкатулкой с драгоценностями. Она точно лишней не будет. Шкатулка сейчас — выход.

С громким, оглушающим щелчком отключился чайник, заставляя Таю вздрагивать — она так и замерла с пустой кружкой для кофе в руках. Так, только не это. Ей нельзя леденеть. Для начала она выпьет кофе, согреется и соберется с мыслями.

Кружка.

Банка кофе.

Сахарница.

Булькающий жаркий чайник.

Не отвлекаться и не забываться.

Стучащая об стенки кружки ложечка. Всегда кривящийся при этот дедушка — Таины манеры оставляют желать лучшего.

Горячий, обжигающий пищевод первый глоток. И оживающие мысли. У неё много проблем. Ей надо думать, а не леденеть. У неё этот дурацкий сломанный автомобиль, подставленный под удар Кот, поле с погибшими полицейскими, которым по-хорошему надо выплатить компенсацию… Тьфу, не погибшим полицейским. Их семьям Тая задолжала — это она разбудила чудовище и не удержала в узде, чтобы там Гордей не говорил вместе с Зимовским. Зимовский, в конце-то концов! И Гордей. Что такого он узнал утром, что полностью оправдало Зимовского в его глазах? Ну, почти полностью.

Глоток за глотком, чтобы ожить.

Телефон, оставленный на кухонной столешнице, зазвонил сам, опять заставляя Таю вздрагивать.

Даша.

Это было неожиданно.

Тая сглотнула и заставила себя взять трубку.

— Слушаю.

По стенам пополз иней.

Ураган по имени Даша обрушился на Таю:

— Подосиновик, не бери в голову! Эту дуру Разумовскую я навсегда заблокировала во всех соо молнеграмма — будет она еще мне всякую дрянь про моих подруг писать!

Таины мысли не успевали за Дашей:

— Даша… Ты админ сообществ в молнеграмме?

Может, это все же она стояла за той фотографией со шнурком?

Даша возмутилась:

— Вот еще! Надо мне это… Просто я знаю нужных людей. Только и всего. Было бы быстрее, если бы Сумароков мне ответил, но этот… Этот… Этот невозможный мужчина отключает телефон на совещаниях. Вот же… Ничего, он потом еще пожалеет, что был нужен, а на помощь не пришел.

— А откуда у тебя паутинка?

Даша на миг замолчала, а потом снова затараторила:

— Не бери в голову. Я чуть-чуть посидела в бесплатной раздаче. И вообще, посмотри на это с другой стороны — не нарушь я глупые запреты Сумарокова, как бы я пришла к тебе на помощь? Ну подумаешь, посидела в молнеграмме — никто государственные тайны из меня не выпытывал. Ты не переживай — никто не поверит в бредни Разумовской, что ты напала на нее. А кто поверит в эту чушь — пусть пеняет на себя, или я не Сумарокова.

— Даша… — вклиниться в Дашину речь было невозможно.

— Ты главное не волнуйся, хорошо? Тебе нельзя. В твоем положении…

— Каком положении?! Даша…

Та мстительно прошипела:

— Так… Я и этих заблокирую! Ишь, слухи распускают, что ты беременна. Ну и что какой-то Мете… Тая, сделай вид, что ты не слышала, хорошо?

— Это еще почему?

— Потому что я не хочу, чтобы ты переживала об этом гаде. Он того не стоит.

Тая не поняла, почему у нее потекли слезы:

— Дашка, Гордей — мой друг. Паша — мой друг. Я не беременна. И если у парней кто-то есть, то я только рада за них.

Сказать про то, что витамины покупались для Ники, Тая не могла. Не её же секрет.

Даша снова набирала темп в трубке, словно могла не успеть что-то сказать:

— Фух! У меня гора с плеч упала. Ладно, Кошкин и Метелица пусть живут. Но… Тая, ты бы могла быть со мной чуть откровеннее. Я с тобой восемнадцать лет дружу, а только сейчас узнаю, что твой Кот — это тот самый Кошкин! У Кошкина зуб на моего Сумарокова. Они друг друга терпеть не могут, если честно. Что-то там из-за войны, Сумароков смолчать как-то не смог, с тех пор и… Хотя зачем тебе это… А про Снегурочку вообще молчу…

— Я не могла…

— А про предложение Зимовского ты тоже не могла, да?!

Тая рассмеялась:

— Даша, он мне шнурок завязывал, только и всего.

Странно, что Даша спросила об этом. Притворяется или, действительно, не в курсе? Даша громко и протяжно вздохнула:

— И почему у тебя вечно все не то, чем кажется, но влипаешь ты при этом по-крупному?! И не бери в голову — и с этими гадами разберусь! Сумароков еще пожалеет, что запретил мне сидеть в раздаче паутинки! Тут прям заговоры против тебя плетутся, а он ни сном, ни духом не знает! Так… Прости, мне надо идти — тут скоро обед, я должна быть на нем, как та самая Белкина. Отец сказал: «Делай что хочешь, но чтобы ко мне не лезли!» Не лезли — это он о императрице! Представляешь?! И Сумароков молчит, вот же зараза… Все, целую, бегу, пока-пока!

Тая выключила телефон и замерла. Гордей сказал, что Сумароков должен быть на совещании у императора. А еще он говорил, что там сегодня соберутся все Великие князья. И еще… Он сказал, что Кот снова оказался прав. Чума? Похоже… Чума!

Тая села в кресло, включила походник и влезла в «Словицу», ничего не понимая. В столице красный код — активизировалась оставшаяся после осады германская магоэнергетическая сеть. Прошляпили?! Как! Как такое можно пропустить… И Павел сейчас тут, а должен быть там.

Она листала новость за новостью.

Санкт-Петербург накрыт защитным куполом.

Дополнительный купол развернут над Зимним дворцом.

Просьба сохранять спокойствие, император извещен, работы ведутся. Гладкая успокоительная ложь. Думать о том, что могло случиться на совещании, где должен был присутствовать Сумароков, все Великие князья и император, было страшно.

Во входную дверь кто-то постучался, отвлекая от мрачных мыслей. Наверное, приехала вызванная шофером Разумовской полиция. Как же все не вовремя. Все валится на Таю, как снежный ком, сильнее и сильнее нарастая новыми проблемами. Хотя случившееся в столице — проблема Кота, а не Таи. Её задача — не мешать сейчас Коту.

Тая заставила себя встать, открыть дверь и спокойно поздороваться с Владимиром, который для начала представился:

— Добрый день, титулярный советник Владимир Осипович Рой.

Она напомнила:

— Мы с вами встречались. Вы из-за Разумовской?

Молодой мужчина в черном мундире кивнул:

— Именно. Я могу пройти?

Тая сделала приглашающий жест и направилась на кухню — ей там спокойнее:

— Кофе будете?

— Всенепременно! — энергично согласился Владимир и почему-то принялся её увещевать: — Таисия Саввовна, вы только не переживайте, все будет хорошо!

Она, доставая новую кружку из шкафа, обернулась на Владимира:

— Если это намек на беременность, то зря. Метелица покупал витамины не мне.

Неожиданно разувшийся у дверей и прошедший в кухню Владимир улыбнулся:

— Что вы, даже в мыслях не было думать про вас такие гадости.

Тая указала ему на стул:

— Садитесь, не стойте. Вы весь день из-за службы на ногах. — Она принялась насыпать в кружку кофе и четыре ложки сахара. Она помнила, что он любил сладкий и сливочный напиток. Оставалось надеяться, что у Гордея в холодильнике найдутся сливки. Таины пальцы откровенно подрагивали — она не знала, чего ожидать от Владимира. Разумовская, судя по реакции Даши, с места в карьер рванула со своими обвинениями.

Тот, послушно садясь на стул, слишком серьезно сказал ей:

— Не волнуйтесь, прошу. Я разберусь со сплетнями, не берите в голову. Илья Андреевич предупреждал, что Разумовские станут творить подлости в отношении вас. Он просил меня присмотреть за вами. Виноват, не справился. Пусть Илья Андреевич из-за лечебно-охранительного режима пока не доступен — его запрещают тревожить звонками, но инструкции в отношении вас он оставил заранее. Никто Разумовской не поверит. Илье Андреевичу из-за нее даже камеры во все свои автомобили пришлось устанавливать. Таисия Саввовна, я разберусь с Разумовской, не волнуйтесь. От вас требуется одно — написать на нее заявление, излагая все старательно честно.

Тая достала пачку сливок и, закрыв дверцу холодильника, уперлась в неё лбом.

Зимовский! Опять Зимовский! Вот как можно оставлять инструкции по защите от Разумовской и не подумать, что Тая нуждается в защите от него самого! Как там Даша ругалась на мужа? Невозможный мужчина? Вот Зимовский — невозможный змей.

— Таисия Саввовна, вам плохо?

Она заставила себя выпрямиться, развернуться к Владимиру и улыбнуться:

— Спасибо. Спасибо за заботу. Со мной все хорошо.

Кажется, мужчину она не успокоила. Он мягко сказал:

— Илья Андреевич успел предупредить, что вы жертва языческого ритуала… Он просил вас оберегать и не волновать.

Тая вернулась к приготовлению кофе.

— Держать меня в неведении он тоже просил?

Она налила сперва кипяток в кружку, потом принялась за сливки.

— Нет. Он распорядился, что, если с ним что-то случится, помочь вам в расследовании.

Это было неожиданно. Это не Гордей, который предпочел умолчать.

— Полагаю, его госпитализация попадает под «что-нибудь случится»? — Кружка со стуком опустилась перед Владимиром — Тая все же плохо контролировала себя. — Скажите, столько погибло полицейских на пустыре?

Владимир покосился на Таю, опустившуюся в кресло, но ответил:

— Шестеро. Причины их гибели пока неясны. Всплеска магоэнергии не было. Ни один датчик не сработал. Так бывает, когда воздействует нечисть…

Он как-то странно при этом смотрел на Таю. Она знала, что из нечисти тут только она. Гордей говорил.

— Вязев, перед тем как погибнуть, успел два раза выстрелить — именно на выстрелы среагировал тайный советник Метелица. В кого стрелял Вязев, пока непонятно — не удалось найти следы пуль. Что-то еще, Таисия Саввовна?

Тая вцепилась руками в подлокотники кресла. Шесть человек. Из-за нее. Хоть Гордей и Зимовский в это не верят. Шесть человек! Почему?! И если не она это, то кто? В сердце теплом горела вера Гордея в нее. И вера Ильи. Андреевича. Если Гордей не лгал. Он никогда не лжет.

— Таисия Саввовна?

Она заставила себя ожить:

— Со мной все хорошо. Что было на записях той ночи?

Владимир вздохнул:

— Ничего. Только приход Зимовского, его исчезновение, Вязев, рванувший за кем-то в погоне, а потом уже вы и Метелица. Все записи изъяли и отправили в столицу. Тут я ничего помочь не могу.

Ей только нужны деньги. Ей нужна прорва денег.

— Может… — Владимир замер, не зная, что еще сказать.

Тая снова спросила, пока ей хоть кто-то отвечает:

— Фотография с поля, где убили Федорова… Это вы выложили?

Владимир отставил кружку с кофе в сторону:

— Нет. Это наш фотограф. Он сделал фото и продал его новостному каналу. Как фотография оказалась в молнеграмме, я пока не выяснил. Решение по наказанию фотографа будет принято Ильей Андреевичем. Её императорское величество Александра потребовала, чтобы Илья Андреевич выписался из госпиталя — юбилей бывает крайне редко, приезд императрицы еще реже, так что потерпит — перенесет болезнь на ногах. Еще говорят, что вас тоже ожидают.

Тая напомнила:

— У меня траур.

— Увы. На вашем месте я бы занялся поиском подходящего платья — торжество, где ждут Илью Андреевича, Дарью Аристарховну и вас, уже завтра. Не бойтесь, происшествие с Разумовской не дойдет до императрицы. Что-то еще?

— Вы не знаете, сколько приблизительно стоит ремонт той замерзшей пафосной дряни на улице?

— Я думаю, что это вообще не ваши заботы.

Глава восьмая, в которой все плачут

Владимир ушел, старательно уговаривая Таю не волноваться. Он совсем справится. А с чем не справится он, уладит Зимовский. Вот ему быть обязанной не хотелось, да и Тая все же виновата — она напала первой, это факт. Ремонт она оплатит сама. Думать о других новостях, которые сообщил Владимир, было тошно. Шестеро погибших на пустыре. Шестеро. А из нечисти, способной подчинить себе землю, только она. Вряд ли полозы управляют почвой — им подчиняются только металлы. Сейчас даже вера Гордея не спасала Таю. В чем-то он был прав, когда решил умолчать о гибели людей — если в этом точно нет Таиной вины. Но нет ли?

Тая задумчиво замерла у окна кухни, глядя, как близкий лес старательно изображал из себя ласкового щенка — шумел сизыми сосновыми лапами, призывно колыхал высокими травами, росшими на опушке, грибным семейством у самого забора завлекал. Тропинка бежала в лес мимо забора, обещая привычные по детству приключения, когда каждый найденный гриб или полянка с ягодой — уже богатство. Тая и забыла, как ей было хорошо в лесу, как она играла с эхом или бегала в догонялки с солнечными зайчиками. Сердце громко стукнулось в грудную клетку. Им было хорошо вдвоем — лесу и Тае.

А сейчас она его боится, хотя тени попрятались в кустах. Лес безмятежен, и только солнечные лучи копьями пронизывают его, заставляя течь смолу, словно кровь. Тая уперлась лбом в прохладное стекло — снова её в мыслях не туда занесло. Она даже в солнце видит врага.

Ветер снова принялся увещевать Таю. Тут лес не опасен для неё — ему не перешагнуть забор, а сама Тая еще не выжила из ума, чтобы перелезать через него. Можно попытаться… Тая удивилась собственной смелости. Можно попытаться подойти к лесу и поговорить с ним. Пока дурная идея не вылетела из головы, сменяясь привычным страхом, Тая помчалась на улицу — машину Разумовских грузили на эвакуатор. Шофер в ливрее косо посмотрел на Таю, но предпочел промолчать — Владимир, видимо, оказался крайне убедительным.

Еле пробравшись через высокие, ломкие, сухие уже травы, которые заполонили задний двор, Тая замерла у забора — первым делом она проверила его крепость: он был рассчитан на магмодов, так что Таю точно выдержит. Высотой ей по грудь, он был непреодолимым препятствием как для Таи, так и для леса. Она протянула руку к ближайшей сосновой ветви.

— Я пришла. Ты же звал?

Сосновая лапа подалась ей под пальцы, как домашняя ластящаяся кошка, иней потек по зеленым молоденьким иголочкам, одевая их в праздничный наряд. Лес узнал её и хищно рванул к Тае — её больно впечатало в забор. Даже дышать стало трудно — кажется, ребра хрустнули от удара.

— От… пу… сти… — прохрипела Тая — знала же, что лес — враг!

Она умела уже себя защищать. Иней потек из Таи щедрой рекой — по сосновой лапе, убивая её, в лес. Словно рождественская гирлянда он ледяной ленточкой полетел дальше, с одной заиндевевшей сосны на другую. Тая, руками упираясь в металлические прутья забора, оставившие на ней синяки, изо всех сил рвалась на свободу. Прочь от леса! Прочь от ненасытной гадины, впившейся в нее как ядовитая змея.

Иней петлял по соснам, как заяц, он вырывался из Таи, делая её чуть больше живой, чем она была до этого. Из земли, из трав, из грибов понеслись силы, оживляя Таю и прогоняя слабость. Пахнуло летом и счастьем. Она снова, как в детстве, почувствовала себя хозяйкой этих земель. Тут все было её: леса, поля, речки, родники, даже вонючий пруд у заброшенной свинофермы. Дышать стало легче. Безграничное чувство всевластия овладело ею: прикажи она лесу умереть — он бы умер. Лес испуганно подался назад, отпуская Таю. Та, до этого рвущаяся на свободу прочь от забора, навзничь упала на землю и с удивлением увидела голубое небо, яркое, ласковое солнце, клонящиеся к ней душистые травы, которые волновались за неё.

Абсолютное чувство доверия к миру затопило Таю с головы до ног, чувство защищенности, веры в мир, людей и всех живущих под голубым небом тварей.

Силы натянутой струной звенели в Тае. Она потянулась к промзоне, и земля выплюнула из себя две пули — Вязев пытался убить кого-то, прячущегося в травах. Если учесть, что Зимовский в этот момент уже точно боролся с веретеном, то это не он змеем там крался. Все же в деле запутаны его мать или другие родственницы. Гордей прав: единственная вина Зимовского — его согласие принять Таину жизнь. Его могли получить и обманом.

А Вязев не тварь, продавший веретено. Он тоже жертва, как и Тая. Он пытался остановить ритуал. Так ведь?

На солнце набежала тучка. Её тень промчалась по Таиному лицу. Лес снова зашумел — рыжей опадающей хвоей с заиндевевших ветвей улетели прочь из Таи силы.

Земля оказалась холодной. Копчик — отбитым. Травы пыльными и заставляющими чихать.

Лес снова мрачной стеной замер над Таей, как враг.

Она еле села, стряхивая с себя какие-то колючки, ломкие сухие веточки, мелкие семена. Надо признать, она ошибалась. Крупно ошибалась в лесе.

— Я вернусь. Я сейчас все закончу тут… И приду, — сказала Тая в пустоту. Её услышали. Лес зашумел, бросаясь мертвыми иглами.

Тая, чертыхаясь от поднятой с травы пыли, вернулась в дом — бедный свитер уже не спасти. Он был безнадежно забит намертво вцепившимися в Таю колючими семенами.

Забытый на кухне походник уже ругался на последнем издыхании. Тая бросилась к телефону — она надеялась, что это могли звонить Гордей или Павел. Это был незнакомый номер. Тая задумчиво посмотрела на него и решила не перезванивать.

Ожил молнеграмм, выплевывая сообщение за сообщением.

«Привет, это Карина!»

«Я волнуюсь за Нику.»

«Она зачастила к тебе — вот и сейчас едет.»

«Будь к ней внимательнее — она странная последнее время. Хотя бы тем, что дружит с тобой, а про меня забыла.»

«Помнишь же: ты была с Дашкой, я была с Никой, а Женя вечно пыталась быть со всеми и оказывалась всегда в одиночестве.»

«Можешь не отвечать. Даже лучше не отвечай. Просто позаботься о Нике — ей плохо последние дни.»

«Кстати, в твою беременность я не поверила. А Дашка орала, как ненормальная! Она собиралась усыновить или удочерить твое дитя. Забавно, да?»

«Забавно! Солидная замужняя дама в придворном платье, мантии и кокошнике стоит и орет в истерике. Слуги были в полном ауте.»

Тая не сдержала смешка — Даша в своем репертуаре. И как её Сумароков выносит? Вспомнились слова Зимовского о нем. Может, он и не выносит Дашу… Может, глупой историей с феромонами он подставляет её под удар — Таи и Зимовского. Сумароков же должен понимать, что Илья не просит такой подставы.

Походник снова тренькнул.

«Все, больше не беспокою. Не отвечай!»

«Хотя Даше позвони — она волнуется!»

«И о Нике позаботься!»

«Черт, что за внезапная любовь? За тринадцать лет ни одной встречи, а тут уже третья!»

Тая потерла висок — вот еще Карининой ревности ей до кучи не хватало. Да чтоб вас всех! Тая поставила походник на зарядку и проверила на всякий случай новости про Санкт-Петербург. Новость была одна — новостей нет. Тая стащила с себя свитер, бросила его в стиралку и, передергивая плечами — тонкий топ почти не грел, пошла наверх — за новой кофтой. Гордей, якобы не любивший ходить по магазинам, оторвался вчера по полной: купил шесть свитеров для Таи. Хорошо еще, что все разные. Их объединяло одно — полная безразмерность. В них приятно прятаться, как в уютном теплом домике. Тая вспомнила в последний момент: еще же надо лекарства для Ники захватить и написать как, при каких случаях и по стольку таблеток ей принимать.

Ника приехала, когда Тая уже заварила чай и накрыла на стол. В чем-то Карина оказалась права — Ника сама на себя не походила. Она была привычно заплакана, но при этом сильно взволнована: она то и дело теребила платок, хаотично меняла темы в разговоре, бросалась и проверяла молчащий походник, стучала ложечкой о чашку, когда размешивала сахар в чае, поджимала губы, кривилась, словно хотела что-то сказать и боялась. Это она из-за Разумовской?

Тая поняла, что начинать разговор о том, что тревожит Нику, придется самой — то, что тревожило её: лекарства и их прием, — Тая уже обговорила.

— Ты нервничаешь из-за Разумовской? Я адекватна…

Ника нервно хохотнула и тут же замолчала. Она сделала глоток чая и только после этого выдавила из себя, удивляя Таю:

— Она получила то, что заслуживала. Тебя же предупреждали, что она будет кусать и больно. Хотя упечь тебя в патологию магмодификаций — это странно даже для Разумовской. Надеюсь, Зимовский сможет отбиться от неё.

— Тогда что тебя беспокоит? Ты волнуешься из-за слухов о моей беременности?

Ника бледно улыбнулась:

— Прости, что так подставила тебя. Этот Метелица… Он меня не выдаст?

Тая качнула головой:

— Я ему верю, как себе. Кстати, могу я кое-что проверить?

Силы леса еще бродили в Тае.

Ника вздрогнула, но разрешила прикоснуться к своему животу. Очень вовремя лес поделился силами. Тая не стала сдерживать улыбку:

— Мальчик. Хороший. Развивается быстро. Магоодарен. Приблизительно двенадцать недель. Посещать следующее сканирование на беременность в двадцать одну неделю.

Ника обмякла и неожиданно для Таи, которую повело в бок от слабости, разревелась — Тая надеялась, что все же от счастья. Вдруг она девочку хотела? Ника плакала так несчастно, что пришлось Тае брать себя в руки — Нике было хуже. Тая обняла её за плечи и принялась как ребенка наглаживать по голове. Ника рыдала куда-то ей в плечо, вздрагивала и снова рыдала, почему-то шепча: «Прости… Прости… Прости…» Только минут через десять Ника успокоилась и ожила. Тая облегченно села обратно в кресло — ноги её уже не держали.

Ника залпом, невоспитанно, допила чай и все же призналась в том, что её тревожило:

— Я говорила с Женей. Она же почти в таком же положении находится. Хотя им даже хуже — им бежать вчетвером придется. Хотя они и богаче.

Тая вскинулась:

— У тебя проблемы с деньгами?

— Нет… Не совсем… Немного только. Я сняла тут столько могла — просто в городе трудности с наличкой. Из-за отключения паутинки все как с ума сошли, снимая наличность. Дело не в этом… — Она снова замолчала, нервируя Таю.

Тишина нарастала, становясь липкой, ощутимой, но нарушить её Тая не спешила — она не понимала, что не так с Никой. Стало слышно, как за окном ожил лес, отойдя от инея, а на улице перед домом шумели парни-магмоды, что-то яростно обсуждая. Тая надеялась, что не её. Она поджала колени под себя и натянула на них свитер.

— Хотя все же дело немного в деньгах. Или много. Вещи Святослава до сих пор не найдены. Поговорить с ним мне не дают, и что с этим делать, я пока не знаю.

Тая выпрямилась и посмотрела на Нику:

— Там было золото?

— Да, там были мои украшения.

— Тогда не проблема. Я знаю, кто найдет вещи Святослава.

Тая сама удивилась тому, как легко она смирилась с тем, что придется просить Илью. Не для себя — это важно.

Ника внезапно выдавила:

— Но и этого не хватит.

— Не хватит на что?

Ника включила свой походник и показала снимок страницы «Словицы»:

— Это мне Женя показала. Это в Японии. Клиника магомодификаций. Укол, блокирующий магические каналы. Это выход. Это реальный выход — сделать инъекцию малышу после рождения и вернуться на родину, не скитаться по чужбине, не искать свое место, а вернуться домой… Еще можно и Святославу сделать инъекцию, но… Но… Я по-черному завидую Жене — у нее еще есть время, а у меня осталась всего неделя. Через неделю вынесут вердикт по Святославу и… Я до этого момента должна убежать.

Тая честно посмотрела снимок, но ничего, что могло бы настолько расстроить Нику не находила. Правда, в иероглифах она ничего не понимала, как и в переводе рублей в йены. Сейчас с Японией мир, добраться через Китай до неё легко. Главное для Ники — прорваться через границу, но Орлов разведчик. Если он с таким не справится, то грош ему цена.

— Ника… Это же замечательно, нет?

Та отрицательно качнула головой:

— Нет. У меня нет такой суммы. Даже с учетом возвращения вещей Святослава не хватит. Это… В миллионах сумма, Тая. Укол стоит десять миллионов рублей. А укола надо два.

Тая легко поджала плечами:

— Поверь, и это решаемо. Деньги у вас с Орловым будут. Выбирай уже имя для малыша и не волнуйся по мелочам.

Если она думала, что обрадует этим Нику, то ошиблась — та снова разревелась. Тая подскочила к Нике и снова принялась её утешать, уже ничего не понимая. Сейчас-то почему?

Ничего она в беременных не понимает. Выпроводив Нику и написав Карине, чтобы та её встретила и поддержала, Тая осталась дома одна. Гордей обещал пойти с ней в лес. Еще и в интересах Зимовского сходить туда. Она выберется. Она точно вернется из леса, получая свою шкатулку. Никакие косточки не будут греметь в сундуке или как там было в сказке. И все равно страшно. Тая обняла себя за плечи, забившись в кресло. Страшно. Лес темной громадой стоял за окном. Сегодня он был дружелюбен, но будет ли он таким же, когда придут холода?

Время текло медленно. За окном темнело. Походник, как ни заклинай его взглядом, не оживал. Чем занят Кот? Что такого случилось, что даже Гордей не перезванивает? И из столицы никаких новостей. Наверное, это хороший знак. Если бы император погиб на утреннем совещании, колокола бы уже во всю трезвонили. И Даша бы уже позвонила, чтобы ругаться на глупого Сумарокова, допустившего собственную смерть.

Походник зазвонил, когда Тая уже заснула в кресле аккурат в сиреневые сумерки. Тая моментально схватила телефон и буквально прокричала в трубку:

— Слушаю!

Голос Павла был уставший и выцветший. Обычно он воспринимался как яркий огонек, а сейчас был серым пеплом, укутавшим угольки — может, и разгорится вновь, а может и потухнет.

— Асюшка… Как ты?

Она заставила себя признаться:

— Прости, я напала на Разумовскую. Точнее на ее машину — воспользовалась холодом. Не сдержалась…

Павел мягко сказал:

— Асюшка, я уже знаю — Рой сообщил. Зима там что-то решает вместе с Зимовским. Его, кстати, уже выписали… Прости за это, — повинился он.

На заднем фоне кто-то напоминающе о себе кашлянул. Илья?

— Я не хотела тебя вмешивать — мне очень…

Её оборвал Павел:

— Я создан, чтобы помогать тебе. Тая, когда ты уже поймешь это.

— Разумовская обещала, если ты вмешаешься, пожаловаться на тебя императрице.

Он еле слышно рассмеялся:

— Я все равно бы вмешался, попроси ты меня или нет. Я отвечаю за безопасность Змеегорска…

Там опять кто-то влез и что-то возразил голосом Зимовского.

Кот рыкнул что-то о «не подслушивать!» и продолжил:

— В свете случившегося жалоба Разумовской на меня — это такая мелочь.

— В столице все?…

Заканчивать фразу Тае было страшно.

— Асюшка, это не телефонный разговор.

— Я понимаю, Паша. Я могу чем-то помочь?

Кот снова рассмеялся:

— Я уже говорил — это моя обязанность, а не твоя. Тебе уже принесли приглашение на торжество? Учти, все начнется рано — в десять. Все перенесли — я планирую уже вечером отъезд императрицы. Программа праздника сильно сокращена. И учти — джинсы в качестве наряда не подойдут.

— Чума… — выдавила из себя Тая.

В трубку ворвался голос Гордея — кажется, он орал:

— Тая, ты ела? Время уже ужина, на что угодно спорю, что ты еще даже не обедала! Скунсик… Илья… Завидуйте молча! Тая, покушай, будь человеком. И не жди сегодня — мы все задержимся. Зимовский! Молча! Молча завидуйте!

Кот вздохнул:

— Асюшка, представляешь, в каком дурдоме я живу…

— Паша, держись?

— Обязательно! Все, мне пора. Про платье не забудь!

Тая простонала:

— Да где же я его возьму… — Она оборвала звонок — парням сейчас не до нее и её проблем с платьем. Походник в её руке тут же разразился новой мелодией — Даша пыталась прорваться.

— Тая, да сколько можно болтать! — Таина голова буквально взорвалась от её крика, а Даше было все равно — она продолжала возмущаться на повышенных тонах в трубке: — Я третий раз тебе звоню! Третий, реально! Ты же бедствие ходячее — у тебя платья точно нет. Короче, сидишь сейчас дома…

— Я не дома, Даша.

— Где хочешь сиди — пока Метелица тебя не обижает, мне плевать на его моральный облик в местном обществе. Я скоро приеду — будем выбирать тебе платье из моего гардероба.

— Я думала сама купить.

Даша ахнула:

— Подосиновик, ты хоть иногда в реальность вылезай! Тут население городка увеличилось раза в два. Тут скуплено все, что можно и нельзя. Короче, я скоро буду. Откроем бутылку сока, закажем пиццу и будем костерить мужиков. Ты своего Зимовского, я Сумарокова… Только пусть попробует у меня умереть — найду и сама прибью. Тая… Таюшка… Он же не мог… Да? Он же не идиот… Он не мог умереть… Он же знает, что я сама его найду и прибью за такую глупость…

Кажется, она заплакала. Что за день сегодня.

Глава девятая, в которой Даша погибает

Во входную дверь позвонили, и Тая рванула открывать, думая, что это приехала Даша. На пороге стоял Разумовский собственной персоной — Тая видела его фотографии на императорском канале молнеграмма. Высокий, как его дочь, чуть раздобревший к шестому десятку, с поредевшими из-за возраста волосами, с откровенными залысинами, одетый в хорошо пошитый костюм и пальто, он странно смотрелся на крыльце в магмодовском гетто. Как не вовремя же он пришел… Наверное, досада отразилась на её лице, потому что мужчина столь же раздраженно, как на надоевшую осеннюю злую муху, посмотрел на Таю.

С рыжего, засвеченного городом неба посыпал мелкий, колкий снег. Лес тут же яростно зашумел, требуя Таю к себе. Пришлось напоминать, что лес ей не враг. Пусть он гневается, но он хочет, как лучше. Зимовский в таком случае даже орать на Таю себе позволял. Точно. Он даже не извинился тогда. И после этого он утверждает, что он не гад?

Разумовский воспитанно протянул Тае визитку:

— Поговорим? И, надеюсь, не на крыльце? — Он даже не пытался скрыть в голосе насмешку.

Из неприметной, довольно дешевой машины, припаркованной в тупике у леса, куда не добирался свет фонарей, спешно вышел столько же неприметный молодой парень в обычных джинсах и толстовке. Зимовский прислал? Точнее Владимир? Или это Кот беспокоится? У Кота много в подчинении таких вот незаметных. Только раньше Павел не позволял себе настолько влезать в Таину жизнь. Его напугало случившееся в столице? Или то, что из больницы выписали Зимовского? Тая досадливо поджала губы.

Разумовский заметил её взгляд, устремленный за его спину:

— Однако, как вас охраняют! Как царскую драгоценность.

Тая прищурилась, резко повернувшись к Разумовскому — по земле понесся иней, украшая собой сухие травы, росшие у дома.

— Что за грязные намеки?

Мужчина криво улыбнулся:

— Почему же намеки? Я не сказал «императорская драгоценность». Так мы все же поговорим? Мне слишком многие сегодня указали, что я просто обязан извиниться перед вами.

Неприметный парень подошел ближе и с легким приветственным кивком уточнил:

— Таисия Саввовна, вам требуется помощь? — Под его толстовкой явственно проступал силуэт оружия.

Разумовский наклонил голову на бок в ожидании ответа. Тая заметила, как на въезде в поселок показалась, сияя фарами, «кавалерия» — Дашина машина. Надо все решать крайне быстро — Тая ответила парню:

— Спасибо, я справлюсь сама.

Разумовский с намеком сделал шаг в сторону, переступая иней, вырвавшихся уже на асфальтовую дорогу. Про отделение патологии магмодификаций он промолчал.

Парень понятливо склонил голову, вернулся к машине, но садиться в неё не стал — продолжил присматривать за Таей. Это точно не люди Зимовского. Это заклинило Кота — впервые, надо заметить. Гордей же предупреждал.

— Так мы пройдем в ваш… О, простите, не ваш дом? — напомнил о себе Разумовский.

Тая заставила себя успокоиться, хотя летящему с неба снегу было на это плевать — может, этот снег обещан синоптиками? Она бесцветно сказала:

— Первой, несмотря на грубость вашей дочери, неадекватно среагировала я. Передо мной извиняться не надо. Постарайтесь донести до своей дочери, что оскорблять персоны императорской крови и героев войны крайне нежелательно. Чек на оплату ремонта…

— Все уже оплачено, дважды. Я теперь гадаю, чьи же деньги стоит вернуть. Таисия Саввовна, я все же приношу свои искренние извинения за необдуманные слова моей дочери — меня об этом настоятельно просили. Катя поступила опрометчиво — слишком многие в городке знают, что ваш дед отдал вас Зимовским взамен на магтехград. Вас запереть в патологии магмодификаций не удастся… Стоит признать, вы до последнего времени поступали правильно, не приезжая сюда — не ожидал такого здравомыслия от вас. Уезжайте, позвольте всему вернуться в свое русло.

Даша лихо припарковалась в том же тупичке, где стоял неприметный парень со своей машиной, и спешно выскочила из автомобиля. Её каблуки дробно стучали по асфальту, словно забивая гвозди в гроб Разумовского — Тая видела, как кривилась Даша, глядя на него.

Тот скосился на «кавалерию» и продолжил:

— Вы ошибка природы, Таисия Саввовна, вы сломали жизни слишком многим магмодам только потому, что Зимовские приняли за основу теорию Белкина-Подосинового, а не мою. За Катей я прослежу — она больше не будет вам досаждать: помолвка с Ильей Андреевичем была решенным делом, и тут появились вы, все портя.

Даша взвилась еще на подходе:

— И мешая вам запустить руки в набитые золотом карманы Зимовского? Знаете, финансирования собственных прожектов надо добиваться на Совете магтехграда, а не через постель собственной дочери. При всем моем неуважении к Екатерине Сергеевне, это подло — пытаться добраться до нужных денег, продавая свою дочь.

Разумовский склонил голову в легком приветствии:

— Добрый вечер, Дарья Аристарховна. Даже жаль, что Семен Васильевич почил. Смогли бы вы ему в лицо сказать тоже самое о Таисии Саввовне?

Даша горделиво вздернула подборок:

— Смогла бы! Только вы сейчас клевещете на хорошего человека.

Разумовский качнул головой, словно его стал утомлять разговор:

— De mortuis aut bene aut nihil nisi vero, Дарья Аристарховна. Так правильно звучит знаменитый афоризм. Я говорю о Семене Васильевиче именно правду, как и положено. За сим позвольте откланяться. Таисия Саввовна, не откажите в любезности, сообщите своим благодетелям, что я выполнил их условия. А захотите узнать неудобную для вас правду — на визитке есть мой номер телефона.

Он наклонил в прощании голову и пошел прочь.

Даша не удержалась и сказала в спину Разумовского:

— И как таких подлецов земля носит?

У Таи в голове вертелся другой вопрос: как Даша с таким темпераментом при императорском дворе выживает?

Неприметный парень чуть наклонил голову набок, уточняя у Таи свои дальнейшие действия. Она отрицательно качнула головой, и парень скрылся в машине. И вот кого за такое счастье благодарить?!

Даша оглядела Таю с ног до головы и вынесла вердикт:

— Подосиновик, быстро в тепло — греться и собираться. Тебе нельзя мерзнуть — ты же Снегурочка… Кажется, погода меняется. Снегопад вот-вот усилится. А у меня шины не поменяны. Кто ж знал, что тут настолько рано придет зима.

Тая пропустила мимо себя Дашу в дом и зашла следом, закрывая дверь. Для верности она даже подперла её, чтобы никакие злые слова Разумовского не пробрались сюда. Хотя зачем ему лгать? Он знает, что его снова заставят извиняться.

Даша, цокая каблучками туфель, ломанулась осматривать первый этаж, любопытно суя свой нос везде.

— Забавно, как живут магмоды. В отчетах дома смотрятся иначе — богаче. Надо будет Сума… — она подавилась словами, передернула плечами и обернулась к замершей в холле Тае. — Зимо… Тьфу! Отцу пожалуюсь!

Она даже ногой топнула, как ребенок. Что-то с Дашей совсем не то творится. Она хаос, но вполне управляемый хаос, а сейчас она словно места себе не находила.

— Подосиновичек, не стой истуканом… Собирайся!

Даша прошлась по гостиной и замерла, что-то рассматривая. Кажется, Метелица утром, убегая, не заправил диван. Или заправил? Даша порывисто вытащила из кармана короткого, модного, изысканно-бежевого цвета пальто походник, посмотрела на экран и выругалась. Потом она развернулась к Тае:

— Собирайся уже. Отомри, моя хорошая! Забудь ты о Разумовском и его дочери. Тебя же предупреждали…

Как раз о Разумовском забывать было нельзя, как бы Тае этого не хотелось. Что значит, что проект магмодификаций купили ею? И понимай, как хочешь. Разумовский в курсе ритуала с веретеном? Или это намек на несостоявшуюся помолвку? Так не было признаков того, что Тая хоть как-то интересует Зимовских. Кроме первого танца на совершеннолетии Ильи. И удивленного-замершего лопоухого парня из сна. И поганкой он стал звать её с подачи Даши — Гордей подсказал.

Даша пошла на третий круг по гостиной, уже ничего не разглядывая. Тая не выдержала и спросила её прямо:

— Даша, тебе плохо?

Та вздрогнула, разворачиваясь:

— Плохо? Я в истерике, Тай. Я в дикой истерике — Сумароков никогда не молчал настолько долго. Он мне так и не перезвонил. Понимаешь?

Тая отрицательно качнула головой, и Даша, как подкошенная, рухнула на диван:

— Не понимаешь… Я его люблю. Я не могу без него, а этот гад позволил себе умереть. — Она посмотрела Тае в глаза и сказала то, о чем та боялась думать весь день: — В столице… Дворец рухнул. Полностью. Эпицентр взрыва — зал, где должно было проходить совещание. Не смотри так — я твоего Кота загнала в угол. Это достоверные сведения. Императора нет. Кажется, нет. И будешь смеяться, но самый вероятный кандидат на престол — твой Кот.

— Императрица…

Даша истерично замотала головой:

— Не факт, что она носит мальчика. Всем сильно повезет, если она беремена мальчиком. Я Сумарокова лично убью, если он имел такую глупость взять и умереть. Он никогда так долго не молчал…

Она снова вытащила походник, включила его и застонала сквозь зубы.

Тая села рядом с ней и обняла Дашу за плечи, крепко прижав к себе. Та стала всхлипывать, пока еще не позволяя себе расплакаться.

— Дашенька… Надо надеяться на лучшее…

Та кивнула и разревелась, как и Ника.

— Я надеюсь… Я очень надеюсь… Но это так трудно… Я ему говорила — подай в отставку… Ну подай в отставку… Нервов моих не хватает, когда он лезет с головой во все ловушки на границе… Он обещал, он сказал, что даже нашли того, кто его заменит… Ну почему все именно сейчас?!

Тая отстранилась, заглядывая Даше в лицо. Сумароков сам решил подать в отставку? Вот это новость!

— А этот гад… Который на место Сумарокова… Он брыкался! Он недостоин! Он не хочет! Узнаю, кто это — вместе с Сумароковым прибью.

Сложившаяся в Таиной голове картинка истории с феромонами с треском разрушилась. Гордей был прав, когда связал феромоны с ритуалом. Понять бы еще, для чего это все было. Зачем тому, кто планировал ритуал, носящийся за Таей Илья? Он бы и так носился — из-за общей нити…

Даша достала из кармана пальто платок и принялась вытирать слезы. Впрочем, это мало чем помогало — они продолжали катиться по её лицу. Она яростно сунула платок обратно в карман и снова достала походник. Разблокировав его, она принялась названивать по номеру, записанному как «гад неблагодарный!» — Тая надеялась, что это просто на волне истерики Даша переименовала мужа. Ответом были долгие гудки. Звонок никто так и не принял. Даша выругалась, отключила телефон, гневно сунула его в карман, промахнулась, и походник с грохотом улетел на пол. Даша задрала голову вверх, рыкнула и подняла телефон с пола.

— Да что это такое…

Тая ласково погладила Дашу по спине и замерла. Этого не могло быть, но…

— Дашенька… — Тая невоспитанно переместила ладонь на Дашин живот.

Та посмотрела на нее опухшими, раздраженными глазами:

— Что, Подосиновичек? Не тяни, я дурная сейчас.

Огонек под рукой Таи был живой, теплый и совсем-совсем маленький. Если бы лес сегодня не поделился силами, Тая бы не нашла его.

— А ты знаешь, что ты беременна?

Даша вскинулась, как призовая лошадь:

— Тьфу на тебя! Кто так вульгарно выражается! Говорят: находится в интересном положе… — До неё все же дошло: — кто?! Я?! Я беременна…

Она снова зашлась слезами:

— Теперь я вообще не прощу Сумарокова — ну как можно умереть в такой момент! Кто будет дарить букеты, кто завалит меня подарками, кто примет у меня из рук малыша, кто…

Тая снова прижала её к себе:

— Успокойся, тебе нельзя волноваться. Сперва надо дождаться, когда разберут завалы и скажут точно.

Даша вытащила походник, и Тая протянула руку:

— Отдай!

— Не дам! Вдруг он все же позвонит. Тая… Не проси. Не дам. Иначе я сойду с ума от волнения… Так я хоть знаю, что точно не пропущу его звонок. Тая… Давай поедем ко мне — тут даже напиться нечем: ни сока, ни газировки, ничего… — Она снова принялась вытирать слезы. — Представляешь, Ника, кажется, тоже беременна. Наверное, это заразное. Она в «Анаконде» сок пила, а бутылка-то была не из-под сока. Я видела чек. Случайно. Она пила виноградный сок. И зачем так нагло лгать?

Тая отвела взгляд:

— Наверное, у нее были причины.

— Как же… Я Сума… Не хочу о нем! — рыкнула она сама на себя. — Пусть он только попытается не вылезти из-под завалов! Помнишь, я говорила про вдовьи платья?

— И?…

— Карина призналась — даже меня позвала на вечеринку «Черным-черно» в честь Осенин. Ника туда собиралась, оказывается. Карина ту «сторию» и записала тогда. Тая… Все же будет хорошо?

— Обязательно будет. Ты только верь.

Даша не сдержала смешок:

— А ты… Ты точно не беременна? Не ври мне, ладно?

— Я тебе уже говорила.

Даша забавная: она в интересном положении, а Тая — беременная.

— Так то по телефону было. Вдруг ты боялась, что услышат. Ты не думай — я тебя бы не осуждала.

Тая улыбнулась, крепче обнимая Дашу:

— Мне Карина сказала, что ты хотела усыновить моего ребенка.

Даша фыркнула, как недовольный ежик:

— Можно подумать, что это что-то выдающееся. Я знаю, что ты для меня сделала бы тоже самое… Тая, Сумароков же вернется, да?

— Даша… — лгать Тая не любила.

Та всхлипнула и прикусила губу. Она вырвалась из Таиных объятий и встала:

— Так, собирайся! Я хочу пиццу, я хочу много-много-много чего-то вкусного: мороженое, торт, картофель а-ля Пушкин, шашлык, и сок… И ругаться в небеса. И еще же надо платье тебе подобрать для завтрашней церемонии. И Кота своего предупреди — императрица подозревает его в измене. Она думает, что он специально бросил императора в столице, отправившись сюда. Он реально немного сглупил.

Тая нахмурилась — он бросил все в столице из-за неё и приехал раньше срока. Проклятый Зимов… Тот, кто играет их судьбами. Княгиня Зимовская или кто-то еще.

— Все было решено заранее, Даша, — все же заставила себя сказать Тая. — Императрица знала, что именно Кот будет отвечать за её безопасность тут. Нет никакого заговора.

— Просто предупреди своего Кота. И одевайся уже — за окном уже метель началась.

Тая внимательно рассматривала подругу — не в её состоянии сейчас водить машину.

— Даша, тебе не кажется, что сейчас несколько опрометчиво садиться за руль?

Та обиженно посмотрела на нее:

— Я не пила. Я вообще спиртное не употребляю. Думаешь, у кого Ника могла подсмотреть трюк с соком в бутылке? Я… Я буду очень аккуратна. Сейчас попасть в аварию — верх глупости. Ты так не думаешь?

— Может, я сяду за руль?

— Моя «Пчелка» — только моя. Я даже Сумарокову не позволяю её водить.

Тая снова предложила:

— Тогда давай вызовем такси?

— Ты еще пешком идти предложи.

— А это идея, — улыбнулась Тая. Она вспомнила про неприметного парня и предложила: — а еще можно поехать на машине моей охраны.

Даша надулась:

— Ты мне не доверяешь. Я в порядке. Я даже «Сумароков» смогла сказать. Поехали. Снегопад идет, а у меня летняя резина. Мы поедем тихонечко. Ты же не думаешь, что я рискну ребенком Сумарокова? У меня не было за все время ни одной аварии.

И именно в аварию они и попали: на повороте к городку походник, гад такой, ожил. Даша в нарушение всех обещаний рванула его из кармана, принимая звонок и почти крича в трубку:

— Ромка?!

Кажется, Тая впервые услышала, как Даша при ней называет своего мужа по имени. И тут за поворотом метнулась какая-то тень — кажется, это был уличный пес. Думать, что это мог быть магмод, Тае было дурно.

Даша выругалась сквозь зубы, выворачивая руль. Походник улетел куда-то ей под ноги. Завизжали тормоза. «Пчелку» занесло — она пробила дорожное ограждение и отправилась в полет. Тая помнила, что там в темноте, разрываемой светом фар, был овраг.

Короткий полет закончился темнотой.

Когда Тая пришла в себя, кругом была только боль и кровь. Кажется, не ее — основной удар пришелся на Дашу, которой рулевое колесо проломило грудь.

— Да… ша…

Почему-то где ругался Зимовский — Тая слышала его голос. Или это был бред?

— Да… ша…

— Тая… — Из Дашиного рта потекла кровь. — Прос… ти…

Тая вспомнила — второго ритуала с веретеном не было. Гордей это подтвердил. Второго ритуала не было. Да и выбора сейчас тоже не было. Она, которая пустоцвет и почти ходячий мертвец, и Даша — той и пары часов чужой жизни хватит, чтобы её успели привезти в больницу и спасти.

— Да… ша… Ты… хочешь… жить? Ты… примешь… мою… помощь?

— Тая… — Даша закашляла, захлебываясь кровью. Тая боялась думать, что там творится в легких — сколько ребер сломало, что так их порвали. — Да… Ты… же… Зна…

Наверное, Зимовского именно так и обманули, заставляя принимать Таину жизнь. И стыдно Тае не было. Главное, не потерять сознание, как Даша.

Глава десятая, в которой выясняется, что Зимовский гад, но не мразь

Петь было больно. Тая честно пыталась, только изо рта вылетали хрипы — слишком больно было дышать. Ремень безопасности как ножом пропахал Таину грудь. Она висела на нем, и ничего не могла с этим поделать. Руки отказывались её слушаться. Слезы сами текли из глаз и капали куда-то вниз, на лобовое стекло. И тут же замерзали ледяными бриллиантами.

Дашу не было слышно. Только кровь тонкой струйкой стекала по воздушной защитной подушке. Только бы успеть. Дашка заслужила жить. Она справится даже без Сумарокова. Должна справиться.

Бедная «пчелка» скрипела и стонала. Голос Зимовского смолк. Может, он все же показался Тае? Его тут быть не могло. Интересно, тот неприметный парень… Он следовал за ними? Он догадается вызвать медиков? Где он вообще… Зачем нужна охрана, которая носится неизвестно где.

Каждый вдох вспышкой боли отдавался в Таиной груди. Глаза слипались, и хотелось с разбега, как в прохладную Змеевку, влететь в темноту беспамятства и забыть все: Дашу, потерявшую сознание, борьбу за воздух, дурацкую песню, которая не складывалась и ладно, красиво звучала только в голове.

Скорей бы приехали медики…

— Зо… ло… тое…

Судорожный вдох, снова, снова и снова, легкие горят, им не хватает кислорода. Сердце заходится в груди. Тая хрипит и пытается петь.

…веретенце, ты лети, лети, лети…

— Ни… то… чку…

Машина, как нервный конь, вздрагивает и просаживается носом еще глубже. Крен нарастает. Металл стонет, сминаемый землей. Поле проснулось, и ждет новых жертв. Тая хватает воздух сухими губами — она бы зубами в него вгрызалась, если бы это помогало… Она разбудила чудовище. И это чудовище сейчас сожрет их с Дашей.

…мою из сердца ты плети, плети, плети.

— Жи… Жи… Жизнь…

Трава надоедливой мошкарой бьется в покрывшееся сеткой мелких трещин лобовое стекло и пытается пробраться в салон. Противно пахнет кровью. Тая захлебывалась этим запахом еще там, на фронте. Он забивал нос, он стоял во рту, он не давал вдохнуть полной грудью — запах крови и смерти.

…моя кончается…

— Дру… гая…

Веки сами закрываются без спроса — на них словно кто-то бросил мешки с песком. Или она опять попала под магимпульсный взрыв, и её засыпало землей? Надо откапываться… Голова разрывается от боли. Тае надо продержаться еще чуть-чуть. Она смогла открыть глаза. Перед ней, все так и висящей на ремне безопасности, трещинки стекла, разбитая приборная панель, и пробирающаяся в салон трава. Вторая Великая война давно закончилась. Таина война за жизнь Даши в самом разгаре.

…начинается…

Темный салон озаряется мягким солнечным светом — золотое веретено все же отозвалось на Таин зов. Услышало. Появилось… Это хорошо… Веретенце заскакало перед Таиным лицом, наматывая на себя первый виточек тонкой золотой ниточки. Тая понимала, что не продержится долго — пока вся нить из неё не выскользнет. Она стиснула зубы и потянулась пальцами за нитью. В глазах потемнело. Рука повисла в воздухе, затекая.

Когда Тая снова открыла глаза, проклиная все, кончик пойманной нити так и дрожал в её пальцах, ожидая подсказки. Веретено замерло в воздухе без хозяйки. Тая рывком вложила нить в Дашину грудь. Точнее она попыталась. Удалось только чуть шевельнуть пальцами, не больше. Нить сама послушно полетела в нужную сторону и скользнула в Дашино сердце. Дашка… Она доверяла Тае и согласилась на все. Илья, наверное, тоже верил маме, разрешая ей все… Так… Не о том думает.

— Где-то…

Тая завела новую песню, пытаясь помочь веретену возобновить танец. Она закашлялась, слюна тонкой нитью потекла на лобовое стекло. Тая упрямо повторила:

— Где-то…

Песня продолжилась только в её голове, разрывавшейся от боли.

…плачет свирель…

Если Тая до этого думала, что ей плохо, то она сильно ошибалась. Очень сильно ошибалась! С дикой, разрывающей Таин мир в клочья силой всех цветов боли из неё вырвалась нить — её было так мало! И метра не вышло. Даша всхлипнула, когда нить влетела в нее напоследок мигнув золотым огоньком.

А второго ритуала ведь не было. Решили же, что его не было. Хотя Зимовский предупреждал, что спала Тая не только при нем… Точно, прелесть какая дурочка!

На Таю навалилась тишина. Хоть скрипела машина, кто-то что-то где-то орал, хрустело стекло, которое с силой выдирали, чтобы добраться до пассажиров…

Глаза закрылись.

Веретено упало, с хрустом проламывая лобовое стекло.

Трава тут же рванула в салон, плотным жгутом обвивая Таино запястье.

Машина в очередной раз застонала и еще глубже ушла под землю.

Тая жалела об одном — не слышно Дашино дыхание. Хотелось верить, что ей хватит этого нелепого куска нити, чтобы продержаться…

…Темно.

Хорошо.

Не больно.

Тепло.

Что еще надо для счастья?

Пожалуй, чтобы заткнулся Зимовский. Из него певец… Все послесмертие портит!

— …Крутится веретено

Пусть за окошком темно.

Сердце мое мертво —

Нити моей все равно…

Точно, змей — со слухом очевидные проблемы, зато самомнение зашкаливает.

Тихим ручейком исподволь прорывается боль и затапливает Таю с головы до ног. Кажется, болит все. Дергает левую руку, огненным обручем сдавило голову, грудь горит, возвращаться совсем не хочется. Гореть от боли не хочется.

Где носит медиков?! Почему даже после смерти больно…

— Не… хо… чу… — Тая выдавливает из себя последние капли воздуха. Она не хочет боли, но сил закончить фразу не хватает.

Лежать становится неудобно. Под плечами, которые дико болят, что-то жесткое, бугристое, как валики, хорошо еще, что теплое. Но лежать неудобно.

Во рту сухо. Хочется пить.

Зимовский продолжает терзать Таин слух. У него ни голоса, ни музыкального слуха!

— Кто-то прядет лен

И хочет быть отомщен.

Кто-то прядет шерсть,

Чтоб получить лесть.

Жизнь свою я пряду —

Судьбу для тебя украду.

Что-то напоминает, что надо дышать. Надо сделать вдох. Не хочется — боль накатит с новой силой, а она еще с этой не смирилась.

Грудь разрывает от боли, и Тая орет, как младенец в первый свой миг жизни.

Жить больно. До чего же больно жить…

Дайте уже кислородную подушку… Почему из всех реаниматологов она заинтересовала только Зимовского.

В груди печёт. Горячая, как солнце, нить клубочком свивается в сердце. Очередной узелок пытается протиснуться в грудь и Таин крик все нарастает и нарастает до хрипа. До внезапной тишины. Хорошо, что поле рядом, и его силы устремляются в Таю, спасая её. А еще Тае придает сил гнев: Зимовский сошел с ума. Он пихает в неё украденные жизни магмодов! Да если бы она хотела прожить ворованную жизнь, она бы еще в цехе вырвала из Зимовского нити! И она не давала разрешения! Факт, не давала…

— Зи… мо…

В груди снова алым полыхает боль — очередной узелок!

И выговорить фамилию гада не получается. Тая стонет монотонно и глухо. Стыдно. До чего же стыдно.

Тая заставляет себя успокоиться и дышит, дышит, дышит, как учила дышать на родах медсестру Перову — та вздумала до последнего остаться при госпитале, и Тая вляпалась в акушерство против своей воли. Тогда с ней были учебник по акушерству, открытый на главе «Второй период родов», Перова и бледный фельдшер — он, как и Тая, закончил только третий курс. По знаниям они были равны — полный ноль в акушерстве.

Опора под Таей странно колышется, словно живая, но беспокоит её не это.

Она не просила чужие жизни!

Тая заставила себя открыть глаза и выдавила, пока очередной узелок не ворвался в неё с дикой болью:

— Иль… я… Я не давала… Согласия…

Она сипела, задыхалась, кашляла, причем все сразу. Тая с трудом поняла, что все еще лежит на поле. До больницы… Чума! До морга её не довезли. Над ней дышало холодом темное, затянутое облаками небо. Из света… Из света только Зимовский. Где-то далеко, откуда не дотянуться, бесновался, шумел лес — он был не в силах добраться до Таи.

— Иль… я…

Взгляд у Ильи всегда был тяжелый, а сейчас уж особенно. Холодный. Ледяной. Немигающий. С огнем, горящим в глубине щелевидных зрачков. Полоз. Он все-таки полоз. Взгляд василиска её бы уже убил. И чума, какой же Зимовский огромный! У него туловище толщиной с Таину талию. Его длину даже страшно представить. И при этом он может превращаться во что-то мелкое. Неудивительно, что у него то и дело сбоит оборот. Млекопитающие и змеи — два разных класса.

Зимовский чуть опустил к Тае хищную, горящую золотой чешуей голову, отчего его неподвижный взгляд казался полным гнева.

— Я тоже не давал своего согласия, — прошипел он. И на его загнутые внутрь острые клыки лучше бы не смотреть. Тае показалось, что на них блестел яд. Полозы неядовиты. Вроде. Илья продолжил: — И если присмотришься — нить твоя. Я лишь возвращаю то, что не просил. Ты меня в цеху пару дней назад тоже не слушала. Даже не пыталась услышать.

— Про… сти…

Она была виновата перед ним.

Змеиное тело неприятно задвигалось под Таей, аккуратно приподнимая ей голову и позволяя рассмотреть веретено. То медленно танцевало в воздухе, бросая во все стороны яркие блики и вытаскивая из Зимовского нить — неровную, в узелках, плохо сплетенную, но золотую. Кровь ли Таина, или особенность Зимовского, как полоза, превращать все в золото, изменили нить — она, раньше всех оттенков жизни, ровно сияла приглушенным желтым цветом.

— Ты… Хоть… Узелки считаешь?

Он еще ниже наклонил голову, подаваясь к Тае:

— Зачем? Я не просил твоей жизни.

Тая сглотнула. Ей было так плохо, а Зимовский еще и спокойно разговаривал, когда из него летела прочь жизнь. Камикадзе какой-то!

— Илья… Не злись…

Из него вырвалась уже родная Таина нить — ладная, гладкая, яркая. Она, странно короткая, заканчивалась узелком, который снова тащил Таину жизнь. И опять ниточка была короткой — меньше метра! Но так же не должно быть!

И уже эта нить вытащила толстую, прочную, изначальную нить жизни Ильи. Она у него тоже была золотая. Полоз же.

Тая резко села, забывая о боли. Оцепенение слетело с нее, как с Зимовского слетает шкура. Наверное, слетает. Или он долго и упорно шелушится и чешется, когда скидывает шкуру? Тая замотала головой: что за бред лезет в голову…

— Илья! Остановись!

Она даже смогла руками поймать веретено, останавливая его танец. Ниточка, в один оборот обвивавшая веретенце, дрожала под её пальцами. Она была теплой и живой, хоть Илья и змей. Она трепетала под Таиными пальцами, спеша её спасти. Только так нельзя! Надо загнать нить обратно в Илью. Он же умрет без нее, а она этого точно не хочет. Он гад, но не мразь. Он не раз это говорил, только Тая не слышала его.

Зимовский устало опустил голову вниз, на золотые кольца. Кажется, даже у него есть предел выдержки. Предел сил. И он его перешагнул.

— Я же говорил, что я не гад и не мразь, Тая, — это прозвучало настолько устало, что Тая осторожно погладила его по немного шершавой, но теплой голове. Он же радоваться должен, что невиновен. Он должен радоваться.

Тая прошептала, пальцами следуя за необычным рисунком чешуи:

— Прости. Я сейчас запущу веретено обратно…

Её нить оказалась такой короткой, что Илья точно не проживал её жизнь. Он сам выживал и цеплялся за каждый миг и каждый день. Тая еще в Дашиной машине поняла, что её предал самый дорогой на свете человек. Надо же… И уже даже не спросить, зачем? Только самой гадать и придумывать причины. Оправдать она его все равно не сможет. Такое не прощают.

Илья подался прочь от её руки — приподнялся, нависая над Таей:

— Не надо. Я не просил меня спасать. Ни в восемнадцать лет, ни сейчас. Хватит. Буду жить столько, сколько дано. Рви.

Нить трепетала на ветру, испуганно мерцая. Веретено вздрагивало в Таиной руке.

— Илья… — Тае сейчас даже думать было больно, а надо еще Зимовского уговаривать, словно он дитя.

— Рви! — громко скомандовал он и тут же извинился: — прости за крик. Неправ. Но рви уже…

Тая неистово и витиевато выругалась в темные небеса — только сейчас она заметила, что снег продолжал лететь, заметая поле, далекую разбитую «пчелку» Даши, суетящихся там людей, весь мир. И только тепло Ильи грело её.

А медики все же приехали — было видно, как метался свет «люстр» возле Дашиной машины. Что-то громко стрекотало. По полю скользнул столб света. На посадку заходил санитарный вертолет.

— Рви, грибочек… Хотя ты не грибочек, ты осень.

— Илья, ну ты и гад!

Он рассмеялся, запрокидывая свою змеиную голову:

— Мы же только что сошлись на том, что я не гад.

Тая посоветовала:

— В зеркало посмотрись и увидишь гада. По биологической классификации.

Нить уже стонала под её пальцами, замерзая. Скоро может быть поздно для них обоих.

Зимовский вновь подался к Тае:

— Ладно, моя вина. Признаю. Я гад. Биологически и как хочешь. Но я не мразь, Тая. Мне не нужны чужие жизни.

Тая заставила себя признать очевидное — голова болела, мешая собраться с мыслями:

— Но они прижились в тебе.

— Тая… — Он подался в сторону. — Угомонись. Не надо меня втаптывать и дальше в грязь.

Она упрямо повторила — она тоже не была в особом восторге от чужих жизней в ней:

— Они прижились в тебе! И во мне прижились. Значит, магмоды не были против этого. Надо довести дело до конца. Пополам. Жизни пополам тебе и мне. Иначе все напрасно было. И еще…

Она закрыла глаза, смирилась с тем, что осознала, и нашла в себе силы сказать:

— Илья Андреевич, приношу вам свои искренние извинения. Я была не права, когда обвиняла вас в том, что вы не делали. Моя семья виновата перед вами. Семен Васильевич был…

Мимики Зимовскому отчаянно не хватало — был бы человеком, точно бы скривился:

— …тварью. Тварью, которая обрекла свою внучку на смерть.

Тая вздохнула и тут же пожалела — легкие зашлись болью. Змеиные кольца плотнее обвились вокруг неё, поддерживая. До чего же противно оправдывать того, кто это не совсем заслужил.

— Когда мои родители погибли, ему было за семьдесят лет. Возможно, он боялся оставить меня одну…

— Тая… Ты себя слышишь? Он забрал твою жизнь! — от волнения Зимовский сорвался на шипение, и Тая не понимала и половины слов.

— Я понимаю, что вы злитесь — вас подставили…

Он заглянул ей в глаза — в его зрачках плясало откровенное пламя:

— Да плевать на подставу!

Тая упрямо закончила:

— …с феромонами.

Кольца под Таей заворочались — Зимовский злился.

— Плевать на феромоны. Он чуть не убил тебя! Он хладнокровно приговорил тебя к смерти.

— Он уже мертв, Илья. Мне сложно оправдывать его. Честно. Возможно, он думал, что без его защиты меня, как нечисть, запрут… Где-нибудь.

Хотя иногда бывает участь хуже тюрьмы для нечисти.

Илья прошипел что-то в сторону.

— Я запускаю веретено, Илья? Одиннадцать узелков тебе, одиннадцать узелков мне. Получается поровну. Он все же пытался тебя спасти и все исправить. Возможно, он и меня бы спас, просто не успел.

— С-с-сдох-х-х потому что!

Она прошептала:

— Илья, мне плохо. Мне больно. Можно уже меня не мучить?

Кольца под Таей вздрогнули.

— Прости, я идиот, мразь и гад. Прости. Но учти — пополам. Строго пополам.

Тая проворчала, удобнее устраиваясь среди колец:

— Тогда сам считай. Я тебе верю.

Она разжала судорожно сведенные пальцы и отпустила веретено. То взлетело вверх и снова начало свой танец. Узелки полетели прочь из Таи, и она сдалась боли, позволяя темноте уносить её куда-то, где ничего нет, особенно где нет боли. Она верит Илье. Вот это неожиданность!

Можно, она проснется уже под писк приборов в больничной палате? Тая сейчас даже на патологию магмодификаций была согласна.

— Тая, ты мне свидание должна, помнишь?

Нет, он точно гад…

Глава одиннадцатая, в которой друзья уходят

Писка приборов не было.

Не было и капельницы.

Зато боль была: где-то в руке — легкая, далекая, неприятная.

И ортез на предплечье был — хотелось надеяться, что там все же ушиб, а не перелом. Тая чуть пошевелила кончиками пальцев. Не больно.

И больничная сорочка-распашонка была, и куча вопросов, вертевшихся на языке.

А походника не было.

Тая огляделась, куда же её занесли судьба и Илья. Тьфу, Зимовский же.

Палата простая, без изысков, на двух человек, Тая сейчас была единственным пациентом. Медицинского поста в палате не было, значит, это не реанимация. Дверь обычная, деревянная — это не патология магмодификаций. А больше ничего неясно.

Кнопки вызова медперсонала, Тая, внимательно оглядевшись, не нашла — пришлось самой, кряхтя и чертыхаясь, садиться в кровати, искать больничные тапки и халат. Надо напомнить о себе, а то могут и до вечера не прийти… Часов в палате не было, походник не нашелся даже в выдвижном ящике прикроватной тумбочки, солнечный свет за окном был тусклый и непонятный — то ли утро, то ли хмурый день. Когда Тая уже встала, про неё вспомнили: заглянула санитарка, потом примчалась медсестра, зашел врач… Таю вертели, осматривали, спрашивали о самочувствии, обещали выписать через день-два при отсутствии отрицательно динамики, разрешили ходить и оставили в покое. Про Дарью Сумарокову и её состояние никто не знал. Санитарка потом шепнула, что княгиню сразу с места аварии санитарным вертолетом отправили в Александродар — сюда она не поступала.

Оставалось только выпить принесенные медсестрой таблетки, поесть безвкусный больничный обед и лежать, глядя в потолок.

Первым о её существовании вспомнил Павел.

Он, непривычно одетый в придворный мундир, устало вошел в палату, тоскливо рассматривая Таю — та села в кровати, чтобы не выглядеть беспомощной. Кот, усталый, потрепанный, заросший нелепой рыжей щетиной, явно не спал этой ночью. Глаза его выглядели раздраженными, красными, под ними залегли тени. Сейчас даже его яркая шевелюра казалась уставшей, словно её присыпали пылью: короткий ежик волос был цвета ржавчины, а не жизнерадостной морковки.

— Добрый день, Таис…

Кот поздоровался, вспомнив её настоящее имя, и это был дурной знак. Слишком откровенный намек. Тая старательно улыбалась, следуя неизменному совету Кошкина: улыбаться, несмотря ни на что. Кажется, сейчас это было особенно актуально.

Противно пахло больницей — для Таи это всегда было ароматом прощания.

Павел Петрович — пора о нем думать так, — неловко протянул роскошный букет белых роз, за которым Тая предпочла спрятаться, и сел на стул, придвинув его к кровати.

— Как ты? — он осторожно взял её за руку. Левой, в ортезе, рукой она букет удержать не смогла, и он повалился на кровать, лишая Таю защиты. Оставалось только улыбаться.

— Нормально. Прости, что заставила волноваться.

Ему сейчас было явно хуже, чем Тае. Она выздоровеет, а он похоже не сможет оклематься от того, что случилось в столице.

Кот улыбнулся:

— Что ты такое говоришь… Мы все очень переживали…

Он прикусил губу, что-то запрещая себе говорить. Тая даже знала, что именно. Она, чтобы не возникло ненужной неловкой паузы, спросила:

— Ты не знаешь, что с Дашей?

Кот потер глаза, старательно давясь зевком. Смотрел он при этому куда угодно, кроме Таи.

— Точно не знаю. Зимовский вызвал санитарный вертолет для вашей транспортировки в Александродар, когда узнал об аварии. В результате консилиума по настоянию охраны Сумароковой было решено транспортировать княгиню. Тебя решили лечить тут. Сумарокову доставили в один из закрытых центров, куда даже у меня нет доступа — он принадлежит одному из родственников князя Сумарокова. Все, что сообщает справочная медцентра: её состояние стабильное, опасений не вызывает.

— Ясно… — разочарованно выдавила Тая. Она волновалась за Дашу. Александродар черти где, и добраться туда в ближайшие дни она не сможет. — Надо передать, что Дарья Аристарховна беременна — если она без сознания, то врачи могут это не знать. Сообщишь?

Он лишь кивнул.

Тая снова заставила себя улыбнуться:

— Спасибо. Для меня это важно.

— Ас… — Кот поперхнулся и неловко поправился: — а собой как… Все в порядке?

Он уже спрашивал это. Тая погладила его по руке — та странно отдернулась в сторону.

— Кот, не переживай.

Он уставился куда-то в окно. Тая знала, что ему сейчас очень плохо — она знала все его повадки. Ей тоже не особо хорошо, но кто-то же должен быть сильным.

— Паша… Не волнуйся ты так за меня. Я в порядке. Мне вообще сказали, что продержат меня здесь всего денек, два. И больше я им тут не нужна.

Кот отвлекся от окна и серьезно посмотрел на Таю. Он что-то искал в ней или в себе и не находил.

— Я сегодня уезжаю, — звучало это до отвращения мрачно. Война закончилась, новой не намечается, а то, что друзья иногда расстаются — обыденность. Кот добавил: — Гордей тоже. За тобой присмотрит Зимо…

Она оборвала его:

— Ко-о-от! Я взрослая, я сама в состоянии со всем справиться. Надо — езжай. В столице… все дурно, да?

Он кивнул, помолчал, потом все же признался:

— Хреновей не бывает!

И она одна из причин этой хреновины. Тая вспомнила предупреждение Даши:

— Мне сказали, что императрица подозревает тебя в измене.

Кот скривился:

— Это почти пройденный этап. Ничего, прорвусь.

Он хотел что-то еще добавить, но тут запел его походник, и Павел, извиняясь, принял звонок. Что его спрашивали или что докладывали, Тая не поняла, но Кот подобрался, помрачнел и принялся косноязычно оправдываться перед Таей:

— Тут такие дела… Случилось кое-что. Прости, мне нужно идти. Я постараюсь заскочить к тебе перед отъездом…

Она шутливо кулаком ударила его в плечо:

— Издеваешься? Не сто́ит. Езжай спокойно. Обо мне не беспокойся — я приеду в столицу дня через три-четыре, как закончу все свои дела тут. Кот, иди уже.

Он невпопад ответил, вставая и возвращая стул на место к стене:

— Спасибо!

Тая впервые видела Кота таким растерянным и мрачным.

— Иди!

— Да… — он сжал челюсти и вышел из палаты чуть ли не печатая шаг.

— Прощай… — последние слово она ему сказала уже в спину, когда Кот закрывал дверь. Он дернулся от этого «прощай!» и плотно закрыл за собой дверь.

Плакать не хотелось. Совсем. Тая с самого начала знала, что этот день рано или поздно наступит. Она готовилась к нему заранее, все же Кот был близким другом. Да, бывало, что они месяцами общались только по телефону, потому что Кот из-за службы часто бывал в разъездах. То, что они встречались почти тайком, Таю никогда не смущало — она терпеть не могла повышенного интереса к себе. Внимания прессы к собственной персоне она бы не вынесла. И все же она знала, что этот день рано или поздно настанет. Правда, она думала, что это будет связано с его женитьбой, а никак не со смертью императора. Сейчас оставалось только надеяться, что Павел выживет в борьбе за власть.

Он сегодня ни разу не назвал её Асюшей. Он даже Гордею не позволял так называть Таю, сам придумав прозвище через долгую трансформацию «Осени-Осеньки-Осюши».

Кажется, сегодня придется прощаться и с Гордеем.

Забавно. Она думала, что уйдет она, из-за ритуала Снегурочки, а уходят они. Впрочем, какая разница. Сердцу все равно больно. Тая бросила букет на тумбочку — пока заниматься им желания не было. Она помнила, как в юности она с подружками засушивала цветы, чтобы хранить их как память в девичьих альбомах. Цветы из этого букета она сушить не будет. Ни за что.

…Ника примчалась второй. Она была встревожена и немного заплакана — даже консилер не смог это скрыть. Тая её понимала — судьба Вероникиных ребенка и мужа зависят от неё, а она умудрилась попасть в больницу. Ника, принеся несколько букетов «от девочек», как сама сказала, и фрукты, не находила себе места: она сходила и набрала воду в вазу, которую нашла на подоконнике, она расставила в ней букеты, она раскладывала в тарелке, которую выпросила то ли на посту, то ли у сестры-хозяйки, фрукты, она рассказывала про Женю, которую к Тае не пустила личная медсестра, присматривающая за ней, она извинялась за Карину, которую не отпустили дела мужа, она пересказывала все то, что услышала про Дашу в городе и молнеграмме, но умудрилась промолчать о муже.

Тая не выдержала её мельтешения и тихо попросила:

— Ника, сядь уже.

Та прикусила губу и закачала головой. Ясно — еще одна в истерике. Тая мягчее мягкого сказала, пытаясь достучаться до подруги — та в таком состоянии и наломать дров может, Даша вон уже вчера отличилась:

— Ника… Ничего не изменилось. Все договоренности в силе. Я выпишусь завтра или послезавтра в крайнем случае, и мы все успеем. Я дала тебе слово — все будет хорошо. Не волнуйся.

— Тая, но ты… — Ника была на грани — вот-вот и покатятся слезы. Руки теребили платок. Глаза виновато бегали.

Тая сказала очевидное:

— Тебе нельзя волноваться. Нельзя. Поверь, мы справимся.

Ника нашла в себе силы бледно улыбнуться:

— Спасибо тебе. Тебя мне само провидение послало. Я бы не знала, что делать, если бы не ты.

— Мы же подруги. Все мы. Так поступил бы любой. Передай Жене, если у меня останутся деньги, то я помогу и ей.

Ника качнула головой:

— Даже не пытайся с ней об этом говорить — Женя гордая, она обидится раз и навсегда.

У неё зазвучал походник, и Ника извинившись и попрощавшись, понеслась прочь, обещая навестить завтра.

Тая грустно рассмеялась — у всех дела, она лишь отвлекает друзей. Интересно, кто придет следующим: Гордей или Илья? К чему готовиться: к прощанию или извинениям.

Третьим внезапно оказался Белкин в лабораторном халате — все здания были связаны друг с другом подвальными переходами. Он не пробыл в палате и пары минут: убедился, что Тая далека от умирания и тут же ушел, замечая, что с Дашей точно-точно все хорошо и обещая ей позвонить. Позже. Если не забудет. Тая скривилась: дед тоже иногда забывал о ней, когда у него был важный эксперимент.

Дверь снова открылась — на пороге снова стоял Белкин:

— И да, чуть не забыл. Сумароков жив. Только что сообщили — его извлекли из-под обломков. Он травмирован, но жить будет. А вот наш государь мертв. Забавно — сидели-то за одним столом, вроде. — Кажется, как и Даша, её отец словосочетание «государственная тайна» не знал.

Иногда судьба играет странно: защищенный всеми видами магоэнергетических плетений император погибает, а находящийся рядом Сумароков нет. Его уже жалеть надо — затаскают по проверкам как и почему он выжил. Только радость за Дашу — её муж выжил, — перевешивала тревогу за Сумарокова. Он все же мужчина, вынесет Кота и остальных дознавателей.

Через час где-то, может, чуть меньше, примчался взъерошенный, как воробей, Гордей. Он тоже был с букетом — и где только умудрился найти время, чтобы нарвать поздних васильков?

Тая снова напомнила себе: улыбаемся и машем. Гордею тоже нелегко, он вообще человек подневольный, куда послали, там и служит.

Гордей замер, придвигая к кровати злосчастный стул, который сегодня двигали все туда-сюда, и рассматривая Таю:

— Знаешь, чем больше тебя знаю, тем больше тебе поражаюсь, Тая. Только ты, лишь бы не надевать платье, могла попасть в аварию, умереть и помириться с Зимовским.

Тая звонко рассмеялась — в таком её еще не обвиняли:

— Гордей! Сразу видно опытного следователя.

— А то! — он все же сел на стул. — Как ты?

— Спасибо-хорошо-жить-буду-завтра-выпишут! — скороговоркой сказала Тая — в четвертый раз же спрашивают. Натренировалась. И вообще, как она сама неважно. Её Гордей и его состояние интересуют. Сама она почти в порядке. Легкая боль не считается. А вот Гордей… Он вообще спит последние дни? Скоро будет умертвие своим видом напоминать.

Гордей хрипловато рассмеялся:

— Вижу, тебя уже достали. Боюсь представить, что ты выдашь Илье Андреевичу.

Она пожала плечами:

— Укороченную версию? И, Гордей, ты сам-то как?

Он потер в задумчивости подбородок:

— Инфаркта миокарда не зарегистрировано, так что после твоей выходки с умиранием жить буду. А что?

Тая положила букет на тумбу — там скоро места не останется:

— Я не об этом, Гордей. Я… Вообще… Обо всем, — голос её подло сел.

Гордей, видимо, отдавая себе отчет, как выглядит, принялся немного виновато оправдываться:

— Со мной все точно в порядке. Чуть замахался с делами, но это бывает. Отосплюсь, еще успею. С Дарьей Аристарховной вроде тоже все нормально. Это если переводить на человеческий: «стабильна без отрицательной динамики». Аварию будет расследовать уже Зимовский. Я сегодня уезжаю — в дороге и отосплюсь.

— Мне Кот сказал уже. — Тая, понимая, что лезет куда не просят, все же спросила: — ты в столицу?

Гордей непритворно удивился:

— Почему это? Я к Зимовским в имение. Хочу сам все проверить. Дело твоего деда… — он замолчал, проверяя Таину реакцию.

Она храбро улыбнулась:

— Гордей, не стоит бояться задеть мои чувства. Говори, как есть.

Он кивнул и легко продолжил:

— Дело твоего деда будет закрыто связи со смертью подозреваемого. Мне Илья Андреевич все подробно рассказал о случившемся вчера после аварии… Твои показания важны, но их дашь Илье Андреевичу — мне пока не до этого. В отношении Зимовских-Подгорных будет открыто отдельное разбирательство. Я обследовал пустырь после ритуала в цехе — удалось найти одиночные змеиные следы. Жаль, что эти змеиные заразы почти не пахнут. Во всяком случае для меня. Поскольку на тот момент Зимовский уже точно был в цехе и боролся с веретеном, то…

Тая добавила от себя:

— Именно в ту змею стрелял Вязев?

Гордей хекнул, быстро соображая:

— Таюшка, это ты пули из земли достала?

Она старательно невинно посмотрела на него:

— А что? Ты бы ни за что не нашел их так быстро.

— Тая, а металлоискатели на что? Ты со своим энтузиазмом немного…

— …напортачила? — смирилась Тая.

— Именно! — Гордей даже пальцами прищелкнул в восхищении. — Хорошо, что сама все понимаешь. Ладно, не бери в голову. С Разумовскими я поговорил — вроде все поняли. Об Орловых пришло сообщение: они разорены. Версия с лживыми обвинениями Святослава Орлова становится все реальнее. Но этим займусь позже. Есть вопросы, Тая?

Она вздохнула — вопросов было много. Например, как она вообще умудрилась жить рядом с маньяком и не заметить этого… Ладно, начнем с самого безопасного:

— Как ты думаешь, ритуал Снегурочки тринадцать лет назад… Он собирался меня убить?

Гордей внимательно смотрел на неё:

— Тая… Истины мы никогда не узнаем. Но он хорошо знал тебя и Дарью Аристарховну, тогда еще Белкину. Скорее всего, не подними она тогда панику из-за того, что ты не ответила на её звонок, у него был еще какой-нибудь план, как не дать тебе сгинуть в лесу.

Тая ему была благодарна за это обезличенное «он». Думать о нем, как о деде, о родственнике, о том, кто её вырастил, было больновато.

В кармане у Гордея запел походник, но отвечать на звонок он не стал — просто сбросил его.

— Он не собирался попадаться. А в случае твоей смерти, он мог и не уйти от правосудия. Что-то еще, скунсик?

Тая не стала его поправлять — ему тоже не по себе.

— Почему он ждал столько лет?..

— Думаю, он обманул Зимовского-старшего, обещая спасти его сына, но вместо этого спасая себя. Илья Андреевич поднимет медицинские записи по поводу здоровья Подосинового на тот момент. Возможно, он думал быстро найти решение проблемы ошибки трансформации Зимовского-младшего. Но годы шли, решения не было, и княгиня Зимовская могла начать его подозревать — проблемы-то у её сына не делись. Видимо, он пообещал провести второй ритуал и стал к нему готовиться: в том числе и собирая жизни магмодов — твоя-то была почти забрана.

Тая ждала, что Гордей скажет, что «как все маньяки, он жаждал признания со стороны полиции и потому включал колыбельные, как намек», но Метелица не стал упоминать об этом. Пожалел.

— Зимовская знает, что нити жизни притягиваются к друг другу по принципу донор-реципиент. Но в случае с Ильей Андреевичем этого не произошло бы — нить, вживленная в него, слишком короткая. Тогда и возникла идея с феромонами.

Тая тихо пояснила:

— Он присылал мне подарки. На день рождения. На Новый год. Иногда просто так. В последней посылке были духи.

— Феромоны обнаружены не только в духах. В ванной вся косметика с ними была.

Тая посмотрела на Гордея:

— А чтобы меня «тянуло» к Зимовскому…

— …были задействованы твои подружки. Для создания видимости, что у вас с Ильей Андреевичем все серьезно, когда он не клюнул на феромоны, был использован в том числе и золотой шнурок. В одну из ночей с тобой был проведен повторный ритуал веретена — нужна была свежая нить, к которой бы привязали нити магмодов. Поэтому тебе резко стало плохо.

Походник Гордея снова взвыл и снова был нагло проигнорирован.

Тая пробормотала:

— Моя колыбельная была «Дили-дили-дон», а не про шатальца. Шаталец был универсальным, просто задействован один раз.

— Именно! «Дили-дили-дон» был только в твоем сне. Именно эта колыбельная твоя. Он передал нить Зимовской или её помощницам, или сам организовал ритуал с веретеном — тут я еще не понял до конца и… Тая, скажу честно. Спасать тебя он не собирался. Веретено было одно. Запасов нитей, сама понимаешь, не было. Себя спасать он тоже не собирался — не та стадия рака, чтобы нити спасли. Скорее всего в его голове созрела мысль уйти вместе… Иногда и так бывает. Вопросы, Тая?

Она замотала головой.

— Таюшка? — Гордей взял её за руку.

Походник опять запел, и Тая заставила себя улыбнуться:

— Да ответь ты уже.

— Я… — Он все же посмотрел, кто ему звонит и встал: — прости…

Тая лишь махнула рукой.

Гордей спокойно начал отбиваться от Кота:

— …у меня тоже дела!.. И тоже важные!.. Я приеду сразу же, как закончу… И не надо на меня срываться. Я тебя не предам — ты это знаешь. Все. Скоро буду.

Он виновато посмотрел на Таю, отодвигая стул к стене. Садиться обратно Гордей не собирался.

— Мне пора. Прости, что не заберу с выписки. Ты где остановишься после больницы?

Она честно призналась — об этом она еще не думала:

— Не знаю. В его дом я не поеду ни за что.

Может, Ника или Женя приютят на время?

Гордей улыбнулся и прошелся своей пятерней по её волосам, взлохмачивая их:

— Тогда я правильно забронировал для тебя номер в «Эрмитаже». Твои вещи в поселке магмодов соберут и приведут туда. Что-то из его дома надо забрать?

Тая замерла — на память о нем, ей ничего не надо было, но… В доме жил когда-то не только он.

— Если только научные работы моего отца. И его… Наверное.

— Я попрошу Роя. Тогда… Все?

Это прощание получилось тоже коротким. Тая заставила себя сказать:

— Все! Удачи, Гордей! И прощай.

Он удивленно замер на пути к двери:

— Откуда такой пессимизм? Я вернусь через пару дней. Я разве об этом не говорил?

— Я уже не умираю, я могу сама справиться с лесом, я не нуждаюсь в охране и присмотре. Гордей, я ценю нашу дружбу, но пришло время попрощаться.

— Тая…

Вот какого черта он творит! Ей тоже нелегко, между прочим. Она знала Гордея треть своей жизни!

— Гордей, я все понимаю — я не столь глупа, как ты думаешь.

Он вернулся обратно к кровати и посмотрел на Таю:

— Я никогда не говорил, что ты глупая. Ты иногда просто игнорируешь очевидное.

— Давай не будем об этом. Коту сейчас предстоит сложный период. Ему будет нужен кто-то, кто его точно не предаст, на кого можно опереться и чья репутация не будет вызывать пересудов.

— Тая…

Она все же сказала это:

— Прикрой Коту спину. Не думай обо мне — сейчас ты нужнее ему. Да и твоей карьере это все будет полезно. Ты же волкодлак, ты в гвардии должен служить, а тебя…

Гордей резко оборвал её:

— Тая! Я вернусь через два дня. Я не делю друзей на первый и второй сорт.

— Сейчас дружба со мной может больно тебе аукнуться. И это заденет и Кота.

Он потер подбородок:

— Это ты так Кота любишь? Или Зимовского? Или меня ненавидишь? Ладно… Думай над моими тремя вопросами, а мне пора — вернусь через два дня, тогда и ответишь: любишь-любишь-ненавидишь. И в лес одна не суйся. Я обещал пойти с тобой. Все. Меня временно нет. Черт, чуть не забыл — твой походник у Ильи Андреевича. Он заедет скоро — как освободится и завезет его. Вот теперь меня точно нет.

Глава двенадцатая, в которой снова что-то взрывается

К полднику Тая устала от посетителей. Её успели навестить пара коллег деда, один старый отцовский друг, несколько гвардейцев, знакомых по войне — их лиц она не помнила, зато помнила их ранения и даже фамилии. Её посетила даже Ольга, что было совершенно неожиданно. Зачем она приходила, Тая так и не поняла — разговор не сложился из-за постоянных недомолвок Ольги. Та словно прощупывала почву, расспрашивая то о Даше, то о Карине, Жене, Нике, даже Гордее и Коте. Она словно примерялась, куда укусить, но не находила места, вот точно змейка! И даже обсудить не с кем странное поведение Ольги.

Вместо обещанного Гордеем Зимовского неожиданно примчался Владимир — он принес походник и пакет с вещами: зубная щетка, расческа, всякие мелочи, вроде носового платка, одежда для выписки и для больницы. Тая ошарашенно нашла среди вещей даже ежедневки. Кто-то из двоих: Владимир или Илья, — откровенно перегибает палку.

— Это Илья Андреевич попросил занести, — немного смутился Владимир. Он опустил взгляд и сказал: — он просил напомнить, что топор войны вы вчера зарыли на промзоне, так что не стоит отказываться от вещей. Это обычная помощь.

Тая молча приподняла бровь — на обычную помощь это не походило. Владимир же добавил:

— Илья Андреевич зайдет позже — часов в восемь. Императорский маглев скоро должен отправиться, но Илья Андреевич хочет перед визитом к вам кое-что проверить. Просил сказать, чтобы вы никуда не сбегали и не пытались вести расследование в одиночку, иначе ему придется по новой вас опрыскать феромонами — в качестве профилактики.

Тая скривилась, ставя пакет с вещами в изножье кровати — принимать или нет помощь от Ильи она еще не решила:

— Владимир Осипович, надеюсь, вам Илья Андреевич хорошо платит, заставляя выполнять такие поручения.

— Собирал вещи для вас не я — моя сестра. Если что-то не так, то прошу прощения. У нас в полиции не служат барышни, так что обычно вещи в больницу я собирал для парней, потому и попросил сестру… — Владимир стал немного косноязычным. То ли заврался, то ли засмущался. — Если чего-то не хватает, то позвоните Илье Андреевичу — он занесет вечером. Паутинка еще отключена, но вечером её включат. Что-то еще, Таисия Саввовна?

Интересно, Илья уже отменил свое распоряжение рассказывать все Тае? Рискнуть или нет?

— Вам что-то уже известно про вчерашнюю аварию?

Владимир отрицательно качнул головой:

— Пока особо ничего неизвестно. И, если честно, вряд ли нам что-то сообщат Сумароковы. Скорее всего всё спишут на неосторожное вождение и погодные условия. Полагаю, вам предложат хорошую компенсацию за травмы.

Ей было плевать на деньги — ей было важно, чтобы нашли того, кто это мог подстроить, или точно доказали, что это нелепая случайность. Даша — сорвиголова все же, когда водит машину. Тая помнила слова Ильи, что Сумароков мог попытаться избавиться от Даши — в этом Илья вроде ошибался, но могут оказаться и другие желающие на место Даши. Мало ли. Тае нужно знать точно.

— Состояние тормозной системы проверили?

Владимир, не возмущаясь Таиным вмешательством в расследование, принялся отчитываться — Гордея на него нет:

— Это не представляется возможным. Машину сразу после аварии забрала гвардия рода Сумароковых — в салоне было много крови Дарьи Аристарховны. Они были в своем праве: статут от 1906 года о крови магов до сих пор не отменен.

Тая помнила — это была первая авария в стране с человеческими жертвами. Тогда автомобиль, в котором ехали князь Сергей Александрович Романов и его жена столкнулся с грузовиком, перевозившим раненых. После аварии были попытки наведения порчи на крови, после чего статут и был принят. Родовой гвардии разрешалось забирать автомобиль с места аварии при малейшем подозрении на пролитие крови мага. То, что этим статутом аристократы пользовались при любой аварии, чтобы уйти от ответственности, и говорить не надо — пользовались, и еще как! Даже раньше осмотра полиции забирали автомобиль с места аварии, а там хоть задоказывайся, что пролития крови не было, и что водитель и пассажиры не маги.

— Я попрошу Дарью Аристарховну предоставить полиции все данные обследования её автомобиля.

Владимир дежурно улыбнулся — кажется, он не верил, что Сумароковы на такое пойдут:

— Будем премного обязаны, Таисия Саввовна.

Он достал из кожаного планшета, который носил на боку, небольшой полиэтиленовый пакетик с блестевшим золотом кругляшком не больше гроша размером. Владимир протянул его Тае:

— Илья Андреевич очень интересовался вашим мнением об этом.

Тая завертела в руках кругляш. От него уже не несло магоэнергией, но не узнать эту дрянь было сложно — слишком знаком набор рун, отчеканенных на золоте.

— Где нашли эту дрянь?

Владимир зачем-то кивнул — наверное, своим мыслям:

— Значит, не ошиблись.

— Это амулет ложной беременности, — сказала Тая. — Какой срок должен был изображать — уже неясно, все настройки сброшены. Где и у кого вы нашли это?

Такие амулеты были запрещены — они создавали четкую картину беременности у той, кто его носила. Даже сканеры регистрировали беременность, а маги, вроде Таи, «видели» нужного срока эмбрион или плод. Заполучить в супруги строптивого мужчину, брыкающегося от брака, с таким амулетом не представляло никакой сложности, а с разводами в империи трудно. И, самое главное, в случае отказа жениться никаких последствий для барышни — беременность-то ложная. Вот если только заловят на использовании такого амулета — сидеть в тюрьме не меньше года, а то и больше.

Тая быстро перебирала в уме возможных кандидаток: первой, конечно, была Разумовская, потом… Тая вспомнила, что в её окружении беременны Женя и Ника. Хотя зачем змейкам такой амулет? Они обе счастливо замужем. Кто еще мог такой дрянью воспользоваться? Это Зимовского надо спрашивать — кого он отшил, отказывая в сватовстве. Кто еще мог изображать беременность? Да тут даже императрица беременна. Тая даже вздрогнула от такой крамольной мысли. Неужели императрица могла пойти на такое?! Изображать беременность… Но зачем? Если только она знала, что император скоро погибнет. Мысли лихорадочно скакали: надо предупредить Кота, если это императрица… И припереть Зимовского к стенке — это его «подружки» могут мутить воду. Или подружки Кота? Вокруг того вечно крутились барышни. А он сейчас особенно лакомый кусочек.

— Это нашли в машине Дарьи Аристарховны.

Тая словно с разбега влетела в стену. Мысли замерли. Они инеем осыпались, оставляя после себя пустоту. Дашка… Даша? Дарья Аристарховна… Это же смешно. Они же подруги.

Воздух вымерз и посвежел. По одеялу и прочь на пол и стены, заставляя Владимира ошарашенно оглядываться, понеслись ледяные языки. Тая заставила себя успокоиться. Сейчас не время. Сейчас надо думать и думать отрешенно, не позволяя эмоциям взять верх.

В голове вспышкой боли взорвались Дашины слова: «Ты же луговушка!» Тая тогда солгала и отказала. А Даша просила помощи — она не могла забеременеть. Неужели Даша могла так низко пасть? Настолько низко… Неужели Тая может так отвратительно думать о подруге? В случае с феромонами она все же больше Сумарокова подозревала, считая, что Даша идет у него на поводу.

Тая опустила голову, вспоминая. Руки сами сжались в кулаки.

Руль сломал Даше грудную клетку. Кровь сочилась по её одежде. Кровь ли?! Это могли быть и пакеты, как делают на съемках.

Изо рта тянулась струйка крови. Раскусить капсулу с алой жидкостью и жалобно кашлять при этом… Да в любой дораме так делают!

Изобразить потерю сознания легко. Достаточно закрыть глаза. Тая из-за удара и общего оглушения все равно не могла податься к ней и проверить.

Подстроить аварию Даше, которая привыкла дико водить, легко. Тая же до последнего уговаривала Дашу не садиться за руль, но та все же села. Она упрямилась, уже зная, что хочет сделать?

Неужели Даша могла все это провернуть? Когда под угрозой брак, когда впереди маячит монастырь, когда дальше только пустота без привычной веселой жизни, можно ли загнать подругу, отказывающуюся делиться с даром, в ситуацию, когда та точно сама все предложит на блюдечке? Солгать про беременность, устроить дикую подставу с аварией, чуть-чуть поумирать… Даша знала о Зимовском. Даша знала, что даже его Тая спасла. Она могла считать, что её-то Тая точно спасет.

Чума!

Имеет ли она право так думать о подруге? Она уже разок ошиблась с феромонами — может ошибаться и тут. Или нет? Дашина беременность есть или нет? По телефону медцентра Тае не ответят. Сама Даша… Примет ли она звонок? Сможет ли Тая спросить её о таком? И Александродар далековато, чтобы поехать и спросить, глядя глаза в глаза, когда солгать невозможно. И будет ли Тая уверена в искренности её ответа. То-то Дашу так споро увезли из Змеегорска.

Чертов Змеегорск! Тая запуталась в нем, как в клубке змей. Что вообще происходит, словно деда ей было мало.

— Таисия Саввовна? — Владимир настороженно смотрел на неё. — Вам плохо? Вы что-то знаете про амулет и Дарью Аристарховну?

— Нет…

Своими лихорадочными подозрениями она пока ни с кем делиться не будет. Ей надо подумать. Все слишком серьезно. Здесь нельзя ошибаться. Дашу тоже могли подставить. Хотя зачем?! Таким не подставляют.

Владимир твердо, крайне строго спросил:

— Вы уверены?

Впервые Тая поняла, что его Зимовский взял не за умение ретушировать фоточки и собирать пакеты в больницу. Он все же профессионал.

— Таисия Саввовна, сейчас не время играть и что-то скрывать от следствия. Все очень серьезно.

Тая заставила себя сказать:

— Я расскажу все Илье Андреевичу. Это же он нашел амулет?

Он полоз, даже с умирающей на его руках Таей, мимо золота он пройти не смог. Одно это говорит, насколько они все же разные. Тая по себе знала, что, когда у тебя на руках раненый боец, ты думаешь о жгуте, перевязке, инъекциях, правильной оценке ситуации, а не о зове поля или леса.

— Да, он. Я…

Владимир подавился словами — за окном рокоча, дребезжа стеклами, заставляя сердце замирать от страха, долго, гулко загрохотал взрыв. Как странное, далекое напоминание о войне. Сердце даже на миг рухнуло в пятки. Мир еще был так хрупок. Мгновением позже Таю накрыли неприятной вибрацией первые волны магоэнергии. Это же какой силы был взрыв, что его не смогли заглушить защитные плетения на здании?!

А волны шли одна за другой, словно сдирая кожу. Тая насчитала не меньше семи. Под конец ей даже дышать стало больно. Она уперлась руками в кровать, и опустив голову старательно размеренно делала вдох и выдох. Война давно закончилась. Это скорее всего бомбист. Императрица! Поезд. Вокзал… Там же сейчас Кот и Гордей. Там полгорода собралось. Пожалуйста, пусть этот взрыв всего лишь чья-то глупая шутка на ближайшем угольном карьере. Идиотов на свете много. Кто-то мог и забыть о визите императрицы, решив, что нельзя останавливать добычу угля. Пусть это будет какой-нибудь идиот, а не бомбист.

— Это угольный карьер… — прошептала Тая, все же надеясь на лучшее.

Владимир ошарашенно подскочил к окну, забывая, что оно смотрит в лес, а не на городок.

— Не… Не уверен… Это где-то рядом. Я пойду, Таисия Саввовна. Вы оставайтесь тут, пожалуйста.

Походник в его кармане взвыл мелодией. Владимир отрывисто сказал в трубку:

— Слушаю… Да… Да… Сейчас буду!

Он в дверях остановился и посмотрел на ждущую ответов Таю:

— Это взорвали императорский маглев. От здания вокзала ничего не осталось. Ближайшие дома тоже сильно пострадали. Очень много жертв. Что с императрицей никто не знает. Таисия Саввовна… Я…

Она резко сказала:

— Идите уже! Вы там нужнее.

Дверь за ним закрылась. Тая осталась в одиночестве. Сердце до сих пор грохотало где-то в горле. Как могли протащить столько магоэнергии в императорский маглев?! Как Кот смог такое проворонить?! Как… Тая замотала головой. Не о том думает. Там сейчас Кот, там сейчас Гордей, там сейчас Илья, там куча провожающих высоких лиц, там куча любопытствующих, хотя бы глазком посмотреть на императорский маглев. Там… Там сейчас ад. Там нужна любая помощь.

Она вытряхнула вещи из пакета и принялась быстро одеваться. Она луговушка. Если кто и сможет найти выживших среди обломков поезда и вокзала, то только она. И магмоды, конечно. Выпустить их? Того же Орлова? Он вроде адекватный со слов Ники. Он мелкий, он проникнет в любую щель. И… Сейчас нельзя пренебрегать любой помощью. С Таиных пальцев сорвался иней. Ладно, чем больше она выпустит из себя льда и инея, тем больше места останется для сил леса и полей.

Сейчас или никогда. Кот говорил, что её девиз «Отвага и напор!». Иногда он при этом добавлял «слабоумие» — шепотом и только для Гордея. Оставалось надеяться, что это не тот самый случай.

Плотно зашнуровав кроссовки, Тая выскочила из палаты — она промчалась мимо поста, заявляя медсестре, что выписывается из-за взрыва. На ходу, наплевав на крики, она позвонила Коту, Гордею, Зимовскому, зная, что мешает, зная, что отвлекает, но ей нужен был совет про магмодов из патологии. Звонок никто из мужчин не принял. Это ничего не значит. Они живы. Они не настолько глупы, чтобы умереть. Хотя Гордей часто тренируется в искусстве умирания, зараза такая! Они просто заняты. Тая сама все решит.

Она выскочила на лестницу, промчалась по ней в подвал, оттуда, вводя экстренный код, который ей когда-то сообщил дед, промчалась через подвал инфекционки, оттуда прорвалась в патологию магмодификаций, из подвала снова наверх в диагностическое отделение, чуток заморозив охрану и пугая этим медсестер. Она распахнула дверь ординаторской, в которой сидело трое врачей:

— Нужны мелкие формы магмодов! Срочно! Взрыв императорского маглева, много жертв. Нужны более или менее стабильные — Орлов и другие, кто согласится. Это распоряжение тайного советника Зимовского! — Тая нагло лгала, но что не сделаешь для спасения. — Все претензии ему! И живо! Иначе я сама вскрою все замки.

От мороза, летевшего от Таи прочь, разлетелась дверная ручка. Металл не любит низкие температуры… Тая так и не поняла, что все же сработало: имя Зимовского, ледяной холод, рвущийся из неё, или все же разум — все понимали, что во время катастрофы нужна любая помощь. Впрочем, транспорт им не выделили. Пришлось добираться на своих двоих.

Уже на повороте от поселка магмодов стало ясно, что дело крайне серьезное. От леса вдоль дороги остались голые стволы. Лесок между новым центром и промзоной все же устоял. Откуда-то поднимался в небо дым — только этого не хватало. Вместо домов перед вокзальной площадью руины. Новый вокзал сложился, как карточный домик. Дома в деревне за железной дорогой тоже пострадали. От маглева, вскрытого взрывом как консервная банка, остались только магнитные лыжи и раскуроченные стены вагонов. Старые рельсовые пути смело́ и покорежило, скрутив кое-где в веселые спиральки.

Всюду пыль, искры магимпульсов, не стихающие до сих пор, кровь и стоны. Если кто-то стонет, то он еще жив. Есть еще шанс спасти хоть кого-то.

Особого воя сирен экстренных служб не было — все и так были тут. Кроме, пожалуй, пожарных.

— За работу, господа! — сказал незнакомый парень из патологии, стремительно превращаясь в кота и несясь в самое пекло.

— Танцуем, парни! — хмыкнул Орлов, становясь лисом.

Тая на секунду прикрыла глаза — пижоны-гвардейцы, из них это даже патология магмодификаций не вытравила!

Вокруг нее остались кучи брошенных одежд и тишина.

Тая опустилась на корточки, прикасаясь к земле. Сейчас ей как никогда нужны были силы.

Это её земля.

Это её поля и леса.

Это все её по праву рождения. Это перешло к ней от матери. И сейчас она заявляет свои права. Тут даже вода её. И воздух. И…

Чума, её повело назад, плюхая на зад — все же не стоит замахиваться на кусок не по зубам. Она прикусила губу, по которой потекла кровь. Она справится! Тая потянула силы на себя — ей нужно много, чтобы напитать умирающих, поддержать раненых, утешить напуганных, дать шанс всем. И даже кусочек силы запихнуть в упирающегося Зимовского — жив, гад! Только Гордея и Кота найти не удавалось. Они же не сделают глупость и не умрут?

Глава тринадцатая, в которой разбирают руины

Она никогда так не делала. У неё никогда не было столько сил, и совершенно нет времени приспособиться к ним, научиться, попробовать на кошках, как говорил Гордей. Сейчас его отчаянно не хватало, его умения быстро справляться с любой ситуацией, его спокойствия, его немного насмешливого, но в тоже время уверенного голоса: «Опять начудила, Осень? Будем разбираться!..»

— Будем разбираться… — прошептала Тая, слыша только неумолчный стук чужих сердец. Надо до всех дотянуться, надо дать шанс дождаться помощи каждому, надо пропустить через себя силы и не дать полям и окрестным лесам умереть. Мертвую землю ей не простят. Сейчас она понимала, что пустырь, случайно сожравший полицейских, все же её рук дело — она пробудила землю, а удержать под контролем ей даже в голову тогда не пришло, потому что она никогда не знала истинных пределов своих сил. Сейчас её могли остановить только бетон и металл. Разрушить их Тая не могла. Прорваться через них травы не в силах. Помочь тем, кто на перроне и в маглеве, нет никакой возможности — на перроне перед путями для маглева даже клумб не было! С этим придется работать магмодам. Как хорошо, что тут целый поселок под боком!

Тая мысленно уже проводила сортировку, раздавая каждому сердцу зеленую, желтую и красную карточки. Как же она ненавидела это там, на фронте. Эти ряды, вдоль которых идешь и знаешь, что кладешь на грудь человеку не карточку очередности помощи, а его жизнь или смерть. Самые страшные карточки — черные. Для агонирующих. Тая знала, что ничего невозможного нет. Однажды на сортировке доктор ошибся. Парень с черной карточкой боролся до конца и дождался, когда закончатся операции и придет его очередь. Войну он закончил генералом. И сейчас Тая ни одному сердцу не даст черную карточку — она костьми ляжет, вытянет силы из себя, но не позволит никому уйти. Война закончилась. Сейчас не время умирать.

Мир был тих и неподвижен. Только стук сердец и несущиеся через Таю силы. Гордей и Кот явно в маглеве — именно поэтому Тая не могла их найти. Только поэтому.

Зимовский ощущался невнятно, где-то на перроне. Причем не земля ей об этом сообщала. Все же связь по общей нити жизни не бред, она существует. Вот только этого не хватало! Впрочем, только бы выжил. У него же проблемы с оборотом…

Может, попытаться корнями сосен взломать перрон и прорваться на помощь? Там же основная масса раненых. Да, вокзал был под завязку забит любопытствующими, кого не пустили на перрон. Да, в ближайших домах даже билеты продавали на балконы и места у окна, чтобы только глазком посмотреть на кортеж императрицы, но все же эти ротозеи — капля в море тех, кто провожал на перроне. Тая потянулась к лесу, росшему вдоль железной дороги. Он был безнадежно мертв.

Чума! И что делать?!

Главное, не паниковать. И держаться. Сердца не собьются с ритма, пока Тая за ними следит.

Сосредоточься, Тая! Тебе еще как-то надо встать и, не теряя контроля над силами, найти того, кто командует этим бардаком. Должен же кто-то взять на себя ответственность. Её помощь бессмысленна, пока никто не знает, где и кого вытаскивать из-под обломков. Надо было думать, прежде чем делать — брать под контроль земли, хотя бы сообщая кому-нибудь, что она делает.

— Так… Тихо… Осторожно… Не разрывая конта…

Её сосредоточение чуть не разбил чужой, привыкший командовать голос:

— Барышня! Живо встали! Здесь не место любопытствующим — за заградительную линию!

Мир разом ожил, врываясь в Таю: визжали где-то пилы, трещали арматурные кусачки, шумели краны и грохотали раз за разом магимпульсы над маглевом и развалинами. Эпицентр магоэнергетического шторма был на перроне. Стоны. Крики. Команды. Деловитый шум запаковки в защитные доспехи жандармов, готовящихся зайти в зону шторма. Слышно было, как с громкими хлопками срабатывали глушилки, гася магоэнергию. Откуда столько магии?! Такие маги, как этот бомбист, состоят на императорской службе и их по пальцам на руке можно пересчитать. Кот из них, Гордей до такого не дотягивает на порядок. Правда, чаще всего аристократические рода, которые могут себе позволить играть в прятки с императором, скрывают таких магов, заставляя первым делом служить роду. Отчизна отчизной, честь, душа и слава императору, но своя рубашка всегда ближе к телу.

Мир оглушил Таю, и она чуть не потеряла контроль над потоками силы. Нос был забит пылью и густым, раздражающим запахом умирающих.

Жандарм в синем, отвратительно чистеньком мундире, продолжил орать на Таю:

— Встать, я сказал! Здесь не синематограф, чтобы любопытствовать.

Он наклонился к Тае, пытаясь схватить её за локоть и заставить встать. Она в последний момент успела увернуться, не разрывая контакта с землей.

Тут нет защиты красным крестом на форме. Жандарм явно не маг — он не видел разрывающие Таины каналы потоки магии. Для него Тая всего лишь очередная ротозейка, которую надо выпихнуть прочь, чтобы не мешалась под ногами.

Она заставила себя выдавить:

— Я маг жизни. — Это была откровенная ложь, но скажи она правду, что она луговушка и высшая нечисть, её слушать даже не стали бы: уложили бы мордой в землю, скрутили и оттащили прочь. — Отвлечете — получите персональное кладбище душ так в сотню.

Жандарм задумался и выпрямился, оставляя Таин локоть в покое:

— Документы!

Откуда-то сбоку подбежал в человеческом виде магмод из поселка:

— Отвалил от девчонки! Лучше тащи сюда кого-нибудь с планом или картой, чтобы она могла отмечать, кто где лежит и очередность помощи! Понял? — для ускорения просыпания понятливости, он рыкнул. Кто-то из кошачьих, видимо. Больших кошачьих.

Тая скосила на него взгляд: в человеческом виде он не впечатлял — худой, невысокий, обычный, зато он мастерски манипулировал потоками магоэнергии — гасил многочисленные вспышки, до сих пор возникавшие над маглевом и перроном, который отсюда почти не было видно — все закрывали развалины вокзала и багажного склада.

Тая закрыла глаза — разберутся дальше без неё. Ей надо следить за сердцами — сразу несколько захандрили, и траве пришлось по новой накладывать жгуты, останавливая кровотечения. И другому сердцу надо переделать давящую повязку, чтобы не кровило, и особо рьяного мальчишку надо зафиксировать — он со сломанным бедром куда-то рванул, нарушая иммобилизацию — изойдет же кровью!

Кто-то зашел со спины, заранее предупреждая:

— Тихо! Я сейчас тебя приподниму — нечего на холодной земле сидеть, чай не лето.

— Мне нельзя терять контакт с землей, — честно предупредила Тая, не открывая глаз. Она поняла, что переоценила себя — ей не встать без потери контроля. Привыкла, что Гордей рядом и прикрывает спину. Думать надо заранее и трезво оценивать свои способности. Магоэнергетические каналы просто разрывало от количества проносящейся через них силы. Отец говорил, что именно из-за этого и нужны были магмодификации — для быстрой регенерации неготовых к нагрузке каналов. Разумовский, вроде, разработал свою программу по расширению каналов — без превращения в оборотня и повышения регенерации, но это требовало подготовки годами, когда как программа магмодов давала результат почти мгновенно. Тая не магмод — пережжет каналы, и все. Чума, плевать!

— А тож. Не идиот, вижу, откуда и куда потоки идут. Ты это… Осторожно. Мертвая земля в округе никому не нужна.

— У меня пока все под контролем.

Таю чуть приподняли за талию, а потом снова опустили — уже на удобный, хотя и холодный матрац.

— Если чего надо — скажи. Объясни: почему твои потоки огибают перрон? Там самое большое число пострадавших.

Тая призналась:

— Я не могу туда пробиться. Там все залито бетоном — трава не растет на бетоне. А семян лиан я найти в округе не могу.

Голос пробормотал:

— Понял. Значит, где нет травы, ты тоже не контролируешь: крыши и верхние этажи. Направлю туда нашу мелочь, чтобы не делать дважды одну и ту же работу. И щас, кого-нить отправлю в ближайший садовый магазин. Лианы, значит…

Он хлопнул её по плечу:

— Давай! Удачи! Я отойду. Ли. а. ны.

Тая услышала через стук сердец его команды:

— Динамит, Пума, сюда. Дело есть! И какого-нибудь биолуха найдите!

Какая дикая удача, что тут расположен поселок магмодов. Мог ли бомбист быть из поселка? К сожалению, зная отношение местных к «выродкам», запросто. Даже Илья называл магмодов выродками, а он сам не слишком далеко от них ушел. Он сам тупиковая ветвь с нарушением оборота.

Что-то глухо зашуршало под землей, заставляя Таю вздрагивать. Магимпульсы шли ровной дорожкой, взламывая бетон вдоль перрона. Крот? Дожили! Магмод крот! Кто вообще на такую дикость пошел?!

Зато семена хмеля и девичьего винограда, щедро рассыпанные чьей-то рукой и подстегнутые Таей, быстро пошли в рост и рванули на перрон, заставляя Таю стонать и заваливаться назад — столько тяжелораненых она не ожидала. И ведь из-за продолжавшихся взрывов магоэнергии их эвакуация до сих пор не началась — спасатели не могли пробраться в эпицентр взрыва.

На перроне же были сливки общества, провожавшие императрицу. Там не было лишних. Там те, кто мог себе позволить высококлассную защиту от всего. Возможно, там даже змейки. Будет чудо, если Ника и Женя не здесь. Хорошо, что Даша не тут, что она вчера попала в аварию и не могла попасть в эту бойню. Словно её защитил кто-то. Тая замерла, забывая, как дышать. И ведь Сумароков в столице… Он выжил в эпицентре. Бомбист кто-то из Сумароковых?! Но ведь бред же… Или нет? Подстроить аварию, эвакуировать Дарью из Змеегорска, и… На остальных плевать!

Хорошо, что лианы не слышали Таины мысли. Они плотными кольцами свивались вокруг поломанных конечностей или кровоточащих ран, они питали силами истощенных, они тянули из Таи все, что могли.

Странно, что все ранения были от стекла и пластика. Куда делся металл? Маглев же — железный конь. В смысле, металлический. Таю второй раз тряхнуло — там Зимовский. Это он притянул металл. Представить, что от этого самонадеянного мужчины в результате осталось, было больно. Тая видела на войне тех, кто останавливал осколки, действуя как магнит. Это было страшно…

— Жива?

Кто-то подставил свое плечо, помогая сесть и удержаться в такой позе, восстанавливая связь с сердцами.

— Да…

— Тогда открывай глазки, Спящая красавица, и рисуй…

Ей под правую руку сунули планшет.

— Правила сортировки знаешь?

Она кивнула — так было проще: и слушать стук сердец, и оказывать первую помощь тем, кто на перроне, и слышать тех, кто рядом. Зимовского только Таина трава так и не могла найти. Металлический он, что ли. Или… уже под черной карточкой проходит.

— Сперва красных. Потом желтых. Зеленые и черные — в последнюю очередь.

Тая снова кивнула и принялась точку за точкой наносить каждое сердце на снятый с дрона снимок, попутно давая разъяснения, если точно знала ранения и травмы.

В горле все пересохло, хотелось пить, голос сорвался. Кто-то принес бумажный стаканчик с чем-то прохладным и сунул трубочку в Таин рот. До чего же хорошо. Иногда одного глотка хватает, чтобы ожить.

Тая не видела, но слышала, как стихали шорохи от магимпульсных молний, как схлопывались ловушки, запечатывая магоэнергию, как сновали туда-сюда медики, на носилках вынося раненых, как ругались магмоды, жандармы, уставшие полицейские, спасатели, пожарные…

Вечерело.

Холодало.

И на плечи лег плед, пропахший кошками.

А над Таей возникла палатка — центр управления операцией перенесли сюда.

Зажглись мощные прожектора, заливая светом полуразобранные развалины.

А Тая уговаривала каждое сердце еще чуть-чуть потерпеть.

— Маглев?

Тая отрицательно качнула головой — она туда так и не смогла пробиться. Лианы жухли и сгорали в медленно затухающем шторме.

Незнакомый Тае мужчина, он так и не соизволил представиться, качнул головой:

— Вот и мы пробиться не можем — там до сих пор все грохочет. Ловушки и пяти минут не держатся, чтобы пробиться. И кто такой гениальный на нашу голову?!

Тая мысленно добавила: «И мстительный!» Это как надо ненавидеть императорскую власть, чтобы решиться на такое. Он же не одну жизнь забрал с собой, и даже не десяток. Только бы Гордей и Кот выжили…

Лишь к утру хор в Таиной голове стал стихать. Последнего «зеленого» вынесли. Остались только «черные» метки укором для Таи, что всех нельзя спасти. И маглев. Туда все же смогли зайти в тяжелых доспехах жандармы, но ответа от них пока не было.

В палатку еле вполз Зимовский. Тая сперва не поверила своим глазами — его сиявшая золотом шкура стала серебряной.

— Илья… — еле выдавила из себя Тая. — Андреевич…

Зимовский посмотрел на нее своим тяжелым, холодным взглядом и пополз дальше, к столам, на которых лежали планшеты и бумаги:

— Алюминий. Повезло. Ведь могло быть углеволокно, и тогда бы я был бесполезен.

В палатку заскочил с пакетом в руках Владимир, и Тая не стала оборачиваться и смотреть, что там за её спиной делает Зимовский. Жив, и ладно. Хотя отравление алюминием — та еще гадость.

— Докладывайте… — устало скомандовал Зимовский, шурша одеждой.

Тая закрыла глаза. Эти доклады она слышала каждый час. Сколько извлекли, скольких потеряли, что еще предстоит сделать. Не Ходынка, далеко не Ходынка, но популярности власти не добавит.

Светало. Небо затягивало серыми тучами. Из них сыпало мелкой, колкой крошкой. Разбор завалов продолжался, маглев осматривали вагон за вагоном, но пока пробиться к императрице не удавалось. Тая слышала через траву, как снова и снова суется к маглеву Орлов. Узнать бы, что с Никой. И в лес за шкатулкой надо идти сейчас, пока Святослав еще на свободе.

Сердце ухнуло в живот — сегодня. Она тринадцать лет бегала. Хватит. Она больше не боится леса. Снег пошел сильнее — уже разлапистыми комочками, напоминавшими вату.

Паутинку включили еще ночью. Надо будет влезть в молнеграмм и выяснить судьбу змеек, особенно Ники и Жени. Тая закрыла глаза и подняла голову, подставляя лицо снежинкам. Лес не враг. Она знает это. Она пройдет испытание Холода ли, Карачуна ли, Морозко… Она закончит ритуал Снегурочки и выйдет из леса победительницей. Главное, чтобы Ника не сглупила и не погибла на перроне… Не может судьба быть настолько жестокой к ней и Святославу. Он сегодня не раз на глазах Таи оборачивался в человека и обратно в лиса. Он ни разу не устроил выброс магоэнергии. Его оговорили — он стабилен и неопасен. Только им с Никой будет спокойнее за пределами страны.

Матрац прогнулся — рядом кто-то сел. Тая открыла глаза и посмотрела на Зимовского. Взгляд его ни капли не изменился — все такой же трудно выносимый с явно читаемым «убью!». Обычный змеиный взгляд. Надо же.

Зимовский молча протянул ей стакан с кофе и бутерброд в бумажной обертке. Тая покосилась на свои грязные руки, и помыть негде… Она поморщилась и все же приняла еду.

— Спасибо, Илья Андреевич…

Надо взять себя в руки и извиниться перед ним. Хотя вокруг столько чужих, любопытных глаз, что, может, позже? В другой ситуации?

— Не за что. Не морщитесь так — мы же зарыли топор войны. Так?

Тая призналась:

— Вы бы хоть изредка моргали, а то жуть по коже от одного вашего взгляда.

Зимовский удивленно замер:

— Мне никогда не говорили, что с моим взглядом что-то не так. Хорошо, я постараюсь. И ешьте, ешьте — вам нужно восстановить силы. Только благодаря вам сегодняшний рассвет не так горек, как мог бы быть… Кстати, доктора в патологии заявили, что вы что-то бессвязно кричали про смерть императрицы и под угрозой магоэнергии забрали магмодов… Так вот, они уже осознали свою ошибку. Владимир отправил им мой приказ о мобилизации всех магмодов.

Тая сделала глоток кофе, ничего не понимая. Сейчас из его речи куда-то делись выродки. Может, он что-то другое имел ввиду под этим словом?

— Таисия Саввовна, вам явно надо отдохнуть — вам есть где остановиться? Влади…

— Мне Гордей снял номер в «Эрмитаже». Сейчас доем и пойду туда. Буду нужна — зовите. Только можно вопрос?

— Конечно.

— Что произошло на перроне? Что случилось? Что с… Котом и Гордеем? Вы хоть что-то видели?

Зимовский потер красные от раздражения глаза и залпом выпил кофе, сминая стаканчик и отправляя его в ближайшую мусорку.

— Не знаю. Все шло, как положено. Маглев проверили трижды. Сперва в депо жандармы. Потом мои люди. Потом гвардейцы конвоя, когда маглев подали на перрон. Следов чужого присутствия не было зарегистрировано. Никем. Когда императрица заходила в свой вагон, там уже был конвой и Метелица. Последним входил Кошкин. Стоило дверям за ними закрыться, как раздался взрыв. Хорошо, что маглев императрицы устаревшей модели — он из алюминия, а не углепластика. Я смог притянуть металл, волны магоэнергии сумели загасить оставшиеся на перроне гвардейцы конвоя. Только стекла и пластика все равно было много. И еще больше магоэнергии. Такое мог выдать только маг императорской крови.

Тая вскинулась, бутерброд в её руках потерял кусочки огурцов и ветчины:

— Не стоит огульно обвинять Кота! Его в столице не было. Зато там был Сумароков. Который заранее убрал свою жену из Змеегорска — она ведь как статс-дама должна была быть на перроне.

Зимовский чуть наклонил голову на бок:

— Вас не смущает тот факт, что сейчас вы обвиняете свою подругу?

Тая опустила взгляд, упираясь им в землю:

— Мне все это претит. Я уже запуталась в подругах и врагах. Но Кот не мог. — Тая помнила щелбан от Гордея. Она сложила все разрозненные факты и слова самого Кота. — Он собирался подать в отставку, познакомиться с дедом и просить моей руки. Это аргумент?

Зимовский замер, снова забывая, что надо моргать:

— Аргумент.

— Он не мог. У Гордея не хватило бы сил. Офицеры конвоя… Они могли устроить заговор? Или Сумароков. Или еще кто-то. Это же был кто-то свой. Кто-то близкий. Кто-то всем знакомый. И я не завидую вам сейчас — такое расследовать… Мне, если честно, своих проблем хватает, Илья. — Она опомнилась и добавила: — Андреевич.

Он кивнул:

— Идите отдыхать. Владимир отвезет вас. И не суйтесь ни в какие сомнительные приключения.

Тая встала, отправляя так и не съеденный бутерброд в мусорку — ну не могла она есть грязными руками!

— Обещаю, приключения будут исключительно обдуманные. Я до гостиницы доберусь сама, спасибо за предложение. Владимир тоже нуждается в отдыхе.

Глава четырнадцатая, в которой Тая решает не ходить одной в лес

Рассвело. Мощные прожектора уже отключили, и наконец-то стих их низкий, вибрирующий, надоедливый гул. Работа в развалинах продолжала кипеть: маги и тяжелая техника разбирали завалы. Возможно, скоро будут ответы по маглеву и выжившим там, только Тая устала — её клонило в сон, подуй сейчас ветер — её бы точно унесло прочь, как воздушный шарик. Ей надо отдохнуть и заняться уже Никиными проблемами, а то наобещала с три короба, а до сих пор ничего не сделала. Даже Илью не попросила найти драгоценности Ники, хотя сейчас ему не до них совершенно. Было заметно, как устал он — Илью, посеревшего и осунувшегося, тоже чуть ли не шатало. Интересно, какое заключение ему вынесли в патологии магмодификаций? А то еще и ему придется бежать куда-нибудь в Китайскую империю, чтобы не оказаться запертым навсегда в больничном крыле.

Тая, вжав голову в плечи, пошла прочь. Падал снег, он таял на лице, катясь слезами, и это значило, что она жива, она вернется из леса. Ветра не было, и легкой куртки хватало, чтобы не замерзнуть. Владимир было дернулся за Таей, но его удержал Илья. Иногда он очень понятливый. И тогда становится совсем непонятна его реакция с феромонами. Почему он тогда промолчал? Это касалось её безопасности! Чума, и не спросишь о таком. Прав был Гордей — вопрос очень стыдный, личный. Такое надо решать наедине. Не при всех.

Тая оглянулась назад, мужчины так и стояли, провожая её взглядами. Илья снова забыл, как моргать, еще и голову наклонил, отчего его взгляд стал невыносимым. Его оттопыренные уши чуть-чуть побелели на холоде — на волосах лежал снежок и отказывался таять. Интересно, Илье про взгляд никто не говорил. Про уши тоже молчали? Может, он даже не знает, что такое оперируют. Или ему плевать на свой внешний вид, ведь сейчас его все устраивает, хоть одет он в первый попавшийся под руку Владимиру спортивный костюм серого цвета. Обычно Илья носил черное.

Под ногами скрипел снег. Он еще таял. Скоро земля остынет, и тогда снег и зима победят. Иногда предзимье в Сибири начинается неожиданно. Тая помнила, как Кот смеялся, называя их с Гордеем — тандем «Предзимье». Осень и Зима. Пришло их время. Тая на миг запрокинула голову вверх в тихой молитве: пусть парни выживут! Должны же быть в этом мире чудеса.

Ей словно ответили — из маглева, заставляя Таю снова разворачиваться, раздался тихий рокот — там опять что-то взорвалось. Да сколько можно-то! Со стороны перрона вышли несколько магмодов в человеческом виде — они понуро прошли мимо Таи к столу с горячими закусками и самоваром. Пахну́ло усталостью, кровью, пылью и озоном, которым всегда сопровождаются магимпульсные взрывы. Магомоды были возле маглева… Тая в одном из них узнала Орлова. Поговорить бы с ним. Только сперва надо узнать, что с Никой.

Точно! Тая достала походник и вошла в молнеграмм, удивляясь количеству сообщений от Ники. От Даши ничего не было — и понимай, как хочешь.

Первыми шли снимки с экрана — Тая в первый момент не поняла, причем тут это, а потом вспомнила: сама же просила Нику скинуть записи из закрытого для Таи диалога. Она тогда хотела узнать, кто первым решил устроить её личную жизнь с Зимовским. Судя по снимкам, первой была как раз Даша. Чего и следовало ожидать… Чума на весь серпентарий!

«Тая, это просто кошмар!»

«Взрыв на вокзале!»

«Хорошо, что мы с Кариной опоздали — она умудрилась сломать каблук, пришлось ждать, пока лакей принесет новые туфли.»

«Впервые радуюсь, что ты в больнице — хотя бы за тебя не нужно бояться!»

«Ольга, Лариса и Альбина должны были быть среди провожающих!»

«Никто не отзывается — я им звоню, звоню и звоню!»

Она глянула на свой походник — три пропущенных, но Ника честно считала, что Тая в больнице.

«Лариска все… Представляешь, мне её муж сообщил. Ранение в сердце. Шансов не было!»

«До чего же он тварь — сэкономил поди на защите!!!»

«Все на любовниц спустил. Тварь!»

«Альбина ранена. Она в больнице. Прогноз не говорят!»

«Ты же знаешь, что её отец банкрот? На ней почти не было защиты!»

«Только бы она выжила!»

«Ольгу пока так и не нашли.»

«Карина в истерике — они с Ольгой дружили.»

Тая проморгала слезы. Ларису было до одури жаль. Да, не особо они и дружили с ней, но они всегда стайкой гуляли после уроков в гимназии. Еще и Ольга… Тая честно пыталась вспомнить её сердце в том хоре ждущих помощи, но она Зимовского-то еле опознала в первый момент. Она принялась набирать сообщение:

«Ника, тебе нельзя волноваться! Все будет хорошо: сейчас твое здоровье и Святослав — самое главное для тебя. Не обращай внимания на новости. Просто не заходи в молнеграмм и отключи стереовизор.»

Тая вспомнила и добавила новое сообщение — первое Ника уже прочитала:

«Святослав на свободе. Будь готова — этой ночью решится все.»

Более понятливо она не могла написать. Ника, впрочем, поняла:

«Спасибо, Тая. Мы всей семьей будем молиться за тебя!»

Хотя, может, и не все она поняла, потому что следом посыпались новые сообщения.

«Я пойду с тобой!»

«Я не хочу, чтобы ты рисковала одна за нас всех.»

«Это не обсуждается, Тая. Ты не должна быть одна!»

«Я с тобой! И точка!»

Тая рассмеялась — Ника все же хорошая подруга.

«Ника, не дури. Я иду одна. Тебе нельзя переохлаждаться! И это тоже не обсуждается.»

В ответ посыпались сердечки, улыбки и слезки. Ну хоть восклицательные знаки в конце каждого предложения закончились, а то, что ни сообщение, так крик.

Тая заметила, как Орлов отошел от стола с едой, отряхивая руки, и спешно направилась к нему:

— Доброе утро, ваше сиятельство… Разрешите…

Молодой мужчина, а он был старше Ники и Таи всего на пару лет, замер, удивленный обращением. Светловолосый, коротко стриженный, немного неухоженный, он был симпатичным, но не более того. Хотя Тая больше любила не внешние данные мужчин, а характер. Того же Гордея красавцем не назовешь, но лучшего друга Тая бы и не желала. Еще бы не был неряхой — цены бы ему не было.

Тая напомнила Орлову, который странно её рассматривал:

— Я подруга вашей жены, Таисия Саввовна Подосинова. Мы не встречались, но…

Он наклонил голову в коротком приветствии:

— Я помню — вы вчера крайне эпично забрали парней из диагностики патологии. Для вас я Святослав Игоревич, не стоит обращаться по титулу. Вероника рассказывала о вас. Что-то случилось?

Тая не стала ходить вокруг да около — она не верила Дашиным словам, что Святослав и Ника жили как кошка с собакой:

— Я связалась через молнеграмм с Никой. С ней все хорошо. Она не пострадала на перроне — не успела на церемонию отъезда.

Было заметно, как дорога́ Орлову его жена — он расслабился, перестал хмуриться и тут же поблагодарил:

— Спасибо за хорошие новости. Я, грешным делом, боялся найти её… — Он совсем невоспитанно дернул головой в сторону вокзала. Впрочем, Тая понимала его чувства. Там до сих пор были Гордей и Кот. Шансы найти их живыми таяли с каждой новой магимпульсной вспышкой. — …там…

Тая снова повторила:

— С ней все хорошо, с вашей семьей все хорошо. — Вокруг было слишком много чужих ушей, и Тая не могла иначе сказать, что с будущим малышом тоже все в порядке. — Не бегите. Я вам помогу. Только не бегите.

Орлов моментально растерял свое благодушие — в его глазах сверкнула магоэнергия:

— Я вас не понимаю. Не надо делать грязных намеков.

— Я подруга Ники, я обещала ей помочь. Только это я имею в виду. Проявите благоразумие. Все будет хорошо.

Мужчина отрицательно качнул головой:

— Не стоит лезть в мою семью. А сейчас разрешите откланяться — дела! — он, не дождавшись Таиного разрешения, отправился обратно — к руинам. Чего-то подобного она и ожидала. Было бы странно, если бы Орлов расчувствовался и совершенно незнакомой барышне выложил тайны своей семьи. Тая проводила мужчину взглядом, снова столкнувшись глазами с Зимовским — тот так и стоял, ожидая, когда она уйдет прочь.

Походник в кармане куртки снова тренькнул, выдавая новое сообщение. Тая полезла посмотреть, кто же вспомнил о ней. Она еще ничего не знала о судьбе Жени.

На экране было сообщение от Белкина. В отличие от дочери, он не отсылал кучу коротких предложений, а написал почти целое письмо.

«Тая, мне сообщили, что ты наконец-то полностью раскрыла свой дар. Умница! Семен гордился бы тобой. Напоминаю, что тебе требуется пройти проверку на вменяемость. Не покидай город без предупреждения. И ничего не бойся — проверка не более чем формальность. Уже не терпится посмотреть, что изменилось в твоих магканалах. Разумовский обещал шляпу съесть, если есть иные методики расширения каналов, кроме его. Готовь вилку и нож — мы не издеваемся, мы только требуем свое! Его никто не тянул за язык. Жаль, что Семен не увидел, что возможен третий путь развития пустых каналов, кроме нашего и Разумовского. Чуть не забыл: Даша передает тебе привет. Сумароков наказал её и отобрал походник, так что не пытайся связаться с ней — гиблое дело.»

Тая тихонько выругалась себе под нос, забывая, что обещала так не делать. Еще и походник отобрали, чтобы наверняка нельзя было связаться с Дарьей. И город из-за любопытствующего Белкина теперь не покинуть. Вот точно Сумароков замешан в происходящем. Она нашла телефонный номер Жени и принялась набирать сообщение ей — все же у нее двое маленьких детей, не стоит звонить — вдруг случайно разбудит их, если Женя, конечно, дома. Если Женя, конечно, жива. Чума, она не о том думает!

«Женя, как ты? Надеюсь, ты не пострадала вчера.»

Ответ пришел почти мгновенно: «Спасибо, со мной все хорошо.»

«Медсестра запретила.»

«И муж сказал, что беременным не место в давке»

«Так что я в порядке.»

Тая улыбнулась небесам — у Жени чудесный муж оказался!

А сообщения продолжали сыпаться: «Про Ларису слышала что-нибудь?»

«А про Ольгу?»

Тая скорбно поджала губы — кажется, Жене не сообщили про них. Впрочем, и правильно — не надо ей волноваться.

«Ничего не слышала, прости, Женя.»

«Даша просила тебе передать, что с ней все хорошо!» — внезапно написала Женя. Тая не успела ничего уточнить, как прилетели новые сообщения — все змейки так общаются, а не одна Даша.

«Сумароков наказал Дашу на девять месяцев — отобрал походник.»

«Её выпишут не раньше, чем через две недели.»

«Потом уже можно будет звонить ей на домашний телефон в Змеегорске.»

«А пока никак!»

«Дашка бесится, но признала, что сама виновата.»

«Она волнуется за тебя.»

«Я ей сообщу, что с тобой все хорошо?»

«Помнишь Варю Соколову?»

«Варенька — умница. Она служит в медцентре, где лежит Даша.»

«Варя все и сообщила мне.»

«Так я напишу, что с тобой все хорошо?»

Тая ожила — в голове кружились десятки вопросов от «кто такая Варя?» до «кому было нужно подставлять Дашу?».

Пальцы же сами нажали на простой ответ: «Да!»

Женя писала что-то еще, а Тая снова пробежалась глазами по сообщениям. Дашу наказали на девять месяцев. Девять. Она все же беременна! Амулет не её. Тая с трудом удержалась на ногах, понимая, что Даша не разыгрывала перед ней смерть. Тогда кто пытался её шантажировать или подставить? Кто-то тут, кто-то рядом, кто-то из Змеегорска — Сумароков не та фигура, кто пропустил бы шантажистов в своем окружении. Это началось тут. А тут только змейки. Чума, что там Даша говорила? Ольгин жених снова отложил свадьбу? Или это был Альбинин жених? Ей в змейках не разобраться, а если это кто-то совершенно чужой пытался подставить Дашу? Да Тая никогда не разберется в местных интригах. Вдруг это все же Сумароков…

Экран походника погас, Тая последний раз посмотрела на руины, опять столкнулась взглядом с Зимовским и замерла. Надо бы посоветоваться с ним, но Илье сейчас явно не до женских разборок между собой. Не до дележки солидного мужика, который вдобавок может быть втянут в заговор против власти. Тая напоследок склонила голову, прощая с Зимовским и пошла прочь.

Походник взорвался струнной мелодией.

Тая, не глядя, приняла звонок:

— Слушаю!

Хриплым голосом Зимовского прозвучало:

— И почему мне кажется, что пора пускать в ход феромоны?

И этот человек напоминал, что зарыл топор войны?! Тая с трудом сдержала первые рвущиеся из неё слова. Ему еще хватает наглости утверждать, что он не мразь… Самоуверенный гад!

— Илья Андреевич, я обещала — я не полезу в авантюры. Если нужна будет помощь — я к вам обращусь.

— Сомневаюсь. Очень сомневаюсь. Почему вас так интересует Орлов?

Тая вышла из зоны оцепления, пролезая под красной лентой.

— Что, простите? Меня сейчас не Орлов интересует! Вообще не угадали. Меня некая Варя Соколова волнует.

Женя дружила со всеми подряд в гимназии, а Тае теперь голову ломай, что это за Варя такая и можно ли ей доверять.

Зимовский, вот же педант, все-то и всех он помнит, принялся пояснять для недоумевающей Таи:

— Варвара Ильинична Соколова, если я вас правильно понял, училась на два класса младше вас. Она очень вдохновилась в свое время вашим побегом из-под опеки Подо́синова и поступлением в медицинский институт. Как только ей исполнилось восемнадцать, она тоже сбежала в Александродар и поступила в училище на медсестру. Её дальнейшую биографию я не знаю. Просить Владимира собрать по ней информацию?

Тая успела остыть, пока Илья произносил свою справку, и потому довольно нейтрально сказала:

— Нет, спасибо. Мне этого более чем достаточно.

Память нарисовала в голове мелкую светловолосую девочку, которая крутилась вокруг Жени и самой Таи. Точно, Варенька. И как Тая её забыла?

— Так что там с Орловым и вашим интересом к нему?

— Что? — Тая уже и думать про Орлова забыла — её волновала Даша, амулет и Сумароков.

Зимовский стоически повторил:

— Почему вас так интересует Орлов? Метелица расспрашивал о нем: о родственниках и прочем. Что не так с Орловым, кроме его нестабильности?

Тая даже обернулась: Зимовский стоял, задрав голову вверх — он привычно познавал дзен. Интересно, у него хоть получается так успокаиваться? То и дело усиливающийся снегопад закрывал его от Таи как волшебный занавес.

— Он стабилен. Вы этого сегодня так и не заметили?

Зимовский опустил голову и снова уперся взглядом в Таю — словно не было между ними несколько десятков метров:

— Простите, было не до того на перроне.

Тая мысленно выругалась сама на себя — Илья не отсиживался в стороне. Он выжил там, в эпицентре, и спас много жизней.

— Простите, виновата.

— Если он стабилен — его признают не опасным. Только и всего.

— Вы так уверены в этом, — Тая поздно вспомнила Кота и его немного обидные советы.

— Вы не доверяете местным врачам или вы не доверяете мне? Я вас чем-то обидел?

Ей так и хотелось сказать: «Феромонами!» Зачем раз за разом её пугать?!

— Ничем.

Зимовский вздохнул:

— Лжете же, Таисия Саввовна. Повторюсь: я здесь, я рядом. Нужна помощь — обращайтесь.

Он обещал это под феромонами. Но Тая все же решилась — она же обещала Нике помочь в поисках:

— Вещи Орлова уже нашли?

— Нашли. И даже вернули рюкзак хозяину. Он же при вас тут ходит в собственной одежде, а не больничной. Что-то еще?

— Там было… — Тая замерла, пытаясь сформулировать безопаснее. — Там были женские украшения? Ника хочет их забрать — они ей нужны.

Зимовский обернулся к Владимиру, что-то уточняя на всякий случай, потом он повернулся к Тае и уверенно сказал:

— Там не было украшений. Это точно.

— Они были из золота…

Орлов мог хранить украшения и деньги не в рюкзаке?

Зимовский опустил голову еще ниже — точно на что-то обиделся:

— Нет, там не было золота. Ни грамма.

— Вы уверены?

Было странно вот так стоять и разговаривать через снежную завесу. Но возвращаться Тае не хотелось, да и у Зимовского явно не было сил, чтобы дойти до нее. Или времени не было.

— Таисия Саввовна, я полоз. Если бы где-то на пустыре, где нашли вещи Орлова, валялось бы бесхозное золото, то я бы его нашел еще в ночь нападения на Орлова. И уже тогда бы озадачился его поисками.

Таино сердце упало в пятки. И куда делось золото?

Илья продолжил, опережая её вопросы:

— Кучи денег или банковских карт тоже не было найдено. Если вас это интересует. Только направление на диагностику, документы и немного наличности в пределах разумного. Обвинять моих людей в воровстве не удастся — это я нашел рюкзак с вещами Орлова. Таисия Саввовна, ненавидьте меня сколько угодно, но не стоит свои чувства переносить на моих людей.

Чума, он точно обиделся!

— Все немного не так, Илья Андреевич.

— Так объясните.

Тая честно сказала:

— Это не моя тайна. Я сообщу, как только смогу. Я… Чуть не забыла. Дарья Аристарховна беременна. Ей не нужен был амулет ложной беременности. Её пытались подставить.

— Или шантажировать… — задумчиво продолжил Зимовский.

— Возможно.

Он что-то раздраженно пнул в сторону, совсем как Гордей. Сердце тупо трепыхнулось от воспоминаний — только бы волкодлак выжил!

— Не думайте, Таисия Саввовна, что скормленным мне фактом о Сумароковой вы заставили меня забыть об Орлове. Тут слишком близко Китайская империя.

Тая вздохнула — он сам обо всем догадался.

— Не пытайся спасти всех, грибочек… Точнее, осень. Тебя могут и обмануть. Тебя уже пытались убить и подставить. Сумарокову пытались подставить, шантажировать или тоже убить. Орлова в опасном положении — она может тебя втянуть в огромные неприятности. А еще есть Разумовская, лес и прочие неприятности. Тут полно выродков, убивающих и за меньшее, чем шкатулка с драгоценностями… Я волнуюсь за тебя.

В чем-то он прав. Тая заставила себя сбавить обороты и честно сказать Илье:

— Я знаю. Еще раз пригрозишь феромонами — я больше никогда не буду с тобой разговаривать. И я предупрежу, когда пойду в лес. Возможно, мне нужен будет тот, кто приглядит за мной, не выдавая себя. Все. Я пошла.

Она отключила телефон. Зимовский что-то пробурчал — слышно не было. Только видно. Тая развернулась и пошла в гостиницу, по пути пытаясь выпутаться из липкой паутины окружившей её лжи. Столько всего навалилось скопом, и что первопричина всего этого? Мысли в голове метались измученными летучими мышами, отказываясь складываться в стройную теорию.

Тая попыталась поймать в голове хотя бы точно известные факты.

Даша беременна. Её пытались подставить. Или шантажировать.

Ника беременна. Тая скривилась — амулет спутал все. Она может не быть беременна. Это надо держать в уме. Гордей говорил об этом.

Женя беременна. Или нет.

И обе остро нуждаются в деньгах.

Все так просто? Или нет?

Или Тая тварь, которая думает гадости о подругах?

Одно точно — Зимовский прав: убивают и за меньшее, чем шкатулка с бриллиантами.

Глава пятнадцатая, в которой приходят холода

Сил мыться и приводить себя в порядок не было — Тая понимала, что сейчас заснет даже в ванне и всплывет брюшком кверху, как рыбка, на радость недругам, так что она, вымыв руки и умывшись, легла спать прямо в одежде, не расправляя кровать. Тая даже обратно надеть ортез на левую руку забыла — до того устала, лишь замоталась в плед, лежавший на диване в гостиничном номере. Гордей не поскупился, снял для нее люкс, роскошный, но в тоже время уютный и тихий. Вот кто досконально знает её вкусы… Только бы выжил, упрямый волкодлак.

Тая моментально провалилась в сон, быстро превратившийся в кошмар. Иного после такой ночки можно было и не ждать. Шилов всегда говорил, что нужно не переоценивать свои силы, а честно идти к мозгоправам и просить снотворное. Тая же никогда его не слушалась, предпочитая справляться сама, чем пускать кого-то в свои мозги — не выпнешь же потом. Гордей был единственным исключением — он никогда не лез, куда его не звали, всегда соблюдая правила. На памяти Таи, он только один раз нарушил собственные принципы — зачем-то недавно во снах влез в Таино знакомство с Зимовским.

Во сне она снова была девчонкой с третьего курса меда, выпустившаяся без экзаменов и в первый раз оказавшаяся на передовой. В палате передового перевязочного пункта было душно — лето в тот год било все температурные рекорды. Тревожно воняло кровью и гарью — её не забивал даже запашок антисептиков. По Таиному лицу струился пот. Дышать было нечем, особенно в марлевой повязке. Кожа на руках под латексными перчатками стала волглой, хотелось содрать перчатки и работать без них, но нельзя. А их еще потом дезинфицировать, отмывать, сушить, пересыпать тальком… Мрак! Вокруг грохотала приближающаяся гроза так, что сердце забывало, как биться. Небо при этом, видимое в небольшой квадрат оконца, было отвратительно чистым — ни тучки. Тая накладывала дурацкую иммобилизирующую повязку Дезо, чувствуя себя как на экзамене. Десмургия — это второй курс, это было давно, она уже все забыла, все эти треугольники, которые в результате должны получиться из бинтов. Ну кто сейчас накладывает Дезо! Есть ортезы, в конце концов. Только тут, на фронте ничего не было, кроме бинтов, ваты и идиотской зеленки. Кто-то сильно проворовался, однако… Популярность императорской семьи стремительно падала вслед за сдаваемыми врагам территориями. Бинт то и дело путался, становясь по воле кошмара безумно длинным, парень со сломанной ключицей стонал от боли и медленно скатывался со стула, Перова косилась на Таю и шипела — Перова была дипломированной медсестрой, окончившей училище, а не то, что недоучка Тая из института, которая даже наложить банальную повязку не может. Гроза уже грохотала где-то над головой, странными магимпульсами прорезая брезент палатки — только сейчас Тая поняла, что это совсем не гроза… До этого она провела пару недель в передвижном лазарете, не приближаясь к передовой, и как та звучит, не знала.

Кто за пределами палатки орал:

— Ну ты, три-Пак! Я тебе когда еще сказал убираться отсюда?!

Их фельдшер что-то вяло доказывал орущему — Тая не могла разобрать его слова, запутавшись в бинтах, как мумия. Орущий, в легком офицерском доспехе с двумя звездочками подпоручика на груди и на наплечниках, влетел в палатку, таща за собой трепыхающегося фельдшера за локоть:

— Нет, ты точно три-Пер! Положить тут всех хочешь?! Ладно, ты, три-Пер, девчонок-то за что?!

Он поднял забрало шлема и странно посмотрел на Таю и Перову:

— Барышни… — Он старательно проглотил какие-то слова, стараясь держать себя в руках: — подпоручик Метелица. Объявлена срочная эвакуация. У вас полчаса, чтобы убраться отсюда живыми.

Тая отбросила в сторону длинные, доставшие её бинты:

— Нам нужно собрать вещи, биксы, сложить палатку — мы же не можем бросить ППП…

Гордей устало посмотрел на неё:

— Скунсик, да плевать на три-П — жизнь свою спасай!

И тут раздался дикий грохот близкого взрыва. Снова. И снова.

Тая открыла глаза, всматриваясь в тусклый сумрак гостиничного номера. Стояла удивительная тишина, словно и не день сейчас. Что её вытолкало из сна?

Жизнь свою спасай… Гордей тогда сказал не так. Совсем не так. Он тогда выругался на три-Перов, серьезно обижая Таю, не знакомую тогда с военным сленгом, и погнал всех грузиться в бронированный санмобиль. Тая помнила, как Гордей, запаренный, грязный и истощенный, напитал своей магоэнергией защиту на автомобиле. Тогда казалось, что этого молодого подпоручика из штурмовиков в пропыленных доспехах, в одиночестве оставшегося на пустой дороге прикрывать их отход, она уже никогда не увидит. В сердце кольнула раскаленной иглою боль. Тая продышала её — тогда он выжил, вот и сейчас выживет! Надо просто ждать. Она подняла глаза на настенные часы — шел четвертый час. Смысла спать дальше не было. Тая села, ища под подушкой походник. Он показывал три пропущенных сообщения от Ильи. Андреевича, конечно.

Левую руку, державшую телефон, свело судорогой. Надо было все же надеть ортез.

«Таисия Саввовна, найдены Метелица и Кошкин. Живы. В критическом состоянии. Нетранспортабельны.»

И ни слова про императрицу. Значит, дело совсем плохо. Кто-то взял на себя роль господа бога и выкосил подчистую царскую семью. Таины руки задрожали. Теперь кто кого. Или Павла тоже уничтожит этот странный бомбист. Или Павла за измену заточат свои же. Или все же вознесут на трон.

«Их разместили в патологии магмодификаций — только там есть свободные палаты реанимации. Не бойтесь, в нестабильности их не подозревают. И это не арест. Честное слово. Прошу, хоть раз поверьте мне.»

М-да, как Зимовский в ней разочаровался, хотя, может, он просто хорошо её знает — первой мыслью-то у Таи именно арест и мелькнул. Только он и она знают — вчера её шлюзы и запоры патологии особо опасных видов не остановили.

«Пропуск на их посещения я для вас выписал. Благодарить не надо.»

Тая фыркнула, прочитав последнюю фразу. Нет, он, оказывается, все же плохо её знает. Она принялась быстро набирать текст.

«Илья Андреевич…»

Она стерла текст, вспоминая, что вчера сама перешла на ты. Хватит уже Зимовского терзать.

«Илья, большое спасибо за все! За новости, за Гордея и Кота, за заботу.»

Тая нажала «отправить» раньше, чем грохотавшее от непонятного испуга сердце заставило бы её исправить сообщение.

«Таисия Саввовна, вы в порядке?» — ошеломленно прочитала ответ Тая, а потом сообщение моргнуло и исчезло.

«Тая, я рад, что мы все же друзья.»

«Благодарить за помощь не стоит.»

«Разбор завалов закончится приблизительно сегодня ночью. Уже утром все магмоды, проходящие освидетельствование в магпатологии, вернутся в свои палаты.»

Тая потерла лоб — это он об Орлове… И лесе. Илье тоже надо туда идти — его же почему-то не выпускает отсюда… лес? Или что-то иное?

Понять бы, что происходит. Она пока, как напуганная лошадь, мечется от подруги к подруге, от разочарования до снова веры в ту же Дашу. Надо перестать метаться, создавая кучу теорий только из-за одного-двух случайно услышанных слов или фактов. Надо все перетряхнуть и понять. Все, что случилось тут. Всех, кто её окружает. С одной стороны, эээ Даша… Тая нервно рассмеялась: она уже раза два или три пыталась все разложить по полочкам и ошибалась. Гордею же, который вроде построил в уме какую-то стройную теорию, пока не до расследования. Он не скоро сможет поехать к Зимовским-Подгорным. Придется разгребать самой. Главное, надо помнить: магмоды, дед, пропавшее золото у Орловых, интриги Сумарокова, подкинутый амулет Даше — это все разные события. Просто они обрушились скопом, потому что кое-кто не был в родном городе больше десяти лет.

Тая прикусила губу. Что она знает точно?

Что все дело в Змеегорске.

Что, возможно, в деле замешаны змейки. Если не змейки, то ей никогда не разобраться в происходящем.

Что Даша дико богата.

Что Нике и Жене нужны деньги.

Что кто-то украл деньги и драгоценности Орловых.

Что Альбине и Ольге нужен жених — кто-то вроде Сумарокова. Или Зимовского. И Разумовской тоже нужен жених — Зимовский. И ей же нужны деньги. Деньги Зимовского.

Тая потерла лоб. Стоп. Деньги нужны были еще кому-то. Надо пересмотреть диалоги в молнеграмме. Ника писала, что отец Альбины банкрот. Ему и ей тоже нужны деньги. И еще же… Карина. Или Ольга? Или они вместе прогорели на чем-то?

Вспомнились слова Ильи: «Убивают за меньшее!»

Точно! Ника попросила помощи только после того, как стало известно, что Тая — Снегурочка. Карина появилась на горизонте с просьбой позаботиться о Нике тоже только после этого. Женя возникла лишь на похоронах деда — уже после того, как все узнали, что Тая Снегурочка. И Разумовская влезла со своей ревностью сейчас, а не когда Зимовский безумным сайгаком носился за Таей.

Все дело в шкатулке?

И в любом случае, ей самой нужны деньги, чтобы заплатить виру семьям погибших полицейских на пустыре. Чума. Гордей верил, что это не она их убила. Именно поэтому он отказывался обсуждать с ней это. Это тоже часть чьего-то плана? Не может быть. Бред! Тогда, до второго ритуала с Зимовским, что она Снегурочка, знали только дед, Вязев и змеи, родственники Зимовского. Дед знал, что она не выйдет из леса, Вязеву, спасшему её, точно было не до таких интриг… Зимовские-Подгорные? Или Тая снова кого-то упускает?

Тут соглядатаем в лесу не отделаешься. Тая спешно набрала сообщение Зимовскому.

«Ты прикроешь мне спину, Илья?»

Ответ пришел раньше, чем Тая подумала, что он безумно устал и в отличие от нее явно не успел отдохнуть.

«Сейчас буду. Сарафан, кокошник, теплые вещи у тебя есть?»

«Иди к черту» — написала было Тая, но стерла.

«Я ни за что на свете не одену сарафан. Даже не мечтай.»

Илья ответил:

«Надену.»

Тая фыркнула и великодушно ему разрешила:

«Надевай. Тут я возражать не буду. Сама ни за что не одену.»

«Не НАдену, Зимовский!» — спешно поправилась она. Эти чертовы правила убивали её.

«Скоро буду!»

Тая, прогоняя прочь дурные мысли, что она сильно ошибается, прося помощи у Ильи, направилась в душ — ей надо привести себя в порядок. Она может и не выйти из леса. Дед считал, что у неё вообще нет шансов.

Илья, прихватив с собой несколько объемных пакетов, один из которых вкусно пах едой, приехал через полчаса — уже побритый, переодетый в привычно-черное: джинсы, свитер с высоким воротом, короткое пальто-бушлат. Он вручил Тае роскошный букет из садовых, разноцветных васильков — Владимир хорошо его информирует: Гордей вчера в больницу именно васильки и приносил. Только полевые. Это зависть или просто дань вежливости? Как же все сложно. Надо же перед Ильей не забыть извиниться.

— Это тебе за то, что день не горек оказался! — улыбнулся Илья, повторяясь — он уже утром так её благодарил.

Как бы он не храбрился, следы переутомления были отчетливо видны: покрасневшие склеры, дикая бледность, проступившая под кожей сеточка мелких капилляров. Отравление алюминием все же аукнулось ему. И в больницу он явно не пойдет. Он совсем, как Гордей.

— С благодарностью от всего города, от всех моих парней, от меня лично.

— Спасибо… Я не могла иначе, ты же сам такой же.

Ответом ей были зардевшиеся кончики оттопыренных ушей.

Тая пошла искать вазу для цветов и махнула рукой Илье:

— Проходи…

Странное ощущение неправильности нарастало. Она и Илья. Бред же! И в тоже время реальность. Новая.

Он оставил часть пакетов у двери, захватив с собой только пахнущий едой. Когда Тая вернулась из ванной, где набирала воду для букета, Илья уже закончил накрывать на стол. Тая захлебнулась слюной — тут были коробки с оливье, с винегретом, с картофелем а ля Пушкин, овощное рагу, тушеное мясо, пирожки. Причем это все явно готовил не Илья — или его домашний повар, или вообще заказали в ресторане. Гордей до такого никогда бы не опустился. Кажется, Илья действительно завидует ему — тому, что тот легко может орать, перекрывая слова Кота, ела ли Тая, тому, что тот может кормить её и… Заботиться? Глаза защипало — как там парни? Что с ними. Живы ли. Выкарабкаются ли?

— Присаживайся, Тая. — Илья галантно отодвинул в сторону стул.

Она поблагодарила кивком — говорить пока было сложно, — и, поставив вазу на середину стола, села, разворачивая салфетку — точно, еда из дома, ресторан бы не расщедрился на такое.

Илья стоял, странно поглядывая на Таю — и ведь снова не моргает! Она ничего не понимала — ему нужно персональное приглашение? Или ему просто неловко в ее присутствии — она же в чем только его не обвиняла за эти дни?

— Илья, присаживайся. Полагаю, ты тоже не обедал.

Илья глянул на часы на руке и поправил Таю:

— Не ужинал.

Он извинился и внезапно сам без указаний пошел в ванную мыть руки. Все! Гордей одним этим поступком был свергнут с пьедестала и уложен на лопатки. Только сообщать это Илье она не будет.

Тая задумчиво придвинула себе коробку с оливье. Сельдь она не любила, из-за этого игнорируя и винегрет. Мысли какие-то странные, приземленные. Так просто проще, чем пытаться осмыслить внезапный мир между нею и Ильей. Бред же, точно. Надо не забыть извиниться и поблагодарить. Только страшно снова вспоминать тот вечер. Стыдно до ужаса.

Вернувшийся Илья выбрал пирожки, снова задумчиво рассматривая Таю. Ждет, что она его будет развлекать светской беседой? Или что-то еще? Или боится выйти за рамки дружбы? Тая же не раз его вышвыривала во враги. Или… Феромоны? Тая осторожно принюхалась к себе — вроде обычный запах, ничем примечательным она не пахнет. Илья заметил это, но промолчал — принялся есть.

Неловкость стеклянной, звенящей стеной стала между ними. Она отчетливо ощущалась во всем, даже пошевелиться лишний раз было страшно.

— Ты видел… Парней? — не выдержала все же Тая и тут же поправилась: — Павла Петровича и Метелицу. Ты видел их?

Илья кивнул, быстро проглатывая кусок пирога:

— Видел. Не перебьет аппетит?

— Смеёшься? — улыбнулась Тая, и стеклянная стена между ними лопнула. Илья расслабился и тоже нашел в себе силы улыбнуться. — Я в меде училась. Мы в анатомке зависали так плотно, что там и ели. — Про фронт она решила умолчать — нечего унижать Илью этим. Он не раз просил её об этом.

— Кошкин был без сознания. Тяжелые магоэнергетические ожоги третьей степени. Проникающие ранения грудной и брюшной полостей. Переломы ног. И много еще мелких ран.

Странно, что он начал с Кота. Аппетит куда-то пропал — Тая лениво ковырялась вилкой в салате. Она боялась услышать про Метелицу.

— А Гордей? Что с ним?

— Он был в сознании, когда его извлекли. Травмы почти идентичные — он прикрывал собой Кошкина, удивительно, что выдержал столько.

Тая нашла в себе силы улыбнуться:

— Это ты его плохо знаешь. Помню, его защитные доспехи чуть ли не в клочья разнесло — руку еле собрали потом… А он продолжал командовать. А про его попадание в морг вообще молчу — я его оплакиваю, обнимаю, понимаешь ли, в последний раз, а тут чья-то рука начинает наглаживать меня по голове. Я тогда так заорала от страха — чуть обратно Гордея не прибила.

Пока она говорила, Илья задумчиво терзал пирожок и лишь кивал, забыв, что надо моргать. Тая заставила себя есть — в лесу ей пригодятся силы.

— Когда Метелицу несли до «Скорой», он сумел выдавить несколько слов, Тая. Точнее обрывки. Что-то вроде «разн… импу…» и «авар… Тая».

Тая опустила глаза, пряча взгляд — Гордей даже в таком состоянии переживал за нее. Авар… Тая… Это явно о позавчерашней аварии. А вот «разн… импу» — это о заговоре гвардейцев.

— Значит, все же гвардия предала? — спросила она Илью. У каждого мага свои особенности магоэнергии, это как почерк. Даже у полукровок есть свой «запах» магоэнергии. Следов не оставляет только нечисть, за что её и ненавидят.

Тот, придвигая к себе одну из коробок с картофелем, согласился с ней:

— Скорее всего. Разные импульсы. Метелица был в эпицентре. Он мог почувствовать разницу в магоэнергии. Это я на перроне уже улавливал лишь общий фон. Жаль, что Метелица не смог сообщить имена предателей. Скорее всего предал, действительно, конвой. Я распорядился усилить охрану Кошкина в патологии — при нем всегда мои люди, так что не волнуйся за него. Сейчас легче всего убрать его, повесив на него убийство императорской семьи — мертвые не могут оправдаться.

Это болью в сердце напомнило о деде. Только любым его оправданиям Тая не поверила бы. Такое не прощают — он не только приговорил её к смерти, он еще и Илью подставил и не спас, как обещал, наверное, старшему Зимовскому.

— Ты же разберешься? Да?

Илья снова забыл, как моргать. Взгляд был тяжелый, холодный и завораживающий. Интересно, это байки или правда о том, что полозы могут гипнотизировать? О них чего только не говорят: и что огонь им не страшен, и что жилы металлические за собой тянут, и что невест себе по осени… О… О. О! Тая чуть не подавилась салатом, пытаясь запить водой комок в пищеводе. Полозы невест по осени выбирают и уводят за собой в свое царство. Чума!

Илья все же моргнул и ответил Тае:

— Я не сильно разбираюсь в столичных интригах, но мне есть на кого опереться там. Я постараюсь, Тая. Не обещаю, но постараюсь. Владимир уже составил список тех, кто был на тот момент в маглеве — будем вылавливать их связи. Будем искать того, кто так неаккуратно рвется к престолу.

— Спасибо.

Он чуть наклонил голову, рассматривая Таю из-под бровей:

— Прости?

Тая улыбнулась:

— Спасибо, что веришь в невиновность Кота.

— Я верю тебе, Тая.

— Я могу и ошибаться. Я тут как цирковой перепуганный пони — то несусь по кругу, как того кто-то хочет, когда чуть не убила тебя в цехе, то шарахаюсь от подруг из-за нелепых предположений.

Илья улыбнулся в ответ:

— Я тоже ошибаюсь. Это нормально — что-то не знать, в чем-то ошибаться.

— Гордей предпочитает вообще молчать, пока полностью не разберется в деле, — заметила Тая. Знать бы, что ему удалось найти. Может, его планшет уцелел? — В багажный вагон уже удалось попасть? Или в вагоны для сопровождающих?

— Пока нет. Метелица делал какие-то записи, Тая? Он делился чем-то с тобой?

— Увы.

— Вот и зря. Теперь мы ничего не знаем из того, что он смог найти. Ладно. Не бери в голову — расследование теракта пока веду я, это не твои заботы. Тебе важнее лес и… Орловы, я прав?

Тая лишь кивнула, старательно пережевывая салат. До победы над ним еще было далеко.

— Я тут остыл немного после аварии Сумароковой, понаблюдал за тобой, как ты управляешься с даром, и понял одно. Ритуал Снегурочки — это все же была твоя защита.

Это было крайне неожиданно.

— Что, прости? — раскашлялась Тая, когда салат опять чуть не попал не в то горло.

Она даже вилку отложила в сторону, а то до леса не дойдет — умрет от асфиксии инородным телом.

— Ты не маг. И не магмод, — зачем-то повторил Илья то, что когда-то уже говорил на поле. — Точнее ты незарегистрированный маг — тебя проверяли, но дара не выявили, хотя нельзя упускать из виду, что проверка могла быть куплена. Но при этом у тебя два разнонаправленных дара. Магия жизни — твой дар луговушки и магия льда, точнее смерти — твой дар, недополученный в лесу. Они хорошо друг друга гасят. Только когда ты прибегаешь к одному из даров, видно, что ты маг, причем запрещенный, как нелюдь. Возможно, это и было целью Семена Васильевича. Возможно, это оказалось неожиданным побочным эффектом. Но это защитило тебя.

Тая откашлялась и еле выдавила из себя:

— Ты как скажешь… Хуже Гордея, честное слово!

Он чуть наклонил голову вперед:

— Это хорошо или плохо?

— Это просто иначе! — резко оборвала его Тая. Она не хотела оправданий деда. Его предательство сильно ударило по ней. Она пока не хотела ничего слышать о его якобы защите. Он убивал людей! И её чуть не убил из-за якобы попытки защитить. Не надо таких попыток. Пока найдено всего двенадцать тел, а колыбельная тем временем звучала тридцать три раза. Это же сколько загубленных жизней…

Илья пожал плечами:

— Иначе, так иначе. Ты сейчас расскажешь о своих предположениях или по дороге в лес? Кстати, я захватил с собой теплые вещи для тебя — с детства терпеть не могу сказку «Морозко». У меня от неё мороз по коже.

Тая напомнила ему — настроение, и так не шибко радостное, улетело в тартарары:

— Я не мерзну, Илья! — Она заставила себя чуть тише добавить: — но за заботу спасибо.

Он посмотрел на неё исподлобья:

— Зато я мерзну, когда смотрю на тебя. — Он опять не моргал! — Это считается?

Сейчас на ней были теплые носки, джинсы и… да, топ, короткий, но в номере было тепло по меркам Змеегорска — топили тут хорошо. Тая, отодвинув от себя грешный салат, старательно давилась словами — лучше ими давиться, чем едой. Все же трудно соблюдать мир с Ильей. Ладно, Шилов был прав — у нее трудный характер, пробиться в друзья к ней сложно. Она не стала говорить Илье: «Так не смотри!» И «Завидуй молча!» — она тоже проглотила.

«Я большая девочка, и сама могу о себе позаботиться.»

«У тебя нет такого права!»

Точно! Она вскинулась — вспомнились недавние слова Разумовского:

— Ответь честно… Что значит, что меня продали вам, Зимовским, в обмен на магтехград?

Илья обжег её взглядом. Раньше бы точно решила, что он ненавидит и готов убить, сейчас она знала, что это не так. И все равно Тае пришлось себе напоминать: он всего лишь змей. Это его природа так проявляется. Её же не тыкают каждый раз, когда погода в округе портится. За окном, кстати, уже настоящая зимняя метель бушевала. Даже дома напротив не видно, так мело.

Зимовский сжал руки в кулаки — вилка погнулась и стекла на столешницу раскаленным металлом:

— Сумароков?

Тая отрицательно качнула головой — не ей одной сейчас плохо:

— Нет. Мне кажется, что он не копает под тебя. Он собирает о тебе сведения — это да. Но он со слов Даши хочет, чтобы ты занял его место. Он хочет уйти в отставку и заняться семьей.

— У него это уже не выйдет, — чуть расслабился Илья и даже моргнул, вспоминая Таину просьбу. — Тогда… Разумовский?

Он уже взял себя в руки: расслабленный, моргающий взгляд, легкая улыбка на лице, вернувшая свою форму вилка и никакого желания отвечать Тае.

Кажется, её вопрос проигнорируют, как всегда. Червячок сомнения грыз Таю — может, все же ей одной будет лучше в лесу?

— Тая, если я скажу, что мой отец обсуждал с Семеном Васильевичем нашу с тобой помолвку, то…

— Чушь! — снова моментально вскипела Тая. — Мне он бы сказал о таком.

Илья криво улыбнулся, тоже отодвигая в сторону коробку с едой:

— Ладно, ясно. Уговор был прост: магтехград в обмен на твою защиту. Помолвка была одним из возможных вариантов твоей защиты. Только ты удачно сбежала, так что расслабься, помолвка не состоялась, а вот защищать тебя я готов по-прежнему.

— Я в этом не нуждаюсь, — сказала Тая прежде, чем вспомнила, почему Илья оказался тут. Он великодушно не стал напоминать об этом.

— Я заметил.

— Только без обид, Илья. Ты… Мы… — ей не хватало слов. Если вспомнить то, что показал ей во снах Гордей, если вспомнить её приглашение на день рождения Ильи, если вспомнить его слова в цеху…

Он оборвал её:

— Не беспокойся. Зимовские не получили своей оплаты — твоей нити жизни и решения моих проблем с оборотом. Так что защищать тебя из-за договора наших отцов я не обязан.

— Ты меня пугаешь. Ты специально сейчас так говоришь?

Илья рассмеялся:

— Есть немного. Просто ты уже определись: мразь я или нет. Тая, давай честно. Полностью. Искренне. Меня отец просил тебя защищать — это факт. Об оплате я не знал. Это мои предположения. И… — он серьезно посмотрел на нее. — Ты моя первая любовь. И не вздрагивай так, и не смотри — у тебя тоже, между прочим, тяжелый взгляд, особенно когда в зрачках снежинки летят… И в тоже время я тайный советник, я безопасник, я в любом случае буду тебя защищать. Так что давай уже не будем бояться друг друга.

— Ты меня боишься? — удивилась Тая.

— До ужаса. Лед — это смерть. Так что слова Разумовского я тебе разъяснил? Больше к этому возвращаться не надо?

— Нет, не надо.

— Тогда давай все же вернемся к лесу и Орловым. Время поджимает. Метель совсем разбушевалась, скоро в лесу ни зги не видно будет. Вряд ли Морозко оценит электрический фонарик.

Тая взяла пирожок, принялась отламывать от него кусочки и медленно рассказывать. Про разорение родителей Орловых. Про еще нерожденного ребенка Ники. Про решение Орловых сбежать в Китай. Про амулет, который все спутал. Про Карину. Про Евгению. Тая даже дала внимательно слушавшему её Илье свой походник и открыла диалоги в молнеграмме. Про Дашу. Про Разумовскую. Про виру за убитых на пустыре полицейских.

— …ты там у цеха кричал на меня…

Илья заставил себя моргнуть:

— Приношу свои искренние извинения. Был не прав.

Тая лишь кивнула и продолжила:

— Ты просил Гордея скрыть мое присутствие. И потом орал, чтобы я уезжала… Ты уже знал…

— Скорее, боялся, что тебя будут шантажировать. Ты же разбудила поле. Ты пролила там свою кровь. Тебя могли упечь в патологию магмодификаций.

— Разумовский сказал, что ты бы не позволил этому произойти.

— Конечно, не позволил бы. Но нажились бы на этом некоторые люди очень хорошо.

Тая в упор посмотрела на него:

— Я понимаю, почему в меня верит Гордей. Но почему ты веришь в то, что не я убила твоих людей? Я же нечисть.

Он скривился и перестал моргать, исподлобья рассматривая Таю:

— Видишь ли, Amanita phalloides…

Этого Тая не ожидала — достал же! Она не бледная поганка, сколько уже можно! Из неё инеем рвануло раздражение, замораживая воду в стакане, заставляя васильки умирать и почти добираясь до Ильи — Тая опомнилась в последний момент, заставляя холод уходить прочь.

Илья кивнул чему-то своему:

— Видишь, Тая… Ты убиваешь льдом, а не даром луговушки. Ты даром луговушки спасаешь, как этой ночью. Убивать ты предпочитаешь льдом.

Тая замерла, только теперь понимая, почему Илья в «Анаконде» бросился за ней.

— Ты… В «Анаконде» тогда…

Илья криво улыбнулся:

— Я бросился за тобой, потому что увидел иней. На всякий случай… Мало ли. Но одно я знаю точно: на поле полицейских убил кто-то иной, кто тебя знал, но недостаточно досконально. Например, в поселке магмодов сейчас есть Динамит — это магмод-крот. Это мог быть он. Это его могли нанять. Убивала там не ты. Но шантажировали бы…

Тая мотнула головой:

— Чушь! На тот момент никто не знал, что я Снегурочка. С меня было нечего взять.

— Взять могли с Кота, с Метелицы…

— Змейки о них не знали, — снова возразила Тая.

Илья продолжил перечислять:

— …с меня, с Сумароковой. Амулет ложной беременности, подкинутый в машину Сумароковой как бы намекает на то, что попытки шантажа продолжаются. И беременность Орловой — я не уверен, что она настоящая. Это может быть попытка тебя заставить отдать свою шкатулку, только и всего. Все знают, что луговушки любят жизнь и особенно детей.

Тая смирилась и признала то, что сама уже поняла:

— Ловить придется на живца. Кто позарится на меня и шкатулку, тот и…

Илья вздохнул:

— Не обязательно. Ту же Разумовскую вспомни — она тоже пыталась развести тебя на деньги и шантажировать патологией магмодификаций. И прости меня за Разумовскую — это только моя вина, что она обрушилась на тебя. Я не допустил бы, чтобы тебя заперли в патологии.

— Отдал бы деньги за меня? Даже если бы потребовали все?

Илья рассмеялся, словно она сказала глупость:

— Я полоз. Меня сложно разорить. Отдал бы все, что потребовали.

Тая не отстала — в ней словно проснулась глупая девочка-гимназистка, которой первый раз признались в любви и она пробует границы своей власти над парнем:

— И женился бы, если бы Разумовская потребовала?

— А вот это нет, — Илья смотрел на Таю не моргая. — И не надо так улыбаться. Я еще полгода минимум небракопригоден.

— Не брако… что? — Тая поперхнулась неожиданным словом. Так не говорят. Слова даже такого нет.

Илья ласковым тоном змея искусителя напомнил:

— Тая, ты запретила меня говорить одно слово.

— Феромоны…

— Именно. Тая, ты инструкции помнишь? Вроде должна… Если у магмода или оборотня начинается потеря контроля по причине его физиологии, то при отсутствии возможности уединения следует принимать определенные препараты… — тут Илью все же проняло — он не закончил, опуская взгляд куда-то в пол.

Тая мысленно сама закончила за ним: «…делающие парней небракопригодными!» Она опешила. Все не так. Даже Гордей все понял не так. Гордость… Стыд… Просто кое-кто педант до мозга костей. Тая же помнила, как он раз за разом проверял ее ремень безопасности в машине, как он старательно даже спустя годы соблюдал инструкции Даши по ухаживаниям за Таей, как соблюдал должностные инструкции, как помнил все и всех… Педант! Илья ничего не говорил Тае, потому что ей вообще ничего не грозило. Он рискнул своим здоровьем, а не её защитой.

— Очуметь… Илья…

Она встала и подошла к нему, порывисто обнимая.

— Спасибо. И прости за глупые подозрения. Прости, Илья.

Ей глухо куда-то в плечо неожиданно признались:

— Я люблю тебя, Тая. И твоя способность игнорировать мои слова меня просто потрясает.

Она чуть подалась назад, и Илья сам обнял её за талию, впрочем, не сильно — Тая знала, что он отпустит при малейшем её недовольстве:

— Ты первый раз…

— Третий. — В этот раз он искал успокоение закрыв глаза. В чем-то он даже прав — вблизи его глаза еще больше пугают. В зрачках горит золото. — Это уже третье мое признание в любви. Первое было тринадцать лет назад, после чего и отец обговаривал нашу с тобой помолвку. Второе было в цеху. Я рад, что хоть третье ты все же услышала и обратила на него внимание. И я понял — тебе надо чаще говорить о чувствах, чтобы ты услышала наконец. И прости, я забыл, что ты Снегурочка — тебе сложно понимать человеческие чувства. И чувства полукровок тем более, особенно когда у тех точно такие же проблемы, как и у тебя.

Он отстранился от Таи:

— Давай-ка собираться, а то еще чуть-чуть и я решу, что в лес проще сходить самому, а тебя лучше запереть где-нибудь в безопасном месте.

— В пещере?

Илья встал и укоризненно посмотрел на нее:

— У Гордея под боком. Он, кажется, единственный, кого ты близко подпускаешь к себе. Не бойся. Я не буду вам мешать. Вы красивая пара. Твой Кот сильно ошибся, выбрав трон и империю, а не тебя. Одевайся, холода пришли…

Глава шестнадцатая, в которой обманывает даже лес

Её враг — холод, а не лес. Это поняли все вокруг, но не Тая. Не поле, не лес, как она считала. Холод. Лед. Смерть.

Дед словно создавал из неё клинок, одна сторона которого тепло и жизнь, а вторая лед и смерть. Чума! И зачем ему это было нужно? Для Таиной защиты, как считал Илья? Или еще для чего-то? Вот точно Гордей и её как-то назвал уникальной снежинкой. Уникальнее не бывает. Мог бы и поделиться своими мыслями про её уникальность… Становиться орудием мести деда Тая все равно не собиралась. Даже если бы дед продержался чуть дольше, дождался бы её второго похода в лес — а он явно рассчитывал на это, судя по его записям, найденным в кабинете, — она все равно бы отказала ему в мести. Белкин ни в чем не виноват. Это вина цензоров, что имя деда вымарывалось из научных статей.

Может, деду нужна была шкатулка? Или её содержимое? Может, он так надеялся найти деньги на лечение… Хотя Тае он говорил иное. Впрочем, он ей лгал, чуть ли не всю её жизнь он ей лгал. Представить, что таит в себе шкатулка от такой нечисти или природной силы, как холод, не получалось. Это точно не те бриллианты, которые можно легко отдать Нике или Жене. Тогда о чем вообще говорится в «Морозко»? Что спряталось за занятным сюжетом, что потерялось, когда страшный ритуал превратили в сказку для детей? Снегурочку привозили в лес в качестве откупа страшным холодам. Только в сказке одна девушка погибла, вторая получила драгоценности и даже вышла замуж. Дед и парни, интересно, думали об этом варианте развития событий? Впрочем, Илья умыл руки, оставляя её Гордею. Как-то странно пояснять, что Тая с Гордеем только дружит, потому что тогда это автоматически прозвучит, как разрешение Илье ухаживать. Тая пока к такому не готова. Она еще не готова жить.

Она помнила, как в самый сумасшедший момент её жизни, когда объявили, что война закончилась, Гордей кинулся к ней обниматься. Он подхватил её на руки, подбросил в небеса от избытка молодецкой удали, а потом… Поцеловал. Тогда все кричали, плакали, радовались, обнимались и целовались. Война закончилась! Отныне мир! Их ждал дом, семья и новая жизнь. Только то ли Тая случайно дернулась, то ли Гордей неудачно поймал её в объятья — поцеловались они в губы. Это был самый странный и нелепый поцелуй. Гордей тогда опешил — все веселье с него слетело… Тая словно брата поцеловала. Они оба тогда испугались, что испортят дружбу.

Глядя, как за окном внедорожника Ильи проносятся последние улочки вечернего города, притушившего праздничную иллюминацию из-за объявленного траура, а впереди черной громадой поднимается лес, Тая снова и снова напоминала себе, что её враг — холод.

Гордей знал, что Тая убивает именно им. Мог бы понятнее написать тогда в записке! Ей было бы проще — знать, что на поле убила полицейских не она. Впрочем, он вообще отказался ей тогда все рассказывать, решив, что её это не касается. Он её так оберегал. Он её защищал. И Илья туда же!

Он тоже это понял — то-то просил своего Владимира «оберегать и не волновать» Таю, чтобы та не сорвалась. И снова хотелось ругаться — ей-то почему не сказали. Она раньше начала бы понимать, что вокруг неё происходит, и не давала бы напрасных обещаний. Все же, что хранится в шкатулке? И за что её вручают… Придется искать ответ самой. В лесу. Хотя, наверное, место и не принципиально в данном случае. Если история с шантажом — паранойя Ильи, то отдавать Нике бриллианты столь странного происхождения крайне опасно. Ника же беременна. И можно ли вообще отдать шкатулку шантажистам. Тая снова и снова добавляла про себя: «Если факт шантажа подтвердится…» С Дашей бы поговорить, но пока это невозможно. Еще две недели… Возможно, Тая столкнется с шантажистами раньше — уже в лесу или сразу после него.

Представить, что это все спланировал дед, не получалось. Ему восемьдесят пять было. Он физически не мог подловить на пустыре Илью, лишить его сознания, затащить его в круг… Он умирал, ему бы на это не хватило сил. Он не успел бы разобраться с Ильей и вернуться домой, чтобы умереть на глазах у Глаши. Значит, с шантажистом имели дело Зимовские-Подгорные, о которых Илья не в курсе — вряд ли Гордей говорил об этом ему. Коту — да, но не Илье.

Зимовские… А им зачем? Им полиция мешала на поле, но подставлять Таю им не было резона. Нанимать кого-то, чтобы подставить Таю, как-то слишком. Нанимать, чтобы мстить Белкиным, тоже как-то странно… Зачем плодить лишние сущности, когда…

Тая нахмурилась, осененная странной мыслью. Дед всегда бил в ответ. Дед всегда мстил. Он мог?…

— Илья?

— Да? — тот оторвался на миг от дороги, бросив быстрый взгляд на Таю. Кажется, он до сих пор злился, что она отказалась от его теплых вещей, накинув поверх топа только осеннюю куртку. Чем быстрее Тая замерзнет, тем скорее получит свою шкатулку с драгоценностями. Мерзнуть в теплой шубе можно до отвращения долго. В конце концов она старикова дочь… Точнее внучка, ей положено приходить плохо одетой.

Снегопад прекратился, и сейчас в разрывах низких, ржавых из-за городской засветки облаков то и дело виднелась луна. В лесу будет не так темно — фонарик Тая все же решила не брать.

— Я поняла, почему на поле у цеха так странно убили твоих людей. Все просто. Дед. Он всегда мстил — лишь Белкин избежал его мести, дико разбогатев на магмодах.

Тая поджала нижнюю губу. Не было на поле Зимовских, не было там змей, кроме Ильи — Гордей ошибся, принимая старые следы, оставленные днем Ильей, за свежие. Он сам говорил, что змеиные следы для него ничем не пахнут. Гордей ошибся. И она тоже. В ритуале с веретеном не принимали участие Зимовские. Они, быть может, только предъявили деду претензии, попросив объясниться.

Это все дед. Он кого-то нанял, возможно того же Динамита, чтобы тот избавился от полиции, подставляя Таю. Это дед кого-то нанял, чтобы поймать и затащить в круг лишенного сознания Илью. Это он спланировал шантажировать Белкина, мстя за себя. Зимовские в этом деле лишние. И как Гордей этого не понял?

— Даша, действительно, могла согласиться ради меня на все. Она заплатила бы деньги, если бы её шантажировали моим попаданием в патологию магмодификаций, а именно там бы я и оказалась. Это было в духе деда — так мстить шантажируя и разоряя Дашу, бывшую Белкину. А вот Разумовская и амулет ложной беременности — это уже чей-то экспромт. Амулет вообще может быть никак не связан со мной.

Илья коротко согласился с ней, даже не отвлекаясь от дороги и не смотря на Таю:

— Вариант.

Тая добавила:

— Если в данном случае шантаж вообще рассматривался.

Она не стала напоминать, что перед этим Илья подозревал Сумарокова в попытках избавиться от жены. Да, Илья оказался прав — Даша все же попала в аварию и именно из-за походника. Но не из-за Сумарокова — из-за Дашиной безалаберности и звонка как раз Ильи — это же он тогда позвонил ей, отвлекая от дороги. Тая слышала его голос тогда в походнике. Это звонил он. Понять бы еще: промелькнувшая на дороге тень — это был магмод или простой пес? Илья сказал, что записи с камеры на повороте забрала охрана Сумароковой.

Лесок за окном закончился и перешел в громаду магкластера — Илья как раз свернул к нему. На миг стало легче. Умом Тая понимала, что дело не в лесе, но лес для нее, как и для предков, был символом холода.

Илья помрачнел, а потом выдавил:

— Ладно, признаю. Я часто выдвигаю странные теории и вижу заговоры там, где их нет. Издержки профессии — маниакальна подозрительность. Особенно когда дело касается тебя. Ничего не могу поделать. Мне хочется тебя защитить и…

Внезапно походник в кармане Ильи запел, пробуждаясь от сна. Кто-то звонил. И как не вовремя! Илья как раз поворачивал к поселку магмодов. Да, поворот другой, не тот, где Тая и Даша попали в аварию, но это было так недавно, что Таю бросило в холодный пот. Стекла моментально заиндевели. Слова Ильи пропали — их заглушал грохот сердца в Таиной голове.

Снова снег.

Снова темень.

Снова звонок.

И снова поворот.

Еще чуть-чуть, и опять завизжат шины, и внедорожник Ильи полетит куда-то в кювет.

Тая вцепилась руками в кресло, с трудом пропихивая в горло ледяной воздух.

Илья аккуратно вписался в поворот, сбросил скорость, припарковался у тротуара и только тогда достал вопящий телефон. Таину истеричную реакцию он никак комментировать не стал, только включил печку в салоне.

— Добрый вечер, Варвара Ильинична.

Тая сглотнула. Илья — не Даша. Его рука легла поверх её пальцев и чуть сжала в жесте поддержки. Иней быстро оттаивал, капая с потолка, стекая струйками со стекол, впитываясь в одежду. Илья — не Даша. Он напрасно не рискует. Тая пыталась справиться с собой и выдающими чечетку зубами.

Ответов Вареньки Тая не слышала. Надо же — она только упомянула её в разговоре, а Илья нашел Соколову и успел договориться о звонке. Только что Варя ему сможет поведать? Она же не Даша…

— …спасибо, я очень признателен вам за помощь. Надеюсь, вас это никак не затронет?

Что уж там щебетала Варя, было неясно. Илья отпустил Таину руку, включил свой походник на громкую связь.

В салон тут же ворвался голос Даши:

— …Зимовский! Илья! То есть Андреевич… Приношу свои глубочайшие извинения. Я была неправа, когда кричала на вас, когда обвиняла вас в том, что вы не делали. Я безумно благодарна вам за то, что вы спасли Таю… Но ради всего святого, найдете эту бледную поганку Подоси́нову — накажите её!

Илья кашлянул: «Дарь…» — но закончить ему не дали — ураган по имени Даша только набирал силу и слушать никого не хотел:

— …Отшлепайте, поставьте в угол, лишите сладкого, что-нибудь!!! Она же обманом у меня заполучила согласие на свое убийство!!! Я от боли ничего не соображала, сознание то и дело теряла, а она что-то про «жить хочешь?» шептала.

— Даша! — вмешалась Тая, побеждая страх и трясущиеся губы.

Её тоже не услышали. Дарья отмахнулась, совсем как Тая несколько дней назад:

— Молчи, поганка! Илья, я, когда поняла, что ей разрешила, себя такой дрянью почувствовала! Я приеду дней через пять, я ей все скажу, но пока будьте моим возмездием справедливости. Вас же так же подставили. Представляю, что вы чувствовали, когда все поняли.

Илья бросил косой взгляд на Таю и снова попытался остановить Дашу:

— Дарья Аристарховна…

Он не успел. На заднем фоне возник мужской голос:

— Дашенька, я принес…

Даша ойкнула, и Тая поняла, что Варю они с Ильей подставили по полной — под недовольство князя Сумарокова:

— Отдай эту гадость немедленно. Что я говорил про походники?

Даша где-то в Александродаре взвилась:

— Я с Таей говорю! Она мне свою жиз…

Связь прервалась.

— Мрак! — выругался Илья, глядя в потухший экран телефона.

Тая сглотнула. Она не знала, что сейчас будет с Дашей. Сумароков… Он… Но ведь двадцать первый век идет. Он же не позволит себе поднять руку на беременную? Он же… Стекла снова стал заволакивать морозный узор. Илья покосился на Таю:

— Все хорошо. Все будет хорошо. Сумароков человек чести. Даже если его заносит.

Тая лишь кивала на его слова. Он спешно набрал чей-то номер:

— Владимир, срочно! Телефоны Сумарокова, медцентра, где лечат Дарью Сумарокову, его главврача, заведующего — любые телефоны, чтобы можно было связаться с Дарьей Аристарховной! Скинь в молнеграмм. Пожалуйста!

Он нажал отбой и мрачно посмотрел на Таю:

— Прости…

Его телефон ожил — Илья удивленно посмотрел на незнакомый номер и принял звонок:

— Илья Андреевич Зимовский, слушаю.

Телефон все еще работал в режиме громкой связи.

— Это вас беспокоит Роман Александрович Сумароков, — его голос был арктически спокоен, как будто и не он недавно возмущался в палате. — Прошу, впредь, если вам что-то нужно от меня или моей жены, звонить на этот номер мне лично, а не искать обходные пути.

— Прошу прощения, я был неправ, — неожиданно для Таи признал свою вину Илья.

Сумароков все так же отрешенно продолжил:

— Хорошо, что вы это понимаете. Варваре Ильиничне ничего за случившееся не будет, если вы больше не будете хитрить. Прошу, передайте Таисии Сав…

— Она вас слышит. Таисия Саввовна находится рядом со мной. Телефон включен на громкую связь.

Кажется, у Сумарокова было тоже самое, потому что послышался голос Даши:

— Поганка, я до тебя доберусь еще! Узнаешь, как чужие жизни портить!

Сумароков мягко сказал:

— Дашенька, прошу. Тебе нельзя волноваться.

Та капризно пробухтела:

— Тогда сделай так, чтобы я не волновалась.

Кажется, Сумароков закрыл на миг ладонью микрофон, потому что раздалось странное шуршание, и через некоторое время Даша проворчала:

— Вот так бы сразу, а то включаешь режим сирены, а я тебе не солдафон.

Сумароков извиняюще кашлянул — то ли Даше, то ли им.

— Прошу прощения за неприятную сцену. Таисия Саввовна, я благодарен вам за спасение жизни моей жены. Вы не представляете, сколько времени я потратил на то, чтобы уговорить её не пользоваться телефоном за рулем. Моя вина. Я не смог до неё достучаться.

Илья любезно подсказал выход:

— Личный водитель и лагерь для телефонозависимых. Помогает, просто поверьте.

Сумароков подавился словами, откашлялся и мягко сказал:

— Я думаю, что случившееся уже было слишком тяжелым уроком для Дарьи. Повторюсь, Таисия Саввовна, любая ваша просьба будет исполнена — я в неоплатном долгу перед вами сразу за две жизни: жены и будущей дочери. Илья Андреевич, огромная благодарность и вам. Вы спасли жизнь Таисии Саввовны, просите все, что хотите — будет исполнено.

Илья криво улыбнулся:

— Не сто́ит. Просто прекратите следить за мной. И позвольте Дарье Аристарховне ответить на несколько моих вопросов — это важно для защиты Таисии Саввовны.

— Спрашивайте. Если буду знать ответ — все расскажу. Если нет — попрошу своих людей. Помощь нужна?

— Просто не стоит следить за мной.

— Я хочу вам помочь. Мне нравится ваш подход к службе, мне нравится то, что вы сделали со Змеегорском, мне нравится, как вы гибко подходите к проблемам магмодов.

Тая заметила, как недовольно прищурился Илья. И что за гибкий подход к проблемам магмодов?

— Пожалуйста, не стоит копаться в этом, Роман Александрович.

Сумароков все же чуть повысил голос — видимо, чтобы достучаться до Ильи:

— Повторюсь: нужна помощь — просите. Вдвоем мы можем больше, чем в одиночку. С тем же Метелицей, присланном по вашу душу и души магмодов, чтобы вы делали, если бы не моя помощь?

Тая догадалась, о чем он — об отпечатках Гордея, которые не сменили в картотеке. Кажется, Илья это тоже понял. Сумароков же продолжал:

— Мне нравится, что у вас нет за плечами тех, под чью дудку вы бы плясали. Я бы очень хотел, чтобы заняли мое место. Только поэтому я следил за вами. Лишь поэтому. А теперь… Что вы хотели спросить у Даши?

— А вы…

— А я останусь тут и буду слушать вашу беседу — дело касается моей раненой беременной жены. Не бойтесь, я не запрещу ей отвечать честно.

— Хорошо. — Илья на миг прикрыл глаза, что-то соображая, а потом спросил: — Дарья Аристарховна, у вас есть предположения, кто вам мог подбросить амулет ложной беременности?

Где-то в палате сипло выдохнул Сумароков и опередил в ответе Дашу:

— Я распоряжусь: проверят дом и гараж, все места, где останавливалась Даша. Когда амулет был найден?

— В день аварии. Полагаю, Дарья Аристарховна не имеет ни малейшего понятия, откуда амулет?

Даша обиженно сказала:

— Роман знает, что я не могла забеременеть. Я предлагала ему развод. Он отказался. Лгать о мнимой беременности мне нет смысла. Если бы мне нужен был подобный амулет, то для его приобретения я обратилась бы к Роману.

Тая опустила глаза — она и не знала, что у Даши настолько сложно все было в семье. Даша никогда не жаловалась на это, лишь раз попросив помощи.

— Разберемся! — веско сказал Сумароков. — Все данные о расследовании мои люди вам сообщат, Илья Андреевич. Я сам приеду дней через пять — раньше доктора не отпустят. Меня и так еле выпустили из столицы. Что-то еще?

— Да, Роман Александрович, это еще не все сюрпризы, которые преподнес Змеегорск… Дарья Аристарховна, после ритуала на пустыре, после смерти господина Подо́синова, после того, как вы узнали, что Таисия Саввовна Снегурочка, вы об этом кому-то говорили?

Даша сдавленно спросила:

— А это был секрет?

Тая тихо чертыхнулась себе под нос. Ей, кажется, вторил Роман Александрович.

Илья снова положил свою ладонь поверх Таиных пальцев и сжал их:

— Все хорошо…

Даша тем временем продолжила:

— Я была очень зла на Илью Андреевича. И да, я рассказала змейкам. Все знали, что ты Снегурочка, Тая. Извини.

— Ничего, — заставила себя сказать Тая.

Илья улыбнулся ей и продолжил:

— Дарья Аристарховна, вам не приходили угрозы или требования заплатить за молчание о Таином даре? Вас не шантажировали…

Вмешался Роман Александрович:

— Всю почту Даши просматривают секретари. Все подозрительные письма с угрозами и вымогательствами передают мне. Да, письмо с требованием денег за госпожу Подосинову и её секрет было. Я передал письмо тайному советнику Метелице — он занимался этим делом. Он сказал, что разберется сам. Копию письма могу направить вам. Что-то еще?

Даша как-то сдавленно кашлянула и все же созналась:

— Разумовская… Она просила денег за молчание — я ей заплатила.

Роман тут же обреченно пробормотал:

— Даша… Я же тебя просил…

— А я просила тебя быть осторожней! Я просила тебя не совать голову туда, откуда ты её не вытащишь! Ты тогда уже не отвечал! Напомнить? Тебе пробило голову, сломало ногу, обожгло, как курицу-гриль, и ты в таком виде примчался сюда выговаривать мне, что я неаккуратно вожу! В зеркало посмотри! Я решила проблему так, как смогла. Разумовская все поняла и заткнулась. Я спасала подругу, когда ты…

— Прости, Дашенька…

— Тебя люди ждут. Им твоя помощь нужна, — напомнила Даша.

Роман Александрович сконфужено пробормотал:

— Что-то еще, Илья? После такого как-то общаться по имени-отчеству… сложновато, не находите?

— Данные по аварии, — сухо сказал тот. — И да, Роман Александрович. Все очень сложно. Только вряд ли стоит переходить на «ты». Мы не станем друзьями, скорее всего.

— Так скажете, — легко пошел на попятную Сумароков. — Тормозная система автомобиля была в плохом состоянии. Сейчас разбираются — это чье-то вмешательство или чье-то разгильдяйство. Камера наблюдения за дорогой именно там, на повороте, была отключена. С других камер мало что видно. И простите моих людей — у них привычка самим решать проблемы. В опричных землях иначе не бывает. Вы подумайте — там вам будет где развернуться. Там до сих пор много проблем. Это сложное место для службы, но вы должны справиться.

— Я подумаю. Ничего не обещаю. Можете что-то рассказать о столице?

Голос Сумарокова снова стал напоминать арктическую пустыню:

— Это нетелефонный разговор. Приеду — все сообщу.

— Разница в магимпульсах была?

— Была. У вас тоже?… — осторожно уточнил Сумароков.

— Именно.

— Постараюсь приехать как можно скорее. Посторонних не было. Охрана стояла, как всегда, за дверьми. Центр взрыва — в зале для совещаний. Я был в метре от него. Все мертвы. Только я выжил. Почему — до сих пор не понимаю. Все остальное — только лично. А сейчас простите, Даша разволновалась. Если что-то нужно еще — позвоните позднее. Хорошо?

— Хорошо, Роман Александрович. Спасибо за беседу.

— Это вам спасибо — и за жену, и за ребенка, и за Таисию Саввовну. Берегите себя. Я все же надеюсь на дружбу.

Илья прервал звонок, прочитал сообщения в молнеграмме, что-то написал в ответ и, отключив телефон, убрал его в карман пальто. Тая смотрела вперед, на редкие огоньки поселка магмодов, на громаду научного центра, на далекий, пустой сейчас дом, в котором жила вместе с дедом… Надо же. Даша заплатила Разумовской, а Тая думала, что это Илья и Гордей, или Кот и Илья, а это были Даша и Илья. Она слишком многим должна. Только бы хватило драгоценностей в шкатулке. Только хватило бы сил завершить историю, которая началась тут чертову дюжину лет назад. И ведь даже сегодня ночью ничего не закончится — ей потом нужно будет пройти обследование в патологии. Попросить Илью вмешаться или не стоит? Там в патологии Кот и Гордей. Будет рядом с ним, сможет поддержать их, сможет быть рядом с ними, когда она им так нужна. Чума…

— Мрак! Гордей знал о шантаже. Знал и молчал. А я ведь говорил, что вместе вести расследование проще. Гораздо проще, когда никто не скрывает важные факты.

Илья посмотрел на Таю своим немигающим, тяжелым взглядом и спросил:

— Все хорошо?

Она лишь кивнула.

— Точно? Тебя не задел разговор с Сумароковыми? Я до сих пор с трудом разбираюсь в людских эмоциях. Я до восемнадцати лет вообще почти постоянно жил в змеином теле из-за порока оборота. Тая, не молчи.

Она заставила себя сказать:

— Илья, не волнуйся.

Он бросил взгляд в боковое зеркало и вырулил на пустое шоссе:

— Тогда… Поехали. Тая, хотел бы я сказать, что меня точно так же обманули, как Дашу, добиваясь согласия на ритуал, но нет. Дело в том, что я вообще не помню ритуал. Первый шрам на груди от веретена я считал шрамом от небольшого вмешательства — мне убирали липому. Все. Больше никаких воспоминаний о ритуале нет. Шрам и… Твоя нить во мне. Я думал, может, ошибка в дате рождения позволила отцу дать за меня разрешение. Я родился в Ницце, там иной календарь. Мало ли, писарь ошибся и не так внес дату — забыл, что надо добавить тринадцать дней. Но нет. Я родился первого декабря или семнадцатого ноября, а отнюдь не тринадцатого декабря. Перевод с григорианского календаря на наш юлианский был сделан правильно. На данный момент и тогда, тринадцать лет назад, я самый старший полоз в семье. Выше меня, кто мог бы приказать, нет никого. Женские змейки не в счет, в нашем роду у них нет власти над мужчинами. Они мелкие и не сильны во владении магоэнергией. Я не знаю, как я дал согласие, Тая.

Она видела, как вцепились его пальцы в руль — Илья до сих пор тяжело реагировал на то, что сделали с ним и Таей. Она попыталась его утешить — способов получить согласие много, как медик она это знала:

— Возможно, от тебя добились согласия в момент премедикации к операции, возможно, уже в момент введения в наркоз — там есть момент, когда заставляют вести обратный отчет, тогда ты уже неадекватно реагируешь и можешь сказать что угодно. И согласиться на что угодно, Илья. Это уже неважно.

Он твердо сказал:

— Мне важно. Тая, мне важно это знать и понять. Я всегда отвечаю за свои слова.

Она посмотрела на него:

— Я на тебя не злюсь. Ты невиноват. Понимаешь? Я была неправа, я судила на эмоциях, а так нельзя.

— Спасибо за веру в меня.

Тая тихо рассмеялась:

— Не за что. Я могла бы и раньше начать тебе доверять. Наверное.

Илья предпочел отмолчаться.

Внедорожник споро месил дорожную грязь, в которую превратился выпавший снег после обработки реагентами. За окном стало совсем темно. Ничего не видно. Тая то и дело посматривала в боковое зеркало, и Илья подсказал:

— Хвоста нет.

Тая лишь кивнула — ему виднее.

Через четверть часа показался тот самый ненавистный дорожный столб. Десятый километр от Змеегорска. Именно тут её нашли. Илья припарковался под фонарем и замер, в упор рассматривая Таю.

— Может, не стоит так рисковать? Может, стоит все бросить? Хочешь, в лес пойду я?

Она заставила себя улыбнуться — ради Ильи:

— Я тринадцать лет бегала. Хватит. Я хочу сама все понять. Сама разобраться. И спасибо, что прикрываешь мне спину.

Тая скомканно напомнила, что не надо за ней сразу же идти, получая в ответ тяжелый, придавливающий к земле взгляд, и вышла из теплого салона машины, промерзая чуть ли не моментально.

Илья, прошипев на прощание: «Мрак!» — поехал дальше.

Тая, стоя на обочине пустой трассы, провожала его внедорожник глазами.

Яркие габаритные огоньки споро удалялись вверх по холму. Потом машину Зимовского стало не видно, когда она въехала в низину, но Тая ждала. Он появится вновь. Его внедорожник вынырнул из темноты, штурмуя очередной холм, с двух сторон окруженный черной полосой леса. Только когда яркие огоньки скрылись за горизонтом, Тая заставила себя повернуться к лесу. К холоду. Её кожа уже покрылась мурашками, но надо, чтобы Тая промерзла вся. Только тогда холод откликнется на её зов. Не забыть бы: не хамить, не ругаться, соглашаться на все. И не бояться людей и их глупости — Илья прикроет спину.

— Тепло ли тебе девица? — прошептала Тая, замораживая мелкое болотце, в которое превратилась сточная канава вдоль дороги. — Тепло, дедушка… Ой, тепло…

Она уверенно пошла в темень и лес. Свет фонарей, освещавших трассу, сюда почти не проникал, превращая мир в сплошную черноту со всполохами серого в просветах между деревьями. Тая шла наугад, почти ничего не видя.

Скрипел снег под ногами. Корни деревьев самоубийцами то и дело бросались Тае под ноги. Холод проникал все глубже под кожу. Она уже не чувствовала пальцев на руках и ногах, но в сердце еще царил жар.

Сосны корявыми пальцами пытались вцепиться в Таины волосы, словно не хотели пускать дальше. На голову и за шиворот Тае то и дело падал теплый снег с ветвей. Он как будто окутывал Таю в горностаевую мантию. Мех искрился и радовал Таю своей смертельной красотой.

Тишина была невероятная, и даже не верилось, что где-то рядом шуршит в тенях Илья, оберегая её. Ни звука, ни крика птицы, ни волчьего воя. Тая одна. Так проще замерзнуть.

Только ветер плачет в макушках сосен.

Ни следа на снегу. Огромный черный холодный мир, в котором Таю тринадцать лет назад бросили безжалостные люди, и… Ни звука, ни подсказки, куда же ей идти. Что ей тут делать? Что от неё ждут. Еще чуть-чуть, и снова валяться в отделении комбустиологии с обморожениями, как когда-то давно. Тая промерзла уже до того состояния, когда кидает в жар. Скоро замерзнут глаза, и она перестанет видеть, куда идет. А потом придет бред.

Что-то пока никто не спешил к ней со словами, тепло ли ей? Сказки все же лгут. Или дело в незаплетенной косе?

Тая, не чувствуя пальцев, заплела косу и вместо резинки заморозила её кончик.

— Илья… Надеюсь, тебе нравится…

Ответа не было.

Она десять лет, как вырвалась из-под опеки деда, не заплетала косу. Слишком больно было вспоминать лес и холод.

Тая упрямо шла вперед, скользя тихой смертью между черных стволов деревьев.

Кажется, её тут не ждут. Даже коса не помогла. Тая дошла до росшей отдельно, мощной, высокой сосны и со стоном опустилась в снег. Этого она до последнего пыталась избежать, но иначе холод не придет.

Она закрыла глаза. Второй пересадки роговицы она может и не дождаться. Ресницы тут же смерзлись, а Тая и не заметила, что ветер выдавливал из глаз слезы.

Бред все же пришел вслед за жаром. Тая взлетела, как птица, над лесом, видя множество огоньков вокруг себя. Белых, алых, голубых, зеленых, мутно-серых. Они все с трепетом ждали её, как сановники ждут приема императора. Точно. Бред.

Золото Зимовского. Он тоже, как и Тая, промерз, но стойко терпел, охраняя её. Тая черным вороном опустилась к нему, замечая кусок ледяного проклятья, удерживающего его в этих землях. Однако. Не она ли наложила его когда-то? Тая выдернула ледяной шип из тела Ильи. Можно было лететь дальше, оставляя мужчину своей судьбе — скоро морозы ударят так, что птицы будут падать на лету, замерзая. Только Тая знала одно — она не хочет забирать его жизнь. Она не хочет забирать ничьи жизни. Она потянула холод, уже заползший исподволь в Илью, на себя. Ей все равно мерзнуть, так зачем ему страдать от холода?

— Тепло ли тебе, парень? — насмешливо пробормотала она.

Илья дернулся, словно почувствовал что-то: завертел своей змеиной, чуть светящейся в полной темноте головой, но Таю не увидел. Это же её бред, а не реальность.

Она же помчалась прочь, обнаружив рябиновую стайку снегирей на ветках. Птицы нахохлились, не в силах лететь дальше. Тая и из них вытащила ледяные когти смерти. На коленях, в шкатулке, невесть как оказавшейся у Таи, рядом с золотым кусочком, засияла россыпь рубинов, а Тая летела дальше. Она откуп злой зиме. Значит, она в силах защитить всех, кто умирает от холода, забирая его и…

Шкатулка громким хлопком крышки напомнила о себе.

…и запирая в шкатулке. Её драгоценности — это спасенные жизни. И шкатулку с таким содержимым нельзя отдавать не то, что шантажистам, даже Нике нельзя отдавать такое.

Что-то скрипнуло рядом. Что-то мелькнуло ярким светом за закрытыми и смёрзшимися веками, и торжествующий голос Ильи сказал:

— Карина Валерьевна, на вашем месте я бы не пытался этого делать! Руки прочь от госпожи Подо́синовой!

— Она все равно труп! — заорал кто-то истерично. Звуки нарастали: шорохи, шумы борьбы, стоны, проклятья.

Тая заставляла себя вынырнуть из черного леса, полного смерти и умирающих огоньков, в реальность. В рот, через с болью просунутую между смерзшихся губ соломинку, потекло что-то ужасающе горячее.

— Вам что-то неясно? — кажется, это был голос уже не Ильи, а Владимира. — Вы задержаны за попытку убийства Таисии Саввовны Подосиновой.

Шкатулка в Таиных руках замигала, как мираж, и исчезла. Обман. Даже тут обман. Все драгоценности ей всего лишь примнились. Она все же бредила.

Нагой Илья, накинув на плечи шубу, которую ему бросил незнакомый Тае мужчина, подхватил её на руки и почти бегом понесся прочь:

— Тая, держись, скоро будет тепло.

Он буквально обжигал Таю своим теплом. Хотелось орать от боли, только нельзя. Рот смерзся, да и Илье и так дурно, зачем его пугать еще больше. Это не Гордей, который привык с Таей ко всему.

— Ну и забилась же ты глубоко в лес, осень моя…

Она еле смогла разлепить губы, чувствуя соленый жар на языке:

— Гордей…

Илья на миг закатил глаза и поправил её:

— Илья.

Тая закрыла глаза, сберегая силы:

— Гордей… Был… прав… Хорошо, что я… не пошла в лес… одна…

— А, это да. Против этого сложно спорить. Было бы у меня право настаивать — ты бы вообще в этот лес не пошла.

— Хочу осень… Хочу тепло. И золото листьев. И бабье лето. И дождик…

— Так это только от тебя зависит. Ты осень. Ты и зима. Ты мое предзимье, Тая. Как хочешь, так и будет.

— А шкатулка — обман.

— Ну и хрен с ней, Тая! Вот было бы еще нужно за бриллианты жизнь свою отдавать…

— Обидно, — призналась Тая, теряя сознание. Все же Илья обжигающе горячий.

Глава семнадцатая, в которой что-то заканчивается, а что-то начинается вновь

Голова болела. Остального тела пока еще не было. Что-то теплое текло по виску и пыталось затечь в ухо.

Перед глазами все расплывалось. Яркий свет вокруг, мешающий что-то разглядеть, блуждающие пятна синего и красного — судя по всему, водитель не стал отключать «люстру» на санмобиле, черное небо где-то высоко, суетящиеся люди вокруг… Таю на носилках обложили теплыми грелками, укутали в термоодеяло, в вену воткнули капельницу с чем-то обжигающе горячим. Она же так сгорит… Или растает. Впрочем, нет. Теперь она точно не растает. У неё впереди длинная и счастливая жизнь.

— Никакой косы! — Чьи-то пальцы споро расплетали её волосы. Кажется, это Илья, во всяком случае голос точно его. Повернуть голову вбок, чтобы увидеть его, она не могла. — Точно, через мой труп!

Пальцы Ильи скользнули по виску и теплый ручеек остановился. Мысли в Таиной голове текли вяло — это насколько ему тяжко от холода и интоксикации алюминием, если кровотечение смог остановить только сейчас. Откуда у неё рана на виске, она подумает потом. Впрочем, ясно. Илья все же замерз, а он же пресмыкающееся, он зависит от окружающей температуры. Он потому и чуть-чуть опоздал с приходом помощи. Хотелось ругаться на саму себя: «Тая! Ты кого вообще в лес потащила!» Он бы тут и лег в морозы, становясь красивой статуей имени себя, теплолюбивого. Причем сразу с позолотой. Она самого неподходящего защитника выбрала.

Илья наклонился к Тае, возникая перед её глазами:

— Прости. И ничего не бойся!

Он резко вырос в её глазах — в буквальном смысле. Он встал, становясь великаном — со зрением у Таи пока еще бардак.

— В патологию магмодов, — скомандовал Илья. — Её там уже ждут.

Вот же гад… Чешуйчатый. В сердце неприятно кольнула привычная подозрительность.

Небо перед Таиными глазами полетело прочь. Носилки с ней вкатили в пропахшее дезинфектантами нутро «Скорой».

Кто-то попытался настоять:

— Ваше превосходительство, вам тоже требуется медицинская помощь!

Двери с грохотом закрылись, заглушая слова Ильи про что-то там «отвалятся и снова отрастут!». Вариантов, что может отвалиться, у Таи было слишком много, и она попыталась внести свою лепту:

— Илью… Тоже… На… — договорить ей не дали — медсестра прямо в капельницу что-то вколола. Лекарство кипятком прошлось по вене, погружая сон. Правильно: скоро начнет возвращаться чувствительность, и болевой шок никому не нужен. И все же надо было настоять, чтобы Илью тоже госпитализировали. Только у пациентов «Скорой» мало прав, лишь одно — подчиняться врачам и жить. Или это два права? Или обязанности? Мысли путались — Тая уплывала в сумбурный сон. Тут чего только не было. Илья. Карина. Ника. Тающие в руках драгоценные камни. Оказывающийся в патологии магмодов Орлов. Она, запертая там же — за погибших на поле полицейских. Все же привычка скрывать свой дар и не доверять никому, кроме Гордея, сильно въелась в неё. Даша. Сумароков, который, быть может, станет просто Романом для неё. Змейки. Игнатьев. Снова Илья…

…Ярко светило солнце, как будто и не конец октября. Густо пахло дымом — где-то сжигали опавшую листву. Деревья стояли уже голые, и их ветви черными уверенными штрихами расчерчивали голубое небо над Таей. Вдоль тротуаров ветер гнал осеннее резное золото. Тепло заканчивалось. Через неделю упадет снег и скует холодом земли, а пока можно радоваться, сидя на скамейке запрокинув голову. Рядом стоял унылой каланчой Илья Андреевич в гимназической форме. Солнце безжалостно высвечивало алым его оттопыренные уши.

— Amanita phalloides… Я бы хотел сказать вам…

Заорала, надрываясь, Даша, врываясь в Таино прощание с небом и осенью:

— Грибочек! Иди к нам! И Илью Андреевича тащи с собой!

Они с девочками весело пускали огромные мыльные пузыри — Костя, один из гимназистов, вчера открыл дар. Он оказался стихийник и теперь то ли выпендривался перед девочками, то ли тренировался.

— Илья! — это уже заорал Игнатьев, он совершенно невоспитанно сжал в своих объятьях Карину, а ей это нравилось. Игнатьев — первый красавчик в Змеегорске.

Медленно подметающий тротуар дворник, в косоворотке и длинном белом фартуке поверх черных бесформенных штанов, с укором смотрел на все это, но пускать в ход метлу еще не решался. Слишком влиятельная тут собралась молодежь.

Игнатьев продолжил орать:

— Смотри, как это делается! — Он смачно поцеловал Карину в губы. Даша охнула и кинулась к Карине, Ника глупо засмеялась, Женя зардела, как маков цвет. — Учись, пока я рядом!

Тая вскочила со скамейки, Илья подался к ней и… Уплывающая в новый сон Тая помнила, чем все тогда закончилось. Вслед за Кариной, перепуганная пятнадцатилетняя Тая отвесит пощечину парню, а потом сбежит прочь под странные, издевательские слова: «Я же вас люблю!»

Новый сон приближался запахом грозы и грохотом орудий. Пахло кисло и горько. Этот сон Тая не хотела бы вспоминать. Её стали перекладывать, что-то с неё снимать, что-то делать с безропотным телом, и Тая на миг очнулась, глядя как два призрака в белом обсуждают её обморожения и маркером рисуют границы… Потом снова пришла тьма.

Сколько так продолжалось, Тая не знала. Её пичкали успокоительными дня два, пока окончательно не убедились, что Снегурочкам холод не страшен. В этот раз обошлось без обморожений, некротомии, пересадок кожи и прочей мединской хрени… Тая поздно вспомнила, что она больше не ругается.

Сонливость медленно спадала с неё, заставляя оглядываться. Венозный катетер в правой руке. Прищепка пульсоксиметра на пальце. Пищащие приборы — Тая не стала срывать датчики, не мешая врачам и медсестрам выполнять свою работу. Выцветшая больничная сорочка — мужская, потому что магмоды сплошь парни. Небольшая палата, оборудованная с учетом буйных пациентов. Глазок камеры под потолком, прочная дверь с серебрением, намертво прикрученная к полу пустая тумбочка. Таю никто не навещал. Болью накатило осознание, что она тут никому не нужна. Илья не сдержал своего слова? Он не защитил её? Или её предали, сдавая сюда? Шкатулка же была обманом… Дурман успокоительных мешал трезво мыслить.

Воняло цветочным запашком из санузла, перекрывая вечный «аромат» больницы.

Тая резко села в кровати и замерла, рассматривая свои пальцы. Они были белые, почти мраморные, но ни подвижность, ни чувствительность не были потеряны. Обошлось совсем без потерь. Тогда какого че… Зачем тогда её тут держат? На неё накатило. Даже руки затряслись. Так бывало у парней после тяжелого боя. Шилов говорил, что это подсознание выдавало запертые и запрещенные к обдумыванию мысли, выплескивая их разом в реальность. Тая с трудом вспомнила слова Белкина. Обследование. Точно. Её тут заперли ради обследования. Потом можно будет собрать свои вещи… И… куда? В мыслях была пустота. Она вдруг поняла, что тринадцать лет бегала от холода, боялась его, отодвигала мысли о жизни, смирившись со смертью, и вот.

Рубеж пройден, рубеж оказался не столь страшен, как она себе представляла, она взяла высоту, а за ней пустота. Пустота жизни, о которой Тая никогда не задумывалась. И еще это чертово отделение патологии! Выйдет ли она отсюда? Тая сглотнула — вырвется, если будет надо. Она уже разок прошла через все шлюзы и двери, сделает это и снова. Надо просто успокоиться. Приборы пищали, выдавая Таю с головой — пульс зашкаливал.

Надо просто продышать случайный приступ паники. Она прошла свое самое страшное испытание. Теперь ничего страшного её не ждет. Зря она так подумала — вторая волна накрыла её с головой ледяным комом в животе.

Что теперь? Разберется с госпитализацией, с подругами-неподругами, точнее с ними все решит Илья, а она?.. Что ей делать дальше? Куда ей потом идти? После обследования. Тут у неё даже дома нет. И друзей, кажется, тоже. Она сейчас даже не знала, одна ли Карина была в лесу, и что задумала Ника, и Женя опять же… Кот вернется в столицу, Гордей тоже. Илья… Он теперь не прикован к городу, он может принять предложение Сумарокова. Для него это огромный прыжок в карьере. А Тая? Что делать ей? Тут пустота. В столице тоже. Ни дома, ни службы, ни друзей, лишь знакомые. После того, что случилось вчера ночью… Или позавчера? Или даже позапозавчера… Неважно. После случившегося странно возвращаться в столицу и работать простой медсестрой. Но восстановиться на учебу в Александродаре она тоже не может: шкатулка — фикция, работа её воспаленного мозга.

Пульсоксиметр спал с пальца и скатился по одеялу на пол. Тая этого даже не заметила. Её трясло от пустоты вокруг нее. Так уже было, когда прошло дикое опьянение от осознания — война закончилась. Тогда Тая тоже замерла на перепутье, не зная куда идти. Она справилась четыре года назад. Справится и сейчас. Ну же, Тая, включай мозги — ты не раз видела такое на войне, ты не раз давала пощёчины забившимся в истерике, потому что Шилов и его мозгопромывательный шприц не всегда были под рукой. Соберись. Тебя никто не предавал. Просто Илья замотан и тоже болен. Просто Гордей и Кот в еще худшем состоянии. Дыши. Собирайся силами. Прочь панику. Ты не одна, а если и одна — ты все равно справишься, нет тех гор, что ты не преодолеешь. У тебя много возможностей. Гордей же просил начать думать о новой жизни. Так соберись и думай!

Она сжала руки в кулаки. Стало легче. Она пройдет это глупое обследование и будет жить так, как захочет. Глупо, наверное, сейчас на больную голову думать, но затихающей истерике было все равно. Ей требовалось решение и прямо вот сейчас.

Попроситься Коту в конвой? Её возможности могут пригодиться. Только одно мелкое, зудящее под кожей но. Его будущей жене она всегда будет неприятным напоминанием того, что между Таей и Павлом не случилось. Не вариант.

Попроситься к Гордею? Только она не следователь от слова вообще. Она ничего не понимает в расследованиях.

Предложиться кому-то в род? А как выбрать этот самый нужный княжеский род? Чтобы было безопасно прежде всего для самой себя. Сумарокова попросить? Тогда проще подать заявление на службу в опричных землях. Вариант. Или нет?

Дверь палаты открылась, и влетела медсестра, что-то быстро вкатившая Тае в катетер на локте. Сразу стало легче и воздушнее. Пустота отступила, и звуки снова стали пробиваться к Тае. Шилов все же прав — сколько не бегай от проблем, а подсознание не обманешь — оно накатит, когда не ждешь, и шибанет так, что мало не покажется.

Второй раз она пришла в себя вечером — горели под потолком яркие лампы, пищали приборы, пахло едой. За окном была темень — Тая, сев в кровати, обернулась, чтобы убедиться, что на окнах стоят решетки. А еще на подоконнике лежали цветы. Её навещали, хоть Тая этого и не помнила. Владимир или Илья? Больше навещать её некому. Хотя еще могла быть Ника. Или Женя.

Тая подалась к тумбочке и открыла её — там обнаружился пакет с её вещами. Владимир. К неё забегал Владимир.

— И вот стоило, Тая, устраивать истерику?

Зато результатом истерики был четкий план — она попросит Сумарокова взять её на службу. Быть просто медсестрой Тая больше не может. Она первым делом выудила из пакета походник и присвистнула от количества пропущенных сообщений.

Несколько сообщений с незнакомого номера — видимо, это Сумароков сдался и дал свой телефон Даше на время. Сообщения от Жени, от Ники, от Альбины… Не было сообщений от Кота и Гордея, значит, им по-прежнему хуже, чем ей.

Последним она открыла сообщения от Ильи. Он писал не отдельными фразами, но и не письмо в привычном смысле слова.

«Карина Измайлова призналась, что собиралась забрать твои драгоценности Снегурочки. Её якобы шантажировала Ольга Прокофьева — обещала рассказать об их финансовом крахе мужу. Прокофьеву так и не нашли на перроне. Скидывать все на мертвеца довольно удобно. Прокофьевой терять было больше, чем Измайловой: разводов нет, муж терпел бы Карину Валерьевну, а Ольга Прокофьева могла потерять жениха и семью, которая бы отказалась от неё. Орлова пока все отрицает, но она вовлечена в происходящее — она не беременна. Следим за ней. Скорее всего она в сговоре с Измайловой.»

Тая нахмурилась: как Илья понял, что Ника не беременна? Его знаменитое инфравидение? Инфракрасное тепловидение не применяется в акушерстве — есть более точные методы обследований, но это не значит, что Илья не видит яркое тепло от плаценты — это же крупный узел кровоснабжения, он должен сиять в инфракрасном свете. Чума… Ника обманула Таю. И для чего ей нужны деньги? Тая даже ради Святослава бы помогла ей, зачем надо было лгать про беременность. А уж подкидывать амулет Даше…

Она машинально стала пролистывать сообщения дальше.

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

И что Илья там писал? Ошибочные версии? Устаревшие данные? Ладно, наверное, неважно. Он бы не стал удалять что-то серьезное.

«Письмо с требованием денег Дарье Сумароковой направила Карина Измайлова. Я ошибся в Игнатьеве. Он служил в центре «Безопасный город». Он видел запись, где ты оживляла поле. Он об этом сообщил Измайловой, и та написала Сумароковой, прося деньги за молчание. Про гибель полицейских ночью ни Игнатьев, ни Измайлова не знали.»

Тая вздрогнула. А как же тогда дед и его месть? Опять тупик, опять неправильно? Ведь только все пересмотрела, передумала, и вот. Снова ошибка. Точно, к Гордею проситься на службу глупо.

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Савельев, магмод-крот с позывным Динамит, оставляет за собой легко узнаваемый магимпульсный след. На поле убивал полицейских не он. Хотя алиби у него нет.»

Еще и это… Все же… В деле замешаны Зимовские-Подгорные? Тае рычать от бессилия хотелось: как была проста и изящна первая версия случившегося, в которой был однозначно виновен Илья! Все четко и слажено, все на своих местах. Красивая же версия была, а тут снова мрак, как говорит Илья.

Если Вязев стрелял не в змеек и не в магмода-крота, то в кого он вообще стрелял?

«Разумовская утверждает, что хотела найти деньги на исследование отца. Говорит, что от тебя и Сумароковых, загубивших исследование её отца, не убыло бы. Сомнительно. Проверяю иные версии про долги. Екатерина Разумовская была не раз замечена на скачках в Александродаре.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

«Радиостанция, с которой транслировались колыбельные, так и не найдена.»

«Сообщение удалено.»

«Родители Орлова сознались, что все деньги отдали Веронике на взятку для врачей патологии магмодификаций. Они не давали показаний, что Святослав Орлов нестабилен. Их показания подделка, вызов в патологию тоже. Заключение врачей — Орлов стабилен. Закрывать его в патологии не будут.»

Тая обидно рассмеялась — ну надо же, сколько предприимчивости оказалось в Нике. И зачем? Даша же писала, что та гордилась орденами мужа… Почему все так?

«Вероника Орлова вышла замуж за Святослава через две недели знакомства — после того, как стало известно, что его отправляют на фронт.»

Охотница за гробовыми. Ника, оказывается, всего лишь охотница за чужими деньгами. Орлова домой она не ждала, а парень выжил и приперся. Тая умудрилась забыть Дашины слова, что Ника и Орлов жили, как кошка с собакой. Только зачем столько лжи…

«Сообщение удалено.»

«Сообщение удалено.»

Походник мигнул экраном, выдавая очередное сообщение.

«Грибочек, я скоро на стены полезу. Как ты там?»

Тая не успела прочитать до конца — Илья заметил, что Тая в молнеграмме и спешно удалил написанное.

«Тая, надеюсь, тебе лучше. Скоро заеду — сообщу новости.»

Тая быстро набрала ответ: «О том, что я не умею выбирать подруг?»

«Я с Игнатьевым тоже отличился, если ты помнишь.»

«Прости за пощечину.»

«Я был безголовый змей. Но целовать я тогда не собирался — я не настолько был отбит. Это была первая попытка признаться в любви. Именно тогда я решил, что безопаснее признаваться в чувствах через отца — тот хотя бы разбирался в людях. Жаль, что я не знал — помолвки принято обсуждать с шестнадцати лет.»

А Тае тогда было всего лишь пятнадцать, но это не остановило деда.

Тая написала Илье: «Жду!» — и отключила походник — в палату заглянула буфетчица, которая привезла ужин. Оказалось, что дверь Таиной палаты не запирается. Она не в ловушке.

Поужинав, Тая оделась в домашнее и пошла навещать Кота и Гордея. Кот отсутствовал в палате — его увезли на обработку ожогов, подсказал рослый санитар. Гордей был в коме. Тае разрешили недолго посидеть в его палате. Он лежал в огромной противоожоговой кровати, зафиксированный, как бабочка у коллекционера — не улетишь и не пошевелишься. Бледный, побритый налысо, весь в мелких узелках зашитых ран, с сеткой пересаженной кожи на многочисленных ожогах, с черными, только-только очищающимися глубокими поражениями мышц, со спицами, торчащими из ног, в паутине трубок, дренажей, катетеров и проводков датчиков. Она никогда не видела Гордея таким… поверженным. Его грудная клетка мерно ходила вверх-вниз по воле аппарата ИВЛ. Пищали приборы, когда сердце замедляло свой бег, и инфузомат сам что-то дополнительно впрыскивал в капельницу. Гордей всегда настаивал, чтобы Тая не смела его навещать в госпиталях. Он не хотел, чтобы она видела его таким. По его мнению, уж лучше спекшимся в доспехах, на носилках, в морге, чем вот так…

Тая осторожно прикоснулась к его пальцам, чуть сжимая их:

— Держись, Зима. Хорошо? Не бросай меня. Я, оказывается, совсем не умею разбираться в людях. Представляешь, Ника как-то умудрилась добиться направления на обследование мужа в патологии. Хотя это не сложно, наверное. В нашем серпентарии в кого не ткни, каждый связан с магкластером. Карина или Ольга через своих родственников легко могли сделать вызов Орлову в патологию. Ника солгала мужу про беременность, наверное, уговорив сбежать в Китай вместе — только его тут заперли бы в отделении из-за подделанных показаний. Не было бы для него никакого Китая. Он задержался бы тут, давая Нике время для побега… Не понимаю, как Ника хотела заполучить его деньги и драгоценности, но это неважно. Важно то, что Орлов сразу же попался нашему колыбельщику. А колыбельщик, между прочим, не брезгует воровством. Ему самому деньги, видимо, нужны. Почему Ника не сообщала в полицию о пропаже Орлова, я так и не поняла. Может, боялась, что тогда не получит деньги.

Пальцы Гордея в её ладони чуть дернулись. Тае хотелось верить, что это не случайность, что он слышит её даже под успокоительными.

— Чума на Орловых… Главное не это. Главное — я сходила в лес.

Пальцы Гордея отчетливо дрогнули.

— Не беспокойся, все хорошо. Я справилась — мне помог Илья. Хотя шкатулка с драгоценностями — ложь. Немного обидно — я годами боялась леса. И даже это не главное. Главное то, что ты просто обязан поправиться. Я решила, что больше не хочу быть медсестрой, мне надо искать себя. Выздоравливай. Ты мне нужен, Гордей.

Что-то щелкнуло в палате, перекрывая звуки приборов, а потом зазвучало из динамиков:

— Дили-дили-дон,

Ты проверил двери?

Слышишь похоронный звон?

Прощайся поскорее!..