Потерян в море

Глава 8. Кодекс

— Дерьмо…

Тихое ругательство сорвалось с губ Грахго, растворившись в шуме прибоя. Несколькими минутами ранее капитан покинул причал, где на волнах продолжала покачиваться “Стерва”, и пошел вдоль пирса, желая поскорее добраться до своего корабля. Выдержки хватило уйти с гордо поднятой головой и холодным взглядом. Но чем дольше шел Фанатик, тем сложнее становилось делать вид, будто бы все в порядке. Потому что все было в совершенно полном не порядке. И теперь, опираясь рукой о шершавую стену покосившегося здания, Грахго понимал это все отчетливее.

— Капитан?

Малёк, крутящийся рядом беспокойной рыбкой, с тревогой поглядывал по сторонам. Переминался с ноги на ногу, теребил край капитанской шляпы, зажатой в руках, и выглядел при этом совершенно растерянно. Грахго не помнил, почему его шляпу держит юнга. И это вызывало слабый гнев где-то внутри.

“Она упала, когда тебя качнуло и ты схватился за стену”.

Все силы капитана были направлены на то, чтобы оставаться на ногах и не выплюнуть на землю скудное содержимое желудка, и поэтому его мысли стали открытой книгой для фрегата.

— Чего тебе? — Голос Фанатика прозвучал хрипло и слабо. Два слова были произнесена на одном коротком выдохе.

— Может, обопретесь на меня?

Робкое предложение Малька придало сил Грахго, и он возмущенно выпрямился, чтобы уже через мгновение пожалеть об этом. Мир потерял очертания, расплываясь мутными кляксами, тем самым напоминая первые мазки Дамиана. Фанатик испугался, что потеряет сознание и рухнет в чистом костюме прямо в помои улицы, а потому прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя.

— Ох! — Юнга пораженно выдохнул: — Я полагал, нельзя быть еще бледнее…

Грахго от рождения обладал смуглой кожей, которая под лучами карибского солнца стала еще темнее, приобретя приятный бронзовый оттенок. Если юнга смог разглядеть на его щеках бледность, то значит капитан действительно выглядел ужасно.

Почему он не облокотился просто на мальчишку? Это было невозможно объяснить, но Фанатик не желал показывать свою временную слабость другим. И даже то, что сейчас рядом находился юнга, порядком мучило мужчину.

— Что за здание? — Спросил капитан, не открывая глаз и слабо постучав ладонью по стене, служившей опорой.

— Какой-то кабак.

— Хорошо. Возьми у них бутылку рома, — Грахго порылся в карманах, доставая несколько мелких монет, последние деньги, бывшие с ним, и протянул их озадаченному юнге. — И шляпу верни!

Мальчишка расторопно принялся выполнять странные поручения Фанатика, скрывшись за распахнутыми дверями питейного заведения. Широкие поля капитанской шляпы, которую Грахго вернул на законное место, частично скрыли лицо.

“Ты хочешь сыграть пьяного? Но зачем?!” — Отверженный был поражен. Людская логика не поддавалась пониманию и объяснению. Как ни старался, но корабль не мог понять своего капитана. Более того, беззастенчиво читая его мысли, фрегат отчетливо видел: Грахго и сам не смог бы объяснить. Но через какое-то время, Фанатик с трудом прошептал:

— Жалость. Не хочу видеть ее во взглядах.

Он усложнял сам себе жизнь, когда мог просто дойти до корабля, и вряд-ли бы кто-то обратил на него внимание. Людей, чаще всего, заботили лишь они сами. Какое дело им до незнакомца, проходящего мимо? Даже команда фрегата предпочитала проводить время в кабаках и борделях, в безумной лихорадке тратя все то, что смогла заработать на награбленном. А оставшиеся на борту десять человек думали о своем капитане в последнюю очередь. Но Грахго, пребывая в иллюзиях собственной важности, ошибочно полагал, будто привлечет к себе слишком много ненужных взглядов.

— Капитан, — вернувшийся Малёк, замер рядом, сжимая в руках запыленную бутыль из темного стекла.

Открыв глаза, Грахго потянулся к рому. Отвратительная жидкость огненной волной прокатилась по горлу, заполнив собой желудок. Капитан закашлялся. Впрочем, после одного глотка стало значительно легче. Тошнота отступила, притаившись где-то рядом слабой дымкой. Однако Грахго полагал, что успеет дойти до своей каюты прежде, чем та решиться вновь показать свою зловонную пасть.

“Мне кажется, что лучше опереться о мальчика, чем все таки подмести собой доски причала,” — недовольный упрямством капитана, Отверженный раздраженно кривил губы.

Это было ужасно признавать, но корабль оказался прав. Если бы у Грахго были силы, то он бы зарычал от досады. Вместо этого ему пришлось подозвать к себе юнгу и навалиться на его плечо. Мальчишка пошатнулся, но устоял.

— Хочешь рому, парень? — Фанатик усмехнулся, поболтав бутылкой и сделав очередной глоток.

Пойло достойное отбросов. Ром недалеко ушел от тафии, что давали на плантациях рабам в прошлом веке, как награду за их адский труд. Насмешка белых людей, позволяющая на короткий промежуток забыться в сладких фантазиях пьяного угара. Грахго презирал ром, но был вынужден прибегнуть к спасительному дурману, выжигающему слабость и держащему сознание на грани забвения. Опасный союзник, способный испариться в любой момент. Думая об этом, Грахго и не заметил, как они дошли до корабля. Все таки Отверженный был прав. Помощь Малька значительно облегчила путь.

“Я всегда прав, просто ты не всегда меня слушаешь.”

— Капитан! Как хорошо, что вы вернулись! — Морган первым заприметил их.

Ему нужно было решить несколько вопросов, касательно будущего плавания. Еще и какая-то взбалмошная девица с попугаем на плече пожаловала, представившись дочерью Эра и требуя капитана. Боцман, погруженный в работу, не сразу обратил внимание, что Фанатик идет далеко не сам. Обычно насмешливый взгляд скользнул по уставшему юнге, початой бутылке рома и вернулся к капитану. Не задавая лишних вопросов, Грант подхватил Грахго с другой стороны, позволяя Мальку немного отдохнуть.

— Что произошло? Почему капитан в крови и пьян? — Встревожено спросил боцман, чуть поморщившись от тяжелого запаха тростникового “зелья”.

— Трудный день, — пробормотал юнга.

Вдвоем они помогли Фанатику оказаться в каюте и уложили на койку. Тот, полностью вымотанный и уставший, блаженно вздохнул, выронив ром. Морган успел подхватить бутылку, выскользнувшую из ослабевших пальцев. Оказавшись так близко от Фанатика, боцман заметил, что тот смотрит на него на удивление трезвым взглядом. Глаза капитана, до этого покрытые мутной пеленой слабости, теперь разгорались все ярче, наливаясь насыщенной зеленью и словно бы утягивая куда-то в душу. В душу корабля, а не Грахго.

— Окно, — коротко потребовал Фанатик, заставив Моргана вздрогнуть.

Размышляя над странным контрастом, Грант не сразу понял, что имеет в виду капитан. И только когда юнга, все это время топтавшийся позади, кинулся к окнам, осознал и просьбу, и собственную глупость, позволившую ему так долго разглядывать Фанатика.

— Как думаешь, Морган, что сделал капитан Ортега, когда понял, что я стал свидетелем того, чего не должен был? — Грахго с трудом приподнялся, облокотившись спиной о стену. Его перестало мутить, да и разум прояснился. Остались только слабость и тягучая боль в висках. Но последнее, скорее всего, было вызвано ромом.

“Не глупи, Грахго. Морган не виноват в твоей слабости. Не надо срывать на нем злость.”

Слова Отверженного вызвали очередную волну раздражения. Грахго дернул подбородком, на краткий миг возжелав послать к морскому дьяволу их всех. Но фрегат, тонко чувствующих его, передал эмоции других. Заинтересованность и недоумение Моргана, любопытство и страх юнги, который одновременно пытался открыть окно и сделать вид, что его тут нет, но все же поглядывал на пиратов. В мальчишке боролись осторожность и любознательность. Последнее, в итоге победило. Впустив в помещение свежий воздух, он так и остался у окна, с нескрываемым интересом разглядывая книги, лежащие на столе.

— Купил вас? — Боцман хмыкнул, с видимым спокойствием ставя бутылку на стол.

— Потом, да. Но прежде всадил кинжал в ладонь, пригвоздив к столу, — капитан тепло улыбнулся, то время ему было приятно вспоминать. — Нужно ведь быть уверенным, что человек будет слушать тебя внимательно. Правда, Малёк?

— Наверное, капитан, — взъерошенным воробьем юнга смотрел на Грахго во все глаза. Он чувствовал в вопросе подвох, но не мог разгадать его.

— Многие, ступая на борт, осознают в Отверженном силу, — капитан нежно провел ладонью по стене. Его совершенно не заботили изломанные силуэты и щупальца, изображенные на ней. — Но далеко не все понимают ее. Налей мне воды, Малёк. Не просто так ведь тебе греть здесь уши, верно?

Покраснев от смущения, юнга торопливо принялся выполнять просьбу. Морган же наблюдал за капитаном хмурясь, продолжая стоять у стола.

— Так вот. Сдается мне, что ты смышленее многих здесь. Они смотрят, но не видят. Спасибо, Малёк. — Грахго прервался, делая небольшой глоток воды. — Но ты видишь. Я прав?

— Возможно.

Морган не видел угрозы в капитане, но не понимал, чего тот хочет. Грахго не был пьян, как поначалу показалось. Боцман осознал это в тот момент, как встретился с ним взглядом. Но суть происходящего оставалась для Гранта тайной.

— Что ты видишь, Морган? — Грахго спрашивал спокойно, но требовательно. Он уже не желал излить злость на ни в чем неповинного боцмана. Минутная вспышка гнева угасла, оставив после себя усталость и сожаление.

— Вас.

— Меня?!

Поначалу Фанатику показалось, что Морган издевается или неумело шутит. Но боцман смотрел непривычно серьезно и твердо.

— В смысле, меня? — Повторив еще раз, Грахго стянул с головы бандану. Ткань давила, усиливая головную боль.

Собираясь с мыслями боцман прошелся по каюте, на ходу закрыв судовой журнал. Его взгляд скользнул по стенам, остановился на столе. Не отдавая себе отчета, Морган подхватил бутылку и сделал пару глотков рома под изумленным взглядом Фанатика. Остальные пираты редко захаживали в капитанскую каюту. Исключениями являлись только Эр, Саром и Коджо. Но из них троих лишь бывший раб ощущал себя здесь вольготно. Теперь Морган показывался с иной стороны. Он не опасался гнева капитана из-за таких мелочей, словно видел его иначе, чем другие. Это вызвало у Грахго логичные сомнения: для других он был самодуром, способным убить за разбитый бокал, или все робели перед его авторитетом, кроме Гранта?

“Для других ты непредсказуемый безумец. Звери и в тебе видят опасного зверя, а потому испытывают животный страх. Но Морган видит в тебе Сехисмундо, который еще не дошел до конца своей пьесы. Пусть парень никогда и не видел прекрасного творения Кальдерона…”

Слова Отверженного, так непохожие на все то, что корабль говорил прежде, сбили Грахго с размышлений. Он пораженно замер, боясь спугнуть пробившийся сквозь тучи небытия луч мыслей, принадлежавших человеку, коим фрегат когда-то был. Тоска сковала сердце Фанатика. Как он скучал по таким разговорам! Как он скучал по нему. Но вместе с тем Грахго боялся подтолкнуть корабль к мыслям и воспоминаниям. Смогут ли они отомстить и вернуть Отверженного к жизни, если тот соберет свою личность по крупицам, вернув сознание из темноты беспамятства? Он ведь никогда не признавал насилия, предпочитая созидать, а не разрушать. Впрочем, сомнения притихли, стоило фрегату спросить:

“Как я пришел к таким мыслям? Ведь даже не заглядывал тебе в книгу, пока ты читал!”

У Грахго был на это ответ. Он мог рассказать, как Отверженный сам вручил ему книгу, обернутую в темно-синее сукно — подарок на день рождения. Мог вспомнить, как они сидели под сенью гранатов, рассуждая: нес ли Сехисмундо на плечах бремя вины? И была ли она вообще. А мог припомнить, как спорили о влиянии судьбы до хрипа в горле и помятых страницах. Но не стал. Вместо этого он вынырнул из разговора с кораблем, вновь обратив свое внимание на Моргана. Казалось, боцман и не заметил, что какое-то время капитан ни на кого не обращал внимания.

— Морган? — Грахго поторопил его.

— Простите, капитан. Но я понятия не имею, как вам ответить, — боцман обезоруживающе улыбнулся, почесав затылок. — Дело в том, что вы будто с кораблем единое целое. Когда ему больно, вам больно. И наоборот. А еще вы всегда знаете, как повлиять на Отверженного. Поэтому… да, поэтому, я считаю, что главная сила сокрыта в вас, а не в корабле. Хоть он и выглядит в десятки раз страшнее.

Подобный ответ озадачил не только Грахго, но и фрегат. Они оба имели свое мнение на этот счет, далекое от реальности. Капитан, особенно после недавних событий, опасался того, что пряталось внутри корабля. Загубленные души, удерживаемые щупальцами Отверженного, таили в себе невероятную силу, которая, вопреки ожиданиям, страшила Грахго. Да, власть и могущество привлекали пирата, точно сочный кусок мяса перед мордой старого пса. Вот только опыт и осторожность не позволяли схватить его. Фанатик искренне полагал: мощь корабля может разорвать его на части.

Отверженный же, напротив, был приятно удивлен открывающимися возможностями. Никакие сомнения и страхи не терзали могучее тело. Для него все было предельно просто: он сам — сосуд, собирающий и хранящий силу; нити, пронизывающие всех — проводники; а капитан — механизм, направляющий в него эту силу и черпающий ее обратно. Мог бы Грахго существовать без корабля? Отверженный был уверен — да. Он бы нашел иные источники и проводники, ведь сама суть “механизма” осталась бы в капитане. Смог бы Отверженный жить без Грахго? Нет. Он стал бы просто ящиком, судьба которого сгнить рано или поздно. Поэтому фрегат так страшился возможности быть брошенным.

— Простите, капитан, если не оправдал ожидания, — Морган усмехнулся.

Только после этого Фанатик понял, что молчит слишком долго, разглядывая боцмана с удивлением и неверием. Он и забыл, когда в последний раз терял контроль над своими эмоциями. Дернув подбородком, капитан бросил быстрый взгляд на юнгу, что разглядывал стены каюты.

“Им можно доверять,” — Отверженный перестал рыскать в своих воспоминания, в поисках Кальдерона, и вновь стал полноценной частью диалога.

Грахго мнения корабля не разделял. Доверять можно только себе. Жизнь принесла ему столько уроков, что хватило бы с лихвой и на всю команду. Какие-то из них стерлись по прошествии лет, другие горели в памяти ярко. Но Фанатик знал: уроки получал не только он. Все его люди прошли путь не легче его собственного. Это озлобило их, сделало хитрее. Также, как и его, научило доверять только себе.

“Ты ошибаешься. Волей неволей, но доверие у них есть. Не у всех, но у некоторых. Например, Саром. Как бы сомнительно это не звучало, но тебе, Моргану и немного Эру он доверяет.”

— Ничего, Морган. Я просто устал.

Облокотившись локтями о колени и поглаживая пальцами стекло бокала, Фанатик посмотрел в распахнутое окно. Свежий воздух дарил облегчение, ласково касаясь волос.

— Что произошло? — Грант, чуть прищурившись, разглядывал капитана.

— Экспериментировал, — легкая усмешка и вот Грахго вновь поднял взгляд на Моргана. — Не заставь меня пожалеть о том, что я не последовал примеру капитана Ортега.

— Знаете, капитан, мне говорили, что головорезы Ортега были под стать ему. Но не надо судить всех по себе и им. Другие умеют быть благодарными и преданными, — Морган скривился. Оглядел еще раз капитана и произнес: — Мне надо проследить за попугаем. Я передам ему, что вы не можете принять сейчас.

Наблюдая, как боцман покидает каюту, Грахго ощущал целую бурю эмоций. Он словно вернулся в детство, где его в очередной раз отчитывала пожилая гувернантка. Вот только те годы давно прошли, а Морган едва ли походил на изъеденную временем старуху. От подобного хотелось запустить наглецу вслед бутылкой.

“Ты сам мне повторял, что пират волен говорить, что угодно,” — насмешливо произнес фрегат. — “Кодекс. Право голоса.”

— К дьяволу Кодекс! — злобно прорычал Фанатик, совершенно позабыв об еще одной живой душе рядом.

“У тебя сейчас малец еще больше перепугается, хах.”

Малёк и правда замер около стены, не рискуя дышать. Жалкое зрелище, демонстрирующее трусость. Но ведь Грахго сам видел, что парень обладал смелостью, карабкаясь по реям, отстаивая трактир зубастой Мэри от пьяных свиней. Так почему же порой, черт возьми, он вел себя хуже девицы?

“Еще он испугался старого пирата на причале,” — тут же сдал мальчишку фрегат.

— Иди сюда.

Сбросив оцепенение, юнга тряхнул головой и осторожно подошел к капитану.

— Садись, — Грахго кивнул на стул, расположенный недалеко от кровати.

Сам же встал, едва заметно качнувшись, и направился к столу. Там он, поставив бокал, снял камзол и бросил его на стул. Сразу же стало легче дышать.

— Капитан, позвольте помочь, — Малёк замер, не решаясь сесть.

— Ерунда. Мне уже лучше. Да где же?

Грахго проверил пару ящиков, находившихся в стене, и вскоре в его руке была зажата початая бутылка вина. Бокалы нашлись здесь же. Капитан молча налил темно-бордовую жидкость, что в лучах солнца играла лучше иного рубина. Едва не выплеснув часть на пол, тяжело опустился на стул, предварительно развернув его боком к окну. Силы, накопленные за короткий отдых, моментально покинули мужчину.

— Это бандольское вино, — произносилась фраза так, словно пара слов должна была объяснить все очарование напитка. Грахго передал юнге бокал, вновь указав взглядом на стул: — Многие ошибочно приписывают столь благородный напиток французам. Но эти улиточники всего лишь воспользовались мудростью греков.

Отпив терпкое ароматное вино, капитан на мгновение прикрыл глаза. За бутылку этого сухого красного можно было отдать жизнь. К счастью, подобную цену пришлось платить не Фанатику.

Юнга опустился на стул. Ломая голову, отчего ему выпали подобные дары, пить не спешил. Поведение капитана настораживало. Частично мальчишка понимал, того интересует природа его воскрешения. Сам признался на причале. Но разве при этом столь необходимо распивать дорогое вино с обычным матросом? Как на зло, капитан молчал. Он задумчиво и даже печально смотрел на картину, принесенную утром и теперь прислоненную к стене. Грудь его тяжело вздымалась в такт дыханию.

Будучи еще совсем ребенком, Мальку доводилось пробовать вино, привезенное из Прованса. Тогда отец налил ему несколько капель в изящный хрустальный бокал на длинной ножке. Показал, как выглядит напиток на свету. Затем, подвинув блюдо с тонкими ломтиками вяленого окорока и кубиками сыра, начал рассказывать о правилах дегустации. Сейчас, поднеся ко рту тяжелый и грубый бокал, юнга ощутил все тот же насыщенный аромат, напоминающий средиземноморские ветра. Он не сдержался, вдыхая запах и на несколько томительных мгновений отправляясь в прошлое: на тенистую террасу, увитую плющем и окруженную пышными букетами роз. Терпкое, кисло-сладкое вино обожгло обветренные губы.

Предаваясь внезапным воспоминаниям, юнга не видел, как Грахго, краем глаза следивший за ним все время, перестал притворяться. Капитан, резко переведя взгляд на мальчишку и не скрываясь, внимательно наблюдал, как меняется его лицо: настороженность на нем сменилась безмятежностью, а после грустной, едва заметной улыбкой.

— Заметил, тебя заинтересовали книги? — Ухмылка, исказившая лицо Фанатика, не добавила взгляду доброты.

Малёк вздрогнул, невольно сравнив собеседника с удавом.

— Да, капитан.

— Как тебе вино?

— Не хватает сыра, — фраза вырвалась у юнги быстрее, чем он смог подумать. А после было уже поздно прикрывать рот.

— Сыра, значит, — Грахго провел языком по верхним зубам. — Да, ты прав. Но мы не будем тревожить Джулио.

“Мне кажется, обычный портовый мальчишка не должен такого знать.”

Сомнения Отверженного разделял и капитан, давно приметивший не самое обычное поведение или умения за Мальком. Но с выводами Грахго не спешил, предпочитая сначала разведать и разузнать побольше.

— Так или иначе, — Фанатик вновь отпил вина, — но я знаю многое о своей команде. Тебе предстоит подписать Кодекс. И мне бы хотелось узнать тебя лучше. — Он качнул бокал. Затем с очередной ухмылкой продолжил: — Пей, я не каждый день бываю настолько щедрым. — Дождавшись, пока юнга сделает глоток, продолжил: — Так вот. Раз спасение чертовой сирены отняло у меня так много сил, то я решил, ты не будешь против скоротать мою скуку?

— Будто у меня выбор есть…

Слова были сказаны настолько тихо, что поначалу капитану показалось, будто он ослышался. Но нет, юнга и правда проворчал себе под нос фразу, а затем сразу же поправился, произнося намного громче:

— Конечно, нет, капитан!

— Чудесно, — пережидая очередной прилив слабости, Грахго запустил пятерню в волосы.

Те непослушными завитками упали на лоб, смягчая привычный облик капитана. Так душистый базилик делает мясное блюдо нежнее, но вместе с тем ярче, усиливая контраст черного перца и паприки.

— Как давно ты в Гар-Нуэра, парень? — Фанатик смахнул мешающие пряди, поднимая голову и насмешливо поглядывая на нервничающего юнгу.

Малёк как-то по особенному упрямо шмыгнул носом, взглянув на капитана исподлобья. В его голове проносились десятки мыслей, но остановиться на какой-то одной было сложно. Старой донье Малёк не рассказывал много, да и то половину выдумал. Шторм, кораблекрушение и чудесное спасение прямо в лапы к пиратам, чтобы после сбежать с брига в первом попавшемся порту, которым оказался Гар-Нуэра.

— Четыре года, капитан.

В конечном итоге, юнга решил говорить ровно то, что от него спрашивают и не словом больше, да придерживаться старой легенды. Фанатик на это только хмыкнул.

— Как попал к пиратам?

— Шторм.

— Врешь.

Малёк дернулся, будто получил пощечину, и удивленно посмотрел на капитана. Тот, вопреки ожиданиям, не довольным не выглядел. Он все также расслабленно сидел за столом, постукивая пальцами по бокалу и насмешливо разглядывая мальчишку. Хоть внутри у него и кипело раздражение из-за лжи, в которой Фанатик не сомневался. Подобная уверенность заключалась даже не в том, что фрегат всегда знал, когда люди, чью кровь он испробовал, врали. Вовсе, нет. Грахго был уверен еще и потому, что знал — именно на борту “Отверженного” юнга впервые угодил в шторм. Малёк, под гнетом бушующей стихии, и сам проболтался случайно, разговаривая с командой. К тому же, капитан прекрасно помнил его взгляд, когда тот только увидел надвигающуюся бурю. Страх, восторг, удивление — они перемешались в ореховых глазах, выдавая пацана с головой. Пережить шторм в море и на суше совершенно разные вещи.

— Врешь, парень, — спокойно повторил Грахго.

Под его взглядом, мальчишка стушевался, не спеша делиться своей историей. Он вцепился в бокал с вином, будто тот мог его вытащить из этой каюты и спасти от неприятного разговора, выворачивающего душу.

— Извините, капитан, но я не хочу говорить, — тихо, но твердо произнес юнга, смотря в пол.

Он опасался гнева Фанатика до дрожи в пальцах, но не мог рассказать о том, что произошло тогда. Последние года Малёк перестал вспоминать тот день, когда его жизнь перевернулась с ног на голову. Даже кошмары, в которых страшно кричала мать, перестали терзать разум. За все время юнга никому не говорил, как именно он оказался среди пиратов. Ему по-детски казалось: пока не произнес вслух, реальностью это не стало. Даже если жизнь каждый день доказывала обратное.

— И куда подевался твой страх, а? — Капитан покачал головой, не требуя ответа.

Они оба замолчали, погруженные в свои мысли. И эта тишина, закрывшая каюту мутной вуалью от окружающего мира, казалась правильной. Она не вызывала неловкости, не требовала себя разбить гомоном и шумом. Отверженный наблюдал за ними с любопытством и удивлением. Еще никогда ему не доводилось видеть столь разных людей, так гармонично сосуществующих друг с другом.

Малёк нервно цеплял обкусанным ногтем стекло бокала, разглядывая красные блики, играющие на лакированной поверхности стола и пытаясь загнать обратно в темноту обрывки воспоминаний. Сорванная мачта. Истекающий кровью матрос, совсем недавно угощавший любознательного мальчишку яблоком, а теперь едва способный дышать. Разорванное платье матушки.

В это время капитан замер недвижимой статуей древнего Рима, бесцельно устремив взгляд на стопку книг. Потертые, пропитанные соленым воздухом и с пожелтевшими страницами, где местами выцвели чернила. Призрачная рука соединяющая Грахго с прошлой жизнью.

— Знаешь, парень, пираты ведь стараются не убивать матросов, — голос Фанатика оказался хриплым и слабым. Ему пришлось прочистить горло, чтобы уже четче произнести: — Век пирата не долог. Поэтому они всегда дают возможность людям из команды разграбленных судов перейти под черный стяг.

Грахго отставил вино и с трудом поднялся. Перешел к раскрытому окну, облокотившись о раму.

— Пополнить команду, — жестокая улыбка окрасила губы капитана. — Нашей команде тоже был дан выбор: пиратство или смерть. Я никогда не думал, что такое судьбоносное решение приму за неполную минуту…

Прикрыв глаза, Фанатик вдохнул привычный жаркий воздух. Ему повезло. Ныне ветер принес только соль моря, согнав вонь пиратского порта. Грахго никогда не говорил, как стал пиратом. Некоторые, кто помнил ублюдка Ортега, знали и так: мужчина перешел с потопленного судна, выбрав жизнь, заодно прикончив прошлого капитана. Но мало кто знал, что судно то было военным фрегатом, а капитан — ближайший друг родителей Грахго.

— Понимаешь, я ведь никогда не хотел стать пиратом. Серебряная ложка во рту — зачем становится морским разбойником?

Грахго обернулся к Мальку, что смотрел на него удивленно и внимательно, боясь пропустить хоть слово.

— Но в тот момент ненависть и жажда жизни затуманили разум… Я не горжусь. Но и не сожалею. И если мне доведется побывать в прошлом, то поступлю точно также. Ведь сейчас я здесь, на собственном корабле, а мои бывшие сослуживцы уже даже рыб не кормят.

Сам того не ведая, Грахго тронул своими словами юнгу. Ненависть. Она ведь тоже помогла мальчишке не опустить руки.

— Капитан, а что стало с пиратом Ортега? — Малёк не отрывал взгляда от Фанатика, понимая: откровения дорогого стоят.

— Он плохо кончил. Моряки вздернули его на реи, а затем и сами сгинули в море.

— А вы? Вы же были в его команде!

— А что я? Сожалею, что не лично затягивал удавку на тощей шее.

Грахго уже не стал говорить, что одного из пиратов Ортега выловила “Жемчужина”. Ох и веселился тогда Ваймс, потешаясь над судьбою бывшего капитана.

— Капитан, — после недолгого молчания, наполненного шумом волн, мальчишка вновь подал голос: — а вы не хотели бы вернуться домой?

Простой вопрос заставил капитана задуматься. Он потер ладонью шею, размышляя. Потом не торопясь произнес:

— Я и так дома.

— Среди убийц и разбойников? — Малёк округлил глаза, не зная, то ли негодовать, то ли расстраиваться.

Фанатик не стал исправлять мальчишку. Ведь домом он считал Отверженного. Его теплые доски и просоленные канаты, тяжелые орудия и величественные мачты, мощные щупальца и уродливую улыбку. Да и, без лукавства, на корабле душегубов было немало. Фанатик сам был одним из них.

— Как ни странно, но среди убийц и разбойников справедливости больше, чем где бы то ни было еще, — Грахго устало улыбнулся.

Путь до капитанства был трудным, опасным и порой удушливо мрачным. Но все зависело только от него. От его выдержки, ума, сообразительности, силы и умению склонять на свою сторону других. Там, в Валенсии, побеждал лишь тот, чей кошелек был толще, а родовое дерево имело больше побегов.

— Я не вижу здесь справедливости, — очень тихо произнес юнга, поникнув.

— Почему?

— А что справедливого в том, что какие-то немытые свиньи убили мою матушку и потопили целый корабль добрых людей?

— Тебя терзает потеря добрых людей или матери? — Грахго с иронией заглянул в глаза Мальку, чьи уши предательски порозовели. — Расскажи. Я не буду осуждать или насмехаться. У меня достаточно собственных демонов, чтобы принять твоих.

Мальчишка какое-то время зло и упрямо смотрел в лицо капитану, а потом не выдержал. Слишком долго он хранил все в себе.

— Мы переплывали океан. Бог был милостив, отгоняя тучи и наполняя паруса попутным ветром. Как говорил… — Юнга запнулся, не в силах вспомнить, как звали молодого моряка с щербатой улыбкой. То ли Бенито, то ли Берлуцио, а может и вовсе как-то иначе. — В общем, мы были почти на месте, когда напали пираты. Часть команды они вырезали. Срубили мачту, и забрали еду. Нас с матерью спрятали меж бочек с чистой водой, но пираты забрали и их, а там увидели нас.

У Малька заблестели слезы, но он зло вытер их рукавом. Рассказывать дальше было сложнее, и юнга набирался духу. С каждым словом в ушах все громче звенели крики.

“Милостив Бог был, как же,” — ядовито произнес фрегат. — “Подозреваю, что случилось дальше. Не удивительно, что мальца так штормит теперь.”

— Они перетащили нас на корабль. А потом… потом раздели матушку и…

— Заставили смотреть? — Грахго обошел стол, опустившись на стул рядом с Мальком.

Тот, не в силах произнести что-либо, только кивнул. Фанатик растер подбородок ладонью, размышляя. Почерк Ваймса угадывался без труда. Если мальчишка принадлежал к благородной крови, то Эди с легкостью мог насладиться молодой женщиной, не церемонясь, а после отдать ее команде. Ребенок и так дорого стоил. Зачем оставлять его мать, а после все плавание отгонять от нее особенно охочих матросов?

— Она так кричала, капитан! — Юнга вскинул голову, с болью смотря на Грахго. — Я ведь укусил одного из них, а за это они…

Малёк не смог договорить, и Фанатик подтолкнул к нему вино, принуждая выпить, тот не стал сопротивляться. Осушив бокал, мальчишка едва слышно прошептал:

— Я молил Бога о ее скорой смерти. Чтобы избавил…

— И что он ответил?

Голос капитана звучал глухо. Он едва сдерживался, чтобы не высмеять упоминания юнги о Господе. Ему не было жаль бедную женщину, но Фанатик понимал обреченность ее сына.

— Что, капитан?

— Исполнил Бог твою мольбу?

— Нет. Смерть настигла ее не скоро.

“Потому что молился вовсе не тому,” — зловеще заметил Отверженный.

Грахго тяжело вздохнул. Теперь ему было понятно, почему мальчишка испытывал такой страх, когда дело касалось пиратов. Было ясно и то, что Ваймс собирался выручить за паренька круглую сумму, да почему-то не сумел. Любопытство и азарт терзали капитана, но он понимал: сейчас не время. Нужно было как-то успокоить юнгу, поддержать. Но Грахго с поражающей ясностью осознал, он понятия не имеет, как это нужно делать. Поэтому мужчина принял единственное, как ему казалось, верное решение, а именно вернуться к окну и не мешать.

Погруженный же в ужасающие воспоминания, Малёк даже не заметил уход капитана. Он сидел на стуле, напоминая больную чайку, и боролся со слезами. Отвратительные картины одна за другой всплывали перед глазами, а юнга ничего не мог сделать. Его душу жгла ненависть, голова кружилась от выпитого, но в сердце зияла пустота, наполненная смехом, улюлюканьем и криками.

— Почему ты все таки пришел на борт?

Неожиданный вопрос Грахго, стоявшего спиной, вырвал мальчишку из ядовитых объятий прошлого. Он нелепо дернулся, выпрямляясь. Поднял красные глаза, устремляя взгляд на капитана.

— Лучше море, чем пьянь трактира. Здесь я могу научиться сражаться или умру! Отомщу им всем, как только сумею!

Фанатик обернулся к юнге. Произнес спокойно и холодно:

— Не сумеешь, если будешь таким же наивным дураком. Скажи мне, парень, как много портовых оборванцев умеет читать?

— Я… — мальчишка покраснел, осознавая свою оплошность.

— Вот именно. Как твое имя?

— Матео, капитан.

Грахго чуть вздернул брови в удивлении, но также сухо продолжил:

— Подумай над своей легендой, Матео. Если сможешь убедить меня в ней, то я поделюсь с тобой книгами и помогу перестать быть трусливым щенком. Получишь шанс стать мужчиной и отомстить. Если нет, то о рейде можешь забыть. Вернешься в свой трактир, — капитан чуть качнулся, хватаясь за оконную раму. С сожалением осознал, что отмахнуться от недомогания не выйдет. — У тебя есть время до отплытия. А теперь проваливай.

Мальчишка, выглядевший пораженно, кивнул и сразу же поспешил прочь из каюты, пребывая в растерянности.

“Что-то я не понял,” — Отверженный потянулся к капитану. — “Ты вот так просто его отпустишь?”

— Нет. Я в любом случае получу за него выкуп, — негромко произнес Грахго, когда дверь за юнгой закрылась. Ему пришлось приложить усилия, чтобы стянуть окровавленную рубаху, через мгновение упавшую безобразной грудой на пол. — Но либо выступлю для него спасителем, что вернет в лоно семьи. Либо… чудовищем, которое притащит его в отчий дом, точно барана.

“Это очень прагматично, Грахго.”

На подобное замечание капитан только усмехнулся, снимая сапоги и растягиваясь на кровати. Разве мальчишке не будет все равно, чем руководствовался Фанатик, возвращая его в семью?

Они встали на рассвете, едва ли первые лучи робко показались на горизонте. Из-за желания успеть выполнить часть работы до того, как солнце окажется в зените, пропустили завтрак. Только наскоро окунулись в море. И теперь тропический лес острова заполнялся равномерными отзвуками топоров. Саром уже давно затерялся среди разнообразных стволов, которые то тянулись к небу стройными пиками, то изгибались безобразными, но завораживающими зигзагами. Здесь даже встречалась опасная манцинелла, способная прожечь ядовитым соком одежду и кожу. Среди команды знали, до того, как стать пиратом, боцман долгое время жил в одной из колоний на островах, а потому лучше многих знал о местной флоре и фауне. Он и наказал остальным не приблежаться к раскидистому дереву, не трогать его плодов и уж тем более близко не подходить во время дождя. Сам же Саром, знакомый с плотницким делом, помечал те деревья, что должны были стать стенами будущего склада.

Следом неторопливо пробирался Жаба, ответственный за рубку деревьев. В отличии от боцмана, его нервировали неясные силуэты, видимые среди листвы. Он почти что привык к призракам, но мурашки то и дело пробегали по спине, когда взгляды их становились слишком пристальными.

— Эй, старик!

Голос Диего развеял гнетущие ощущения, напомнив: они уже не первый день здесь, все в порядке.

— Держи, — парень, подходивший в компании Мартина, протянул Жабе флягу с чистой водой.

— Чет вы долго в этот раз, — заворчал Жаба, убирая топор.

Диего и Мартин оттаскивали срубленные деревья, а порой и пальмовые листья к месту будущей базы, где их уже обрабатывал Угорь. Раскладывал под навесом, срезал сучки и ветви, которые, по тем или иным причинам, не стал убирать Жаба. Так же он смотрел, какое дерево для чего сгодится: пойдет на фундамент, каркас, а быть может станет основой под крышу. В этом ему помогали метки боцмана. Конечно, на корабле должны были доставить камень, железо и медный купорос, веревки и гвозди. Также капитан планировал привезти и дерево: прочные и крепкие брусья, которые должны были стать основой будущего причала. Но большинство материала для склада, навеса и маленького личного городка пиратов “Отверженного” будут составлять растения острова. Ни к чему тратить деньги и силы, покупая то, что здесь и так растет в избытке.

— Вот теперь я хочу жрать, — Жаба вытер рот ладонью и скривился.

Вода ухнула в живот, еще четче выделяя чувство голода. Не легкого аппетита, когда хватит стакана вина, чтобы забыть о еде еще на пару часов. А всепоглощающего ощущения и уверенности: даже целой морской черепахи будет мало.

— Саром сказал забрать это, — Мартин кивнул на подрубленный ствол: — и сворачиваться.

— Он на огне сегодня? — Спросил Жаба, вытирая потные ладони о замызганные штаны и вновь перехватывая рукоять топора.

— Да, — улыбка Диего походила на акулий оскал, настолько довольным он был.

Топор влетел в дерево с глухим звуком. Жаба, желающий поскорее приступить к очень позднему завтраку, работал намного быстрее, чем прежде. Диего и Мартин растянулись прямо на земле, пользуясь возможностью передохнуть. Горбун, последнее время следующий за Мартином попятам, печальным грачом пристроился рядом под деревом. Именно в этот момент среди деревьев показалась Каттальтта. Хорошенькое личико духа искривилось, когда его взгляд мимолетно скользнул по изувеченному дереву.

— Хватит-хватит, подождите, пока я уйду и не буду видеть этого кошмара, — хранитель театрально прикрыла глаза и прижала к груди ладони, в которых что-то прятала. Из-за ее полупрозрачности, среди пальцев проглядывались острые грани и плавные овалы, напоминающие обычные камни.

Жаба опустил топор, с опаской и любопытством поворачиваясь к Каттальтте.

— О! Леди! — Мартин неожиданно подскочил, удивив этим остальных. — Это, тут такое дело… А можно попросить этого, — он кивнул в сторону недвижимого Горбуна: — за мной не ходить?

— Ты что, они ж безобидные! — Диего заулыбался, не то дразня товарища, не то действительно так считая.

— Я б не был так уверен, — Жаба, напротив, сплюнул.

— Он меня раздражает. Даже поссать нормально нельзя. Встанет напротив и стоит.

Подобное заявление вызвало у пиратов кривые ухмылки и короткие смешки. Однако напряжение в их глазах, когда взгляд падал на духа, все таки проскальзывало. Каттальтта же слушала разговор с ленивым любопытством, которое плавно перетекло в заинтересованность, стоило ей внимательнее вглядеться в Горбуна.

— Возможно, — неопределенно ответила она. А затем сразу сделала пару шагов вперед, подходя к мужчинам ближе. — Вот. Это красиво?

Каттальта вытащила из ладони небольшой камень. Неровные грани, местами сломанные углы и черный цвет, напоминающий уголь, разбавленный водой. Пираты удивленно переглянулись.

— Дай-те, гляну, — Жаба забрал его и стал внимательно рассматривать. Поднял на свет, поскреб ногтем, а после разочарованно выкинул: — Мусор.

— А это? — Каттальта с видом бывалого ученного протянула пиратам следующий уже белый и мутный камень.

— А это просто кварц, — Мартин взял его в ладони, бесцельно поворачивая то одним боком, то другим.

Короткое пояснение хранителю ничего не дало и на главный вопрос не ответило, а потому она сразу же повторилась:

— И что? Красивый?

— Нет, — Диего покачал головой, забирая кварц у Мартина и возвращая его Каттальте.

Та задумчиво взяла его обратно, а после перехватила одной из лиан. В ладонях у нее оставался последний камушек. По виду не очень большой. Она молча положила его в ладони Диего, бывшего к ней ближе других.

— Посмотрим, — парень азартно склонился над руками, рассматривая болотного цвета камень с белесыми полосками. Но через некоторое время, он недоуменно признался: — Выглядит неплохо, но такое я не знаю.

— Дай посмотреть, — тут же потребовал Жаба.

Пока пираты разглядывали маленький экспонат, Каттальтта, наблюдавшая за ними, негромко произнесла:

— Джон сказал, что это нефрит.

— Кто-о? — Сразу же нахмурился Диего.

— Нефрит? — Задумчиво переспросил Мартин.

— Джон. Он там, — хранитель махнула лианой в ту сторону, где находилась наполовину расчищенная площадка и Угорь.

— А я и не знал, что он Джон, — хмыкнул Жаба, возвращая Каттальте камень. — Этот лучше, тех двух, но все еще не очень.

Кивнув, хранитель поманила к себе Горбуна, подобрала лианой первый камень и растворилась среди листвы. Призрак провел длинными паучьими пальцами по штанине Мартина, заставив того дернуться, а затем пошел куда-то в сторону возвышенности, бывшей в северной части острова.

— Вот уродец, — угрюмый пират неприязненно проводил его взглядом.

Каттальтта появилась в обед, когда пираты прятались в тени. Пока ее не было, Горбун больше не преследовал Мартина. Несколько раз мелькал среди листвы, но близко не подходил, практически сразу же уходя прочь. Пиратов это устраивало.

— Я выбрала самый яркий! — Не тратя время на приветствия, хранитель выставила вперед ладонь с зажатым там зеленым кристаллом. Лучи солнца отражались от его граней, словно наполняя светом изнутри. Помня, что раньше именно зеленый нефрит вызвал большее одобрение, Каттальтта для изучения понятия красоты принесла похожий камень.

— Ба, да это ж изумруд! — Угорь стукнул себя по колену ладонью, во все глаза разглядывая драгоценность.

— Где ж вы взяли его, госпожа? — Не менее удивленно спросил Саром.

— Дай-те посмотреть! — Потребовал Диего. — Какой красавец!

Дух передала камень парню, но тот не успел рассмотреть его как следует, ибо Жаба сразу же перехватил его.

— Корабли имеют привычку тонуть, — хранитель пожала плечами, смотря, как Диего отбирает изумруд обратно у Жабы, который пытался рассмотреть его на свету. — А души не могут избавиться от прижизненной привычки собирать всякий мусор.

— И они приносят все вам? — Вмиг оживился Жаба, упуская камень. — Эй, парень! Где уважение к старшим?! — Тут же обратился он к Диего.

— К морскому дьяволу уважение! — Смело фыркнул тот.

— Хватит, — Мартин влез между двумя пиратами, отбирая изумруд и тут же отдавая его боцману.

— Как маленькие обезьяны, что тащат все блестящее и яркое, — Каттальтта кивнула.

Саром поднял камень на свет. Лучи, пронизывая зеленое нутро, высвечивали мелкие дефекты: пузырьки и трещины. Цветастые блики играли на загорелом лице боцмана, заставляя того щуриться сильнее.

— И правда изумруд, — проговорил он.

— Но на острове мы не видели ничего такого… — удрученно качнув головой, Диего с жадностью смотрел на камень.

— Эти призраки хоть и мертвые, но явно не тупые, — Угорь хохотнул, потрепав Диего по голове. — Не будут же они тебе тут разбрасывать свои сокровища под каждым деревом, да зазывать: Эй, Диего, мы тебе приготовили!

— А жаль! — Жаба весело улыбался, но сам неотрывно следил, как Саром возвращает камень хранителю.

Каттальтта обвела их всех взглядом. Забрала изумруд, а затем протянула его обратно на раскрытой ладони.

— Пусть будет вашим, раз он красивый. Кажется, у людей это зовется “благодарностью”.

Жаба и Диего сразу же ринулись забрать камень, вновь начав спорить между собой. И пока боцман разнимал их, да забирал камень, — изумруд должен пойти в общий котел команды, — хранитель поманила за собой Мартина и Угря. Те, бросив мимолетные взгляды на остальных, настороженно последовали за Каттальттой, теряясь в догадках.

Некоторое время все трое шли в молчании. Пираты то и дело обменивались взглядами, но с вопросами лезть не спешили.

— Две пары ушей лучше одной, — с улыбкой произнесла дух, когда они оказались на берегу. — Вам знаком некий Чарли Эртон?

Услышав имя, Мартин вздрогнул.

— Неа, — Угорь протянул неуверенно, крепко призадумавшись. Затем более твердо повторил: — Не. Что за рыбка такая этот Чарли?

Изящно повернув голову и устремив коварный взгляд на пирата, Каттальтта промурлыкала:

— Мартин? Не расскажешь нам?

Тот, враз став еще более мрачным и угрюмым, чем обычно, неопределенно дернул плечом. Нервно запустил пальцы в спутанные волосы и едва слышно рыкнул.

— Мартин? — Угорь же выглядел потерянным и заинтересованным одновременно. Он не понимал, что происходит, но любопытство уже давно и прочно имело в его душе не просто ростки, а целые деревья.

— Дьявол бы побрал этот остров, — недовольно ругнувшись, Мартин все таки сдался. — Я надеюсь, это просто одинаковые имена.

— Зря надеешься, — с садистким удовольствием произнесла Каттальтта.

— Был у меня друг детства — Чарли Эртон или Лопата для своих, — продолжил Мартин, бросив на хранителя мрачный взгляд.

— И что? — Не вытерпел Угорь.

— И ничего! Умер он…

— А точнее был убит дружеской рукой, — как ни в чем не бывало закончила Каттальтта.

Мартин на это ничего не ответил. Его взгляд, полный недовольства, угрюмости и, как ни странно, вины, буравил землю.

— Ладно, что за рука такая — эт мы поняли, — кивнул Угорь, ухмыльнувшись. Он быстро сообразил и не особенно удивился, ведь у большинства из них были темные истории в прошлом, побудившие покинуть родные места. — Но зачем эта Лопата здесь сейчас, хотелось бы знать.

— Потому что душа, которую вы прозвали Горбуном, и есть Чарли, — Каттальтта оглядела пиратов: спокойного Угря и побледневшего Мартина. — Точнее, теперь-то она уже не Чарли, но когда-то им была. Поэтому слушайте внимательно. Ее тянет к убийце. Ибо та боль, испытанная перед смертью, до сих пор с ней. Вообще, смерть — это одно из немногих воспоминаний, которые лучше всего помнит душа. Поэтому Чарли будет возвращаться к тебе раз за разом, даже несмотря на мой запрет. Возможно, ему хватит сил противиться, а может быть, и нет. В худшем случае Чарли попробует утащить тебя на тот свет, Мартин.

— Вот те на… И как нам быть? — Угорь нахмурился, сразу оглядываясь по сторонам, будто Горбун мог прятаться за ближайшим кустом.

Хранитель молча протянула пиратам две плетеные подвески, известные среди испанцев, как мексиканские обереги “Божий глаз”. Их плели из цветастой пряжи на палочках и носили с собой порой по несколько штук. Откуда такую вещь взял дух, оставалось загадкой.

— Пока он с тобой, душа не сможет коснуться и причинить вред, — пояснила Каттальта, когда мужчины взяли обереги.

— Спасибо…

— А мне зачем? — Угорь с подозрением вертел “Божий глаз”. — Неужели тут есть и те, кого в могилу отправил я?

— На случай, если Мартин потеряет свой. Разное бывает. Помощь товарища никогда не повредит.

— Но почему Угорь, а не Саром или кто-то еще? — Мартин закрепил амулет на внутренней стороне рубашки, пребывая в смешанных чувствах.

Задумавшись на несколько секунд, Каттальтта хмыкнула:

— Жаба видит только себя, а Диего слишком юн и неопытен. Я не уверена, что в нужную минуту они решаться помочь. А Саром, — она улыбнулась, — печется о вас всех. Зачем взваливать ему на плечи еще один груз?

Мужчины переглянулись. Мартин посмотрел на Угря совсем иным взглядом, не ожидав, что за веселым и легким нравом прячется надежный человек. Тот же глядел на товарища с интересом и смущением. Признание духа оказалось приятным, но неловким. Когда они вновь обернулись к Каттальтте, ее уже не было. А там, где она совсем недавно стояла, огромная лазурная бабочка тяжело взмахнула крыльями, поднимаясь в воздух.

— Ну все. Теперь я требую двойную порцию жрачки! — Угорь ухмыльнулся и направился к месту отдыха, пряча оберег в карман. Он бы с удовольствием вернулся на берег, где пираты ночевали. Там ему нравилось намного больше, чем в душных джунглях. Но это бы означало, что время, отведенное на отдых, придется потратить на блуждания по тропе. — Иначе скормлю милашке Горбуну, ха-ха!

— Не говори никому про это. Лады?

— А ужин?

— Доторгуешься у меня щас, — Мартин бросил на Угря быстрый взгляд, криво усмехнувшись.

— Никакой благодарности…

Когда пираты вернулись к остальным, то застали жаркие споры. Жаба призывал найти схрон, куда души приносили найденные сокровища. Он был уверен, что тот находится на скалистом холме, куда капитан, перед отплытием, запретил им ходить. Саром, напротив, требовал благоразумия. А Диего молчаливо поддерживал Жабу. Подошедшие Мартин и Угорь не сговариваясь приняли сторону боцмана. После разговора с хранителем, они подозревали, что капитан вовсе не из-за сокровищ запретил заходить на те территории. Да и все заметили, как в некоторых местах душ словно больше, чем в других. Рисковать и проверять гостеприимство местных жителей было опасно.

В итоге Жабе и Диего пришлось смириться. Вскоре пираты вернулись к работе, но у большинства мысли убегали далеко за пределы обработки дерева. Кто-то изредка и незаметно вглядывался в мелькающие тени. Иной разглядывал остальных. А некто и вовсе решил ночью проверить, что скрыто от глаз на холме.

Тощая девчонка сидела на фальшборте и уже добрых полчаса раздражала Моргана слишком пристальным взглядом. Куда бы боцман не направился, взгляд агатовых глаз следовал за ним. От подобного внимания у мужчины чесалось между лопаток и портилось настроение, а нарастающее ощущение, будто вздорная девица собирается его проклясть, навязчивой мыслей крутилось на языке.

— Пернатая крыса! — Чайка, едва не наступив на синюю и ужасно наглую птицу гостьи, неприязненно оглядел ее, прикидывая: а не отдать ли Джулио на суп?

— Бод-жо!

Ара, угрожающе выгнув шею, засеменил по палубе прямо на пирата, отчего тот подрастерял уверенности. Здоровый клюв внушал уважение, даже если сама птица вызывала лишь раздражение.

— Следи за своей тварью, — строго произнес Грант.

— Боджо! Сюда, — девчонка протянула руку, и здоровая птица, шумно хлопая крыльями, полетела к ней.

Морган ругал себя, что разрешил им подождать капитана на борту. Стоило проявить стойкость, да забыть на время, что это дочка Ловкого Эра. Но она смотрела на него огромными глазами и с нескрываемым восторгом без умолку расписывала красоту Отверженного. И Грант не устоял. Знал бы он, что после этого будет ощущать себя крысой перед мордой смелого, но глупого котенка, и выпроводил бы девчонку на берег к брату. Тот, высокий и темноволосый, с длинным лошадиным лицом и щуплым телосложением, ошивался на причале с видом мученика. Морган не переставал гадать, как такой доходяга-сын может быть у быкоподобного Эра.

— Пришел таки, — голос вернувшегося из порта старпома раздался с причала.

— Помяни черта, — Морган ухмыльнулся.

— Здравствуй, отец.

Судя по всему, парень не шибко был рад встрече. Но боцман не стал лезть не в свое дело. Он проверял, хорошо ли закреплен груз на палубе, а потому едва ли обратил внимание на Эра и его сына, когда те прошли мимо в сторону кают.

— Чайка!

Морган недовольно качнул головой, замечая, что стяжка не плотно прилегает к доскам, а сукно, призванное спасти дерево от лишней влаги, съехало в сторону. Это могло стать большой проблемой в будущем. Груз закрепляли строго следуя балансу корабля, и если веревки лопнут, а товар начнет хаотично ездить по доскам, то шансы перевернуться на волнах возрастали в сотни раз.

— Здесь.

— Надо исправить. Если нужно, возьми кого-нибудь.

В это время на палубе появился расстроенный юнга, и пират сразу же обратил на него внимание.

— О, я возьму пацана!

— Мне все равно. Подтяните весь груз, чтобы не пришлось переживать о нем в случае чего, — Морган бросил обеспокоенный взгляд на Малька. — Юнга! Хватит прохлаждаться. Помоги Чайке.

— Бегу!

Малёк, точно маленький воробей, весь встряхнулся и поспешил исполнять задание. Несмотря на это, взгляд его был слегка потерянным и задумчивым. Морган не предполагал, о чем капитан мог разговаривать с юнгой все это время. Но его беспокоили перемены в мальчишке, к которому он успел слегка привязаться.

“Если эта летающая крыса начнет грызть мое тело, я ее сожру”.

Неожиданный голос, полный глубины и бархата, раздался в голове боцмана. Тот невольно вздрогнул, с удивлением оглядываясь по сторонам, пока не остановился взглядом на фигуре Отверженного. По фрегату давно ходили разговоры, дескать некоторые из команды могут ощущать легкую вибрацию, когда касаются обветренных досок. И от этих прикосновений в душе зарождается щекочущее тепло, обещающее счастье. Морган относился к таким разговор скептически, пока сам не столкнулся с подобным, лежа без сознания на палубе. Но голос в голове? Это больше походило на помутнение рассудка.

“Живой корабль — это нормально. Но стоит ему заговорить, так сразу помутнение?” — в этот раз недовольный голос сочился ехидством.

Морган мотнул головой, нахмурившись. Затем направился на нос корабля. Встав недалеко от резной фигуры, он положил ладони на фальшборт, а сам с сомнением разглядывал недвижимого Отверженного.

— И давно ты это можешь?

Боясь, что кто-то услышит, боцман почти не разжимал губ.

“Всегда мог”.

— Но почему молчал?

В этот раз Отверженный молчал дольше. На носовой фигуре были видны следы крюков, сколы, появившиеся после неумелой картечи, и даже пара отверстий от пуль.

“А зачем с вами говорить? Мне хватает Грахго”.

Ощутив прикосновение к руке, боцман опустил взгляд и увидел, как одно из щупальцев фрегата обвивает его кисть. Отверженный неумолимым удавом усиливал хватку, и уже через несколько мгновений, Морган перестал чувствовать пальцы.

“Не забывай о птице. Потому что я не забуду”.

Отпустив Гранта, корабль вновь замер. Но теперь в каждом порыве ветра, движении такелажа и ударе волн боцману чудилось недовольство. Стряхнув с себя оцепенение, он направился к девчонке.

Тяжелые тучи клубились, переливались безжалостной сталью и грозились низвергнуть из себя нескончаемые потоки воды. Вот только команде “Саламандры” на это уже было плевать. Прекрасный военный фрегат, почуяв близкую добычу, оказался слеп к коварным рифам, напоровшись на них, словно мотылек на булавку. Пираты “Марты-Оливии” не стали ждать, пока вода заполнит трюм, сразу же развернув свой бриг. Они щедро накормили фрегат ядрами, уничтожив прекрасную обшивку, сломав мачты и растерзав паруса. Некогда величественное судно, с гордостью несшее флаг Испании, теперь щерилось в небо обломками. Горсть выживших стояла на залитой кровью и покрытой щепками палубе, угрюмо взирая на окруживших их пиратов. Они представляли собой жалкое зрелище.

— Ох, как я давно ждал этого момента! — Воскликнул тощий мужчина в капитанской шляпе.

Его карие глаза взирали на поверженных моряков с кровожадным блеском садиста, наконец-то получившего в свои лапы очередного беднягу.

— Знаменитый и опасный капитан Гонсалес всего лишь на расстоянии выстрела! — Он потянулся вперед, издевательски похлопав плененного капитана по щеке.

— Поглумиться решил, пес? — Гонсалес, статный испанец, чей взор зеленых глаз излучал ненависть и ярость, дернулся, чтобы ударить, но двое пиратов, крепко держащих его руки, не позволили свершиться задуманному.

— Не могу отказать себе в таком удовольствии, — пират не стал спорить, с высокомерностью победителя оглядывая испанцев.

Их было немного. Покрытые копотью, в изодранных мундирах и с пятнами крови. Сломленные и полные отчаяния. Небо расчертила изломанная молния, сопровождаемая громом. Короткая вспышка высветила безжизненные тела, заполняющие палубу.

— И по традиции я предлагаю проигравшим перейти под мой стяг, — пират улыбнулся, переводя взгляд с одного пленного на другого. — Станьте частью моей команды и вы будете жить. Откажитесь и умрете в тоже мгновение.

— Иди к Дьяволу, Ортега, — Гонсалес презрительно сплюнул.

Пират же остановил свой взгляд на Грахго, стоявшего среди пленных, и удивленно приподнял брови. Из распоротой щеки и порезанного века сочилась кровь, но в глазах солдата не было страха.

— Эй-эй, Гонсалес, — протянул Ортега, переводя взгляд с Грахго на капитана и обратно, пока на его лице расцветала предвкушающая улыбка. — А не твой ли это сынок? Прям похож…

От подобного заявления Грахго зарычал, с очередной вспышкой молнии делая шаг вперед. Один из людей Ортега сразу же приставил к его голове пистоль.

— Я стану частью твоей команды, — твердо произнес Грахго, бросив на оружие лишь беглый взгляд.

— Трус! — Гонсалес взревел. — Ты порочишь имя своего отца, предатель! — Капитан “Саламандры” дергался в руках пиратов, желая добраться до перебежчика. — Что бы сказала твоя мать, Грахго?!

— Грахго, как ты можешь?!

— Это ведь грязные пираты!

Бывшие товарищи смотрели на Грахго с удивлением и ненавистью. Только один из них, корабельный кок, выглядел задумчивым.

— Тише, мужик, — пиратам пришлось ударить пленному капитану под колени, чтобы он упал на палубу и поубавил прыти.

— Как интересно… — Ортега с любопытством наблюдал за разворачивающейся сценой, дав своим людям знак не мешать.

— Мне сложно опорочить то, что вы, капитан Гонсалес, так яростно топтали все это время, — Грахго едва сдерживал злость, сжимая кулаки. — Моя матушка молчала, пока о вас пускали грязные слухи. Потворствовала им. Думаете, теперь бы она подала голос?!

— Ты ничего не знаешь, щенок!

— Зато вижу достаточно. — Грахго отвернулся от своего бывшего капитана, вновь смотря на Ортега. — Вы примите меня?

— Только если это не какая-то ваша уловка, — с улыбкой ответил тот.

— Я могу доказать, что нет.

Ортега приглашающе махнул рукой, и Грахго жестко усмехнулся. Боли он уже не чувствовал. Первые капли начинающегося дождя упали на лоб, прочертив неровные дорожки.

— Я обещал твоему отцу сделать из тебя человека, — с горечью прошептал Гонсалес.

— Для этого самим нужно им быть, — холодно произнес Грахго, под неусыпными взглядами пиратов доставая оружие. Порох в нем еще не успел отсыреть.

Он подошел к капитану “Саламандры”, разглядывая его лицо. Они действительно были слишком похожи. И эта схожесть жгла Грахго сердце.

— Я хочу забрать его часы и записную книжку, — солдат вопросительно посмотрел на Ортега.

— Ты мне еще условия тут ставишь?

— Всего лишь просьба.

Ортега покачал головой, разглядывая испанцев. Что-то его привлекало в молодом солдате. Заставляло поверить. Быть может, пират чувствовал, что они, сами того не подозревая, слишком похожи?

— Ну что ж, это будет единственным, что ты оставишь с этого корабля себе.

— Мне хватит.

Не давая себе возможности передумать, а другим как-то помешать, Грахго, не отрывая взгляда от глаз Гонсалеса, вскинул руку и выстрелил.

Грохот вырвал Фанатика из тяжелого сна. Подскочив на кровати, он в страхе огляделся, выискивая врага и катлас. Лучи высвечивали пылинки, потертое дерево и блеклое сукно. В каюте было пусто. Оказалось, от сильного порыва ветра окно захлопнулось, напомнив выстрел и так удачно вписавшись в сон. Грахго растер лицо, приходя в себя. Подойдя к окну, он вновь открыл его. Сердце все еще билось перепуганной мышью, вызывая в душе презрение к самому себе.

— Давно прошлое не терзало меня так.

“Я теряю терпение”.

— Что?

Грахго вынырнул из раздумий, не понимая, к чему клонит фрегат. Он недоуменно огляделся, заметив, что одна из стен кажется непривычно пустой. Будто кто-то закрасил часть рисунка. Но не успел подумать об этом как следует.

“Чертова птица. Она меня нервирует. Обгадила палубу так, что бедному Матео теперь приходится ее драить. И качается на вантах, да примеривается к моим щупальцам…”

— Погоди, какая еще птица?

“Синяя”.

Капитан тяжело вздохнул. Корабль был явно не в духе, а потому показывал свое настроение, точно маленький ребенок. Плюнув на затею выяснить подробности, Фанатик принялся одеваться. Чистая рубашка нашлась сразу. Вскоре после нее был надет камзол и шляпа. Подхватив оружие, Грахго вышел из каюты. Сон помог избавиться от слабости, и теперь только слабая головная боль напоминала о недомогании.

Малочисленные пираты, дежурившие на корабле, в большинстве своем предавались разговорам. Парочка из них в безделье развлекала какую-то девицу миловидной наружности, около которой вился синий ара. Рядом с ними нашелся и юнга, что вытирал доски от птичьего помета. Ближайший к ним канат едва заметно подрагивал вопреки безветренной погоде.

— Кто девку на борт привел? — Грозно спросил капитан, тяжелым взглядом оглядывая компанию.

Девушка, что заливисто хохотала еще секунду назад, умолкла и сразу же спрыгнула с фальшборта, смотря на Грахго широко раскрытыми глазами. Пираты поспешили отойти немного в сторону, перешептываясь между собой:

— А похмелье где?

— Не пьян он был. Я сам кровь видел!

Тем временем девушка шагнула вперед:

— Я сама пришла, капитан!

Несмотря на страх, заметный в проявившейся бледности и во взгляде, говорила она громко и твердо.

— Продолжай, — Грахго лениво подошел ближе, разглядывая насыщенный цвет перьев. Они завораживали, напоминая дорогой бархат, коим обивали кресла в особенно богатых домах.

— Мы с братом хотим предложить вам сделку, кэп, — гостья улыбнулась смелее. — Мы продаем попугаев в Нассау для господ. Цветастые птички хорошо ценятся толстосумами и торговцы щедро платят за них.

— При чем здесь моя команда? — Грахго перебил девушку, переводя взгляд на нее.

В это время ара подобрался к юнге, пытаясь укусить того за торчащие волосы. Мальчишка смотрел на птицу с восхищением и опаской, впрочем, не решаясь погладить.

— Нам нужно судно, что доставит клетки и передаст торговцу.

— Господь все таки благоволит тебе, Грахго, — бодрый голос Милосердного Эди застал всех врасплох.

Со стороны трапа к ним приближался Морган в сопровождении капитана Эдварда Ваймса.

— Ну если даже ты здесь… — Грахго в удивлении приподнял бровь.

— Захаживал к Рамиро, да вот, вызвался принести тебе добрые вести. — Взгляд Эдварда безразлично скользнул по Мальку и переместился к девушке, вмиг став заинтересованным, точно пальцы после сладкого меда, касающиеся кожи. — А тут такая цаца. И ведь что говорит? Тоже зовет тебя в Нассау!

— Тоже? — Морган, явно не понимающий происходящего, встрепенулся. — Мы едем в Нассау, капитан? А как же Саром и парни?

— Не будут брошены. Зачем мне в Нассау, Эди?

– “Мотылек” там вместе с Роузом.

— Какие ветра занесли этого ублюдка в Нассау? — Грахго нахмурился, невольно сжимая кулак.

Он предполагал, что Роуз будет искать поддержки у пиратов, кормящихся с его руки. Но не думал, что тот рискнет сунуться в рассадник лично. Как бы его не выпотрошили местные пираты! В Нассау в основном обитали англичане, предпочитающие грабить испанцев. Куда не плюнь, там можно было попасть на флибустьера. Роуз же работал на маркиза из Валенсии, хоть и выдавал порой своим землякам особенно жирные суда.

— Не плевать ли? — Эди улыбнулся, поглядывая на девушку. — Если что, мои парни с радостью возьмут на борт такую красотку с пташками.

— Ца-ца! Бод-жо!

Ара засеменил по фальшборту прочь от людей. Девушка же, прекрасно узнав Милосердного Эди, старалась не встревать в разговор. О нем ходила дурная слава, от которой могло не спасти родство с Ловким Эром.

— Проследи за ним, Малёк, — сразу же среагировал Морган, помнящий угрозу фрегата.

Мальчишку не пришлось просить дважды. Подхватив тряпку, он с явным облегчением покинул мужчин. К этому моменту Грахго перестал пытаться просчитать возможные последствия действиям Роуза и недобро усмехнулся:

— Хочешь увести у меня из под носа добычу? Не стоит. — Повернувшись к девушке, он произнес: — Я возьму одну треть от твоей прибыли. Согласна?

— Да, кэп, — она протянула ему руку, довольно улыбаясь.

— Ску-у-ка, — Ваймс немного отошел, облокотившись о фальшборт.

— Как тебя зовут? — Грахго взял ладонь девушки, не спеша пожимать.

— Эбигейл.

— Эби, значит? — Капитан провел пальцами по костяшкам пальцев Эбигейл, подмечая, как недовольно она поджала губы и бросила быстрый взгляд на Моргана. — Отлично. Морган обсуди с Эби детали и определите, где будут помещены клетки с птицами, чтобы те не мешали и не сдохли раньше времени.

“Клетки — это хорошо,” — Отверженный, все это время следивший за Боджо, остался не слишком доволен новыми пассажирами.

— Будет сделано, капитан.

Морган, казалось, разделял отношение фрегата, хоть и не мог знать об этом. Он махнул Эбигейл следовать за ним, и они отправились в сторону темнеющего нутра трюма. Увлеченная раздраженным боцманом, девушка даже не вспомнила про Боджо.

— Что еще передал Рамиро? — Грахго встал рядом с Эди, искоса разглядывая его, но в голове пытаясь выстроить маршрут предстоящего плавания.

Перед Фанатиком стояло несколько путей и ряд важных задач. Ему было необходимо доставить птиц и забрать часть своей команды с острова Каттальтты. Но душой Грахго рвался найти так необходимые ему для возвращения фрегата в людской облик сердца нитей Топони. Его останавливала лишь одна вещь: об их местоположении он знал только направления, подсмотренные в воспоминаниях Каттальтты. Грахго не прельщало бороздить моря и надеяться наткнуться на искомое место. На это могло уйти месяцы и годы — слишком много для того, кто и так ждал столько лет. Поэтому единственным шансом здесь представлялось одно нелюдимое племя, которое когда-то помогло частично понять суть Отверженного. Итак, перед Грахго стояло три пути: Нассау, остров Каттальтты и аборигены. Выстроить приоритет капитан никак не решался.

— Вроде как с Роузом будет какой-то священник. То ли монах, то ли кто. Кракен разберет этих святош, — Ваймс насмешливо цикнул, бездумно посмотрев на юнгу.

Ара позволил Мальку погладить свою шею и теперь выгибал ее не хуже рыболовного крюка. Постепенно взгляд Эдварда становился все более внимательным.

— Священник? Ублюдок совсем спятил от страха?

Грахго не представлял, как Роузу может помочь служитель Бога. Уж Фанатик то знал, что никакого рая после смерти нет, да и ад предстает совсем иначе. Господь же, после открытия Топони, представлялся чем-то неопределенным и весьма сомнительным. В отличии от сирен и духов, Бога Грахго не встречал.

— Не знаю, как ублюдок, а эта крыса Рамиро уж точно. Грахго, что за пацан? — Эди обернулся к другу, резко переводя тему.

— Юнга.

— Да понял я, что не конюх, — огрызнулся Ваймс. Но увидев настороженный и в то же время рассеян взгляд Грахго, пояснил: — Знакомым выглядит. Эй, парень! — Внезапно крикнул он Малька. — Иди сюда!

— Он ошивался в порту долгое время, — негромко произнес Фанатик, внутренне напрягаясь. Прятать мальчишку от Ваймса не было возможности, и теперь он надеялся, что за четыре года лицо Матео стерлось из памяти Эдварда.

Юнга же торопливо подошел к двум капитанам, настороженно переводя взгляд с одного на другого. Брошенная птица недовольно поспешила за ним.

— Как звать, юнга?

От простого вопроса Ваймса встревожился и Грахго, и Малёк. Фанатику не нравилось подобное внимание к мальчишке, который мог принести ему достаточно денег. А вдруг Эдвард вспомнит пацана?

Малька мучили схожие мысли. Он прекрасно знал и помнил капитана Ваймса. Из-за воспоминаний от мальчишки исходили волны ненависти и настороженности, перетекающие в корабль и слабым эхом доходящие до Грахго.

— Матео, капитан.

Юнга говорил тихо, смотря на Эди серьезно, но на удивление безмятежно. Вместе с этим он сжал за спиной кулак, впиваясь ногтями в ладонь.

— Давно в Гар-Нуэра? — Продолжал допытываться Эдвард.

— Прилично, — протянул Матео.

— И все таки твоя мордашка кажется мне слишком знакомой! — Эдвард недовольно махнул рукой, силясь вспомнить.

— Я работал у доньи Мэри, капитан. Вы могли видеть меня там.

— Да, возможно… Зубастая, на удивление, готовит отменное рагу, — Ваймс бросил на мальчишку еще один взгляд.

— Лучшее в порту, капитан! — Улыбнулся на это юнга.

Вскоре после этого разговора Эдвард отправился на свой корабль. Грахго обернулся на Матео, который продолжал топтаться рядом. Тот, собравшись с мыслями и тяжело вздохнув, негромко заговорил:

— Я был сыном торговца. Батюшка занимался перевозкой товаров по манильскому треугольнику, — юнга кашлянул, подняв взгляд на Фанатика. Он выбрал золотой маршрут практически кругосветного путешествия, объединяющего главные торговые точки испанской короны: Испания, Филиппины и Америка. — В тот раз было мое первое путешествие. И оно же стало последним… Так я оказался в Гар-Нуэра, сбежав от пиратов, потопивших корабль отца.

Грахго одобрительно кивнул. Сотни кораблей плавали этим путем, никто не вспомнит, был ли на одном из них ребенок несколько лет назад. Торговец же предполагал образование и деньги. То, что нужно, дабы объяснить грамотность Малька.

— Что перевозил твой отец?

— Арахис и какао.

— Я назначу сбор команды сегодня ночью. Ты станешь полноправным членом команды, парень, — Грахго потрепал мальчишку по голове, отечески улыбнувшись.

— Я подпишу кодекс, капитан? — Малёк боялся обрадоваться раньше времени, хоть и испытывал облегчение.

— Именно.

— Бод-ж…

Привычный крик птицы резко оборвался и на людей полетело несколько перьев, отливающих манящей синевой. Когда капитан и юнга подняли головы, то увидели, как канат обхватил недвижимое тельце Боджо и теперь тащит его к разгневанной носовой фигуре.

— Ты убил его?! — Пораженно воскликнул Малёк, смотрящий на корабль с ужасом.

“Я предупреждал. Всех”, — непреклонный голос фрегата прозвучал сразу и у юнги, и у Фанатика.

Зубы Отверженного впились в Боджо, пока ротовые щупальца обхватывали крылья и шею, помогая заглотить тушку ары. Грахго взирал на это с легким недовольством. Все таки, животных он любил.

— Оно шевелится!

Какой-то мужчина на пристане указывал пальцем в сторону фрегата и орал во всю пропитую глотку.

— Охрани нас Господь… — вторила ему шлюха, чье лицо украшал фиолетово-желтый синяк.

— Ты расстроился? — Капитан опустил взгляд на мальчишку, который с болью смотрел, как Отверженный заканчивает трапезу. Крики с пристани Фанатика не беспокоили, хоть он и предпочел бы раскрыть о корабле здесь как можно позже.

— И Эбигейл расстроится, — Малёк поднял длинное перо, лежащее на палубе, повертев его в руках.

Грахго пожал плечами:

— Это будет для нее уроком.

Капитан подошел к трапу, разглядывая небольшую толпу зевак, желающих посмотреть на чудовище в пиратском порту. К их разочарованию, Отверженный более не двигался.

— Да я те говорю! — Не унимался один мужик. — Сожрал синюю птицу!

— Упился до чертей поди, — захохотал другой.

Они переругивались, постепенно втягивая в свою свару все больше людей. И в насмешку им, укрытые бортом, на палубе и тюках лежало несколько синих перьев. Постепенно Грахго потерял интерес к люду.

— Убери здесь, — приказал он юнге. А после уже тише обратился к фрегату: — Давай больше без сюрпризов, старик. Это и так был очень длинный день.

“Я постараюсь удержать свою натуру”.

Тяжело выдохнув, Фанатик направился в каюту старпома. Стоило предупредить Эра о возможных проблемах с торговкой птицами, раз Морган сейчас был занят ею.

Неровный свет ламп высвечивал просторный трюм, сейчас казавшийся удушливой бочкой, набитой сельдью. Орудийные порты для двенадцати пушек, по шесть на каждый борт, были приоткрыты, но едва ли пропускали хоть немного свежего воздуха. В помещении витал запах соли, тухлой воды и пота. Около некоторых балок и гамаков, находившихся ближе всех к орудиям, к ароматам примешивалась и вонь сгоревшего пороха, въевшаяся в дерево и ткань. Впрочем, никто из собравшихся в трюме не кривил лица и не закрывал носы. За месяцы и годы плавания люди привыкли. В теплом нутре собралась практически вся команда “Отверженного” и теперь пребывала в радостном нетерпении.

Взволнованный юнга в компании капитана и Джулио стоял у лестницы на палубу. Именно там, к задней стене, был прибит кодекс “Отверженного”. На потрепанной бумаге виднелись расписанные пункты правил и обязанностей, местами размытые случайными каплями воды. Но Матео знал, под первым листом был спрятан второй: на нем значились имена и фамилии, идущие по кругу, не только как символ равенства, но и чтобы посторонний человек не смог разгадать, где имя капитана, старпома или простого пирата. Во время плавания мальчишка не раз рассматривал кривые буквы и выхватывал редкие имена, уже зная, что и ему придется поставить здесь свою подпись, если он хочет выжить.

— Вы знаете, наш корабль тот еще подарочек, — Грахго хмыкнул, под гогот пиратов оглядывая собравшихся. — И вопреки традициям большинства команд, сначала мы проливаем кровь и только потом подписываемся под кодексом.

Голос капитана, сильный и немного ироничный заполнял трюм, заставляя Малька переминаться с ноги на ногу от волнения. Казалось бы, всего-то поставить маленькую закорючку и дело с концом. Но общая атмосфера таинства на пару с множеством взглядов вселяла в душу мальчишки робость.

— Каждый, кто ступил на борт “Отверженного”, оставил свое имя на этом листе, — капитан указал рукой на кодекс. — Кого-то из них уже нет с нами. Карлос, Джованни, Петро…

— Доран!

— Гюго!

— И Аларик!

Пираты выкрикивали имена товарищей, которых забрало море или унесла с собой пуля. Живой корабль вовсе не был гарантией жизни. Он просто давал преимущества, чтобы отсрочить смерть.

— Но остальные! — Грахго повысил голос, и кривая улыбка, от которой у юнги похолодели ладони, украсила его лицо. — Остальные еще здесь. И они примут в свои ряды нового члена команды.

Трюм наполнился криками и улюлюканьем. Даже мрачный и недовольный Эр позволил себе улыбнуться. В этот момент команда действительно была единым целым, на краткий миг позабыв разногласия и обиды, которые порой проскальзывали внутри. Не привыкший к подобному вниманию, юнга терялся, едва справляясь с желанием спрятаться за спину Джулио. От столь детского поступка его останавливало понимание: Матео уже давно стал взрослым и ему необходимо учиться с этим жить.

— Давай, парень, — капитан положил ладонь на плечо юнги, согревая теплом и вселяя уверенность. Он подтолкнул Малька к кодексу, а Морган протянул перо и чернильницу.

— Не робей, Малёк, — Джулио подмигнул ему.

— И смотри, чтобы руки не дрожали, — рыжий Келпи ухмылялся, облокотившись о ближайшее орудие.

— Ну уж перо пацан держит точно увереннее тебя, дружок, — захохотавший Чайка получил от товарища не самый добрый взгляд, и только стоящий между ними Освальд не позволил начаться драке.

Юнга уже не обращал внимание на слова. Он замер напротив стены, перебарывая очень разные чувства: трепет и отвращение. И пока Малёк делал глубокий вздох, обмакнув перо в чернильницу, Грахго приподнял кодекс, чтобы тот не мешал мальчишке ставить свое имя. Писать было неудобно, но все таки юнга, специально делая буквы кривыми и неровными, вывел: “Матео”. После этого его рука зависла в воздухе, и капля чернил безобразной змеей стекла по ладони, пачкая рубаху. Всего несколько секунд и юнга добавил к имени совершенно чужую фамилию, слышимую им как-то в порту: “Маурелиум”.

— Молодец, Малёк, — Морган потрепал мальчишку по голове. А после добавил: — Но это не все.

— Понимаешь, быть полноправной частью Отверженного может только человек стойкий и решительный. Иначе его ждет судьба трюмной крысы, — Ловкий Эр качнул головой в сторону узкой лестницы, ведущей на самую нижнюю часть корабля, где располагались насосы для откачки воды. — И тебе надо доказать, что ты достоин доверия.

— Но разве я уже не доказал, пока плавал? — Неподдельное удивление отразилось на лице юнги, и большинство пиратов обидно рассмеялось.

Плавая на борту живого корабля, они считали себя лучшими. А потому придумали простой, но действенный способ посвящения, призванный придать им большего веса в глазах остальных головорезов и разбойников. Каждый из них соглашался с желанием капитана и проливал свою кровь на доски фрегата, как только становился частью команды. Но в ответ Грахго поддерживал их желание отдельной инициации новых товарищей после подписания кодекса.

— Ты показал желание быть с нами, но не доказал способность остаться, — Джулио, чье кратковременное отсутствие юнга даже не заметил, вышел из полумрака, держа в руках железный и чертовски раскаленный на конце прут, в котором легко угадывалось клеймо. — Теперь ты должен выжечь на себе знак. Сам.

Подобное юнга никак не мог ожидать. Он все еще надеялся вернуться домой. Но как пройдет возвращение, если на теле мальчишки будет красоваться пиратская метка?

— Я думал, только палачи клеймят преступников, — осторожно заметил Малёк, с сомнениями разглядывая орудие в руках Джулио.

— Ты ошибался, — Морган пожал плечами, улыбаясь и внимательно следя за юнгой, как и все в трюме.

— Пиратство — это обычно билет в один конец, — капитан, облокотившись о лестницу, оглядывал столь разные лица команда. На многих виднелись татуировки и шрамы. — Поставь себе клеймо сам и мы будем уверены, что ты не бросишь нас при первой же возможности.

— А хотя бы при второй, — Коджо выглядел довольным, заглядывая черными глазами прямиком Матео в душу. По крайней мере, именно так казалось юнге.

— Или третьей, — поддержал его Чайка.

— Может, струсил? — Оскал ухмыльнулся.

— Щенок струсил! — Тут же подхватила остальная команда, неприятно засмеявшись.

Такие слова звучали как оплеуха. И юнга упрямо сжал губы. В его голове проносились предостережения Отверженного, глумления старика, разочарованный взгляд Моргана и сетования капитана. Ведь Матео не был трусом! И никогда не станет им, чтобы не опозорить отца и семью. Он должен сделать все, что от него зависит ради возвращения домой.

Это позволило Матео обрести решимость. Он закрутил рукав рубахи, забрал у Джулио клеймо и поднес его к предплечью. Замер всего лишь на долю секунды, и тут же прижал раскаленный металл к руке, страшась передумать из-за промедления. Юнга обещал себе не кричать и даже крепко сжал зубы. Но обжигающая боль ошпарила кожу, в мгновение ока прокатившись по всей руке и выбив из легких воздух. Матео заорал, выронив клеймо. Его пальцы дрожали, а из глаз выступили слезы, пока он морщился от боли и хватал ртом воздух.

Кто-то бесцеремонно вложил ему в ладонь флягу, заставив сделать несколько глотков, от которых юнга закашлялся. Он даже не смог определить, что выпил. Вкуса как такового не было. Только запах спирта, дерева и масла. Матео постарался уцепиться за этот аромат, разобрать его на части и объединить вновь в попытках определить жидкость и, тем самым, отвлечься от боли.

— Ничего-ничего, парень, — сухой голос Мясника раздался совсем близко, а затем широкие ладони с длинными паучьими пальцами легли на плечи юнги.

— Я в порядке, — Матео постарался выпрямиться, оглядываясь по сторонам и протягивая флягу судовому врачу.

Некоторые пираты окружили его, поздравляя. Другие разливали мутный ром по кружкам, что быстро расходились по жаждущим рукам.

— Вижу, — Мясник, худой, но крепкий старик, забрал флягу, и сразу же отдал ее стоящему рядом Чайке. — Но разумею, помощь тебе все же сгодится.

В это время Грахго бесцеремонно взял клейменную руку юнги, разглядывая ожог. Покрасневшая кожа, россыпь волдырей, местами проглядывающее мясо. Матео смотрел вместе с ним, заранее представляя, какие муки его ждут впереди, когда на руку попадет соленая вода.

— Достойно, — Мясник усмехнулся.

Капитан же поднял руку мальчишки вверх, демонстрируя всем хорошо проглядывающее изображение клейма, и крикнул:

— Добро пожаловать в братство!

— Добро пожаловать в братство! — Подхватила команда.

Жаба довольно улыбался, разглядывая тускло блестящие в лунном свете драгоценности. Чутье пирата не подвело его и в этот раз. Ох, и не зря капитан запретил углубляться в остров, а особенно подходить к обветренным скалам! Золотые монеты, причудливые статуи, разбросанные камни, среди которых виднелись рубины и изумруды — малая часть той картины, что открылась пирату.

Здесь хватило бы на безбедную жизнь и старость всей команде. Но капитан решил присвоить все себе. Эгоистичный ублюдок… Это злило Жабу больше всего. Порождало в душе кипящую ярость и желание справедливости. Вся команда следовала кодексу, а в ответ получила предательство.

— Вручу ему черную метку и накормлю сталью, — улыбнулся Жаба, предвкушая, как вернется домой королем.

В его голове возникали яркие картины, манящие к себе беззаботностью, сытостью и роскошью. И Жаба больше не мог противиться. Он упал на колени возле полуразрушенной колонны, став загребать к себе все, до чего дотягивались руку.

— Надо было взять с собой мешок, — посетовал он, запихивая в карманы старинные монеты. В мешке сокровища было бы прятать удобнее.

Увлеченный мечтами и думами о том, не снять ли рубаху, чтобы понести сокровища в ней, Жаба не заметил, как за его спиной стали сгущаться тени. Среди колонн полупрозрачные силуэты образовывали неровную стену, дрожа от негодования и жажды крови. А прямо за пиратом равнодушным призраком замерла Каттальтта.

— Разве капитан Грахго не говорил держаться от этого места подальше?

Ее голос был сродни шепоту ветра. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы Жаба подскочил на ноги, роняя несколько камней.

— Мне стоит испугаться приведение? — Пират нахально улыбнулся, нервно оглядываясь по сторонам. Он все еще сомневался, что духи могут что-то сделать живым.

Тем не менее, бессчетное число душ, окруживших его, вселяли в сердце беспокойство. Жаба плавно стал отступать ближе к краю обрыва, с которого было прекрасно видно бухту и лагерь пиратов. Единственное место, где душ не было. Слишком явная ловушка, но иного пути пират не видел.

— Поздно.

Лиана Каттальтты метнулась вперед, толкая Жабу в грудь. Охнув от неожиданности, пират упал, поцарапав ладони о выступы камней, а несколько монет выпали из его рук и сорвались с обрыва. Голова свесилась над бездной, а перед взором предстали слабые силуэты деревьев у подножия.

— Вот дрянь! — Жаба посмотрел вниз, а после перевел взгляд полный ненависти на хранителя.

Однако это не тронуло Каттальтту. Она махнула рукой и равнодушно отвернулась, позволяя душам закончить начатое. Те кинулись вперед сворой голодных псов, погребя под собой пирата. Каждая из них стремилась урвать кусок или хотя бы оставить царапину. В слепом желании уничтожить наглеца, посмевшего придти к руинам храма Каттальтты, души протащили Жабу оставшееся до края расстояние, а после сбросили вниз, продолжая цепляться за его тело до самой земли. Крик пирата, падающего в темноту, разбил ночную тишину на десятки осколков.

Легкое беспокойство надоедливой мошкой зудело в голове, вырывая Мартина из крепкого сна. Он недовольно потянулся, перевернулся на другой бок и постарался вновь уснуть. К сожалению, сон не шел. Напротив, с каждой секундой пират становился все бодрее, пока, в итоге, все таки не открыл глаза. Вокруг царствовала темнота, что сгущалась сильнее около тлеющих углей. В отличии от Европы, ночи на островах были поистине черными, напоминая заброшенные шахты.

Пираты спали вповалку после тяжелого дня. Но Жабы, дежурившего ныне, нигде не было видно. Мартин прищурился, пытаясь разглядеть товарища среди деревьев. Потерпев поражение, он поднялся и направился к кромке леса, на ходу подтягиваясь и стараясь не наступить на спящих.

— Отлить отошел что ли? — Негромко озвучил Мартин свои мысли.

Ведь это простое желание разбудило и его самого.

Пирату не хотелось уходить сильно далеко от лагеря. Неясные силуэты мелькающие среди деревьев заставляли волосы вставать дыбом. Но и справлять нужду там, где ешь и спишь, Мартина не прельщало. Углубившись в заросли на несколько метров, он пристроился около кривого дерева. Вокруг было неожиданно тихо и спокойно, отчего в груди разливалось умиротворяющее тепло, конечно, если прикрыть глаза или поднять взгляд к небу. Что Мартин не преминул сделать. На черном небосводе россыпью осколков горели звезды.

Вот только насладиться моментом в полной мере пират не мог. Стрекот тропических насекомых, шум прибоя и крики ночных птиц разбавлялись далеким шепотом, редким плачем или смехом, что разносились то тут, то там в отдалении. Среди них ему почудился и голос Жабы.

Затягивая пояс, Мартин в недоумении открыл глаза и сразу же дернулся назад, больно ударившись спиной о ветку позади. Прямо перед ним, раскачиваясь на длинных руках, висел Горбун. На его лице отсутствовали глаза, нос ил губы, представляя гладкую поверхность. Но даже так Мартин ясно понимал: дух взирал на него с удовольствием, будто бы ухмыляясь в предвкушении.

— Что ты забыл здесь, приятель?

Пират потянулся к рубахе, где был спрятан оберег, подаренный Каттальттой, и похолодел от слизкого страха, легким перышком скользящим по позвоночнику. Рука нашарила только грязную ткань.

— Что за…

Оберег весь день был рядом с Мартином, кроме вечернего купания в море. Как он умудрился потерять его?! Эта ненужная мысль билась в голове, пока пират медленно отходил в сторону.

Дух разжал ветку и бесшумно рухнул в раскидистый куст. Его горб задрожал, напоминая застывший бараний жир и притягивая к себе взгляд. Но Мартин, воспользовавшись моментом, не стал разглядывать его, сразу же сорвавшись с места. Передвигаться в темноте было непросто. Он то и дело поскальзывался на корнях, попутно отмахиваясь от веток. Неприкаянные души разлетались прочь, неясными мазками мелькая где-то по бокам и добавляя скорость пирату. Ведь каждая из них могла оказаться Горбуном.

Отчаянный бег оборвался, когда за спиной Мартина в сотнях шагах позади раздался злобный детский вопль, от которого сердца забилось еще быстрее. Только тогда пират резко остановился с сожалением и ужасом осознав, какую глупость совершил. Поддавшись панике, Мартин бежал прочь от Горбуна, совсем не заботясь о том, куда он держит путь. И теперь вокруг пирата были лишь слабые очертания джунглей да темнота.

— Дьявол!

Выругавшись в сердцах, Мартин огляделся по сторонам и прислушался, пытаясь унять гулко бьющееся сердце. Перекатывающимся шепотом стонали души в глубине острова, какая-то ночная птица выпускала короткие трели у соседнего дерева, а немного правее гудело и рокотало море. К нему пират и направился, пытаясь наступать как можно тише и все время оглядываясь по сторонам. Это и спасло Мартина, когда из-за ближайшего дерева выскочила полупрозрачная рука с огромными ладонями. Пират отшатнулся в сторону, пропуская конечность духа правее, а после бросился вперед. Его единственной надеждой было добраться до Угря, у которого находился второй оберег. И Мартин прекрасно понимал это.

Он бежал вперед, подгоняемый тишиной за спиной. От осознания, что Мартин не услышит приближение духа, его сердце билось где-то в горле. Когда впереди среди просвета заблестела вода, легкие пирата горели не хуже, чем огонь в кузне. Только раздувал жар тут вовсе не мех. Это добавило пирату скорости, и он позволил себе улыбнуться сквозь надсадное дыхание. В это же мгновение Мартин ощутил резкую боль в голове от удара и рухнул в песок, выпав из монолитной стены джунглей на берег.

По виску побежала кровь. Но пират не чувствовал ни ее тепла, ни ее движения. Боль пульсировала в голове, пока Мартин вставал на четвереньки. Его мутный взгляд устремился на кромку воды, где пенились волны, и тогда он ощутил прикосновение. Длинные пальцы Горбуна коснулись его лба, схватили за влажные волосы и оттянули голову назад.

— Ча… Чарли…

Мартин не видел, что дух устроился у него на спине, нависая над головой безобразным сгустком злобы. Но чувствовал, как неожиданно острые не то пальцы, не то когти царапают незащищенное горло. Он попытался схватить Горбуна за руку, но нащупал только собственную кожу. Пират приготовился к смерти, когда услышал вопль, что разнесся над островом неукротимой волной. Следом послышалась неразборчивая ругань вдалеке и все стихло. Мир сузился для Мартина до размеров призрачного существа.

Горбун свесился вперед, заглядывая в глаза пирату, и его пальцы надавили на горло, вспарывая кожу и орошая черный песок кровью.