Поводырь крокодила

РАНЬШЕ ОН БЫЛ СПОКОЙНЫЙ.

Вечер. Сад. Половодье цветов и листьев. На каменной скамье две женщины. Пожилая нанизывает бусы. Молодая поет:

Молодая положила лютню на колени.

Платье белое на ней из прозрачного шелка, вышито маленькими букетиками мирта и желтых цветов. На голове гирлянда из шиповника и веток чемерицы.

Она сорвала пучок мяты и, растирая ее между пальцами, надушила горячий воздух вокруг.

— Ох, не люблю я эту песню, — сказала старая. — Все поешь, все поешь. А ведь уже который год замужем. Пора остепениться.

— Подожди, Анита… — сказала молодая и быстро встала. Беглыми движениями она поправила волосы, опять села. — Кажется, приехали.

— Глаза бы не глядели… Ты же вся горишь…

— Иди, Анита… Иди… Я счастлива… — сказала она, глядя на идущих по дорожке.

Впереди высокий. Длинная борода, длинные волосы.

— Здравствуйте, синьора Джиоконда, — сказал он.

— Здравствуйте, синьор Леонардо, — ответила она тихо.

— Можешь сегодня не переодеваться, — сказал невысокий полный человек (ее муж). — Синьор Леонардо писать не будет. Он уезжает.

— Вы уезжаете?

Она поглядела на него недоверчивым взглядом крестьянской девушки, удивительным у такой взрослой и нарядной дамы.

— Уезжаю, Мона Лиза… Войне с пизанцами конца не видно. Мне синьория заказала военную картину…

Спутники Леонардо стояли молча.

— А как же мой портрет? — спросила она.

— Я вернусь, Мона Лиза… как всегда… Прощайте.

И Леонардо ушел со своими спутниками.

— Как всегда, — сказал муж, глядя ему вслед. — Вам не кажется, синьора, что ваш портрет несколько затянулся?…

Мона Лиза ничего не отвечает, и муж уходит, пожав плечами.

А Мона Лиза наклоняет голову и снимает слезинку со щеки.

Она снова берет лютню:

— Да, — говорит она, перестав плакать. — Вы попали в беду, синьора.

…Едут всадники по закатной равнине.

Спокойно ступают кони.

Впереди Леонардо в берете с пером по самые плечи.

Низкое солнце заходит за поле, пасутся свиньи. Далекие голубые холмы. Длинные тени пали на дорогу.

Это час тоски путешественников, час нежности в сердце того, кто сказал недавно «прости» милым друзьям.

Близкая ночь догоняет их, и они подстегнули коней.

Поднялась луна, огромная, желтая, и осветила дорогу с белыми призрачными фигурами. Это были волы. Белые волы тосканской породы.

Они бредут по скошенному полю, задевая рогами друг друга, и тянут бронзовые пушки с уродливыми колесами.

Вдали показался городской холм…

Зубчатые стены и воротные башни среди вытоптанных хлебных полей на берегу Арно, а за стенами города Пизы встает багровое зарево. Театр военных действий. Ну что же, спустимся в партер.

…Около деревни.

Женщина, нищенски одетая, роет лопатой землю. Возле наполовину вырытой ямы стоит бочонок. Двое детишек устало и давно плачут.

— Деточки мои… милые мои… — мать не оглядывается на них.

— Ма-а-ма… кушать хочу…

— Родненькие, нету кушать, не плачьте… Нету кушать…

— А в бочке?

— Воробышки мои… это не наше… Если мы сохраним бочонок от солдат, хозяин трактира нам заплатит.

Тихо подъезжает Леонардо со спутниками, молча смотрит, и его замечает мальчик.

— Мама… там дядя…

— Где? Где? — оборачивается женщина. — Не дам, проклятые, не дам! Мы умираем с голоду! А-а-а-а! Не дам!

— Что ты, голубушка, — говорит Мельци. — Мы не возьмем. Что ты?

— Не знаю, ничего не знаю! Мы не виноваты!

— Молчи… Ну… молчи! — говорит Зороастро. — Как нам доехать до Флорентийского лагеря?

— Вон дорога… Она приведет.

— Прощай, — говорит Зороастро, но мать обращается к Леонардо.

— Подайте милостыню, ради Христа. И Леонардо молча дает ей денег.

— Дай бог вам здоровья, синьор… Дай бог вам счастья… Синьор, у вас, может быть, найдется кусочек хлеба?… Ребеночек все плачет, и второй все просит есть… На деньги здесь ничего не купишь… Солдаты все позабирали…

Леонардо велит дать хлеба, и Зороастро достает хлеб из кожаной сумки. Женщина жадно хватает хлеб, дает детям. Извиняясь, смотрит на Леонардо и вдруг загораживает бочку.

— А-а-а-а! Не дам! — кричит она.

— Опомнись, женщина, — сурово говорит Зороастро. — Наш синьор не грабитель.

— А что он… грозно так смотрит?

— Грозно? — Зороастро оглядывается на Леонардо. — Он смотрит на тех, кто довел вас до нищеты.

— Что врешь… Здесь нет никого…

— Не мешай нам думать, женщина, — сурово говорит Зороастро.

И Леонардо печальный гонит коня вскачь, и ученики его вслед за ним.

…Огромная комната придорожного трактира. За окном вдали пылает прекрасный город Пиза. Трое рваных солдат пьют вино.

— Все с голоду скоро подохнем, — сказал один. — Шесть месяцев не платят жалованья. Кормись как знаешь… И мужичье проклятое не кормит.

— У них самих нечего жрать, — сказал второй.

— Стой, ребята! — сказал первый. — Люди из отряда Колеони подходят.

Вбегает воин, за ним другие.

— …А вы уже здесь! — закричал воин. — Прочь отсюда!

Схватились… Бьются…

— Стой! Погоди… — говорит первый солдат. — Передохнем.

Оба отряда останавливаются. Хмуро держась за мечи, тяжело и хрипло дышат.

— Уж мы б вас вздули, бергамцы паршивые, — сказал первый солдат, — вторые сутки вот без еды…

— Собаки! — закричал пришедший воин. — А мы, по-вашему?! Они голодные! А мы? Мы первые подошли к деревне!

Деревня наша!

— Ваша?… Возьмите, если ваша, — ответил солдат.

— Возьмем! — сказал воин.

— Возьмите!

— Вот отдохнем и возьмем.

— Ну, отдохнул, пожалуй, — сказал солдат и, подняв меч, бросился на воина.

Опять началась схватка, и все ушли сражаясь.

Стало совсем тихо в трактире. Зарево горящей Пизы освещало небо.

И тогда вышел хозяин и поднял поваленные скамьи.

— Плохие времена наступили… Джузеппе! — крикнул он. — Эй, Джузеппе! Испугался? Не бойся, дурачок… Они все ушли.

— Ушли? — ответил голос невидимого Джузеппе, и вылез парень.

— Все прибрать надо, — сказал хозяин, глядя в окно. — На то мы и хозяева трактира, чтобы наблюдать драки со всей округи… Вылез, Джузеппе? Вот и хорошо… А теперь обратно полезай… Опять солдаты идут…

— Ох, — сказал Джузеппе и скрылся.

— Э, погоди… солдаты — это мелочь, — сказал хозяин. — Тут поважнее господа едут… О господи, сам гонфалоньер Флоренции синьор Содерини жалует, и с ним кто же это, не разберу?… Джузеппе! Черт проклятый, ты вылезешь, наконец, из ямы?!

— Иду, иду, — сказал Джузеппе.

Вошли Леонардо и Содерини, человек невысокого роста, с большим носом, с большой челюстью.

— Спокойнее, маэстро, спокойнее, — сказал он, — мои солдаты вас проводят. Если нужно, попугают мародеров.

— О! Попугают! — откликнулся Леонардо. — Все кого-нибудь боятся… Мирные волы и те пушки тянут… Сладостная военная жизнь… Мало еды, зато много крови…

— Ну, ну, не расстраивайся… Ты бы лучше подумал, как нам выиграть эту войну… Такому великому инженеру, как ты, грешно уклоняться…

— Я уже подумал.

— Ты шутишь… Все вон отсюда… Оставьте нас вдвоем.

Все ушли.

— Ну говори, — жадно придвинулся Содерини.

— Надо так сделать, — сказал Леонардо, глядя в окно. — Надо заключить мир с пизанцами.

— Что? — изумился Содерини. — Ну хорошо… Продолжай.

— Надо заключить мир… Это первое… Нужно построить канал на реке Арно, который соединит город Пизу с Флоренцией… Это второе, — сказал Леонардо твердо.

Содерини пристально поглядел на Леонардо и отодвинулся, поджимая тонкие губы.

— Я исследовал реку… Это вещь возможная… Канал нужно строить совместно с пизанцами… После этого войны ваши прекратятся, потому что канал обогатит оба города… Я сделал подсчеты.

— Ты сумасшедший, — сказал Содерини, внимательно глядя на Леонардо, — вот почему ты бродишь здесь между двумя лагерями… Я все понять не мог… Ну, прощай, — и он ушел…

— Привет вам, мастер Леонардо, — сказал хозяин. — Давненько к нам не заглядывали.

— А ты все тот же, что и был, — сказал Леонардо. — Неграмотен, как францисканец, но весел.

— Я потому и весел, что неграмотен, синьор Леонардо.

— Не притворяйся, друг, что ты глупей, чем есть.

— Вы сильно постарели, синьор Леонардо… Зато много успели, я слышал.

— Деньгами нищ, зато богат разлуками. Ну, прощай, пойду и я…

И Леонардо вышел из трактира.

— Постарел… Постарел, — сказал хозяин, глядя ему вслед. — Раньше он был спокойный.