Потерявшие судьбу

Глава 30

Дневной переход, молчаливый и безрадостный, вымотал остатки отряда совершенно. Зато впереди появились горы. Увидев их с вершины холма, Сиера остановилась и долго смотрела, как темнеют знакомые громады в лучах заходящего солнца. Смотрела и улыбалась, запрещая себе думать, что дома больше нет, что горы теперь — пустая порода.

— Ты будто горишь.

Она вздрогнула.

Сардат шел впереди и теперь смотрел на нее снизу вверх. Солнце светило на девушку сзади, ветерок играл волосами, наполняя их ярко-красным огнем. Лицо же тонуло во мраке.

— Пошли. — Сардат протянул руку.

Сиера коснулась ее пальцами, позволила повести себя вниз. Через несколько минут подняв голову, гор она не увидела. Все закрыли кроны высоких деревьев.

Стали на ночлег возле ручья — того же самого, выписывающего немыслимые кульбиты. Умываясь, Сиера заметила:

— Холодный еще.

— В смысле? — поинтересовался Сардат.

— Ручей течет с гор, из источника, что в моей деревне. Вода ледяная — зубы ломит. Потом нагревается, конечно. А тут — холодная. Недалеко мы, значит.

Улыбка Сиеры ушла в пустоту, и она поспешила отвернуться. Ну да, Сардат-то понимает, что она сейчас старательно прячет воспоминания. Он не из тех, кто привык отворачиваться от беды.

— Знаю, — вздохнула Сиера, все еще сидя на корточках и позволяя струям ласкать руки. — И все равно — там мой дом. И ручей начинается оттуда. Это — святой источник, и он не иссяк.

Сардат сел рядом, посмотрел на нее. В глазах заклубилась недобрая тьма, которую он старательно подавлял.

— Хочешь зайти в деревню? Я так понял, не совсем по пути…

Сиера задумалась. Вспомнила — впервые без содроганий — как вместе с бароном смотрела с вершины скалы на мертвую долину. Валяющиеся трупы…

«Я предал их тела огню», — долетел с Той Стороны тихий голос Модора.

Закрыв глаза, Сиера кивнула.

— Да. Думаю, да. Я бы хотела побывать там, прежде чем… все закончится.

— Эй! — Сардат толкнул ее в плечо, и глаза потемнели еще больше. — Ничего не закончится, ясно? Мы что-нибудь придумаем. Так, как там, — он махнул рукой назад, туда, где отгремела страшная битва, — не будет. Аммит в этом деле соображает, он вообще хотел сам все решить, так что нечего мне тут сопли размазывать, лады?

— Извини, — легко согласилась Сиера. — Не буду размазывать. А в деревню все равно хочу зайти. Прежде чем Аммит начнет все решать.

Посмотрела ему в глаза, улыбнулась. На этот раз Сардат ответил. Но каких трудов стоила ему эта улыбка?

Первые тревожные намеки Сиера получила уже через несколько минут, когда к ней вальяжной походкой приблизился Рэнт и предложил «сходить на охоту». Сардат, оказавшийся неподалеку, услышал и, прежде чем девушка успела ответить, сказал:

— А может, со мной сходишь?

Рэнт растерянно замигал, явно не ожидая такого.

— Или с Милашкой? Ты подойди, спроси — она, думаю, не против с тобой прогуляться подальше, только копье возьмет поувесистей.

— Командир! — Рэнт поднял руки к груди, будто собираясь в порыве искренности разодрать одежду. — Да я…

— Ушел, — процедил сквозь зубы Сардат. — Быстро.

Рэнт исчез. Сиера, в которой всколыхнулась родовая гордость, заставила себя молчать, хоть и многое рвалось наружу. Уж в чем в чем, а в отношении Рэнта она за себя постоять могла, и помощь ей не требовалась.

Вовремя задумалась — почему же за целые сутки Сардат Рэнту слова не сказал? Быстро поняла, как дорого ему обошлось это молчание. Сейчас же будто нить протянулась от него к баронету. И Рэнт не решался дергать поводок.

Хуже всего — думала Сиера — что во всем этом как-то замешана она сама.

Несмотря на то, что вокруг валялось много веток, Сардат срубил дерево. Пилы, разумеется, не нашлось, и он продолжал кромсать его на щепы топором. Люди, смеясь, подходили, набирали дров и складывали костры — всего два теперь — а Сиера, глядя то на ожесточенное лицо Сардата, то на превращаемую им в кашу древесину, понимала, что видит он отнюдь не дерево, и не щепки алыми брызгами разлетаются по сторонам. «Бревно с ушами», — вспомнилась фраза, брошенная Глардотом на тракте. Сиера поежилась и нашла взглядом Рэнта. Тот как раз вышел из лесу, держа в одной руке за уши нескольких зайцев. Посмотрел и обошел по широкой дуге Сардата. Слава Солнцу и Реке — понимает хоть что-то!

Когда разжигали костер, к Аммиту подошел, хромая, Варт.

— Скоро уж, — заметил ставший теперь еще более печальным и молчаливым командир партизан. — Как там будем-то? План бы какой придумать.

— Тебя порежем малек, чтоб кровь текла, да кинем охране, — вмешался Сардат, нахохлившийся рядом. — Пока они жрать будут — все сделаем. Нормальный план? Вполне как тебе нравится.

— Оно, может, и хорошо бы, — невозмутимо отозвался Варт. — Да только будь вампиры такими тупыми, мы б уже во дворце в Кармаигсе пьяные валялись. По уму б чего придумать…

— Ты меня сейчас тупым назвал? — ни с того ни с сего поднялся Сардат, сжав кулаки.

Варт попятился, но тут подал голос Аммит:

— Нет плана. Смотреть будем, как там и чего. Одно скажу: бойня будет. И другое: делать надо днем. И еще: я по-прежнему не понимаю, чем там можете помочь вы все.

Услышав такое, Сардат отвернулся, а Варт вдруг насупился:

— Там все-таки главный наш. Не сидеть же, сложа руки.

— Это да, — покачал головой, глядя на зародившийся огонь, Аммит. — Знаешь, как мамаша дочери дает картофелину и ножик тупой — на, мол, помогай, раз рвешься. А дите потом дивится: как так — только дочистила, а обед на столе уже?

Варт понурился, а Сардат, сорвавшись с места, исчез где-то в сгустившихся сумерках. Аммит посмотрел на Сиеру, и в его глазах она увидела — впервые, кажется, — боль. Новые и новые нити натягивались кругом, и Сиера путалась в них, как в паутине.

За ужином к вампирам, сидящим особняком, приблизилась Милашка. Сиера заметила, что разговор у людей задался только когда она ушла. Тяжко ей, должно быть, сносить такое, но по лицу не скажешь. Все та же злобная насмешливость, да то и дело прорывающаяся невеселая, но открытая улыбка.

— Вечер добрый, господа кровососы, — поздоровалась она, присаживаясь с миской рядом. — Вот, интересно, как живете. Какие разговоры ведете — дай, думаю, послушаю. О том, может, у кого кровь вкуснее, да откуда пить лучше? Без шуток, правда интересно. Как в партизаны ушла — тоже долго прислушивалась, какие речи ведутся…

— Вот и помолчала бы, послушала, — огрызнулся Сардат, бросив на землю наполовину полную миску. — Чем языком трепать…

— Тебя не переслушаешь, — и не подумала обидеться Милашка. — Как почнешь байки травить — хоть уши затыкай. Да все с прибаутками. Дай, думаю, тоже словечко вставлю, авось папочка не наругает.

Сдавленный смешок Сиеры, кажется, спас Милашку от неприятностей. Сардат, уже собравшийся высказать что-то непоправимо резкое, покосившись на Сиеру, смолчал и отвернулся. Милашка же обратилась к Аммиту:

— Так чего с фургоном-то? Варт грустит. Ему, конечно, грустить-то надо бы, веселого мало, да только дело так не сделается. Как два десятка бойцов одолевать будем?

Аммит пожал плечами:

— Сам теряюсь. Девчонка советовала разобрать мост — наверное, так и поступим. А потом… Куда они денутся? Никуда. Попробуем поговорить. Если они знают, кто я такой, от разговора не откажутся. Быть может, сдадим им кого из ваших на обмен. Варта, например. В Кармаигсе притворятся дураками. Или скажут, что в пути подох.

— Эх, — вздохнула Милашка, в отличие от Сиеры, спокойно выслушавшая предложение, — надо было у тех, вчерашних, голов напилить. Оно, знаешь, хорошо действует, когда на тебя головы друзей сверху швыряют. Мы раз так наслаждались — до сих пор дрожь пробирает.

— Вот — ага! — подал голос до сих пор молчавший Рэнт. — Еще бошки гниющие с собой волочь!

— Вампиры не гниют, дурачина, — хохотнула в ответ Милашка. — Ой, помрешь с вами… Тоже мне — владыки-горемыки. Ладно. Спасибо за добрую беседу, пойду к любимому под крылышко. Не грусти, папаша! — крикнула на прощанье Сардату. — Покромсаем еще врагов ненавистных, отведешь душеньку.

Сиера смотрела на его руки. Пальцы правой подрагивают на колене, а левая сжата в кулак. Рука барона.

С уходом Милашки сделалось и вовсе грустно. Мало-помалу все поели, и Сиера собрала посуду. Пошла к ручью, вдыхая теплый ночной воздух, слушая цикад. Странное было чувство. Как будто вся тьма из души, казавшаяся незыблемой, уходит, и заполняет душу Сардата. Не по себе — будто ношу свою на кого-то переложила. Да только так хорошо, что плакать хочется.

По пути Сиера собрала миски у всех людей. Многие изрядно опешили, увидев вампира, рвущегося услужить, но Сиера даже не заметила. Хотелось посидеть одной на берегу, подумать ни о чем, выполняя простую работу.

Не дали ей такого счастья.

— Дай помогу-то — набрала сколько, — выскочил откуда ни возьмись Рэнт.

— Спасибо, сама справлюсь, — по возможности вежливо сказала Сиера. Сто раз уж прокляла тот миг, когда позвала баронета на охоту.

— Да ладно, чего! — Рэнт уже доставал миску из мешка, в который Сиера их собирала. — Мне ж не сложно, я не гордый…

Возразить она не успела — сзади послышался резкий голос Сардата:

— Ты оглох, уродец? Тебя послали — задницу поднял и ушел.

Сиера не выдержала.

— Никого я не посылала! — повернулась она к Сардату. — Тебе-то что за дело?

Понимала прекрасно, что ему за дело. Знала и что за посудный интерес тут у Рэнта. Не вчера на свет родилась, и не впервые из-за нее парни грызлись. Да только терпеть такого высокомерия не хотела и не могла.

— Мне что за дело? — В голосе Сардата загремело что-то нехорошее. — Этот скот чуть человека не угробил. Меня оболгал. И, как ни в чем не бывало, теперь будет глазки тебе строить? Нет уж. Слышал меня? Вон отсюда пошел. Хочешь помогать — иди Варту сапоги почисти, как раз по тебе задача.

Рэнт встал, наклонив голову, Сардат шагнул навстречу. Сердце Сиеры сжалось ледяными обручами — оба останавливали сердца.

— Рэнт! — окрикнул Аммит. — Сюда иди. Быстро.

Баронет вздрогнул, и одним обручем стало меньше. Потупив взгляд, Рэнт заторопился на зов. Сардат подождал, пока баронет уйдет.

— Такому только повод дай, — сказал негромко. — Нечего его подкармливать.

— Нечего меня от него защищать! — нахмурилась Сиера. — Случись что — я трех таких на месте сожгу, глазом не моргнув.

— Ой ли? — Еще один обруч растаял. Сардат насмешливо прищурился.

— Вот тебе и «ой», — смягчилась Сиера. — Что с тобой творится? Сам мне говорил, тогда еще: сделал все, что мог, а получилось, не получилось — другой разговор. Чего ж теперь на своих рычать да кидаться?

— Этот, что ли, свой? — Сардат кивнул туда, куда удалился Рэнт.

— Этот! А что он, по-твоему, в город вернется, да на службу поступит? Нужен он там. А дрался, вспомни, вместе со всеми. Ты видел, как он девчонку из пасти у волка вынул? Я видела. Мы тут все теперь заодно, вашими стараниями. Так что хочешь злиться — иди лучше дерево еще сруби.

Слова сами с языка сорвались. Видно, не остыло еще воспоминание о том, как он крушил несчастную древесину. Сказала — и пожалела тут же. Потому что Сардат вдруг побледнел и еще раз взглянул в ту сторону, где сидели невидимые и далекие Рэнт и Аммит.

— Извини, не хотела, — забормотала Сиера, чувствуя, что походя зацепила какую-то лишнюю струну. — Просто…

Не дослушав, он развернулся и ушел. Сиера осталась на берегу одна. Постояла с минуту, думая — вернется. Потом опустилась на корточки. Все хорошее разом из сердца ушло. Воздух казался удушливым, цикады — раздражали. Не хотелось уже ни сидеть, ни думать. Только гора посуды осталась прежней.

— Два дурака, — буркнула Сиера, протирая песком первую миску. — Да и сама не лучше…

Работу она специально затянула — пусть уже все улягутся, хоть разговаривать уже ни с кем не придется. Однако вернувшись в притихший лагерь, Сиера поняла, что с одним человеком поговорить бы не отказалась. Что-то влекло ее к Милашке — будто к матери или старшей сестре. Почему-то ее совсем не пугает этот, новый Сардат. Может, потому что сама в одночасье изменилась?

Бесшумно обойдя стан, Сиера приблизилась к сидящему у костра часовому. Это оказался Матук.

— А? — встрепенулся тот, когда девушка опустилась рядом. — Ты чего так тихо?

— А ты от кого сторожишь?

Посмотрели в глаза друг другу. Сиера улыбнулась, а Матук отвернулся и сплюнул в костер:

— Да иди ты! Что ж теперь, всем спать, как младенцам? Мало ли что, вдруг, успею…

Сиера удостоила его задумчивым взглядом. Что-то новое постепенно раскрывалось в людях. Что-то, чего раньше Сиера не замечала. Это стремление поступать правильно, даже если никакого смысла в этом нет.

— Чего хотела-то? — Матук старался говорить миролюбиво, но ощутимо нервничал, что рядом сидит вампир.

— С Милашкой поговорить. Где она, скажешь?

— Там, — поспешно махнул рукой Матук. — Тихо будь только — мало ли…

Смысл предупреждения дошел до Сиеры не сразу. Она, скинув туфли, ни на что уже не похожие, легкими шагами двигалась в указанном направлении. Слуха достигли удары и смех. Обогнула еще несколько деревьев — и вот маленькая полянка, посреди которой горит костерок.

Милашка и Саспий дрались на копьях. Сиера дернулась было вмешаться, но тут, в ответ на очередной выпад Саспия, Милашка спокойно сказала:

— Вот так. А теперь давай-ка по-настоящему, готовься.

— А не боишься? — фыркнул тот. — Баба!

— Сам баба! — рявкнула в ответ Милашка.

Ее копье заметалось с немыслимой скоростью, но Саспий если и уступал, то не намного. Удары слились в нескончаемый треск, быстрые движения сливались.

— Ах ты! — воскликнул Саспий, отпрыгивая — копье Милашки прочертило борозду у него на плече. Милашка в ответ показала ему свое оцарапанное предплечье.

— Все, хорош, — сказала, воткнув копье в землю. — А то увлекусь — взвоешь!

— Ты все обещаешь! — усмехнулся Саспий.

— Сюда иди.

Сиера, уже собравшаяся выйти на свет, замерла, увидев, как губы Милашки коснулись раны Саспия. Дрогнуло и припустило с удесятеренной скоростью сердце. Вот кровь остановилась. Вот она поднимает голову. И что теперь?

Сиера не могла поверить глазам. Эта странная пара на поляне — целуется? И Милашка — эта боевая, неприступная женщина — позволяет себя вот так лапать? Подумать — и то страшно становится, не то что увидеть!

Попыталась было уйти, но вся легкость куда-то делась. Наткнулась на ветку, та хрустнула. Тихо совсем, да только вампиру и того хватит. Сиера замерла, опустив веки. Эта глупая привычка тянулась за ней с детства: зажмуриться и ждать, что беда пролетит мимо.

Как будто ветерок дунул в лицо — движение.

— Ой-ой! — раздался насмешливый голос Милашки. — Ну и кто это у нас тут притаился?

— Я не таилась. — Сиера открыла глаза. Милашка стояла напротив, вертя двумя пальцами копье, и улыбалась. — Поговорить шла, а потом… Ладно, я… Пойду.

Повернулась, ступила босой ногой на землю. Наконечник копья стукнул по плечу.

— И чем же я тебе помочь могу? — задумчиво сказала Милашка, когда Сиера остановилась. — Драться научить? Вряд ли. Кашу варить? Вроде не с чего. Ребенка вытравить? Нет, не вздрагиваешь, мимо, значит. Наоборот, выходит? Вот, теперь похоже на правду!

Сиера крутанулась на месте, сбросив копье, и оказалась лицом к лицу с ухмыляющейся Милашкой. Саспий переминался с ноги на ногу шагах в пятнадцати и делал вид, что ничего не замечает.

— Он почему-то только с тобой разговаривает нормально, — сгоряча выпалила Сиера.

— Да ну? — Женщина приподняла бровь. — Как он меня за ужином обласкал — нормально? Ну, для вас, кровососов, может, и нормально, а я так и обидеться бы могла. Это не он со мной — «нормально», это я его не боюсь, вот и все. А мне чего уж бояться-то? Сделали из меня то, что ненавидела больше всего на свете, так теперь — хоть на Ту Сторону вприпрыжку, лишь бы не скучно.

— Ясно. Спасибо. — Сиера опять попыталась уйти, но по плечу снова стукнул наконечник.

— Погодь. Пришла за советом — получишь. За мной, знаешь, мужики толпами не ходили никогда, но кое-что подскажу. Иди к нему и будь с ним. Когда надо — поддержи, когда надо — удержи. Никакие разговоры тебе не помогут. Неразговорчивая ты, вот и нечего наизнанку выворачиваться.

Сиера немного подождала, но продолжения не последовало.

— И все? Быть рядом — и только?

— А это как твоей душеньке возжелается — можешь и не только. Просто от вздыханий издалека, да от ночных советов проку не будет. Нравишься ты ему — примет, не нравишься — оттолкнет. А ты ему нравишься. И он со всеми «нормально» разговаривает, как ему природой положено, а перед тобой — вона как держится. Кипит весь от злости, а слова лишнего не вякнет.

Опустив голову, Сиера нахмурилась. Как же так получилось, что один вопрос сам собой заменился другим?

— Ну? Все? — спросила Милашка, подняв копье.

— Нет. — Сиера опустилась на корточки, по-детски обняв колени. — Я не про то хотела поговорить. Запутала ты меня. Почему он таким становится — знаешь? Аммит говорит, что ему так недолго осталось. Да и без него ясно…

— Что кидается на всех, будто пес цепной? — Милашка села рядом, задумчиво почесала голову древком. — А кто его знает. Это после бойни с ним такое. Гложет его что-то.

— Понять бы, что, — подхватила Сиера. — Я подумала, может, ты сообразишь.

— С чего бы? — покосилась на нее Милашка.

Сиера пожала плечами:

— Я, например, знаю, что за страсть вела графа Кэлпота, потому что его кровь меня обратила. Он жаждет так глубоко ступить во тьму, чтобы обрести полную силу при свете солнца. Думает, что можно выпустить мрак из души, и ночь настанет днем.

— Знатный недоумок, — протянула Милашка.

— Нет. Если бы ты чувствовала это как я, не говорила бы. А сейчас от разговора уходишь. Ну скажи, что тебе стоит?

Милашка долго молчала, глядя на Саспия, который от нечего делать принялся тренироваться с копьем в одиночку.

— Когда я пила его кровь, — тихо заговорила Милашка, — чувствовала много всего. Капельку страха, капельку заботы, капельку любви. Но потом все сгорело в черном огне. Я не знаю, как еще тут сказать. Просто — вдруг все сгорело. И это была ненависть. Поэтому… Теперь я не хочу ненавидеть. Никого и никогда.

Милашка встала, сделала шаг к Саспию, но остановилась.

— Если в нем правда сидит такое, — услышала Сиера ее непривычно тихий голос, — он и близко не человек. Вот и выбирай, чего ты хочешь. Сгореть вместе с ним, когда придет время, или жить.

Она ушла, полагая, что сказала все необходимое. Сиера осталась сидеть под деревом.

— Жить, — сорвалось с губ слово. Странное и как будто чуждое сердцу. Что это значит — жить? Когда не будет его. Когда останется только прошлое, залитое кровью. Зачем, ради чего тогда жить?

Сиера тряхнула головой, отгоняя навязчивый образ костра, в котором чуть не оборвалась ее жизнь. Нет, для этого еще будет время. А пока за жизнь можно и побороться. Ни Аммит, ни Милашка в него не верят, Рэнт — ненавидит, а вот она — будет верить.

И Сиера, поднявшись на ноги, решительно зашагала обратно к лагерю. Не считая нужным более скрываться, бросила на землю туфли, обулась. На этот раз Матук ее заметил издалека, отсалютовал мечом, который невесть зачем — должно быть, просто от скуки, — совал в костер. В ответ Сиера махнула рукой.

Все легли на ночлег, стараясь оставаться на виду друг у друга. Между Сардатом и Рэнтом легло кострище, Аммит — тот вовсе куда-то пропал. Сиера вспомнила, что еще ни разу не видела его спящим.

Сардат спал беспокойно. Хмурил брови, что-то еле слышно шептал. Улегшись рядом, Сиера приблизила ухо к его губам и явственно услышала:

— …я не такой.

— Конечно, не такой, — прошептала ему на ухо Сиера и, отбросив все сомнения, обняла вздрагивающее тело. — И я — не такая…

Сардат подошел к краю обрыва и посмотрел вниз. Луна ярко освещает Мертвый Яр. Там грудами валяются трупы — людей, вампиров. А между ними скользит чья-то тень. До ушей долетают взрывы визгливого хохота. Наконец, весельчак вышел на свет, и Сардат узнал барона Модора.

— Как дела? — улыбнулся барон. — Как рука?

— Спасибо, не жалуюсь, — ответил Сардат. — Зачем вернулся?

— О! Я не дошел до Алой Реки. Слишком слаб — вот и вернулся. Кстати, смотри, что нашел по пути! Она лежала неподалеку от разодранных лошадей и зарубленных волков.

С этими словами барон взмахнул левой рукой. Черной, промерзшей, гниющей рукой Сардата.

— Зачем ты ее взял?

Барон захохотал, мотая головой, будто услышал самую смешную в мире шутку.

— «Зачем»? Это вопрос или что? Да просто хотел, чтобы во мне было что-то человеческое. Она болит! Представляешь? По-настоящему болит! А ты-то не забыл еще, что это такое — настоящая человеческая боль? Не та боль, которую способен испытать вампир, зная, что — заживет. А та, что доступна лишь человеку: смотреть на умирающую руку и понимать, что ничего уже не сделаешь.

— Отрубить ее!

— О, нет. Я позволю ей умереть, я наслажусь ею до самого конца. Потому что я — вампир, и я все выпиваю до дна. Но если хочешь — я могу тебе ее вернуть. Все, что нам нужно — пара взмахов топором или мечом. И каждый из нас получит свое.

Барон прыгнул, и Сардат едва успел отскочить от края, чтобы дать ему место.

— Река послала меня, — уже серьезно заговорил барон, — чтобы предложить то, чего не предлагала никому. Отменить все. Стать человеком. Что решишь? Я мертв, Сардат, мне уже ничего не нужно. А ты, если согласишься, получишь вдобавок мою жену. Она ведь тебе приглянулась. Не ври, что нет.

— Я и без тебя ее получу.

— Нет! — Барон ухмыльнулся, и схватил гниющей рукой Сардата свою — белую и гладкую. — Вот этим ты ее убьешь. Вот это стоит между вами. Капля моей крови, смешавшись с твоей, могла бы свести тебя с ума. А ты отхватил целую руку, безумец. Руку, которая убивала людей просто так, ради развлечения. И ты скоро будешь таким. Разве один уже не получил свое?

Сардат услышал стон, обернулся. На ветке дерева покачивается истерзанный вампир в цепях.

— Это — не человек!

— Столь велика для тебя разница? На самом деле — нет. Я ведь говорил тебе, Сардат: мир — это вонючий подвал, куда спускаются такие мрази, как я, чтобы убивать. Добро пожаловать в подвал! Вот он, полюбуйся!

Он начал узнавать лица мертвецов внизу. Аммит. Сиера. Рэнт. Кастилос. Ирабиль. Левмир. Еще тысячи людей, лица которых казались смутно знакомыми — отголоски чужой памяти. Изломанные обескровленные тела подставляли безжизненные лица холодному лунному свету.

— Я никогда не причиню вред своим, я не такой, — прошептал Сардат.

— Ну разумеется. Только вот граница между своими и чужими очень тонка и в гневе так легко переступается. «Он посмотрел на меня пренебрежительно — он враг!», «Она улыбнулась другому — она враг!»

Барон все еще держал его за руку и, опустив взгляд, Сардат почувствовал, как мир начинает кружиться. Его рука… Рука барона…

— Время, Сардат! — закричал Модор. — Решай. Гнев или жизнь? Забери обратно свое, отдай чужое и будь, наконец, счастлив!

Откуда-то в его голосе прорезалось искреннее участие. Как будто Модор вправду хотел сделать Сардата, своего убийцу, счастливым. Но как? Отдав гниющую мертвую руку взамен живой?

— Ты, должно быть, смеешься, мразь, — оскалил клыки Сардат. — Хочешь сдохнуть еще раз? Да хоть сто подряд — мне это никогда не надоест!

Барон грустно посмотрел ему в глаза и кивнул:

— Так тому и быть, — вздохнул он. — Так, тому и быть… малыш.

Сиера задремала, но из сна ее вырвал низкий утробный рык. Открыла глаза и вскрикнула, отшатнувшись — на нее смотрели горящие черно-красным огнем глаза.

— Это я, — зашептала Сиера, чувствуя, что голос отказывается повиноваться, слова падают в пустоту. — Я! Понимаешь?

Такие знакомые пальцы стиснули ей горло. Пальцы барона.

Стало нечем дышать, потемнело в глазах. Отчаявшись вырваться, Сиера остановила сердце.

— Хоть сто раз подряд, — прорычал Сардат ей в лицо. — Никогда не надоест, мразь!

— А ну, отпрыгнул! — Будто молния, сверкнул, отразив луну и костер, меч. Лезвие прикоснулось к шее Сардата, и тот с воем вскочил на ноги. Сиера принялась дышать, расправляя смятую гортань, а глаза искали неведомого спасителя.

Им оказался Аммит. Меч в его руке опустился, отделив Сиеру, сидящую на земле, от Сардата.

— Чего он опять? — сонным голосом произнес Рэнт. — Вот… скотина!

Сардат повернул к нему голову и издал рычание. Словно ветер поднялся. Лишь краешком зацепил он Сиеру, но и этого хватило, чтобы дрожью пробрало до самых костей. Погас костер. Рэнт пискнул и, шагнув назад, упал.

— Сардат, — хрипло произнесла Сиера. — Не надо…

— Эй, папаша, — с деланным безразличием подошла к нему Милашка. — Ты чего эт…

От внезапного удара она улетела шагов на двадцать и, разметав заключенных, едва не угодила в соседний костер.

Люди просыпались, хватались за оружие, перешептываясь, пытаясь понять, в чем дело.

— Никому не подходить! — крикнул Аммит, шагнув к Сардату. — Парень, я даю тебе последний шанс притвориться, будто тебе просто дурной сон приснился. Ну?

Сардат зарычал снова, и Сиера съежилась от страшного чувства, но Аммит не дрогнул:

— Это твой ответ? Топор потерял?

Алые огни впились в Сиеру, вытягивая душу.

— На меня смотри! — прикрикнул Аммит.

Сардат отвернулся, из груди Сиеры вырвался вздох облегчения.

— Вы получите то, чего хотели, — прошипела тварь, лишь немного похожая на Сардата. — Сполна получите! — Он подпрыгнул к ближайшему дереву и, размахнувшись левой рукой, нанес удар.

Кто-то завизжал — должно быть, ребенок, — но остался без внимания. Каскад щепок, окрашенных алой кровью, разглядеть в темноте сумели только вампиры. Но удар, треск и покачнувшуюся сосну видели все люди.

После второго удара Сардат зарычал от боли. Третий удар — и Сиера за треском дерева услышала хруст кости. Дыхание перехватило. Только запущенное сердце больно колотится в груди. Сиера сделала движение вперед, но остановилась, увидев меч Аммита, неподвижно застывший перед ней — не то охраняя, не то пленяя.

Меч Аммита… Да разве? Это меч Модора, который, кажется, ни разу не пользовался оружием, зато любил собирать его, чистить и развешивать по стенам.

Взметнулось пламя костра, и почудилось Сиере, будто в языках его появилось лицо барона с грустной улыбкой.

— На! — взревел Сардат, сокрушая дерево. — Держи! Вот тебе, подавись!

От последнего удара рука — рука Модора! — повисла безжизненной плетью. А сосна, издав протяжный стон, наклонилась и с треском полетела на землю, ломая ветки других деревьев.

— Разбежались! — услышала Сиера вопль Милашки. Едва успела голову повернуть, как сердце само собой остановилось. Дерево, падающее на толпу людей, вспыхнуло черным пламенем.

Люди бросились врассыпную, перепуганные скорее мечущейся среди них Милашкой, чем действительной опасностью. Сиера выскочила из-за спины Аммита, доверившись внезапно прорезавшимся инстинктам. Кажется, прыгнула она волком, долетела до места летучей мышью, и только там, над хнычущим мальчишкой, склонилась в привычном облике.

Это тот самый мальчик, что жался к ней во время битвы. Сиере показалось, будто его парализовал ужас, но ужас оказался лишь следствием. Нога мальчика напоминала переломленную тростинку — затоптали в суматохе.

Бесценное мгновение ушло на глупую мысль: как вытащить его, не сделав больно? А потом в спину ударила волна жара, и Сиера перестала думать. Выбросив руки вперед, упала, прикрыв мальчика телом. Закрыла глаза, позволив всему огню из глубины души подняться туда, навстречу смерти. Не спастись, так хоть ребенку дать шанс.

Что-то кричала мать мальчишки. Сиера видела, как она ползет на коленях, как вытягивает руку, а глаза — глаза, широко раскрывшись, смотрят вверх. И в ее глазах Сиера видит пылающий ствол. Как же все медленно!

Перед Сиерой в землю втыкается копье — это все, что успевает сделать Милашка. Но ведь древко тут же переломится под весом огромной сосны, разве лишь самое маленькое мгновение добавится к жизни…

Сиера глубоко вдохнула, ощутив запах дыма, а сквозь него — удушающе-прекрасный аромат разгулявшегося лета.

«Все, наверное», — подумала она, не зная, как еще попрощаться с миром. В нужный момент все красивые слова куда-то уходят…

Что-то полыхнуло жарче прежнего, поднялся и оборвался крик…

Слишком долго ничего не происходит. Или, может, все уже закончилось? Надо посмотреть, открыть глаза.

— Ты… Ты так плачешь?

Дрогнули ресницы, поднялись веки. Сиера встретила взгляд мальчишеских глаз. Почему-то и страх, и боль исчезли из них. Почему-то на его щеках — красные капли. Вот еще одна упала, и еще.

— Да, — выдохнула Сиера и, подняв одну руку, вытерла глаза. — Извини…

Что-то, светясь, падало вокруг. Сиера подняла голову и лишилась дара речи. Медленно кружащиеся частички пепла сыпались на поляну, на раскрывших рты от изумления людей. Несколько красновато-желтых хлопьев легли на ладонь Сиеры и горели, не причиняя боли, еще пару секунд, прежде чем погаснуть и стать серыми.

— Красиво, — прошептал мальчик, глядя в небо.

«Да, — подумала Сиера. — Красиво. Как будто золотые песчинки».

Но долго любоваться она себе не позволила. Отстранилась от мальчика, села, уставившись на его ногу.

— Кто-нибудь кости править умеет? — Сама не узнала своего дрожащего голоса.

— Я могу! — тут же подскочила Милашка. — Ох, ты ж… Как неудачно. Варт! Метнулся быстро, две доски прямые нужны. Или палки. Да не тронь ты его! — Последнее относилось к матери мальчика, которая, наконец, доползла до сына и пыталась сгрести в объятия. — Не видишь, ему без того плохо. Варт! Я долго ждать буду? — И тут же — Сиере. — Слушай, а ты можешь укусить его, пока я делаю?

— Чего? — вздрогнула Сиера.

— Ну, вроде не так больно должно быть. И заживет быстрее. Сможешь?

Сиера медленно кивнула. От укуса вампира у людей действительно быстрее заживали раны, притуплялись болевые ощущения. Пожалуй, фавориты сами до некоторой степени становились вампирами, регулярно подставляя шеи господам. Но только сейчас Сиере пришло в голову, что можно использовать это и так.

— Не смей! — взвизгнула мать. — Не прикасайся к нему, ты, тварь…

— Я тебе сейчас копье в глотку забью, дура, если не заткнешься, — рявкнула на нее Милашка. — С мозгами не подружилась — беги, вон, деревья колоти. Можно сразу головой.

Сиера вытянула шею, пытаясь отыскать взглядом Сардата, но не нашла. Показался Рэнт, потерянно стоящий у костра, и все.

— Сардат сжег дерево? — с надеждой спросила, глядя в глаза Милашке, руки которой ловко разрезали ножом штанину мальчишки.

Она покачала головой:

— Нет. Аммит.

Сиера кивнула, и беглый взгляд Милашки не смог увидеть у нее на лице ни разочарования, ни горя.

— На! — К Милашке подбежал Саспий, протягивая два обломка. — До этого пока дойдет…

Милашка покрутила палки в руках, и тут даже до Сиеры дошло, что это — обломки копья.

— Вот ты сообразительный! — не то с восхищением, не то с хорошо скрываемым ядом в голосе заметила Милашка. Но тут же принялась за дело, бросив Сиере: — Давай.

Не позволяя себе задумываться, Сиера приникла губами к шее ребенка. Лишь в тот миг, когда клыки прокололи кожу, в памяти всплыло одно из многочисленных наставлений барона, которые он давал, пока она валялась в бреду под действием странных отваров: «Кровь ребенка — величайшее искушение для вампира. Ее вкус прекрасен настолько, что даже перворожденные не всегда могут остановиться. Бывали случаи, когда вампиры сходили с ума от этого вкуса и начинали убивать детей без остановки. Поэтому со временем сложилось правило: с детей до пятнадцати лет кровь брать нельзя».

Даже если бы готовилась вечность, все равно этот нежнейший поток застал бы ее врасплох. Сиера почувствовала, что тонет в чем-то столь же могущественном и прекрасном, как сама Алая Река. Слышала стук маленького сердечка, все быстрее и быстрее. Казалось, чем больше она пьет, тем чаще оно стучит, но еще чуть-чуть — и начнет замедляться…

Сиеру привел в чувства удар. Она открыла глаза, часто-часто заморгала.

— Извини, — глухо произнес пятящийся Саспий, потирая кулак. — Она сказала…

— Мне спасибо, ага, — махнула рукой Милашка, сидящая возле мальчишки, на ноге которого Сиера увидела тщательно примотанные веревками обломки копья. — Забыла сгоряча, что вы от детишек дуреете. Задница вместо головы… Моих-то прям так и сожрали ведь.

От этого высказывания Сиере сделалось дурно. Сердце вновь заколотилось, и к горлу подступила тошнота.

— Где Сардат? — хрипло спросила она.

— Где был, там есть, — холодно отозвалась Милашка. — Если старик его еще не прикончил.

Она тут же потеряла к Сиере интерес, о чем-то заговорив с матерью мальчишки. Сиера, поднявшись на дрожащие ноги, обогнула бормочущего извинения Саспия.

Сардат действительно остался на месте. Только сел на корточки и, согнувшись, баюкал руку, от одного взгляда на которую Сиере стало совсем плохо. Рядом с ним стоял Аммит. Сиера замедлила шаг, затаила дыхание, чтобы услышать его слова. И услышала:

— …этом и говорил. И рука тут ни при чем. Все у тебя в голове происходит. Хватит скулить! Встань, посмотри мне в глаза и скажи, что справишься с этим.

— Пошел вон! — заорал Сардат, и в голосе его Сиера услышала такие непривычные истерические нотки.

— Нет, мой друг, — покачал головой Аммит. — Это ты — пошел вон.

Теперь Сардат засмеялся. Теперь он встал. Правая ладонь сжалась в кулак, а меч Аммита чуть заметно приподнялся.

— Меня гонишь? — переспросил Сардат. — Совсем с головой попрощался? Куда вы все без меня, а? С людьми ты чего делать будешь? Они ж все на меня одного равняются, я — их командир! Пойдут они за тобой, как же.

— Ты оглянись, — посоветовал Аммит. — Посмотри по сторонам. Никто уже на тебя не равняется. Тебя боятся сильнее, чем тех, с кем мы дрались в Мертвом Яре.

Сардат повернул голову. Сиера тоже обернулась, большей частью для того чтобы не встретиться с ним взглядом. Люди, пришедшие в себя после падения сосны и звездопада золотых песчинок, подбирались ближе, шепчась и переглядываясь. На Сардата они и в самом деле косились с ужасом.

— Трусливые мрази, — услышала Сиера и содрогнулась — такая ненависть переполняла голос.

— Я уважаю тебя, несмотря ни на что, — холодно говорил Аммит. — Я уважаю мнение принцессы и поэтому обещаю: не убью тебя до тех пор, пока не покончим с Эрлотом. Если не будешь путаться под ногами, конечно. Спрячься где-нибудь, чтоб тебя никто не видел, и сиди смирно. Быть может, я про тебя и вовсе забуду.

Сиера осторожно поглядела на Сардата. Не хотела верить в то, что слышала. Разве можно вот так, хладнокровно, решить судьбу человека… или вампира? Взять — и выгнать. Отречься от того, с кем столько времени делил все тяготы, преломлял хлеб и…

«Ну, даже не знаю, — усмехнулся призрак барона. — Ты мне скажи — можно? Хладнокровно убить того, с кем даже заключила союз?»

Сиера тряхнула головой, выгоняя непрошенного гостя. По ушам резанул смех Сардата:

— А ты заставь меня уйти, Учитель. Мне чего-то не хочется.

Выпад Аммита остался незаметным для человеческих глаз. Возможно, он даже превратился на крошечную частичку мгновения в летучую мышь. Меч пронзил живот Сардата и вышел из спины. Кулак врезался в лицо, с хрустом ломая кости. Лезвие выпорхнуло из упавшего тела и описало стремительную дугу, разбрызгивая кровь. А когда снова замерло, осталось чистым.

— Следующим ударом снесу голову, — предупредил Аммит. — Уходи. Постарайся, чтобы я о тебе не слышал.

Сардат корчился на земле, его колотила дрожь. Сиера шагнула к нему, но чьи-то грубые руки остановили ее.

— Брось ты его, дурочка, — зашептал на ухо Рэнт. — Да ты глянь только — за что там бороться?

— Я ведь ничего плохого не хотел, — простонал Сардат. — Эти твари… Они ж весь мир подмяли, всех на колени бросили! Это несправедливо!

— Быть может, — кивнул Аммит. — Но когда мы ставили на колени так называемый мир, мы думали не о справедливости, а о таких вот ситуациях. Когда вампиры будут решать вопросы меж собой, а люди — спокойно ждать. А такие, как ты, ломают все. — Теперь в голосе Аммита прорезался гнев. — Ты, Кастилос, этот ваш трижды проклятый Левмир, задуривший голову принцессе — все! Тебе надо было встать на колени еще тогда, в поселке, безмозглая ты тварь! Смирить свою гордость, по ошибке выросшую там, где должна быть покорность. А не заставлять людей верить в дурацкие сказки о победе над вампирами. Не будет никаких драконов, не будет чудес, не будет победы. Будет безобразная резня вампиров с вампирами — и все. А эти пять десятков чуть живых калек, которых мы зачем-то тащим на верную смерть, не решат вообще ничего. И даже если все люди внезапно вырвутся из бараков, найдут оружие и станут великими бойцами в одночасье, половину их до обеда убьет его величество Эрлот, а со второй половиной до заката управлюсь я. А ночью мы решим, кто из нас двоих сдохнет, а кто будет счастливо попивать кровь выживших. Хочешь уничтожать вампиров, щенок? Иди и уничтожь себя, потому что ты — худший из них. Ты чуть не подпалил кучу вкуснейшей жратвы!

Эти слова неслись над поляной, и люди бледнели, слыша их. Сиера чувствовала то, что чувствуют они. Впервые за последние годы она, хоть и не человек больше, ощутила себя частью людского племени. И это чувство — потерянности, опустошенности — неожиданно согрело душу.

«Я такая же, как они, — подумала Сиера. — Мне так же страшно видеть и слышать все это. Сардат уйдет. Аммит, должно быть, тоже — в другую сторону. А мы останемся. Я, Рэнт, Милашка — те, кто понимает и чувствует людей. Не знаю, куда мы их поведем и зачем, но знаю, что останемся с ними до конца…»

Она не додумала до конца, потому что вдруг обнаружила стоящего перед собой Сардата. Окровавленные пальцы правой руки протянулись к ней. Ладони Рэнта крепче сжали ей плечи.

— Отстань ты от нее, — тихо сказал баронет. — Иди, куда сказали. Хватит.

Глаза Сардата сверкнули, заставив Рэнта отшатнуться. Сиера почувствовала, что больше ее ничто не держит. Расправила плечи, глубоко вдохнула, и сердце остановило свой бег.

— Уйдешь со мной? — еле слышный, донесся голос.

Сзади стояли недоумевающие люди, Рэнт. Они ждут, когда Сардат уйдет, хотят, чтобы страх исчез, опасность пропала. Быть может, лишь Милашка что-то понимает. А вот Аммит смотрит на нее грустно, хоть и усмехается. Этот точно все знает, каждое движение души ему открыто. Наверняка много таких уже видел, заранее чует, чем все закончится. Ну и пусть себе чует. Пусть ждут. Пусть смеются и осуждают. Ей-то известно, каково это — мечтать защитить то, что дорого, а очнуться в темном подвале, где тебя зовут Смертью.

— Уйду.

Ахнул Рэнт, покачал головой Аммит. Сиера коснулась пальцами ладони Сардата, и тут же ощутила, как он ей благодарен за это движение. Он доверился ей сразу, покорился, смирил гнев, и даже глаза его будто просветлели.

Сиера повернула голову к Аммиту:

— Двигайтесь в том же направлении. Начнутся горы — севернее найдете тропу. Крутая, местами карабкаться придется. Подниметесь на плато — сразу налево. Кажется — бездорожье, но скоро выйдете на ущелье…

Говоря, она содрогалась — память о родных местах терзала душу. Как же много чужаков скоро пройдет там — знали бы старейшины…

— Я знаю дорогу, — со вздохом отвел взгляд Аммит. — Раз уж прощаемся… Ты мне с самого начала была ни к чему. Иди. И пусть принесет тебе счастья твоя судьба.

Сиера улыбнулась. Давно следовало догадаться. Очень уж уверенно Аммит ориентируется в лесу. А Мертвый Яр? Разве произнесла она при нем хоть раз это название?

— Прощайте, — шепнула Сиера.

Никто ей не ответил. Лишь крепче сжались пальцы Сардата. Движение души — и многочисленная стая летучих мышей устремилась, лавируя между деревьями, к далеким горам.

Аммит опустил меч и в наступившей тишине стоял, безмолвно чертя узоры на земле его острием. Выписав очередной замысловатый вензель, поморщился и бросил оружие в ножны.

— И чего теперь-то? — подступился к нему Рэнт. В ответ получил холодный взгляд:

— А разве что-то изменилось?

— Ну… Как же?..

— Я с утра двинусь спасать Ратканона. До заката надеюсь обследовать местность. По моим расчетам, послезавтра фургон будет там на рассвете. Ты можешь идти со мной, а можешь — куда угодно. В конце концов — все равно.

Положив на плечо неизменное копье, к ним приблизилась Милашка.

— Меня это тоже касается? — спросила она.

— Всех касается.

Она покачала головой и сощурилась, глядя на поседевшего, постаревшего Аммита.

— А ты ведь умирать собрался, Учитель.

Ответная усмешка Аммита привела бы в ужас принцессу Ирабиль. Таким своего наставника она еще не видела.

— Тебя-то я точно ничему не учил. Можешь звать по имени.

— Ну как же? — Милашка закатила глаза, будто вспоминая что-то. — Ты научил меня тому, что вампиры — самовлюбленные ослы, не видящие дальше своего носа. Когда у одного из котелка убежала каша и затопила все города, вы продолжаете кричать, что это — ваше дело, и что никто не должен эту кашу расхлебывать. Ты научил меня тому, что люди — величайшие бойцы, до которых вампирам далеко. Слабые и смертные. Поколение за поколением им вдалбливали, что они — никто. Но как пришла пора — взялись за оружие и убивали вампиров, воинов. А еще ты научил меня тому, что путь вампира — смерть, а путь человека — жизнь. Собрался умирать, а сердце-то не бьется… Запусти его, старик. Скажи себе, что идешь на смерть. И один ты не останешься.

И сердце Аммита зашлось в неистовом ритме. Больших трудов ему стоило удержать внутри чувства. Наружу прорвалась только кривая ухмылка.

— Ну объясни ты мне… Тебе-то зачем это нужно? Всем вам? — Кажется, впервые в жизни он просил человека, пусть этот человек и был вампиром. — Даже зная, что ничего не изменить…

— Да потому что это — наш мир, — повысила голос Милашка. — Наш! Понимаешь? Здесь все — наше, все сделано нашими руками. И вампиры без нас — ничто. Погибнем? Пускай! Но и вампирам без нас не протянуть. А победим — будем распоряжаться в своем мире, и никто, ни одна собака не посмеет влезть.

Нестройный гул голосов поддержал Милашку. Аммит повернул голову — люди, оказывается, подошли ближе и прислушивались к разговору. Даже Варт — этот, похоже, окончательно сложил полномочия и стоял наравне со всеми.

— А где Рэнт? — нахмурился вдруг Аммит.

Милашка дернула плечами.

— А куда бы ты делся на его месте?