Потерявшие судьбу

Глава 29

От хруста шейных позвонков Рэнт содрогнулся.

— Чего морщишься, ублюдок? — раздался рядом голос Милашки. — Жизнь для тебя слишком сурова?

Он не ответил. Вообще старался с ней не разговаривать и триста раз проклял тот миг, когда согласился на подлый план Варта.

Люди еще спали. От Мертвого Яра отошли еще ночью так далеко, как смогли, и повалились только под утро. Сцену кровавого пиршества, последовавшую за этим, никто старался не вспоминать. Были те, кто понимал — да. Но большинство от пережитого ужаса посходили с ума. Визжали, отбивались…

Вампира со сломанной шеей Аммит уволок с собой, и вот теперь пришло время допроса. Солнце, взбираясь на небосвод, уже окрасило лес в серые тона, птицы беззаботно щебетали, перепрыгивая с ветки на ветку — будто и не было ночью никаких битв, будто не гибли с пугающей скоростью десятки людей.

Все теми же цепями, которыми сражались Сардат и Сиера, Аммит связал вампира, притянув за спиной лодыжки к запястьям, и подвесил на толстом суку. Только после этого повернул ему голову в нужном направлении. Этот-то хруст и нагнал на Рэнта дурноту.

Пятеро вампиров отошли от людей подальше и теперь полукругом стояли перед пленником, ожидая пробуждения. Рэнт покосился на Милашку — эта в полном порядке. Достаточно взглянуть на ее суровое лицо, чтобы угрызения совести поутихли. Посмотрел на Сиеру. Сложно что-то по ее лицу понять — горцы хорошо умели прятать истинные чувства. Но она здесь. Стоит, правда, рядом с этим распроклятым Сардатом, зато не одна, не убегает, как раньше. И на том спасибо.

А вот в Сардате после битвы что-то изменилось. Рэнт пока не мог подобрать слов, чтобы объяснить это. Как будто ожесточилось и без того суровое лицо. Как будто в глазах ярче запылал недобрый огонек. Как будто, помогая Аммиту вешать вампира, без всякой нужды грубо оттолкнул Учителя. Как будто Сиера попыталась коснуться его руки, а он — отдернулся.

— С добрым утром! — прикрикнул Аммит. — Посмотри, какой прекрасный день настает, а ты все спишь. Как не стыдно?

Вот уж кто точно ни на грош не изменился, да оно и неудивительно. Что такое для перворожденного эта потасовка? Смех, да и только. Сколько ему тысяч лет? Что это вообще такое — тысяча лет? Рэнт не представлял, чем можно заниматься такую прорву времени. С ума сойти. С другой стороны — это ж скольких баб можно…

— Кровь, — просипел пленник, оборвав мысль Рэнта на середине. — Пожалуйста, хотя бы глоток…

Черные с красным глаза умоляюще смотрят на Аммита, на Сардата.

Аммит захлопал по карманам с озабоченным видом.

— Знаешь… Нету. Вся закончилась. Извини, придется как-нибудь так.

Вампир застонал, принялся раскачиваться. Рэнт услышал смешок — Сардат ухмылялся, глядя на эти качели. Вроде бы покосился на Милашку, и та, подбрасывая копье, ответила на улыбку. Похоже, какое-то воспоминание посетило их одновременно.

— Я буду говорить, — начал Аммит, — а ты перебей, если где ошибусь. Начнем с простого. Ты — внебрачный сын кобеля и шлюхи.

— Мой отец был…

— Достаточно, — оборвал его Аммит. — Вижу, суть ты уловил. Продолжим. Обделавшись на тракте, вы поползли на коленях к графу. Описали ему меня. Он понял, о ком идет речь…

— Не знаю, — пробулькал пленник. — Говорил… Глардот. Глардот и Леррат, они двое только и видели графа. А потом сказали нам, что… — Он сплюнул черной спекшейся кровью. — Что мы свободны от присяги. И, если хотим остаться в живых, надо отбить людей барона, разделить их и владеть…

— А вы, такие умники, предпочли их всех убить, — кивнул Аммит. — Поистине проклят тот день и час, когда вампиры поняли, что бывает, если дать человеку свою кровь. Как по мне, перворожденных бы вполне хватило. Люди — никудышный материал…

Сардат повернул к нему голову и сверкнул глазами.

— Может, еще костерок разложим, да начнем байки травить? Ты вроде что-то важное узнать хотел, так давай, не тяни кота за ус.

— На севере говорят про ус? — удивился Аммит.

Сардат смешался:

— Ну… Да, а что?

— Так… В Кармаигсе слышал про хвост. Здесь, на юге, про другое место говорят, если не ошибаюсь. Да, Рэнт? Ладно, хватит лыбиться, у нас тут допрос, между прочим. — Аммит перевел взгляд на пленника. — А главные ваши где? Того, с кем говорил на тракте, вчера не видел.

Вампир долго собирался с силами, прежде чем ответить.

— Глардот… И Леррат… — Приступ глухого кашля и еще несколько сгустков черной крови. — Их послали на защиту фургона.

— Двоих? — переспросил Аммит.

— Вроде бы. Они не объясняли. Говорил Глардот. Только самое основное. Что, мол, кто-то очень хочет освободить Ратканона, и его надо любыми силами остановить…

Аммит, хмыкнув, опустил голову, руки сложил за спиной.

— Граф Кэлпот… — пробормотал он. — А этот негодяй всегда был умен. Надо же… Но если и так. — Он посмотрел в мутные глаза пленника. — Что еще говорил Глардот? Давай, напрягись, любая мелочь пригодится.

Вампир застонал, из глаз потекли слезы — такие же черные, как слюна.

— Ничего, — прошептал он. — Сказал отбить людей, и все. Сказал, что больше нам не командир.

— Попрощался как?

— Так и сказал: «Прощайте».

— Ясно. — Аммит повернулся к своим. Заговорил, обращаясь, в основном, к Сардату. — Их отправили на убой. Ну или по-другому скажу: на пробу. Толпа посредственных вояк, которых никому не жалко. Пощупать, из чего скроен Аммит. Я говорю это для того, чтобы все вы лишний раз поняли: минувшей ночью мы одолели ничто. И это ничто стоило нам восьмидесяти человек. Дальше будет только хуже.

— Ты с ним закончил? — холодно спросил Сардат.

— С этим? — Аммит обернулся на пленника. — Пожалуй.

— Тогда иди. Все — идите отсюда. Эй, Милашка! Поразвлечься не хочешь?

Женщина посмотрела на пленника, на Сардата и, покачав головой, двинулась к лагерю. Рэнт поспешил за ней, краем глаза увидев Аммита. Сиера задержалась дольше всех.

— Иди, — услышал Рэнт голос Сардата. — Я вернусь, как закончу. Не надо тут подсвечивать, лады?

Партизан осталось трое. Минувшей ночью они первыми кидались на врага, позабыв страх, и практически все погибли. Выжил Варт, который, несмотря на всю свою скользкость и флегматичность, все же был самым сильным и опытным после Ратканона. Выжил Матук, чьи стрелы летали и жалили, как рой разъяренных пчел. И, наконец, Милашка, которая теперь решительно подошла к остаткам партизанского отряда.

Сиера проследила за ней взглядом. Здесь, в этой части леса, деревья росли не так часто, и все как на ладони. Кто-то уже проснулся и раскладывает костер, не думая пока о том, что все припасы пропали — брошены с лошадьми. Кто-то еще ворочается. Некоторым так и не удалось заснуть. Двух-трех совершенно седых молодых людей — парней и девушек — Сиера заметила точно. Все — барачники. Из заключенных не поседел никто. Их выжило больше всего. Видно, вампиры предпочитали нападать на тех, кто выглядел поздоровее.

После битвы Сардат и Рэнт собрали оружие. Теперь у каждого под рукой меч, многие разжились луками и стрелами. Да только никого уже не переполняло ощущение силы от прикосновения к смертоносным предметам. Ночь показала, чего стоит вооруженный человек против вампира.

Впрочем, некоторым она показала иное. Вот Милашка, о чем-то спорящая с Вартом, подозвала Саспия. Тот подошел, забросив копье на плечо, встал рядом с ней. Варт только головой качает, начинает что-то говорить… Милашка не слушает. Развернулась, ушла. Саспий, пожав плечами, за ней.

Загорелся первый костер. Парень, разжегший его, грустно огляделся и, подхватив котелок, отправился к ручью. Путь неблизкий, но куда же без воды…

Вопль, донесшийся из глубины леса, заставил всех поднять головы. Сиера читала страх на лицах: неужели опять?

— Ниче! — гаркнул Рэнт, махнув рукой. — Это командир наш развлекается. Добрый он. Забаву любит.

С этими словами баронет покосился на Сиеру. Она отвела взгляд. Подошла к Аммиту, который, усевшись под деревом, задумчиво созерцал белесое небо.

— Можно поговорить с тобой?

— Нет, — лениво отозвался Аммит.

— Нет?

— Нет. Не собираюсь тебя утешать.

Сиера, хмурясь, переступила с ноги на ногу. Не понравилось ей, как этот старик сходу все про нее понял — да не в первый раз. Она будто мешок картошки для него — простая и понятная.

— Ну так не утешай. Скажи правду.

— А правду ты и без меня знаешь.

— Я больше не хочу умирать, — понизила голос Сиера. — Мы ведь можем сами создавать свою судьбу!

Новый крик оборвался на самой высокой ноте, и Сиера вздрогнула.

— Иди, создавай, — кивнул Аммит. — Думаешь, дальше будет по-другому?

Посмотрев на ее растерянное лицо, Аммит вздохнул и смягчился:

— Я ему все объяснил, и он все понял. Чтобы не превратиться в самого кошмарного берсерка из всех, что видел мир, ему нужно работать над собой день и ночь, по крупице собирая все самое ценное и светлое. Но понять мало. Из меня помощник плохой. Будь здесь И — она сумела бы помочь. Такая уж она. К тому же, она знает дорожку к его сердцу. Для меня эта тропа тонет во мраке.

Сиера не стала переспрашивать, кто такая И — поняла, что какая-то девушка, тем и удовлетворилась. Спросила другое:

— А я? Если я найду эту тропу?

Аммит покачал головой. Видно, ему нелегко давался этот разговор. Видно, он предпочел бы вообще другую компанию. Но Река принесла эту, и он смирился.

— Внутри нее живет свет. Может, единственный свет, что еще остается этому миру. А в тебе, моя дорогая, зреет тьма. Как бы тебе ни хотелось поверить, что барон окончательно мертв, он не умрет. Ты сама поселила его в своей душе, и он рано или поздно займет ее всю. Нет, я не сомневаюсь — ты и Сардат рано или поздно вступите в союз. И тогда у тебя будет выбор: либо пасть от его руки, либо бок о бок с ним противостоять целому миру. В обоих случаях ты достигнешь того, чего хочет твое сердце.

Аммит встал, потянулся и посмотрел в чащу, туда, где оставался Сардат.

— Как видишь, учитель из меня так себе. А другого тебе Река не дала. Думай лучше о том, что важно сейчас: перехватить фургон. А дальше… Дальше мы посмотрим.

Аммит ушел, а Сиера стояла, глядя ему вслед. Лицо окаменело. Все чувства опрокинулись внутрь, пока бесполезные.

— Эй, Рэнт! — обернулась она к бродящему рядом вампиру. — Пошли на охоту.

— Куда? — вытаращился тот.

— Еды нет. Возьми лук и стрелы — идем.

Помешкав, Рэнт выполнил указание. Идея охоты его не слишком увлекла, но то, что Сиера обратилась к нему, показалось важным.

— Хорошо, — заметил Аммит, глядя на опустевшие цепи и горку пепла под ними. — А я уж было думал, тебе помощь нужна.

— Не нужна, — отрезал Сардат и вознамерился пройти мимо, но Аммит его удержал. — Что еще?

— Прекращай-ка гавкать на меня, малыш. А то я рявкну. Ночью ты не так чтобы блистал…

Проглотив гордость, Сардат доверительно сказал Аммиту:

— Вот это меня и бесит сильнее всего!

— Понимаю, — охотно признал Аммит. — Потому и решил с тобой поговорить. Возьми-ка. — Он протянул Сардату небольшой топорик. — Будь добр, повали это дерево.

Сардат посмотрел на дерево, где еще недавно висел вампир. Ствол вряд ли бы получилось обхватить руками.

— Издеваешься?

— Самую чуточку. А что, это составит проблему? Я ведь все же остался и помог тебе в этой бессмысленной бойне. Неужели ты не можешь отплатить такой мелочью как поваленное дерево?

Сардат взял топорик. Нанес несколько ударов, гулко разнесшихся по лесу. На стволе появилась расщелина.

— Да мне тут час ковыряться!

— А я никуда не спешу. — Аммит уселся неподалеку, скрестив ноги. — Сегодня все равно далеко не уйдем. Можешь не торопиться. Работай так, как будет удобно.

Выругавшись вполголоса, Сардат принялся за дело. Топорик явно не годился для таких работ. Лезвие туповато, топорище коротко. Разозлившись, Сардат остановил сердце и вложил в удар больше силы. Ответом стал едва ощутимый треск в топорище.

— Падла, — буркнул Сардат, запустив сердце.

Теперь он бил осторожнее. Когда топор начал вязнуть, шагнул в сторону и принялся метить в противоположную часть ствола. Удар за ударом, с одинаковыми промежутками. Аммит молча наблюдал за тем, как рушится опора дерева.

Наконец, после очередного удара дерево, заскрипев, повалилось, повиснув на кронах соседей. Сардат, тяжело дыша, бросил топорик — тот вонзился в землю — и повернулся к Аммиту.

— Ну? — развел руками. — Что теперь?

— Теперь возьми этот топор и никогда с ним не расставайся. Лишь только почувствуешь, как гнев заполняет душу — повторяй то, что сделал сейчас.

Сардат фыркнул:

— Этак лесов в мире не останется.

— Да ну? — Аммит легко вскочил на ноги, подошел к Сардату, заглянул в глаза. — Ты попробовал решить задачу просто и быстро — не получилось. Тогда ты разозлился, но в гневе почувствовал, что еще один удар сломает топорище. Ты усмирил гнев и придумал, как повалить дерево наверняка. Заметь, у тебя получилось. И топор — целехонек.

Сардат, опустив взгляд, посмотрел на торчащий из земли топор.

— Если зовешь меня Учителем — так изволь учиться, — продолжал Аммит. — То, что сейчас произошло, должно тебе многое открыть. Не обязательно ненавидеть, чтобы победить. Достаточно верить в победу и правильно вести битву. Не все можно решить с налета — есть опасность сломаться. Иногда — и таких ситуаций в жизни большинство — необходимо действовать спокойно и долго. Ты ведь никогда не пытался заполнить бочку золотом за один день? За один день ее даже дерьмом заполнить нелегко. Возьми топор, Сардат. Не говори мне ничего. Не думай, не пытайся спорить. Просто поверь и делай, как сказано. Может, и полная глупость, но здесь есть кое-кто, кому на тебя не плевать. Так ты хоть попытайся, что ли.

Аммит ушел, оставив Сардата в одиночестве. Тот долго задумчиво смотрел вперед, потом присел, поднял топор. Подбросил его пару раз в руке. Тоненькая трещина ползла по гладкому топорищу.

— Я буду осторожен, — пообещал Сардат.

С вечера небо хмурилось, и сердце Ареки замирало. Она выглядывала в окно и просила, чтобы обошлось без дождя. Нет, она знала, что и в дождь он выйдет сыграть на свирели, но также знала и то, что не сможет усидеть сама. И тогда, оказавшись рядом с ним, несмотря на дождь, скажет слишком многое сама себе.

На столике пылится книжка, которую вот уже несколько дней не хочется читать. Окошко весь день открыто, несмотря на замечание Атсамы: свежий воздух вредит книгам.

Обошлось. На закате усилился ветер и прогнал редкие тучи. На ясном небе утвердился лунный диск, и Арека выскочила наружу, прежде чем поняла, что не слышит мелодии. Стук сердца заглушал бы ее, играй в ночи хоть десяток свирелей.

Возле скамейки, на которой сидел, понурившись, мальчик, переминалось с ноги на ногу несколько человек. Видно, они уже чувствовали что-то неладное, потому что, увидев Ареку, которую давно перестали бояться, поспешили уйти.

Замедлив шаги, девушка приблизилась к скамейке. Что-то не пускало дальше, словно невидимая рука уперлась в грудь.

— По-твоему, ей без тебя мало? — прошептал Мальчик.

— Что? — Звук этот и шепотом-то назвать нельзя было. Арека лишилась дара речи. Такая странная тоска и боль переполняли голос мальчика.

— Зачем ты ей уступила? — На этот раз слова пришлось угадывать по губам, почти незаметным в темноте.

Арека улыбнулась и ощутила, как по телу разлилась волна спокойствия.

— Она не такая, как ты думаешь.

— Да? — Мальчик поднял голову; теперь слова его звучали по-человечески, не походили на странные стихи. — Она не убивала людей? Все лгут?

— Убивала. — Арека смешалась под его взглядом, но нашла силы говорить твердо. — Убивала, да. Но для нее это иначе, понимаешь? Она никогда бы не тронула тебя или меня.

— Потому что ты принадлежишь Эрлоту, а я недостаточно смешно бегаю?

— Нет! — Щеки Ареки горели. — Потому что она любит нас, представь. Атсама спасла мне жизнь однажды и до сих пор, как умела, спасала, каждый день, пока… — Облизнула губы и закончила решительно: — Пока ты не появился.

Что-то изменилось — дыхание? взгляд? выражение лица? — и пропала невидимая рука. Арека опустилась на скамейку, села так близко к нему, как не отваживалась ни разу, ощутила бедром тепло его тела.

— Вот как, — пробормотал Мальчик. — Я не знал…

Арека не задумалась, о чем именно он говорит. О той роли, что Атсама играла в ее судьбе, о своей собственной роли, или о чем-то большем. Она просто радовалась, что вновь звучит его голос. А еще — что наконец-то чувствует себя хозяйкой положения. Тот, кто только что пытался отчитывать ее, будто старший брат, теперь походил на смущенного ребенка.

— Все неправильно, — произнес он, глядя в стену дома.

— Ага, — согласилась Арека. Пока не угасло странное чувство торжества и свободы, она взяла его ладонь, сжала сильно. У самой дух захватило, закружилась голова. Мальчик вздрогнул, дернулась робко рука, но тут же пальцы сжались, обхватив ее ладошку.

— Все неправильно, — шепнул снова. — Ты не должна… Ты… Пожалеешь об этом.

— Она не против, — сказала Арека и поморщилась, услышав ненужную фальшь в своих словах. Будто лгала себе так изощренно, что почти не подозревала об этом.

— Она — никто.

— Не говори так, — попросила Арека. — Не надо, хватит о ней.

— Забудем о ней, как прикажешь. — Манера речи вновь неуловимо изменилась. — О чем же ты хочешь услышать? Какие слова придутся сейчас?

От непривычной близости, его сухой, горячей ладони и вызывающего взгляда Ареку прошиб пот. «Пожалеешь об этом», — прошелестел в голове его голос. Арека поняла, что не готова, что не приготовится и за тысячу лет — слишком уж колотится сердце, грозя разнести в клочья грудь.

— Расскажи, как ты здесь оказался, — глухо попросила Арека, отводя взгляд. — Ты ведь откуда-то с юга, да?

Не сразу поняла, что Мальчик смеется. Если бы он не сжал руку еще крепче, Арека вырвалась бы и сбежала.

— С юга, — произнес он. — С гор, там была моя деревня. Мне повезло оказаться в караване данников. А дальше ты почти все знаешь.

— Что знаю?

Арека повернулась к нему и тихонько вскрикнула, потому что глаза мальчика оказались провалами в прошлое, в воспоминание о том дне, когда…

…крики с улицы заставили Ареку подняться с постели. Последние дни она почти не выходила из комнаты принцессы, ожидая, кода исчезнет эта страшная тяжесть, повисшая на сердце. Но становилось лишь хуже с каждым днем.

Во сне она видела всех, кого потеряла. Сначала родителей, брата, потом — Акру и, наконец, Левмира. Улыбаясь солнечной улыбкой, он всегда появлялся последним и уходил в закат, ведя за руку ту, которой нечего было делать в ее сне. При виде зеленых глаз Арека просыпалась на мокрой от слез подушке.

Кто-то стонал. Растворив окно, Арека выглянула во двор крепости. На весеннем перемешанном с грязью снегу толпились люди. Это уже третий караван данников, но другие выглядели иначе.

Первым в глаза бросился старый горбун. Он стоял, шатаясь, и его руки, как плети, раскачивались из стороны в сторону. Впрочем, он хотя бы стоял. Многие сидели, лежали, потому что у них не было ног. Несколько одноруких, один вовсе без рук держатся кучкой — видно, сдружились по пути.

Широким шагом навстречу сброду калек вышел господин. Сопровождающий баронет выдвинулся навстречу.

— Что это? — Скрытая до поры ненависть клокотала в голосе Эрлота.

— Такую дань прислали из Туриудса, — сказал баронет.

— Ясно. Убрать отсюда и сжечь. Головы баронетов, что прибыли с ними, отвези обратно. Я напишу сопроводительное письмо. Обратно привезешь в три раза больше условленного и людей выберешь сам.

Арека не расслышала ответа, потому что в этот миг взгляд ее встретился со взглядом парня на костылях. Когда все вокруг рыдали, кричали, пытались умолять, он улыбнулся и помахал рукой.

— Она проходила мимо, — сказал Мальчик, разорвав наваждение. — Случайно увидела расправу и подошла выяснить, зачем уничтожается столько крови. К тому времени я один остался, меня она и забрала. «Таких игрушек у меня еще не было», — вот что она сказала.

Не вполне верно истолковав взгляд Ареки, Мальчик пояснил:

— Я играл на свирели, когда она подошла. Играл, пока они убивали остальных. Должно быть, она услышала музыку издали, потому и пришла. Что? Почему ты так смотришь?

Арека не сразу совладала с собой. Слова упрямо застревали в горле, и наружу вырвалась лишь малая часть:

— В один день.

— Что же?

— Она спасла нас в один и тот же день.

— Вот как? — улыбнулся Мальчик. Высвободив руку, он достал из-за пазухи свирель. — Расскажешь, как она спасла тебя? А я буду тихо играть твою мелодию, чтобы легче текли слова. А когда ты закончишь, мелодия станет другой. Мы вместе выдумаем ее, если хочешь.

— Хочу, — выдохнула Арека, когда первые тихие нотки сплелись с ночными шорохами. — Ты только играй, не останавливайся, хорошо?