Повелители Марса (ЛП)

МИКРОКОНТЕНТ 01

Едва достойный называться планетой обречённый мир висел на окраине пояса Койпера у самой дальней границы звёздной системы Арктур Ультра. Большая часть этой области космоса состояла из замороженных летучих веществ — дрейфующих скоплений льда, аммиака и метана — медленно превращавшихся в пар из-за тепловых предсмертных выделений быстро расширяющейся короны недавно названной звезды. Облако Оорта почти исчезло, позволив кораблям Котова приблизиться к системе не опасаясь получить повреждения от обломков, рассеявшихся, словно астрономический мусор на границе Арктур Ультра.

Умирающую планету назвали Катен Вениа, и жить ей оставалось в лучшем случае несколько месяцев. Её скоро уничтожит сама звезда, некогда вскормившая неизвестное количество пригодных для жизни миров в узком астрономическом регионе, который назвали по имени белобрысого вора из древнего мифа.

Благодаря расширяющейся тепловой короне ближайшие к звезде планеты уже превратились в металлический пар, и осталась только Катен Вениа. Почти все её внешние слои замороженного азота испарились в космос, обнажив поверхность — покрытую каменными и ледяными кратерами, геометрически красивыми устремлёнными в небеса кристаллами, глубокими каньонами посреди ледников и закутанной пустынной тундрой, — которую разрывали мощные гравитационные толчки хаотической орбиты.

Любой непредвзятый звёздный картограф сочтёт Катен Вениа ничем не примечательным миром, голой скалой, лишённой любых достойных внимания объектов. Только изучение её гибели могло представлять хоть какой-то интерес для большинства магосов. И всё же при всей своей очевидной бесполезности на Катен Вениа находилось нечто, что сделало её бесценной.

Сюда направился благословлённый Машиной Телок, весь исследовательский флот которого пропал без вести. Многочисленные легенды Марса рассказывали о его безрассудном поиске неизвестного, и что он нашёл древнее технологическое чудо, известное как Дыханье Богов. Каждый рассказ по-своему описывал одержимость Телока, но все сходились в том, что путешествие закончилось неудачно.

Но недавно обнаруженная реликвия обречённой экспедиции представила обнадёживающие намёки, что Пропавший магос и в самом деле что-то нашёл в неизведанных пределах вдали от света знакомых звёзд: маяк спасательной капсулы стал доказательством, что планета, недавно получившая имя Катен Вениа, являлась местом погребения «Томиоки», флагмана Телока.

Вот что привело огромный исследовательский флот Адептус Механикус, который не видели тысячи лет, за границы Млечного пути на орбиту над северным полюсом планеты.

Сердцем этого флота являлся корабль, который без преувеличения можно было назвать уникальным. Могучий межзвёздный колосс. Реликвия эпохи, когда тайны технологии не скрывались за пеленой невежества, жестокие муки рождения которой разрушили планету. Его невероятный размер воплощал в себе результат труда людей, осмелившихся создавать величайшие творения, которые только возможно представить.

Корабль назывался «Сперанца» — он был ковчегом Механикус, флагманом архимагоса Лекселя Котова.

В отличие от линкоров, заложенных на укреплённых верфях Империума, ковчег Механикус не вызывал ни малейших мыслей о военной эстетике, как и не был украшен накопленными за века статуями и орнаментами, прославляющими давно умерших святых или героев. Этот корабль никто и никогда не назвал бы красивым, даже его создатели, потому что в нём не было ни симметрии, ни плавных обводов, ни даже большой прямой оси, которая вызывала бы ложные представления об аэродинамике.

«Сперанца» была судном навсегда связанным с космосом, и только расположение защитных генераторов огромных плазменных двигателей позволяло стороннему наблюдателю понять, где находится нос, а где корма. Её внешний корпус представлял собой запутанную компоновку воздуховодов, обнажённой скелетной надстройки и защищённых от излучения отсеков экипажа. Невзрачные надстройки и выпуклая нижняя часть выглядели поперечными плато, переполненными геометрически разросшейся необузданной промышленностью. Очистительные заводы, обогатительные фабрики, генетические хранилища, испытательные базы, мануфактуры, лаборатории, электрогенераторы и сборочные кузни хаотично цеплялись за борта, не отвечая даже базовым представлениям о дизайне, за исключением необходимости и практичности. «Сперанца» была судном исследования и изучения, галактическим мореплавателем, единственная задача которого заключалась участвовать в поиске знания Котова.

Хотя большую часть невообразимой массы ковчега занимали механизмы и сооружения он не был беззубым. Повсюду виднелись обычные орудия и простое космическое оружие, но в отчаянных обстоятельствах проявились намного более смертоносные военные технологий, спрятанные внутри тёмных отсеков, о которых давно все забыли кроме самого судна.

Корабль представлял собой не что иное, как мир-кузню, вырезанную с поверхности родившей его в предсмертных муках планеты, огромные пространства кафедральных соборов и технологии и являлся самой квинтэссенцией преданного служения Культа Механикус Омниссии. В центре «Сперанцы» находился электродвижущий дух, сформировавшийся из гештальт-соединения триллиона машин и намного более ужасающе сложного гибрида интеллекта и инстинкта, близкого к божественному.

Как у любого воплощения божества у него были последователи.

«Сперанцу» окружала флотилия вспомогательных судов: заправщики, военные корабли, пехотные транспорты, барки снабжения и целая армия шаттлов и вместительных тендеров, которые перемещались между ними по строго предписанным транзитным коридорам. «Дитя Луны» и «Дитя Гнева», отремонтированные крейсеры-близнецы типа «Готик» патрулировали фланги «Сперанцы», а «Мортис Фосс», последний уцелевший из трёх кораблей, присланных с Фосс Прайм, печально держался над дорсальными мануфактурами ковчега.

«Клинок Чести» пропал во время экстренного выхода из варпа на краю галактики, а «Клинок Фосса» разорвал адский гравитационный шторм во время кошмарного путешествия сквозь Шрам Ореола. Но не они стали самыми тяжёлыми потерями флота в рискованной экспедиции за пределы галактической границы.

«Кардинал Борас» — корабль великого наследия, невзирая на варп-бури облетевший всю галактику, погиб в засаде пиратов-эльдар. Сопровождавшие флотилию Адептус Астартес также понесли горестную утрату — те же самые пираты высадились на борту быстрого ударного крейсера Чёрных Храмовников, носившего гордое имя «Адитум». Хотя размещавшиеся на нём крестоносцы спаслись на «Громовом ястребе» «Барисан», чтобы продолжить сражаться, их реклюзиарх погиб, а сокрушительные гравитационные волны Шрама Ореола поглотили труп корабля из стали и камня.

Налётчики с величайшим трудом избежали возмездия флота, но у военных кораблей, защищавших «Сперанцу», не было никаких шансов снова поймать их.

Во флот архимагоса Котова входил ещё один достойный упоминания корабль. Хотя он был в длину почти три километра, «Ренард» выглядел незначительным в сравнении с огромными судами Механикус, зато отличался скоростью и обладал изяществом и балансом, которых не хватало «Сперанце».

Его капитаном являлся Робаут Сюркуф, а Катен Вениа была миром, которому он подарил имя.

Он станет первым, кто увидит её небеса.

Вот зачем он прилетел так далеко.

— Знаешь для того, кто живёт в космосе, ты из рук вон плохо обращаешься со скафандром, — произнесла Каирн Силквуд, технопровидец «Ренарда», повторно закрепив зажимы громоздкого украшенного в стиле барокко экзо-доспеха капитана. — Если я позволю тебе выйти в таком виде, то ты умрёшь через тридцать секунд.

Робаут Сюркуф покачал головой. — Я живу на космическом корабле и поэтому не должен носить скафандр, — ответил он, сквозь вокс-решётку шлема голос капитана казался резким и далёким.

Силквуд носила серую армейскую форму и плотно облегающий топик кадианского полка, в котором она раньше служила, широкое тело женщины блестело от масла, смазки и ладана машинных палуб, которые являлись такой же частью форменной одежды технопровидца, как наплечные шевроны или значки званий. Из-за функциональной связующей аугметики её выбритый череп выглядел узловатым и покрытым грубыми имплантатами, а тактильные подкожные устройства в пальцах и ладонях предавали ей солидности и неплохой хук справа.

Она в последний раз обошла вокруг Робаута, изучив швы и соединительные регуляторы и проверив внутреннюю атмосферу скафандра на громоздком рюкзаке. Удовлетворённая результатом она отстранилась и кивнула сама себе.

— Теперь довольна? — спросил Робаут.

— Если бы не приходилось обращать внимания на твою глупость.

— Переживу, — сказал Робаут, отвернулся и направился к Адаре Сиавашу, который помогал магосу Павельке подготовить гравитационные сани для поверхности. Они представляли собой немногим больше, чем тяжёлый прямоугольный кусок металла с кабиной экипажа и репульсорным генератором и являлись механической рабочей лошадкой «Ренарда». Двигатель был рассчитан перевозить грузы до шестидесяти тонн и объёмом до ста кубических метров, хотя прошло много времени с тех пор, как они несли что-то настолько большое. Сани парили на подушке искривлённого воздуха, от которой зубы Робаута заныли даже несмотря на защиту космического скафандра.

Павелька была в обычной мантии Механикус с капюшоном, скрывавшей большую часть аугметики. Хотя Робаут понятия не имел о полном объёме модификаций Иланны, он подозревал, что она значительно уступает в этом большинству жрецов Марса на борту «Сперанцы». Несколько силовых кабелей протянулись от искрящего блока питания на её спине, и четыре сложенных гармошкой трубы расширялись и сокращались, как меха, питая энергией аккумуляторы.

— Она готова? — спросил он, хлопнув рукой в перчатке по помятым пластинам грав-саней.

Павелька вздрогнула от удара и ответила. — Предостережение: мне стоит напомнить вам, капитан, что приписывать пол машинам — бесполезный антропоморфизм? Машины не нуждаются в обозначениях плоти.

— Не могу поверить в это, — сказал Адара, подмигнув капитану сквозь полированную лицевую панель скафандра. — Ясно же видно, что перед нами роскошная женщина. Поверь, я разбираюсь в слабом поле.

Силквуд усмехнулась и провела металлической ладонью по гудящему фюзеляжу, словно по спине любовника.

— Должна сказать, что согласна с парнем, — заметила она. — Не в том, что он разбирается в женщинах. Поверь, он не отличит один интерфейсный порт от другого. Но она надёжная машина, это точно. Она крепкая и не подведёт в нужный момент. Похожа на меня.

Адара отвернулся, скрывая смущение, а Павелька покачала головой. — Чего ещё ожидать от технопровидца? — сказала она, отсоединяя кабели от саней.

Силквуд усмехнулась и ответила. — Тяжёлую работу, ругательства и похмелье, которое покалечит орка.

Робаут поставил ногу на ступеньку металлической лестницы, свисавшей из кабины саней, и неловко поднялся на место пилота. Силквуд забралась за ним и изучила проверочные таблицы с дотошностью управляющей общежития Сороритас, проверяющей все ли послушницы в постелях.

Силквуд была кадианкой, и дотошность являлась её девизом.

— Эй, а почему ты не проверила зажимы и швы моего скафандра? — спросил Адара, поднявшись на сани с противоположной стороны.

Силквуд ответила даже не взглянув на него. — Потому что ты не капитан и меня мало заботит твоя взрывная разгерметизация в токсичной среде.

— Тогда тебе придётся очищать скафандр от мочи и крови, — произнёс Робаут, внося последние корректировки в топограф саней.

— Сколько на то, что Адара пропустил зажим? — спросила Силквуд, оглянувшись на Павельку.

— Ты говоришь, как господин Надер, — ответила магос.

— Мы оставили его на «Ренарде», — сказала Силквуд. — Кто-то должен играть роль надоедливого идиота.

— В любом случае здесь не о чем спорить, — продолжила Павелька. — Судя по атмосферным показателям, господин Сиаваш запечатал скафандр в пределах допустимых параметров.

— Рад слышать это, — отозвался Адара.

Юноша опустился в ковшеобразное сидение и застегнул ремни. Робаут вздохнул, заметив неизменный нож-бабочку в одном из набедренных карманов рядом с лазерным пистолетом в кобуре.

— Скажи мне, что не настолько глуп, чтобы носить открытый нож в скафандре, — сказал он.

По крайней мере, Адаре хватило ума выглядеть виноватым, когда он вытащил нож и положил в ящичек на внутренней стороне двери.

— Да, извини. Я никуда не хожу без него и порой забываю, что он со мной.

Рядом с ним появилась магос Павелька, заполняя встроенные в дверь аварийные кислородные баллоны. Извивающийся механодендрит поднялся над её плечом и открыл ящичек, прежде чем вторая сочленённая бронзовая конечность с вращающимися кронциркулями убрала злосчастный нож.

— Да ладно, — произнёс Адара. — А там то он кому может повредить?

— Разъяснение: статистически вероятно, что ты достанешь и возьмёшь его с собой, как только покинешь корпус этого судна, — пояснила Павелька, и даже несмотря на то, что большая часть её лица состояла из светло-кремовой искусственной кожи и аугметических улучшений, Робаут заметил вспышку развлечения в щёлкающей оптике. — Как сказала бы технопровидец Силквуд «Ты уже привлекался» и не заслуживаешь доверия.

— Ты глубоко ранишь меня, — сказал Адара.

— Ты сам ранишь себя, — сказал Робаут, — и там это станет смертным приговором. Так, Иланна?

— Бесспорно, — ответила магос. — Атмосфера планеты представляет собой гремучую смесь замороженного азота, которая выделяется из ледников, как в газообразной, так в жидкой форме, аммиака и летучих тяжёлых частиц металла. Перепады температуры непредсказуемо меняются в сверхскоростном атмосферном выбросе, вызывая области повышенного давления и вихри, которые доставили бы вашему телу множество неприятностей без скафандра.

— Я не понял почти ничего, но уловил суть, — сказал Адара.

— Хорошо, теперь, после того как ты напугала нас обоих до полусмерти, сколько времени потребуется достигнуть поверхности планеты на привязи Механикус? — спросил Робаут, пытаясь скрыть нотки беспокойства из-за полёта грузового челнока «Ренарда». — Я хочу оказаться там и увидеть на что похож мир за пределами галактики.

Павелька наклонила голову, молча общаясь с диспетчерами Механикус на планете благодаря имплантатам в черепе. Аугметированный мозг Робаута мог замечать невидимые нити ноосферных данных, но только взаимодействуя с позвоночной системой связи. Сани не обладали такой системой, но в любом случае он не смог бы подсоединиться к ней из-за скафандра.

— Приблизительно десять минут, — ответила магос. — Стратосферные помехи и внезапные штормы магнитных полей вводят хаотические переменные в расчётное время прибытия.

Силквуд спрыгнула с подножек челнока и крикнула. — Очистить палубу! — хотя на огромной посадочной площадке грузового шаттла и так было пусто. Несколько групп сервиторов, которые принадлежали Робауту, отслеживали автоматический курс саней или находились на «Ренарде», ремонтируя повреждения после путешествия сквозь Шрам Ореола. Силквуд направилась по служебной лестнице к верхнему трапу, а Павелька тем временем поднялась в грав-сани и села позади Адары, просматривая что-то в инфопланшете на коленях.

Робаут неуклюже повернулся и спросил. — Все на борту?

— Заявление: да, — ответила Павелька, выдвинув механизированный ауспик из нагрудного отделения.

— Тебе не обязательно лететь с нами, — сказал Робаут. — Я знаю, ты не любишь покидать «Ренард».

Павелька покачала головой. — Я изменила схему катушки маяка бедствия «Томиоки». Я могу следовать её телеметрии лучше, чем кто-либо другой. Кроме того, если сани сломаются, то вам потребуюсь я, чтобы починить их.

— Рад слышать, — ответил Робаут, довольный, что Павелька отправится с ними.

— Разве вам не нужен скафандр? — спросил Адара.

Павелька покачала головой. — Я изменила протоколы фильтрации лёгких, чтобы исключить токсичные элементы атмосферы, а сейчас изменяю биохимию, для нейтрализации негативных эффектов враждебных воздействий. В моём теле мало органической массы, которой требуется кислород, и я могу сохранить достаточный запас внутри механических частей.

— Рад слышать, — произнёс Адара, подражая Робауту.

Робаут взглянул на верхние подмостки грузового отсека, и увидел, что Силквуд открывает одну из герметичных дверей. Она быстро отдала ему честь, но ничего не сказала, захлопнув за собой тяжёлый люк.

Очевидно, Каирн Силквуд не считала необходимым отмечать этот момент какими-то важными словами.

Но Робаут знал, что этот конкретный момент был особенным.

Они трое скоро направят сани на поверхность чужого мира, который лежал за границами Млечного Пути, мира неподчинённого Империуму. Мира, на который, скорее всего, до появления флота Телока тысячи лет назад, не ступала нога человека. Вот почему Робаут зашёл так далеко и рисковал столь многим, он хотел увидеть чужие небеса и коснуться земли планеты столь далёкой от понимания Империума.

На панели из орехового дерева и меди замигала изумрудная лампочка входящего сообщения и Робаут переключил выключатель из слоновой кости на «приём». Из решётки спикера раздался голос главы экспедиции, архимагоса Лекселя Котова.

— Господин Сюркуф, — произнёс Котов. — Вы собираетесь присоединиться к нам на борту «Табулария»?

Робаут усмехнулся, услышав слабое волнение в голосе архимагоса. Хотя Котов являлся главой экспедиционного флота, это Робаут нашёл маяк локатора, который привёл их так далеко.

— Думаю, мы направимся собственным путём к «Томиоке», — ответил он. — Но спасибо за приглашение, очень мило с вашей стороны.

— Ваша привязь допускает значительную погрешность во времени прибытия, — заметил Телок Котов.

— Согласен, но магос Павелька считает, что мы приземлимся приблизительно через десять минут.

— Как неточно. Конец связи, — ответил архимагос.

Из всех многочисленных способов путешествия в битву брату-сержанту Танне больше остальных нравилось стремительное и яростное десантирование на «Громовом ястребе». Ничто не радовало его сердце сильнее неистового давления воющих двигателей, тряски во время противозенитных манёвров и внезапного резкого торможения, когда пилот выравнивал крылья и бросался в горнило боя. Высадка в «Носороге» или «Лэндрейдере» не шла ни в какое сравнение, и Танна не знал ни одного технодесантника, который поспорил бы с этим.

Да, десантирование на «Громовом ястребе» и только.

Даже если эта конкретная высадка — пока — контролировалась электромагнитной привязью Механикус.

В отсеке экипажа «Барисана» было холодно, как в морозильнике, и капельки тумана паров конденсата медленно украшали бисером изогнутые пластины иссиня-чёрного доспеха Танны. Блестящий чёрный крест мерцал на одном из белых, как слоновая кость наплечников, а вырезанный из того же материала орёл гордо сиял на другом. В центре груди орла виднелся рельефный красный череп, в глазах которого блестели осколки яркого гранатового цвета. Влажные полосы покрывали угловатый шлем, словно слёзы, но Танна не плакал больше двухсот лет.

Один раз в импровизированной оружейной на борту «Сперанцы» он был близок к этому.

«Громовой ястреб» покачнулся, когда его швырнул в сторону неуправляемый вихрь поднимавшихся с планеты газов. Атмосферные помехи Катен Вениа становились всё неспокойнее и токсичнее: соединением недопустимо высоких уровней азота и парообразных металлов, крайне смертельным для смертных. Пост-человеческая физиология Танны могла выдерживать враждебные условия, но даже ей придётся работать в полную силу, чтобы выжить на Катен Вениа больше нескольких часов.

«Барисан» не совершал штурмовое пикирование, но полёт почти не отличался от боевого и сопровождался такой тряской, с которой Танна ещё не сталкивался. Корпус десантно-штурмового корабля изготовили на кузне-комплексе горы Тиррения Марса, и на нём стояла печать самого генерал-фабрикатора. Дух-машина «Барисана» обладал горячим норовом, он был и необъезженным жеребёнком и раненым гроксом — объединяя агрессию и дикость. Такие качества хорошо послужили батальной роте в крестовых походах, но «Громовой ястреб» ещё горевал по прошлому кораблю-носителю, и тяжело привыкал к новому дому на борту «Сперанцы».

Как и остальные из нас, подумал Танна, бросив быстрый взгляд вдоль фюзеляжа.

«Громовой ястреб» предназначался для доставки трёх кодексных отделений в центр битвы, но большинство сидений «Барисана» пустовали. Только шесть из тридцати мест были заняты. Танна сидел на командирской скамейке рядом со штурмовой рампой, он надел шлем, а болтер на цепи жёстко прикрепил к бедру.

Брат Яэль сидел через два места от него, крепко прижимая болтер к груди. Самый молодой из них, Яэль совсем недавно вступил в ряды батальной роты и Хелбрехт лично выбрал его для участия в крестовом походе Шрама. Бой молодого воина на тренировочной палубе «Сперанцы» против магоса Дахана был из тех, которые Танна никогда не забудет. Не в последнюю очередь потому что секутор Механикус признал поражение.

Фигура апотекария Ауйдена в броне цвета слоновой кости маячила белым пятном в темноте, он посмотрел на Танну и мрачно кивнул, вставляя капсулы с бронзовыми кольцами в нартециум. Это не было боевое десантирование, но Ауйден считал, что направляясь на неизвестную планету лучше приготовиться к худшему, чем попасть врасплох.

Пессимистичный прогноз, но его ещё предстоит опровергнуть в их злополучном походе.

Мрачный Браха сидел, опустив голову и сложив руки, словно в молитве. Первый на поле боя и последний в отступлении, смерть Кул Гилада поразила его сильнее их всех. Он знал реклюзиарха дольше остальных и участвовал с ним в шести успешных крестовых походах. Многие считали, что он последует примеру Кул Гилада и примет розарий.

Одна рука Брахи была из плоти и крови, а другая из хромированной стали. На манифольдной станции «Валетте» облачённый в плоть киборк отрубил ему руку, но он принял потерю без жалоб. Жизнь космического десантника представляла собой одно сплошное насилие и ни один Чёрный Храмовник не ожидал закончить свои дни не получив какую-нибудь ужасную рану. Магос Дахан изготовил для него замену, боевую руку скитариев с вмонтированным в предплечье плазмаганом.

Дальше за Брахой сидел Иссур Мечник, поглаживая багровые ножны силового меча, как он всегда поступал, оказываясь пристёгнутым внутри десантно-штурмового корабля. Текстура ножен напоминала повторяющиеся цепи крестоносца, и Танна заметил, как голова Иссура дёрнулась, а пальцы резко стиснули меч. Иссур раздражённо сжал кулак и откинул голову назад, ударив шлемом по корпусу «Громового ястреба».

Как и Браха Иссур получил ранение в бою с киборками, его тело испытало сильный шок, а он сам едва не погиб от электромагнитного разряда. Мечнику повезло остаться в живых, но он вырвался из лап смерти с повреждёнными синапсами и нервной системой, которая могла подвести в любой момент. Его карьера дуэлянта подошла к концу, и Танна не мог не заметить завистливые взгляды, брошенные Иссуром в сторону Аттика Варды.

Чемпион Императора сидел неподвижно, положив чёрный меч на колени. Оружие оставалось в ножнах из небьющихся марсианских сплавов, виднелись только обёрнутая кожей рукоять и навершие в форме креста крестоносца. Клинок был полуночной бритвой, украшенной изящным готическим шрифтом.

Иссур не сомневался, что должен владеть чёрным мечом, потому что лучше братьев обращался с клинком. Но Храмовник призывался на службу чемпионом Императора не из-за простого умения сражаться, и военные видения пришли не к нему. Повелитель Человечества избрал Аттика Варду Своим чемпионом и ни один Чёрный Храмовник не помыслит о том, чтобы оспорить Его волю.

Варда сидел напротив Танны, он был облачён в доспехи цвета тёмной ночи, выкованные вручную в кузницах «Вечного Крестоносца» технодесантником Лексне и армией трэллов почти три тысячи лет назад. Очертания брони выполнили в форме идеального телосложения, на нагруднике гордо сиял золотой орёл. Символ ордена создали из перламутрового камня, добытого на тёмной стороне Луны. Даже просто находиться рядом с ней было честью.

За века службы Танна видел много великолепных доспехов, но не встречал произведения искусства прекрасней, чем это. Элий носил её хорошо, но на Варде она сидела, как вторая кожа.

Чемпион Императора являлся сердцем крестового похода и Варда был сломлен смертью Кул Гилада, храброго воина, принявшего смерть без братьев рядом. Он поднял голову, почувствовав взгляд Танны, и красные, как тлеющие угольки, линзы их шлемов встретились между сильно дрожащим корпусом.

— О чём думаешь, Танна? — спросил Варда.

Слова прозвучали по закрытой частоте, никто из братьев не слышал их разговор.

— Чемпион укрепляет наши души, — ответил сержант. — Так говорил Кул Гилад.

— Повторяя его слова ты не станешь им, — произнёс Варда, крепко сжав чёрный меч.

— Не стану, — согласился Танна. — Но я и не собираюсь становиться им.

— Тогда зачем говоришь как он?

— Чтобы показать, что я тоже скорблю по нему.

— Недостаточно, — резко прошептал Варда. — Его кровь на твоих руках.

Танна поддался гневу. — Если бы мы пошли к нему, то все погибли бы.

— Лучше пасть в битве, чем бежать от неё.

— Кул Гилад приказал покинуть корабль. Ты слышал его. Все мы слышали его.

— Мы должны были сражаться рядом с нашим реклюзиархом.

Танна кивнул. — Да, и мы погибли бы во славе.

Варда сжал кулак на ножнах чёрного меча. — Тогда почему ты не отдал приказ?

— Потому что я следовал последнему приказу реклюзиарха, — резко ответил Танна, подняв правую руку, показывая металлические цепи, соединяющие болтер с запястьем. — Наша структура командования существует не просто так, Варда, и в момент, когда мы начнём привередливо выбирать, каким приказам повиноваться, мы также можем сорвать символ ордена с наплечников и отправиться в Мальстрём. Мы — Чёрные Храмовники и мы охотно связываем себя цепями долга, чести и смерти. Ты — чемпион Императора, Варда. И ты знаешь это лучше, чем кто-либо.

Варда опустил голову и Танна видел, что огонь его гнева померк. Сержант понимал, что на самом деле не гнев подпитывал слова чемпиона, а вина.

Вина, которую разделяли они все, была она заслужена или нет.

Танна услышал искренний усталый вздох Варды по воксу. — Я знаю, что ты прав, Танна, но Кул Гилад помазал меня, — сказал он, посмотрев на сержанта. — И ты навсегда останешься тем, кто не дал мне умереть рядом с ним.

— Я тот, кто сохранил тебе жизнь, — ответил Танна.

Пять часов назад участок поверхности, выбранный для посадочных площадок Механикус, представлял собой всего лишь относительно плоское плато отступающего ледникового льда и десяток медленно испаряющихся озёр редких смертоносных химикатов. После того как «Сперанца» встала на высокий якорь выпустили множество управляемых сервиторами дронов, передававших трёхмерные пикты глобальной топографии, а орбитальные ауспики глубокого зондирования над северным полушарием Катен Вениа позволили архимагосу Котову выбрать именно это место для высадки.

Характерная однородность основных коренных пород плато и его относительная геологическая стабильность хорошо подходили для терраформирования геоформирующими машинами фабрикатуса Тарентека. Три колоссальных судна отделились от нижней части «Сперанцы», падая, словно обломки после катастрофических повреждений. Каждое представляло собой десятикилометровую квадратную плиту с почти непостижимым оборудованием: огромными заводами по переработке атмосферы, мелтами промышленного масштаба и загадочными технологиями геологической манипуляции. Когда геоформирующие машины, напоминавшие сброшенные из космоса готические мануфактуры, вошли в атмосферу, их тепло-экранированные нижние участки раскалились до вишнёво-красного цвета, минуя неистовые штормы улетучивающихся газов.

Они остановились в ста метрах над землёй и радиолокационные картографические ауспики приступили к сканированию поверхности. Системы маневрирования произвели корректирующие выбросы, одновременно раздалась канонада установленных в нижней части корпуса вращающихся орудийных комплексов, способных расколоть поверхность планеты. Пока открывались широкие круговые двери мелта-печей, меткие выстрелы оглушительными залпами разбили лёд на куски приемлемого размера.

От нестерпимого жара появилась слегка колеблющаяся дымка, напоминая дыхание мифических драконов, и невероятно яркий свет вырвался из мелт, залив плато огнём с фиолетовыми языками пламени. Ураганы перегретого пара визжали и шипели, пока поверхностный лёд испарялся или вытекал по дренажным каналам, взорванным меняющими ландшафт гаубицами.

Химические мортиры выпустили тысячи взрывавшихся в воздухе специальных снарядов, насыщая атмосферу медленно распадающейся поглощающей материей, которая спровоцировала поток алхимических реакций, отфильтровывая самые токсичные и коррозийные элементы. На геоформирующих судах распахнулись просторные ангары, и множество тяжёлых землеройных левиафанов опустились на поверхность планеты в противоударных колыбелях.

В тщательно организованном балете землеройные машины стремительно разграничили площадь посадочных полей и приступили к работе с эффективностью армии железнокожих и полосатых рабочих муравьёв. Тарентек создавал сотни посадочных площадок на мирах намного более враждебных к жизни и машинам, чем Катен Вениа, а жрецы под его началом хорошо знали своё дело.

Последние глыбы льда неохотно уступили, и началась прокладка тысяч километров кабелей для получения телеметрии, необходимой, чтобы направлять приземлявшиеся суда к отведённым им посадочным площадкам. После создания инфраструктуры и защищённой системы укреплённых трубопроводов обнажённая порода была сокрушена и выровнена сфокусированными конверсионными проекторами. Затем установили теплозащиту и десять тысяч устойчивых к атмосфере Катен Вениа техножрецов с внедрёнными точными мелтами и шлифовальными конечностями приступили к завершающему выравниванию посадочных площадок до ансгремной точности. Приспособленные к вакууму сервиторы следовали за техножрецами, вытравливая кислотой в скале имперских орлов, окружённые шестерёнками машинные черепа и закодированные последовательности чисел.

За четыре часа на поверхности планеты вырезали широкий шестикилометровый квадрат зеркально гладкой скалы. Помимо установки базовых сооружений развернули энтоптические генераторы и ноосферные комплексы связи, а также многочисленные хорошо оборудованные бункеры управления, чтобы выполнять запутанные и чрезвычайно сложные диспетчерские функции для прилетающих и улетающих десантных кораблей. Равномерно по периметру посадочных площадок возвели защитные башни, оснащённые многочисленными системами оружия, способными поражать суда на низкой орбите или атакующие наземные войска.

Для десантных кораблей не-Механикус в дополнение к обычным посадочным огням и активным электромагнитным привязям-фалам на выровненную скалу нанесли контрастные линии разметки. Спустя пять часов после начала работу сочли выполненной и магос Тарентек поставил личную печать из шарнирного производственного ангара в нижних мануфактурных районах «Сперанцы».

Едва печать Тарентека загрузилась в манифольд, как из посадочных ангаров ковчега Механикус вылетел первый корабль. Сотня вместительных шаттлов устремилась к Катен Вениа, перевозя механизмы для исследования планеты: техножрецов и чудовищные земные соборы, батальоны скитариев и военные машины, сервиторов и вооружённых преторианцев.

Среди армии железа, опускавшейся на планету, выделялись три корабля-саркофага легио Сириус, которые сопровождали молитвенные суда, выкрикивая по всем частотам хвалебные бинарные гимны и предупреждения.

«Владыка войны» «Лупа Капиталина» опускался на Катен Вениа вместе с «Амароком» и «Вилкой».

Зимнему Солнцу принадлежала честь Первого шага, это было его право, как альфы легио. Оборотень и Железная Синь разделяли эту честь, и если кто-то из принцепсов «Псов войны» и испытывал какие-то мысли об отсутствии Лунной Скорби и «Канис Ульфрика», то держал их при себе.

Воздушная армада огня и стали опустилась на планету на огромных столбах синего пламени, миллиард тонн оборудования и людей.

Адептус Механикус пришли на Катен Вениа.

МИКРОКОНТЕНТ 02

Не считая едва не случившегося столкновения с манипулятором крана «Вульфси» последняя смена в распределительном центре храма-кузни магоса Тарентека закончилась хорошо. Авреем не только не выбился из строгого графика материальных логистов, но даже успел приступить к погрузке недавно построенных кадианских танков на десантный корабль.

Он отстегнул ремни от командного трона «Виртанена» и начал болезненное отключение десятков мозговых кабелей, тянувшихся из шлема управления. С каждым неприятным разъединением ясно очерченные на ноосферном сенсориуме направляющие линии крана, коэффициенты растягивания/ сжатия, уровни нагрузки и длина катушки медленно исчезали из поля зрения.

Вынув последний разъём, Авреем взял старые наушники и прижал их к ушам, а затем начал спускаться по покачивавшейся металлической лестнице, приклёпанной к решётчатой башне крана. Кабина управления располагалась почти в ста пятидесяти метрах от палубы, но Авреем не испытывал головокружения, он проработал на кранах Джоуры слишком долго, чтобы осталась боязнь высоты.

Многочисленные манипуляторы крана расходились от кабины управления, словно прочные стальные щупальца гигантского кальмара. Все десять двухсотметровых манипуляторов «Виртанена» могли подниматься и опускаться, вращаться на триста шестьдесят градусов или действовать более сложными способами, если пожелает оператор. Каждый был оснащён множеством приложений: обычными крюками, магнитами, разнообразными режущими и сварочными инструментами, а также более специализированными механодендритными клещами-манипуляторами.

«Виртанен» являлся относительно небольшой машиной, но он был крепким, надёжным и обладал хорошей грузоподъёмностью, которая противоречила его низкому статусу в сравнении с колоссальными кранами, управляемыми самим Тарентеком. Его история эксплуатации и конструктивная прочность впечатляли, а дух-машина заждался нового оператора.

Но это не был «Савицкас». Это был неутомимый кран, непреклонная рабочая лошадь-машина, которая казалось предчувствовала каждую команду, и никогда не желала отпускать транспортные контейнеры с первого раза.

По словам Тота Мю-32 предыдущий оператор нового командного трона Авреема погиб во время нападения пиратов эльдар.

— Думаю, «Виртанен» ждал тебя, — сказал Тота Мю-32, когда Авреем в первый раз сел на командный трон. — Его имя означает «маленькая река», но даже самая маленькая река со временем может подточить гору, так? Думаю, ты прекрасно устроишься.

Авреему нечего было ответить на это, и он просто пожал плечами, всё ещё испытывая неловкость, когда люди считали его благословлённым Машиной. Разумеется, он не чувствовал никакой близкой связи с божеством всех машин. Тота Мю-32 сказал, что такие люди, как он — редкость, и показал искусно вживлённую электронную татуировку на оставшейся коже, которая выглядела, как свернувшийся дракон с серебряной и бронзовой чешуёй.

Когда Авреем спросил надсмотрщика, что она означает, Тота Мю-32 ответил, что это символ запрещённой марсианской секты, сделавшей своей целью поиск благословлённых Машиной людей и поклонение им. Говорили, что архимагос Телок — цель исследовательского путешествия — тоже был благословлён и если верить ходящим по кораблю слухам, то Омниссия обратил Свой взор и на магоса Блейлока. Тота Мю-32 считал важным знаком, что судьбы трёх таких людей связало одно путешествие, физическим проявлением Создателя, Потомка и Движущей Силы.

Авреем молча слушал проповеди Тота Мю-32, считая ревностный пыл надсмотрщика неуместным и даже несколько отталкивающим.

Конечно он не чувствовал себя хоть сколько-нибудь особенным.

Твёрдая металлическая бионическая рука, пересаженная к правому плечу, словно издевалась над его верой.

Аугметическая конечность была изготовлена после того, как неспособный стрелять контрабандный плазменный пистолет взорвался от перегрева и расплавил плоть и кости, после убийства из него предводителя эльдар. Авреем не любил вспоминать тот момент: пронзительный ужас атаки ксеносов-убийц, которая закончилась тем, что врагов изрубил на кровавые куски смертоносный киборг-машина, видимо, принявший его, как нового хозяина. Молитвы Себастьяну Тору и кровавый отпечаток руки открыли дверь в дормис-палату аркофлагелланта, что Тота Мю-32 и многие другие сочли знаком божественной благосклонности.

Авреем отбросил мысли о благоговении Тота Мю-32, зная, что секундная невнимательность может стоить жизни, когда находишься в сотнях метрах над твёрдой стальной палубой.

Он продолжил спускаться по лестнице и даже несмотря на наушники, шум в храме-кузне оставался почти оглушительным. По периметру храма подобно скелетам зауроподов с огромными шеями возвышались мощные машины, над ними по подвешенным рельсам грохотали арочные краны, перемещая контейнеры, которые весили тысячи тонн, с лёгкостью кадианца, несущего вещмешок. Магос Тарентек лично работал на осевой линии храма-кузни, занимаясь самыми большими и тяжёлыми контейнерами. Его составные загрузочные руки свисали из центрального машинного хаба, где покоились органические части тела фабрикатуса ковчега, как биологические остатки принцепсов богов-машин.

Большинство контейнеров, загруженных огромными корабельными кранами, содержали модульные адамантивые пластины и элементы конструкции для нижних палуб. Километры обшивки оторвались от корпуса «Сперанцы» из-за путешествия сквозь Шрам Ореола и огня орудий военного корабля эльдар — сделав целые районы ковчега Механикус непригодными для проживания. Кузницы на носу производили для ремонтных бригад миллионы метрических тонн крайне необходимых комплектующих, но Авреем опытным глазом видел, что темп замедлялся, потому что поставки сырья на «Сперанцу» исчерпывались.

Он добрался до одной из транзитных галерей на отвесных стенах храма-кузни и остановился отдышаться. Воздух здесь был горьковатым и электрическим с резким химическим привкусом, вызывая у работавших тут людей острые боли в горле и повышенные затруднения дыхания. Это наряду с месяцами на нижних палубах и изнурительными сменами в перерабатывающих залах или на заправке плазменных двигателей, плюс недосыпание и только питательная паста для поддержания сил подкосили некогда крепкое телосложение Авреема. Ежедневные дозы шайна Хоука мало помогали, но порой они были единственным, что могло заставить уснуть.

Он провёл рукой по бритому черепу, решение, которое он и собратья-крепостные приняли в порыве справедливого негодования на желание Механикус превратить их в дронов, впрочем, на взгляд магосов они ими и были. Хотя действия во время атаки эльдар несколько улучшили их судьбу, гнев Авреема на бесчеловечное отношение к крепостным с нижних палуб всё ещё тлел, как присыпанный огонь. Их содержали, как рабов и рассматривали просто как активы, цифры и смертные ресурсы, что превращало существование крепостных в кошмар, который мог закончиться только смертью.

Механикус же считали, что для крепостных честь служить так Омниссии!

Авреем сплюнул комок масляной мокроты и вернулся на лестницу. Внизу он увидел Хоука и Койна, спускавшихся из вспомогательных кабин, откуда они управляли артикуляцией и связью различных соединителей с перемещаемым грузом.

На палубе их ожидали две фигуры в капюшонах, одна в красно-золотой мантии надсмотрщика Механикус, а другая закутанная в чёрный плащ кающейся смерти. Оба человека преданно посмотрели на него. Авреем не любил говорить ни с одним из них, правда Расселас Х-42 и не был многословен.

Наконец он спустился на палубу и снова вдохнул насыщенный химикатами воздух.

— Хорошая смена, — произнёс Тота Мю-32. — «Виртанен» сработался с вами.

— Он — хороший кран, — ответил Авреем. — Меньше, чем тот, к которому мы привыкли, но у него есть сердце.

— Он — не «Савицкас», — добавил Койн, повторив ранние мысли Авреема.

Хоук пожал плечами. — По мне один подъёмник такой же, как другой, — сказал он.

— Это показывает, как ты разбираешься в кранах, — сказал Авреем. — Чем ты занимался на Джоуре?

— Избегал работы изо всех сил, — язвительно заметил Койн, поведя плечами, чтобы уменьшить зуд пересаженной кожи на спине, куда попал острый осколок диска эльдар.

— В точку, — подмигнул Хоук. — После того, как меня вышвырнули из полка, я работал в основном на Карго-8с, перемещая контейнеры между складами и суборбитами. Хотя это тяжёлое занятие в сравнении с модератусом крана.

Авреем удивлённо посмотрел на Койна, и напарник скрыл усмешку от мальчишеского энтузиазма Хоука. Месяц монотонного труда и он дважды подумает о том, чтобы сравнивать работу во вспомогательной кабине крана с чем-то похожим на роль модератуса титана.

— Можно? — спросил Тота Мю-32, протягивая руку и собираясь осмотреть новую кожу на висках и лбу Авреема. Тот кинул, а Расселас Х-42 напрягся от фамильярного прикосновения надсмотрщика. Авреем махнул аркофлагелланту успокоиться. Неважно сколько раз Авреем велел ему перестать считать определённых людей угрозами Расселас Х-42 по-прежнему рассматривал всех приближавшихся, как потенциальных убийц.

Хотя теперь на нём были просторные одеяния, тяжёлые рабочие ботинки и кевларовый бронежилет, подогнанный под невероятно мускулистую фигуру, Расселаса Х-42 не возможно было принять ни за кого иного, кроме палача, кем он и был. Пусть сейчас его руки и скрывали широкие рукава мантии кающегося грешника, они оставались блестящими серебром электро-цепами, способными с одинаковой лёгкостью разрывать сталь и кости. Затылок и макушку черепа защищал металл, а на лбу гордо покоилась круглая Шестерёнка Механикус из кроваво-красного железа. В тенях под капюшоном сверкали острые металлические зубы, и вспыхивающая боевая оптика мерцала тусклым вишнёво-красным светом.

— Знаете, вам совсем ненужно носить командную гарнитуру, — сказал Тота Мю-32. — Если вы сконцентрируетесь сильнее, то унаследованные от отца аугметические глаза смогут показывать инфосферу более эффективно.

Авреем кивнул. — Знаю, но не уверен, что смогу полностью контролировать загрузку ноосферных данных и чувствовать себя комфортно в одиночку управляя «Виртаненом».

— Вы — благословлённый Машиной, — ответил Тота Мю-32. — Доверьтесь Омниссии и всё будет хорошо.

— Если этот чёртов ублюдок благословлён Машиной, то, какого хрена он едва не сломал манипулятор нашего крана? — раздался резкий голос.

Авреем повернулся и в этот момент из-за угла широкой опорной плиты «Виртанена» показалась группа из шести человек. Все шесть были в комбинезонах крепостных, их лица выглядели такими же усталыми и подлыми, как у бригад нижних палуб «Сперанцы». У троих виднелась аугметика на руках и черепах, остальных украшали татуировки крана, ирокезы и ритуальный пирсинг в бровях. Они несли тяжёлые силовые ключи и другие, выглядевшие столь же опасными инструменты.

Прямо под кожей говорившего пульсировала грубо нанесённая электро-татуировка в виде волчьей головы, покрытая биоэлектрической статикой. Он держал гудящий магнитный молот в усиленных поршнями руках и, похоже, умел им пользоваться в ограниченном пространстве.

– «Вульфси», — сказал Авреем.

— Это вы, сукины дети, едва не задели нас! — разозлился Хоук. — Что, во имя Тора, такие слепые идиоты, как вы забыли в кабине крана?

Горячность Хоука застала подошедших врасплох, но, несмотря на эмоции, новоиспечённый крановщик был прав. Опасное сближение являлось ошибкой команды «Вульфси», но было не похоже, что они разделяли его мнение.

— Слушайте, — начал Авреем. — Ничего же не произошло, так? Никто не пострадал и все будем осторожнее в следующий раз, верно?

— Никакого следующего раза не будет, — прорычал предводитель бригады «Вульфси». — Медицинская каталка — вот единственная вещь, которой ты будешь управлять.

Инфоток Тота Мю-32 запульсировал бинарными символами власти.

— Вы должны немедленно вернуться на свои посты, — сказал он. — Если нарушение протоколов управления краном имело место, то заверяю вас, что виновные понесут заслуженное наказание.

— Не вмешивайтесь, надсмотрщик, — предупредил человек, положив магнитный молот на плечо. — Крановщики разбираются по своим правилам.

«Это, по крайней мере, правда», — подумал Авреем, но сейчас он жалел об этом.

Человек бросился к Авреему, замахнувшись молотом по жестокой дуге.

Авреем почувствовал порыв воздуха, и мимо пронеслось чёрное пятно. Он вздрогнул, когда раздался щелчок электро-кнута. Посмотрев вверх, он увидел, что лидер крановщиков «Вульфси» приколот к опорной плите «Виртанена».

Левая рука Расселаса Х-42 вытянулась струной, электро-цепы стали твёрдыми, пронзили человеку плечо и подняли на метр над палубой. По комбинезонам крановщика потекла кровь, а лицо побледнело от боли и шока. Расселас Х-42 отвёл правую руку, визжащие цепы превратились в режущие когти потрескивающего металла.

— Жизнь или смерть? — спросил аркофлагеллант.

Между мучительными рыданиями крановщик прокричал. — Жизнь!

Расселас Х-42 подался вперёд, глаза убийцы и пульсирующая Шестерёнка Механикус омывали лицо человека кроваво-красным светом.

— Он говорит не с тобой, — произнёс Авреем. — Он спрашивает у меня, должен ли убить тебя.

— Нет, пожалуйста! — завопил человек, отчаянно пытаясь не дёргаться, чтобы не расширить рану в плече. — Не убивайте меня!

Остальная бригада «Вульфси» отступила от аркофлагелланта, напуганная его невероятной скоростью и силой. Вдоль его руки показались химические шунты, подкожные адреналиновые стимуляторы приготовились перевести биомеханического убийцу в боевой режим. Любой, кому не повезло оказаться на пути неистового аркофлагелланта, почти наверняка умрёт, а слухи о том, как Расселас Х-42 вырезал эльдар распространились по нижним палубам подобно вирусу.

Агрессия команды «Вульфси» испарилась, как вода над огнём. Они побросали импровизированное оружие и отступили с поднятыми руками.

— Отпусти его, Х-42, — велел Авреем. — Он больше не будет создавать проблем, не так ли?

Мужчина покачал головой, прикусив губу, сдерживая крик.

Цепы-когти аркофлагелланта вернулись в перчатки, и человек упал на палубу, взвыв от боли. Сжимая раненое плечо, бригадир «Вульфси» направился за собратьями-крановщиками, испуганно оглядываясь на аркофлагелланта, словно ожидая, что тот атакует, как только он повернётся к нему спиной.

Расселас Х-42 проигнорировал его и накинул капюшон.

Хоук ликующе закричал, согнувшись от веселья.

— Вы видели его лицо? — сумел произнести он, давясь от смеха. — Шары Тора, уверен, что он собирался нагадить себе в штаны!

Аркофлагеллант встал за плечом Авреема, запах химически стимулированной физиологии превратился в сильную терпкую вонь. К этому времени уже собралась толпа, чтобы понаблюдать за стычкой, но люди отступили под взглядом аркофлагелланта, мёртвые глаза которого следили за ними, как за скотом на бойне.

Авреем, видел, что, сколько лиц вытянулось в страхе, столько же и засветилось обожанием.

— Мы должны вернуть Х-42 в дормис-палату, где я снова попробую активировать его успокоительный шлем, — сказал Тота Мю-32. — Я не могу позволить ему оставаться с вами. Тот крепостной выжил чудом.

— Его рана не слишком серьёзна и он больше не станет беспокоить нас, — сказал Койн.

— Ты неправильно понял, — возразил Тота Мю-32. — Надсмотрщик «Вульфси» услышит об этом. Как и высокопоставленные магосы, сомневаюсь, что им понравится, что простой крепостной с нижних палуб владеет аркофлагеллантом. А когда они узнают, что я сделал для вас аугметическую руку, нас обоих ждут неприятности.

— Что, по-вашему, они сделают? — спросил Авреем.

— Они придут забрать Х-42. И вашу руку.

— Хотел бы посмотреть, как они попробуют, — сказал Хоук, подняв руку и собираясь дружески хлопнуть аркофлагелланта по плечу. Он убрал её, когда Расселас Х-42 повернул голову и обнажил острые металлические зубы.

— Да, — с мрачным удовольствием сказал Авреем. — Пусть попробуют.

— Открывай, — произнёс Робаут, и Павелька отключила системы безопасности, которые сохраняли воздух внутри герметичного грузового отсека. Окружавшие ромбовидную рампу высадки лампы начали вспыхивать вращающимися жёлтыми сигналами. Над палубой разнёсся вой сирены, предупреждая о разгерметизации на случай, если они оказались неожиданно ослеплены. Ванты задрожали из-за внезапного исчезновения воздуха, и у Робаута зашумело в ушах от выравнивания давления с внешним миром.

Даже несмотря на термоэлементы, вплетённые в ткань скафандра, он ощутил острый холод мира снаружи. Жёлтый свет сменился на красный, хотя недвусмысленный смысл предупреждения оказался бы бесполезен для любого, кто не покинул грузовой отсек, потому что они были бы уже мертвы из-за отсутствия атмосферного давления.

По обеим сторонам посадочной рампы заскрипели поршни метровой толщины, выдвигая тяжёлую металлическую плиту наружу, создав зубчатый скат на поверхность планеты. Робаут потрясённо заморгал от ослепительной яркости отражённого ото льда солнечного света, пока поляризационные фильтры не затемнили шлем.

— Давайте посмотрим, на что похожа планета за пределами галактики, — произнёс Робаут, выезжая из шаттла в город железа и шума, арочных молний и гор кованого железа, которые выглядели слишком большими, чтобы надеяться сдвинуться с места.

Космопорт-мегаполис.

Вот что стало первым впечатлением Робаута после высадки из шаттла «Ренарда». Грав-сани грациозно скользили над шестиугольными плитами сотовидных пластин, типичных для любой посадочной площадки Империума, и резко затормозили, когда он снизил мощность двигателя.

— Почему мы остановились? — спросила магос Павелька. — Возникла проблема?

Робаут повернулся в кресле грав-саней, но слова застыли у него в горле, когда капитан увидел, как посерела кожа магоса.

— Мой кожный слой укрепился, чтобы противостоять различным уровням радиации, давлению и температуре, — произнесла она, отвечая на неизбежный вопрос.

— А, тогда хорошо, — сказал Робаут, собираясь с мыслями, чтобы ответить на первый вопрос Павельки и не показаться грубым или разочарованным. Он потратил несколько секунд, осматриваясь и замечая множество квадратных контейнеров, выгруженных из кораблей Механикус сервиторами в экзо-броне. Гусеничные заправщики двигались мимо потрескивающих пустотных генераторов по строго определённым маршрутам, в то время как армия кранов укладывала постоянно растущую гору припасов в укреплённые склады. Герметичная техника кадианцев выкатывалась из вместительных трюмов имперских десантных кораблей, но сначала логисты Механикус проверяли целостность корпусов, прежде чем разрешить двигаться дальше.

Благодаря активности Механикус на поверхности Катен Вениа не осталось даже намёка на то, что планета представляла собой неизведанный мир в последние минуты существования.

— Это похоже на любой другой перевалочный центр, — сказал он.

— А на что это, по-вашему, должно быть похоже? — спросила Павелька. Робаут пожал плечами, не самое простое дело в громоздком скафандре. Радость от обнаружения миров и открытия неизведанных регионов космоса никогда не покидала Робаута, сколько бы новых небес и девственных горизонтов далёких планет он не повидал. Хотя посадочные площадки были переполненными жрецами в мантиях, сервиторами с серой кожей и шумной деятельностью, он не видел ничего, что напоминало бы радость, только монотонное выполнение повседневных задач.

— Я думал, что это место будет отличаться, — ответил Робаут. — В конце концов, мы исследуем новый мир.

— Незнакомая окружающая среда — ещё большая причина работать по установленным методологиям.

Робаут понимал бессмысленность объяснений, что исключительный момент истории втаптывался в грязь перемалывающей механической активностью Механикус, но чувствовал, что должен попытаться.

— Это мир за пределами галактики, Иланна, — сказал Робаут. — Мы первые люди, которые ступили на него больше чем за три тысячи лет. Для тебя это ничего не значит?

— Соглашусь, что с научной точки зрения этот мир представляет значительный интерес, но геологически он ничем не отличается от остальных: металлическое ядро, слои камня и льда. Он ничем не отличается от любого планетарного тела в пределах условных географических границ имперского пространства. Скоро расширяющаяся корона звезды поглотит его. И затем всё закончится.

— Я не могу объяснить так, чтобы ты поняла, Иланна, но этим моментом нужно наслаждаться и его нужно зафиксировать. Когда моряки переплывали далёкие океаны Старой Земли среди них не было человека, который бы не испытывал удивление от увиденного. Если они возвращались живыми, то их чествовали как героев, бесстрашных исследователей, повидавших людей и места, которые невозможно представить.

— Этот момент регистрируют, — ответила Павелька. — Большим количеством способов, чем вы можете представить.

— Я не это имею в виду.

— Я знаю.

Робаут покачал головой, раздражённый буквальностью Павельки, но прежде чем он продолжил попытки убедить магоса, что она упускала суть, воздух расколол оглушительный грохот звуковой волны и рёв двигателей.

— Что за…? — начал он, одновременно с тем, как множество аварийных сигналов вспыхнули на диспетчерских вышках посадочных площадок и многочисленные струи пара вырвались в небо, предупреждая приближающийся корабль о несанкционированном отклонении от курса.

— Что это? — спросил Адара, прикрыв визор перчаткой, чтобы лучше рассмотреть пятно чёрно-белого цвета над сверкающими пиками азотных ледников.

Ревущий корабль исчез из вида, но Робаут точно знал, что это было.

— Это — «Громовой ястреб», — сказал он. — Проклятые Храмовники идут впереди нас!

— Похоже, ревность крестоносцев распространяется на исследовательские путешествия не меньше чем на военные кампании, — заметила Павелька.

— Чёртов Танна, — выругался Робаут. — Архимагос Котов обещал нам право первого прохода.

— Не похоже, что Храмовники знают это, — сказал Адара.

Робаут расстроенно ударил кулаком по панели управления. Проделать весь этот путь только для того чтобы кто-то другой первый достиг места назначения было непросто обидно, а являлось тяжёлым ударом по всему, чего он собирался достичь.

— Заключение: Думаю любое разочарование, которое вы испытываете, скоро пройдёт, — сказала Павелька, осматривая посадочные площадки.

— О чём ты говоришь?

Павелька указала за его плечо. — Потому что выходят сухопутные левиафаны.

Прошло много лет с тех пор, как Танна управлял «Громовым ястребом», но полученные на полях битв знания вернулись, едва он сел в кресло пилота. Сквозь поляризованное бронестекло кабины открывался изумительный вид: великолепное небо блестящего северного сияния, высокие ледники замороженного азота и клубившиеся штормы испарений. Отмели переохлаждённого тумана вздымались в непредсказуемых атмосфериках и ослепительные лучи света вырывались из водопадов газа.

Он сохранял высокую скорость десантно-штурмового корабля после того как вышел из боевого пикирования, проигнорировав повторяющиеся требования из контрольных бункеров Механикус восстановить электромагнитную привязь. Дух-машина «Барисана» отклонял все приказы, и Танна усмехнулся, представив изумлённых и пытавшихся понять, что произошло магосов, весь полётный график которых рухнул.

Адептус Астартес не подчиняются приказам других, не сейчас и никогда. Он позволил «Барисану» следовать на электромагнитной привязи до входа в атмосферу, а затем вернул управление. Вызывала смех сама мысль Механикус, что они могут подчинить гордый корабль Чёрных Храмовников.

— Как давно вы в последний раз управляли десантно-штурмовым кораблём, сержант? — спросил Ауйден, усевшись в кресло второго пилота и положив руки на вспомогательную контрольную панель.

— Шестьдесят лет назад, плюс-минус, — ответил Танна.

— Плюс-минус? Такая неточность не похожа на вас.

— Хорошо: шестьдесят восемь лет, пять месяцев и три дня.

— А, это заставляет меня чувствовать себя намного лучше во время полёта с почти нулевой видимостью в тумане на малой высоте над разрушающейся планетой, — сказал Ауйден, кивнув на панель авионики, где почти каждый экран шипел статическими помехами и показывал противоречивые данные ауспика. — Разумеется, вы знаете куда направляетесь?

— Полученная от Механикус информация содержит примерное местоположение.

Ауйден постучал по бесполезному экрану. — Примерное?

Танна кивнул. — Неужели будет сложно найти что-то столь огромное, как космический корабль?

Он посмотрел на Ауйдена и несмотря на предостережения, сержант понял, что апотекарий согласен с его решением не подчиниться приказам Механикус и первыми достигнуть «Томиоки». Быть Чёрным Храмовником — значит неустанно расширять границы Империума и покорять обнаруженное во имя Императора. Ауйден понимал это, как и каждый воин на борту «Барисана».

— Сюркуфу это не понравится, — заметил апотекарий.

— Сюркуф — смертный, мы — Адептус Астартес. Скажи, кто больше имеет прав находиться в авангарде этого крестового похода?

Ауйден кивнул и замолчал, потому что Танна увеличил мощность двигателей и набрал высоту, уклоняясь от десятикилометрового гейзера из жидкого азота. Ледяная крошка хлестнула по кабине, и Танна внимательно следил за температурой двигателя. Реакция «Барисана» на команды уже стала медленной, потому что замороженные газы покрыли льдом передние кромки крыльев и рулевые поверхности. Сержант перенаправил выхлопные газы вдоль крыльев, плавя лёд, но окружающая среда оставалась неумолимой.

— Сколько ещё до «Томиоки»? — спросил Ауйден.

— Неизвестно, но точно недолго, — ответил Танна, направляя корабль между двумя высокими горами распадающегося льда. — Судя по исходным данным Котова, предположительно флагман Телока находится не далее чем в шестидесяти километрах от посадочных площадок. Дальномеры авионики не функционируют, но, по моему мнению, она прямо за этой долиной.

Ауйден поднялся из кресла второго пилота. — Тогда я подготовлю воинов.

Танна рискнул оглянуться и сказал. — Механикус не сильно отстанут от нас, Ауйден. Я просто хочу убедиться, что здесь безопасно, пока они не появятся.

— Ясно.

Танна вернулся к полёту и направил «Громовой ястреб» в узкую долину. Среди облаков замерзающего тумана и ослепительно сиявших азотных ледников он увидел, что в долине возвышается множество блестящих кристаллических башен, напоминавших огромные колонны какого-нибудь разрушенного храмового комплекса Старой Земли. Мерцающие изумрудные молнии танцевали в дымке между кристаллическими шпилями, ни один из которых не был меньше двадцати метров толщиной, и ветви отвратительного света лизали конические навершия, словно шипящее пламя перегоревших электросвечей.

Хлёсткие разряды образовали дугу между колоннами и устремились к кораблю Храмовников. Танна ушёл в сторону от сверкающей электрической энергии и выругался, почувствовав, что упала мощность двигателей.

— Что-то не так? — спросил Ауйден, остановившись в двери кабины.

— Не знаю, — ответил Танна, стараясь сохранить высоту, но ещё больше зелёных разрядов протянулось от кристаллических колонн к «Барисану». Из ауспика вырвался сноп искр, и сержант ощутил, как корпус десантно-штурмового корабля задрожал, словно раненый грокс. Панель с топографами взорвалась, и из разрушенного механизма повалил дым.

В этот момент корабль накренился, словно от удара сверху и Ауйдена отбросило в десантное отделение. Голова Танны покачнулась вперёд, когда двигатели заглохли от неконтролируемой электрической перегрузки. Крылья окутал дым, и сержант изо всех сил старался удерживать нос «Барисана», который превратился из высокоманёвренного штурмового корабля в падающий с неба ста тридцати тонный кусок металла.

Чёрная скала мелькала по обе стороны от кабины, всего в трёх метрах от законцовок крыльев «Барисана», который пулей вырвался из долины кристаллических колонн, и полетел над широким плато, окружённое кольцом зубчатых пиков. Оно напоминало поверхность бурного озера, мгновенно застывшее в какую-то далёкую эпоху, сохранив на поверхности каждую небольшую волну и рябь.

Увиденное в центре плато превзошло все ожидания и оказалось настолько невероятным, что Танна не поверил своим глазам.

— Держитесь, держитесь, держитесь! — крикнул он, потянув на себя штурвал, когда земля помчалась навстречу резко падающему десантно-штурмовому кораблю. — Мы снижаемся!

Прежде чем он успел сказать что-то ещё, «Барисан» врезался в гладкую поверхность со звуком разбившихся одновременно миллионов окон.

МИКРОКОНТЕНТ 03

С типичной функциональностью языка Механикус девять машин, покидавшие высокие корпуса огромных посадочных модулей, называли сухопутными левиафанами. Робаут сразу же увидел, что это были слишком слабые слова для подобных колоссов. Ни одна из них не была ниже пятидесяти метров, а одна почти в два раза возвышалась над остальными. Большинство двигались на гусеницах в десятки метров шириной, некоторые на огромных сверхплотных колёсах, размером со средний дом, а оставшиеся на огромных громыхавших механических ногах.

Все они отличались, потому что были созданы за бесчисленные века на разных мирах-кузницах, а их строители обладали различными технологическими ресурсами, материалами и эстетическими представлениями. По некоторым признакам можно было заметить, что большинство обладали одинаковым шасси, но полученные в боях повреждения, столетия интенсивной эксплуатации, усовершенствований и улучшений направили их развитие по разным путям. Независимо от способа передвижения каждый сухопутный левиафан представлял собой мобильную гору с совершенно бессистемно установленными башнями, казавшимися ненадёжными подмостками и штампованными профилями, назначение которых Робаут не мог понять.

Каждый нёс гордое имя и красовался геральдикой родного мира-кузни и бинарной информацией, символизирующей принадлежность к различным силовым блокам Механикус. Из сотен выхлопных отверстий поднимались шлейфы отработанных газов, а вокруг зубчатых надстроек искрились электрические разряды.

Самым грандиозным из них был «Табуларий».

Сухопутный левиафан архимагоса Котова передвигался на пятидесяти огромных трапециевидных ногах, которые располагались параллельными рядами по двадцать пять, и каждый ряд был триста метров длиной. Корпус соединялся с ногами при помощи гигантских выдвижных колонн: сложной системы из жёстких механических мышечных поршней и шарниров-шестерёнок. На каждой виднелись десятки рифлёных кабелей и линий электропередач, которые в свою очередь соединялись с молотильными рычагами, гремевшими назад и вперёд на двигательных палубах. Каждая чудовищная нога поднималась на пять метров, перемещалась вперёд, а затем с грохотом опускалась, с оглушительным эхом раскалывая землю.

Как и «Сперанца» он был стар, но если ковчег Механикус оказался среди звёзд относительно недавно, то говорили, что «Табуларий» прокладывал путь по мирам во время Великого крестового похода. На огромном корпусе в слоях стратифицированной рубцовой ткани виднелись свидетельства тех давних лет — одни он заработал в боях, другие в не менее жестоких приступах модернизации и расширения.

Наружный слой каменной кладки и стали придавал верхней части вид большого каменного города, напоминая древнюю Трою или Александрию, которые обрели способность передвигаться. Фронтальную секцию венчал конический нос, как у галеонов древности, где размещался защищённый пустотными щитами купол из полированного розового мрамора, золота и серебристой стали.

Внутри позолоченного купола «Табулария» эстетика океанского галеона сохранялась в тёплой древесине и медных предметах, располагавшихся по всей командной палубе. Начищенный паркет отражал диффузный свет свисавших с арочного свода люминесцентных сфер, и каждый из сотни сервиторов и трэллов носил парчовые сюртуки насыщенного тёмно-синего цвета.

С потолка свисал руль огромного судна, архаичное средство контроля, но по марсианской легенде это был штурвал с флагмана великого терранского адмирала Старой Земли, который забрали после блистательной победы при Тараф-аль-Гарбе. Им управлял магос Азурамаджелли при помощи аугметированного сервитора, чьё тело пересадили в биоинтерфейсную колонну, а руки заменили поршневыми бронзовыми кронциркулями. Конечности-манипуляторы Азурамаджелли идеально подходили для управления сухопутным левиафаном, но он предпочитал контролировать «Табуларий» через помощника-сервитора ещё с тех пор, как обладал органическим телом.

Сейчас же магос астронавигации представлял собой сочленённый стальной каркас с несколькими стеклянными колпаками, подвешенными в противоударных полимерах. Прочные, как алмаз контейнеры хранили мозговое вещество Азурамаджелли, каждая отрезанная часть покоилась в биопроводящем геле и параллельно соединялась с когнитивными машинами «Сперанцы», смеясь в лицо закону Амдала.

— Так держать, — сказал Азурамаджелли. — Бригады плазменных реакторов сообщают о достижении устойчивой температуры, а со всех двигательных палуб докладывают о полной готовности. Отдать приказ, архимагос?

— Что за идиотский вопрос? Разумеется, отдать приказ, — раздражённо произнёс Котов, его гнев был столь силён, что подавил нормальные логические процессы. — Я хочу, чтобы мы не теряя ни секунды, направились за этим чёртовым «Громовым ястребом», Азурамаджелли. Ты слышишь меня? Пусть реакторы раскалятся докрасна, а двигательные бригады работают до смерти, если мы сможем добраться до «Томиоки» быстрее.

— Как прикажете, — ответил Азурамаджелли, передав силу команды архимагоса на технические палубы кратким взрывом бинарного кода.

Командный трон левиафана располагался на наклонном помосте из красного дерева с золотистыми оуслитовыми прожилками, и был оборудован многочисленными управляющими интерфейсами. Котов выбрал для себя тело из блестящих пластин нефрита, за которыми скрывалось гибридное объединение искусственной нервной системы и умело чередующейся кибернетики былой эпохи. Его фигура с идеальными пропорциями создавалась по лекалам погребённых королей давно умершей культуры Терры, чьи жрецы умели сохранять биомассу своих правителей на протяжении тысячелетий.

Бритая голова Котова блестела свежими священными крестильными маслами, а спинные разъёмы соединяли архимагоса с ноосферной сетью левиафана и растущим инфотоком. В это же время глава экспедиции подсознательными тактильными жестами просеивал сводные данные, которые ему передавали магосы-командующие остальных сухопутных левиафанов.

Он разделил сознание между несколькими потоками параллельно обрабатываемых данных, отгородив их в изолированных участках разума. Трижды очищенные масла горели на его плечах в жаровнях, вырезанных в форме рычащего легендарного «Арес Ликтора», помогая рассеивать избыточное тепло увеличенных познавательных способностей. Несмотря на многочисленные автономные потоки в системах управления «Табулария» высшие мыслительные функции Котова поддерживали связь с магосом Блейлоком и «Сперанцей» на орбите.

Механические пальцы Котова выбивали ритмичную дробь по подлокотнику трона, а на его теле вспыхивали отблески вращавшихся световых панелей. Более тысячи значков размером с песчинку окружали архимагоса, словно облако танцующих светлячков, каждый служил идентификатором и показывал прогресс в продвижении к тому месту, где покоилась «Томиока».

Кроме Чёрных Храмовников, чей десантно-штурмовой корабль сорвался с привязи и умчался вперёд.

Первой реакцией Котова была ярость: это была его экспедиция, собранная его волей и ведомая к его цели, но мгновения рвения крестоносцев хватило, чтобы Чёрные Храмовники украли у него момент величайшего триумфа.

Но в шести километрах от источника сигнала «Томиоки» ретранслятор «Барисана» отключился.

Стоявшая около ауспика Линья Тихон пыталась восстановить связь с сержантом Танной, но пока все её усилия не увенчались успехом.

— Где они? — властно спросил Котов, когда — даже после тысячи анализов — он так ничего и не узнал о местоположении космических десантников. — Почему ауспик не может зафиксировать ретранслятор их корабля? Ведь даже Храмовники не настолько глупы, чтобы вмешаться в его работу?

— Согласна, это маловероятно, — ответила Линья Тихон, просеивая миллионы информационных показателей, поступавших с внешних топографов. «Табуларий» обладал тысячами всевозможных ауспиков, но не один не мог найти «Барисан». Если не обращать внимания на едва заметный блеск аугметики ниже волос и многочисленные кольца медных проводков, видневшиеся из рукавов алой мантии, её можно было бы принять за обычного человека, но ничто не было более далёким от правды.

— Возможно, Храмовники отключили ретранслятор? — спросил Котов Линью, но женщина покачала головой.

— У них нет технодесантника, — ответила она. — Хотя меня больше беспокоит тот факт, что из места, где был потерян сигнал, не поступают данные ни от ауспика, ни от дистанционных дронов-топографов.

— Слепая зона? — спросил Котов. — Такое не редкость на подобных энтропийных мирах.

— Так и есть, — согласилась Линья, — но экстраполирование искривления слепой зоны указывает на идеально круглую тень мёртвого пространства с центром прямо на «Томиоке».

Котов загрузил данные Линьи и увидел, что она права. То, что он принял за помехи сенсоров, вызванные гибелью планеты, по факту оказалось столь геометрически правильным, что не могло не являться искусственного происхождения.

— Не нужно быть технодесантником, чтобы отключить ретранслятор, — возразил Криптаэстрекс, стоявший возле поста управления двигателями, его массивное тело скорее напоминало ранние модели боевого робота предшественников Марсианского Духовенства, чем высокопоставленного магоса логистики. — Один из них легко мог испортить его, вполне ожидаемый поступок от не-Механикус.

Сервоконечности Криптаэстрекса и грубо сочленённые руки плотно прижимались к телу, их большие зажимы больше подходили к промышленным деталям технической палубы, чем к требующим осторожного обращения загрузочным портам командного мостика.

— Нет, — настаивала Линья. — Вы приравниваете их рвение к глупости. Космические десантники с высочайшим почтением относятся к своему боевому снаряжению, это распространяется и на транспортный корабль. Ни один воин не совершит такую глупость, рискуя повредить машину, на которой он направляется в бой.

— Кроме тех случаев, когда они не собираются участвовать в бою, — произнёс магос Хиримау Дахан, секутор кланов скитариев «Сперанцы», прохаживаюсь по палубе, словно робот-охранник с ошибкой бесконечного цикла в диске задач. — Это — исследовательская миссия.

— Не удивлюсь, если Чёрные Храмовники знают что-то, чего не знаете вы, — сказал скрипучий голос с чередующимся тембром, напоминавший звуки неисправного вокс-передатчика.

Дахан посмотрел на заговорившую с ним мерзость, и его инфоток затуманился символами угрозы боевых программ. Точная оптика Котова отметила, что органические части тела Дахана всё ещё приспосабливались после превосходного ремонта Тарентека, исправившего повреждения от термической ударной взрывной волны плазменного деструктора «Лупы Капиталины». Дахану ещё требовалось время для полной синхронизации с системами смертоносных технологий и несколькими оружейными руками, но секутора нельзя было назвать магосом с большим запасом терпения.

— Не удивлюсь, если ты знаешь что-то, чего не знаем мы, — прорычал Дахан, согнув нижние руки в боевой готовности. — Что-то что ты не рассказала нам об этом мире.

Существо, к которому обращался Дахан, называло себя Галатеей и являлось биомеханическим извращением всех Универсальных законов Адептус Механикус.

Внешне оно было не столь уж и необычным в сравнении со многими химерическими адептами Культа Механикус: массивное тело состояло из низкого паланкина разнообразных машинных частей, собранных в нечто среднее между пауком и скорпионом. В центре конструкции располагался манекен в багровой мантии, созданный в виде адепта Механикус с серебряными глазами. Его окружали семь мозгов, плававших в биопитательном геле в контейнерах и соединённых пульсирующими электрокабелями.

Самим своим существованием Галатея оскорбляла Механикус — способная эвристически мыслить машина, которая тысячи лет убивала жрецов, направленных на её манифольдную станцию. Она встраивала их мозги в свою нейронную архитектуру и прошла быстрое развитие по направлению к ужасающей и давно объявленной вне закона форме искусственного интеллекта. Но когда украденный разум понимал, что навечно оказался в ловушке внутри искусственной нейроматрицы, то неуклонно погружался в бездну безумия.

Если машина решала, что разум больше не пригоден для использования, мозг вырезали из гештальт-сознания, готовясь к следующему ужасающему внедрению.

— Ну? — не уступал Дахан, послышались щелчки, когда он обнажил шоковые клинки нижних рук. — Ты знаешь что-то об этом мире, что не сказала нам?

В любой ситуации, которую предстоит решить насилием, Котов мало кого из Культа Механикус хотел бы видеть рядом вместо Хиримау Дахана. Но Галатея так глубоко проникла в системы управления «Сперанцы», что любая попытка навредить её грозила обернуться для ковчега Механикус катастрофой. Котов не сомневался, что Дахан может убить Галатею, но как бы быстро он это не сделал, у машинного интеллекта будет более чем достаточно времени уничтожить «Сперанцу».

Мерцающий свет пробежал между соединёнными мозгами Галатеи. — Мы чувствуем, что за вашим беспокойством стоит большее, чем исчезновение боевого корабля Адептус Астартес. Разве вы не изменили своё мировоззрение, чтобы принять наше существование?

— Вы и так знаете, что Механикус никогда не смирятся с вашим существованием, — произнёс Котов, встав с трона и направляясь к системам топографов и ауспиков. — Поэтому, почему бы просто не ответить на вопрос секутора? Вы знаете, что случилось с Чёрными Храмовниками?

— Мы не отвечаем, потому что гнев магоса Дахана развлекает нас, — сказала Галатея, проигнорировав вопрос Котова и лязгая по палубе на разрегулированных конечностях. — Когда вы проведёте в одиночестве четыре тысячи шестьдесят семь лет, вы будите искать развлечение во всём.

— Я не проживу так долго.

— Проживёте. Магос Телок же смог.

— Откуда вы знаете? — спросила Линья Тихон, подняв взгляд от синих данных ауспика. — С тех пор как он прибыл сюда прошли тысячи лет.

Галатея предупреждающе погрозила пальцем. — Из всех людей вы должны знать это лучше остальных, госпожа Тихон. Разве не вы обнаружили несоответствия течения времени, что и стало первой причиной, почему вы с отцом согласились сопровождать магоса Котова? Вы видели полученные топографами «Сперанцы» данные. Вы знаете, как сильно в этой области космоса нарушен временной поток энергии. Немногие уцелевшие за галактической границей звёзды стареют гораздо быстрее, чем должны, за мерцание астрономического глаза превращаясь из звёзд главной последовательности в красных гигантов. Если это происходит то, кто знает, чего может достигнуть человек, использующий такие энергии? И человек, способный преобразовывать жизненные циклы сил бытия, конечно же, является индивидом, способным выйти за пределы отмеренного ему времени и использовать подобную технологию для других целей.

— Т. е. вы хотите сказать, что тень является побочным продуктом деятельности магоса Телока? — уточнила Линья.

— Мы полагаем, что это, безусловно, интригующая возможность, — ответила Галатея.

— Эта тень как-то меняется? — спросил Котов.

— Я не обнаружила заметных изменений на поверхности планеты, — ответила Линья, выводя на передний план географическую схему ландшафта. — Но данные отца на «Сперанце» указывают на мощный источник энергии, достигающий космоса в исходной точке, которая точно соответствует тому, что было бы краем теневой сферы, сфокусированной на «Томиоке». Мы не можем узнать, что находится в тени, но мы фиксируем, что её покидает что-то вроде резко нагретого экзотического излучения и волн материи, неизвестных ни одной базе данных Механикус. Магнитные аномалии и поток частиц неопределённого заряда поднимаются из ядра планеты, подобно электромагнитному вулкану, с достаточной силой, чтобы достигнуть экзосферы.

Котов подошёл ближе, изучая изображение на столе ауспика.

Карту отцентрировали на сухопутном левиафане, но она была зернистой и подёрнутой непонятной статикой, хотя обычно многочисленные топографы «Табулария» справлялись с любыми помехами. Карта в реальном времени показывала ландшафт в радиусе ста километров. В шестидесяти километрах к югу от посадочных площадок в самом центре тени находился объект их поиска.

Место, где покоился потерянный флагман магоса Телока.

— Есть ещё какие-нибудь эффекты тени, кроме того, что мы не знаем, что находится в её пределах? — спросил Дахан. — Они опасны?

— Для людей или машин?

— Для обоих.

— Я не рекомендовала бы длительное воздействие, но единовременное нахождение внутри тени в течение нескольких часов в экранированных космических скафандрах должно быть безопасно для скитариев, — ответила Линья.

— И для машин? — уточнил Котов.

Линья покачала головой. — Позвольте мне сказать так, архимагос. Учитывая, как мало мы знаем об истинной природе тени, я не рискнула бы входить в неё в чем-то, что не передвигается по поверхности.

— Отличное предложение, госпожа Тихон, — сказал Котов, открыл зашифрованный военный вокс-канал и стал ждать связи. Вокруг его инфотока появился агрессивный бинарный код, карта исчезла, а в центре стола замерцал собачий символ легио Сириус.

+ Говорит Зимнее Солнце, что вам нужно. +

— Принцепс Лют, — произнёс Котов. — Мне нужны ваши разведывательные титаны.

Их роли на нижних палубах возможно и изменились к лучшему, но в ежедневном существовании одна вещь оставалась неизменной, и это было качество еды. Пищеблок-86 по-прежнему представлял собой вместительный зал стучащих столовых приборов и ворчащих людей, пытавшихся съесть столько еды, сколько удалось урвать. В теории каждый крепостной должен был получать равную долю пищи от сервиторов, но и как во всех оказавшихся в изоляции больших группах сильные оставались сильными, отнимая еду у самых слабых.

Не то чтобы Авреему, Хоуку и Койну приходилось беспокоиться об этом благодаря присутствию Крушилы, огрина, которого схватили вместе с ними на Джоуре вербовщики Механикус. Крушила погиб, его убил воин-эльдар, которого прикончил Авреем, но даже без громадного напарника у них не было причин волноваться о недостатке еды.

Теперь у них её было слишком много: на столе лежали обетные дары и подарки от тех, кто слышал о чуде с плазменным пистолетом и слухи о Расселасе-42. Когда Авреем вернулся в столовую с новой бионической рукой, то только ещё сильнее укрепил свою репутацию привилегированного сына Омниссии.

— Не поймите меня неправильно… — произнёс Койн, запихивая кусок чёрствого хлеба в рот. Даже несмотря на то, что он смочил хлеб бежевой пастой из штампованного пластмассового подноса, ему потребовалось ещё почти тридцать секунд, чтобы прожевать кусок до такой степени, чтобы продолжить говорить. — Хорошо, что наше положение изменилось и новая работа в храме-кузне Тарентека просто благословение, но есть какой-нибудь способ использовать твоё… влияние, чтобы получить еду получше, чем это дерьмо?

— Мы не должны пользоваться нашим положением — ответил Авреем.

— Да ладно, Ави, — не согласился Хоук. — Какой смысл быть кем-то и не пользоваться своим положением?

— Но я не кто-то, — возразил Авреем.

Хоук усмехнулся, сложив руки в молитве. — Сказано, как человеком истинной божественности.

— Ты слышал, как они называют тебя? — заговорщическим шёпотом спросил Койн.

— Нет, как?

— Виталист, — ответил Койн. — После того, что ты сделал с Исмаилом.

Авреем повернулся на скамейке, и между столами туда, где Исмаил де Ровен, некогда бывший его начальником на Джоуре, а теперь ставший киборгом-сервитором, положил поднос с едой перед сгорбившим плечи крепостным. Как и сотни других сервиторов в столовой Исмаил следовал неизменной схеме поведения: разносил еду, собирал подносы и чистил зал для следующей смены.

— Я ничего не делал. Черепной капюшон Исмаила повредили, когда Механикус продули нижние палубы, спасая корабль от плазменного разряда. Удар восстановил то немногое, что осталось у бедняги после трепанации, а не я.

— Да, но затем он же пришёл к тебе? — спросил Хоук, достаточно громко, чтобы слышали люди в радиусе ближайших двух столов. — Не нужно быть учёным, чтобы понять, что ты имеешь к этому какое-то отношение.

— Но я не имею к этому никакого отношения, — раздражённо прошептал Авреем, увидев, как Исмаил остановился и повернулся в его сторону, словно узнал, что о нём говорят. Он едва заметно кивнул Авреему, и продолжил работу. Каждый крепостной, мимо которого проходил Исмаил, старался прикоснуться к рукам и предплечьям сервитора, словно тот являлся божественным талисманом.

— Если дело было во мне, то не думаешь, что в таком случае я вернул бы ему всю память? — продолжил Авреем. — Каким ублюдком нужно быть, чтобы восстановить только половину фактически мёртвого мозга? Свет Тора, ты можешь представить, что это за жизнь? Знать, что ты всего лишь бессмысленный дрон, но помнить разбитые фрагменты своего старого я… это — чудовищно.

— Лучше, чем то, кем он был, — сказал Койн.

— В самом деле? Не уверен. Думаю, если бы он знал, сколько потерял, то захотел бы вернуть неведение.

— Смотрите, — прервал спор Хоук. — Идёт драконий мальчик.

Авреему не нужно было смотреть, чтобы узнать о приближении Тота Мю-32, и он пожалел, что так и не рассказал Хоуку с Койном, что надсмотрщик поведал ему о секте, искавшей тех, кого считала благословлёнными Машиной.

Надсмотрщик склонился над столом и произнёс. — Тебе нужно уходить. Немедленно.

Авреем посмотрел на него и увидел подлинный страх на лице Тота Мю-32, который не могли скрыть даже имплантаты.

— Что происходит?

— Я же говорил вам, что старшие магосы не потерпят, чтобы вы управляли аркофлагеллантом, помните?

Авреем кивнул.

— Они идут. Прямо сейчас. Сайиксек в пути и он потребует, чтобы вы передали ему Расселаса Х-42. Затем он убьёт вас и ампутирует аугметическую руку.

— Что же нам делать? — спросил Койн, все мысли которого о более качественной еде мгновенно улетучились.

— Уходить. Немедленно. Найдите какое-нибудь укрытие, — сказал Тота Мю-32. — Я знаю, что у тебя есть несколько самогонных аппаратов, спрятанных ниже ватерлинии, крепостной Хоук. Отведи Авреема к одному из них и не говори мне к какому. Ты понял?

Хоук собрался было заявить, что понятия не имеет, о чём говорит надсмотрщик, но затем просто кивнул.

— Да, конечно. О’кей, вперёд.

— Слишком поздно, — сказал Авреем и в это время сквозь арочный вход в пищеблок-86 вошёл магос Сайиксек в сопровождении двадцати скитариев. Авреем встал из-за стола и начал искать другой выход, но у противоположного входа появились ещё двадцать скитариев.

— Всё, — сказал он, повернувшись к товарищам. — Отойдите от меня или они заберут и вас.

— Уже, — ответил Хоук, уже отступив к толпе крепостных. Койн последовал его примеру, что не удивило Авреема. Напарник-крановщик всегда больше интересовался собой, чем какими-либо представлениями о товариществе, но Авреем не мог на него сердиться. Если Механикус и в самом деле собирались убить его или решили забрать для какого-то жёсткого допроса или специального наказания, то пусть лучше схватят только его.

— Как жаль, что ты оставил Х-42 в спальном отсеке, — сказал Хоук на прощание. — Похоже, сейчас он бы тебе пригодился.

Скитарии приблизились к Авреему и Тота Мю-32, и они оба оказались в кольце воинов. Облачённые в чёрную глянцевую броню, украшенную блестящими чешуёй скорпионами, змеями и пауками, войска Механикус выглядели достойными соперниками Чёрным Храмовникам. Дробовики, метатели сетей и шоковые булавы показали Авреему, что его хотят взять живым, но не слишком беспокоятся, как сильно ему при этом достанется.

Кольцо воинов расступилось, чтобы магос Сайиксек смог встать перед ними, жрец Культа Механикус в тёмном капюшоне, который первым «приветствовал» Авреема и остальных на борту «Сперанцы». Его облачение и епитрахиль, украшенная вытравленными символами, были подёрнуты инеем, цилиндры похожего на паука ранца выпускали морозный пар, а обвивавшие тело магоса перекрученные кабели излучали холод. Его лицо скрывала бронзовая маска с угловатым вытянутым носом, как у чумного доктора с какого-то захолустного дикого мира.

— Я — Сайиксек, магистр двигателей, — произнёс магос, но Авреем уже знал это. Он уже встречался с ним, и информация обволакивала Сайиксека ноосферными волнами точно также как выдыхаемый машинами подёрнутый дымкой туман и справедливое негодование поведением Авреема. — Заявление: ты должен немедленно передать мне аркофлагелланта. Скажи, где он находится, его возможности и ключевую фразу, и как только я ампутирую незаконно установленную конечность, ты получишь наказание с более низким рейтингом. Отвечай немедленно.

— Расселас Х-42 признал хозяином крепостного Локка, — сказал Тота Мю-32. — Для любого опасно изменять это. Вы не должны пытаться разорвать их связь.

Сайиксек склонил голову в сторону Тота Мю-32, как человек, который увидел какую-то гадость на подошве ботинка.

— Идентификация: Тота Мю-32, надсмотрщик Тертий Лямбда. Ты не обладаешь достаточным рангом для такого заявления. Ты уже заслужил наказание, нарушив протокол биовнедрения. В случае продолжения неповиновения я лишу тебя звания и прослежу, чтобы твоя карьера была навечно связана с палубами переработки биологических отходов жизнедеятельности.

— Омниссия избрал крепостного Локка хозяином Х-42, — продолжал Тота Мю-32. — Подобные смертельные машины — избранный инструмент воли Императора. Ему было суждено найти Расселаса Х-42, я точно знаю это.

Авреем хотел сказать, что он с радостью отдаст аркофлагелланта и что вера Тота Мю-32 в него неуместна. Но стволы оружия заставляли держать язык за зубами. Сайиксек заговорил снова, и хотя его металлическое лицо осталось бесстрастным, Авреем почувствовал презрение в растущей ярости инфотока. — Ты заявляешь, что знаешь волю Омниссии, надсмотрщик?

— Нет, но я узнаю Его работу, когда вижу, — ответил Тота Мю-32. — Как узнали бы и вы, если бы соизволили покинуть высокие храмы инжинариума.

— Хватит, — сказал Сайиксек, махнув медной рукой и рассеивая холодные туманы. — Это — не дебаты. Сюзерен Травейн, взять их.

Скитарий рядом с Сайиксеком поднял дробовик, но прежде чем он успел передёрнуть затвор, из окружавшего Сайиксека тумана появилась металлическая рука и вырвала оружие. С громким треском оружие разломилось пополам, и Авреем увидел, как Исмаил протолкнулся сквозь ряды скитариев, встав перед Сайиксеком.

Он бросил обломки дробовика и произнёс. — Вам… нужно… уйти отсюда магос. Сейчас же.

Сайиксек отшатнулся от Исмаила и Авреем увидел всплеск отвращения магистра двигателей при виде сервитора, который обращался к нему явно по своей воле.

— Богохульство! — зло прошептал Сайиксек. — Вы все умрёте за эту техноересь.

— Но я ничего не делал! — закричал Авреем. — Он просто ударился головой!

— Воля Омниссии течёт в вас, Авреем, — сказал Тота Мю-32. — Не отрицайте её.

— Заткнись уже, пожалуйста! — выругался Авреем. — Послушайте, магос Сайиксек, я — не благословлённый Машиной, а всё произошедшее со мной — цепь глупых случайностей. В этом нет ничего мистического, во всём этом… Я не знаю совпадение это или какая-то дурацкая шутка!

Сказанное им пропало впустую, и Авреем знал, что в любом случае Сайиксек не поверит ни единому слову.

— Все… вы, — произнёс Исмаил, его лицо исказилось от напряжения. — Должны… уйти. Авреема Локка… нельзя… трогать. Мы… не позволим… причинить вред нашему восстановителю.

Авреем слушал слова Исмаила, не понимая их, но зная, что они только глубже погружают его в болото, в котором он уже и так был по самую шею.

— Предостережение: сервитор не может ничего требовать, — сказал Сайиксек, контроль Механикус, наконец, взял своё, несмотря на испуганное недоверие.

Напряжение на лице Исмаила исчезло. — Я могу.

— Немедленно дезактивируйся! — приказал Сайиксек, выпустив мощный поток бинарных отключающих команд.

Исмаил покачнулся от силы власти Сайиксека и опустился на колено перед магосом в красной мантии, склонив голову. Сайиксек направился мимо коленопреклонённого сервитора, но Исмаил протянул серво-конечность и крепко схватил его за руку.

Сервитор поднял покрытую металлом голову и посмотрел магосу прямо в глаза.

— Нет, — сказал он, вставая. — Мы. Не. Подчинимся.

Только теперь Авреем понял, почему Исмаил говорил мы.

Скитарии были окружены сплошным кольцом плоти и железа из сотен раздававших еду сервиторов, каждый из них внимательно наблюдал за развернувшейся в столовой драмой. На взгляд Авреема скитариев окружили, по крайней мере, пятьсот сервиторов, все тяжело аугметированные с мощными серво-руками и блокираторами боли.

Исмаил как-то сказал, что может слышать других сервиторов, но Авреем и предположить не мог, что связь была взаимной.

— Он помогает нам помнить, — сказал Исмаил, оттолкнув Сайиксека. — И мы… не позволим вам забрать… его.

Сайиксек медленно осмотрелся вокруг и его ужас был очевиден даже несмотря на аугметику. Естественный ход вещей нарушился, и магистр двигателей понял, что оказался в реальной опасности. Сервиторы были безоружны и один на один не шли ни в какой сравнение с хорошо тренированными вооружёнными скитариями.

Но на их стороне было подавляющее численное превосходство и если дело дойдёт до насилия, то ни сам Сайиксек, ни эскорт скитариев не покинут это место живыми.

— Что ты наделал, крепостной Локк? — спросил Сайиксек. — Аве Деус Механикус… что ты наделал?

— Я ничего не делал!

Исмаил поднял механическую руку над головой, манипулятор на её конце сжался словно кулак.

И по всему ковчегу Механикус десятки тысяч кулаков взметнулись в его поддержку.

МИКРОКОНТЕНТ 04

«Пёс войны» был быстрым охотником, невидимым убийцей на льду. «Амарок» двигался по лабиринту каньонов в казавшейся невозможной для такой огромной машины тишине. Тяжёлые шаги почти не издавали звуков, пока Гуннар Винтрас петлял по сверкающему лесу кристаллических шпилей, которые вырастали изо льда и скал под невероятными углами и напоминали тонкие алмазные сталагмиты.

Оборотень откинулся на спину в контурном кресле «Пса войны», чувствуя движения механизированных мускулов, кислотные ожоги от напряжения механизмов и нейтронные ветра, завывавшие вокруг бронированного корпуса. Серебристые волосы принцепса были выбриты в нижней части черепа, открывая татуировки в виде глаз волка вокруг мозговых разъёмов в шее. Настоящие глаза оставались закрытыми, метаясь позади век, а заострённые зубы обнажились в диком оскале.

«Амарок» был прекрасной машиной, построенной мастерами прошлой эпохи, которые заботились о созданном ими оружии, в отличие от сегодняшних упрямых адептов, которые просто штамповали второсортные мануфактурные копии механического искусства.

Приятно вывести своего титана в настоящие охотничьи угодья. Тренировочные палубы магоса Дахана на «Сперанце» были огромными и просторными, но ничто не заменит передвижение по поверхности реального мира. Винтрас перевёл «Амарока» с осторожного шага на медленную рысь, постепенно направляя энергию от реактора в сердце «Пса войны» к обратно-сочленённым ногам из пластали и псевдомышц.

Он ощутил желание «Амарока» сломя голову помчаться охотиться по кристаллическому лесу из зеркальных шпилей, но подавил его.

— Ещё рано, дикое сердце, — сказал он, чувствуя, как нетерпеливое ядро духа манит его в потрескивающей связи манифольда. Дух титана беспокоился с тех пор как они вступили в то, что госпожа Тихон назвала тенью, которая по дуге растянулась на пути неторопливых сухопутных левиафанов. «Амароку» не нравился этот мир и Винтрас не мог винить его за это. Было что-то… неправильное в Катен Вениа, она словно пыталась затянуть с собой в неизбежную гибель и остальных.

Ауспик превратился в визжащую мешанину поступавших от кристаллических шпилей данных и потрескивающих помех, вызванных тенью. Оборотень полагался на внешние пикты «Амарока», руководствуясь только прицельным ауспиком и оставаясь без другой сенсорной информации.

Принцепсов более крупных титанов напугала бы столь ограниченная сфера осведомлённости, но принцепсы «Псов войны» были из другого теста и Винтрас наслаждался возможностью интуитивно вести титан. Из-за стен каньона он не видел сухопутных левиафанов Механикус, «Лупу Капиталину» или «Вилку», но это его вполне устраивало.

С тех пор как Зимнее Солнце открыл огонь по «Канис Ульфрика» Винтрас не спешил идти в тени «Владыки войны». Эти каньоны сильно напоминали тесные пещеры Беты Фортанис, и Винтрас не желал даже думать, что произойдёт, если Зимнее Солнце вспомнит то кошмарное сражение. Магос «Капиталины» утверждала, что манифольд титана очистили от сохранившихся после боя мусорных данных, но кто на самом деле мог сказать, что за призрачное эхо осталось в глубокой памяти столь древней и сложной военной машины, как «Владыка войны»?

Нет, пока лучше держаться от «Лупы Капиталины» подальше.

Неожиданно ауспик обнаружения вывел на топографический экран мигающие красные символы и пальцы принцепса непроизвольно сжались, а оружие в руках титана лязгнуло. Сработали автономные рефлексы, и Винтрас повернул титана, опустив корпус и направив вперёд оружие.

Системы боеприпасов загрузили разрывные снаряды в «Вулкан», а мощные конденсаторы турболазеров перенаправили энергию от увеличившего мощь реактора. Винтрас почувствовал, как руки распухли от смертоносной силы и жар в центре живота распространился по телу.

Продолжая двигаться, он поворачивал оскалившуюся волчью морду титана из стороны в сторону, выискивая цели или что-либо, что могло спровоцировать приведение систем в боевую готовность. Пары азотного льда играли шутки с видимостью, но Винтрас не замечал ничего враждебного.

В нескольких сотнях метров треснули коренные породы, и группа кристаллических шпилей рухнула на землю. Осколки падали сверкающим минеральным дождём, отбрасывая бесчисленные отражения титана.

Винтрас облегчённо выдохнул. Здесь не было никого кроме него.

— Сейсмическая активность, — произнёс он. — Вот и всё, красавица. Падающие шпили и перемещающиеся скалы.

Глыбы льда посыпались с края каньона, и принцепс ловко отвёл машину в сторону, избегая самых больших. Пустотные щиты защитили бы его, но никогда не стоит злить духа титана лишними повреждениями. Там где упал лёд, земля потрескалась на десятки метров, и Винтрас отошёл подальше от ненадёжной поверхности.

Он убрал с экрана данные ауспика обнаружения и снова направился вперёд между кристаллическими шпилями, успокоенный, что там нет ничего опасного. Он почувствовал недовольство «Амарока» в гуле двигателя и сопротивлении рук и ног.

— Полегче, — прошептал он. — Там ничего нет.

Но титан не соглашался, сохраняя оружие наготове и снова выводя ауспик обнаружения на экран.

Винтрас отменил команду титана. — Хватит, — резко произнёс он. — Ты становишься таким же нервным, как Зимнее Солнце.

В ответ в манифольде раздалось рычание, и принцепс почувствовал гнев великой машины в скачке болезненной обратной связи через спинной имплантат. «Амарок» был не из тех титанов, что терпели покровительственный тон, его дух был одиноким хищником, убийцей, который скрывался во тьме и атаковал без предупреждения.

Он не станет шарахаться от теней и Оборотень глупец, если забыл это.

— Хочешь поохотиться? — спросил он. — Давай поохотимся. Ауспик на полную.

Поверхность Катен Вения выглядела болезненно яркой даже сквозь защитные фильтры шлема Робаута. Холодная иллюминация с ультрафиолетовым оттенком сливалась с мерцающими полосами полярного сияния, красный свет звезды менялся в видимом спектре в коктейле летучих газов, расцветавших во временной атмосфере, которая придавала им мерцающий подводный оттенок. Высокие горы замороженного азота проступали сквозь дрейфующие гряды пара, стекавшего с их зубчатых пиков, пока жар умирающей звезды испарял ледяную корку с поверхности планеты.

Ослепительные преломления пёстрого света сияли сквозь призмы ледяных гор, и Робаут в жизни не видел ничего столь же грандиозного и ужасного. Он чувствовал, что словно уменьшился до микроскопического размера и прокладывал курс между углублениями и горными хребтам хрустального графина. Когда он увидел, что лежало за посадочными полями Механикус его первое разочарование планетой растаяло также верно, как и ледяные азотные шапки.

Он наблюдал за гибелью планеты и, как и война, она была прекрасной, если смотришь издалека.

Было величие в этом глобальном процессе уничтожения и бесчеловечном масштабе разрушения, когда горные хребты стирались прямо на глазах, континенты срывались с расплавленных плит, а металлическое ядро планеты распадалось на составные элементы.

Вблизи это становилось ещё красивее и опаснее.

Водопады жидкого азота низвергались с острых краёв каньонов. Кипящие озёра расширялись с каждой волной растаявшего насыщенного химикатами льда и снова сжимались, испаряясь ядовитыми парами в космос. Из-за колоссального геологического смещения пластов планета подвергалась нагрузкам, которые не знала с момента рождения в мощной гравитационной хватке звезды. С орбиты кора планеты казалась покрытой сетчатым узором из хаотично разорванных тектонических плит. На поверхности это превращалось в ущелья в сотни километров шириной и неизвестной глубины.

Планета находилась в состоянии повышенной активности, и только точные вычисления магоса Блейлока — помноженные на загруженные адептами Коллегиума Геологика данные — позволили фабрикатус локуму флота проложить маршрут к «Томиоке». Петлявший зигзагообразный путь являлся идеальным способом добраться до цели для наземных войск, но Блейлок быстро указал, что он базировался только на статистической вероятности, а не фактических измерениях.

Встроенный в приборную панель планшет шипел статикой, но всё же умудрялся показывать координаты гравитационных саней, как и коридор относительно стабильной земли, по которому они должны были следовать. Даже при максимальном увеличении масштаба коридор выглядел пугающе узким и почти не оставлял места для ошибки. Робаут не знал, что произойдёт, если вычисления Блейлока окажутся неточными или он отклонится от намеченного маршрута и не спешил узнавать.

Иногда они замечали обломки дронов-сервиторов, покоившиеся на склонах ледников или разбившиеся на множество осколков на дне долины. Из разрушенных корпусов тянулся дым и Робаут старался не смотреть на вывалившиеся из них разорванные тела. В полученных от Линьи Тихон данных упоминалась тень помех и искажений с центром на «Томиоке», что отчасти объясняло, почему они видели так много упавших дронов и были вынуждены полагаться на Таркиса Блейлока вместо точной информации о маршруте.

«Табуларий» крошил камни и лёд многочисленными металлическими ногами, продвигаясь, словно неумолимый город, который оторвался от фундамента и отправился в путешествие. Остальные сухопутные левиафаны двигались цепочкой за ним, караван из стали растянулся почти на пять километров. Бронетехника кадианцев — танки и транспорты — теснились вокруг мобильных храмов, словно падальщики, преследующие умирающего хербивора, и Робаут был рад, что, по крайней мере, ещё кто-то в экспедиции, возможно, испытывал изумление от исследования нового мира.

Даже несмотря на гигантскую высоту «Табулария» Робаут видел двигавшийся широкими шагами альфа-титан легио Сириус. «Лупа Капиталина» держалась в центре конвоя, мобильная крепость защищала левиафанов огневой мощью, способной уничтожить город.

— Вы не видели «Псов войны»? — спросил Адара. — Мой папаша говорил, что видел одного на Коноре, но тот убежал, прежде чем его удалось рассмотреть, как следует.

Раньше Робаут посмеялся бы над самой мыслью о бегающем титане, но после того, как он увидел с какой скоростью «Амарок» и «Вилка» высадились из кораблей-саркофагов, капитан был склонен меньше сомневаться в рассказе Адары. Даже скорость «Владыки войны» потрясла их, как и нетерпеливый вой военных рогов, отражавшийся от стен сверкающей ледяной долины.

— Нет, — ответил Робаут, вытянув шею и осматриваясь. — Не видел, но не удивлён. «Псы войны» — разведывательные титаны, засадные хищники и они не любят, когда их видят, пока не станет слишком поздно.

Адара кивнул, но продолжил смотреть.

— Видно твой отец хорошо попутешествовал, — произнесла Павелька, её голос звучал в шлеме Робаута благодаря субтотальным колебаниям. — Калт, Иакс, Конор… есть какая-то часть Ультрамара, которую он не посетил?

Сарказм Павельки был очевиден даже несмотря на вокс шлема и гул репульсоров саней.

— Вы не верите мне?

— Иланна просто дразнит тебя, — сказал Робаут, зная, как возмущается парень, когда кто-то сомневается в истинности рассказов его отца.

— Ей не следует это делать, — сказал Адара. — Мой папаша служил охранником у инквизитора Аполлиона на Армагеддоне и вам не стоит обливать грязью такого человека.

Робаут знал, что Павелька не устоит перед соблазном прокомментировать последние слова Адары и дёрнул штурвал, чтобы не дать ей продолжить препирательства.

— Полегче, Робаут! — закричал Адара, схватившись за ограничительную решётку двери.

Земля под грав-санями представляла собой смесь замороженного азота и обнажённых металлических скал, напоминая поверхность залитого нефтью ледника. Репульсорное поле плохо реагировало на залежи экзотических металлов, и пилотировать оказалось сложнее, чем хотелось бы Робауту. Средства управления вполне подходили для работы в неуклюжих перчатках скафандра, но, тем не менее, складывалось ощущение, что машина всё время боролась с ним, поворачивая из стороны в сторону, несмотря на все усилия сохранять устойчивое положение.

— Если хотите, то я могу управлять санями через нейронную связь, — сказала Павелька. — Похоже, у вас какие-то трудности, капитан.

— Нет, — отказался Робаут, борясь со штурвалом. — Всё будет в порядке.

Их маршрут пролегал по извилистому отвесному ущелью, стены которого на взгляд Робаута достигали ста метров, но скорее всего, превышали несколько километров. Зрение легко обманывалось, пытаясь определить масштаб при отсутствии каких бы то ни было измеримых точек привязки. Впервые направив сани в горы, он испытал потрясение от абсолютной необъятности сине-ледяных стен каньонов, а без измеримого масштаба посадочных площадок не оставалось никакой возможности точно определить расстояние или ракурс.

— Через сколько мы долетим до разбившегося корабля? — спросил Адара, вытягивая шею, насколько позволял горжет шлема. Робаут рискнул посмотреть на планшет, но понял, что это бесполезно, увидев всё тоже визжащее и вопящее изображение. Только тонкая линия маршрута Блейлока сквозь лабиринт оставалась неизменной.

— Невозможно сказать из-за помех, — ответила Павелька, мгновенно считав ту же самую информацию. Даже несмотря на не самую лучшую вокс-систему волнение магоса было очевидным. — Основываясь на уже пройдённом расстоянии, мы должны увидеть «Томиоку» через семь минут, если скорость продвижения не изменится.

— И если я не разобью нас, — добавил Робаут.

— Эту возможность я не учла.

— Слушай, — сказал Робаут. — Грав-сани не отличаются манёвренностью, но, похоже, я, наконец, приспособился. Просто нужно немного мастерства и хладнокровия.

— Полагаю, что количество хладнокровия зависит от того, кто на чём сидит.

Адара усмехнулся. — А госпожа Тихон говорила, что у Механикус нет чувства юмора…

— Она права, — огрызнулся Робаут. — Нет.

Несмотря на комментарий Павельки про его навыки пилотирования Робаут с каждым метром обретал всё большую уверенность. Ультрамарская этика не позволяла ему отступить, столкнувшись с трудностями и обуздание капризных грав-саней не было исключением.

Их полёт выровнялся в следующие несколько километров, пока Робауту не пришлось заложить вираж, огибая выступ фиолетового льда, из которого валил пар, словно дым из заводской трубы. Долина стала заметно шире, и путешественники увидели водопад испарявшегося жидкого азота. Он изливался из трещины, блестевшей в фиолетовом свете, а затем исчезал в зияющей расселине в леднике, которая перерезала долину почти пополам.

Робаут предположил, что расселина была, по крайней мере, тридцать метров шириной.

Согласно курсу Блейлока «Томиока» находилась на противоположной стороне.

«И Чёрные Храмовники», — подумал он, пытаясь сдержать раздражение.

Там, где трещина в леднике не достигала стен долины, виднелись пенистые водопады замерзающих газов, скопившиеся в клубящихся водоворотах и омутах мерцающей жидкости.

— Сухопутные левиафаны смогут здесь пройти? — спросил Адара.

— Без вариантов, — ответил Робаут. — Хотя «Табуларий» мог бы опуститься и стать мостом для остальных.

— Думаете, нам хватит места, чтобы пройти вдоль края?

— Совсем чуть-чуть, — ответила Павелька, промаргивая исходные точки и выгружая их для следовавших позади инженерных машин Механикус.

— Что же, Чёрные Храмовники возможно и раньше нас добрались до «Томиоки», но будь я проклят, если ещё кто-нибудь опередит нас, — произнёс Робаут, направив грав-сани вдоль края долины, где азотные вихри превращались из газа в жидкость и обратно с тревожной частотой.

Гул двигателей грав-саней стал громче, а репульсорное поле дёрнулось из-за резкого изменения плотности поверхности. Робаут услышал, как Павелька зашептала молитву Богу Машине, и почувствовал её едва заметное проклятье двигателям магнитного поля, компенсирующее необычный ландшафт.

Вдохновлённые преданностью Павельки грав-сани изящно обогнули пенившийся водопад жидкого азота и прошли в считанных сантиметрах от края широкой расселины. Робаут рискнул бросить взгляд вниз, и у него свело желудок, когда он увидел, что трещина вела прямо в центр планеты. Он отвернулся, успев подавить тошнотворное головокружение. Робаут увеличил обороты двигателя и грав-сани выскочили за зубчатые вершины ущелья.

И наконец, Робаут увидел то, что стало с флагманом магоса Телока, хотя ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, на что именно он смотрит. Он прикрыл визор от миллиардов отражений раскинувшегося перед ним зеркального плато.

— Я думал, что корабль, который мы ищем, разбился? — спросил Адара, склонив голову набок.

— Я тоже, — согласился Робаут.

— Он не разбился? — произнесла Павелька, непонимание превратило слова в вопрос.

— Нет, — удивлённо ответил Робаут. — Он… приземлился.

Дым заполнял кабину и Танна почувствовал во рту резкий запах горящего топлива, опалённого железа и крови. Он заморгал, борясь с дезориентацией после падения, и проверил визор, чтобы узнать, сколько оставался без сознания. Четыре секунды. Для смертного такой промежуток времени был незначительным, но для космического десантника он являлся целой вечностью. Злой на себя он отбросил мгновение слабости и встал с кресла пилота. Нос «Громового ястреба» вошёл в плато под углом, и Танне пришлось воспользоваться свисавшими ремнями и кабелями, чтобы попасть в отсек экипажа.

Находившиеся там воины пережили падение относительно легко благодаря контролируемому углу падения и ремням безопасности.

— Кто-нибудь ранен? — спросил он, подтягиваясь вдоль центральной оси корабля.

— Все целы, — ответил Ауйден. — Впечатляющая посадка, брат-сержант.

— Какое-то вмешательство вырубило двигатели, — объяснил Танна. — Мне повезло приземлиться на брюхо и одним куском.

— Знаю, — ответил Ауйден. — Я не собирался упрекать.

Танна покачал головой. — Конечно.

Недовольство, которое он чувствовал после гибели Кул Гилада, заставляло Танну цепляться к каждому слову и искать завуалированные оскорбления в каждом комментарии. Он потратил секунду, отбрасывая подозрения, и направился к дверям фюзеляжа. Нос «Барисана» вонзился в лёд, боковые и задние выходы стали единственным путём наружу.

— Нужно выбираться отсюда, — сказал сержант, опускаясь на колени возле двери и открывая крышку клавиатуры. Он набрал командные коды, но — как и ожидал — дверь упрямо осталась закрытой.

— Почему… нгг, нгг… дверь не открывается? — спросил Иссур.

— Нет энергии, — ответил Танна. — Потребуется грубая сила.

«Барисан» заскрипел и накренился под визг раздираемого металла. Швы вдоль фюзеляжа начали рваться и в трещинах в корпусе появились шипящие струйки убегающего газа. Танна схватился за подпорку, когда корабль задрожал, словно какое-то гигантское животное вцепилось в него челюстями и пыталось медленно прожевать.

— Яэль, Иссур, помогите мне, — приказал Танна. — Хватайтесь за край двери.

— Я могу пробить выход, — предложил Браха, прицелившись из плазмагана, но Танна покачал головой.

— Я не стал бы рисковать злить «Барисан» стреляя внутри, — пояснил он.

Три Чёрных Храмовника схватили дверь и упёрлись в подпорки, стойки и скамейки. Ещё больше швов разошлись вдоль фюзеляжа. Танна представил пугающую картину десантно-штурмового корабля, который оказался в уплотнителе мусора и медленно сжимался, пока они не превратятся в не более чем ультра плотный куб металла и плоти.

— Ауйден, как только увидишь запирающий механизм, срежь его.

Апотекарий кивнул и согнулся перед пластиной дверного замка. Нестерпимо яркий свет вспыхнул на широком клинке фузионного резака для полевых ампутаций, и он поднял его, как палач, приготовившийся нанести смертельный удар.

«Барисан» застонал, словно раненый зверь, и Танна выругался, что привёл столь прекрасную машину к такой позорной судьбе. В кабине разбилось стекло, и из панели авионики ударил электрический разряд.

— Пора! — крикнул Танна, и они втроём потянули дверь. Фюзеляж «Громового ястреба» создали сохранять герметичность в космосе и при входе в атмосферу, но он не был разработан противостоять объединённой силе трёх космических десантников, пытавшихся открыть его изнутри.

Танна почувствовал, что дверь сдвинулась в лучшем случае на несколько миллиметров, но крушившие корпус силы сработали в их пользу, и секция фюзеляжа с пластиной замка выгнулась внутрь. Он увидел вспышку фузионного резака Ауйдена и услышал шипение растворяемого металла. Долю секунды тяжёлая дверь не двигалась, но когда резак закончил работу, она скользнула в сторону.

— Прости нас, великий, — сказал Ауйден, убрав энергетический клинок в ножны.

Танна согласно кивнул. «Барисан» верно нёс их в битву и спасал больше раз, чем он мог вспомнить. Причинять боль ради собственного спасения — плохая награда отважному сердцу, но он чувствовал, что дух-машина корабля простит их.

— Все на выход, — приказал он.

Первым был Варда, за ним быстро последовали Иссур и Браха. Потом Ауйден, Яэль и наконец, Танна спрыгнул с наклонившейся палубы.

Он приземлился на землю, которая оказалась именно тем, чем он и предполагал в воздухе — широким ледяным плато. Там где упал «Барисан» виднелся необычный порошок, напоминавший мелкий снег, но хрупкий, как металлическая стружка. Удар «Громового ястреба» пропахал глубокую борозду и Танна опустился на колени, увидев что-то похожее на узоры инея, протянувшиеся с земли вдоль корпуса корабля.

Лёд напоминал конденсат на стекле, и казалось, что он собирался покрыть весь фюзеляж «Барисана». Танна оглянулся на нос корабля … и теперь понял, что это вообще был не лёд, а какая-та разновидность паразитирующего кристалла. Он вспомнил, что когда пришёл в себя, то увидел потоки пара в небесах сквозь потрескавшийся бронированный фонарь кабины, но сейчас вся фронтальная секция почти полностью скрылась за кристаллами. «Лёд» разрастался и застывал на корабле, словно сама планета пыталась затянуть «Барисан» в земную кору.

Прямо у него на глазах кристаллическая структура протягивала сверкающие отростки всё дальше по корпусу корабля. Танна провёл рукой по фюзеляжу, сбрасывая лёд, словно крупинки сахара, которые превращались в пыль, едва переставали быть частью целого.

— Что это…? — произнёс Танна, но едва он убрал руку, как кристаллические ветви возобновили попытки поглотить «Барисан».

— Брат-сержант, — произнёс сверху Браха. — Вам нужно немедленно подняться.

Танна отступил от странных растущих кристаллов, прицепившихся к кораблю, и начал взбираться по оставшемуся после приземления следу. Яэль протянул руку, но Танна проигнорировал его и сам вылез на плато.

— Ситуация? — спросил он.

Никто не ответил и Танна собрался повторить вопрос, когда повернулся и понял на что уставились остальные. Он вспомнил, что видел прямо перед тем, как корабль упал. Он видел «Томиоку» своими глазами, но реальность лишила его дара речи, сержант не мог оторвать взгляд от противоречащего всякой логики невероятного зрелища.

— Император, — прошептал Варда. — Это невозможно.

Танна покачал головой. — Перед нами «Томиока», в этом нет сомнений.

Модернизированный линкор «Оберон», огромный корабль стоял вертикально вдоль своей длинной оси на поверхности Катен Вениа, напоминая последние километры высокого шпиля улья. Такие огромные космические корабли никогда не предназначались для входа в зону действия гравитации планеты. Их создавали выдерживать разнонаправленные силы космической войны и противостоять перегрузкам во время ускорения и чудовищных поворотов.

И они точно не предназначались для борьбы с колоссальными силами при входе в атмосферу.

Танна решил, что секция двигателей, по крайней мере, на два километра погрузилась в замороженный азот, а оставшиеся пять километров монолитной надстройки устремлялись в небо, почти исчезая в изменённой перспективе, насмехавшейся над человеческими масштабами. Корпус украшал готический орнамент, как и у любого имперского линейного корабля, он изобиловал соборами, зубчатыми стенами, арками орудийных батарей, а молитвенные скульптуры и таран на носу покрывал лёд.

Окружающие ледники поддерживали основание корабля, возвышаясь над поверхностью планеты примерно на пятьсот метров, скрывая все места входа и помогая стабилизировать высокое сооружение. Надо льдом огромные области корабля покрывали причудливые кристаллические конструкции вычурного дизайна, который явно имел признаки архитектуры Механикус. Некоторые напоминали электрогенераторы, другие коммуникационные системы, но чем больше смотрел Танна, тем сильнее он понимал, что «Томиоку» полностью перестроили, чтобы превратить в нечто иное, чем космический корабль.

— Как кто-то мог… нгг, сделать… нгг, это? — спросил Иссур, из-за полученных на манифольдной станции синаптических повреждений каждое слово давалось ему с трудом.

— Не знаю, — признался Танна. — Корабль должен был разорваться на части.

— Думаете, архимагос это ожидал найти? — спросил Варда.

— Не думаю, что такое вообще кто-нибудь ожидал.

Извержение ледяных кристаллов заставило Чёрных Храмовников взять болтеры наизготовку и приготовить мечи к бою. Расцвели десятки похожих на ледяные гейзеры взрывов, вот только Танна понял, что напоминавшее стекло вещество, из которого они состояли, вовсе не являлось льдом. Сверкающие частицы повисли в воздухе, и Танна увидел, как из отверстий, взорванных в поверхности планеты, появилось множество фигур.

Они были размером с космических десантников, но состояли из полупрозрачного кристаллического материала, обладавшего биолюминесценцией. Тела пронизывала сеть пульсирующих зелёных вен, напоминавшая светившуюся нервную систему или карту кровеносных сосудов человеческого тела. Танна видел, что они не выходили из земли, они были частью земли. По крайней мере, сорок существ окружили Храмовников, и когда стекловидная пыль на месте их появления улеглась, Танна понял, что они не только размером не уступали космическим десантникам, но сами их тела были почему-то сделаны в форме грубой имитации Адептус Астартес.

У каждой кристаллической фигуры были громоздкие искривлённые автореактивные наплечники, широкие изгибавшиеся нагрудники и простые шлемы. Они походили на созданных ребёнком космических десантников, грубоватые и простые, но вполне узнаваемые.

— Что они такое, во имя Императора? — прошептал Варда, когда кристаллические существа приблизились.

— Враги, — ответил Танна, прицелился из болтера и открыл огонь.

Если здесь и был урок, то он, несомненно, состоял в том, что «Амарок» не ошибся, почувствовав что-то неладное. Гуннар Винтрас вёл «Пса войны» сквозь лес высоких кристаллических шпилей, держась повреждённой стороной титана к стене каньона. Турболазер заклинило, сервитор погиб, а дух-машина отчаянно пытался вернуть оружие в рабочее состояние. Фантомные боли левой руки мешали Винтрасу потерять сознание, а постоянная накачка стимуляторами боролась с эффектами болеутоляющих препаратов.

— Если я переживу этот бой, то меня ожидает нехилая химическая ломка, пока не пройду очищение, — прошептал он сквозь сжатые губы. — И хотелось бы обойтись без манифольдной очистки.

Не успел он запустить на полную мощность ауспик обнаружения угрозы, как тревожные системы, которые принцепс «Пса войны» столь неохотно активировал, объявили о вражеской атаке. Он всё ещё не был уверен, откуда появились враги. Вот он шагает между упавшими сталагмитами из призматического стекла, а вот его уже атакуют четыре шагателя, размером с «Амарока».

«Пёс войны» принял первые выстрелы на пустотные щиты, но сохранив принцепсу жизнь, они исчезли с пронзительным воем. Только врождённая реакция Винтраса помешала второму залпу стремительных разрядов выпотрошить титан. На этот раз большую часть огневого вала принял на себя турболазер.

Он ответил огнём из мегаболтера, чувствуя отдачу в костях руки, и выпустив поток крупнокалиберных разрывных снарядов. Как и у большинства принцепсов «Псов войны» его локтевые суставы заменили амортизирующими материалами, чтобы легче переносить постоянное давление биообратной связи орудий титана, и он смог выдержать тяжёлую отдачу в руке, которая даже не сжимала оружие.

Что-то разлетелось на миллион осколков прямо перед ним, но водопад вздымавшегося льда помешал увидеть во что именно он попал. Винтрас знал как никто насколько опасно в бою титанов оставаться на одном месте и увеличил скорость «Амарока». «Пёс войны» не был линейным титаном, который мог вести и одновременно выдерживать плотный огонь, он был охотником, стихией которого являлась скоростная война.

Очередной залп вырыл дымивший кратер в стене каньона и Винтрас отследил исходную точку выстрела. Ловко ведя «Пса войны» между кристаллическими наростами он увидел направлявшихся в его сторону трёх титанов. Он прищурился, узнав врагов.

— Что вы за хрень? — прошептал принцепс, разглядывая ужасно знакомые силуэты.

Это были «Псы войны», напоминавшие атавистические ледовые скульптуры, которые оставляли возле крепости Старокровных дикие племена, называвшие Локабренну домом.

Правда эти статуи двигались и сражались.

Но они были глупыми.

Они двигались прямо на него, как ряды полков Имперской гвардии на плацу. Винтрас усмехнулся, перевёл реактор на полную мощность и бросился к укрытию в виде осыпавшегося каменного склона у дальней стены долины. Враги продолжали стрелять, но он безупречно управлял «Амароком». Даже боль в руке и обезболивающие не могли испортить удовольствие от этого момента.

Командир титана наслаждался хорошим боем, но оказаться в ситуации, когда враг безнадёжно превосходит тебя, было совершенно особым удовольствием.

Кристаллические титаны преследовали «Амарока», словно гончие и Винтрас возглавлял их весёлую охоту среди шпилей: бросаясь то вперёд, то назад, петляя и уводя врагов именно туда, куда ему нужно. Клубившиеся облака стеклянной пыли окутывали каньон, но Винтрас помнил каждое движение, как виртуозный танцор, безупречно выполнявший свой самый главный танец.

Боль в левой руке прошла, а в манифольде пульсировали данные о готовности.

Даже пустотные щиты перезапустились.

«Амарок» прорвался сквозь навес блестящих осколков и оказался за спинами трёх поддельных «Псов войны».

— Император, как я люблю такие моменты, — произнёс Винтрас, устремляясь вперёд на боевой скорости.

Вместо того чтобы рассредоточиться вражеские титаны начали поворачиваться на месте, как новичок-модератус, вообразивший себя принцепсом. Не успели они повернуться даже наполовину, как Винтрас уже был между правыми титанами и развёл руки. Мегаболтер, прежде всего, предназначался для уничтожения пехоты, но в упор против врага без щитов он превращался в оружие палача. Разрывные болты вонзились в верхнюю половину первого кристаллического «Пса войны» и разорвали его изнутри.

Огонь турболазера ударил в среднего титана, разбив вдребезги кабину в супергорячем взрыве расплавленных обломков.

«Амарок» не останавливался и Винтрас обошёл упавший корпус обезглавленного титана и оказался лицом к лицу с последним кристаллическим врагом. Он оскалил стальные клыки и свёл руки, словно целился из пистолета.

— Может ты и похож на «Пса войны», но сражаешься не как он, — прорычал Оборотень, стреляя с обеих рук в голову кристаллического фальшивого титана.

МИКРОКОНТЕНТ 05

Котов поменял тело на лучше подходящее для неблагоприятной окружающей среды: архаичное роботизированное шасси с защищёнными от радиации внутренними механизмами и тяжёлыми бронированными пластинами, которые поставили его на один уровень с эскортом скитариев и сделали похожим на церемониального рыцаря. Голову архимагоса окружало мерцающее целостное поле, раздражительно гудевшее в слуховых имплантатах, но оно было всё же предпочтительнее закрытого шлема.

Он вышел из переделанного скитариями «Носорога» и оглянулся на путь, по которому они пришли. Расселину в конце долины соединял мост, возводимый сапёрными подразделениями со строительных палуб «Табулария». Кадианские инженерные части не обладали ресурсами для преодоления такой широкой пропасти, поэтому их технике пришлось ждать вместе с остальными. Судя по вокс-переговорам между «Химерой» капитана Хокинса и «Саламандрой» полковника Андерса промедление пришлось не по душе людям Кадии.

Тысяча сервиторов, погрузчиков и строительных машин устанавливали тяжёлые вспомогательные фермы повышенной прочности, а адепты в мантиях на подвесных платформах сверлили крепления во внутренней поверхности ледяной расселины.

Но для постройки моста, способного выдержать невообразимый вес сухопутного левиафана, требовалось время, а Котов не желал ждать так долго. Он хотел лично вкусить момент своего триумфа, а не с помощью пикта или гололитический проекции.

Он хотел увидеть «Томиоку» собственными аугметическими глазами.

Позади «Табулария» неподвижно стояла «Лупа Капиталина», возвышавшееся воплощение Омниссии в Его аспекте войны. Редкие выбросы пара и тепла из бронированного реактора опровергали её дремоту. «Владыка войны» был вспыльчивым воином, напряжённым и готовым действовать. В обычных обстоятельствах присутствие полностью вооружённого «Владыки войны» придавало уверенности, но после происшествия на тренировочных палубах все по понятным причинам с опаской относились к могучей военной машине. Адепты легио Сириус заверили Котова, что ошибка Зимнего Солнца больше не повторится, но Котов хорошо знал, что Механикус никогда ничего не удаляют.

Архимагос не видел сопровождавших Зимнее Солнце на поверхности «Псов войны», но в этом не было ничего необычного, принцепсы таких титанов славились своенравностью и предпочитали оставаться незамеченными.

Удовлетворённый, что всё происходит настолько быстро, насколько возможно, Котов направился к долине, где его ожидал Робаут Сюркуф с двумя членами экипажа.

— Вам следовало сначала позволить скитариям разведать это место, — произнёс Дахан, покинув второй «Носорог» и приближаясь широкой механической походкой. — Мы не знаем, что произошло и если верить Сюркуфу, то активная защита «Томиоки» может ещё функционировать.

Органические части лица секутора были заключены в насыщенный кислородом мембранный гель, который струился по черепу, словно тонкий слой воды. Все четыре конечности Дахана были подняты, цифровые скарификаторы потрескивали вспыхивавшей молнией, а верхние руки сжимали кебренианскую алебарду.

— Даже спустя почти четыре тысячи лет?

— Технология Механикус не хрупкая, — напомнил Дахан. — Она создана выдерживать испытания временем.

— Ты конечно прав, Хиримау, — ответил Котов, — но думаю, мы хорошо защищены, не так ли?

— Лучше знать, чем думать, — проворчал Дахан.

— Сказал, как истинный жрец Марса, — произнёс Котов без малейшего намёка на иронию.

За архимагосом следовали двадцать скитариев, облачённых в неотражающую панцирную броню, которая органично сочеталась с их движениями. На каждом плече виднелись клёпаные черепа Механикус в зубчатых шестерёнках, чешуйчатые скорпионы и азурные пауки. Воины Дахана обычно не носили варварские тотемы, но Котов заметил два кожаных плаща, пассивные рецепторы показывали, что она человеческая. Потребовалась пикосекунда, чтобы сравнить её ДНК с выращенной в медицинском отсеке манифольдной станции «Валетте».

Большинство скитариев несли бронебойное огнестрельное оружие, хотя два обладали имплантированными огнемётами, а у последнего воина оказалось два мелтагана, один вместо руки, а другой на плече. У всех виднелось разнообразное оружие ближнего боя: сабли, секиры и фальшионы с энергетическими лезвиями и зубастыми полотнами пил. Лица скрывали тонированные визоры, потемневшие до глубокого бронзового цвета.

Галатея решила остаться на борту «Табулария», что показалось Котову странным, учитывая её желание убить Пропавшего магоса. Не то чтобы Котова не радовала возможность оказаться подальше от мерзкого существа, но он не мог избавиться от мелочного подозрения, что гибридный машинный интеллект был не до конца честен с ними.

Какими бы ни были истинные намерения Галатеи, это могло подождать.

В сопровождении Дахана Котов взобрался по оплетённым азотом камням к вершине расселины. Сюркуф спустился с грав-саней и протянул ему руку.

— Вы сделали это, архимагос, — сказал он. — Красиво, не так ли?

Котов не ответил вольному торговцу, он, не отрываясь, смотрел на головокружительно высокий космический корабль, стоявший на обледеневших двигателях в центре стекловидного плато. Мечтая найти «Томиоку» он и представить не мог ничего подобного. Сюркуф не только не стал жертвой атмосферного отравления или необузданной фантазии, напротив, капитан скорее преуменьшил великолепный и невероятный вид.

— Аве Деус Механикус…, — произнёс архимагос, открыв рот от невозможного зрелища семикилометрового космического корабля, стоявшего гордо, как звездоскрёб улья.

— И не говорите, — сказал Сюркуф, понимая его благоговение. — Я всё ещё с трудом верю, что это реально.

Котов пытался найти какую-то систему критериев, пытаясь принять идею приземлившегося космического корабля, но увиденное не вписывалось ни в какую модель реальности.

— Никогда не слышал о корабле такого размера, сумевшем пережить полёт сквозь атмосферу, не говоря уже о том, чтобы успешно приземлиться, — произнёс Дахан.

— Телок, по-видимому, вёл его точно перпендикулярно поверхности, — ответил Котов, наконец, приведя в порядок поток мыслей. — Иначе киль корабля сломался бы, и обломки разбросало бы по всей планете.

— Такое вообще возможно? — спросил Сюркуф, наведя пару магнокуляров на сверкавшее туманное облако примерно в километре от них.

— Плазменные двигатели позволили кораблю достаточно глубоко погрузиться в лёд, чтобы сохранить вертикальное положение, — сказал Котов больше для себя, чем отвечая на вопрос вольного торговца.

— Что это? — спросил Дахан, направляя боевую оптику на туманное облако, которое изучал Сюркуф. — «Барисан»?

— Похоже, — согласился Сюркуф. — Он в самом конце оврага, похожего на след от удара о землю. Думаю, Храмовники разбились, но сложно сказать что-то ещё.

— Тень глушит все показания ауспиков и наводит порчу на благословенные машины внутри долины, — сказал Котов, внезапно поняв, что размеры плато почти идеально соответствуют диаметру искажения, обнаруженному Линьей Тихон.

— Мы внутри, а грав-сани функционируют, — заметил Сюркуф. — Если она и создана «Томиокой», то, похоже, не опускается до уровня земли.

— Если Чёрные Храмовники совершили аварийную посадку, то мы должны прийти к ним на помощь, — сказал Дахан.

Котов скорее хотел проклясть космических десантников и позволить им ответить за последствия своего безрассудного рвения, но подавил столь мелочную идею. Дахан был прав, если Адептус Астартес требовалась помощь, он обязан её оказать. Архимагос переключил режим визуального восприятия и пейзаж расцвёл множеством оттенков, когда он стал видеть в расширенных длинных волнах, акустических колебаниях, рентгеновском излучении и других сенсорных сигналах. Он раздражённо отметил, что Сюркуф оказался прав и тень не достигала уровня земли, потому что аугметические чувства не испытали никаких затруднений проникая сквозь неё ниже пятидесяти метров.

Впрочем, новая панорама казалась столь же бессмысленной, как и то, что он увидел, когда в первый раз достигнул плато. Мысленно он переключил оптику Дахана, синхронизировав со своей, и загрузил правильный режим восприятия в магнокуляры Сюркуфа.

— Магос Дахан, — сказал Котов. — Храмовники атакованы. Отправьте скитариев.

Магос Дахан терпеть не мог ехать в битву внутри бронемашины, приравнивая её металлические стены к гробнице. Именно по этой причине он использовал «Железный Кулак», предпочитая перемещаться на транспорте с открытым верхом, как варварский король Старой Земли, атакующий врага на боевой колеснице.

Образ казался подходящим, потому что он стоял на бронированной надстройке красно-чёрного «Носорога», ведя скитариев к окружённым Чёрным Храмовникам. Его когтистые ноги опирались в борта и задние крепления, пока отключённые скарификаторы покоились на куполе командной башенки. Верхние руки оставались пустыми, и он предпочёл алебарду паре вмонтированных в предплечья роторных лазеров.

Запретив подразделениям кадианцев пересекать недостроенный сапёрами мост, Дахан вёл скитариев мимо тысяч сервиторов и инженеров-проектировщиков, укреплявших опоры для «Табулария». Его сопровождали тридцать «Носорогов», прошедшие глубокую модернизацию транспорты с улучшенными ауспиками, дополнительным вооружением и высококачественными системами командного управления. В каждом находилось отделение хорошо вооружённых и отлично обученных воинов, которых он тренировал, используя стохастический анализ миллионов загруженных боевых доктрин, разложенных на составные части. Он считал безупречным подобный режим обучения, пока брат Яэль из Чёрных Храмовников — проигнорировав все статистические вероятности — не превзошёл его в поединке. Смертный разум, возможно, почувствовал бы оскорбление или обиду от поражения, но Дахан был выше подобной мелочности и включил боевые стили Чёрных Храмовников в накопленные подпрограммы.

Под прикрытием бронетехники двигались колонны вооружённых сервиторов, гусеничных преторианцев, мобильных орудийных платформ и счетверённая манипула из двенадцати боевых роботов: шести «Катафрактов», четырёх «Крестоносцев» и двух «Завоевателей». Органо-кибернетические мозги роботов были синхронизированы благодаря разделённому мысленному потоку боевых имплантатов.

Ничто на этом поле боя не являлось тайной для Дахана, разогнанная скоростная умственная архитектура воспроизводила точную и постоянно обновлявшуюся картину боевой обстановки. Его оптика обнаружения угрозы — теперь объединённая с сенсорами архимагоса Котова — окрасила ледяное плато в бесчисленные голубые оттенки: резко пигментированный лазурный цвет для органики, глубокий кобальтовый оттенок для металлов и бледный сине-зелёный для минералов. Дистанции стрельбы, топографические векторы нападения и оптимальные зоны досягаемости накладывались чёткими красными линиями, предоставляя Дахану прекрасные исходные ориентиры для начала атаки.

Чёрные Храмовники сражались на крыше «Громового ястреба», который, если верить увеличенной скорости сознания Дахана, поглощала сама земля. Армия кристаллических воинов окружила «Барисан», странные создания излучали экзотическую энергию, источник которой, похоже, размещался в грудных клетках. Анализ биоформы определил их, как космических десантников, но Дахан видел, что они являлись жалкими копиями совершенства Адептус Астартес.

Иссушающий град болтерного огня разрывал монстров на части, но всё новые вырастали из земли под звуки бьющегося стекла. Возможно, двести или больше осаждали десантно-штурмовой корабль, бросаясь на защищавшихся космических десантников с медленным неутолённым голодом. Некоторые обладали грубым встроенным оружием, которое стреляло лучами света, напоминавшими болезненно яркие сапфировые копья.

К счастью для космических десантников меткость нападавших явно оставляла желать лучшего, но сама плотность огня вынуждала Храмовников использовать каждый квадратный метр укрытия, предоставленного стабилизаторами «Барисана», открытыми верхними люками или бездействующими турелями.

Несколько значков замигали в поле зрения Дахана, и он молча отдал приказы.

«Завоеватели» остановились и вгрызлись когтями в зеркальную поверхность плато, получив точку опоры, они пустили в ход тяжёлые болтеры и лазерные пушки. Сияющие брызги огня пронеслись над головой, пробив бреши в рядах кристаллических существ в оглушительной какофонии разбитых кристаллов и дуг электрических разрядов. В когнитивном обзоре Дахана появились новые данные.

Кем бы ни являлись эти существа они точно не были органическими.

«Крестоносцы» увеличили скорость, двигаясь парами на флангах, пока «Носороги» скитариев резко остановились, подняв снежный шторм блестящих ледяных осколков. Штурмовые рампы открылись, и отделения кибернетически улучшенных воинов высадились в прекрасной синхронности. Правые глаза командиров отделений заменяли боевые имплантаты, получавшие оперативные данные прямо от Дахана. Они знали то, что знал он, и бинарные приказы секутора исполнялись почти мгновенно.

Каждое отделение наступало одновременно с соседними, создавая перекрывающие зоны огня и защищая фланги, картина напоминала партию гроссмейстера на трёхмерной регицидной доске. Вооружённые сервиторы быстро продвигались вслед за пехотой, занимая позиции для огневой поддержки, где бы она ни потребовалась. Роботы «Катафракты» двигались вместе с пехотинцами, их противопехотные автопушки и силовые кулаки готовы были обрушиться на любого противника, оказавшего солдатам не по зубам.

Дахан отпустил борта «Носорога» и спрыгнул землю, взяв наизготовку кебренианскую алебарду и активировав когтистые скарификаторы. Его отделение показалось в поле зрения, и он побежал к ним странной размашистой походкой.

Огонь скитариев пронзал кристаллических существ, разрывая на части бронебойными пулями или взрывая высокоэнергетическими разрядами. Гранатомёты расчистили место для преторианцев, не давая врагу время на перегруппировку. Сам Дахан не боялся испачкать руки и сражался убийственными взмахами кебренианской алебарды. Он присоединился к командному отделению, состоявшему из элитных сюзеренов и носителей экспериментального оружия, и вёл его прямо в центр боя.

Сопровождавшие его скитарии обрушили на врагов шквал плазмы, гравитонных импульсов и микроконверсионных лучей. Хотя кристаллические существа явно не обладали человеческой физиологией, они всё ещё подчинялись законам физики и распадались на части, как любая обычная материя. Войска Механикус наступали по мерцающим обломкам кристаллов и хрустальным телам.

Дахан позволил себе мгновение безрассудства и опередил телохранителей, прыгнув на группу напоминавших лёд кристаллических фигур и выпустив агрессивный бинарный код. Он размахнулся алебардой и обрушил энтропийный конденсатор на грудь медленно поворочавшегося существа. Агрессивный код вонзился в сердце создания и зелёный свет мгновенно погас. Удар алебарды расколол врага на части и не успели гладкие осколки упасть на землю, как Дахан уже двигался к следующему врагу. Насколько кристаллические фигуры были плохими стрелками, настолько же они оказались и слабы в рукопашной. Дахан рубил и колол алебардой, собирая беспощадную жатву зеркальных врагов, и отсекая кристаллические руки и ноги оплетёнными энергией скарификаторами.

Большинство полей битв заполняли крики неистовых воинов, вой смерти и лязг клинков, но над этой ареной разносился только грохот стрельбы и звуки разбитых кристаллических тел.

Двойные рога атаки скитариев окружили кристаллических существ, истребляя и оттесняя к космическим десантникам на «Барисане». Подсчёты Дахана показывали, что битва закончится безоговорочной победой через четыре минуты и тридцать пять секунд.

Отделение Дахана, наконец, догнало своего командира, сражаясь имплантированным оружием, взрывая и прорубая путь сквозь центр врагов к космическим десантникам. Дахан мгновенно считал биометрию каждого Чёрного Храмовника и с любопытством отметил, что показания ни одного из них не свидетельствовали об участии в отчаянной перестрелке.

Секутор активировал вокс и стал прокручивать все известные ему частоты космических десантников, пока не услышал отрывистый и эффективный — для устной речи — боевой жаргон, основанный на наречиях северных племён Инвита.

— Сержант Танна, говорит магос Дахан, — произнёс он. — Похоже, наступило благоприятное время для отступления.

Судя по голосу Танны, он был потрясён, услышав не-Храмовника в своём шлеме. — Это — вокс-сеть Храмовников, — сказал он. — Ты не должен использовать её.

— Можете высказать мне претензии, когда вернёмся на «Табуларий», но предлагаю вам направиться с нами, пока не появились новые кристаллические существа.

Танна не ответил и Дахан понял, что сержант отключил связь.

— Глупо, — сказал секутор, изумлённый, что из-за смертной гордыни и приличий Храмовники скорее готовы навредить себе, чем следовать логике. Дахан остановился, зафиксировав уничтожение двух «Носорогов». Нигде в широкой сети сенсоров он не отмечал угрозу, способную подбить бронетехнику. Дахан направил сознание вовне по пульсирующей паутине растущих энергетических сигнатур, которые окутывали всё поле битвы, он словно перематывал назад пикты потрескавшегося стекла, где все трещины возвращались к точке удара.

Несколько секунд спустя уровни угрозы начали резко расти, когда без предупреждения появлялись всё новые и новые энергетические символы. По всему театру битвы земля исторгла тысячи гейзеров призматических осколков, и целая армия кристаллических фигур бросилась в бой. Обратный отсчёт исчез в мгновение ока и сменился информацией о том, сколько времени его собственные войска смогут сохранять жизнеспособность.

Неизбежная победа неожиданно обернулась полным уничтожением.

Три фигуры вырвались из земли прямо перед Даханом, две напоминали грубые анатомические копии скитариев, а третья являлась глассиновой пародией на него самого, включая три ноги и четыре руки.

Взрыв огня впился ему в плечо, и произошёл скачок боевых алгоритмов из-за возросшей на порядок нагрузки. Дахан задохнулся от гексаматической плотности необходимых вычислений и из плеч повалили волны тепла, пока черепные имплантаты отчаянно пытались выпустить избыточную температуру. Он пошатнулся, пока разум и тело боролись, пытаясь сохранить равновесие между стратегическим обзором и тактической необходимостью.

Чем-то следовало пожертвовать, и прямо сейчас самой главной проблемой Дахана являлось существо, которое угрожало его жизни.

Он отключил быстродействующие когнитивные функции, и пелена информации о поле битвы исчезла, словно унесённый ветром дым. Его доппельгангер атаковал, целясь в голову копией алебарды. Дахан всё ещё приспосабливался к ограниченному мировосприятию, поэтому пропустил удар в грудь и отлетел с трещиной в расколовшемся металле. Разряды лазерного огня вырывали куски из тела существа, но эта копия явно обладала большей плотность, чем её собратья.

Нога с кристаллическим когтем обрушилась на руку со скарификатором и отрубила её. Сигналы боли вспыхнули в мозгу Дахана. В отрубленной конечности не осталось ничего органического, но рана от этого не стала менее реальной. Перенастройка боевых подпрограмм Дахана закончилась, и он перекатился в сторону, избегая следующей атаки, и алебарда ударила в то место, где раньше находилась его голова.

— Мой ход, — прорычал Дахан, погружая оставшийся скарификатор в тело существа.

Резкий электрический разряд вырвал большой кусок кристаллического материала и секутор ударил третьей ногой одного из нападавших. Существо покачнулось, но не упало, пока Дахан не встал в полный рост и не обрушил сверху алебарду. Удар разрубил врага пополам, тело упало, словно две половинки расколотой скульптуры. Новые восставшие кристаллические существа окружили секутора: уже только за счёт количества плотность огня противника перекрывала всё, что было в его распоряжении.

Ещё четыре врага направились к Дахану, и он откинулся на задней ноге, избегая выпада руки-копья. Отрубив алебардой импровизированное оружие, он прыгнул вперёд, выпустив электрический разряд из уцелевшего скарификатора. Противник взорвался, Дахан присел и резко повернулся на обратно сочленённых конечностях, используя заднюю ногу, словно косу. Два кристаллических существа упали. Он пронзил одно алебардой и развернул оружие, обрушив разрушительный удар энтропийного генератора на второго врага. В него устремился потрескивающий энергетический кулак, и он опустил голову, принимая атаку на бронированный капюшон. Кристалл разбился об адамантий и Дахан не предоставил существу второй шанс.

Он подпрыгнул, вскинул алебарду над головой врага и нанёс три ультрабыстрых режущих удара, прежде чем приземлился. Кристаллическое существо расползлось на части, зелёный свет изливался из разрубленной грудной клетки. В другое время Дахан с удовольствием изучил бы источник энергии, но сейчас ему было не до любопытства.

Расчистив вокруг небольшое пространство, скитарии сумели пробиться к своему предводителю.

Дахан позволил себе на мгновение увеличить когнитивную скорость, чтобы получить доступ к протоколам стратегической обстановки и бегло просмотреть оперативные данные, поступавшие от воинов.

Информация оказалась безрадостной.

Скитарии Дахана погибали и вместо спасения Чёрных Храмовников Дахан и его командное отделение оказались в окружении, как и Танна и его воины.

Танна давно израсходовал боеприпасы болтера, а силовая ячейка цепного меча опасно приближалась к нулю. Броню опаляли десятки попаданий, и он ещё был среди наименее пострадавших Храмовников. Ауйден уже вернул Браху в бой, обработав ровное прожжённое отверстие в бедре.

Сейчас Браха стоял на колене, опираясь на стабилизатор «Барисана», вёл прицельный огонь из имплантированного плазмагана и отбивался от подобравшихся слишком близко существ боевым ножом. Иссур встречал врагов клинком к клинку, рубя кристаллические пародии на космических десантников изящными ударами вопившего силового меча. Только мышечные спазмы повреждённых мускулов позволяли существам приблизиться к нему. Куски доспеха свисали в тех местах, куда дотянулись их энергетические когти.

Иссур сражался спиной к спине с Вардой, который единственный из них выглядел невредимым. Чёрный меч легко разрубал полупрозрачные стеклянные тела атакующих, а инкрустированный золотом пистолет, похоже, обладал бесконечным запасом смертоносных болтов.

Яэль сражался за турелью, которая к великому сожалению Танны не стреляла, ведя прицельный огонь и отбрасывая врагов мечом, если этого оказывалось недостаточно. Ауйден бился рядом с Танной, прежде всего он был воином, а уже потом апотекарием. Пистолет опустел, но меч и нартециум продолжали нести смерть.

— Не думал, что всё так закончится, — сказал Ауйден.

— И я, — ответил Танна, разрубив мечом лицевую панель кристаллической копии космического десантника. Он сбросил ногой разбитые останки с корабля, отметив, что оплетавший «Барисан» лёд стал, по крайней мере, на метр выше, чем когда они только разбились. Если так будет продолжаться, то плато полностью поглотит корабль в ближайшие десять минут.

Хотя Танна не собирался прожить так долго.

Сержант пригнулся, когда увидел, что в него целится кристаллическое существо и почувствовал жар пролетевшего мимо выстрела. Ещё два существа карабкались по фюзеляжу «Барисана». Танна спросил ногой одного и вонзил клинок в светившуюся зелёным светом грудь другого. За ними показались ещё три врага, он упал навзничь и разряды резкого огня пронеслись над его спиной. Он перекатился и заскользил к краю корабля, где его ожидала армия врагов.

— Танна! — закричал Ауйден, бросаясь за ним и хватая сержанта за броню.

Помощь апотекария предоставила Танне шанс взмахнуть мечом и завести оружие за выступавшую воздушную отдушину. Благодаря Ауйдену он, наконец, сумел найти точку опоры и остановить скольжение. Едва он успел перекатиться, как на краю крыши появилось несколько кристаллических когтей.

— Спасибо, — сказал Танна, встав на ноги и топча протянувшиеся руки.

Насколько он мог видеть, всё плато пришло в движение и всё больше и больше вражеских существ выходили из гейзеров кристаллических осколков, раскалывая и взрывая землю перед появлением. Атака магоса Дахана сменилась отчаянной обороной, потому что Механикус также оказались в окружении.

— Обидно погибнуть всего в двух шагах от бога-машины! — крикнул Ауйден, рассекая обратным ударом меча шею вражеского воина.

— Если они так… нгг… близко, почему они… нгг… не здесь? — резко спросил Иссур.

— Неважно! — крикнул Браха. — Ты доверился бы военной машине, которая едва не уничтожила корабль, на котором ты летел?

— Котов никогда не позволит «Лупе Капиталине» стрелять по «Томиоке», — сказал Танна. — Он пересёк галактику, чтобы найти её и не пойдёт на риск повредить огнём титана.

— Тогда нас ждут несколько интересных минут, — сказал Ауйден.

— У тебя странные представления об интересном, апотекарий, — отозвался Варда, прострелив болтом грудь врага.

— Это только потому, что ты смотришь на всё с позиции убийства.

— Можно смотреть с… гннах… другой позиции? — спросил Иссур, разбудив одним ударом ноги двух вражеских воинов.

— Я смотрю с позиции убийства и вашего спасения, — ответил апотекарий, настраивая нартециум. — И это стало интересно.

Едва Ауйден произнёс эти слова, как ужасно неудачный выстрел пробил его нагрудник, горжет и шлем. Брызнул фонтан крови, и даже не являясь апотекарием Танна знал, что такая рана смертельна. Он подхватил падавшего брата и сорвал шлем, не дав наполниться кровью и Ауйдену захлебнуться.

Но лицо апотекария превратилось в мешанину горелой плоти и бурлившей крови. Благородные черты лица исчезли прямо у Танны на глазах, и расплавленные кости черепа осели внутрь, образовав хлюпающий бассейн дымившего мозгового вещества.

Танну захлестнула скорбь, но он яростно подавил её, потому что в этот момент «Барисан» снова резко накренился. Он услышал крики остальных Храмовников, но проигнорировал братьев, потому что увидел приближавшуюся возможность вырваться из окружения.

Эмиль назвал бы его сумасшедшим, и Робауту было бы трудно с ним не согласиться. Он направил грав-сани мимо потрёпанной группы скитариев, сражавшихся против кристаллических монстров. Враги появлялись из зеркального плато, подобно существам, которые бесчисленные тысячелетия пребывали в замороженном состоянии под поверхностью планеты и теперь вырывались из земли.

Адара стрелял из лазерного пистолета с идеальной точностью, каждым выстрелом обезглавливая кристаллического воина. Павелька не обладала оружием, но её механодендриты были оборудованы фузионными резаками, ионными излучателями и лазерными пилами, которые оказались грозной заменой. Грав-сани не несли вооружение, но Робаут использовал их, как таран, расшвыривая несметные полчища врагов, подобно городскому транспорту Адептус Арбитрес.

Конечно, он пытался избегать лишних схваток, но чем ближе он подбирался к «Барисану», тем тяжелее это становилось. В основном кристаллические существа уделяли внимание скитариям и космическим десантникам, но ситуация собиралась измениться.

— Это — безумно и нелогично, — сказала Павелька, аккуратно отрезая голову кристаллическому существу, которое собиралось нанести смертельный удар по обнажённому мозгу поверженного боевого робота. — Мне следовало забрать у вас управление.

— Ты не посмела бы, — ответил Робаут.

— Посмела, если бы не считала, что вы просто выпрыгните и продолжите путь пешком.

Несмотря на невообразимую опасность Робаут испытывал только растущее чувство неуязвимости, поворачивая вокруг почти невидимых под слоем льда двигателей десантно-штурмового корабля. Он разбил ещё больше врагов бамперами саней, и потянул штурвал на себя, затормозив справа от корабля, крыло которого полностью ушло в землю.

Примерно тридцать кристаллических космических десантников взбирались по накренившемуся «Барисану», словно орда жертв чумы, пытавшихся ворваться в запертую больницу.

— Держитесь! — крикнул Робаут и поддал газу.

Столкновение было ужасным, трескучей серией разрушительных ударов, в результате которых десятки тел оказались под грав-санями. Двигатели завизжали, а задняя секция накренилась, когда дух-машина взвыл, протестуя против такого бесцеремонного обращения. Ремень безопасности Робаута лопнул посередине и только стремительные механодендриты Павельки не дали ему вывалиться из саней.

Она вернула его в вертикальное положение, и Робаут махнул рукой, привлекая внимание Чёрных Храмовников.

Космический десантник с аугметической рукой, представлявшей собой имплантированный кипевший плазмаган, спустился на грузовую платформу в сопровождении воина с потрескивавшим энергетическим клинком. Они несли тело павшего товарища, но Робаут не мог сказать, жив он или мёртв. Ещё один Храмовник спустился за ними, и остались только Танна и воин с белым лавровым венком на шлеме. Хотя это конечно было смешно, но всё выглядело так, словно они спорили о том, кто последним оставит позицию.

— Во имя Императора, просто прыгайте на чёртовы сани! — закричал Робаут, не слишком надеясь, что его услышат.

Но слова возымели желаемый эффект и оба воина прыгнули вместе, приземлившись с такой силой, что корма саней накренилась к земле. Репульсорный двигатель вспыхнул, но к счастью продолжил светить.

— Они на борту! — крикнула Павелька. — Теперь вытаскивайте нас отсюда!

Робаут кивнул и повернул штурвал, шёпотом моля у Омниссии прощения за грубое обращение с грав-санями. Система управления реагировала медленно, но Робаут уже приспособился и дал компенсацию на вес космических десантников, резко заведя двигатель. Сани неуклюже отчалили от сбитого корабля, каждый циферблат на приборной панели мигал красным.

Кристаллические существа не собирались упускать добычу и переключили атаку с «Барисана» на грав-сани. Одно из них вырвало дверь Адары и получило бронированным ботиком в лицо. Существо отлетело, а Робаут тем временем лавировал между сражавшимися скитариями. Рядом пронеслись изумрудные лучи. Цепочка взрывов протянулась вдоль тяжёлых пластин обтекателя двигателей и сани покачнулись, когда вышел из строя какой-то внутренний механизм.

Внутри шлема Робаута раздался голос. — Вывози нас отсюда!

Робаут вздрогнул. Адептус Астартес. Танна.

— Я пытаюсь, — ответил он, скользя вокруг группы кристаллических врагов, которые пытались окружить сани. — Эти твари повсюду. И мы точно не путешествуем налегке.

— Мы расчистим путь, — сказал Танна.

Несколько секунд спустя над головой пронеслись сверкавшие очереди болтов, разрывая кристаллических существ и прокладывая дорогу из битого стекла. Адара также стрелял из пистолета, ведя заградительный огонь, и Робаут легко мог представить какие истории он станет рассказывать, когда они выберутся отсюда. Сражаться вместе с Чёрными Храмовниками!

Хотя следует предупредить парня, чтобы он не использовал слово спасение.

В борт грав-саней врезался электрический разряд, и сердце Робаута сжалось, когда показания циферблатов устремились к нулю.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо… — забормотал он, прибегнув к универсальной ремонтной панацее и хлопнув ладонью по приборной панели.

Он рискнул оглянуться и увидел Чёрных Храмовников, стоявших прямо или опустившихся на колено на грузовой платформе, их болтеры ревели.

Но за ними из двигателя грав-саней вырывался двойной столб грязно-чёрного масляного дыма.

МИКРОКОНТЕНТ 06

Атмосфера на борту «Табулария» оставалась под контролем. Несмотря на неожиданно отвернувшуюся от скитариев магоса Дахана удачу на капитанском мостике не было никакой паники. Магос Криптаэстрекс принял управление сухопутным левиафаном и хотя сапёры ещё не проверили временную конструкцию, соединявшую расселину в леднике, опытной оптикой он признал мост способным выдержать вес.

Подразделения кадианцев уже преодолели расселину, правда, только безрассудный авангард, в данный момент центр недавно возведённого пролёта занимал «Табуларий». Мост дрожал под его поступью, а с внутренних сторон ледника, где просверлили вспомогательные кронштейны и опоры, падали обломки. Элементы конструкции огромной широкой машины нависли над краями моста, и Линья старалась не думать о том, что произойдёт, если магос Азурамаджелли немного отклонится от центра.

Она подавила ужас, отгородив врождённые синаптические реакции тысячекилометровыми стенами логики. Она заплатит за это позже, но сейчас нужно действовать без ослабляющего способности страха.

Линья выпустила новых дронов, но опустила их ниже сорока метров, чтобы не попадать в тень, и приказала выписывать восьмёрки вокруг высокого шпиля «Томиоки». Визуальные данные, поступавшие от сражавшихся на плато подразделений, потрясли всех, но они — Механикус и встреча с непостижимым была для них обычным делом.

— Магос Дахан получит ценный урок смирения, — произнесла Галатея, прохаживаясь вокруг стола топографов, где мерцавшие символы и бинарные покровы расцветали над гололитической поверхностью красочными полосами. — «Томиока» хорошо защищена.

— Вот почему вы не пошли с ними? — спросила Линья. — Вы знали, что там эти создания?

Галатея посмотрела на неё и от холодного серебра безжизненной оптики по коже Линьи побежали мурашки.

— Нет, но наличие автоматической защиты являлось логической возможностью.

— Возможностью, о которой вы не стали упоминать.

— Мы не видели необходимости. Мы полагали, что архимагос Котов придёт к такому же выводу.

Хотя Линья знала, что это было абсурдно органическим понятием, она могла бы поклясться пачкой фрагментов СШК, что Галатея лжёт.

Предупреждения на бинарном коде и готике проревело из вокс-рогов, и Линья схватилась за стол, когда «Табуларий» задрожал и палуба закачалась.

— Мы на середине моста, — произнёс магос Криптаэстрекс, и сердце Линьи забилось немного быстрее при мысли об огромных монолитных ногах сухопутного левиафана, с оглушительным грохотом пробивавших слабейшее место пролёта.

— Надеюсь, ваши сапёры полностью закончили работу на противоположной стороне, — сказал Азурамаджелли с поста рулевого управления, части мозга магоса мерцали электрической деятельностью.

— Если вы поведёте нас прямо и перестанете шататься из стороны в сторону, как сейчас, то всё будет в порядке, — огрызнулся Криптаэстрекс, подключённый к системам управления двигательной силы и пытавшийся уменьшить давление двух рядов огромных ног «Табулария».

— Если вы желаете поменяться обязанностями, — сказал Азурамаджелли, всё же сумев передать раздражение в искусственном голосе, — то я с радостью приму управление двигательной силой.

— Моей работе и душевному равновесию очень поможет, если вы двое замолчите и сосредоточитесь на поставленных задачах, — перебила их Линья, выпустив предупреждающий бинарный код. — Это поможет нам пересечь расселину в целости и сохранности.

Ни Криптаэстрекс, ни Азурамаджелли не ответили, но оба показали раскаяние ноосферными сообщениями согласия.

Затухавшее в земле размытое эхо сухопутного левиафана изменилось, когда огромная машина вступила на наклонные решётчатые опорные плиты адамантиевых распорок, сплошной палубный настил и направленные суспензоры. Линья принимала оптические данные от дрона и наблюдала за пересекавшим мост «Табуларием», миллионнотонный левиафан нависал над нелепо хрупко выглядевшей конструкцией, которую любой рациональный глаз счёл бы совершенно непригодной для чего-то столь массивного.

Но каким бы невозможным это не выглядело, мост Криптаэстрекса стоял прочно и они почти перешли. Шаги сухопутного левиафана снова стали нормальными и Линья выдохнула, примитивная часть мозга всё же поддалась физиологическим функциям, несмотря на максимальные усилия по самоконтролю. Они перешли — хотя конечно им придётся возвращаться этим же путём — и «Табуларий» наклонился вверх, когда Криптаэстрекс направил энергию на двигательные палубы, и они преодолели последнюю сотню метров до плато.

Линья переключалась между десятками визуальных данных от дронов, одновременно изучая информацию из нескольких источников. Скитарии Дахана организованно отступали, обеспечивая друг другу защиту от превосходящих сил врага при помощи взаимной поддержки передвижными стенами щитов. Плато заполнили тысячи ледяных существ, сверкавшее воинство, восставшее из кристаллических пород планеты. Большинство смертных армий, сражавшихся против такого многочисленного врага, были бы уже разбиты, смяты и вырезаны, когда в панике бежали бы с поля боя.

Скитарии не были похожи на смертную армию. Храбрость перед лицом превосходящего врага, хладнокровие и непререкаемая дисциплина позволяли им продолжать сражаться. Линья видела Дахана в центре самого тяжёлого боя, он отражал вражеские атаки, которые могли помешать отступлению.

Линье не нравился Дахан, но она не могла не восхититься его упорством и преданностью своим воинам.

Одна трансляция привлекла её внимание, и она с недоверием увеличила масштаб.

Робаут Сюркуф находился в эпицентре битвы, грав-сани рывками удирали с поля боя, а двигатель объяло пламя. То, что им удалось так далеко отступить, было чудом Омниссии, но Линья видела, что духу-машине осталось недолго. Сотни кристаллических существ окружали их и по её оценке даже с Чёрными Храмовниками они продержатся меньше минуты.

— Магос Азурамаджелли, — произнесла Линья. — Загрузите изменение курса.

— Ясно.

— Магос Криптаэстрекс, разверните стыковочный захват.

— Слишком далеко, — возразил модератус Марко Коскинен. — Мы не сможем сделать это.

+ Сохраняй веру, + велел Зимнее Солнце. + Я знаю этот титан. Я знаю на что он способен. +

— Как и я, принцепс, но расселина в леднике слишком широка для нас, — упорствовал Коскинен, получая план «Владыки войны» из манифольда. Трёхмерное схематичное изображение возвышавшегося бога-машины появилось на центральном экране командного мостика, медленно вращаясь в окружении потоков данных о допустимых отклонениях и мощности. — Мы должны подождать, пока мост очистится.

Хотя у принцепса Люта не было никакой необходимости — как и смертных глаз — изучать схему, его морщинистое напоминавшее приведение тело проплыло в молочно-серой жидкости амниотического бака и прижалось к бронестеклу. Серебряные кабели, подключённые к обрезанной талии, и позвоночные имплантаты тянулись из спины, словно вставшая дыбом шерсть разбуженного волка.

+ Схемы для схол +, сказал Зимнее Солнце. + Мы на войне, Коскинен. «Лупа Капиталина» не ждёт. +

— Гирдрит, поддержи меня, — попросил Коскинен.

— Принцепс, — произнесла магос Гирдрит с возвышения в задней части мостика. — Я всегда внимаю вашей ниспосланной Омниссией мудрости, но вынуждена согласиться с модератусом Коскиненом. Как только «Табуларий» и техника сопровождения пройдут, мы сможем…

+ Воины Механикус умирают, + прорычал Лют. + Мы можем спасти их от тварей. +

— Мой принцепс, — продолжал Коскинен, нахмурившись, потому что на мгновение в манифольде замерцали призрачные изображения. — Даже если вы правы и у нас получится, нет никаких данных, что земля на той стороне достаточно прочна и выдержит наш вес. Мы…

— Ты сомневаешься, когда принцепс отдаёт тебе приказ? — резко произнёс Йоаким Бальдур с поста модератуса напротив Коскинена. Он покачал головой. — Не удивительно, что Лунная Синь бросил вызов альфе.

Йоаким Бальдур служил модератусом-примусом на «Канис Ульфрика», но был переведён на «Лупу Капиталину» после смерти Ларса Ростена. Он был «Разбойником» до мозга костей, что делало его воинственным и в лучшие времена, но служба на титане, который едва не убил его принцепса, только заострила злобный язык. Полученные на «Канис Ульфрика» ожоги зажили, но всё ещё было видно, что кожа вокруг глаз и ушей искусственная.

— Ты из экипажа «Разбойника», — огрызнулся Коскинен, нервы которого — сильно потрёпанные постоянными придирками Бальдура и явным нежеланием служить на «Лупе Капиталине» — наконец сдали. — Что, чёрт возьми, ты вообще можешь знать об этом титане?

+ Молчать! «Лупа Капиталина» в ярости, + произнёс принцепс Лют. + Вы что не чувствуете её ярость в манифольде? +

— Нет, принцепс, — ответил Коскинен, увеличивая мощность двигательных систем и стараясь не думать об увиденном в манифольде. «Лупа Капиталина» устремилась на боевой скорости к расселине. Шаги были широкими, «Владыка войны» двигался быстрее, чем следовало на ледяной поверхности. Коскинен услышал, как Гирдрит зашептала молитву Богу Машине, когда впереди разверзлась пропасть.

Сердце Коскинена сжалось от открывшегося вида, он костями чувствовал, что расселина слишком широкая и невозможно глубокая, чтобы они выжили, если упадут в бездонные глубины. «Владыка войны» ускорил шаг, титан не двигался так быстро уже несколько месяцев, могучие ноги врезались в землю и выбрасывали огромные куски камней и льда.

Они почти бежали, что и в лучшие времена представлялось опасным для такой высокой машины, но им нужна была вся кинетическая скорость, которую они могли получить. Возможно, только это спасёт их от падения в расселину, поэтому Коскинен перенаправил всю до последней капли энергию от пустотных щитов и вспомогательных систем, о которых успел вспомнить, на стабилизирующие механизмы гироскопа в центре огромной машины.

В манифольде вспыхнули гневные красные символы, отмеченные печатями «Табулария». Магосы в сухопутном левиафане увидели, что они собираются сделать и предупреждали об опасности.

+ Они думают, что у нас ничего не получится, + рассмеялся Зимнее Солнце. + Я покажу им, на что способен Сириус. +

Робаут испробовал всё что мог, пытаясь удержать сани в воздухе, от молитв до угроз, но машина умирала. Густой дым и случайные гравитационные выбросы вырывались из-под обтекателя двигателя, и за их петляющим неровным следом тянулся чёрный масляный шлейф. Сержант Танна и остальные Чёрные Храмовники израсходовали последние боеприпасы и сдерживали кристаллических существ мечами и кулаками.

— Давай, — сказал Робаут, наконец, увидев высокий корпус «Табулария», который появился на плато в сопровождении множества стальнопыльных танков кадианцев. До исполинской машины оставалось примерно триста метров, но это было всё равно, как если бы левиафан находился на противоположной стороне планеты. Подразделения скитариев отступали по обеим сторонам от саней, некоторые пешком, другие на ужасно повреждённых «Носорогах», но они сражались по своему плану.

Плану, который не учитывал Робаута и Чёрных Храмовников.

Грав-сани опустились, и Робаут почувствовал, как подфюзеляжный киль царапнул землю.

— Ты можешь выжать что-нибудь из этих чёртовых саней? — крикнул он Павельке.

— Думаете, я не пытаюсь? — ответила она. — Разъяснение: адептами Марса не рекомендуется использование уничижительных терминов по отношению к машинам, которые могут спасти вашу жизнь.

— Верно подмечено, — произнёс Робаут, когда вышла из строя очередная бортовая система. — Хорошо, слушайте, сани. Если вы вывезите нас отсюда живыми, я обещаю починить каждую вмятину, ожог и пробоину на вашем корпусе. Я заменю каждый повреждённый механизм и больше никогда не подвергну вас опасности. А теперь на хрен доставьте нас к «Табуларию»!

— Не думаю, что она именно это имела в виду, капитан, — сказал Адара.

— Это лучшее на что я способен, сынок. Лучшее на что я способен.

Корма грав-саней отломилась, когда двигатель, наконец, взорвался с рёвом разлетавшихся деталей и воем репульсорных полей. Подфюзеляжный киль пропахал борозду, и фронтальная секция саней врезалась в землю под визг разрываемого металла. Робаута швырнуло вперёд в изогнувшиеся подпорки кабины, и скула болезненно треснула о внутреннюю поверхность шлема.

Сани развалились от удара, сбросив павшего Чёрного Храмовника на землю. Воин с белым лавровым венком на шлеме мгновенно спрыгнул с обломков и размахнулся огромным чёрным мечом по широкой дуге. Три кристаллических существа разлетелись на части и ещё два отступили, изумрудный свет струился из смертельных ран в грудных клетках.

Секунду спустя остальные Храмовники оказались рядом с ним, сражаясь и расчищая место вокруг поверженного брата от приближавшихся врагов. Сани разбились, и Робаут ударил кулаком по приборной панели.

— Бесполезный кусок металла! — крикнул он.

— Пора выбираться, капитан? — спросил Адара.

— Думаю, пожалуй ты прав, — ответил Робаут, видя сотни приближавшихся кристаллических существ сквозь струйки кислорода, улетучившиеся из широких трещин в лицевой панели шлема. — Но не думаю, что нам есть куда спешить.

Он вытащил из кобуры позолоченный лазерный пистолет и встал в погнувшихся дверях кабины.

— Ко мне ублюдки! — закричал он. — Придите и возьмите нас!

Робаут сжал пистолет классическим захватом с вытянутым большим пальцем и начал стрелять в окружавшую сани тесную кристаллическую орду. Первая цель упала с ровным сквозным отверстием в черепе, вторая с такой же раной.

Третья превратилась в стеклянный пар, когда в неё попал снаряд «Покорителя», образовав гигантский кратер. Из-за взрывной волны Робаут потерял равновесие и упал на землю. Десятки дымившихся гильз посыпались вокруг, он перекатился на спину, и в этот момент над ним распростёрлась тень рычащего зверя.

Руки-оружие дрожали от отдачи сиявших мега-болтеров, а пара военных рогов в клыкастой вытянутой пасти выли боевой клич.

– «Вилка»! — закричала Павелька, расслышав имя в вое.

«Пёс войны» перешагнул обломки саней, выпуская потоки огня и вычищая землю от врагов на десятки метров вокруг. Он давил кристаллических существ в порошок гигантскими когтистыми ногами и вырезал орудиями в земле ямы с раскалёнными добела краями.

Но он пришёл не один.

Второй «Пёс войны» вырвался из вихря вращавшихся кристаллических осколков, выпуская оглушительные залпы лазерного огня и разрывных снарядов. Его бок покрывали глубокие раны, и благословенные масла стекали по бронированной шкуре. Как и близнец, он яростно выл, убивая с каждым новым звуком из боевых рогов.

Робаут вскарабкался в укрытие дымивших грав-саней, и привёл себя в вертикальное положение, стараясь дышать неглубоко. Он уже чувствовал слабость и головокружение, странное онемение охватывало руки и ноги.

— Боги-машины… — произнёс он, впившись взглядом в лязгающих зубами и воющих титанов, истреблявших вражеских существ.

Он почувствовал, как задрожала земля под исполинской поступью истинного бога-машины.

Руки подхватили Робаута под плечи и потащили в сани. Воины в чёрной броне окружили его, и облачённая в мантию техножрица со смутно знакомым получеловеческим лицом, обернула извивавшуюся металлическую руку вокруг его талии.

— Держитесь, капитан, — раздался голос, он понимал, что должен знать говорившего, но так и не смог вспомнить, кто это. — Они идут за нами!

— Конечно, идут, — сказал Робаут. — Почему бы и не идти…?

Он вытянул шею, когда показался мифический гигант, высокая машина разрушения и мощи. Он был невероятно огромным, чудовищный бог из стали и адамантия с солнцем в сердце и смертью в руках. Гигантская нога с четырьмя пневматическими опорными когтями пронеслась над Робаутом, просыпав дождь кристаллических обломков и раздробленных в пыль камней. Огромная нога бога-машины опустилась, и ледяная поверхность задрожала, как при землетрясении.

Отстреленные предохранители упали на землю, когда автозагрузчики подали боеприпасы в изголодавшиеся затворы и последовательно распахнулись десятки люков пусковых установок. Из уважения к смертным плазменное вооружение «Лупы Капиталины» бездействовало, но на её плечах активировался арсенал, сопоставимый с целым дивизионом тяжёлой артиллерии. Полосы ракет прочертили параболические траектории над полем битвы, двадцать четыре в первом залпе и ещё двадцать четыре секунду спустя. Шлейфы белого огня вырывались из грозного гатлинг-бластера и тысячи снарядов вылетели из вращавшихся стволов гигантской укороченной многоствольной пушки.

Плато мгновенно исчезло в достигавшей небес огневой завесе и взрывах, и в этот момент летевшие по дуге ракеты обрушились вниз в бесконечной серии карающих мощных ударов. Робаут закрыл глаза от яркого света, чувствуя боль в груди, и как улетучиваются мысли из-за азотного опьянения.

Из всех смертей эта, по крайней мере, была безболезненной.

Он улыбнулся, отмечая, что умрёт на планете, которой подарил имя.

Будет ли кто-нибудь помнить это имя?

Он не знал, но это казалось важным.

Сквозь бесконечные залпы трёх богов-машин Робаут услышал тяжёлый лязг металла о металл и почувствовал гул и вибрацию сквозь скафандр. Он ощутил невесомость и открыл глаза, увидев, что земля уходит из-под ног, потому что грав-сани подняли в воздух.

А внизу мир горел в огне богов-машин.

«Ниже ватерлинии» было выражением эпохи, когда корабли плавали по морям Старой Земли, ставшее бессмысленным после того как суда человечества оставили земные океаны, но оно кое-что значило среди крепостных «Сперанцы». Только теперь так называли не отсеки корабля, которые затопило бы в случае пробоины в корпусе, а самые нижние палубы ковчега Механикус, которые были опасны по множеству причин.

Магоса Касада недавно назначили на руководящую должность среди крепостных после десяти лет проведённых за пересылкой данных, это продвижение, как он надеялся, покончит со сравнительно рутинными обязанностями маршрутизации информационных путей и предоставит шанс отвечать за нечто большее, нежели бинарные разряды и инфоцитные журналы. Правда с двумя ленивыми бездельниками и тремя сервиторами, спускавшимися за ним по металлической винтовой лестнице в холодную темноту, он не чувствовал, что отвечает вообще хоть за что-то.

Все они нервничали, что, по крайней мере, заставляло смотреть по сторонам, а не искать возможность увильнуть от работы.

Примерно так думал Касада.

— И как мы собираемся это сделать? — спросил Нокс, высморкав что-то жидкое и масляное из носа.

Это было ремонтом испорченного главного редуктора одной из водопроводных систем левого борта, ремонтом, который нельзя было назвать обычной рутиной из-за внезапности поломки и места, где она произошла, слишком уж часто стали происходить там аварии.

— Это — наша работа, — ответил Касада, сверяясь с прыгавшей и мерцавшей ноосферной картой, проецируемой в воздухе перед ним. — Каждая работа на службе Омниссии ценна и важна, от самой незначительной до…

— Завязываете с этой мотивационной ахинеей, магос, — перебил его Нокс. — Вам поручили это, потому что вы новенький и не целуете задницу нужного надсмотрщика. Все у кого в голове осталась хотя бы капля мозгов, держатся подальше от нижних палуб. Слишком темно и слишком много опасного оборудования, которое может оттяпать вам руку, выпотрошить или испепелить кости в пыль.

— Я слышал, что эти палубы облучило во время запуска, когда «Сперанца» отдала швартовы, — произнёс Кэвелл.

Касада понимал, что должен прекратить их подстрекательский разговор, но в том, что они говорили, была правда, и он твёрдо верил, что подчинённые должны знать, что он разделяет их беспокойство.

— В этом есть доля правды, — согласился он, направляясь в коридор с высоким потолком, который судя по карте, вёл на лестницу к трубопроводу. — На нижних палубах отмечен повышенный фон радиации, да, но не такой, чтобы стоило напрасно тревожиться и мы не станем спускаться в самые глубокие области судна.

— Чертовски правильно, — сказал Нокс. — Никто не хрена не знает, что там внизу шарится.

Проигнорировав убийственный сленг Нокса, Касада произнёс. — Поправка: это не так. У меня много карт отсеков, которые мы должны миновать на пути к главному редуктору.

— Вы и так уже внизу, магос, ниже ватерлинии, — сказал Нокс. — Попытаетесь следовать этим картам и потеряетесь, как и все остальные бригады, забравшиеся так далеко.

— А, все эти ужасные истории о приведениях и исчезновениях в глухих местах космического корабля, — сказал Касада. — Я наслышан о таких слухах и страшилках. Они всего лишь выдумки и фантазии, призванные объяснить несчастные случаи и заполнить недостаток информации. Уверен, что они используются для создания единого опыта среди непосвящённых.

— Посмотрим, чего стоят ваши знания, — сказал Кэвелл. — Вы новенький здесь, но научитесь.

— Или не научитесь, — добавил Нокс, проведя пальцем по горлу.

Касада пытался не обращать внимания на их явно нагнетающее панику поведение, но было верно, что он испытывал некоторые затруднения, стараясь следовать по предписанному маршруту. Люки находились не там, где должны, отмеченные проходимыми коридоры и межпалубные лестницы оказывались заблокированными гудевшим оборудованием или вообще отсутствовали. Пока ноосферные модификации находили обходные пути, но рано или поздно Нокс и Кэвелл поймут, что он не знает, где именно они находятся.

— И что насчёт них? — спросил Нокс, ткнув большим пальцем на молча следовавших за ними трёх сервиторов. — Откуда мы знаем, что они не прикончат нас, когда мы окажемся слишком глубоко, чтобы позвать на помощь?

Слухи о невероятных событиях в пищеблоке-86 разошлись среди крепостных по всему кораблю и, несмотря на максимальные усилия Механикус остановить их распространение, больше никто не смотрел на сервиторов, как раньше. Рассказы о том, что зачинщики и явно действовавший по своей воле сервитор сбежали от скитариев магоса Сайиксека и скрылись в глубинах судна, только добавляли революционного правдоподобия разговорам о святом присутствии.

— Эти, безусловно, кажутся совершенно покорными, — ответил Касада.

— Да? А возможно они только хотят, чтобы мы думали, что они — безмозглые киборги, а не безжалостные убийцы, которые собираются отомстить нам за превращение в сервиторов, — заявил Кэвелл.

— Ты смешон, — сказал Касада, нахмурившись, когда они дошли до конца коридора и увидели, что у входа в нужный им сводчатый служебный проход свисает искривший кабель. Из лопнувшей трубы с охладителем вырывался горячий пар и по лестнице стекал водопад пенистой воды. Картина напоминала пикт, который видел Касада: водопад в мангровом болоте с лианами и влажным неподвижным паром.

— Туда? — спросил Нокс, всматриваясь во мрак, где шипели и мигали повреждённые водой люмены. — Скажите, что вы шутите.

Касада услышал звуки, напоминавшие тяжёлые шаги, но скорее всего по туннелям просто разносилось эхо каких-то расположенных ниже механизмов. Что-то заскрежетало по металлу, но в таких непосещаемых отсеках столь огромного судна, как ковчег Механикус это было обычным делом. Отсутствие регулярного технического обслуживания порождало всевозможные необъяснимые звуки.

Кэвелл поднырнул под связку перекрученных изгибавшихся во все стороны кабелей и внимательно осмотрел место повреждения.

— Это неправильно, — произнёс он, протягивая руку и касаясь изолированной оболочки рядом с разрывом.

— Мы видели много таких поломок, — возразил Касада. — Во время кошмарного путешествия сквозь Шрам Ореола много кабелей порвались из-за возросшей силы натяжения.

— Нет, — поддержал напарника Нокс. — Он прав, посмотрите. Они перерезаны. Специально.

Касада осмотрел кабель, удерживаемый Кэвеллом, проведя трёхмерным объёмным лазером по повреждённой части.

— Скажите, что я ошибаюсь, — произнёс Кэвелл.

— Разрез выглядит ровным, — признал Касада. — Я не вижу никаких следов износа и нагрузки на изоляцию, которые можно ожидать в случае разрыва. Нельзя утверждать наверняка, но, похоже, да, этот кабель перерубили. Кто перерубил и зачем совершенно другой вопрос.

Даже произнося эти слова, он знал, что не договаривает. Разрез кабеля оказался таким ровным и с таким чрезвычайно малым отклонением в смежных волокнах, что было просто невозможным для любого известного устройства или лезвия.

По крайней мере, для любого известного Механикус.

Послышалось новое гулкое эхо, снова какой-то механизм с нижней палубы, но Касада понял, что в этот раз звук был ближе, чем прежде. Он посмотрел вниз на широкую лестницу, но вместо мерцавших люменов магос увидел непроницаемую тьму.

— Может нам стоит найти другой путь? — сказал Касада, отступая.

Нокс посмотрел на него, заметив растущее беспокойство.

Он проследил за взглядом Касада и его глаза расширились в страхе, когда что-то огромное появилось из темноты. Удлинённый изумрудный череп существа был выпуклым и блестящим, тонкие конечности цвета слоновой сжались, и оно прыгнуло вверх по лестнице ужасающей органической походкой.

Шептавшие потоки вытесненного воздуха пронеслись над ступеньками.

Кэвелл просто исчез, его тело разлетелось на части, словно несчастный прижал к груди взведённую осколочную мину. То, что осталось, упало на лестницу, и Нокс бросился прочь, спасаясь от такой же судьбы.

Он сделал всего три шага, прежде чем его убило высокое существо с веретенообразными конечностями. Казалось, что чудовищная рука всего лишь слегка задела голову Нокса, но макушка исчезла, словно её срезал точный трепанирующий лазер.

Животная часть мозга Касада взвыла от ужаса, наполнив тело адреналином, он закричал, повернулся и бросился бежать. Он протолкнулся мимо не сопротивлявшихся сервиторов, пытаясь спастись, убежать от этого демона во тьме ниже ватерлинии. Магос рискнул оглянуться через плечо и издал хныкающий звук неприкрытого страха, когда увидел четыре фигуры с изящными конечностями и вишнёво-красными шлейфами дыма, изливавшимися из воющих посмертных масок.

— Что за… — вот и всё, что сумел выдавить Касада, прежде чем пронзительный вопль пронёсся по воздуху между ним и преследователями. Многофункциональные слуховые имплантаты не выдержали смертоносную звуковую атаку, и из глаз и ушей потекла благословенная смазка.

Касада взвыл от боли, когда оптика зашипела бинарной статикой, а череп заполнила кромсавшая нервы обратная связь. Мозговые имплантаты лишились обострённых входных сигналов от улучшенной аугметики и начали перестраивать синаптические пути, чтобы он снова использовал врождённые чувства. Касада смотрел сквозь перегоревшие матовые линзы, но обычное зрение оказалось размытым, зернистым и непривычным. Он увидел колыхавшиеся смазанные линзами фигуры приближавшихся убийц и с усилием встал. Он знал, что не сможет спастись, но всё равно побежал, ужас управлял его руками и ногами в тщетной попытке продлить жизнь. Тело плохо слушалось, последствия разорвавшего мозг крика ещё не прошли. Скрутившая живот ужасная тошнота и отвратительное головокружение сделали его нетвёрдую походку комично пьяной.

Касада не видел, куда идёт, неаугметированные чувства оказались болезненно притупленными.

Он врезался в металлическую стену, ударился головой о выступ и упал на колени. От последнего унижения по лицу потекла кровь. Он полз, как зверь на брюхе, раненое животное, преследуемое хищником, который упивался муками жертвы.

Между всхлипываниями он услышал безошибочные звуки пронзавших плоть клинков. Один за другим сервиторы, которых он привёл сюда, были зарезаны без сопротивления. Стадо овец, приведённое вслепую на бойню.

— Пожалуйста, — взмолился он, услышав искажённое эхо шагов за спиной. — Пожалуйста, не убивайте меня.

Наконечник чего-то ужасающе острого коснулся его шеи.

— Аве Деус Механикус… — сказал он, сложив руки в форме Шестерёнки Механикус. — Бог Машина со мной, и я не устрашусь зла…

Последовал резкий удар, и клинок легко прошёл сквозь позвоночник Касада.

МИКРОКОНТЕНТ 07

Прежнее оптимистичное настроение, охватившее экспедицию после возведения посадочных площадок, полностью испарилось. На плато потеряли великое множество машин и жизней, и на мостике «Табулария» царила атмосфера всеобщего раскаяния. По-прежнему облачённый в блестящую броню Котов собрал командующих вокруг поста управления топографами Линьи Тихон. Воины и магосы внимательно изучали гололитическую проекцию «Томиоки», которая упрямо отказывалась раскрывать тайны любым ауспикам.

Котов смотрел на плавно вращавшееся изображение, словно мог заставить его показать, что находится внутри корабля.

Вен Андерс стоял в тени сержанта Танны и чемпиона Императора. Хотя потери Дахана к настоящему времени равнялись трёмстам погибшим и пятидесяти семи раненым горе Танны, пожалуй, было сильнее. При встрече с Чёрными Храмовниками Котов собирался отругать их за безрассудство, но узнав о смерти брата Ауйдена, ограничился только искренними соболезнованиями. Потеря одного космического десантника сама по себе являлась достаточно скверным делом, но гибель апотекария была ещё хуже, и Котов ясно видел желание Танны искупить напрасное рвение.

Азурамаджелли и Криптаэстрекс подключились к противоположным сторонам графического устройства, отложив мелкие препирательства перед лицом кровавой неудачи. Галатея склонилась над постом топографа, лениво ведя рукой вдоль голографических очертаний космического корабля.

— Прошло больше четырёх тысяч лет с тех пор как мы видели его. Столько долгих лет… — произнёс гибридный механизм, вращая изображение осторожными тактильными прикосновениями.

Котова встревожило поведение Галатеи, она словно обращалась к чему-то знакомому: давно потерянному другу или запретной любви.

— Все не видели его так долго, — сказал Котов.

Голова Галатеи дёрнулась, и она убрала руку, словно её поймали за каким-то запрещённым действием. Тело с серебряными глазами в центре паланкина ссутулилось.

— Вы не видели корабль, как видели мы, — сказала Галатея. — Мы можем ручаться в этом. Величайший корабль своей эпохи, стартовавший в великом триумфе, но подвергнутый насмешкам за смелые мечты, что невозможное находится на расстоянии вытянутой руки. Вы не знаете, вы не можете знать, что это значит.

— Вас ждёт сюрприз, — резко ответил Котов, который и сам столкнулся со страданиями и потерями, организуя экспедицию под аналогичным шквалом критики собратьев-адептов Марса. — Но вашим воспоминаниям о «Томиоке» придётся подождать или вы всё же можете припомнить что-нибудь полезное?

— Например, что находится внутри, — уточнил Вен Андерс. — Вот что я хочу знать. Если мы собираемся проникнуть на корабль, то я хочу знать, с чем столкнутся мои люди.

Коротко подстриженные волосы кадианского полковника блестели от пота, потому что повышенное выделение тепла многочисленными когитаторами превратило мостик в парилку для смертных.

— Мы знаем не больше вас, полковник Андерс, — ответила Галатея.

Андерс почесал небритый подбородок и сказал. — Знаете что? Думаю, я не поверю вам. Я думаю, вы отлично знаете, что находится на корабле, поэтому перестаньте заговаривать нам зубы и просто ответьте на вопрос.

Галатея развела руки в пустом извиняющем жесте. — Та же самая тень, что мешает ауспикам госпожи Тихон, препятствует и нам узнать что-то новое.

Андерс недоверчиво хмыкнул и покачал головой. — Вы лжёте, и если кто-то из моих людей погибнет из-за вашей лжи, то даю слово кадианского офицера, что убью вас.

Котов положил руки на край графического стола и произнёс. — Мы должны продолжать, исходя из предположения, что снова столкнёмся с автоматической защитой «Томиоки». Полковник Андерс, сержант Танна и магос Дахан, вы должны планировать штурм, основываясь на этой информации.

— Честь пробить брешь в корпусе корабля Механикус должна принадлежать скитариям, — сказал Дахан, расправив плечи, словно бросая вызов любому, кто не согласен. Котов понимал игру на публику Дахана. Воинов секутора унизили, и только вмешательство титанов легио Сириус положило конец битве.

— Мои Храмовники лучше подходят для боя на корабле, — заявил Танна. — Мы должны быть первыми.

— При всём уважении, — произнёс Андерс. — Вас только пять, а корабль довольно велик.

— С пятью Чёрными Храмовниками я могу захватить планету, — ответил Танна.

Линья Тихон положила конец надвигавшемуся конфликту.

— Существует только один способ попасть на «Томиоку» и получить доступ к отсекам корабля, где с наибольшей вероятностью находится цель нашего путешествия.

— И что это за способ? — спросил Андерс. — Тень всё ещё на месте, поэтому воздушный десант не подходит.

— Кристаллические контрфорсы у основания башни слишком толстые, — добавил Танна.

— Единственный способ расположен на спине «Лупы Капиталины», — сказала Линья. — Титан может нести две штурмовые группы, а его высота позволяет двигаться ниже потолка тени и доставить нас к тому месту у основания, где лёд самый тонкий.

Андерс усмехнулся. — Всегда мечтал ехать в битву на спине бога-машины.

— Стоит ожидать ещё больше кристаллических существ внутри? — спросил Танна, уже добавляя титана к планам развёртывания.

— Более чем вероятно, — ответил Котов.

— А у нас есть какие-нибудь мысли, что они такое? — спросил Андерс. — Магос Дахан, вы близко пообщались с ними. Ваши выводы?

Дахан стоял, наклонив плечо, пока три технослуги и оружейники чинили его повреждённое тело. Закутанные сварщики работали под складками его бронзовой кольчужной мантии.

— Таких я никогда не видел, — признался он. — Они кристаллические, что и так очевидно, и получают энергию из источника в груди. Пассивные записи данных позволяют предположить, что эти источники являются разновидностью биоморфной индуктивной энергии, подобной найденной командами эксплораторов в комплексах гробниц на южных окраинах сегментума Темпест.

— Некронтир? — спросил Азурамаджелли. — Но, конечно же, невозможно обнаружить этих существ за пределами галактики.

— Обратите внимание, я сказал подобной, а не идентичной, — ответил Дахан. — Вы все видели данные. Делайте выводы сами.

— Они — не некронтир, — сказал Котов.

— Тогда что они? — настаивал Танна. — Новая разновидность ксеносов?

Котов покачал головой. — Строго говоря, нет, они не живые. Правда благодаря проявлению когнитивного осознания окружающей обстановки и поведению, похожему на разумно реактивное, их легко принять за живые организмы.

— Это не ответ, — сказала Галатея, протягивая биомеханическую руку к изображению «Томиоки». Котов скрыл раздражение, но Галатея снова заговорила, не дав ему продолжить. — Вы знаете не хуже нас природу этого врага.

— Архимагос? — спросил Андерс, когда Галатея замолчала.

— Я считаю, что они форма биоподражающих механизмов, которые разместили внутри кристаллической структуры плато, — сказал Котов. — По сути, миллиарды машин размером с микробактерию пронизывают кристаллическую матрицу земли, бесполезные в отдельности, но способные объединиться в нечто большее, чем сумма своих частей. Они отреагировали на наше появление, сформировав армию-имитацию, как лейкоциты, которые устремляются к месту биологической инфекции.

— Никогда не слышал о такой технологии, — сказал Криптаэстрекс, словно оскорблённый предположением. — Почему она не зарегистрирована в инфохранилищах Марса?

— Потому что она не работала, — ответил Котов. — Магос Телок начал исследование после экспедиции в Наогеддон в смутные времена после падения высшего лорда. Он так и не представил свои исследования никому из конклава марсианского братства, потому что так и не смог заставить их работать.

Андерс постучал по плоскому сетчатому экрану топографа. — Похоже, теперь смог.

— Если Телок не показал результаты исследований, откуда вы о них знаете, архимагос? — спросил Танна.

— Вы считаете, что я начал экспедицию без подготовки, сержант Танна? — ответил вопросом на вопрос Котов, принимая скрытый вызов. — Поверьте, я изучил всё об архимагосе Телоке: все опубликованные монографии, отчёты об экспериментах и безумные рассказы, которые окружали его, начиная от вступления в марсианское Духовенство и заканчивая исчезновением экспедиции. Мои приготовления ни в чём не уступают вашим перед битвой. Ключ к пониманию Телока, мой друг-Храмовник, находится не только в изучении всего, но и в понимании, что из этого является важным, а что бессмысленными сказками.

— И что ваши изыскания дали вам, архимагос? — поинтересовался Андерс. — Зачем защищать корабль, который погибнет вместе с планетой?

Котов выпрямился, логика диктовала единственно возможный ответ.

— Чтобы защитить корабль, пока он не выполнит свою функцию.

— И что это за функция?

— Не знаю. Подозреваю, что мы узнаем только когда окажемся на борту.

Дальномер в шлеме Танны показывал, что до «Томиоки» оставалось два километра, хотя из-за огромного размера корабль казался гораздо ближе. Контингент Механикус, любопытная комбинация из воинов и исследователей, окружённых устойчивыми к местной атмосфере скитариями Дахана, занимал штурмовую зубчатую стену по левому борту, а он и остальные боевые братья стояли на правом наплечнике «Лупы Капиталины» вместе с тяжеловооруженным подразделением кадианцев в скафандрах.

Танна видел, как тренируются смертные солдаты и знал, что они опытные воины, но они не были Адептус Астартес, и это делало их ненадёжными. Он подавил мысли о замороженном теле Ауйдена в морге «Табулария», зная, что только ослабит ими эффективность отделения. Но как бы Танна не пытался оставить скорбь за стенами дисциплины и психоконтроля он остро переживал потерю.

Ещё одна смерть, которая уменьшает надежду вернуться в орден.

Танна знал, что остальные братья тоже переживают, но не мог найти для них слов, произнести успокаивающую речь и исцелить боль от гибели апотекария. Как и смерть Кул Гилада потеря Ауйдена была не на его совести, но Танна считал, что обязан сделать всё, чтобы каждый его воин остался в живых. Непростая задача, и каждый командир воинов знал, что, в конечном счёте, она невыполнима.

«Владыка войны» оглушительными шагами быстро сокращал расстояние между краем плато и вертикальным шпилем корабля. Отбросив скорбные мысли, сержант наклонился над зубчатыми стенами с шестерёнками, наблюдая за следовавшими за богом-машиной ротами супертяжёлой техники кадианцев и военными машинами скитариев. Оба «Пса войны» петляли впереди «Лупы Капиталины», словно превосходные охотники, впрочем, они ими и были.

Вдали от «Владыки войны» хорошо защищённые рабочие бригады «Табулария» выкапывали «Барисан» из обволакивающей кристаллической тюрьмы. Благородный десантно-штурмовой корабль вернут на «Сперанцу» и отремонтируют.

Танна сжал кулак и прижал к украшенному орлом нагруднику.

— Ты снова полетишь, великий, — прошептал он.

— Это не правильно, — произнёс Варда, чёрный меч висел у него за плечом и чемпион слегка согнул ноги, нейтрализуя покачивание шагавшего «Владыки войны». — Мы пришли сюда, ожидая найти место крушения, обломки разбившегося корабля, который заржавел и развалился за больше чем четыре тысячи лет. Но корабль выглядит так, словно приземлился десять лет назад. Что думаете, сержант?

Танна чувствовал внимательные взгляды боевых братьев и знал, что они ожидали содержательный ответ.

— Я думаю, что каждый метр корабля будет защищён.

Варда кивнул, сжав пальцы на рукояти чёрного меча.

— Кристаллическими существами?

Танна кивнул. — Ими и ещё хуже, — сказал он. — Мы не предприняли мер, чтобы избежать обнаружения, приближаясь к «Томиоке», поэтому разумно предположить, что какими бы старыми не были Механикус на корабле, они знают о нашем прибытии.

— Ясно, — согласился Варда. — Что вас беспокоит?

— Если архимагос Котов так уверен, что здесь кто-то есть, почему никто не отреагировал на нашу высадку на планету?

— Вы не думаете, что эти… гнннх… кристаллические существа, убившие брата… нггг… Ауйдена и были реакцией? — произнёс Иссур, от гнева его непроизвольные подёргивания стали ещё сильнее.

— Если архимагос Котов прав, то они были автоматической реакцией, — пояснил Танна.

— Возможно, корабль получил повреждения и больше не способен отслеживать орбитальное движение, — предположил Браха, показывая на кристаллические наросты, выступавшие из носовых отсеков «Томиоки». — Или возможно эти штуки, чем бы они ни были, мешают топографам корабля.

Яэль усмехнулся. — С каких пор ты стал технодесантником?

— У тебя есть ответ получше, мальчик?

Танна вмешался, прежде чем Яэль успел отреагировать на язвительное замечание Брахи.

— Даже если на корабле лишились возможности отслеживать суда на орбите, они не могли не заметить сражение у себя под носом. Не говоря уже о приближающемся «Владыке войны». Но они вообще никак не реагируют на наше присутствие.

— И что это значит? — спросил Варда.

— Одно из двух. Или на корабле никого нет или они ждут, когда мы подойдём ближе, прежде чем сделать свой ход.

— Засада?

— Будем действовать исходя из этого предположения, — сказал Танна, и рыцари выпрямились перед неизбежной схваткой.

— Получается это всё равно что… нггг… штурм… нннг… космического скитальца? — спросил Иссур.

— Подходящее сравнение для того, к чему стоит готовиться, — ответил Танна, хорошо знавший все сложности зачистки скитальца: темноту, ведущие в тупики туннели и лабиринты внутренних конструкций собранных судов — часть из которых, несомненно, имела ксенопроисхождение. Не говоря уже о неописуемых ужасах, которые часто скрывались внутри: жизненные формы тиранидов, зелёнокожие, бесплотные мерзости варпа или ещё хуже.

— По крайней мере, у нас будет сила тяжести, — заметил вечно оптимистичный Яэль.

— Верно, но всё будет наклонено на девяносто градусов, — заметил Варда. — Не будет никакого пола, только переборки и поперечные переходы для опоры. Каждый метр будет напоминать восхождение в гору.

— Хватит, — сказал Танна. — Эта операция не отличается от любого другого штурма. Мы входим и убиваем то, что обнаруживаем.

Уверенность сержанта заставила остальных замолчать, но невысказанные мысли о смерти апотекария висели в воздухе, словно проклятье. Все молчали, пока «Лупа Капиталина» не оказалась в пятистах метрах от «Томиоки» и Танна не перевёл взгляд на ледяные утёсы, подпиравшие нижнюю часть корабля.

Ледниковый лёд переливался радужным фиолетовым светом, и в его глубинах мерцали отражённые металлические блики. Лёд был очень чистым и казался почти прозрачным, поэтому искажённое изображение корабля напоминало затонувшее на мелководье судно.

«Лупа Капиталина» подняла плазменную пушку до уровня плеч, и на муфтовых креплениях расцвели дуги раскалённой синей молнии. Плазменный деструктор был огромным сглаженным оружием размером с абордажную торпеду, овальный ствол которого опоясывали тяжёлые магнитные кольца. Гудящая растущая мощь соприкоснулась с пустотными щитами, возникло северное сияние, заставившее кадианцев отвернуться от яростной демонстрации раскалённых, как солнце энергий. Мерцающие волны затуманили воздух вокруг орудия — накопленный и готовый вырваться жар ядра звезды.

Но вместо того чтобы пустить в ход своё самое мощное оружие «Лупа Капиталина» устремила кулак вперёд, словно наносила удар. Волна жара испарила лёд задолго до столкновения, шипящая пелена перегретого воздуха взметнулась ввысь. Высокий «Владыка войны» шагнул в сторону, и сдерживаемые плазменные энергии проплавили окружавший корабль лёд.

Точность, необходимая для такого манёвра, изумила Танну, который искренне не верил, что огромная машина способна так ловко двигаться. Насыщенный электричеством пар прошёл сквозь пустотные щиты, принеся запахи невероятной древности, нагретого металла и химически чистого азота.

Когда клубившиеся облака рассеялись в атмосфериках, Танна увидел широкую галерею, прорубленную сквозь толстый контрфорс, поддерживавший нижнюю часть корабля. То, что несколько секунд назад оставалось непроницаемым, теперь открылось миру, и сквозь завесу расплавленного льда Танна увидел блестящий мокрый корпус «Томиоки».

— Без сожалений, братья, — сказал Танна, когда начала опускаться штурмовая рампа. — Без пощады.

— Без страха, — дружно ответили воины.

Авреем перевернулся, пытаясь устроиться поудобнее на импровизированной койке, не самая простая задача, когда плечо представляет собой твёрдый металлический сустав. Его вес стал несбалансированным, и пока руку не заменили на аугметику, он и представить не мог, как трудно с ней спать. Кровать была раскладушкой Хоука, которую Император-знает-где-он-нашёл, неудобной, но лучше, чем то к чему привык Авреем. Он смотрел на кессонный потолок, где оглядывались выцветшие изображения Себастьяна Тора и учеников, всегда было интересно узнать, что же именно такое важное они увидели. Окованные железом черепа в чёрных стенах, создавали впечатление присутствия в склепе или храме, что только усиливала ссутулившаяся фигура на золотом троне в соседней дормис-палате.

На Расселасе Х-42 был подавляющий агрессию механический шлем, это устройство по заверениям Тота Мю-32 помещало аркофлагелланта в напоминавшее транс состояние детского блаженства. Восхищённый видениями империоцентрического экстаза Расселас Х-42 не представлял угрозу ни одному живому существу, пока Авреем не произнесёт фразу активации, что он пообещал не делать.

Но учитывая текущее затруднительное положение, он сомневался, что сумеет сдержать обещание.

Авреема разыскивали, он стал беглецом, который оказался в ловушке на космическом корабле, откуда не было спасения.

После того, как магос Сайиксек увёл скитариев из столовой Хоук и Койн сбежали с ним в туннели, которые они знали очень хорошо и всё же не знали совсем. Позволив «Сперанце» или Омниссии вести их они, наконец, добрались до места с первым самогонным аппаратом Хоука, которое, как выяснилось, являлось палатой активации аркофлагелланта.

Даже в бездействии его зловещее присутствие было ощутимым, потенциал для ужасающего кровавого насилия, который заражал сам воздух ядовитыми эманациями. Они стёрли оставшуюся кровь эльдаров и вынесли тела, но память о почти мгновенной бойне до сих пор преследовала Авреема. Он перестал думать о дремлющем убийце и переключил внимание на другого обитателя палаты.

Исмаил де Ровен, недавно облачившийся в мантию кремово-белого цвета, сидел на полу, прислонившись спиной к стене. Вернувший память сервитор прижал колени к груди и не произнёс ни слова после происшествия в столовой. Как не упрашивал Авреем объяснить, как ему удалось управлять другими сервиторами, Исмаил не отвечал или не мог ответить.

Авреем потерял счёт проведённым здесь часам, пока Тота Мю-32 и остальные изучали реакцию Механикус на новую угрозу. Оставалось только ждать их возращения, и он беспокоился всё сильнее. Он повернулся на спину и протёр глаза тыльной стороной ладони из плоти.

Убрав руку, Авреем увидел ручеёк ноосферного кода, извивавшийся сквозь стены, он неравномерной сетью окутывал помещение, создавая впечатление клетки. Авреем заметил, что время от времени пороговый бинарный узор исчезал, как только замечал его внимание, но едва он переключался на что-то другое, как кодовый свет вспыхивал снова.

Авреем следил за ведущим краем кода, пока тот окружал помещение. Остальная часть платы была хорошо видна, но везде где появлялся код, он чувствовал его слабую исчезающую силу. Код был старым, деградировавшим и измученным. Он долго охранял зал, возможно с рождения «Сперанцы», но его сила почти иссякла.

Было что-то гипнотическое в плетущемся узоре, и Авреем чувствовал, как его затягивает цикличность композиции. Неосознанно он встал с кровати и позволил взгляду бродить по стенам. Код струился по полированным куполам железных черепов, между переплетёнными орлами и шестерёнками, следуя шестиугольным путям. Он следовал за кодом, пока тот путешествовал по стенам и Авреем вспомнил старое выражение что электричество — жизненная сила цивилизации.

Сердце забилось быстрее, а в дыхании появился привкус горелого металла.

Шаги отзывались эхом, и у Авреема возникло неприятное ощущение, что стены сдвигаются. Его медное дыхание участилось, и обе руки сжались в кулаки, когда в мыслях появился бесформенный гнев. Манящий мерцающий код исчез и Авреем моргнул, когда наваждение улетучилось, и штампованные стены поплыли назад.

Авреем тихо выдохнул от страха, когда понял, что стоит прямо перед Расселасом Х-42 и протягивает аугметическую руку к запутанным средствам управления успокаивающего шлема. Он видел, как Тота Мю-32 размещал шлем и теперь понял, что неосознанно запомнил ритуальные движения и катехизисы.

Неожиданно всё заволокло неистовым красным цветом, алый туман застил взор, словно завеса крови, злость, что он испытывал раньше, сконцентрировалась в яркий импульс чистейшего гнева. Авреем не мог вспомнить, когда в жизни испытывал такую беспричинную ярость, глубинное стремление в самих костях причинить вред другому человеку. Воспоминания о разорванных телах, вырванных внутренностях и вопящих ртах, выкрикивавших его имя, которое принадлежало не ему, заполнили череп. Первоначальный ужас Авреема отступил перед неудержимым стремлением нести смерть, осквернять нечестивую плоть, убить что-нибудь… кого-нибудь…

Дрожащими пальцами он дотронулся до бронзовых ключей сбоку от трона, и запустил команды инициализации, которые начали процесс отключения механизмов успокаивающего шлема. Медленно умиротворяющие и утешающие образы имперских святых, херувимов и золотого блаженства покинули восприятие аркофлагелланта, вводя его в ещё более сильное состояние безумного убийственного гнева.

Голова Расселаса Х-42 поднялась, пока ещё скрытая невыразительным оловянным шлемом.

Его грудь расширилась, и струи зловонного дыхания с ворчанием вырвались из-под успокаивающего шлема.

Аркофлагеллант являлся заряженным ружьём, снятым с предохранителя и готовым выстрелить.

Требовалось всего лишь произнести кодовую фразу, и он станет волен резать, калечить и убивать.

Авреем внезапно почувствовал, что кто-то рядом и ощутил осторожное прикосновение к плечу. Растущий ужас увечий и жестокой деградации покинул мысли, и ноги подкосились. Он упал в объятия Исмаила и зарыдал, осознав, как близок был к тому, чтобы отпустить полного ярости аркофлагелланта.

— Я не… — произнёс он. — Я не хотел…

— Знаю, — ответил Исмаил. — Но Расселас Х-42 — живое оружие и него только одна цель.

Авреем кивнул и позволил Исмаилу отвести себя назад к койке, избавляясь от кошмарных видений пыток и увечий. Он сел, тяжело глотая и плача в ужасе от увиденного. Он знал, что это были не его мысли, а воспоминания о резне, учинённой Расселасом Х-42 в прошлой жизни.

Исмаил протянул руки и Авреем посмотрел ему в глаза.

Отсутствующий отвлечённый взгляд сервитора исчез, вместо него появилось такое выражение покоя и понимания, что Авреем онемел от изумления.

— Он взывает к вашей жажде насилия, — сказал Исмаил, от следов несовершенной речи которого не осталось и следа. — Расселас Х-42 — близкий и лёгкий путь к мести и человеческому злу, очищенному и идеальному. Вы должны быть выше этого, Авреем, вы должны прогнать его.

Авреем покачал головой. — Не могу. Если придут Механикус, то он мне потребуется.

— Не потребуется, — пообещал Исмаил. — У вас уже есть всё, в чём вы нуждаетесь.

— Не понимаю.

Исмаил протянул руки и произнёс. — Тогда слушайте.

Авреем нерешительно и молча взял руки Исмаила, опасаясь чего-нибудь необычного, но кроме тяжёлого звериного дыхания Расселаса Х-42 и постоянно стучавших механизмов «Сперанцы» он ничего не услышал.

— Слушать что? — спросил Авреем.

— Все потерянные души, — ответил Исмаил и Авреем закричал, когда тысячи порабощённых голосов заполнили его голову мучительными воплями.

Внешний вид «Томиоки» потряс Котова, но внутри оказалось, если это вообще возможно, ещё необычнее. Внутренняя планировка космического корабля подверглась полной перестройке, что сделало древние планы совершенно бесполезными. С их точки входа, оставшееся далеко вверху, темнота была почти абсолютной, её разгоняли только фонари на шлемах скитариев и бледное зеленоватое свечение изгибавшихся кабелей, которые заполняли капающие внутренности корабля, словно пульсирующие артерии.

Лестницы и пролёты демонтировали и заново установили перпендикулярно первоначальному положению, что позволило группе Котова избежать проблем при спуске. Их путь пролегал по огромным отзывавшимся эхом отсекам, откуда удалили оборудование и соединили так, как никогда не планировали первые создатели «Томиоки». Они следовали близко к закованному в лёд корпусу, и призрачные струйки холодного пара кружились вокруг выступающих элементов конструкции подобно дыханию.

— У меня такое чувство, словно мы спускаемся по биологической анатомии, — произнёс магос Дахан, которому пришлось двигаться, сгорбившись, чтобы проходить по причудливо изогнутым коридорам. — Неприятное ощущение.

Котов понимал его чувство, представляя, что они идут буквально по кишкам космического корабля. Как и в живом организме, внутри «Томиоки» не было тихо, слышалось стонущее эхо, скрип, сгибание стальных конструкций и далёкое ледяной сердцебиение.

— Возможно, Телок исходил из биологических эстетических представлений? — предположил Котов.

— Неудивительно, что его назвали безумным, — с отвращением заметил Дахан. — Почему мы тогда путешествуем по кишечнику, пока госпожа Тихон поднимается к мозгу?

— Потому что глубоко под нами находится мощнейший источник энергии и он — ключ к пониманию тайны корабля, — объяснил Котов. — Пусть госпожа Тихон грабит архивы, мы станем теми, кто изучит истинные открытия, оставленные Телоком.

Дахан произнёс пренебрежительный бинарный код и направился к скитариям.

Котов проигнорировал скептицизм секутора, настраивая переговоры на заднем фоне: манифольдные загрузки от Таркиса Блейлока и Виталия Тихона со «Сперанцы», зашифрованные вокс-щелчки Храмовников, эхо интеркомов кадианцев и потрескивающее шипение машинного языка, который бормотал чуть ниже порога его понимания.

Котов не понимал его, но одно было ясно.

Код становился громче.

— Я слышу тоже, что и вы, архимагос, — произнёс парящий рядом покачивающийся позолоченный череп, он поддерживался крошечным суспензором и был украшен расширявшимся крылом, которое трепетало то вперёд, то назад на затылочной кости. Одна глазница была оснащена окуляром-пиктером, вторая сложным ауспик-имплантатом, который записывал и передавал записи на «Сперанцу».

— Да, Таркис, — ответил Котов. — Я знаю, но меня раздражает, что я не могу понять его.

— Когитаторы ковчега также столкнулись с трудностями, — сказал череп голосом Блейлока. — Я применяю все одобренные улучшения и фильтры к исходному коду, но статистически маловероятно извлечь что-то полезное.

— Ясно, Таркис, но продолжайте пробовать. Я хочу знать, что говорит корабль.

Череп щёлкнул зубами и вернулся за плечо Котова, а путешествие вниз по «Томиоке» шло своим чередом по приваренным лестницам, неровным трапам и переставленным лестничным клеткам.

Котов следовал за Чёрными Храмовниками по винтовой лестнице, касаясь пальцами рядов угловатых символов, которые напоминали древние иероглифы или забытый раздел математики. Он видел изменение этих символов с тех пор, как они проникли на «Томиоку», каждая идеограмма соединялась с другой, словно священное писание монтажной платы. Линья Тихон предположила, что это невозможно сложная форма органического языка, принадлежавшая ещё неизвестной расе ксеносов, что только усилило напряжение среди Механикус.

Пока Котов, скитарии Дахана и Чёрные Храмовники спускались по внутренним конструкциям «Томиоки», талантливая дочь Виталия Тихона поднималась. В сопровождении примерно роты кадианских штурмовиков, ведомых капитаном Хокинсом, она с радостью ухватилась за шанс отправиться в неизвестность. Любопытно, что Галатея решила составить ей компанию, отвратительный машинный интеллект собрался исследовать флагман Телока, после устранения угрозы за пределами корпуса. Магоса Азурамаджелли временно перевели с командной палубы «Табулария» для наблюдения за миссией на мостике корабля, если тот вообще ещё существовал.

Котов спустился по винтовой лестнице и оказался в поперечном коридоре с высоким потолком, который с обеих сторон перекрывали тяжёлые переборки, изготовленные из вытянутых пластин носового тарана. Похоже, путь вниз был полностью перекрыт, хотя скитарии с мелтами приступили к поиску слабых мест в полу и на поцарапанных стенах, собираясь пробить проход. Котов заметил остаточные следы густых смазок и почувствовал наличие электрического тока.

Магос Дахан позвал его к импровизированной панели управления у дальней стены, но прежде чем Котов подошёл к секутору его перехватил Танна.

— Как глубоко, по-вашему, нам ещё нужно спуститься, архимагос? — спросил Танна.

— Полагаю, что мы близко, сержант.

— С каждым уровнем вниз опасность увеличивается.

— Мы — эксплораторы, сержант Танна, — напомнил Котов. — Опасность — часть нашей работы.

— Вы — эксплоратор, я — воин.

— Тогда вы должны были привыкнуть к опасности, сержант, — раздражённо ответил Котов.

Космический десантник явно пришёл в ярость, но Котов проигнорировал его и направился мимо сержанта к Дахану. Цепочка ярких огоньков мигала на панели, указывая на присутствие энергии. Единственным другим предметом достойным упоминания оказался простой рычаг, который можно было переключить вверх или вниз.

— Управление лифтом, — сказал Дахан. — Фуникулёр спускается с посадочных палуб и не уступает им в размерах.

— Всё это помещение — лифт, — пояснил Котов, теперь поняв, откуда взялись царапины на стенах и такое количество смазки.

— По-видимому, внизу находится инжинариум, — предположил Дахан. — Источник энергетического излучения?

— Возможно, — ответил Котов, сжав рычаг. — Если то, что находится внизу, соответствует оригинальному плану.

Котов потянул рычаг вниз. — Давайте узнаем, — произнёс он.

Зал задрожал, и пол ушёл вниз под грохот гидравлики и звон цепей.

МИКРОКОНТЕНТ 08

Все несущие элементы верхней части корпуса «Томиоки» были удалены и заменены кристаллическими панелями, которые странным образом преломляли внешний свет сквозь окружающий лёд. Линья промаргивала изображения разноцветных радужных призматических лучей, танцующих на открытых поверхностях. Свет ловил блестящие пылинки пыли и отражался от поляризованных визоров закрытых шлемов кадианцев. Яркость создавала впечатление простора и умиротворения, но она напомнила себе, что это всего лишь иллюзия.

— Поразительно, не так ли? — произнёс отец. — Напоминает великолепные молитвенные соборы изо льда и стекла внутри Аретниа Катениа.

Скрипучий и искажённый статикой голос Виталия Тихона раздавался из угольно-чёрного сервочерепа, который мелькал в воздухе, словно любопытное насекомое. Тень вокруг «Томиоки» делала невозможной обычную орбитальную вокс-связь, поэтому все сообщения между наземными войсками и «Сперанцей» передавались через «Табуларий» на посадочные площадки, прежде чем, наконец, отправиться в космос.

— Похоже, — согласилась Линья, обращаясь к парящему устройству, собранному из удалённых сегментов черепа отца, после того как он решил увеличить голову для дополнительных имплантатов. — Но мы не на Марсе, мы исследуем враждебное окружение древнего сумасшедшего.

— Сумасшедший? Провидец? Часто эти понятия мало отличаются, — заметил Виталий, пока двойной кронциркуль под челюстью быстро делал набросок открывшегося впереди вида.

— Я знаю, и поэтому использовала это определение, говоря о Телоке, — ответила Линья.

— Раньше я, пожалуй, согласился бы с тобой, но это потрясающе, — продолжал Виталий и сервочереп устремился вперёд к магосу Азурамаджелли, который поднимался по узкой винтовой лестнице, перестраивая своё механическое тело в более компактную форму. Вопреки ожиданиям Линьи Азурамаджелли преодолевал извилистые отсеки «Томиоки» с относительной лёгкостью, быстро поднимаясь по лестницам благодаря множеству рук и перемещая части мозга в арматуре защитных кожухов.

Учитывая, что Галатея собрала своё тело сама при недостатке материалов, она не могла перестраиваться на ходу, и ей приходилось искать обходные пути, избегая узких коридоров. Линья с радостью отдыхала от неё, но каждый раз, когда они снова встречались с гибридным машинным интеллектом, она задавалась вопросом, как Галатея могла обогнать их. Считалось, что Механикус и кадианцы следовали самым коротким путём, но всякий раз, когда размеры противовзрывных дверей или полых шахт мешали Галатеи идти дальше, она встречала остальных в широком проходе с другой стороны.

Что она делала, пока её не видели?

Линья отбросила подозрения и сосредоточилась на собственных делах, следуя за четырьмя отделениями кадианцев в скафандрах, которые перебежками двигались вверх, пока остальные группы поднимались по кораблю, обеспечивая взаимное прикрытие. Ещё три отделения защищали их с тыла, и Линья восхитилась эффективностью командования капитана Хокинса, который шёл одним из первых и лично проверял всё необычное.

Кадианский боевой жаргон оказался кратким и тактически точным — для вербальной формы общения — с чёткими командами и недвусмысленными значениями. Мысленная связь скитариев была гораздо эффективнее для боевой коммуникации, но требовала черепных имплантатов, которые, как она подозревала, большинство солдат мира-крепости сочтёт неприемлемыми.

Несмотря на мрачные прогнозы Котова их извилистый путь по «Томиоке» не встречал сопротивления ни в виде кристаллических существ ни в виде непроходимой архитектуры. Пока сервочереп отца носился впереди, словно ликующий подросток, она и кадианцы поднимались по просторным и похожим на пещеры отсекам «Томиоки» при помощи грузовых лифтов, хаотично прикреплённых к стенам стыковочных захватов, многочисленных лестниц в просторных вертикальных транзитных шахтах и взбирались по наклонным рампам потолочных плит.

Кристаллические панели направляли свет глубоко внутрь корабля, создавая нереальное ощущение открытого пространства, что стало неожиданностью для Линьи, которая обычно считала жизнь на космическом корабле утомительно клаустрофобной, даже на таком огромном, как «Сперанца».

Она остановилась на импровизированной лестничной площадке, которая выходила на широкое открытое пространство, вероятно раньше представлявшее собой посадочную палубу. Свет заливал всё помещение сквозь ряды открытых стыковочных люков и клубы газообразного тумана. Перепады температуры образовали облака под потолком, и влага капала вниз мерцающим дождём, украшая её капюшон инверсионными следами.

— Не думаю, что нам стоит бездельничать, мисс Тихон, — произнёс кадианский солдат, которого, судя по шеврону на наплечнике, звали лейтенант Тайбард Рей. — Чем быстрее мы доставим вас и ваших… друзей на мостик, тем быстрее уберёмся отсюда.

Что-то в манере солдата оказалось мгновенно подкупающим, и Линья улыбнулась за капюшоном. Как и кадианцы она была защищена от враждебной окружающей среды, но её технология являлась намного более совершенной: самогенерируемое целостное интегрированное поле и изогнутый черепной купол с мультиспектральным сенсориумом.

— Вам не нравится здесь? — спросила Линья, любуясь сверкающим азотным дождём. — Такое зрелище нечасто встретишь. Им стоит наслаждаться.

— Прошу прощения, мисс Тихон, но капитан Хокинс сказал, что мы здесь не на экскурсии. И поверьте, вам не захочется его сердить на задании.

Линья помнила капитана Хокинса по полковому обеду, который она с отцом посетила в апартаментах кадианцев. Хокинс показался ей тогда немногословным человеком, хотя он красноречиво произнёс тост за солдат, павших на Бактаре-3.

— Он — строгий офицер? — спросила она.

Рея, похоже, удивил её вопрос. — Разве они не все такие?

— Полагаю, все, но признаюсь, что встречала всего несколько.

— Ах, он не так уж и плох, — сказал Рей, повесив винтовку на ремень и высунувшись с балкона. — В своё время я служил под командованием множества капитанов и полковников, поэтому, когда встречаешь хорошего, то стараешься его уберечь. Понимаете, мисс, старшие офицеры вечно норовят схлопотать пулю или гранату. Они словно малые дети и им нужны лейтенанты, чтобы спасать от неприятностей.

Явно решив последовать совету Линьи, Рей повернулся и положил сложенные руки на железные перила, любуясь раскинувшимся перед ним великолепным видом. — Дождь на космическом корабле, — произнёс он, качая головой в шлеме. — Чёрт знает что происходит.

— Да, не думаю, что когда-либо слышала о таком, — согласилась Линья.

— Заставляет кое о чём задуматься, а?

— О чём? — спросила Линья, когда Рей замолчал.

— О том, зачем тащить корабль в такую даль от света Императора и просто разбить его на планете, которая умирает, — ответил Рей, освобождая место для проходившего мимо одного из арьергардных отделений, десять солдат крепко прижимали лазганы к плечам.

— И почему, по-вашему, Телок сделал это?

— Вы меня спрашиваете? — рассмеялся Рей. — Я просто грубоватый, невероятно привлекательный и смелый лейтенант, что я знаю о таких технологиях?

— Не знаю, — сказала Линья, обводя рукой затянутый туманом зал. — Скажите вы.

Рей усмехнулся и постучал по шлему.

— Ну, кто бы это не сделал, у него был план, так? — спросил он. — Я имею в виду, вы не станете пытаться посадить космический корабль на задницу от нечего делать. И так же я полагаю, этот парень Телок знал, что Катен Вениа скоро разрушится, да?

— Вполне разумное предположение, лейтенант Рей.

— Тогда получается, чтобы он ни задумал оно скоро произойдёт, — продолжил Рей, взяв лазган наизготовку. — И чтобы это ни было у меня такое чувство, что этот корабль окажется не самым лучшим местом, когда всё начнётся.

Без подключения к ноосфере командная палуба «Сперанцы» представляла собой холодный стальной овальный зал, где ничто не напоминало мостики боевых кораблей Флота. Серебристо-стальные «пеньки» выступали из палубы, словно недостроенные несущие колонны и несколько ничем ни примечательных тронов располагались явно в случайном порядке.

Но для сервиторов, подключённых к этим вспыхивающим «пенькам», и персонала Механикус, стоявшего на постах, всё выглядело гораздо оживлённее стерильной стали и оберегаемых деревянных отсеков накрахмаленных капитанов Флота и их подчинённых. Тысячи мерцающих завес света висели в воздухе, словно готовые подняться театральные занавесы. Спиральные дуги насыщенного информацией света струились из загрузочных разъёмов, их последовательно расщепляли инфопризмами, распределяли по всему мостику и обрабатывали.

Магос Таркис Блейлок сидел на командном троне, покинутом архимагосом Котовым. Его чёрные одеяния покрывала вытравленная божественная схема, а риза из цинкового сплава представляла собой фрактальную сложную сеть геометрических рисунков и машинного языка. Под капюшоном мигала зелёная оптика, и потоки охлаждённого пара поднимались от магоса, словно он медленно тлел. Свита низкорослых карликов-сервиторов суетилась вокруг, перестраивая кабели инфотока и регулируя поток поддерживающих жизнь химикатов в биомеханическом теле: сложное соединение белков, аминокислот, благословенных масел и густых питательных смазок.

Как фабрикатус-локум «Сперанцы» он замещал отсутствовавшего архимагоса Котова и наслаждался этим. Абсолютная мощь ковчега Механикус была невообразимой, колоссальное хранилище знаний и истории, для постижения которых духовенству Механикус потребуется тысяча жизней.

Блейлок гордился своей способностью обрабатывать огромные объёмы информации, но даже самого поверхностного знакомства с золотым светом основных духовных механизмов «Сперанцы» оказалось достаточно, чтобы он пришёл к выводу, что проникновение в нейроматрицу грозит катастрофой. Только отчаянная необходимость во время нападения эльдаров заставила архимагоса войти в глубокие слои духа-машины «Сперанцы» и Блейлок так и не смог понять, как Котову удалось получить помощь и выпутаться из невероятно сложной решётки.

Вместе с Виталием Тихоном, сидевшим на соседнем вспомогательном командном троне, Блейлок занимался операциями всего флота, которые обычно требовали внимания множества адептов Механикус. Инфоток Виталия выдавал его искреннее детское изумление загруженными данными с поверхности, но Блейлок находил что-то странно знакомое в их природе, словно каким-то образом знал о содержимом.

Он отбросил эту мысль и переключил внимание на последний кусочек разделённого разума, который занимался охотой на крепостных, спровоцировавших нарушение работы среди киборгов-сервиторов «Сперанцы». Каждый из насильно завербованных на Джоуре крепостных имел имплантированный феодальный маячок и в теории должен был быть легко обнаружен.

Но ни старшие магосы, ни постоянные поиски кибер-мастиффов и охранников не смогли установить местонахождение крепостных Локка, Койна и Хоука. Как не смогли найти и следы надсмотрщика-изгоя Тота Мю-32 и сервитора, заявившего, что вернул память. Также не смогли предоставить никаких доказательств существования аркофлагелланта, которым, по слухам, обладал крепостной Локк.

Всё выглядело так, словно они просто исчезли.

Что на корабле Механикус, конечно же, было невозможно.

Блейлок оставил часть сознания продолжать поиски и вернулся к управлению «Сперанцей». Вместе с Виталием они сохраняли положение ковчега над неспокойным полюсом Катен Вениа, обрабатывали полученные с планеты показания топографов, взаимодействовали по манифольдной сети со старшими командирами на поверхности, оптимизировали корабельные операции более трёх миллионов систем и координировали манёвры флота в ожидании катастрофического звёздного события.

Вероятность, что в краткосрочной перспективе Арктур Ультра взорвётся, являясь статистически малой, но темп и ярость реакций в ядерном ядре выглядели чрезмерными и не могли считаться обычными. Насколько это возможно Блейлок — при помощи магоса Сайиксека — держал Катен Вениа между флотом и умирающей звездой. Если звезда и в самом деле превратится в сверхновую, планета мало поможет, но это лучше, чем ничего.

+ Так много информации, + произнёс Виталий Тихон по проводной связи. + Чудесно, не так ли? Не часто удаётся увидеть разрушение целой планеты так близко? +

+ Я контролировал протоколы экстерминации на трёх планетах, магос Тихон, + ответил Блейлок. + Я знаю, как протекают подобные события. +

+ Ах, но это природное событие, Таркис. Оно совершенно другое. Конечно, я видел последствия таких событий с орбитальных галерей Кватрии, но мы не скоро забудем, что здесь случится. +

+ Мы вообще это не забудем, + сказал Блейлок, раздражённый поведением Виталия. + Данные уже записаны, а Механикус…+

+ Никогда ничего не удаляют, + закончил Виталий. + Да, я хорошо знаю эту прописную истину, но присутствовать при подобном событии — совсем другое дело, чтобы вы ни говорили об эмпирической предвзятости. +

+ Есть ли смысл в нашей дискуссии? + спросил Блейлок. + Показания топографов достаточно сложны, не стоит использовать дополнительную возможность обработки на межличностную дискуссию. +

Виталий кивнул. + Да, объём и сложность того, что я вижу совершенно…+

Почтенный магос замолчал, когда запущенная на заднем фоне симуляция, наконец, завершилась, объединившись в яркую сферу сверкающей информации. Его руки с множеством пальцев проникли в сферу, но Блейлок не счёл нужным загружать данные побочного эксперимента, который проводил звёздный картограф.

+ Таркис, вы знаете, что от «Томиоки» и расположенной над ней диссонирующей геостационарной области мёртвого космоса исходят электромагнитные разряды? +

+ Я уже зарегистрировал оба этих момента, да. +

+ И чем, по-вашему, они являются? +

Блейлок поднял водопад отбракованных мусорных данных ауспика и начал просеивать их тактильными движениями рук, пропуская информацию сквозь множество фильтров.

+ Всего лишь не имеющими значения побочными продуктами хаотических атмосферных систем, которые пересекаются с нестабильным электромагнитным излучением из ядра планеты. Они вероятно уже включены в фоновое излучение. +

+ Вы совершенно ошибаетесь, Таркис. +

Инфоток Блейлока вырос в раздражении, которое он не потрудился скрыть. + Я редко ошибаюсь, магос Тихон. +

+ Редко не значит никогда, посмотрите снова, + сказал Виталий, перенаправляя набор экстраполяций и теоретических интерпретаций, сделанных на основании полученных топографом данных, к трону Блейлока.

Блейлок осмыслил полученную информацию, сверился с накопившимися данными топографа и быстро прокрутил их к текущему моменту. Сколь абсурдными бы ни казались выводы Виталия, было трудно поспорить с их неизбежной логикой.

+ Вы уверены? + спросил он.

+ Достаточно для того, чтобы знать, что мы должны эвакуироваться с планеты. +

+ Разумеется, + согласился Блейлок. + Когда он достигнет нас? +

+ По самым точным подсчётам через два часа пятьдесят четыре минуты. +

+ Аве Деус Механикус! + произнёс Блейлок, направив поток бинарных приказов по ноосфере, манифольду и вокс-сетям. + Свяжитесь с Криптаэстрексом, пусть он приготовит все десантные корабли для немедленного взлёта. Вывозите всех с планеты. Сейчас же! +

Пространство, некогда являвшееся инжинариумом «Томиоки», давно принесли в жертву для другой цели. Лифт фуникулёра опускался под углом глубоко в коренные породы планеты, они быстро миновали стальные стены и следовали сквозь слои эпох геологических изменений. Когда лифт, наконец, остановился, сразу же стало ясно, что соборы машинных отделений во много раз увеличили при помощи простого, но целесообразного бурения скал во всех направлениях.

Созданная под «Томиокой» огромная пещера простиралась далеко за пределы корабля, но нельзя было сказать насколько именно далеко, потому что пространство едва освещалось тусклым зелёным светом. Было очень жарко, воздух заволокло маревом из-за пара и жара, исходивших от множества расположенных вдоль стен механизмов.

Бесчисленные светящиеся зелёные кабели тянулись по стенам, переплетаясь, словно гнёзда змей и пульсируя в гипнотическом ритме. Десятки тысяч протянулись от ближайших машин, ещё многие тысячи от другого оборудования по периметру огромной пещеры. Запутанные кабели сходились в одной далёкой точке, где в полумраке сиял танцующий свет.

— Что это за место? — спросил Танна.

— Не знаю, — ответил Котов, направляясь за авангардом скитариев в центр пещеры. — Но какие бы у Телока не были планы на этот корабль здесь их центр.

— Похоже на дело рук ксеносов, — сказал Танна и Котов вынужден был согласиться.

— Не исключено, что кристаллические технологии Телока соединились с технологией ксеносов, — предположил Дахан. — Возможно, именно благодаря им он, наконец, заставил их работать?

— Это, конечно, вполне возможно, — признал Котов.

Танна поднял кулак, и космические десантники опустились на колено, целясь из оружия.

Дахан мгновенно оказался рядом с ним.

— В чём дело, сержант?

— Впереди боевые роботы, — ответил Танна. — Они не двигаются, но посмотрите на их грудные клетки. С ними что-то не так.

Механикус направились за Чёрными Храмовниками, и Котов увидел, что Танна абсолютно прав.

Манипула неподвижных боевых роботов «Завоеватель» в пыльной сине-красной броне стояла шеренгой, словно ожидая дисков с приказами. Их головы, не видя, уставились в пол, а руки с оружием безвольно свисали вдоль корпусов. Котов насчитал пять роботов, каждый четыре метра высотой, жестокие и угловатые с проржавевшими аблативными наплечниками.

Во всём, кроме одного, они казались всего лишь реликвиями старой войны.

В грудной клетке каждого робота, где Котов ожидал обнаружить источник питания, находились искусно переплетённые кристаллические нити, напоминавшие изящное выдувное стекло.

— Это такие же кристаллические существа, с которыми мы сражались наверху, — заявил мгновенно ставший агрессивным Танна.

Котов поднял механическую руку. — Спокойнее, сержант. Эти машины неактивны сотни, возможно тысячи лет.

— Меня это не успокаивает, — ответил Танна, махнув своим воинам. — Уничтожьте кристаллы.

— Остановитесь! — закричал Котов. — Я не могу позволить вам просто взять и уничтожить марсианскую собственность.

— А я не могу оставить потенциальную угрозу на пути отступления.

— Сержант Танна, — произнёс Котов, встав между высоким воином и боевым роботом. — Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы варварски разрушить первую же технологию, которую, пока не понимаем. Разве не ради новых открытий мы пришли сюда?

— Это вы пришли сюда ради новых открытий, архимагос. Мы пришли исполнить долг. Я думал, вы поняли это.

Котов покачал головой и прикоснулся к руке ближайшего робота. Ржавчина отвалилась, и кусочки изъеденного металла полетели на пол. — Это — артефакты Механикус, осквернить их — преступление перед Омниссией.

— Эти кристаллы — не принадлежат Механикус, — сказал Дахан, встав рядом с Танной. — Эти кристаллы — ксенотехнология, а инопланетные механизмы — извращение Истинного пути. Вот, что вы собираетесь уничтожить, не так ли, сержант?

Космический десантник кивнул, и неслышный приказ прошёл между ним и воинами.

Хотя Котов был не доволен таким бессмысленным разрушением, он знал, что у него нет выбора, кроме как смириться с тактическим решением Чёрных Храмовников. Танна просунул кулак сквозь решётку в груди ближайшего робота, и кристаллическая сеть рассыпалась в порошок. Через несколько секунд в грудной клетке робота не осталось кристаллов, и этот акт разрушения стал для Котова ножом в сердце.

Дахан опустился на колени рядом с одним из роботов, под ногой которого лежал клочок старой ткани. Он поднял его деактивированными зубцами скарификаторов, пыль падала из складок, словно пепел древнего привидения.

— Что это? — спросил Котов.

— Какая-то одежда, — ответил Дахан.

— Механикус?

Дахан покачал головой, когда нити начали изнашиваться и распадаться. — Слишком маленькая.

Обрывки ткани упали на пол, теперь от неё остались всего лишь грубо сотканные нитки, которые исчезали и гнили прямо на глазах.

— Там ещё, — сказал Танна, двигаясь за роботов. Космический десантник опустился на колени рядом с другой мантией, под которой виднелась какая-то фигура. Не больше маленького ребёнка она была обмотана такими же тряпками, но когда Танна дотронулся до неё, мантия потеряла форму и клубы пыли поднялись на её краях, когда распадалось то, что она скрывала.

Что-то замерцало под тряпками, и Танна потянулся сквозь пыль, подбирая предмет.

— Что там, сержант? — спросил Котов.

— Не уверен, какой-то механизм.

Танна встал и протянул находку Котову. Проржавевший и изъеденный временем кусочек изогнутого металла напоминал кремнёвый замок какого-то примитивного порохового оружия. Танна держал металлическую находку на ладони, но прежде чем Котов успел изучить её получше, она рассыпалась в порошок.

— Ускоренный распад, возможно, является побочным эффектом гибели планеты, — предположил Дахан.

— Возможно, — согласился Котов, направляясь вглубь пещеры. — Но думаю, эту тайну стоит оставить на будущее.

Миновав древних роботов и гнилые клочки ткани, Котов продолжил путь, замечая справа и слева в тенях новые группы ржавых боевых роботов. Скоро стало ясно, что центр пещеры находится прямо под «Томиокой», потому что потолок из обнажённой скалы превратился в поперечно-рассечённый выпотрошенный космический корабль.

Элементы конструкции корпуса в десятки метров толщиной стояли, словно огромные столбы у входа в темплум, Котову удалось мельком увидеть за этой неплотной преградой широкую круглую пропасть, выкопанную у основания корабля. По крайней мере, пятьсот метров в диаметре, края пропасти отмечали сотни тысяч тускло мерцавших кабелей, уходивших в её глубины. Он увидел нечто похожее на огромную призму данных, свисавшую с потолка, образованного «Томиокой», и напоминавшее гигантский наконечник копья, вырезанный из куска льда.

Но всё внимание Котова сконцентрировалось на мерцающей сфере, установленной точно над центром шахты.

Шар зеленоватого огня висел в воздухе, словно изумрудное солнце, пойманное в невидимое силовое поле. Его поверхность покрывала рябь сверкающих энергетических линий, как если бы он был создан из вязких жидкостей, перемешанных внутренними потоками. Сенсориум Котова оказался не в состоянии измерить размеры, массу или плотность объекта и если бы он не видел его собственной оптикой, то так бы и не узнал, что он вообще существует.

— Что это? — спросил Танна.

— Какой-то реактор? — предположил Дахан.

— Возможно, — ответил Котов, перепроверяя пассивные ауспики бронированного тела. Что бы это ни было, оно оказалось за пределами способности измерений архимагоса и те показания, которые он получал, бессмысленно колебались, словно объект постоянно переходил из одного состояния в другое. Хронометры не показывали ничего, как если бы оказались внутри временного нуля стазисного пузыря.

Котов отвёл взгляд от атомного зелёного огня и посмотрел в бездонную пропасть, пока Дахан рассредоточивал скитариев вокруг этой части шахты. Он не обнаружил никаких обычных механизмов для спуска, но решил, что это к лучшему, испытав странное чувство, что за ним наблюдают из глубины.

— Что бы это ни было, ясно, что Телок не собирался в будущем использовать корабль для полётов, — произнёс Котов, присев опасно близко к краю пропасти. — Двигатели полностью демонтированы.

— Зачем Телок сделал это? — спросил Танна.

Котову нечего было ответить, он отодвинулся от бездонной пропасти, и в этот момент видимая окружность мерцающей зелёной сферы внезапно расширилась, за долю секунды увеличив диаметр в два раза. Потоки внутри неизвестной структуры ускорились, и резкий яркий свет залил пещеру.

— Что происходит, архимагос? — спросил Танна, отходя от объекта.

Котов не обладал достоверными фактами, подходящими для ответа, но могло быть только одно возможное объяснение.

— Что бы Телок не планирован насчёт «Томиоки». Оно началось.

Дух-машина в сердце «Томиоки» оказался вялым и враждебным к запросам Линьи, но она не могла винить такую почтенную машину в плохой реакции на неизвестное присутствие в нейроматрице, после столь долгого бездействия. Они добрались до мостика, который оказался точно там, где ожидалось и кадианцы капитана Хокинса без происшествий оцепили помещение. Линью удивило, как мало на первый взгляд мостик изменился в сравнении с остальным кораблём, хотя он, разумеется, оказался повёрнут на девяносто градусов.

Сервиторы сидели пристёгнутыми за своими постами, боевые роботы по-прежнему располагались в закрытых на магнитные замки защитных нишах и если бы не толстый слой пыли на многочисленных поверхностях, то всё выглядело так, словно команда может вернуться в любой момент.

Пока Азурамаджелли и сервочереп отца пытались получить доступ к бортовому журналу, Галатея прохаживалась по тем местам мостика, куда могла пройти. Линья же искала загрузочный разъём, до которого могла добраться, и который оказался бы совместимым с причудливым архаичным интерфейсом аугметики её ладони. Если из инфоядра корабля и можно спасти какие-нибудь данные, то она доберётся до них.

Поразительно, но когитаторы корабля и логические машины всё ещё функционировали, охраняемые слабым дремлющим духом, который покоился в глубоких уровнях когитации. Связь с инфомашинами осуществлялась с помощью простых протоколов Механикус, но ей придётся проникнуть глубоко, чтобы найти что-то ценное.

Линья закрыла глаза, позволив функциональному сознанию погрузиться в инфосферу «Томиоки», отмечая многочисленные блокирующие экраны и агрессивное выстраивание алгоритмов защиты против её длительного контакта. Она проверила их целостность аккуратными исследовательскими запросами, и все они были отклонены.

— Что и следовало ожидать, — произнесла она, вытряхнув бинарную мантру из левой руки.

Она попробовала более прямой подход, формируя вопрос с агрессивными символами своего звания и протоколами запроса. Инфомашина в очередной раз отклонила попытку и направила болезненный импульс биообратной связи в руку Линьи. Слишком слабо, чтобы ранить, но вполне достаточно, чтобы напомнить, что она не имеет прав доступа к данным корабля.

Защиты духа-машины сопротивлялись каждой попытке проникновения, пока она не зарегистрировала загруженные кодовые алгоритмы взлома с ноосферными пометками магоса Блейлока. Линья не помнила, когда их загрузила, но не могла отрицать, что они оказались весьма кстати.

Она открыла загруженный пакет данных и тихо выдохнула от геометрической сложности алгоритмов. Таркис Блейлок был не самым приятным техножрецом, но его понимание гексаматических вычислений и статистического анализа являлось непревзойдённым. Это было похоже на самую прекрасную бинарную отмычку, которую она когда-либо видела. Как гончая на охоте алгоритм дешифровки легко вцепился в инфосферу «Томиоки» и системы безопасности инфожурналов исчезли, словно туман от урагана.

И почти сразу же Линья поняла, что совершила ошибку.

Её захлестнуло цунами звёздной информации, и она закричала от ужаса, когда бесчисленные данные за долю секунды перегрузили пропускную способность мозга. Она попыталась оторваться от потока информации, но как и жертва электрошока обнаружила, что не может отпустить то, что убивает её. Многочисленные черепные имплантаты выходили из строя один за другим, и Линья забилась в конвульсиях, когда биоэлектрическая обратная связь выпарила тысячи синаптических соединений архитектуры мозга.

В момент, когда поток данных увеличился из-за пакетов ещё более сложных космических вычислений, Линья ощутила, как её отрывают от инфомашины с физической встряской и обжигающим болезненным пламенем отключения. Она ударилась об пол в объятиях лейтенанта Рея, и почувствовала невообразимое головокружение.

Она обхватила руками голову, когда мощные волны вопящей боли пронзили череп, словно мгновенная мигрень. Ослепительный свет залил глаза, и отвратительная тошнота скрутила живот. Она слышала голос отца из эбенового черепа, который, мигая красной оптикой, завис прямо напротив лица, но не могла понять, что именно ей говорят.

Повсюду вокруг раздались крики.

— Госпожа Тихон, — произнёс Рей. — Прошу прощения, но с вами всё в порядке?

Она попыталась кивнуть, но перекатилась на бок и её вырвало.

Линья почувствовала, как что-то лязгающее и металлическое прошло мимо, и заставила себя принять вертикальное положение как раз в тот момент, когда Галатея подключилась к загрузочному разъёму.

Манекен с серебряными глазами повернулся, и посмотрел на упавшую Линью.

— Один разум не может обработать столько данных, — сказала Галатея. — Только мы можем сделать это.

Резкая боль в голове частично прошла, и Линья встала на дрожащих ногах, чувствуя необъяснимую потребность остановить занявшую её место машину. Лейтенант Рей помог ей, и Линья схватилась за него, чтобы не упасть.

— Что происходит? — спросила она, стараясь вернуть самообладание и внутреннее равновесие.

— Не знаю, мисс, — ответил Рей, поворачивая лазган из стороны в сторону, и в этот момент боевые крики кадианцев заполнили мостик, а охранные роботы поднялись в нишах. Линья увидела, что их грудные клетки засветились странным зелёным светом, а системы оружия запускались одна за другой.

Выстрелы и крики заполнили мостик.

МИКРОКОНТЕНТ 09

Обе военные машины внимательно патрулировали ледяные равнины вокруг «Томиоки», словно осторожные хищники, кружившие возле опасной добычи, которая, возможно, только притворялась мёртвой. «Амарок» ещё злился после боя в каньоне, его оружие и щиты перезапустились, и принцепс Винтрас позволил храброму духу-машине открыто появиться в манифольде.

Он петлял за «Вилкой», осторожно обходя глубокие следы, которые Железная Синь оставлял в кристаллической структуре стекловидного плато. Вести так «Пса войны» было искусством — уходить в сторону и одновременно идти вперёд. Он не вмешивался в работу ауспика наведения, позволяя прицельной сетке двигаться из стороны в сторону, выискивая кого бы убить.

Винтрас тоже стал раздражительным — результат мощного коктейля медикаментов, накачанных в организм после схватки с титанами-подражателями. Сообщили, что они являлись какой-то разновидностью машинной технологии, способной формировать кристаллические структуры умирающей планеты в копии тех, кого приняли за угрозу.

Земля под ногами стала неустойчивой, сложные сенсоры «Пса войны» фиксировали постоянный рост и распространение волн сейсмической активности из глубин планеты. Это являлось вполне ожидаемым, в конце концов, планета умирала, разрываемая геологическим давлением и небесным катаклизмом. Такие толчки будут только ухудшаться, и поверхность Катен Вениа скоро станет ненадёжной для титанов.

Высадив абордажные группы, «Лупа Капиталина» отступила от «Томиоки» и неподвижно встала перед кораблём. Даже после того, как Зимнее Солнце атаковал Лунную Синь, всё ещё оставалось что-то магнетическое в огромном «Владыке войны», потенциал невероятного разрушения, который перевешивал все понятия морали. Даже просто сражаться вместе с «Владыкой войны» было честью, а находиться в стае с богом-машиной его мощи — означало стать частью истории. Но с каким бы почтением Винтрас не относился к невероятному титану, мысль сохранять неподвижность являлась для него анафемой. Насколько он желал возвыситься в легио настолько же не хотел менять «Амарок» на титана, который выигрывал войны, идя прямо на врага.

— Ты слышал? — спросил Элиас Хяркин, вторгаясь в мысли Винтраса. Голос принцепса «Вилки» стал грубым и аугметическим десятилетия назад, но вокс делал его ещё неприятнее.

— Слышал что? — ответил вопросом на вопрос Винтрас, недовольный, что отвлёкся.

— Механикус, — резко пояснил Хяркин.

— Что с ними?

— Ты пилот «Пса войны» или кто? — разозлился Хяркин. — Открой глаза и включи вокс!

Винтрас повернул «Амарока», увеличил скорость и продолжил извилистый путь вокруг «Томиоки», когда земля задрожала от очередного толчка, на этот раз сильнее предыдущих. Винтрас дал поправку, сохраняя центр тяжести «Пса войны» внизу, пока не завершил круг вокруг приземлившегося космического корабля.

После спасения легио космических десантников и скитариев, сухопутные левиафаны и машины обеспечения хлынули по мосту на край плато, где ожидали, как наблюдатели, которые слишком боялись приблизиться к объекту своего исследования.

Винтрас переключил вокс на приём не только траффика легио и манифольд мгновенно заполнили приоритетные предупреждения об опасности и приказы отступить со «Сперанцы».

— Какого чёрта происходит? — спросил Винтрас.

— А на что, чёрт возьми, это похоже? — проворчал Хяркин. — Они уходят.

Информационный поток на мостике «Сперанцы» значительно вырос, но собравшиеся магосы, калькулюс логи и лексмеханики справлялись с новой нагрузкой. В основном благодаря координационным способностям магоса Блейлока, чьи высшие мыслительные процессы были оптимизированы для распределения таких огромных объёмов данных на управляемые части.

— Сообщение с поверхности? — спросил Блейлок.

— Эвакуация началась, — ответил магос, символы идентификации которого потерялись в тумане ноосферных данных мостика. — Первый левиафан на пути к посадочным площадкам. Остальные выстраиваются за ним и пересекают мост магоса Криптаэстрекса.

Блейлок повернулся к Виталию Тихону, который обрабатывал манифольдные связи внутри инфосферы, координируя логистический кошмар чрезвычайного планетарного отступления.

— Виталий, — произнёс Блейлок, срочность вынуждала его обходиться без званий и соблюдения протокола. — Когда энергия достигнет планеты?

— Один час тринадцать минут, Таркис, — ответил Виталий Тихон, даже не посмотрев на него. — По-прежнему никаких сообщений от архимагоса или моей дочери. Никто из них не ответил на призывы вернуться на корабль.

Услышав беспокойство в голосе почтенного магоса, Блейлок сказал. — Продолжайте попытки.

Блейлок вывел системную схему, которая показывала позиции флота вокруг Катен Вениа и приближавшийся заряд энергии, мчавшийся к ним сквозь космос.

Нет, не к ним, к «Томиоке».

Слишком поздно он понял, чем являлся флагман Телока и почему Потерянный магос вообще пошёл на такие сложности, как посадка корабля. Вместе с микроскопически вогнутой поверхностью плато вся конструкция «Томиоки» служила огромной приёмной решёткой: ресивером шириной в сто километров, который направит приближавшийся поток невообразимой энергии сквозь себя в ядро планеты. Цель происходящего ещё оставалась тайной, но то, что всех оказавшихся поблизости ждёт немедленное уничтожение, являлось очевидным.

Виталий отслеживал источник энергетического луча, но это займёт время из-за свирепого фонового излучения умирающей звезды. Даже попытка измерить луч оказалась практически невыполнимой, его характеристики почти ничего не значили для ауспика, а огромный масштаб просто не поддавался количественному выражению.

То, что такое невообразимое скопление энергии могло преодолеть гигантское расстояние и не растерять силы в вакууме, было ошеломляющим. Блейлок знал только об одной вещи, которая, как представлялось, могла создать столь поразительную энергию.

Дыхание Богов.

Звуки перестрелки причудливым эхом разлетелись по пещере, когда Чёрные Храмовники накрыли одного из ржавых боевых роботов прицельными выстрелами из болтеров. Тем временем кипящая сфера расширилась, и её приливные энергии протянулись по всей пещере электрическими импульсами атмосферной передачи.

Многие из скитариев упали, их улучшенные нейронные пути перегрузило взрывом — даже Дахан покачнулся от его силы. Не было понятно, куда именно передавалась энергия, но когда первые очереди автопушек прошили скитариев, всё встало на свои места.

Оставленные ржаветь по всей пещере боевые роботы вовсе не были пыльными реликвиями давно забытой войны, они оказались дремлющими часовыми, которые ждали, когда наступит время защитить запущенные тайные процессы. Кристаллические решётки в грудных полостях роботов запульсировали некротическим зелёным светом и, несмотря на аварийное состояние, все они перемещались и сражались, словно только что вышли из кузни.

Манипула приближалась к ним на боевой скорости, но Дахан убил первого раскалённым добела лучом из плазмагана. Оружие скитариев разбило на части второго, а залп болтов разнёс третьего в шторме металлических обломков.

— Я же говорил вам, что мы должны уничтожить их всех, — произнёс Танна, отступая и вставляя новую обойму в болтер.

— Принято к сведению, — ответил Котов, перебирая имплантированное оружие, пока не остановился на узколучевом гравитоне. Манипулы роботов наступали со всех сторон, и благодаря системам обнаружения угрозы Дахана он видел, что их, по крайней мере, шестьдесят.

Котов опустился на колено, направил имплантированное оружие на ближайшего робота и выпустил невидимый луч мощных гравометрических энергий. Лязгавший архаичный «Катафракт» смялся и согнулся пополам, когда вес его верхней половины неожиданно увеличился в четыре раза. И так уже проржавевший позвоночник не выдержал, и он упал в мешанине разлитого масла и изогнутых пластин.

Ещё несколько скитариев погибли от снарядов автоматической пушки, но не один воин не был оставлен. Как и во время сражения против кристаллических тварей люди Дахана не бросали убитых и раненых. Оружие роботов было мощнее и их было больше, но они медленно двигались и не обладали дисциплиной огня скитариев.

Каждый метр отступления оплачивался кровью. На открытом месте и без укрытий оставалась только одна стратегия — отступление. Встроенный ауспик Котова зафиксировал новый всплеск напряжения энергетической сферы, и она выросла в очередной раз, почти перекрыв шахту, над которой висела. Из глубин изумрудного солнца вспыхнул свет, заполняя пещеристое пространство под «Томиокой», и до наконечника блестящей призмы осталось меньше десяти метров. Котов понятия не имел к худу это или к добру, но та его часть, что наслаждалась симметрией и взаимосвязью происходящего подозревала, что к тому моменту, когда призма и бурлящий энергетический шар соединятся, крайне желательно оказаться где-нибудь подальше.

Котов сокрушил лучами гравитона грудные клетки ещё десяти роботов, прежде чем внутренние конденсаторы зафиксировали потерю мощности. Чтобы запустить его снова следовало перенаправить энергию от какой-нибудь другой системы. Вместо этого Котов убрал экзотическое оружие и выбрал более прозаичную роторную пушку. Старая разработка, модифицированное оружие дредноута, которое сочли слишком слабым для развёртывания с войсками Адептус Астартес, но любимое Котовым за жестокую простоту. Пластина на спине повернулась, открыв вентиляционные отверстия с жалюзи, а из руки выскользнула длинная лента, присоединившись к внутренней секции боеприпасов.

Компенсаторы отдачи выдвинулись вдоль плеч и ног, и значки готовности замелькали перед глазами. Котов подчинил систему прицеливания анализатору угрозы Дахана, перевёл сознание на более высокий уровень и открыл огонь.

Сверкающий поток огня вырвался из руки Котова на целых три метра, и всё чего он касался, просто взрывалось в тумане разорванного металла и разбитых пластин. Каждая очередь была точно выверена, казалось, что Котов различал каждый снаряд, когнитивные функции архимагоса работали с такой скоростью, что он видел каждый взрыв в замедленном движении, меняя цели и обстреливая врага, не тратя зря ни одного снаряда.

Космические десантники и скитарии вокруг сражались, как в замедленной съёмке, их движения выглядели мучительно размеренными. Звуки долетали на ледниковой скорости, а вспышки выстрелов расширялись, словно медленно растущие цветы. Везде, где Дахан зафиксировал угрозу, Котов поворачивал оружие и устранял её прицельной очередью крупнокалиберных разрывных снарядов.

Волны избыточного тепла от ускорения сознания рассеивались потоком хладагента на скальпе, но такой результат мог сохраняться максимум в течение минуты субъективного времени и архимагос почти исчерпал лимит.

Но, в конце концов, первыми закончились боеприпасы, и вращавшиеся стволы щёлкали впустую, пока опустевший контейнер безуспешно пытался поддерживать поток поступавших снарядов. Котов почувствовал желание не останавливаться и переключиться на другое оружие. Процесс обработки информации и раздражителей с такой скоростью являлся опьяняющим и абсолютно захватывающим подвигом познания, благодаря которому у многих адептов Механикус вскипели в черепе органические части мозга. Котов отключил стремительно думающие функции и покачнулся, временно не в силах справиться с объявшим голову жаром. Телу и так требовалось достаточно много энергии, а сейчас наступило резкое уменьшение мощности.

Ноги Котова подкосились, но прежде чем архимагос упал, сержант Танна подхватил его и потащил назад, стреляя на ходу из болтера одной рукой. Котов пытался что-то сказать, но боль в черепе была слишком сильной, хроническое истощение умственных способностей потребовало отключения всех второстепенных функций для восстановления синаптических систем.

Он смутно понимал, что приближались новые роботы, но не мог разобрать, сколько их и как они далеко. Он видел, как Дахан стрелял из имплантированного оружия, секутора окружали примерно тридцать скитариев, некоторые были ранены, другие несли павших товарищей. Чёрные Храмовники отступали, ведя непрерывный огонь из болтеров, с каждым залпом уничтожая боевого робота.

— Впечатляющий подвиг, — произнёс Танна, притащив его к панели управления лифтом и повернувшись, чтобы нажать рычаг. — Мне казалось, вы говорили, что я — воин.

— Эксплоратор должен быть готов ко всему, — ответил Котов, наконец, вернув дар речи, пока грохотавший лифт поднимал их назад в «Томиоку». — И меня нельзя назвать беспечным человеком.

С помощью лейтенанта Рея Линья спускалась по космическому кораблю, задыхаясь и борясь с мучительной болью в голове. Бой на мостике был коротким, кровавым и неравным: кадианские солдаты безнадёжно уступали противнику в огневой мощи и не могли надеяться повредить его. Капитан Хокинс видел бесполезность продолжения боя и немедленно приказал отступать.

Отступление прикрывало отделение гвардейцев, и даже несмотря на суматошное бегство с мостика Линья понимала, что они уже мертвы. Крупнокалиберные снаряды разнесли мостик на куски, уничтожив древнюю технологию, которая пересекла галактику в поисках чудес. Один робот с распыляющим осадным молотом вместо правой руки проламывал переборку за переборкой, не обращая внимания на огонь кадианцев из лазерных винтовок, гранатомётов и даже прямое попадание из плазмагана.

Шестьдесят человек отступали с мостика, сдерживая врага засадами и ловушками. Одного робота сбросили в шахту, которая, похоже, шла вдоль всей продольной оси корабля, другому оторвала ногу удачная граната, застрявшая в тазовом суставе. Но остальные ни на секунду не прекратили преследование, и Линье пришлось восхититься смертоносной чистотой того, кто бы ни установил режимы повиновения в их диски с доктринами.

Казалось, что они бежали сломя голову, возвращаясь тем же путём по которому пришли, преследуемые, по крайней мере, пятью имперскими боевыми роботами с необычными кристаллическими источниками энергии в груди, сильно напоминавшими описанные магосом Даханом на борту «Табулария». Беглецов вёл магос Азурамаджелли, его ментальная карта игнорировала опасность, а тело перестраивалось и менялось с поразительной для Линьи скоростью.

Сервочереп отца мелькал рядом, время от времени останавливаясь, проверяя что сзади, и снова устремляясь вперёд. Она слышала его голос, призывавший идти быстрее, но отключилась от него, как от лишней помехи. Где-то по пути они потеряли Галатею, машинный интеллект свернул, когда не смог последовать за остальными. Линья задумалась, сумеет ли Галатея спастись и пришла к выводу, что ей всё равно.

Земля под ногами закачалась, и она упала, когда сварная палубная плита, служившая полом, оторвалась от стены. Рей рывком поднял её на ноги, во время стремительного отступления все следы его былого беспокойства об этикете исчезли.

— Я больше не могу, — выдохнула она.

— Нельзя останавливаться, мисс, — сказал Рей, толкая её сквозь группу прикрывающих солдат, которые спускались по приваренной винтовой лестнице. — По крайней мере, ступеньки замедлят ублюдков.

Линья спускалась по лестнице, и в этот момент услышала приглушённые болтерные очереди, отозвавшиеся эхом над ней. Слишком громкие и быстрые для обычного болтера, такие снаряды превратят человеческое тело в расширяющийся вихрь выпаренной крови и горелой плоти. За взрывами последовали крики и болезненные стоны, которые не должен издавать ни один человек.

Слёзы текли по лицу, когда она бежала вниз по лестнице, хватаясь за железные перила и сохраняя вертикальное положение только благодаря Омниссии. Почти в самом низу удача покинула её, и ноги заскользили на холодном металле. Она пролетела несколько последних ступенек и упала на ненадёжный металлический проход. Она покатилась и схватилась за ближайшую железную опору, попав под азотный дождь на посадочной палубе.

— Давайте! — крикнул Рей, прыжком преодолев последние ступеньки. — Он прямо за нами!

Потолок прогнулся под силой колоссального удара, когда что-то огромное попыталось спуститься по лестнице. Рей снова поднял Линью и в этот момент послышался визжащий вой немой бинарной ярости и новый удар обрушился на верхнюю часть лестницы. Рей попятился и поднял лазган, стреляя в автоматическом режиме в сторону источника звука, сияющий поток багровых разрядов шипел, покидая фокусирующее кольцо ствола.

— Лазган не может повредить боевому роботу, — сказала Линья.

— Может и нет, мисс, но если у вас есть идея получше, то я весь внимание!

Он схватил Линью за плечи и оттолкнул, когда лестничный пролёт прогнулся и угловатая фигура боевого робота «Кастелян» приземлилась на палубу за их спинами. Пол смялся под его весом, и водопад обломков сыпался с сутулого корпуса. Рей оказался под разорванными трубами и разрушенными металлоконструкциями, его лазган заскользил по наклонённому проходу к Линье.

Робот приземлился на одно колено, а теперь выпрямился в полный рост почти в четыре метра. У него был тяжёлый болтер в защитном кожухе на плече, и потрескивавший смертоносными разрушительными полями энергий силовой кулак. Броню «Кастеляна» покрывали ожоги от лазерных лучей и вмятина от удара. Оптика обнаружения угрозы уставилась на Линью, не суля ничего хорошего.

Сервочереп мелькал перед роботом, изливая из аугмитов потоки визжащих кодов деактивации, но вооружённая машина просто отшвырнула его в сторону. Череп треснул о стену и камнем упал на пол, свет в его оптике померк.

Линья хотела нагнуться за винтовкой Рея, но от ужаса не могла пошевелиться.

Она услышала, как кто-то выкрикнул её имя, когда тяжёлый болтер прицелился и автоматический затвор отошёл перед стрельбой.

Линья закрыла глаза и сползла по стене, но выстрелов так и не последовало.

Она почувствовала, как холодные руки подняли её, и обмякла в объятиях спасителя.

— Мы не позволим такому примитивному созданию ранить вас, госпожа Тихон, — произнесла Галатея.

Линья вздрогнула и отшатнулась от машинного интеллекта, придя в ужас от непередаваемой словами мысли, кто именно дотронулся до неё. Галатея сидела на корточках, ей пришлось сильно повернуть странно сочленённые ноги, чтобы тело-паланкин опустилось так низко. Манекен техножреца с серебряными глазами выпрямился, когда она попятилась от него.

— Убирайся от меня, — сказала Линья.

— Такая неблагодарность, — ответила Галатея. — И это после того как мы рисковали своим существованием, спасая вас.

Линья сморгнула слёзы и повернулась, её взору предстал неподвижный робот «Кастелян», голова которого склонилась набок, а из контурного черепа поднимался зеленоватый туман. Из грудной пластины валил дым, а воинственный бинарный код оружия стих.

Робот полностью вышел из строя.

— Как вы…? — спросила Линья, увидев сквозь пробоину в потолке другого боевого робота с вырывавшимся из внутренностей дымом.

— Если мы смогли взять под контроль «Сперанцу», то, по-вашему, перегрузка мозговых доктрин манипулы боевых роботов нам не по силам?

— Не понимаю, — сказала Линья, а в это время кадианцы вернулись вытащить Рея из-под обломков. У лейтенанта текла кровь из рассечения на лбу, но он уже кричал, что в порядке и путь его, чёрт побери, оставят в покое.

— Вы слишком чудесны, чтобы умереть, — ответила Галатея и протянула руку, собираясь погладить её по щеке.

Линья отшатнулась от отталкивающего прикосновения. — Не прикасайтесь ко мне, — сказала она. — Никогда.

Машинный интеллект поднялся, мозги на паланкине замерцали лихорадочной синаптической деятельностью, когда между ними происходило какое-то безмолвное общение.

— Как пожелаете, но вы бесценны для нас.

Линья отошла от омерзительного существа и остановилась только чтобы подобрать сервочереп отца, а затем последовала за кадианцами вниз по «Томиоке».

Котов мало что помнил из пути назад по «Томиоке», его умственные процессы тоже пострадали, поддерживая высокую скорость познания. На взгляд смертного прошёл всего минута, но по системе измерения Механикус — целая жизнь. Большую часть пути его нёс Танна, едва ли не таща бронированное тело архимагоса по пандусам, лестницам и трапам. Переделанная внутренняя часть корабля казалась размытым пятном, но даже временно ограниченные чувства Котова фиксировали, что происходит что-то беспрецедентное.

Анатомия «Томиоки» менялась с каждой секундой. Что он ошибочно принял за конструкционные изменения, позволявшие кораблю стоять вертикально, на самом деле оказались точно размещёнными подвижными частями, которые теперь выполняли какую-то непостижимую функцию.

— Император, — произнёс Танна, когда они вошли в сводчатый отсек, служивший раньше складом боеприпасов. — Их так много.

Котов поднял голову и проследил за взглядом Танны. Он увидел множество повёрнутых отражающих панелей из обработанной стали и большие длинные кабели, которые извлекала из герметичных перегородок и подключала целая армия летающих сервочерепов. В помещении находились тысячи украшенных золотом и серебром черепов, архимагос никогда не видел столько их в одном месте.

— Они напоминают экипаж, который решил остаться и исполнить свой долг… — с трудом сказал он.

— Или их заставили, — добавил Дахан сзади. — Кто знает, как долго они ждали этого момента?

Котов с любопытством наблюдал за работой тысяч черепов, пока Танна тащил его куда-то вверх по перестраивавшемуся кораблю. Освещавший спуск тускло-зелёный свет сменился абсолютной яркостью, которая сияла от каждой полированной панели и каждого перегруженного люмена. Огромные стальные конструкции поворачивались во всех просторных помещениях «Томиоки», словно столбы какой-то планетарной энергетической системы. Высокие трубы выдвигались из диафрагмированных ниш, и внутренний объём продольной оси корабля быстро заполнялся сложным оборудованием, которое неутомимо вращалось, пульсировало и гремело.

В конце концов, Котов почувствовал изменение давления внешней среды и посмотрел вверх.

Низкий овальный туннель, проложенный сквозь лёд фиолетового оттенка, сказал ему, что они достигли точки входа, которую проделали раскалённые механизмы плазменного деструктора «Лупы Капиталины». В дальнем конце туннеля стояли Чёрные Храмовники, махая чему-то, что он не видел. Смутно он зарегистрировал звуки артиллерийского огня и высокоэнергетических разрядов.

Магос Дахан стоял с воинами Адептус Астартес, и Котову потребовалось некоторое время, чтобы понять, что людей вокруг больше, чем он помнил.

Кадианские солдаты расположились вдоль стен, и инфоток Котова с облегчением вырос, когда он увидел магоса Азурамаджелли и Линью Тихон у дальнего входа в ледяной туннель. Галатея стояла напротив, и даже с ограниченным сознанием Котов заметил напряжённость между ней и магосами.

Линья Тихон, прихрамывая, направилась к нему, сжимая иссиня-чёрный сервочереп.

На миг Котов растерялся при виде черепа. Она остановилась взять один из сервочерепов «Томиоки»? Но прочитав тусклые бинарные символы на полированном куполе, он понял, что сервочереп принадлежал Виталию Тихону.

— Архимагос, — произнесла Линья, на её лице виднелись ушибы и синяки. — Нам надо уходить. Немедленно.

— Думаю это очевидно, — ответил он, наконец, сумев самостоятельно держаться на ногах, когда физический контроль вернулся к относительно нормальному состоянию. — Корабль перестраивается с совершенно непонятной целью.

— Нет, я имею в виду, что надо покинуть планету, — сказала Линья. — Через час она будет разрушена.

— Успокойтесь, вы драматизируете, — сказал Котов, чувствуя, как всё быстрее самовосстанавливается его синаптическая архитектура. — Потребуются месяцы или годы, чтобы смерть звезды окончательно уничтожила эту планету, и мы ещё многое успеем узнать.

Линья прищурилась. — Разве вы не получили приказы об эвакуации магоса Блейлока?

Котов не получил их, но всё больше его систем перезапускались одна за другой и он начал принимать отчаянные всплески сообщений с орбиты через «Табуларий». Несмотря на вспышку боли в голове, Котов обработал самое срочное из них за три пикосекунды.

— Это — жертвенная планета, — сказала Линья. — Я не знаю до конца, что происходит, но главное я знаю точно. Этот корабль — гигантский приёмник и направленная по нему энергия разорвёт планету на части ради цели, о которой я понятия не имею.

Котов кивнул и направился к выходу из туннеля.

«Лупа Капиталина» шагала во всём военном великолепии, окутанная жаркой оболочкой пустотных щитов, которые мерцали всеми цветами радуги, рассеивая энергию выстрелов. Словно огромный зауропод, атакованный на равнине стаей рапторов, «Владыка войны» был окружён меньшими кристаллическими воплощениями своей божественной мощи. Атакующие выпускали ярко-зелёные лучи, но «Владыка войны» вовсе не был каким-то неуклюжим травоядным, который просто ждёт смерти, он был альфой смертоносной хищной стаи.

— Не поверил бы, если бы не видел своими глазами, — произнёс кадианский капитан по имени Хокинс. — Не думал, что они могут так двигаться.

Ему ответил лейтенант, половина лица которого была залита кровью. — Я сначала решил, что слишком сильно ударился головой.

В обычной ситуации Котов упрекнул бы простых гвардейцев за сомнения в возможностях боевого титана Механикус, но даже его потрясли скорость и ловкость, с которыми принцепс Арло Лют управлял «Лупой Капиталиной». «Владыки войны» были не самыми подвижными военными титанами и чаще использовались, как опорные пункты, огневые позиций поддержки и места для начала штурма.

Очевидно, Зимнее Солнце не разделял подобную точку зрения.

Стая легио Сириус сражалась, как единое целое, «Амарок» и «Вилка» тенью держались за альфой, когда тот наступал, отступал и уклонялся в каждой атаке. Он сближался с нападавшими и крушил когтистыми ногами. Он с десяток разбил вдребезги огнём из бластера и испарил вдвое меньше пронзающими разрядами из турбодеструкторов. Его быстро двигавшийся корпус сокрушил ещё несколько десятков и добился этого, не потеряв пустотные щиты под перекрёстными очередями вражеского огня.

— Он идёт забрать нас? — спросил Хокинс. — Титан возвращается за нами, так?

— Да, капитан, — ответил Котов, уже передав запрос на эвакуацию. — «Лупа Капиталина» возвращается за нами.

Котов видел, что желание капитана наблюдать за богом-машиной в бою вступило в конфликт с обязанностями кадианца перед своими людьми. Он позволил человеку послабление.

— Оставайтесь, — сказал Котов. — Смотрите. Видеть титана в бою — значит видеть истинную силу Омниссии.

Хокинс кивнул и ответил. — Я видел, как артиллерийские батареи разрушают крепости зелёнокожих за считанные минуты, видел десять тысяч атакующих верхом белых щитов, и участвовал в орбитальной высадке, когда целую планету захватили меньше чем за день, но видеть, как сражается «Владыка войны»… это — что-то особенное.

— И легио Сириус — мастера своего искусства, — сказал Котов в редкий момент щедрости.

«Лупа Капиталина» повернулась, словно услышала, как упомянули её легио, и бодро направилась к «Томиоке». Эскорт из «Псов войны» последовал за ней и вырвался вперёд, расчищая путь карающими залпами и предупредительным воем.

Котов встал поустойчивее, пока титан приближался, оглушительное эхо исполинской поступи передавалось «Томиоке» даже сквозь толстые слои льда. Архимагос и остальные отошли в туннель, потому что даже приближение союзного титана представляло определённую опасность.

— Всем приготовиться! — крикнул Хокинс. — У нас будет только одна попытка.

Пустотные щиты «Владыки войны» соприкоснулись со льдом на краю туннеля, отчего по потолку и полу пошли глубокие трещины. Кристаллические осколки посыпались разбитым стеклом, и вдоль туннеля прокатились звуки лопавшегося льда, пока пустотные щиты, наконец, не отключили. Штурмовые рампы опустились на потрескавшийся ледяной выступ и слуги титана в оранжевых спецовках и бронежилетах закричали подниматься на борт.

Дахан и выжившие скитарии сопровождали Котова и Азурамаджелли, последними зашли на военную машину Чёрные Храмовники и кадианцы. У Котова на миг закружилась голова, когда он посмотрел вниз между краем рампы и полуразрушенной кромкой льда. Внутренние системы быстро дали компенсацию на неприятное ощущение, а тем временем слуги втащили его на борт.

«Владыка войны» покачнулся от чудовищного удара и даже отсюда Котов почувствовал отражённую боль. Занятая спасательной миссией «Лупа Капиталина» оказалась ужасно уязвимой из-за выключенных щитов и бесполезных систем оружия. Этим в полной мере воспользовались кристаллические титаны, и взрывы зелёного огня расцвели по всей задней полусфере «Владыки войны». «Амарок» и «Вилка» мешали врагам окружить лидера стаи, но они не могли защитить альфу от ужасного флангового огня.

Котов крепко схватился за зубчатую стену, когда «Лупа Капиталина» освободилась ото льда и неуверенно шагнула назад. Штурмовые рампы ещё не успели поднять и двое слуг с криками полетели вниз. Кадианцы бросились помогать поднять рампы, и в этот момент титан сделал следующий шаг, поворачиваясь вокруг своей оси. Путешествие до «Томиоки» прошло в величественном темпе, но сейчас Зимнее Солнце сражался и ползавшие по корпусу насекомые имели второстепенное значение в сравнении с собственным выживанием.

Логика являлась неоспоримой, хотя Котову не нравилось быть одним из этих насекомых.

Они отошли от корабля уже на сто метров и архимагос увидел, что замеченные им преобразования внутри «Томиоки» отразились и на внешней поверхности корабля. Кристаллические наросты на корпусе органично увеличивались, закрывая нос чем-то напоминавшим перепонку из блестящего стекла.

Вспышка статики ослепила его на секунду, когда на корпусе «Лупы Капиталины» заработали пустотные пилоны, окутав титана слоями абляционных энергий. Столкновение гармоники и вой частот оказались тяжким испытанием для его имплантатов, но Котов был благодарен за защиту.

+ Архимагос Котов, + произнёс голос, прорезавшись в разум с ледяным презрением. + Вы в безопасности? +

— В безопасности, — ответил он, послав слова в язвительную тундру манифольда Сириуса.

+ Тогда мы готовы, + сказал принцепс Арло Лют.

+ Готовы? Готовы к чему?

+ Покинуть планету. +

МИКРОКОНТЕНТ 10

Робаут Сюркуф с искренней печалью наблюдал за последними мгновениями Катен Вениа. Он дал ей имя, и всегда тяжело смотреть, как что-то красивое умирает. Робаут вспомнил девушку, имя которой подарил планете, подумал, увидит ли её когда-нибудь снова и тихо обругал себя за сентиментальность.

Болезненные полосы разноцветного света окутали планету узорами гроз размером с континент, словно огромная сеть, наброшенная на раскалывавшуюся массу. Самая яркая точка света располагалась на северном полюсе, где закончилась провалом неудачная экспедиция на «Томиоку». Эвакуация с Катен Вениа завершилась и большая часть высадившейся команды уже вернулась на «Сперанцу».

Механикус пришлось оставить на поверхности значительное количество материальной части и ресурсов, в том числе и сухопутных левиафанов «Краконос», «Адамастор» и «Фортис Максимус», ставших самой горестной потерей. За незначительными исключениями их экипажи — адепты, техножрецы и даже слуги — решили остаться со своими машинами, вместо того, чтобы бросить их, и эти люди почти наверняка уже погибли.

Робаут покачал головой от их глупости, но вспомнил, что и сам совсем недавно считал, что умрёт на борту «Ренарда». Он пережил встречу со смертью, когда грав-сани поднял стыковочный захват «Табулария» и медицинская команда приставила кислородную маску к его лицу. Адара не пострадал, как и магоса Павелька, что учитывая безумный характер их путешествия на поверхность, являлось не чем иным, как чудом.

На мостике «Сперанцы» стало тесно из-за старших офицеров экспедиции Котова: Механикус, Адептус Астартес и Имперской гвардии, которые собрались увидеть последние минуты жизни Катен Вениа и гибель всего, ради чего они пересекли галактику. Азурамаджелли снова встал за пост навигационных систем, где к нему присоединился Криптаэстрекс. Виталий Тихон не отходил от дочери, обняв её рукой за плечи. Судя по синякам на её лице экскурсия на «Томиоку» оказалась не менее опасной, чем события снаружи.

Галатея стояла в центре мостика, Робаут понятия не имел, каким образом её низкорасположенный паланкин подключался к «Сперанце». Павелька в общих чертах описала ему подлинную еретическую сущность Галатеи, и сама идея думающей машины пробирала Робаута до костей всякий раз, когда он задумывался о последствиях.

Архимагос Котов сидел на командном троне, напоминая уставшего короля на закате правления, которого окружали придворные, просто ожидавшие его смерти. Следуя этой мысли, взгляд Робаута переместился на Таркиса Блейлока, стоявшего за плечом Котова, словно визирь-заговорщик. У него не было причин подозревать Блейлока в подобных стремлениях, но картина — однажды представленная — не желала исчезать.

Сам Робаут откинулся в подключённом к ноосфере кресле, которое занимал и в прошлый раз, соединившись с огромной инфосферой ковчега при помощи загрузочных разъёмов на тыльной стороне шеи. Большая часть видимого им представляла собой бессмысленный лингва-технис или бинарный язык, но он знал достаточно и не сомневался — никто на мостике не понимал, что на самом деле происходит.

— Мы достаточно далеко от планеты? — спросил Робаут, пытаясь разобраться в излучении энергии из концентратора информации левого борта.

Азурамаджелли повернул к нему мозг, хотя на бестелесном кусочке коры не было видно никаких сенсорных аппаратов для необходимости такого движения. — Комплексы топографов фиксируют невиданный рост энергии. Невозможно сказать, какое минимальное безопасное расстояние необходимо.

— Получается мы в опасности?

— Весьма вероятно, — согласился Криптаэстрекс, его плотное роботизированное тело отключилось от навигационных станций, направилось, лязгая, к посту двигательной силы и подключилось. — Получив приказы магоса Блейлока, Сайиксек начал операции, чтобы покинуть орбиту, но двигатели не будут готовы к манёвру ещё шесть часов.

— Не знаю, возможно, вы что-то пропустили, — резко сказал Робаут, — но нам повезёт, если планета продержится ещё шесть минут.

Криптаэстрекс стоически перенёс выпад Робаута и ответил. — Мало что можно сделать для изменения нашего положения относительно планеты и уменьшения повреждений от взрывного выброса энергии.

— Взрывного? — спросил Робаут, поворачиваясь в кресле и смотря на Котова. — Вот на что мы смотрим? Как планета взорвётся?

Котов пренебрежительно махнул рукой. — Магос Криптаэстрекс должен понимать, что не нужно использовать такие экспрессивные термины, — сказал он. — Планеты не взрываются, они ломаются вдоль устоявшихся линий разлома, обрушаются на гибнущее ядро или просто становятся геологически инертными. За все свои века в Механикус я никогда не видел, чтобы планета взорвалась.

— После всего, что мы видели в этой экспедиции, ваши слова не слишком успокаивают.

Котов проигнорировал его и Робаут вернулся к предсмертным мукам Катен Вениа.

Было ясно, что с планетой что-то происходит, что-то, что почти наверняка приближалось к завершению. То обстоятельство, что никто на борту «Сперанцы» не признавался, что они понятия не имели, что происходит, было столь же очевидным, как белый грокс в комнате.

Энергия, которую отправили из очень далёкого источника к Катен Вениа, почти не потеряла поле силы по пути и начала цепную реакцию по всей планете. Даже сейчас Блейлок и Виталий пытались определить, что послало её.

— Архимагос, — произнёс Азурамаджелли, отключая все, кроме самых базовых соединений с навигационными системами — Что-то неправильно.

Неопределённость комментария Азурамаджелли была так не похожа на то, что мог сказать адепт Культа Механикус, что все на мостике повернулись к нему.

— Объяснитесь, Азурамаджелли, — велел Блейлок с отрывистым потоком предостерегающего бинарного кода.

— Не могу, — ответил Азурамаджелли. — То, что я вижу, не имеет никакого эмпирического прецедента.

Робаут бегло просмотрел загруженные «Сперанцей» данные и вынужден был согласиться с магистром астронавигации. Увиденное не имело никакого смысла. Каждый внешний ауспик, способный получать сигналы с планеты, или вообще ничего не фиксировал или регистрировал наступавшую волну невозможных показаний, которые были за гранью понимания.

Внезапный наплыв аномальных показаний действовал, словно неочищенный прометий на двигатель, и пространство вокруг «Сперанцы» внезапно заполнилось крайне противоречивыми состояниями бытия.

Ковчег Механикус был засыпан экзотическим космическим излучением такой сложности, которое легко бросало вызов любой классификации, и одновременно находился в пространстве лишённым любых электромагнитных модуляций. Такие физические состояния бытия совершенно противоречили друг другу и не могли находиться в одной области космоса в один и тот же момент.

«Сперанца» решила этот парадокс, взорвав многочисленные концентраторы информации и посты топографов под потоки расстроенного бинарного кода. Примерно у десяти сервиторов мгновенно умер мозг, они осели на палубу и масляная кровь потекла из черепной аугметики.

— Момент творения и время тепловой смерти, — произнёс Виталий, бросаясь к одному из уцелевших топографов и подключаясь тактильными имплантатами из кончиков пальцев.

— Что происходит? — спросил Робаут, видя, что все магосы — кроме Виталия — отключились от ауспиков корабля. Потоки света, пульсировавшие между призмами данных, исчезли, когда библиотеки информации отключили одним ударом.

— Виталий? — сказал Робаут, отключаясь от сети «Сперанцы» и вставая с кресла у трона Котова. — Что происходит? Я не понимаю, что случилось.

— Думаю, справедливости ради стоит заметить, что мы все здесь в растерянности, капитан, — ответил Виталий. — Но полагаю, мы видим состояние одновременного универсального рождения и смерти. Это вполне может быть ультрасжатым ежесекундным воспроизведением времени, начиная с сотворения вселенной и её окончательной гибели, когда бесконечное преобразование потенциальной энергии в ощутимое движение, а затем и в повышение температуры, наконец, закончилось, как навсегда остановившиеся часы.

Робаут мало что понял из сказанного Виталием, но достаточно легко уловил апокалиптическую суть. Он посмотрел на Котова, полуприставшего с трона, архимагос напоминал человека, который обнаружил, что предмет его желания оказался чашей с ядом.

— Телок и в самом деле сделал это, — произнёс Котов. — Вы были правы, Таркис. Он и в самом деле заставил это работать.

— Так всё и выглядит, — ответил Блейлок. — И, похоже, мы ввалились в его лабораторию прямо на середине эксперимента.

Робаут повернулся к Виталию, наблюдавшему за всё ещё доступным вольному торговцу элементом инфосферы корабля, хотя он больше и не был подключён с помощью спинных имплантатов.

Навязчиво красивое изображение гибели Катен Вениа.

— Это — Дыхание Богов, — выдохнул Робаут. — Император, мы прямо посередине всего этого…

Окружавшая Катен Вениа сеть света дёрнулась в последний раз.

И взорвалась вовне наступающей приливной волной фотонов и экзотических частиц, которые не встречались в таких концентрациях почти четырнадцать миллиардов лет.

Только впоследствии стала проявляться чёткая картина событий, окружавших разрушение Катен Вениа, и даже она оказалась фрагментарной, противоречивой и почти невероятной.

За несколько секунд перед тем, как быстро расширявшаяся ударная волна энергии вырвалась за пределы обречённого мира, каждый квадратный метр защитных экранов и каждый исправный пустотный пилон вспыхнули по всей «Сперанце». На всех кораблях флота Котова сами собой активировались щиты и одновременно отключились все внешние ауспики, капитаны понятия не имели, кто приказал сделать это.

Бушующий взрыв, состоявший из потока высокой энергии, частиц огромной плотности и давления врезался во флот Котова, рассеяв корабли, словно злобные флуктуации варпа. Усилия Сайиксека по маневрированию «Сперанцей» не прошли даром и уменьшили ущерб от взрывной волны: сама масса ковчега Механикус позволила выдержать худшие последствия планетарной катастрофы. Близость флота к Катен Вениа изолировала его от носовой волны экзотических частиц, сжатых гравитационных течений и непостижимых сил.

Едва взрывная волна миновала флот, как произошёл фазовый переход, спровоцировав экспоненциальное расширение реконструированного пространства-времени. Пассивные ауспики на корпусе «Сперанцы» зарегистрировали ультрабыстрый скачок температуры, вызванный высокой плотностью энергии фотонов. Пары частиц-античастиц всех видов мгновенно создавались и уничтожались в жесточайших столкновениях субатомной материи — только всего в один момент в истории происходил столь бурный процесс создания.

Но это не было сотворением вселенной, это была сила, обузданная несравнимо древней технологией и совсем для другой цели.

Одинокие и изолированные корабли Котова приготовились к худшему и выдерживали шторм высвобожденных энергий, сражаясь, чтобы удержаться на месте в свирепом водовороте охвативших всю систему гравитационных течений, которые могли разорвать их за долю секунды. В сравнение с силами переходной материи в Арктур Ультра, меркла даже колоссальная мощь Шрама Ореола. Оставшиеся в одиночестве и разбросанные в космосе, словно листья во время урагана, и не знавшие о судьбе остального флота, капитаны боролись за выживание кораблей, ожидая, пока минует ярость звёздного события.

Прошло семь часов, прежде чем неистовый рост частиц высокой энергии и гиперзаряженные гравитационные цунами рассеялись достаточно, чтобы корабли рискнули развернуть системы топографов. Что бы ни взорвало Катен Вениа, путешествуя почти со скоростью света, оно, конечно же, уже достигло звезды в центре системы. Выдержав шторм лучше остальных «Сперанца» стала первой, кто начал осторожно исследовать пустоту, пытаясь понять, что произошло.

Благодаря множеству буферных прокси-сервиторов магос Азурамаджелли протянул чувства ковчега Механикус в космос, изучая ближайшее пространство на наличие резких температурных скачков и вредного излучения. Учитывая прежнюю хаотическую природу умирающей системы и жестокую судьбу Катен Вениа, он ожидал обнаружить космос переполненным визжащими штормами частиц, непостоянными нейтронными потоками и фоновыми электромагнитными шумами. Что приведёт к тому, что почти всё ближайшее пространство станет непроницаемым для ауспиков.

То, что он обнаружил, оказалось гораздо более странным, намного неожиданнее и совершенно невероятным.

Арктур Ультра больше не был умиравшим красным гигантом, раздувшимся разрушителем в последнем воплощении перед катастрофическим превращением в сверхновую звезду.

Теперь он горел, как жизнеспособная звезда главной последовательности.

Обновлённое солнце окружали сверкавшие полосы металлических обломков, камней и соединяющихся газов — строительные блоки для новых миров. Гравитация и время сделают остальную работу и пусть пройдут миллионы лет, прежде чем сформируются пригодные для жизни планеты, это всего лишь мгновение ока для галактики.

Катен Вениа исчезла, уничтоженная в акте творения, который начала.

Можно было сделать только один невероятный, но всё же неизбежный вывод.

Ударная волна невообразимо мощных энергий стала завершением колоссального космического события, сосредоточенного на «Томиоке». Блокировавшие сенсоры скопления звёздного мусора и излучение умиравшей звезды, скрывавшие, что лежит за пределами Арктур Ультра, исчезли, словно никогда и не существовали, и топографы Азурамаджелли зафиксировали наличие множества систем с горевшими звёздами правильной массы и температуры для поддержания жизни.

Их астрономическое положение оказалось настолько совершенным и геометрически правильным, чтобы не могло быть случайным.

В центре этой звёздной решётки, где, судя по картам Виталия Тихона, находился источник отправленной энергии, располагалась планета, излучавшая сильные потоки изотопов, энергетических сигнатур и манифольдного траффика, которые мгновенно были опознаны всеми адептами на борту «Сперанцы».

Адептус Механикус.

Что некогда было лёгким, столь же простым, как переход из одной комнаты в другую, теперь требовало таких усилий и мантр концентрации, которые ей не требовались даже во время первых робких шагов на этом пути. Разум Бьеланны чувствовал себя словно в клетке, провидицу окружали слои бронепластин и отовсюду давили резкие углы, мешая взаимодействию с пространством-временем. Её дух не мог совершить даже простейшее путешествие, недавно считавшееся само собой разумеющимся. Пряжа оставалась на расстоянии вытянутой руки, манила и обещала раскрыть все тайны, стоит всего лишь покинуть тело. Невидимые оковы висели на её духе, приковав к тюрьме из кожи, крови и кости. Являлось ли это признаком уменьшения её умений или просто побочным эффектом боли, полученной в последние минуты сражения против глупых людей?

Она хотела винить в этом ужасное место железа и масла, которое им пришлось занять, когда «Звёздный Клинок» всё же уступил смертельной ране хронометрического оружия людей. Капитан «Звёздного Клинка» и экипаж остались на борту грациозного корабля, когда его, наконец, разорвало на части гравитационными штормами Шрама Ореола. Они погибли в одиночестве, их камни душ пропали, а свет и красота, которые они несли вселенной, погасли навсегда.

Бьеланна остро переживали их гибель, но отгородилась от всепоглощающего горя, зная, что оно только помешает проникновению в пряжу.

Несколько воинов «Звёздного клинка» спаслись с Бьеланной по спешно открытому порталу в паутину, и они все почувствовали кошмарную силу того, что мон-ки невольно выпустили на дальней планете звёздной системы.

Но только Бьеланна на самом деле понимала всю чуждость произошедшего.

То, что такое мощное космическое событие не появилось ни в одном из бесчисленных запутанных потенциальных будущих, напугало Бьеланну сильнее, чем она могла представить. Целая звёздная система была преобразована, обновлена и восстановлена за считанные часы. Такая сила не предназначалась для нынешних наследников галактики. Даже эльдары в дни до Падения, когда их цивилизация простиралась по галактике, а высокомерие не знало границ, не посмели бы вмешиваться в столь невероятно мощные силы.

Такое высокомерие было исключительно человеческим.

Она следовала за нитями людей, собираясь обрезать их и восстановить своё будущее материнство, но теперь на первый план вышла новая угроза. Прошлое, настоящее и будущее оказались на грани катастрофы и сплелись в замысловатый клубок, который разорвёт ткань пространства-времени, когда вселенная попытается исправить нарушение естественного порядка вещей.

Несколько раз вздохнув для восстановления равновесия, Бьеланна обратилась за помощью к подаркам провидца Тотаира, вспомнив медитативные упражнения, отделявшие дух от плоти, а материальные привязанности от ментального пробуждения. Она тихо вздохнула, когда дух воспарил и направился к самым дальним краям пряжи, позволила знакомой мозаике прошлого и будущего омыть себя и восстановить силы непостижимой красотой. В пряже отсутствовали все географические понятия, кроме тех, что Бьеланна сама применяла, хотя сквозь множество барьеров, отделявших провидицу от её глубин, текучая бесструктурная необъятность была едва видна.

Она искала что-нибудь знакомое в окружавшей паутине возможностей, нити, за которые могла ухватиться и следовать, пути, что приведут её в океанскую бесконечность пряжи. Золотые нити воинов-эльдар были совсем близко, но каждый раз, когда она пыталась направиться по ним в будущее, они бросались в сторону, как стая испуганных варп пауков.

Следуя наставлениям, она вернулась в прошлое, где нити жизни были неподвижны и неизменны. От таких статических точек она могла протянуться в будущее и получить представление о том, что должно произойти. И всё же даже здесь она не смогла найти утешение или уверенность.

Бьеланна помнила прошлое: бой аватара Каэла Менша Кхейна против лидера космических десантников на борту обречённого корабля. Она помнила его холодные глаза и всё же… и всё же не могла вспомнить с истинной ясностью ни лицо, ни слова, которыми они обменялись.

Если не считать того, что это неправильно.

Она помнила его голубые глаза, зелёные глаза и янтарно-карие глаза.

Она помнила его острую челюсть, бородатое лицо, чистый выбритый подбородок.

Она помнила угловатые скулы, округлённое лицо. Шрамы и безупречную кожу.

Бьеланна видела тысячу раз, как он умирал, и каждая картина оказывалась совершенной иной, словно процессия воинов занимала его место в любом потенциальном прошлом и ненаписанном будущем. Это было невозможно, она помнила, как он умер. Она видела это своими глазами. Почему же она не может вспомнить его лицо…?

Но сколько раз она не прослеживала свою нить в прошлое, тот эпизод оставался неуловимым и фрагментарным, словно произошёл не однажды, а бесчисленное число раз. При малейшем усилии воспоминание раскалывалось, а осколки памяти и вымысла проносились мимо неё в постоянно растущие варианты будущего, которым никогда не суждено стать реальностью.

Много раз она видела, как космический десантник уничтожал объятого пламенем аватара, столько же раз она видела, как аватар повергал космического десантника. Она видела себя разорванной на части снарядами жестокого оружия и видела, как убивала его изящными ударами гравированного рунами меча. Все эти забытые истории были ложными и истинными, невозможными и случившимися. В одной изношенной нити она уже прожила их, в другой они никогда не происходили, но правду стало невозможно разобрать.

Прошлое сопротивлялось попыткам прикрепить его к месту, а без прошлого тайны будущего становились неизвестной страной. Бьеланна закричала от разочарования, и окружавшие провидицу стены света и вероятности закрылись от её слишком материальных эмоций. И всё же при всех ужасах неопределённости Бьеланна ощутила что-то родное: эхо прикосновения другого эльдара среди мон-ки. Всего лишь слабый намёк, который говорил о дружбе, а не ненависти, уважении, а не страхе.

Но, как и мимолётный образ мерцавшего лица, внутри купола Кристаллических провидцев сам факт обнаружения спрятал знакомый след. Дух Бьеланны взвыл от злости, но пряжа не место для таких эмоций, и она почувствовала непреодолимое влечение тела. Она боролась, пытаясь остаться в месте просвещения, но чем сильнее она боролась, тем сильнее её физическая сущность давила на хрупкую мимолётную душу.

Плечи поникли, когда душа и тело воссоединились со сладко-горькой печалью, болью потерянной свободы и оставленной лёгкости. Лёгкие вдыхали болезненный воздух, насыщенный зловонной щелочной водой, химическими загрязнителями и промасленной человеческой плотью. Она не хотела открывать глаза, потому что вид столь уродливого убежища оскорблял её утончённые чувства и служил печальным напоминанием обо всём, что они потеряли.

Бьеланна открыла глаза, и свинцовая тяжесть опустилась на её плечи при виде, как мало осталось эльдаров. Пятнадцать воинов, Жалящие Скорпионы и Воющие Баньши сидели, стояли или тренировались в мрачных группах озлобленных выживших. Никто не сказал ей дурного слова, но Бьеланна и без своих способностей видела недоверие и гнев за то, что она не сумела спасти остальных.

Где-то на границе их скрытого убежища на борту вражеского флагмана Ульданаишь Странствующий Призрак патрулировал мрак с небольшой группой Воющих Баньши. Высокий призрачный властелин жаждал убивать мон-ки, несмотря на приказ Бьеланны оставаться незамеченными. Их присутствие пока не обнаружили, но люди не столь глупы, чтобы не замечать, как снова и снова пропадают целые рабочие бригады техножрецов и рабов.

— Провидица, — произнёс лирический почти музыкальный голос со смертельным оттенком, вырвав её из печальной мечтательности. — У вас есть совет для нас?

Бьеланна почувствовала, что единение её духа и тела усилилось от звука голоса Тарикуэля, исключительная целеустремлённость воина окружала её неразрывной цепью. Она вздохнула, успокаиваясь, и попыталась не позволить поддаться возникшей после возвращения в тело клаустрофобии из-за напоминавшего гробницу корабля.

— Будущее… неопределённо, — сказала она, подняв голову и посмотрев в жестокие глаза.

Тарикуэль был облачён в облегающую нефритовую броню, рельефные пластины доспеха подчёркивали несравненное телосложение воина. Наплечники цвета слоновой кости и золота придавали его плечам массивность, которой они обычно не обладали, и сегментированный шлем переходил в защищённую шею, где два выпуклых жалящих бластера устроились, словно мешочки с ядом мезо-скорпиона.

— Неопределённо? — зашипел Тарикуэль Сумеречный Клинок. — Как это возможно? Вы — провидица!

Бьеланна вздрогнула от психической силы его гнева и указала на стену сводчатого зала, где десятиметровая шестерёнка была отчеканена на бронзе и кованом железе. Полуроботизированный и получеловеческий череп располагался в центре символа, из одной глазницы сочился едкий пар, а мерцавшая ядовитая жидкость струилась по резным поверхностям.

— Неопределённо, — повторила она, собрав рунные камни в чаше, изготовленной для неё Кхареили Творцом. — И неопределённость только усиливается.

— Тогда какая от вас польза? — громко спросил другой голос, лишённый музыкальности и обладавший ледяным шипом в сердце.

Бьеланна встала и заставила бьющееся сердце оставаться спокойным перед лицом холодной ярости экзарха. Ариганна Лунный Клык была облачена в броню, восходившую к древним временам эльдаров, и Бьеланна чувствовала голодные души, которые ещё жили в неизвестном сердце доспеха. Пластины брони изначально предназначались для воина мужского пола, но многочисленные воплощения владельцев много раз менялись, хотя ни один певец кости никогда не посмел бы шептать о её убийственном предназначении. Золотые и изумрудные пластины накладывались друг на друга с волнообразным органическим изяществом, навершие рукояти изогнутой цепной сабли, висевшей за плечом, блестело, словно голодный янтарный глаз.

— Неопределённо не значит невидимо, — ответила Бьеланна, стараясь сохранить самообладание. На борту «Звёздного Клинка» она была лидером этих воинов, но гибель корабля и разрыв связи с пряжей перевернули всё с ног на голову.

Теперь главными стали воины.

— Так что вы видели? — потребовала объяснений Ариганна, чудовищная «клешня скорпиона» в её левом кулаке сгибалась, как сегментированный хвост. — Тени скрывают нас, чтобы мы охотились, а не прятались, как воры.

— Есть намёки и тени будущего, но пряжа в сильном волнении, — сказала Бьеланна, пытаясь формулировать образы разума в терминах, которые поймёт воин, любящий смерть. — Что бы люди ни сделали, это примерно как бросить камень в тихую заводь. Волны и рябь вносят большую дисгармонию, но они утихнут, и путь в будущее покажется снова.

Лицо Ариганны скрывала военная маска, а в красных, как печь линзах шлема тлели ямы гнева. Если остальные выжившие обнажили головы, чтобы сдерживать военные маски, экзарх Жалящих Скорпионов оставила её, позволяя ярости кипеть и становиться ещё смертоноснее. Мандибластеры челюсти затрещали дугами убийственной энергии, когда экзарх нависла над Бьеланной.

— Вы — провидица и заслуживаете уважения, — произнесла Ариганна, положив руку с клешнёй на плечо Бьеланны. — Но ваши видения ведут нас только к смерти и горю. Скажите, почему я снова должна поверить вам?

Ариганна могла сокрушить её без малейших усилий, и костяной наплечник Бьеланны согнулся под выверенным давлением клешни-оружия экзарха.

— Потому что на борту корабля есть человек, с которым мы можем связаться, — ответила она, когда, наконец, смогла понять, что увидела в пряже в самом конце. — Один из них отмечен другим провидцем. Я могу найти его и использовать в наших интересах.

— Кукушка в гнезде? — спросила Ариганна, по тону экзарха стало ясно, что ей нравится это выражение.

— Именно так, — согласилась Бьеланна. — Его зовут Робаут Сюркуф.