Предназначение

Глава 1

Почтенная Ули, жрица третьего ранга, шла большими шагами по набережной Касра, подол коричневого балахона взвихрялся ее ногами, черные мысли одолевали ее. Солнце грело жарко, но ветер раздувал ее одежды, играл волосами, бросал в глаза пыль, так что она не могла понять, чем вызваны ее слезы — досадой или попавшим в глаза песком.

Город превратился в сумасшедший дом, заполненный буйными больными, и эти ненормальные прибывали ежедневно. Она как раз проходила мимо тележки фруктовщика с одной стороны, в то время как с другой пристроились два молодых воина, выбирая понравившиеся яблоки. Они не только не собирались платить, но даже не сказали спасибо хозяину и не взглянули в его сторону. Если так пойдет дальше, бедняку не останется средств к существованию, а дома у него восемь-девять голодных ребятишек.

Воины! Она скрипнула зубами. Она сохранила еще все свои зубы.

Воины шестерками. Воины дюжинами. Они гордо стояли на всех перекрестках и бодро маршировали по ним, они задирали всех подряд и развратничали. Ули сердито оглянулась на свист мечей — Пятый, ведущий десять человек, салютовал Шестому с пятерыми. Чтоб им всем провалиться!

Ежедневно в храм приходили потерпевшие — мужчины, ограбленные или избитые, изнасилованные девушки, домовладельцы, выброшенные из своих домов. Жрецы им могли только сочувствовать. Ежедневно жрица Ули благодарила Богиню, что она — женщина, носящая одежду, а значит, неприкосновенна и может не бояться насильников. Хотя, конечно, этим молодым безобразникам нужны женщины помоложе. Ну что ж, это — еще одна защита.

Сбор перевернул весь город. Он коснулся даже ее скромной жизни… Она давно уже серьезно подумывала, не принять ли ей предложение Джиннино Четвертого, почтеннейшего драпировщика, достойного вдовца, отца трех детей, настоятельно нуждающихся в хорошей матери, которая обучила бы их благородным манерам. Она уже почти решила согласиться. Он дал твердое обещание, что все посягательства на ее особу будут редкими и они прибывали гораздо быстрее, чем убивали друг друга.

В это время она подошла к двум бронзовым статуям, до такой степени изъеденным коррозией, что трудно было даже определить, кого они изображают — мужчин или женщин. Здесь же был и голубой кораблик, о котором ей говорили. Она расправила плечи и решительно шагнула к сходням, потом остановилась, оглядывая палубу. Никогда раньше ей не приходилось бывать на кораблях. Кораблик оказался небольшим, он был чист и приятно попахивал кожей. Несколько моряков сидели кружком, один из них поднялся навстречу. У него был нож, значит, начальник. Третий, как и она… Но ей было велено приветствовать его как старшего — постыдное требование для жрицы! Манеры его оказались не блестящими, но выслушал он вежливо.

— У меня есть известие для воина высшего ранга, Капитан.

Моряк небрежно кивнул головой в сторону палубной двери. Вздохнув, Ули прошла к ней и, войдя, обнаружила большую, светлую, почти пустую комнату. Молодая рабыня стояла на коленях в углу, развлекая не то троих, не то четверых маленьких детей. Мужчина поднялся с огромного деревянного сундука, на котором сидел. Седьмой! И какой здоровый! Его голова и рукоятка меча почти касаются потолка. Большинство прибывающих в Каср воинов не слишком высоки, этот же — великан. Великолепная мужская фигура — вынуждена была признать она, но удивительнее всего, что он встретил ее дружеской улыбкой, а она также улыбнулась, приветствуя его.

Он ответил.

Ш о н с у!

Ну конечно! Она много раз видела его издалека — но не догадывалась, что это он! Она вздрогнула и съежилась. Знаменитый Шонсу вернулся! Но…

Он заметил ее реакцию, и улыбка исчезла с его губ. Ей не слишком понравилось его новое выражение лица.

— Чем могу быть полезен, святейшая?

Ули подобралась. Нечего и говорить, что ей не хотелось обсуждать подобные вопросы.

— У меня для тебя сообщение, милорд. От жреца седьмого ранга.

Смешно было так называть Лорда Кадиуинси, но именно таким образом ей ведено было говорить. В Касре не было других жрецов подобного ранга, а откуда еще они могли тут взяться?

— Наконец-то выбрался из подполья, да?

— Милорд.

Воин рассмеялся.

— Прошу прощения, жрица. Что ты хотела сообщить?

Ули набрала побольше воздуха и оттарабанила то, что ей было велено передать.

— Субъект, о котором ты спрашиваешь, родился далеко отсюда, появился здесь два года назад, не женат, но имеет детей. Он нес службу, какую мы и предполагали, и ушел в то время, в какое мы думали. Считается погибшим, но это вполне может оказаться слухами. Остаюсь в храме до завтра.

Невозможно представить, чтобы жрица ее ранга использовалась как простой герольд и ей даже не объяснили, о чем речь. Но она служит Богине, Ее право решать, как лучше. Закончив это примитивное дело, она уже повернулась уйти, как… считается погибшим… пришел два года назад? Да это же сообщение про самого Шонсу!

— Благодарю, жрица. Ответа, думаю, не будет.

Воин внимательно смотрел на нее, как будто читая ее мысли.

— Можем предложить тебе освежиться на дорогу.

Ули смущенно отказалась. Шонсу! Она хотела как можно скорее уйти, чтобы спокойно подумать. Какие слухи? Все думают, что Шонсу убит колдунами. Разве этот ужасный сбор не созван, чтобы отомстить за него?

Она проговорила слова прощания, прошагала по палубе под взглядами моряков и почти сбежала по сходням. Шонсу вернулся? Только Каср от него освободился…

Злая и возмущенная, пересекала она залитую солнцем торговую площадь, ветер трепал ее коричневый балахон. Поглощенная черными мыслями, она не заметила наглого рыжеволосого воина Четвертого, который шел следом за ней.

Глава 2

В основном города повернуты торговыми лавками к Реке. Но не Каср. Корабли пристают к широкой торговой площади, тянущейся бесконечно в обе стороны набережной. За ней видны высокие дома и начала широких улиц. Здания представляют собой смешение всех возможных архитектурных стилей, среди них можно увидеть старые и просто древние, скромные и роскошные, целые и почти в руинах. У многих окон ярко раскрашены ставни — красные, синие, зеленые — как мерцающие искорки отшлифованных граней алмаза. Арки, колонны и шпили изредка мелькают среди минаретов, пилястров и галерей. Местами попадаются куски старых стен, улицы отходят от главного проспекта словно каньоны, переходя с одного уровня на другой, оставляя впечатление, будто с дюжину городов вытряхнуто из коробки. Объединяет цвет. Все, от крепости до мостовых, сделано из светящегося камня бронзового цвета, напоминающего старое золото. Даже деревья, те, что еще сохранили листья, окрашены в этот же красноватый цвет.

Каср стар. Его статуи превратились в бесформенные монолиты, каменные тумбы на набережной поросли грибами.

Уолли послал в город разведчиков, сам же не выходил из каюты, как если бы они прибыли в колдовской город.

Из окна ему были видны обычные фургоны и кучи товаров, бригады портовых рабов трудились, как и в любом портовом городе. Продавцы, лоточники и озабоченные горожане сновали тут, как и везде, разве что толпа была чуть пореже, чем в другом городе, из-за необъятности торговой площади. В Касре торговля лучше обставлена и создает меньше шума. Единственной неприятностью был ветер, срывающий листья, как будто желая навести порядок перед зимой, поднимающий пыль, словно серый ковер.

Повсюду были воины. Не по одному-двое, как в Тау, а шестерками и дюжинами, марширующие за своими предводителями — в основном за Шестыми в зеленых килтах, редко — за Пятыми в красных и совсем уже редко — за Седьмыми в голубых. Коричневый цвет килта, как всегда, встречался чаще всего. Но было также абсурдное количество румянолицых Первых и Вторых, которые, если и могли принести какую-нибудь пользу, все-таки были просто мальчишками с прожорливыми желудками.

Даже не сходя с корабля, Уолли видел, что в Касре царит напряжение. Стайки ребятишек бежали за воинами, выкрикивая ругательства, и это они могли перенять только у взрослых. К воинам, как правило, относились с почтением, а не с презрением. Ему были понятны причины недовольства взрослых, и точно — девушек обижали, а мужчин избивали. Если такие вещи творятся открыто, то что же происходит за кулисами?

Свободные мечи жили на милостыню, примитивную форму налогообложения. Подобные безобразия могли случаться в небольших городах или деревушках, куда их могли позвать, чтобы освободить жителей от бандитов, если местный гарнизон с ними не справлялся. Им тогда отдавали самых красивых девушек, они забирали их и уходили. В большом городе такое вряд ли можно было увидеть, но даже крупный Каср оказался подвержен этой напасти. Все должны были регулярно есть и где-то спать. А спать одни они не привыкли! Сотни полных сил молодых мужчин, которым нечем заняться, — кто же командует этим зверинцем? Кто имел наглость созвать сбор?

Потом суровая жрица принесла вести от Хонакуры, и это были хорошие новости. Узнав, что у Шонсу не было в Касре ни родителей, ни родственников, Уолли почувствовал большое облегчение и решил отметить приятное известие кружкой пива, попросив Джию принести его. Прежде чем он успел выпить, по палубе простучали сапоги Ннанджи, и появился он сам, пыльный и разгоряченный. Обычная улыбка отсутствовала, губы были сердито сжаты.

Уолли поднял кружку:

— «Мои боги — твои боги», — произнес он.

— Нет, спасибо, брат. Я выслушивал подобные предложения все утро.

Четвертый был заманчивой добычей. Тем более очень высокий и необычно молодой Четвертый. Вербовщики действовали активно. Как только «Сапфир» пристал к берегу и портовый комендант сошел на берег, не менее восьми воинов пытались попасть на борт, охотясь за своими новыми соседями. Брота вооружилась мечом и встала у сходен, свирепо поглядывая вокруг, — огромная, красная и злая — настоящий кошмар воина. Она сумела их защитить, но похоже, Ннанджи вляпался в какие-то истории в городе.

— Сколько раз тебя вербовали? — спросил Уолли.

Его подопечный сморщился и посчитал на пальцах.

— Тринадцать.

Он покачал головой, потом, изменив свое решение, залпом осушил кружку. Похоже, не вербовщики его беспокоили. Было что-то еще.

— Что ты им отвечал? — поинтересовался Уолли.

— Что у меня уже есть наставник. Тогда они захотели знать, кто он и какого ранга; я предложил им семьдесят пятого! Ах!

Вошла Тана. Ннанджи сграбастал ее и подарил долгий пивной поцелуй.

Джия тактично увела детей. Уолли снова сел на сундук у окна, где провел все утро. Ннанджи и Тана уселись на другой, рука в руке. Уолли передал им сообщение Хонакуры.

Потом появился довольный Катанджи. Он тоже ходил на разведку. Раненая рука освобождала его от ношения меча, и, похоже, это ему было только на пользу, подумал Уолли.

— Садись, Новичок, — сказал он приветливо, указывая на пол. — Надеюсь, к тебе вербовщики не приставали?

Катанджи поблагодарил и уселся, скрестив ноги.

— Приставали, милорд? — ухмыльнулся он. — Четыре раза! Конечно, сразу видно хорошего человека!

Уолли пристально посмотрел на него. Если в счет пошли нестроевые Первые, то значит, битва за численность подопечных перешла все границы.

— Ладно, давайте послушаем новости, — сказал он. — Новичок?

Катанджи выглядел довольным собой. Он проговорил, словно отрепетированное:

— Лорд Шонсу был предыдущим кастеляном ложи. Он пришел откуда-то издалека. Не думаю, что был женат. Ушел около полугода назад и не вернулся. Новый кастелян более популярен.

— От кого ты это узнал? — спросил Уолли.

Тот ухмыльнулся.

— От шлюх, милорд. Я спросил нескольких человек. Все смеялись и советовали обратиться к ним. Я так и сделал. Все девочки знали Шонсу. Я сказал, что он — мой дядя, и Богиня привела меня сюда на его поиски. Он был частым посетителем, милорд, хотя обычно не платил. Однако девочки… — Улыбка стала злой. — Мне кажется, они не проливали слез по его уходу.

Уолли знал демоническую сексуальность Шонсу, кроме того, не раз наблюдал мелких воришек, таскающих товар у лоточников. Тот же случай.

— Никто не знает, куда и зачем ушел Шонсу. Он просто исчез. Думаю, это все, милорд.

— Хорошая работа, Новичок, — сказал Уолли. — Ты сильно потратился?

Катанджи поколебался, а потом твердо сказал:

— Нет, милорд. Старейшины объявили бордели бесплатными для воинов. Это было интересно.

— Ну и как, загружены работой?

— Они были рады возможности просто поговорить, — усмехнулся Катанджи.

— Ты действительно только говорил с ними? — недоверчиво спросил Уолли.

Катанджи широко распахнул глаза:

— Мой наставник часто внушал мне. Лорд Шонсу, что необходимо поддерживать честь гильдии.

Ннанджи метнул на него взгляд из-под ресниц. Уолли захохотал:

— Ну а как по поводу остального?

— Я приценивался, милорд. — Катанджи восхищенно взглянул на Уолли. — Да, цена упала. Как ты догадался?

— Цена на что? — вопросил Ннанджи.

— На самоцветы, — ответил Уолли. — А Лина жалуется, что продукты вздорожали. Я подробно объясню вечером, если тебе интересно. Что узнал ты, брат?

Ннанджи снял руку с талии Таны и положил свои большие ладони на колени.

— Не так много о самом Шонсу. Кастеляном до него был Седьмой по имени Нарринко. Шонсу пришел в город, захотел занять его место и убил его.

— Мерзко! Что сказали старейшины?

Ннанджи погладил подбородок, и Уолли знал, в каких случаях он прибегает к этому жесту.

— Кажется, они вообще ничего не сказали, брат. Это город ложи; похоже, городские власти отделены от нее. Здесь нет гвардии, нет рива. Кастелян отдает приказы первому попавшемуся.

Следовательно, это вина нынешнего кастеляна, что город превратился в сумасшедший дом.

— Ложа независима? — спросила Тана. — Это что-то вроде устройства колдовских городов, да? В конце концов, я склонна в это поверить — портовый комендант, приходивший на корабль, не то старейшина, не то маг. В городе воинов нет рива. Смешно!

Уолли впервые слышал, чтобы на корабле кто-нибудь интересовался политикой, и восхитился прозорливостью Хонакуры. Леди Макбет!

— Шонсу был собирателем, — выступил Ннанджи и осуждающе нахмурился — это было необычно с его стороны.

— Что это значит, Ннанджи? — спросил Катанджи.

— Убийца, — с нажимом сказал Ннанджи, подчеркивая эту важную часть своей информации. — Собирал мечи убитых. Похоже, это он организовал поход против колдунов. Сбором, конечно, назвать его было нельзя. Пятьдесят человек, я слышал. Каким-то образом ему удалось проделать это втайне. В один прекрасный день они исчезли. Никто из них не вернулся.

Повисла тишина.

Полубог говорил, что Шонсу бездарно провалил свою миссию. Уолли содрогнулся при мысли, что пятьдесят молодых парней бросились на вооруженную армию колдунов и были разбиты.

— Но в какой город? Почему мы ничего не слышали о нем на том берегу?

Ннанджи пожал плечами:

— В городе не осталось ни одного воина, знавшего Шонсу. Он всех забрал. Можно предположить, что они высадились в какой-нибудь маленькой деревушке, после чего он решил атаковать сам Вул.

— Боги! — воскликнул Уолли. — Он пошел на верную смерть! Не удивлюсь, что сбор созван из-за этого.

Ннанджи сказал, что не знает. Взгляд его посуровел, казалось, он что-то недоговаривает, и Тана, почувствовав это, внимательно на него посмотрела.

— Теперь выкладывай плохие новости, — сказал Уолли.

Ннанджи снова свесил руки с колен.

— Несколько недель спустя, ранним летом, как мне сказали, колдуны провели в Аусе по улицам воина. — Он больше ничего не сказал, но все знали продолжение — воин полз на своем голом животе.

— Имя этого воина?

— Они считают, что это был Шонсу.

Уолли кивнул.

— Мне помнится, дело было не совсем так, — сказал он. — Меня поймали и разрешили вернуться на корабль ползком.

— Но слухи говорят по-другому! — сердито прокричал Ннанджи. — Это звучит, как если бы колдуны выпустили тебя, показали, а потом засадили обратно в клетку.

Вот в чем заключалась опасность для Уолли. Детали значения не имели. Попавшийся в ловушку колдунов, на берегу и без армии, он посчитал публичное унижение недорогой ценой за сохранение жизни. Он не учел тогда, что об этом оскорблении подумают воины — настоящие воины, и что они сделают с трусом, попадись он им.

— И история Ова переврана, брат! Они говорят, что отряд воинов атаковал пристани, — меня расспрашивали из-за проклятого цвета моих волос.

Он выглядел совсем удрученным.

— С резней все в порядке, но потом сообщили, что ты… что Седьмой, возможно Шонсу, перешел на их сторону… появился и приказал нам возвращаться на корабль. Они говорят это так, как будто ты на их стороне!

Да, это было плохо. Печаль охватила собравшихся в каюте. Уолли был готов встретиться с обвинениями в трусости, но никак не в предательстве. В путанице событий, произошедших в Ове, факты легко было исказить. Когда сидящие в фургоне достигли колдунов, он был с ними. Очевидно, то, как он пробивался через пристань и оказался в плену, осталось незамеченным.

Кроме того, у него не было свидетелей. Ошибка Ауса была неисправимой.

— Я потерял все, — резко сказал он. — Богиня дала мне Свой собственный меч, а я бросил его. Теперь меня могут называть предателем.

И колдовская материнская метка явно была не на пользу.

— Зомби, — отозвался Ннанджи. — Так они говорят. Что колдуны заставили служить им тело Шонсу.

— Я похож на зомби?

Ннанджи попытался вернуть улыбку.

— Не очень.

Уолли хмуро сидел в горестной тишине.

У него не было доказательств его честности в битве при Ове. Кроме того, по иронии судьбы, пуля колдунов пробила в той битве его перевязь. Никто не знал, что это значит на самом деле, но воин, позволивший повредить свою перевязь, подлежал обвинению в трусости.

С палубы крикнули, что ланч готов.

— Что слышно о сборе? — спросил он. Ннанджи слегка оживился.

— Больше тысячи воинов, не считая низкоранговых! Сбор созван, конечно, кастеляном. Лордом Тиваникси, и высшим жрецом, Лордом Кадиуинси. Ожидается прибытие еще большего числа воинов.

— Кто предводитель?

— Это решится в поединке. Наиболее популярен некто по имени Боарийи, у Тиваникси тоже есть шансы.

— А почему бы не тебе, милорд? — спросил Катанджи.

Уолли взглянул на него.

— Ннанджи поправит, если я не прав. Элита воинов, Седьмые, будут в поединке искать лучшего, правильно? Потом они все присягнут быть вассалами победителя, принесут третью клятву победителю. Затем остальные принесут третью клятву своим наставникам. Я прав?

Ннанджи кивнул.

— Ты знаешь третью клятву? — спросил Уолли Катанджи.

— Нет, милорд.

— Она ужасна! Вассал становится абсолютным рабом своего сеньора. Его собственная честь во внимание не берется — он должен делать все, что прикажут. Поэтому-то ее и приносят только после битвы.

Уолли покачал головой и посмотрел на Ннанджи, который, похоже, не собирался с ним соглашаться.

— Но, милорд, если ты великий воин… Уолли снова покачал головой и посмотрел на Катанджи, который тоже не походил на легко соглашающегося.

— Я — зомби, предатель или трус, или все сразу. Новичок. Я — темная лошадка.

Снова наступила тишина. Потом Тана сказала:

— Темные лошадки тоже приносят пользу. Лучше быть ею, чем дрожать за свою шкуру. И почему это ты — темная лошадка? Ты — величайший воин в Мире, как говорит Ннанджи.

— Возможно! — сказал Уолли. — Полубог говорил, что лучше не бывает. Но найдется еще один, которого можно будет назвать хорошим. Это не пустые слова. Однажды я вынудил Ннанджи принести мне третью клятву. Я держал свой меч у его горла и сказал, что убью его.

Ей не нужно было говорить, что воин не имеет права подчиняться силе — клятва связывала Ннанджи настолько, насколько она могла связать человека, давшего ее добровольно.

— Но такого не сделать с тысячью людей, Тана! Мне поклянется один, ну, может быть, еще двое, но остальные девятьсот девяносто семь будут к тому времени уже в Кво — они разбегутся, не желая присягать предателю.

Положение было безнадежным, и внезапно Уолли почувствовал облегчение. Ему не нужно было становиться предводителем, потому что он не мог этого делать. Отсутствовала сама возможность, значит, нечего ему было и связываться с этим.

Кроме того, он обещал Ннанджи, что тот может похлопотать о своем продвижении. Но как наставник Ннанджи, Уолли должен был сопровождать его.

— Что будет, брат, когда я появлюсь в ложе? Дай свое заключение.

Представления Ннанджи о нравах воинов были куда более полными.

Ннанджи прищурился:

— Конечно, тебе не грозят вызовы чести. Все знают, как Шонсу управляется с металлом. Но…

— Но они могут осудить меня… — кивнул Уолли. Если его осудят, соотношение будет — тысяча против одного.

— Впрочем… с Овом все в порядке. У нас есть свидетели — Брота, Хонакура или даже Тана — воины предпочитают свидетелей воинов. Но в Аусе они не найдут их!

Тана нахмурилась:

— Они могут отыскать их, милорд. Торговцы, морские волки…

— Но не сегодня, сегодня днем они не смогут! Не отступать! Небольшой быстрый визит, а потом — скрыться. Давайте так и сделаем!

Он ободряюще улыбнулся Ннанджи, призывая его к некоторого рода браваде. Но Ннанджи побледнел и отрицательно покачал головой. Уолли никогда не видел, чтобы Ннанджи выказывал страх перед угрожавшими ему опасностями — казалось, наоборот, он наслаждался ими, кроме того, умение вести бой надежно защищало его. Определенно, он не знал, что такое страх. Но, похоже, он ужаснулся риску своего названого брата. Если даже Ннанджи считает это опасным…

Все замолчали.

Потом Катанджи сказал:

— Ннанджи? Ты говорил, что все великие сборы проводятся семью Седьмыми? Один Седьмой созвал этот сбор, три Седьмых откликнулись. Два Шестых ждут продвижения. Мне говорили, что они все еще ждут, когда Богиня пошлет им седьмого Седьмого!

Превосходно! Мир перевернулся.

— Отлично! — расхохотался Уолли. — Это меняет дело! Тогда они не смогут выбросить меня на помойку, не выслушав, разве не так? Не ешь так много мяса, подопечный, тебе придется вечером немного пофехтовать.

Но Ннанджи не изменил выражения лица.

— Брат! — воскликнул он. — Если они обвинят тебя в предательстве… или в трусости…

— Нет! — Уолли стукнул кулаком по дубовому столу. — Я устал прятаться в каюте! Пора что-то делать! Они не смогут доказать, что я предатель, ну и я смогу доказать, что не трус!

Глаза Ннанджи широко распахнулись.

— Пойдешь в ложу? — У него перехватило дыхание, потом он восторженно просиял. — Правильно!

Глава 3

Одевшись в новый нарядный ультрамариновый килт, который сшила ему Джия, Уолли повел свою армию вниз по сходням. Рукоятка его меча сверкала в лучах солнца.

За ним шел Ннанджи, Четвертый, улыбка его твердо занимала позицию от уха до уха, голова была высоко поднята в готовности хватать звезды с небес. Ннанджи, Пятый? Он с трудом заставлял себя не перегонять наставника, ему не терпелось скорее прийти в ложу. Он также был одет во все лучшее, но хвостик удерживала его обычная заколка. Серебряная заколка Арганари никогда не доставалась и даже не упоминалась — для Ннанджи это было непривычным проявлением такта.

Следом шла Тана, дерзко одетая в наряд речного народа — набедренная повязка и лифчик масляно-желтого цвета; единственной данью сухопутной манере была пара туфелек. Уолли было запротестовал, когда она появилась, вооруженная мечом, напомнив, что она тоже кандидат к продвижению. Сбор и так уже достаточно был настроен против него. Правду говоря, она могла с закрытыми глазами фехтовать на ранг третьего, способность ее запоминать сутры тоже удивляла Уолли, хотя он был уверен, что интерес этот проснулся совсем недавно и было немало сутр, о которых она понятия не имела. А потом Ннанджи посмотрел на него своими влажными глазами спаниеля. Подумав, что она может быть компанией для Джии, Уолли согласился.

За Таной шел Катанджи, с великолепным цинизмом жителя этого Мира относившийся к своему детскому положению воина, но с трудом сдерживающий возбуждение от возможности увидеть ложу и стать братом Пятого. Своей рукой в гипсовой повязке он нес два зачехленных меча, придерживая их здоровой рукой.

Замыкала шествие Джия с узлом в руках — воины не имели права ничего носить, кроме рапиры или меча — это унижало их достоинство. На ней были сандалии, тело ее было обернуто черной тканью, как положено рабыне, но ткань эта была лучшей, какую только смог достать ее хозяин.

Они вышли на продуваемую ветром, бросающим водяную пыль в глаза торговую площадь и двинулись через нее. Напутствия моряков растаяли уже вдали, когда их заметили какие-то юнцы, чья реакция была вполне предсказуемой. Появился седьмой Седьмой! Юнцы повернулись и бросились в ложу. Остальные воины, включая вербовщиков, увидев происходящее, тут же прибились к Новичкам.

Ннанджи показывал дорогу, но скоро в этом пропала необходимость, так как толпа росла вокруг них, как снеговой ком, и единственное, чего они все хотели, — идти рядом. Горожане, заметив происходящее, тоже прервали свои дела и стояли глазея. Несколько раз Уолли показалось, что он слышал возгласы узнавания и свое имя. Шонсу вернулся из небытия.

Их путь лежал к центру города, потом через узкую улочку к открытому пространству, которое из-за его неправильной формы трудно было назвать площадью. Большинство из окружающих домов были покинутыми развалинами. В дальнем углу возвышался огромный кусок стены, наклоненный под странным углом; толпа воинов устремилась к нему, прямо в арочные двери.

Снаружи были видны только белокаменная сторона куба с аркой и простой балкон над нею. Стену над дверью украшали бронзовые мечи. Окон не было. Когда Уолли со своими последователями подошел к площади, его импровизированная свита бегом кинулась внутрь, чтобы к его прибытию оказаться на месте.

Пока они пересекали двор, последние из воинов исчезли внутри. Двое гвардейцев Третьих обнажили мечи в приветствии, и одинокая фигура вышла навстречу. Он был Седьмым, но не воином. Фигурой он напоминал синюю жабу — круглая голова держалась на плечах, казалось, без посредства шеи. Уолли, обнаружив сомнительную метку на лбу — она была в виде раскрытых ртов, — подождал с приветствием.

Это оказался герольд, и он отреагировал на имя Уолли откровенным шоком.

— Лорд Шонсу! — повторил он, потом взял себя в руки. — Под каким титулом угодно представиться вашему сиятельству?

Голос его напоминал падающие камни.

— Достаточно имени, милорд герольд.

Герольд поклонился и повел их через темный туннель, выходящий во двор. Снаружи ложи стены были голыми, внутри нее было полно балконов. Уолли оказался на верху короткой лестницы, отметив, что в обычные времена это местечко было очаровательным и мирным. Но времена были не обычными, а местечко — не очаровательным и уж точно не мирным.

Двор был огромен. В каждом его углу росло по благородному столетнему дубу, теперь уже совсем безлистных. — символ силы и непреклонности. Между ними стояли каменные скамьи и бронзовые статуи, изъеденные вековой коррозией и превратившиеся в карикатуры на тех, кому они были поставлены. Возможно, этот небольшой центральный участок окажется пригодным для фехтования. Он явно больше палубы «Сапфира».

Двор заполняли взволнованные воины, шумящие, как на базаре. Они точили мечи на точильных камнях, ели, спорили, играли в кости, готовили еду и даже боролись. Центральное пространство было разгорожено деревянной изгородью на два небольших участка, на каждом из которых сейчас шел бои на рапирах. Вокруг, по сторонам двора и на балконах, толпы зрителей орали, свистели, выкрикивали имена своих фаворитов. Советы и мнения доносились со всех сторон и никем не выслушивались. В довершение два менестреля пытались петь, не обращая внимания на крики торговцев, предлагавших свой товар. Ряд цветных флагов развевался над всем этим, как повешенное для просушки белье, провисая почти над головами в середине. Настоящее белье сушилось почти на половине балконов.

Здесь были не только воины. Уолли видел рабов, поваров и еще с дюжину каких-то гражданских, которых он не смог распознать на расстоянии. Среди них было много женщин. Базар! Он почувствовал омерзение, и Шонсу был одного с ним мнения, как ему показалось.

Потревожен был не один герольд. Седьмой и какой-то Шестой ждали его внизу лестницы. И Уолли вошел, встреченный фанфарами откуда-то, по-видимому, с балкона непосредственно над дверью. Звуки фанфар подняли тучи голубей с крыши, отразились от всех стен, создав эффект взлетающей ракеты, и раскатились вокруг, оглушая. Дуэли прекратились. Последний звук поющейся сутры замер в наступившей тишине. По крайней мере тысяча глаз уставилась на вновь прибывшего Седьмого и его товарищей.

Седьмой, стоящий у подножия лестницы, должно быть кастелян Тиваникси, казался немногим старше Шонсу — что-то около тридцати, — стройный, осанистый и симпатичный. Его хвостик был длиннее, чем обычно, того же золотисто-коричневого цвета, как и его кожа. Килт, перевязь и сапоги были необычной кобальтово-синей окраски.

Еще до объявления герольдом Имени прибывшего приветливая улыбка заиграла на его лице. Скорость важнее силы для воина. Великаны редки среди них. Огромные черноволосые Седьмые — уникальны. Это только его предположение, но Тиваникси был не из тех, кто был бы рад возвращению Шонсу в его должность. Шонсу, собирающий мечи убитых им людей? Шонсу, по слухам, сделавшийся игрушкой колдунов? Потом его глаза остановились на Ннанджи, и в них снова отразилось удивление. Рыжеволосый Четвертый? Герой Ова, о котором говорили во всех компаниях, — человек Шонсу? Шестой за его спиной все еще улыбался. Тиваникси, подумал Уолли, соображает быстрее.

Жаба в облике человека набрала в легкие побольше воздуха, а потом снова вспугнула птиц ревом:

— Милорды… именем Богини… в силу традиций вашей благородной и древней гильдии, окажите дружеский прием доблестному Лорду… ШОНСУ… воину седьмого ранга.

Шок!

Растерянность!

Недоверие!

Сверхсмешение чувств!

Уолли постоял с минуту, наслаждаясь произведенным эффектом, потом выхватил меч и приветствовал собрание. Жужжание бесчисленных переговоров понеслось над двором, словно подвергшимся нападению пчел. Потом все стихло. Улыбки сползли со всех лиц, кроме одного — улыбка Тиваникси вернулась на место.

Уолли начал спускаться по ступеням, и тишина снова прорвалась, как будто зрители, не доверяя своим ушам, решили дождаться повторения имени. И снова Уолли обнажил меч в приветствии равному.

Кастелян ответил, сохраняя свою вежливую, излучающую доброжелательность улыбку, перенося благожелательность и непринужденную грацию в движения меча. Даже опытный глаз Шонсу не смог разглядеть других чувств в его жестах.

— Я — Тиваникси, воин седьмого ранга, кастелян ложи в Касре, почту за честь принять твою любезность и предлагаю свои скромные услуги, чтобы доставить не меньше приятности тебе, оказавшему-честь-присутствием-в-ложе-и-на-сборе-мой-господин.

Может, это скороговоркой произнесенное дополнение делает его гостем, которого нельзя вызывать на поединок? Это подлежало обсуждению, так как пришелец не попросил приюта.

Шестой тихонько отошел назад, он не пожелал быть представленным. Толпа хмуро молчала.

— Я пришел не на сбор.

Новый шок у слушателей, и еще большая вежливость со стороны кастеляна.

— Богиня созвала Своих воинов по священному поводу, милорд.

Уолли слегка склонил голову:

— Несомненно! Однако я здесь проездом. У меня есть два дела.

Ответ можно было счесть за угрозу.

— Какие же дела могут быть важнее сбора? — требовательно спросил Тиваникси.

Слушатели затаили дыхание.

— Обет.

В эту минуту Уолли предположил, что Тиваникси скажет, что краткий визит в храм не помешает… но тот и в этом вопросе отличился:

— Каким образом мы сможем тебе помочь?

Уолли возвысил голос:

— Одно печальное и одно приятное дело. Печальное известие принес я о том, что два воина пали жертвой пиратов. Я наказал виновных.

Новость была выслушана в тишине.

— Радостное дело связано с продвижением двух воинов. Лорд кастелян, имею честь представить Ннанджи — Четвертый, мой подопечный и названый брат.

С Таной он решил подождать.

Тиваникси спрятал меч после приветствия и не смог удержать своей заинтересованности.

— Мы слышали о рыжеволосом Четвертом, возглавившем битву с безбожниками в Ове, Адепт.

Ннанджи рядом с представительным Тиваникси выглядел совсем мальчишкой, но тут он победно улыбнулся и ответил, почти крича:

— Битву возглавил Лорд Шонсу, милорд. Я помогал, но победа принадлежит ему.

Снова удивление и шепот. Тиваникси просиял:

— Хорошие новости, милорд. Мы должны призвать менестрелей и запечатлеть в памяти это благородное событие. Факты могли дойти до нас несколько искаженными.

Уолли улыбнулся уголком рта, чтобы показать, что знает, какие факты до них дошли.

— Прежде отдадим честь погибшим, милорд. Я надеюсь, здесь есть воины из Пло и Фекса.

— Прежде окажи честь погибшим первыми, — ответил кастелян со странным выражением на лице. — Всем вновь прибывшим мы показываем наш мемориал, причину сбора.

Он полуобернулся, указав в сторону флагов, болтавшихся посреди двора, потом внимательно посмотрел в лицо Лорда Шонсу, ожидая его реакции.

Флаги? Странные флаги! Коричневые по краям, потом оранжевые, красные, пара зеленых и одинокий голубой в центре. Не флаги. Килты! Некоторые из них были вывернуты наизнанку, некоторые — порваны, а пятна на них могли быть только кровавыми. Уолли был уверен, что побледнел, доставив тем самым удовольствие зрителям.

— Объясни, — хрипло проговорил он.

— Они вернулись в Каср с моряком в ответ на запрос к некоему Лорду Ротанкси, называющему себя магом из Сена. — Голос его помрачнел. — На следующий день я созвал сбор, который благословила Богиня.

Так вот что осталось от идиотского похода Шонсу на Вул.

Возврат одежды и украшений погибших воинов принят в их среде как жест учтивости. Возможно, присылка одних только килтов расценивается как оскорбление. Тиваникси остроумно превратил оскорбление в вызов, позор — в славу. Уолли все еще усваивал эту мысль, когда его поразила новая: колдуны сознательно спровоцировали сбор или что-то в этом роде. Понимает ли Тиваникси, что попался на опасную приманку?

А голубой килт должен принадлежать Шонсу. Он выглядит несравненно больше соседних. Неплохо было бы для уверенности взглянуть на его заколку, но можно предположить, что в этом идиотском походе не участвовали другие Седьмые. Наверняка не в характере Шонсу было разделять власть.

Воины застыли в ожидании. Ритуал был очевиден. Он должен был выступить вперед и отдать салют погибшим — и своему собственному килту!

Он кивнул позеленевшему Ннанджи и шагнул вперед, толпа расступилась перед ним. Он прошел между двумя каменными скамьями, потом — через проход в первом ряду изгороди. За собой он слышал топот сапог Ннанджи. Взглядом он приказал ему остановиться.

Цепочка килтов свисала над вторым рядом изгороди. Голубой висел ниже всех в середине. Не останавливаясь, Уолли вскочил на перекладину загородки, выхватил свой меч, махнул им над головой, потом выгнулся назад, пока не потерял равновесия, и успел вложить меч в ножны прежде, чем коснулся земли. Совсем неплохая демонстрация гимнастических упражнений для воинов! Голубой килт хлопнулся на землю. Он повернулся и шагнул назад к Ннанджи, стоящему с вытаращенными глазами.

Они вместе салютовали, потом в полной тишине вернулись к Тиваникси.

— Этот был подделкой, милорд, — сказал Уолли. — Оставшиеся должны быть отомщены, но не этот.

У него не было никаких соображений по поводу того, что произошло с Шонсу, — он бежал даже без своего килта, вот почему появился в Ханне как Безымянный. Похоже, что никто этого не знал, не исключено, что и колдуны тоже.

Подозрения Тиваникси не рассеялись — что это за лидер, единственный оставшийся в живых?

— У меня здесь есть менестрели. Лорд Шонсу. Не перечислишь ли нам имен погибших?

Как отвечать на это? Что-то вроде фехтования в темноте. Безобразие! Сорок девять имен после полугода — слишком многого от него хотят даже по меркам долитературной эпохи.

— Нет, милорд. Ни имен, ни рангов. Позволь им сравняться в славе.

— Тогда расскажи нам об их героизме и происках колдунов, погубивших их.

Уолли покрылся холодным потом. Он надеялся, что это не очень заметно. Он был так занят своими проблемами, что забыл о возможности их наличия у Шонсу.

— И этого тоже не будет.

Возмущение прорвало тишину вокруг него. Генерал потерял армию и еще отказывается говорить об этом?

Все были против Седьмого, исключая разве другого такого же. Тиваникси, похоже, собирался встать на его сторону. Но он должен был заботиться о чести. Он не мог позвать на помощь солдат, стоящих за ним. Ему оставалось либо принять этот отказ, либо вызвать на дуэль отказавшегося.

Или еще он мог обвинить его.

Лицо кастеляна оставалось непроницаемым.

— И ты не присоединишься к сбору, ища отмщения, милорд?

— Я должен исполнить обет, милорд, — покачал головой Уолли.

— Но Богиня привела тебя сюда. Не исключено, что Тиваникси с остальными вместе ломали головы, какому Богу принесен этот обет.

— Привела, — признал Уолли и заметил, что подозрения ослабли, замешательство же возросло.

— Ну а как насчет Пло? — спросил он. — Зови своих герольдов. Лорд Тиваникси.

— Я из Пло, милорды, — произнес чей-то голос. Нервного вида Третий прокладывал себе дорогу к первому ряду. Он салютовал кастеляну, а потом — Уолли. Его перевязь была украшена топазами. Уолли обернулся к Тиваникси.

— Менестрели.

Кастелян махнул рукой в сторону кучки гражданских. Менестрели бывают разного пола и веса. Уолли увидел полную пожилую женщину. Четвертую, и двоих костлявых мужчин в желтых килтах, да еще очень высокого юношу на заднем плане, внимательно всех разглядывающего. Менестрели носили длинные волосы и лютню за спиной. Лютня же и была их меткой на лбу.

Взяв у Джии тюк с килтами и перевязями и два меча от Катанджи, Уолли начал свой рассказ. Он не упомянул о своем совете Полини, но рассказал о долгом дневном противостоянии этого человека врагам. Потом спросил Ннанджи, не хочет ли тот чего-нибудь добавить. И Ннанджи начал патетический пересказ своего разговора с умирающим — слово в слово.

Воины позабыли о других делах. Пока говорил Ннанджи, Уолли разглядел проходивших в ворота новых любопытных. Но вот в живых никого не осталось, и Ннанджи закончил повествование. Менестрели задали пару вопросов, после чего поклонились и отправились вырабатывать официальную версию. Менестрелям необходима память, как у Ннанджи, не меньше, чем хороший голос. Они взяли с собой для получения информации о прошлом, как предположил Уолли, Третьего из Пло, который забрал тюк и мечи и даже не пытался скрыть рыданий.

Тиваникси выглядел сердитым и ничего не понимающим. Лорд Шонсу, оказывается, мог постоять за честь воинов, когда хотел того. Но почему двух, а не сорока девяти?

— Займемся твоими продвижениями, милорд, — заявил он, — потом созовем еще больше менестрелей послушать про события в Ове.

Уолли кивнул.

Тиваникси взглянул на речной костюм Таны и понимающе улыбнулся.

— Адепт Ннанджи, у нас широкий выбор противников для тебя, но проблема с местом. Ты видишь, что здесь, как в овечьем загоне. Нам пришлось ограничить поединки на этой территории, но если ты не против пройти на торговую площадь, мы можем это организовать.

Ннанджи улыбнулся и сказал, что постарается показать свои достижения и в стесненных условиях. Несомненно, выполнение программы потребовало личного внимания кастеляна, который уделял его в основном Уолли. Тот устал от бесконечных подозрений, чувствуя себя как мышь в клетке питона. Тиваникси откровенно не спускал глаз с Шонсу, но и Шонсу был счастлив стоять поближе к Тиваникси.

Конечно, необходимо было соблюсти большое число формальностей. Шестой, против его воли, был выбран вторым судьей и теперь стоял рядом. Уолли убедился, что Джия находится в безопасном месте — между Таной и Катанджи за каменной скамьей. Потом последовал за Ннанджи и обоими судьями на фехтовальную площадку. Толпа растянулась вдоль изгороди, образуя одну из сторон арены, а вдоль скамей и статуй — две другие.

Тиваникси внимательно посмотрел на зрителей и выбрал в противники Пятого, откровенно старше Ннанджи на несколько лет. Ннанджи равнодушно улыбнулся и ничего не сказал. Не было необходимости объявлять правила — кандидат выдерживает два боя, лучше — три. Тиваникси скомандовал начинать.

— Выпад!

— Раз! — воскликнул Ннанджи.

— Согласны! — ответили судьи, пытаясь хоть что-то понять. — Продолжай! Выпад! Паррэ! Защита!

— Два! — объявил Ннанджи. — Следующий, пожалуйста.

Пятый удалился ошеломленный. Толпа застыла в тишине, но по ней пронесся ропот, и внезапно Пятых стало отыскать не легче, чем динозавров во дворе.

Тиваникси послал Уолли открытую и вполне дружелюбную улыбку. Он оценил его по заслугам. На мгновение подозрения растаяли в удовольствии видеть отличного воина и делить с ним положение высокоранговых.

— Странно! — сказал он. — Только что еще они были.

Он взобрался на скамью, взглянул поверх голов и позвал кого-то по имени. Толпа расступилась, давая проход тяжеловесному Пятому, явно недовольному тем, что не успел скрыться.

Следующий поединок продолжался не дольше. Двор взорвался криками. Когда улыбка Ннанджи показалась из-под маски, Уолли встретил ее и пожал ему руку.

Теперь пришла пора экзамена по сутрам, который был уже не так интересен. Толпа занялась разговорами. Стандарты ложи были высоки. Судьи требовали сутру за сутрой. Ннанджи отвечал им на предельной скорости, не колеблясь ни мгновения. Они попытались задавать хитроумные вопросы, но он даже не задумывался перед ответом.

Тиваникси поднял руки и встал.

— Я слышал, что Лорд Шонсу — великий учитель, — сказал он. — Мастер Ннанджи, поздравляю тебя с самым впечатляющим продвижением из всех, что я когда-нибудь видел.

— Благодарю, милорд, — просиял Ннанджи. Кастелян взглянул на Уолли, потом — опять на новоиспеченного Пятого.

— Ты не хотел бы попробоваться на Шестого?

Ннанджи бросил укоризненный взгляд наставнику.

— К сожалению, я не знаю всех сутр, требующихся для этого ранга, милорд.

Тиваникси, похоже, удивился, но смотрел по-прежнему с симпатией.

— Многие хорошие воины находят эту часть трудной.

— Совершенно верно, — грустно подтвердил Уолли, получив за это разъяренный взгляд Ннанджи.

— А теперь моя жена, — потребовал Ннанджи.

Тиваникси внимательно посмотрел Уолли в лицо, размышляя, не скрыт ли здесь какой-нибудь подвох, за которым может последовать вызов. Очевидно, решив, что нет, он снова улыбнулся.

— Я никогда не слышал, чтобы женщина-воин даже приходила в ложу, не говоря уже о попытках продвижения. Однако для тебя. Мастер Ннанджи, я сделаю исключение. Представь ее.

Зрители зароптали, но Тана была представлена, и Тиваникси обнаружил, что поддается ее очарованию против своего желания.

— Двое Третьих, как я понимаю? — сказал он, улыбаясь.

— Четвертых! — ответила Тана.

Уолли передернулся. Тана наверняка могла продемонстрировать неплохое фехтование, тем более что это тесное пространство больше подходило ее стилю морских крыс и сильно мешало ее противникам. Но он был почти уверен, что она не знала всех сутр и третьего ранга… Он повернулся с вопросом к Ннанджи и получил в ответ широкую улыбку. Ннанджи дал ей больше уроков, чем было дозволено. Уолли вздрогнул, и шанс вмешаться был упущен. Потом он подумал, что улыбка Ннанджи была какой-то странной…

Тиваникси перевел взгляд на Шестого. Тот принялся выискивать противников. Первые двое Четвертых, к которым он обратился, отвели глаза. Он посмотрел на Уолли взглядом «а-что-ты-думал», но с третьей попытки нашел одного. Известие о том, что красивая женщина ищет продвижения, вызвало много разговоров и смешков. Тем не менее толпа снова собралась, а юнцы позалезали на деревья, чтобы лучше видеть.

Тана начала успешно — ее противник явно не видел до этого женщин-воинов. Кроме того, он плохо понимал ее манеру и проиграл первый удар, потом она выиграла и второй. Теперь уже в толпе заключались пари, и всякие разговоры о допустимости женщин-воинов прекратились.

Трудно было найти еще одного Четвертого, согласившегося бы рискнуть своей репутацией. Но Тана действовала по-своему: выбрав высокого молодого человека, она обольстительно ему улыбнулась. Он хотел отказаться, но товарищи со смехом вытолкали его вперед. Внезапно Уолли догадался, и догадка его тут же подтвердилась — Тана попала на человека, чье умение было выше его ранга. Он мог бы стать неплохим Пятым, а может, даже собирался сразу продвинуться на Шестого. Он был так же хорош, как Ннанджи! Совершенно ясно, что он мог прогнать Тану с площадки столь же легко, как Ннанджи разделывался со своими противниками. Но он решил поиграть с ней. Толпа поняла, и смех возобновился. Тана делала выпады, рубила и колола, а Четвертый еле переставлял ноги, и видно было, что он мог так провести целый день. Он не подпускал ее даже близко к себе… кошка, сражающаяся с радугой.

Лицо Ннанджи налилось кровью, он выругался по поводу передержанных воинов. Даже судьи усмехались. Тана была молодой и сильной, но под конец она начала уставать. В толпе раздались требования остановить поединок, они становились громче и многочисленнее. Претендентка доказала свое мастерство, а формальная победа не являлась обязательным требованием. Судьи согласились. Настроения изменились. Предубеждение сменилось профессиональным восхищением и даже симпатией. Кроме того, созерцание красивого женского тела в движении тоже подействовало на мужчин.

После небольшой паузы, давшей возможность претендентке восстановить дыхание (Уолли успел взглядом сказать Ннанджи, что тому не нужно вызывать на поединок насмешника Четвертого), наступило время экзамена по сутрам. Двое судей сели пред Таной, три меча скрестились перед ними на земле. Толпа потеряла интерес и несколько поредела. Тиваникси начал шестьсот тридцать пятую «О Планах Крепостей», и у Уолли упало сердце — это была длинная, скучная и тяжелая для заучивания сутра, ему никогда не приходилось слышать, чтобы ее кто-нибудь читал. Тана улыбнулась Уолли через плечо и начала петь, медленно и старательно выговаривая слова. Дважды она спотыкалась, поправлялась и успешно дошла до конца. Шестой начал следующую, и она справилась с этой тоже. Уолли недоумевал, как она это делает. Он оглянулся на Ннанджи и наткнулся на улыбку победителя. Что-то в этой улыбке было тоже не так. Не похоже, чтобы она говорила только о радости наставника. Ннанджи шагнул вперед, проверить, как идет экзамен — шестьсот тринадцатая, «О Маршах на Длинные Дистанции», — и загадочно улыбнулся.

Внезапно догадка поразила Уолли, как удар грома.

Тана использовала колдовство.

Глава 4

Когда Уолли сошел на берег в Аусе, колдун знал, о чем он разговаривал с Джией перед тем, как покинуть палубу «Сапфира». Колдун, поднявшийся на борт в Уоле, знал имя Броты. Портовые службы везде следили за порядком, кроме Ова; в Ове даже окна лавок, выходящие на причал, были закрыты.

Когда Катанджи проник в башню Сена, он видел там колдуний, перетиравших что-то на тарелках — зелье, решил он. Размолотая чечевица?

Уолли посмотрел снова на ряд зрителей за собой. Не меньше половины их шевелили губами. Ннанджи — точно, он всегда так делал. Уолли оглянулся на Тану, ее глаза бегали туда и сюда по галерее лиц. Когда она взглянула на него, он сказал одними губами:

— Ты мошенничаешь, Тана.

Претендентка вздрогнула и прекратила пение.

— Я не могу выдавать секретов Ннанджи, — продолжал шевелить губами Уолли в тишине, — он мой названый брат.

Она снова начала и опять споткнулась. Зрители затаили дыхание, как на спектакле, когда герои должны вступить в бой. Губы снова беззвучно задвигались.

— Он убьет тебя, Тана.

Конечно, это было преувеличением, хотя кто знает? Хонакура и Уолли много поработали над смягчением нрава Ннанджи. От них он научился милосердию и терпимости, он даже мог простить теперь гражданским убийство воинов — в исключительном случае. Тана откровенно мошенничала. Ярость и стыд Ннанджи могли перейти все границы.

— Начни сначала, — ободряюще предложил Тиваникси.

— Нет, думаю, не стоит, милорд, — вспыхнула Тана.

Ннанджи подбежал помочь ей подняться и крепко обнял ее, утешая. Судьи вежливо пожелали ей удачи в следующий раз и поздравили ее с проявленным мастерством в фехтовании.

Уолли ликовал. Последнее покрывало упало с колдовских трюков, и все благодаря тщеславию Таны. Уолли снова перевел взгляд на Тиваникси.

— Прошу прощения, милорд.

Тот держал руку на плече юного Первого, принесшего рапиры.

— Не хочешь ли один-два боя провести сам, Лорд Шонсу? Мы оба знаем, как трудно Седьмому найти хорошую практику.

Уолли уже собирался отказаться, когда заметил, что Тиваникси разглядывает его с явным подозрением. Возможно, мысли о том, что перед ним зомби колдунов, оставили кастеляна, но теперь он хотел проверить туманную репутацию пришельца. Ннанджи уже доказал, что он гениальный воин, — был ли таким же его товарищ, или он самозванец?

Уолли, со своей стороны, проникся симпатией к этому любезному изящному воину.

— Почему бы и нет? — ответил он. — Большее из пяти?

Он выбрал рапиру, самую длинную из всех.

Тиваникси, не желая обременять себя, снял меч и передал его стоящему рядом Шестому. Уолли вслед за ним передал свой меч Ннанджи. Потом снова проскользнул мимо скамей на фехтовальную площадку.

Если предводительство должно решаться в бою, то Седьмые, конечно, будут стараться проверять друг друга в рапирных поединках под видом тренировок. Собственно бой состоится, конечно, на настоящих клинках, но будет уже пустой формальностью. Потом менестрели распишут его для широкой публики и грядущих поколений как кровавую драму. Воины, конечно, восхищаются мужеством, но не безмозглы же они совершенно.

Поединок был объявлен, и толпа снова собралась. Люди на балконах, видимо, обладали какого-то сорта телепатией, так как они тоже притихли.

Противники стали лицом к лицу, салютовали друг другу рапирами, несколько мгновений выждали. Кастелян обладал грацией балетного танцора и легкостью снежинки. Он действительно был очень хорош и очень быстр. И он собирался впервые по-настоящему проверить Уолли с тех пор, как Бог сделал его воином. Они сошлись в поединке, совсем не похожем на смертельный, сражаясь в закрытом пространстве, как морские крысы. У Тиваникси, конечно, была постоянная возможность практиковаться с другими Седьмыми, тогда как Шонсу не имел практики с тех пор, как Уолли вселился в него.

Толпа изредка переговаривалась и вскрикивала, но в основном молча смотрела. Удар — выпад — паррэ — защита — отступление, звенели рапиры.

— Раз!

Уолли увидел несколько новых приемов, кое-какие из них стоило перенять, но если и был где-то воин, равный Шонсу, то это был не он.

— Два!

Они остановились на мгновение перевести дух, потом снова кинулись в бой. Лязг… лязг… Чей-то громкий голос, какое-то замешательство в толпе отвлекли внимание Уолли от этого серебряного смерча, — и кастелян уколол.

— Раз! — воскликнул Тиваникси.

Проклятье! Шонсу должен был выиграть этот бой по всем позициям. Уолли рассердился и повел поединок жестче, оттеснив Тиваникси к изгороди, где ногам не хватало места для разворота.

— Три! — объявил Уолли; большее из пяти.

Они сняли маски и, задыхаясь, поблагодарили друг друга. Толпа громко захлопала в знак одобрения блестящему поединку и тут же принялась обсуждать его — вне сомнения этот Шонсу, хотя и потерял армию, все еще был хорош в делах с металлом.

Уолли отдал маску с рапирой Первому, потом, усталый и задыхающийся, повернулся к своим, ожидая увидеть улыбки. Вместо них его встретили тревожные лица и взгляды, бросаемые за его спину. Он оглянулся. Двое Седьмых стояли за дальней изгородью.

Проклятье!

Он почти уже растерял дьявольскую энергию Шонсу.

Правда, он показал свой стиль и свои способности Тиваникси, но это был честный поединок. Он не собирался устраивать сеанс массовой игры с этими двумя. Они находились здесь по праву, тогда как Уолли чувствовал себя кем-то вроде шпиона на чужой территории. Признаки ярости подкатили к горлу, и в глазах замелькали красные пятна. Громадным усилием подавил он это сумасшествие берсерка, стиснув кулаки, чтобы удержать руки от знака вызова.

Один из Седьмых был на взгляд не опасен. Зато второй…

Популярного фаворита звали Боарийи, говорил Ннанджи. Этот другой был выше Шонсу, и это было нечестно; Уолли не встречал никого выше себя в этом Мире. Еще он был моложе. Снова нечестно — Шонсу был очень молодым Седьмым, и Уолли гордился этим.

Боарийи напоминал богомола в человеческом облике. Килт его походил на узкую трубку вокруг сильных бедер, жестких, как бейсбольная бита. У него были челюсти слишком большие для его головы и рот слишком большой для этих челюстей. Прямая линия темных бровей завершала жесткое выражение лица. Он стоял, расслабив одну ногу и скрестив руки игрока в гольф на мощной груди, голова слегка поворачивалась, в то время как глаза разглядывали Уолли с нескрываемой насмешкой.

В этот яростный момент решение появилось само собой.

Гаденыш! Нахальный юнец! Так подумал Уолли, и это все, что он мог сделать, удерживаясь от крика. Думаешь, сможешь взять меня? Ладно же, мистер Боарийи, если тебя так зовут, вот что я тебе скажу: «Ты возглавишь этот сбор только через мой труп!»

Минуту спустя Уолли уже стоял посреди фехтовальной площадки, боясь, что его ярость проступает на лице и видна окружающим. Потом немая картина разрушилась приветствиями вновь пришедших. Он должен был обнажить меч и салютовать как равному… Зоарийи, воину Седьмому.

Это был небольшой, легкий и жилистый человек, среднего возраста, с седыми волосами. Как бы ни было велико его мастерство и высока его скорость, они уже оставили его. Вот почему инстинкты Шонсу не отметили угрозы с его стороны. Облачен он был в простую одежду свободного, украшали его только шрамы. Брови его срослись в такую же линию, как и у его приятеля, да и звали их похоже — отец и сын?

Уолли вытащил рапиру из рук Первого и приветствовал ею. Это можно было посчитать оскорблением, и Зоарийи нахмурился.

Потом салютовал верзила — он небрежно вытащил свой меч и проделал приветствие, не меняя своей неуклюжей стойки. Насмешливое выражение лица его не изменилось. Он действительно оказался Боарийи, популярным фаворитом. С такими-то руками — понятно, почему.

Уолли снова использовал для приветствия рапиру. Возмущение юнца возросло. Одна из его меток на лбу еще даже не зажила.

Наверное, он был немногим старше Ннанджи, смешно — для Седьмого. Тридцать — это нормально. На самом деле система предотвращала слишком быстрое продвижение молодежи. Требовалось время на то, чтобы овладеть тысячью ста сорока четырьмя сутрами, пройти путь Шестого, найти Седьмого в наставники, а потом еще двоих чрезвычайно редко встречающихся Седьмых сразу, чтобы проэкзаменоваться. Весь этот путь можно было пройти к тридцати годам, не раньше. Как Шонсу удалось сделать это быстрее — непонятно. Ннанджи будет легче — у него наставник, действительно о нем заботящийся и умеющий хорошо учить.

Все указывало на то, что Зоарийи управлял Боарийи.

Уолли еще раз взглянул на старшего и решил, что да, этот человек может оказаться куда более проницательным, чем его спутник. Потом он повернулся и, пройдя между скамей, остановился перед Ннанджи.

— Мой меч, пожалуйста.

Ннанджи с сомнением взглянул на своего наставника, но отдал меч.

— Разреши взглянуть! — резко потребовал Тиваникси.

Ннанджи инстинктивно отреагировал на авторитетный тон и протянул седьмой меч кастеляну.

Тот внимательно изучил грифона на рукоятке, сапфиры на ее тыльной стороне, а потом — клинок. Уолли вернул рапиру Первому, ухмылку — Катанджи и улыбку Джие и продолжал спокойно вытираться полотенцем. Толпа ждала.

— Шонсу! — тревожно шепнула Тана, и все удивленно на нее посмотрели.

Она стояла за ним, глядя на Боарийи.

— Не вызывай! — прошипела она.

Уолли отогнал искушение отступить.

— Ни под каким видом! — добавила она тем же шепотом.

— Отличный меч, Лорд Шонсу! — со странным выражением на лице сказал кастелян.

Уолли улыбнулся и кивнул.

— Могу я спросить, откуда он у тебя?

— Мне его дали, — ответил Уолли.

— Он выглядит так, как будто вчера лежал на наковальне.

— Не совсем так — у него был предыдущий хозяин.

Тиваникси побледнел:

— Имеешь ли ты в виду то, что я думаю?

— Да.

Кастелян посмотрел на него долгим взглядом:

— И ты все еще не присоединяешься к сбору?

— Пока не решил.

Тиваникси взглянул на Зоарийи и Боарийи, потом снова на Уолли.

— Я бы не рисковал носить его, — сказал он тихо.

Уолли вспомнил юного Арганари и топаз Чиоксина. Мальчик держал чудесный приз только несколько минут. Потом его у него отобрали и дали взамен другой.

— Все мы должны нести свое бремя, — ответил Уолли.

Он забрал седьмой меч у Тиваникси, все еще смотревшего на него в замешательстве.

— Имя Шонсу хорошо известно в ложе, — раздался голос.

Уолли повернулся лицом к Боарийи и спокойно убрал меч в ножны.

— Про имя Боарийи этого не скажешь.

Глаза юноши налились яростью.

— Не все репутации хороши.

— А ничто — это всего лишь ничто.

Рука Боарийи поднялась, и старший что-то ему тихо сказал.

Лес зеленых Шестых вырос за спинами двух Седьмых, и пустыня красных Пятых легла за ними. Призыва к баррикадам не прозвучало. Воины стояли в боевой готовности, ожидая приказа. Боарийи, как известный фаворит, собрал большую армию последователей и ввел в ней дисциплину.

Уолли оглянулся на своих. Ннанджи хмурился и шевелил губами, как будто повторял сутры. Катанджи потерял улыбку. Тана, бросив очередной предостерегающий взгляд Уолли, отступила, разглядывая противников.

— Его дядя, — тихо сказал Тиваникси, ни к кому особенно не обращаясь.

С теплым чувством облегчения Уолли понял, что кастелян теперь на его стороне.

Боарийи снова через фехтовальную площадку обратился к Уолли:

— Я полагаю, ты пришел присоединиться к сбору, Лорд Шонсу?

— Нет.

Это было сюрпризом, и Боарийи в замешательстве взглянул сверху вниз на человека, который должен был приходиться ему дядей, если замечание Тиваникси что-нибудь значило.

— Это благородное занятие для благородного человека.

— Не сомневаюсь в этом, — спокойно ответил Уолли.

— Испугался колдунов?

Наблюдатели ахнули в унисон. Это был повод к отворению артерий.

Рука Уолли начала подниматься, но тут он вспомнил предостережение Таны. Разве же это поединок за лидерство? Никаких формальностей — вульгарная провокация на вызов. И тогда его осенило. Его хотят вынудить бросить вызов, а Боарийи отклонит его, заявив, что Лорд Шонсу — бесчестный человек. При отсутствии свидетелей и подготовленности противников обвинение — опасная вещь. Если обвиняемый не сможет оправдаться, он вынужден будет поплатиться. Это тем более безопасно, что судить должен будет Тиваникси как гость и промежуточный предводитель сбора, значит, суд состоится немедленно, и времени у подсудимого не будет. Все, чем рисковал Боарийи в этом случае — принять вызов, но он-то выиграет время, чтобы собрать все грязные слухи и укрепить свою позицию. Это был змеино-хитрый план, и он мог быть только детищем Зоарийи. Если же Уолли не поддастся на провокацию, его обвинят в трусости. Единственный выход — постараться получить вызов от Боарийи, так как, бросив его, он тем самым признает Уолли честным человеком. Нельзя сказать, чтобы это было легко сделать, но это единственное, что ему оставалось.

Он прошел медленным шагом на середину фехтовальной площадки, мучительно стараясь придумать оскорбление и с горечью понимая, что бой почти немыслим теперь… и что Боарийи чувствует свое превосходство.

— Позволь задать тебе вопрос, сынок, прежде чем отвечу на твой. Ты когда-нибудь видел колдунов?

Боарийи яростно глянул ему в лицо.

— Нет еще. Но…

— Ну так а я — видел! — заорал Уолли. — И я отвечу на твой вопрос. Да, я боюсь колдунов. Ты это видел? — Он махнул рукой в сторону килтов, висевших над двором за спиной Боарийи, — Любой человек, знающий, что такое колдуны, и все еще не боящийся их, — полный идиот, которого нельзя выпускать из-под присмотра. Но бояться — это не значит отказаться от сражения с ними! В Ове, мой юный друг, мы убили четырнадцать, но я все еще не расплатился с ними за это. Еще четырнадцать я оставляю тебе.

— Нет, Шонсу! Тридцать пять.

Ого! А этот юнец не совсем такой дурак, как кажется.

— Хочешь возглавить сбор, не так ли, сынок?

— Если на то будет воля Богини.

Боарийи, конечно, был уверен, что таковая будет.

Теперь уже почти все слушали, затаив дыхание, перепалку Седьмых.

— Тебе бы получше научиться считать, — прогрохотал Уолли, заставив свой голос отразиться от стен. — Одиннадцать лет назад в Аусе: восемнадцать воинов убиты двадцатью колдунами, швырявшими молнии, потом была убита еще дюжина. За четыре года до этого в Уоле: тридцать два воина убиты двадцать одним колдуном. А два года назад группа воинов сошла на берег…

Он научился обходиться без записной книжки — использовал Ннанджи: оба они повторяли эти цифры по сотне раз. Один за другим перечислял он города петли, рассказывая о потерях… Аус, и Уол, и Сен, и Ка, и Гор… целый гарнизон от одной молнии в Горе. Не исключено, что где-нибудь в библиотеках Вула существовал подобный список, но воины, наверное, слышали обо всем этом впервые. Он проверил эту информацию — Катанджи, Хонакура и моряки помогли ему, осторожно расспрашивая жителей колдовских городов. Пятнадцать лет колдовского влияния и пятнадцать лет тупости воинов. Ни один из них ничему не научился за пятнадцать лет. И Амб, и Ов… сорок человек разлетелись на куски в Ове…

— Так что можешь увеличить этот список, сынок, — завершил он, — добавь еще сорок девять к тремстам тридцати погибшим воинам. Все, что я могу тебе посоветовать. Как далеко ты хотел бы его продолжить, может, до тысячи трехсот тридцати?

Последние отзвуки эха замерли в гробовой тишине. Боарийи и его дядя были потрясены не меньше других. Да, абсолютно все были потрясены. Лорд Шонсу своим списком погибших разбил пафос сбора в Касре по поводу связки килтов. Первым опомнился Зоарийи.

— Ты был кастеляном здесь. Лорд Шонсу! Почему не действовал быстрее? Почему не созвал такой же святой сбор?

Какую-то секунду Уолли размышлял, не вызвать ли его, несмотря на его седины, но проблема была та же — он мог отказаться.

— Благодари Богиню, что я не сделал этого, Лорд Зоарийи! — Он снова махнул в сторону килтов. — Тогда здесь бы висела их тысяча, а не пятьдесят. Я не знал тогда, как бороться с колдунами. Теперь знаю. Я доказал это в Ове!

Он повернулся и пошел назад. Есть надежда, что его оставят пока в покое — им надо подумать. Тиваникси стоял бледный — Шонсу доказал бессмысленность сбора.

Он еще шел, когда Боарийи снова заговорил:

— Но ты не штурмовал башню в Ове! Что это за военачальник, отзывающий своих людей, когда победа уже почти в руках?

Упоминание об Ове не пугало его. Уолли кивнул Катанджи, который подпрыгнул от возмущения, звякнув своей гипсовой повязкой по рапирам, и невольно шагнул вперед. Уолли повернул его лицом к Боарийи и, обняв за плечи, встал рядом.

— Это, милорды, Новичок Катанджи, подопечный моего названого брата, а значит, и мой тоже. Я не могу представить его, потому что он не сможет салютовать искалеченной рукой. — (А ты можешь ему не ответить, что вынудит меня бросать вызов.) — Он покалечен молнией колдунов. — Уолли возвысил голос над появившимся ропотом. — Вы все примите к сведению! Это храбрейший человек из всех, здесь собравшихся. Он сходил на берег в каждом колдовском городе, ежеминутно рискуя жизнью. Его поймали в Ове, и мы его спасали. Он был внутри башни и видел там все — наверное, это единственный воин за всю историю Мира, вернувшийся оттуда живым.

Он подождал, пока утихнет волна восклицаний, порожденных сенсацией.

— Как велика башня, Лорд Боарийи? Как толсты ее стены. Лорд Боарийи? Как много в нее входов, Лорд Боарийи? Как высоко нижние окна, Лорд Боарийи? Не знаешь, Лорд Боарийи? А вот Новичок Катанджи знает! Он знает о колдунах больше, чем ты когда-нибудь слышал, Лорд Боарийи. И я говорю, что он лучше бы справился с предводительством сбора, чем ты.

— Стоп! — Тиваникси выступил вперед, встав между врагами. — Это не тема для обсуждения на публике. Лорд Зоарийи, Лорд Боарийи, вы должны простить меня. Лорд Шонсу, я хотел бы переговорить с вами наедине.

Уф! Спасен!

Тиваникси повернул Уолли и Катанджи лицом к остальным.

— Мастер Ннанджи, тебе нужно встретиться с клеймовщиком. Здесь у нас есть портной, который сошьет тебе нужный килт. Лорд Шонсу, не могли бы мы удалиться в музей?

— Вы уверены, что моим людям не станут докучать?

Тиваникси нахмурился и пальцем подозвал Шестого. Отдал несколько приказов и повернулся снова, глядя только лишь на одного Уолли.

— Прошу тебя. Лорд Шонсу.

— Только после тебя. Лорд Тиваникси, — вежливо отозвался Уолли.

Глава 5

Тиваникси прошел в юго-западный угол, быстрыми взглядами показывая Уолли двери в каждом углу огромного прямоугольника. По форме окон тот понял, что каждая ведет на лестницу. Простой, хороший архитектурный план, насмешливо подумал Уолли, ничего такого, что могло бы запутать воинов.

Лестница поднималась все выше и выше, края ступеней были стоптаны сапогами нескольких поколений. Везде сидели и стояли воины, было шумно, пахло человеческими телами. Но как только приближались двое Седьмых, голоса стихали. Чем выше, тем прохладнее и чище становился воздух. Наконец они забрались наверх и остановились, оценивая, кто больше запыхался.

— Попробуем сдвинуть стол? — предложил кастелян.

Здесь была одна-единственная дверь, которую подпирал гигантский железный стол о шести, а не о четырех ножках.

— Одной рукой, — легко отозвался Уолли.

Но двум сильным мужчинам оказалось довольно тяжело сдвинуть этого монстра, не повредив ноги и другие жизненно важные для воинов части тела. Пол вокруг был заметно выщерблен и покорежен, Уолли заметил несколько каменных заплат. Посещать музей можно было только в компании двух-трех крепких мужчин. Мир не знал замков.

Массивная дверь распахнулась с мучительным скрежетом. Воины вошли в длинную галерею, пахнущую мышами, плесенью и древностью. С одной стороны были заросшие пылью окна, с другой — панели, увешанные сотнями ржавых мечей. Пол был скользок от грязи и плесени. Вдоль стен стояли столы, заваленные безымянными реликвиями, над головой висели изъеденные молью знамена, от старости потерявшие свои цвета — теперь они все были окрашены в одинаковый серый. Даже воздух здесь казался древним. Одно из окон протяжно поскрипывало на ветру.

Уолли содрогнулся, переступив вслед за Тиваникси порог этой мертвой комнаты. Кастелян остановился и снял обломок меча со стены.

— Рубин, — сказал он. — Пятый. Как говорят.

Он положил его бережно на ближайший стол, предварительно смахнув им же кучу тряпья на пол. Тучи пыли поднялись в воздух. Уолли положил рядом седьмой меч.

Тиваникси стал их сравнивать. Уолли, оставив его за этим занятием, принялся разгуливать по комнате из конца в конец. Он никогда не видел помещения, действовавшего на него более подавляюще; вот все, что осталось от молодых, сильных, доблестных людей, чьи имена потомки уже и не помнят. Возвеличенные килты когда-нибудь будут принесены сюда, наверное, с помпезной церемонией и пустыми словами. Мыши проедят их, и станет еще одной кучей тряпья больше.

Он повернулся, чтобы разглядеть ржавые мечи на стене. Они были всевозможного фасона и качества. Среди них попадалось много длинных. Может, народ Мира раньше был крупнее. Скорее нет, боеспособные мечи стали делать короче.

Он вернулся к Тиваникси, который счистил точильным камнем ржавчину с обломка и теперь разглядывал клинок. Рукоятки у него не было. Выплыло почти неопределенное воспоминание… Казалось — это единственный проблеск личной памяти Шонсу: половина меча без рукоятки и опознавательных знаков. Никаких опознавательных знаков… как и на всем в этой угнетающей комнате.

Сравнить мечи было нетрудно. Воины, сражающиеся с чудовищами, — на одной стороне и девы, играющие с ними, — на другой. Разными были сюжеты, да и позы не повторялись в точности, но мастерство спутать с другим было невозможно.

— Я убедился, — сказал наконец Тиваникси, все еще не отрывая взгляда от мечей.

Потом он поднял седьмой и проверил его балансировку и гибкость. Вернул меч Уолли, наградив его пристальным взглядом.

— Слишком длинен для меня, — сказал он.

— Но не для нашего костлявого друга.

Тиваникси покачал головой, потом снова перегнулся через стол и продел руки через свою кобальтовую перевязь.

— Ты никогда не был в этой комнате, милорд?

— Нет.

— И ты не знаешь Доа?

— Кто это?

Кастелян вздрогнул:

— Менестрель… Шонсу должен бы знать Доа.

Уолли не выдержал, хотя, возможно, он уже решился на это раньше.

— Я — Шонсу и я — не Шонсу, — сказал он. — Сейчас я расскажу тебе, а ты потом сам решай, послан я Богиней или колдунами.

Тиваникси кивнул. Он был храбрым человеком, если остался один на один с человеком, который мог оказаться колдуном. Взгляд его напрягся.

И Уолли рассказал ему всю историю Уолли Смита и Шонсу, и это заняло много-много времени. Кастелян слушал в полной тишине, не сводя глаз с лица рассказчика. Уолли тоже, в свою очередь, следил за его реакцией. Да, это был необычно интеллигентный воин — не твердолобый бык, хладнокровный убийца, как Шонсу, и даже не тупоголовый пижон Полини. Была надежда, что с этим человеком можно было бы сотрудничать… но смог ли он поверить?

Когда он кончил, Тиваникси спросил:

— И единственный свидетель всему этому меч?

— Есть еще жрец, — ответил Уолли, — Седьмой из Ханна.

Даже в таком Мире, где люди не всегда знали название ближайшего города — так как они могли поменяться местами, — любой слышал о Ханне. Ханн здесь был Римом, Меккой, Иерусалимом.

— И еще мои родительские метки. Не знаю, какие были у Шонсу, но, наверное, не такие.

Кастелян подошел к нему, потом снял свою заколку, сдерживающую волосы. Уолли в недоумении уставился на него, спешно роясь в памяти Шонсу, чтобы понять смысл этого ритуала.

Распустил волосы! Потом он попытался использовать знания двух миров. Дословный перевод одних понятий в другие ничего не давал — перед ним стоял красивый мужчина в кожаной перевязи, распустивший по плечам волосы цвета старого золота. Распустивший волосы! Это значило, что он не будет драться с ним на поединке, что он верит в его честность.

Не меняя выражения лица, Уолли снял свой сапфир, и его черные волосы рассыпались, обрамляя лицо.

— Так случилось, что я знаю родительские метки Шонсу, — сказал Тиваникси. — Ты… он… оставил здесь нескольких молодых. Первого и пару Вторых. Один из них подавал сегодня шпаги, но ты не узнал его. — Он поколебался. — Они рассказывают шутку — оба родителя Шонсу были мужчинами. Так говорили, потому что на обоих веках у него были мечи.

— Говорили за его спиной? — хохотнул Уолли.

— Думаю, далеко за его спиной, — улыбнулся кастелян.

Это могло служить проверкой — перед ним стоял не Шонсу.

— Я признаю, что твой меч — седьмой меч Чиоксина, милорд. Но его никто не носил семь сотен лет. Никто не знал, где он был. Ни одна королевская семья не могла бы хранить тайну так долго… но вот храм мог. Он отдал его Богине…

— Говори!

— Ты мог бы получить его в храме Ханна.

— Я не получил его там. Спроси у жреца.

Тиваникси принялся расхаживать по комнате, эхо его шагов распугивало мышей, сапоги поднимали тучи пыли.

Все еще расхаживая, он сказал:

— Я чуть было не обвинил тебя. Твое фехтование заставило меня усомниться. Если бы колдуны сделали такого человека, как ты, мы все давно были бы уже мертвы. Меч запутал меня окончательно. Твои рассказы о колдунах лишили меня уверенности. Если ты и вправду разведал левый берег, то мне стыдно, что я созвал сбор, не зная, что смогу противопоставить колдунам. Нам нужно твое руководство!

— Остается открытым один вопрос, — сказал Уолли. — Сейчас перед тобой другая проблема. Даже если предположить, что я послан богами, могу ли я считаться человеком чести? Я совершил несколько не совсем приглядных поступков. Особенно в Аусе. Я сошел на берег — идиот! Без своего меча — еще больший идиот! Меня схватили и дали возможность выбора — погибнуть сию минуту или ползти на свой корабль по земле. Я был на пристани. Можно было бы прыгнуть. Вместо этого я пополз. Возможно, это было неправильным решением.

Странное выражение появилось на лице Тиваникси. Он подошел к одному из окон, как будто пытаясь рассмотреть что-то сквозь золотящуюся пыль.

— Очень немногим воинам не приходилось жрать грязь время от времени, — сказал он очень тихо.

Это было для Уолли новостью. История Шонсу была для него закрытой книгой; единственный воин, которого он знал, Ннанджи, никогда бы не позволил себе этого. Но Ннанджи был слеплен не из обычного теста.

— Когда я был Вторым, — сказал Тиваникси, — я был вызван на поединок. — Он старался повернуть рассказ юмористической стороной, но его голос звучал напряженно. — Он был двумя рангами меня выше, и у него были красные глаза. Он показал знак. Я не принял вызова. Он потребовал ритуала унижения. Он даже заставил меня так пройти по городу и собрал моих друзей посмотреть. И я сделал, как он хотел! Все время я говорил себе, что потом пойду и омою свой меч кровью.

Уолли был потрясен… и молчал.

— Я спустился к Реке, — шептал кастелян в окно, — я простоял на границе воды час, и ноги мои не двинулись с места. Потом я пошел домой и отпустил волосы… Я никому не рассказывал об этом раньше, милорд.

— Я никому не скажу, — дал обещание Уолли. — Но ты заходил в Реку, когда созывал сбор?

Уолли считал, что теперь он может спросить об этом.

Кастелян рассмеялся и повернулся к нему лицом.

— О! Ну, это совсем другое дело. Я и не говорил себе, что сделаю это, — я говорил другим. Там была толпа! Это было церемонией. Мы выставили перед собой умирать сорок девять волов. — Его передернуло. — Но ощущение очень странное. Я хотел сказать, — продолжил он, — что большинство из нас отступается иногда от правил воинов. Ты сделал это для колдунов, и этим все сказано. Если бы такое случилось со мной, я не долго бы помнил об этом, разве что кто-нибудь стал со мной драться. Подобное всегда служит поводом для драк. Но не знаю, стал бы я претендовать на то, чтобы возглавить сбор. Понятно!

— То, что было в Ове, — другое дело. Я не стыжусь Ова. Я принял правильное решение.

Тиваникси согласно кивнул:

— Думаю, да. У тебя не было армии, только горстка воинов, не было связи, ты даже не мог отдавать приказов, так как не знал их имен. Ты был прав, но только высокоранговые знают сутры о стратегии. Остальные не поймут.

— Расскажи мне о нынешнем положении, — попросил Уолли.

Кастелян поморщился и снова облокотился на стол.

— Древние сказания не совсем ясны, но, кажется, мы должны ждать семи Седьмых. Когда придет последний, я объявлю поединок.

Он мрачно уперся взглядом в свои сапоги.

— Надеюсь, он не будет слишком страшным.

Неожиданно сильный порыв ветра дернул сломанную раму окна.

— Вижу, что созыв сбора — занятие не для слабого. А что, если два поединка?

— Я буду биться с первым, потом оставшийся в живых объявит новый поединок и будет биться со следующим. Тот, кто останется последним, станет предводителем.

— Тогда скажи, что будет, если я выиграю. Предположим, я побью Боарийи. Присягнут они мне?

Пришлось долго дожидаться ответа, потом Тиваникси оторвал взгляд от сапог и принялся теребить прядь волос.

— Не думаю. Не Шонсу. Думаю, они разбегутся или взбунтуются. Но до этого не дойдет. Боарийи обвинит тебя. Зоарийи сегодня сообразит, что нужно делать, — у них будет время на подготовку, на поиски свидетелей, видевших тебя в Аусе. Они, наверное, уже выставили караульных на пристани — у них много людей.

Уолли мрачно кивнул.

— А Шонсу потерял армию или предал ее. И теперь он явился за новой. Бог дал мне трудную задачу, Лорд Тиваникси, даже не считая моих личных проблем.

Кастелян кивнул:

— Повтори мне еще раз его загадку.

— В ней семь строф, — сказал Уолли. — Сначала говорится, что нужно сковать моего брата, и я сделал это, когда связал себя и Ннанджи братской клятвой. Предвидя мой глупый поступок в Аусе, Бог позаботился о том, чтобы собрать для меня армию — спасенный «Сапфир», кроме того, он дал мне возможность ознакомиться со всеми колдовскими городами, проведя меня по всем их портам. Затем я должен был овладеть мудростью, и Катанджи дал мне ее, узнав правду о колдунах. И последнее — я должен вернуть меч, но пока я не представляю, как это сделать.

Тиваникси улыбнулся:

— Ты уже и это сделал. В соответствии с местными традициями. Чиоксин был из Касра.

Обет Уолли был выполнен.

— Меч был сделан в этой ложе.

Уолли кивнул, ему показалось, что он слышит заливистый смех маленького Бога. Ты провел меня! Боги и раньше проделывали с ним разные фокусы, позабавились они и на этот раз. Он надеялся, что это доставило им массу удовольствия.

— И ты об этом не знал! — Тиваникси внимательно посмотрел на Уолли, скорее утверждая, чем спрашивая.

— Значит, теперь я должен соответствовать предназначению меча, — мрачно сказал Уолли. — Возглавить сбор, очевидно. Кто-нибудь понесет его. В конце концов трое из семерых могут сделать это хоть сейчас.

Тут он подумал, а почему, собственно? Во главе сбора должен стать лучший воин в Мире. Обычные, бравшие меч Чиоксина, вскоре погибали. Эпосы не обращали на это внимания. Герои есть герои.

— Сколько сейчас времени? — спросил он. — Ты не успел бы провести какого-нибудь Шестого?

— Не сейчас, — ответил кастелян, снова начиная ходить.

Он говорил с отсутствующим видом, мысли его еще крутились вокруг больших проблем.

— Думаешь, что смог бы заполучить не меньше парочки Седьмых и три дюжины Шестых, да? Но многие не мечтают о повышении. Одних уже нет с нами. Другие оставляют надежду и не учат сутры — зачем, когда им неплохо и Шестыми. Кое-кто, конечно, идет на это. Но на все нужно время. Некоторые уже попробовали, провалились и ждут следующего года.

Он усмехнулся.

— Мы с благородным Фиендори не разлучались с тех пор, как оба были Третьими. В хорошие дни он мог побить меня, как мальчишку… Но сутры! Зоарийи спрашивал его девятьсот двадцатую. Он начинал тысячу тринадцатую, продолжал ее восемьсот семьдесят второй и кончал девятьсот восемнадцатой.

Он посмотрел на Уолли долгим, долгим взглядом. Видно, он принял решение. Уолли так уже привык к седьмому мечу — его красоте, его легенде, что ощущал все это притупленно. В мире, где только колдуны умели читать. Богиня не могла снабдить его рекомендательным письмом: «Податель сего, наш доверенный, возлюбленный Шонсу…» Она дала ему другую хорошую вещь — величайший из когда-либо сделанных мечей. И Тиваникси услышал послание.

— Принимаю тебя. Лорд Шонсу, как посланника Богини с Ее мечом. Очевидно, Она хочет, чтобы мы вооружились твоей мудростью, как и твоим мечом. Но предупреждаю, если ты предатель, я сам убью тебя.

— Я не предам вашего сбора, милорд, — сказал Уолли, удивленно покачав головой. Перед ним стоял умный человек, из него мог выйти хороший друг. Потом он вспомнил свои ночные сомнения… На чьей он стороне? И тоже принял решение.

— Я еще не слышал одного, — сказал он, — с какой целью назначен этот сбор? Если вы собираетесь драться с гражданскими на левом берегу, то я не хочу принимать в этом участия.

Кастелян взял обломок пятого меча и старательно водрузил его на место.

— Я хотел мстить за Шонсу, — усмехнулся он. — Но теперь, когда ты вернулся, возникла некоторая проблема, не так ли? Есть еще и разные слухи, как ты знаешь. К тому же жрецы, как всегда, плетут словеса, интересуясь, например, как я смогу призвать колдунов в качестве свидетелей и тому подобное. Да еще никто из нас не знает, сколько городов занято! Так что в конце концов мы решили назвать сбор в Касре «За восстановление чести воинов». Звучит обнадеживающе, не так ли?

— И правда, очень хорошо! — сказал Уолли. Такое название никого ни к чему не обязывало, и каждый воин должен был поддержать его. Хотя, подумал он, хорошо бы знать мнение жителей Касра по поводу чести воинов.

— Воины соберутся к закату, — гордо произнес Тиваникси. Должно быть, он надеялся стать предводителем, так как считал себя безупречным как человек, созвавший сбор, как единственный, чьи молитвы были услышаны. — А теперь Она прислала нам Свой собственный меч!

— И кто же понесет его? — спросил Уолли, теперь была его очередь начать расхаживать по комнате.

— Он — лучший воин, милорд. В восемь или девять раз лучше других. Я не могу с ним даже сравниться. Конечно, его кругозор… — Кастелян улыбнулся. — Ну да это не страшно! Он невероятно быстр и владеет обеими руками. Зоарийи обучил его всем секретам ремесла. Может быть, ты смог бы лучше, если бы больше практиковался. Ты покрылся ржавчиной, как рубиновый меч. Я бы так сказал.

— Какой же из него будет предводитель? — грустно спросил Уолли. — Дядя будет его мозгами?

— Конечно. Но ты ведь знаешь кровавую клятву — абсолютная власть. Он может велеть своему дяде выпотрошить самого себя, если захочет этого, раз он принял от него такую клятву. И он на это способен! Если мне не удастся стать лидером, я бы скорее захотел, чтобы им стал ты, милорд. Ты, конечно, можешь оказаться предателем, но Боарийи — это известное зло.

Уолли дошел до дальней стены и повернул обратно.

— Каковы его лидерские качества?

Тиваникси поморщился:

— В его возрасте?

Уолли был удивлен. Ему не приходило в голову, что лидерские качества зависят от возраста. Ннанджи, наверное, обладал ими и уже не раз доказал это.

Но в ту же минуту он понял, что это языковые трудности, а возможно, даже и культурные — для воинов лидерство предполагает бесспорное публичное признание, опыт, доблесть… точного перевода не получалось.

— Я верю, что предположительно должен стать лидером. Но ты говоришь, что я не могу победить Боарийи и что сбор в любом случае меня не примет.

— Ты знаешь, как бороться с этими молниями?

Уолли пожал плечами:

— Они у них трех видов. Все остальное, в основном, — фокусы. Ключ — в скорости, но против башен это не поможет, хотя у меня есть кое-какие идеи. Если Боарийи станет предводителем, примет ли он мои советы?

— Сомневаюсь, — сказал Тиваникси. — Превращение в Седьмого ударило ему в голову, а превращение в сеньора вообще вскипятит его мозги. — Видно, его раздражал этот выскочка Боарийи. — И тебе придется отдать ему меч! Он наверняка не заметил его, а может, никогда не слышал о Чиоксине. Но сейчас ему, конечно, уже рассказал кто-нибудь из его людей. Несомненно, — сказал он, озабоченно нахмурившись. — Удивительно, что он до сих пор еще не пришел на тебя взглянуть. Но он точно не даст вынести его из ложи.

Он подошел к окну и шепотом сказал через плечо:

— Замени его на другой, милорд. Выбери любой со стены. Я велю выдать тебе его, и ты сможешь вложить его в свои ножны.

Уолли вдруг осознал, что для этого он слишком человек чести. Уйти отсюда с ржавой реликвией в ножнах и с седьмым мечом под мышкой — значило публично признать, что он больше не имеет права его носить, а теперь он, как никогда, нуждался во всем уважении и самоуважении, на какие только мог рассчитывать.

— Да, он уже внизу, — сказал Тиваникси.

— Есть здесь запасной выход? — спросил Уолли. — Если я успею вернуться на свой корабль, я буду в безопасности. На «Сапфире» я смогу побить любого.

Кастелян обернулся. Нахмурился и пожал плечами.

— Есть. Пойдем.

Они подобрали свои волосы и пошли, оставив дверь открытой, позволив привидениям возвращаться в их мрачное обиталище.

— Оставь стол, — сказал Тиваникси, когда Уолли остановился за дверью. — Я пришлю молодых зарабатывать грыжу. — Он начал спускаться по лестнице. — Я могу проводить Мастера Ннанджи и остальных с эскортом. У тебя есть какое-нибудь слово для пароля?

Уолли подумал, потом усмехнулся:

— Убийца земляных червей. Он походил на него, когда мы впервые встретились.

— Сейчас он больше походит на кобру, Лорд Шонсу! Жаль, что он знает еще не все сутры; у него неплохие шансы попытаться стать Шестым.

Они спустились на второй этаж. Там были две двери по сторонам лестницы.

— Сюда.

Дверь вела в другую длинную комнату — душную, мрачную, заваленную сломанными колесами и небольшими тючками с вещами, которые свободные мечи могут иметь при своей цыганской жизни. Все комнаты ложи, должно быть, одинаково спроектированы — длинные и узкие, с окнами или балконами, выходящими на одну сторону.

— Если не появится другой Седьмой, сколько у меня времени? — спросил Уолли, пока они по ней шли.

— Боюсь, что очень мало! Ты заявил, что не присоединяешься к сбору, следовательно, они могут не брать тебя в расчет. Но если не появится другой, не думаю, что мы можем ждать дольше. — Они прошли в дверь и спустились на несколько ступеней по лестнице. — Город больше не может выносить это.

Так, значит, Тиваникси озабочен тем, что творится в городе?

— Ты не можешь наладить дисциплину?

Он сердито взглянул на него:

— Я пытался. Это чревато открытой войной моих людей против ваших. Здесь есть неподчиняющиеся Шестые и парочка Пятых; нарушений дисциплины меньше среди завербованных, я думаю. Седьмые умеют поддерживать порядок в своих армиях. Но остальные безобразничают. Горожанам это тяжело. Налоги — тоже проблема, я не представляю, сколько можно брать, а старшины стонут, когда я прошу еще денег.

Он открыл следующую дверь, и они вошли в новую комнату. Половина стекол в ее окнах была выбита, панели выдраны из стен. На полу валялись сломанная мебель, драные перевязи, рваная одежда, стояли коробки, забитые этим мусором. Пол местами был выщерблен, облака трухи поднимались вокруг их ног.

— Скажи старшинам, что питание сбора обойдется им дешевле, чем постройка колдовской башни.

Тиваникси остановился, глядя на него.

— Я никогда об этом не думал.

— Это их следующий логический шаг.

— Колдуны не смогут перебраться через Реку.

— Смогут! Уверяю тебя. Лорд Тиваникси, сейчас по крайней мере один колдун находится в этом дворе. Скорее всего под видом раба или торговца, или еще кого-нибудь, не вызывающего подозрений. Новости о моем прибытии уже на пути в Вул.

Глава 6

Уолли уже приготовился отправиться на корабль в одиночестве, как Тиваникси, взглянув на его заколку, тактично предложил снарядить эскорт, который возглавил его старый друг Фиендори, Шестой. Таким образом, Уолли промаршировал через узкие улочки и широкие площади в сопровождении Фиендори и полудюжины воинов за спиной.

Уолли радовало новое открытие, все сомнения растаяли. Благодаря амбициям Таны ему стала понятна видимая телепатия колдунов. Дерзкая девчонка! Она черпала содержание сутр и из него, и из Ннанджи, и из своей матери, так что никто не знал, у кого она учится. Очевидно, Ннанджи считал, что это Уолли подготовил ее на Четвертую, желая сделать ему сюрприз. Он задумался, сколько же сутр знает Брота — морские крысы не слишком утруждали себя зубрежкой.

Чтение по губам было распространено у речного народа, оно было полезно для общения при сильном ветре, когда невозможно было услышать голос. Колдуны развили его и применяли вместе с телескопом. Это был типичный метод колдунов — немного технологии вкупе с ловкостью фокусников производили эффект магической силы. Видно, они знали о телескопе — и на Земле-то ему следовало бы появиться гораздо раньше, чем это случилось на самом деле.

Кроме того, Уолли исчерпал загадку Бога. Он вернул меч в ложу, где тот был сделан. И соединил ход событий, соответствуя предназначению меча тем, что принял решение возглавить сбор.

Теперь необходимы были действия. Боарийи был нахальным мальчишкой. Тиваникси выглядел вполне интеллигентным, хотя и питал еще некоторые подозрения. Его угораздило созвать сбор в плохое время года — накануне зимы. Он собрался выступать, не разузнав ничего о враге. Он совершенно не позаботился о финансовой стороне. Вера в Богиню — это хорошо, но Боги помогают тем, кто понимает, что делает. Сбор нуждался не только в превосходных знаниях Уолли о колдунах, ему необходимы были: определение целевых направлений, исследование затрат, критическое обследование подходных путей, определение структуры иерархии подчинения, бюджетный прогноз-Битва при Ове показала Уолли, что колдуны были просто вооруженными гражданскими, терявшими головы при встрече с тактикой воинов. Однако просчеты Тиваникси доказывали, что в стратегии более высокого ранга колдуны могут оказаться лучше воинов. Сутры по стратегии существовали, но кто ими пользовался? Войны были редки в Мире. Немногим воинам приходилось командовать дюжиной или около того подчиненных, тогда как колдуны, похоже, привыкли разрабатывать тщательные планы на пятнадцать лет. Теперь они начали выходить из городов левого берега. Им придется либо удовлетвориться своими нынешними победами, либо переходить через Реку. Колдуны умели писать и обладали летописями; они были объединены в организацию и могли видеть дальше сегодняшних событий. Уолли Смит все еще не потерял способность думать тем же образом, хотя и превратился теперь в неграмотного. Он немного знал историю другого мира, более воинственного, чем этот. Его чувство стратегии и планирования было куда лучше, чем у других воинов. Они были варварами железного века; он же — образованным, культурным и в определенных вещах более информированным технологом двадцатого века… который оказался в варварской оболочке железного века. Сбору необходим был его образ мыслей не меньше, чем его знание колдунов. Он должен был каким-то образом поставить себя во главе его.

Каким?

Ему нужно было предпринять что-то драматическое, и он не мог требовать от богов чуда. Но героям всегда сопутствует удача. Теперь он не знал, что ему следует сделать, и удача становилась жизненно необходимой.

Воины с их естественным неприятием его были одной проблемой. Сам по себе Боарийи — другой. Бог намекнул, что существует еще один воин не хуже Шонсу — кто же, если не Боарийи? Это было явным предостережением — если встречаются два воина, равных по силе, и один из них имел достаточную практику, а другой — нет, на чьей стороне окажется победа?

Ладно.

Ему нужна была практика, то есть — соперник. Ннанджи был недостаточно хорош. Но тут Уолли осознал, что рядом с ним вышагивает Шестой, который иногда может побить самого Тиваникси. Кастелян заставил себя долго ждать, отправившись на поиски Фиендори, оставив Уолли за прикрытой дверью. Это значило, что друг Фиендори был достаточно скор, чтобы уйти далеко за короткое время их беседы, разве не так?

Когда Уолли дошел в своих рассуждениях до этого места, они оказались уже на широкой, продуваемой ветром торговой площади, где Река просвечивала через лес мачт и парусов. «Сапфир» стоял невдалеке, ниже по течению. Уолли показал Фиендори на него.

Шестой был улыбчивым, приятным на вид парнем, не слишком высоким, но грациозным и сильным.

Уолли начал беседу с того, что спросил, как и когда он пришел в Каср. Он ответил, что команда свободных Лорда Тиваникси пришла сюда из Кво, прослышав, что в Касре есть ложа, и решив устроить продвижение одному-двум молодым. Они появились где-то через три дня после ухода Шонсу, нашли четверых Первых и двух Вторых, пытавшихся навести порядок с весьма сомнительным успехом.

— Они грабили дом за домом, милорд, — сказал Фиендори с ударением, правда, не объясняя, кто такие эти «они». — Мы прокатили несколько голов через эту улицу, вот здесь, милорд, и сразу все прекратилось!

Ясно, что в глазах Фиендори Лорд Тиваникси был идеальным воином, героем в лучших традициях, который очистил город и остался в нем дожидаться возвращения Шонсу. Проходили недели, начали появляться слухи о поражении, более или менее справедливые, и Тиваникси стал кастеляном вместо Шонсу. Его люди не возражали. Любая обязанность перед Богиней, принятая на себя их руководителем, была хороша.

— Не знаю, говорил ли тебе кастелян, — сказал Уолли, — но мне нужна некоторая практика — я очень много времени провел на корабле.

Широкая улыбка осветила лицо Фиендори.

— Он сказал мне, что я должен предоставить себя в твое распоряжение, милорд, если я чем-нибудь смогу быть полезным твоей милости. Связной найдет меня, когда в этом будет необходимость.

Неплохо для Тиваникси! Он начинает учиться заглядывать вперед. Уолли выразил свою благодарность.

— Тогда нам нужно широкое пространство, — сказал он, — и уединенное. Он очень высоко отзывался о твоем мастерстве. Поминал ли он тебе о моем мече?

— Да, милорд. — Фиендори метнул взгляд на рукоятку. — Большая честь, но и большая ответственность, если я могу так сказать.

Уолли подумал, что этот Шестой рожден быть подчиненным и что на нобелевского лауреата по оригинальности мышления он, пожалуй, не потянет, но его замечание звучало как тактичный намек на то, что нужно держаться подальше от Боарийи. Он уже собирался спросить, не знает ли он какого-нибудь закрытого двора, как их разговор был прерван каким-то разгоревшимся спором.

Двое рабов попали в затруднительное положение на сходнях «Сапфира». Между ними находился паланкин. Раб на сходнях принял основной вес и готов был упасть. Передний раб оказался лицом к лицу с Томияно, а в Мире не существовало силы, способной заставить Томияно впустить паланкин на палубу. Раб, со своей стороны, выполнял приказ, и какой-то Третий не мог служить для него преградой. Непреклонная сила столкнулась с неподдающимся объектом.

Воин седьмого ранга, однако, думал иначе. Уолли приказал нижнему рабу отойти назад, и верхнему ничего не оставалось, как последовать за ним. Паланкин вернулся на причал, и рабы поставили его на землю. Уолли бодро помахал Томияно. Потом подошел к паланкину и отдернул занавеску.

Как он и ожидал, внутри сидел Хонакура, беззубо улыбаясь.

— Я так и подумал, что потрясающий землю голос принадлежит тебе, милорд, — хихикнул он. — Ты был в ложе. — Это не было вопросом, Хонакура умел получать информацию от булыжников. — Ну и как Лорд Боарийи?

— Боюсь, что слишком хорошо, — ответил Уолли. — А как Лорд Кадиуинси?

— Совсем дряхл! — прошептал старик. — Но я помогу ему.

После чего принял руку, чтобы выйти. Черные одежды Безымянного были забыты. Жрец казался по-прежнему худеньким, плешивым и беззубым, но семь волнистых линий теперь открылись на его лбу, а небесно-голубые шелковые одежды придавали ему этакий респектабельный отпечаток святости. Лицо его было угрожающе серым, и выглядел он очень усталым, но чувствовал себя уверенно, и он мог повергнуть ниц воина любого ранга. Уолли отступил и, вынув седьмой меч, приветствовал равного, Хонакура отвечал дребезжащим, старческим голосом. Потом Уолли представил Досточтимого Фиендори, Шестого, весьма смущенного.

Уолли давно уже доверял жрецу. Поэтому он отвел Хонакуру и Фиендори в сторону от сходен, где уже собирались прохожие — поглазеть на Седьмых.

— Святейший, — ввел он Хонакуру в курс дела, — его честь и я как раз разговаривали о том, где бы найти уединенное и просторное место для нескольких уроков фехтования. Комнаты, как ты понимаешь, не подходят.

Хонакура глянул на него, явно находя удовольствие в ситуации.

— Меня просили передать, что жрецы Касра будут более чем рады иметь возможность помочь любым образом Ее ставленнику.

Вот так-то, Б о а р и й и!

— Ну тогда мы готовы, — сказал Уолли Фиендори. — Сегодняшний день уже почти прошел, встретимся в храме утром. Полагаю, мы могли бы подогнать «Сапфир» туда?

— Боюсь, что там слишком мелко, милорд. Но вы могли бы стать на якорь неподалеку и подплывать к берегу на шлюпке. Госпожа Брота уже и так раздражена ценами за стоянку.

Уолли рассмеялся и согласился. Он отпустил свой эскорт и повел жреца к сходням.

Превращение не прошло незамеченным, и вдоль планшира вырос ряд любопытных лиц. Томияно был настолько ошеломлен, что отдал приветствие старшему и пробурчал, что его корабль почитает за честь принимать такого гостя. Остальные моряки стояли разинув рот, словно увидели, как из обычного яйца вылупился дракон. И это был тот человек, который чистил чайники на их камбузе? Престиж Седьмых был так велик в этом Мире, что никто не нашел странным, что Уолли старательно представил старику каждого для приветствия. Каждый салютовал, потом дожидался ответа. Когда церемонии закончились, все замолчали, не зная, что делать. Хонакура оглядел лица, прошел к своей любимой пожарной корзине, уселся на нее и захохотал. Тогда все вокруг рассмеялись.

Прибрежная торговая площадь к вечеру опустела, небо на востоке заалело, и даже ветер, казалось, покончил с дневными работами. Уолли наконец смог отдать должное элю, который спросил себе раньше. Он послал пару пива на берег рабам — чтобы им было не так скучно стоять. Потом уселся на соломенную крышу, тогда как весь экипаж «Сапфира» собрался вокруг него — послушать о дневных событиях. Он рассказал о том, что случилось в ложе.

— Что будем делать теперь, великий предводитель? — вопросил Томияно с соседней соломенной крыши.

— Возможно, останемся на корабле, — ответил Уолли. — Если очень высокий Седьмой появится здесь, не трать на него язык — он может его отрезать, а предоставь его мне; остальных можешь брать на себя.

Собственно, существовала вероятность появления Боарийи на пристани в поисках седьмого меча. На палубе Уолли мог легко с ним справиться. Зоарийи мог и не знать, что в Мире существуют два способа фехтования. А даже если и знал, то вряд ли был совершенен во втором.

— Ну а потом? — настаивал капитан. Уолли не понимал, куда запропастился Ннанджи с остальными — им пора было бы уже появиться, — но принялся рассказывать в перерывах между пивом и орешками.

— Существуют две проблемы. Фаворит, предположительный победитель битвы за лидерство — жираф в шкуре человека по имени Боарийи. Мне сказали, что он лучше меня.

— Ерунда! — пробормотала ободряюще Брота.

— Может быть, и нет! У него руки, что твой бушприт. Поэтому я решил слегка попрактиковаться. Срочно! Вторая проблема — это то, что воины мне не доверяют. Другой Шонсу потерял армию. Они считают, что я могу потерять следующую. Они также знают о моем ползании в Аусе. Так что я не могу завоевать лидерство простым поединком, как это может сделать Боарийи или кастелян. Но я единственный, кто может повести силы. Колдуны злокозненны, а воины глупы! Вы и я — если вы все еще со мной — единственные, кто может предотвратить бойню.

Томияно скептически посмотрел на него:

— Как?

— Хороший вопрос. Мы должны предпринять, думаю, что-то драматическое. Есть у кого-нибудь идеи?

— Да, — сказал Томияно. — У тебя. Выкладывай.

Уолли улыбнулся их вере, но, может, этот прожженный торговец просто умел читать на его лице?

— Больше никаких вояжей «Сапфира» на левый берег, — сказал он, — но все равно это очень опасно — это война. Будете ли вы со мной?

Они все еще оставались с ним, все — от старой Лины, которая, возможно, была еще старше Хонакуры, до большеглазых ребятишек. Он искренне поблагодарил их, открывшись, насколько он тронут, пожалуй, больше, чем хотел показать. Потом повернулся к старику:

— На какую помощь со стороны жрецов мы можем рассчитывать, святейший?

— На какую хочешь, — уверенно ответил Хонакура.

Если Хонакура заручился поддержкой храма, то Боарийи вышел в бой против айсберга и его можно было считать уже побежденным. Уолли помолчал немного, взвешивая в уме свои планы, и пришел к выводу, что это единственно возможный для него сейчас вариант. Тогда он набрал в легкие побольше воздуха и начал:

— У меня для всех найдется работа. Ты, Кэп, купишь для меня корабль.

— Большой, маленький? Какого водоизмещения? — удивленно спросил Томияно.

Уолли пожал плечами:

— Что-нибудь, способное нести восемь-десять человек. Самый быстрый. Достаточно большой, чтобы встать на стоянке.

Моряки всегда получают удовольствие от приобретения кораблей. Томияно поднялся и замер на месте, оглядываясь вокруг, потом он увидел судно, снимающееся с якоря.

— Вроде этого? Как тебе?

— Все на твое усмотрение, — сказал Уолли. — Сколько я должен заплатить?

— Две-три тысячи.

Уолли оглянулся на Броту и был обожжен ледяным взглядом. Она испугалась, что сейчас он попросит в Долг До Лучших Времен. Она, наверное, не раз уже перепрятывала где-то на «Сапфире» выручку за тридцать лет.

Он невинно улыбнулся:

— Ну хорошо.

Она бросила еще более красноречивый и короткий взгляд на сына.

— Ну, тогда ты сможешь купить почти любой из них, — заявил Томияно.

Уолли запустил руку в карман для денег на перевязи и извлек обработанные голубые самоцветы.

— Я и собираюсь. Как думаешь, это сгодится?

Капитан обнажил крепкие зубы в улыбке:

— Возможно!

— Тогда у меня просьба к тебе, хозяйка! Не могли бы вы с Катанджи продать кое-что из этого в расчете на необходимую сумму?

— Минутку, милорд, — вмешался Хонакура. — Полагаю, это те камни, что дал тебе Бог?

Уолли кивнул.

— Тогда они особенные. Думаю, что храм будет заинтересован в их приобретении.

— Спасибо, святейший, — задумчиво проговорил, улыбаясь про себя, Уолли.

Старый плут не сумел скрыть, что начал собирать сокровища для своего нового храма.

— Брота, нам нужен шелк. Я полагаю, в этом городе можно купить шелку? Шелку хорошего качества.

— Очень хорошего шелку, — подтвердила авторитетно Брота.

— Лучше всего, конечно, оранжевого цвета. Сможем мы пропитать его чем-нибудь водонепроницаемым? Пчелиным воском?

— Возможно, сапожным, — ответила она.

— Лина! — позвал Уолли. — Тот чайник еще сохранился? Со змеевиком, с помощью которого я показывал тебе, как колдуны заколдовывают вино?

Заходящее солнце светило ей в глаза, она прикрыла их ладонью, глядя на Уолли.

— Дурная вещь. Я бросила ее куда-то, где лежит старое барахло.

Томияно покраснел, стараясь скрыть это. Хонакура показал десны в улыбке, пытаясь не рассмеяться.

— Хорошо! Капитан, у нас не осталось больше колдовского вина?

Томияно предположил, что бутылка-другая найдутся.

— Не важно, — сказал Уолли. — Мы сделаем пять-шесть бутылок, а потом поколдуем над ними еще раз и получим дважды колдовское вино.

— Люблю огненные вещи, — сказал Томияно. — Оно будет еще крепче, чем ты делал до этого?

— Нет, вроде того же, — сказал Уолли, — но мне оно нужно очень чистым. Лучше бы заняться этим где-нибудь на берегу, а то слишком много огня. Мата, ты сделаешь это для меня?

Моряки теперь четко разделились на две группы — тех, кого можно было поддразнивать, и тех, кто с удовольствием принялся этим заниматься.

— Лаэ, — продолжал Уолли. — Можешь сшить мне одежду?

Та нахмурилась:

— Джия лучше бы справилась с этим, милорд.

— Да, но она будет занята шитьем шелковых сумок, — ответил Уолли, как будто это было само собой разумеющимся.

Где же Джия? Что их всех задержало?

— Мне нужно, чтобы ты сшила голубые одежды с капюшоном и такими длинными широкими рукавами.

— Ты собираешься представиться колдуном? — закричал Томияно. — Ты хочешь сойти на берег как колдун?

— Ты что, думаешь, я сумасшедший? — изобразил удивление Уолли.

— Возможно, такая мысль посетила меня.

— Ерунда! — отозвался Уолли. — Холийи, ты лучший плотник на корабле, не мог бы ты просверлить для меня несколько дырок в борту корабля?

Холийи был таким же костлявым, как Боарийи, хотя и не особенно высоким. Он мог молчать часами — Холийи, похоже, обходился в день пригоршней слов, как легендарный Араб пригоршней фиников, — но на этот раз он не просто кивнул, а воскликнул, как будто догадался, в чем дело:

— Конечно!

Улыбки стали шире.

Уолли поднялся и встал у планшира, вглядываясь в торговую площадь.

— Ну, вроде для вас все. Святейший говорит, что вы можете встать на якорь у храма и освободиться тем самым от причальной платы.

— Куда ты собираешься идти на своем корабле? — спросил Томияно. — На корабле с дырками в бортах, с шелковыми сумками, полными колдовского вина, и сам в колдовском балахоне?

Уолли показал пальцем на восток, в сторону Вула. Вулканы снова спали, еле дымя.

— И кто его поведет?

Это было тонким местом, собственно, вся мистификация нужна была для того, чтобы заинтриговать человека и получить его согласие.

— Я надеюсь, что ты, Капитан.

— Я? Покинуть «Сапфир»?

— Но это важно, — серьезно сказал Уолли. — Я играю на этом, но это очень важно! Если воины попадутся в ловушку колдунов, они все погибнут.

Лицо моряка покраснело.

— Нет! Я сотрудничаю с Богиней. Мы рисковали нашим кораблем и нашими жизнями, и я буду помогать и дальше, но я не покину «Сапфир». Это окончательно.

— Дурак! — проскрипел Хонакура со своей корзины. — Ты, моряк, не повинуешься Ей? Богиня — это Река, а Река — это Богиня! Они же — Ее воины!

Капитан побледнел так же, как худенький старичок, подступивший к нему, трясущийся и сердитый.

— У тебя никогда больше не будет попутного ветра! Ты никогда не придешь в нужный порт! Не будешь знать ни одной ночи без пиратов! Ты этого хочешь. Капитан Томияно? Как долго сможешь ты прожить на Реке, если рассердишь Богиню?

— О дьявол! — простонал Томияно, глядя в палубу. — Кажется, тогда мне придется пойти.

— Спасибо, Капитан, — тихо сказал Уолли.

— Минутку, милорд, — подозрительно взглянула на него Брота. — Ты сказал, что для нас — все. Ты о чем-то умолчал?

Она положила голову на свое подушкообразное плечо и посмотрела ему в глаза.

— Ну да, — признался Уолли, — пока я буду играть моим новым корабликом, останется еще одна небольшая работенка — для тебя, хозяйка.

— Например?

— Я разберусь с колдунами. Ты остановишь сбор.

Иногда удается, оказывается, и Броту испугать. Несколько ребятишек взвизгнули.

Потом Томияно захохотал — и это было не меньшей редкостью, чем летний снег.

— Шонсу, — сказал он, — похоже, не тебе одному требуется некоторая практика в фехтовании.

Глава 7

Ннанджи, Пятый, оттолкнувшись от сходен, приземлился на палубу, расставив широко руки в ожидании аплодисментов, подождал некоторое время, пока отзвучали невидимые фанфары — ТРАМ-ПАМ-ПАМ! Его новый красный килт был до смешного коротким, этакого ужасного малинового цвета. Но его метки на лбу выглядели наконец симметрично, впервые с тех пор, как Уолли с ним познакомился. И он каким-то образом ухитрялся ухмыляться и хохотать одновременно.

Вот, подумал Уолли, единственный воин, у которого больше никогда не будет проблем с моряками, чего нельзя было сказать о Полини. А ведь скажи раньше юному Ннанджи из храмовой гвардии, что ему придется променять ложу, полную воинов, на небольшой корабль, он бы не один час был повергнут после этого в уныние.

Сбоку появилась Тана. Взяв его под руку, она принимала на себя часть его славы, стоя под градом поздравлений. Заметив Уолли, она показала ему язык.

— Плутовка! — сказал он ей одними губами.

Она в ответ усмехнулась.

Потом — Джия. Подбежав к Уолли, она не преминула по дороге удостовериться, что с Виксини все в порядке. Викси сидел в это время рядом с Фалой, но теперь он швырнул плодовую косточку, которую пытался расколоть, и подскочил вверх, предварительно шлепнувшись на пол. Его любимая мамочка пришла!

Уолли обхватил ее руками. Она не сопротивлялась его поцелуям, а потом ловко приняла удар врезавшегося в нее с разбегу Виксини.

— Что вас всех задержало? — пробасил Уолли. — Я чуть было не объявил войну!

— Менестрели!

Она подняла на руки Виксини. Возбуждение и счастье светились на ее лице.

— Как только ты ушел, менестрели принялись исполнять баллады — про тебя! Как ты и Ннанджи дрались с Досточтимым Тарру и его людьми. Ах ты, грязное речное чудовище! — Это относилось уже к Виксини.

Великие Боги! Сражение с Тарру при уходе со Святого Острова — каким давним это казалось теперь! Ну, правильно — Ионингу обещал ему и Ннанджи, что расскажет обо всем первому же менестрелю, который забредет в казарму. И вот теперь в Касре этот менестрель, или один из тех, кто уже слышал его балладу.

Он рассмеялся:

— Хороший эпос?

Она нежно улыбнулась:

— Очень хороший. Так говорит Мастер Ннанджи.

— Ну, он знаток! Хорошо, он будет счастлив. Правильнее было бы сказать «в экстазе». Опять же, эпос может вызвать отличное отношение публики к героям.

А вот и сам Ннанджи подошел, оторвавшись от поздравлений, стараясь сдержать свои восторги.

— Сегодня я видел четверых Седьмых, милорд брат, — проникновенно сказал он, — за всю мою жизнь это семеро.

— Кто же был четвертым?

— Лорд Чинарама. Он не увеличит твоих проблем — он стар!

Для Ннанджи старость начиналась после тридцати.

— Сколько же ему?

Ннанджи прикинул:

— По крайней мере, семьдесят… такая старая добрая, крепкая реликвия. Говорят, что на сборе он в основном дремлет, а когда услышал о нем, снял меч с полки и пришел в надежде оказаться полезным советчиком. — Потом добавил:

— Думаю, он безопасен.

— Что ты думаешь о Боарийи? — спросил Уолли.

— Он человек чести, — сказал осторожно Ннанджи, — он следит за дисциплиной, говорит, что беспорядки позорят честь воинов. Еще он сказал, что я моложе, чем был он, когда стал Пятым!

Боарийи ищет ключики к сердцу Ннанджи.

— А у меня для тебя баллада! — сияюще закончил Ннанджи. — Кто хочет послушать?

— Не теперь! — сказал Уолли. — Мы вступили в войну.

Каср стал для него опасен. Теперь Зоарийи и его сообщники, узнав о ценности седьмого меча, постараются не выпустить их из города. Если они смогут залучить морских крыс или даже просто моряков, видевших события в Аусе, они поторопятся провозгласить обвинение, едва дав последним сойти на берег. Нужно было как можно скорее раствориться в речном тумане.

Его позвали. Мир был ленивейшим местом. «Сапфир» должен был насладиться отдыхом. Его война могла и подождать. Он чуть было не растерял хладнокровие, а вот Хонакура твердо сказал, что хочет послушать балладу, и все тут. Лошади с фургонами разъезжались, пешеходы разбредались по домам, ветер хлопал парусами, но такие мелочи не могли помешать Ннанджи петь. Поэтому Уолли ничего не оставалось, как усесться, облокотившись на фальшборт, подальше от ветра, и, обняв Джию, приготовиться слушать.

Ннанджи вскочил на кормовой соломенный навес.

— Все собрались? Готовы? Как Ннанджи, Четвертый, И Шонсу, Седьмой, Победили Десять Бесчестных Воинов!

Он бросил взгляд в сторону Уолли.

— Что? Ты заболел звездной болезнью? — протестующе закричал Уолли, это переводилось как «гордыней».

Ннанджи в ответ ухмыльнулся:

— Так ты сказал Ионингу, брат!

Так и есть — Уолли пошутил, что имя Ннанджи должно стоять первым. Он не нуждался тогда в сомнительной чести быть героем варварского мира. Тогда ему не требовалось признания.

С таким названием, подумал он, это вряд ли станет бестселлером. Но ошибся — это и правда была хорошая баллада. Нет, нельзя сказать, чтобы блестящая, но гораздо лучше тех недолговечных песнопений, которые он расценивал как спортивные новости воинов. Он подумал, встретит ли когда-нибудь Гомера, который опишет его труды для Богини. Если такой есть сейчас в Касре, то ему будет работа. Правда, ему придется использовать все обороты, описывающие героизм героев, звон мечей и тому подобное. Кроме того, бард, наверное, потребует свободы действий в описании фабулы для придания ей большей драматичности. По мере продолжения сказания Уолли начинал чувствовать себя очень неуютно.

Ннанджи, Второй, искал продвижения в храмовой гвардии — это правда — и вызвал двух Четвертых — тоже правда, — убил одного — так — и обвинил потом гвардию в продажности — невозможная ложь: кто бы ему после этого присвоил новое звание? Потом «кровавоголовый» Ннанджи, Четвертый (упомянули о незажившей новой лицевой метке), взял своего брата…

Уолли растерянно посмотрел на ухмыльнувшегося ему Катанджи. Этот-то как сюда попал? Он, конечно, присутствовал при этом, но в такой незначительной роли. А теперь Уолли с изумлением обнаружил, что менестрель смешал в кучу все известные ему события, происходившие раньше или позже, и подал «кровавоголового» героя Ова слушателям таким, каким бы они хотели его знать. Про Шонсу пока еще даже и не упоминалось.

Действие переместилось на пристань, где злобный Тарру уже привел к страшной присяге свои свирепые легионы. Ннанджи и Катанджи вышли на сцену. И Давид просто бросил вызов Голиафу, используя ямбический размер.

Кинув поединок на произвол судьбы, менестрель переключился на подводную пещеру, где Богиня, озабоченная судьбой великого Ннанджи, кует его победу и поражение Тарру и посылает Полубога, приказав ему спасать Ее героя.

Уолли в изумлении повернулся к Хонакуре и обнаружил его побагровевшим от сдерживаемого смеха.

Полубог взял Шонсу — где? В конторе по переселению душ? — дал ему седьмой меч — идет описание основных положений саги о Чиоксине, — а потом перенес его посредством чуда на поле битвы.

Повторение кровавых сцен. И с небольшой помощью Шонсу великолепный Ннанджи выиграл битву. Два бравых героя заключили братский союз и, погрузившись на корабль, отплыли на поиски новых приключений. Конец баллады, аплодисменты.

С седьмым мечом все было понятно — люди Имперканни пришли в храм и там услышали всю эту историю. Но про четвертую клятву знал до сих пор только экипаж «Сапфира», пока Уолли не сказал об этом в ложе. Очень многие из присутствующих там и не слышали раньше о таковой. Определенно, в Касре присутствовал Гомер!

Таким образом, седьмой меч был публично объявлен! Уолли чувствовал себя как Агамемнон, слушавший «Илиаду», — хорошее представление, но не про того человека. Он надеялся, что ему удалось скрыть свою досаду, аплодируя вместе с другими. Молодежь хотела еще раз послушать все с начала, но Ннанджи отказался. Возможно, лицо Уолли было не таким непроницаемым, как ему бы хотелось.

— Не совсем то, что я полагал услышать, — сказал Уолли, обнажая белоснежные зубы в улыбке, — но превосходная поэзия! Кто автор?

— Не знаю, — пожал плечами Ннанджи. — Неплохо, правда? — Он выглядел немного разочарованным. — Надеюсь, слушатели не всему здесь поверят.

Экипаж поднялся, готовый теперь приступить к войне.

— Куда теперь, великий предводитель? — спросил Томияно.

— Скрыться! — ответил Уолли. — Мистический Шонсу исчезает так же таинственно, как и появился.

Ннанджи смотрел на него в ужасе и смятении.

— Потом мы вернемся и подойдем к храму.

— И что мы там будем делать, брат?

— Фехтовать, — ответил Уолли.

— О! — Ннанджи выглядел удивленным, но фехтование никогда не вызывало у него сомнений.

— Я встречу вас там. Мне нужно еще раз все проверить. Шлюпки, — добавил он, — ведут себя еще хуже, чем мулы, я нахожу, что паланкин дает возможность держать себя в хорошей физической форме.

Уолли проводил жреца к сходням, пока экипаж «Сапфира» готовился к отходу. Где-то там, на краю торговой площади, должны быть наблюдатели, дожидающиеся действий Шонсу.

Он вернулся к Ннанджи, который держал в своих объятиях Тану. Он уже несколько часов не был в постели и поэтому чувствовал себя дискомфортно.

— Очень маскирующий килт, — сказал Уолли.

— Это все, что у них было, — возразил смущенно Ннанджи. — Предполагается, что Пятые должны быть низенькие и толстые.

— Джия уже сшила тебе другой — очень красивый, с вышитым грифоном.

Довольный Ннанджи объявил, что сейчас же побежит переодеваться.

Тана заявила, что, может быть, новый килт придется подогнать, и она пойдет вместе с ним.

— Спасибо тебе, Тана, — сказал Уолли, — за предупреждение о Боарийи.

— Какое предупреждение? — вмешался Ннанджи.

— Не обращай внимания, — быстро ответила Тана, — пойдем побыстрее снимем этот противный килт.

От такого предложения он не смог отказаться. И они удалились.

Сходни подняли — самое время заняться детальной проработкой планов. Уолли вернулся к Джие, туда, где она обычно находилась, — возле палубной каюты. Он собирался поговорить с ней о шелке и шитье.

— Тебе понравилась баллада, дорогой? — спросила она, и он заметил что-то странное в этих темных, обычно непроницаемых глазах.

— Это великая поэзия, хотя и не совсем точная. А в чем дело?

— Будут и другие! — ответила она. — Ннанджи рассказал менестрелям об Ове.

Уолли обещал это Тиваникси и уже забыл обо всем. Но не важно — Ннанджи сделал это наверняка лучше.

— Сколько же там было менестрелей?

— Дюжины, любимый, — сказала она, нахмурившись.

Так много? Тысяча воинов, плюс молодежь (две-три сотни, не меньше). Менестрели, понятно, слетелись на сбор. Герольды? Оружейники? Жены? Дети? Музыканты? Ночные рабыни? Сколько же тысяч всего вместил Каср? Не удивительно, что старейшины не чувствуют себя счастливыми.

— Еще Тана рассказала им историю, как вы с Ннанджи победили пиратов.

Он подумал, что Джия чем-то обеспокоена.

— Что тебя волнует, любимая? В пиратской истории все в порядке.

Конечно, пираты — это только разорившиеся моряки, причем половина из них — женщины. В версии менестрелей они превратятся в Морганов, Черные Бороды и Джонов Сильверов, но не приобретут обаяния. Свободные мечи ненавидят пиратов, потому что не могут с ними справиться, так что история должна получиться красочной.

Она опустила глаза, не желая опережать в догадках хозяина, который обычно так быстро соображал.

— Кто начал бой?

Ннанджи. Теперь он понял! Снова по той же схеме. Ннанджи был героем битвы с Тарру, он станет героем битвы при Ове, а также в поединке с пиратами. Если историю рассказывала Тана, сомневаться не приходится, что Уолли будет в лучшем случае упомянут в сноске.

— Еще они спрашивали о Ги, — сказала Джия. — Это ведь ты привел полный корабль закаленных в огне инструментов и снова возродил город.

— Да, наконец-то Ннанджи не сможет присвоить это себе, — улыбнулся он.

— Инструменты пришли из Амба, дорогой. Амб — колдовской город! Подозрения снова могут появиться… Обычно он не был так недогадлив, но Джия имела время для размышлений.

— А Катанджи расспрашивали о колдовских башнях.

Проклятье! Уолли был так поражен, что не мог говорить. Конечно же, Катанджи расспрашивали — и наверняка он не смог устоять перед такой аудиторией… дюжины менестрелей?

Проклятье! Проклятье! Что подумают воины о Седьмом, пославшем, с опасностью для жизни, Первого, да еще переодев его в раба? Реакция их будет как у Ннанджи: подделка меток на лбу — преступление. Они не могут представить себе переодевающегося воина. Пиратская история, может, и не принесет ему славы, но рассказ Катанджи точно подорвет престиж Шонсу.

Проклятье! Проклятье! Проклятье! Менестрели! Уолли забыл, какое положение они занимали в Мире.