Повесть о монахе и безбожнике

Глава 7

В это же время в Дурбанском лесу произошло еще два события, сами по себе может быть и не значительные, но оказавшие в дальнейшем серьёзное влияние на происходящее.

Сначала, в полутора поприщах к северо-западу одинокий, как первый спутник, проснулся Сергей Кузнецов. Был он злой и озябший. Ему хватило трех минут, чтобы понять, что опекаемые туземцы сбежали, и поручение Шефа выполнено только наполовину. Осознав это, рыцарь побежал на поиски нарушителей режима.

Почти одновременно с этим в лагере разбойников Слепой Хамада поднял вверх руку и прикрикнул на окружавших его разбойников:

— Тихо, вы, яйца шелудивые!

Тонкий слух предводителя уловил вопли Младшего Брата. Убедившись, что он не ослышался, Хамада поднял разбойников и послал их проверить — кому это не спиться в столь ранний час. Ефальтий, уже побывавший в тех местах ночью, возразил и между ними завязался один из тех разговоров, когда оба спорщика понимают бесполезность спора. Хамада знал, что никуда они не денутся и пойдут, а Ефальтий, соответственно знал, что приказ Хамады ему выполнить все же придется.

Энергично отругиваясь, более для того чтобы добавить храбрости себе и четверым своим спутникам, Ефальтий все же повел их к злополучному холму, но однако крики смолкли, едва они подошли к его подошве. Осторожный Ефальтий поднялся на самый верх. Разбойники шли следом, шагах в 20 за спиной.

Видимость там оказалась куда как лучше. Туман, заливавший низину, редел, распушенный ветром и невдалеке отчетливо виднелась граница близкого леса. Ефальтий, являя собой воплощение осторожности, разглядывал пространство перед собой. Все тут оставалось, как и нынешней ночью — лес, вплотную подступающий к горам, густые заросли лошадиной травы, навалившейся на ближние деревья. Не было только зверя. С гор потянуло ветром, и туман тронулся в лес. В клубящемся мареве Ефальтий вдруг увидел чью-то удаляющуюся спину. Разбойник даже не подумал о том, что бегущий спасается от опасности, которая может угрожать и ему самому. Он свистнул, подзывая товарищей, и бросился вперед, проклиная туман.

Шумон бежал, помня, что жизнь его крутится сейчас на конце пращи Младшего Брата, точнее, в камне, заложенном в неё. К своему немалому удовольствию бывший Императорский библиотекарь отметил одно упущение в монастырском воспитании брата Таки — броски с ходу у него явно не получались. Камни то перелетали его, то крушили кусты справа и слева. Один из них, опередивший стремительный бег Шумона, пробил туман прямо перед ним, и оттуда громыхнуло камнем о камень.

Шумон не успел подумать о том, что это означает, как, проломившись сквозь колючие заросли держи-куста, остановился, чуть не разбив голову о выступившую из тумана каменную глыбу. Лес кончился. Он поднял глаза и увидел вырастающие прямо из тумана вершины близких гор. На фоне стремительно светлевшего неба они выглядели довольно зловеще — крутые черно-красные громадины, выходящие из тумана и уходящие в тучи, однако выбирать не приходилось. Не задерживаясь, он свернул, побежал по камням, размышляя на ходу, не лучше ли будет, если он все-таки побережет себя и не дожидаясь встречи с братом Такой заверяется в тумане. Кто знает этого монаха? Что взбредет ему в следующий раз? Вдруг, позабыв про разбойников, он начнет борьбу с Дьяволом Пегой прямо с него?

Взвесив все «за» и «против» он решил так и поступить. Обидно будет пострадать от руки этого дурака и не узнать, что твориться в лесу.

Миновав глыбы, россыпью лежавшие перед подъемом, Шумон заполз на вершину громадного валуна, нависавшего над опушкой. Убедившись, что монаха рядом нет, он высунулся, оглядывая кромку леса. Ждал он довольно долго, даже успел восстановить дыхание, но к своему удивлению увидел вовсе не монаха.

Из тумана выскочило пятеро неряшливо одетых людей. Появились они примерно там же, где он сам вышел из леса. У двоих за спинами висели тяжелые боевые луки, какими обычно вооружались альригийские лучники. Без труда, но изрядной долей удивления, Шумон признал в них давешних разбойников.

Несколько мгновений он одолевал удивление и думал в уме ли он, а потом вспомнил, свои мысли о неизвестно откуда взявшемся рыцаре.

«Ай да благородный рыцарь!» — подумал Шумон, наблюдая, как враги, тихо переговариваясь, тыкали руками в разные стороны.

«Он растерзал их… — вспомнил безбожник слабый голос Коррула-у-нанна. — Всех!!!»

И сказал уже вслух.

— Выходит не всех! Ай да образованность…

Потом он подумал о монахе. Легкое беспокойство шевельнулось в нем — что с этим-то?

Шума схватки он не слышал, значит, монах, скорее всего еще не встречался с фальшивомонетчиками, а, значит, эта встреча могла произойти в любое мгновение прямо на его глазах.

Шумон вынул нож и положил его рядом. Перешептывания разбойников прервал рев кабана-жульде. Они переглянулись, обрадовано вскинули руки и бросились назад в лес.

Не успели они отойти и ста шагов, как перед Шумоном появился брат Така.

Монах шумно высморкался и, оглядываясь, в задумчивости присел на камни, соображая, куда исчез безбожник. И ребенок понял бы, что монах в отчаянии.

Голос Шумона заставил его вскочить. Раскрутив пращу, он выискивал голову врага в клочьях исчезающего тумана, но не мог найти её.

— Старший Брат не одобрил бы твоего поступка.

Звук метался среди скал и тумана. Голос, исходящий ниоткуда, и, главное, слова Шумона отрезвили Монаха.

Праща его вращалась все медленнее и, наконец, бессильно повисла.

— Где ты, дьяволово семя? — спросил монах.

— Я рядом, — так и не высунувшись, ответил Шумон, — опусти пращу. Я могу поклясться любезным тебе Кархой, что не причиню тебе никакого зла, если и ты поклянется в том же.

— Ты колдун и чертов пособник! — торжественно сказал монах. — Что мне твоя клятва? Можно ли верить тому, у кого Дьявол за плечами?

— Ты не прав, — возразил ему Шумон. — Если б ты не убежал от костра, то сам убедился бы, что мешок пуст. Во всяком случае, Дьявола там нет.

— Ты думаешь, я поверю тебе? — Монах определил, что голос безбожника доносится откуда-то сверху. И теперь его взгляд скользил по верхушкам камней.

Шумон смотрел на пращу и понял, что взял неверный тон.

— Да причем тут я? — вдруг возмутился он. — Сам же видел, что я мешок у разбойников взял. Помнишь?

Монах молчал.

— А чего они туда понапихали я не знаю. Схватил, что рядом лежало…

— Я своими глазами видел, как ты сунул проклятый камень в мешок. В свой мешок! Тот самый камень!

— Ну, и что? Сунул.

Отвечать было нечего, и Шумон перешел в наступление.

— А ты чего хотел? Такая диковина — камень с Дьяволом! Неужели ты думаешь, что сам Старший Брат отказался бы от такой возможности — захватить Пегу? Захватить и посрамить его?

Монах закрутил головой, не соглашаясь.

— Ты меня обманул! Этот камень был у тебя еще когда мы сидели в часовне… Я вспомнил!

Он говорил громко, но безбожник чувствовал слабину и неуверенность.

— Ничего ты не помнишь!

— Помню! Почему тогда этот Дьявол такой же, что тогда?

Теперь замолчал Шумон.

— А? — грозно спросил монах. — Прочему он везде одинаковый?

— А разве Дьявол бывает разный? — нашелся Шумон. — Дьявол он везде одинаковый…Да и сам подумай, стал бы я бегать от тебя, если б он служил мне?

Пока монах обдумывал слова Шумона, тот вслушивался в звуки, долетавшие из леса.

— Думай быстрее, — поторопил он монаха, — нам надо договориться до прихода негодяев из банды Хамады.

— Кого?

Не видя монаха, но, чувствуя его недоумение, Шумон пояснил, не в силах удержаться от мелкого ехидства:

— Разбойников. Тех самых, которых вчера «зверь задрал».

— Но ведь благородный рыцарь… — начал монах и остановился. Шумон, однако, понял недосказанное им, так как думал о том же.

— Во всяком случае, пятеро из них недавно стояли там же где и ты. Кстати, у них луки и очень злые морды.

Брат Така вспомнил и потасовку у часовни, и побег из бандитского логова. Разбойники попались ему не такие страшные, как их слава. От него досталось многим.

— Не пугай, не страшно.

Упрямство монаха, проявляемое им в любом удобном и не удобном случае, уже успело надоесть Шумону.

«Наплевать!» — подумал он. — «Я его предупредил, а дальше пусть как знает…»

Он бесшумно сполз с глыбы и в этот момент услышал:

— Ладно. Клянусь, что не трону тебя. Но и ты поклянись, что…

— Клянусь не причинять тебе зла, — сказал Шумон, выходя из-за камня. Он заметил, как у монаха дернулась рука, в которой тот держал пращу. Движение получилось коротким, почти незаметным. Шумон протянул ему мешок.

— На. Пощупай.

Мешок монах взял. Глядя на Шумона, тщательно ощупал его. В мешке он обнаружил моток веревки, флягу и еще какую-то мелочь явно непохожую на страшный камень.

— Спрятал? — насупился монах. — Куда?

— Потерял… — откровенно огорченно вздохнул Шумон. — Не я… Рыцарь…

Так они снова соединились, второй раз за эти три дня. Ни тот, ни другой и не предполагали, что такое возможно.

Бредя вслед за Шумоном, Брат Така растерянно думал, что безбожник, которого он не должен был упустить, трижды мог уйти и трижды не сделал этого. А Шумон, с тем же недоумением в душе, размышлял о том, что трижды он имел возможность избавиться от опеки Младшего Брата и он не воспользоваться ни одной из них.

Помолчав, скрепив молчанием перемирие, они углубились в горы. Шумон рассчитывал, удалившись как можно дальше от лагеря Хамады, продолжить путь к Замским болотам.

Из рассказа Хилкмерина выходило, что до них оставалось не так уж много.

Хотя идти по камням идти тяжело, но они все-таки успели пройти целое поприще, как вдруг монах остановился и страшным голосом произнес: «Рыцарь!» Шумон резко повернулся, думая, что брат Така увидал их спасителя, но за его спиной никого не оказалось.

— Рыцарь, — повторил монах. — Он же спит!

Тут пришла очередь испугаться Шумону. Заботясь о брате Таке, он совершенно забыл о рыцаре, оставив его одного, против разбойников. Не сговариваясь, они побежали назад.

Сергей же тем временем метался по лесу, разыскивая беглецов. Первое время он бежал, ориентируясь на крик, а когда он смолк — на собственную интуицию.

Прочесав опушку и не найдя там ничего он пробежал метров 300 вдоль полосы кустов и опять свернул в лес. Через десять шагов на него пахнуло кровью. Сладковатый запах только что живой плоти заставил егеря остановиться. Поймав его носом, он свернул в сторону и сразу же наткнулся на тушу недавно убитого зверя. Рядом с разбитой головой лежал окровавленный камень размером с кулак взрослого человека.

«Монах, — подумал егерь. — Его работа!»

Он невольно оглянулся, нет ли кого рядом.

За тушей кабана-жульде егерь увидел просвет в стене кустарника и побежал туда отыскивая по сторонам следы беглецов. Бежать становилось ощутимо труднее. Лес редел, приближаясь к горам, а между деревьями разрастались колючие кусты и лошадиная трава. Туман в небе расползся на клочья, показывая невидимые до этой поры горы. Выскочив из леса, Кузнецов огляделся.

Пусто. Ни монаха, ни Шумона. Ветер размотал туман, и видно стало вообще-то неплохо, хотя отдельные клочья его еще лежали у подошвы холма и дальше на равнине. Рыцарь посмотрел на часы. С того мгновения, как он проснулся, прошло 26 минут.

Сергей задумался: сколько же он спал в одиночестве и самое главное — чей же крик он слышал? Подумав над этим, он пришел к выводу, что с уверенностью ответить ни на тот, ни на другой вопрос он не может. Осознав это, Сергей решил больше не бегать, а действовать как человек разумный. То есть сесть на аэроцикл попытаться обнаружить беглецов с воздуха.

Он спрыгнул с валуна, и уже не спеша, двинулся вперед, отыскивая группу деревьев, под которыми спрятал машину.

Аэроцикл стоял там, где ему и полагалось. Раздвинув окутавшие дерево лианы, Сергей выкатил аппарат на поляну. Он поднял ногу, собираясь сесть в седло, но в этот момент ощутил сильнейший удар в плечо, который отбросил его за аэроцикл.

Сергей сел и только тогда почувствовал боль — из плеча, пробив его насквозь, торчала стрела.

Подняв голову, он увидел, что из кустов к нему бегут люди. Он даже не успел испугаться.

Сработал автоматизм. Натренированное умение встречать любую неожиданность активным действием.

Когда он учился в Кейптаунской школе егерей, ему довелось услышать массу историй о человеческом любопытстве и цене, которую приходилось за него платить. Еще в те времена он вывел для себя правило. «Сначала, если можешь, останови процесс, а уж потом разбирайся». До этого случая правило не подводило его, и Сергей поступил так, как подсказывал ему опыт.

Вынув левой рукой разрядник, он направил его на бегущих.

Люди попадали, словно наткнулись на бегу на натянутую у земли проволоку. Несколько секунд он смотрел на них, борясь с дурнотой — не поднимется ли кто, но те лежали как статуи. Обезопасив себя, Сергей сломал стрелу, вытащил древко из раны. Едва он это сделал, как ощутил, что у него в плече появились сообщающиеся сосуды, которые начали попеременно наполняться болью. Разорвав куртку, залил рану вирусофагом и заклеил пластырем. И только после этого подошел к лежащим.

В телах, казалось не осталось ни капли жизни, но впечатление это было обманчиво. Сергей знал, что через полчаса они придут в себя и, как ни в чем не бывало, примутся за то дело, сделать которое он им помешал. Иначе говоря, они возьмутся за него самого. Поэтому, не мешкая, он снял с разбойников перевязи с ножами и зашвырнул их за камни, отобрав для коллекции Шефа два никогда ранее не виданных им еще экземпляра — из ручки каждого выходило два лезвия одно вниз другое вверх. Сломав оба лука, он забрался на аэроцикл и поднялся в воздух.

Если б он оглянулся, то наверняка бы заметил Шумона и брата Таку. Обоих настолько поразило увиденное, что им даже в голову не пришло спрятаться за камнями.

На их глазах аэроцикл с оседлавшей его персоной благородного рыцаря Коррула-у-нанна двинулся вперед, в сторону набухавших близким дождем облаков над Замскими болотами и медленно распухая, превратился в обычное белое облако.

Шумон пришел в себя первым.

— Ты знаешь, что меня беспокоит больше всего? — спросил он своего спутника. Монах не ответил, продолжая следить за уносившимся вперед облаком. Ноги его дергались в судорожной пляске, словно он не решил еще, что следует плясать — «Избавительную» или «Благодарственную». Поняв, что ответа он дождется еще не скоро, если вообще дождется, безбожник ответил себе сам:

— То, что и нам нужно в ту же сторону.

Дождь все-таки разразился.

Сначала безобидно мелкий, сыпавшийся из сизых облаков над их головами потом все более и более крепчавший и, в конце концов, превратившийся в сильнейший ливень, заставивший монаха и безбожника остановиться в одной из кстати подвернувшихся пещер.

Сутки он пережидали непогоду, коротая время, кто размышлением, кто молитвой.

То, что случилось, не могло пройти бесследно ни для одного, ни для другого.

Произошедшее на их глазах стало потрясением для каждого из них. Значение увиденного ощущали оба, но каждый по-своему.

Для одного случившееся стало чудом, еще одним из неисчислимых свидетельств силы БОГА, а для другого — реальное воплощение того к чему он стремился последние годы.

Для одного потрясение оказалось в самом факте его овеществленной мечты, а для другого в том, что Карха дал ему возможность увидеть чудо своими грешными глазами.

Они не обсуждали события прошлого дня между собой, без разговоров понимая, что обсуждение принесет спор и разрушит то ощущение радостного праздника, которое каждый хранил в своей душе. Каждого занимали свои мысли и не обращал внимание на соседа поэтому Шумон не сразу заметил изменения происходящие с братом Такой. Монах стал кроток и благостен. Молитва его осталась истовой, но потеряла прежнюю ожесточенность, а обращение с Шумоном стало более мягкое, словно безбожник стал сам для него ближе по духу. Про дьявола, невесть как оказавшегося в его мешке, он не вспоминал.

Рано утром открыв глаза, Шумон увидел не лес в проеме пещеры, а лицо Младшего Брата.

— Надо возвращаться.

В его голосе не нашлось места ни радости, ни сожалению.

— Еще чего!

Шумон сбросил с себя сон.

— С Богом спорить нельзя…

— Убьет? — хмыкнул безбожник.

— Расплющит, — серьезно ответил монах. — Не смейся. Надо возвращаться. Не зря же Божий помощник нас хотел отвести в город…

Шумон смотрел на него, на руки, которыми монах легко мог скрутить троих таких как он, на пещеру, что не давала возможность убежать и на мешок, в котором уже не прятался заветный камень. Тут же как-то само собой всплыло в памяти лицо Старшего Брата Атари, на фоне замшелой стены каземата. Он замотал головой, прогоняя видение. Ах, ожерелье, ожерелье!

Возвращаться в Эмиргергер совсем не хотелось.

— Что башкой веришь? Сомневаешься?

— Да вот Старшего Брата Атари вспомнил.

— Хороший человек! — с готовностью поддержал разговор Брат Така.

— Не сомневаюсь, — сказал Шумон с таким выражением лица, что любому стало бы ясно, что на самом-то деле кое-какие сомнения в этом у него все же есть.

— Ты мне вот что скажи…

В голове Шумона стремительно складывался план разговора.

— Как это вы у себя определяете кто из вас ближе к Кархе, а кто дальше от него?

— Просто.

Младший Брат усмехнулся чуть покровительственно.

— Кого Карха отличает, того и награждает.

— Как это?

— Через руку Императора, эркмасса или Старших Братьев.

— Понятно, — покивал Шумон. — А кто тогда, по-твоему, ближе к Кархе стоит? Ты или он?

— Понятно — Старший Брат…

— А почему не ты?

— Карха отличил его, сделав Старшим над нами.

— Значит, ему более чем тебе ведомы замыслы Кархи? — глубокомысленно спросил Шумон.

— Конечно!

— Так!

Экс-библиотекарь потер руки.

— Как же тогда ты можешь ослушаться приказа Старшего Брата, лучше тебя знающего, что нужно Братству? Он ведь послал нас с наказом дойти до конца. До самого конца и понять, что там твориться…

Брат Така потер лоб. Голос его выдавал необычную для него неуверенность.

— Но ведь Божий помощник, что спас нас от злодеев, ближе к Кархе?

— А с чего ты взял, что это Божий помощник? — спросил спокойно Шумон. — Неужели только оттого, что тот летал?

Монах не ответил, занятый своими мыслями, но Шумон почувствовал, что угадал.

— То, что он летает это ведь не повод во всем его слушаться. Вон шельхи летают, а кто их слушает?

Младший Брат молчал, предоставив Шумону возможность говорить дальше.

— Вот ты уверен, что там, — Шумон махнул рукой в сторону леса, — там Зло и Божьи помощники отвращают тебя от него?

Така кивнул. Он продолжал безмолвствовать, но Шумон чувствовал, что за молчанием стоит упрямство, а не убеждения.

— А если это не так? Если тот, кто нас спас и есть Зло, которое прячется от твоих глаз, чтоб никто не узнал о нем правды? Ведь чудеса может творить и Пега?

Така молчал. Тогда безбожник зашел с другого бока.

— А вот, кстати… Могут ли Божьи помощники лгать?

— Нет, — твердо сказал Младший Брат Така. — Нет и нет… Ложь слуге Божьему дозволяется только в одном случае — во имя пользы для Братства и Шестивоплощенного Кархи!

Шумон кивнул.

— А ведь он нас с тобой обманул…

— Когда? — вскинулся брат Така. Монах спросил так, что Шумон понял, что еще один удар, и он пробьет брешь в стене, но ему не пришлось ничего напоминать монаху. Тот сам вспомнил вчерашний вечер.

— «Он разорвал их всех…» — пробормотал тот.

— Именно. Он обманул и меня и тебя… А была ли от этого польза Братству? — он покачал головой — Сомневаюсь…

Шумону показалось, что дело уже сделано. Монах замолк надолго. Безбожник, ждавший ответа, нетерпеливо перебирал пальцами, потом не выдержал.

— Я даже готов допустить, что может быть в первый раз нас спас настоящий Божий помощник, но в этот раз… Тогда у разбойников он остался невидимым, не показался нам, почему же он не поступил так же и в другой раз? Потому что ему не нужно было нас отговаривать! Мы шли верным путем, и Божий помощник незримо помог нам!

— Ты же не веришь в него?

— Нет, — согласился Шумон, — но главное, что в него веришь ты… Ну и…

— Что?

Безбожник потупился.

— Ну… В самом деле кто-то же спас нас, и тебя и меня…

Монах не сказал ни слова.

— Ладно, — подытожил разговор Шумон. — По всему получается, что нам вперед надо идти, а не назад. У тебя небесный заступник есть, а я и так обойдусь…Пойдем.

— Выходит, впереди Зло?

Безбожник пожал плечами.

— Дойдем — посмотрим.

— Пойдем, — согласился монах. — Не пристало Брату По Вере от Зла по пещерам прятаться.

Они покинули пещеру, променяв её дикий уют на прелесть пути по мокрому лесу.

После видения возносящегося в небо рыцаря, после суток размышлений, Шумон считал, что готов ко всему. В своих мыслях он даже не пытался представить себе, что ему еще предстоит увидеть тут.

«Дьявола Пегу видел, то ли помощника Божьего, то ли Дьяволова пособника тоже наблюдал. Что же у них еще есть?»

Он не знал, кто это «они» и не ответил бы на этот вопрос даже под пыткой, но «они» существовали. В этом у него сомнений не имелось.

Монах держался спокойно и, как показалось Шумону, светился изнутри. Он шел, не глядя по сторонам в полной уверенности, что после того, что уже произошло ничего скверного с ним уже не случиться.

— Смело идешь, — напомнил Шумон монаху, — по сторонам не смотришь… А ну как…

Он хотел сказать «черти», но вовремя прикусил язык. Напоминать монаху о встрече с Дьяволом Пегой не стоило. На мгновение замявшись, он сказал:

— …зверь в кустах?

Монах заминки не заметил.

— Теперь я спокоен, — сказал он. — Тень руки Его над нами и свидетельство тому Его посланец, спасший нас из рук кровожадного Хамады и убравшего с нашего пути коварного посланца Дьявола Пеги!

После разговора с Шумоном Младший Брат как-то разом прозрел, поняв, что твориться с ними и вокруг них.

Теперь-то становилось совершенно ясно, что в первый раз от разбойников их спас настоящий Божий Помощник. Именно он разбил ненавистную цепь, он вывел их из пещеры и помог бежать из разбойничьего логова. Тогда их тихий спаситель не сказал ничего, и не дал никакого знака, отвращающего их от намеченной Старшим Братом цели. Это значило, что им оставалось просто выполнять волю Старшего Брата Атари. С чистым сердцем они пошли на это, но тут опять вмешался Хамада, не иначе как вставший на службу к Пеге, и носивший его самого в заплечном мешке, что по случайности унес из разбойничьего логова безбожник.

Их второй освободитель, прикинувшийся благородным рыцарем, хотел совсем другого. Если б не мудрость безбожника, несомненно внушенная тому Кархой, Младший Брат мог бы попасть в расставленную ловушку, но обошлось.

Хамада, их лживый освободитель и Тот, кому они все служили, чего-то боялись. Они не хотели, чтобы Младший Брат что-то увидел, что-то понял, но Карха не оставил их своим попечением…

Единственное, что смущало брата Таку в этом умственном построении, так это то, что он не мог понять почему разбойники их просто не убили. Это ведь так просто — убить. Особенно для разбойников. Они уцелели просто чудом…

Эта мысль мелькнула, и он вдруг понял, что это и есть объяснение всему. Чудо.

Они живы, потому что Карха сотворил очередное чудо.

Он остановился и заплясал Большую Благодарственную.

Шумон, прокладывающий дорогу, оглянулся и по лицу товарища поняв, что это надолго присел, прислонившись спиной к дереву.

Он тоже думал о происшедшем, но у него имелись свои соображения на этот счет. Высказывать их он не стал, оставив до времени при себе. Ясно ему было главное — теперь монах все, что с ними приключится в дальнейшем, встретит без страха, с несокрушимой верой в своего заступника.

Так оно и получилось.

Когда к концу дня они вышли к Стене, то к радости безбожника монах принял её как должное.

Он не упал в обморок, не впал в молитвенный экстаз. Осмотрев преграду, он улыбнулся, словно давно знал о том, что та встанет на их пути.

Присев рядом он совершил охранительную пляску и со спокойной улыбкой стал наблюдать, как Шумон удовлетворяет свое любопытство. Стена оказалась полупрозрачным монолитом лилового цвета. Высоту её он определил в десять своих ростов. Деревья на той стороне проступали сквозь нее неясными силуэтами, словно лед отделял их от людей или текучая вода. Подобрав с земли ветку побольше, безбожник осторожно дотронулся до поверхности. Палка скользила, словно он ей по льду двигал.

Поколебавшись, Шумон протянул руку. Едва пальцы коснулись стены, по телу пробежало ощущение колючего холодка и пропало. Стена и в самом деле оказалась скользкой и упругой. Он нажал на неё. Лиловое марево слегка поддалось, но за этой податливостью вскоре почувствовалась твердость камня.

Шумон провел ладонью по стене. Ощущение колкости усиливалось, по мере того, как ладонь продвигалась вверх. На самом верху жжение стало непереносимым. Безбожник отдернул руку, и жжение мгновенно угасло.

— Эй, брат, дайка пращу… — обратился он к монаху. Брат Така ни слова не говоря, снял пояс и протянул его Шумону.

— И пару камней…

Камень попал совсем не туда, куда он рассчитывал, но это было неважно. На мгновенье он прилип к Стене, и от места удара по поверхности разбежались оранжевые кольца, как будто камень подал не в стену, а в воду.

— Красиво, — заметил брат Така когда кольца добежали до кромки Стены и, вспыхнув, погасли.

— Да уж, — согласился Шумон. — Что скажешь божий угодник?

— Что уж тут скажешь? — Смиренно сказал монах. — В Ларской обители свидетельства есть о третьем воплощении. Иконы в два цвета между прочим — лиловый да оранжевый.

— Забавно, — отозвался безбожник. — А я тебе вот что скажу. Есть у нас Пальское княжество, ты о таком верно и не слышал, так у него боевые цвета — оранжевый да лиловый.

— Хочешь сказать, что князек Пальский у нашего эркмасса болото оттяпал? — лениво усмехнулся монах. — Оттяпал и огородил?

Безбожник почесал в затылке.

— Да нет. Этого я как раз сказать не хочу.

Брат Така всплеснул руками.

— Не глупый же вроде человек. Понять же должен, что не людским трудом, и не высший промыслом…

— А Божьим упущением! — докончил за него Шумон. Монах насупился, но Шумон легко потрепал его по плечу.

— Разберемся. За тем и шли.

Достав из мешка веревку (монах опасливо покосился на него) Шумон прикинул в руке её вес. Попытка перебросить веревку через стену виделась ему единственной реальной возможностью перебраться на ту сторону, если не считать, конечно, строительства башни из бревен, которых и срубить-то пока нечем… Шумон, прямо сказать, не мог рассчитывать тут на успех — вес веревки оказался слишком большим, но попробовать определенно стоило. Первая попытка оказалась неудачной.

Привязав к концу веревки камень, он раскрутил его, и выпустил веревку из рук. Она рванулась вверх увлекаемая камнем, но за стену не перелетела.

Шумон не знал, поднялся ли камень над стеной или нет. Единственное за что он мог поручиться, так это за то, что камень, уже падая вниз, отлетел от нее, словно его отбросила чья-то невидимая рука.

Еще дважды под насмешливым взглядом монаха он пытался перебросить веревку на ту сторону, но все попытки окончились безрезультатно.

То есть результат-то вот он, но что от него проку?

Наблюдая за Шумоном, монах улыбался.

Известно ведь, что Дьявол Пега умеет хранить свои тайны и надеяться на то, что он просто так откроет их — смешно. И кому? Безбожнику, даже не верящему в того, кто поставил на их пути эту преграду!

Самонадеянность безбожника даже не злила, а обескураживала. Результат этой безумной затеи брат Така знал заранее. Не стоило и пробовать.

В перерывах между второй и третьей попыткой брат Така ушел в кусты и вернулся оттуда с парочкой диких дынь. Располосовав их он окликнул Шумона, рассеянно смотревшего то на верёвку с камнем, то на стену.

— Ты, брат, совсем обезумел.

Шумон повернулся к нему, словно ожидал дельного совета.

— Ты одно пойми, безбожник, — ласково сказал монах. — От тебя все это нисколько не зависит. Хоть ты себе руки до колен отмахай со своей веревкой, а не захочет Карха и будем мы по эту сторону стены, ну а если захочет — чихнуть не успеешь, как на той стороне окажешься.

— Или Карха, или князь Пальский, — поправил его Шумон, глядя на дыню. Монах на эту ребяческую выходку не обратил никакого внимания. Исполненный благодати он парил выше этого.

Подкрепившись, путники остались на месте. Путь, указанный Хилкмерином закончился Стеной. Конечно, её следовало обойти, но с какой стороны? Шумон посмотрел направо — стена терялась за частоколом деревьев налево — тоже самое. Прикрыв глаза, он восстановил в памяти план, начерченный старым охотником. Где-то правее их лес потихоньку сходил «на нет» и сливался со степью. Поворот влево сулил им достаточно неприятную дорогу через матерый лес и болото и все же Шумон выбрал именно его — уж очень ему не хотелось после случая с вознесением рыцаря, идти по открытому месту.

— Молись, брат, — сказал он монаху, — дорога будет длинной.

— Куда мы теперь-то?

— Стены без ворот не бывает.

— Умный ты больно, — поморщился монах, — учишь тебя, учишь… Не ворота искать надо, а место где Карха явит нам свою милость!

Шумон не хотел напрасно злить монаха и поэтому ответил уклончиво.

— Тут уж кому раньше повезет… Или мне с воротами или тебе с милостью Божьей.

Первое время Брат Така шел молча, лишь изредка принимаясь распевать духовные песнопения. Он довольно часто отходил в сторону, отыскивая в кустах что-то съедобное, однако на шестом поприще пути принялся ворчать. Шумон не обратил на это внимания. Ему было не до этого, Появление Стены, судя по всему, оказалось быстрым и безжалостным. Словно секира она вонзилась в лес, устлав своё подножие стволами рухнувших деревьев, место которых пожелала занять. Их путь превратился в пытку. На каждый шаг вдоль Стены приходилось четыре — пять шагов в сторону, чтобы обойти поваленные в беспорядке деревья. Прорубаясь сквозь перепутанные кусты, Шумон услышал.

— Стена и стена, а за ней что? Может за ней уже и ни леса, ни болота?

Мысль показалась удивительно правильной. Он даже удивился, как это не пришло ему в голову раньше.

Ничуть не сомневаясь в том, что лес за Стеною все-таки есть он начал искать глазами дерево повыше, чтоб поднявшись на него определить: есть ли конец у этой Стены.

Немного спустя путники вышли на поляну, сплошь устланную синеватыми зарослями «усни травы». На другом краю поляны в небо возносились храмовые деревья.

— Отдохнем? — спросил Шумон.

— И подкрепимся! — брат Така бросил на землю порядком раздувшийся мешок. Карха воздвигнув стену и повалив деревья, позаботился в неизреченной милости своей об их пропитании.

— Хорошо. Только сначала… — Шумон кивнул в сторону деревьев. Монах все понял без слов.

Скинув рясу, Младший Брат полез на серый, залепленный лишайником ствол, возвышающийся над окрестностями. Шумон с травинкой во рту наблюдал за ним. Монах, с проворством голодного жука, быстро лез по стволу вверх, туда, где в небо поднимались самые сочные листья. Оттуда сыпались ветки, сухой мусор.

— Ты что там, гнездо вьешь? — нетерпеливо крикнул Шумон. — Рассказывай, что видишь.

— Болото на месте. Пахнет, — откликнулся монах. — Драконы!

В том, что болото осталось на прежнем на месте Шумон не сомневался. Другое интересовало его сейчас.

— Посмотри на Стену. Есть ли где-нибудь проход?

Монах молчал долго. Снизу книжник видел, как он вертит головой, пытаясь что-то разглядеть.

— Нет, — наконец донеслось сверху. — Прохода не вижу.

— Та-а-ак, — выдохнул безбожник. У него оставалась надежда на слабость зрения монаха.

— Эй, брат, — окликнул он его и подняв два пальца спросил.

— Сколько пальцев?

— Два, — донеслось сверху.

Зрение у монаха оказалось, как у птицы. Шумон в расстройстве сел на землю. Вскоре к нему присоединился и Младший Брат. Он тяжело дышал, горела оцарапанная щека, а порты измазаны свежей зеленью.

— По-моему стена вокруг всего болота.

— А со стороны альригийцев?

— И там тоже.

— Что делать будем? — спросил Шумон.

— Дальше пойдем, — беззаботно, словно это было само собой разумеющимся, сказал монах. — Тень Кархи над нами. Я верю в это.

Он плеснул из фляги воды в ладонь и ополоснул лицо.

— Там впереди трех поприщах что-то вроде большой поляны и развалины какие-то. Посмотреть бы надо.

Шумон согласился. Пока у него не возникло своих идей, он мог довольствоваться идеями Младшего Брата.

Подкрепившись, они продолжили свой путь вдоль стены. Деревья становились все ниже и вскоре над зеленой полосой листьев они увидели голубую полоску неба. Стволы уже не загораживали панораму и позволяли путникам видеть вперед шагов на двести. Увиденное ошеломило Шумона.

— Город? — удивленно сказал он. — В этой глуши?

Путники миновали разрушенную стену.

Лес уже крепко вцепился в отобранный у него когда-то людьми клочок земли, однако остовы домов и остатки мощеных камнем улиц сопротивлялись его нашествию.

То, что когда-то называлось дорогой, вывело их на широкую поляну, поросшую подлеском, когда-то, видимо, бывшей центральной площадью.

Шумон остановился, огляделся.

Трудно сказать, кто кому помогал в разрушении города — то ли время людям, то ли наоборот, но одно ему было совершенно ясно: оба этих разрушающих начала соединились здесь, чтоб уничтожить его. Монах смотрел по сторонам хмуро, словно любопытство сыграло с ним скверную шутку, заведя его в это место. Осмотрев ближайшие развалины, он мрачно сообщил:

— Плохое место. Проклятое.

Не оборачиваясь — развалины казались куда интереснее монаха — Шумон спросил:

— Ты знаешь, что это?

— Похоже, что да, — кивнул монах. — Город Справедливости. Гнездо ереси Просветленного Арги. Воистину гнездо Дьявола!

Вот это новость! О городе ходили разные слухи, то толком никто ничего не знал.

— Да ну?

— Засеку помнишь? И засека и город так же их рук дело.

В словах брата Таки Шумон не уловил осуждения. Давно сгинувшие люди вложили во все это свои силы и ум, и не смотря на то, что титанический, хотя и оказавшийся бесполезным труд, пошел прахом, он все равно внушал уважение.

Разобравшись с городищем, экс-библиотекарь повернулся к Стене. В этом месте она теряла свою идеальную прямизну и обходила развалины по широкой дуге, словно понимая, что пройди она иначе, люди, когда-то жившие в этих домах, могут обидеться. Шумон смотрел на изгиб как зачарованный. Он говорит ему о многом. Стена не появилась сама собой. Стену поставил кто-то, кто мог отличить развалины человеческого жилья от простой груды бревен.

Заходящее солнце скатывалось за Стену, погружая людей и развалины в темноту. Еще несколько мгновений оно заливало лиловым светом, прошившим Стену насквозь, а потом увязло в болоте. Пользуясь последними мгновеньями дня, путники собрали кучу хвороста, и затащили её в полуразрушенное каменное здание, поднятое над площадью на ступенчатом постаменте.

К предложению Шумона заночевать в развалинах монах отнесся очень неодобрительно, однако безбожник просто не стал слушать возражений монаха. На все его просьбы уйти из города он отвечал успокаивающим похлопыванием по плечу, и монаху пришлось смириться.

Пока Шумон возился с костром, тот с особым тщанием несколько раз оплясал место ночлега, совершив вечернюю и охранительную пляски.

Когда он закончил, Шумон, готовивший вечернюю трапезу спросил:

— Ты что-то словно не в себе? Случилось что?

— Плохое место, — угрюмо в который уж раз, повторил монах. — Очень плохое. Дьявольским следом помечено! Зря мы здесь.

Не принимавший всерьез настроение монаха Шумон усадил его около костра.

— «Рука его над нами…» — напомнил Шумон. — Чего же ты боишься?

Он засмеялся.

— Приведений?

— А хотя бы и их, — прищурив глаза, ответил монах. Посмотрев на младшего Брата, Шумон понял, что его спутника беспокоит нечто более реальное, нежели призраки. Он посерьёзнел.

— Так чего же ты боишься?

— Людей.

Шумон невольно оглянулся.

— Людей, людей, — подтвердил монах. — Живых приверженцев Просветленного.

— Здесь?

— Именно здесь. Где же им быть как не тут? «Муха ведь всегда там, где смердит».

— Ты выражаешься как поэт.

— Это не я. Это Брат Фега «Свет и Сияние».

— Какие мухи? Тут ни мух, ни душ, ни тел, — удивился безбожник. — Ты же сам видишь — развалины пусты.

Брат Така с сожалением посмотрел на товарища.

— Пусты… — передразнил он. — Я этих людей в деле видел. Ты на него сядешь и не заметишь. Рукой схватишь — а он из руки как вода вытечет…

Темнота быстро накрыла город. Менять место ночлега теперь казалось опаснее, нежели оставаться на месте, и брат Така махнул рукой.

— Просветленный очень силу да умение за себя постоять в людях ценил. Сам в этом деле большого мастерства достиг и приверженцев себе таких же подбирал.

Ты думаешь, легко им удалось Гэйль на копьё взять? Да без людей Просветленного эта толпа огородников и к стенам-то не подошла бы. Это уж потом, когда Император кавалерию прислал, тогда уж умелец на умельца пошел. Фермеры-то разбежались, а Просветленный со своими в лес отошел. Вот тогда они и показали, чего стоят. Я до этого места не дошел, — монах улыбнулся, словно вспомнил что-то приятное. — Мне еще в монастыре голову проломили. Но уж того чего я там насмотрелся — не забуду.

Шумон слушал и кивал.

При Императорском дворе, отличавшемся большой веротерпимостью, (Император считал себя человеком далеким от вопросов веры) ему приходилось встречаться и с приверженцами Просветленного Арги, а одного из них (Эрмитриона, счетовода Императорской библиотеки) он даже знал лично.

Эрмитрион выглядел как небольшой и тощий мужичок, уже в годах и никак не походил на тех безжалостных и умудренных в единоборстве пробивателей монашеских голов, столь живо обрисованных братом Такой.

— И что же все они такие были? — спросил Шумон, держа в памяти щуплую фигурку Эрмитриона.

— Все, — подтвердил брат Така и тут же поправился. — Тех, кого я видел — все!

Шумон расхохотался.

— Я тоже знал одного просветленного.

Монах вопросительно поднял брови.

— На него сядешь — переломится, рукой сожмешь— не вода польется, а труха посыплется.

Монах не обиделся на недоверие Шумона, только сказал:

— Ну, это твоё счастье. Мне другие попадались… Тут где-то, кстати, место одно есть. Подземелье. Там он…

— Подземелье? — насторожился книжник.

— Да. Подземелье. Просветленный там своих людей испытывал.

— Откуда ты знаешь об этом? — спросил Шумон.

— Рассказывали люди, — неопределенно ответил монах. — Они его называли «Ходом 12 смертей». Кто его проходил, того Просветленный особо выделял. Так они…

— А что там, в подземелье?

— Никто не знает.

— Так уж и никто? — усмехнулся безбожник.

— До чего ж люди одинаково устроены, хоть дураки, хоть умные… — одобрительно кивнул монах. — Когда мне об этом рассказали, я точь-в-точь так же спросил.

— И что же?

— Отвечу тебе, как мне ответили: кто не ходил — не знает, а кто прошел или там остался — не скажет.

Шумон потер рукой лоб.

Рассказ монаха, при всей его вздорности нес в себе зерно здравого смысла. Если конечно, был правдив, то он давал им еще одну возможность (кроме ворот и Божьей милости) попасть за Стену.

— Как считаешь, чтоб от двенадцати смертей увернуться места много нужно? А?

Задумчиво спросил безбожник. Младший Брат медленно кивнул, представив себе тоже, что и безбожник — подземный ход, начинавшийся в городе и уходящий за Стену.

— А не боишься среди чужих смертей на свою наткнуться? Сразу двенадцать штук — не шутка.

Шумон серьезно возразил:

— А я и с одной шутить бы не стал…

Монах посмотрел на него внимательнее, словно пытался разглядеть то, что не удосужился разглядеть раньше.

— Слабоват ты для этого дела… У Просветленного там молодцы ходили — не чета тебе.

Шумон отчего-то почувствовал обиду.

— Это я им не чета.

Он выразительно постучал себя по высокому лбу.

— Пять лет прошло все-таки. Если там и вправду что-то было, то уж истлело давно.

Монах неопределенно пожал плечами.

— Я так понимаю, что мы просто так через Стену не переберемся. Не для того ее строили, чтоб запросто туда любой мог попасть. Разве только подкоп сделаем…А вот если этот ход еще цел, то все возможно…

Все следующее утро они осматривали развалины, отыскивая вход в подземелье. Ни тот ни другой не представляли где тот может находится и как выглядеть поэтому немудрено, что хотя его никто не прятал отыскали они его только к тогда, когда солнце уже съехало вниз, пройдя почти две трети положенного ежедневного пути. Бестолковые эти поиски приведи их в подвал одного из разрушенных зданий, где они и обнаружили выложенный камнем колодец. По его стенам, растворявшимся в негостеприимной темноте, спиралью уходили вниз опоясывающие его выступы — ступени. Вокруг колодца Шумон насчитал двенадцать круглых камней. По каменному полу, откуда-то из темноты, тек прозрачный ручеёк. Он скользил между обломками камней вспыхивал яркими бликами в одиноком солнечном луче, пробившимся через разбитые перекрытия и стекал в темноту колодца. Где-то глубоко внизу вода разбивалась о камни. Шум возвращался назад в подвал, наполняя его глухим угрожающим бормотанием. Увидев ручей брат Така ухватил Шумона за руку и сказал торжественно:

— Вот он. Знак!

— Посмотрим, посмотрим, — ответил Шумон, озабоченный открывающимися перспективами.

Темнота не сулила ничего приятного, да Шумон и не ждал от неё ничего доброго. Выйдя из монастырского подвала, он с осторожностью относился к любому месту, напоминавшему хотя бы и отдаленно, столь не любезное его сердцу подземелье.

Привязав веревку к обломку столба, словно пенёк торчавшему рядом с колодцем, экс-библиотекарь начал спускаться вниз. Из колодца тянуло холодом. Несильный сквозняк поднимал снизу запах сырости и тления.

Льющаяся сверху вода, когда он неловко поворачивался, попадала ему на голову и стекала оттуда до самых пяток. Спуск оказался труден, но Шумон находил время и поглядывал наверх.

Привыкшие к темноте глаза скорее угадывали, чем видели свет над головой. Более темным пятном там выделялась фигура Младшего Брата. Время от времени он спрашивал озабоченности.

— Эй? Эй? Эй?

Шумон не отвечал ему — не до того, но до монаха долетало напряженное дыхание безбожника, и он успокаивался.

Задержав спуск, Шумон бросил припасенный еще наверху камень и почти тотчас услышал, как тот ударился о дно колодца и покатился по камням. Спустившись чуть ниже, безбожник почувствовал под ногами дно.

— Прибыл! — крикнул он, вместе со словом выпуская напряженное ожидание беды.

Эхо исказило голос, но монах услышал его.

Сверху он увидел, как в кромешной тьме вспыхнула и разгорелась яркая звездочка — Шумон зажег факел. Потом она пропала, опять появилась. Монах понял, что там внизу какой-то зал и Шумон ходит по нему. Брат Така зашептал охранительную молитву. Не успел он дочитать ее и до середины, как снизу донеслось.

— Вылезаю. Помоги.

Веревка натянулась, задрожала, принимая на себя вес Шумона. Монах ухватился за нее и потянул, радуясь, что все обошлось.

По пути наверх он окончательно промок и продрог. Когда он появился перед монахом, зубы его лязгали, но это не мешало ему радостно улыбаться. Сев на край колодца он сорвал с себя одежду и отжал ее.

— Там внизу пещера и ход в сторону Стены!

— Я же говорил что это Знак! — брат Така поднял вверх палец и провозгласил: «И будет вода тебе проводником!..»

— Это откуда? — поинтересовался Шумон, ежась на холоде. Монах нашел не самое подходящее время, чтоб блеснуть образованностью.

— «Отповедь искусителям» Кабрина.

— А насчет того чтобы костер разжечь и поужинать твой Кабрин ничего не говорил?

Брат Така обиженно засопел. Не разозлился, не заскрипел зубами, а просто обиделся.

— Ладно уж, извини, — по-доброму сказал Шумон. — Я ведь не со зла. Я твои заблуждения очень даже уважаю.

Монах махнул рукой. Мудрость Кархи, что свела его с безбожником оставалась за рамками его понимания, но даже не понятое веление Бога должно было быть выполнено.

Выйдя из подвала, они развели костер. Шумон согрелся огнем и едой. Остаток дня они провели в подготовке к завтрашнему предприятию — брат Така молился и плясал, а Шумон размышлял о неприятностях ожидающих их в самом ближайшем будущем.