— Инесса Львовна, поверьте, нам она будет рада.

— Но она никого не хочет видеть. Даже нас с папой и Гарика, — дребезжащим голоском продолжала отбивать атаки Инесса Львовна.

— Послушайте, нам очень важно поговорить с Элей. И ей тоже надо нас увидеть. Скажите нам, что с ней, в какой она больнице? — мягко проговорила Кира, хотя уже давно догадалась, где именно лежит подруга юности. Как раз там, где боялась оказаться она сама. И Денис. Поэтому так и волнуется Инесса Львовна. Каково это — рассказывать, что дочь психически больна!

Внимательно вглядевшись в лица Киры и Дениса, Эльвирина мать едва заметно качнула головой, будто соглашаясь с чем-то, и проговорила бесцветным голосом:

— Она в психиатрической клинике. Почти сразу после новогодних праздников легла. Сама. Деньги заплатила, чтобы ее в хорошую палату положили, отдельную. Вот и лежит теперь, — на глаза Инессы Львовны навернулись слезы, но она сдержалась.

— Ясно, — проговорил Денис, — я так и думал. Как ее там найти?

Инесса Львовна объяснила.

— Спасибо вам большое, — поблагодарила Кира.

Попрощавшись, Кира и Денис вышли на улицу, сели в машину. На сердце становилось все тяжелее. Хотя, вроде бы, куда уж дальше? Но, как выяснялось с каждым часом, было куда.

Глава 14.

Психиатрическая лечебница располагалась в центральной части города, в старинном здании из красного кирпича: в левом крыле находилось мужское отделение, в правом — женское.

Снабженные подробной инструкцией Инессы Львовны, Кира с Денисом направились к отдельно стоящему корпусу, где были платные палаты.

— Добрый день, нам хотелось бы навестить Яруллину. Она лежит в пятой VIP-палате, — обратился Денис к дежурной медсестре.

Кроме них здесь больше никого не было — и не мудрено. Часы посещений строго расписаны: больных полагалось навещать строго после пятнадцати часов, и то не каждый день, о чем Денису и сообщила медработница. Но его такими мелочами было не пронять.

Не прошло и пяти минут, как им предложили пройти в специальную комнату для посещений. Медсестра подобрела и повеселела: душу грела внушительная купюра в кармане халата.

Внутри все было так, как и следовало ожидать: убого, казенно, бедно. Поневоле вспомнишь пушкинское: «Не дай мне Бог сойти с ума». Психически больных почему-то обычно лечат в зданиях серых и мрачных, как потемки их душ…

Дверь приоткрылась. На пороге возникла Эля. Неузнаваемая, худая до прозрачности, она выглядела старше своей матери. Обкусанные до крови губы плотно сжаты, волосы кое-как собраны на затылке. Только кокетливый домашний костюмчик вместо привычного в больничных палатах халата напоминал прежнюю Элку. Да и костюмчик-то выглядел замурзанным, нелепым из-за повязанной сверху шали и соседства серых войлочных тапочек.

— Зябну все время, — вяло пояснила Элка и села на дерматиновый диванчик, напротив Киры и Дениса. Их появление как будто вовсе не тронуло Эльвиру, ни капли не удивило. Словно они каждый день ее навещали.

— Эльвирочке недавно укольчик сделали, — слащаво пояснила медсестра и заискивающе улыбнулась Денису. — Она теперь будет немножко заторможена, но…

— Благодарю вас за помощь, дальше уж мы сами, хорошо? — Вежливо вроде сказал, а словно приморозил. Медсестра хотела что-то возразить, но запнулась, передумала и поспешно ретировалась.

Элка апатично молчала, уставившись в стену.

— Элечка, — позвала Кира, — Эля, ты меня слышишь? Нам нужно поговорить. Мы приехали поговорить с тобой.

Никакой реакции. Кира беспомощно оглянулась на Дениса. Он опять взял ситуацию в свои руки. Пересел на Элкин диван, обхватил ее за плечи и развернул лицом к себе.

— Эля! — громко проговорил Денис. — Эля, слушай меня внимательно. Ты не сумасшедшая! Ты совершенно нормальная! Это происходит со всеми нами: и со мной, и Кирой, и с Ленькой тоже так было.

Какое-то время Элкин взгляд продолжал оставаться затуманенным. Потом, видимо осознав смысл сказанного, она словно очнулась.

— Вы…тоже? — прошептала она.

— Тоже! — подтвердила Кира.

— Все стало…другое? Стало меняться?

— С нами это началось осенью, в сентябре, — Кира рассказала в двух словах про себя и Дениса. — А что произошло с тобой?

Эля изо всех сил старалась стряхнуть сонное лекарственное оцепенение. Медленно, с трудом поднялась с диванчика, неуверенными шагами подошла к раковине в углу, умылась ледяной водой, сделала пару глотков. Побрызгала водой в лицо.

— Как сквозь вату вас слышу, — она потрясла головой, — но сейчас вроде получше.

Она вернулась на место.

— Со мной это случилось в ноябре, перед праздниками. В сентябре я узнала, что беременна. Радовалась, с ума сходила от счастья. Ведь и надеяться-то давно перестала, а тут вдруг!.. Толику рассказала. Нельзя было не сказать, отец все-таки. Он, естественно, перепугался... Короче говоря, расстались. Но это неважно, главное, чтоб ребенок был. А утром, третьего ноября, проснулась, встала и чувствую — что-то не так. Потом дошло: не тошнит. Поначалу обрадовалась, думала, токсикоз прошел. Мне как раз к гинекологу на прием надо было. Захожу в кабинет, здороваюсь. Вижу — врач меня не узнает. Говорю ей: я беременная, моя карточка у вас, я записана на сегодня… Та говорит, не помню, нет у меня таких. Но карточку поискала. Все перерыла, не нашла. Я ничего понять не могу. Ну, думаю, мало ли... Потерялась, наверное, карточка. А что докторша меня забыла, так у нее пациенток полно. Она говорит, раздевайтесь, раз пришли. Осмотрю, заново на учет поставлю, если что. Посмотрела и выдала: а с чего вы взяли, что беременны? Никакой беременности и в помине нет.

Заново переживая подробности того дня, Эльвира начала заикаться, дрожать, несмотря на лекарство. Кира и Денис не останавливали ее: человеку необходимо выговориться, выплакаться. До этого момента Элка только и могла, что заливать свою беду спиртным.

После происшествия в женской консультации она едва нашла в себе силы дойти до дому. Ничего не могла понять. Не приснилось же ей это счастье двух последних месяцев! Оказавшись у себя, Элка бросилась звонить Толику, отцу несуществующего ребенка. Но ее ждал новый удар: некогда обожаемый гениальный художник, как выяснилось, слыхом о ней не слыхивал! Утверждал, что никогда в жизни не встречался с женщиной по имени Эльвира Яруллина. И Эля ему поверила. Потому что надо быть полным параноиком, чтобы заподозрить, будто все эти люди — Анатолий, докторша, лаборанты из женской консультации, сговорились, чтобы свести ее с ума.

Эльвира повесила трубку, не попрощавшись. Потом выдернула телефонный провод из розетки, отключила сотовый и достала из холодильника бутылку водки. На работу ей идти было не нужно: Элка в последние годы трудилась дома. Писала картины на заказ. Так уж вышло, что никто из их институтской пятерки так и не стал инженером.

В свое время Эля окончила художественную школу. Говорили, у нее неплохие данные — вот они и пригодились. Дела шли неплохо: Элкины портреты, пейзажи и натюрморты пользовались спросом, круг постоянных клиентов ширился год от года. Эля не заблуждалась на свой счет, никогда не считала себя гением, как, к примеру, тот же Анатолий. Так о себе и говорила — крепкий ремесленник.

Зато ее портреты получались добрыми и красивыми, натюрморты — сочными и яркими, а пейзажи — мирными и успокаивающими нервы. Часто ей заказывали определенную картину: просили изобразить, к примеру, лошадь, пьющую воду из ручья, или букет роз в белой вазе. Люди любили украшать ее незатейливыми произведениями стены кухонь и гостиных, и готовы были за это платить. Писала Элка быстро, муки творчества ей были неведомы. Она ваяла свои картины без устали, как конвейер, и ее рекомендовали, передавали с рук на руки. Словом, без работы не сидела.

Родители поначалу были против Элкиных занятий. Особенно отец, занимавший хорошую должность в военкомате. Он твердой рукой направлял детей по жизненной дороге, решая, в какой школе им учиться, в какой институт поступать. С Гариком проблем не было, а вот Эльвира постоянно огорчала отца своими выходками. Они были полными антиподами, хронически неспособными понять друг друга. Ее вечно зашкаливающие эмоции, эксцентричность и взбалмошность нервировали и ставили в тупик прямолинейного, консервативного, флегматичного Амира Маратовича.

После школы, вместо нормального, одобренного для нее папой вуза, дочь решила поступать в театральное училище. Пусть бы пошла в художественное, все-таки художественную школу окончила, так нет — только в актрисы! Напрасно отец с матерью отговаривали: Элка была непреклонна. Хорошо, хоть не прошла по конкурсу. Расстроилась, конечно, страшно. На предложение подать документы в нормальное учебное заведение ответила истерикой. Устроилась продавщицей в местный магазин. Сказала, на будущий год снова будет пробовать.

Однако уже к зиме передумала становиться кинозвездой. Отец предлагал уйти из магазина, сидеть дома, готовиться к поступлению на будущий год. Что он, не прокормит ее, что ли? Зачем ей торговля? Но опять коса нашла на камень: Эльвира упрямо продолжала стоять за прилавком. И поступила весной в институт торговли. Отучилась семестр и забрала документы — не мое! Родители, успокоившиеся было, снова переполошились: теперь-то чего ждать?

Тут еще надо сказать, что параллельно со всей этой учебной маетой Элка вела активную личную жизнь. Настолько бурную, что мама с папой не успевали запоминать имен и лиц кавалеров. Один из них учился в технологическом институте. С этим юношей у Эли случился долгий и вполне серьезный роман. Вслед за ним, как жена декабриста, Эльвира и пошла в этот вуз. Позже роман выдохся и умер, а Элка прижилась в институте и больше уже не металась.

С середины четвертого курса она стала жить отдельно от родителей. Они втайне вздохнули с облегчением. С квартирой помог папа. Элка как пошла после школы в магазин, так и продолжала постоянно где-то подрабатывать. То администратором в ночном клубе, то корректором. У нее была врожденная грамотность: не зная ни одного правила, всегда писала без ошибок. Но, конечно, ее заработков на отдельное жилье никогда бы не хватило. Отец выделил дочери требуемую сумму, поставив одно условие: квартира оформляется на него, чтобы импульсивная Элка не надумала прописать кого ни попадя или подарить заветные метры нуждающимся. Элка условие приняла и зажила сама по себе.

После института папа устроил дочь на работу в городские электросети. Без особой, впрочем, надежды, что она надолго там задержится. «Другая радовалась бы, — с досадой думал Амир Маратович, — а моя… И замуж не собирается, даже не думает. Хохочет. А что смеяться? Уже двадцать пять, и никого серьезного на примете».

К удивлению Амира Маратовича, Эля проработала целых два года. А потом уволилась и занялась живописью. К тому моменту, когда с ней стал происходить весь этот ужас, она писала картины на заказ уже пять лет. Все в ее жизни было более или менее определенно: квартира (теперь уже оформленная на Элю: папа написал на тридцатилетие дарственную), машина, любимая работа, хороший доход.

Элка пила взаперти три дня. Ничего не ела, только вливала в себя водку. Выбиралась два раза в магазин и снова забивалась в свою берлогу. Потом приехал отец. Сначала Элка не хотела открывать, но отец пригрозил вызвать добрых молодцев и высадить дверь. Зная характер отца, Элка сочла за лучшее отпереть.

Тот пришел в ужас от вида дочери и запаха перегара, которым, казалось, насквозь пропиталась ее стильная квартира-студия. Он отправил Элку в ванную, ликвидировал запасы спиртного, наскоро привел жилье в божеский вид: как и Кира, терпеть не мог беспорядка. Потом погрузил дочь в машину и отвез в отчий дом. Отлеживаться, отъедаться, оттаивать под присмотром матери.

Там ее, не вполне протрезвевшую, отупевшую от успокоительных, больную с похмелья, застал Ленькин звонок. С той поездки они не слышались и не виделись. Элка вообще со всеми этими событиями забыла о существовании друга и не сразу сообразила, какой такой Леня ей звонит.

Разговор вышел странный. Ленька несмело, запинаясь на каждом слове, задавал чудные вопросы. Нет ли чего-то необычного в поведении близких, соседей, коллег? Не менялась ли внезапно ее одежда, мебель, посуда? Не замечала ли она каких-то несоответствий? И тому подобное. Элка, у которой раскалывалась голова и сводило судорогой живот, ничего не могла понять. О чем и сказала Леньке, добавив, что у нее хватает обычных, нормальных человеческих проблем. «Я вот ребенка потеряла», — брякнула она. Леня ахнул, начал торопливо извиняться, просить прощения, что побеспокоил в такое время. На том и расстались.

— Наверное, он именно мне позвонил, потому что я такая же неприкаянная. Не мог он на кого-то из вас все это вывалить. Вы устроенные, семейные, — говорила Элка. — Только и со мной у него толку не вышло. Я положила трубку и забыла о нашем разговоре. До сих пор себя простить не могу! Если бы выслушала его тогда, рассказала про себя… Может, мы бы вместе что-то придумали. И он остался бы жив.

— Ни в чем ты не виновата. Какой смысл саму себя со свету сживать, — тихо сказала Кира. — Хорошо, хоть теперь нас трое.

— Мы выберемся, вот увидишь! — Денис погладил Элю по острому плечу.

Элка посмотрела на них, попыталась что-то сказать, не смогла и заплакала.

Глава 15.

Проплакавшись, Эльвира почти спокойно закончила свою историю — нагромождение диких, необъяснимых событий. В декабре началась совершеннейшая свистопляска.

Из Элкиной квартиры пропадали написанные на заказ картины. У старых знакомых оказывались другие имена. Иногда близкие люди вовсе не помнили Элю, удивлялись ей, как Толик. Зато из небытия выплывали личности с совершенно незнакомыми лицами, которые заявляли, что близко знакомы с Элей. Она оказалась в центре чудовищного хоровода, а когда попыталась рассказать обо всем маме, та заплакала и начала умолять дочь сходить к психиатру. Инесса Львовна решила, что у дочери белая горячка. Или какой-то другой алкогольный недуг.

Чтобы пережить все это, Элка периодически уходила в запой. Выныривала из водочных глубин, натыкалась на очередную непонятность, пугалась до полусмерти и снова проваливалась в хмельной туман.

Самоубийство Лени едва не погубило ее саму. Услышав о его смерти, она внезапно вспомнила, что Леня звонил ей. Всплыли детали их разговора, и Элка поняла, что с Леней происходило то же самое. Как она корила себя, ругала последними словами, что не связалась с ним! Но ничего было не изменить.

Тогда Эля стала ходить к Елене Тимофеевне — ее тянуло туда со страшной силой. Разговаривая с несчастной матерью, Элка по крупицам восстанавливала последние Ленины дни. И постепенно убедилась, что они страдали одним и тем же. Только вот чем? Эльвира решила: это какое-то редкое психическое заболевание. Другого объяснения в голову не приходило. Вот совпало так — один диагноз у двоих. Как рак, или грипп, или гастрит.

В конце декабря она попала в больницу с обострившейся язвой. Выписалась перед Рождеством и сказала себе: больше так жить нельзя.

Искать помощи Эля решила в психиатрической лечебнице. На что надеялась? Да на то, что заколют, залечат! И больше она уже ничего не будет чувствовать, не будет бояться. Спокойно умрет.

— Что же ты не позвонила нам? Неужели даже мысли не промелькнуло, что если это творилось с Леней, то и с нами тоже могло? — почти закричала Кира.

— Почему же, промелькнуло. Очень хотелось в это верить. Все-таки страшно было признавать себя помешанной,— ответила Элка и взглянула на Киру. — Я звонила тебе.

— Что? — похолодев, прошептала Кира. — Когда?

— В январе. Шестого числа. После праздников я собиралась лечь сюда. А сначала решила позвонить. Никак не могла заставить себя снять трубку. Загадала — если дозвонюсь, все расскажу. Нет — значит, не судьба.

— Точно,— вспомнила Кира. — Был звонок! Я в квартире прибиралась, а потом пошла в душ. Слышала звонок, ну, думаю, не буду вылезать. Кому надо — перезвонит…

— Видишь, как бывает,— грустно улыбнулась Эля. — Да ладно, забудь. Хорошо, хоть сейчас все выяснилось.

— Так, девочки. Нам надо найти Милю,— подвел черту Денис. — Тут, похоже, каждая минута на счету.

— Господи, а вдруг она тоже… Как Леня,— засуетилась Эля, хватая Киру за руку.

— Поехали! — Кира вскочила с диванчика.

— Я с вами. Мне только надо переодеться, вещи забрать,— рванулась Элка.

— Стоп, стоп, дамы! Давайте-ка не будем дергаться. К Миле мы съездим с Кирой. Эля, улаживай с выпиской, собирайся. Ты от лекарств не отошла, вон — мотает тебя. Вдруг в дороге станет плохо? И что мы тогда будем делать?

Немного попрепиравшись, Кира с Элей признали правоту Дениса. Решили так: Кира и Денис едут к Миле, выясняют, что с ней. А к вечеру заезжают сюда за Элкой. Забирают ее с собой. Жить девочки пока будут у Киры — Сашки все равно нет. Им всем лучше быть друг у друга на виду. Так спокойнее.

Ни один из них не произнес этого вслух, но расставаться, а тем паче оставаться в одиночестве, было страшно.

До Аракчеевки, пояснил Денис, глядя на карту, не больше сорока минут пути. Плюс еще сколько-то времени займет выезд из города. Тут уж никогда заранее не скажешь, как долго придется ехать. Правда, до часа пик еще далеко, и есть надежда, что удастся избежать пробок.

Когда они учились в институте, Миля Рахманова была единственная «не казанская» из их пятерки. Она каждый день моталась на электричке туда и обратно, а потом еще добиралась от вокзала до института. Если лекция начиналась в половине девятого, то Миля выходила из дому в шесть тридцать. В это время Кира даже не думала просыпаться.

Самое интересное, за все годы учебы Миля ни разу не пропустила ни одной лекции или семинара. Она была из всей их компании самая правильная. Что вы хотите, староста группы! Не по необходимости, а по призванию. Уговорить ее прогулять было нереально, Милю не останавливали ни морозы, ни дожди, ни болезни. Хотя болела она только один раз за все пять лет. Как сама говорила, деревенская закалка. Не то, что вы, хлюпики городские.

Несмотря на свою правильность, Миля никогда не была занудой или зубрилой. Просто ее так воспитали: поступила — учись, нечего филонить! Кстати, училась Миля средне, особыми талантами не блистала, брала трудолюбием и упорством, зато была веселая, простая и открытая. Совершенно не вредная, Миля никогда не отмечала пропуски и прогулы одногруппников. Без звука давала всем списывать лекции, которые добросовестно записывала в клеенчатые тетради своим крупным разборчивым почерком. Милю любили, хотя и посмеивались над ее деревенской простотой и неумением одеваться.

Жила Миля вместе с родителями и сестрой, Кира забыла, как ее звали. Родители работали в сельской школе: мать преподавала в начальных классах, отец вел сразу несколько дисциплин — математику, труд и ОБЖ. Сестра была намного старше Мили, работала воспитательницей в детском саду. Вот такая педагогическая семья. Одна Миля, как она сама говаривала со смехом, «отщепенец».

Из пятерых друзей только Миля искренне мечтала работать инженером на каком-нибудь предприятии. Но и ей не удалось.

После четвертого курса Миля вышла замуж. Самая первая из всех. Ее избранником стал местный, аракчеевский парень, они жили на соседних улицах, встречались со школы. Дамир, так звали мужа, отслужил в армии (Миля, естественно, прилежно его ждала и каждую неделю писала подробные письма), работал строителем и получал приличные деньги.

После свадьбы молодожены некоторое время жили с родителями Мили и возводили пристройку с отдельным входом. Родители Дамира проживали в двухэтажном бараке, привести туда жену было невозможно.

Закончив строительство, молодая семья перебралась в собственное жилье. Почти сразу же на свет появилась дочка, через три года — вторая. Так и осела Миля дома, ни дня не проработав инженером.

Миля рассказывала, что у них большой кирпичный дом. Белый, это Кира запомнила точно. За все годы учебы они так ни разу и не были у нее в гостях. Не выбрались. Так что теперь ориентироваться можно было только названию улицы да по фамилии. Но и этого было немало: в небольших поселениях все друг друга знают. Подскажут.

Улиц в Аракчеевке было всего пять: три вдоль и две поперек. Средняя продольная и оказалась Пролетарской. Хорошо, хоть это запомнили точно. Въехав на Пролетарскую, Кира с Денисом поначалу решили высматривать белый кирпичный дом с пристройкой.

Однако примерно треть домов выглядела подобным образом, и они быстро отказались от этой бесполезной затеи. Поймали на улице пацаненка с большим квадратным ранцем и зеленым мешком для второй обуви и спросили у него, где искать дом учителей Рахмановых. Мальчик тут же, без раздумий, указал на нужный дом.

— Ты ничего не путаешь? — усомнился Денис.

Дом был и в самом деле белый, кирпичный. Как Миля и рассказывала, большой, добротный, обнесенный полутораметровым зеленым забором. Вот только никакой пристройки не было.

— Нет,— потряс головой мальчонка, — ничего не путаю!

— Ну, спасибо тебе.

— Не за что,— ребенок побежал дальше, оставив Киру и Дениса в раздумье смотреть на Милин дом.

— Ладно, пойдем,— решил Денис и двинулся вперед. Кира за ним.

У калитки имелся звонок. Через пару минут дверь дома открылась, и к воротам заспешила женщина средних лет, очень похожая на Милю. Такая же худенькая, маленькая, усыпанная веснушками.

— Здравствуйте,— она выжидательно улыбнулась, глядя на Киру и Дениса.

— Добрый день,— поздоровалась Кира. — Нам бы Милю повидать. Она вам, наверное, о нас рассказывала, мы ее институтские друзья. Я Кира, а это Денис.

На лице женщины застыло недоумение, которое быстро сменилось замешательством. Приветливая улыбка погасла.

— Кто мне о вас рассказывал? — осторожно спросила она.

— Как кто? Ваша дочь, Миля. Ну, Джамиля.

— Мою дочь зовут Дилярой, — холодно ответила женщина.

— Но я имею в виду вашу вторую дочь,— упавшим голосом сказала Кира.

И она, и Денис уже поняли — это очередной «провал».

Дверь дома снова отворилась, рядом с матерью Мили появилась еще одна женщина — тоже веснушчатая, но гораздо плотнее и крупнее.

— Мам, что такое? Это кто? — спросила она высоким голосом, похожим на Милин.

Может быть, теперь наша Миля — вот эта самая Диляра, подумалось Кире.

— Диля, эти люди спрашивают Джамилю,— растерянно сказала мать.

— Что это значит? — строго спросила та. — Мама, иди, я сама разберусь.

— Но я ведь…

— Мама, иди,— Диля чуть возвысила голос.

Женщина окинула их на прощание настороженным взглядом и молча скрылась в доме.

Диляра дождалась, пока дверь за ней закроется, насупила брови и пошла в наступление:

— Кто вы такие? Что вам нужно?

— Послушайте, — вступил в разговор Денис,— мы никому не хотим ничего плохого. Мы ищем девушку, нашу однокурсницу, Джамилю Рахманову. Похоже, мы ошибаемся, и ее здесь нет. Так что мы уже уходим. Простите, если чем-то обидели вас и вашу маму.

Его импозантная внешность и мягкий голос с убедительными интонациями, видимо, растопили сердце женщины. Она немного оттаяла и добавила более приветливо:

— Да ладно, какие обиды? Вы, я смотрю, вроде приличные люди. Просто все так совпало… У мамы, — она оглянулась на дом и заговорила тише, — у мамы действительно была дочь Джамиля. Моя младшая сестра. Она родилась давно, я тогда только в школу пошла. Плохо ее помню, сама соплюшка была. Так вот, Джамиля умерла от пневмонии, ей еще и года не исполнилось. Сами понимаете, мама сейчас расстроилась.

Диляра вдруг стала говорливой. Вываливала на них информацию, не замечая, какое впечатление производят ее слова.

— А, ну, тогда все ясно,— Кира попыталась улыбнуться,— мы поедем. До свидания. Извините нас еще раз.

— Погодите,— остановила их, спешащих укрыться в машине, Диляра. — А вы точно знаете, что ваша Джамиля именно из Аракчеевки?

— Вообще-то, нет,— промямлил Денис. — Может быть, она живет в Арске. Или в Азнакаево. Да, скорее всего, где-то там.

— У нас точно таких нет, — добила их Диляра, доброжелательно улыбнувшись,— даже не ищите, не мучайтесь.

— Спасибо,— хором прокричали Кира и Денис, одаривая ее вымученными улыбками.

Им не терпелось сесть в машину и побыстрее убраться из Аракчеевки. Только выехав на трассу, Денис нарушил тяжелое молчание:

— Да, дела. Ты как, ничего?

—Я-то ничего. А вот Миля… Получается, она умерла младенцем,— потрясенно выговорила Кира.

— То-то ее Ленькина мать вспомнить никак не могла! А иначе как бы она забыла, если мы везде все вместе тогда ходили?! И у Леньки дома тыщу раз были?

— Точно,— Кира прикрыла глаза и потерла виски, — и потом, Елена же учительница, а Миля из учительской семьи. Она на этой почве постоянно с Милей общалась. Выделяла ее. Слушай, я только что вспомнила: Елена даже их с Ленькой поженить одно время мечтала!

— А ведь правда,— улыбнулся было воспоминаниям Денис, но улыбка его быстро увяла. — И все-таки именно Милю-то она и не помнит.

— Понятно теперь, почему. Она меньше года прожила.

— Но мы-то помним!

— Мы — да. Для нас Миля абсолютно реальный человек,— задумчиво протянула Кира и замолчала.

Уже вечером, когда они втроем сидели на кухне у Киры, отогревая тело и душу крепким чаем, Денис сказал:

— Получается, нас осталось трое. Миля сгинула, Ленька повесился. Мы пока живы.

— Именно что пока, — сжала зубы Эля.

Отмытая от больничного запаха, укутанная в Кирин синий махровый халат, она сидела на кухонном диванчике. Тихо гудела стиральная машина, переворачивая в барабане Эльвирины вещи. Заезжать домой Элка не стала, прямиком из больницы направилась к Кире.

Если честно, Элка боялась новых стрессов. Мало ли, что ее ждет дома. От прежних-то потрясений не вполне отошла. У Киры ей понравилось — чисто, красиво, продумана каждая мелочь, и человеку в этом доме легко, приятно, комфортно.

— Короче, обо всем договорились. Завтра с утра приеду и решим, что нам делать. Сегодня все равно ни до чего не додумаемся. А мне домой надо съездить,— Денис поднялся со стула,— хотя и не хочется.

— Боишься? — сочувственно улыбнулась Эльвира.

— Есть маленько.

— Может, поужинаешь?

— Да нет, я же все-таки домой еду. Жена не даст с голоду помереть.

Денис одевался в прихожей, Кира и Элка стояли рядом.

— Все, девчонки, я пошел.

— Пока, Денька,— ответила Кира. — До завтра.

— Пока,— тихим эхом откликнулась Элка.

«Раньше хохмила бы, шуточки отпускала, тормошила нас, — подумал Денис, — а теперь стоит, как тень бесплотная. Станем ли мы прежними? Вообще — останемся? Или исчезнем, как Ленька с Милей?»

Он тихонько вздохнул и прикрыл за собой дверь.

Глава 16.

Подруги остались вдвоем.

— Что ж, давай ужин готовить? — Кира старалась говорить непринужденно. Делать вид, что все у них в порядке: просто забежала подружка погостить. А не выписалась из психиатрической больницы. И не погиб один из их друзей. И не пропала бесследно подруга. И у самой Киры ничего особенного в жизни не происходит.

— Давай, — вздохнула бледная копия шумливой Элки. — Что делать будем?

— Так, посмотрим, что тут у нас. — Кира принялась осматривать запасы. — Есть говяжий фарш, курица, печень. Что хочешь?

— Может, печенку пожарим? С макаронами?

— Отлично. И соус еще приготовим. Меня Сашка научил: ум отъешь!

— Любишь его? — прошелестела Элка.

— Соус?

— Сашку.

— Люблю. Больше всех на свете, — призналась Кира.

— Счастливая ты, — без тени зависти заметила Элка, — лишь бы все у вас было хорошо.

— Я так переживаю, что не смогу родить ему ребенка, — неожиданно для себя проговорила Кира. — Просто с ума от этого схожу.

— Ничего, ты главное верь, Кирюха. И все сбудется.

— Хотя теперь, конечно, не до того. Хоть бы живыми остаться, — печально сказала Кира.

Она вымыла и нарезала печенку, принялась за соус. Элка нашинковала лук и принялась обжаривать его на сковородке. По кухне поплыл аппетитный запах. Забулькали в кастрюле макароны. Когда печенка с луком, майонезом и сыром отправилась запекаться в духовку, Элка пошла в комнату. В кухне было душновато, у нее закружилась голова.

— Там на полочке фотоальбомы, — крикнула ей вдогонку Кира, — я сейчас тоже приду, только приберусь тут немного. Не люблю, когда в мойке посуда копится.

Элка послушно взяла альбомы, уселась на диван, поджав под себя ноги. Самый большой альбом, белый и нарядный, с золотыми кольцами на обложке, был, разумеется, свадебным. Элка с улыбкой листала плотные страницы: Кира и Сашка, красивые, упоенные своим безграничным счастьем, смотрели на нее и улыбались. Где только не запечатлел их фотограф: дома у родителей, в ЗАГСе, у всевозможных памятников, в Кремле, в Березовой роще, в автомобиле, в ресторане. На всех фотографиях молодожены были так поглощены друг другом, что смотреть на них было почти неприлично. Словно подглядываешь. Элка закрыла альбом и взяла следующий. Наскоро пролистала: он оказался Сашкин, тут она никого не знала.

Подошла Кира, присела рядом. Стала комментировать фотографии в следующем альбоме. Это ребята с работы. Это сестра с детьми. Это Сашины родители.

— Нигде нет Гельки, — грустно сказала она.

— Гельки? Это твоя подруга, которая теперь тебя не помнит?

Кира вздохнула и кивнула.

— Слушай, а давай наши старые фотографии посмотрим. Есть у тебя?

— Есть. Где-то они… Вот, нашла!

Они открыли синий глянцевый альбом, принялись перелистывать и сразу же увидели, что Мили на снимках нет. А без нее все казалось ополовиненным, куцым. Навевало тоскливый ужас. Напоминало о мрачных перспективах, которые маячили и перед ними. Да и на Леню смотреть было невыносимо: вон он, улыбается и не подозревает, что ему уготовано. А им? Что ждет их?

— Зря мы это, — выдавила Эля.

Кира захлопнула глянцевый кошмар и засунула подальше на полку. Придавила остальными альбомами.

— Пойдем ужинать. Печенка, наверное, готова, — заторопилась она.

— Пошли, а то перестоит, жесткая будет, — с готовностью подхватила Эля.

Звонок в дверь застал их возле кухни.

— Интересно, кто это? — спросила Кира и отправилась открывать.

— Спроси, кто, — проговорила Эля испуганным голосом.

— Кто там? — покорно спросила Кира.

— Это я. Денис.

Кира загремела замками и распахнула дверь.

Денис стоял на пороге в расстегнутом пальто. Растрепанный и потерянный.

— Что с тобой? Деня, что стряслось? — Кира чуть не волоком втащила его внутрь.

Он вошел, прислонился к стене. Посмотрел минуту-другую остекленевшим взглядом на замерших рядом подруг.

— Кир, у тебя выпить есть?

— Есть, — ответила Кира.

«Элке, наверное, лучше бы не пить».

— Наливай. И пожрать чего-нибудь.

— Ты проходи, раздевайся. Мы печенку пожарили, макароны сварили, с соусом, будешь? — суетливо говорила Эля.

— Буду.

— Мы еще и сами не ели. Не успели, — Кира ринулась на кухню.

Они с Элкой заметались, выставляя на стол свои кулинарные шедевры. Кира вытащила бутылку коньяка. Нарезала лимон. Денис вымыл руки, уселся за стол.

— Садитесь уже, девчонки.

Кира и Эля тоже сели. Налили. Выпили.

— Кажется, отпустило немного. — Денис потер лоб рукой, надолго замолчал. Подруги ждали, что он скажет, не лезли с вопросами.

— Короче, нет у меня больше дома.

— Как? – в унисон ахнули Кира и Эля.

— Очень просто. Пришел, пытаюсь дверь открыть, ключ не подходит. Звоню. Открывает Ленка. Новая, утренняя. Не моя. Мам, кричит, там дядя. Выходит Алиса. За ней мужик какой-то идет. Вам кого, спрашивают. Вежливо так. Я сразу все понял, конечно. Только и думаю, как бы уйти оттуда. С другой стороны, и проверить хотелось. Сказал, что ищу Грачева Дениса. Они переглянулись удивленно: не знаем такого. Здесь таких нет...

Он налил себе еще коньяка и выпил залпом, как водку. Кира и Элка потрясенно молчали.

— Мне вот интересно, — продолжил Денис, — для других я еще существую, или помер в младенчестве? Как Миля?

Кира, ни слова не говоря, вскочила со стула и выбежала из комнаты. Через мгновение вернулась обратно. В руках у нее снова был синий альбом с институтскими фотографиями.

— По-моему, существуешь. Ты есть на снимках, а Мили нет, — пояснила она, прочтя непонимание во взгляде Дениса.

— А Леня есть? — спросил Денис.

— Леня есть. Он же умер в наше время.

— Как это радует! Значит, умру как Ленька. В наши дни. Хоть помнить кто-то будет после смерти.

— Прекрати, Денис! — жестко бросила Кира. — Никто больше не умрет. Мы что-нибудь придумаем, мы же теперь хоть что-то знаем. И вешаться не собираемся. Нельзя отчаиваться.

—Извини, — проворчал Денис после короткой паузы.

— Если хочешь, можем позвонить твоим родителям. Посмотрим, что они скажут. Или кому-нибудь с работы, — дрожащим голосом предложила Эля.

— А что? Это идея. Давайте попробуем, — согласился Денис. Вытащил свой сотовый, набрал номер и протянул телефон Элке. — Подойдут мать или отец, попроси меня к телефону. Если что, скажешь, ошиблась номером.

— Але, — густым басом ответила трубка.

— Добрый вечер! — Элкин голос звучал спокойно и вполне естественно. – Можно попросить к телефону Дениса?

— Дениса? А кто его спрашивает?

— Эльвира Яруллина. Мы с ним учились вместе, — не стала врать Эля.

— Вы знаете, уважаемая Эльвира, — размеренно начал отец, — а он ведь не подошел еще. На работе. Вы номер оставьте, и я передам, чтобы он вам перезвонил.

— Значит, он на работе? Тогда передайте ему, что я звонила, хорошо? Всего доброго.

— По крайней мере, мы знаем, что у тебя есть работа, — заметила Кира.

— А он и не удивился, что ты туда позвонила, — задумчиво проговорил Денис, — получается, я живу с родителями.

— Выходит, так.

За невеселыми разговорами они быстро доели ужин. Получилось вкусно, но никто этого не заметил. Выпитая бутылка тоже пропала даром: в головах не зашумело, желанного забытья, пусть и кратковременного, не наступило.

Встав из-за стола, инстинктивно разделились: каждому хотелось побыть наедине с собой, осмыслить происходящее. Кира занялась уборкой кухни, отказавшись от помощи Эльвиры. Денис отправился принимать душ. Эля притихла в комнате.

Наспех зализав душевные раны, все трое опять собрались вместе, за пустым кухонным столом.

— Что теперь станем делать? Какие будут предложения?

— Я тут подумал, — Денис сцепил руки в замок, — и вы, наверное, со мной согласны, раз уж все началось после нашей поездки за город, логично считать ее отправной точкой всего этого…кошмара. Так?

Девушки кивнули.

— Так вот, если все дело в месте, где мы были, тогда давайте узнаем о нем побольше. Все равно надо с чего-то начинать. Кира, у тебя есть доступ в Интернет?

— Конечно. Сейчас принесу ноутбук.

— Кто-нибудь помнит, как оно называлось? Я, например, нет, — огорченно сказала Эля.

— Я тоже. — Кира установила ноутбук на столе.

— Не волнуйтесь, я помню. Кара Чокыр.

— Татарское название. Вот, все готово, сейчас загрузится. Эль, ты не знаешь, как это переводится?

Эльвира отрицательно покачала головой.

— Без понятия. Я же не знаю татарского, ты что, забыла?

Эльвира Амировна Яруллина была наполовину русской, по матери. Отец, хотя и был татарином, родной язык знал плоховато. Мог с грехом пополам объясниться на бытовом уровне, но не более того. Поэтому Элка, воспитывающаяся в семье, где говорили исключительно по-русски, татарского языка не знала вовсе.

Как и любой человек, родившийся и живущий в Татарстане, она понимала, что «икмэк» означает «хлеб», «хазер» — «сейчас», а «эни» — «мама». То есть знала десятка два наиболее употребляемых слов, которые слышишь с детства и начинаешь понимать вне зависимости от национальности и желания выучить язык.

Эльвира, если честно, считала себя больше русской, чем татаркой, несмотря на фамилию-имя-отчество. Она не знала ни языка, ни обычаев, ни культуры татарского народа.

Когда Эле было лет десять, родители едва не переехали из Казани в Нижний Новгород: мама была оттуда родом. В Нижнем жили бабушка, дедушка и тетя Инга, родная мамина сестра.

В Татарстане в те годы было неспокойно: просыпалось национальное самосознание, задавленное в годы Советской власти, причем не обходилось и без перекосов. Яруллиных до полусмерти напугали яростные призывы некоей весьма популярной тогда поборницы чистоты крови. Ополоумевшая тетка и ее соратники ратовали за уничтожение «полукровок» — так они именовали детей от смешанных браков. В Татарстане таких людей — пруд пруди. В точном соответствии с известной поговоркой: «Поскреби любого русского, найдешь в нем татарина». А вот поди ты — находились и сторонники! Бесновались, митинговали, выступали с призывами в каких-то скверных газетенках. Слава Аллаху, здравый смысл возобладал. С годами все это улеглось, сгладилось. Народы, веками привыкшие существовать рядом, постепенно врастая друг в друга, не начали самоистребление.

— Может, сейчас что-то проясним, — бормотал себе под нос Денис, набирая в поисковике «Кара Чокыр».

По его запросу нашлось всего пять упоминаний. Первые три — обычные географические ссылки. Местечко под названием Кара Чокыр расположено неподалеку от федеральной трассы. Денис помнил, как туда добираться: съезжаешь на проселочную дорогу, едешь по ней примерно километров десять, и ты почти на месте. Увидел озеро удивительно правильной, округлой формы — свернул к нему. Дорога продолжает убегать дальше: Ленька говорил, где-то там есть деревня. А больше в тех местах никаких поселений нет.

Это было, вообще-то, странно. Живописные луга с цветущими травами, березовые рощицы и перелески, где в сезон наверняка полно грибов и ягод. И посреди всей этой благодати, словно блюдце, наполненное водой, сверкает прозрачное озеро. И ни тебе баз отдыха, ни лагерей, ни дачных поселков, ни туристических стоянок. Неосвоенный, дикий край, восхищался Ленька. Чувствуешь себя Робинзоном.

Две последних ссылки были интереснее. Один из двух открывшихся сайтов был посвящен аномальным зонам России. Здесь приводился их перечень. В числе прочего значился и Кара Чокыр. Больше никакой информации не было.

— Что-то вроде Бермудского треугольника, — не особенно удивившись, проговорил Денис. — Собственно, чего-то в этом роде я и ожидал.

— Ага. Отдохнули, называется, — откашлялась Эля.

Денис кликнул мышкой по последней ссылке. Это был личный сайт некоего Владимира Суханова.

— «Кандидат физико-математических наук, преподаватель, специалист в области паранормальных явлений», — вслух прочитала Кира из-за Денискиного плеча.

— Ну и ну, — протянула Элка.

Денис молча открывал странички сайта. Их было не так уж много. Одна из них называлась «Аномальные зона Татарстана». Местечку Кара Чокыр был отведен небольшой абзац.

— Так, посмотрим, — Денис внимательно вчитывался в текст.

— Что там? Говорите уже! Мне отсюда не видно! — нетерпеливо воскликнула Элка.

— Ничего такого и нет. Только местоположение подробно описывается. И еще перевод. Да будет вам известно, дамы, словосочетание «Кара Чокыр» переводится с татарского как «Черная Яма».

— Миленько, — Элка прислонилась затылком к стене и зажмурилась. — Другого места не нашли. Чего нас туда понесло?

— Это все Ленькина затея, — напомнил Денис. — Его какая-то баба с работы сагитировала.

— Ладно вам! Что вы как дети? Разве в названии дело? Есть же вон Клыки. Или я знаю одну деревню, Корчи называется. Ничего, живут люди, — пожала плечами Кира.

— Но в сочетании с тем, что это аномальная зона…— заметила Элка и замолчала на полуслове.

— Думаю, нам надо поговорить с этим Владимиром Сухановым. Может, он что-то знает. Подскажет, в каком направлении дальше копать, — Денис вернулся на главную страницу сайта.

— Вон, смотри, — ткнула пальцем в монитор Кира, — «Контакты для обратной связи». Жми. Электронка есть и сотовый.

— Ручку несите!

— Ты диктуй, я в телефон забью, — Элка вытащила мобильник.

Денис продиктовал номер.

— Почти девять вечера. Думаешь, удобно звонить? — с сомнением спросил Денис.

— Время детское, — ответила Элка.

— Звони! У нас срочное дело. Некогда миндальничать, — поддержала ее Кира.

Элка протянула Денису мобильник.

— Я нажала вызов.

Пошли долгие гудки. Все трое напряженно вслушивались. Наконец неожиданно молодой высокий голос бодро произнес:

— Слушаю, говорите.

— Добрый вечер! — Денис переложил трубку из правой руки в левую. Ладони вспотели от волнения. — Меня зовут Денис Грачев. Я говорю с Владимиром Сухановым?

— Совершенно верно. Чем могу быть полезен?

— Прошу прощения за поздний звонок. Мы нашли этот телефон на вашем сайте…

—Так-так, — ободряюще произнес Владимир.

— Видите ли, в двух словах этого не объяснить. На сайте есть упоминание об одной аномальной зоне. Кара Чокыр. Вы не могли бы рассказать о ней подробнее?

— Что именно вас интересует?

— Все, — просто ответил Денис, — все, что вы знаете.

Владимир Суханов молчал.

— Если нужно, мы заплатим за информацию, — поспешно добавил Денис.

— Что вы, дело вовсе не в деньгах, — испугался Суханов, — я просто соображаю, когда нам с вами лучше увидеться.

— Если можно, завтра, — в голосе Дениса зазвучали просительные нотки. — Это очень важно.

«Вопрос жизни и смерти. Без всякого художественного преувеличения», — подумала Кира.

— Сможете подъехать ко мне домой в восемь утра? — решился Владимир. — У меня в десять часов заседание кафедры в университете. Так что часок - полтора сможем спокойно поговорить.

— Конечно, — воскликнул Денис, — а потом, если нужно, мы можем вас подвезти, куда скажете!

— Это лишнее, — засмеялся Владимир. — Я хорошо устроился: живу в десяти минутах ходьбы от университета. И лаборатория моя рядом.

— Тогда договорились. — Денис заметно успокоился, обрел прежнюю уверенность. — Подскажите, пожалуйста, адрес.

Суханов назвал улицу, дом, квартиру, на том и распрощались.

— Мне кажется, на сегодня все. Можем попытаться поспать, — Денис с хрустом потянулся. — Где выделишь спальное место?

— Мы с Элкой на диване ляжем, а ты в кресле. Я сейчас…

Ожила трубка городского телефона. Денис, который сидел ближе всех, машинально схватил ее и ответил:

— Алло! Да!

Выслушав ответ, виновато протянул трубку Кире:

— Это тебя. Муж.

Элка сделала страшные глаза. Денис сконфуженно улыбнулся и прошептал: «Рефлекс!».

— Привет, Саш, — смущенно отозвалась Кира.

— Привет, Кирюха. Может, объяснишь, что у нас делает какой-то мужчина? Еще и трубку берет! Чувствует себя как дома? Привыкает? — Сашка говорил легким, ироничным тоном. Он ни в чем не подозревал Киру, они всегда верили друг другу. И все равно в голосе звучало некоторая напряженность.

— Это Денис, Сашуль, — непринужденно ответила Кира. — И Элка тоже здесь.

— Добрый вечер! — громко, чтобы Саша слышал, поздоровалась Элка.

— Добрый! — откликнулся Саша. — Разве она не в больнице?

— Выписали, — коротко проинформировала Кира.

— И вы все у нас? Что-то случилось? — встревожился муж.

— Ничего особенного, не переживай. Я тебе все при встрече расскажу, ладно? Ребята у нас заночуют, нам завтра с утра надо съездить по делам.

— Да в чем дело-то? Я теперь ночь спать не буду! Раздразнила и молчит!

— Саш, не по телефону, — твердо сказала она, — не волнуйся, все хорошо. Ты когда точно приедешь?

— Я только что уехал, — напомнил муж, — но, скорее всего, буду не так долго, как мы думали. Второго февраля вернусь. А может, и первого, если с утра сможем выехать. Смотря, как завтра день сложится.

— Я скучаю, — вздохнула Кира.

— И я.

— Ты как добрался? — спохватилась она.

— Вспомнила-таки!

— Саш…я…

— Ладно уж! Развела тайны, про мужа подумать некогда, — добродушно пожурил Саша. — Отлично я добрался. И все со мной нормально. А теперь вот голос твой услышал, так и вовсе замечательно.

— Я тоже тебя люблю.

— Спокойной ночи, Кирюха.

— И тебе. Целую.

Этот разговор дался Кире нелегко: она изо всех сил старалась, чтобы голос звучал, как обычно. А повесив трубку, не выдержала и заплакала. Эля и Денис прекрасно понимали, о чем она плачет. Вполне могло случиться, что это их последний разговор с Сашей. Завтра он может и не вспомнить, что была в его жизни женщина по имени Кира, с которой он прожил несколько счастливых лет.

Глава 17.

По дороге к дому Суханова все трое подавленно молчали.

— Голова раскалывается,— пожаловалась Эля.

— У меня тоже тяжелая,— Кира помассировала пальцами виски. — Не выспалась.

— Куда прешь, баран! — зло выругался Денис на водителя битой «четырнадцатой».

Утро принесло новые потери. И хотя они уже были готовы к этому, иммунитет не вырабатывался — опять стало страшно до одури.

Кира позвонила на работу — узнать, как дела. В такую рань, в начале восьмого, на месте мог быть только Марик. Он часто приезжал задолго до начала рабочего дня. Правда, это было до того, как у него появилась невеста, но попробовать стоило. Марик снял трубку после третьего гудка. Как всегда, на посту.

На робкое приветствие Киры он вежливо поинтересовался, кто она такая, с кем и по какому поводу желает поговорить. Кире показалось, что ее с силой ударили в живот — там сразу заныло, перехватило дыхание. И все же она сумела оправиться и попросить к телефону саму себя. Марик так же вежливо проинформировал ее, что в «Косметик-Сити» нет сотрудников с таким именем. Хотя, кажется, он припоминает, что несколько лет назад у них какое-то время работала девушка по имени Кира. Скомкано попрощавшись, она нажала кнопку отбоя.

— На работу звонила? — мрачно спросила Элка, выходя из ванной. Денис, уже умытый и причесанный, пил кофе на кухне.

Кира промолчала.

— И что тебе ответили?

— Меня там не знают. Я работала у них несколько лет назад, — замороженным голосом отозвалась Кира.

— А я тоже звонила. Родителям.

— Узнали? — хором спросили Денис и Кира.

— Узнать-то узнали… Мать стала выспрашивать, где я, причитать, зачем сбежала. Я ничего не пойму, откуда сбежала, спрашиваю. Она воет — как, деточка, ты ничего не помнишь? Тебе хуже? Короче, выяснилось, что я после очередного суицида лежала в больнице. Да, да, все там же. Мать принялась упрашивать меня не пить, вроде бы я по пьянке то вешаться, то травиться порываюсь. Я трубку кинула, давай брату звонить. Он тоже голосить начал — знаете же Гарика! Говорю ему: скажи мне только одно. Тогда вернусь в клинику. Зачем я пытаюсь покончить собой? Ну, алкоголичка – это ясно. Но не просто же так! Должна же быть причина! Он помялся, помялся и говорит: у тебя же выкидыш был пять лет назад, а после ты пытаешься беременеть — не получается. Вот и двинулась на этой почве. От кого, говорю, пытаюсь? Так кто ж тебя знает, говорит. Ты нам не докладываешь. Вот такие дела.

— Господи,— прошептала Кира.

— Что ж, по крайней мере, мой сценарий ясен. Похоже, мне предписано повеситься спьяну. Бездетная, безмужняя неудачница, алкоголичка и шлюха,— в голосе Эли звенели истерические нотки.

Еще немного — и ее прибьет окончательно, мелькнуло в голове у Киры. Видимо, Денис тоже это понял, потому что поспешно вскочил со стула и заговорил, старясь отвлечь Элку, а заодно и Киру:

— Так, дамы, времени в обрез. Все разговоры — потом. Нам через сорок пять минут надо у Суханова быть. Эля, кофе будешь? Кира, ты пила? Еще налить?

В машине каждый из них ушел в свои невеселые мысли.

— Надежда пока есть,— прервал их размышления Денис. — И мы приехали. На выход. Вон наш подъезд.

Владимир Суханов не был похож на чудаковатого профессора из фильма «Назад в будущее», каким его почему-то представляла себе Кира. Скорее уж, на студента. Выглядел он молодо и несолидно. Высокий, почти два метра, сухой, кадыкастый, большеглазый, худой. Руки — ноги болтались в рукавах и брючинах джинсового костюма, как карандаши в стакане. Маленькую голову плотно покрывали темно-русые, коротко остриженные, слегка волнистые волосы.

Суханов жизнерадостно улыбнулся гостям и жестом пригласил войти.

Квартира Владимира полностью оправдала Кирины ожидания: впечатляющий своими масштабами бардак, горы книг, схем, карт, всюду непонятного назначения приборы и предметы, занимающие все горизонтальные поверхности. Именно так и должна выглядеть обитель увлеченного наукой или какой-то околонаучной деятельностью человека.

Рассадив гостей на стульях и креслах, сам хозяин примостился напротив, на краешке стола. Денис вкратце изложил суть дела. Как все-таки здорово, что он с ними, такой основательный, внушающий доверие, респектабельный! Говорит спокойно, вдумчиво, без излишних подробностей и эмоций.

Однако даже в таком изложении их история выглядела нелепой. Кира старательно кивала в такт Денискиным словам и каждую минуту ждала: Владимир вот-вот решит, что над ним издеваются, рассердится и выставит их из своего дома.

Денис замолчал. Кира и Элка боялись дышать. Владимир, казалось, совершенно забыл об их присутствии и о чем-то напряженно размышлял. Наконец он кивнул, словно соглашаясь с чем-то, и заявил:

— Значит, так, господа. В десять, как я сказал, у меня заседание кафедры. Я сейчас позвоню, скажу, что меня не будет. Мне нужно кое-что уточнить, проверить. Я пока, если честно, не вполне готов к разговору. Давайте поступим следующим образом. Встретимся здесь же… скажем, через два часа. Идет?

— Идет,— согласился Денис.

А что еще оставалось?

— И, кстати, зовите меня Володей. Ни Вову, ни Владимира терпеть не могу. И давайте-ка на «ты».

— То есть, Вла.., извини, Володя, ты нам веришь? Не считаешь, что мы — кучка психов? — осторожно спросил Денис.

— Нет, конечно. Вы люди, оказавшиеся в ненужном месте в ненужное время — вот как я бы это определил. Надеюсь, скоро смогу сказать больше.

Дожидаться второй встречи с Володей решили дома у Киры. Тупо слонялись по квартире, щелкали пультом от телевизора. То собирались все вместе, то разбредались каждый в свой угол. То вдруг их охватывала отчаянная надежда, то на смену ей приходило уныние, и тогда они надолго замолкали, с головой окунаясь в свои страхи. Чтобы чем-то себя занять, Кира решила приготовить поесть: никто из них толком не позавтракал. Она сделала омлет, Денис порезал хлеб и колбасу, Элка настрогала салат. Перекусив, собрались и поехали.

Уже в машине Кира обнаружила, что забыла дома сумку. Такого с ней никогда не бывало. Без сумки она никуда не выходила, чувствовала себя чуть ли не голой. К сумкам, сумочкам, рюкзачкам и ридикюлям она питала слабость, их у нее было штук пятнадцать, всевозможных цветов и фасонов, на разные сезоны. Коллекция часто обновлялась. Покупая новую сумку, одну из прежних фавориток она отдавала маме, свекрови, Гельке.

Оказавшись без сумки, Кира пришла в смятение. Может, это плохой знак? Но возвращаться времени не было. Плохой знак или хороший, придется оставить все как есть. Хорошо, хоть телефон, ключи и кошелек, засунутый во внутренний карман полупальто, были при ней.

Володя распахнул дверь сразу, как будто караулил возле порога.

— Привет, проходите, — коротко бросил Суханов. Он был серьезен, чем-то озабочен и собран.

— У тебя какая машина? — обратился он к Денису.

— «Грант-Чероки», — слегка обескуражено ответил тот.

— Отлично. Проходимость что надо. А то там ведь, сами понимаете, неизвестно, что за дорога. Я зимой ни разу не был.

— Погоди, нам что — придется ехать в Кара Чокыр? — уточнила Элка.

— Думаю, придется. Причем сегодня же. Дорогу знаете?

— Разберемся. К тому же у меня навигатор.

— Отлично,— еще раз бодро сказал Суханов, — значит, доберетесь. У вас же, наверное, ни спальников нет, ни палатки?

— Нет,— растерянно ответила за всех Кира. — А зачем?

— А затем, что вам придется ночевать в лесу,— огорошил их Володя. — Кто-нибудь из вас ночевал зимой в палатке?

— Нет,— ответил Денис и спохватился,— хотя это мне не приходилось, а…

— Мне тоже, — быстро проговорила Элка.

Кира покачала головой.

— Я вообще-то так и думал. Но я вам все подробно объясню, не переживайте. Это не так страшно, как может показаться. Попробуете, может, даже и понравится. Сейчас быстро все купите. Оденьтесь потеплее. Хорошо бы, конечно, термобелье. Толстый коврик нужен. Спать на холодной земле — это гарантированно все себе отморозить. Лопаты возьмите. Лыжи. Еды какой-нибудь. Чай, кофе в термосе. Туристскую газовую лампу. Позже список составлю, что вам понадобится, чтоб ничего не забыть. Костер надо будет разложить. Сумеете?

— Сумеем, наверное, — не слишком уверенно произнесла Кира.

— Володя, но ты же так ничего и не объяснил,— жалобно пискнула Элка, выразив общее мнение, — я ничего не понимаю!

— Да-да,— заторопился Суханов. — Сейчас расскажу, почему вам надо ехать. Что такое аномальные зоны, думаю, примерно представляете?

— Примерно, — подтвердила Кира. Остальные промолчали.

— Эти места с давних пор называют гиблыми. Причины возникновения аномалий могут быть самые разные, точными сведениями наука пока не располагает. Иногда их связывают с падениями метеоритов, иногда — с залежами некоторых видов ископаемых, с геомагнитными полями. Есть мнение, что паранормальные явления возникают на месте разрушенных мечетей, церквей и прочих культовых сооружений, а также разоренных кладбищ. Проявления в различных зонах тоже разные: где-то люди видят блуждающие огни, непонятные свечения, встречают призраков. В некоторых зонах появляются невиданные растения или животные. Ученые ставили эксперименты, выращивали мышей в таких местах. Так вот, зверьки давали потомство с многочисленными отклонениями, опухолями, сильным недобором веса. Мыши даже пожирали свое потомство! Люди тоже чувствуют такие места: у них начинаются необъяснимые головные боли, поднимается температура, они испытывают беспричинный страх, беспокойство, тревогу, тоску. Подсознательно человек старается избежать аномальных зон, обойти стороной. Там не строят домов, не основывают поселений. Пока все ясно? — прервал лекцию Суханов.

— Ясно. И Кара Чокыр — как раз такое место.

— Да, одно из таких мест. Сам я был там всего один раз, просто заглянул. Ни я, ни кто-то другой еще не занимался исследованием аномалий Кара Чокыра вплотную. Однако я точно могу вам сказать: неладно там было с давних пор. В пяти – шести километрах от озера есть деревня Кармановка — туда как раз ведет проселочная дорога, по который вы съехали с трассы. Ты ее, вероятно, помнишь, Денис?

— Помню.

— Так вот, кроме этой деревни, самой ближней к местечку Кара Чокыр, название, кстати, переводится с татарского как «Черная Яма», есть еще два поселения, подальше. К сожалению, не помню их названий. И во всех этих деревнях бытует одинаковое поверье. Я сегодня с ребятами-филологами связывался, уточнял. Они изучали местный фольклор. Вкратце суть такова: считается, что возле озера, в роще, на лужайках обитает некое жуткое существо — Бется. С ударением на «я». Название забавное, но в самом существе ничего смешного нет. Встреча с ним гибельна для человека. А повстречать его можно исключительно в темное время суток. Поэтому местные стараются не оказываться там ближе к вечеру без острой необходимости. Вообще на всякий случай туда не заходят. Но уж если случится забрести, то стремятся уйти до наступления темноты.

— И чем он так опасен, этот Бется? — Кира обхватила себя руками. Ей было зябко. Температура, что ли поднимается? Не хватало еще заболеть.

— Мои фольклористы считают, что само название «Бется», скорее всего, происходит от татарского «битсез» — «без лица». По легенде это безликое существо — я хочу сказать, что лицо у него отсутствует в буквальном смысле слова. Так вот, Безликий подкрадывается к заночевавшим на поляне у озера путникам и крадет у них жизни.

— Жуть какая, — Элку передернуло.

— Будто бы он питается человеческими жизнями, примеривает на себя чужие личины, — Суханов потер пальцем переносицу и продолжил. — После визита Безликого человек просыпается другим. Мается, беснуется, начинает всего бояться, сходит с ума и в конце концов гибнет. А некоторые и вовсе пропадают после страшной ночной встречи — и про них даже близкие ничего не помнят, не знают. Знакомо, правда?

Никто из троих не нашел в себе сил кивнуть. У Киры было чувство, что она падает с двадцатого этажа. «Мой сон, — подумала она, — это же тварь из моего кошмара».

— Конечно, никакого Безликого не существует — это плод народной фантазии, — успокаивающе проговорил Суханов. — Лично я склонен думать, что дело в озере — возможно, в его воде или растительности содержатся какие-то элементы, которые выделяют опасные испарения. Кстати, это озеро не замерзает зимой. Вообще. Может быть, есть и другая причина, это нам еще предстоит выяснить. Что касается перемен в ваших жизнях, у меня есть кое-какие соображения, если вам интересно.

Все промолчали в знак согласия.

— Так вот, я думаю, все дело в параллельных вселенных,— оживленно заговорил Суханов. Похоже, он оседлал своего конька. — Видите ли, в чем дело. Любой человек ежедневно, ежечасно становится перед выбором, принимает решения, так ведь? Ну, допустим, вы могли выйти замуж за Петю, а могли остаться незамужней. Или вовсе стать женой Васи. И это только три варианта развития событий! Человек может поступить в университет, а может пойти в армию или уехать на заработки за границу. Это глобальный выбор, а есть мелкие решения. Поехать на метро или сесть в автобус и попасть в аварию. Съесть просроченный салат и отравиться или остаться голодным и здоровым. То есть существует огромное количество сценариев жизни любого человека. Представьте себе дорогу, на которой постоянно встречаются развилки. Вы можете поехать прямо, налево, направо или вообще повернуть назад. И такой выбор приходится делать практически ежечасно! Так вот, принимая то или иное решение, поступая так, а не иначе, вы создаете тем самым новую версию своей жизни и следуете ей. Но есть такая теория, что неиспользованные вами миллионы, мириады вариантов тоже где-то существуют — рядом, параллельно. Мы же говорим иногда: вот если бы я сделал то-то и то-то, тогда все было бы по-другому. Некоторые ученые полагают, что этот желанный вариант имеется рядом с вами. Как и миллионы других, хороших и плохих, вариаций развития событий. Но оказаться в них невозможно. Вы меня понимаете?

Денис запустил пятерню в волосы и покачал головой:

— Бред какой-то.

— Ну, возможно. Я же говорю, это только версия. И все-таки…. Мне кажется, вы все с той поездки в Кара Чокыр каким-то образом начали перемещаться из одного варианта своей судьбы в другой. Шагать по этим параллельным вселенным! Причем каждый раз оказываясь все ближе к той вариации, которая для вас гибельна. Как будто запустилась какая-то программа самоуничтожения.

Суханов хотел сказать еще что-то, но вместо этого сделал невразумительный жест и замолчал.

— Да почему мы-то, елки-палки? — взорвался Денис. — Мы что, в чем-то согрешили? Мы обычные, рядовые люди! Кому, черт возьми, мы могли помешать?

Все, что копилось долгими неделями, будто разом поднялось со дна его измученной души. Денис матерился, взывал к богу, орал. Кира и Элка сидели, как пришибленные. Суханов словно и не удивился этой дикой вспышке. Терпеливо ждал, когда Грачев выговорится, не делая попытки остановить поток ругани.

Наконец Денис опустошенно замолчал.

— Как думаешь, можно эту программу как-нибудь отключить? — медленно подбирая слова, спросила Кира.

— А почему она вдруг возникла, эта твоя программа? — неожиданно громко перебила ее Элка.

— Она не моя,— укоризненно поправил ее Володя. — И я не знаю, что могло ее запустить. Если, повторяю, дело вообще в этом! Что тоже под большим вопросом.

— Но наверняка же у тебя есть «кое-какие соображения»,— ехидно заметила Элка.

— Есть, — спокойно сказал Суханов,— похоже, что ее каким-то образом запустила ваша ночевка в Кара Чокыре. Как — не спрашивайте, я не знаю. В некоторых аномальных зонах, в знаменитом Бермудском треугольнике, например, бесследно пропадают люди, самолеты, корабли. Одни так никогда и не находятся, другие потом вдруг объявляются где-то. Широко известна история об исчезновении пяти кораблей ВМС США в том районе. Был солнечный день, самолеты совершали обычное патрулирование прибрежных районов. За штурвалами были высококвалифицированные пилоты. После нескольких часов полета ведущий самолет сообщил командному центру, что они потерялись, компасы не работают и «все выглядит очень странно». Больше их никто не видел, расследование ВМС США так и не дало вразумительных объяснений событию. Или такой случай. Из порта вышел лайнер — и пропал. Его искали — ни слуху, ни духу. Спустя некоторое время он обнаружился в совершенно другом месте, там, где его и быть не могло. Вся команда исчезла, а сам корабль выглядел так, словно плавал по морям лет двадцать — тридцать, не меньше. Таких случаев не один и не два. Только с 1950 по 1954 годы в Море Дьявола, у восточного побережья Японии, произошло девять случаев исчезновения кораблей! Это все факты, но факты пока никем научно не объясненные. Видимо, в определенных местах меняется само понятие времени и места. Мне кажется, уже ясно, что аномалии Кара Чокыра как раз и заключаются в таких шутках со временем и пространством.

— Володя, не хочу показаться грубой, ты очень интересно рассказываешь, но как все это поможет нам выжить?— прямо спросила Кира.

Суханов смутился и замялся.

— Послушайте, вообще-то я вам не сказал еще одну вещь. Важную.

— Какую именно? — отрывисто спросила Эля.

— По легенде, тем, кто повстречал ночью Безликого, жить остается самое большее — полгода. Вы помните, когда там ночевали? В ночь на первое августа, так ведь?

— Точно,— ошеломленно пробормотала Кира. — Миля тогда говорила, что надо успеть съездить до второго августа. Она у нас кладезь народной мудрости. До Ильина дня, говорит, надо как следует накупаться, а то после уже нельзя будет: вода зацветет. И русалка на дно утащит.

— Ленька еще смеялся, что если русалка симпатичная, то он, пожалуй, не против, — добавила Элка.

— Но это значит, что полгода истекают первого февраля. Ребята, это же уже завтра! Сегодня тридцать первое! — Кира подскочила, как ужаленная.

— Я не хочу вас пугать, но вы сами видите — многое совпадает. Возможно, это все чушь. Но вполне может случиться так, что послезавтра… что-то произойдет. И вы все… — Суханов смешался, не договорил. Засунул руку в карман, вытащил клетчатый платок, повертел, покомкал его и засунул обратно.

— Хорошо, а с чего ты взял, что нам надо туда ехать? Чем это поможет, если мы уже обречены? — Денис говорил немного смущенно. Ему было неловко от своей недавней вспышки.

— Я пока могу полагаться все на те же местные предания,— с несчастным видом сказал Суханов. — Больше никаких источников все равно нет. Как правило, такого рода поверья складываются в результате многочисленных народных наблюдений, имеют реальную основу, хотя и завуалированную, метафорическую.

Кира даже дышать перестала от волнения.

— В легенде говорится, что можно попытаться заставить это чудище снять заклятие. Для этого жертвам Безликого надо рискнуть. Отправиться на озеро, пока не прошло полгода, и переночевать там. Нужно обязательно заснуть — Бетсю нельзя видеть ни в коем случае! И Безликий может, если пожелает, вернуть жизнь одному из них. Или всем, кто решился прийти. Или никому.

Все пораженно молчали, стараясь не смотреть друг на друга.

— Но я бы не советовал вам воспринимать все так буквально,— заметил Володя, видя их реакцию. — Не надо думать, что ночью какая-то жуть появится рядом с вами. Возможно, просто существует некая гипотетическая возможность обратить вспять последствия вашего летнего… визита. Еще раз повторяю — гипотетическая! Воспринимайте поездку как попытку все исправить. Вы сегодня съездите туда, заночуете. Хуже не будет, правда? А я вечером и ночью еще посоветуюсь с людьми, подумаю, что можно предпринять, идет?

— А у нас что, есть выбор? — криво усмехнулся Денис.

— Хуже не будет — это ты верно подметил,— согласилась Элка.

— Нет, если не хотите…

— Хватит нас уговаривать, Володь,— проговорила Кира, рывком поднимаясь со стула,— все равно пока рассчитывать больше не на что. А это хоть какой-то выход.

Володя четко перечислил все, что необходимо купить для ночевки в лесу. Денис скрупулезно записал в блокнот. Обговорив еще раз детали, друзья прощались с Володей, который изо всех сил делал вид, что им предстоит всего лишь необычная загородная поездка.

Они стояли возле машины — Суханов спустился их проводить. В последний путь, пронеслось в голове у Киры.

— Идущие на смерть приветствуют тебя,— мрачно пошутил Денис в унисон Кириным мыслям, пожимая Володе руку на прощание.

Суханов покраснел и быстро отдернул руку.

— Зачем ты так! — мягко укорил он Дениса.— Все будет хорошо, вот увидите.

— Хотелось бы увидеть,— суховато бросила Кира.

Она смотрела на Володю отстраненно, как смертельно больной человек — на здорового. Они теперь были по разные стороны бытия. Их цели и перспективы кардинально отличались. Суханова интересовало многое — карьера, научные исследования, женщины, зарплата, футбол. А с ними все было предельно просто. Они хотели только одного — выжить.

Через пару часов лихорадочной беготни по спортивным, продуктовым и хозяйственным магазинам Кира, Денис и Элка, полностью экипированные, одетые в только что купленные теплые брюки, свитеры и пуховики, выезжали из города. Девушки расположились на заднем сиденье. Их обычная одежда лежала в необъятном багажнике джипа, небрежно заброшенная в самый дальний угол. Там же валялась пустая сумка Элки. Все необходимое она засунула в свежеприобретенный рюкзак.

— Стойте! — спохватилась Кира. — Нужно еще заехать в аптеку.

— В аптеку-то зачем? — не понял Денис.

Но Элка быстро сообразила.

— А как ты засыпать собрался? — осведомилась она. — Лично я ни за что не усну, если буду думать, что вокруг палатки ошивается существо из ночных кошмаров.

«Из моих ночных кошмаров», — подумала Кира, смутно чувствуя свою вину за происходящее. Словно это она каким-то образом оживила свой давний сон, и теперь ее личное чудовище уничтожает людей.

— Резонно, — Денис остановил машину у ближайшей аптеки.

Все трое поднялись по скользким ступенькам, прикрытым резиновыми ковриками, и зашли внутрь. Терпеливо дождались, пока бабушка в толстых роговых очках определится с выбором лекарства «от давления».

— Скажите, у вас есть сильнодействующее снотворное? — нагнувшись к окошечку, поинтересовалась Кира.

Пенсионерка одарила компанию подозрительным взглядом.

— Вам нужно успокоительное средство? Может быть, возьмете… — завела было хорошенькая девушка-фармацевт.

Денис плечом оттеснил Киру от прилавка.

— Девушка, милая. Нам нужно не успокоительное, а именно снотворное. Сильное. Чтобы подействовало стопроцентно, — доверительно проговорил он.

Кира потеряла интерес к их диалогу и отошла к окну. Она уже знала, чем закончится этот разговор. Если такой препарат есть в аптеке, через пару минут он окажется у них. И даже если подобные лекарства запрещены к продаже без рецепта, Денис вытащит кошелек и все уладит. На то он и Денис.

Кире отчаянно хотелось позвонить Сашке. Она соскучилась по мужу, ей физически необходимо было услышать любимый голос. Хоть на минутку. Но он не звонил. Наверное, очень занят, успокаивала себя Кира. Говорил же, что сегодня ответственный день…

Но, должно быть, в жизни мальчика Саши уже нет девочки Киры. Возможно, он холост. Или женат на другой женщине. Надо смотреть правде в глаза. Она сжала руки в кулаки и сделала глубокий вдох, чтобы не зареветь.

— Про Сашу думаешь? — угадала подошедшая Элка. Денис уже расплачивался.

— Угу, — не стала лукавить Кира.

— А позвонить ему не хочешь?

— Не хочу, — придушенным от сдерживаемых слез голосом ответила она, — боюсь. Если услышу, что он говорит со мной, как посторонний человек, просто не выдержу.

Они шли обратно к машине, когда в кармане у Киры завибрировал телефон. Неужели Сашка?! Сердце кувыркнулось в груди, кровь бросилась в голову. Кира схватила мобильник и едва не застонала от разочарования. Звонила мама. С другой стороны, грех жаловаться. Родители ее еще признают — и на том спасибо.

— Да, мам. Привет.

— Привет, Кирочка. А ты где?

— Я… А что случилось, мам?

Голос Ларисы Васильевны звучал странно.

— Ничего особенного. Просто мы с папой стоим у твоей двери.

— Стоите у… А зачем вы там стоите?

— То есть как это? Мы же несколько дней назад договорились, — голос матери опасно зазвенел. Чувствовалось, она готова обидеться. Надо было что-то делать, но Кира понятия не имела, о чем могла договориться с родителями! Она беспомощно уставилась на Элку, которая слышала их разговор: у телефона был мощный динамик.

Находчивая Эля не подвела. Быстро выхватив у Киры мобильник, она заверещала:

— Ой, Лариса Васильна, это Эльвира. Кирочкина подруга! Вы меня помните? — на всякий случай Элка ничего не стала говорить про институт, где они вместе учились. Вдруг Кира никогда не была студенткой, и потому никакой институтской подруги у нее быть не могло?

Однако тут же выяснилось, что Лариса Васильевна Элку прекрасно знает.

— А, Эльвирочка! Ты же училась с Кирочкой, правильно?

— Да! — радостно подтвердила Элка.

— Здравствуй, дорогая. Очень приятно тебя слышать. А Кирочка, значит, с тобой? — удивленно спросила Лариса Васильевна.

— Со мной, со мной. Вы извините, Христа ради, так уж вышло, — тараторила Элка, — мне срочно понадобилась помощь, и я ее буквально силой вырвала из дома. Она говорила, что не может! Но у меня такое случилось, — Элка стала лихорадочно соображать, что же с ней могло произойти.

На помощь пришел Денис. Он принялся энергично показывать на свой автомобиль и одними губами проговорил: «Авария!». Элка поняла и улыбнулась.

— Я попала в аварию! — победно закончила она.

Кира услышала, как мать запричитала.

— Сейчас уже все нормально, — успокоила Элка Ларису Васильевну, — знаете, Кира мне так помогает! Это очень мило с ее стороны! Если бы не она…

— Ну, если помогает, — растерянно произнесла мать, видимо, не до конца представляя, чем ее дочь может помочь пострадавшей в аварии подруге. — Мы просто с ее папой собирались сегодня в оперный театр. Ведь на гастроли приезжает… Впрочем, не важно. Мы хотели у Кирочки побыть до вечера, давно с ней не виделись. А у нее же отпуск, она дома.

«Вечно оперы да балеты, — сердито и совершенно несправедливо подумала Кира, — мне бы их проблемы!»

— Но раз не получилось, то ничего страшного. Мы пока в ресторан сходим, поедим. Или в магазин. А вы уж там держитесь. Надеюсь, машину отремонтируют, — торопливо добавила Лариса Васильевна, боясь показаться равнодушной к чужой беде. — Эльвирочка, можно мне с дочкой поговорить?

— Конечно, — великодушно разрешила Элка, — всего доброго.

Она, ухмыляясь, протянула трубку Кире.

— Да, мам. Прости, что не смогла с вами встретиться. Извинись за меня перед папой. Вы ничего, справитесь?

— Справимся, справимся. Но что все-таки у нее произошло? Врезалась в кого-то? — с любопытством спросила Лариса Васильевна.

— Потом, мам. Не могу сейчас говорить. Неудобно, — отговорилась Кира.

— Хорошо, — сдалась та. — Вы уж, пожалуйста, осторожнее, Кирочка. Когда Саша вернется?

За последние слова Кира была готова расцеловать мать. Выходит, они с Сашей все еще вместе!

— Завтра. Или послезавтра.

— Ладно, не буду отвлекать. Как освободишься, обязательно позвони. Только не звони с шести до девяти вечера. Мы будем…

— Да, мам, я знаю. Пока.

— Пока, дорогая.

Кира с облегчением перевела дух.

— Спасибо, вы настоящие друзья, — улыбнулась она Элке и Денису, пряча телефон обратно в карман.

— А то! Чип и Дейл спешат на помощь, — подмигнула Эля.

Денис ухмыльнулся и сел в машину.

Глава 18.

Было почти полпервого, когда «Чероки» на предельно разрешенной скорости выехал из города. К счастью, трасса оказалась пустая, и Денис рассчитывал добраться до Кара Чокыра часам к трем, максимум к половине четвертого.

Темнело около шести вечера. До этого времени нужно успеть найти место для ночлега, а еще разложить костер и поставить палатку. О том, сколько там снега, и думать не хотелось.

Денис озабоченно нахмурился. От этих двух кумушек — он бросил взгляд в зеркало заднего вида — особой помощи ждать не приходится. Ни та, ни другая никогда в жизни ничем подобным не занималась, о чем они и сообщили Денису в спортивном магазине. Во время летнего похода все делали они с Ленькой, причем в основном — именно Ленька. И Миля помогала. А Эля и Кира заведовали столом.

— Вдруг там все в снегу? Я имею в виду, совсем непроходимо? — высказала вслух опасения Дениса Кира.

— Будем чистить снег, — лаконично отозвался он, — лопаты есть.

— Нам еще долго? — нервно спросила Элка. Она совершенно не помнила дорогу. С одной стороны, ей хотелось добраться быстрее. С другой, то, что могло случиться с ними в Кара Чокыре, пугало.

— Почти приехали, — ответил Денис.

Элка вытащила из рюкзака зеркальце, стала придирчиво разглядывать свое отражение. Нашла почти незаметный крошечный прыщик и принялась ожесточенно ковырять. Кира вспомнила, что она всегда так делала, когда сильно психовала. Ей и самой было не по себе. Сашке она так и не позвонила, хотя из разговора с матерью было ясно, что они пока еще пара. Но Кира решила не бередить себе душу.

Автомобиль свернул с трассы на боковую дорогу, следуя указателю «Кара Чокыр — 11 км».

— Почти у цели, — прокомментировал Денис, стараясь, чтобы голос звучал бодро.

Запиликал его мобильник.

— Слушаю! Да, Володя, почти доехали. Как раз свернули в Кара Чокыр. Нет, все в порядке. Ага. Да-да, не волнуйся. Перезвоню, как расположимся. Передам. Счастливо.

— Суханов звонил. — Он обернулся к девушкам и слегка улыбнулся.

— Мы уж поняли.

— Беспокоится, что послал нас черт-те куда на ночь глядя. Привет вам передал. Я обещал, что позвоню попозже.

Кира и Элка промолчали. Дорога петляла на бесконечных поворотах. За каждым очередным Кира готовилась увидеть озеро. Напряжение нарастало. Надо успокоиться. Кира закрыла глаза и глубоко вздохнула. И в этот момент машина плавно затормозила. Голос Дениса возвестил:

— Все, девчонки. Приехали. Добро пожаловать в Кара Чокыр!

Кира открыла глаза и уставилась в окно. Дорога в сотый раз поворачивала и вела дальше — к деревне Кармановке. Но им больше не нужно было двигаться по проселку, змеящемуся среди заснеженных полей и перелесков. Путь окончен: впереди, прямо перед ними, лежало озеро. Серое, студеное и загадочное. На его берегу их угораздило летом разбить лагерь...

От места предполагаемой ночевки их отделяли не больше пятидесяти метров. Снега, как пить дать, по пояс.

— План такой, — Денис прыгал возле машины, разминая ноги. Кира и Элка стояли рядом. — Машину оставляем здесь, я припаркуюсь немного в сторонке: не сказать, что дорога тут оживленная, но вдруг кому-то понадобится проехать. Встаем на лыжи, идем к озеру. Припасы, лопаты — все придется тащить на себе.

— Не переживай, осилим, — оптимистично пообещала Кира.

Денис слегка приподнял брови и продолжил:

— Находим место, где снегу поменьше, чистим, ставим палатку, разжигаем костер. Все.

— Все, — эхом отозвалась Элка и с сомнением покачала головой, — всего-то ничего.

Мощный «Чероки» одиноко приткнулся у обочины, зарывшись широким носом в снег. А трое путешественников стали медленно пробираться к берегу.

Денис шел первым — прокладывал лыжню. Следом двигалась Кира, замыкала маленькую процессию Элка. Дэн был во вполне сносной физической форме и быстро скользил вперед, несмотря на то, что его рюкзак был гораздо тяжелее. Девушки, которые в последний раз вставали на лыжи на уроках физкультуры, да и другими видами спорта тоже не увлекались, вскоре отстали от своего лидера.

Под тяжестью рюкзака Киру мотало из стороны в сторону, так что приходилось прикладывать невероятные усилия, чтобы не сойти с лыжни и не свалиться в сугроб. «Только бы не упасть!» — молилась про себя она, справедливо полагая, что вряд ли сумеет подняться без посторонней помощи. Шея и плечи протестующее ныли от напряжения, во рту пересохло, дышать было больно. За спиной натужно пыхтела Элка. Ей, похоже, тоже было несладко.

— Эй, — прокричал Денис, который, оказывается, уже добрался до места, — вы там живы?

Ответом ему было сердитое сопение.

— Ясно. Держитесь, дамочки, еще немного, и мы на месте!

Кое-как доковыляв до Дениса, Кира остановилась, с трудом восстанавливая дыхание. Колени дрожали, в груди болело. Немного придя в себя, она огляделась по сторонам.

Они стояли метрах в пятнадцати от кромки воды. Немного дальше начинался крутой спуск к озеру. Тогда, летом, это показалось всем странным: гладкая просторная лужайка внезапно обрывалась, как будто ее обрезали. Нужно было шагнуть вниз, как по ступеньке, чтобы оказаться на некоем подобии пляжа. Песка тут, конечно, не было. Просто земля да мелкие камешки, сквозь которые местами пробивалась тонкая травка.

В само озеро заходить одно удовольствие: тут уже не было резкого обрыва, можно долго идти и идти по бархатистому мягкому дну, ощущая, как на удивление прозрачная вода ласкает сначала лодыжки, потом колени, бедра, живот, грудь и плечи. Чудесное озеро, восхищалась летом Кира.

Сейчас оно ее пугало.

— Отдышались? — Денис сочувственно смотрел на спутниц.

— Если выживу, обязательно начну заниматься спортом. Хотя бы гимнастику буду делать. И похудею, — мрачно сказала Кира.

Элка только кивнула — говорить сил еще не было.

— Лагерь будем разбивать внизу, у воды, — сказал Денис, — я прошел чуть дальше, посмотрел. На пляже снега мало, убирать его почти не придется. Тает он там, что ли? Ладно, приступаем, — Денис глянул на наручные часы, — а то скоро стемнеет. Времени в обрез.

Он решительно двинулся к озеру, с силой отталкиваясь палками. Кира и Эля поковыляли следом. Дойдя до края обрыва, который из-за снега был ощутимо выше, чем летом, Денис снял рюкзак и бросил его вниз. Рюкзак глухо стукнулся о землю, завалившись на бок. Денис отстегнул лыжные крепления и неуклюже спрыгнул следом. Снег внизу и вправду лежал тонким слоем, как масло на куске ржаного хлеба. Попрыгал, подрыгал ногами, радуясь отсутствию лыж.

— Теперь давайте мне рюкзаки. Осторожнее, Эля! В твоем рюкзаке лампа!

Следом за поклажей к озеру спустились Кира и Элка. Денис страховал, но Кира все равно умудрилась подвернуть ногу и зашипела она от боли.

Денис и Элка сочувственно переглянулись.

— За работу! — скомандовал Грачев.

Оставив Элку с Кирой расчищать место для костра и палатки, он снова вскарабкался наверх, встал на лыжи и отправился за дровами и ветками для костра.

Спустя некоторое время им удалось с грехом пополам установить палатку и разложить по всей туристической науке костер. Суханов, которому Денис позвонил, как и обещал, дал на этот счет самые подробные инструкции. Правда, связь то и дело пропадала, и слышимость не ахти, но все же общаться с кем-то из внешнего мира было приятно.

— Если дрова быстро прогорят, пойду в рощу, принесу еще, — сказал Денис, — налегке несложно.

Странное это было место, Кара Чокыр. Удивительно, что в прошлый приезд никто из нас этого не заметил, думалось Кире. Здесь как-то… стыло. Неподвижно. Даже дышится тяжело. Воздух густой и вязкий, как туман, но тумана-то нет.

Разве бывает такое полное безветрие? Такая тишь? Как будто не на берегу озера сидишь, а в студеной комнате. Ветер не обдувает лицо, не швыряет в тебя мелкими колючими снежинками. Холодные крупинки медленно, сонно, ровно по вертикали опускаются на землю.

И само озеро… Темно-серое пятно посреди белой равнины. Как Володя и рассказывал, оно не замерзало зимой, не покрывалось льдом. От воды тянуло холодом и сыростью. Так и кажется, что там, в неприютной глубине, что-то затаилось и ждет своего часа.

Темнело стремительно, и скоро вокруг была уже самая настоящая, непроглядная ночь. Ни огонька, ни искорки. Костер мужественно шкворчал и потрескивал, но, как ни старался, не мог рассеять окружающий мрак.

Темнота навалилась на Кара Чокыр, как плотное одеяло. Придавленные ее мощью, трое людей на берегу лесного озера растерянно притихли. Они сидели возле костра, инстинктивно прижимаясь друг к другу в поисках защиты и поддержки. Сколько бы человек ни хорохорился, ни воображал себя царем природы, но он пасует перед ней, оказавшись лицом к лицу. Особенно в темноте, которая дезориентирует, подавляет, размывает грани, делает привычные вещи необычными и пугающими.

Дневная суета хоть ненадолго избавляла от страхов и сомнений. Позволяла забыться. Теперь же, присев, чтобы отдохнуть и поужинать, все трое чувствовали, как их начинает пробирать дрожь. Костер плюс теплая одежда согревали на славу. Холод шел изнутри, студил душу. Им почти одновременно пришла в голову мысль: а ведь запросто может случиться так, что это последний вечер в жизни!

Денис потер ладони, встал, массируя затекшую поясницу, и нарочито бодрым голосом предложил:

— Ну, дамы, как насчет по сто грамм? А то мы что-то совсем приуныли.

Суханов предупреждал: не пить ни в коем случае! Это только поначалу от водки тепло и весело. Потом будет только хуже: и холодней, и тоскливей (а то мы не знаем, ухмыльнулась тогда Элка). Потом, правда, Володя смягчил свой запрет, разрешил «по чуть-чуть». Понял, что «на сухую», с ясной головой, этой ночевки им, скорее всего, не одолеть.

Денис, заручившись согласием, вытащил бутылку водки. Это был весь их запас спиртного. Большего позволять себе нельзя. В самом деле, напиться не выход. Это уж только так, немного страх разогнать. А часам к десяти можно и спать лечь. Всего-то пару часов продержаться, рассудил Денис и разлил огненную воду по маленьким пластиковым рюмочкам.

— Что-то я таких раньше не видела,— заметила Кира.

— До чего дошел прогресс — все для удобства. Даже походные рюмки.

Водка горячим шаром прокатилась по горлу. В желудке мгновенно стало жарко. Кира сунула в рот маринованный огурец.

— Хорошо пошла! — крякнул Денис.

— Мягкая,— подтвердила Элка.

— Знатоки, тоже мне,— беззлобно подколола Кира.

— Сидим, как нормальные люди,— заметил Деня, — только гитары не хватает.

— Ага, только ее и не хватает,— усмехнулась Элка. — А то б спели сейчас!

Ее заметно повело. Кира читала, что только новичков и законченных алкоголиков развозит с одной рюмки. Новичком Эля явно не была. Сердце сжалось от сочувствия к подруге. Почему так сложилась ее жизнь? Красивая, добрая, одаренная, почему она несчастлива?

Словно отвечая на ее безмолвный вопрос, Элка вдруг сказала:

— А хотите, секрет свой вам расскажу? Нам же сейчас все можно, любые неприличные откровенности. До утра можем и не дожить.

— Ты что, поверила, что к нам явится Бется? — Денис хотел, чтобы в его вопросе прозвучала ирония, но голос подвел своего хозяина и дрогнул.

— А ты — нет?

Денис попытался снисходительно улыбнуться, но улыбка вышла на полразмера меньше и скособочилась в углу рта.

— Не верю, что здесь водится какой-то там монстр! — запальчиво заявил он.

— После всего, что с нами случилось, лично я готова поверить во что угодно, — негромко заметила Кира.

— Нет, я не спорю, с этим местом что-то не так. Но Володя же сам сказал, всему есть научное объяснение. Никакой мистики. Никакого Безликого. Просто физика.

— Даже если и так, это все равно за пределами моего понимания! По мне, что какие-то поля, что Безликий – все одинаково страшно.

— А вы подумайте, сколько людей, может быть, пропадает из-за таких мест! Сотни, тысячи — и никто потом не вспоминает о них. Как будто их просто стерли,— уставившись в огонь, прошептала Элка. В ее широко раскрытых глазах плясало отражение рваных прядей пламени.

От этих слов мороз пробрал по коже. Гусь прошел по моей могиле, вспомнила Кира старую поговорку.

— Давайте-ка еще выпьем,— она помотала головой, отгоняя страх.

Денис послушно наполнил рюмки. Элка одним махом опрокинула в себя содержимое и даже не поморщилась. Кира тоже сделала большой глоток и торопливо запила водку остывшим чаем из пластикового стаканчика. Нельзя запивать, вредно! А с другой стороны, может, это последнее застолье в жизни. Разве не глупо беречь здоровье, если все равно завтра на кладбище?

«Нет, определенно надо заканчивать с такими мыслями», — подумала Кира и решительно тряхнула головой. Хватит киснуть!

— Ты обещала нам какой-то секрет.

— Обещала — расскажу,— медленно выговорила Элка.

Она немного помолчала, опустив голову, потом повернулась, пристально глянула Денису в глаза и указала на него театральным жестом.

— Вот она — моя тайна!

— Что? — удивился он.

— Да то, что я любила тебя все пять лет, пока мы учились. По-настоящему. Так сильно, как только умела.

— Ты… его любила? — Кира никак не ожидала услышать что-то подобное. Понятия «Элка» и «тайна» были несовместимы, про нее все всегда всё знали. Они четверо были убеждены, что Эля у них, как на ладони. А тут вдруг выясняется!

Денис обескуражено молчал. Потом выдавил:

— Я ничего не знал.

— Да успокойся ты, сейчас уже все в прошлом. Перегорело. Переболело. А тогда… Чего я только не делала. Однажды даже чуть замуж не вышла, чтобы разом разрубить все. За Радика Суворова, может, помните?

Кира нахмурилась и промолчала. Радика и связанную с ним некрасивую историю она помнила. Тихий, очень симпатичный мальчик, учился в Питере, в какой-то военной академии. Любил Элку до сумасшествия. Письма из Петербурга писал каждый день, а когда на каникулы приезжал, ходил за ней по пятам, заваливал цветами и подарками. В итоге она согласилась выйти за него. Радик прямо светился от счастья. Дату назначили, в августе, кажется. Приглашения разослали. Она даже платье купила. Шикарное, цвета шампанского, Кира видела. А потом раз — и передумала. Никто даже не удивился особо: Элка, что с нее взять! Семь, нет, восемь пятниц на неделе. Бедный Радик с разбитым сердцем уехал зализывать раны, и больше они его никогда не видели.

— Знаете, почему я свадьбу отменила? — продолжила Элка, глядя на Дениса. — Да потому что возомнила, будто у тебя ко мне тоже что-то есть. Помнишь, мы с тобой на практику в какой-то колхоз в начале лета ездили? На несколько дней? Миля у себя ее проходила, Ленька на кафедре что-то мудрил, Кира болела. Мы несколько дней вместе были, бок о бок.

— Помню,— хрипло ответил Денис.

На самом деле воспоминания были довольно смутные. Лето, жара, автобус, который, натужно рыча, полз по пыльной дороге. Смех, шуточки, вечера у костра, купание в мелкой речонке. Ничего особенного.

— Я себе бог весть что навоображала. Мне казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. Ты и смотреть на меня стал по-особому, и говорить. Приехала домой — летаю, порхаю. А тут Радик звонит, про свадьбу заливается. Мне одновременно тошно и радостно. Потом спохватилась — мама дорогая! Задержка! Да не пугайся ты, ничего у нас с тобой не было,— успокоила она побледневшего Дениса.

У того на лице были написаны все его страхи: было дело, пили на природе… Так кто знает, вдруг чего-то поутру не помнил?!

— Ребенок был от Радика. Это-то и было для меня самым ужасным. Я же надеялась на роман с тобой! Беременность от другого сюда не вписывалась. Я возненавидела этого ребенка и его отца. Радику сразу сказала: не люблю, противен, убирайся. Прогнала, обидела и не задумалась. А он меня так любил, как никто не любил ни до него, ни после. Нельзя предавать любовь, я после где-то прочитала, что это страшный грех. Вышла бы за него, родила, может, и не сидела бы тут, с вами,— в голосе Элки звучала острая тоска.

— А ребенок? — робко выговорила Кира.

— Ребенок… Второй мой грех,— Элкино лицо прорезали морщины, она прикусила губу и судорожно вздохнула.

— Может, хватит? Зря я спросила...

— Нет уж, исповедоваться — так до конца. Никому этого не рассказывала. Ребенка я сама убила.

— Аборт? — понимающе спросила Кира, которая сама всю жизнь казнилась и мучилась из-за ошибки (греха) своей юности.

— Хуже,— отрубила Элка. Вскинула голову и с лихорадочным сухим блеском в глазах продолжила:

— Я боялась делать аборт и сама его убивала. Три дня подряд.

Денис и Кира, вытаращив глаза, слушали.

— Хотела, чтобы выкидыш случился. Ноги парила в горчице, пока они чуть не сварились. Напилась какой-то дряни и в ванне горячей лежала. Потом гири Гарика тягала, по лестнице носилась. Таблетки какие-то глотала. Помню,— Элка запнулась, но договорила,— бью себя кулаком в живот и ору: «Умри, сволочь, сдохни!» Червяком мерзким называла. Ребеночка своего… В Бога не верила, но молилась – убей эту тварь, пусть уберется из меня. Вот что я творила. Правильно, что Бог меня потом наказал. Даже мало. Детей не дал больше. Разве таким, как я, можно?! — голос ее сорвался. — Если бы вы только знали, как я потом хотела родить! Каждая задержка — и я надеюсь, как сумасшедшая: неужели?! А как увижу, что опять ничего не получилось, опять я пустая — скорлупа одна …. Хоть в окно прыгай. Такая тоска нападает, что…

Элка спрятала лицо в ладони и даже не зарыдала — завыла. Ей было так больно, что Кира и Денис физически ощущали эту боль.

У Киры закололо сердце, задрожали руки. Она вспомнила, как Элка вчера рассказывала про «провалы», которые произошли с ней за эти полгода. Самым страшным потрясением была внезапно исчезнувшая долгожданная беременность. Представить невозможно, что пережила тогда несчастная Эля! Еще вчера была вне себя от радости, что наконец-то ей даровано счастье стать матерью, а утром встала — никакого ребенка нет! Только теперь Кире открылась вся глубина Элкиного горя. Подруга заглянула в такую бездну, которая способна свести с ума. Убить.

— Три дня прошли — бесполезно, выкидыша нет. — Элка кое-как сумела взять себя в руки и договорить. — А ночью проснулась — больно. Живот прямо разрывает. Смотрю — кровь. Родители в Нижнем были. Гарик перепугался, ничего не поймет, мечется. «Скорую» вызвал, меня увезли. Выскоблили. И все. А потом лето кончилось, и пошло как раньше,— она жалко улыбнулась. — Эля и Денис — лучшие друзья. Ты нам все уши прожужжал про москвичку, с которой в Сочи познакомился и закрутил. Чуть не женился. Правда, что-то у вас не сложилось: видать, замерзла южная любовь под северным солнцем. Ты с какой-то Верочкой, помню, встречаться начал. Денис же у нас горячий мачо — никогда один не скучал. А я всех твоих «Верочек» до сих пор помню. Ну, мне тоже пришлось… найти кого-то. Чтоб никто ничего не заметил… Короче, зря мечтала.

Она замолчала. Выдохлась. Кира обняла ее за плечи, прижала к себе. Та плакала, не скрываясь.

— Прости меня, — выговорил Денис, — пожалуйста, прости, если сможешь.

— Да что ты,— слабо махнула рукой Эля. — Не в тебе дело. Я тебя никогда не винила, честно. И не обижалась. Моя бессмертная любовь постепенно сошла на нет. Засохла без полива, извини за банальность. Любовь пропала, а грехи остались.

— Я виноват… — начал было Денис.

— Нет, нет, сказала же! — горячо проговорила она.— Это все я, мой дурной характер. Была бы сильной, мудрой, понимала бы, что ничего у нас не может быть. И надо радоваться тому, что даровано. Не хотела жить с Радиком, и не жила бы. Ребенок-то чем был виноват? Он просто хотел появиться на свет. А я ему не позволила... И все, хватит об этом. Поговорили.

Элка быстро приподнялась, потянулась за бутылкой. Привычным движением плеснула по рюмкам.

— Выпьем за помин души малыша не рожденного. Она ведь уже была у него? Душа-то? И моей души заодно.

— Перестань, Эля,— мучительно выкрикнул Денис. — Зачем рвать себя на части?! Думаешь, ты одна грешила? Да в каждом есть такое, что волосы дыбом встанут. Что, не так?

— Так, — согласилась Кира.

— Если на то пошло, давай и мы с Кирой тоже… исповедуемся. Самое время. Может, нам и вправду немного осталось.

Кира была не готова к этому неожиданному повороту. Но в голосе Дениса звучало такое отчаяние, а Элкин рассказ настолько перевернул все в ее душе, что она вдруг решила — а почему нет?

— Только тогда уж я начну,— заявила Кира и без всякого перехода, чтобы не передумать, рубанула:

— Хочу вам признаться в двух вещах. Во-первых, на мне тот же грех, что и на Элке. Аборт. Сделала на первом курсе. Влюбилась в парня, тоже Сашу, и… А теперь, думаю, именно из-за аборта у нас с моим Сашей никак не получается ребенок. Я почти уверена. А Саша ничего про это не знает. Вот такая я стерва.

— Ты тогда на аборт у меня занимала, — полувопросительно сказала Элка, нетвердо выговаривая слова.

— Да. Не к кому было обратиться. Родители ни за что бы ни поняли, просто не представляю себе их реакцию. Такое бы началось! Сейчас мне кажется, могла бы сказать сестре, Ирине, но тогда… В общем, не решилась. О том, чтобы оставить ребенка, даже не думала. Зато сейчас точно знаю, что надо было рожать. Может, это был мой единственный шанс стать матерью. А я от него отказалась.

Кира тяжело вздохнула, хотела на этом закончить, но все же решилась договорить.

— Я высчитала примерно, когда малыш должен был родиться. Получилось, приблизительно десятого августа. Вот уже двенадцать лет в этот день всегда прихожу на кладбище, покупаю большой букет и кладу на могилу одной девочки. Той девочке, Машеньке, было восемь, когда она умерла. Там эпитафия есть: «Ты так любила жизнь, дочка. Прости, что я не сумела победить смерть». Машенькина мама боролась за свою дочь.

— Выходит, я не только своего ребенка погубила, но и твоему помогла умереть? — с надрывом произнесла Элка. Лицо ее некрасиво сморщилось, губы задрожали, глаза наполнились слезами.

Кира едва заметно сдвинула брови — это отдавало истерикой. Или мелодрамой. А вероятнее всего, как говорила подруга Гелька, «водка плачет». Элка успела выпить еще, не дожидаясь, чтобы к ней присоединились Кира и Денис. Причем наливала уже в не рюмку, а в стакан.

— Не говори глупостей, Эля. Мне даже комментировать эту чушь не хочется. Ты помогла подруге, дала в долг. Это был добрый поступок, и я тебе за него благодарна,— прохладно ответила Кира. — И, пожалуйста, давайте закроем тему.

— Ты сказала, что должна рассказать про две вещи, — осторожно напомнил Денис.

Кира подумала, что он, наверное, только рад будет поговорить о другом. Все-таки Денис мужчина, и женские страхи, связанные с деторождением, во многом ему непонятны. К тому же он отец, а значит, не испытывает неутоленной жажды продолжить род.

— Да, есть еще кое-что… только это...— Кира запнулась,— этого не было. Это просто мой сон.

— Сон? — удивился Денис.

— Я видела во сне Безликого… Нет, не так. Я вижу его во сне с детства. И не понимаю, что это означает. Не знаю, надо ли это вам сейчас об этом говорить, но…

Волнуясь и сбиваясь, Кира подробно пересказала друзьям свой давний кошмар.

— Ну и ну, подруга. Поседеешь тут с перепугу, — поежился Денис. Покачал головой и задумчиво добавил:

— Это не просто кошмар. Тем более если снится много раз. Он должен что-то означать. Только убейте меня, не понимаю, что.

— Может, тебя предупреждали? — предположила разом протрезвевшая Элка.

— Скорее, пугали,— вставил Денис.

— Не знаю. Но когда Володя заговорил про Безликого, я сразу вспомнила этот сон,— Кира бледно улыбнулась. — Ладно, со мной вроде все. Денька, твоя очередь выворачиваться наизнанку. Давай, вытаскивай свой скелет.

Денис попытался улыбнуться ей в ответ и не смог.

Глава 19.

Рассказ у Дениса получился длинный. Кира и Элка слушали, не перебивая. Один раз Кира украдкой посмотрела, который час. Половина девятого. По меркам Кара Чокыра — глубокая ночь. «Черная ночь в Черной яме», — подумала она, на мгновение отвлекаясь от повествования Дениса.

История, которую он рассказывал сейчас подругам юности, начиналась вполне обычно. По нашему времени, рядовая ситуация, ничего особенного — проблемы с бизнесом, долги, кредиты...

Было это шесть лет назад, «Грач» только-только набирал обороты, и Денису срочно требовались средства на развитие фирмы. Очень хотелось начать, наконец, серьезно зарабатывать. Вылезти из копеечных прибылей, которые целиком, без остатка уходили на налоги, аренду, рекламу, расходники, квартплату, кредиты, еду-одежду.

Но деньги требовали денег — без вложений было не обойтись. Поскольку на шее у Дениса уже висели несколько займов, в том числе на новенькую иномарку, да вдобавок еще ипотека, в банк идти не имело смысла — не дадут. Денис пребывал в растерянности и не знал, что делать.

Помог случай — как ему тогда казалось, счастливый. Деньги под весьма скромный процент одолжил школьный приятель, Дима Красильников. Десять лет за одной партой, общие воспоминания, детские радости, влюбленности… Как раз подоспела очередная встреча одноклассников, выпили, разговорились — и Димка обещал помочь старому другу.

Красильников был человеком более чем обеспеченным. Солидный капитал, доставшийся от родителей, сумел сохранить и многократно приумножить. Сумма, которая требовалась Денису, для Димки была неощутимой, и он легко расстался с ней, не оговорив толком сроков возврата.

А через полгода так же легко и непринужденно потребовал вернуть. Все сразу. С процентами за прошедшие месяцы.

Но отдавать было нечего. Денис вложил деньги в бизнес, как и планировал. Дело закрутилось, пошло отлично, прямо на удивление. Вытащить средства из оборота сейчас было равносильно полному краху. К тому же и не хватит — придется продавать новое помещение и технику. А это уже уход в такой минус, из которого не выбраться. Точнее, выбраться, может, и можно, вопрос — как скоро. А надо ведь еще семью кормить и банкам кредиты выплачивать.

Денис принялся уговаривать Красильникова подождать еще полгода. Просил, объяснял, убеждал. Горячился, кричал, увещевал. Плакал, унижался, умолял. Ничего не помогало. Красильников был непреклонен.

Грачев дошел до ручки. Хуже всего было то, что он не мог понять причин происходящего. Зачем Димке это нужно? Ясно ведь, что острой необходимости в деньгах у Красильникова нет. Спустя какое-то время пришло понимание, и стало совсем тяжко.

Осознал Денис, что его страдания доставляют Димке извращенное удовольствие. Требование немедленно вернуть деньги могло означать только одно: Красильников издевается, глумится. Нарочно мучает. Но за что?! Изначально задумал уничтожить бывшего однокашника? Отомстить за какие-то детские обиды? Но если так — пиши пропало. Чем сильнее будут Денисовы муки, тем Красильникову приятнее…

Видно было, что откровения даются Денису с трудом. Он говорил через силу, рваными, обрубленными фразами. Запинался, часто сглатывал, надолго замолкал, сбивался, чуть не в кровь кусал губы. Не облегчал душу, а наказывал себя. Пару раз Кира порывалась прервать его, уговорить прекратить: невыносимо было смотреть на эти терзания. Но Денис жестом останавливал ее и упрямо продолжал.

— Как-то проезжал возле церкви. Уже все, мимо проехал, но на перекрестке зачем-то развернулся — и обратно. Не знаю, что на меня нашло. Я вообще-то неверующий. Был… До этого в последний раз в церковь с матерью ходил, мальчишкой еще. Перед тем, как в институт поступить. Ну, захожу… Внутри как-то сумрачно. Служба закончилась, народу нет. Только две старухи. Одна пол метет подальше, возле алтаря, а другая в церковной лавке, слева от входа, свечки в ящичке перебирает. Вам, говорит, что-то нужно? Может, записочку желаете подать? Свечки купить? И меня вдруг словно толкнуло что-то. Изнутри. Сам не помню, с чего это взял. Бесы, наверное, нашептали. Давайте говорю, шесть свечек. Которые потолще, подороже. И записку буду писать. Заказную, спрашивает. Да, говорю. Заказную. За упокой. Рядом на столике ручку взял, листок. Там сверху пропечатано: «О упокоении». Видать, чтобы не путали, — Денис странно усмехнулся. — Ну, и написал. Одно только имя написал — Дмитрий. Отдаю старушке. Она у меня записочку приняла. Завтра, говорит, батюшка помянет в молитве усопшего раба Божьего Дмитрия. Он кто вам будет? Отец? На вас, мол, прямо лица нет. И смотрит так участливо, жалостливо. А я говорю, нет, не отец. Друг это мой. Близкий друг. Она давай охать – ахать: молодой, наверное! Надо же, горе какое! Еще что-то говорила — я уж не слышал. Взял свечки, отошел. И все шесть понес туда, куда за упокой положено ставить. Понимаете? За живого человека поставил, как за покойника!

Денис снова замолчал. Прикрыл ладонью глаза. Эля с Кирой молча ждали продолжения. Снег прекратился, и сразу стало холоднее. Кира придвинулась ближе к костру.

— Вышел из этой церкви — в другую поехал. В голове пустота, даже не думается ни о чем. Как будто под диктовку все… Шесть церквей объехал — везде то же самое. Свечки, записки. И страшно самому от себя, и злость такая на Димку, жуть просто. Три дня вот так по церквям ездил. А в перерывах Димку уламывал. Деньги, говорю, ищу, подожди. Он, сука, улыбается, как деревенский дурачок, а я… Сам не помню, как тогда жил. Утром 13 февраля, я эту дату на всю жизнь запомнил, поехал к Димке домой. Хотел сказать, что через неделю точно деньги отдам — пусть не сомневается. Один знакомый собрался фирму мою выкупить. А меня исполнительным директором там оставить. Зарплату хорошую предлагал. Бизнеса, конечно, я бы лишился, но это лучше, чем совсем без штанов остаться. Приехал к Димке. Дом новый, элитный, а консьержки в подъезде нет. Короче, никто меня не видел.

Кира ахнула, прижала руки к лицу. Элка закусила губу и во все глаза смотрела на Дениса. Он не замечал их реакции, неотрывно глядя на пляшущие языки огня.

— Позвонил. Никто не открывает. Ручку подергал — не заперто. Зашел. Зову Димку. Не отвечает. А я точно знаю, что он дома должен быть. Мы созванивались за час до этого. Всю квартиру обошел — пусто. Слышно только, что в ванной вода льется. Я дверь толкнул, она открылась. У Димки ванная — как большая комната в Ленькиной квартире… Смотрю — он возле душевой кабины. Лежит голый, глаза вытаращенные, губы синие. Потом про него некролог в «Бизнес-экспрессе» напечатали: молодой процветающий бизнесмен, бла-бла-бла… Никогда не жаловался на здоровье, ушел в расцвете. Инфаркт молодеет.

— Господи, ну, слава богу, а я уж подумала… — Элка выдохнула и немного расслабилась.

— Боялись, что я его прикончил? — ухмыльнулся Денис. Ухмылка вышла жуткая. Щеки его ввалились, губы вытянулись в узкую белую полоску. Лицо стало похоже на череп. Глаза воспаленно блестели.

Как же он жил с этим, подумалось Кире. Для нее самой такой поступок был за гранью добра и зла. Она не знала, до каких глубин отчаяния ей нужно было бы дойти, чтобы сотворить подобную дикость. Но осуждать Дениса она не смела. Не ей было судить.

— Нет, я Димку не убивал. Но ведь все равно, что убил! Вы понимаете? Мысленно я убил его много раз! Если бы был уверен, что меня не поймают, не посадят, пристрелил бы собственными руками. Просто духу не хватило сделать это самому — вот и поручал… не знаю, кому. Короче, Красильников умер, и проблемы мои решились. Я вызвал «скорую», а перед этим зашел к нему в комнату, взял свою расписку. Знал, где она хранится. Запомнил, пока ходил с прошениями. Нет расписки — нет долга. Вот так-то. Я честно готов был отдать ему долг плюс проценты. Но он умер, и я не вернул ему ни копейки. Получилось, что он сделал мне царский подарок. Димка был одинокий, ни жены, ни детей. Все имущество унаследовала двоюродная сестра. Кажется, воспитательница не то из Нижнекамска, не то из Набережных Челнов. Так ошалела от свалившегося богатства, что, думаю, найди она расписку, не стала бы связываться. Хотя кто знает. Денег, говорят, много не бывает. Но расписки не было. И я был свободен. Вот такая история, девочки.

Обсудить ее они не успели. Едва Денис договорил, Эля вскочила и, вытянув руку в сторону озера, пролепетала:

— Ребята, смотрите, что это?!

Кира и Денис резко обернулись и застыли. Посередине озера от воды поднималось зеленоватое свечение. Марево дрожало и колебалось, медленно расползаясь в стороны, словно чернила по промокашке.

— Что это? — беспомощно повторила Элкин вопрос Кира.

— Кажется, началось,— прошептал Денис,— что бы это ни было, оно началось.

— Когда эта штука успела появиться? — страдальчески воскликнула Элка.

— Понятия не имею, я в ту сторону не смотрела.

Денис молча пожал плечами.

— Господи, что же нам теперь делать? — Элка стремительно теряла над собой контроль.

— Так, мне кажется, нам пора баиньки. Кто знает, что будет, когда это доберется до берега? Сейчас, только Суханову позвоню. Я ему обещал рассказывать, если увидим что-то необычное.

Денис достал телефон, недоуменно повертел его в руках.

— Нет сети? — быстро спросила Кира.

— Вообще ничего нет. Даже не включается. Проверьте-ка свои трубки.

Результат был тот же — все три телефона пусто чернели экранами.

— Пожалуйста, идемте спать. Мне страшно,— простонала Элка.

Денис достал небольшую картонную коробочку.

— Аптекарь сказала, максимум по две штуки. К тому же алкоголь усиливает действие. С непривычки и одной должно хватить, но чтоб уж наверняка…

Он выдавил на ладонь две выпуклые белые пилюли и отдал блистер стоявшей рядом Кире. Потом очередь дошла до Элки. Она схватила сразу три штуки. Тонкие пальцы подрагивали, и Элка едва не выронила таблетки.

— Элечка, может, не надо так много, — попыталась остановить подругу Кира. Но та только отмахнулась.

— Мне в больнице такое вливали… Это как слону дробина. Не хочу оставаться тут единственным неспящим. Наедине черт знает с чем.

— Когда подействует? — спросила Кира Дениса, поняв, что отговаривать Элю бесполезно.

— Девушка сказала, минут через десять – пятнадцать.

— У кого-нибудь есть часы?

Эля отрицательно покачала головой.

— У меня, — Денис вскинул руку к глазам и тут же разочарованно опустил. — Они встали. Остановились на без двадцати девять.

— Наверное, как раз тогда и появилось это,— заметила Кира.— Я смотрела время на телефоне, когда ты рассказывал. Была половина девятого. Прошло примерно полчаса.

— Значит, сейчас примерно девять.

— Господи, да какая разница, сколько времени? — взорвалась Элка и выкрикнула, ломая руки:— Что вы тянете? Вам же сказали: нужно спать!

— Конечно, мы просто…

— Как хотите, я иду в палатку!

Она едва ли не бегом ринулась прочь от костра.

Призрачное мерцание ширилось и расползалось, приближаясь к кромке берега. Кира, как зачарованная, смотрела на него.

— И правда, идите, Кир. Располагайтесь, я сейчас тоже подойду.

— Костер не гасить?

— Он уже почти прогорел, я давно не добавлял дров, — неуверенно сказал Денис. По правде говоря, он понятия не имел, нужно ли тушить костер на ночь.

— По-моему, лучше все-таки залить водой.

— Хорошо, залью,— согласился Денис. — А ты иди, иди.

Кира быстро побросала в пакет мусор — бутылку, пластиковые тарелки с остатками еды, стаканчики — и направилась к палатке. Внутри бестолково суетилась, поспешно устраивалась на ночлег перепуганная Элка. Как белка в своем дупле.

От лампы шло сильное тепло. Девушки сняли верхнюю одежду, собираясь ложиться. Кира заколебалась: может, стоит снять толстый свитер и спать в одной водолазке? Но потом передумала. Жар костей не ломит.

Пока Кира размышляла, Элка уже успела забраться в спальник. Она притихла и только молча дрожала.

— Денис,— тихонько позвала Кира.

Он не отвечал. Кира на четвереньках подползла к входу, осторожно высунула голову из палатки и беззвучно ахнула. Зеленоватое сияние дрожало теперь у самого берега, в нескольких метрах от палатки. Денис залил костер водой, и темнота вокруг стала густой и непроглядной.

Однако ближе к воде было почти светло от странного свечения. И в этом тумане явственно виднелись человеческие фигуры. Белые и более плотные, чем зеленая дымка. Фигуры — Кира насчитала четыре штуки — двигались.

Кира почувствовала, как у нее по телу побежали мурашки и похолодело в желудке.

Фигуры (призраки? привидения?) резвились в воде. Они купались. Одна из них медленно и робко заходила в воду. Две других плескались чуть дальше. Еще одна скользила к берегу. Видно было, как двигались молочно-белые руки и ноги. Внезапно в зеленой мгле возникла еще одна белесая тень и с разбегу нырнула вниз головой.

—Господи! — выдохнула Кира.

Денис стоял на коленях возле входа в палатку и вздрогнул от неожиданности.

—Ты тоже это видишь?

Она кивнула, но потом сообразила, что он не видит ее кивка, и прошептала:

— Вижу. Хватит торчать там, иди в палатку,— Кира чувствовала, что еще чуть-чуть, и она завизжит от ужаса.

— Ты хоть понимаешь, кто это? — не слушая ее, спросил Денис.

Кира догадалась, но не смела выговорить. Было страшно. Невозможно. Такого не могло быть, и все!

Загрузка...