Повелитель теней. Том 5

Глава 8

Владимир усмехнулся:

— И мы оба знаем, кто это сделал. Кажется, Перун очень тебя любит.

Я не посчитал нужным притворяться, что ничего не понимаю, и поэтому, приподняв брови, открыто спросил:

— Откуда вы знаете?

— Давай я коротко обрисую тебе ситуацию. Не переживай, нас никто не услышит и не увидит. Даже там, — Владимир поднял указательный палец и многозначительно ткнул им в потолок. Правда, почти сразу же он отвлёкся, с кряхтением наклонился и попытался почесать сломанную ногу под гипсом. У него не получилось, и он, оглядевшись, подхватил со столика ручку и повторил попытку. Судя по блаженному вздоху, в этот раз всё прошло удачно. Владимир снова сосредоточился на мне и заговорил: — Ты — парень умный. Я бы сказал, даже хитрожопый. Так что неудивительно, что ты догадался, кто точит на тебя зуб. Хотя… Перун окончательно потерял берега. Тут бы и дураку уже стало понятно, кто его преследует.

— Потерял берега? — я ухмыльнулся. — А как погляжу, вы уверены, что нас точно-точно никто не подслушает. Не слишком ли самонадеянно, учитывая, что вы оскорбляете Старшего Бога?

Владимир хмыкнул, вытащил из кармана сферу, выточенную из розового опала, и, положив её на столик, с силой крутанул. Сфера завертелась словно юла и соскользнула к нему на протянутую ладонь, и Владимир спрятал её в карман. Я не мог использовать магию из-за истощения, но даже без сканирования чувствовал, что от небольшой сферы исходит мощная энергия. Потусторонняя. Или божественная.

— Возможно… — протянул Владимир с лёгкой улыбочкой. — Всего лишь возможно, что ты вызываешь интерес не только у Перуна. Ты слышал про Соглашение о невмешательстве? Боги договорились, что не будут вмешиваться в людские судьбы, чтобы не воцарился хаос. Ты, наверное, слышал о Троянской войне? Тщеславные греческие Боги устроили распри, и это вылилось в ужасающую войну. Тысячи смертей, насилие, бессмысленная жестокость… — он с осуждением покачал головой. — Но Славянские Боги умеют учиться на чужих ошибках. Они ценят своих подданных и не желают их смертей из-за мелких божественных ссор. Ведь что для Бога — мелочь, для человека может стать катастрофой.

— Мудрые, мудрые Боги, — с иронией протянул я.

Владимир нахмурился и резко сказал:

— Ты зря насмехаешься над нашими покровителями. В конце концов, именно они послали меня к тебе, чтобы защитить, — он постучал пальцами по забинтованному животу и задумчиво уставился в стену. — Иногда кто-то из Богов… Как бы сказать помягче? Зарывается. Да, пусть будет зарывается. И тогда другим Богам приходится принимать меры и одёргивать его, возвращать на путь истинный. Но всё становится гораздо сложнее, если правила нарушает верховный Бог. Всегда мудрый, справедливый правитель, на мнение которого полагались, вдруг начинает творить… нечто странное. Например, преследовать одного никчёмного мальчишку, — Владимир перевёл взгляд на меня, пожал плечами и тут же поморщился от боли. — Прости, Марк, но до комы ты действительно был никчёмным. Я даже начинаю верить в истории вроде: «После удара молнии человек заговорил сразу на десяти языках!» Ведь передо мной живое доказательство.

— Даже не знаю, мне обижаться или загордиться, — я насмешливо фыркнул.

— На правду не обижаются, — парировал Владимир и продолжил: — Какое-то время мои покровители не вмешивались и наблюдали. Они предполагали, что всё закончится, после того как ты впал в кому. Но ты смог выкарабкаться, и Перун пустился в разнос. Он уже не просто тебя преследовал, но действовал самостоятельно, напрямую и без посредников. А это строжайше запрещено. На подобные выходки уже нельзя закрывать глаза.

— Но ваши покровители закрывают, — я невесело рассмеялся. — Ну, или, по крайней мере, боятся высовываться. Судя по тому, куда вы ведёте, они устроили заговор? Боятся выступить против и хотят сперва набрать компромат, заручиться поддержкой других Богов… и, не знаю, найти какой-нибудь сильный артефакт, чтобы приструнить Перуна? Кстати, сколько у вас покровителей? Я слышал всего лишь о двух Родах, которым помогают двое Богов, и вы не принадлежите ни к одному из них.

— Род Ломоносовых благословили пятеро Богов, — холодно заметил Владимир.

— О которых давным-давно ничего не слышно. С таким же успехом мне могло покровительствовать сто пятьдесят Богов. Результат был бы тем же, — я устало прикрыл глаза, переводя дыхание. Всё-таки Владимир воспринимал меня как юнца, который не осознаёт всю серьёзность происходящего. Он разговаривал со мной скорее как с ребёнком, а не взрослым. Утаивал информацию, а то, что озвучивал, пытался смягчить. Он явно считал, что мне не стоит знать всё. И меня это не устраивало. Я пристально на него посмотрел и сказал: — Вы можете не пудрить мне мозги. Я прекрасно понимаю, что Боги не стали бы меня спасать по доброте душевной. Скорее всего, они хотят понаблюдать за мной, чтобы понять, зачем меня преследует Перун. И чтобы получить выгоду. Вероятно, я стану разменной монетой. Конечно же, ради благих целей. Чтобы Соглашение больше не нарушалось.

— Твой сарказм неуместен, — голос Владимира совсем уж заледенел. Однако я готов был поклясться, что его недовольство было наносным, а в глубине глаз плясали одобрительные огоньки. — А что насчёт моих покровителей… Они не помогают моему Роду. Лично я заслужил их внимание и заступничество, они сделали меня избранным. Моя храбрость показалась им… интересной. В той битве, когда я истратил всю свою магию, именно они спасли меня. Именно они излечили моё магическое ядро, — он скривился. — После такого магического истощения становятся калеками — магию просто невозможно вернуть. Мой долг перед Богами рос с каждым днём, и вот наступил час его отдать. Моё задание — присматривать за тобой и защищать по мере сил. Хотя моя защита тебе зачастую и не нужна.

Мы столкнулись взглядами, и Владимир замолчал. Он словно ждал, что я в чём-то признаюсь. Знает, что «странные» происшествия в Академии — дело моих рук и Крабогномьих клешней? Или, может, Боги рассказали ему о моих связях с Краснодарской преступностью и Ронинами? Ну, чистосердечное признание я всё равно не собираюсь организовывать. Я растянул губы в насмешливой улыбке и поднял руки, будто бы сдаваясь:

— Ладно, ладно. Я понял. Вы хотите предотвратить божественные распри, а как следствие — человеческие войны. Решить всё тихо-мирно. Но вы могли продолжать слежку тайно, всё равно ведь околачиваетесь поблизости. Так объясните мне причину? Зачем вы ко мне пришли? Разум помутился из-за тяжёлых ранений?

Владимир закатил глаза, и я вдруг почувствовал, как невидимая рука отвесила мне по лбу сильный щелбан.

— Ломоносов, ты ведь сейчас слабее котёнка и не сможешь даже увернуться, если я захочу тебе врезать, — предупредил он.

— Сперва дохромайте до моей кровати, — из чистого упрямства я напрягся, послал магический импульс и притянул к себе его костыли. От этого простого заклинания я чуть не потерял сознание. Обессиленно рухнул на подушку и закрыл глаза, тяжело дыша.

— Гадёныш, — Владимир запрокинул голову и расхохотался, но в следующую секунду поперхнулся, с тяжким охом схватился за раненый живот и поморщился. — Проклятое чудовище… А я говорил, что в Кубань столько гадости сливают, что скоро из неё монстры полезут! Никаких Данжей не надо… — он переждал несколько мгновений, чтобы восстановить дыхание, и произнёс: — Вернёмся к делу. Откровенно говоря, я просто решил, что поболтать с тобой будет гораздо… продуктивнее. Следить за тобой постоянно я всё равно не могу, поэтому могу упустить что-то важное. А вот если ты осознаешь всю серьёзность ситуации и пойдёшь на контакт…

— Это облегчит вам работу, — понятливо закончил я и задумался. Любопытно, действительно ли он верит, что Перун внезапно и без причины зациклился на Роде Ломоносовых. Неужели никто не соотнёс те сказки, которые я нашёл, и исчезновение Рода Святовита, гибель Марены, уничтожение Рода Ломоносовых? Ни у кого не хватило смекалки? Или такая версия казалась настолько невероятной, что о ней просто никто не задумывался? Я погрузился в размышления и молчал слишком долго. Владимир подозрительно на меня уставился, приподняв брови. Может быть, стоит ему немного намекнуть и посмотреть, какие выводы он сделает. И сделает ли вообще. Я прочистил горло и поинтересовался: — Вам в детстве читали сказки?

— Что? — Владимир опешил и не смог скрыть изумления.

— Ну, сказки, — я улыбнулся. — Один из жанров фольклорной художественной литера…

— Я знаю, что такое сказки, — перебил меня Владимир.

— Мне интересно, знаете ли вы конкретные сказки. О том, как и кому Перун проигрывал.

— Не припомню, — он медленно покачал головой и пообещал: — Но почитаю.

— Отлично, — я с довольным видом сложил руки на животе. — А я за это пообещаю вам, что буду с вами сотрудничать и сразу же расскажу, если Перун снова попытается мне насолить.

— Сказки в обмен на сотрудничество? Договорились. Странный ты парень, Ломоносов. На тебя Бог охотится, а ты шутки шутишь, — Владимир попытался подтянуть к себе костыли целой ногой, но у него не получилось. Он раздражённо на меня зыркнул, повторил попытку, но по итогу признал поражение и зычно позвал медсестру. Уже знакомая мне женщина в белом халате вбежала в палату, и Владимир потребовал: — Подайте мне костыли.

Медсестра окинула нас внимательным взглядом — видимо, оценивала наше состояние, не требуется ли вызвать врача, сделать исцеляющий укольчик или перебинтовать раны. Поняв, что мы в порядке, она внезапно сложила руки на груди и строго отчитала Владимира:

— Молодой человек, вообще-то есть такое понятие, как «вежливость».

— Пожалуйста, подайте мне костыли, — процедил он.

— Над тоном ещё поработайте, — посоветовала медсестра, но выполнила его просьбу и даже помогла ему доковылять до выхода.

На пороге Владимир остановился, оглянулся через плечо и бросил:

— Я скину тебе звонок. Запиши мой телефон, чтобы всегда быть на связи.

— Хорошо. Погодите! — я спохватился в последний момент. — Вы хоть скажите, я в Краснодаре или Москве?

— Мы пролежали в Москве четыре дня. А когда наше состояние стабилизировалось, нас транспортировали в Краснодар.

Визит Владимира был единственным светлым пятном в тоскливом больничном бытии. Медсестре, которая, как оказалось, была приставлена лично ко мне, могли бы позавидовать Императорские Гвардейцы — настолько она была непоколебимой. Из-за того, что слабенькие магические всплески у меня продолжались, врачи запретили посещения, и по итогу Владимир за целую неделю был моим единственным гостем. Медсестра не пропустила ребят — а ведь они чуть ли не устроили осаду моей палаты и приходили в больницу каждый день. Кристина ругалась с медсестрой и даже цитировала больничный устав и различные Кодексы. Включая Уголовный — кажется, пыталась припугнуть медсестру тюрьмой, мол, она нарушает мои права. Но медсестра не пошла на уступки — ни угрозы, ни подкуп на неё не подействовали. Женщина-скала, блин. Так что я отдыхал и отчаянно скучал. Лишь на девятый день врач разрешил посещения — по одному человеку в день, время посещения ограничено, не больше пятнадцати минут. Когда я это услышал, то мне захотелось взвыть.

— Ты выжил! — первым порывом Кристины было меня крепко обнять, но она оборвала себя на половине движения. Тактильный контакт пока был запрещён, потому что мог спровоцировать магический выброс. Так что Кристина аккуратно чмокнула меня в щёку и присела на край кровати. — Быстрая сводка новостей. Краснодарское чудовище исчезло, никто не знает, куда оно сбежало, но вроде бы больше никого не убивает. Вокруг Академии ошивается толпа дамочек. Они не теряют надежды тебя охомутать. Вы с Владимиром стали героями всей Империи. Кто-то из очевидцев заснял, как вы сражались с монстром, и эти видео теперь гуляют по всему интернету.

Я мученически простонал, потёр виски и пробормотал:

— Только этого мне не хватало…

— Но ты не переживай, скоро их внимание переключится на детишек, — успокоила меня Кристина.

— Детишек? — я озадаченно склонил голову набок.

— Божественный интернат для талантливых детей, оставшихся без родителей, — ответила Кристина, словно я должен был понимать, о чём идёт речь. Заметив, как я растерянно поморщился, она терпеливо пояснила: — Боги занимаются благотворительностью. Точнее — их Храмы и жрецы. Полезно для поддержания хорошего имиджа и высоких рейтингов, — голос Кристины сочился язвительностью. — Жрецы посещают детские дома и отбирают одарённых детишек. Их перенаправляют в Божественный интернат, где обучают по усложнённой магической программе. Такой интернат есть в каждом городе. Детишек обеспечивают всем необходимым, от одежды до крутых гаджетов и артефактов. Когда им исполняется восемнадцать, они проходят заключительный экзамен, и тех, кто показал себя хорошо, распределяют по престижным университетам. В первых числах месяца в Академию приедет свежая партия таких детишек.

— Ты их уже заочно недолюбливаешь? — уточнил я.

— Можно сказать, что у меня есть предубеждение, — Кристина поджала губы. — Одно время я очень хотела попасть в такой интернат, но потом прочитала об их выпускниках и желание отпало. О них отзываются как о конченых мразях. Ну, вполне ожидаемо — вседозволенность портит людей. А им в интернате потакают во всём. К тому же за самыми талантливыми выпускниками следят все жёлтые газетки, надеясь на сенсацию или мерзкий скандальчик. Нет, не о таком я мечтала. В общем, я решила добиться всего своими силами, — она грустно улыбнулась и ласково погладила меня по руке: — Так что не переживай, скоро дамочки переключатся на выпускников интерната — сразу как журнал «Имперс» выпустит новый рейтинг «Завидных холостяков».

— Только на это мне и остаётся надеяться, — я заправил непослушную розовую прядь ей за ухо. — Но, если честно, я согласен даже на преследование тысячи безумных дамочек, только бы выйти отсюда.

Из-за прикрытой двери раздался громкий голос медсестры:

— Вас выпишут не раньше, чем через полторы недели!

— Убей меня! — взмолился я, сползая по подушке под звонкий смех Кристины.

То же время, Краснодарский Божественный интернат для талантливых детей, оставшихся без родителей.

Додола поднялась по каменным ступеням и прошла мимо охранника. Он что-то прокричал ей и даже побежал следом, чтобы остановить, но Додола лишь отмахнулась — и охранник превратился в резиновый трёхцветный мячик. Он отскочил от пола и попрыгал под стол, и в том, как он стучал по мраморным плитам слышалось: «Больно-о-о-о-о-о!» Да, подобные метаморфозы были и правда довольно болезненными. Додола до сих пор испытывала неприятные ощущения, меняя облик. Она прошла до кабинета директора и без стука открыла дверь. Евдокия Павловна, седая старушка лет восьмидесяти, склонилась над бумагами и что-то писала. Подняв взгляд и увидев Додолу, она сильно побледнела и прошептала:

— Что ты тут делаешь?

— Подыскиваю новое тело, — хмыкнула Додола и села в кресло для посетителей. Евдокия Павловна — единственный человек из её «приёмных» семей, которого она пощадила и оставила в живых. Они встретились в прошлом веке, и Додоле невероятно понравилась искренность Евдокии Павловны — то, как она обожала свою дочку. Додола заняла место этой девочки, а потом и убила мужа Евдокии Павловны — чтобы вся любовь доставалась только ей. Через время эта семья ей надоела, но Додола впервые привязалась к человеку, ей было жалко убивать Евдокию. Забавно, но та, узнав правду о судьбе дочери, почему-то не оценила подарок Додолы и умоляла её убить.

— Убирайся, — прошипела Евдокия Павловна и вскочила.

Додола сшибла её с ног магической волной и приклеила к креслу.

— Не дёргайся, — приказала она.

В этот момент прозвучал робкий стук, и в кабинет заглянула голубоглазая девушка лет восемнадцати. Русые волосы, стройное тело, полные губы и тонкий нос. Додоле очень понравилась её внешность. Такую можно бы и примерить.

— Как тебя зовут? — спросила она.

Девушка обеспокоенно посмотрела на Евдокию Павловну, но ответила:

— Виктория Столыпина.

— Замечательно, Виктория, — пропела довольная Додола. — У тебя прекрасное имя.