Повелитель воронов

Глава 4

Огромные вонючие кучи окружали Мартису. Прогорклый запах заполнял ноздри с клубящимся дуновением воздуха и бил по лицу, пока она не подавилась. Запах и жар ударяли по голове и плечам, а затем холодная влага коснулась шеи. Прикосновение вырвало её из беспокойного сна. Она перевернулась и открыла глаза, чтобы увидеть морду, покрытую колючей серой шерстью и рваными шрамами, от одного вида которых могло вывернуть наизнанку. Каель, ищейка Шилхары, коснулся её мокрым чёрным носом и принюхался.

— Крылатый Берсен! — Она отшатнулась и натянула одеяло на голову. — Каель, от тебя несёт мертвечиной. Ты опять извалялся в свинарнике?

Пёс заскулил и уткнулся носом в одеяло. Мартиса выбралась из постели, желая оказаться как можно дальше от источника отвратительного запаха. Пёс последовал за ней, когда она поспешила к окну и распахнула ставни.

Бледный утренний свет раскрасил край окна, резко отбрасывая последние предрассветные тени. Спавшие в апельсиновой роще вороны проснулись, раскачивая поникшие ветви, перепрыгивая с насеста на насест и борясь за место в желанных верхушках.

Каель присоединился к ней. Он встал на задние лапы, опершись на подоконник. Мартиса посмотрела на него с опаской, когда он возвысился над ней. Очень крупная особь, больше любого кобеля, которого она видела в Конклаве. Беломордый, уже не в расцвете сил, он всё равно оставался грозным зверем. Она видела, как ищейка охотился в землях Нейта, с лёгкостью загоняя самую быструю добычу длинными размашистыми прыжками. Он убивал быстро и эффективно, отчего по рукам Мартисы несколько часов бегали мурашки. Когда-то, давным-давно, таким же образом ищейки магов охотились и убивали одарённых.

Её первое знакомство с магической ищейкой двумя неделями ранее отняло у неё добрый десяток лет жизни. В своё первое утро в Нейте она застыла как вкопанная посреди уютной кухни Гарна, пока Каель медленно описывал вокруг неё круги. Огромный, как пони, но с кошачьей грацией, он прокрался на кухню и направился прямо к ней, постукивая чёрными когтями по каменному полу. Тёмные глаза покраснели в ту же секунду, как он увидел её, и стали следить за каждым движением. Серая шерсть на изогнутой спине вздыбилась колючей дугой, похожий на хлыст хвост предупреждающе зашлёпал по рабочему столу слуги.

Мартиса молча взмолилась, чтобы Гарн оттащил от неё ищейку. Тот извинился и хлопнул в ладоши. Каель неохотно последовал за великаном к двери, ведущей во внутренний двор, но всё же несколько раз оглянулся на неё своими блестящими красными глазами.

Когда Гарн вернулся, Мартиса прислонилась к столу, чтобы не упасть.

— Вы держите ищейку магов, — произнесла она слабым голосом. Он кивнул. Она глубоко вздохнула и выпрямилась, чувствуя первые признаки гнева. — Это «домочадец», о котором говорил твой хозяин.

Гарн снова наклонил голову.

«Бессердечный ублюдок».

Она зарычала себе под нос, подражая Каелю. Мартиса не ожидала, что Шилхара поверит заверениям Камбрии. Вражда между ними слишком велика. Но существовало множество менее экстремальных способов проверить, является ли она одарённой. Не требующих, чтобы смертоносная ищейка магов обнюхивала её юбки.

Она предала лицу безмятежный вид.

— Теперь он удовлетворён?

Гарн пожал плечами, взгляд был ледяным. Мартиса чувствовала, что его недовольство направлено не на неё. Он жестом предложил ей сесть и подал завтрак.

С того дня она быстро привыкла к новой жизни. Каель, несмотря на первоначальную настороженность, принял её. Движимый любопытством, он преследовал её по всей усадьбе, пока она выполняла многочисленные поручения Гарна в течение дня, и Мартиса привыкла к его молчаливой, хоть и вонючей компании.

Она ни разу не видела Шилхару, хотя и чувствовала его присутствие в каждой щели и закутке. До сих пор она встречалась с ним только раз, но его образ горел в её мыслях. Он напоминал ей пойманный вихрь, яростно кружащийся на месте, но готовый вырваться в любой момент и опустошить близлежащие земли. Камбрия поручил ей нелёгкую задачу. За свободу придётся бороться изо всех сил.

Свежий ветерок пронёсся из открытого окна, рассеивая едкий душок Каеля. Пылинки затанцевали по спирали, прежде чем опуститься мерцающей сетью на шерсть пса. На рассвете, среди слегка окрашенных солнцем облаков, звезда Скверны потускнела. Она никогда не оставалась неподвижной. Вчера омыла своим мутным жёлтым светом южный горизонт. Сегодня утром воспарила на востоке, почти полностью скрывшись в огненном восходе солнца.

Каель тихо зарычал. Его глаза снова покраснели. Он тоже смотрел на звезду, и его мех встал дыбом. Никто не знал, что привлекало ищеек в магии, но они чуяли отблески чар так же, как обычная собака чует добычу. Первый раз Каель отреагировал на Мартису со сдержанной враждебностью, типичной для обученной ищейки, когда её впервые подводят к одному из одарённых. Но на Скверну он реагировал совершенно по-иному. Животное излучало ненависть и звериную враждебность. Губы оттянуты назад, обнажая клыки длиной с палец. Мартиса не сомневалась, что если бы бог принял более земную форму, то Каель выпрыгнул бы из окна в попытке выследить его и разорвать на части.

Если бы он был обычным псом, а не ищейкой магов, Мартиса, возможно, погладила бы его по спине, чтобы успокоить. Но ей не хотелось прикасаться к псу, опасаясь, что ей откусят руку за самонадеянность. А ещё, от него несло хуже, чем из нужника.

— Ну же, мальчик, — сказала она и отошла от окна. — Гарн, наверное, уже гадает, куда я запропастилась. — Её живот жалобно заурчал, и Мартиса поклялась, что густые брови Каеля подпрыгнули в предвкушении. — Я тоже не хочу остаться без овсянки.

Она быстро умылась и надела позаимствованное платье со шнуровкой, обноски от жены Камбрии, которая постоянно обновляла гардероб. Убрала волосы в тугой пучок и закрепила двумя деревянными заколками.

— Унылое и простое как картошка, — пробормотала Мартиса, разглаживая перед юбки. Она явилась не соблазнять, а предавать. Её красота или отсутствие оной не играли ни малейшей роли в этой игре. Но та может никогда не начаться, если она не будет чаще видеть Шилхару.

Гарн оставил для неё наполовину полную масляную лампу, столь необходимую для ориентирования в тёмных коридорах Нейта. Мартиса зажгла лампу и жестом показала Каелю на выход. Проходящий через второй этаж усадьбы коридор утром был столь же тёмен. Лампа давала единственный свет, и от её слабого свечения тени разбегались по потрескавшимся стенам и волнистому полу, накладываясь друг на друга.

Замечание Камбрии о том, что Нейт ничем не лучше крестьянской лачуги, было нетактично, но недалеко от истины. Это поистине бедный дом, несмотря на его размеры и ветхое величие. Мартиса перепрыгнула через дыру в полу и приподнялась на цыпочки, когда доски застонали под ногами. Пыль покрывала каждую поверхность. Остатки паутины рваными кружевами развевались из потолочных балок, лаская её голову, когда она проходила под ними. У Мартисы бежали мурашки по коже, и она старалась не зацикливаться на возможности, что у неё в волосах мог застрять паук.

Шилхара — аристократ, у которого из всего ценного остался лишь древний род? После того, как в детстве Мартисы далёкие земли охватили засуха и голод, многие знатные семьи были вынуждены просить милостыню и распродать свои владения, дабы прокормить себя. Неужели подобное несчастье привело семью Повелителя воронов к разорению?

Это единственное, чем она могла объяснить его надменность. Казалось, он рождён править — если не страной, то хотя бы вотчиной, долом. По отношению к Камбрии он вёл себя нагло, как будто считал себя ровней не только епископу, но и корифеям. По её опыту, только тот, кто родился в благородной семье и с огромным богатством, проявлял подобное поведение. Мартиса презирала таких людей.

Ей придётся умерить свою неприязнь к магу-ворону. Он ничем не отличался от любого другого землевладельца или высокопоставленного священнослужителя, и до сих пор не причинил ей никакого вреда, кроме нескольких ехидных замечаний. Тем не менее, в нём было что-то по своей сути опасное. Конклав не всегда движим паранойей; инстинкт предупреждал её вести себя осторожно, хотя ей чесалось надрать ему уши за высокомерие.

Он смущал её больше, чем кто-либо. Она привыкла к заносчивому поведению знати и не должна была испытывать ничего сильнее обычного презрения слуги к его господам. Но при первом же взгляде на него в её душе вспыхнуло пламя. Её лицо, без сомнения, горело от самого жаркого румянца, который когда-либо украшал женщину, лишённую невинности. Таким чувствам здесь не место. Она — рабыня, он — изгой. Она в Нейте, чтобы шпионить за ним, и если обещание в его взгляде на что-либо намекало, то он заставит её пожалеть, что она когда-либо пересекла порог его дома.

Его алые одеяния, яркие и приковывающие взгляд в доме, окрашенном в оттенки серого и выцветшего коричневого, дразнили её воспоминания. Совершеннейшая красота, неотразимая сила в скульптурном лице с выпирающими скулами и крючковатым носом. Как и Камбрия, он излучал власть своей осанкой, бросал вызов своими тёмными глазами. Даже Мартиса, не состоявшаяся одарённая, чувствовала это. Должно быть, ищейки взбесились, когда впервые почуяли его. Он был отступником и, возможно, еретиком. Если он столь же грозен, как верит каноник, и столь же слаб к искушению Скверны, как они подозревают, то клирики опасались не зря.

Вид шаткой деревянной лестницы, ведущей на первый этаж, заставил её позабыть о раздражении к хозяину Нейта. Мартиса остановилась и позавидовала мягкой поступи Каеля, когда он прошёл мимо неё и спустился по лестнице, перепрыгивая две ступеньки за раз. Провисшие и сломанные, они являли собой смертельную ловушкой. Но она не имела права жаловаться. Вместо этого, два раза в день Мартиса делала глубокий вдох, молилась от всего сердца и ступала на коварный путь.

Под ногами всё застонало и затрещало. Она успокоилась, зная, что гораздо более крупный Гарн поднимался по этой лестнице бесчисленное количество раз и ещё жив. Но, возможно, она не настолько удачлива. Перила чуть не раскололись от её хватки. Она представила себя, как спотыкается и летит головой вниз через сломанные перила. Она будет бесполезна Камбрии как соглядатай, если Шилхара обнаружит её мёртвой на полу большого зала. И она не думала, что он обрадуется. В зале её ждала сгнившая мебель, обугленные стены и холодный очаг. Заброшенный и жуткий, да, но не усеянный трупами как частью декора. Насколько ей известно. Она не хотела задумываться, какие странности таятся в этом месте.

Мартиса облегчённо вздохнула, добравшись до подножья лестницы. Каель ждал, неодобрительно рыча от её медлительности. Она пожала плечами.

— Я и вполовину не так проворна, как ты, Каель. — Она сморщила нос от запаха, исходящего от меха. — И в половину не так вонюча.

Он снова зарычал и повёл её на кухню.

Возможно, Гарн не особо интересовался уборкой остальной части поместья, но кухня была его гордостью. Незапятнанная и лаконичная, она практически сверкала. Никаких немытых кастрюль или засохших тарелок в раковине; никакого расхаживающего скота или растянувшихся у очага охотничьих собак.

В потёртых шкафах у дальней стены хранилось наборы поколотых тарелок и стопки горшков с чашами. С самой нижней балки возле деревянного умывальника рядом с цепочками чеснока свисали метёлочки сушёного шалфея и розмарина. На столе у единственного окна неглубокая чаша с уложенными в аккуратную башню апельсинами разделяла общее пространство с буханками охлаждающегося хлеба. Стол для готовки, щербатый и поцарапанный от усиленного использования, сиял мягким блеском, который достигается лишь честными усилиями.

За недели, проведённые в Нейте, восхищение Мартисы немым слугой росло как на дрожжах. Даже Бендевин, поварихе Ашеров, должно напомнить, как стоит ежедневно полировать стол для готовки. Никто ведь не обрадуется щепке в еде. В отличие от большей части усадьбы, здесь воздух не поседел от пятнышек пыли, и вся комната благоухала богатым ароматом каши, что кипела в железном котле, подвешенном над низким очагом. Рот Мартисы оросила слюна.

— Прекрасного утра, Гарн, — сказала она в знак приветствия. — Завтрак пахнет просто великолепно.

Он одарил её радостной улыбкой, помешивая кашу в кастрюле. Но улыбку сменило отвращение, стоило Каелю пробежать мимо него и занять привычное место под столом.

Мартиса не стала ждать указаний Гарна, а направилась в холодный подвал, расположенный в углу. Встроенный в кухонный пол и открываемый люком, глубокий подпол ломился от стеклянных банок с заготовками, плит солёного бекона и ветчины, мисок яиц и кувшинов масла, сливок и молока. Мартиса взяла масло и молоко и поднялась по ступенькам, радуясь, что хотя бы эти не скрипят.

Как только она поставила свою ношу на стол, Гарн принёс две тарелки каши. Мартиса вздохнула с облегчением, не увидев третьей порции. Но ведь она неизбежно будет встречаться с Шилхарой, и часто. Тем не менее, она предпочла отсрочить их встречу как можно дольше, и её не прельщала мысль, как эти пронзительные чёрные глаза будут наблюдать за ней, пока она завтракает.

Этим утром её удача иссякла. Как только Гарн поставил чашу с апельсинами и котелок с чаем, дверь открылась, и пожаловал сам Повелитель воронов. Застигнутая врасплох его внезапным появлением, Мартиса уставилась на него, замерев с ложкой на полпути ко рту. Взъерошенный и насупившийся он не пожаловал ей взгляда, а прошаркал к столу, где рухнул на скамейку напротив неё. Сложил руки и со стоном опустил лоб на раскрытые ладони.

Гордый, величественный маг, которого она встретила днями ранее, был превращён в человека, который, возможно, всю ночь напивался вином. От него не несло спиртным. На самом деле, его запах дразнил её ноздри: цитрусовые и дым табака. Длинные чёрные волосы, аккуратно заплетённые в косу, когда он впервые приветствовал её с Камбрией, раскинулись по плечам и по столу спутанным саваном. Он словно спал в своей одежде. Простые бриджи и белая рубашка представляли собой одни складки, а ступни были босы.

Мартиса бросила взгляд на Гарна. Не удивившись неожиданному появлению Шилхары в растрёпанном виде, слуга поставил перед ним чашку и дополнительный чайник и сел рядом.

«Это их обычный утренний ритуал, который был нарушен моим появлением?»

Она вернулась к трапезе и постаралась не смеяться, представляя себе верховного епископа вместо себя и всю глубину его оскорбления. Она подозревала, что маг-изгой не оказал бы особого приёма высочайшему клирику. Ему вместе с хозяином поместья и слугой подают трапезу на кухне.

— Чему ты так улыбаешься?

Вопрос Шилхары испугал Мартису, и она чуть не подавилась чаем. Она схватила салфетку, которую ей протянул Гарн, чтобы прикрыть рот и заглушить кашель. Чёрные глаза мага пронзали в ярком утреннем свете кухни. Лёгкая щетина затеняли щёки, подчеркивая волевой подбородок.

Она прокашлялась.

— Я думала о высшем епископе, господин. Ничего важного. Простите.

Чёрная бровь приподнялась, и её взгляд зачарованно упал на его рот, когда губы Шилхары изогнулись в слабой улыбке. Какое суровое лицо. Какие прекрасные губы. Предательский жар опалил уши Мартисы, и она потупила взгляд.

— Я представлю, как Камбрия возразил бы против твоего последнего замечания. Он ни за что бы ни счёл, что мысли о нём не важны.

Она не могла устоять перед искушением, снова взглянуть на мага. Открытая рубашка обнажала гладкую коричневую кожу и нечто, что она пропустила при их первой встрече, то, что было скрыто за официальными одеяниями. Верёвка белой сжатой плоти обвивала шею, пересекая впадину горла и исчезая за затылком. Шрам от гарроты. Мартиса потрясённо уставилась на него. Когда-то в своей жизни Шилхара из Нейта пережил попытку удушения.

Он упёр подбородок в руку. Веселье, что на короткое время смягчило его строгие черты, исчезло.

— Для молодой женщины, находящейся под защитой богатого домовладения, вы чрезмерно раскаиваетесь над различными пустяками.

Случайное подозрение с наводящими вопросами и замечаниями стало угрозой для её выдержки, ведь Мартиса не привыкла к столь пристальному вниманию. Камбрия либо слишком переоценил её способность преодолеть привычки рабыни, либо сильно недооценил наблюдательность Шилхары.

Острый ум блеснул в его тёмных глазах.

«Раскрыл ли он игру ещё до того, как они с епископом сели за стол переговоров? Неужели маг дожидается, когда я выдам себя, чтобы использовать мои слабости против меня?»

Она сжала ложку и медленно вздохнула. Нервно делить трапезу с леопардом.

— Моя семья высокого статуса, но бедна, — соврала она. — Когда я приехала жить в Ашер, то быстро научилась почтению. Я лишний рот и не хочу быть обузой, особенно епископу и его супруге.

Шилхара потянулся за апельсином, не торопясь с выбором.

— Ах, госпожа Ашер. Покаяние Камбрии за не исповеданные грехи. А то меня гложело, женат ли он до сих пор на той карге Дела-фе. — Его ухмылка подчёркивала небрежный тон. — Если бы он был более умён и менее скуп, то отыскал бы способ убить её. Богатство супруги привлекательно. Безумие — не особо.

Мартиса лишилась дара речи от столь хладнокровного, но правдивого заявления. Она уставилась, как Шилхара счищает апельсиновую кожуру своими длинными проворными пальцами. Это правда, жена Камбрии безумнее, чем заключённая в клетку фалина, но Мартису поразило, что кто-то признал сей факт вслух. Она хотела задушить эту женщину собственными руками, обычно после того, как Дела-фе приказывала выпороть её по несуществующему поводу.

Мартиса подняла взгляд на Гарна, который подмигнул и спокойно продолжил есть.

— Хочешь апельсин?

Она уставилась на протянутый Шилхарой плод, удивляясь, какой смертоносный обман возможен в невинном на вид апельсине. Шилхара же смотрел на Мартису с неугасающим пристальным вниманием.

«Крылатый Берсен, я становлюсь такой же подозрительной, как и Конклав».

Подавив вспышку паранойи, она выхватила апельсин из его руки, пробормотав «спасибо».

— Тебе не нравятся апельсины? — Его вопрос прозвучал больше с любопытством и забавой, чем с обидой. — В моей роще растут одни из самых сладких на свете.

— Вы не похожи на земледельца, — заметила она, не сумев удержать сомнения в голосе. Она всё ещё находила эту идею странной: печально известный маг, не присягнувший на верность Конклаву и балующийся тёмными искусствами, зарабатывал себе на существование столь приземлённым и тяжёлым трудом.

Его глаза расширились. Даже Гарн перестал пить чай.

— Так наши животы сыты, а потолки этого дома целы. — Сарказм сочился с его языка. — А что? Думали, я целыми днями валяюсь на диване, читая фолианты, и бормочу заклинания, пока Гарн кормит меня виноградом?

Она должна была понимать, что можно, а чего нельзя. Двадцать два года рабства должны были заткнуть ей рот и принести извинения за свою дерзость, но какой-то маленький демон заставил её ответить подобным образом, несмотря на воспитание и инстинкты.

— Это объяснило бы пыль.

Гарн захлебнулся чаем и дрожащей рукой поставил чашку на стол. Его лицо и лысина приобрели впечатляющий розовый оттенок, а глаза наполнились слезами. Мартиса не знала, это слёзы смеха или удушья, но была слишком уязвлена, чтобы её это заботило. Унижение выжгло себе путь от её груди до затылка. Она склонила голову, глядя на свою уже остывшую кашу, словно та могла раскрыть ей все тайны древних.

Визг воронов прервал тишину на кухне. Мартиса сидела неподвижно, ожидая за свою дерзость жалящей пощёчины или тумака, от которого у неё посыплются искры из глаз.

«Да что со мной такое?»

Стук сердца отдавался в ушах. Шилхара — опасная неизвестность. Он может вообще не прикасаться к ней, а просто превратить в жирного сочного червяка для ворон, гнездящихся на его деревьях. Он этого не сделал. Когда она всё же нашла в себе мужество поднять глаза, то обнаружила, что Шилхара разглядывает её задумчивым взглядом.

— Вы совершили неразумный поступок, Мартиса Ашеровская, — негромко произнёс он. — Вы меня заинтриговали.