Стивен Дональдсон Появление тёмного и голодного бога. Прыжок во власть

Холт

Незадолго до того, как Энгус Термопайл и Майлс Тэвернер покинули командный пункт полиции Концерна на борту «Трубы», Холт Фэснер навестил свою мать. Он сделал это несмотря на то, что старая карга уже несколько десятилетий находилась в отвратительном настроении. Медицинские новшества, почти идеально сохранявшие его здоровье, – такое же крепкое в стопятидесятилетнем возрасте, каким оно было и в расцвете лет, – появились слишком поздно, чтобы оказывать на неё эффективное воздействие. Фактически они перестали помогать ей тридцать лет назад, но Холт велел подсоединить мать к системам, которые сначала качали кровь, затем переваривали пищу, а под конец и дышали вместо неё. «Технически» она оставалась живой, но по сути была лишь оболочкой прежней женщины. Её кожа имела пятнистую окраску сгнившего холста. Она с трудом шевелила руками и по крайней мере уже лет десять не могла поднять головы с опорного штатива. Её мозг давно перестал замечать различия, когда патрубки подавали ей питание или выводили наружу отходы.

Тем не менее она сохранила рассудок. Злая и едкая, словно кислота в бутылке, Норна Фэснер продолжала размышлять вопреки тому, что её тело потеряло дееспособность. Вот почему Холт берег её жизнь. Многие годы назад Норна перестала умолять его о смерти, так как знала по прежнему и болезненному опыту, что он отделается вежливым смехом и праздной фразой: «Мне без тебя тут, мать, не справиться». И сразу после этого в её комнату, которую она считала своей могилой, внесут ещё один монитор.

Норна ненавидела экраны и всё-таки смотрела на них. Образы фильмов и кадры новостей были единственным, о чём она могла размышлять. И если бы мониторы отключились, то её мозг почти наверняка перестал бы действовать, а Норне этого ужасно не хотелось. Она желала смерти, но в уме и здравой памяти. Если бы хоть один из сё экранов померк, она расплакалась бы от горя и досады. Каждый образ, каждое слово, каждый уловленный подтекст мог послужить ей однажды намёком и укрепить веру в то, что могущество её сына не вечно. Без этих намёков – без надежды, что она когда-нибудь получит их, – все её годы неподвижного и лишённого жизни существования превратились бы в жалкое ничто.

Её сын был генеральным директором Концерна рудных компаний – бесспорно, богатейшим и, вне всяких сомнений, величайшим из ныне живущих людей. Его «домашний офис» находился на станции, вращавшейся вокруг Земли за полмиллиона километров от командного пункта полиции Концерна. Он управлял из него огромной империей – самым большим и самым нужным в истории человечества промышленным предприятием.

Численность его рабочих и служащих достигала нескольких миллионов, а количество мужчин и женщин, чья жизнь и смерть зависели от экономических и политических решений Фэснера, исчислялось миллиардами. Прикрываясь хартией Концерна и показной демократией Руководящего Совета Земли и Космоса, который номинально отвечал за контроль над такими людьми, как он, и над такими корпорациями, как КРК, Холт создавал и свергал правительства, разорял конкурентов и обогащал союзников, формировал события грядущих лет, принимая или рассеивая в пыль их предпосылки. Люди, боявшиеся Фэснера, называли его между собой Драконом, а не боялись его только те, кто не знал, каким чудовищем он был на самом деле.

Холт стоял во главе людей, связанных с запретным пространством. Всех, кто имел доступ к этому неучтённому источнику богатств, отбирал лично он. И единственная защита человечества от непостижимой угрозы этого пространства принадлежала исключительно ему.

Цена каждой секунды Фэснера не могла быть измерена даже чистым цезием. И тем не менее он навещал свою мать, когда появлялась такая возможность. Холт слишком ценил советы Норны, чтобы дать ей умереть, хотя порой он понимал её с трудом. Ненависть матери к сыну была столь очевидной, что ему приходилось с необычайной осторожностью просеивать её интуитивные прозрения, определяя степень важности сумбурных, но глубоких замечаний. В результате он считал такие встречи вызовом, который ободрял его.

По правде говоря, за прошедшие полвека он мог бы дать ей умереть в любое время. Ему нравилось беседовать с матерью – её советы были весьма полезны, но Холт мог бы обойтись и без них. На самом деле он сохранял жизнь Норны по той причине, что она непрестанно и люто желала ему зла. И ещё потому, что получал удовольствие от её полной беспомощности. И, наконец, потому, что она заставляла его быть бдительным. Иначе он мог бы забыть, что смертен.

Люди, забывавшие о своей смертности, совершали ошибки. Холт Фэснер платил за успехи кровью – пусть не всегда собственной. И теперь, в зените славы, он не собирался терять свои достижения из-за какой-то нелепой ошибки.

Вот почему он навестил мать незадолго до отлёта «Трубы». Появилась возможность риска – пока небольшого, но способного в любой момент разрастись метастазами. Сами по себе Энгус Термопайл, Майлс Тэвернер, Ник Саккорсо и Морн Хайленд были попросту тремя мужчинами и женщиной, пешками в большой политике Холта и его грандиозных планах. Но в комбинации с верфями «Купюра» и амнионами они могли вызвать неуправляемую реакцию и породить последующий взрыв, подобно тому, как надёжный термоядерный реактор, войдя в критический режим, мог стать смертельной опасностью и на несколько веков превратить всё, что его окружало, в необитаемую зону.

Операцией руководил сам Уорден Диос – глава полиции Концерна рудных компаний. Это он шёл на риск, а не Холт. И именно ему предстояло разбираться со всеми негативными последствиями, которые могли возникнуть. Но Холт заботился о благополучии полиции Концерна не меньше, чем о состоянии всего Концерна рудных компаний. И если бы он решил, что риск слишком велик, то запретил бы операцию.

А он не запретил.

Теперь эта ситуация беспокоила его. Однако вместо того чтобы выпытывать подноготную Уорда, который на протяжении трёх десятков лет показывал себя верным слугой Дракона, Холт пришёл повидаться с Норной.

Комната, где он держал её в заточении, находилась в уединённом уголке «домашнего офиса» – в той части станции, куда никто не смел заходить, кроме мужчин и женщин, наделённых особыми полномочиями. За здоровьем Норны следили несколько врачей, а когда их не было, её большая стерильная палата освещалась двадцатью экранами, занимавшими почти всю стену перед ней. Она сама регулировала этот полумрак. Сил в пальцах хватало лишь на нажатие кнопок, которые увеличивали или уменьшали освещение, меняли её позу, выполняли различные функции и даже отключали экраны. Холт позволил матери эту вольность только потому, что был убеждён в её безвредности для Норны и для самого себя.

Её застывшее и ослепительно яркое в фосфоресцирующих отблесках лицо казалось маской мумии. Под ультрафиолетовыми лампами оно выглядело мертвенно-бледным, но теперь, в густом полумраке, экраны раскрашивали его в феерические тона. Беззубые десны непрерывно пережёвывали пищу, вкус которой Норна забыла десятки лет назад. Время от времени она по-старчески пускала пузыри, и по узору морщин слюна растекалась по всему подбородку.

Когда Холт вошёл в палату, Норна даже не посмотрела на него. Её взгляд беспокойно шарил по экранам, словно она воспринимала информацию одновременно с каждого из них. С мониторов слетали обрывки мелодий и монотонное бормотание, приглушённые неразборчивые дискуссии наслаивались на несколько музыкальных тем. Шум напоминал сердитый рокот толпы, но он был таким неясным и далёким, что больше походил на грохот тектонических сдвигов скал или печальные жалобы прибоя. Этот тревожный гул вызывал у Холта оскомину и проникал в глубь мозга, заставляя думать об аварии на станции его «домашнего офиса». Тем не менее он по опыту знал, что Норна принимала эти звуки с такой же чёткостью, как и образы.

– Привет, мать, – поздоровался он с притворной сердечностью. – Ты хорошо выглядишь. Гораздо лучше, чем прежде. Я верю, что скоро ты начнёшь вставать с постели. Мне бы твоя помощь пригодилась. Как ты себя чувствуешь? Что говорят врачи?

Норна встретила его слова с обычным равнодушием. Её взгляд по-прежнему шарил по экранам, что напомнило Холту цыплёнка, который склёвывает рассыпанные зерна.

Какое-то время он тоже смотрел на мониторы, но их образы были ему безразличны. Типичный набор: полдюжины каналов новостей, где дикторы, рассказывавшие о происходящем своим телезрителям, приходили к одинаковым выводам; три или четыре спортивные программы, показывавшие жестокость людей в различных видах поединков; четыре или пять комедий, похоже, повторявшие одни и те же шутки, и полдюжины романтических сериалов («Ах, мать, и не стыдно тебе в твоём-то возрасте!»), в которых герои и героини наслаждались безумной страстью – той самой, что свела вместе Морн Хай-ленд и Ника Саккорсо на Рудной станции. Короче, обычная и стопроцентная чепуха, которой ублажают себя людские массы до тех редких моментов, когда они пробуждаются, с ужасом видят происходящее вокруг и, не разобравшись в сути, навязывают худшие из возможных решений своим вождям и лидерам. Примером тому могли служить бунты человечества. Но остальное время иллюзорный мир экранов справлялся со своей задачей превосходно – хотя и без пользы для Холта Фэснера.

Наверное, в сотый раз он попытался понять страсть матери к мониторам. Неужели она видела в них то, что ускользало от него? Или она надеялась услышать в новостях, что его одолела какая-то неизлечимая болезнь? Или Норна вылавливала из бессвязного бормотания некое тайное знание, которого он был лишён, несмотря на все свои огромные возможности?

Желание найти ответы придавало его визитам особую остроту. Но что же Холт мог пропустить? По-видимому, немногое, если он оказался в состоянии извлечь пользу – и весьма весомую – из того смутного времени, когда миллиарды людей, сошедшие с нахоженных троп, потребовали от своих лидеров иррациональных действий. Он всё ещё внутренне посмеивался, когда вспоминал о бунтах человечества. Они воображали, что могут противостоять угрозе амнионов без генетической экспертизы на соответствие геному человека! Народные бунты и волна отвращения к генетическим экспериментам позволили Холту овладеть «Интертехом». А обладание «Интертехом», в свою очередь, дало ему контроль над контактами с амнионами – и этот ловкий ход привёл его к нынешнему положению вершителя судеб всего человечества.

Если какая-то личность в истории Земли и космоса могла заявить, что она мало что упустила в своей жизни, то это был именно Холт. И он до сих пор не позволял умирать своей неугомонности, а заодно и матери, – он боялся стать равнодушным.

В свои сто пятьдесят лет он пребывал в расцвете сил и физиологически ощущал себя мужчиной среднего возраста. Однако его щеки выглядели слишком румяными, и он часто моргал, пытаясь избавиться от обволакивающей глаз плёнки слизи. Иногда у него дрожали руки – особенно когда донимала простата. Врачи советовали ему не выполнять энергичных физических упражнений, поскольку сомневались, что ткани его сердца выдержат серьёзную нагрузку. Вот почему сейчас – ещё более, чем прежде, – он должен был избегать любых ошибок.

– Мать, – продолжил Холт с вкрадчивой сердечностью, словно Норна не пренебрегла его любезными вопросами, словно она действительно могла дать ответ на те вопросы, что волновали её сына. – Мне нужен твой совет. За несколько последних дней ко мне дважды обращался Годсен Фрик. Ты ведь помнишь его, верно?

Холту было прекрасно известно, что мать никогда и ничего не забывала.

– Он руководитель Протокольного отдела у Уорда. Фэснер улыбнулся, точно коммивояжёр.

– По какой-то причине Фрик считает, что имеет право действовать через голову начальника, когда ему не нравятся решения и политика, проводимая Уордом. Предосудительное нарушение субординации, не так ли? Уорд этого не потерпел бы, но он знает, что Годсен – мой протеже. Когда-то, лет десять назад, я решил, что Фрик может исполнить свой долг перед всем человечеством, приняв президентство Руководящего Совета Земли и Космоса. А это стало проблемой, верно? Для Уорда – как начальника Годсена. И для меня – как друга, союзника и руководителя Уорда.

Холт имел нездоровое пристрастие к подобным фразам.

– Мне бы хотелось, чтобы Уорда ничто не стесняло в его работе. Ведь от неё зависит весь человеческий космос.

А человеческий космос действительно зависел от полиции Концерна. Ни одна другая сила не обладала достаточной мощью, чтобы противостоять вторжению Амниона. И, следовательно, уникальное положение Холта также зависело от полиции Концерна. Если бы копы принадлежали не ему, а Руководящему Совету, он давно лишился бы своей империи.

Сквозь настойчивое бормотание экранов Фэснер уловил почти неслышный вопрос Норны, который она, разжевав беззубыми дёснами, исторгла из бескровных губ:

– Какова ситуация?

«Ах, мать, ты любишь меня, верно? Не хочешь, но всё-таки любишь». Холт продолжал улыбаться.

– Уорд решил, что настало время разобраться с самым скверным пиратским космопортом, который находится в запретном пространстве и помогает нелегалам в так называемом сбыте краденых товаров. Просто удивительно, как много людей желают обрести богатство, сотрудничая с нашими врагами и укрепляя их силы. Амнионы хотят завладеть нашими ресурсами – нашим сырьём, технологиями и генами. И пираты продают им это.

Фэснер поджал губы и взглянул на мать.

В космопорте строятся и ремонтируются пиратские корабли. Без него и без дилеров, ведущих дела с амнионами, контрабанда стала бы неэффективной. Вот почему Уорд решил превратить его в космическую пыль.

Проблема заключалась в том, как это сделать. Упомянутый Холтом космопорт находился в запретном пространстве. Уорден Диос мог бы потерять работу, если бы ввязался в открытый бой с амнионами. Поэтому он планировал скрытый удар.

– Ты помнишь ситуацию на Рудной станции, которая случилась… э-э… полгода назад? Когда оказалось, что один из руководителей службы безопасности вошёл в сговор с пиратом и сфабриковал ложное обвинение другого нелегала?

Конечно, она помнила.

– Эта ситуация взбудоражила совет и помогла нам продвинуть акт преимущественного права.

Добившись утверждения этого акта, Холт ввёл под юрисдикцию полиции Концерна все государственные и частные службы безопасности – что, в свою очередь, укрепило гегемонию полиции Концерна и ослабило единственную существовавшую альтернативу копам Холта.

– Нелегала, которого подставили, зовут Энгус Термопайл. Это один из самых гнусных типов во вселенной. Уорд затребовал его на основании акта. Энгуса начинили имплантами, и теперь он будет направлен в пиратский космопорт. Я думаю, сегодня. Фактически прямо сейчас. Но вопрос очень сложный. Мать, пожалуйста, останови меня, если я начну тебя утомлять. Дело в том, что у меня появились смутные подозрения насчёт Уорда. Мне показалось, что он не хотел подчиняться, когда я велел ему начать эту заварушку на Рудной станции. Уорд – большой идеалист. Ему не нравится соваться в практическую сторону политики. Я даже слышал его возражения против того, чтобы мы «опускались до уровня наших врагов». Но он выполнил мой приказ, так как хотел получить этого Энгуса Термопайла. Насколько я могу судить, он действительно не жаждет большей власти.

Как бы неосознанно и при этом пристально наблюдая за матерью, Холт проворчал:

– Хотел бы я знать, как мне пришлось бы принуждать его к выполнению приказов, если бы ему не нужен был Энгус.

Возможно, Норна что-то и ответила, но он не услышал.

– Тем не менее Уорд выполнил приказ, – продолжал Холт. – Он сделал всё, что я ему велел. И следующие несколько дней могут создать интересную ситуацию на краю запретного пространства.

– Почему это беспокоит Годсена? – прошептала Норна.

– Хороший вопрос, – весело отозвался сын. – Мать, ты, как обычно, ухватила суть проблемы. Почему это беспокоит такого преданного слугу общества, как Годсен Фрик? Конечно, нам не удалось бы подставить Энгуса Термопайла, если бы мы не имели своего человека в службе безопасности Рудной станции. Но если какое-то частное расследование раскроет истину, это вызовет… – Холт постарался подобрать не очень тревожное определение, – … печальные последствия. Мы ввели акт преимущественного права на том основании, что местным службам безопасности нельзя доверять, что на Рудной станции завёлся предатель, работавший на запретное пространство. Если кто-нибудь выяснит, что этот «предатель» был нашим человеком, совет посчитает себя абсолютно обгаженным, и тогда в моей колоде останутся только советники от космических станций.

Холт откашлялся.

– Чтобы защититься от такой случайности, Уорд забрал к себе не только Энгуса, но и нашего предателя – мелкого чиновника-садиста по имени Майлс Тэвернер. До некоторых пор всё складывалось довольно удачно. Но потом появились проблемы, которые встревожили Годсена. В настоящий момент Энгус превратился в киборга, запрограммированного с головы до пят. Без разрешения программного ядра он даже зубы оскалить не может. Но за ним по-прежнему нужен контроль – необходим человек, который будет корректировать его программу при возникновении непредвиденных обстоятельств. Кроме того, ему нужна команда. И превыше всего – достоверное прикрытие. Ему необходимо правдоподобное объяснение, почему он оказался на свободе, – то есть детали того, как Энгус выбрался из камеры и захватил корабль. Помолчав для эффекта, Холт тихо добавил.

– Уорд решил, что с Энгусом должен лететь Майлс Тэвернер.

Норна молча жевала беззубым ртом. Вместо слов с сё губ стекали струйки слюны. Взгляд перебегал с экрана на экран, словно она уже забыла о сыне.

– Мать, ты следишь за ходом мысли? – на всякий случай спросил Холт. – Нам известно, что Майлс – продажная душонка. Именно поэтому он с такой охотой предал службу безопасности Рудной станции. Но Уорд уверен, что Майлс не пойдёт против нас – потому что мы тут же обреем его наголо.

Это была одна из любимых фраз Холта Фэснера.

– Если он раскроет сведения, которые мы не хотим предавать огласке, или сделает что-то неугодное нам, то его попросту сварят живьём. Однако Годсена тревожит другая перспектива – его беспокоит коллективное восприятие события. Если наша операция станет достоянием общественности, то что о ней подумают огромные немытые массы людей?

Такие фразы радовали сердце Холта.

– Как они воспримут побег известного убийцы и насильника, вступившего в сговор с продажным чиновником? Что об этом скажут члены Руководящего Совета? И какова на самом деле вероятность того, что Майлс не пойдёт против нас? Он может сколотить баснословное состояние, продав наши планы и сведения об Энгусе.

К счастью, Майлс не мог продать самого Термопайла, поскольку чип, делавший Энгуса верным полиции Концерна рудных компаний, не подлежал замене.

– Наш Годсен знает своё дело. Это его обязанность – закатывать истерики и с пеной у рта психовать по поводу подобных проблем. Он правильно сделал, что прилетел ко мне. Но на этот раз я его не поддержал. Мне не хотелось, чтобы он забывал своё место. Я не хотел, чтобы у него появилась привычка указывать мне, что делать. И я не хотел подрывать репутацию Уорда

Во всяком случае, не теперь, когда риск мал, а потенциальная выгода так велика. Успешные действия в запретном пространстве и драматическая победа в битве с пиратами укрепили бы доверие масс к полиции Концерна. А если Майлс поведёт себя неподобающим образом, то Уорд всегда может приказать Нику Саккорсо избавиться от него.

– У Диоса талант к таким деликатным операциям. И он лучший начальник полиции Концерна, которого я мог бы пожелать. Возможно, он единственный, кто мог бы угрожать мне, если бы я не купил его душу.

Фактически Холт считал бы Уорда опасным противником, если бы не вовлёк его в должностное преступление и не заставил сыграть главную роль в запрете исследований иммунного лекарства, которое создавалось «Интертехом».

Из телесной оболочки Норны вырвался тихий шёпот:

– Но ты всё-таки встревожен.

– Да, это верно, мать – согласился Холт – Я встревожен Каким бы осторожным ни был Уорд, он рискует. А ты знаешь, как мне не нравится риск. Именно поэтому я и запретил производство вакцин. Теоретически иммунное лекарство могло сместить баланс сил в человеческом космосе. Любая эффективная защита против амнионских мутагенов повредила бы Уорду и всей полиции Концерна, сделав их менее важными и менее нужными. Это могло ослабить мою позицию среди членов совета.

Он задумчиво пожал плечами.

– Возможно, я перестраховался, и мои опасения не подтвердились бы, но мне не хотелось рисковать. Поэтому я настоял, чтобы о лекарстве знали только Уорд и Хэши, и чтобы только Хэши мог использовать вакцины для тайных операций Бюро по сбору информации. В настоящий момент Уорд рискует сам по себе. Не без советов со мной, конечно.

И его доводы для подобных действий убедительны при условии, что Энгус Термопайл сможет устранить проблему с Морн Хайленд. Этот лейтенант полиции КРК обладала нелегальным зонным имплантом и предположительно знала об иммунном лекарстве. Если ей когда-нибудь удастся покинуть запретное пространство, чтобы рассказать общественности о своём эксклюзивном знании, то руководитель службы протокола, да и вся полиция Концерна получат гигантскую головную боль. Ты можешь назвать эту операцию хирургическим вмешательством.

Холт облизал пересохшие губы.

– Или удалением меланомы до того, как она начнёт давать метастазы. Поэтому Уорд идёт на риск с моего благословения. А я тревожусь о нём. Мне кажется, что он подставляет себя под удар.

На фоне неразборчивого бормотания экранов сиплый голос Норны казался тихим ворчанием, но Холт различал её слова так чётко, словно они были единственными звуками в комнате.

– Я думаю, он ставит под удар тебя.

Фэснер смущённо хмыкнул.

– Ну что ты, мать! Не паникуй. Ты всегда возбуждаешься по пустякам. Мы сейчас говорим об Уордене Диосе – моей правой руке, человеке, которого я сотворил. Что бы он ни предпринял, используя свои полномочия, все это пойдёт на пользу мне.

Он мог бы продолжать, но его голос угас, когда Норна указала кривым дрожащим пальцем на один из экранов.

Сначала он не понял, на какой именно. Туда, где шёл эротический сериал? Нет, один из новостных каналов. Среди сумятицы из слов и музыки мужское туповатое лицо авторитетным голосом произнесло: «Специальный репортаж».

Специальный репортаж? Какой ещё репортаж? В человеческом космосе ничто не сообщалось – и ни о чём не позволяли сообщать – без согласования с Холтом Фэснером.

«Хорошо информированный источник в офисе руководителя Протокольного отдела полиции Концерна подтвердил, что сегодня из штаб-квартиры полиции бежал опасный преступник Энгус Термопайл».

Волна покалывающего холода прокатилась вниз по спине Холта и заставила сжаться мошонку.

А мужская голова продолжала говорить, словно была чем-то большим, чем куклой чревовещателя: «Капитан Термопайл был схвачен и осуждён примерно шесть месяцев назад на Рудной станции. Позже по приказу Хэши Лебуола, директора БСИ, его перевезли в штаб-квартиру полиции. Нам не известно, по какой причине Бюро по сбору информации заинтересовалось капитаном Термопайлом. Никаких объяснений по этому поводу не давалось. Однако, как выяснил наш репортёр, этот пират не был обычным преступником. Обстоятельства его ареста и вынесение приговора стали основополагающим фактором для принятия так называемого акта преимущественного права. В ходе следствия вскрылись факты сговора между Термопайлом и старшим офицером службы безопасности Рудной станции. Этот вопиющий случай поставил под сомнение честность всех коммерческих и государственных служб безопасности во всём человеческом космосе и убедил членов Руководящего Совета Земли и Космоса в необходимости акта преимущественного права…»

Диктор сделал пикантную паузу.

«Сама новость о том, что капитану Термопайлу удалось бежать из штаб-квартиры полиции, уже вызывает тревогу. Однако наш источник в офисе руководителя службы протокола полиции Концерна утверждает, что ситуация гораздо хуже, чем кажется. Основным виновником события стал Майлс Тэвернер – бывший помощник шефа службы безопасности на Рудной станции.

«О черт», – подумал Холт. На этот раз тревога начала подниматься от паха к груди. Лёгкие заболели, словно вдруг стали старыми и дряблыми.

Как и все марионетки, мужская голова на новостном канале была неумолима: «Будучи ответственным за допрос капитана Термопайла на станции Рудной станции, помощник шефа Тэвернер был доставлен в штаб-квартиру полиции КРК вместе с арестованным пиратом. Очевидно, в Бюро по сбору информации планировали использовать его для дальнейшей следственной работы с Термопайлом.

Считалось, что он обладал каким-то особым и бесценным подходом к своему подопечному. Однако теперь наш источник утверждает, что помощник шефа Тэвернер был привезён в штаб-квартиру полиции по причине серьёзных подозрений в сговоре с нелегалами и выдаче им секретов службы безопасности Рудной станции. Его доставили в штаб-квартиру полиции для того, чтобы эксперты БСИ могли узнать о нём правду и таким образом нейтрализовать угрозу, которую он собой представлял. По причинам, которые пока не ясны, помощника шефа Тэвернера не охраняли должным образом. Ему удалось вызволить из камеры капитана Термопайла, и они, угнав космический корабль, покинули станцию полиции Концерна.

Такая явная некомпетентность полиции вызывает не только раздражение, но и ужас. Людям страшно думать, что от мерзкой экспансии амнионов их защищают те же самые мужчины и женщины, которые сегодня позволили бежать осуждённому пирату и его коварному двуличному сообщнику».

Далее последовали подробности: повтор сообщений об аресте и осуждении капитана Термопайла, краткая характеристика помощника шефа Тэвернера и исчерпывающий анализ события со стороны многочисленных самопровозглашенных экспертов – генофобов; поборников гражданских прав, безумцев свободного рынка и коренных землян, – то есть представителей мелких политических партий, которые мечтали о голосах в Руководящем Совете и долгое время не имели их.

Холт Фэснер перестал прислушиваться. Он включил интерком, обезопасил канал связи со штаб-квартирой полиции, и каждый техник, каждый секретарь между палатой его матери и кабинетом Годсена Фрика затрясся от страха перед великим Драконом. Но всё это время его руки предательски дрожали.

Загрузка...