Глава 6 (1)

1. Двадцать второе-двадцать третье сентября 1983 года

День был долгий и в меру утомительный. Застолье продолжалось часов до десяти вечера, когда Петр и Варвара улетели на геликоптере в свой замок Устье на озере Кубенском. Всех присутствующих сильно напрягало отсутствие Дарены Менгден, но спросить об этом прямо не решился никто. Общее мнение, как докладывали агенты службы безопасности, сводилось к тому, что Ефросинья Глинская и ее дочь получили от мужей нагоняй и уединились в покоях новобрачной. Не слишком вежливо, не очень красиво, — одним словом, моветон, — да и странно как-то пропустить собственную свадьбу. Но, с другой стороны, чего еще можно было ожидать после устроенной Дареной и ее матерью вздорной выходки? Демонстрация намерений оказалась слишком яркой, оскорбительной и очевидно неуместной, чтобы спустить все на тормозах. Сам же Бармин, выпив подряд три восьмидесятиграммовых стопки коньяка, наконец, успокоился, расслабился и с этого момента просто отдыхал, наслаждаясь праздником. Слушал музыку, а ее было много, — даже Натали преподнесла им с Варварой подарок, исполнив совершенно новую, посвященную Менгденам песню, — вкушал разнообразные яства, пил горькую, перейдя с коньяка на водку, шутил и даже пару раз танцевал. В общем, ему было хорошо, и он думать забыл о скверной выходке своей теперь уже законной супруги, и вспомнил об этом лишь тогда, когда проходил мимо двери в ее апартаменты. Вспомнил, поморщился и пошел дальше.

Жалел ли он о том, что дал волю гневу? Нет, пожалуй. Другое дело, что сегодня Бармин узнал о себе любимом кое-что новое. Узнал, каким он стал, превратившись в Ингвара Менгдена. Максимум того, что мог себе позволить Игорь Викентиевич по отношению к женщине в своей прежней жизни, это с ней поругаться. Да и то, бранясь с женой или с сотрудницами, — было в его жизни несколько острых ситуаций, связанных с работой, — никогда не опускался до мата. А тут взял и высек молодую жену, — практически девчонку, — в день их с ней свадьбы. Хлыстом, каким погоняют лошадей, заставив при этом своей властью лежать и терпеть экзекуцию. Дарена кричала, разумеется, рыдала и корчилась под ударами хлыста, но не сделала даже попытки покинуть кровать. Не убежала, чтобы спрятаться, а лежала и терпела, принимая наказание, как должное. В один момент, — всего лишь проявив твердость и последовательность, — Ингвар превратился из «мальчика», каким наверняка видела его Ефросинья Глинская и каким представила своей дочери, в настоящего северянского мужчину. С мужчиной же, кем-нибудь вроде Нестора Глинского, она никогда не решилась бы на свой демарш, и, скорее всего, не стала бы втягивать в эти глупости свою любимую и тщательно опекаемую дочь. Трудно сказать, поняла ли она теперь, в чем заключалась ее ошибка, но Бармина этот вопрос интересовал в последнюю очередь. Для него было главным то, что Дарена признала в нем своего мужа и господина. Он продемонстрировал ей свою власть над ней и твердость намерений, и девушка попросту, сломалась, не выдержав встречи с жестокой реальностью. Прав ли он был, выбрав порку методом воспитания провинившейся жены? Наверное, прав, поскольку тот, кто не умеет ценить мягкость, — а Дарена, пожалуй, единственная из невест Бармина не оценила его к себе доброе отношение, — тот обречен на совсем другое обращение. К тому же, спусти он сегодня это дело на тормозах, ему пришлось бы воевать с ней потом всю оставшуюся жизнь, и еще неизвестно в какие неприятности могла бы втравить его такая жена. Лучше, как говорится, не проверять.

Размышляя о непростых перипетиях жизни и о роли мужчины в правильной полигамной семье, Бармин дошел до двери в свои апартаменты, отпустил, поблагодарив, телохранителей, кивнул бойцу охраны и толкнул дверь. Однако, войдя в гостиную, он неожиданно обнаружил там довольно странную компанию. Рассевшись вокруг круглого стола мирно беседовали под чай и франкский ликер Ольга, Лена, майор Злобина и капитан-лейтенант Эбба фон Кнорринг. Звучала негромкая музыка, — что-то классическое, но незнакомое, — тихо звучали женские голоса. Впрочем, едва он переступил порог, голоса смолкли, и все присутствующие уставились на Бармина. Выражение лиц у них было разным, но «вопрос» присутствовал у всех, хотя каждая из женщин «спрашивала» о чем-то своем.

— Что празднуем? — спросил Ингвар, входя и закрывая за собой дверь.

— Твою свадьбу, разве нет? — подняла бровь Елена.

— Уже отпраздновали, — поморщился Бармин. — Но, допустим! Кого хороним?

— Даже и не знаю, — пожала плечами Ольга, но по существу вопроса ничего не возразила, значит Ингвару не показалось, и минорное настроение действительно присутствовало.

— Я с докладом, — коротко определила свою позицию майор.

— Думала поговорить наедине, но, похоже, я не вовремя, — определилась Ульрика.

«Поговорить со мной в мою первую брачную ночь? — удивился Бармин. — Оригинально! Или она имеет в виду феерическое окончание церемонии? Тогда, да. Тогда, возможно».

— Сделаем так, — сказал он вслух. — Мы сейчас пройдем с майором ко мне в кабинет и поговорим о делах. Если разговор не затянется, то у меня будет минут сорок для тебя Ульрика. А потом я хотел бы немного отдохнуть. Как вам, дамы, такой план?

Дамы не возражали. Ему, как он понял это только сейчас, никто давно не возражал. Вообще, никто.

— Только конкретные факты, — предупредил он Ию. — Остальное опустим, я и так знаю, что вы работаете.

— Артефакт венецианской работы. Атакующий, по нашей классификации относится к классу «Буки», то есть, запрещен к распространению практически во всех странах. Ввоз в империю запрещен под страхом смерти.

— А теперь объясни мне все это простыми словами, — предложил Бармин. — Я, знаешь ли, в армии не служил. Акадимиев ваших не оканчивал.

— Артефакт двойного действия, — ничуть не смутившись, начала объяснять майор. — Он глушит магию в радиусе ста пятидесяти метров примерно на двадцать секунд. Блокировка магии приводит к моментальному сбою в работе центральной нервной системы у всех попавших под удар одаренных. Для некоторых дело может закончиться инсультом или инфарктом, но главное, на эти двадцать секунд террорист абсолютно свободен в своих действиях и может включить второй контур артефакта — узконаправленный выброс огня с температурой до трех тысяч градусов. Диаметр струи десять сантиметров. Выброс длится 7–8 секунд. Это пока все. Кто завез и откуда, неизвестно. Как артефакт попал к лжесвященнику — тоже.

— Что известно о злодее?

— Пока не опознан, но у нас появились зацепки по поводу того, как его подвели к Глинской. Там такое кубло вскрылось, что впору кричать караул. Сектанты-экстремисты. Борцы с язычеством, и Ефросинья Гермогентовна почетный член «клуба». Но это не наши проблемы. Как только проследим ниточку, сдадим мудаков в Тайный приказ. Пусть с ними дальше их спецы разбираются.

— Это все?

— Пока все.

— Ну, и ладно тогда, — кивнул Ингвар. — Спасибо, Ия. Работайте!

Разговор получился коротким, но Бармин остался им доволен. Для начала, он узнал о существовании боевых артефактов двойного действия, и это бала крайне ценная информация, потому что, если эта штука глушит магию, его девочкам нужна защита. У Варвары и Елены такая уже есть, значит, пришло время подыскать что-нибудь дельное для Ольги, и отнюдь не то, что она надевала на Летний бал. А еще нужно будет поговорить с Машей. Она умница, но это он ей уже сказал, а вот про артефакты не расспрашивал. Просто не знал, что такой вопрос существует. Теперь знает и обязательно с ней поговорит, так как, во-первых, должен быть уверен, что у нее действительно есть защита, а во-вторых, возможно, именно она проведет с ним ликбез на тему боевых артефактов. Ведь, если есть «Буки»-класс, должны быть, соответственно, «Аз», «Веди» и далее по списку.

«Очередной пробел в моем образовании, — признал Бармин. — И вот еще один вопрос: может ли такая штука подавить мою стихийную магию? И спрашивать об этом надо Ульрику, а на ловца и зверь!»

Принцесса постучала в дверь, дождалась разрешения и вошла в кабинет.

— Тебе очень идет форма, — улыбнулся Бармин.

Улыбка была искренняя, потому что сейчас Ульрика его уже не раздражала. Наверное, потому что начала нравиться.

— Это комплемент или ты намекаешь на…

— Это комплемент, — прервал он ее. — Ты красивая женщина, и тебе все к лицу. Мундир, как ни странно, тоже. Подчеркивает, знаешь ли, твою женственность.

— Я в растерянности, — улыбнулась Ульрика в ответ. — Похоже, что ты со мной флиртуешь.

— Есть возражения?

— Нет, — покачала она головой. — Но… прежде я хочу тебе кое-что сказать.

«А просто дать усталому мужчине, оставшемуся на ночь без молодой супруги, слабо?»

— Слушаю тебя внимательно, — указал он принцессе на кресло.

— Спасибо, — кивнула она и подошла ближе к столу. — Когда я летела сюда, у меня были на то свои причины и, чего уж там, определенные планы. Собиралась с тобой обсудить… Впрочем, сейчас это неважно. Успеем еще, если надобность не отпадет.

— То есть, ты отказалась от первоначального плана? — спросил Бармин, закуривая.

— Да, — она оперлась руками о спинку кресла, но садиться не стала, продолжала стоять. — Изменила, ты прав. А сейчас не перебивай меня, пожалуйста, потому что для меня крайне важно сказать тебе то, что собираюсь сказать.

Ингвар смотрел на нее и не верил своим глазам. Женщина явно нервничала, и это было не совсем то, чего он от нее мог ожидать.

«Умереть не встать! — поразился Бармин. — Она что, волнуется?! Она волнуется?»

— Я знаю, мне не стоило прилетать, — начала между тем Ульрика. — Не лучший момент для визита, тем более, без приглашения. Я все понимаю, и, если ты на меня сердишься, ты в своем праве. Есть за что. Но… но, с другой стороны, я рада, что прилетела. И, возможно, это большая удача для нас обоих, раз уж мы… Договор есть договор, нравится он нам или нет. Мне, честно сказать, выходить за тебя замуж не хотелось. Я просто выполняла свой долг перед страной и короной. Думаю, тебе это тоже не по вкусу, но ты, как и я, думаешь об интересах рода.

«Очень многословно, — отметил Бармин. — И явно не по существу. Надеюсь преамбула все-таки не затянется».

— Я сегодня увидела достаточно, чтобы понять, насколько я в тебе ошибалась. Твои женщины… — она запнулась, словно, подыскивала правильное слово. — Они все, неважно сколько им лет… Они искренно тебя любят и подчиняются тебе беспрекословно, что крайне необычно для нашей среды. Они признали в тебе лидера, мужчину, главу семьи и вожака стаи.

— Особенно, Дарена, — криво усмехнулся Бармин, не удержавшийся от комментария даже при том, что обещал себе не мешать Ульрике говорить.

— Она… Ты уж прости, Ингвар, но она неумная и несамостоятельная девушка. В этом все дело. Я думаю, ее подначила мать, которая тебя не любит и не готова уважать. Была бы Дарена поумнее, сама бы все поняла и не пошла у матери на поводу. Но она не привыкла думать самостоятельно и не умеет жить своим умом. Дело не в возрасте, а в воспитании. Мария не на много старше, но действовала безукоризненно, и что не менее важно, не задумываясь, потому что в скоротечном бою думать некогда. Инстинкты важнее, а они у нее правильные. Но вот что еще я заметила. Ты был готов действовать сам, но позволил ударить своей невесте. Это не только великодушно, это правильно, потому что формирует ее характер. Она теперь всегда будет готова к отражению атаки, и это прекрасно. Но я говорю о другом. Ты поступил мудро, позволив ей действовать самой. А затем ты быстро взял инициативу в свои руки, успокоил присутствующих и вывел Дарену и ее мать из игры. Распоряжения отдавал дельные и…

— Ты составляешь мою характеристику, — поинтересовался Ингвар, — или это вечер дифирамбов?

— Да, — подтвердила женщина. — Составляю. Для себя. А теперь дай мне договорить. Осталось совсем немного.

— Хорошо, — согласился Бармин, — говори.

— Я потом весь день наблюдала за тем, как ты справлялся с нервным напряжением, как вел себя с гостями. С кем и как говорил, как обращался со своей сестрой и невестами, и какими глазами они все на тебя смотрят. А потом… Ты извини, Ингвар, но тебе об этом стоит знать. Если ты не закрываешься, а ты, видимо, блокировать чужое «видение» не умеешь. В общем, у нас одинаковая магия, и, когда ты разбирался с Дареной, я совершенно случайно стала свидетелем того, что произошло в ее спальне.

— Ну, и как тебе?

— Ты был милосерден. Я бы такое не простила, но ты, похоже, мудрее меня. А все остальное… Ты был в своем праве, и действовал разумно. Результат подтверждает твою правоту. Теперь она будет есть с твоих рук. У нас говорят, станет твоей сучкой. Прикажешь «сидеть», сядет, позовешь «к ноге», тотчас прибежит.

— Считаешь, это хорошо для семейной жизни? — внутренне поморщившись, спросил Ингвар.

— В ее случае, да. — Прозвучало твердо. И весьма двусмысленно, в контексте их разговора в Ниене.

— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал Бармин, наскоро обдумав ситуацию.

— Ты, о чем? — нахмурилась принцесса.

— Я о том, что мы часто совершаем поступки под влиянием момента, а потом об этом жалеем, и виноватым, в большинстве случаев, оказывается тот, ради кого мы, вроде бы, старались.

— Ты знаешь, что я хочу сделать?

— Знать не знаю, — пожал Ингвар плечами, — но догадываюсь и меня, правду сказать, пугает твоя решительность.

— Меня тоже, — кивнула Ульрика, — но я от своих решений никогда не отказываюсь, тем более, что это продуманное решение, если ты поверишь мне на слово.

— Что ж, — нехотя, согласился Бармин. — Верю. Делай, что должно.

На самом деле, он знал людей, похожих на кронпринцессу. Не как обычный человек, а как психиатр. Это было чисто профессиональное знание и оно, по правде сказать, не обещало ничего хорошего.

«В лучшем случае, мелодрама. В худшем — греческая трагедия!»

Такие реакции, что любопытно, были характерны сразу для двух категорий людей: для эмоционально лабильных и, скажем так, слабых духом, и для сильных, уверенных в себе, твердых в своих убеждениях, несгибаемых людей. Среди первых было больше женщин, среди вторых — мужчин.

— Ингвар, — продолжила между тем женщина, — в прошлую нашу встречу ты произвел на меня хорошее впечатление. Пожалуй, можно сказать, сильное. Но сегодня я окончательно поняла, что хочу стать твоей женой не только формально, но и на самом деле. Конечно, если не любовь, то хотя бы уважение тоже надо заслужить, и я к этому готова. Я буду бороться за тебя, если позволишь!

Прозвучало не очень. Слишком много патетики, — действительно, похоже на театр, — но при этом Бармин понимал, все, что сказано, является правдой. Во всяком случае, Ульрика в это верит. Очень искреннее послание, отнюдь не характерное для герцогини Сконе. Чего-то в этом роде Бармин, собственно, и ожидал, однако завершение «сцены» оказалось неожиданным даже для него. Женщина опустилась на колени и преклонила голову.

«Безумие!» — успел подумать Бармин.

Он вскочил на ноги и бросился к ней, чтобы поднять с колен, но не успел.

— Я признаю твое старшинство, Ингвар. Ты глава семьи, — подняла она голову, чтобы посмотреть ему в глаза. — Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы стать тебе хорошей женой. И, если я в чем-нибудь облажаюсь, просто высеки разок, как Дарену.

Предложение высечь прозвучало уже второй раз и порядком Ингвара насторожило. То есть, он был отнюдь не против легкого БДСМ, но только если пороть будут не его, а вот доминировать будет как раз он. Однако, как психиатр, он понимал и другое. В сексе практически всегда есть место мужскому доминированию и даже некоторой доле агрессии. Такова природа нормативных отношений между полами: один берет, — потому что тестостерон — это судьба, — другая отдается. Однако впадение в крайности — это всегда перверсия и, будем откровенны, патология, даже если с этим готов уживаться партнер по сексу, а заодно и общество. Так что сейчас, в Бармине боролись старый психиатр и молодой герой-нагибатель. Однако время шло, а реагировать на демарш кронпринцессы надо было быстро. Поэтому Бармин поднял Ульрику с пола и, не давая одуматься ни себе, ни ей, поцеловал в губы. Грубо поцеловал, властно, но, как оказалось, ей нечто в этом роде, на самом деле, и требовалось, потому что уже через несколько секунд она глухо застонала, еще теснее прижимаясь к Ингвару, но не прерывая поцелуй.

Целовались долго, но даже у таких физически сильных людей, какими были Ингвар и Ульрика, от долгого страстного поцелуя сбивается дыхание.

— Пойдем к тебе! — предложил Бармин, не отпуская женщину из объятий.

— У тебя тоже есть спальня, — возразила принцесса.

— Есть, но…

— Ольга ушла к Елене, — усмехнулась Ульрика. — Они были столь великодушны, что уступили тебя мне.

После этого пассажа, у Бармина возникло сразу множество вопросов, но задавать их сейчас не стоило. Он потом спросит, рассчитывала ли она именно на такой исход встречи или просто подстраховалась. Неплохо было бы также узнать, что она сказала Ольге и Елене, но и это подождет.

— Отвернись! — попросила Ульрика, когда они оказались в спальне и Бармин одним богатырским движением содрал шелковое покрывало со своей огромной кровати.

— И не обижайся! — бросила ему в спину. — Я не стесняюсь, просто снимать форму — это не то же самое, что снимать платье. Эротики, считай, никакой, да и белье… Ты, может быть, не знаешь, но носить кружевной бюстгальтер под мундиром не слишком удобно. Хлопчатобумажный топ гораздо удобнее…

Все это она говорила, стаскивая с себя, — судя по доносящимся из-за спины звукам, — ботинки, брюки, китель и прочее все. И замолчала только тогда, когда снимать стало уже нечего. На Ингваре к этому моменту остались только трусы.

— Ты меня обогнала, — сказал он, оборачиваясь.

— Просто ты никогда не жил в казарме…

Что сказать? Бармин и так знал, что она красавица, но нагая красавица оказалась еще лучше. Впрочем, это было субъективное суждение мужчины, полного желания…

Загрузка...