Последыш. Книга III

Глава 8 (1)

Классическая магия оперирует заклинаниями на живых и мертвых языках, жестовым кастованием и прочими техническими приемами. Овладеть ими непросто, но, если у тебя есть Дар и ты достаточно упорен в изучении магического инструментария, — не говоря уже о наличии хороших учителей и подходящей литературы, — выучиться на мага, в принципе, несложно. Терпение и труд, как говорится, все перетрут. В особенности, если имеешь сильный Дар. Однако со стихийной магией дела обстоят совсем по-другому. В ней бесполезны вербалистика и техника жестикулирования. Какая, к демонам, распальцовка, если требуются совсем другие таланты и навыки: обостренная интуиция и развитое невербальное воображение, тонкое чувство момента и способность к визуализации нематериальных сущностей, умение оперировать ощущениями, наитием и интенциями, лежащими вне границ конкретизации. Такой вот джентельменский набор, и не сказать, чтобы Бармин хорошо понимал, о чем в этой зауми идет речь. Предки писали о том, что знали и умели делать сами, а он прежде научился колдовать и только теперь, дорвавшись до тайного знания своих предшественников, пытался связать теорию с практикой. Но сейчас, ему впервые предстояло сделать нечто, о чем он знал пока только теоретически.

Бармин обнял древесный ствол, прижавшись к нему всем телом, закрыл глаза и попытался почувствовать силу, растворенную в жизненных токах сосны. Ингвар Старший — его прадед, — называл эту силу на латинский манер витой[100]. Но, что бы он там ни писал, как передать словами то, что должен был почувствовать сейчас Ингвар Младший? Вита не похожа ни на воду, ни на электричество, одним словом, это не жидкость, не газ и не движение электрических зарядов. У нее нет температуры и плотности, нет массы и размеров, и, тем не менее, ее может быть много или мало, и она может быть мощной или едва выраженной. И вот это нечто Бармин должен был найти, почувствовать и, «открыв шлюзы», впустить в себя. Что-то похожее на эффект сообщающихся сосудов. Если все сделать правильно, вита сама «потечет» оттуда, где ее много, туда, где ощущается ее нехватка. И, если не остановить процесс волевым усилием, то она будет поступать до тех пор, пока «пустой сосуд» не заполнится до предела. Именно это и предстояло сделать сейчас Ингвару, потому что он должен был, как можно скорее, восстановиться и вернуться в бой. А значит, ему необходимо было срочно залечить раны и восполнить израсходованную в бою энергию, а затем еще и «полечить» своей силой Елену, Марию и Хатун. Разумеется, он не мог просто поделиться с ними тем, что собирался получить извне, слишком разными были их таланты. Но он мог исцелить женщин от усталости и боли, вдохнуть в них волю к жизни и активировать их собственные внутренние резервы, при том, что все это следовало сделать очень быстро, потому что враг ждать не будет и форы им ни за что не даст.

Мысли путались. Перед внутренним взором мелькали образы прошлого и настоящего, — одной жизни и другой, — а потом он, по-видимому, окончательно забылся, перейдя из состояния не слишком уверенного бодрствования в то состояние, которое психиатры называют гипнагогией[101]. Именно этот переход, похоже, был необходим, чтобы сработала интуиция колдуна, и он смог открыться растворенной в природе жизненной силе. Впрочем, не имея в этом ни малейшего опыта, Ингвар открыл все свои «шлюзы» разом, — практически мгновенно, — и сразу на максимум. В результате, вита хлынула в него бурным потоком, и Бармин просто «захлебнулся» в этом всем. Энергии было слишком много, и от ее бешеного напора, Ингвара начали бить судороги. Во всяком случае, что-то такое он смог потом вспомнить, но это случилось после, а тогда он довольно быстро ухнул в беспамятство, и очнулся только через пять минут, когда ослабла мертвая хватка, с которой он держался за ствол дерева. Во всяком случае, так ему описали происходившее присутствовавшие поблизости женщины.

Потеряв опору, Бармин упал навзничь. Вот от этого удара он, собственно, и очнулся. Открыл глаза, увидел над собой звездное небо и, улыбнулся, ощутив и телом, и духом, что заповедное колдовство ему вполне удалось. Несмотря на то, что он едва пришел в себя после долгого обморока, — а Бармин твердо знал, что находился «по ту сторону ночи» не менее пяти минут, — голова у него была ясная. Думалось привычно легко и быстро, переполненная энергией кровь едва не кипела в жилах, а тело ощущалось сильным и готовым на любые подвиги.

«И это просто замечательно! — обрадовался Бармин. — Всеотец, мне это удалось! У меня получилось!»

Ощущая невероятный душевный подъем, Ингвар сел, огляделся и форменным образом обалдел. Краткие записки прадеда-тезки не подготовили его к тому зрелищу, которое предстало перед его глазами. Вокруг расстилалась мертвая земля, причем мертвая в самом прямом смысле этого слова. Черная, спекшаяся в шлак почва, трава на которой не просто высохла, а обратилась в невесомую пыль, с которой играл сейчас холодный ночной ветер. Мертвые деревья, от которых остались лишь почерневшие, лишенные коры стволы, превратившийся в труху кустарник.

«Зрелище не для слабонервных… — признал Бармин, поднимаясь на ноги. — Я что, вытянул отсюда всю виту? Из земли, растений, животных…»

«Женщины!» — похолодел вдруг Бармин, вспомнив о своих спутницах.

Но, к счастью, с женщинами все обстояло более или менее благополучно. Они были живы и здоровы, хотя и вымотаны прошедшим боем. Стояли метрах в пятидесяти от него, сбившись в тесную группу, и не то, чтобы дрожали от страха, но явно были не на шутку напуганы. И было отчего. Вокруг Ингвара, — в радиусе, как минимум, этих самых пятидесяти метров, — лежала мертвая земля, на которой мумифицировались даже трупы вражеских магов.

«Да уж… — признал Ингвар. — Не зря старик писал, что с этим надо быть очень осторожным…»

— Живы? — спросил вслух. — Все, все! Все уже закончилось!

Он быстро подошел к женщинам, успокоил, как мог, и следующие десять минут приводил их в порядок. Снял усталость, «взбодрил» — чем бы это ни было на самом деле, — и заодно отрегулировал, тоже, к слову сказать, впервые в жизни, работу центральной нервной системы. Затем еще столько же времени занял сбор трофеев и «прикапывание» мумий. Этим занимались Ингвар и Елена, а Мария в это время помогала Хатун переносить в Липин двор погибшего оборотня. Ну, а затем, они уже втроем переместились, — Бармин перенес, — к месту пока еще не реализованной атаки, и вовремя, потому что как раз в тот момент, когда они появились на вершине холма, голова колонны показалась из-за поворота.

— Убивать буду я, — объяснил Ингвар диспозицию. — Лена прикрывает меня щитом, а ты, Маша, ударь пару раз по центру колонны и держи периметр. Пресекай любую попытку зайти нам в тыл или во фланг. Лучше всего, вообще не давай им сойти с дороги на нашу сторону.

Женщины согласились, что план хорош, и следующие три минуты они молча наблюдали за тем, как колонна бронетехники выезжает на хорошо просматриваемый с холма отрезок трассы. Потом, когда от головного БМП до мостового перехода оставалось чуть больше полутора сотен метров, Бармин нанес первый удар. Лупил, особо не прицеливаясь, бил наотмашь, взяв за основу тот поток огня, которым полгода назад уничтожил кортеж датских наемников, штурмовавших замок Надозерье. Впрочем, с тех пор он значительно вырос, как боевой маг. Теперь он умел бросать огонь, четко дозируя расход силы, да и восстанавливался куда быстрее, в особенности, сегодня, после мощного вливания виты. Ну, а дальше классика. Бронетехника в узком дефиле между заболоченной низменностью и поросшим лесом склоном холма, на котором, собственно, и находится «артиллерийская позиция». Поэтому первый удар Ингвара пришелся по голове колонны, а второй — по хвосту. И, пока он выбирал третью цель, Мария Полоцкая взорвала что-то в середине колонны и еще успела «выбросить» один из танков прямо в болото. То есть, его снесло так, словно, он игрушечный, а по нему ударили настоящим молотком. Однако и на дороге не дураки находились. Уже через пару секунд кто-то там «выстрелил» по вершине холма каким-то чрезвычайно мощным боевым артефактом. Удар получился сокрушительный, громкий, — в смысле, с грохотом, как от взрыва, — и с фейерверком во все стороны. Елена его все-таки отразила, но Бармин почувствовал, что сейчас они прошли буквально по краю. Щит Елены ощутимо прогнулся и едва выдержал, поскольку противник применил крайне серьезный артефакт. Наверняка, что-то выше 3-й категории. И, в особенности, неприятно то, что не знаешь, один он там был или их несколько припасено.

«Вот же дурость! — мелькнуло в голове. — Опять я переоценил свои силы!»

— Маша, ставь щит! — гаркнул он, кидая третий заряд огня.

Маша, дай ей Идунн[102], здоровья, успела буквально в последний момент. Выставила щит, и в него тут же ударил второй артефакт, а еще секунд через сорок, в течении которых Лена, а затем и Маша отражали удары слабосильных магов, — а их во вражеских порядках оказалось от трех до пяти, — начали стрелять танковые пушки и крупнокалиберные пулеметы, установленные на БМП и бронетранспортерах. Все это сильно перегружало, выставленные женщинами щиты, и, если сейчас по ним применят еще что-нибудь зубодробительное, это может иметь фатальные последствия. Понимание этого, заставило Бармина второй раз за ночь использовать свое оружие Судного дня. Удар высокоэнергетических молний сразу по всем машинам в колонне, — даже по тем, которые все еще оставались за поворотом, — разом прекратил стрельбу. Если на шоссе, — среди пылающей и разбитой вдребезги техники, — еще оставался кто-нибудь живой, ему явно стало не до того, чтобы стрелять или применять боевые артефакты.

«Дело сделано…» — устало отметил Бармин, а в следующее мгновение его скрутило болью отката.

Ему и от первого-то применения «руки бога» неслабо поплохело, что уж говорить о втором круге. К сожалению, у стихийной магии есть одна крайне неприятная черта: кумуляция эффекта. Второй откат от такого колдовства, какое применил Ингвар, всегда будет болезненнее первого. Это правило. И, если бы, Ингвар не запасся заранее витой, сейчас ему стало бы совсем худо. Вплоть до комы на сутки-другие. А так, отлежался, пока корежило от боли, и все, собственно. Встал, отряхнулся и пошел дальше, но состояние, правду сказать, было не очень. Скверное, хотя и не смертельное.

— Определимся! — кивнул он женщинам. — Будьте готовы отступить, я связываюсь со штабом, а значит нас могут запеленговать.

— Пара минут у тебя точно есть, — пожала плечами Мария, — а потом, в зависимости от ситуации, или к замку, или еще куда. Я округу неплохо изучила, Еля тоже. Откроем портал и всех дел.

— Как скажешь, — усмехнулся Бармин, оценив по-настоящему только сейчас, какое, на самом деле, чудо — эта княгиня Полоцкая. Про Лену и Варвару он уже давно знал, видел обеих в бою. Ольга/Хельга вела себя безукоризненно и вряд ли окажется хуже, чем он ожидал, когда наступит время разбора полетов. Но Мария показала себя, и вовсе, из ряда выдающейся особой.

«Что-то с чем-то!» — усмехнулся Бармин, делая вызов.

— Здесь первый, — сказал он, когда штаб откликнулся голосом оперативного дежурного. — Мы целы. Отряд колдунов уничтожен. Танковая колонна на подходе к Шексне разгромлена вчистую. Давайте отчет, но коротко. Самое главное. Время пошло!

— Возвращайтесь в замок, — попросил генерал, которому сразу же перебросили канал связи. — Надо поговорить лично. Сможете?

— Сможем, — подтвердил Бармин, понимавший, разумеется, что не все можно сказать по открытой линии и надеясь, что речь идет не о гибели близких ему людей. Впрочем, об этом ему бы, наверное, все-таки сказали. — Скоро будем.

— Девочки, кто откроет портал в замок? — спросил он, думая о своем.

— Инг, — покачала головой Елена.

— Точно! — сообразил Бармин. — Извини! Я сам нас переброшу.

Замок был защищен от открытия порталов, и только Ингвар мог беспрепятственно входить на территорию Усть-Углы, и покидать ее, когда вздумается.

Так что, в очередной раз сыграли в обнимашки и практически мгновенно оказались не просто в замке, а сразу в Медвежьей башне. А конкретно, в холле перед лестницей в штабной бункер. И уже через пару минут они сидели вместе с генералом Горбатовым-Шуйским и майором Злобиной в маленькой комнате для совещаний, пили кофе, курили и слушали доклад. Честно сказать, отчет соратников Бармина не порадовал, хотя и не разочаровал. С одной стороны, дела были не так, чтобы хороши. Бой шел едва ли не по всей территории графства, и не надо быть пифией, чтобы предсказать, без потерь — материальных, но главное, людских, — в вооруженном конфликте такой интенсивности не обойдется. Но, с другой стороны, Усть-Углу и Шексну удалось отстоять. Ольга жива, только вымотана до последней степени и, хотя сейчас лежит в госпитале под капельницей, через три-четыре часа, по мнению целителя, снова будет в норме. Варвара уцелела, хотя бой у Кубенского озера был жарче некуда. Петр ранен и воевать в ближайшие пять-шесть дней не сможет. Впрочем, Устье все-таки удалось отстоять, как, к слову сказать, и Рысий кром. В Вологде продолжаются уличные бои, но, в целом, стратегически важные объекты, — например, мосты через реку Вологду и аэропорт, — остаются под контролем графских дружинников. И получается, что, не будучи профессионалом и не имея никакого опыта в подобного рода делах, Бармин совсем неплохо организовал оборону графства. Подобрал правильных людей и не пожалел денег. Однако и то правда, что наверняка наделал достаточно много ошибок. А уж как лопухнулся ночью, вообще, стыдно вспоминать. Два раза наступить на одни и те же грабли, надо уметь.

«Герой, блин, доморощенный! Супермен хренов!» — Но самобичеванием, как известно, делу не поможешь, только нервы на ноль помножишь. Другое дело, что надо уметь признавать ошибки и стараться их впредь не совершать.

— Помощь идет, — продолжал, между тем, докладывать генерал. — Подробностей нам в связи с секретностью не сообщили, но от Глинских по шифрованному каналу пришел запрос на посадку в Череповце четырех транспортных «Титанов», а это порядка пятисот тон груза. Официально по линии Управления воздушным движением сообщено, что товарищество с ограниченной ответственностью «Восток-Запад» перебрасывает из Полоцка в Череповец тяжелую технику для строительства новой ТЭЦ. Руководит перелетом боярыня Дарена Менгден.

— Кто? — не поверил своим ушам Бармин.

— Ваша супруга, господин граф.

— Так…

Что ж, как прикрытие для всех, кто не знает Дарену лично, это звучало вполне здраво. Жена графа руководит поставками строительной техники или что там еще могут перевозить «титаны»? Похоже на операцию Нестора, и по тоннажу выходит, что в Череповец перебрасывают большой отряд с бронетехникой.

— Из Полоцка? — уточнила Мария.

«Умничка!» — отметил Бармин.

— Наверное, из Могилева в Череповец ближе лететь через Полоцк, — усмехнулась Елена. — Или это потому что в Полоцке к Дарене присоединились твои землекопы с лопатами и кирками?

— Думаю, это папенька подсуетился, — кивнула Мария. — Напрямую ему вмешиваться нельзя, но там моя вотчина, а я твоя, Инг, жена. Имею право, ведь так?

— Совершенно с вами согласна, Ваше Сиятельство! — устало улыбнулась майор Злобина.

— Когда ожидается прилет? — уточнил Бармин.

— Через час, — внес ясность генерал Горбатов-Шуйский.

— Что-то еще?

— Да, — кивнул генерал. — Мы получили еще один странный запрос, но на этот раз через Центральную Диспетчерскую имперского ГВФ. — В 9.15 утра из Тихвина в Череповец прибывают два чартера с вахтовыми бригадами лесорубов. Формально придраться не к чему, так что их пропустят даже враждебные нам ПВО, — война войной, но бизнес не должен пострадать, — однако, сами понимаете, лесорубы нам в Череповце, вроде бы, не нужны. Мы тут подумали даже о том, что это попытка захвата аэродрома, но Ия Ильинична получила от коллег в Новгороде клятвенное заверение, что это добровольцы из Приладожья.

— Может быть, Менгдены? — задумался Ингвар. — Но мы с ними не настолько дружны. Что ж… Кто у нас там держит аэродром?

— Местное ополчение, — пояснил генерал. — Сто семь человек, — взглянул он в записную книжку. — Шесть станковых пулеметов, две базуки, четыре гранатомета. Среди сотрудников аэропорта трое — маги.

— Ладно, тогда, — решил Бармин. — Подождем развития событий. Нам, — кивнул он на женщин, — нужно около часа, чтобы привести себя в порядок, но, если будет что-то срочное, выдергивайте сразу. А, если ничего экстраординарного за этот час не произойдет, решите, куда нам потом направиться.

— Думаю, час у вас есть, — заверил генерал.

— Тогда, мы пошли, — встал Ингвар из-за стола. — Дамы!

В результате, только и успели, что принять душ, перекусить и влить в себя штук пять разных эликсиров и снадобий, чтобы снять напряжение и усталость, ускорить восприятие и компенсировать многократное применение сильной магии. В обычных условиях, процессы, индуцированные в организме мага болью и волшбой, нивелируются обычными средствами: сном и отдыхом, калорийным питанием и физическими нагрузками. Плаванием, например, или бегом. Еще хороши в этом смысле прогулки верхом. Тут тебе и отдых, и спорт в одном флаконе, да еще и благотворное влияние жизненной силы и животной ауры самой лошади. Однако сейчас, все это было невозможно, — не было у Бармина времени на сон и отдых, на плотный обед и минеральные ванны, — а им еще воевать, как минимум, сутки. А, может быть, и больше, но это уже без Ингвара. Если ему удастся оставаться в тонусе хотя бы до следующей ночи, уже хорошо, но мог, разумеется, спечься и раньше. Так что, по любому, следовало попытаться завершить всю эту компанию за один день. И, похоже, противник желал того же, хотя и по совсем другим причинам.

Не успели Ингвар и его женщины перекусить и запить горечь эликсиров крепким кофе с толикой коньяка, — только для вкуса и запаха, и не более того, — как с Барминым связались из штаба. Оказывается, началось новое наступление на Череповец и Вологду, не говоря уже о том, что радар ПВО замка засек новую группу воздушных целей, идущих, как и прежде, с юго-востока с выключенными транспондерами и погашенными навигационными огнями. А когда, добежали до Центрального поста, как снег на голову упали свежие новости: в окрестностях Усть-Углы лесниками и егерями, выполнявшими функции полевой разведки, замечены то ли две, то ли даже целых три группы парашютистов-десантников, каждая численностью до взвода.

— Вот что, — сказал Бармин, выслушав новости, — Хельга и Кержак лежат под капельницами и вставать им сейчас нельзя. Портнов не так силен, как хотелось бы, да к тому же тоже устал. В одиночку он мало что сможет, а замок и город сдавать нельзя. Поэтому вы, барышни, — повернулся он к Елене и Марии, — остаетесь в Усть-Угле, а я прогуляюсь в Вологду, да и в Череповец надо бы заглянуть. Вернусь часа через три-четыре. Радиосвязь только в случае чрезвычайной необходимости.

Удивительно, но на этот раз женщины с ним спорить не стали. Прониклись, наверное, сложностью момента. Так что из Усть-Углы он ушел без долгих разговоров и через три «клика» был уже в здании Вологодской ратуши, где размещался штаб обороны города. Когда выбирали здание под штаб, бои шли на окраинах. К тому же здание ратуши было построено лет двести назад, а это означало среди прочего, толстые кирпичные стены, узкие окна и глубокий подвал. Сейчас это оказалось более чем кстати, поскольку стрельба приблизилась вплотную к Ратушной площади. Противник, как понял Ингвар из краткого отчета командовавшего в здании полицейского лейтенанта, наступал сразу по двум улицам: по Константиновскому проспекту и Рыночной улице, а Судебный переулок, проходивший по задам ратуши насквозь простреливался снайперами, засевшими на колокольне церкви Вознесения. В общем, дело было швах, и штаб отсюда уже эвакуировался, — люди ушли через связанные между собой древние подвалы, — и в ратуше оставался только заслон. Однако лейтенант был в курсе последних событий и смог достаточно толково все объяснить и показать на карте. Узким местом обороны города стал, в частности, Старообрядческий мост, захваченный атакующими буквально полчаса назад, что создало угрозу с фланга и тыла Речному району.

— Так где теперь штаб? — спросил Бармин, изучая карту.

— В 1-й Городской гимназии.

— А почему было не засесть в кремле?

— Так, в кремле губернатор заперся.

— Заперся, значит… — Ингвар почувствовал, как им овладевает гнев, что было не слишком хорошо, поскольку воевать, как он помнил, надо на холодную голову. — В кремле… Отлично!

— Сильные маги в городе отметились? — спросил напоследок, планируя «ответный ход».

— Да, нет, — помотал головой полицейский. — Откуда?! У них, как и у нас, на улицах одни слабосилки, да и те не боевые маги.

— Спасибо, лейтенант, — улыбнулся Бармин. — Готовь людей. Я вам сейчас Рыночную улицу вычищу до самого кремля. Разберусь там с делами и вернусь по Константиновскому. А уж затем, займусь Старообрядческим мостом.

На этот раз, он был осторожен, как минер на минном поле. Не геройствовал, не лез на рожон и ни на мгновение не опускал щит. К счастью, однако, ничего экстраординарного не произошло. Рыночную улицу, как выяснилось, удерживали всего трое боевиков с пулеметом, но засели они более чем удачно, — в далеко выступающем наружу эркере третьего этажа, — и контролировали сразу оба направления: к Ратушной площади и к Кремлю. Бармин «прислушался», выискивая опасность, но больше ничего интересного не обнаружил. Дома по обе стороны улицы были полны попрятавшихся кто где перепуганных до смерти людей. Ингвар их чувствовал, но нигде, кроме пресловутого эркера, никого, излучающего прямую, направленную вовне агрессию не нашел. Проверившись дважды, чтобы не совершить ненароком ошибку, Бармин попросту снес эркер вместе со стрелками и одного из них даже допросил. Парень, как ни странно, уцелел, сверзившись аж с третьего довольно высокого этажа. Приятели его убились, а он поломался, конечно, но был жив и, что характерно, помирать явно не спешил. Зато сильно нервничал по поводу того, что местные его, болезного, найдут и добьют. Оттого, быть может, и заговорил сразу и без наводящих вопросов. Оказалось, костромич. Служит десятником в малой дружине князя, а до того отслужил срочную в императорской пехоте. Сержант запаса, и никаких подробностей, разумеется, не знает. Кроме общего количества костромичей, — в Вологде их в начале ночи было полста, но теперь, скорее всего, стало сильно меньше, — и имевшегося у них в распоряжении оружия. В основном, это были штурмовые винтовки и гранаты, пять ручников и пара станковых пулеметов калибра 12.5 мм, да еще две трубы для пуска противотанковых ракет.

Бармин обещал оставить его в живых и слово свое сдержал. Связал страдальцу руки и, запустив зеленую ракету, открыл улицу для своих. Сам же отправился к кремлю. Ворота оказались закрыты, и впускать его охрана губернатора отказалась. Поэтому Ингвар вошел сам, благо территорию кремля знал хорошо и прыгнул прямо за спины сгрудившихся у ворот жандармов.

— Кто я знаете? — спросил спокойно, но люди, живо обсуждавшие вопрос, пускать в кремль графа Менгдена или нет, его поначалу не услышали. Или проигнорировали, не сообразив, что за спинами у них стоит именно тот, о котором идет речь. Пришлось гаркнуть, но реакция оказалась, сказать попросту, несколько чрезмерной: известно же, пуганая ворон куста боится. Вот эти герои тоже перепугались и сдуру, видимо, решили по Ингвару пострелять. Но это они зря, Бармин заранее предполагал подобный исход и поставил щит.

— Значит, так, — сказал он, когда они угомонились, — ты, ты и ты, — указал он рукой, сдать мне удостоверения. Вы обвиняетесь в покушении на жизнь владетельного графа и, скорее всего, будете расстреляны.

— Документы! — гаркнул, видя, что они медлят. — Поручик, сейчас же заберите у них оружие и документы, или я всех вас разом положу. Мне повторить?

Повторять не пришлось.

— Молодцом! — похвалил Бармин офицера, который был лет на пять его старше. — А теперь идите к губернатору и доложите, что я приказал очисть кремль не позднее, чем через час. Кремль является моей собственностью, и я требую, чтобы через час здесь не было ни одного жандарма или имперского чиновника. Вы нейтралы, вот и идите, куда хотите, а кремль военный объект, который вы лично, поручик, сдадите командиру ополчения. Я ясно выразился?

— Господин граф, вы должны понять, нам приказали…

— Вот и выполняйте приказ!

— Но у нас тут женщины и дети…

— Поручик, ты как, дурак или прикидываешься? А у меня в замке что? У вас женщины и дети, а у полиции? У пожарников? Пошли вон все! Так и передайте. И знаете, что? Добавьте, что вам всем лучше вообще покинуть графство. Особенно женщинам и детям. Я-то вас понимаю, приказ и все такое. Но вот рядовые граждане могут не понять, а разъяренные женщины и осиротевшие дети могут наломать много дров!

Возможно, не стоило доводить конфликт с губернатором и жандармами до такого накала страстей, но Ингвар был взбешен их поведением. До императора ему не добраться, — разные весовые категории, если что, — а губернатор, между прочим, такой же владетель, как он, только безземельный, иначе бы не пошел на службу. Но уж раз пошел, значит должен думать головой. Приказ приказом, но ты же живешь в графстве и кормишься здесь же, в прямом смысле этого слова, с руки графа Менгдена. Неужели так трудно было втихую слить информацию? Но губернатор решил сыграть свою партию, в которой Ингвар мальчишка и, вообще, фигура незначительная. Молокосос и пентюх, которому не удержать власть, да и жить, судя по всему, недолго осталось. Недооценил. Вот и подставился. И жалеть его Бармин не собирался.

«И не забыть, — сделал Бармин заметку в уме, — после всего, надо будет озадачить прокуратуру делом о взяточничестве и мздоимстве самого губернатора и его окружения. Все, суки, на Колыму пехом попрете!»

Следующие два часа он вместе с ополчением и своими дружинниками выбивал из города разрозненные отряды ярославцев и ростовчан. Конечно, война на этом не закончилась, но контроль над столицей графства был восстановлен, а это много значило не только в военном, но и в моральном плане. Люди должны видеть, кто в доме хозяин, и они теперь об этом не забудут. Губернатор ведь предал не только Ингвара, он оставил горожан на произвол судьбы, и это, если честно, всего лишь частный вопрос. Потому что преданными в той или иной степени оказались все жители графства. Бармину теперь даже напрягаться не надо. Через день-два, когда слухи о том, как губернатор и жандармы заперлись со своими семьями в не принадлежащем им кремле, а граф лично руководил зачисткой города, — дойдут до окраин графства, ни губернатору, ни офицерам жандармского корпуса жизни в этом городе не будет. Их семьям, к слову, тоже. Люди зачастую несправедливы и безжалостны, — особенно дети, — и Бармин плохо представлял себе, как жена какого-нибудь жандармского офицера пойдет по лавкам за покупками или заглянет в кондитерскую, чтобы выпить чашечку кофе и съесть пирожное. Убить не убьют, но поколотят непременно даже при том, что ни ее муж, ни, тем более она сама, ни в чем не виноваты. Детям, надо полагать, тоже придется нелегко. Жалко их горемычных, но Бармин вступится за них при одном условии. Публичное покаяние. Не жен и детей, разумеется, а офицеров. Пусть публично признаются, какой получили приказ, от кого, и почему стали его исполнять. Публично — это значит, с трибуны, и чтобы в газетах: портрет и покаяние. Кто не хочет, пусть уезжает. Но те, кто покается, получат полную его защиту.