Посредники

ГЛАВА 18

Эту хитрую науку Вив именовала изящным словом «видение», но Мотылек для себя определял ее как теорию существования эльфов, каковую и пытался изучать вот уже четыре года. Само их племя, в свою очередь, было одержимо страстью к систематизации объектов человеческого мира, к составлению различных перечней, систем, списков и классификаций, на первый взгляд довольно бессмысленных, — туда были включены все хитросплетения частиц и газов, плазменных тел и электромагнитных феноменов, посредством которых Вив пыталась наладить связь с незримым миром.

Будучи одним из тридцати ныне существующих в мире носителей титула «Потомок», Вив несла обязанность читать, улавливать и использовать энергию, которая струилась между измерениями (и сознаниями, согласно теории струн[52]) в виде геофизических феноменов: торнадо и ураганов, молний, северного сияния, землетрясений. Множество явлений меньшего масштаба также могли служить признаком промежуточной активности измерений — например, шаровые молнии и даже огонь, который есть не что иное, как относительно низкотемпературное плазменное явление. Способности к этому она получила от предшествовавших ей Потомков, тех, которые обучали ее, и со временем ей предстояло передать их следующему Потомку, которого станет обучать сама. Скорее всего, этим следующим Потомком должна была стать Ундина. Эту девушку Вив знала с рождения. В течение тех лет, которые предшествовали инициации Ундины, Вив не раз приезжала в Портленд из мест своего обитания — гор Нью-Мексико, специально для того, чтобы подготовить девочку, а заодно и присмотреть за индуктором, который переехал сюда со своей родины — Аляски.

Наставницей Мотылька Вив стала случайно, и этот случай он считал для себя счастливым. В Лос-Анджелесе, несколько лет назад до этого — в Нью-Йорке, где он встречался с подменышами из атлантического кольца, о Вив говорили как о Потомке с колоссальным даром космологического предвидения и мудрости. Ее считали почти преподобной, хотя подменыши осторожно употребляли слова с религиозным оттенком.

«Мы — магнетические физические существа, — часто напоминала Вив молодому человеку, — ни ангелы, ни боги. Мы обитаем в этом мире ровно столько, сколько нам нужно, чтобы обрести самосознание».

Для удобства своей деятельности Вив получила в Беркли степень доктора наук. В Нью-Мексико она читала и изучала знаки, на собраниях же появлялась лишь в случае необходимости. Сам Мотылек имел гораздо более низкую степень посвящения, и его «видение» имело мало общего с его якобы сверхчеловеческими силами. Эти слова все еще вызывали у него улыбку. Когда-то он сам впервые пришел на поляну в лесу в канун очередного солнцестояния и едва не рехнулся, так же как Никс, Ундина или Моргана, но за несколько лет, прошедших с тех пор, узнал об этих самых силах намного больше.

Но свою способность разгадывать предзнаменования он считал довольно прозаичной и вполне человеческой.

В качестве звонка с неизвестных номеров он поставил мелодию Майкла Джексона — «Триллер». И лишь один человек звонил ему с такого номера — с очередного платного телефона, как в старые добрые времена.

— Слушай, Никс! — с невольной грубостью воскликнул Мотылек.

Разумеется, каждый проводник должен быть готов к тому, что посвящаемый попытается сбежать от своего кольца, но Никс удрал слишком рано и внезапно. И совершенно очевидно, что это было как-то связано с Бликом. До сих пор резатель держался в стороне; Мотылек жил в страхе перед собственной смертью, но знал, что Блик боится того же самого. Любая их встреча была опасна для обоих. Теперь Блик получил преимущество, почувствовав поблизости живого индуктора. Иначе Вив не объявилась бы на собрании, рискуя собственной жизнью. Мотылек клял себя за то, что оказался не готов к появлению Блика на «Кольце огня». А тот еще и зверушку с собой приволок! Этот подлый резатель всегда был таким.

Секунду в трубке стояла тишина.

— Ты подонок, — наконец нарушил молчание хриплый голос Никса.

Злоба, звучавшая в этих словах, изумила Мотылька. Неужели он настолько взбешен?

— Успокойся, Никс. У нас впереди долгий путь, и я предлагаю тебе свыкнуться с мыслью, что нам придется действовать вместе.

Примерно это сказал когда-то Мотыльку его собственный проводник, хоть и не так бестолково. У них с Бликом был один и тот же проводник, и он обоих подставил, хотя скорее по невниманию, чем сознательно. Вив тогда отметила особо, что им не повезло — их проводник больше интересовался тем, чтобы использовать новоприобретенные знания ради «практики». Мотылек содрогнулся, вспомнив слово, которое так смаковал его старший наставник, описывая свои человеческие потребности… Подготовка к исходу испуганных и очень одиноких, если не считать собраний раз в несколько месяцев, подменышей его занимала гораздо меньше. Блик видел преимущества такого положения вещей, Мотылек же только сейчас их обнаруживал. В результате поведение их проводника привело к потенциально опасным последствиям. Мотыльку достаточно было взглянуть в зеркало, чтобы убедиться в этом.

Он будет другим: менее эгоистичным, более сострадательным, станет уделять обучению подменышей гораздо больше внимания. И тем не менее, пытаясь хоть что-то объяснить Никсу или Ундине, Мотылек чувствовал себя словно сопляк шестиклассник, пробующий свою первую сигарету. Лучше не думать, как будет выглядеть его встреча с Морганой!

— Где ты? — спросил он. — Что с Ундиной?

— Ундина не желает со мной говорить. Это ты виноват.

В голосе юноши что-то изменилось: Никс всегда был дерзок, но этот новый тон звучал скорее мрачно.

— Ты меня слушаешь?

— Конечно. Что случилось?

— Ты должен знать. Обязан. Ведь это ты наш проводник.

Мотылек вздохнул. Вызов в голосе Никса выводил его из себя. Как у него только наглости хватает?

— Спокойнее, новобранец. Я ничего не знаю. Я ваш проводник, но я не умею читать мысли. Я просто знаю чуть-чуть больше тебя. И ты бы тоже это знал, если бы не слинял, а слушал Вив…

Мотылек знал, что так говорить нечестно: Никс искал зверушку, ее притащил Блик, девчонку из местных, которую Мотылек помнил в лицо, но не знал по имени. Однако сдержаться он не смог — агрессивность Никса, его обвиняющий тон выводили Мотылька из себя, мешали играть положенную роль. В памяти звучал голос Вив:

«Нет. Не так. Ты делаешь неправильно. Еще раз. Будь внимателен. Сосредоточься, Мотылек, сосредоточься».

— Дело в Нив. Она в беде. Я не знаю, что делать. Я видел свет вокруг нее.

— Ты видел кольцо? — В голосе Мотылька невольно прозвучало напряжение. — Ты можешь видеть его сейчас? На той девушке?

— Кажется, могу… — ответил Никс и умолк.

— Она была права, — еле слышно выдавил Мотылек.

— Что? Кто был прав?

— Никто. Слушай, Никс, — перебил его Мотылек. — Есть некоторые вещи, о которых я должен тебе рассказать. Включая… насчет света, который ты видишь. И Тима Бликера. Все, что ты пропустил, когда удрал. Встретимся в парке на закате, на том же месте, где обычно, возле поляны. Я свяжусь еще с Морганой и Ундиной…

— Ундина не придет, — перебил его Никс. — Она не желает иметь с тобой дело, чувак. Ты должен это знать. Она чуть ли не пинками выставила меня сегодня днем. Даже полицию вызвала.

Верить этому не хотелось, но Мотылек знал, что это правда. Он вздохнул. Ундину ему придется убедить позже, а сейчас нужно встретиться с остальными. Блик что-то задумал насчет зверушки, и, чтобы ему противодействовать, он, Мотылек, должен выстроить свое кольцо. Более того, уже началась цепь событий, которые, надо надеяться, завершат его долгожданный исход. Искра зажглась.

— На закате, — повторил он.

— На закате, — эхом ответил Никс.

Мотылек закрыл тонкий серебристый телефон, услышав успокаивающий негромкий щелчок. Гораздо больше, чем все эти уловки — «пыльца», Потомки и прочее, — его впечатляли плоды человеческой деятельности, получаемые без всего этого. Существование в качестве подменыша не оставляло места жульничеству или неопределенности — либо ты был им, либо нет, и это оказалось самым трудным из всего того, с чем Мотыльку пришлось свыкнуться после инициации. Но эта непоколебимая неизменность никогда ему не нравилась.

Душа болела при мысли о расставании с этим миром — миром, где рождались фантазии, где можно было плутовать. В Новале, как он знал от Вив, никому ничего не сходит с рук, все кристально ясно и все имеет объяснение. Даже здесь во время подготовки к исходу полагалось действовать только по правилам: помни теорию, повинуйся Потомкам.

А он все еще чувствовал, что у него есть сердце, и это выдавало его привязанность к человеческому роду, среди которого он жил.

Мотылек знал, что назначенный ему срок почти уже настал. Что бы ни случилось с нынешним кольцом, оно приведет его к исходу — и он наконец освободится, что ему обещали очень давно. Отсрочка плохо сказывалась на теле Мотылька, и он едва мог дождаться, пока Никс, Моргана и Ундина выучат положенный урок. Раньше ему не удавалось отыскать дверь в незримый мир, но теперь она находилась прямо перед ним.

Правда, мысль о том, чтобы на веки вечные войти в Новалу, пугала его. Там у него не будет постоянного тела, ему не грозят смерть и боль. Там все его существование станет абсолютным и бесконечным самосознанием, пропускаемым через каждый отдельный разум в стае, способным по своей воле скользить туда-сюда по нижним измерениям. Одна только мысль об этом приводила его в смятение. В конце концов, он же преодолел ошибки прежнего кольца, добился доверия Вив и доказал ей, что достоин. Оставалось только выполнить последнее задание, но события разворачивались с ошеломлявшей его стремительностью. Он ждал знака, но какого? Письма по электронной почте?

Нет, Мотылек.

Вив направила его сюда, в Портленд, чтобы подготовить эту троицу. Редко случалось так, чтобы индуктор и потенциальный Потомок жили рядом, а в этой части планеты такого не было вообще никогда. Даже Моргана, обычная морфа вроде него самого, обладала немалыми возможностями. Все указывало на то, что в долгом противостоянии с вероломными резателями у них появился новый потенциал. И явно неслучайно именно Мотыльку выпало инициировать этих троих.

Все шло так, как должно было идти: быстро и яростно. В конце он узнает все, что ему следует знать. Он будет готов… поистине готов… к исходу. Как и обещала Вив, дверь откроется сама собой. И одним из ключей к этой двери был тот человек, который только что звонил ему, — Никс, пришедший из ниоткуда.

Моргана сидела на корточках возле наполняющейся ванны, время от времени пробуя рукой бутылочно-зеленую воду. Скоро приедет брат, и ей хотелось помыться. Образ К. А. витал вокруг нее во влажном теплом тумане, пока она снимала кимоно, вешала его на крючок и запирала дверь ванной.

«Ты знаешь, как отвлечь его, Моргана?»

Вода неожиданно оказалась горячей — ее обожгло так остро и сильно, что она сперва почувствовала холод, но потом теплая волна накатила на спину. Она села на дно, вода закрыла ей грудь и успокоилась.

Всего лишь час назад она набрала номер Нив Клоуз и заверила ту, что звонит по поручению К. А.

— Он предлагает тебе встретиться в «Краке» через сорок пять минут, — сказала она девушке.

— Ой, здорово! Конечно! — тут же выпалила Нив своим девчоночьим звонким голоском, а Моргана ощутила разом чувство вины и облегчение.

Связаться с К. А. Нив сейчас не сможет: тренер Гонсалес запретил пользоваться мобильниками в автобусе. И хотя Нив сказала, что сидит под домашним арестом из-за какой-то дебильной вечеринки в горах, которую даже не помнит, Моргана была уверена: Джейкоб Клоуз ничего не будет иметь против встречи дочери с «этим качком», как старик называл ее брата.

— Спасибо, Морри, — ответила Нив и прошептала: — Скучаю по тебе.

— Я тоже, — невнятно пробормотала Моргана и повесила трубку.

Потом она позвонила Блику и сообщила, что если ему нужна зверушка, то пусть пользуется шансом.

— Я тебе что-нибудь должен? — спросил он.

— Только то, что обещал.

— Завтра? Ты уверена, что готова? — В голосе Блика слышались те же мерзкие интонации фальшивого флирта. — Ты хоть понимаешь, что тебя ждет?

— Там разберемся.

— Хорошо. Хорошо. Просто замечательно. — Он заржал и, судя по голосу, прижал трубку крепче ко рту. — Мне нравится твой подход. Здорово! Тебе понадобится помощь, поскольку в ближайшее время наш смазливый гаденыш не научит тебя ничему существенному. Ты — морфа. Как я, как Мотылек и как еще прорва подменышей. Ты способна переселиться в другое туловище, если убьешь его прежнего хозяина. Это твой дар! — с медоточивой интонацией пропел Блик. — Проблема в том, что пользоваться этим даром очень, очень непросто. А уж если он отобьется от рук — дело дрянь. Думаю, ты сама уже в этом убедилась благодаря детским опытам на кроликах. Но Мотылек в своих исследованиях зашел довольно далеко, и потому тебе стоит его послушать, чтобы использовать его достижения нам во благо.

— Ладно… — Голос Морганы увял. — Нам во благо?

— Ты ждала чего-то другого, девочка? — Ржание Блика резало ей слух. — Это тебе не какая-нибудь гребаная Сила, Моргана. Этому не научишься, пройдя краткий курс. Хочешь знаний — будешь работать для этого, держать ушки на макушке и тогда научишься всему.

— Это и есть твой урок? Я отправила к тебе девчонку, а взамен получила дебильный совет сесть помедитировать?

— Придержи язык. Я предлагаю тебе некоторое время поучиться слушать. Ты действительно понятия не имеешь, о чем ты говоришь. А мне уже пора бежать. У меня свидание. Да, и если сможешь, притащи Никса. Нет, ее — если сможешь, а обязательно притащи Никса. Или кого-нибудь еще.

Вот, собственно, и все.

Моргана скользнула в воду, пытаясь расслабиться. Дар? Моргана д'Амичи по определению обладала даром. Оставалось лишь выяснить, в чем конкретно он заключается. Сосредоточься, Моргана, велела она себе и закрыла глаза, чувствуя, как ее тело обмякает в теплой воде.

Значит, морфа. Она — морфа.

В сознании всплыла картина: белое поле, одетое непроглядным туманом. В тумане маячили какие-то неразличимые силуэты — не более чем просветы в клубящейся белизне, принимающие безличные продолговатые формы, скорее лишь завихрения снежно-белой пены. Прохладный воздух остужал кожу. Волоски на руках встали дыбом, лопатки уперлись во что-то твердое. Перед ней возникло черное пятно, выплывшее непонятно откуда. Сначала показалась лишь крошечная трещинка, едва заметная, словно дурное предзнаменование или знак одиночества. Отстой — Моргана была не одна. Из трещинки к ней потянулся черный колеблющийся усик — тоненькая колышущаяся лапка темной энергии.

Когда Моргана была маленькой, такое уже случалось — в лесу, вот как все это началось. Там были и другие, старше ее, стоявшие в кольце. Она пыталась убежать, но лишь упиралась спиной во что-то холодное…

Она принесла Нив в жертву и тем совершила первое настоящее зло.

Неожиданно нахлынул сквозняк — Моргана задохнулась и распахнула ресницы. Вода залила рот, попала в глаза, она принялась отплевываться и откашливаться. В черной щели приоткрытой двери мелькнуло смущенное и пристыженное лицо брата.

— Прости!

Моргана едва успела его заметить, как он захлопнул дверь и сказал уже снаружи:

— Ой, извини, пожалуйста. Не знал, что вы привыкли принимать ванну в середине дня, мисс Хилтон.

Не отвечая, Моргана села, уставившись на воду. К. А. нервно кашлянул в коридоре.

— Звонила мама. Она едет домой. Спрашивала, не хотим ли мы пообедать в «Фабрике спагетти». Я пообещал, что выясню, как у тебя сегодня с работой.

Он поскреб пальцем дверь — точно так же, как в детстве, когда просил, чтобы его впустили.

— Ты же знаешь — как настоящая семья. Я собирался позвонить Нив, узнать, не хочет ли она тоже поехать.

Моргана подняла голову. Внутри ее что-то происходило — нечто связанное с посетившим ее видением, и она боялась этого. «Морфа», — повторила она. Ночи в лесу. Потрескивавший кокон.

— Морри, ты там в порядке?

Она встала — вода текла с нее потоками. Сняла кимоно с крючка, завернулась в него — тонкий хлопок прилип к мокрому телу. Она провела пальцами но полосам и глянула на себя в затуманенное зеркало — черные брови, черные блестящие волосы, синие глаза. Она все еще была здесь, та же самая Моргана, чистая, как свежевыпавший снег.

Моргана открыла дверь и встала на свету. Низкий вырез кимоно открывал грудь, вокруг клубился пар.

— Привет, Кака. — Она улыбнулась сестринской улыбкой и дотронулась до плеча брата.

— Привет. — К. А. вспыхнул и наклонился, чтобы чмокнуть ее в щеку.

Какая, должно быть, она нежная, и как замечательно от нее пахнет.

— С приездом, братец.

Она вернулась в ванную, взяла полотенце и принялась небрежно вытирать волосы. Тянулись сладостные секунды. Она ни капли не будет похожа на мерзкого грубого Блика с его луковой вонью изо рта. Она станет иной разновидностью резателя — ей представилась трепещущая, соблазнительная ножка, высовывающаяся из белого кокона.

Улыбнувшись, Моргана повернулась, чтобы уйти к себе в комнату. К. А. пошел следом.

— Обед с мамой — это классно. Я ее уже несколько дней не видела. — Она посмотрела на брата, — Столько дел! Уф. Но это ерунда, главное — как ты? Как тебе лагерь? Господи! Добро пожаловать домой, Кака! Я скучала по тебе.

Во взгляде К. А. промелькнула легкая тень, но Моргана ее заметила.

— Я в порядке. Тренер устроил мне промывку мозгов, что-то типа «будь крутейшим среди сильнейших» и прочая хрень. Мне это нравится, но, черт, после колледжа я хочу заняться чем-нибудь другим. Не думаю, что в конце концов перейду в профессиональный спорт. Четырех лет в колледже мне хватит, чтобы набегаться с мячом.

К. А. прокашлялся и покрутил в руках серебряное пресс-папье в форме змеи со стола Морганы.

— Нив звонила, пока меня не было? Мы разговаривали, когда я только приехал туда, а последние несколько дней я пытался дозвониться ей на трубку, но она выключена.

Моргана посмотрела в зеркало на своего брата, который стоял, как обычно, у нее за спиной, глядя на письменный стол.

— Как бы то ни было, я собираюсь прямо сейчас к Джейкобу — сделаю сюрприз, заберу ее, и тогда мы все вместе сможем отправиться на ланч.

Он глянул на часы.

Моргана кашлянула — в основном чтобы привлечь его внимание, и это сработало.

— Ты не против?

— Слушай. — Моргана медлила, кусая губу, всем видом говоря: «Я знаю, тебе будет нелегко. Не хочу тебя расстраивать, но придется через это пройти…»

— Я не хотела лезть во все это, пока ты был в отъезде, но…

— Что? — К. А. пристально взглянул в лицо сестры.

Она снова опустила глаза, страстно желая залиться краской.

— Прости, что мне приходится сказать тебе такое, но… Нив совершенно неподходящая девушка. С тех пор как ты уехал, она постоянно ошивалась с Тимом Бликером, и последнее, что я слышала… — Моргана повернулась лицом к двери, расчетливо выдерживая паузу. — Она была еще и с Никсом. На вечеринке, про которую говорил весь Портленд. Кто-то видел их вместе.

Глаза К. А. сузились.

— На «Кольце огня»? Откуда ты знаешь? Ты была там? Кто их видел?

— Я просто слышала, как народ болтал в «Кракатау». Ты же знаешь, я не собираю слухов.

Она замолчала и взглянула на него.

— И я им не верю… как правило. Но со времени твоего отъезда от Нив никаких вестей. Она просто откололась от компании, исчезла. Никто не знал, где она, но я слышала, как кто-то говорил про нее и Блика, а потом про Никса. Слушай, все знают, что Нив балуется «пыльцой». Точнее, получает ее от Блика.

К. А. прижал ладони к глазам. Моргана знала, что брат вот-вот расплачется, и хотя она не считала важным, плачет он или нет, у нее в тот момент не хватило духу утешать его.

— К. А., она облажалась. Выбрось ее из своей жизни.

— Лучше я сам позвоню ей.

— Зачем? Чтобы выслушивать ее обдолбанные извинения? Ты же знаешь, как это выглядит. Поиски внутреннего «я». Эгоизм. — Моргана шагнула ближе. — Ты помнишь, как это было, когда отец запил? Помнишь, как плохо все было? Как он плевал на всех, кроме себя, любимого, красномордого идиота? Послушай, если Нив даже не звонила тебе, это значит, она скатилась на самое дно. И знаешь что? Там ей самое место. Ей стоит упасть на дно, чтобы понять, чего она стоит на самом деле, кому она обязана и должна быть благодарной.

Слова насчет благодарности Моргана подчеркнула.

— Но я просто не могу не позвонить ей. Я…

— Почему, черт подери, не можешь? Она же тебе не звонила? А Никс? Да брось, Кака. Он якобы один из твоих лучших друзей. Какого черта, по твоему мнению, они делали вместе? Кроссворды разгадывали? Они не встречаются. Ты сам это знаешь. И разве Никс не был влюблен в Ундину все последние недели?

Вместо ответа К. А. только моргнул, и Моргана заговорила еще быстрее:

— Что-то происходит, ты сам это знаешь, и втягивать тебя в это — последнее дело. У тебя есть будущее, К. А. Ты рожден для лучшего. Мы оба рождены для чего-то большего. Ты не должен иметь ничего общего с теми, кто вляпывается в то же самое дерьмо, в которое тебя втягивал наш папаша. Это просто нечестно. Ты заслуживаешь лучшего.

Она следила за ним, направляла его — точно так же, как делала это с самого детства. Моргана всегда была сильнее, она могла выдержать все. Это она будила отца, заснувшего посреди гостиной, и уговаривала его перелечь на кровать в компании банки пива. Именно она успокаивала К. А., когда Ивонн уходила куда-то на ночь глядя, она была и матерью, и сестрой, и другом для своего маленького братца.

Положив ладонь ему на затылок, она запустила пальцы в светлые вихры, притянула к себе голову К. А. и обняла его — нежно и крепко, как сестра.

— Все будет хорошо, — шептала она. — Просто оставь ее на некоторое время. Ты сделал все, что мог. Она сама должна принять решение, чего она хочет.

Моргана еще раз стиснула брата в объятиях и прижалась лбом к его лбу.

— Я не дам ей причинить тебе вред, братик. Не дам. Я этого не хочу.

В соседней комнате заиграл а старомодная мелодия под названием «Прованс» (Моргана поставила ее на телефон, потому что ей казалось, что это шикарно звучит). Девушка выпустила брата из объятий, на миг прижала ладонь к его щеке.

— Это меня. А теперь позвони маме и скажи, что встретимся в «Фабрике спагетти». Только мы трое, наша семья, да? Чесночные хлебцы. Ммм…

Она улыбнулась К. А., и он изо всех сил постарался изобразить ответную улыбку. Потом Моргана боком проскользнула мимо туалетного столика, направляясь в спальню.

— Буду готова через пять минут. — Остановившись, она задумчиво посмотрела на брата. — Мы справимся с этим. Мы всегда справлялись.

Когда он повернулся, чтобы найти свой телефон и позвонить матери, он уже не улыбался, но Моргана знала, что ей удалось его провести. По крайней мере, она заставила его плакать, а это уже что-то. Теперь он не станет звонить Нив или пытаться увидеться с ней как минимум до завтра, а тем временем эта шлюха уже будет устранена.

В спальне она с удовольствием бросила взгляд на одежду, заранее приготовленную и разложенную на постели. Моргана уже забыла, что разложила ее перед тем, как принять ванну. Пока она искала свой сотовый телефон, звонки прекратились, но даже прежде, чем она успела заглянуть в список пропущенных вызовов, пришло смс-сообщение группы «личное».

Гадать, кто автор сообщения, не приходилось — подпись «М» говорила сама за себя. Из другой комнаты послышался голос К. А. — он беседовал с матерью, докладывал о поездке в автобусе до дома и договаривался о встрече за обедом.

Сама невинность!

Моргана покачала головой и тонко улыбнулась. Как все оказалось просто! Даже с Бликом.

Мотылек — это другое дело. Как хорошо, что летом солнце заходит поздно, — ей на все хватит времени.

За крылом летевшего в Чикаго самолета опускалась ночь. Тьма поглощала горизонт. Чернила, масло. Перманентный маркер. Мамины волосы. Цвет зимнего леса, похорон, дорогих костюмов, цилиндров, вдовьей траурной вуали. Длинных плащей, застывшей лавы и волос той женщины. Черный — ее, Ундины, цвет, цвет ее матери и отца.

Слова «мать» и «отец» внезапно и безвозвратно потеряли свою определенность. Ундина прислонилась головой к иллюминатору. Она уже зарисовала в своем альбоме темнеющее небо.

«Ночь, что приходит слишком рано» — подписала она свой рисунок. Самая обычная техника штриховки, которой Ундина научилась у Рафаэля, позволяла усиливать темноту, оставляя свет, необходимый для придания рисунку глубины. Потому что даже в угольно-черной тьме всегда присутствует свет, напоминал своим ученикам Рафаэль.

— Этот свет — в вас. Если вы видите его в себе, значит, вы сможете найти его, как бы слаб он ни был.

Теперь этот совет пригодился Ундине. События развивались чересчур стремительно, но что она могла сделать?

Она задавалась вопросом: «Что со мной не так?», и ее отец дал ответ: «Ничего».

От отца с матерью она научилась верить не только тому, что можно увидеть, но и тому, что можно показать и доказать. На четвертый день рождения Ральф помогал ей надувать шарик за шариком, пока у папы с дочкой не заболели щеки, а во рту не появился привкус резины. Довольно банальный случай, но Ральф Мейсон воспользовался им для доказательства того факта, что воздух, хоть и невидимый, все-таки имеет массу. Если бы он был «пустотой» или «ничем», как иногда представляется людям, тогда красные, синие и желтые шары остались бы плоскими, сколько бы в них ни дули.

Физика и праздничный торт: всего лишь очередной день рождения у Мейсонов. Тот же самый воздух поддерживал крылья самолета, который нес ее к родителям.

Вот только все рассказы родителей о ее рождении оказались ложью. Они лгали ей, своей любимице, о самых важных обстоятельствах, наложивших на нее свой отпечаток.

Во второй раз в жизни Ундина почувствовала, как слеза катится по щеке, и смущенно смахнула ее, бросив взгляд на женщину в кресле рядом — не заметила ли она? Но соседка ничего не замечала: она спала с раскрытым журналом на коленях, свесив голову в проход, и струйка слюны тянулась из уголка приоткрытого рта. Отчего-то забытье женщины еще сильнее расстроило Ундину. Почему текут эти слезы спустя столько времени? Она вспомнила тот случай после вечеринки, когда была с Ник-сом и впервые заплакала. Неужели люди плачут, чтобы привлечь к себе внимание? В то же время ей хотелось достать из сумочки салфетку и вытереть слюну с губ спящей соседки, словно та была ребенком, о котором нужно заботиться. А еще хотелось к маме.

Теперь слезы катились без остановки, и Ундина ничего не могла с этим поделать — только прикрыть лицо ладонями и попытаться сдержать дрожь в плечах.

— Вы в порядке? — раздался над ее головой тихий женский голос.

Подняв глаза, она увидела склонившуюся над ней бортпроводницу, которая обращалась к ней профессиональным тоном:

— Принести вам что-нибудь?

Чернокожая женщина была хорошенькой, стройной и подвижной, с миндалевидными карими глазами и вьющимися темными волосами, убранными в пучок, по возрасту не старше мамы. Обычно Ундина не стремилась проявлять этническую солидарность, но сегодня тот факт, что у бортпроводницы была темная кожа и большие живые глаза, понимающие и сочувствующие, успокоил ее. Она выпрямилась и кивнула.

— Да-да. Я в порядке. — Она показала на свой нос. — Аллергия.

Понимающий кивок — им обеим было известно, что мокрые глаза и красный нос в тридцати тысячах футов над землей не имеют никакого отношения к аллергии. Но бортпроводница, как бы то ни было, подыграла ей.

— Кондиционированный воздух, — прошептала она, стараясь не разбудить спящую и пускающую слюни соседку Ундины. — Для носа это просто ужас. Принести вам соку или лимонаду? — Она улыбнулась. — Для смягчения горла.

— Было бы неплохо. — Ундина снова выпрямилась, одернула тунику и поправила воротник куртки. Она не переодевалась с самой поездки с Никсом, и это ее беспокоило. Мама будет недовольна.

Мама. Но кто, собственно, ее мама?

Бортпроводница застыла, нахмурилась, и Ундина подумала, что это из-за нее, но та лишь вытащила из кармана форменной куртки, отлично сидевшей на ней, салфетку для коктейля и изумительно точным движением стерла влагу с подбородка спящей соседки Ундины. Точность и бережность этого жеста чуть не заставили Ундину разреветься снова — если бы ее проблемы можно было решить так же легко! Но она могла лишь улыбнуться бортпроводнице, а та убрала салфетку в карман и отправилась дальше по проходу.

Когда она ушла, Ундина повернулась к окну. Было темно, и она видела только собственное расплывчатое отражение. Она поспешно закрыла глаза, пока вид собственного лица не вызвал очередной приступ экзистенциальной тоски. Гораздо лучше ей немного поспать. Ундина ослабила ремень безопасности, чтобы можно было сесть поглубже в кресло, и наконец сомкнула веки. Но не прошло и минуты, как послышался шорох. Ундина подумала было, что ее соседка проснулась и отправилась в уборную, но, открыв глаза, увидела, что соня все еще пребывает в блаженном забытьи. Зато откидной столик перед Ундиной был опущен, на нем красовался стакан «клубной» содовой — ее любимого напитка для долгих перелетов, — дополненный долькой лайма и коктейльной соломинкой. Стакан стоял на белой коктейльной салфетке, а на ней было написано:

Во рту и в горле пересохло. Очень захотелось пить.

Она вытащила салфетку из-под стакана, скомкала ее и сунула в карман куртки. Посмотрела на соседку — та сидела в той же позе, слегка приоткрыв рот и свесив голову почти до самой ключицы. Все остальные пассажиры в салоне тоже спали.

Раздался сигнал, на табло загорелась надпись: «Пристегните ремни». Через переговорное устройство зазвучал женский голос:

— Дамы и господа, капитан Томас включил табло «пристегните ремни», и мы приступаем к посадке в чикагском аэропорту О'Хара. В случае если вы передвигаетесь по салону, просим вас вернуться на свои места и…

Захлопали откидные столики, заскрипели спинки кресел. Ундина только собиралась сделать глоток содовой, как появилась бортпроводница, чтобы забрать ее стакан, — на этот раз другая. У этой были вьющиеся светлые волосы, красная помада и сеть морщинок вокруг губ — признак курильщицы. Ундина приподнялась, стараясь отыскать взглядом темнокожую стюардессу, толкнула столик, отчего ее соседка внезапно проснулась и негромко вскрикнула: «О господи!»

Женщина уставилась на нее, всплеснула руками — стакан с содовой опрокинулся на колено Ундины.

— Дорогуша, поднимите столик. — Стюардесса-блондинка потянулась к ней за пустым стаканом.

— Простите, — с усилием ответила мокрая Ундина. — Вы можете позвать стюардессу…

— Бортпроводницу? — поправила ее женщина, вскинув брови.

— Я хотела сказать, бортпроводницу. Вы можете позвать бортпроводницу, которая только что была здесь? Которая принесла мне содовую?

— Извините, но мы вот-вот приземлимся. Могу я вам чем-нибудь помочь?

Произнося эти слова, она кинул а стакан Ундины в мусорный мешок и одним плавным, прекрасно отработанным движением сложила столик. Она даже умудрилась нажать кнопку, регулировавшую спинку сиденья, так что Ундину внезапно бросило вперед.

— Прошу прощения, — сказала стюардесса с натянутой улыбкой. — Таковы инструкции. Вот вам салфетки.

— Все нормально, все нормально. — Ундина приводила себя в порядок, пытаясь удержать внимание женщины. — Она черная, стю… бортпроводница. Она принесла мне мою содовую, и я хотела ее кое о чем спросить.

С непроницаемым лицом блондинка покачала головой и поджала морщинистые губы. Соседка по креслу, в свою очередь, пыталась стряхнуть часть жидкости, пролившейся ей на колени, бормоча:

— О господи, простите. Я очень извиняюсь.

— В этом рейсе нет черных бортпроводниц, дорогуша. — И, вежливо улыбнувшись, блондинка отправилась дальше по проходу.

Мокрыми пальцами Ундина вытащила салфетку из кармана куртки и взглянула на нее. Там по-прежнему было написано: «Завтра утром. Грант-парк».

Она посмотрела в окно на небо, теперь уже полностью темное. Сердце забилось быстрее. В стекле отражалась соседка, которая вытаскивала из сумочки упаковку бумажных носовых платков.

— Я такая неуклюжая. Господи…

— Все нормально, не волнуйтесь. — Ундина повернулась и показала ей салфетку. — Вы не могли бы прочесть мне, что здесь написано?

Женщина недоуменно взглянула на нее, пытаясь понять, почему ее просят об этом, сунула мокрые салфетки в карман на спинке переднего сиденья и начала читать:

— «Завтра…» — Она остановилась, прокашлялась и начала снова: — «Завтра утром. Грант-парк, розовый сад. Нужно поговорить».

Она слегка гнусавила, и у нее получилось «Грамт» вместо «Грант». Вероятно, она была с Восточного побережья.

— Все в порядке?

— Да, спасибо. Просто… просто у меня проблемы с глазами.

Соседка понимающе кивнула. У нее были вьющиеся каштановые волосы и глубоко посаженные покрасневшие глаза.

— Во время перелетов такое постоянно происходит, поверьте. Я продаю промышленные химикаты… по всему миру. И, господи боже, у меня постоянно сохнут глаза. Хотите капли?

Она порылась в сумочке и вытащила пузырек «Визина».

— Нет-нет, спасибо, — отказалась Ундина.

— Послушайте, мне действительно очень жаль вашего лимонада.

— Все нормально. Не волнуйтесь из-за этого.

Пропавшая содовая сейчас огорчала ее меньше всего. Пытаясь нащупать грань реальности, Ундина постаралась сосредоточиться на том, что происходило вокруг: на болтовне соседки, на чикагских электрических огнях, поднимавшихся навстречу самолету, на полумраке салона, на движениях одной из бортпроводниц где-то впереди, на кашле ребенка.

— Просто я очень неуклюжая. И я лишила вас необходимого увлажнения! Ох, эти долгие перелеты, они просто убийственны. Когда я была на работе, я сказала мужу: «Майк, напомни мне купить „Визин“, до того как отправлюсь в командировку». Конечно, он у меня забывчивый… Я обычно, знаете, такая дотошная. Дева. Но луна в созвездии Стрельца помогает нам с Майком неплохо ладить…

И продавщица химикатов, уже принадлежавшая прошлому Ундины, продолжала свою болтовню, пока они не приземлились. Майк, астрология, Дес-Плейнс, Иллинойс, что лучше: «Визин» или прополисовые капли для глаз, Средний Запад, аэропорт О'Хара, поездки на работу в пригород. Чикагские хот-доги против сосисок Восточного побережья. Розовый сад в Грант-парке. О, там так красиво!

Ундине даже не приходилось отвечать. Обычно такая безадресная болтовня раздражала ее до тошноты, но сегодня она была рада возможности отвлечься — когда к ним стремительно приближались огни Чикаго, словно иероглифы, которыми было описано еще неведомое ее будущее «я».

ГЛАВА 19

Край Бернсайд-стрит относился к самым депрессивным районам Портленда. Сперва шли невысокие здания различных фирм: агентства по продаже автомобилей, магазина сотовых телефонов, пиццерии. Дальше начинались владения д'Амичи: аккуратные тенистые улочки, тянувшиеся до самого Форест-парка. Жилые дома закончились, уступив место более высоким, красивым строениям. В этот холодный, ветреный день Никс стоял на краю тротуара, стараясь не встречаться глазами с несколькими отчаянными домохозяйками, катившими коляски-внедорожники. Он сознавал, что его все глубже затягивает что-то нехорошее.

Без особых усилий он добрался до вершины первого холма и двинулся по знакомым лесным тропам, которые позволяли срезать путь до обзорной площадки. Эти тропки напомнили ему про Финна; Никс скучал по нему, по Эвелин, по своей прежней жизни, сдобренной «пыльцой». День кончался, но закат, на время которого была назначена встреча, все еще оставался в перспективе. Солнце — не более чем светло-серое пятно за облаками — тонуло где-то за холмами впереди. Дождь, шедший в первой половине дня, ненадолго прекратился, но скоро собирался полить опять, идя с севера, и Никс знал, что встреча в любом случае продлится недолго. Насколько он знал Моргану д'Амичи, больше пары минут под хлещущим дождем она и ее расчетливо разбросанные волосы не выдержат.

Он запахнул куртку, отметив про себя, что носит эту одежду уже несколько дней, но неприятного запаха не ощущалось. Гребаные эльфы не пахнут. Невольно пришедшая мысль рассмешила его. Когда-то у него было чувство юмора. Вот и скамейка, именно там, где и должна быть. Мотылек, сидевший на ней спиной к Никсу, казалось, горбился сильнее обычного. Рядом с ним устроилась Моргана в кислотно-оранжевой парке с накинутым капюшоном. Конечно же, она явилась точно вовремя, маленькая мисс Я-не-умею-ошибаться. Со стороны казалось, что они — праздношатающаяся парочка портлендских неформалов, от нечего делать созерцающих плохую погоду. Никс прямо так и видел, как Мотылек сейчас небрежно обнимет девушку, они поцелуются и застынут, поигрывая пирсингом друг у друга на лице.

— Никс! — Моргана первой заметила его и заговорила почти дружелюбно, чем весьма его удивила.

Потом и Мотылек протянул ему руку. Никс заметил на его запястье маленький «икс» и невольно удивился — ему казалось, что с момента их последней встречи мир перевернулся и все знаки должны поменять места. Поймав его взгляд, Мотылек поднял запястье.

— Это метка. Ты, наверное, ее уже узнал. У всех подменышей есть такая. И ты тоже ее получишь на следующем собрании. И ты, Моргана. — Мотылек перевел взгляд на девушку.

Никс взял протянутую руку и пожал ее, кивнул Моргане. Она кивнула в ответ. Благодаря отсветам оранжевой парки ее лицо выглядело теплее, а глаза казались особенно большими и синими.

— Итак, — начал Мотылек.

«Он никогда не делал этого прежде», — подумал Никс.

— Я никогда не делал этого прежде, — подтвердил Мотылек, будто услышав его мысли, и прокашлялся. — Итак… — Он посмотрел по сторонам. — Вы должны простить меня, если я в очередной раз облажаюсь. Первый раз я облажался, когда упустил Ундину. И когда ты, Никс, пропустил первый урок инициации. Но тут уж ничего не поправишь.

Он обаятельно улыбнулся, и Никс понял, что в этом и заключался его главный дар. Он умел улыбаться широкой и ослепительной улыбкой победителя. Но, подумал Никс, она не слишком-то внушает доверие, пока не доказано обратное.

— Вы поймете, что эльфы предпочитают употреблять точные термины, так что «не поправить» — один из них. Было бы ошибкой утверждать, что эти упущения фатальны, поскольку мало что на самом деле может быть фатальным для нас. Для наших тел — другое дело.

Он кинул взгляд в сторону Морганы и скорчил рожицу.

— Но об этом позже. Прямо сейчас я хочу, чтобы вы оба поняли: вместе с Ундиной вы двое являетесь составляющими звеньями кольца, и других подменышей в Портленде нет. Раз уж вы в некотором роде знакомы друг с другом, это облегчает мою работу. Этим хороши небольшие города. В Нью-Йорке, господи боже, я встречал проводников, которым приходилось работать с десятью, а то и пятнадцатью подменышами. Не то чтоб это было ужасно, чувак, но это море работы. Короче говоря…

Странное поведение Мотылька, его трясущееся колено раздражали Никса.

«Как насчет Нив Клоуз? — хотелось ему выкрикнуть. — И Тима Бликера!»

Стоя и слушая бессвязную болтовню Мотылька, Никс раздумывал, случайно ли так вышло, что он пропустил инструкции Вив? Что, если ему нужно было все понять самому, опираясь на собственную интуицию? Иначе он рискует попасть под сомнительную опеку того, кто сейчас бестолково ходил вокруг да около, многословно расписывая ненужные подробности долгой истории о сборищах в Юджине, где слишком часто упоминались пиво и блевотина.

— Он нажрался в дрезину, чувак, — ржал Мотылек. — Так нажрался… кажется, в тот момент, когда он отрубался, он ссал на чье-то стерео…

— Мотылек, чувак. — Никс поднял глаза и перебил его. — Мы уже слышали эту историю в нескольких вариациях. Ты же, как бы это сказать, своего рода легенда. Может, перейдем к делу?

Мотылек стал серьезным, и Никс заметил в его лице что-то новое. Твердость? Готовность к защите? Чересчур синие глаза Морганы тоже искоса следили за Мотыльком.

— Сядь, сынок, — велел проводник.

— Ничего, я в порядке.

— Нет. Не в порядке. Садись.

Никс почувствовал, что ноги внезапно ослабели, потом начали гореть, словно на них плеснули каким-то химическим веществом. Он нагнулся, чтобы дотронуться до них, но Мотылек толкнул его на скамейку, и Никс неохотно уселся, так и не поняв, что сейчас произошло.

— Хорошо. Итак. Некоторым людям требуется немного времени, чтобы въехать в положение вещей. Не будь придурком, ладно? Я твой проводник, и так будет до конца твоих дней, нравится тебе это или нет. Если ты действительно так хорош, как про тебя говорила Вив, ты от простого, неловкого подменыша вроде меня поднимешься до таких высот, о которых я могу только мечтать. Понял?

Никс кивнул, и жжение в ногах прекратилось.

— Вы — самонадеянные засранцы. Я рассказал вам эту бородатую историю, чтобы вы знали: Блик тогда был моим партнером. Ясно? Я знаком с Бликом. Я знал его долгое время. Блик был в моем кольце. Мы были близки — так же, как вам еще предстоит сблизиться.

Моргана и Никс посмотрели друг на друга, и Моргана опустила глаза.

— Наш проводник просто никуда не годился. Его совершенно не интересовала наша подготовка к исходу. Что, как вы уже знаете… Ну, это не просто страшилка. Как бы то ни было, мы этого не понимали. У нас появилась идея — самая первая идея. Почему бы не выяснить, что эта «пыльца», которую Потомки давали нам на «Кольце огня», будет творить с основной массой населения? Мы уже знали, что ее используют для приручения зверушек — это не афишировалось, но наш проводник… — Мотылек покачал головой. — Наш проводник нам доверял. Слишком даже. Короче, мы это сделали. Блик раздобыл солидный запас, и мы начали его использовать. Сначала понемногу, в основном давали девчонкам на вечеринках или разогревали народ, чтобы что-нибудь начало происходить.

Он посмотрел на Никса и Моргану.

— Что в нашем деле самое страшное, скажу вам прямо сейчас. Это скука. Ожидание исхода. Стоит вам только узнать о нем, как вам тут же хочется выяснить, какая вам со всего этого выгода. С этого времени в человеческом мире все становится возможным.

Глаза Мотылька подернулись мечтательной дымкой.

— Можете себе представить, какая это скукотища?

Никс и Моргана смотрели на него, заинтригованные. Мотылек встряхнулся и продолжил:

— Короче говоря. Потом поймете. Итак, это был своего рода прикол, ясно? Развлекуха. Вот только не совсем. Блик все продумал заранее. О том, что эта штука делает с людьми, он знал поболее моего. У него был план, понимаете? А я просто развлекался.

— И что было дальше? — спросила Моргана, к удивлению Никса, очень спокойным тоном.

— Ты знаешь.

— Я знаю? О чем ты говоришь?

— Ты была на той вечеринке, Моргана. Я помню. И Блик тоже помнит. Мы знали о тебе давным-давно. Кстати говоря, ты была слишком мелкой для подобной тусовки. — Мотылек улыбнулся с выражением всезнающего старшего брата. — С другой стороны, ты всегда была довольно предусмотрительной.

Моргана отвела взгляд, и Никс пожалел, что не может читать в ее ясных, светлых глазах, как он читал мысли Мотылька или даже Ундины.

— Так или иначе, — для твоего сведения, Никс, поскольку ты был в это время на Аляске, — нас арестовали, никто не внес залога, но Блик каким-то образом выкрутился. А я провел три месяца за решеткой, в тюряге, чувак, и ничего не мог с этим поделать. Мы умеем делать некоторые вещи с магнетизмом и электричеством — именно это я тебе сейчас наглядно продемонстрировал, можем использовать тела других живых существ… Это называется «обретение морфы».

Никс заметил, что в этот момент Моргана подняла глаза, и вспомнил про жжение в ногах.

Обретение морфы? Не имеет ли это отношения к тому загадочному появлению ворона на поляне, где были Блик и Нив, на «Кольце огня»? Но Мотылек продолжал быстро говорить, и Никс понял, что, если он собирается как-то помочь Нив, лучше ему слушать внимательно.

— …Но ничего этого я тогда не знал. Я только начинал. И Вив абсолютно ничего не сделала, чтобы помочь. Может, она просто хотела преподать мне урок или проверить меня. — Мотылек заглядывал собеседникам в глаза, чтобы подчеркнуть сказанное. — Потомки чрезвычайно усердно заботятся о том, чтобы их не обнаружили. Им приходится жить в своих телах намного дольше, чем остальным, и они должны сохранять энергию. Кроме того, они весьма внимательны к выбору тех, кого ожидает исход. Если твоя воля недостаточно сильна — ты остаешься. Если у тебя в кольце отыщется резатель, ты остаешься. — Он сделал паузу. — До тех пор, пока резатель не будет уничтожен. Но мы к этому еще вернемся.

Мотылек вздохнул и обхватил себя руками за плечи.

— Короче говоря, все это, как вы можете себе представить, имело определенное влияние на мое кольцо. Наш проводник… он провалился… а в Блике распознали резателя. Теперь я понимаю, что вся эта ситуация была спланирована им от начала и до конца. Он выбрал свой путь. И с тех пор… — Мотылек прокашлялся и глянул на горы, — он вышел на охоту.

Никс посмотрел на Моргану. Судя по ее глазам, она так же ничего не понимала, как и он сам.

— На охоту, — повторил Мотылек, потом покачал головой. — Вив не говорила вам об этом?

Ни Моргана, ни Никс даже не кивнули.

— Потомки не любят распространяться на этот счет. Охота — это… — у Мотылька сделался смущенный вид, — это то, что мы называем случкой. — Он прокашлялся. — В целях продолжения рода. Она абсолютно запрещена.

Должно быть, вид у них был по-прежнему недоумевающий, потому что Мотылек опять замолчал и посмотрел на них.

— Блик пытался захватить зверушку, чтобы она произвела от него младенца. И вероятнее всего, он попытается вселиться в него — перенести свою сущность в новое тело.

— Ох, — почти в один голос выдохнули слушатели: Моргана — понимающе, а Никс — с недоумением. Он понятия не имел, о чем говорит Мотылек.

— Для этого ему потребуется индуктор.

— Индуктор? — Что-то в этом слове показалось Никсу знакомым.

— Секундочку. — Мотылек вскинул руку. — Совершенно ясно, что Блик не хочет покидать человеческий мир, — продолжал он, переводя взгляд с Морганы на Никса, то и дело кивая, чтобы подчеркнуть значимость своих слов. — Он не хочет расставаться со смертным телом. То, что он делает, запрещено, — подчеркнул проводник, — и лишено смысла. В старину, когда технология была хуже и возможность исхода зависела от естественного хода событий, случайной молнии и тому подобного, Потомки держали при себе зверушек в качестве рабов, используя их для размножения, а потом вселяясь в новые тела. Именно для этого были нужны зверушки: просто как приспособления для производства туловищ, в которые вселятся новые подменыши.

Мотылек кинул взгляд на Моргану и еле заметно покраснел, как показалось Никсу.

— Мы не способны размножаться… между собой. — Он опустил глаза. — Да и времени у нас нет. Короче, теперь, когда есть «пыльца» и «Кольцо огня», все стало по-другому. Нескольких зверушек все еще держат для изучения, а нескольких используют резатели, чтобы те выполняли их приказы… — Мотылек нахмурился. — Меня тошнит от этой практики. Их содержат в чудовищных условиях — под землей, в пещерах. В местах… далеких от нормального мира. Теперь такое нечасто случается… Вокруг имеется множество тел, и технология вселения заметно улучшилась. Но сам Блик родился именно там, в запределье.

Мотылек покачал головой и снова посмотрел под ноги.

— Обычно потомство от зверушек живет во мраке и невежестве, но Блик был особенным, умницей, прекрасно определял тела, пригодные для вселения. Как раз этим и мы должны заниматься, пока находимся здесь. Также в наши задачи входит уничтожение резателей и подготовка к исходу. — Мотылек передвинулся от Морганы к Никсу. — Короче, его выпустили в человеческий мир, и здесь он стал частью моего кольца. — Мотылек вздохнул. — Обычно резатели победокурят, а потом ты умираешь, быстро, как в сказке, если только не собираешься готовиться к исходу… Никс. Это ты слышал?

Он покачал головой, и Моргана с Никсом оба побледнели.

— Ты не можешь позволить своему телу погибнуть, Никс. — Мотылек говорил очень медленно. — Это абсолютно недопустимо. Это самое страшное, что только может приключиться с подменышем. Наша посмертная участь ужаснее всего, что может представить себе простой смертный.

— «Частица боли, — саркастически прошептала Моргана, — на веки вечные, передающаяся от одного живого существа другому».

— Это не смешно. Об этом даже не стоит заикаться. — Мотылек внимательно посмотрел на нее и снова повернулся к Никсу. — Ты никогда, вообще никогда не умрешь. Ты просто будешь снова и снова испытывать боль. Снова, и снова, и снова. И все это время ты будешь осознавать ее.

Они оба молчали.

Никс взглянул на Моргану, но та отвернулась.

— Итак, насчет резателей. Их тела умирают, или же их уничтожают специально обученные подменыши. Они называются ослабевшими, и их легко узнать по особому знаку, — он снова показал запястье, — но они стареют гораздо быстрее и выглядят старше, чем полагается в их возрасте. А еще они пахнут.

Моргана подавила смешок, и Мотылек снова выстрелил взглядом в ее сторону.

— Если у них есть разрешение от Потомков… — тут проводник слегка замялся, и Никс подумал, что он о чем-то умалчивает, — их икс перечеркивается крестом. Ослабевшие, обреченные на смерть — скорую смерть, но они не злы. Блик не такой. Он резатель, каких мало, — умный, властный и не желающий уходить. Он превосходно знает запределье и сделает все, чтобы выжить. Совершенно ясно, что он что-то задумал. Итак, сначала он попытался с твоей подругой Эвелин. — Мотылек коротко кивнул в сторону Никса. — Но с ней не вышло, и теперь он нацелился на Нив Клоуз. Человек не должен понимать, что происходит, он должен быть податливым. По сути говоря, сидеть на «пыльце» и постоянно пребывать под кайфом. Он отвезет ее куда-нибудь…

Мотылек повернулся и заглянул в лицо Никса.

— Кольцо света, которое ты видишь, — это признак ее приближающейся смерти. После того как Блик использует девушку для своих целей, она долго не проживет.

Во рту у Никса пересохло. Его покоробил деловой тон, которым Мотылек рассуждал об Эвелин и Нив, и та легкость, с которой он упомянул кольца света, словно это самое обычное дело — видеть сияние вокруг людей, которым суждено скоро погибнуть.

— Кольца света?

— Ты — индуктор. Ты отслеживаешь смертность тела в течение исхода. Любое кольцо нуждается в таком, как ты, — иначе никакого исхода не получится. Мы ждали тебя, Никс. Все подменыши в этой части света ждали тебя. Ты — видящий, в твоих руках сила жизни и смерти. Твой дар необходим всем нам.

— Твой тоже важен, Моргана. — Мотылек вспомнил о девушке и торопливо повернулся к ней. — Ты уже почувствовала его?

Она с подозрительной поспешностью покачала головой, но Мотылек, кажется, ничего не заметил.

— Еще почувствуешь. Скоро. Я помогу тебе. — Он снова посмотрел на Никса. — Резатели выбрали такую долю, потому что просто привыкли к этой жизни, к человеческому миру. Даже несмотря на то, что они приговорены.

Тень скользнула во взгляде Мотылька.

— Я догадываюсь, зачем вы понадобились Блику. Зачем он снабжал вас «пыльцой», зачем заманил тебя на «Кольцо огня», но при этом не убил. Если бы он отыскал там Ундину, то несомненно убил бы ее. И тебя заодно. — Мотылек кивнул на Моргану, но та от этой новости даже глазом не моргнула. — Если он решил остаться жить дальше, в новом теле, для перемещения ему понадобится индуктор.

Мотылек выкладывал сведения так, словно читал прогноз погоды. Никс принялся мысленно разматывать спутанную нить всего, что услышал. Про зверушек он понял, про «пыльцу» тоже — она была нужна, чтобы контролировать человеческое тело в момент вселения в него и в момент исхода. И про индукторов — это было особенно важно, раз уж он всю свою жизнь прожил среди световых ореолов. Он даже понял про необходимость поддерживать жизнь своего тела. Выходит, тело, в котором он провел почти восемнадцать лет и считал своим… Если все они — Никс, Моргана и Ундина — обитали в человеческих телах, в которые «вселились» вскоре после рождения… Получается, в этом самом теле родился другой человек, настоящий человек, тело которого он, Никс, захватил и теперь в нем обитает… Тут он остановился. Куда девались настоящие владельцы этих тел?

— Но люди, куда…

— И давно это все происходит? — перебила его Моргана.

Оранжевый капюшон скрывал ее лицо, но Никс чувствовал, что она сбита с толку не меньше его.

— Давно… — Мотылек решил сначала ответить ей. Глянув в небо, он пожал плечами. — Не знаю, как давно. С самого начала. Испокон веков. Мы приходили сюда с тех пор, как человечество обрело разум. С тех пор, как оно научилось рассказывать сказки о том, чего не понимали. О нас много говорится в легендах — эльфы, пикси, феи. Все это одно и то же. Просто мы не такие, какими они нас изображают, — ни крылышек, ни всяких там Динь-Динь,[53] ничего такого у нас нет. Понятие «эльф» означает духовную энергию — разум, не стесненный материей. Подобный божественному разуму, но раздробленный, множественный. Человеческий мозг и человеческое тело нужны нам, чтобы обретать форму, чтобы воплощаться в высших сферах. В противном случае мы стали бы просто распыленной энергией, не обладающей силой, еще более мимолетной, чем дуновение ветра или электрический разряд. Но мы — подменыши.

Он посмотрел в глаза Никсу, потом Моргане.

— Мы — промежуточная ступень перед другим измерением. Наш мозг действует как накопитель и передатчик тех потоков, которые дают энергию всему. Это определяет саму жизнь. Вот отчего нас зовут подменышами. Дело не в том, что нами подменяются настоящие человеческие младенцы, как говорится в сказках, а в том, что мы изменяем энергию. Мы создаем сконцентрированный дух. Мы — единственная надежда вселенского разума. Люди привыкли уничтожать нас, понятно? Сжигать на кострах, избивать. Они знают, что мы иные. Не такие, какими должны быть. Они швыряли нас в костры, в кипяток, держали нас в оковах. Мы погибали тысячами. Послушайте, — Мотылек смотрел на них, — Никс, Моргана. У вас есть год, максимум два, чтобы узнать все необходимое. Потом вас заберут отсюда. Фаза пребывания подменышем непродолжительна, и обретаемый опыт не сильно влияет на занимаемое тело. Эльфы не хотят причинять вред людям. Эльфы нуждаются в них для того, чтобы собрать воедино свой разум. В Новале недостаточно тяжелой материи…

Он остановился и махнул рукой.

— Все это теория, и вы ее скоро узнаете. Но, отвечая на твой вопрос, Никс: твое тело, то есть тело человека, в котором ты обитаешь, не вспомнит ничего из того, что происходит сейчас. Именно для этого нужна «пыльца». Ундина… ее родители приедут, и она снова заживет как прежде. Моргана отправится в Принстон или еще куда-нибудь. Ты вернешься на Аляску, если захочешь. Мы стараемся, чтобы все переживаемое вами не сильно влияло на ваше тело. Вот почему так важно разобраться с Бликом немедленно. После того как он использует тебя, он тебя уничтожит, убьет твое тело. Ты понимаешь?

Никс кивнул, и Мотылек пробормотал:

— К счастью, едва ли он уже знает про Ундину…

— Он знает про Ундину, — подала голос Моргана.

— Что? — Мотылек взглянул на девушку. — Откуда тебе это известно?

Взгляд Морганы ничего не выражал, но Никс заметил, как мускулы на ее шее еле уловимо напряглись. В тот самый миг он перестал доверять ей.

— Он мне сам сказал.

— Ты виделась с Бликом? — Мотылек подобрался.

Девушка утвердительно моргнула.

— Он пытался поймать меня в лесу, но я отбилась.

Она смотрела на Мотылька, и Никс замечал в ее взгляде почти нескрываемое презрение. Неужели деятельность каждого кольца начинается так плохо?

— Нет, спасибо тебе, конечно, за тот маленький пикник в горах. Только ты немного опоздал, Мотылек. Ведь ты знал о планах Блика.

Мотылек не ответил, и по его молчанию Никс понял, что в этом новом мире есть нечто похуже Тима Бликера.

— К счастью, я разгадала, что он из другого теста. — Моргана спокойно смотрела на Мотылька. — Он преследует Нив, девушку моего брата, ту самую, которую Никс отважно пытался спасти на «Кольце огня». Поэтому я не думаю, что он будет слишком долго преследовать Ундину.

Она вздохнула и впервые за это время посмотрела на Никса.

— Позвольте мне объяснить напрямую. Ты видел кольца или что-то подобное вокруг Нив Клоуз, девушки моего брата, а это означает, что она скоро…

Конец фразы повис в воздухе. Мотылек смотрел на землю, не произнося ни слова. Никс знал, что ему придется заполнить паузу, и ответил бесцветным голосом:

— …Умрет. Стоит мне увидеть кольцо, и люди погибают.

— О! — Моргана прикусила губу, но глаз не отвела.

Никс отметил, как странно наконец заговорить об этом. Почти восемнадцать лет он скрывал самую страшную тайну своей жизни, а теперь сидел тут, на портлендском холме, и рассказывал об этом двум слушателям, едва ли не более растерянным, чем он сам.

— И что ты собираешься делать? — всего лишь с любопытством спросила Моргана.

— Что я собираюсь делать? Во-первых, сегодня я пришел, чтобы расспросить вот этого засранца… — Никс ткнул пальцем в сторону Мотылька, который стоял, сунув руки в карманы куртки и по-прежнему глядя себе под ноги. — Что, черт побери, мне придется делать? Как я должен помогать? Если ты еще не поняла, то получается, если мы отбросим готический антураж, наш так называемый проводник сам понятия не имеет, что делать дальше и как, черт возьми, мы должны перейти к этому новому состоянию жизни в качестве подменышей. Народа фейри, Моргана. На случай, если от слова «эльфы» тебя тошнит. Гребаных летучих эльфов…

— Я не говорил, что мы можем летать… — начал Мотылек, но Никс будто не услышал его слов.

— Итак. — Он снова ткнул пальцем в сторону Мотылька. Тот стоял в позе молчаливого вызова, откинувшись назад, и, прищурившись, смотрел на юношу. — Есть девушка, которую мы все знаем, якобы лучшая подруга присутствующей здесь Морганы, и она попала в серьезную переделку. Об Ундине я даже не говорю. Если ты не можешь помочь, Мотылек, тогда нам стоит поговорить с этой леди — Вив, или как ее там.

— Потомок не может видеть того, что произойдет. — Мотылек покачал головой. — Они не всемогущи. Они такие же подменыши, как и мы, просто более опытные. Только эльфы могут видеть и слышать все…

— Тогда откуда ты знаешь… — возразил Никс.

— Так или иначе, Нив не может быть моей подругой, — бесстрастно перебила его Моргана, — потому что она человек. А ты, — она взглянула на Никса и усмехнулась, — ты придурок.

Она смотрела на него откровенно презрительным взглядом, но за этим презрением он угадывал смятение, даже страх. Он мог понять, почему она так охотно приняла новую правду о себе — ведь ее прежняя, человеческая жизнь могла предложить ей совсем немного. Да и знала она побольше, чем он. Но тем не менее — как можно верить в бесплотные существа из другого измерения, с которыми ты не можешь общаться?

Никс внимательно посмотрел на Мотылька и отчеканил:

— Я тебе не верю. Ни единому твоему слову.

— Да ты и не обязан. — Мотылек не особенно удивился.

Вдруг он схватил Моргану за плечи и рывком поднял со скамейки — девушка доставала ему лишь до подбородка. Выхватив из кармана куртки нож, он приставил его к горлу Морганы, возле воротника парки.

Никс увидел, как кончик лезвия воткнулся в ее бледную кожу и из ранки полилась темная кровь. В тот же самый миг Моргана начала светиться — ее охватило желтое сияние, настолько мощное, какого он еще не видел. Она панически бросала взгляды но сторонам, взглянула на Никса — в ее глазах бился животный страх, словно у зверя, который знает, что пришла его погибель.

— Да как ты…

— Ты больной, — прошептал Никс.

Мотылек молча смотрел на него.

— А это не сойдет за доказательство? Секунду назад Моргана не собиралась умирать. Но теперь она умрет, даже если этим я приговорю нас обоих. И ты это знаешь, ты видишь ореол. Клянусь, я это сделаю. Ты нам нужен, Никс. Ты — индуктор, гарантия того, что у нас все получится, иначе мы застрянем здесь и навсегда останемся лишь личинками с мозгами, приговоренными к могиле.

— Никс, прошу тебя…

В глазах Морганы стояли слезы, но огонь вокруг нее постепенно ослабевал. Никс больше не мог спорить.

— Эльфы способны влиять на божественную природу, и каждый из нас знает это. Моргана знала с самого детства, и ты знаешь, Никс. Твое тело было обитаемо, наделено даром. Это твоя ноша и твоя ответственность. Этот мир еще не все…

— Нет! — выкрикнул Никс. — Я не могу…

Он развернулся на каблуках, чтобы броситься бежать, и в этот миг луч света ударил ему в лицо, на мгновение ослепив. Он вскинул руку, чтобы прикрыть глаза, и услышал знакомый хрипловатый голос, который доносился до него сквозь поднимающийся ветер и дождь.

— Никс! Это ты?

Никс опустил руку. За спиной раздался крик Морганы, который внезапно умолк.

— Джейкоб?

— Никс… Никс!

Кто-то приближался к нему — это оказался Джейкоб Клоуз, одетый в пелерину-дождевик. В руке он держал фонарик, луч метался вокруг, выхватывая из темноты лица.

— Моргана д'Амичи?

— Мистер Клоуз…

— Ты говорила со своим братом? Он вернулся из лагеря?

На мгновение Никс смутился. Почему Джейкоб оказался в парке? Почему взял с собой фонарик?

— Да, мистер Клоуз… — ответила Моргана, пока он не успел сообразить, что вообще происходит. Она говорила спокойно и вежливо, словно встреча в парке на закате под дождем была самым обычным делом, словно Мотылек только что не держал нож у ее горла, и выдавала ее только легкая дрожь в голосе. — Он дома. Он сейчас там. Я просто… мы просто встретились тут… мы собирались… в кино. Мы все идем в кино.

Джейкобу, похоже, до их планов не было ни малейшего дела.

— Ты не знаешь, он виделся с Нив? — рявкнул он.

— Кажется, нет. Погодите… да, я вспомнила, он говорил, что звонил ей на сотовый, но тот был выключен.

— О господи боже. — Голос Джейкоба надломился. — Господи боже, Никс. Ты не встречал ее? Она не звонила тебе?

— Я не видел ее с… с сегодняшнего утра, когда она была с вами. Я думал, теперь все в порядке.

— Нив пропала. Она куда-то делась. Она сказала, что собирается в «Крак» встретиться с К. А. Я звонил, ее там нет, и я не могу… не могу ее выловить. Ее сотовый… о господи!..

Джейкоб в отчаянии уцепился за плечо Никса.

— Пожалуйста, ты должен мне помочь. Она уехала около полудня, сказала, что вернется через пару часов. После того, как мы виделись с тобой. Она… я не знаю. Я прилег поспать, а когда проснулся, ее уже не было. Я звонил ей на сотовый, но она так и не ответила и не вернулась домой. Никс! — Джейкоб тряс его руку и тянул к себе. — Ты должен помочь мне.

— Мистер Клоуз, я работаю в «Кракатау». — К ним шагнула Моргана. — Я могу спросить менеджера.

— Полиция, они пока ничего не могут сделать. Я пришел сюда, подумал, вдруг найду кого-нибудь из ее знакомых. Этот парень… Тим Бликер. Вы знаете его?

— Я видела его поблизости, — ответила Моргана.

— Я решил, вдруг кто-то из ее друзей знает, где найти его. Может, К. А.? К. А. знает, куда она ходит…

— Да-да. Конечно, он знает. — Никс смотрел, как бледная рука Морганы поглаживает руку Клоуза.

Сам он был не в силах дотронуться до старика.

— У вас есть какие-нибудь идеи, где она может быть? — спросил Никс.

— Нет. Не знаю, — хрипло ответил Джейкоб. — Я просто… Я даже думать не хотел обо всем этом… О том, что происходит с ней. Я не хотел этого видеть. А теперь…

— Еще не поздно, мистер Клоуз, — заговорила Моргана, и Никс видел по ее опущенному лицу — она отчаянно жаждет, чтобы ей поверили. — Прошло всего несколько часов. Мы найдем Нив. Мы с Никсом позвоним К. А. и начнем ее поиски. Когда у нас будет план, мы с вами свяжемся. А пока, — она посмотрела на Никса, словно прося поддержки, — отправляйтесь домой. Поговорите с женой, позвоните в полицию, а мы позвоним примерно через час, когда разузнаем хоть что-нибудь.

Джейкоб кивал, пристально глядя на нее, и Никс чувствовал, что и ему против воли хочется ей поверить. Она была такой убедительной, и неважно, какую роль она играла.

Потом Моргана и Клоуз смущенно пожали друг другу руки и даже обнялись, словно были знакомы много лет. Старик направился к дороге, и спустя несколько секунд о его присутствии напоминал лишь свет фонарика во тьме, скользивший по траве и темнеющей листве над его головой.

— Моргана, что происходит? — прошептал Никс.

— Мы должны найти ее, где бы она ни была. Блик забрал ее куда-то. Мотылек уже говорил нам об этом. Значит, мы должны пойти за ней.

Она остановилась, ее серебристый голос наконец сделался тише.

— Мотылек знает, куда нам идти.

Никс больше не мог видеть ее в темноте, но чувствовал взгляд Морганы.

— Мотылек, — выкрикнул Никс полушепотом, — Мотылек!

Никто не ответил.

— Он исчез, — ровным голосом сказала Моргана. — Он испытывает нас. Поэтому он схватил меня, а теперь еще и это.

Сейчас в ее голосе слышалось напряжение, и Никс встревожился.

— Ты единственный, кто сумеет найти Блика. — Голос Морганы понизился до жутковатого шепота. — Ты единственный, кто знает, куда он делся. Ты — индуктор.

Никс молчал, напряженно раздумывая. Ощущение было такое, будто он находился в толще воды. Испытание? Зачем Мотыльку испытывать их? Разве он не должен был помогать им — ведь он их проводник!

— Может, он забрал ее в туннели? — предположила Моргана.

— Шанхайские туннели? — Никс замер. — Мне нужно поговорить с Эви. Сегодня ночью мы уже ничего не сможем сделать, — ровно говорил Никс, больше не видя во тьме лица своей спутницы, но зная, что она слушает. — Слишком поздно и слишком темно. Мне нужно отыскать Эви, спросить у нее и точно выяснить, куда Блик мог увести Нив.

Они помолчали.

— Эви знает.

— Хочешь, я пойду с тобой? — с готовностью предложила Моргана.

Эта ее готовность не понравилась Никсу, но он напомнил себе, что теперь они вместе, они — кольцо, как назвал их Мотылек.

— Нет. Отправляйся в «Крак», потом домой, узнай, что сможешь, от К. А. Эви не станет откровенничать с незнакомыми людьми, и если мы придем вместе, это будет подозрительно.

Он не думал об этом в таком ключе, но это было правдой.

Короткий низкий смешок Морганы прорезал мрак.

— Подозрительно. О да. Точно.

Никс не знал, что ответить. Он все еще сомневался, можно ли верить всему тому, что тут наговорил им Мотылек. Сощурившись, он пытался рассмотреть фигуру Морганы в непроглядной темноте.

— Я поговорю с братом. — Ее голос звучал немного хрипло, но сарказм пропал. — Позвони мне завтра пораньше. Куда бы ты ни собрался, я с тобой.

Отчего-то Никс засомневался в этом, но кивнул в знак согласия.

— Значит, до завтра, — тихо ответил он, но Моргана уже исчезла.

ГЛАВА 20

Прошло уже четыре года с тех пор, как Мотылек в последний раз звонил в дверь двухэтажного дома, приткнувшегося к боковой улочке на юго-востоке Портленда, но хорошо помнил дорогу и теперь даже в темноте без труда отыскал красную парадную дверь без таблички под звонком. Он припарковал свой потрепанный «кавасаки», купленный у старика-байкера в Олимпии, у стены бетонного, выстроенного в шестидесятых дома и на мгновение застыл перед красной дверью, задумавшись, стоит ли ему на самом деле в нее звонить. Связываться с теми немногими, кто принял решение остаться в человеческом мире и погибнуть, было запрещено. Ослабевшие не принадлежали к резателям, но их смерть приносила в этот мир новую боль.

Кроме того, было уже очень поздно. Бросив Никса и Моргану в парке, Мотылек еще какое-то время колесил по городу, пытаясь понять, что ему теперь делать. Он не гордился тем, что ему пришлось сделать с Морганой, но выбора у него не было. А узнав в приближающемся к ним человеке Джейкоба Клоуза, он незаметно ретировался и сломя голову бросился вниз по холму. Он не мог рисковать тем, что место встречи станет известно Блику, да и Клоузу не следовало знать о том, что Моргана и Никс связаны с бывшим заключенным. События в жизни подменышей должны развиваться нормально, что бы ни случилось. Он уже облажался с Ундиной, но не собирался упускать свой шанс с Морганой и Никсом.

Не отдавая себе в том отчета, он все время знал, что придет именно сюда. На прежнем месте у двери остался кактус карнегия, стоявший словно страж, и табличка, написанная аккуратным почерком с наклоном, по-прежнему напоминала посетителям: «Пожалуйста, снимайте обувь». Хотя она успела порядком выцвести за годы, прошедшие с тех пор, как он последний раз виделся с Рафаэлем Инманом.

Мотылек знал, что после провала с Бликом и фиаско в Юджине их старый проводник покинул Портленд. Всерьез занявшись переобучением, Мотылек выяснил у Вив, что Рафаэль решил остаться в человеческом мире, пусть даже с клеймом ослабевшего. Сперва он уехал в Нью-Йорк и посвятил себя творчеству, потом, год назад, вернулся и начал преподавать в Риде. Он жил жизнью обычного человека — одинокого, замкнутого, испытывая непрерывный ужас — в этом Мотылек не сомневался — перед своей неминуемой гибелью, чувствуя вину за кражу чужого тела и понемногу старея.

Мотылек позвонил в дверь и стал ждать. Его правая нога подрагивала — с раннего детства это было у него признаком нервозности и беспокойства. Ему послышался голос Вив: «Остановись, Мотылек! Возьми себя в руки. Преодолей слабость прежде, чем она одолеет тебя». Или вариации на тему: «Хватит ерзать. Это тратит энергию эльфов». Или его любимое: «Это называется бруксизм. У всего есть название. Если ты скрипишь зубами, заведи ночную каппу».

— Да? — Мужской голос, раздавшийся из трещащего переговорного устройства, застал Мотылька врасплох.

— Рафаэль?

— Это Рафаэль. С кем имею честь?

— Рафаэль, это Джеймс… Мозервелл.

Наступила пауза, потом послышалось жужжание домофона. Мотылек вслушивался в его жужжание, будто мог по этому звуку определить чувства хозяина, но ничего не вышло. Рафаэль всегда был непроницаемым и едва ли изменился.

Мотылек открыл внешнюю дверь и скачком одолел несколько ступенек, ведущих ко второй двери, внутренней. Рафаэль стоял на лестничной площадке перед входом в квартиру, одетый в серую футболку с длинным рукавом, засунув руки в карманы выцветших джинсов и склонив голову набок. Его лицо хранило невозмутимое выражение, без улыбки, но и без злости. Те же были большие глаза, гладкая кожа, благородство черт. Но Мотылек заметил и перемену — Рафаэль постарел, и это не удивило гостя. Старели все, кто решил остаться, и старели быстро. Даже он сам начал замечать у себя первые признаки старения. В черных волосах Рафаэля появились легкие серебряные пряди; его яркое подвижное лицо стало более грустным, более задумчивым. Из-за прозрачных очков в пластиковой оправе его глаза орехового оттенка и морщинки на коже казались крупнее. Рафаэлю было не больше тридцати, но он выглядел лет на сорок пять, как отметил Мотылек.

— Ты же знаешь, тебе нельзя здесь появляться, — наконец сказал он, и Мотыльку показалось, что в дыхании хозяина он улавливает легчайший запах освежающих леденцов.

— Я все еще работаю над теорией. — Мотылек кивнул. — Мое образование было не вполне традиционным.

Рафаэль улыбнулся, и Мотылек вспомнил, что когда-то ему нравился его старый проводник.

— Вы по-прежнему встречаетесь с Вив?

— Она заглядывает иногда. — Рафаэль отвел глаза. — В конце концов, я ослабевший. Она должна следить за тем, как я обитаю. Но ты и так это знаешь.

Рафаэль посмотрел Мотыльку за спину, потом снова перевел взгляд на юношу.

— Хочешь войти?

Странно было наткнуться на подобные формальности при встрече с человеком, который когда-то казался почти родным. В их маленьком кольце было всего трое составляющих — Мотылек, Рафаэль и Блик, двое братьев и отец. И именно Блик — бедный, сбившийся с пути Блик, умница Блик, — как и положено блудному сыну, был любимцем отца.

— Я знаю, мне нельзя здесь находиться, — заявил Мотылек перед дверью. — Но это важно. У меня есть к вам вопрос.

— Можешь войти. — Рафаэль кивнул. — Здесь никого нет.

Мотыльку хотелось прикоснуться к человеку, стоявшему перед ним, но чувственность здесь была ни при чем — он просто хотел позаимствовать немного его спокойствия.

— Мне нужно знать, где сейчас Блик. Понимаю, что вы теперь не в теме и что вам нельзя даже говорить со мной. Но мне известно, что вы знаете его — или раньше знали. Я теперь проводник, а он угрожает моему кольцу. Я хочу пройти исход. Вы знаете, есть только один способ.

Рафаэль мерил взглядом молодого человека, с лица которого сошло выражение мягкости, уступив место печали. Он вытащил руку из кармана и почесал заросшую щетиной щеку.

— Ты готовишься уничтожить его?

— Да. Это должно случиться сейчас. Блик вышел на охоту. Мое кольцо… В Портленде появился индуктор, и он знаком с этой девушкой. Он предвидит ее смерть и намеревается спасти ее. Я знаю, Блик использует ее как средство, чтобы заманить его в запределье. Он собирается как-то использовать его. Другого объяснения нет. Я должен его остановить. Иначе я не смогу…

Мотылек посмотрел на свои черные ботинки и внезапно подумал о том, каким маленьким, глупым и фальшивым выглядит он весь по сравнению с мужественной естественностью человека, стоявшего перед ним.

— Вы знаете, чего я не могу сделать. Рафаэль, я не хочу оставаться. Я не резатель. Я хочу уйти в Новалу. Я хочу пройти через исход.

Рафаэль покачал головой, его лицо еще сильнее омрачилось.

— Ты ничего не знаешь, Мотылек, — ответил он, глядя в окно на лестничной площадке. — Ты не знал, на что решиться, пока не пришел сюда, чтобы принять решение. Не перешагивай через себя. — Он снова посмотрел на юношу. — Это твоя вечная проблема.

— Я знаю, раньше я не слушал вас, но теперь я изменился. Я…

— Мне не нужны объяснения, — вздохнул Рафаэль. — Я больше не участвую в этом.

— Но… — Мотылек почувствовал, как ноги слабеют от наползающего страха. Его трясло. — Пожалуйста. Это мой единственный шанс. Вы несли ответственность за меня.

Он с мольбой смотрел на старого проводника. У того был отсутствующий вид, а потом он закрыл лицо ладонями и какое-то время стоял так.

— Рафаэль, я знаю, вы всегда оберегали Блика, но теперь он стал резателем, — напомнил Мотылек, не зная, что ему делать. — Он — зло. Он хочет причинить нам вред. Всем нам.

Мотылек понимал, что, должно быть, сейчас он перегибает палку и преувеличивает опасность, но он чувствовал себя загнанным в угол и не мог придумать ничего другого. Рафаэль вытер лицо и тряхнул головой, словно стараясь привести в порядок мысли.

— Конечно. Да. Я ждал этого. Это последнее, что я должен сделать. После этого я буду свободен.

Он потер плечо, глядя перед собой.

— Ладно. — Он распахнул дверь шире. — Заходи. Нам надо поговорить. Я должен рассказать тебе кое-что.

Мотылек увидел низкий диван, цветы, стоявшие у окон, кофейный столик и картины. Картины были повсюду — развешанные по стенам, прислоненные к дверным косякам, скрученные в рулоны на ковре.

— О том, где сейчас Блик? — Мотылек жадно огляделся. Так вот какова она, жизнь после…

— И об этом тоже. — Рафаэль направился в сторону кухни. Потом остановился и опять повернулся к Мотыльку: казалось, чем большее расстояние их разделяло, тем увереннее он себя чувствовал. — И о многом другом, чего ты еще не знаешь. Я сварю кофе. Ты будешь?

Мотылек отрицательно покачал головой.

— Ну а я выпью. Разговор будет долгим. Мне многое нужно объяснить.

Никс заблудился. Темнота здесь была ни при чем: пока он жил в сквоте, ему сотни раз приходилось бродить по тропинкам Форест-парка и он хорошо знал местность. За последние дни что-то изменялось в нем самом — он вдруг словно утратил способность ориентироваться в пространстве. Казалось, само его зрение теперь было настроено по-другому. Прежде его сдобренный «пыльцой» разум был весь сосредоточен на простой задаче: добраться из пункта А в пункт Б. Дорогу, полную сияющих ореолов, разочарований и одиночества, Никсу хотелось пройти как можно быстрее, поэтому он находил способы срезать путь, запоминал козьи тропы и топал по ним, опустив голову и ничего вокруг не видя, кроме своих неизменных старых ботинок.

Теперь же тьма вокруг сделалась прозрачной и полной смысла, открывая мир, который он старательно, начиная с самого детства, пытался закрыть для себя, отгородиться от него. Никс смотрел вокруг и понимал: именно так он и видел все раньше, до того, как научился отгораживаться и не замечать. Облака разошлись, половинка луны вылезла на небо и повисла над холмами, словно медальон. Никс продолжал идти. Ясного чувства времени у него тоже больше не было, и он не знал, сколько идет — минуты или часы. Но вот мелькнуло светлое пятно — наколотый на ветку белый клочок туалетной бумаги. Лагерь был поблизости. Он остановился и прислушался: ему показалось, что он слышит звонкий девчоночий смех. Пройдя еще немного вперед, Никс увидел свет костра, отражавшийся на листьях. Свистом он подал предупредительный сигнал, которому его научил Финн, и вышел из-под ветвей опушки на поляну. Финн, в красных кальсонах и шлепанцах, направился к нему, широко раскинув тонкие руки.

— Никс, друг, где ты пропадал? Мы тут все извелись из-за тебя, чувак. — Финн хлопнул старого приятеля по спине, потом крепко сжал в объятиях.

Разве Финн когда-нибудь раньше обнимал его? Никсу все еще было странно чувствовать чужие прикосновения.

Он дал Финну время отцепиться, потом кивнул и улыбнулся Эвелин — она стояла на краю поляны, согнувшись над пластиковым корытом, в котором мыла тарелки, ее усыпанные веснушками руки были в мыльной пене. Она помахала и улыбнулась, и Никс кивнул ей в ответ.

— Я был тут неподалеку. — Он положил руку Финну на плечо и улыбнулся. — Разбирался с делами. Но очень скучал по тебе, чувак. Как ты?

— Неплохо. — Финн пожал плечами и ухмыльнулся. — Эви устроилась на работу в «Бордерс»,[54] и мы нынче только и делаем, что деньги копим. Макароны с сыром едим почти каждый день. Хотим обзавестись жильем. Я подумываю о том, чтобы вернуться в школу. Техника, или компьютеры, или что-то в этом роде. Но хорош болтать — присаживайся. — Финн показал на раскладной стульчик возле костра. — Хочешь чаю, горячего шоколада или чего-нибудь еще? «Свисс-мисс» не хухры-мухры! А маленькие зефирки…

— Нет-нет, — засмеялся Никс. — Не заморачивайся.

Он покачал головой. Нервное напряжение еще не отпустило его, но он уже чувствовал себя спокойнее. Потрескивавший огонь овевал его теплом, и Никс вдруг понял, как же он устал. Когда он вообще последний раз спал? Вчера? Позавчера? А ему — и вообще им, ему подобным, — в принципе требуется сон? Финн с кружкой в руке примостился рядом на бревне.

— Похоже, я уже не могу отправиться в постель без кружечки шоколада. Непонятки какие-то. Прямо торкает. — Он подмигнул Никсу. — Хотя тебя вряд ли с него вставит.

Никс покачал головой:

— Меня уже отпустило.

На мгновение Финн взглянул на него пристально, словно пытался понять, правду ли говорит Никс, потом его взгляд смягчился, он улыбнулся и глотнул какао.

— Эй, Эви!

Эвелин Шмидт, довольно застенчивая темноволосая девушка с мягкими руками, покатыми плечами и гибкой, соблазнительной талией, которую выставляли напоказ низко сидящие слишком тесные джинсы, обернулась к ним, оторвавшись от работы.

— Иди сюда и посиди с нами, детка.

— Хорошо.

Она подтянула джинсы, вытерла руки о бедра, подошла к молодым людям и присела на бревно немного позади Финна.

— Рада видеть тебя, Никс. — Она кивнула парню, и он улыбнулся в ответ.

— Я тебя тоже, Эви.

Никс глубоко вдохнул, потом выдохнул. Лучше было начать сейчас.

— Слушайте. — Он посмотрел в глаза своим старым друзьям. — Не то чтобы в последнее время у меня была зависимость, но по-любому теперь я абсолютно чист, и, скажем так, тут кое-что произошло, и мне нужна ваша помощь.

Ни Финн, ни Эвелин не ответили, но не сводили с него глаз в знак того, что готовы слушать.

— Пропала Нив Клоуз.

Никс посмотрел на Эви. Ее глаза расширились, взгляд стал печальным и даже испуганным, и он понял, что явился за помощью в нужное место.

— Я пришел прямо сюда, потому что знаю: вы можете помочь. — Он наклонился ближе к друзьям. — Эви, я уверен, ты можешь помочь мне найти ее.

Эвелин посмотрела на Финна. Тот спустя мгновение кивнул, и она снова перевела взгляд на Никса.

— Это Блик, — прошептала она, в голосе ее слышался страх. — Она крутилась возле Тима Бликера. Ох, я должна была поговорить с ней, — с пробудившейся досадой добавила Эви. — Я должна была…

Взгляд ее темных глаз блуждал по земле, и Финн положил руку на колено своей девушки, стараясь успокоить.

— Детка, это не твоя вина. Ты это знаешь. У Нив есть собственная голова.

— Ты не понимаешь, Финн. Это не то. Блик… он… другой. Он сильный. Он… заставляет тебя хотеть.

— Все хорошо, — осторожно продолжил Никс, не сводя глаз с темноволосой девушки и стараясь убедить ее, что она может доверять ему. — Я знаю, как работает Тим Бликер. И я могу помочь Нив. Мне просто нужно знать, где она.

Эвелин подняла испуганные глаза, потом посмотрела на освещенную костром землю.

— Поможешь ей?

— Ну, не знаю, народ. Я не уверен, что Нив Клоуз хочет, чтобы ей помогали, — протянул Финн.

— Нет, она хочет, хочет, — возразила Эвелин.

— Слушай, — подвел итог Никс, — ты знаешь, что он потащит ее туда же, куда пытался забрать тебя. Ты знаешь, что он сделает с ней то же, что и с тобой. Но он собирается довести все это до конца.

Девушка еще не решалась ответить, и он внушительно добавил:

— Эви, ее нет уже целый день.

— Целый день? — Эвелин внезапно вскинула глаза. — Этого времени более чем достаточно.

Она живо покачала головой, и на глазах у нее выступили слезы.

Финн взял ее за руку.

— Если ты не хочешь…

Но девушка, казалось, собралась с духом.

— Нет, он не сделает этого снова Не с ней. Сколько ей, пятнадцать? Господи!..

Она сглотнула и подняла подбородок, глядя прямо на Никса.

— Он в туннелях. В Шанхайских туннелях. Под Старым городом. Вот где они. Я точно знаю. Он туда меня затащил.

Туннели, подумал Никс. Именно так сказала Моргана.

Губы Эвелин были плотно сжаты, в глазах стояли слезы, но она не плакала — для этого она была слишком рассержена.

— В конце Первой авеню, сразу возле реки, есть вход. Он находится в мужской уборной какого-то отстойного бара. Бар называется но имени какого-то парня. Кажется, «У Денни». В мужской уборной есть люк в полу, это тот самый вход, которым мы пользовались. Есть и другие, но я знаю только этот. Там ошиваются одни алкаши и нарики, и всем плевать на то, что люди входят в туалет и не возвращаются.

Никс уже поднимался, когда Эвелин остановила его.

— Ты не можешь идти туда прямо сейчас. Это небезопасно. Сейчас в туннелях полным-полно народа, и никто не знает, что ты идешь туда. Ты должен дождаться утра.

— У нас нет времени, Эви.

— Ты не понимаешь! Тебе даже через первый зал не пройти. Можно идти, только когда там никого не будет. Они подумают, что ты просто нарик или кто-то вроде этого.

Она наклонилась к юноше, все еще не отпуская руки Финна, который смотрел теперь вниз, себе под ноги.

— Слушай, это тебе не какой-нибудь сквот. Там собираются действительно плохие парни. Они убьют тебя.

Она снова посмотрела на Финна. Он поднял на нее глаза, и взгляд его был полон печали. Она снова повернулась к Никсу.

— Он хочет накачать ее наркотиками. Но по какой-то причине… Я этого не понимаю. И никогда не понимала, но ему нужно, чтобы мы… — Она осеклась. — Ему нужно, чтобы девушка все сделала сама. То ли он повернут на этом, то ли что-то еще. Он не станет брать ее силой. Он просто будет держать ее, пока она не сделает все сама. И тогда… тогда я не знаю. — Она смотрела в землю. — Я выбралась раньше.

Никс остановился и подумал о том, что Эвелин сказала ему. Если Блику действительно нужно, чтобы девушка все сделала сама, не связано ли это с историей самого Блика? Его мать держали в запределье в неволе, под действием «пыльцы». Наверное, резатель не хотел поступать с новой девушкой так же, как обошлись с его матерью. Не означало ли это — Никс в порядке гипотезы позволил себе эту мысль, — что у Блика оставалось какое-то подобие совести? Крошечная, извращенная, но все-таки совесть? Но будет ли от этого польза? Отогнав эту сомнительной полезности мысль, он снова посмотрел на Эвелин и Финна — словно в забытьи, они уставились на огонь костра.

— Но как? — не удержался от вопроса Никс. — Как ты выбралась? И где потом оказалась?

— Это уже слишком, дружище. — Финн покачал головой. — Слишком много темных воспоминаний.

— Нет, — ответила Эвелин, взгляд ее был твердым и решительным. — Нет. Я хочу, чтобы этого придурка поймали. Я не помню, где это было. Где-то за первым залом. Там никого не было. Только что-то… что-то разбудило меня. Это был не Блик. Он куда-то делся. Что-то другое. Все, что я помню, — это когда я проснулась, я увидела туннели, которые вели в разных направлениях, словно лучи звезды.

Она раскинула руки в стороны, показывая, как это выглядело.

— Или что-то вроде. Это сбивало с толку. Я не знала, какой выбрать, поэтому я просто… шла. И в конце концов оказалась снаружи. Я была настолько вне себя, что не помнила, как открыла последнюю дверь. Я просто повторяла себе: «Иди на свет, Эви, иди на свет». Я продолжала повторять свое имя. И следующее, что я помню, это Бернсайдский мост. Клянусь. Это было словно… я перенеслась туда. Пару раз я пыталась вернуться, чтобы войти снова, — она отвела глаза от Финна, — там такая решетка… но она была заперта.

— Но почему он не пытался остановить тебя? — спросил Никс. — Не пытался удержать тебя?

— Блик? Да. — Тут она заплакала. — Да, он не пытался удержать меня. То есть он пытался заставить меня захотеть остаться: он твердил, что я на самом деле не хочу уходить, но никогда не хватал меня, не связывал, ничего такого, даже дверь не запирал. Казалось, просто запереть меня ему было неинтересно. Он хотел, чтобы я сама пожелала остаться с ним. И с Нив все будет так же. Он не станет… и не хочет… делать с нами что-то, чего бы мы сами не захотели.

Финн качал головой, и Никс понял, что и он тоже плачет.

— Нет, детка, нет.

— Да, Финн. Это правда. — Она снова обернулась к Никсу. — Ты должен дождаться утра. Но если ты пойдешь туда, будь очень-очень осторожен. Я не знаю, что Блик сделает с тобой. Я даже не знаю, чего он хочет от Нив и почему тащит нас туда, в Шанхайские туннели. Там никого не бывает, кроме наркоманов и туристов. Но сейчас тебе туда нельзя.

— Да, чувак. Тебе нужно выспаться, — согласился Финн.

Это было правдой. Что бы ни ждало его впереди, ему прежде всего требовалось выспаться, чтобы иметь силы все это вынести. Его тело устало.

— Да, ладно, — согласился Никс.

Он посидел немного, глядя на огонь, пока они готовили спальное место: Эвелин расстелила несколько одеял в красной палатке, стоявшей слева от синей, в которой спали они с Финном.

— Но зубы, Эви, — напомнил Никс. — Однажды ты что-то говорила про зубы…

— Да, это странно. Кажется, это было что-то вроде галлюцинации.

Она начала расстегивать полог палатки, знаком велев ему забираться внутрь.

— Они были не то чтобы острыми. Скорее, заостренными. Как у тебя.

Она слегка кивнула, а Никс в панике провел языком по зубам. Он никогда не считал свои зубы заостренными. Это что, правда? Неужели его присутствие в чужом теле уже начало сказываться на нем?

— Тебе пора поспать, Никс. Мы разбудим тебя до рассвета. Потом сможешь идти. Когда встанет солнце — так будет лучше.

— Пошли, приятель. — Финн помог усталому другу встать и довел до красной платки.

Никс представил себе мягкие одеяла, уютно обвивающие его. Он жаждал завернуться в них, но не мог отогнать мысли о туннелях, о том зале, который описывала Эви.

— Но как ты узнала? Откуда ты знала, куда надо идти? — спрашивал он, едва не повиснув на тощих руках Финна.

Зато Эвелин теперь выглядела сильнее, не такой изможденной, как прежде.

— Не знаю, Никс, — шепотом ответила она. — Я просто не хотела умирать. Не знаю, как еще объяснить это. — А теперь иди спать. — Она откинула полог палатки. — У тебя впереди долгий день.

В ответ он смог выдать лишь хриплое «ага». Никс нырнул в темноту, позади раздался звук закрываемой молнии, но неизвестно, успел ли он услышать его до конца.

ГЛАВА 21

Моргана д'Амичи — сука. Моргана д'Амичи — хладнокровная дрянь. Моргана д'Амичи — фригидная невротичная Снежная Королева. Нет, снежная ведьма. Снежная колдунья. Лижущая фруктовый лед принцесса низких температур.

Моргана д'Амичи…

Эльф.

Это слово рассмешило Моргану, и она прижалась лицом к подушке, чтобы никто ее не услышал. Еще даже не рассвело, и все обитатели дома Ивонн д'Амичи, который «немногим лучше трейлера», были еще в постели. Только Моргана вдруг очнулась от тяжелого сна без сновидений и уютно устроилась под своими одеялами, корчась от смеха.

Гребаные летучие эльфы, как выразился Никс. Лучше и не скажешь.

Разве она не должна была чувствовать себя еще хуже, чем возлюбленная девушка ее возлюбленного братца, попавшая в руки злобного резателя по имени Блик, в присутствии которого сама она еще вчера дергалась от ужаса? Хотя нет, исходящее от него чувство опасности ей, скорее, нравилось. Разве она не должна была расстроиться оттого, что Никс не позвонил ей и не сказал, где они встретятся утром? Нет, она ведь знала, что он еще позвонит. А Ивонн, бедная неряха Ивонн, которая цеплялась за успехи своих детей, как и все самоутверждающиеся за счет отпрысков мамаши, которая потягивает холодные чаи «Лонг-Айленд» в «Фабрике спагетти» и выковыривает чеснок из сухариков, «чтобы не испортить дыхание перед встречей с Тоддом»!

Каждый раз, как официантка подходила спросить, не принести ли им еще колы, Ивонн стискивала своих детей в объятиях. Разве не должна была она раздражать Моргану, как обычно? Но нет, в тот день Моргана даже любила Ивонн. Даже К. А., казалось, почувствовал неладное: когда она проснулась рано утром, чтобы сходить в туалет, в его комнате еще горел свет. Разве не должно было это тревожить ее, в конце концов?

Нет, нет и нет. Все это ерунда. Вместо того чтобы огорчать, все это волновало ее, согревало и даже возбуждало.

Настало утро. Как просто она просекла фишку, подумала Моргана, глядя в теплую тьму над кроватью.

Конечно же, она не сказала К. А. про исчезновение его безмозглой подружки. Да и зачем? Вернувшись домой из парка, она позвонила отцу Нив, этому жирному старику, и сказала, что К. А. нет дома и что она перезвонит, как только что-нибудь выяснит. Ей придется соврать что-нибудь о том, где сейчас ее брат, но это совсем несложно.

«Ты просто фригидная сука», — сказал ей однажды отвергнутый мальчишка из колледжа, законченный нарцисс. Она восприняла это как комплимент.

Она села, натянув одеяло на плечи. Начало светать, и Моргана уже могла различать лимонно-зеленые полосы в небе над кустами роз. Она поняла, что ночью не ходила в лес; должно быть, теперь ее подсознание уже не властно над ней. Отлично. Это значит, что теперь она лучше владеет собой.

План созревал. Смутный, не обещающий быстрого успеха, но все-таки план. Итак, Никс — индуктор. Прекрасно. Индуктор ей потребуется. И Мотылек… она ему еще покажет. И не только за тот спектакль в парке, нет. Мальчишка должен заплатить за ту первую ночь в доме Ундины — он обещал ей поцелуй, а Моргана никогда не забывала об обещаниях.

Мотылька нужно соблазнить, Никса — использовать. У Блика она будет учиться, с Вив она будет бороться. Ундину она просто уничтожит. Ну а что случится с Нив, не очень-то важно. И больше никто не назовет ее фригидной сучкой.

Прошел час; она смотрела на то, как водянистые линии на цифровых часах складываются по-новому. Единственное, что было сейчас важно, — это звонок Никса. От Джейкоба ей уже приходило на сотовый несколько сообщений, но она не обратила на них внимания. Наконец телефон завибрировал. «УГЛ 1Й И ЭШСТРТ. СЕЙЧАС».

Она бросила телефон на кровать и быстро оделась в полутьме. Джинсы, бюстгальтер, темная футболка с длинным рукавом, анорак с капюшоном. Пригладила черные волосы, надела белую бейсболку. Поверх анорака она накинула тонкую черную спортивную жилетку, сунула в карман бумажник, цапнула сотовый и разровняла пуховое одеяло и простыни. Моргана д'Амичи всегда заправляет свою постель.

Готовая в дорогу, Моргана пробралась по коридору мимо комнаты К. А. и, уже открывая дверь в кухню, вспомнила, что нужно оставить записку для Ивонн. Возле телефона лежали стикеры для заметок. Она просто нацарапает что-нибудь насчет того, что ей с утра нужно быть на работе…

Чья-то рука легла на плечо, и Моргана подскочила, едва не закричав, когда почувствовала, как широкая ладонь зажимает ей рот. Она попыталась вырваться, чтобы увидеть нападавшего, и тут услышала знакомый тихий хрипловатый голос:

— Спокойно, Морри. Это просто я.

К. А. ослабил хватку, и она развернулась в объятиях брата. Она думала, что он еще спит, но он стоял перед ней, полностью одетый, в кроссовках и джинсах, как и она сама, с бейсболкой на взъерошенных светлых волосах. Вид у него был грустный.

— Ты что, хочешь разбудить маму? — сердито прошипела она.

— Что происходит?

Моргана повернулась и пожала плечами.

— Я иду на работу. Меня вызвали на переучет до открытия.

«Мам, нужно с утра на работу», — написала она недрогнувшей рукой.

— Господи Иисусе! Думаешь, я идиот? — с нарастающим гневом прошептал К. А. — Джейкоб звонил мне всю ночь напролет, все спрашивал, не слышал ли я что-нибудь про Нив. — Он наклонился ближе. — Он сказал, что видел вас вчера с Никсом в парке после ужина. Он сказал, что говорил тебе, что Нив не вернулась домой, и ты ответила, что попытаешься выяснить, куда она пропала. Почему ты не сказала мне, Моргана? Что, черт подери, происходит?

Она отложила ручку и посмотрела на него.

— Я понятия не имею, о чем ты говоришь. Она знала, как, должно быть, выглядит сейчас ее лицо — холодное, спокойное, лицо лгуньи, но ей было плевать. Ее ждал Никс; она должна встретиться с Бликом в туннелях, и никто, даже брат, не остановит ее.

— Послушай, меня ждут на работе, мне пора идти. Я не знаю, что тебе сказал Джейкоб Клоуз, где или с кем он видел меня, но я больше не могу ждать. Он расстроен. Его дочка — отстой, и, я полагаю, он не знает, куда она подевалась, потому и пытается втянуть тебя в свои проблемы.

«Вернусь позже. Целую, Моргана». Она положила ручку и начала пробираться мимо ошеломленного брата, как вдруг поняла, что он теснит и прижимает ее к двери. Он… пытается остановить ее?

— Ты что, шутишь? — Моргана встала перед раковиной, уперевшись в нее руками. К. А. повернул защелку на дверной ручке и загородил собой запертую дверь.

— Ты не пустишь меня на работу? Похоже, эта маленькая сучка действительно прибрала тебя к своим наманикюренным ручонкам.

Она вздернула подбородок, но брат не двинулся с места.

— Ты должна рассказать мне, что происходит, — потребовал он.

Моргана вздохнула, изо всех сил притворяясь обеспокоенной сестрицей, хотя в каждом ее движении невольно прорывалась плескавшаяся в ней ненависть. Она хотела, чтобы К. А. убрался с дороги. Немедленно.

— Тебе не стоит пускать ее в свою жизнь, и мне, разумеется, тоже. Это действительно полное безумие.

Брат продолжал молча смотреть на нее.

— Мы сможем поговорить об этом на работе, — попыталась убедить его Моргана.

Он только крепче прижался спиной к двери.

— Ты никуда не пойдешь, пока не скажешь, что тебе известно о Нив.

Выражение на лице брата разбило бы ей сердце, если бы в этот момент было что разбивать.

— Я — ничего — не — знаю, — процедила Моргана сквозь зубы.

Внутри пробежал холодок. Она стояла в той самой кухне, которую так хорошо знала, в которой они столько вечеров проводили вместе с К. А.: мыли посуду, перекидывались шуточками, затевали мыльные битвы. Теперь он загнал ее в угол, и она чувствовала ярость загнанного в угол дикого животного.

Она сама еще не успела ничего понять, как крайний нож соскользнул с магнитного держателя и в броске разрезал воздух.

К. А. с отвалившейся челюстью отскочил от двери, изумленно глядя на нее. Лезвие воткнулось в нескольких дюймах от края дверной рамы, именно там, где он стоял мгновением раньше. А Моргана тут же метнулась к двери вслед за ножом.

— Ты что… — К. А. бросил взгляд на сестру, стоявшую теперь рядом с ним. — Ты только что швырнула в меня нож?

— Нет, — ответила она, крепко вцепившись в дверную ручку. На этот раз она говорила правду.

Пробежав по подъездной дорожке, она завела машину и нажала на газ. Угол Первой и Эш-стрит — вот все, что сейчас имело значение. Черный «мустанг», последовавший за ней, она не заметила.