Начало событий осталось в моей памяти как лихорадочная смена противоречивых чувств – я то парила на крыльях от счастья, то в отчаянии падала духом. После того как в Лондоне я благородно согласилась на предложенные условия, мне пришлось пережить два поистине ужасных дня – вновь нахлынули сомнения, я горько корила себя за опрометчивость. Охваченная душевным смятением, пустилась я в путь и долго тряслась в почтовом дилижансе до станции, где меня должен был встретить наемный экипаж. Действительно, прибыв на станцию к концу июньского дня, я увидела поджидавшую меня удобную коляску. Экипаж катился по дороге, и при взгляде на проплывавший мимо пейзаж мне все сильнее казалось, будто сама природа в этот чудесный предвечерний час ласково приветствует меня. Тревожное чувство, владевшее мною, понемногу рассеялось, а когда коляска свернула на главную аллею, я, вопреки самым мрачным предчувствиям, и вовсе приободрилась. Настроившись на худшее, я приготовилась к тягостному, гнетущему зрелищу, и потому открывшаяся взору картина тем более приятно поразила меня. Помню, с каким радостным изумлением смотрела я на ухоженный фасад большого дома, распахнутые окна с красивыми шторами, из-за которых выглядывали две горничные. Помню лужайку перед домом, яркие краски цветов, шуршание колес по гравию, купы деревьев, над которыми в золотистой лазури кружились с гомоном грачи. При виде этого великолепия мне невольно вспомнилось наше убогое жилище. Едва экипаж остановился, как в дверях показалась приветливая женщина, которая вела за руку маленькую девочку. Женщина склонилась передо мной в таком глубоком поклоне, словно встречала хозяйку или знатную гостью. После визита на Харли-стрит я совсем иной воображала себе усадьбу и теперь, вспомнив свои недавние опасения, не могла не признать, что тревожилась напрасно: мой хозяин несомненно благородный джентльмен, и будущность представилась мне в гораздо более радужных красках.
Вплоть до следующего дня я пребывала в приподнятом настроении, не замечая, как летело время, – настолько заворожила меня моя младшая воспитанница. Девочка, которая вышла из дома вместе с миссис Гроуз, с первого взгляда показалась мне прелестным созданием, и я от души порадовалась счастью иметь такую ученицу. В жизни не видела я более красивого ребенка и с удивлением подумала, почему ее дядя ничего не рассказал мне о ней. Ночью я почти не сомкнула глаз – слишком велико было возбуждение минувшего дня: помню, я сама не понимала, почему не могу справиться с волнением, – оно не покидало меня, как и чувство изумления от радушного приема. Просторная, с красивым убранством комната, одна из лучших в доме, внушительных размеров парадная кровать – по крайней мере, такой она мне показалась, – высокие зеркала, в которых я впервые увидела себя в полный рост, – все поразило меня несказанно, но более всего удивительная прелесть моей маленькой подопечной. Впрочем, были и другие неясные ощущения, оставившие смутный осадок в душе. К счастью, я сразу же поняла, что с миссис Гроуз мы поладим, хотя, признаться, в дороге с беспокойством ждала встречи с нею. В первые минуты знакомства одно лишь могло бы насторожить меня – моему приезду были необычайно рады. Уже через полчаса я заметила, как радовалась мне миссис Гроуз, эта полная, спокойная, опрятная, пышущая здоровьем женщина с простым лицом, и как она старалась не показать своих чувств. Я с легким недоумением подумала, для чего ей понадобилось это скрывать, и прежние подозрения, тревожные предчувствия вновь шевельнулись во мне.
Нет, успокаивала я себя, лучезарная красота малютки не может предвещать ничего дурного – ее ангельски прекрасный образ, отгоняя сон, стоял у меня перед глазами. Я не раз поднималась с постели и бродила по комнате, пытаясь осмыслить увиденное и представить, что меня ожидает. Стоя у распахнутого окна, за которым исподволь занимался ранний летний рассвет, я старалась разглядеть ту часть дома, какая была видна из моей комнаты, внимала первому робкому щебету птиц, разгонявших ночной сумрак, и прислушивалась, не повторятся ли странные звуки, раз или два долетевшие до меня. То не были голоса природы, и раздались они – так мне почудилось – не снаружи, а внутри дома. Сначала я как будто услышала далекий детский крик, а потом невольно вздрогнула, когда явственно различила чьи-то легкие шаги в коридоре за дверью моей комнаты. Пустое, решила я, скорей всего, обман воображения, и, поначалу не придав значения этим смутным ощущениям, вспомнила о них позднее в свете, а вернее сказать, во мраке последующих событий. Я не сомневалась, что отрадная обязанность опекать, учить, «лепить» такого ребенка, как маленькая Флора, могла наполнить жизнь высоким смыслом. Мы договорились с миссис Гроуз, что Флора будет спать у меня, – ее белую кроватку уже перенесли в мою комнату. Отныне на меня ложились все заботы о ней, и только в эту ночь она последний раз оставалась с миссис Гроуз. Мы рассудили, что так будет лучше, – ведь девочка меня еще совсем не знает и, естественно, немного дичится. Но скоро, как только пройдет ее робость, она полюбит меня. Самое удивительное, малышка откровенно признавалась, что стесняется своей новой воспитательницы, и, нисколько не конфузясь, с прелестной серьезностью, заставлявшей вспомнить божественных младенцев на полотнах Рафаэля, выслушивала наши ласковые укоры и просьбы быть умницей. А тем временем я сама проникалась горячей симпатией к миссис Гроуз, видя, какое удовольствие доставляло ей мое восхищение девочкой, ее красотой. Мы сидели за ужином, на столе горели четыре высокие свечи, и из-за них глядело личико моей ученицы, восседавшей в детском фартучке на высоком стуле за чашкой молока с хлебом. Само собой разумеется, на определенные темы мы могли говорить лишь намеками, весело переглядываясь.
– Мальчик похож на сестру? Такой же необыкновенный?
Мы уже условились не расхваливать ребенка в его присутствии.
– О мисс, еще какой необыкновенный! Если вам пришлась по душе наша крошка… – Миссис Гроуз стояла с тарелкой в руках, устремив ласковый взгляд на девочку, а та переводила с нее на меня свой ясный небесный взор, в котором светилось детское простодушие.
– Что тогда?
– Значит, от юного джентльмена вы будете просто без ума!
– Похоже, для того меня сюда и пригласили. Боюсь, – продолжала я, повинуясь безотчетному порыву, – уж слишком легко я теряю голову. Именно это и случилось в Лондоне!
Как сейчас вижу перед собой широкое лицо миссис Гроуз, когда до нее дошел смысл моих слов.
– На Харли-стрит?
– Ну да.
– Ох, мисс, вы не первая и, надо думать, не последняя.
– Не претендую на исключительность, – принужденно рассмеялась я. – Насколько мне известно, мой второй подопечный возвращается завтра.
– Нет, мы ждем его в пятницу. Как и вы, он приедет дилижансом вместе с провожатым, а встретит его та же коляска, что и вас.
Я тут же сказала, что, наверное, мне стоит самой отправиться на станцию вместе с Флорой. Мы вдвоем встретим ее брата – ему это будет приятно, предположила я, и мы скорее подружимся. Миссис Гроуз с неожиданной горячностью откликнулась на мое предложение, и мне показалось это добрым знаком – мы как бы заключали договор, что во всем будем заодно, – и слава богу, моя союзница до конца осталась мне верна. Да, сомнений быть не могло, теперь, когда нас двое, она явно вздохнула с облегчением.
Состояние, в котором я находилась на следующий день, вряд ли справедливо было бы приписать только усталости после пережитых накануне волнений. Пожалуй, меня несколько угнетала мысль о том, сколь огромную ответственность приняла я на себя. Мои новые обязанности оказались на поверку весьма обширны и серьезны, и я боялась, что не готова к ним, хотя, признаюсь, чувствовала не только холодок страха, но и, что скрывать, тайную гордость. Разумеется, в суете первого знакомства с занятиями пришлось повременить. Поразмыслив, я решила, что сначала должна, употребив все свои способности, ненавязчиво приучить к себе девочку, завоевать ее доверие. Мы почти целый день не разлучались. К полному восторгу Флоры, я попросила ее показать мне усадьбу. Девочка вела меня по дому из комнаты в комнату, не пропуская ни одного укромного уголка и ни на минуту не прерывая веселой детской болтовни. Через каких-нибудь полчаса мы уже стали друзьями. Меня поразило, как уверенно и смело эта крошка шла по пустынным комнатам и темным коридорам, покосившимся лестницам, перед которыми я медлила в нерешительности, и даже на старой, с бойницами башне, где у меня закружилась голова, Флора без умолку щебетала, и ее чистый голосок звенел колокольчиком и звал меня за собой. Я не видела усадьбу с того самого дня, как покинула Блай, и, вероятно, теперь, когда прошло столько лет и я многое повидала на своем веку, этот дом не показался бы мне столь огромным. Но когда мой маленький поводырь в голубом платьице и в сиянии золотых кудрей, пританцовывая, исчезал за очередным поворотом и только топот детских ножек разносился по коридорам, мне чудилось, будто я в сказочном замке, во владениях доброй феи, знакомых по сказкам и волшебным историям. Уж не грежу ли я над страницами книги, не вижу ли сон наяву? Нет, это был всего лишь большой, старый, невзрачный, но вполне удобный дом. В нем еще угадывались черты другого, более старинного здания – частью перестроенного и наполовину нежилого. Внезапно мне пришло в голову, что все мы здесь как горстка пассажиров одинокого корабля, затерянного в океане. И странное дело – за штурвалом стояла я!