Повелители утренней звезды

ГЛАВА I

ТЕМНОТА ВОЗРАСТАЛА, затапливая его сознание, а ночные звуки джунглей напротив, стихли, оставшись где-то далеко позади, так же, как и запах древесного дыма и неудобство парусинового кресла. Он привлек темноту и втянул ее в себя. Он еще помнил, как это делается. Мрак накатывал на его сознание маленькими тихими волнами, которые постепенно увеличивались, набухали и, в конце концов, унесли его прочь, а затем…

«Отпусти! — запела очень глубокая Тьма. — Отпусти и падай. По ту сторону есть свет…»

Но он не мог отпустить ее, потому что теперь грубый и настойчивый голос, зовущий его по имени, буквально разрушал видение:

— Эд! Эд Мартин! Что с тобой такое?

Мартин испуганно вскочил, обливаясь внезапно накатившим на него потом, и довольно больно ударился о край стола. Тяжело дыша, с открытыми, но невидящими и затуманенными той внутренней тенью, которую ему почти удалось вызвать, глазами он обеими руками вцепился в «обидчика».

— Эд, что за чертовщина! — раздался рядом громкий голос Фарриса.

Эдвард Мартин очень медленно повернул голову. Он увидел горящую лампу и тропический лунный свет, который лился сквозь москитную сетку, висящую на открытой двери. Но даже несмотря на этот свет, интерьер хижины все равно казался тусклым, затемненным и как-то странно отдаленным.

— Я спал, — запинаясь, промямлил Эд. — Вот и все.

— Нет, — возразил его помощник Фаррис. — Нет, ты не спал. В твоем лице было что-то другое, я не знаю, что…

Мартин не стал спорить. Он просто сел, чувствуя сильную слабость и глубокое потрясение.

Прошло уже много времени с тех пор, как он пытался сделать это в последний раз. И вот теперь быть прерванным, вырванным назад… Досадно! Ему было неприятно смотреть на Фарриса, и его взгляд упал на разложенные на столе бумаги — законченный только вчера мучительный перевод символов майя со стелы, которую они раскопали — самой потрясающей находки за всю экспедицию. Именно эта до безумия загадочная надпись, в конце концов, заставила его нарушить свое былое решение и еще раз попробовать то, что он пытался сделать когда-то давно.

Вся цивилизация Майя, все ее некогда могучие, а теперь разрушенные каменные города, руины которых лежали тут и там в джунглях Гватемалы, были белым пятном в истории. Но эта новообретенная надпись, эти таинственные упоминания о «повелителях утренней звезды, которые научили мудрости наших отцов» — все это настолько обострило загадку, что Эд больше не мог мучиться неизвестностью и снова ступил на дорогу, от которой давным-давно решил отказаться.

Мартин поднял глаза и прочитал на простоватом лице Фарриса и удивление, и сомнение, и легкую оторопь. И тут он отчетливо понял, что не сможет так просто отделаться от своего коллеги- археолога пространными объяснениями.

— Ты выглядел так, будто бы находился под каким-то видом самогипноза, — снова заговорил Фаррис. — Не знаю, как объяснить…

Эд рассмеялся, но не добродушно, а каким-то неприятным и даже злорадным смехом.

— Хорошо, — сказал он затем уже более серьезным тоном. — Я расскажу тебе. Я уже говорил паре человек раньше, но они не поверили. Думаю, и ты не поверишь.

Фаррис в выжидающе смотрел на своего коллегу.

— Как ты думаешь, возможно ли, чтобы разум покидал тело? — резко спросил его Мартин.

— Это зависит от того, что ты подразумеваешь под разумом.

— Я имею в виду ту неуловимую связь, видимо, электрических сил, называемую, за неимением лучшего термина, сознанием, — начал объяснять его товарищ.

Фаррис посмотрел на него встревоженным взглядом.

— Я мало что знаю обо всей этой новой парапсихологии. К чему ты клонишь, Эд?

Мартин отвернулся и взглянул на проникающий в дом лунный свет. Он чувствовал себя очень усталым и уже сожалел о своей попытке объяснить то, что ему самому не было до конца понятно, но отступать было поздно.

— Когда я был маленьким, я видел необычные сны, — продолжил он. — Мне казалось, что я проваливаюсь во тьму, а затем, короткое время, я уже мог смотреть не своими, а чужими глазами, принадлежащими кому-то другому. Иногда это длилось всего мгновение. Но то, что я видел, было очень странным и диковинным. Только позже, когда я начал много читать и изучать — не только историю — я обнаружил, что, скорее всего, тогда я видел события прошлого.

Он на мгновение задумался, но быстро заговорил снова:

— Тогда я еще думал, что это были всего лишь сны. Но то, что мне снилось, было слишком ярким, слишком реальным и аутентичным. Наконец, я начал понимать, что обладаю неким экстрасенсорным даром, наверное, талантом, а может быть слабостью, не знаю, чем именно. — Он поднял глаза на собеседника. — Вот почему я стал археологом. Проблески прошлого, которые у меня возникали, заставили меня захотеть узнать об этом как можно больше.

— Тебе казалось, что твой разум или сознание на мгновение перемещается из твоего тела в чье- то другое? — несколько небрежно спросил Фаррис.

— Да. Я так думал тогда и продолжаю думать так и сейчас, — уверенно сказал Эдвард. — Что-то освобождало меня, позволяло вернуться назад во времени, взглянуть на уже мертвые столетия глазами других людей. Я был гостем в чужом мозгу, мимолетным гостем, быстро приходящим и так же быстро уходящим. Но беда была в том, что я не мог оставаться там столько, сколько хотел, равно как и не мог выбрать, куда хочу пойти.

— Тибетцы утверждают, что некоторые из их монахов тоже могут делать что-то подобное, — заметил Фаррис. — Они называют это «стремлением вперед».

Его друг кивнул.

— Я читал об этом. Есть и другие традиции, но я не думаю, что такое встречается часто. Тут нужен необыкновенный, особый талант.

— Скажи мне, Эд, ты когда-нибудь обращался по этому поводу к психологу?

Мартин снова кивнул.

— Конечно, даже к нескольким. Я довольно подробно обсудил это с известным специалистом по психологическим исследованиям Кавендишем.

— И что он сказал?

Эд неопределенно пожал плечами.

— Он сказал, что это было либо наваждение, либо еще не изученный редкий дар, похожий на экстрасенсорику. И если это наваждение, то я не должен больше этим заниматься. А если это было на самом деле, то тогда я, тем более, не должен пробовать это снова.

— Я понимаю, о чем он. — Теперь Фаррис выглядел озабоченным. — Это опасно, Мартин. Мы не знаем, к чему это может привести, не знаем, что повторяющиеся вторжения в чужие матрицы разума могут сделать с той тонкой сетью импульсов, которую мы называем индивидуальным сознанием. Опасно, Мартин. Опасно! — Он пристально посмотрел на коллегу. — Я надеюсь, ты последовал его совету? — спросил он недоверчиво.

— Да, — просто ответил Эд. — Все эти два года после разговора с Кавендишем я ничего не делал, оставил все как есть. Но теперь…

Его взгляд блуждал по страницам перевода древней надписи, и Фаррис проследил, куда он смотрит.

— Я правильно понял, это та стела, она спровоцировала тебя?

— Да, в некотором смысле. Эти упоминания о мудрых, о повелителях утренней звезды… Они делают тайну Майя еще более глубокой. — Мартин ненадолго умолк, а затем страстно продолжил: — Все это по-прежнему остается тайной, ты же знаешь! Один дикий индейский народ внезапно, по-видимому, спонтанно, развился в расу, где преобладали архитекторы, математики, астрономы! Они изобрели точный календарь на тысячу лет раньше, чем это сделал христианский мир, идеально рассчитали синодический год Венеры, построили великолепные города, украшенные скульптурами. Почему они вдруг так развились? — Он уже чуть ли не кричал. — Почему?!

Фаррис сделал успокаивающий жест.

— Не знаю, прав я или нет, но, мне кажется, днях мы найдем ответ на твое «почему»?

— Возможно, — в конце концов, успокоившись, ответил Мартин. — Мы копались в этих руинах десятилетиями, и загадки только множились. Но если бы я мог хотя бы на мгновение взглянуть сквозь время… — Он поднял глаза и, увидев выражение лица собеседника, замолчал и притих, а через мгновение невесело рассмеялся. — Хорошо, Фаррис. Давай, говори, что ты думаешь.

— Я думаю, ты слишком много работал, Эд, — осторожно сказал его помощник. — Думаю, тебе нужно отдохнуть от археологии, хотя бы на некоторое время.

После этих слов Мартин сразу как-то съежился и поник.

— Другими словами, — тихо ответил он, — я и мои мечты о прошлом… безумны?

— Я этого не говорил! — Фаррис отрицательно затряс головой. — Ия так не думаю! Я не закоренелый научный догматик девятнадцатого века, и я прекрасно знаю, что Рейн и ребята из парапсихологии открыли какие-то странные способности. Но это… — Он сделал паузу, явно очень тщательно подбирая слова. — У всех нас бывают странные моменты воспоминаний. Да ведь сам акт запоминания — это форма мысленного путешествия во времени, проецирования своего сознания назад в прошлое. Не надо зацикливаться на этих странных моментах видений. Прямо сейчас эта головоломка народа Майя перенапрягла тебя. Что до меня, то я бы просто пошел спать и забыл об этом. — Он чуть ли не с нежностью посмотрел на Эда и добавил: — И ради Бога, не говори об этом нашим индейцам! Иначе они просто удерут отсюда в суеверной панике.

— Я не настолько сумасшедший, — с легкой горечью ответил Мартин.

Теперь он действительно жалел, что вовремя не прекратил этот разговор, а напротив, разошелся и выболтал много лишнего. Ему следовало бы научиться не делать этого хотя бы потому, что люди всегда реагировали на его рассказы о странных «снах» именно так, и он понимал, что они будут реагировать так всегда, причем, почти все, за исключением нескольких психологов, которые знали о человеке достаточно, чтобы быть не слишком уверенными в своей правоте и не отрицать услышанное. Но что сделано, то сделано.

— Ну и хорошо, — неохотно согласился Эдвард. — Доволен? Тогда — спокойной ночи!

Он подошел к своей койке и лег, плотно задернув москитную сетку.

Фаррис нерешительно задержался на несколько секунд, переминаясь с ноги на ногу.

— Эд, я, если что, не пытался намекнуть, что ты чокнутый.

— О, конечно, я это знаю, — донеслось из-за сетки.

Однако это было сказано с явной долей иронии, и Фаррис понял, что, видимо, обидел коллегу. Он не знал, что еще можно сказать.

— Фаррис! — Теперь голос Мартина прозвучал, скорее, примирительно. — Я могу это сделать, и ты знаешь об этом.

Его друг подошел вплотную к его койке, посмотрел на него сверху вниз и судорожно попытался придумать, что ответить на это странное заявление. Но он так ничего и не сказал и, в конце концов, повернулся и вышел.

Мартин лежал во влажной темноте, по- прежнему жалея, что не смог держать рот на замке. С тех пор, как он был ребенком и рассказывал сверстникам о том, что «видел во сне», реакция на это всегда была одинаковой.

Может быть, люди были правы? Может быть, это была просто форма самовнушения, которая ничего не значила?

— Будь я проклят, если это так, — пробормотал Эд. — Я могу попасть в прошлое… я все еще могу это сделать.

Возможно, только на мгновение, подумал он, но даже мимолетный взгляд на древнюю цивилизацию Майя мог бы помочь ему разгадать тайну затерянного мира.

Желание сделать это снова схватило его за горло. Коварный, тонкий соблазн поющей тьмы, за которой скрывались невероятные мгновения феноменальных видений, вновь овладел им.

Мартин даже застонал.

— Какого дьявола я вообще был проклят этой штукой? — громко прошептал он, размышляя. — Это исковеркало всю мою жизнь…

Но это произошло, и это уже нельзя было изменить. В то время как другие люди жили настоящим или смотрели в будущее, стремились к великим завоеваниям пространства и материи, Эд проводил годы одержимым изучением мертвых эпох Земли и их удивительных тайн.

И эта загадка Майя оказалась, пожалуй, самой величайшей и самой насмешливой из всех. Если бы он только мог увидеть ту эпоху хотя бы на мгновение, если бы он мог упасть обратно за черную завесу, за пределы тьмы…

И вот теперь знакомая темнота снова стала подниматься в его сознании, как поднималась раньше, захлестывая его с головой и неся его в неизвестность! Мартина охватил смешанный прилив паники и нетерпения, он смутно осознал, что слишком долго думал об этом и что это действительно было опасно. Он не должен, не должен был погружаться в прошлое.

Но ощущения уже нарастали. Это было похоже на какой-то неосязаемый поток, который подхватил Эда и понес его сквозь пустоту, причем все быстрее и быстрее. На фоне этого в его сознании пронесся смутный импульс тревоги. Раньше такого никогда не случалось. Что-то было не так…

«Все не так! Неправильно!» — звучало у него в голове. Но ужасный стремительный поток продолжал нестись все дальше, пробираясь в полной тишине во все более глубокую тьму и увлекая его за собой. Мартин попытался бороться с ним, но ничего не получалось: он не знал, как это делать. Внезапно он остро почувствовал опасность разрушения собственной личности, от которого его разум не мог его защитить, и вот тогда он ясно вспомнил все предупреждения.

Его охватила до конца неосознанная и сокрушительная тоска, сквозь которую ошеломленные нейроны его мозга заструились в неизвестность, как небесный свет струится из падающих звезд. А потом произошло столкновение, после которого не осталось даже воспоминаний об опасности и страхе.

Свершилось! Он плыл по течению, а наполовину успокоившееся сознание Эдварда Мартина начисто отделилось от его мозга и вновь перемещалось по незнакомым измерениям точно так же, как это происходило раньше.

ГЛАВА II

МАРТИН ОЧЕНЬ СМУТНО почувствовал, что кто-то чисто физически трясет его и чьи-то пальцы почти впиваются в его плечо, а где-то далеко-далеко звучат зовущие голоса. Значит, сейчас он все-таки находился в безопасности.

Археолог попытался открыть глаза. Он снова лежал на своей койке, Фаррис был рядом и делал отчаянные попытки разбудить его. Реакция организма, более сильная, чем даже охвативший его ужас, вызвала у него рвоту, и он попытался встать, но тут же упал, потеряв сознание. Тряска и настойчивые голоса возобновились. Мартин застонал. Неожиданно ему на лицо вылился целый водопад теплой и дурно пахнущей воды. Задыхаясь, он закашлялся, с трудом пытаясь сесть. К нему вернулся слух и другие чувства. Он моргнул, чтобы прояснить затуманенное зрение, и удивился, почему бьют барабаны и почему вокруг так много кричат. Должно быть, в лагере что-то случилось…

— Фаррис… — выдохнул он. — Фаррис!

Наконец, он смог увидеть лицо того, кто его будил. Из тумана и колеблющихся очертаний медленно-медленно выплыло нечто округлое, оно прояснилось и обрело более четкую форму. Да, это было бородатое лицо — смуглокожее, немного хищное, застарело желтое от некогда перенесенной лихорадки и увенчанное потрепанной стальной шапочкой-шлемом. Два черных, налитых кровью глаза пристально смотрели на него.

— Фаррис? — прошептал Мартин и затих.

Его сердце забилось с глухим стуком.

— Педро! Педро, проснись! — закричало лицо по-испански.

Руки, похожие на медвежьи лапы, протянулись и встряхнули Мартина, а затем стали судорожно трясти его и трясли до тех пор, пока у него не застучали зубы.

— Ты слышишь меня, Педро? Через час мы выступаем!

Эд уставился на бородатого мужчину с потрепанными морским ветром щеками и со стальным шлемом на голове. Затем он повернул голову и увидел рядом с бородачом еще одного склонившийся над ним человека, но это тоже был не Фаррис и не кто-либо из его, Мартина, знакомых, а сам он находился не в своей хижине рядом с раскопками, а неведомо где, причем вокруг было много людей, которые неистово кричали под грохот несмолкающих барабанов.

Эдвард ощупал пальцами свой язык и закричал, но огромная мозолистая ладонь зажала ему рот. Тогда он стал кусать ее, рвать зубами, после чего она ненадолго исчезла, чтобы тут же вернуться, довольно сильно ударив его по голове. Он затих.

— Безумие от лихорадки, — произнес голос бородатого мужчины.

В ответ на это раздались проклятия, а затем тот же голос спросил:

— Что нам делать, Манрике?

Второй голос, гораздо более мягкий, прозвучал ровно и едва слышно:

— Он должен идти! Попробуй воду еще раз, Эррера. А если не подействует, тогда я с ним поговорю, а ты держи его покрепче. Возможно, я смогу его успокоить.

Снова раздалось хлюпанье, и Эд ощутил вкус солоноватой воды. Он непроизвольно вздохнул и едва не захлебнулся ею, после чего попытался вырваться, но кто-то держал его руки мертвой хваткой, разорвать которую не смогли бы даже двое Мартинов. Тогда он поднял дрожащую голову и посмотрел вокруг ошеломленными и дикими глазами.

Теперь перед ним стоял очень худощавый и какой-то легкий на вид человек по имени Манрике, в то время как Эррера, который и держал его руки, оказался широким в плечах и очень грузным. Лицо Манрике было костлявым и обгоревшим на солнце и тоже имело желтоватый оттенок, но борода у него была аккуратно подстрижена, а глаза светились умным взглядом.

— Педро, — тихо произнес он. — Послушай, амиго. Ты должен встать и пойти с нами. Мы должны уходить с Эрнандо де Чавесом, и сам Альварадо завтра покидает это место, так что если ты не встанешь и не присоединишься к нам, тебя оставят с другими больными на милость индейцев. Ты понимаешь?

Вся его речь проходила под оглушительный бой барабанов.

Мартину потребовались три попытки прежде, чем он смог заговорить:

— Нет, — по-испански прошептал он. — Я ничего не понимаю. Кто вы такие?

Рядом застонал Эррера:

— Кто мы такие, в самом деле? Клянусь окровавленным подбородком Уицилпочтли! Болезнь лишила его рассудка.

Манрике снова заговорил успокаивающим тоном, каким разговаривают с испуганным животным или детьми:

— Два дня назад у тебя был солнечный удар. Все это время ты лежал, как мертвый, и мы думали, что нам придется оставить тебя здесь. А сегодня утром на рассвете ты неожиданно вскочил и стал кричать. Мы уже почти три часа пытаемся тебя успокоить. — Он положил руку Мартину на плечо. — Теперь тебе надо встать и идти, и никто не должен знать, что ты болен. Иначе ты останешься здесь и умрешь.

Эд посмотрел за спину Манрике. Он чувствовал себя странно, и у него кружилась голова, как у человека, разрывающегося между двумя видениями. То, что он увидел, поразило его. Окружающая обстановка ничем не отличалась от той, которую он покинул. Те же джунгли, те же высокие горы на заднем плане, та же жара и запахи. Вокруг была типичная индейская деревня с крытыми соломой хижинами и расчищенными под посадки кукурузы участками земли, и она выглядела, как любая из сотен таких же деревень, которые он видел множество раз. В тот момент он подумал, что наверняка сможет легко найти отсюда дорогу в свой лагерь.

Деревня была наполнена солдатами. Такими же мужчинами, как Манрике и Эррера, в шлемах и морионах, в нагрудниках из помятой стали или в доспехах из стеганого хлопка, в сапогах, плащах и старинных бриджах. Они были вооружены мечами, пиками и арбалетами, а у некоторых были аркебузы. Рядом паслись лошади с высокими седлами и уздечками, украшенными серебряными кольцами.

Повсюду раздавался бравый рев проклятий, крики и смех под ржание и топот лошадей. А еще гремели барабаны, и где-то ревела труба на фоне ярких звуков лязга оружия, похожих на удары оркестровых тарелок. Одним словом, вокруг были испанские солдаты, а возглавлял их человек по имени Альварадо.

Осознав происходящее, Мартин рассмеялся. Территориально раскопки и его лагерь должны были находиться где-то рядом, но их разделяли века — более чем четыре столетия. Он знал историю Гватемалы и понял, где находится и какая вокруг эпоха. И он снова рассмеялся, после чего Манрике потребовалось некоторое усилие, чтобы заставить его умолкнуть. А потом ему в голову пришла еще одна неизбежная и, пожалуй, самая неприятная мысль, но он отогнал ее. Вместо этого Эдвард стал обдумывать свое положение, не сводя глаз с того хаоса, который творился в деревне.

Немного в стороне, отдельно, находился второй лагерь испанцев, состоящий примерно из тысячи человек. Это были индейцы, но другой породы, отличающиеся от коренастых жителей деревни, высокие, со свирепыми глазами и хорошо вооруженные.

«Это, должно быть, тласкаланцы, — подумал Мартин. — Их, вероятно, привезли сюда из Мексики».

Но вслух он очень осторожно, как ребенок, повторяющий урок, произнес совсем другое:

— У меня был солнечный удар. В течение двух дней мой разум был мертв.

Манрике кивнул.

— Да, это так.

— И мы с вами знакомы, — продолжил Эд.

Позади него раздался голос Эрреры:

— Мы пришли вместе из Эстремадуры и вместе сражались под командованием Кортеса на всем пути от Кубы до Теночтитлана. — В его голосе ясно слышались стенания. — И он спрашивает, знаем ли мы его?! Педро, Педро, что с тобой случилось?

Манрике, как казалось Эду, незаметно коснулся пальцем своего виска.

— Солнце… — вздохнул он и улыбнулся Мартину. — Память вернется к тебе через день или около того. А теперь вставай, я помогу тебе с твоим снаряжением.

— Подожди, — остановил его археолог и перевел взгляд на силача, который продолжал держать его. — Можешь отпустить меня, Эррера, теперь я спокоен. — Затем он зажмурил глаза, глубоко вздохнул и, собравшись с духом, выпалил: — Как меня зовут?

Манрике устало и разочарованно посмотрел на него.

— Яньес, — произнес он. — Педро Яньес.

— Педро Яньес, — тихо, почти про себя, прошептал Эд.

Значит, подумал он, у Педро Яньеса был солнечный удар, а Эдвард Мартин отправился путешествовать во времени. Получается, что один разум погиб, разбитый солнцем вдребезги, оставив пустое тело, а другой вырвался из своего времени, и его засосало в образовавшийся вакуум.

Теперь Мартин внимательно посмотрел на себя. Пара рук, очень худых, но сильных, на тыльной стороне одной из них — большой белый шрам. Длинные ноги, обутые в кожаные сапоги, изношенные буквально в клочья множеством переходов, а над ними худощавое незнакомое тело, одетое в рваные бриджи и кожаную рубашку, протертую насквозь там, где ее часто касалась сталь доспехов.

Он поднял свои странные, покрытые ссадинами руки, приложил ладони к лицу и почувствовал изогнутый ястребиный нос и длинную надменную челюсть, а также бороду, покрывавшую его подбородок, и залысины над висками, где кожу натирала стальная шапочка. И тут он заплакал — слезы медленно катились по его щекам, и в них была бездна отчаяния.

Пронзительно и повелительно зазвучала труба. Барабанная дробь стала быстрее. Люди начали выстраиваться в шеренги, а всадники вскочили в седла.

— Идем, Педро! — крикнул Манрике. — Идем!

Но Мартин никак не мог подняться, он сидел на земле и рыдал.

Тогда могучий Эррера наклонился, взял его обеими руками подмышки и поставил на ноги. Он держал его так, пока Манрике застегивал на его спине и груди доспехи из потрепанной стали и надевал на него пояс с длинным мечом. Вместе они надели ему на голову шлем, дали в руки острую пику и повели его прочь, стараясь держать его тело прямо, хотя Мартин с пустым, как у мертвеца, лицом постоянно спотыкался и норовил упасть. Там, куда они его вели, он увидел сквозь странную дымку, приглушавшую звуки и цвета, длинную шеренгу людей, возглавляемую всадниками со знаменами, которая как раз начала движение. Он должен был стать частью этой шеренги. Позади них под звуки труб и барабанов двигалось индейские войско в мягких сапогах.

Издалека на это шествие с ненавистью в глазах поглядывали угрюмые и немного испуганные жители деревни. Повсюду стоял едкий запах пыли.

Из одной из палаток вышел человек в богатых доспехах. У него были золотисто-рыжие волосы и борода, которые красиво пламенели на солнце. Тласкаланцы подняли копья и стали громко приветствовать его, выкрикивая, по-видимому, его имя: «Тонатиу»! Несмотря на то, что в левой руке этот человек держал наполовину обглоданную птицу, он, смеясь, явно довольный своим величием, отсалютовал им другой рукой и выкрикнул:

— Не вешать нос, разбойнички! В Копане вас ждут золото и женщины!

— В Теночтитлане тоже были золото и женщины, — мрачно пробормотал Эррера, глядя себе под ноги, — но разве мы хоть прикоснулись к ним? Нет! Это Кортес и его капитаны получили их, а не мы. Разбойнички! То же самое будет и в Копане!

Те, кто шел рядом и слышал его слова, зарычали в знак согласия. Но несмотря на это, половина войска Альварадо — сто пятьдесят латников, сорок всадников, пятьсот индейцев из Тласкалы и Теночтитлана и четыре маленькие пушки, которые люди тянули вручную — отправились завоевывать империю. Они двигались на восток через кукурузные поля в зеленые джунгли, и утреннее солнце слепило их глаза. И Мартин шел с ними, ошеломленный, в полубессознательном состоянии, странник во времени, заключенный в плоть другого человека. Это было похоже на ночной кошмар, но было реальностью.

— Место, о котором он говорил, куда мы направляемся — Копан? — спросил Эд пересохшими губами.

— Да, он самый, — ответил Манрике. — Говорят, богатый город. И очень надеюсь, на этот раз добыча прилипнет к нашим пальцам!

«Копан, — подумал Мартин. — Я знаю Копан, город, стоявший на лестнице Ягуара, вдоль линии разрушенного акрополя. Я изучал каждый камень его великого храма Венеры в форме пирамиды…» Копан, этот могущественнейший из старых городов Майя, затерянный и забытый на века вместе с построившей его империей. Так давно утраченный и так хорошо забытый, что Мартин в свое время не поверил рассказу Стивена об экспедиции под командованием некоего Эрнандо де Чавеса, которая напала на богатый и живой Копан в начале шестнадцатого века.

Теперь он узнает все о том, как это было.

Он маршировал вместе с Эрнандо де Чавесом. Он сам увидит, жив Копан или мертв. Но какое сейчас это имело значение для него? Какое значение имели археологические исследования в жизни Педро Яньеса, солдата Испании? Он маршировал с Чавесом. Солнце жарко било ему в глаза, и он привыкал к чужой плоти. И вернуться у него не было никакой возможности. Неужели ее не будет никогда?

ГЛАВА III

МАНРИКЕ ОСТАНОВИЛСЯ, чтобы вытереть заливающий глаза пот.

— Они сражаются, как дьяволы, эти копанцы! — проворчал он. — Да улетит их покровитель, дьявол, вместе со всеми ними!

Битва все еще продолжалась. Весь вчерашний день, от рассвета до заката, испанцы штурмовали стены, но жители Копана каждый раз отбрасывали их назад. Сегодня на рассвете все началось снова, и ничего не изменилось, за исключением того, что испанцев стало значительно меньше.

Для Эдварда Мартина эта бойня на стенах Копана была лишь частью сна, который начался примерно две недели назад и никак не мог закончиться. У него почему-то не получалось относиться к происходящему серьезно, однако он понимал, что, если выживет, хотя это казалось сомнительным для его разума, ему надо будет полностью приспособиться к совершенно новому набору реальностей.

Как это ни странно, долгий переход из Гватемалы спас его рассудок. Муки от жары, истощения, жажды и голода отвлекли его внимание от самого себя и сосредоточили на насущных потребностях выживания. Теперь он, солдат Чавеса, пытавшийся со своими товарищами захватить свободолюбивый город, мог вести себя почти так, как того требовало время и место, где он находился. Он продолжал цепляться за выдумку о солнечном ударе и последовавшей за ним потере памяти, и товарищи постепенно привыкли к его промахам в знаниях или в чем-то другом, и уже не обращали на это внимания, сдерживая свой не сильно богатый язык. Но часть его разума все еще пряталась от самого себя, изо всех сил притворяясь, что все это происходит не с ним.

Чистое безумие… Мартин знал это, но ничего не мог с собой поделать.

Он слышал пронзительный свист стрел, пролетевших мимо. Он чувствовал запах крови, и его барабанные перепонки вздрагивали от жуткого ржания раненых лошадей и не столь шокирующих криков людей. Повсюду, на земле, в глубоком рву и под огромной каменной стеной лежали тела воинов, одетых в стеганые доспехи. Мартин знал, что, возможно, он будет следующим, кто найдет там свою смерть, и все еще не мог до конца поверить в такой исход.

— Отступайте, амигос! — закричал Эррера ему и Манрике. — Здесь больше ничего не сделать!

И они отступили. Испанцы и тласкаланцы начали отходить от стены, и из Копана донесся громкий торжествующий крик. Оказавшись на расстоянии выстрела из лука, они остановились. Офицеры ругались и обливались потом, а солдаты голодными глазами смотрели на город, который упрямо оставался вне их досягаемости.

Мартин оперся на свою пику и тоже посмотрел на город. Солнце и дожди обрушивались на него уже более тысячи лет. То тут, то там камень осыпался, а жадные джунгли захватывали какой-нибудь ненужный пригород. Яркие краски Копана с течением времени смягчились, а поверхности стали ровнее. Но город был живым и пока целым. Величественные храмы и дворцы, могучие лестницы, дворы, памятники, лишь немного потрескавшиеся, но все равно красивые, а кроме того, все еще используемые и, независимо от возраста, полезные, продолжали сиять под солнцем и делали город похожим на россыпь драгоценных камней на мрачном фоне.

Эта долгая битва и сам город, пожалуй, сделали больше, чем что-либо другое, чтобы Мартин продолжил воспринимать происходящее, как сон.

— Не похоже ни на что на Земле, — пробормотал он и задрожал от восхищения и страха. — Я не должен этого видеть, и все же я это вижу. Какие у них любопытные формы, у этих храмовых пирамид! Все это из другого мира.

Яростно завизжала труба, призывая к новой атаке и возвращая Эда к реальности. Потрепанные непогодой знамена захлопали и задвигались, раздался клич «Сантьяго!», и люди, всадники и пешие, снова с грохотом понеслись к стене.

Мартин рассмеялся безумным смехом: ему вновь показалось, что происходит нечто невероятное. Он ничего не имел против Копана и не испытывал желания убивать его защитников даже во сне, но толпа людей потащила его через ров и прижала к стене. Теперь ему были видны темные дикие лица лучников, увенчанные яркими перьями, и он слышал, как их стрелы дождем сыплются на головы испанцев.

Затем всадникам на лошадях все же удалось перебраться через ров, и они прорвались сквозь участок стены с ослабленной защитой. Отряды горожан в ужасе отступили перед этими визжащими чудовищами с пеной на мордах, которые как будто танцевали на огромных копытах, подкованных железом, и у которых было две головы и два тела, одно звериное, другое человеческое.

Подобно ацтекам, копанцы еще никогда не видели лошадей.

За всадниками хлынули вооруженные пешие испанцы и вопящие тласкаланцы, увлекая Мартина за собой в город. Все, что произошло в Копане дальше, было лишь повторением всего того, что происходило ранее во всех городах Мексики.

Вокруг Эдварда кружилась плотная, воющая масса людей, калейдоскоп красок, широких улиц, домов, террас и портиков. Он знал, что Манрике и Эррера сражаются рядом с ним в каком-то методичном исступлении, и сам он тоже кричал и размахивал оружием, чтобы сохранить видимость своего храброго участия в этом сражении.

Затем в побежденном городе началась дьявольская пляска — его защитники отступали и постепенно гибли. Мартину стало плохо. Он мельком заметил приближающегося к нему воина в перьях, увидел зловещий блеск обсидиановых зубцов на деревянном лезвии индейского меча и поднял пику в бесполезном жесте — потому что Манрике успел раньше пронзить копайского защитника точным ударом, а затем перепрыгнул через его корчащееся окровавленное тело.

— Битва почти закончилась! — выдохнул он. — Надо посмотреть на добычу.

И действительно, сражение постепенно распалось на несколько мелких схваток, в которых большинство копанцев обращались в бегство, преследуемые грозными всадниками, гонявшимися за ними вверх и вниз по кольцевым улицам, в то время как отряды мародеров уже отделялись от основных сил испанцев. Манрике и Эррера увлекли за собой полуобморочного Мартина. Как нетерпеливые волки, мчались они по великолепным пустым дворам, не обращая внимания на отставших беглецов, направляясь к расположенным на более высоких уровнях храмам.

Всего лишь небольшая битва, думал Мартин. Она даже не оставила следа в истории, но когда ты сам видишь сражения, когда слышишь, как кричат, умирая, люди, становится не по себе.

Он действительно неважно себя чувствовал. Эррера выругался на его медлительность и нерасторопность и вместе Манрике, уже без Эдварда, поспешил дальше — оба горели желанием быть первыми в захвате храмов.

Эд остановился и оцепенело оглядел террасы и пирамиды, которые возвышались на двенадцати акрах каменной кладки — величественный памятник странной культуры. Любопытные, фантастической формы здания вздымались, как скульптурные горы из какого-то другого мира. И тут, на каменной лестнице, которая поднималась к маленькому храму с колоннами, он увидел девушку в окружении нескольких женщин майя, которые корчились и рыдали вокруг нее, как будто ища защиты.

Эта девушка сильно отличалась от них. Она была молода и прекрасно сложена, одета в тунику темно-зеленого цвета, и что-то в ее поведении, в том, как она держалась, подсказало Мартину, что она не испугана происходящим.

Эдвард начал подниматься по лестнице, и пока он двигался по каменным ступеням, его взгляд был прикован только к этой девушке. Теперь он увидел, что ее кожа была чистого ярко-золотистого цвета, который разительно отличается от кожи индейцев майя, имеющей медный оттенок. На шее у нее висел неизвестный символ или амулет из больших драгоценных камней, оправленных в какой-то белый металл.

— Копан пал! — кричала, рыдая перед ней, одна из женщин майя. — Госпожа Арилл, почему? Почему повелители утренней звезды допустили это?! Разве мы так грешны?

— Не было никакого греха, — с достоинством произнесла девушка на языке киш с мягким акцентом и большой горечью в голосе. — Была только слепая глупость.

Пораженный Мартин резко остановился. Внезапно, на мгновение, он мысленно вернулся к Фаррису, в свое время, когда он ломал голову над загадочной стелой.

— Повелители утренней звезды, которые владели силами богов… — прошептал он.

В этот момент девушка обернулась и увидела стоящего на ступенях Эда. Она посмотрела на него сверху вниз, без страха и с холодным презрением. Теперь он разглядел, что ее волосы были темными и мягкими, сияющими мимолетными бликами в тех местах, где на них падал солнечный свет. Ни у одного индейца никогда не было таких волос или глаз цвета тумана над зеленым морем. Откуда пришла эта леди с ее золотистой кожей и странным нарядом? Возможно, она была потомком какой-то древней расы, давно утонувшей в потоке истории?

Женщины майя проследили за ее взглядом, посмотрели вниз, на ступени лестницы, и неистово закричали. Ужас этого крика и то, как они отшатнулись при взгляде на него, заставили Мартина увидеть себя таким, каким он был на самом деле — мрачным чужим захватчиком, поднимающимся по лестнице с обнаженным мечом в руке.

— Госпожа Арилл! Спасайтесь! — в отчаянии закричала одна из женщин, но девушка не двинулась с места.

Она стояла лицом к лицу с Эдом и смотрела на него с холодным презрением во взгляде, таким неприятным, даже ранящим. Потеряв надежду донести до Арилл всю опасность ситуации, индеанки кинулись, кто куда.

— Итак, — сказала золотокожая девушка странным низким голосом, — наша глупость, наконец, помогла вам обнаружить нас.

Она подняла взгляд туда, где над горящими крышами Копана поднимался густой дым.

— Так все и заканчивается, кровью и насилием, — произнесла девушка с почти безразличным взглядом. — Так было всегда.

Затем она неожиданно резко покачала головой. Ее странные туманно-зеленые глаза еще раз ненадолго остановились на мужчине в доспехах, который стоял под ней на ступенях, но вскоре она повернулась к нему спиной и направилась к храму.

— Подожди! — крикнул Эдвард на диалекте киш, который она использовала в разговоре.

Он бросился за ней по истертым камням, чтобы задать ей множество вопросов, которые накопились в его, Мартина, голове, но у него было очень мало времени. Крики на улицах становились все ближе. Он догнал ее и положил руку ей на плечо с какой-то смутной мыслью увести ее в безопасное место.

Но девушка оказалась удивительно сильной. Она резким движением отбросила его руку и отступила назад. Это несколько рассмешило Мартина. По воинскому закону того времени каждый солдат имел право на свою долю добычи, а потому он не обязан был отпускать ее. Ненависть вспыхнула в ней ярким огнем, но страха в ее глазах по-прежнему не было — было только презрение и желание как-то отделаться от захватчика. Непроизвольно Эдвард тоже не на шутку разозлился в ответ. «Кто она такая, эта женщина-варвар умирающей культуры, чтобы относиться ко мне с таким презрением?!» — пронеслось у него в голове.

Он уже собрался действовать решительно, как вдруг у нее в руке появилось какая-то маленькая серебристая вещица, похожая на фонарик, которую она достала из складок своей туники. Мартина словно ударило током — ошеломленный догадкой, он остановился, забыв обо всем остальном.

Хромированная сталь в этом веке? Совершенная механическая обработка в культуре, где не использовали металл? Сложные линзы в стране, где о стекле и не мечтали? Он открыл рот, чтобы заговорить, но в этот момент яркая, ослепительная вспышка фиолетового света вырвалась из рук девушки. Ужасный шок пронзил его, и каждый двигательный нервный центр в его теле отключился. Ослепленный и крайне изумленный, он рухнул на ступеньки.

Когда он пришел в себя, девушки уже не было.

ГЛАВА IV

ПОЖАРЫ В КОПАНЕ постепенно погасли сами собой, и город подвергся безжалостному разграблению. Резные изделия из нефрита, а также мантии из перьев были сложены высокой горой и увенчаны сверху россыпью изумрудов.

Эрнандо де Чавес хмуро посмотрел на эту добычу и выругался.

— Неужели мы проделали весь этот путь ради кучки перьев и нескольких каменных безделушек? — проворчал он. — Где золото? Неужели во всем этом вонючем городе нет хотя бы горсти золота?

Они находились во внутреннем дворе королевского дворца, где находился правитель, несчастный Копан Калель, окруженный вооруженными испанцами — он был заложником и гарантом правильного поведения своего народа.

— Они спрятали золото, — с уверенностью сказал Эррера. — Их необходимо заставить…

Он, как и другие, был разочарован не меньше предводителя и уже пытался пытками «развязать языки» трем или четырем горожанам, но безуспешно. Однако оставить эту идею он не хотел, да и не мог потому, что другого способа получить желаемое просто не знал.

Чавес покачал головой.

— Король клянется, что у них нет золота, как и любого другого металла. Они не могли спрятать все, как и не могли спрятать или убить всех своих кузнецов. Не могли содрать со своей одежды все украшения. — Он пнул пыльным ботинком мантию из перьев. — Нет. Здесь нет никакого золота. Есть только эта… эта ерунда!

Мартин мог бы сказать ему, что он ошибается. И мог бы рассказать о других вещах — о золотокожей девушке, которая явно была не из Копана и у которой был электрический шокер, парализующий нервные центры, вещь, способная поразить даже ученых его времени. И не только это — он знал и кое-что еще более интересное.

Но вместо этого Эдвард укрылся в тени дальнего угла королевского двора и размышлял. Воспоминание о том невероятном механизме, который использовала для защиты девушка, невыносимо мучило его. Кто его сделал? Откуда он взялся и как попал к ней в руки? Получалось, что современная наука середины двадцатого века, даже самая передовая, была всего лишь новорожденным младенцем, а существование такой вещи выходило за рамки возможного. И все же он видел шокер своими глазами и ощутил его действие себе. Это было реально, а значит, где-то не так далеко от Копана существовали наука и технологии, способные это создать. Но где? И почему в истории не сохранилось упоминаний об этом?

Вопросы крутились у Мартина в голове, и он не находил на них ответов. Помочь решить этот ребус могла только девушка, но она исчезла. Он уже пытался найти ее на улицах Копана, но тщетно. Эд видел многое, и большинство из увиденного вызывало у него только отвращение, но девушки нигде не было. Он даже посещал загоны для рабов, где содержались пленные женщины, но…

Порой археолог думал, что, возможно, девушка и ее невероятное оружие просто ему приснились. Реальность стала слишком безумной, и не было причин, по которым безумие не могло бы стать реальностью. Даже то, что сейчас с ним происходило, то, что он жил в призрачном мире прошлого, само по себе было безумно…

Внезапно в другом дальнем конце двора поднялся шум. Мартин повернул голову, выглядывая из-за плеч стоявших перед ним мужчин, и увидел ее, золотистую девушку в темно-зеленой тунике и с огромными драгоценными камнями, сверкающими у нее на шее. Она шла в центре группы испанцев, двое из которых крепко держали ее за руки. Если у нее все еще был шокер, она, должно быть, осознала бесполезность использования его против целой армии. Горделиво выпрямившись, красавица спокойно шла между своими похитителями, и выражение ее туманно-зеленых глаз было по-королевски величественным. Сердце Мартина заколотилось от волнения с такой силой, что он чуть не задохнулся.

— Мы поймали ее, когда она пыталась выбраться из города, — сообщил один из мужчин, обращаясь к Эрнандо де Чавесу. — У нее был очень красивый наряд, и с ней было много индейцев. — Он ухмыльнулся. — Пришлось их немного попугать. Но мы подумали, что вы захотите поговорить с ней.

Он сделал паузу и посмотрел на великолепные драгоценные камни, которые горели на шее пленницы.

— И помните, кто привел ее сюда! Я, Мануэль Диас! — добавил он, а затем обвел вызывающим взглядом круг алчных лиц.

Мартин моментально забыл обо всем на свете, кроме этой девушки. Он протиснулся сквозь толпу испанцев, которые сгрудились вокруг нее, задавая вопросы. Она явно не понимала их. Очевидно, тут требовался переводчик, и Эд встал перед ней и почти закричал на языке киш:

— Будь осторожна в своих действиях! Ты не знаешь этих людей! Они убили бы собственную мать за гораздо меньшие драгоценности!

На самом деле в этот момент археолог не думал о безопасности девушки или о ее имуществе. Он думал о ее знаниях и о том, что если она окажется в руках испанцев, сам он, возможно, не сможет получить ответы на кучу своих вопросов. По крайней мере, Чавес уж точно заявит на нее права, и тогда Мартин больше ее не увидит.

Пленница взглянула на него, и ее губы скривились в презрительной ухмылке.

— О, да, — произнесла она. — Я помню. Человек с обнаженным мечом.

Эдвард снова вспомнил яркую вспышку и шок, которыми закончилась их первая встреча.

— Послушай, — сказал он. — Эта штука… — На языке киш не было слов, которые имели бы хоть какое-то отношение к электротехнике. — Эта штука, которая плюется молнией… Где ты ее взяла? Кто ее сделал? Ты должна рассказать мне, прежде чем они…

Его голос замер в мертвой тишине. Испанцы уставились на него, и он понял, что совершил грубую ошибку. Археолог Эдвард Мартин бегло говорил на диалекте майя, но Педро Яньес, солдат Испании, никак не мог его знать. Именно по этой причине Мартин до сих пор держал рот на замке, и все переговоры испанцам приходилось вести через двух переводчиков: один переводил с киш на тласкаланский, а второй — с тласкаланского на испанский. Теперь Эд выдал себя, и все, особенно Манрике, посмотрели на него с подозрительным удивлением.

— Что ж, — сказал Эрнандо де Чавес. — Какая жалость, что наш так много знающий Яньес скрывал свою мудрость все это время, ведь она была бы нам так полезна.

— Я плохо говорю на этом языке, — пробормотал Мартин, оправдываясь. — Действительно, очень плохо. На самом деле, я… — Он немного успокоился и даже улыбнулся. — То немногое, что я знаю, я набрался от пленницы, девушки-рабыни, и она… ну, она была очень молодой и симпатичной рабыней, и нам не нужно было много фраз, чтобы общаться.

Он ухмыльнулся, и воины рассмеялись — лишь лицо Манрике осталось серьезным.

Чавес кивнул на Арилл.

— Она, похоже, не из тех, на ком можно опробовать твои фразы! Можешь спросить ее, где она взяла драгоценности?

— Я попробую, — ответил Мартин и повернулся к девушке.

— Они заберут все, что у тебя есть ценного, — быстро заговорил он. — Я, по мере своих сил, попытаюсь помочь тебе, но сейчас ты должна сказать, откуда у тебя взялись эти драгоценности!

— Так вам нужны камни? — удивленно спросила Арилл.

Она окинула Чавеса и остальных презрительным взглядом, а затем протянула руку, ослабила цепочку у себя на шее и бросила драгоценности к ногам Эрнандо.

Щеки испанца густо покраснели. Он шагнул вперед и поднял руку, словно собираясь ударить Арилл, а затем поставить пленницу на ее гордые колени и заставить ее усвоить надлежащий этикет между хозяином и рабыней. Но что-то в ее глазах удержало его. Вместо этого он остановился и поднял с земли странный яркий символ, взвешивая его в руке.

Его лицо внезапно стал жестоким.

— Яньес, спроси ее, откуда это взялось. И пригрози, что если она не скажет, ее будут пытать.

Эд перевел ее слова.

— Я часами наблюдала за вами из тайного места, — медленно произнесла девушка. — Я видела, что вы делали в Копане, и не боюсь того, что вы можете сделать со мной.

Мартину пришлось перевести и это, и он увидел, как Чавес покраснел от ярости.

— Нас обманули в Копане, — грозно вымолвил он, поглаживая пальцами драгоценные камни. — Но, клянусь Сантьяго, если бы мы смогли разграбить место, откуда она родом, мы бы вымостили Мадрид золотом! Мы должны выяснить все!

— Думаю, небольшая пытка поможет нам, — нетерпеливо и даже небрежно предложил Мануэль Диас.

Эрнандо отрицательно покачал головой.

— Не с этой. Я думаю, она будет ценна для нас. Но есть те ее индейские носильщики, которых вы тоже захватили. Послушаем, что скажут они.

После слов Чавеса Диас поспешно ушел.

Мартину стало дурно, когда он услышал пронзительный крик за пределами лагеря. Но всего через несколько минут Мануэль вернулся с дрожащим маленьким мальчиком майя, смуглое лицо которого было искажено болью.

— Эти люди мягкотелые, — сказал Диас, ухмыляясь. — Сейчас он ответит на любые вопросы.

— Спроси его, Яньес! — приказал командир.

Мартин обратился к дрожащему мальчику и тот, избегая взгляда Арилл, заговорил:

— Она родом из маленького городка на востоке. Ее народ немногочислен.

— Город на востоке? — переспросил Эд, нахмурившись. — Его так и не нашли… — Он спохватился, а Арилл бросила на него острый и озадаченный взгляд. — Как называется город? — спросил Мартин.

— Мы называем его Но Эк, в честь Великой Звезды, которая восходит над ним.

— Но Эк, — повторил Эдвард.

«Майянское название Венеры, утренней звезды», — подумал он про себя.

— А что за народ живет в нем? — задал он следующий вопрос.

— Их называют повелителями утренней звезды.

И снова Мартина охватило почти лихорадочное удивление. Он перевел взгляд с мальчика на Арилл, едва сдерживая слова, готовые сорваться с его губ: «Повелители утренней звезды, которые владели силами богов?»

В его голове бушевал ураган. Значит, они были не просто персонажами легенд, те таинственные мудрецы, которые пришли с востока, чтобы править? Эта девушка — одна из них!

— К какой расе вы принадлежите? — затаив дыхание, обратился Эд к Арилл. — Откуда пришел ваш народ?

Он увидел, что пленница пришла в смятение и озадаченно задумалась.

— У тебя слишком странные интересы, они не возникают у жадных дикарей, — заявила она.

Чавес, не выдержав, сердито закричал на Мартина:

— Эта женщина что, околдовала тебя, Яньес? Скажи ей, что я отправляю передовой отряд на поиски ее города и что она отправляется с ним в качестве заложницы!

Эдвард заколебался. Возможно, ему следовало рассказать испанцам, что он встретил Арилл раньше и что она сделала с ним с помощью своего оружия. Возможно, он должен был предупредить их. Кем бы и чем бы ни были эти повелители утренней звезды, теперь он был уверен, что они обладают невероятно продвинутыми технологиями, перед которыми испанцы окажутся абсолютно беспомощны.

Но как он мог убедить их в этом? Наука была для них закрытой книгой, и они либо проигнорировали бы его, как сумасшедшего, либо сожгли бы Арилл, как ведьму, либо сделали бы и то, и другое, после чего продолжили бы поиски ее города. Эд сдался и перевел ей слова Чавеса.

— Если я должна отправиться с вами в Но Эк, я вынуждена это сделать, — медленно проговорила она. — Но если вы отправитесь туда, вы навлечете окончательную катастрофу и на себя, и на весь свой народ.

ГЛАВА V

ДВА ДЕСЯТКА ИСПАНЦЕВ и их помощников- индейцев, покинувших Копан неделю назад, смотрели с гребня на речную долину, расстилавшуюся внизу в окружении зелени.

Арилл указала вниз:

— Там город Великой Звезды.

Мартин, который теперь был назначен переводчиком и, следовательно, всегда находился рядом с девушкой, почувствовал прилив удивления. Он не знал о существовании этого города так же, как не знал о нем и любой другой человек его времени, он даже не слышал его названия. Археолог попытался вглядеться вперед, чтобы получить о нем первое представление.

Шел дождь. Серые и серебристые струи лились на город, окутывая его тайной и делая еще более отдаленным. Под этим покровом серого розоватые стены и башни города показались ему странными и тусклыми, похожими на закат в каком-то далеком мире. Но вскоре у Мартина перехватило дыхание. Очертания города показались ему частично знакомыми, и все же они каким-то образом отличались от всего, что он уже видел раньше.

От постоянно идущего дождя вся их группа промокла насквозь, а жара делала их поход совсем невыносимым.

От испанцев поднимался пар, как от похлебки в котле, и они не скрывали своих страданий. И только Арилл с благодарностью подняла голову навстречу дождю. Ее мокрая кожа блестела, как золотой самородок, а глаза были зелеными, подобно джунглям.

Идальго де Гусман, ветеран захвата и разграбления Мексики, которого Чавес поставил во главе этой экспедиции, направил свою лошадь к крутому спуску. Остальные последовали за ним, поскальзываясь в грязи и периодически падая, но продолжая карабкаться по земле среди текущих по ней желтых ручейков.

Взгляд Мартина был прикован к городу.

— Это похоже на обитель ведьм, — хмыкнул Манрике, проследив за его взглядом и искоса посмотрев на Арилл.

Эррера рассмеялся.

— Вспомни Теночтитлан! Вспомни Уицилпочтли и большой змеиный барабан, в который били в одной из пирамид храма. Они были не ведьмами, а демонами! И все же мы сломали им зубы. И легко сможем сделать это снова.

— Теночтитлан — маленький город, — осторожно сказал Эд. — Очень маленький. И старый. — Он повернулся к Арилл. — Сколько лет этому городу? — спросил ее, указывая вниз.

— Терпение, — мрачно ответила девушка. — Возможно, ты скоро узнаешь.

С тех пор, как они покинули Копан, это была первая информация, которую Мартин получил от Арилл, хотя во время похода он постоянно шел рядом с ней, привлеченный тайной ее происхождения, а также — да, он должен был это признать — ею самой.

— Что она говорит? — спросил Манрике.

Тон его голоса был даже приятным, но его глаза оставались проницательными и холодными.

— Она говорит, что, хотя тебе нравится, когда тебя называют умником лишь потому, что ты умеешь читать и писать, ты, при этом, остаешься невежественным ребенком, верящим в колдовство и демонов, — неторопливо ответил Эдвард.

Щеки Манрике над черной линией его бороды, приняли розовый оттенок. Он внимательно посмотрел на Мартина и с доброй долей иронии тихо произнес:

— Действительно. Но как эта мудрая женщина объясняет внезапное знание мужчиной языка, на котором он никогда раньше не говорил?

— Я уже не раз объяснял тебе, Манрике. Я научился ему от рабыни.

— Странно, Педро, что ты нам раньше ничего об этом не рассказывал. Хотя ты никогда не был молчуном, когда дело касалось твоих похождений с женщинами.

— Пойми, — сказал Мартин, немного смутившись. — Не обязательно рассказывать все, даже своим друзьям.

— Странно также, — продолжил Манрике, не обращая внимания на тон друга, — что ты так хорошо выучил именно этот язык, хотя на ацтекском тебе удалось освоить лишь несколько фраз.

Эд понял, что попал в ловушку, и потому не стал продолжать разговор, а только пожал плечами. И они молча продолжили путь под проливным дождем, спускаясь вниз по длинному крутому склону.

Однако Манрике не намерен был так просто сдаться. Через пару минут вновь обратился к Мартину резким и утвердительным тоном:

— Ты встречал эту женщину раньше. Ты уже знал ее, когда в Копане ее привели на королевский двор.

Эдвард смутился еще сильнее, понимая, что дальнейшее отпирание ни к чему хорошему не приведет.

— Да, это правда. Я встретил ее сразу после того, как вы с Эррерой ушли искать добычу, а я остался, — сказал он, уже ничего не скрывая. — Я пытался взять ее в плен.

— Почему ты не рассказал это сразу? — с удивлением вставил Эррера, тоже все это время шедший рядом с ними.

Мартин снова пожал плечами и опустил голову.

— Я не хотел, чтобы надо мной смеялись. — Он замялся. — Потому что она сбежала.

— Она сбежала от Педро Яньеса? — воскликнул Эррера и разразился смехом. Немного успокоившись, он уверенно произнес: — Ну тогда Манрике точно прав, и она ведьма! Ни одна простая женщина, даже самая необыкновенная, никогда не смогла бы такое сделать!

— Да, я прав, — пробормотал себе под нос Манрике. — Это не человеческая женщина, и она должна умереть.

Он сказал это так тихо, без бравады, и с такой уверенностью, что Мартин похолодел. Археолог был совершенно уверен, что этот крайне суеверный человек, если бы мог, не задумываясь, выполнил бы свою угрозу, и ничто на свете его бы не остановило.

Эд украдкой вновь взглянул на Арилл, и мысль о том, что ей может быть причинен вред, теперь казалась ему почти невыносимой. В походе он слишком много думал об этой зеленоглазой девушке, она слишком сильно его привлекала, и он никак не мог забыть то ощущение ее твердого, но теплого плеча, когда он впервые на пирамиде дотронулся до нее. «Господи, — подумал он, — какой я дурак…»

Облака постепенно откатывались к дальним холмам, унося с собой дождь, и вскоре над головами путников выглянуло тропическое солнце, осветившее и город Великой Звезды, который мгновенно засиял мягким великолепием, непохожем ни на что из того, что Мартину когда-либо доводилось видеть. Эд остановился и в каком-то оцепенении уставился на длинные низкие величественные здания, на усеченные пирамиды, на сияющие фигуры из янтаря, аметиста и жемчуга, возвышающиеся рядом с рекой в джунглях Гондураса.

В чем-то город был похож и на Копан, и на Тикаль, и на Чичен-Ицу, но все-таки он был другим.

В нем проглядывались отголоски Вавилона и Фив, затерянных городов Ассирии, дворцов Крита или старых, очень старых погребенных цитаделей долины Инда. И все же он отличался от них. Странная дрожь охватила Мартина, как будто он стоял на пороге какого-то великого открытия и боялся переступить этот порог.

Рядом с ним, переминаясь с ноги на ноту, остановился Эррера.

— Добра здесь должно быть много! — сказал он, злорадно потирая руки.

Они вышли на самое дно долины, где за стенами располагались аккуратные маленькие индейские деревни с фермами и плантациями. Там проходила дорога, вымощенная каменными глыбами, и теперь по ней уже маршировали испанцы, а копыта лошадей громко стучали в быстром ритме. Местные мужчины и женщины, покинув богатые поля и дома, расположились вдоль дороги и с опаской наблюдали за странным шествием лошадей и бородатых мужчин. При этом все они делали знаки приветствия шедшей с ними девушке.

— Это рабы? — обратился Мартин к Арилл.

Та вновь посмотрела на него с уже знакомым холодным презрением.

— Мы не держим рабов. Это свободные люди, которые работают на себя, а мы лишь покупаем у них то, в чем у нас возникла необходимость, — сказала она, после чего обратилась через Мартина к испанцам: — Опустите оружие. Никакого боя не будет.

И действительно, большие ворота города оказались открыты, и испанцы беспрепятственно прошли сквозь них. Но пики солдаты все равно держали наготове, а смуглое лицо де Гусмана не расслабилось.

— Скажи ей, чтобы понимала и помнила: в случае предательства или любого другого обмана, она умрет первой, — произнес он, обращаясь к Мартину.

Солдаты, звеня ботинками по брусчатке, теперь жались ближе друг к другу, образовав компактную группу, ощетинившуюся яркими острыми наконечниками пик. Они смотрели вокруг настороженными взглядами, изучая цветные дома, здания с колоннами или пирамиды, но в любой момент готовые немедленно вступить в бой.

Де Гусман пришпорил свою лошадь и жестоко натянул поводья, заставив ее выгнуться, стряхивая пену с удил. Мартин насторожился, и его кожа покрылась мелкими мурашками. «Сейчас наверняка будет ответная атака, — подумал он. — Конечно, не обычная, с применением грубого оружия, а никому не ведомая — ошеломляющими лучами света». Но ничего не произошло.

В городе было тихо. На улицах туда-сюда сновали мужчины и женщины, но их оказалось немного. Это были высокие золотокожие люди, такие же, как Арилл, одетые в необычного покроя туники бронзового, зеленого или бледно-синего и даже металлического цвета. Время от времени они останавливались и с нескрываемым изумлением смотрели на испанцев.

Арилл поглядела по сторонам и обратилась к ним на языке, которого Мартин не знал — и даже примерно не смог определить, что это за наречие.

— Что она говорит? — потребовал перевести де Гусман.

Но Эдвард только покачал головой, всем своим видом показывая, что этот язык ему не знаком. Тогда испанцы приблизились к Арилл и взяли ее в кольцо.

— Будь осторожна! — сказал Мартин девушке. — У твоего горла меч!

Несколько местных жителей, видимо, не довольные такими действиями испанцев, дружно побежали к ним, как будто собираясь освободить соплеменницу. Они были безоружны — по крайней мере, в руках у них ничего не было. Арилл, осознав, что это может плохо закончиться, сказала что-то резким тоном, и они остановились, глядя на испанцев с презрительным гневом, от которого в глазах де Гусмана загорелся огонь. Затем девушка заговорила вновь, и Мартин уловил слово «Копан» и увидел, как ее рука упала в решительном жесте.

«Начинается, — подумал он. — Сейчас они нападут!»

Вместо этого раздались оглушительные яростные крики, которые вместили в себя и печаль, и изумление. Название Копан эхом разнеслось по улицам, вылетая из уст золотокожих людей, которых постепенно становилось все больше и больше. Они толпились вокруг испанцев, а те по-прежнему настороженно стояли на своих позициях. Мартина охватило не просто удивление, а даже восхищение мужеством этих «железных» людей Испании, которые без страха сметали все перед собой на огромном континенте. Несколько сотен человек против целого мира.

Из толпы вышел мужчина в темно-красной тунике с умным и волевым лицом, но при этом с мечтательным взглядом. Он подошел к девушке почти вплотную и начал о чем-то ее расспрашивать. Эд видел, как он смотрит на Арилл, слышал тон его голоса, и вдруг в нем, совершенно неожиданно для него самого, вспыхнуло что-то наподобие ревности.

Арилл отвечала короткими фразами, но в них было столько горечи и сожаления, что перевод не требовался. Незнакомец в красном стал злиться и кричать все громче, и тогда другие местные жители заставили его замолчать. Периодически оглядываясь по сторонам, Мартин заметил, что от толпы отделились несколько человек — они побежали прочь, явно торопясь разнести дурные вести.

Арилл закончила говорить с незнакомцем и повернулась к Эду.

— Теперь мы пойдем дальше в город, — спокойно сказала она. — Прикажите своим испанцам сложить оружие! Им нечего бояться, кроме собственной глупости.

Мартин перевел, и де Гусман неестественно улыбнулся — его лицо исказилось от недоверия и, одновременно, засветилось в предвкушении наживы.

— Насилия не будет, если его не провоцировать, — уверенно сказал он и посмотрел на драгоценности, которые горели на шеях золотокожих женщин и на поясах мужчин.

— Насилие? — несколько удивленно прошептал Эррера. — Эти мягкие создания еще не знают, что это значит, но скоро мы сможем их научить!

Манрике тоже не остался в стороне и с ухмылкой пробормотал:

— Есть и другое оружие, кроме меча.

Мартин, слушая реплики друзей, понимал, что ничего хорошего ждать не приходится, но в полемику с ними вступать не стал. Испанцы направились дальше в город, и собравшаяся рядом толпа горожан двинулась вместе с ними. Воздух вокруг был наполнен бормотанием и звуками множества шагов. Они шли мимо многочисленных зданий, которые как будто светились изнутри, а на цветных крышах играли лучистыми переливами солнечные блики.

Эд снова попытался проанализировать увиденное им сверхъестественное сходство со всеми древними городами Земли, но не смог. Это напоминало попытку проследить тонкое сходство между родственниками, которые внешне похожи друг на друга, но при этом являются яркими индивидуальностями. В конце концов, он отказался от этой затеи и попытался начать изучать сами стены местных построек, точнее, их раскраску. До сих пор он даже подумать не мог, что можно так ярко окрасить камень…

Внезапно археолог остановился. Он потянулся к ближайшей к нему стене, коснулся ее, постучал по ней и отпрянул назад. Это был вовсе не камень. Это был какой-то пластик! Эдвард испытал настоящий шок от этого открытия, который лишь усилился, когда он взглянул на здания впереди. Это было невозможно!

Его мысли прервал резкий окрик де Гусмана:

— Соблюдайте порядок! Никакой суеты! Не позволяйте этим языческим псам вставать между вами!

Мартин встряхнулся.

Доспехи и герб Испании сверкали под тропическим солнцем, копыта лошадей стучали по тротуару, а смуглые испанцы, высокомерно вышагивающие по пылающим улицам и совершенно равнодушные к невероятной странности этого до недавнего времени скрытого места, неотвратимо двигались вперед.

ГЛАВА VI

ПРОЦЕССИЯ ВЫШЛА НА широкую площадь, которую окружали длинные и низкие здания. В дальнем конце площади находилась большая продолговатая пирамида, самая высокая в городе. На ее вершине располагались три отдельных сооружения, и именно эти строения особенно поразили Мартина.

В одном из трех зданий явно находилась обсерватория, отметил он. И это был не тот примитивный, хотя и удивительно точный тип обсерваторий, который Эд хорошо знал и уже встречал на раскопках городов майя, где астрономическое оборудование состояло из отверстия в стене и пары скрещенных палочек. У этой обсерватории был телескоп усовершенствованной конструкции, выглядывающий из паза в крыше, а его корпус из хромированной стали красиво и даже вызывающе блестел на солнце.

Два других сооружения представляли не меньший интерес. Самое маленькое имело на вершине сложную систему решеток и каких-то тонких усиков и напоминало одновременно и радиоантенну, и радар. Вне всякого сомнения, оно являлось центром связи, но с кем или с чем связывались местные жители, Мартин не мог себе даже вообразить. А еще одно строение, подумалось ему, было либо административным зданием, либо лабораторией, либо тем и другим вместе. И вероятно, оно было связано с нижними уровнями в глубине пирамиды.

По ее ступеням торопливо спускалась небольшая группа золотокожих людей, вышедших из этих загадочных зданий и с ужасом и удивлением оглядывавших вооруженных захватчиков. Судя по их поведению и по отношению к ним тех людей, которые все это время сопровождали испанскую колонну, не оставалось сомнений — эти жители Но Эка пользовались большим авторитетом.

Стало понятно, что новость о Копане уже распространилась по всему городу. Неожиданно со всех уголков площади одновременно раздался оглушительный шум — смешанный крик возмущения, протеста и требований. По испанской шеренге мгновенно пронеслась команда готовиться к нападению, а де Гусман подъехал к нижней ступени и заставил свою лошадь встать на дыбы, причем так близко к спустившимся с пирамиды людям, что на них попали пена и капли пота встряхнувшего головой животного. Со стороны идальго Испании это был жест, который ярко показывал, что неповиновения испанцы не потерпят.

Однако, как тут же стало понятно, находившихся на ступеньках жителей Но Эка, действия де Гусмана нисколько не напугали и не впечатлили. Они бросили на всадника презрительный взгляд, а вскоре вообще перестали обращать на него внимание. Один из них, высокий мужчина с выпирающей нижней челюстью, морщинистым лицом и очень острыми глазами, коротким жестом потребовал тишины, и через мгновение на площади стало так тихо, что, при желании, можно было услышать жужжание пчелы и шелест листьев. Не было никаких сомнений, что это был местный лидер. Он посмотрел вниз и заговорил с Арилл, которая по-прежнему находилась между двумя испанскими охранниками. Она снова начала рассказывать свою историю на непонятном языке, но Мартин, понимая, что это может спровоцировать гнев де Гусмана, обливаясь паническим потом, прервал ее.

— Разве ты не можешь говорить на языке киш? — резко спросил он. — Де Гусман нервничает и может подумать, что вы что-то замышляете… Я должен иметь возможность переводить сказанное!

Девушка пожала плечами и сразу перешла на понятный Мартину язык.

— Она рассказывает им, как мы разграбили Копан, — перевел тот.

Де Гусман довольно улыбнулся.

Мужчина с выпирающей челюстью, выслушав Арилл, повернулся к Эду.

— Я Мехербал, — сказал он. — Сейчас я руковожу городом. Чего хочет ваш лидер?

Мартин перевел, и де Гусман ответил:

— Мы передаем вам привет от короля Испании, которому принадлежит эта земля. И мы желаем только мира.

— Такого мира, какой ты принес в Копан? — спросил Мехербал.

Идальго сделал красноречивый жест.

— Жители Копана решили восстать. Они отказались признать своего законного господина.

И когда они напали на нас, у нас не было другого выбора, кроме как защищаться.

— Копанцы всегда были мирным народом. Почему они напали на вас?

— Я уже сказал, они были мятежниками и отказались платить дань.

— Ах, вот в чем дело, — понимающе произнес Мехербал. — Дань.

— Грабежи, — с горечью тихо сказала Арилл. — А также изнасилования и порабощение людей. Да, копанцы были мирным народом, как мы их и учили. И когда эти воры и убийцы напали на них, они оказались беспомощны!

Ее руки сжались в маленькие кулаки, а глаза загорелись гневом.

— Беспомощны, Мехербал, — продолжила она, — и это мы повинны в этом, мы не научили их защищаться! — Арилл сделала небольшую паузу. — Какое место имеет мир в сознании этих варваров? Я видела, как умирали мужчины Копана, я видела, как издевались над женщинами, и я говорю тебе, Мехербал, если бы у меня было оружие, я бы убила каждого из этих испанцев!

Глава Но Эка поднял на нее грустные глаза и вздохнул.

— Значит… это конец. Пять тысяч лет прошли даром, и теперь ничего не осталось.

Он повернулся к де Гусману с неописуемым выражением усталости, ненависти и решимости.

— Мы не будем платить дань вашему королю. И я предупреждаю вас: мы не жестокие люди, но и не беспомощные дети, подобные майя. — Лицо его стало очень суровым. — Вы покинете город — и уйдете с миром.

Мартин быстро перевел его слова и от себя добавил:

— Делайте, как он говорит! У этих людей есть силы.

Де Гусман рассмеялся.

— Монтесума тоже пугал нас, но мы нашли способ, как смирить его гордость! Мы можем сделать то же самое и для этого старика.

Он развернулся в седле, и его меч с лязгом вылетел из ножен. Однако выкрикнуть приказ де Гусману не удалось. В тот же миг Мартин сильно ударил его лошадь по крупу — так, что она резко мотнула головой и отпрыгнула в сторону, сбросив седока на землю. Эдвард же немедленно рванулся вперед, туда, где находилась Арилл в окружении стражников.

Пару секунд никто, даже испанцы, до конца не осознавали, что произошло. Охранники девушки, конечно, ожидали нападения от горожан, но не со стороны своих… В результате, Мартин успел сбить с ног одного из них пикой своего копья и заставить другого отступить. Этого оказалось достаточно, чтобы успеть схватить девушку за руку и побежать вместе с ней по ступенькам к Мехербалу.

— Берегись! — закричал он ему на бету. — Они могут пленить тебя!

Де Гусман недолго оставался на земле. Опомнившись, он снова вскочил на ноги, а ряды испанцев сдвинулись и быстро перестроились. Часть воинов во главе с де Гусманом устремилась вверх по ступеням пирамиды, а оставшиеся, сгруппировавшись, заняли оборонительную позицию. На площади поднялся невообразимый шум, ее заполнили крики людей и топот солдат Испании.

Мехербал, увидев бросившихся к нему вооруженных людей, инстинктивно отступил на несколько шагов вверх, а его советники, которые все это время были рядом, оказались неготовыми к таким событиям и находились в состоянии шока. Мартин почти швырнул в них девушку, проклиная их нерасторопность и призывая сражаться или бежать.

— Они возьмут вас в заложники! — закричал он. — Потом начнут грабить, а когда закончат, всех убьют! Разве вы не понимаете? Я даю вам шанс жить!

Но те, кого он с таким упорством и даже безрассудством пытался спасти, не шелохнулись. Их поведение говорило о том, что они действительно не понимают, что происходит. И тут Мартину пришло в голову, что Эррера был прав и что никто из них, даже Арилл, самолично видевшая ужасы Копана, на самом деле не знают, что такое настоящее насилие.

Тогда он развернулся и сжал пику в своих потных руках. Навстречу ему неслось темное лицо де Гусмана, маска демонической ярости, а следом — Манрике с яркими жесткими глазами, наполненными фанатичной решимостью, а также другие бородатые лица, наполовину знакомые, наполовину неизвестные.

— Взять их живыми! — услышал Эд крик де Гусмана. — И предателя — тоже!

Мартин с пикой встал у них на пути и в последней надежде крикнул Арилл:

— Где та штука, которая плюется молнией?!

На лестнице Манрике обогнал де Гусмана и первым оказался рядом с Эдом, некогда своим соратником и даже другом.

— Ты продал себя дьяволу, — сказал он совершенно спокойно. — Ты предал нас ему ради этой ведьмы.

Стало очевидно, что Манрике не собирается подчиняться приказам идальго. Он был достаточно зрелым воином, очень опытным в обращении с оружием, а потому Мартин отступил и посмотрел на холодный стальной наконечник его пики. Во рту у него появился привкус горькой пыли.

В этот момент за спиной Эда вспыхнул яркий свет — вспышка охватила Манрике, и он упал. Следующим световой удар получил де Гусман, а за ним и другие испанцы Тонкие лучи фиолетового света поражали их, словно летние молнии, и они падали на ступеньки и замирали. Тихий ропот пробежал по рядам местных жителей на площади. Но внизу еще оставались испанцы, и Эррера возглавил новую атаку с частью отряда, на ходу кричащего на искаженной латыни вперемешку с испанскими ругательствами. Скопления молний прошлись и по ним, и этот отряд был разбит, не успев сделать и трех шагов. Бормотание людей на площади переросло в вой, а затем все стихло.

Как выяснилось, у Арилл не было при себе шокера, а потому она не участвовала в сражении. Мартин подумал, что она, должно быть, спрятала свое оружие в Копане, чтобы испанцы не отобрали его у нее. Но подобные шокеры были у других местных обитателей, у некоторых советников и еще у нескольких мужчин, которые взбежали по ступенькам с площади. И теперь де Гусман и остальные завоеватели тихо лежали под палящим солнцем, а оставшиеся внизу воины и всадники ошеломленно замерли и не двигались. Их лица были бледными, как у людей, только что столкнувшихся с неизведанным Злом.

Мехербал оглядел их и спокойно произнес:

— Идите! Заберите своих людей и покиньте город.

Мартин перевел его приказ на испанский, немного добавив от себя.

— Это очень великие волшебники, — сказал он оставшимся испанцам, с тревогой наблюдая, как в задних рядах двое или трое теребят свои арбалеты. — На этот раз они сохранили вам жизнь, но в следующий пощады не будет. А теперь покиньте город, пока вы еще живы! — Он оглянулся через плечо и спросил Арилл: — Насколько далеко бьет штука, которая плюется молнией?

— Недалеко. Они предназначены для обороны, — ответила девушка.

— А до тех, кто на площади, достанет?

— Нет.

— Значит, у вас нет наступательного оружия? — Нет.

И опять Мартин ошеломленно захлопал глазами.

— Скажи своему Мехербалу, — сказал он, опомнившись, — чтобы начал подниматься по ступенькам, но величественно и медленно. А остальным скажи, чтобы не двигались.

Девушка выполнила его распоряжение, но Мехербал остался на месте — он явно колебался. И внезапно снизу раздался звон арбалета. Тяжелая стрела пролетела мимо Мартина, и совсем рядом с Мехербалом, буквально, на волосок, и ударила прямо в лоб стоявшего за ним мужчину. Он упал, не издав ни звука, и покатился по ступенькам, заливая их кровью, а другие повелители утренней звезды уставились на это зрелище с каким-то жутким благоговением.

— Они умирают, как люди! — воскликнул кто-то из испанцев. — Лучники! Аркебузиры! Сантьяго!

Эд схватил одной рукой Арилл, а другой — Мехербала и потащил их вверх по ступенькам к ближайшему зданию, тому, у которого над крышей были решетки и усики антенн. На фоне криков и топота бегущих людей зазвенели новые арбалетные стрелы, полетевшие с площади, как рой пчел.

Мартину и его спутникам удалось невредимыми добраться до дверного проема в здание. Археолог рванулся вперед, толкая девушку и местного вождя перед собой, но за ними бежало много других людей, которые теперь буквально наступали ему по пятки. Они влетели в здание, и через несколько секунд Эд услышал, как дверь с тихим лязгом захлопнулась. Мехербал оторвался от него и подошел к оконному проему, чтобы выглянуть наружу.

В комнате повисла звенящая тишина. Мужчины смотрели друг на друга, а глаза Арилл, странно ошеломленные, были прикованы к их спасителю.

Эдвард посмотрел на площадь через плечо Мехербала и заметил, что на ней уже никого нет, за исключением оглушенных испанцев, которые продолжали лежать на ступенях, неподвижные, как камни.

— Мой народ… — прошептал Мехербал. — О мой народ!

Мартин осторожно отодвинул его в сторону. Рядом с окном были пластиковые ставни. Археолог нашел защелки и закрыл их.

— Отсюда можно выбраться другим способом? — спросил он затем.

Арилл кивнула.

— В основании пирамиды, под складскими помещениями, находится вход, куда доставляются припасы. Но испанцы увидят нас, как только мы выйдем.

Как будто в подтверждении ее слов в стены снаружи ударил град стрел и пуль. Внутри помещения все это время что-то постоянно пощелкивало и повизгивало. Мартин прислушался: звуки исходили от рядов высоких трубок и множества других приборов, которые он пока не мог распознать. Огромный темный экран из матового стекла занимал основную часть одной стены, окруженный циферблатами и экранами, на которых красовались незнакомые символы. А на самом темном, абсолютно черном экране ярко светилась одна-единственная точка, и Эду показалось, что она медленно движется.

Неожиданно снаружи резко все стихло, а затем раздался крик:

— Яньес! Педро Яньес!

— Что ты хочешь? — крикнул Мартин в ответ через закрытую дверь.

— Слушай, предатель! Мы послали за тараном! Скажи своим колдунам, что если они выйдут сейчас, всем им будет сохранена жизнь, а если нам придется выломать дверь, в живых останется только старик.

— Есть ли у меня выбор? — спросил Эд.

Голос снаружи коротко рассмеялся.

— Конечно, предатель! Между короткой и долгой смертью!

Оба варианта его не устроили, и Мартин заговорил с Мехербалом, который выслушал его со смутным нетерпением и покачал головой. Затем он пересек комнату и начал разговаривать на своем языке с несколькими мужчинами, которые смотрели на циферблаты, другие приборы и яркую точку на экране. Эд повернулся к Арилл в надежде на поддержку, но она тоже покачала головой. Археолог криво улыбнулся.

— В любом случае, даже если вы не умеете драться, в смелости вам не откажешь, — сказал он с уважением.

Затем он крикнул испанцам, куда они могут идти со своим предложением, и приступил к организации обороны. Из стульев и шкафов он построил за дверью импровизированную баррикаду, а за ней поставил людей с шокерами, рассказав, как им действовать.

— Одновременно к двери могут подойти на близкое расстояние только несколько человек, — сказал он. — Их надо быстро оглушить.

Арилл внимательно наблюдала за действиями Мартина, и было видно, что она усиленно размышляет.

— У ваших людей тоже есть мужество, — произнесла она, наконец, дотронувшись до его плеча. — У нас и раньше были враги — бродячие племена, которые устраивали набеги с севера, но ни одно из них не осмеливалось напасть на этот город, лишь единожды увидев действия вещи, которая плюется молнией.

Мартин кивнул, прислушиваясь к звукам снаружи, где испанцы явно заканчивали свои приготовления.

— Это не мои соплеменники, — сказал он. — Я среди них случайно. Но они храбры. Сам дьявол не смог бы отвратить их от того, чего они хотят. Они — конкистадоры. — Археолог махнул рукой, показывая, что сейчас следует подумать о другом, и продолжил: — Теперь я хочу увидеть тот нижний вход. Мы ведь не хотим, чтобы они прошли через пирамиду?

Арилл покачала головой.

— У них это и не получится. Лестницы нет, а лифт на этом уровне, и он заблокирован.

Мартин, неуверенно, но довольно рассмеялся.

— Значит, с нами все в порядке. Они в любом случае не смогут справиться с управлением лифта, где бы он ни находился, потому что не знают, что это такое.

— Но ты-то, кажется, понимаешь, что это, — с любопытством и недоверием заметила Арилл.

— Я уже говорил тебе. Это не мои соплеменники.

Внезапно раздался грохот, и жесткая пластиковая плита, закрывавшая дверной проем, задрожала. Затем наступила пауза, как будто человек затаил дыхание — огромное бревно качнулось назад, после чего полетело обратно и снова обрушилось на дверь. Комната наполнилась вибрацией, которая заставила все оборудование издавать собственные звуки. Некоторые из техников с опаской посмотрели на ряды электронных ламп и остальные приборы, но продолжили разговаривать с Мехербалом и следить за яркой точкой, которая так и ползала по огромному темному экрану.

Таран все бил и бил по двери. Удар и грохот, откат и снова грохот, размеренный и ритмичный… Но пластик оказался очень жестким и пока выдерживал натиск.

Мартин, понимая, что долго они не продержатся, и злясь на свою беспомощность, крикнул, обращаясь, в основном, к Арилл:

— Ну неужели у вас нет вообще ничего, что можно было бы превратить в настоящее оружие?!

Девушка вновь отрицательно покачала головой.

— Это противоречит нашему основному закону, нашим обычаям и нашей воле, — ответила она, опустив глаза. — Есть только они. — Она указала на шокеры, которые на самом деле были гуманным и безобидными вещами, предназначенными только для самозащиты.

Эд услышал волнующиеся голоса, донесшиеся из того угла помещения, где стоял у экрана Мехербал и несколько человек возились с приборами. После очередного удара по двери раздался хлопок, а потом тонкий стеклянный звон, затем еще один такой же хлопок, а следом целая серия негромких взрывов — это вакуумные трубки ломались от вибрации, а осколки стекла и пластика, легкие и не острые, как обломки целлофана, со звоном сыпались на пол.

При очередном ударе входная дверь тоже треснула, раскололась и почти полностью развалилась на части. Испустив победный клич, испанцы отбросили таран в сторону и рванулись внутрь, столпившись в дверном проеме. Мартин крикнул, и шокеры выплюнули в них оглушающие лучи. Воины, ворвавшиеся в комнату первыми, попадали на пол, но следующие, не обращая на это внимания, стали пробираться по ним, быстро и неотвратимо.

У де Гусмана и остальных завоевателей, которые испытали на себе действием шокеров раньше, было время прийти в себя, и теперь они действовали бесстрашно. Они выбрали простую тактику, сделав ставку на скорость и высокую численность нападавших. Мартин принялся швырять в испанцев все, что попадалось ему под руку, думая при этом и о бессмысленности происходящего, и об Арилл, и о том, как странно будет умереть в теле другого человека.

Но внезапно, откуда ни возьмись, с неба раздался оглушающий раскат грома.

ГЛАВА VII

ЭТО БЫЛ ДАЖЕ НЕ ГРОМ, а потрясающий до глубины души, душераздирающий рев, который, к тому же, еще и усиливался с огромной скоростью. В одночасье он заглушил все звуки битвы, и не просто заглушил, а словно бы вовсе превратил их в ничто. Испанцы дрогнули и с перекошенными лицами застыли с поднятым оружием. Мартин ясно почувствовал, как твердая громада пирамиды слегка дрожит под его ногами, и это было ужасно. Он начал искать глазами Арилл, но найти ее не удалось — видимо, она затерялась среди своих соплеменников.

Вспоминая свой двадцатый век, Эд пытался найти какую-то аналогию этому звуку, который прямо сейчас катился по небу, словно разрывая мир на части. Он подумал о реактивных самолетах, но даже рев самого тяжелого из них, который он когда-либо слышал, по сравнению с этим грохотом был не более, чем шепотом.

Но даже сквозь такой грохот снаружи стал слышен крик нескольких людей, переходящий в визг — они явно находились в состоянии, близком к панике. А потом произошло нечто и вовсе невероятное. Испанцы, только что так стремившиеся проникнуть в комнату, бросились назад, отталкивая друг друга и забыв о войне. Охваченный ужасом Мартин последовал за ними до двери, а затем выбежал на открытую террасу, образующую вершину пирамиды. К тому времени солнце уже скрылось за высокими горами на западе, и нижние края плывущих в небе огромных туч были окрашены багрянцем. Все вокруг дрожало — даже горячий воздух. Испанцы, уже не думая ни о какой добыче, попадали лицом вниз и, как горох, рассыпались по ступеням пирамиды и по площади внизу, а самые смелые рухнули на колени и горячо молились, периодически посматривая вверх. Эдвард тоже поднял глаза к небу.

Недалеко от горизонта, в грозовых сумерках, неслась полоса пламени — нечто вроде падающей звезды, направлявшейся прямо в Но Эк.

В какой-то момент все замерли. Мартин, коленопреклоненные и лежащие люди, а также немногие стоящие на ногах с задранными вверх головами — все были подобны застывшим фигурам на картине. Вокруг пирамиды постепенно закручивался все более сильный вихрь, а край неба уже полностью окрасился в апокалиптический огонь, который с ревом неотвратимо приближался к земле.

Внизу, на площади, лошади, уже сбросившие всадников, как будто взбесились и понеслись прочь по одной из дорог, ведущей за стены города. За ними стремглав побежали и сами испанцы, причем их скорости могли бы позавидовать многие профессиональные бегуны. А жители города, тем временем, начали выходить из домов. Они не трогали испанцев и не преграждали им путь, как будто не замечая их. Взоры местных обитателей тоже были устремлены вверх.

Мартина охватила слепая холодная паника. Комета, метеор или Бог знает что собиралось вот-вот обрушиться на город и разрушить его, и первым порывом археолога было убежать вместе с остальными настолько далеко и быстро, насколько у него хватило бы сил. Но какой-то внутренний стыд удерживал его — а может быть, это была мысль об Арилл…

Он снова поискал ее глазами и увидел спокойно стоящей немного поодаль, с Мехербалом и его друзьями. Ее волосы развевались, как темное знамя, а ее голова, как у всех, была поднята к огню в небе. Пытаясь как-то держать себя в руках, Эд снова взглянул на страшное огненное пятно, падающее им всем на головы, и отчетливо понял, что оно уже близко, так близко, что прямо над пламенем он уловил блеск красноватого серебра и даже заметил какую-то странную конструкцию — раньше он никогда ничего подобного не видел.

Неожиданно страх покинул Эдварда, оставив его совершенно опустошенным. Внезапно он понял: то, что происходило, было слишком велико даже для благоговения. Он спокойно сел на ступеньку пирамиды — его ноги уже не слушались и не держали измученное тело — и стал с любопытством наблюдать, как медленно и величественно приземляется длинный, высокий корабль, аппарат, родной стихией которого не были ни воздух, ни вода.

Под последний раскат грома, изданный его реактивными двигателями, космический корабль опустился на широкое свободное пространство за пределами города и замер. Мартин, не двигаясь, все смотрел и смотрел на него, уже ни о чем не думая, а его похолодевшие и дрожащие руки свесились между колен, как две высохшие ветви.

И все-таки он нашел в себе силы повнимательней осмотреть огромный корабль. Его иллюминаторы, располагавшиеся вдоль всего корпуса, сияли яркими огнями. Это особенно было заметно на фоне сгустившихся в долине сумерек. Люк открылся, и из него вышли казавшиеся крошечными фигурки людей. Эд по-прежнему не шевелился, и только его губы беззвучно прошептали слова, только теперь внезапно обретшие для него смысл: «Повелители утренней звезды».

Он ощутил рядом чье-то присутствие и поднял голову. Это была Арилл, и она смотрела на него не то с любопытным, не то с выражением лица забавляющегося человека, к которому он уже почти привык.

— Вы с другой планеты? — с замиранием сердца спросил Эд. — С Венеры?

— Конечно, — просто ответила девушка.

И внезапно у Мартина закончились вопросы. Он просто смотрел на золотокожую красавицу удивленными и восхищенными глазами, а затем его взгляд перешел на удивительный город, в сумерках сияющий собственным мягким светом и построенный совсем не из камня.

— Конечно, — повторил он и вздрогнул, ощутив неконтролируемый спазм охватившего его нервного возбуждения.

Его мозг опять как будто перевернулся, и новые мысли, формирующие пока бессвязные вопросы, потоком полились в его сознание. Они оказались слишком невероятными, чтобы их можно было выразить словами, однако он ясно понимал: доказательство невероятного было здесь, лежало за стенами города и мерцало в последних лучах заходящего солнца. Эд вскочил и посмотрел на Арилл безумным взглядом. Слово «Венера» звенело в его голове, как огромный колокол, и его, наконец, прорвало:

— Люди с другой планеты, корабли, летающие туда-сюда, а мы никогда этого не знали, никогда не знали! Почему мы не знали?! Что вы здесь делаете, зачем вы пришли в эти джунгли, к этим дикарям, когда есть другие нации, цивилизованные? Вы могли бы научить их…

От обилия вопросов и скорости, с которой он их задавал, сбитый с толку лабиринтом парадоксов, представленных ему с такой резкостью, Мартин стал захлебываться собственным волнением. Он снова посмотрел на корабль и попытался успокоиться.

— Венера, — прошептал он. — Но Эк, Великая Звезда, утренняя звезда… Вот почему майя так хорошо знали ее. Неудивительно, что они почитали ее, неудивительно, что они многому научились, и теперь понятно от кого! — Мартин резким жестом указал на корабль. — Ты знала, что это произойдет?

Арилл неопределенно пожала плечами.

— Это наш обычный корабль снабжения, и я знала, что он прибудет. Мне удалось немного задержать вас в Копане, чтобы мы не попали сюда раньше срока, не пришли слишком рано. Я сразу подумала, что, поскольку у нас нет оружия, корабль может помочь нам прогнать испанцев. — Она бросила испепеляющий взгляд на пирамиду. — И это произошло. В городе не осталось ни одного захватчика.

— С Венеры, — задумчиво произнес Мартин мягким голосом. — Но почему мы никогда этого не знали?

Археолог рассмеялся над собой и над тем, как долго он стремился разгадать тайну культуры майя. Зато теперь у него была тайна настолько великая, что майя больше не имели особого значения. «Космический полет уже совершен, — подумал Мартин, — на Земле живут люди из другого мира — вот самая грандиозная и неожиданная тайна прошлого Земли!»

— Как давно вы здесь? — воскликнул он. — Месяцы, годы, столетия?

Но Арилл уже не интересовали его вопросы. Она нетерпеливо пробилась сквозь его полунеразборчивый поток слов и спросила сама:

— Что они будут делать дальше? Ответь мне, Педро! Ты их знаешь. Что они будут делать?

— Они? — сначала Эд не понял ее, потому что не был готов к такому резкому повороту их разговора. — Кто?

— Испанцы! — почти крикнула девушка.

Он уже и думать забыл об испанцах, и теперь, когда она так неожиданно напомнила об их существовании, они показались ему такими далекими и неважными, что его раздражала даже сама мысль об этих недалеких варварах. Мартин хотел вернуться к диким горизонтам, которые так грозно и величественно раскрылись с приходом корабля.

Он должен был догадаться, еще задолго до этого происшествия, что повелители утренней звезды не были частью Земли. Их чрезвычайно развитая наука должна была подсказать ему это. Записи майя были достаточно подробными, чтобы доказать, что ни одна подобная технология даже еще не начинала развиваться на Земле до его дней, а та немногая, имеющаяся уже в XX веке, все еще находилась в зачаточном состоянии. Он должен был догадаться! Но не смог. Если бы пришельцы посетили Землю в другом месте, весь мир знал бы об этом.

— Испанцы, Педро! — Арилл уже трясла его. — Ответь мне! Придут ли они снова или уйдут навсегда?

Мартин очнулся, и на этот раз ему удалось справиться с вопросом.

— Теперь они боятся, — сказал он. — Но даже, если это так… нет, я не думаю, что они уйдут, тем более — навсегда.

— И что они будут делать? — Теперь девушка выглядела очень настороженной. — От этого зависит очень многое, больше, чем ты думаешь.

Эд нахмурился.

— Я думаю, они отправят кого-нибудь обратно в Копан и попросят своего предводителя прийти сюда с остальными силами. Они храбрые люди. А еще жадные и ревностные. Они верят в колдовство, но также верят, что могут сражаться и победить. Они соберут армию и тогда нападут.

— Я должна сказать это Мехербалу, — задумчиво проговорила Арилл. — Подожди меня здесь.

Она ушла, и Мартин стал ждать. Он решил прогуляться и направился по аллеям к прибывшему кораблю, которого не могло быть, но который все- таки существовал. Из него продолжали выходить люди, а сам он издавал звук, похожий на жужжание потревоженных в улье пчел, неприятный и сердитый звук.

Прошло немного времени, и Арилл вернулась.

— Мы не знаем этих испанцев, а потому отправили нескольких майя наблюдать за ними, — сказала она, приблизившись к Эду. — И скоро у нас будет совет. Тебе придется ответить на множество вопросов.

— У меня у самого есть миллион вопросов! — воскликнул Мартин. — Как давно вы пришли на Землю? И зачем? Почему?

— Почему? — устало произнесла Арилл. — Крестовый поход идеалистов, старый долг, вытекающий из нашего родства…

— О каком родстве ты говоришь? Между нашими мирами?

— Это было давным-давно, настолько давно, что даже для нас это всего лишь легенда, — заговорила девушка размеренно и немного отстраненно. — Легенда об империи миров. Империи, погубившей себя войной. Ваш мир и мой были частью той разрушенной империи. По-моему, у нас семена цивилизации выжили, а на Земле они исчезли, и на тысячи лет здесь остались только дикари.

Такая концепция развития жизни во Вселенной была настолько обширной и незнакомой, что мозг Мартина пока не мог ее осознать. Однако здесь, на маленькой круглой Земле, тоже были великие империи, которые пали и исчезли без следа. Никто, кроме него, археолога, не знал этого лучше. Тогда почему не могла существовать империя, охватывавшая разные планеты?

— Мы пришли на Землю, чтобы вновь зажечь здесь факел цивилизации, — мрачно продолжила Арилл. — Мы пытались, и уже давно. И это… это, похоже, конец наших попыток.

ГЛАВА VIII

НЕОЖИДАННО АРИЛЛ преобразилась. В ее глазах появился огонь страсти, гнева и горечи.

— Пять тысяч лет! — воскликнула она. — Пять тысяч лет те из нас, кто был предан этому делу из поколения в поколение, прилагали невероятные усилия и терпели лишения и разлуку с близкими. И весь этот труд, боль и надежды в одно мгновение должны исчезнуть!

Она разговаривала не с Мартином, а со слепым, неведомым богом судьбы, предавшим ее и ее народ.

— Мы долго пытались, — продолжила она, опустив глаза. — В теплых речных долинах, наиболее похожих на наш мир, мы одну за другой зажигали искры цивилизации. Шумер, Индия, Египет… Каждый раз мы выбирали лучших и мудрейших людей и учили их всему, что знали сами и чему они были способны научиться.

Услышав эти слова, Эдвард ощутил себя так, словно после многих лет блуждания в непонятной темноте перед ним, наконец, открылась дверь, и на него упал яркий свет.

— Ты имеешь в виду, что вы были там? — уточнил он.

— Да, — грустно сказала Арилл. — Мы дали им возможность начать жить по-другому, изо всех сил стараясь воспитать в них любовь к знаниям. И поначалу это было очень легко, ибо они по своему невежеству почитали нас, как богов. Но позже…

Мартин слушал ее, и постепенно в его сознании формировалась новая история развития человечества на Земле, совершенно новая для него. Каждой клеточкой он почувствовал дикость своего прежнего представления об истории, дикость, например, взглядов диффузионистов, которые считали, что цивилизация возникла в Египте и уже затем распространилась по планете за счет смешения рас, а также других ученых, которые выступали за начало цивилизации в Шумере или в мифической Атлантиде. Все они исходили из неоспоримого сходства абсолютно разделенных культур и доказывали, что у них должен был существовать общий источник.

Но никто из них, подумал Эд, никогда не догадывался, что этот общий источник находился на другой планете!

— С самого начала, еще пять тысяч лет назад, самые первые земляне, которых мы обучали в Египте, в конце концов, предали все наши надежды, — с горечью продолжала Арилл. — Мы начали с обучения их письму, архитектуре и обработке металла. — Она сделала паузу. — Но и письменность, и архитектуру они использовали только для описания своих богов или создания храмов для них, а металл — только для завоевания тех, у кого не было подобного оружия! И мы увидели, что они безнадежны, и оставили их. — Девушка ненадолго закрыла лицо руками. — И так же было и в Шумере, где маленькие города-государства, которые мы пытались создать, со временем превратились в свирепые империи, правители которых стремились только к наживе. Их мы тоже оставили. И попробовали еще раз в Индии. Получилось то же самое. Только дикость, злоба, жадность и желание завоевывать — и никакого желания познать мудрость!

Для Мартина вся знакомая ему история его мира превратилась в закономерность. Шумер, Индия, Египет и… Венера, которая стала краеугольным камнем, источником! Непостижимая тайна прошлого Земли, описанная тут и там, в легендах об Осирисе, Оанне, Кецалькоатле и дюжине других богов-учителей, которую так долго и серьезно изучали столь многие преданные науке люди и о которой, на самом деле, так и не догадался ни один из них, открылась теперь Эду, и он получил объяснение всем историческим загадкам.

— Но Персия, Греция, Рим, народы Европы все- таки выросли из тех семян, которые вы посадили! — заговорил он, чуть ли не задыхаясь. — Почему вы дальше не стали учить их своей мудрости?

Арилл посмотрела на него почти с ненавистью, как на нежелающего ничего понимать школьника.

— Ты бы дал оружие разъяренным волкам? Твои люди там, Педро Яньес, какая польза им от нашей мудрости, если мы ее дадим? — Она покачала головой. — Нет, ни в одном из тех мест не было надежды на построение настоящей цивилизации. Вот почему мы попробовали начать все сначала здесь, в западном мире. Эти майя были нашей последней надеждой, и на протяжении многих поколений мы, жители Венеры, посещали этот город, который мы построили, как последний форпост наших миссионерских усилий.

Она посмотрела на Но Эк, на бронзовокожих майя, которые ходили по улицам вместе с немногочисленными золотистыми венерианцами, и продолжила:

— Они мирный народ по своей природе, и мы сохранили их такими. Мы даже не учили их работе с металлом, чтобы они не использовали ее для завоеваний, нам хватило прежнего опыта. Мы сохранили их мирными, и теперь… — Нижняя губа девушки слегка дрогнула. — Теперь они будут уничтожены.

Ее рука резко рубанула воздух.

— На вашей планете проклятие! — воскликнула она через несколько секунд. — Каждый раз, когда люди пытаются достичь настоящей цивилизации, варвары-завоеватели приходят, чтобы сокрушить ее!

Мартин подумал о своем времени и понял, что слышит мрачную правду.

— Да, это так. Но когда придут варвары-завоеватели, вам придется сражаться, — сказал он.

Арилл энергично замотала головой в полнейшем отрицании.

— Мы не будем драться! Поступить так означало бы предать основы цивилизации нашего мира.

В этот момент к ним подошел тот самый молодой человек в красной тунике, которому, как думал Эд, нравилась Арилл. Он заговорил с девушкой на их родном языке. Венерианка ответила ему, и мягкость ее голоса снова заставила Эда содрогнуться от гневного чувства, возможно, совершенно не обоснованного. Но он не подал виду, что злится.

— Роул сообщил, что совет собирается, — сказала ему девушка. — Нам надо спешить.

Они вошли в большую белую комнату внутри пирамиды. Два десятка золотокожих венерианцев, мужчин и женщин, уже находились там и о чем-то напряженно спорили. Мартин сел недалеко от Мехербала и вдруг осознал, как он должен выглядеть в глазах этих людей с его неопрятной бородой и потрепанной кольчугой — грязный, в пятнах и вообще законченный варвар.

Голоса звучали все резче и выше, и это продолжалось до тех пор, пока Мехербал не сделал успокаивающий жест и не повернулся к Эду, заговорив с ним на языке киш:

— А теперь расскажи нам об этих испанцах.

Мартин, как мог подробнее, рассказал всем собравшимся о нравах и возможностях конкистадоров, сообщил, откуда они пришли, и так далее, и тому подобное, периодически отвечая на возникающие вопросы. Это длилось довольно долго, а затем наступила тишина.

— Слышите? — сказал Мехербал, когда все погрузились в молчание. — Море больше не является преградой. Старые войны и насилие, которые мы оставили на других континентах Земли, последовали за нами и сюда. И мы должны сделать выбор.

Он снова перешел на свой родной язык, и голос его звучал грустно, но строго, точнее, с горькой страстью.

К Мартину, придавленному растущей усталостью, подошла Арилл и указала на низкий дверной проем в дальней стене.

— Ты можешь подождать там, — сказала она. — Поспи, если хочешь. Это будут долгие дебаты.

Археолог медленно поднялся и, пошатываясь, зашагал в указанном направлении. В маленькой комнате, которая оказалась за дверью, стоял диван. Мартин растянулся на нем и почти мгновенно уснул. Но сон его был беспокойным, поверхностным, полным странных видений. Он снова видел, как приземляется корабль… а затем почувствовал, что к нему кто-то приближается. С учащенным пульсом и весь мокрый от нахлынувшего пота, он вскочил на ноги, готовый драться. Но это была Арилл. Она подождала, пока он полностью проснется, а затем тихо произнесла:

— Они приняли решение.

Более мрачная, чем он когда-либо ее видел, она села рядом с ним на диван.

— Некоторые считают, что испанцы теперь, после пережитого здесь страха, никогда не вернутся, но есть и другие, — стала рассказывать девушка. — Но компромисс был достигнут. Мы подождем и посмотрим. Если испанцы не придут, мы останемся. Если они снова нападут на нас, мы уйдем.

— Уйдете? — Эд посмотрел не нее растерянным взглядом. — Ты имеешь в виду обратно на… Венеру?

Арилл кивнула.

— Да. Но мы не улетим, пока не поймем, что им нужно. Трудно отказаться от всего, над чем мы работали все эти столетия. Но если понадобится, мы покинем Землю навсегда.

Мартин продолжал смотреть не Арилл — она сидела совсем рядом, но он уже остро чувствовал, как между ними разверзлась огромная пропасть.

Внезапно им овладел жестокий, беспричинный гнев.

— Я понимаю. Вы с Роулом просто возьметесь за руки и уйдете на корабль вместе с остальными. А что насчет меня?

Арилл удивленно подняла брови.

— Мы, конечно, поможем тебе спастись от испанцев.

— И это все?! — Мартин был вне себя. — Я всего лишь невежественный, но добросердечный дикарь, который оказал вам услугу и будет вознагражден похлопыванием по плечу, прежде чем вы улетите. — Он вращал глазами, подбирая слова, чтобы не скатиться к грязным ругательствам. — К черту это! Как ты думаешь, почему я рисковал своей жизнью, чтобы спасти твою?

Девушка посмотрела на него озадаченным и изумленным взглядом:

— Я полагала, это произошло потому, что ты счел намерения своих товарищей злыми.

— Конечно, ты права, — немного успокоившись, согласился Эдвард. — Но это еще не все… это не единственная причина.

В этот момент археолог увидел потрясение зарождающегося понимания в ее огромных зеленых глазах — и тогда он внезапно схватил ее гладкие запястья и нежно произнес:

— Арилл…

Она резко вырвалась и вскочила на ноги.

— Нет, не надо!

Мартин тоже вскочил, уже не понимая, что он чувствует — ярость или любовь.

— Значит, землянин не должен прикасаться к тебе? — быстро заговорил он. — Неудивительно, что вы, венерианцы, потерпели неудачу в своей миссионерской деятельности! Вы считаете себя маленькими сияющими божествами, спустившимися с неба, чтобы установить правильные законы для кучи грязных варваров!

Эти жестокие слова, сказанные в неосознанном порыве, зажгли в девушке ответную вспышку гнева, и ее прекрасное лицо стало жестким.

— Это не так! Если мы потерпим неудачу, то только потому, что такие дикари, как ты…

Эд не дал ей закончить. Горячая, гневная страсть, заставлявшая его кричать, хлынула через край, и он крепко обнял ее.

— Слушай! Послушай! — зашептал он яростным шепотом. — Как ты думаешь, из чего я сделан — из камня? Неужели ты думаешь, что я мог бы быть с тобой все эти дни, начиная с Копана, каждую минуту и… нет… нет…

Неожиданно для самого Мартина, Арилл в его руках стала совершенно спокойной, но при этом бездушно твердой, как вырезанная из дерева статуя.

Что-то в возникшей тишине и в том, как венерианка смотрела на него, заставило следующие слова Эда застрять у него в горле, и это обстоятельство еще больше разозлило мужчину. Его руки сжали ее так жестоко, что, если бы это была не Арилл, а любая земная девушка, он точно причинил бы ей боль и оставил бы синяки на ее теле. В конце концов, он осознал свое безрассудство и ослабил объятия.

— Хорошо, я влюблен в тебя! — примирительно сказал Мартин. — Есть ли в этом какое-то преступление? Что ты, ангел, что тебя нельзя любить? Итак, я землянин. Ты сама сказала, что мы одной расы, одной крови. И это дает мне право любить тебя, и именно поэтому я рисковал ради тебя жизнью.

Он наклонил голову и поцеловал девушку, не заботясь о том, нравится ей это или нет. Ее губы сначала были жесткими и холодными, но затем постепенно согрелись и смягчились, почти приоткрылись, почти ответили на его поцелуй — но лишь на мгновение.

А потом Арилл отвернулась, не в силах смотреть в его огненные глаза.

— Пожалуйста, отпусти меня, — прошептала она.

Теперь она говорила с ним, как с равным, и Мартин разжал руки.

— Тебе не понравилось то, что я сказал?

— Я… я не знаю. Педро…

— Чего ты не знаешь?

— Я обручена с Роулом. Уже давно…

— Ты его любишь?

— Ты не должен задавать мне такие вопросы.

Эд положил руки ей на плечи возле ее золотистой шеи, но на этот раз легко и даже нежно, позволив кончикам пальцев скользнуть в ее теплые и мягкие волосы.

— Что, женщины Венеры никогда не меняют своего решения?

Арилл вздрогнула от его прикосновения, но на этот раз не от отвращения.

Мартин улыбнулся.

— На Венере не принято так любить?

Он снова приблизил губы к ее губам, но венерианка не ответила на его порыв.

— Никому и в голову не придет такое, — произнесла она, немного отстранившись. — Мы не дикари и не дети, чтобы дразнить свое тело, заставляя его предавать разум.

— Ой. Значит, ты и Роул выше подобных вещей?

— Педро, пожалуйста!.. — пронзительно вскрикнула девушка.

Ее спина выгнулась, и она еще дальше отшатнулась от Эдварда, а на глазах у нее выступили слезы, красиво заблестевшие на ресницах. Увидев такие искренние страдания, Мартин отпустил ее и тоже немного отошел назад. Все его эмоции смешались, а на поверхность выступило некоторое чувство стыда. Он видел, как она дрожит, и не знал, что ему делать дальше.

Освободившись из его объятий, Арилл немного успокоилась.

— Мы никогда не сможем понять друг друга, Педро, — ласково сказала она. — Ты говоришь, что любишь меня, но твоя манера любить чужда мне. Она пугает меня. И я уверена, что ты сочтешь меня не менее странной. Я благодарна тебе за то, что ты сделал для меня и для всех нас, и сделаю взамен все, что смогу, но… не это. Наши обычаи и наши манеры поведения, а также наши мысли и логика так же далеки друг от друга, как две наши планеты. И так будет всегда. Ия… я люблю Роула.

— Тогда забирай его! — злобно вскрикнул Мартин. — Забирай и будь все проклято!

Он развернулся и пулей вылетел из комнаты, а потом и из пирамиды на улицу. Там, бродя среди домов в полном одиночестве и глубоко ощущая свое несчастье, он все-таки нашел в себе силы подумать и понять, что Арилл права. Но заставить разум перебороть так ярко вспыхнувшее чувство и таким образом успокоиться Мартину пока не удавалось, особенно, когда его память возвращалась к тому моменту, когда губы девушки почти ответили на его поцелуй. Если бы у него было время, возможно, он смог бы заставить ее забыть Роула. Если бы у него было время и терпение, чтобы быть нежным и не затевать ссоры…

Эдвард разыскал Мехербала, у которого было так много проблем, что он уже успел забыть о существовании Педро Яньеса и, игнорируя какие- либо вежливые предисловия, сразу перешел к делу:

— Послушай! Если бы не я, испанцы взяли бы тебя в плен. Не так ли?

— Конечно, — удивленно ответил предводитель венериан.

— Мне есть что попросить взамен.

— Все, что в моих силах, — вежливо ответил Мехербал, но в его глазах вспыхнуло сомнение.

— Это вполне в рамках твоих возможностей, — не обращая ни на что внимания, сказал Мартин. — Я хочу, чтобы ты взял меня с собой на Венеру.

Мехербал уставился на него немигающим взглядом. Долгое время он молчал, не сводя с Эда глаз, но потом уверенно ответил:

— Это невозможно.

— Почему? Боишься, что я заражу твой мир «дикостью»? Думаю, мои действия должны были убедить всех вас, что я не совсем лишен цивилизованной этики.

Лидер пришельцев немного задумался и покачал головой.

— Сомнительно, что ты вообще сможешь жить на Венере.

— Но вы вполне комфортно живете здесь, на Земле. Это должно работать в обе стороны.

— Пойми, — устало начал убеждать землянина Мехербал. — Мы прилетаем сюда всего на несколько коротких лет, а потом возвращаемся, и наши места занимают другие. Мы делали это на протяжении поколений, следя за тем, чтобы ни один из нас не оставался здесь дольше положенного времени — предела безопасности. У наших планет есть различия. Гравитация, атмосфера, климат, химический состав продуктов питания и многое другое.

— Я хочу попробовать, — настойчиво произнес Мартин. — Отличия не могут быть слишком разными, иначе вы бы здесь не выжили.

— Возможно, но еще есть психологический аспект. Находясь на Земле, мы всегда знали, что вернемся домой. — Мехербал поднял глаза к небу. — И еще, для землянина на Венере слишком жарко, причем ты никогда не увидишь там ни солнца, ни звезд. В этом одно из главных различий между нашими мирами. Ваше небо чистое, а наше всегда затянуто тучами. Нет, — твердо сказал венерианец. — Тебе лучше остаться здесь, у себя дома.

Но Эд не сдавался.

— Ты считаешь это нормальным, — с горечью проговорил он. — Я рискую своей шкурой, чтобы спасти тебя и Арилл от кровожадных и жестоких испанцев, и это твоя благодарность… Остаться здесь. — Археолог усмехнулся. — Остаться здесь и позволить испанцам убить меня, когда ты и все твои люди благополучно отправятся домой, в небо. Если вы учите нас, землян, именно такой справедливости, неудивительно, что мы для вас немного дикари!

Высказав все это, Мартин вдруг почувствовал себя опустошенным.

Мехербал нахмурился.

— Это аспект проблемы, который я упустил из виду, — сказал он задумчиво. — Неужели нет безопасного места, куда бы ты мог скрыться? Мы могли бы поручить майя охранять тебя…

Холодок пробежал по спине Эда, но он твердо произнес:

— Я хочу рискнуть. Как я понимаю, Венера — это разумный мир с океанами, континентами и городами. Я смогу привыкнуть.

На короткое время он умолк, обдумывая последние слова Мехербала, а затем снова торопливо заговорил:

— Майя не могут защитить себя, а значит, и меня тоже. Да и места такого, где я буду в безопасности, просто нет. Тебе придется взять меня с собой, Мехербал, если только ты не хочешь нарушить все свои принципы и убить меня руками испанцев, точно так же, как если бы ты сделал это сам.

Лидер венерианцев задумался. На этот раз он молчал довольно долгое время, и Мартин терпеливо ждал его ответа. Наконец, Мехербал как будто стряхнул с глаз пелену и спокойно произнес:

— Хорошо, Яньес. Ты можешь лететь с нами.

— Тебе ведь это не нравится, да? — медленно уточнил Эд. — И, возможно, я тоже тебе не слишком нравлюсь. Но, видишь ли, Венера не может быть для меня более чуждой, чем этот мир, где я сейчас нахожусь и где мне вообще нет места.

Сказав эти, скорее всего, не совсем понятные для Мехербала слова, Мартин ушел. Он решил найти Арилл и поделиться с ней новостью. Но когда он нашел ее и рассказал ей об этом, она вскрикнула от отчаяния.

— Нет! Ты не должен возвращаться с нами! Для нас обоих это станет только болью.

— Ты бы предпочла, чтобы я остался здесь и был убит, когда придут люди Чавеса? — выгнул бровь археолог.

— Нет, — признала девушка. — Но они могут и не прийти…

— Может быть, может быть, но если они это сделают, я улечу с вами, — решительно заявил Мартин. — Это уже не обсуждается.

Однако позже, когда он остался один и сидел в раздумьях о будущем, его охватило сомнение. Возможно, то, что сказала Арилл, было правдой. Их разумы формировались в разных мирах, а значит, они никогда не смогли бы по-настоящему понять друг друга.

Но Эд отбросил эту мысль. В конце концов, они были мужчиной и женщиной, а их любовь была сильнее любых привычек или обычаев и, наверное, даже сильнее истины. А потому, она, любовь, должна была найти способы справиться со всем, а сам Мартин должен был суметь заставить Арилл относиться к нему так же, как он относился к ней.

А город все это время ждал. Ждал роковых вестей, от которых напрямую зависело, жить ему или умереть. Уступы пирамид светились таким же мягким великолепием, как и раньше, по улицам ходили люди, но, несмотря на это, теперь все было иначе. Даже воздух казался тяжелым, лишенным жизни и цели.

И в конце концов, одним темным утром, незадолго до рассвета, гонец майя проскользнул в городские ворота и, заикаясь, передал венерианцам последние новости. Чавес со всем своим войском вышел из Копана.

ГЛАВА IX

НОЧЬ. ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ на Земле для Эдварда Мартина и повелителей утренней звезды. С того места, где он стоял, с вершины высокой пирамиды, была видна основная часть города и равнина за городской стеной, где в сиянии света лежал огромный корабль, вокруг которого суетились венерианцы, загружая последние необходимые припасы.

А затем началась посадка. Даже на таком расстоянии до Эда донеслось эхо шума, и он увидел суету вокруг открытых люков. Археолог подумал о том, что скоро наступит и его очередь. Он пройдет через равнину, займет место в переполненных трюмах корабля, среди чужих людей, и Земля будет потеряна для него навсегда.

Мартин был одним из группы, которая должна была покинуть город последней и в которую, кроме него, входили еще Мехербал, Роул с несколькими молодыми людьми и Арилл. Они должны были организовать заключительный этап эвакуации.

Эд был сильно взволнован. Со вчерашнего дня, после новостей о приближении испанцев, из Копана больше не было гонцов, и было непонятно, насколько конкистадоры успели приблизиться к Но Эку.

Теперь на пирамиде их осталось только трое — он сам, Арилл и Мехербал. Роул и его помощники куда-то ушли. Лица наблюдающей за посадкой троицы выглядели застывшими, даже окаменевшими — это были лица людей, которые вынуждены отправиться выполнять какое-то ненавистное им, но неизбежное задание.

К этому времени улицы города уже почти опустели, за исключением места у ворот, где еще можно было наблюдать нескольких венерианцев, направляющихся к кораблю. Это было символическое зрелище — повелители утренней звезды совершали свою последнюю прогулку по пыли планеты, ради которой они разбили свои сердца и которую теперь потеряли. В их походке чувствовалось что-то новое, она уже не была такой спокойной и уверенной — напротив, в каждом их шаге сквозила приближающаяся опасность и почти невыносимая боль.

Множество индейцев майя пришли проводить своих учителей и друзей. Среди них были не только вожди и сморщенные старосты окрестных деревень, но и лесные охотники, и женщины с полей, и рабочие с камнеобрабатывающих мастерских. Они заполонили огромную площадь под пирамидой и все улицы вокруг нее и молчали. Лишь время от времени у них вырывался тихий стон. Глядя вниз, на панораму города в нежном блеске огней, которые после этой ночи должны были навсегда погаснуть, Мартин словно бы видел огромный гобелен, украшенный яркими цветами плюмажей из перьев и разноцветными мантиями с прожилками белизны.

Он посмотрел на город, на его красивые неземные формы, и подумал о том, что это значило для человечества на Земле. Осознание того, что все это должно погибнуть из-за Чавеса и его людей, наполнило его яростью и печалью. Эд взглянул на Мехербала, но быстро отвел глаза. В этот момент даже простой взгляд на венерианца был бы вторжением к нему в душу. Археолог хотел что-то сказать ему, но у него не было для этого ни слов, ни сил. Он мог только молча стоять и смотреть.

Из собравшейся внизу толпы вперед вышел старый индейский вождь. Он поднялся на первую ступеньку пирамиды и обратился к главному венерианцу.

— Повелитель! — воскликнул он. — Повелитель утренней звезды!

Мехербал даже застонал, но не пошевелился.

— Поговори с ними, — прошептала сдавленным слезами голосом Арилл. — Им это нужно.

— Да, — ответил Мехербал. — Я понимаю, но они не слушают и не уходят.

— Поговори с ними, — снова сказала девушка и подтолкнула его вперед. — Смотри, Роул возвращается. Времени больше нет, им надо уходить, пока не пришли испанцы, уходить как можно дальше отсюда.

Мгновение Мехербал колебался, но, в конце концов, он заставил себя выйти на яркий свет и спуститься по широким ступеням немного ниже, чтобы все могли его видеть и слышать. С переполненной площади донесся плач, и сбитая в кучу людская масса закачалась, как будто ее колыхал ветер.

Старый вождь поднял руки и, опередив Мехербала, воскликнул:

— Повелитель, мы твои дети! Что могут делать дети без отца? Как мы будем жить, если тебя не будет?

— Вернитесь к своему собственному пути, — обращаясь ко всем, ответил венерианец, и его голос прозвучал над площадью, как звук колокола. — Запомните все, что можете, из наших учений, следуйте им, насколько можете. И пусть боги хранят всех вас!

— Но повелитель! — воскликнул один молодой индеец, который неожиданно выскочил из толпы на ступеньки пирамиды, держа в руке деревянный меч, окантованный обсидианом. — Вы научили нас не воевать, и мы не воевали, кроме как в Копане, чтобы защитить наших жен и детей. Но теперь надо сражаться! Давайте соберем наших молодых людей, давайте сделаем оружие, давайте прогоним этих бородатых!

— Как? Отправим их обратно в Копан? — Мехербал покачал головой. — Нет. Их сталь и порох слишком смертоносны для вас. Ваша единственная возможность спастись — бегство. Идите на север! Возьмите жен, детей и стариков, возьмите свои семьи, и идите на север, в горы. — Его голос стал еще громче. — Вы должны идти сейчас же! Бородатые придут сюда с восходом солнца и принесут вам всем смерть или рабство!

— Нет! — разнеслось над площадью. — Нет, мы останемся с вами! Вы не можете уйти и оставить нас!

Толпа загудела.

Роул поднялся по западной грани пирамиды, вышел на ее верхний уступ и тихо заговорил с Мехербалом.

— Все заряды на месте, и люди ждут. Это последние из наших, — он указал на уменьшающуюся группку венерианцев у ворот. — Город пуст, за исключением майя.

Мартина охватила острая, почти физическая боль. Жители Венеры хотели взорвать город, и он знал об их намерениях и понимал, почему они это делают. Мест на корабле едва хватало на всех пассажиров, поэтому в Но Эке должно было остаться много вещей — инструменты, оборудование и научная аппаратура, электростанции и другие бесчисленные предметы, присущие технологически развитой цивилизации. Оставлять все это испанцам венерианцы не хотели. Мудрость слишком могущественна, чтобы попасть в руки варваров, которые, вполне возможно, смогут, завладев ею, научиться создавать новое оружие. И все же теперь, когда пришло время для уничтожения оборудования и инструментов, Мартин обнаружил, что не может, несмотря ни на какие аргументы, смириться с таким разрушением.

«Эти пирамиды, — думал он, — эти здания с колоннами и широкие дворы, грация города, свет и цвет — все исчезнет, сотрется с лица Земли! Через год-два джунгли, конечно, захватят опустевшие места, и на месте города начнут охотиться ягуары. Исчезнут даже воспоминания об этом месте и обо всем, что оно собой представляло и пока еще представляет сейчас…» Это казалось ему невозможным.

Мехербал, тем временем, снова обратился к майя со ступеней пирамиды:

— Нам пора уходить! Мы подожжем город, чтобы ничто из нашего наследия не попало в руки бородатых и не было использовано против вас. Вы должны…

Однако остальные его слова было уже невозможно расслышать. На одно короткое мгновение, когда он объявил о запланированном разрушении Но Эка, на площади воцарилась абсолютная тишина, но затем поднялся такой крик, что у Эда зазвенело в ушах.

— Нет, нет, только не город!!!

Мартин понял, что для майя Но Эк стал, как минимум, священным местом, жилищем повелителей, которых они почитали почти как богов, святилище всей мудрости и того, что было для них великим волшебством.

По толпе побежали волны. Задние ряды теснили передние, заставляя их подходить все ближе и ближе к ступеням, и самые первые начали подниматься по ним.

— Останьтесь с нами! Мы хотим, чтобы вы остались, и мы вас удержим, а ваша магия уничтожит бородатых! Оставайтесь с нами, мы — ваши дети!

— Бесполезно, — тихо произнес Мехербал и поднялся обратно на террасу. — Роул, — обратился он к молодому человеку, — дай сигнал взорвать восточный квартал. Они уйдут, когда увидят пламя, им будет открыт путь с другой стороны.

— Хорошо, — кивнул Роул. — Но зайди внутрь пирамиды, иначе они заберут тебя с собой. Мы уйдем нижним путем.

Мехербал согласился и вошел в комнату связи, ту самую, где они выдерживали осаду испанцев. Проводив его взглядом, Мартин подумал о том, насколько разными были мотивы и судьбы этих двух народов.

Роул остановился у приборной панели и нажал переключатель. Как было устроено уничтожение города, Мартин не знал, но от Роула он услышал следующее:

— Теперь заряды будут срабатывать через определенные промежутки времени, начиная с восточной части. У майя будет достаточно времени, чтобы уйти.

Молодой венерианец говорил очень деловым тоном, как будто то, что город вот-вот сгорит, не имело никакого значения, но боль от этого события ясно отражалась на его лице. В те минуты Эд совершенно забыл, что ненавидит Роула. Ему было глубоко жаль его, даже когда житель Венеры утешающе обнял Арилл за плечи.

Охваченные каждый своими желаниями, они втроем подошли к окну, из которого стали наблюдать за происходящим. Майя постепенно продолжали подниматься вверх по пирамиде, движимые тоской, но в то же время испуганные и благоговейные перед волшебным домом, в который вошел Мехербал. Город все еще тихо лежал в излучине реки, протекающей в джунглях, очень мирный и светящийся в ночи множеством цветных огней.

Но совсем скоро послышался странный звук, не очень громкий, а после него наступила пауза, которая, как показалось Мартину, длилась целую вечность. А затем в дальней восточной части города вспыхнуло небольшое зарево. Оно становилось все ярче и вскоре превратилось в столб пламени, окрашенного в зеленоватый цвет, видимо, из-за каких-то химических веществ, которые помогали огню разъедать пластиковые дома и другие строения. Этот огонь взрывал и плавил здания, уничтожая их подчистую. Понимая, что происходит, Арилл громко и резко всхлипнула и отвернулась.

— Пойдем, — сказала она. — Нам пора.

Роул взял ее за руку и повел к лифту.

Снаружи толпа майя остановилась и замерла на ступеньках пирамиды. Все головы на площади были обращены к новому свету, который постепенно заливал город, освещая земной горизонт дрожащим сиянием. Собравшиеся в кучу тысячи людей одновременно зашевелились и закачались, и тут раздался страшный вой горя…

Мехербал молча отошел от окна, двигаясь так, словно на его плечах лежала невыносимая тяжесть, которая придавила его и сделала из него дряхлого старика с шаркающей походкой. Мартин последовал за ним в лифт. Дверь закрылась, и кабинка с грохотом опустилась сквозь пирамиду вниз. Арилл все так же молча стояла немного стороне, изо всех сил стараясь не заплакать.

На нижнем уровне они вышли через широкие двери на улицу, ведущую прямо к воротам города, и направились к кораблю. По пути им никто не встретился, и дома по обе стороны дороги стояли молчаливые, пустые, как будто терпеливо ожидающие неминуемой смерти. Только сзади, за громадой высокой пирамиды, возвышавшейся на фоне неба, слышались какие-то сдавленные звуки — это майя оплакивали свой уход из города и уход его правителей.

Эд с Арилл и Роулом достигли ворот и, пройдя через них, присоединились к последней тонкой веренице мужчин и женщин, идущих по равнине. Мартин видел, что Арилл периодически хотелось оглянуться, но она сдерживала свой порыв.

— Не оглядывайся назад. Так будет проще, — мягко обратился Роул к девушке.

Тогда она опустила голову и вместе с остальными участниками печальной процессии, спотыкаясь, пошла по пыльной земле, даже не осматриваясь по сторонам, а глядя исключительно себе под ноги. В свете, озарявшем равнину между городом и кораблем, появились странные оттенки, зеленый и болезненно-желтый, а дувший со стороны города слабый ветерок уже был пропитан отвратительным едким зловонием. В результате, люди в процессии, один за другим, сами того не желая, останавливались и оборачивались, охваченные ужасным очарованием гибели их города, который уже полностью оказался охвачен огнем.

Это было даже по-своему красиво. Под смертоносным огненным покровом контуры зданий колебались, текли и сдвигались, как очертания облаков или больших снежных сугробов, тающих под солнцем и ветром. Тот восточный угол, откуда все началось, уже погрузился в темноту и пепел, а где- то вдалеке за городской стеной, уже вне поля зрения идущих на корабль венерианцев, слышались скорбный звук барабанов и пение: там майя пробирались в джунгли, все дальше на север.

Итак, все закончилось. Все было сделано. Эпической надежде пришел конец.

Мартин шел вместе с остальными, держась поближе к Арилл — шел к тому месту, где блестел над равниной огромный серебряный корпус космического корабля с широко открытыми люками. Внезапно, без всякой на то причины, археолога охватили холод и страх. Он посмотрел на ясное небо и на звезды, которых он больше не увидит, и с ужасной тоской буквально возжелал еще раз посмотреть на солнце, которое в тот момент приближалось к восточным хребтам, прежде чем вечные облака Венеры навсегда скроют его. И пока он любовался заходящим солнцем, прощаясь с ним и чувствуя себя все более потерянным и испуганным, с края джунглей слева от него раздался пронзительный и такой знакомый ему крик: «Сантьяго!»

С леденящим душу осознанием Эд понял, что его предчувствие было верным и что один из знаменитых форсированных маршей испанцев привел к Но Эку волков Чавеса, и привел совсем не вовремя.

Глядя на силуэты приближающихся всадников и призрачные ряды бегущих позади солдат, жители города резко остановились и замерли, как порой делают испуганные олени, когда завидят приближающегося хищника. А потом первый шок прошел, и все разом побежали к безопасному кораблю, который, как выяснилось, оказался еще недостаточно близко.

— Рассыпаться! — успел крикнуть Мартин, после чего потянулся к Арилл и схватил ее за руку.

Но было уже поздно. Атакующие всадники налетели на них, сбив ног Роула, а воздух наполнился ржанием и звоном кольчуг. Лошади широким кругом развернулись к кораблю, и Эдвард с удивлением подумал, что испанцы собираются накинуться на него, как если бы это был замок, который нужно захватить. Археолог отчаянной хваткой вцепился в Арилл, стремясь закрыть ее своим телом. Оглядевшись, вдалеке он снова заметил Роула, пытающегося вернуться к девушке. Но Эд не мог его ждать. Он бросился бежать вместе с Арилл, но на пути у них появились пешие испанцы, несущиеся, как поджарые гончие, а потом над дорогой загудели стрелы арбалетов.

Чавес и де Гусман. Испанская жадность и великолепие, смелость и боль. Конкистадоры, идущие против сияющей цитадели инопланетного корабля, не зная, что это такое, и уже не заботясь о том, что перед ними, как им казалось, было дело рук сатаны, должны были захватить и разграбить его, а все, что после этого останется — растоптать ногами. И они были абсолютно уверены, что смогут это сделать.

Повсюду раздавались крики, беспорядочная толпа людей бежала, падала и кричала, размахивая смертоносными мечами и пиками или стреляя яркими лучами из маленьких шокеров. Мощные огни вокруг корабля с жуткой ясностью высвечивали каждую деталь — раздувшиеся ноздри и дикие глаза лошадей, цвет крови на чьей-то бледно-голубой тунике или лицо испанского лучника, срывавшего драгоценности с шеи одной из венерианок. Корабль был теперь очень близко, но вокруг него и около его люков бились озверевшие испанцы.

Мартин с Арилл продолжали пробираться к кораблю. Неожиданно Эд услышал, как кто-то выкрикнул имя Педро Яньеса, и в следующий миг чья-то пика сильно ударила его по закованной в доспехи спине. Соскользнув, она оставила длинный порез на его плече, но он не остановился — ему надо было бежать дальше, затеряться в суматохе.

И внезапно, словно гнев Юпитера, кормовые двигатели корабля заработали — их запуск сопровождался пламенем и грохотом.

Ужасный рев и сотрясение, вызванное этим мощным звуком, ошеломили Мартина, повалив его на колени. Почти сразу огни вокруг корабля погасли, оставив вокруг слепую темноту, сквозь которую, словно разверзшаяся глотка ада, вспыхивал и мерцал страшный шлейф пламени. В этом странном сиянии Эд увидел бегущих испанцев, оглушенных и шатающихся, а также всадников в кольчугах, уже растоптанных их обезумевшими лошадьми. Он понял, что люди внутри корабля сделали это намеренно, чтобы отогнать нападавших на некоторое время, достаточное для того, чтобы спасти тех, кто остался снаружи. Все еще сжимая руку Арилл, Мартин встал и продолжил планомерно продвигаться вперед, с трудом борясь с действием звуковых волн, сотрясавших равнину под его ногами. Он направлялся к одному из открытых люков, и остальные венерианцы — разрозненные группы и пары людей — делали то же самое, бежали, карабкались, волочили за собой ослабевших, убитых и раненых. Эд глубоко вздохнул, и его охватило огромное облегчение. Теперь они могли спастись, и Арилл была жива и на пути к безопасности.

Но это оказалось не совсем так. По дрожащей земле, в сторону от корабля, навстречу Мартину и девушке спешил вооруженный мужчина. Это был Манрике. Арилл что-то крикнула, но ее голос потонул в грохоте двигателей. Меч Манрике был красным от крови и сиял в ярком свете пламени, как сияло и его разъяренное лицо. Эдварду показалось, что на него надвигается безличное и безжалостное орудие мести в рваных ботинках — и у него не было никакой возможности пробежать мимо бывшего соратника, чтобы добраться до корабля.

Мартин с силой оттолкнул от себя Арилл, но она не собиралась бросать его, и тогда он толкнул ее еще раз и закричал, чтобы она бежала. Девушка осталась на месте, и Манрике рванулся к ней. Он был один. Только он из всех испанцев выдержал адский грохот двигателей, и даже несмотря на них, рвался к своему бывшему товарищу Яньесу. Мартин отчетливо видел, что его борода шевелилась, как будто он что-то говорил.

Тут двигатели отключились. Остались только темнота, разбавленная заревом догорающего города, и тишина. И в наступившей тишине голос Манрике тихо, но звучно произнес:

— Ты не должен оставлять ведьму в живых.

Мехербал и Роул, почти добежавшие с еще несколькими венерианцами до люка, оторвались от остальных и бросились назад, за Арилл. Но времени было мало, а расстояние для воздействия шокерами было слишком большим. Мартин с большим трудом оторвал пальцы вцепившейся в него Арилл от своей руки и ударил ее в лицо, да так сильно, что ему удалось на мгновение ее оглушить. Этого мгновения ему хватило, чтобы броситься навстречу Манрике, который уже занес свой меч для удара, пробежать три-четыре шага и оказаться рядом с ним. Мартин извернулся, чтобы уклониться от лезвия, схватил Манрике за горло, сбил его с ног и прижал к земле, навалившись сверху.

Но кинжал, которого Эд не видел и который Манрике держал в левой руке, нашел его бок, то место, где не было прикрывающей тело стали. Мартин почувствовал жжение, однако не выпустил горло испанца и не ослабил хватки, даже когда в глазах у него начало темнеть…

…ТЕМНОТА И СОН. Сон, в котором лицо Арилл склонилось над ним, а где-то в стороне, словно бы издалека, звучал мужской голос: «Нет смысла, он умирает».

Дальше было ощущение мягкой руки на лбу и капель горячих слез на лице. А затем на него накатились темные волны, такие мирные, такие ласковые…

Мартин неподвижно лежал на земле рядом с Манрике, и тьма в его сознании все сильнее сгущалась. Это уже было неприятно, потому что она стала скрывать его чудесный сон.

Он боролся с тьмой, боролся яростно и отчаянно. Теперь в ушах у него слышался рев, и он знал, что это было, он еще помнил этот звук. Арилл… Арилл покидала его, покидала Землю навсегда.

Эд с трудом приподнялся и сквозь странную затемняющую все вокруг дымку увидел, как огромный корабль, отрываясь от Земли, медленно поднимался на огненных струях, направляясь в прозрачную бездну неба.

Мартин с тоской выкрикнул имя Арилл, а потом тьма снова накрыла его, на этот раз уже совсем не ласковая, а полная завываний и странных ветров, уносящая его неизвестно куда. Он знал, что умирает в чужом теле, и это было по-настоящему страшно.

ГЛАВА X

СЛОВА, ТЕМНОТА, СНОВА какие-то слова…

«… больше жизней, чем одна…»

Что это за смутная мысль? Что это за слова, которые терзали его в окутывающей воющей черноте и раз за разом возвращались в его угасающее сознание, пока он падал и погружался в бездонную пропасть?

«…больше жизней, чем одна…»

Неожиданно Эдвард услышал еще один странный, но знакомый голос, говоривший что-то на непривычном, но знакомом языке.

— Эд! — позвал этот голос. — Эд Мартин!

Археолог почувствовал, что задыхается, но стал бороться с темнотой и попытался открыть глаза. Он ощутил запах древесного дыма и чьи-то руки, поддерживавшие его. А потом ему в ноздри ударил резкий, едкий химический пар. Его веки распахнулись, как раскрывается окно от резкого порыва ветра, и он увидел невзрачное, обеспокоенное лицо — лицо, которое он знал много веков назад. Лицо Фарриса.

— Слава Богу, ты наконец-то выбрался из этого! — пролепетал его коллега. — Все эти дни — абсолютная глубокая кома…

«Фаррис!» — подумал Мартин и посмотрел по сторонам.

Палатка. Маленький аккуратный археологический лагерь. Значит, он вернулся из темноты. Ну конечно же, он вернулся! Когда тело Педро Яньеса умерло, разум Эдварда Мартина, до тех пор запертый в клетках мозга Яньеса, вырвался на свободу и непонятным образом оказался в своей собственной матрице.

И внезапно Мартин понял смысл тех слов, которые преследовали его в темноте и звучали в его голове, когда он, будучи Яньесом, умирал: «…тот, кто проживает больше жизней, чем одна, и больше смертей, чем одна, должен умереть».

Воспоминание об Арилл пронзило его, как острая боль, и он почувствовал горькую печаль от того, что вернулся в свой век. Он вдруг четко осознал, что потерял больше, чем жизнь, даже если эта жизнь была в чужом теле и в чужом времени. Лучше было бы спать вечным сном там, на равнине, рядом с Манрике и остальными, чем сейчас проснуться и вспомнить все пережитое.

Фаррис стоял перед ним в состоянии, близком к истерике от нахлынувшего на него облегчения.

— Я думал, с ума сойду, — прошептал он дрожащими губами. — Ты лежишь, ни на что не реагируешь, а врача нет на сотни миль!

— Все в порядке, — глухо произнес Эдвард. — Теперь со мной все хорошо.

Фаррис посмотрел на него, и в его взгляде явно читалось сомнение.

— Эд, это было то, о чем ты рассказывал? — осторожно спросил он. — Твой разум…

— Возможно, — медленно ответил Мартин. — Возможно, это было именно оно, а может быть, просто лихорадка, вызвавшая кому и сны. Я не знаю, да и никто не знает.

Однако на самом деле кое-что он знал. Ведь был же какой-то смысл во всем, через что ему пришлось пройти? Но сейчас Эд не хотел об этом говорить. Мало того, он был почти уверен, что ему никогда и ни с кем не захочется обсуждать это. Во всяком случае, пока ему это точно было не нужно…

— Ну, конечно, это лихорадка, — нервно сказал Фаррис, ухватившись за утешительное повседневное объяснение. — Лихорадка, что же еще? Ты теперь лежи и отдыхай, Эд.

И Мартин последовал его совету: он тихо лежал и смотрел через открытую дверь палатки на темное, усыпанное звездами небо. Внезапно у него мелькнула смутная мысль, что еще может увидеть последний проблеск огромного венерианского корабля, направляющегося домой и оставляющего на фоне звезд свой огненный след.

«Наверное, я сумасшедший, если надеюсь увидеть то, что было сотни лет назад, — подумал он. — Корабль давно улетел, люди с Венеры оставили Землю и все связанные с ней надежды». А потом он вспомнил о мрачном пророчестве Арилл, когда она сказала, что, в конце концов, жители Земли сами уничтожат себя. Насколько она была права?

«Возможно, мы и правда себя уничтожим, — размышлял Мартин. — Но пока мы еще этого не сделали. И если разум сможет победить…»

НА СЛЕДУЮЩЕЕ УТРО, увидев Фарриса, Эд посмотрел на него спокойным и уверенным взглядом, и произнес:

— Я покончил с археологией. Навсегда.

Фаррис замахал руками и начал было протестовать, но, взглянув Мартину в глаза, осекся и замолчал. Какое-то время он находился в растерянности. Его взгляд блуждал, и он никак не мог собраться с мыслями, но длилось это недолго.

— Может быть, тебе и стоит это сделать, — сказал он, наконец. — Я имею в виду, эта твоя странная одержимость… — Он не закончил, но в этом и не было необходимости.

Чуть позже Фаррис посмотрел на лежащего с открытыми глазами Мартина и спросил:

— Чем теперь займешься?

— Думаю, ракетостроением, — медленно ответил его друг.

При этих словах у Фарриса отвисла челюсть. Такого поворота он явно не ожидал.

— Ракеты? Но Эд, это не в твоих силах! Я имею в виду, что потребуются годы обучения…

— У меня есть эти годы, — невозмутимо произнес Мартин.

— Конечно, всему можно выучиться, но почему ракеты?

— У меня появилась… — начал Эд, но запнулся. — У меня недавно возникла идея о том, что я мог бы немного помочь в проекте постройки корабля для достижения других планет.

Он говорил, и его голос был наполнен надеждой на то, что он еще молод и у него есть горячее желание добиться результата. А значит, не исключено, что он окажется одним из первых сынов Земли, достигших Венеры. Мартин понимал, что только тогда найдутся те, кто поверит в историю пришедших на Землю тысячелетия назад повелителей утренней звезды! Только тогда земляне смогут узнать тайну своего прошлого, многовековых эпических усилий венерианцев и их окончательного и, видимо, неминуемого провала.

Да, это был провал! Мартин подумал о городе, который находился недалеко отсюда, в джунглях у реки. Подумал о его разрушении, о том трагическом последнем дне, когда венерианцы покинули его.

Но действительно ли это был провал? Неужели?

Арилл как-то с горечью сказала, что семена, которые они посеяли, так и не пустили корни. Но все же эти семена… стали частью наследия Земли. И если когда-нибудь посеянное сможет вырасти и полностью расцвести, тогда корабли с Земли пересекут миллионы миль пространства и направятся к Венере — и самим этим фактом докажут, что усилия венерианцев не были напрасными.

Мартин снова посмотрел в звездное небо и мысленно обратился к навсегда потерянной во тьме прошедших лет женщине: «Я думаю, Арилл, я надеюсь, что это возможно и вы не зря прилетали на Землю!»