На выходные у меня были наполеоновские планы: к Олиному приезду разгрести бардак, перемыть наконец посуду, выкинуть просроченные продукты, купить свежие и приготовить себе нормальную еду. А то, как выяснилось только теперь, все это время в холодильнике что-то стояло; сейчас в этих кастрюльках пышно цветет жизнь, которая, наверно, скоро станет разумной, разовьет цивилизацию и направит ко мне послов.
После я собирался залезть в рабочие файлы и посмотреть, чего там мои сотруднички в состоянии полузомби наработали. Взять, так сказать, в свои руки вожжи собственного бизнеса. И еще, конечно же, каждый день ходить в зал, а то запустил себя совсем с этой нервотрепкой…
Разумеется, ничего из задуманного я не исполнил — не только Юлька в нашей семье отличается склонностью к излишне оптимистичному планированию. Два дня валялся на диване — тупо просматривал ролики из интернета, гонял на телефоне простенькую браузерную игрушку и заказывал себе пиццу. В субботу ее приготовили за четыре часа, в воскресенье уже за два; курьеры, может, еще не пришли в себя, но глазастенький робот катался по району исправно. Жизнь постепенно входила в колею.
А ведь еще в среду город напоминал ад — врачей сюда нагнали много, военных в основном, однако везде они не успели, так что были жертвы. Несколько летальных исходов, сотни человек госпитализированы — кто с травмами, кто с нервными срывами и другими психиатрическими диагнозами. Хорошо, что у меня в офисе уже через полчаса появилась бригада медиков, поэтому для моих все более-менее обошлось.
Виктора увели сразу после того, как он прекратил действие своего Дара; видимо, спецназовцы были не особо похожи на сотрудников научной организации или что я ему там наобещал, потому что во взгляде, который он успел бросить на меня через плечо, были растерянность и обида. Но нет, в кошмарах он мне являться не будет. Есть в моей биографии пятна и почернее.
Неделька выдалась — врагу не пожелаешь. Я носился между знакомыми, проверяя, кому какая нужна помощь. В перерывах помогал военным врачам — на их планшеты были подгружены подробные актуальные материалы, но все-таки знание города, в котором родился и прожил всю жизнь, не заменят никакие карты.
Весь четверг город стоял словно вымерший, только сирены экстренных служб взрезали мрачную тишину. Редкие прохожие бродили хмурые, подавленные. Что-то подобное творилось в первые дни ковида. Однако как мы пережили ковид, так пережили и эти дни. Уже в пятницу некоторые вышли на работу, открылись многие магазины. К выходным вон даже пиццу снова стали возить.
Юльке я еще во вторник вечером велел запереться в квартире и никому не открывать, однако она проявила характер. Племяшка выяснила у меня, что происходит, и сказала, что будет со своими подругами — теми самыми, которые в эти дни перестали с ней общаться, предпочитая быть «на позитиве». Все во мне противилось этому, хотелось приехать, надрать Юльке уши и запереть ее дома, как неразумного ребенка… но ведь это ее подруги, значимые для нее люди, и Юля имеет право принять взрослое решение. Я только попросил ее оставаться на связи, потому сразу узнал, что все у девчонок хорошо, вместе они справились.
К вечеру воскресенья собираюсь с духом, чтобы полистать городские паблики — наверно, все на ушах стоят, страна и мир вовсю обсуждают сенсацию… Однако, к моему изумлению, там гораздо тише, чем обычно. Буквально вчера-сегодня в официальных группах стали появляться жалобы на внеплановые ремонтные работы, а в пабликах типа «подслушано» — на тунеядцев-мужей и отбившихся от рук подростков. А вроде бы люди должны помнить, что с ними происходило что-то неестественное… но никто не спешит поверять свои переживания городу и миру.
Ползу на кухню за грешноватым бутербродом на ночь и обнаруживаю страшное: у меня закончился кофе. Я не то чтобы кофеман, но без пары чашек с утра пораньше все равно что зомби. Не курю, пью умеренно, равнодушен к сладкому — а вот без кофе не выживаю. Можно, конечно, утром завернуть в кофейню, но тогда собираться на работу придется без привычного стимулятора… мысль об этом достаточно отвратительна, чтобы побудить меня натянуть джинсы с толстовкой и доползти до ближайшего круглосуточного магазина.
У подъезда привычно сую руку в карман, где обычно лежат наушники — и обнаруживаю, что не захватил их. Это спасло мне жизнь — и еще то, что нападающие полагались на какой-то Дар. Засада устроена технично — трое парней синхронно выскакивают из-за гаражей и отрезают мне путь к отступлению. Но самую малость тормозят, я перехватываю инициативу и бью ближайшего в солнечное сплетение… минус один. Второй напрыгивает с ножом — уклоняюсь, лезвие вязнет в складках толстовки. Не зря Ветер гонял меня на спаррингах! Третий метит ступней в колено. Не успеваю отойти, но переношу вес — и остаюсь на ногах. Выворачиваю второму руку, в которой зажат нож, и бью третьего его телом. Третий валится на землю, приложившись башкой об гараж — грохочет жесть — но не теряется и выхватывает травмат. Бью ботинком по кисти с оружием — хрустит кость, парень вопит. Второй тоже уже не боец, без правой руки-то. Толкаю его на землю и от души прикладываю ногой по почкам, чтобы не рыпался. Первый… м-да, первый геройски утек, бросив боевых товарищей на произвол судьбы, то есть на мой произвол; а догадался бы треснуть меня по затылку — глядишь, фишка по-другому легла бы. Ладно, двое — тоже трофей. Подхватываю травмат, нацеливаю на обоих:
— Дернетесь — яйца отстрелю, без потомства останетесь.
— Я милицию вызвала уже! — кричит соседка баба Люба из окна первого этажа. — То есть эту, как ее, полицию! Выехали, скоро домчат!
— Спасибо, баб Люб!
Полиция — это хорошо. Превышение самообороны мне не грозит — безоружному-то против троих… До гаражей камера не добивает, но вообще в районе их много теперь. Эти деятели сюда пришли и ждали тут явно меня, то есть намерение доказывается на раз-два. Вот только… в рамках уголовно-процессуального кодекса правды можно и не дознаться. А мне надо понять, кто на меня охотится. Рявкаю:
— Кто такие? Почему напали?
Морды типичные гопнические, интеллектом не обезображены, однако мне незнакомы.
Оба молчат. Убедительно заношу ботинок над уже сломанной кистью третьего. Черт, не хочется бить лежачего, даже такую мразь… По счастью, мыслей моих ушлепок не читает, пугается и верещит:
— Да не знаю, не знаю я! Через Телеграф тебя заказали, с фоткой и адресом! Без обид, мужик, шибко бабки нужны были!
Через Телеграф… знакомый почерк. Зуб даю — лога переписки уже не существует.
— Нам стольник переводом кинули, а по итогу обещали еще три! — второй решает не дожидаться убедительной просьбы поделиться информацией.
— Что вам про меня написали?
Они пытались применить Дар… Заказчик не знал, что на меня это дерьмо не действует?
— Писали, чтобы мы без Дара работали! — подхватывает третий, нянча сломанные пальцы. — Но хрен ли без Дара… Кислый сказал, с Даром вернее. А где Кислый? Смылся, паскуда! Дар у него — глушилка!
— Кислый нас и подбил! — воет второй. — Мы вообще не при делах! В мокруху не вписывались, чисто пугануть тебя хотели!
Ну да, конечно… Ладно, тут уже пусть полиция разбирается. А кстати, вот и она, родимая. Полночи теперь придется давать показания. Отдохнул, называется, перед напряженной рабочей неделей…
Возле облицованного мрамором дома сталинской постройки — единственная в центре парковка, на которой вечно пустует больше половины мест. Даже запрещающих знаков нет, но хмурый взгляд здоровяка в форме весьма красноречив: не стоит останавливаться здесь, чтобы прогуляться по дорогим магазинам и осмотреть достопримечательности. Возле здания, украшенного массивной вывеской с золотым тиснением, паркуются либо сотрудники, либо те, кто здесь по делу — и часто не от хорошей жизни.
Что ж, я по делу. Уверенно ставлю машину строго по линиям разметки. Мой побитый жизнью фордик между двух блестящих черных джипов смотрится бедным родственником.
Поднимаюсь по мраморным ступеням к двустворчатым деревянным дверям высотой в два человеческих роста. Просовываю паспорт в окошко «Бюро пропусков» и получаю, против ожидания, не подписанную от руки бумажку с фиолетовым штампом, а распечатку куар-кода. Не знаю, для чего понадобилась эта формальность — за неуместно современными турникетами меня дожидается невысокий человек в штатском с блеклым лицом. Когда я подхожу, он слегка улыбается одними губами и говорит:
— Александр Николаевич, пройдемте.
Следую за ним по широкой маршевой лестнице и паркетным коридорам, покрытым красными ковровыми дорожками. Навстречу торопятся вперемешку статные сотрудники в форме и неприметные — в штатском. Здание будто специально построено так, чтобы люди ощущали себя карликами. Кажется, этот архитектурный стиль называется «сталинский ампир», хотя Юлька и ее подруги говорят «сталинский вампир».
Юрий Сергеевич ждет меня в обшитом деревянными панелями кабинете за столом размером со скромное футбольное поле, обтянутым зеленым сукном. Президент смотрит на нас с непременного портрета строго и требовательно.
— А, вот и ты, Саша! Чайку выпьешь? — и не дожидаясь моего согласия, обращается к сопровождающему: — Товарищ, чая нам сообразите.
Ни дать ни взять любящий дедушка встречает внучка. Впрочем, с постоянно меняющимися масками старого чекиста я уже успел свыкнуться. Не самая актуальная проблема.
Юрий Сергеевич позвонил мне ровно в тот момент, когда я сам уже собирался набрать его — не знаю, было это совпадением или в моем телефоне стоит не только прослушка. Тоже не важно теперь. В мае, после провала на Севере, я обещал себе, что не буду иметь дела с людьми из Штаба без крайней необходимости — только если потребуется предотвратить конец света. Однако жизнь внесла коррективы в этот зарок. Или не внесла, а мы действительно имеем дело с началом конца света. По меньшей мере отдельно взятая жизнь гражданина Александра Егорова неиллюзорно находится под угрозой.
За покушением наверняка стоит не Юрий Сергеевич — если бы он собрался меня устранить, ему не пришлось бы прибегать к сомнительного качества услугам маргиналов из подворотни. Впрочем, если б те гопники не оказались катастрофическими тупыми, их вполне могло бы хватить — я не супермен из кино, чтобы играючи раскидать троих пусть хреново, но все же вооруженных противников. Сбежавший с поля брани деятель по кличке Кислый уже задержан, и на самом-то деле это его стремление вопреки пожеланию заказчика применить Дар спасло мне жизнь. Одаренные вообще слишком склонны полагаться на Дар, уместно это или нет… я и сам был таким.
Тем не менее следующие наемники могут оказаться чуточку умнее или просто не обладать подходящим Даром. Перспектива встречи с ними заставляет пересмотреть свои взгляды на сотрудничество со Штабом.
Юрий Сергеевич берет с места в карьер:
— Ну что, Саша, думаю, предлагать убежище или программу защиты свидетелей бесполезно?
— Разумеется. Видите меня прям насквозь, Юрь Сергеич. Мне нужно…
— Да знаю, знаю. Получи и распишись.
Юрий Сергеич буднично достает из ящика стола модернизированный пистолет Макарова, три коробки патронов, кожаную поясную кобуру и заламинированное удостоверение с моей фотографией — разрешение на хранение и ношение. Последнее — самое ценное в наборе. Оружие-то купить — не проблема, а вот разрешение на ношение в городе Леха долго бы мне выправлял по своим каналам.
Оставляю автограф в ведомости и говорю довольно искренне:
— Спасибо.
— Спасибо на хлеб не намажешь, — ворчит Юрий Сергеевич. — Вот если бы ты в качестве благодарности перестал в шпиона играть против своих же… Ну что за, как выражается молодежь, прикол с одноразовыми телефонами? Думаешь, нам трудно отследить, что некий гражданин сопредельной республики — кстати, полгода как туда вернувшийся — сутки ходит с тобой везде, даже в сортир, а потом вдруг исчезает бесследно посреди чиста поля, словно ангелы его на небеса вознесли? Саша, ты понимаешь, что вообще-то за эти фокусы я должен тебя закрыть?
— А закрывайте! — откидываюсь на спинку массивного стула, обитого алым бархатом. — Жизнь у меня и без того собачья, а тут покушения эти еще. Закрывайте — хоть отосплюсь вволю. Буду жрать казенный харч трижды в день и отжиматься по графику. Пробелы в образовании восполню — давно собирался Гессе и Белля перечитать вдумчиво. А вы тем временем со сверходаренными как-нибудь сами разберетесь. Им, видите ли, скучно стало атомные станции взрывать, они взяли моду мир переустраивать в масштабах отдельно взятого областного центра. Я, может, лучше закрытый пересижу, а?
Юрий Сергеевич смотрит на меня с отеческой улыбкой:
— Борзеешь, значит, Саша. Это хорошо. Это значит, не теряешь боевого задора. Хвалю.
Похоже, мы с Юрием Сергеевичем привыкли друг к другу и ничем больше друг друга не удивим.
Штатский с блеклым лицом вносит поднос: фарфоровый чайник, два стакана в латунных подстаканниках, сахарница с рафинадом, вазочка с печеньем «Юбилейное». Похоже, у них тут тотальная мода на стиль «Назад в СССР»…
— Мы же с тобой так и не переговорили спокойно за ту северную историю, — говорит Юрий Сергеевич, когда за штатским закрывается дверь. — Ты сразу кинулся обвинениями разбрасываться, дверями хлопать… Хотя понять тебя можно, расклад паршивый был. Но есть и плюсы — удалось наконец отделаться от парочки молодых да ранних, и с тех пор дела в Штабе пошли на лад. Смекаешь?
— Вы имеете в виду… Кто-то из них работал на противника?
— Может, и так, — Юрий Сергеевич лукаво улыбается, разливая чай по стаканам. — Хотя эту стерву Алию я давно знаю. Ни на кого она не работает, кроме собственной драгоценной особы. Непростая дамочка, давно в Системе и глубоко вросла, оба бывших мужа до сих пор за нее горой стоят. Так что потребовалось ЧП, чтобы ее вышибить пинком под зад — с братом-то твоим она работала. Знаешь, какой у Алии на самом деле Дар?
— Какой?
— Не аналитика, тут она врет — мозги в этой башке собственные, от мамы с папой. Алия — одаренный профайлер… если по-простому, психолог, который по имеющейся о преступнике информации должен понять, что у него в башке его перекрученной творится. Для этого профайлеры учатся мыслить, как преступники, то есть мозгами ничем от них не отличаются. Алька и до Одарения всем сто очков вперед давала в этой специальной дисциплине… подстройки, что там у них, да и просто бабская интуиция… а теперь и вовсе ведьмой заделалась.
— Полагаете, она может быть… Кукловодом?
— Баба? Да куда им! Бабы, у них интересы всегда мелкие, — Юрий Сергеевич довольно усмехается. Не ожидал такого дремучего сексизма… хотя что с него взять, старой закалки человек. — Думаю, все попроще. Алия хочет технологию эту, которая сверходаренных штампует, вычислить и для своих целей использовать. Поэтому я костьми лег, чтобы ее от нас вышибить — она бы эту спящую красавицу Семенову на молекулы разобрала, но своего добилась бы.
— Тогда, выходит, наш враг… Ветер?
Веселость Юрия Сергеевича как рукой снимает:
— Темна вода во облацех… Понимаешь, Саша, нет на него ничего толком. Вот разве что за связь человек Ветра отвечал, так что вряд ли взлом системы мимо командира мог пройти. На том он и погорел… если это можно так назвать. Он сам с Дальнего Востока родом, там у него связи простроены от и до. Окопался на закрытой базе и тренирует чуть ли не ЧВК. До него теперь не добраться, но вроде как и он от наших дел отрезан. Ладно, без обид, это не твоя печаль. Чего я тебя позвал-то…
Ага, со вступлениями покончено. Ясно-понятно, что все эти проявления начальственного благоволения сыплются на меня не за красивые глаза.
— Мы статистику по стране усиленно мониторим и кое-что обнаружили. Тут у вас рядом, соседняя область, и двухсот километров не будет.
— Что, там тоже преступность пошла вниз, а смерти от болезней и несчастных случаев — вверх?
— Там смертность в целом пошла вниз, но пока плюс-минус в рамках статистической погрешности. Ну мало ли, погода стоит хорошая, умирать никому неохота… Интересно другое. Областной центр занятости за неделю закрыл почти 90 процентов вакансий, многие из которых висели годами и никому не были нужны.
Центр занятости… Это вроде как оффлайновый государственный аналог рекрутинговых агентств. Для тех, кто в двадцать первом веке интернетом пользоваться не умеет, что ли? Вакансии там есть всегда, но с зарплатами в разы ниже средних по рынку. Не представляю, в каком надо быть отчаянии, чтобы так трудоустраиваться. И эти вакансии закрыты на 90 процентов за неделю?
Пожимаю плечами:
— Может, этот центр занятости начальство прессануло, и кто-то просто нарисовал красивые цифры в отчетах? Фантазия наемного работника безгранична, когда надо подогнать реальность под KPI.
— Подо что? — Юрий Сергеевич хмурится. — Я этих ваших новомодных буржуйских терминов не разумею.
Прячу усмешку:
— Ключевой показатель эффективности. Как бы объяснить… Родители говорят ребенку, что за каждую уборку в комнате он будет получать мороженое. Ребенок по три раза в день немного мусорит, а потом показательно убирается. Или там начальство говорит системным администраторам: «Чтобы показать эффективность, вы должны закрывать как можно больше задач!» «Не вопрос!» — отвечают администраторы, и их знакомые в разных отделах начинают открывать задачи как не в себя. Работает на всех уровнях — наемным менеджерам плевать на реальный результат. Надо только цифры в отчетах под хотелки начальства подогнать, а как получены эти цифры, никто не будет вникать. Из-за всего этого очковтирательства я и мечтал открыть собственное дело…
— Во время оно это называлось «приписки». Помнится, один первый секретарь обкома принял повышенные социалистические обязательства по сдаче сельхозпродукции, а потом записал в отчетность телят, которые еще только должны были народиться. Через год, правда, в петлю полез — тогда было здесь вам не тут… Так, что-то мы отвлеклись, вернемся-ка в наши грешные времена. Мы на место, конечно, бригаду отправили — центр занятости проверить, да и не только… Однако видишь ли, какая проблема, Саша. Что бы там ни творилось на самом деле — любой одаренный, даже лучший из наших сотрудников, этого не заметит. Будет внутренне с этим согласен. Здесь мы как раз местных допрашиваем, и постфактум многие признают, что были неестественно счастливы почти две недели; но в процессе их ничего не смущало, понимаешь? Даже те, кто отказался от уже купленных путевок, чтобы остаться в городе, в тот момент находили для себя причины, которые казались им убедительными. Теперь, конечно, волосы на головах рвут…
— Ага… А от соседей тоже никто не выезжает?
— Как то ни странно, ничего подобного не наблюдается. Туристы спокойно выполняют программу — их туда обычно на полдня завозят. Местные, кому куда-то надо, ездят. Так что, быть может, ложная тревога. Но проверка не помешает. Средства на расходы и гонорар уже на карте у тебя. Выезжаешь завтра, машину пришлем к восьми утра.
— Не надо, я на своей. И главное — мне нужен мой брат. Один не поеду, что хотите делайте.
— Да помню я, помню, — Юрий Сергеевич закатывает глаза. — Дома уже твой Олег. Езжай, может, он еще не все мамкины пироги дожрал…
Звоню маме — Олег действительно дома; однако еду я все-таки на работу. Раз уж выдалось окошко между двумя актами борьбы с глобальной угрозой, надо и собственный бизнес проверить. Эх, когда я его открывал, был уверен — он и станет главным делом моей жизни… Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах.
Заряженный пистолет в кобуре оттягивает ремень. Пожалуй, гопники из подворотни мне теперь не страшны. Хотя склонностью к однообразию и отсутствием фантазии неведомый враг не страдает, так что можно ожидать чего угодно.
Аварии мне по пути не встречаются, зато на светофоре водители начинают гудеть друг другу через миллисекунду после того, как загорается зеленый. Возле офиса понурый дворник вяло орудует веерной метлой, а какая-то бабка отчитывает его за неудовлетворительную работу муниципальных властей в целом и грязь в этом конкретном закутке в частности.
В коридоре встречаю Виталю — морда лица украшена живописным желто-лиловым фингалом. Не в первый раз и, надо думать, не в последний, но вид у цветка подворотни такой потерянный, что язык не поворачивается привычно вчинить ему втык за то, что он своей мелкоуголовной харей пятнает светлый облик нашей организации. Спрашиваю:
— Кто тебя так отделал? Что случилось?
— Да хрен его знает… Болтались там какие-то, с ними, наверно, и сцепился. Бухой был в дрова, ни черта не помню… — Виталя поднимает на меня налитые кровью глаза: — Она заблокировала меня, Саня! Написала, что дело не во мне, дело в ней — и заблокировала! По ходу, маме ее я не понравился — а ведь трезвый пришел, с цветами, и не матерился… ну почти!
Хлопаю несостоявшегося Ромео по плечу:
— Эй, ну чего ты разнюнился… Выше голову, солдат! Встретишь еще сто, нет, тысячу таких!
Так себе утешение… Было у меня по невольно подслушанным репликам ощущение, что Виталя и та девица друг другу не подходят — слишком разный культурный багаж. Если бы не навеянная блаженненьким Виктором эйфория, такие люди никогда не сошлись бы. Взмахиваю головой, отгоняя невесть откуда взявшееся чувство вины. Не мог же я оставить все как было — неизвестно, к чему этот дикий гормональный дисбаланс привел бы, если бы продлился подольше.
А вот Натаха, к моему изумлению, со своим автомехаником Валерой не разошлась. Вроде бы они больше не Пуся и Кися — она на него орет, когда он заваливается с пивом смотреть футбол по ноуту. Но, глядишь, как-то все у них устаканится.
Только на пороге кабинета вспоминаю, что Катя вернулась из отпуска — они с мужем уехали в ночь после свадьбы, тогда Дар Виктора еще не вошел в силу, обменные системы у людей не перестроились и многие без особых проблем покидали город. Надеюсь, Катя в эти две недели была счастлива настоящим, не наведенным счастьем. Сейчас она строго отчитывает кого-то по телефон:
— И не надо на меня кричать. Успокойтесь, пожалуйста. Я сведу графики на неделю и перезвоню вам. Через час. Да, хорошо, до свидания.
Повесив трубку, Катя смотрит на меня ошалевшим взглядом:
— Саня, что с ними такое со всеми? Полицейские будто с цепи сорвались, а наши все, наоборот, как в воду опущенные! В отчетах дурдом, Даша совсем обленилась!
— Даша… На нее не сердись, она болела тяжело, операция была. И не только в этом дело.
— Что, черт возьми, тут у вас происходило?
Да вот как тут расскажешь… Заметил уже, что пережившие двухнедельную эйфорию не горят желанием делиться этим опытом с каждым встречным и поперечным. Мне тоже неохота трепать языком.
— Катюх… Теперь уже не имеет значения, правда. Сложные выдались недели. Сейчас главное — как-то все разгрести и выйти в нормальный рабочий режим.
— Надо так надо. Выйдем, благо ты теперь тут!
— Вот жеж… Понимаешь, Кать, у меня завтра командировка по другой работе. Но ты не переживай, я на связи буду… наверное. Давай мы сейчас с тобой попробуем разобраться в этом завале. А потом останешься за старшую.
Катюха тяжко вздыхает и пожимает плечами:
— Ладно, мне не привыкать. Где наша не пропадала…
Честное слово, я предпочел бы возиться с актами выполненных работ и утрясать графики выездов. Но, похоже, и на этот раз мир сам себя не спасет.