Потерянная душа

ГЛАВА 1. ПРОБУЖДЕНИЕ СПЯЩЕЙ КРАСАВИЦЫ

Заполненный людьми стадион напоминал черный безбрежный космос. На темных трибунах мерцали тысячи звезд — зажженных экранов мобильных телефонов. В воздухе разливался сильный, чистый голос певицы Анастасии Соловей, окутывающий слушателей невидимой вуалью. Этот колдовской голос обладал потрясающей способностью заполнять дыры в людских сердцах.

На огромном экране показывали стоявшую в перекрестных лучах софитов девушку. Она походила на фарфоровую статуэтку: миниатюрная, гибкая, как прутик. Без остатка погрузившись в исполнение, артистка точно бы выворачивала наизнанку душу. Из-под прикрытых век струились слезы, нервные тонкие пальцы сжимали микрофонную стойку. Удивительное пение словно переносило слушателей во вселенную, где исчезало время.

Никто из зрителей даже не подозревал, что певице, названной газетчиками Нежной Соловушкой, казалось, будто она умирала на глазах многотысячной толпы. Сцена, как неустойчивая лодка, плыла под ногами, во рту пересохло, а животе горело смертельное пламя. Анастасия отчаянно боялась, что голос предательски сорвется, и прозвучал фальшивые ноты. Худенькая девочка-женщина отдала бы полжизни за то, чтобы закончить выступление…

Вдруг колени ослабели и подогнулись. Девушка словно бы потеряла точку опоры. Влажные пальцы разжались, выпуская микрофонную стойку. Тело стало легким, как пух, а за спиной развернулась бездонная черная пропасть. Мысли путались, сознание ускользало. Прежде чем погрузиться в ошеломительное чувство свободы, Настя еще успела с сожалением подумать, что так и не допела свою последнюю песню.

Под взглядом оцепеневшего стадиона похожая на хрупкую статуэтку юная певица упала, словно подкошенная. Воздух все еще сотрясался от протяжной музыки, но песня оборвалась. Чарующий голос смолк.

День выдался отвратительный, промозглый и пасмурный. Даже в обед на улице царили сумерки. Мелкий дождь подтачивал оседающие сугробы. Холодный воздух пах талым снегом и влажной землей.

Алла Викторовна стояла перед старым домом с остроконечной крышей и забитым фанерой чердачным окошком. Под ногами хлюпало грязное месиво, портившее новые туфли. Металлический забор выглядел совсем новым и на фоне деревенского палисадника с корявым кустом голой сирени казался неуместным. Калитка была тяжелая, со сложным замком. Однако старый дверной звонок, заботливо спрятанный под крошечным козырьком, хозяева не потрудились поменять.

Женщина сложила мокрый зонтик и поднесла палец к кнопке звонка, но заколебалась. Алла Викторовна являлась заслуженным учителем России. Всю жизнь директорствовала в школе и пыталась привить детям трезвый взгляд на жизнь. В юности она считала себя непоколебимой атеисткой, работала секретарем комсомола, даже писала заметки в местную газету «Октябрь», где высмеивала людские заблуждения и суеверия. По сей день, женщина считала, что за ширмой магии и колдовства скрывались проходимцы, желающие заработать на мнительных глупцах…

Но в дом постучалась беда, и гордыня слетела. Алла Викторовна и в церковь сходила — поставить свечки за здравие, и в монастырь приложиться к святым мощам съездила. Может быть, не помогло, потому что она не умела молиться и не подобрала правильных слов? Теперь директор средней школы стояла перед домом известного колдуна.

Когда надежда, словно мелкий песок, утекает сквозь пальцы, человек готов поверить даже в разноцветную магию. Люди так устроены — им, как воздух, необходимо в кого-то верить и на что-то надеяться, иначе срабатывает механизм самоуничтожения.

Отбросив сомнения, женщина нажала на звонок. Последовала бесконечная мучительная пауза. Спустя долгие минуты, во дворе басовито залаяла собака, послышались шаги. Прозвучал грохот железного засова, и калитка открылась.

Перед гостьей появилась высокая, с короткой мальчишеской стрижкой брюнетка, по виду чуть старше учеников Аллы Викторовны. Невольно взгляд женщины скользнул по худощавой спортивной фигуре и остановился на грязных затрапезных галошах.

— Добрый день, — словно здороваясь с деревенской обувью, произнесла женщина.

— Мы вас ждали, — вместо приветствия произнесла хозяйка дома, кольнув пронзительным взглядом. — Меня зовут Варя.

— Алла Викторовна.

— Я знаю.

Школьная директриса оторопела на секунду. Откуда остроглазая девчонка знала ее имя? Потом вспомнилось, что, записываясь по телефону на прием к колдуну, Алла Викторовна представлялась. В голове с новой силой вспыхнули неприятные мысли о мошенниках.

Двор оказался неприятно темным, неухоженным. К забору липли покосившиеся сараи. В саду догнивали последние годы коряжистые и, похоже, давно не плодоносившие яблони. Землю скрывали сугробы. В загоне, отгороженной крупной сеткой, заливался басовитым лаем волкодав. Алла Викторовна обвела запущенные угодья брезгливым взглядом. Истинная горожанка не терпела деревенской неряшливости.

Вероятно, заметив гримасу гостьи, Варя пояснила:

— Этот дом принадлежал бабушке Андрея. Мы совсем недавно переехали, и не успели толком обжиться. Все никак не привыкну к уличным удобствам.

— Переехали в деревню? — удивилась собеседница.

— Город высасывал из мужа силы. Дар любит свободу, — охотно пояснила хозяйка дома, сделав вид, что не заметила, как собеседница, словно ее ущипнули, вздрогнула на слове «дар». — А здесь свободы, сколько хочешь. Стены не давят, улицы пустые, и воздух отличный.

Во дворе пахло отвратительно: помоями, сырой землей и отхожим местом, вероятно, спрятанным между сараями.

Дом являлся ровесником яблоневого сада и давно требовал капитального ремонта. Пристроенная веранда скособочилась. Полы скрипели. От старых обоев шел неприятный кислый душок. С порога гости попадали в крошечную, но идеально чистую кухоньку, добрую половину которой занимала огромная изразцовая печь.

Соседка по лестничной клетке, рассказавшая о колдуне, предупредила Аллу Викторовну о том, что парень был чистюлей. Он сильно раздражался, когда гости проходили в комнаты в уличной обуви, и даже мог отказать в помощи.

Визитерша достала из сумки припасенные домашние тапки.

— После того, как в этом году муж выиграл шоу для экстрасенсов, к нему повалил народ, — забирая у визитерши влажное от дождя пальто, поделилась Варя.

— Клиенты? — спросила та, из вежливости поддерживая беседу.

— Все больше скептики, — выразительно усмехнулась брюнетка, — пытаются проверить, обманывали по телевизору или правду показывали.

Вдруг клиентке стало ясно, что остроглазая хозяйка дома была старше, чем выглядела. А главное, гораздо проницательнее, чем показывала. Видимо, она распознала неверие и настороженность, спрятанные под скупыми, отрывистыми ответами гостьи.

— Проходите в зал, — девушка указала в сторону дверного проема, скрытого за занавеской. — Я позову Андрея.

Алла Викторовна вошла в большую комнату со старой мебелью. Взгляд наткнулся на серебристый ноутбук, стоящий на столе с вытертой клеенкой. Современный компьютер, вероятно, довольно дорогой, подействовал на женщину подобно отрезвляющей оплеухе. Она вновь захлебнулась подозрениями об аферистах и искренне пожалела, что послушалась соседку по лестничной клетке.

— Здравствуйте, — раздался за спиной приятный мужской голос. Неловко прижимая к животу сумку, Алла Викторовна обернулась. Колдун был молод, аккуратно причесан и выглядел ровно, как в телевизоре: с привлекательным лицом и с черными бездонными глазами, резко контрастирующими со светло-русыми волосами.

— Здравствуйте. — Она помолчала, не зная, с чего начать.

— Вы приехали сюда из-за дочери, — прозвучало утвердительно. Обращаясь к клиентке, парень что-то рассматривал за ее плечом, точно не желал встречаться с женщиной взглядом. Алла Викторовна почувствовала себя неуютно и оглянулась назад, но увидела лишь цветной телевизор «Рекорд» на облезлой тумбочке советских времен.

— Она не проснется сама, — очень тихо произнес Андрей.

— Что?!

Болезненно сжалось сердце, от лица отхлынула кровь. Женщина тяжело облокотилась о стол.

— Можно мне присесть? — Не дождавшись разрешения, клиентка рухнула на стул. От неуклюжего толчка старый стол зашатался, и проснулся компьютер. Темный монитор вспыхнул. На нем появилась фотография красивой юной певицы с открытой белозубой улыбкой — Анастасии Соловей, журналистами прозванной Нежной Соловушкой, дочери Аллы Викторовны. Она выглядела хрупкой и беззащитной, и лишь близкие знали, что под внешностью фарфоровой статуэтки скрывался негнущийся стальной стержень.

— Ее душа покинула тело и не может вернуться, — буднично, точно объяснял правила написания сложного слова, вымолвил колдун.

Вдруг он резко повернул голову, следя глазами за стремительными перемещениями невидимки. Секундой позже он повернулся вокруг своей оси и, замерев, улыбнулся пустоте. От жутковатого зрелища гостья оцепенела, забыв, как дышать.

— Она хочет проснуться, — сощурившись, вымолвил Андрей. — Говорит, что не успела спеть свою лучшую песню.

У клиентки зашевелились на голове волосы. Именно так частенько поговаривала дочь, прятавшаяся в музыке от утомительной болезни!

Настасья с самого детства страдала аллергией на самые простые вещи: еду, шерсть, медикаменты, пыльцу цветов — список тянулся до бесконечности. В конце концов, как выяснила полиция, именно анафилактический шок на банальное лекарство от простуды стал причиной комы. Она упала без сознания посреди большого концерта, посвященному женскому дню, и больше не очнулась.

Уже месяц опутанная трубками девочка лежала в больничной палате, похожей на гостиничный номер, и до ужаса напоминала мертвую. За нее дышал специальный аппарат, а другой — гонял по венам кровь. Судорожно удерживая в кулаке последние песчинки надежды, мать мечтала, чтобы дочь снова назвала ее насмешливо-ласковым прозвищем «мамусенька».

— Вы напрасно сняли деньги со счета, — снова произнес колдун, внимательно прислушиваясь к неразличимому для нормальных людей голосу с того света.

Женщина вцепилась в сумку, где в кармашке лежал конверт с купюрами для оплаты колдовских услуг. Соседка по дому так и не раскрыла секрета, сколько заплатила мальчику-магу за помощь, а потому Алла Викторовна выгребла со Сберкнижки все накопления до копеечки.

— Вы указываете мне на дверь? — едва шевеля языком, пробормотала визитерша. Во рту стало горько. Она вдруг поняла, с каким отчаяньем хваталась за мысль о магическом вмешательстве. Колдун не хотел ее денег, а значит, не собирался помогать.

— Я всего лишь передаю вам то, что мне говорит Настасья. — Парень остановил взгляд на клиентке, той моментально стало не по себе. Казалось, что он забирался под кожу и читал мысли.

— Так вы нам поможете? — потупившись, пролепетала женщина.

— Вы должны понимать, что смерть накладывает отпечаток на человеческую душу. Вернувшись, Анастасия может измениться до неузнаваемости. Стать совершенно другим человеком.

— Это неважно. — Голос у клиентки предательски дрожал.

— Вы можете пожалеть.— Такого не случится! — с жаром заверила женщина, прижав ладонь к тому месту, где взволнованно стучало сердце.

— Не говорите заранее.

На крошечное мгновение Алле Викторовне показалось, что в теле молодого человека живет старец, знающий о жизни, любви и человеческих желаниях гораздо больше ее, заслуженного учителя страны. Колдун пугал женщину до смерти, но лишь он был единственным, кто превратил жалкие песчинки надежды, спрятанные в кулаке отчаявшейся матери, в полновесную пригоршню.

— Будь, по-вашему, — согласился он.

Андрей проводил ритуал в соседней комнате за закрытой дверью. Алла Викторовна слышала, как он что-то беспрерывно бубнил: толи читал псалмы, толи разговаривал с душами мертвых. А в гостиной происходила чертовщина, от какой у женщины останавливалось сердце, и на затылке шевелились волосы.

Затрясся стол, захлопали дверцы шкафа. Включился компьютер, и на расцветшем экране с невероятной скоростью запестрели фотографии Настеньки. Широко открытыми глазами женщина следила за тем, как картинки сменяли одна другую. Снимки отсчитывали года. На первом — далекая певица в длинном белом платье стояла перед микрофоном, на последнем, черно-белом — в камеру беззубо улыбалась малышка с бессмысленным взглядом.

От страха Алла Викторовна с силой сжала на коленях сумку. И вдруг она почувствовала, как кто-то, стоящий за спиной, положил на плечо тяжелую руку. Потусторонний холод прошел сквозь одежду, оставляя на коже ледяное клеймо. Алла Викторовна оцепенела, ни жива, ни мертва, боясь сделать крошечный вздох. Она зажмурилась.

— Все.

— Мама дорогая! — Клиентка вскочила на ноги, готовая сбежать из страшного дома, но в дверях стоял Андрей, а не мифическое чудовище. Казалось, что время, проведенное в соседней комнате наедине с потусторонним миром, отняло у колдуна молодость. У уголков губ залегли глубокие морщины, щеки ввалились, отчего нос выглядел несоразмерно большим и крючковатым.

— Ваша дочь вернулась. — Экстрасенс протянул клиентке мешочек из обычного носового платка, связанного концами. Его рука заметно дрожала. — Передайте ей эту вещь. Она должна носить это при себе.

— А если она откажется? — засомневалась женщина.

— Не откажется, — покачал головой Андрей, и женщина невольно заметила несколько седых прядок в русой шевелюре. — Настасья вспомнит эту вещь.

Алла Викторовна неуверенно приняла колдовской подарок, адресованный для дочери. В глубине души она боялась поверить молодому человеку, после обряда выглядящему почти как старец.

Клиентка еще не знала, что за много километров от старого деревенского дома в дорогой частной клинике творился неописуемый переполох. В палате, где лежала находившаяся в коме известная певица, истерично пищали приборы, ведь пациентка приоткрыла глаза и попыталась пошевелиться…

Вернувшаяся к жизни Настя словно бы находилась между сном и явью. Уже прошло много дней, но все вокруг казалось нереальным, точно выдернутым из кинофильма. Наверное, сказывалось действие успокоительных препаратов, прописанных для скорейшего выздоровления. Впрочем, и без лекарств молодой организм восстанавливался удивительно быстро.

После того, как из палаты увезли сложную медицинскую аппаратуру, комната стала походить на гостиничный номер. У окна стояло вальяжное кресло и уютный торшер, а рядом — стеклянный столик. Под потолком болтались разноцветные воздушные шары. На стене висела репродукция картины печально известного художника Алекса Протаева, ушедшего из жизни на самом пике славы.

Везде, куда не кинь взгляд, горели пламенем ярко-красные гвоздики — единственные цветы, не вызывавшие у пациентки аллергического удушения. Комната выглядела украшенной к Первомаю… или же к панихиде по покойнику. В Настасье недорогие цветы с махровыми бутонами вызывали мрачную иронию, и она не могла избавиться от мысли, что склоняется ко второму варианту.

В палату проскользнула среднего роста светловолосая женщина в белом халате, из-под которого виднелась темно-зеленая узкая юбка

— Уже идет обход. — Визитерша улыбнулась. — Как ты себя чувствуешь?

Задавая вопрос, женщина не ждала ответа — певице посоветовали беречь горло, травмированное трубкой от аппарата искусственной вентиляции легких, и поменьше говорить. Девушка просто кивнула, благодарная за беспокойство.

— Цветы несут и несут. Все так рады, что ты очнулась! Мы так рады, что ты очнулась… — поспешно исправилась блондинка и, подойдя к больной, сжала тонкие ледяные пальчики. — Скоро, все будет, как раньше.

Настасья едва заметно улыбнулась.

Гостью звали Екатерина, и она утверждала, что приходится больной старшей сестрой. В палате воцарилась неприятная, давящая на уши тишина. Обе понимали, что Катя бессовестно лжет и сама себе, и миру, пытаясь представить удручающую ситуацию в радужных тонах.

Кома лишила Анастасию Соловей воспоминаний и превратила в человека без прошлого. Доктора сказали, что девушке сильно повезло не потерять социальных навыков. Нередко пациентам приходилось заново учиться говорить, держать в руках карандаш или разучивать азбуку с таблицей умножения.

Время — это тончайшая материя, которая рассыпается на несшиваемые лоскуты, если выдернуть хотя бы одну коротенькую ниточку. И теперь неповторимое кружево Настиной жизни превратилось в разодранные лохмотья. Даже собственное имя звучало для девушки чуждо и отстраненно. Она много раз прокручивала его в голове, шептала, перекатывая звуки на языке, но не испытывала ровным счетом никаких эмоций. Имя, как возвращенная жизнь, точно бы принадлежали другому человеку.

Тут широко раскрылась дверь, и в палату вошел невысокий дородный профессор с гладким круглым лицом и опрятной бородкой-колышком. Вместе с доктором появилась многочисленная свита помощников, ординаторов и дежурных врачей.

— Как поживает моя любимая пациентка? — мягко грассируя, проворковал врач, и Настя пожала плечами. Про себя девушка называла его «Добрый доктор Айболит».

Это было странно — знать наизусть длинную стихотворную сказку, вероятно, заученную в детстве, но не помнить имена близких людей. При первой встрече с младшей сестрой Екатерине, едва не расплакавшейся от огорчения, пришлось представляться и подробно объяснять родственные связи.

Настя спокойно перенесла осмотр, послушно выполняя приказы. Закрытыми глазами дотрагивалась до носа, считала пальцы, старалась не щуриться от яркого фонарика, светившего в глаза.

— Вы восстанавливаетесь удивительно быстро! — проверяя горло пациентки, кудахтал доктор. — Похоже, без волшебства не обошлось!

— Выходит, мы скоро сможем поехать домой? — взволнованно уточнила Катя.

— Выходит, что так. Настасья, ваше выздоровление — настоящая магия! — Профессор улыбнулся, и сестры быстро переглянулись.

— Кудесник — это вы, доктор, — беззастенчиво польстила Екатерина и тут же деловитым тоном уточнила: — Так, когда нам готовиться к выписке?

— Скоро. Очевидно, Настасье не терпится вернуться к нормальной жизни?

Изображая чрезмерный энтузиазм, пациентка кивнула. Она не хотела признаваться, что предстоящее столкновение с реальным миром, существующим за пределами замкнутого больничного пространства, вызывало у нее приступы паники.

— Память обязательно вернется, пусть на это и потребуется время, — очередной раз попытался успокоить удрученную девушку «Айболит». — Главное, не забывайте записывать каждое, пусть и незначительное воспоминание.

Блокнот для записей уже несколько дней лежал на стеклянном столике, но Настя даже не притронулась к ручке.

Когда осмотр закончился, то в палате вновь поселилась неприятная тишина, особенно острая после громких разговоров медиков.

— Я принесла журнал, там твое интервью. — Видимо, испытывая неловкость при разговорах о болезни сестры, Катя излишне суетливо полезла в сумку. — Может быть, оно тебе поможет что-нибудь вспомнить.

Блондинка выудила из сумки толстый глянцевый журнал со снимком Анастасии на обложке. Младшая сестра взяла тяжелое издание в руки, присмотрелась к лицу молоденькой хорошенькой девочки чуть старше двадцати. Что-то неправильное скрывалось в этом самом портрете. Ей ужасно не нравился собственный светлый тон волос.

— Давай я тебе поправлю подушки, чтобы было удобнее читать, — предложила Екатерина, помогая сестре усесться повыше.

Неожиданно из-под подушек на пол соскользнула какая-то тряпица.

— Что это? — С недоумением женщина подняла связанный узелком носовой платок.

Настасья вдруг припомнила, что маленький сверток припрятала женщина, которая назвалась ее матерью. В тот день певица еще находилась в полузабытье из-за успокоительных лекарств, а потому совершенно упустила из виду скромный подарок.

— Я подозреваю, что наша матушка ходила к какой-то бабке, пока ты лежала в коме, — отдавая сестре платок, заговорщицким тоном вымолвила Катя и выразительно закатила глаза: — Ты не помнишь, но она махровая атеистка и по привычке верит только в коммунистическую партию.

Настасья не понимала, почему женщина с гладким лицом и идеальной прической, каждый день приходившая навестить очнувшуюся дочь, не затрагивала в сердце никаких струн, обязанных звучать при слове «мама». Больная была почти благодарна докторам за табу на разговоры, ведь она не смогла бы называть мамой незнакомку.

Катя рассказывала, что с рождения была привязана не к родителям, а к деду, и между ними существовала сильная связь. Может быть, если бы старик, страдающий больными ногами, вдруг появился в больнице, то девичья душа встрепенулась и потянулась к любимому дедушке? Жаль, что он не приезжал.

Настасья распутала связанные в узелок концы носового платка… и остолбенела. На разложенной тряпице лежал бирюзовый камень с черными прожилками. Сквозь тонкую дырочку, образуя подобие браслета, была продета ярко-алая шерстяная нитка.

— Я знаю этот камень! — вслух проскрипела певица, чувствуя, как сильно напряглись травмированные голосовые связки.

— Тебя нельзя говорить! — всполошилась сестра.

Но девушка не могла притворяться немой. Камень являлся не простым украшением, а ослепительный вспышкой во мраке совершенно незнакомых вещей! От удивительного открытия по спине побежали мурашки.

— Я его знаю… — снова прошептала младшая сестра, ласково поглаживая гладкий лазурит.

Еще она точно помнила, что должна носить самодельную подвеску при себе. Девушка не смогла бы объяснить, откуда взялась уверенность. Отчего-то в голову приходила неясная мысль о каком-то особенном соглашении. Только, судя по всему, заключалось это важное соглашение в то время, когда для всего мира Анастасия фактически являлась мертвой.