Последняя сказка цветочной невесты

Глава восьмая Жених

«Насколько хорошо ты знаешь свою невесту?»

Я не сдвинулся с места, так и стоял у постели Ипполиты, а её голос накладывался на стишок, настолько старый, что в его суставах уже нарос мох:

Я читал те слова, но никогда не слышал их так явственно, как сейчас. Сюжет был довольно знакомым; его костяк можно было найти в любых сказках, от Гримма и Перро до аккуратного вскрытия в фольклорной классификации индекса Аарне-Томпсона-Утера.

Юная дева посещает дом своего суженого и обнаруживает там старуху, которая велит ей спрятаться за печью. Девушка выжидает. Вскоре дверь распахивается, входит её возлюбленный, затаскивает в дом за волосы мёртвую девушку и водружает на стол. Он сообщает старухе, что этим вечером намеревается как следует полакомиться, и срезает с мёртвой лучшие кусочки. Героиня, прячущаяся за печкой, видит сокровища своего возлюбленного. В углу он держит кучу белоснежных грудей. Богатые ковры мерцают прядями иссиня-чёрных, имбирно-рыжих и золотых волос. Его дорогой фарфор сделан из глазированных тазовых костей, а многочисленные драгоценные камни – это зубы в золотой оправе. Её суженый так торопился срезать мясо, что мизинец мёртвой девушки отлетает и приземляется прямо на колени прячущейся героини, которая к тому моменту уже понимает, что её любимый – не тот, кем кажется. И всё это время старуха напевает:

Ипполита, очевидно, не в здравом уме. Её словам нельзя было доверять. Но почему же я не мог перестать слушать?

– Давай я расскажу тебе сказку, красавчик, – сказала она. – Однажды был прекрасный праздник, и небеса цвета лазури и цвета индиго рука об руку вошли в Иной Мир, но лишь одни из них вернулись. Понимаешь меня? Только одна вернулась.

Я услышал скрип ступеней.

– Мисс Ипполита? – позвала экономка из-за двери.

– Ты должен найти Лазурь, – сказала Ипполита. – О, Дом так сильно по ней скучает, что его боль чувствуется даже в досках пола! Только Индиго знает, куда она отправилась, но моя Индиго – скользкая девочка. Так всегда было. Она хранила Лазурь в тайне. Ты себе даже не представляешь, как сильно они любили друг друга.

– Отпустите меня… – проговорил я, но Ипполита держала крепко.

– Иному Миру ведомы тайны девочек; может, ты сумеешь спросить, куда отправилась Лазурь? Почему никогда не навещает нас? – Ипполита нахмурилась, надула губы, как ребёнок. – Но кто может отправиться в Иной Мир без пары крыльев?

– Я не могу помочь вам.

Костлявые пальцы Ипполиты обхватили моё лицо, притянули ближе, оставляя глубокие болезненные следы на коже. Я замер.

– Я слышу твою тоску в ритме сердца, – сказала Ипполита. – Если найдёшь Лазурь, Дом вознаградит тебя. Дом знает твои самые потаённые желания. Он всегда исполняет чаяния.

Миссис Реванд постучалась.

– Мисс Ипполита?

Ипполита выпустила меня, и я отшатнулся, как только дверь открылась.

– Надеюсь, визит был удачным? – осведомилась миссис Реванд с преувеличенной жизнерадостностью. – Сюда, сэр.

Миссис Реванд позволила нам минуту наедине. Я обернулся через плечо, видя, как Ипполита медленно погружается в свои простыни.

– Говоришь, она любит тебя, но что она такое? – проговорила Ипполита и, закрыв глаза, запела: «Моя небесная девочка для правды слишком хороша. Цвета небесной синевы, ах как она хитра».

Ипполита рассмеялась, когда я притворил за собой дверь и едва отметил, что миссис Реванд попросила меня подождать, чтобы уточнить с Индиго, чем та желала заняться. Я сел на лестницу.

Индиго будет в ярости из-за того, что я встретился с Ипполитой без неё. И неважно будет, что я сдержал обещание и не совал нос не в своё дело. Возможно, она знала, что Ипполита хотела раздразнить меня. Если бы я мог, то сказал бы старой карге, что это не имеет значения. То, что я знал об Индиго, я любил, и этого было достаточно.

«Всё ещё достаточно?»

Я не узнал этот голос в своей голове – высокий, детский, с придыханием. Этот звук был словно ледяной палец, очертивший мою шею.

– Да, – ответил я, хоть и не знал, с кем говорю. – Да, этого достаточно.

Я точно знал тот момент, когда решил, что предложенного моей невестой было достаточно. Мы с Индиго были в Париже, упиваясь первыми свежими месяцами познания друг друга. Весна была слишком ранней, чтобы казаться красивой, и город выглядел унылым и вялым, словно стареющая женщина, лишившаяся своих зимних бриллиантов.

Как-то вечером мы наслаждались аперитивом у неё на террасе. На маленьком столике из кованого железа расположилась тарелка с сыром, ломтиками мраморного мяса и странный стеклянный террариум в фут высотой, наполненный дымом.

– У меня для тебя сюрприз, – сказала Индиго, снимая стеклянный колпак.

Дым развернулся в воздухе, обнажая многоуровневое золотое блюдо. По трём его уровням были разбросаны сливы с золотистой кожурой.

– Фейские плоды? – предложила Индиго.

Сквозь серые тучи пробился робкий солнечный луч, осветив её лицо. Ветер раздражённо трепал её волосы, когда она подняла руку. На миг я подумал, что сейчас она толкнёт воздух ладонью, швы мира разойдутся, и нас унесёт далеко-далеко. И кажется, я слышал голос брата на ветру:

«Пойдём со мной. Найди меня».

«Как?» – подумал я.

Но ответ смотрел прямо на меня. Индиго села на один из небольших железных стульев и потянулась к сливе. Золотая фольга оставила на её губах блёстки, и я почувствовал запах марципановой пасты, из которой были вылеплены фрукты.

– Ну? – спросила она. – Не хочешь укусить?

– Они не настоящие.

Я говорил как обиженный ребёнок. Индиго только рассмеялась.

– Откуда тебе знать?

– В каком смысле?

– Настоящие фейские плоды имеют вкус порога, – сказала Индиго, повторяя слова из моих собственных исследований, – алхимические свойства которого могут преобразить всё, чем мы являемся. Это может позволить нам перемещаться сквозь пространства, не созданные для людей. Может давать нам силы. Позволяет нам прозревать сквозь чары. Кто сумеет сказать, как это выглядит на самом деле?

Индиго протянула мне плод. Тогда я понял, что она предлагала мне не дверь к побегу, а средство для жизни.

– Плоды фейри особенно опасны, – сказал я. – На вид они прекрасны, но говорят, смерть привносит в них аромат амброзии.

Полные спелые губы Индиго обрели золотой цвет языческого божества. Мне нравилось, как она сидела сейчас, поджав под себя длинные ноги, нравилась искусная небрежность её рук, словно она совсем недолго пребывала в этой форме.

– На мой взгляд, звучит слишком обманчиво, – сказал я, наклоняясь к ней, проводя большим пальцем по её нижней губе.

– Не волнуйся, – улыбнулась Индиго. – Если будешь хорошо себя вести, я сумею тебя защитить.

– Обещаешь? – спросил я.

– Конечно, – ответила она. – А теперь закрой глаза.

Я сделал, как было велено, и Индиго поместила сливу меж моих зубов. На вкус та была как золото и мёд, с отголосками металла и соли. Таков был вкус пересекаемого порога, заключённой сделки. И всё это время я держал глаза закрытыми, а Индиго защищала меня.

Я знал, что слова Ипполиты – всего лишь слова, и всё же они вызывали в сознании образы. Прислонившись к двери, затаив дыхание, я думал о девушке из сказки «Жених-разбойник», о том, как мёртвый мизинец приземлился ей на колени. Как она, должно быть, считала все поцелуи своего возлюбленного и вспоминала сладость его дыхания, пока по другую сторону печи он высасывал костный мозг из девичьей бедренной кости.

Позже я пойму, что именно в этот миг Дом Грёз нанёс удар. Такова была природа разумных мест. Я полагал, Дом не мог соблазнить меня никакими знаниями и убедить исполнить его волю. Но я ошибался.

В один миг я смотрел на свои ступни. В следующий я снова услышал тот же детский вздох:

Внезапно меня буквально втолкнуло в образ, имевший форму и вес памяти. Я увидел маму – такой, какой она была, когда мне было семь. У неё была слишком крепкая челюсть, чтобы считаться красавицей, но её глаза цвета лесной зелени были нежнейшими, как у лани.

Мы стоим в кухне, и кто-то тянет меня за руку. Это мой брат, пухленький, перемазанный в варенье, извивается и смеётся, когда я кручу его на месте. В руке у мамы сигарета. Мы замираем, когда раздаются тяжёлые шаги отца в гараже. Мама ухмыляется и сбрасывает пепел в раковину.

Я сморгнул. Понял, что по-прежнему сидел под дверью Ипполиты. Звук шагов моего отца растворился, превращаясь в сдержанное постукивание каблучков миссис Реванд, поднимавшейся по лестнице. Образ полностью растворился. Я проследил за ним на границах сознания, поразившись тому, как аккуратно эта ложь пристроилась внутри. Как такое вообще было возможно?

В ответ солнечный свет пробился сквозь витражи. А когда я опустил взгляд, мои руки были погружены в синеву.