Я ощущала движение, но сама не двигалась. Я не могла даже пошевелиться. Но видела. Чувствовала запахи. Слышала. Но двигаться не могла вообще никак.
Я висела поперёк лошади на месте седла. Она шла по каменистой дороге, раскачиваясь взад-вперёд, и было странно, что я до сих пор с неё не свалилась. Похоже, меня не только связали, но ещё и привязали. Я то и дело утыкалась носом лошади в бок, от которого так воняло по́том, навозом и грязью, что я почти задыхалась.
Моё тело беспомощно болталось на лошади, словно мышь в кошачьих зубах.
Что всё это значило? Я плохо соображала, мысли мои путались.
С каждым резким движением голова подскакивала. Когда я собиралась с силами и приподнимала её, то видела сосновые ветки, своими острыми иглами царапающие лошадь.
День в самом разгаре – значит, вечер и ночь давно миновали. Неужели всё это время я была без сознания?
Я разглядела грязь и острые вершины скал. Разглядела гриву золотисто-чёрного цвета. И человека – вернее, только его ноги. Ступни его были обмотаны кожей, он уверенно шагал вперёд. Мальчишка… Мне показалось, я вспомнила его!
Да-да, он! Тот самый проводник браконьеров.
На меня нахлынули воспоминания. Браконьеры и стрелы. Вода и страх. Странный маленький воббик. И что-то ещё… что-то ужасное. Настолько ужасное, что мой мозг отказывался вспоминать это сразу.
Проводник что-то тихо произнёс, и лошадь остановилась.
Он поправил меня, ухватив за плечо. Немного приподняв, посмотрел на моё лицо. Высоко над головой сквозь густую листву пробивался солнечный свет, я спиной чувствовала его тепло и видела короткие полуденные тени.
Я повернула голову и увидела верёвку, которой меня привязали, – толстый канат. Повернувшись в другую сторону, заметила, как лошадь прядёт ушами. У неё была рыже-чёрная грива. Проводник поднёс к моему рту бурдюк, чтобы напоить, но пить оказалось совсем неудобно. Тогда он осторожно вытер стекающие по моей щеке капли, налил воды в свою ладонь, и я стала лакать из неё, как собака. Меня мучила жажда.
– Раз уж ты очнулся, попробуем вытащить стрелу, – сказал он.
Он говорил на общем языке, а на нём обычно говорили торговцы и путешественники – набор слов и фраз из десятка других языков. Дэлинтор научил нас ему, когда мы были ещё совсем маленькие, но в стае мы говорили только на даирнском.
– Думаю, яд уже не действует и ты всё чувствуешь.
Так и было. Я ощущала холодные зазубрины стрелы в своём теле и ноющую боль. Болела и сама рана, и ушиб вокруг неё.
Проводник посмотрел по сторонам, проверяя обстановку. Он внимательно прислушался и принюхался, хоть и имел слишком слабый, по нашим меркам, человеческий нюх.
Кряхтя от натуги, он снял меня с лошади и усадил на землю, рядом с холмиком, покрытым мхом, в тени раскидистого вяза. Я набралась мужества и взглянула на раненый бок. Древко стрелы было сломано, торчал лишь небольшой кусок. Кровь вокруг раны запеклась и почернела.
Я ловила взгляд проводника, чтобы хоть что-нибудь прочесть в его глазах.
Я также пыталась вспомнить хоть какую-нибудь информацию о людях – стихотворения, наши уроки… Чему меня учили мои… И в этот момент меня будто плитой придавило, и гнать воспоминания прочь стало бесполезно.
Моя мама. Мой папа. Мои братья и сёстры.
Я вспомнила абсолютно всё.
Горящий улей.
Солдаты с копьями.
Всё до мелочей.
Закрыв глаза, я услышала пронзительные крики. Я ощутила солёный запах крови, запах железа, мечей и доспехов.
Я видела, как кто-то в сапогах с блестящими шпорами пинает бездыханные тела. Кучи тел.
Во мне поднималась дикая ярость.
Я хотела наброситься на кого-нибудь. Хотя бы на этого мальчишку.
Вцепиться зубами и рвать его, чтобы он так же, как мои родные, истекал кровью.
– Я не собираюсь тебе врать, – твёрдо сказал он. – Будет больно.
«Вот и хорошо. Пусть мне будет больно», – подумала я. Пусть это будет настоящая, физическая боль.
Проводник собрал сухих веток и немного ветоши. Он достал огниво и ударил кремень о железо. Искры упали на ветки, заструился дымок.
– Я не мог развести огонь ночью, – объяснил он.
У него был странный голос. Вернее, их было два. Один – грубый, а второй – он всячески его скрывал – значительно мягче.
– Нам важно, чтобы было поменьше дыма. Сейчас солнце светит под выгодным для нас углом, оно будет ослеплять наших преследователей.
Он достал нож.
Я задержала дыхание.
Но он начал просто накалять его над огнём.
– Целители говорят, извлекать стрелу лучше раскалённым ножом, – приговаривал он.
Но мне было всё равно. Я не хотела, чтобы меня спасали. Я хотела либо мстить, либо умереть – больше не думала ни о чём.
Никого нет в живых. Никого не пощадили.
Никого.
– Мне надо сделать три небольших разреза, – продолжал проводник.
Его слова были для меня пустым звуком.
Моя семья. Мои родные. Никого больше нет.
Лезвие, проникая в тело, сильно жгло, и я вздрогнула, однако мальчишка орудовал ножом быстро и уверенно.
Боль становилась всё сильней, но я не издала ни звука.
Он не дождётся моих слёз.
Когда он резал второй раз, стало больнее. Я так стиснула зубы, что они чуть не треснули.
Третий разрез показался терпимее. Боль, казалось, притупилась. И разве могла она сравниться с невыносимой болью в моём сердце?
– Чтобы вытащить стрелу, мне надо её прокрутить, – предупредил он.
Было жутко больно, но всё закончилось быстро. Отрезав наконечник стрелы от сломанного древка, обтерев с него кровь, он спрятал его в мешок, висевший на той же стороне, что и сайдак.
Я внимательно изучила оружие мальчишки.
У него были лук и стрелы. А ещё поржавевший меч, который казался слишком большим для него, особенно когда он вставал на колени. Из сапога торчал нож.
Проводник открыл поясной кожаный мешок, достал потрёпанный листок растения и приложил его к моей ране на боку.
– Не держится на шерсти. Это для заживления, – приговаривал он. Обмотав куском ткани мою грудь, ему всё же удалось его закрепить. – Я целился в ногу, но ты дёрнулся – совсем не вовремя, – как бы извиняясь, добавил он.
– Лучше бы в сердце попал, – пробормотала я, удивляясь, зачем вообще с ним беседую. – По крайней мере, сейчас бы я была с теми, с кем должна.
Проводник в недоумении посмотрел на меня. Это первые мои слова с момента нашей встречи, и казалось, мальчишка не знал, что ответить.
– Рад, что ты выжил, – в итоге сказал он.
Я отвернулась в сторону.
– А я нет.
Тяжело вздохнув, он ногой потушил огонь и присыпал землёй и сказал:
– Надо идти дальше.
Оставив мои передние лапы связанными за спиной, что было ужасно неудобно, проводник развязал мне задние, потом приподнял и еле усадил на лошадь. Теперь я сидела, а не висела мешком.
Он тоже удивительно плавно и грациозно сел на лошадь сзади меня и взял поводья. Мы отправились дальше, теперь уже быстрой рысью. Очень скоро мы вышли на открытую местность, которая была мне незнакома: не лес, не луг и не море. Кругом рос низкий кустарник и высились голые скалы.
Мальчишка старался вести лошадь по каменистой почве, чтобы наши следы сложнее было обнаружить.
Я решила присматриваться и запоминать дорогу, по которой мы ехали, ведь это могло пригодиться для побега.
Я сосредоточилась и смотрела вперёд.
Только толку от этого было мало.
Перед глазами стояли кучи тел и застывшие взгляды тех, кого я сильно любила.
Постепенно виды вокруг менялись. Земля становилась всё более каменистой. Сосновая роща справа редела, а вскоре и вовсе исчезла. И лошади, и проводнику каждый шаг теперь давался с трудом. Вид у второго был измученный, но он подгонял животное, и мы шли почти вплотную к выступающим серым скалам, стараясь не задеть острые каменные выступы и не пораниться.
Я принюхивалась, надеясь уловить знакомые запахи, но их не оказалось. Ветер шептал и постанывал, однако о том, где я и куда мы идём, не рассказывал.
Рана в боку ныла и жгла. Самодельная повязка сильно стягивала грудь, не позволяя глубоко вдохнуть.
Когда мы перебирались через звонкий ручей, я поняла, что очень хочу пить.
Я слышала, как шептал ветерок, журчал ручей и, казалось, что-то ещё…
В лёгких порывах ветрах я как будто бы слышала своё имя.
– Бикс.
Я прислушалась.
– Бикс.
Я распрямилась и приготовилась слушать, но всё стихло. Неужели это моя мама? Зовёт меня из другого мира?
Но я снова слышала лишь стук копыт по камням и дыхание проводника.
Просто сейчас у меня каша в голове, говорила я себе. Слышу то, чего на самом деле быть не может.
Но вот опять:
– Бикс.
Возможно, я просто слышала то, что хотела, что меня где-то ищут и знают: я жива.
Ветер чуть слышно пел свою таинственную мелодию, и на меня нахлынули воспоминания. Я вспомнила разговор родителей несколько дней назад. Они сидели в дальнем углу нашего временного жилища и шептались о нас – о моих братьях, сёстрах и обо мне.
Они думали, что мы спим.
Но мы не спали.
Когда дело касается укладывания детей спать, необъяснимо, но родители оказываются мастерами самообмана.
– Если придёт беда… – сказала мама и тут же стихла.
– Когда придёт беда, – поправил её папа.
– Когда придёт беда, – продолжила она, – я буду очень переживать за них. Но больше всего я боюсь за Бикс.
Я услышала своё имя и вздрогнула, но продолжала лежать с закрытыми глазами и дышать медленно и ровно. Никто лучше меня не умел притворяться спящим.
– Почему за Бикс, дорогая? – поинтересовался папа.
– Потому что она совсем крошка. – Голос мамы задрожал. – Я видела сон, очень страшный. За нами пришли. Мне снилось, что она умерла первая.
– Умерла первая, – повторил отец и замолчал.
Я помню, как лежала и не шевелилась, затаив дыхание. Всё ждала, когда же они снова заговорят.
– Я тоже видел сон, – тяжело вздохнув, наконец снова сказал он. – И он был ещё хуже. – Голос его дрогнул. – Будто бы она осталась последним даирном на земле.
– О нет! – воскликнула мама, и было слышно, как она заплакала. – Об этом невозможно даже думать. Последняя из рода…
Мой брат Рифис, который спал в куче подо всеми, слегка пнул меня ногой.
– Не переживай, Бикс, – решил подбодрить меня он. – Они не будут тратить свои стрелы на такую дохлячку, как ты. Кожа да кости, есть нечего.
– Они убивают нас не ради того, чтобы съесть, – прошептала моя старшая сестра. Она была среди нас самая умная – может, потому что была мастером по подслушиванию. – Нас убивают из-за меха. Так говорит Дэлинтор.
Мы много раз об этом слышали, но разве это что-то меняло?
– Эй, вы что там, не спите? – крикнула нам мама.
Само собой, мы промолчали. Вскоре родители затихли, и мы тоже угомонились.
– Бикси? – спустя несколько часов прошептал мой брат Джекс. Ему, похоже, тоже не спалось.
– Что? – тихо ответила я.
– Не переживай. Я тебя защищу.
Джекс, ласковый и очень простой, был на год старше меня, с глазами разных цветов: лиловым и зелёным. Я любила его больше всех остальных, а он любил меня.
– А я – тебя, – ответила я ему.
Скажи я это кому-то другому в семье, меня бы высмеяли, но только не Джекс.
Он взял мою руку в свою.
Когда я проснулась через несколько часов, он всё так же держал её.
Мы остановились. Проводник сказал лошади всего одно слово на непонятном мне языке – и животное послушно встало.
В воздухе пахло мхом и сырым камнем, а ветер, словно дряхлый старик, протяжно стонал, будто пытался глубоко вздохнуть.
Проводник снова обратился к животному, теперь уже на общем языке:
– Стой тут, Валлино.
Лошадь поняла хозяина, грациозно опустила голову и стала нюхать и щипать траву, кое-где пробивающуюся из-под камней.
Я попыталась развязать руки, но у меня ничего не вышло.
Мой похититель знал толк в узлах.
Немного погодя мальчишка вернулся. Он не без усилий снял меня с лошади, и я тяжело встала на ноги. Мы осторожно пошли дальше вдоль обрыва.
Из пещеры тянуло сыростью.
Я снова попыталась освободить руки, и снова бесполезно. Спотыкаясь, я зашла в пещеру, и уже за первым поворотом стало ясно: дальше свет не проникает, даже силуэты невозможно различить.
– Я думаю, можно остаться здесь, – снова на общем языке сказал проводник.
Он усадил меня на задние лапы, что для даирна не очень удобно.
– Жди тут, – приказал он мне, будто у меня был выбор. – Я приведу Валлино.
В пещере раздалось эхо от цоканья подков. В замкнутом пространстве лошади было страшно, и поэтому она не слушалась. Я прекрасно могла её понять: темень хоть глаз выколи. Только подойдя к проводнику практически вплотную, я смогла его разглядеть.
Он очень аккуратно размотал повязку на моей груди и убрал приложенный к ране лист.
– Всё хорошо. Кровотечение остановилось.
И снова я услышала его странный голос. Как-то раз, когда я была ещё совсем маленькой, я слышала вдалеке человеческие голоса. Тогда мы подошли слишком близко к деревне, люди за нами погнались, они кричали и ругались.
И вот вчера я снова услышала голоса людей, такие же грубые, грохочущие.
Однако голос этого мальчишки отличался от тех. В нём скрывалась какая-то мелодия, песня жаворонка из ветвей на верхушке дерева.
Он снял с лошади бурдюк с водой и одеяло.
– Валлино только обрадуется, – сказал проводник, но лошадь в ответ сердито фыркнула.
Я увидела, как в темноте блеснули белые зубы, и не могла понять, то ли это улыбка, то ли мне показалось.
Подтыкая одеяло под плечи и ноги, он осторожно укрыл меня.
– В пещерах холодно, – объяснил он.
Затем приподнял бурдюк, и я, наконец, напилась.
Как бы мне хотелось сбросить одеяло: лошадиный запах стоял у меня в носу. Но я понимала, что согреться сейчас жизненно необходимо. Я дрожала, словно загнанный зверёк.
По мере того как на землю опускалась ночь, в пещере, благодаря лунным улиткам, напротив, становилось светлее. Они усыпали потолок и стены и, казалось, не двигались, но на самом деле всё же едва заметно ползали. В их прозрачных раковинах дрожали огоньки, меняя цвет с бледно-розового на тёмно-оранжевый – так меняются цвета заката, и сами улитки сейчас были словно «живыми» закатами.
Проводник направился к лошади – он хотел достать что-то из своей кожаной сумки. Вытащив оттуда еду в холщовом мешке и привязав его к морде Валлино, он тщательно почистил лошадь щёткой. Достав все колючки из золотистой гривы, по очереди поднял каждую ногу и ножом отковырял камни и присохшую к копытам грязь.
Закончив эту работу, мальчишка уселся напротив меня. У него был кусок вяленого мяса, и он, разорвав его, поделился со мной. Раньше я ни за что не взяла бы его, да и сейчас хотела уже отказаться, но, чтобы сбежать, нужны силы. Он порвал жёсткое, бурого цвета мясо на ещё меньшие куски и накормил меня, как маленькую.
– Жаль, нельзя развести огонь, – почти извиняясь, начал он разговор. – Если из пещеры повалит дым, солдаты Мурдано нас заметят.
Сейчас мы рассматривали друг друга.
Складывалось впечатление, что он видит даирна впервые. Вот бы мне никогда не встречать людей.
Его кожа была тёплого коричневого оттенка, и на ней не рос мех, только волосы на голове – чёрные, волнистые, затянутые кожаным шнурком в небольшой хвост. Его тёмные глаза мало чем отличались от моих, хотя при таком освещении сложно понять. Вместо вытянутой морды у него был странный приплюснутый рот, а пухлые губы то показывали, то снова скрывали его абсолютно бесполезные зубы: такими поймать добычу просто невозможно.
– Итак, – начал он, – ты – даирн.
– А ты человеческий самец, – бросила я в ответ.
Он широко улыбнулся.
– Что ж, я рада, что одурачила тебя.
– Одурачила?
– Ну да.
Вдруг его голос изменился: он по-прежнему говорил серьёзно, но уже без фальши и значительно выше и мягче.
И тут меня словно молнией ударило:
– Так ты самка!
– Верно, – сказала она опять голосом «когда-смешно-но-надо-быть-серьёзным».
Сначала я подумала: как же даирн со своим легендарным нюхом мог так ошибиться? Но теперь поняла: после стольких недель скитаний в дикой природе попробуй-ка учуй человека под толстым слоем грязи.
– Прости, – зачем-то пробормотала я. Я была так воспитана – уважать окружающих и никогда не называть существа неправильными названиями. – Я мало общалась с людьми. – И тут во мне снова закипела ярость, и я добавила: – А лучше бы вообще не общалась.
– А вот я ещё ни разу не видела даирна, – ответила девчонка. – Ты первая.
– А разве это не ты посылала даирновский сигнал тревоги там, у скалы?
– Ты слышала его? – Сейчас она будто бы гордилась собой. – Да, это я. Ваш класс всегда вызывал у меня любопытство, поэтому один браконьер научил меня посылать этот сигнал. – Она наклонила голову. – Ну так что, у меня хорошо получилось?
– Очень фальшиво.
– Тогда, может, научишь, как надо?
– Чтобы ты всех даирнов переловила? – У меня встал ком в горле. – Если, конечно, хоть кто-то остался.
Он… то есть она потупила глаза.
– Прости, мне жаль… очень жаль твою родню.
Меня распирало от злости и ненависти, но я промолчала. Я не могла произнести слово «семья». Не могла сказать «брат» или «сестра», «мама» или «папа». Боль потери душила меня.
Вместо того чтобы говорить с ней, я сосредоточилась на своём обонянии, я вспоминала запахи браконьеров и солдат Мурдано и сравнивала их с запахами этой девчонки. Я находила различия и отбирала их. Никогда больше я не спутаю человеческих самца и самку.
– У тебя есть имя? – спросила девчонка.
– А у тебя?
– Моё имя Харассанда, но все зовут меня Хара, это может быть и мужское, и женское имя. Браконьеры звали меня «парень». Или «проводник». Или «эй ты».
– Люди так глупы, что не могут понять, что ты девчонка?
– Люди видят то, что хотят видеть. Я одета как парень, говорю как парень. Они и видят парня.
– Но почему? – Проявилось моё природное любопытство, и я не могла удержаться и не спросить.
– Почему хотят видеть во мне мальчишку? – Хара оторвала кусочек мяса и положила мне в рот. – Девчонкам не разрешают охотиться. Им вообще много чего не разрешают. Да почти всё нельзя.
Это было так странно. Получается, я мало что знала о людях, ведь Хара сказала правду. Нет смысла врать даирнам. Мы чуем ложь. Сами мы можем преувеличивать или рассказывать небылицы, шутить или играть словами, но никогда не врём, как это делают представители других классов.
Иногда это хорошо, а иногда не очень.
– Ну а ты? – спросила она как бы между прочим.
– Я не притворяюсь кем-то другим, – ответила я. – Мне незачем.
Она кивнула.
– Счастливая.
– Как раз наоборот.
– Да, я понимаю, о чём ты.
Она очень внимательно смотрела на меня. Лицо человека было для меня чем-то совсем новым, и тем не менее взгляд её такой же, как у даирнов, – смышлёный и проницательный.
– Если бы на нашем пути попались плохие люди, я бы жестоко поплатилась за то, что девчонка, – тихо сказала она. – Возможно, даже жизнью.
И тут до меня дошло: если она рассказывает мне всё это, значит, доверяет.
Но я ей не доверяла. И вряд ли стану.
Хотя я и не боялась её больше.
Я посмотрела ей в глаза и сказала:
– Меня зовут Бикс.
Посреди ночи я открыла глаза. Понять, что сейчас ночь, было уже неплохо, ведь глубоко в пещере определить время суток практически невозможно.
Я услышала странные звуки, а точнее два.
Первый – дыхание Хары.
На каждом вдохе она издавала протяжное урчание, но не как это обычно делает болотная жаба, а как-то по-своему.
Я предположила, что люди так дышат во сне.
Второй – будто где-то скреблась крыса. Но это только казалось. Мой нюх подсказывал, что это не она и не мышь. Похоже на… воббика.
У меня заколотилось сердце.
Я прислушалась. Хрум, хрум, тишина. Хрум, тишина.
Вот это да! И правда Тоббл!
Сверкнули его зубы, и я поняла: он улыбается. При тусклом свете, исходящем от лунных улиток, его чёрные глаза тоже блестели. Я жестом дала ему понять, чтобы он молчал. Нельзя было будить Хару.
Перекатившись набок, я показала Тобблу, что у меня связаны руки. Он тут же взялся за дело, шустро орудуя своими хваткими лапками и зубками. Наконец воббик развязал мне руки, и я только тогда почувствовала, как они онемели.
В знак благодарности я дружески похлопала Тоббла по плечу. Довольный, он тут же заурчал, но не как Хара, а нежнее и мелодичнее.
Мы поползли, сантиметр за сантиметром: Тоббл – первый, я за ним. Валлино, конечно же, слышал нас. Он не только хорошо соображал, но и, как любое стадное животное, обладал хорошо развитыми чувствами. Заржав или просто фыркнув, он легко мог нас выдать, но делать этого почему-то не стал.
Я думаю, причина проста: ему не придётся везти на себе никого, кроме Хары. Возможно, он был даже счастлив, что мы сматываемся.
Мы выползли из пещеры под открытое, усыпанное звёздами небо и теперь как можно тише уносили ноги от пещеры.
– Спасибо тебе, – прошептала я. – Так это ты меня звал?
– Да. Я хотел, чтобы ты не теряла надежду.
– А я уж думала, мне послышалось.
– Ты ранена, – сказал Тоббл, показывая на мой бок. – Точно сможешь идти дальше?
– Всё в порядке.
Тоббл обернулся и посмотрел на пещеру.
– Она хотела тебя убить?
– Так ты понял, что это самка?
– Конечно, – ответил Тоббл. – А ты разве нет?
– Нет, – призналась я.
Не всегда наша честность идёт нам на пользу.
– Ну а сама как думаешь – она хотела тебя убить?
– Да зачем тебе это?
– Я хочу знать, спас ли я тебе жизнь.
– Вон оно что! Ну конечно же, ты меня спас, – ответила я. – И я безмерно тебе благодарна. Но хотела она меня убить или нет – этого я не знаю. Понятия не имею, какие у неё были планы.
Воббик недовольно фыркнул.
– В таком случае я не могу расценивать это как спасение.
– Конечно, можешь.
Тоббл покачал головой.
– С Кодексом Чести не поспоришь, Бикс.
Я чувствовала, что сейчас лучше не возражать.
– Итак, – решила я сменить тему, – как думаешь, где мы сейчас?
– О, могу с полной уверенностью сказать, что сейчас мы в конце горного хребта, между Лесом Нуля и Землёй Болот.
– Лесом Нуля?
Каждый дётеныш даирна хоть раз да слышал о нём. В сказках, которые им читали на ночь, этот лес часто упоминался. Жуткое место: в нём водились жестокие звери, чудовища и хищные растения.
Тоббл с важным видом кивнул. Он выглядел глупо, когда пытался казаться серьёзным.
– Я никогда не была на болотах, – сказала я.
– И я, – ответил Тоббл.
Я попыталась вспомнить уроки географии.
– А ты знаешь, что находится за ними?
Тоббл с задумчивым видом постучал пальцами по подбородку.
– Равнины. Город. Горы. Что-то там ещё. А дальше совсем другая страна – Дрейленд.
– Похоже на правду, – похвалила я воббика. – Но география никогда не была моим любимым предметом.
– Одно могу сказать точно: нам ни в коем случае нельзя подходить к границе.
– Как будто мы можем до неё дойти! – ответила я. – А что там такого?
– Ходят слухи, что Мурдано планирует захватить Дрейленд.
– Откуда тебе знать? – усомнилась я.
– Воббики – морской народ, – гордо улыбнулся Тоббл. – Мы знаем обо всём понемногу.
– Тогда, может, ты скажешь, куда дальше идти?
– Нет, – сказал Тоббл. – Это решать тебе.
Но как я могла решить?
«Если бы тут были мои родители, – в отчаянии подумала я, – они бы показали дорогу».
Миксо, Дэлинтор, хоть кто-то из братьев или сестёр – у каждого из них была намного лучше развита интуиция. А что знала я? Я всегда плелась в хвосте, и меня никогда не воспринимали всерьёз. По сути, я вообще ничего не знала. Хотя нет, не совсем так. Я знала, что сейчас самое важное – убежать от Хары как можно дальше.
Я посмотрела на доверчивое лицо Тоббла, который ждал моего ответа.
– Мы идём на болота, – с уверенным видом сказала я.
Он показал на север. Мы пошли настолько быстро, насколько позволяли его короткие лапки. И тут я почувствовала угрызения совести, ведь Тобблу пришлось бежать весь день и почти всю ночь, чтобы успеть за Валлино. Чтобы спасти меня.
– Ты, должно быть, совсем без сил. Хочешь дальше на мне верхом?
– Даже слушать об этом не хочу! Ты ранена, – ответил Тоббл. – У воббиков потрясающий обмен веществ. Однажды я бежал шесть дней напролёт без еды и отдыха.
Моё чутьё мне подсказывало: он немного преувеличивал, но я промолчала и просто решила бежать не так быстро, чтобы не загнать его. Он рисковал ради меня – я не должна этого забывать.
Всю дорогу, пока мы добирались до первого топкого холма, покрытого жухлой, блёклой травой, нас сопровождал неприятный запах болот – запах гнили, приторный по верхам. Запах разлагающихся живых организмов.
Но по мере того как мы не без труда, но шли вперёд, хлюпая в топкой трясине, я злорадствовала: если Хара и сможет тут пробраться, то Валлино – точно нет.
– Надо пройти ещё немного, а потом повернуть на юго-запад, – сказала я.
– Обратно? Откуда мы пришли?
Я резко остановилась. Неужели улей, обгоревший и залитый кровью, и был моей целью? Но зачем? Вернуться к мёртвым телам? Что я там буду делать, когда доберусь?
Я медлила.
– Хотя бы попрощаюсь, – в итоге сказала я.
Может, мой ответ и устроил Тоббла, но не меня саму.
Неужели я и правда не знаю, куда идти?
Мной овладело отчаяние. Я стояла посреди вонючего болота, не зная, куда повернуть. У меня не осталось семьи. Не осталось дома. Единственной причиной вернуться служило то, что другого места, куда я могла бы отправиться, у меня просто не было. У меня не было никого и ничего.
Сколько я себя помнила, я всегда была частью чего-то большего.
Частью семьи.
Частью стаи.
Частью рода.
Кем я была теперь?
«Ты по-прежнему даирн, – сказала я себе. – Сегодня ты одинока. Но это не значит, что ты будешь одинока всегда. Миксо хотела повести нас на север. Она верила, что там тоже есть даирны. Если она надеялась – значит, и ты надейся».
Меня пронзила острая боль, когда я вспомнила слова мамы во время нашей последней беседы: «Надеяться можно всегда». Потом она, конечно, добавила: «Пока жизнь это позволяет».
– Бикс? – прервал мои размышления Тоббл. – С тобой всё в порядке?
Я еле заметно кивнула. Возможно, я единственный даирн на юге. В Недарре. А может, и во всём мире.
Я не знала правды, не знала, что меня ждёт впереди.
Пока не знала.
Может, я не так уж и одинока. Ведь рядом со мной этот славный воббик.
Мы шли дальше и постепенно начали сбавлять скорость. Мрачный пейзаж представлял собой сплошь большие неглубокие лужи и болотистые холмы. Делать шаг теперь означало каждый раз выдёргивать ногу из топкой грязи, которая так решительно хватала нас, что казалась почти живой.
Низко в небе, будто жёлтый коготь, висел молодой месяц и освещал деревья впереди нас, превращая их будто в зловещих скелетов. Они были абсолютно голые, без единого листочка, а их корни, выпирающие наружу, напоминали узловатые пальцы, вцепившиеся в землю мёртвой хваткой.
– Это демоны болот, – сообщил мне Тоббл. – Может, пора передохнуть?
– Потрясающий вид, – съязвила я. – Завтра, вероятно, устроим привал на кладбище.
Мы выбрали место посуше и притулились у корней.
Я взяла палку и начала счищать грязь со стоп. Тоббл быстро почистился, пробурчал что-то невнятное и мгновенно уснул.
Может, так даже было лучше, ведь я могла не спать и нести дозор.
Я зевнула, встряхнулась и снова зевнула.
«Не спать, – сказала я себе. – Позже поспишь. Не спать».
Я зевнула ещё раз.
«Не спа…»
Я проснулась на рассвете от ощущения, что по мне кто-то ползёт.
– А-а-а! – завопила я и поняла: что-то придавило меня к земле, и оно шевелилось.
Тяжёлое и живое.
– Змеи! – закричала я.
– Змеи! – завизжал Тоббл.
Передо мной метнулась чёрная змеиная голова с открытой пастью – она исследовала ночные запахи и… меня.
Я боролась, но с каждым движением огромная змея обвивала и сжимала меня только сильней. В темноте она вся светилась – чёрное тело с зелёными и жёлтыми полосами.
– А ну, пусти! – орала я ей, хотя её голова была намного больше моей.
Но она будто не слышала.
Я брыкалась и била ногами, но словно с воздухом сражалась. Освободить руки не получилось: громадная змея была в разы сильней меня. Медленная, изворотливая и сильная, она не собиралась останавливаться, всё туже и туже обматывая меня своим бесконечным телом.
Я чувствовала свою беспомощность. «Только не паникуй, – сказала я себе. – Только не это».
Но чем больше я себя успокаивала, тем больше дрожала от страха.
Я подняла голову и увидела, что ветки деревьев шевелятся – змеи были повсюду.
Десятки. Возможно, сотни.
– Бикс, держись, я спасу тебя! – вдруг услышала я.
Но не успел Тоббл прыгнуть на душившую меня змею и вцепиться в неё зубами, как что-то схватило его и утащило как на верёвке. Одна из змей петлёй свесилась с дерева и, схватив Тоббла, крепко обвила его тело.
– На помощь! – закричала я, хоть и понимала, что меня никто не услышит.
У змеи было мертвецки холодное тело.
– О боже! – завопил Тоббл. – Только этого не хватало.
– Помогите! – снова закричала я. – Кто-нибудь, на помощь!
– Помощь, говоришь?
Я сразу узнала этот мягкий язвительный голос.
У меня было время его запомнить. Пребывая уже в полном отчаянии, сейчас я радовалась ему всем сердцем.
В это время змея обмотала меня своим толстым, как ствол молодого дерева, телом так, что закрыла пол-лица, и теперь я смотрела только одним глазом и почти не могла говорить.
– Нужна! – с трудом произнесла я. И тут змея сдавила меня ещё раз, и дышать стало нечем.
– Клянись, что больше никогда не сбежишь от меня?
Сейчас не время было торговаться.
– Да! Клянусь! Спаси!
– Ну что ж, – невозмутимо ответила Хара, – если уж ты так просишь.
Прямо над ухом у меня звякнул металл – такой долгожданный звук.
Хара подняла клинок, и я была невероятно удивлена, разглядев его одним глазом.
Она же носила с собой ржавый, старый меч с изогнутой гардой и простым, обмотанным кожей эфесом. Но сейчас рукоять его искусно украшали драгоценные камни, а лезвие сверкало так, будто кузнец только что вынул его из огня.
Хара со всей силы ударила мечом по хвосту змеи.
Я услышала лязг металла.
Змея яростно зашипела, глядя на Хару своими жёлтыми и круглыми, как бусины, глазами. Отпускать меня она не собиралась.
У меня в висках стучала кровь, лапы онемели. Всё вокруг поплыло.
– Не хочу объявлять войну всему змеиному роду, – сказала Хара, – но вот тебе точно не сносить головы.
Прямо над Харой я увидела ещё одну змею, хотела закричать и предупредить Хару, но мне хватило сил только простонать.
Огромная змея повисла прямо над ней.
Невероятно ловко Хара разрубила её пополам, и два огромных куска тяжело рухнули на землю. Эти куски ещё какое-то время извивались, а затем замерли.
После этого змеи не захотели церемониться. Они тут же повылезали изо всех щелей и поползли к нам, сливаясь с корнями деревьев – этими корявыми узлами, выпирающими наружу.
Сотни спиралей теперь свисали с веток, вылезали из воды.
Хара ненадолго задумалась. Совсем ненадолго.
И уже через секунду она лихо закружилась в воздухе. Она подпрыгивала, выписывала головокружительные пируэты, и её сверкающий меч оставлял в воздухе следы, похожие на те, что оставляет хвост падающей кометы.
На меня полетели брызги горячей змеиной крови, словно начался внезапный ливень. Но самая огромная из них – та, которая всё ещё крепко удерживала меня, сдаваться не собиралась. Она подняла голову, широко разинув чудовищную пасть и демонстрируя пару огромных ядовитых зубов.
Если это моя смерть, думала я, то пусть я умру быстро.
И тут змея молнией бросилась на меня. В её отвратительной пасти поместилась только моя макушка, а её зубы лишь слегка задели мои уши.
Моя голова оказалась слишком большой, и сразу заглотить её не получилось бы, но змея знала, что делала: если убьют её, то убьют и меня.
Слюни, зловонное дыхание, ядовитые зубы – казалось, на голову мне надели отвратительный тесный шлем. Меня затошнило. Воняло невыносимо. Но я ничего не могла поделать, даже сдвинуться на миллиметр, и потому приходилось терпеть.
Краем глаза я уловила, как Хара удерживает меч горизонтально и выписывает изящные линии. Прямо над моей головой. Лезвие поразило плоть. Но, к счастью, не мою. Змея вдруг ослабла.
Хара вонзила меч ей в голову, лезвие прошло всего в паре сантиметров от моего лица.
Все змеи вокруг хором зашипели, как будто подводя итог произошедшему.
Когда и Тоббл был освобождён, он плюхнулся в густую грязь прямо к ногам Хары. Неспешно, извилистыми путями, змеи все до одной уползли.
Наконец хватка скрутившей меня змеи стала ослабевать. Я поспешила хотя бы частично высвободиться, но змея по-прежнему крепко сжимала мою голову, и, как я ни старалась, не могла разжать её челюсти.
– Я бы не отказалась от помощи, – сказала я, но всё внимание Хары сейчас занимал Тоббл.
– Ты кто? – выпытывала она у дрожащего воббика, сидя перед ним на коленях.
– Я? – пропищал он в ответ. – Я тут, чтобы спасти Бикс.
– Ты немного опоздал, – ответила она. – У тебя имя есть?
– Я никто, – тихим голосом ответил он.
Хара немного подумала.
– Ну, тогда ты будешь завтраком.
– Нет! Он… он друг! – закричала я.
– Что ж, – сказала она, – тогда придётся есть змей.
По уши в грязи, тихие и послушные, мы покорно и молча возвращались в пещеру.
Хара даже не стала нас связывать. Она понимала: в ближайшее время нам и в голову не придёт устроить побег.
Валлино недовольно фыркнул, увидев нас. Хара молодец, что решила не брать его, а пошла пешком: он бы мгновенно увяз в болоте.
Хара развела небольшой костёр и пожарила огромные куски змеиного мяса, нанизанные на палку. Странно есть то, что совсем недавно пыталось съесть тебя, но на вкус этот факт никак не влиял – он был изумительным.
Мы ели молча, пока Хара не спросила Тоблла, почему он не притрагивается к пище.
– Воббики не едят мяса, – объяснил он, хотя я видела, какими глазами он смотрел на аппетитные обжаренные куски.
– А что ты обычно ешь? – спросила Хара. – Может, я смогу это найти.
– Ну что вы, не стоит беспокоиться, большое вам спасибо!
Тоббл оставался вежливым – никакие обстоятельства не могли на это повлиять.
– Нам предстоит долгая дорога. – Хара палкой пошевелила ветви в костре. – Уверен, что не хочешь как следует подкрепиться?
– Абсолютно уверен, – ответил Тоббл, и в животе у него заурчало так, что даже урчание в желудке феливета не могло с ним сравниться.
– Твой желудок думает иначе, – облизывая пальцы и улыбаясь, дразнила его Хара. – Ты травоядный, да?
– Я ем траву и жуков. Ну и кору деревьев на крайний случай.
– Попробую что-нибудь для тебя найти. – Хара поднялась на ноги.
– Прошу вас, не беспокойтесь. – Тоббл умоляюще сложил руки на груди. – Я всё равно не смогу принять еду из ваших рук, ведь вы наш враг.
– Тоббл, – настойчиво и строго сказала я, – ешь, пока есть такая возможность. Нам нужны силы для…
– Только не говорите, что для побега, – погрозила пальцем Хара. – Я буду всё время у входа в пещеру, так что даже не мечтайте.
Мы подождали, пока она уйдёт.
– У меня никаких идей, – сказал Тоббл. – А у тебя, Бикс?
Я потёрла нос – на нём была ссадина от змеиных зубов.
– И у меня, – устало призналась я, чувствуя наше поражение. – Абсолютно нечего предложить.
Когда спустя несколько минут Хара вернулась, её мешок был набит травой и листьями. Она раскрыла правую ладонь и продемонстрировала клубок извивающихся оранжевых многоножек, похожих на мини-змей. У воббика загорелись глаза.
– Тебе надо поесть, Тоббл, – подбодрила я его.
С недовольным видом он протянул лапу. Хара вложила в неё кучку слизких насекомых. Тоббл разом сунул их в рот и начал громко жевать.
Хара засмеялась. Впервые я услышала её смех – чрезвычайно мелодичный, похожий на песню. Удивительно, но вопреки всем обстоятельствам он показался мне очень приятным.
– Я скорее съем помёт барсука, чем многоножку, – заключила она.
– А ты хоть раз её пробовала? – спросил Тоббл с набитым ртом, мгновенно забыв о хороших манерах.
Хара кивнула.
– Она отвратительная. Безвкусная, как дорожная пыль.
– Не такая безвкусная, как мясо воббика, – добавила я и, увидев, как Тоббл на меня смотрит, тут же пожалела о сказанном.
– Вообще-то, непросто наслаждаться едой, – сказал он, – когда твои друзья обсуждают, какой ты на вкус.
На полу пещеры рядом с Тобблом Хара соорудила кучку из собранных ею травы и листьев.
– Вот как, я уже друг, а не враг?
Тоббл не ответил. Его рот уже был набит листьями лунника.
Хара сидела у костра, скрестив ноги. Она смотрела то на Тоббла, то на меня, будто пыталась что-то разгадать.
– И всё-таки вы очень странная парочка. Что свело вас?
Я не хотела отвечать. С какой стати мы должны ей что-то рассказывать о нас? Но в то же время у меня к ней тоже были вопросы, и немало. Может, если я ей всё расскажу, то и она удовлетворит моё любопытство, и эти знания помогут мне в будущем?
– Я спасла Тоббла, когда его лодка тонула, – сдалась я. – И теперь он считает, что в знак благодарности тоже должен спасти меня, да ещё и трижды.
– Кодекс Чести Воббика, – объяснил Тоббл, при этом с его подбородка стекали капли зелёного сока.
– Ах вот оно что, – ответила Хара. – А сколько тебе лет, Тоббл?
– Сорок два. – Тоббл вытер рот лапой. – В моей семье я считаюсь ещё ребёнком.
– В сорок два года? – воскликнула Хара. Она прищурилась. – Постой, а сколько же тогда воббики живут?
– Довольно-таки долго. Мне сейчас, – он, наконец, перестал жевать, – лет восемь по человеческим меркам.
– А тебе, Бикс? – спросила Хара.
– А мне одиннадцать.
– Как я понимаю, даирны живут столько же, сколько и люди.
– Они могли бы столько жить, – мрачно ответила я, – если бы не люди.
Хара кивнула.
– Жаль, но это правда.
– А тебе сколько? – полюбопытствовал Тоббл.
– Четырнадцать. Говорят, уже достаточно взрослая, чтобы заводить семью и всё такое. – Она скривила лицо.
– Я ответила на твои вопросы, – не отставала я. – Теперь твоя очередь.
Хара слегка улыбнулась и кивнула.
– Хорошо.
– Как ты решила стать браконьером и убивать ради денег?
– Всем надо как-то выживать, не важно, девчонка ты или мальчишка. А уж мне тем более. Так вышло, что у меня нет выбора. – Хара задумчиво смотрела куда-то мимо меня. – Раньше в моей жизни было всё по-другому, – пожав плечами, добавила она. – У меня дар выслеживать.
Тоббл облизал ладошку.
– Нехорошо убивать живых существ.
– Скажи это сороконожкам в твоём животе, – воскликнула Хара, закатив глаза.
– Они не… – Тоббл не знал, что сказать. – Не то же самое, что жуки.
– О да, пусть жуки молятся, чтобы ты не забыл разницу.
Тоббл открыл было рот, чтобы ответить, но вместо этого стал снова набивать его травой.
– И как давно ты на них работаешь? – продолжала я спрашивать. – На этих браконьеров?
– Недолго, всего несколько месяцев. В основном я была проводником. До этого я работала на одних, ещё раньше на других. Никогда не отказываюсь от работы, чтобы не умереть с голоду.
– А они не разозлятся, что ты убежала? – спросил Тоббл.
– Ещё как разозлятся. Поэтому я и не высовываюсь. – Она махнула рукой. – Но, по правде говоря, эти балбесы ничего не могут найти, если им не показать дорогу.
– У меня ещё два вопроса.
Хара поворошила угли. Вспорхнуло несколько слабых искр.
– Ну, задавай.
– Твой меч. Он изменился, когда ты дралась со змеями.
– Да, – сказала она, хитро улыбаясь. – Но об этом я расскажу в другой раз.
– Тогда следующий вопрос: куда ты нас ведёшь?
Хара поджала губы. Похоже, она сомневалась, говорить нам или нет.
– Думаю, вы имеете право знать, – решилась наконец она. – Я скажу вам правду, и неважно, понравится вам она или нет.
– А я пойму, врёшь ты или говоришь правду, – предупредила я. – Нравится тебе это или нет.
– Ах да, слышала я эти истории. И что, это правда? Даирны видят ложь? – скрестив на груди руки, спросила Хара.
– Правда. Это у нас врождённое.
– Это что ж, получается, ты всегда знаешь, когда я лгу? – явно нервничая, спросил Тоббл.
Я лишь улыбнулась в ответ.
Тоббл шумно сглотнул.
– Ничего себе! А как ты это делаешь?
Я задумалась.
– Ну, опыта в этом у меня пока не так уж много. Взрослые даирны не лгут друг другу. Дети иногда пытаются, но потом понимают: это бессмысленно. Однажды мой брат Джекс… – Я не договорила. Боль причинял уже тот факт, что я произносила их имена. Я не хотела говорить о своей семье. Не хотела даже касаться темы, от которой меня сковали холод, мрак и нестерпимая боль.
– А как это – слышать ложь? – никак не мог успокоиться Тоббл, который при этом был слишком занят едой и не мог разобраться в моих чувствах.
В это время Хара с любопытством наблюдала за мной.
Я сделала глубокий вздох и постаралась спокойно ответить:
– Это как… Ты слышал, как пересмешник повторяет голоса сойки или ястреба? Почти идеально, но только почти. Чего-то не хватает, ты это слышишь, нутром чуешь. – Я посмотрела на Хару. – Когда ты пыталась подать даирнский сигнал тревоги, звук был фальшивый. Вот так я распознаю ложь.
– Вот это да! – широко раскрыв глаза, воскликнул Тоббл. – Не уверен, что хочу обладать таким даром.
– Как бы то ни было, Бикс, я скажу тебе чистую правду, – сказала Хара.
Я придвинулась поближе, готовая внимательно её выслушать.
– Я пойму, насколько эта правда будет чистой.
– Мы отправимся на Кора ди Шола.
Мы с Тобблом удивлённо посмотрели друг на друга. Он, похоже, так же, как и я, не понимал, о чём речь.
– А это, простите?.. – перебила я её, не выдержав.
– Это такой остров-город. Его настоящее название – остров Урсина. Но все называют его Кора ди Шола, что означает «сердце науки».
– А почему он так называется? – Теперь уже Тоббл не мог сдержаться.
– Потому что он по форме напоминает человеческое сердце. А ещё потому, что это пристанище учёных и студентов. Именно там находится Высшая Императорская Академия Алхимии, Астрономии, Магии и Естествознания.
Мне пришлось подумать над значением каждого слова, вспомнить их.
Слово «алхимия» я узнала от Дэлинтора, оно означает искусство смешивать вещества, чтобы получить абсолютно новые – например какие-то лекарства. Астрономия, насколько мне известно, изучает звёзды. Магия – наука о заклинаниях и колдовстве.
Мне не совсем было понятно, что изучает естествознание, но, судя по названию, что-то очень значимое.
Слово «императорская» показалось мне впечатляющим, но тут я поняла, о чём речь…
– Это связано с Мурдано? – закричала я.
– Его Императорское Высочество, Мурдано – Правитель Недарры, Защитник истины, Сторонник добродетели, Миротворец и так далее и тому подобное, – махнув рукой, ответила Хара.
– Но ведь именно солдаты Мурдано…
– Ты вряд ли их там встретишь, – успокаивала меня Хара. – Солдат на остров почти не пускают, это место науки.
– И всё же название академии – Высшая…
– Так решил Мурдано, ведь ему принадлежит абсолютно всё. Он переписал календарь. И словарь. В Недарре у него абсолютная власть над всеми. – И она добавила себе под нос: – По крайней мере, он так думает.
– Зачем мы туда идём? – не унималась я.
Я помнила о своём обещании больше не убегать. И ещё я помнила, что было, когда я однажды попыталась. Но и идти навстречу своей смерти я не хотела, если Хара задумала именно это.
– Нам надо идти, – наконец сказала она. – У нас нет выбора.
– Но мне это совсем не нравится, – возразила я. – Я никогда не была в городах, где живут люди. Это слишком опасно.
– И мне это не нравится, – поддержал меня Тоббл.
Хара подняла руки.
– У вас нет выбора.
– Я никуда не пойду, – решительно заявила я.
– Но ты же понимаешь, я могла дать браконьерам расправиться и с тобой, как это сделали солдаты Мурдано с твоей семьёй…
Она замолчала, избегая моего взгляда.
Мне будто вонзили в сердце нож. Я сразу стала всё вспоминать, и печаль тут же превратилась в дикую ярость.
– Мне не стоило так говорить, – сказала Хара, и я поняла: она искренне сожалеет. Она потёрла глаза: – Я слишком устала, уже всё подряд говорю. Прости меня.
Я еле заметно кивнула и промолчала в ответ. Ответить мне было нечего.
Время шло. Тишину нарушало только чавканье Тоббла.
Я не хотела сейчас разговаривать, но в голове было столько вопросов – они не давали мне покоя. Мне очень нужно найти на них ответы.
– Итак, – я пыталась говорить ровным голосом, – ты намерена передать меня в руки самого Мурдано?
– Ха! – мрачно усмехнулась она. – Я не настолько тесно знакома с Мурдано или его пособниками. Нет, я хочу передать тебя своему знакомому, он известный учёный. Мудрец. Его зовут Ферруччи Гарольд.
– Какой ещё Гарольд? – встрепенулся Тоббл.
– Это почётный титул. Его дают только самым заслуженным учёным. Это люди, которые знают всё, что только возможно: про звёзды, или форму Земли, или знатоки по части животных или истории. Ферруччи – хороший и честный человек.
Она пожала плечами.
– Я уже привозила ему редкие находки.
– Находки? – повторила я.
– Редкие виды животных или растений. Ферруччи изучает, как их можно защитить. Я хочу отвести тебя к нему и послушать, что он скажет. Уж он-то знает, что делать с даирном.
– А зачем тебе всё это? – спросил Тоббл. – Какая тебе от этого польза?
– Я пытаюсь помочь Бикс, – спокойно ответила Хара. – А если Ферруччи сочтёт нужным вознаградить меня за это, я совсем не буду против.
– Так вот каков твой план, Хара? Ты всего лишь пытаешься продать Бикс? – Тоббл вскочил на лапы, подёргивая усами. – Бикс мне друг, поэтому я надеюсь, ты понимаешь: я её в обиду не дам.
– Говорю же, – пыталась убедить его Хара. – Это единственное, чем я могу помочь.
– Ты правильно сделала, что предупредила нас, – не унимался Тоббл. – Не стоит тебе видеть разозлившегося воббика. Мы по-настоящему страшны, когда злимся! А я совсем свирепый!
– Спасибо тебе, Тоббл, – вмешалась я в разговор. – Но…
– Семья называет меня Страшный Тоббл.
Хара опустила глаза и всячески попыталась скрыть улыбку.
– Итак, твой план – меня продать? – спросила я. – Тому, кто больше заплатит?
– Думаешь, у меня есть выбор? – почти прошептала она. – У меня его нет. Больше я никак не смогу помочь, Бикс. А если, помогая тебе, я помогу и себе, то что в том плохого? Моей семье нужны деньги.
Я уставилась на неё. Она впервые упомянула свою семью.
– Ну а чего же ты меч свой не продашь? – допытывался Тоббл.
Хара вынула меч из ножен.
– Вот эту ржавую железяку?
– Но он не был ржавой железякой, когда ты рубила им змей.
Хара склонилась к нам с решительным видом.
– Этот меч, – медленно начала она, – передавался в нашей семье из поколения в поколение, и я первая женщина, которой его доверили. – Она вложила меч обратно в потрёпанные кожаные ножны. – Я скорее умру, чем расстанусь с ним.
Тоббл поднял лапы.
– Замечательно. Если какой-то ржавый меч для тебя дороже, чем жизнь моего друга, мне больше нечего сказать.
– Всё не так просто, Тоббл, – возразила Хара. – Далеко не так просто. Даирны редко встречаются в этих местах, и причина их исчезновения – мех. Именно из-за меха на них всё время охотились, пока почти не истребили.
– Их мех удивительно мягкий, – перебил Тоббл.
– Но за этим кроется что-то ещё, и я не могу понять, что именно. – Говоря это, она грызла ноготь, а мысли её витали где-то далеко. – Действия солдат Мурдано в улье, – она посмотрела на меня и тут же перевела взгляд, – нелогичны. Они убивали не ради чего-то. Просто так. И я не понимаю почему. Но знаю одно – Ферруччи по меньшей мере будет ценить жизнь Бикс. Он учёный, не убийца. К тому же для Бикс это единственная возможность остаться в живых. Доверьтесь мне.
– Доверишься – и ты пропал, – процедила я сквозь зубы.
Хара склонила голову набок.
– Что ты сказала?
– Это даирнская поговорка. Она означает, что если ты полностью доверишься человеку, то в итоге от тебя ничего не останется.
– Но, как бы то ни было, другого выхода у вас нет.
Я погрузилась в молчание. Первой заговорила Хара, тихим, приглушённым голосом.
– Бикс… – сказала она, а затем, поворачиваясь, добавила: – И ты, Тоббл… – Глубоко вдохнула. – Вот скажите, вы же любите свои семьи?
– Любила, – буркнула я, – это слово больше подойдёт.
Хара кивнула.
– Вот и я очень люблю свою семью. И мой долг помочь ей в трудные времена. Любой ценой.
Она пристально смотрела на меня. В её глазах отразилась глубокая печаль. Или я всего лишь увидела отражение моей…
– Моя семья оказалась в очень сложной ситуации. – Голос её дрогнул, похожий на первый лёд, такой тонкий и хрупкий, что трещит под ногами, и я почувствовала, насколько Хара уязвима. – Моя родня часто голодает, – продолжала она, – и страдает от болезней. Иногда они оказываются на грани. По возможности я шлю им немного денег, которые зарабатываю как проводник. Благодаря Бикс у меня впервые в жизни появился шанс хорошо заработать и помочь родным. Да и Бикс от этого будет только лучше. – Она пожала плечами. – Я очень на это надеюсь.
– Так ты даже не уверена в этом? – не успокаивался Тоббл.
– Тоббл, Ферруччи правда хороший человек. Да, он заплатит мне за то, что я привезу ему такое редкое существо. Но главное, он защитит Бикс. – Хара потёрла глаза. – Если где-то на земле для неё есть по-настоящему безопасное место, то именно Ферруччи сможет его найти.
Хара потянулась и взяла Тоббла за плечо. Она будто раскаивалась.
– Я же не могу найти такое место, Тоббл, и ты не можешь, – очень тихо сказала она.
– Но я могу хотя бы попытаться, – противился Тоббл. – И это гораздо лучше того, что хочешь сделать ты.
Хара протяжно выдохнула. Мы не смотрели друг другу в глаза.
– А у меня к тебе другой вопрос, – наконец сказала я Харе. – Когда мы прибудем на остров, что этот самый Гарольд сделает с Тобблом?
– Да уж, воббики никого особо не интересуют, – кивнула Хара Тобблу, как бы оправдываясь. – Их называют Бездарными.
Тоббл фыркнул.
– Что значит Бездарными? – полюбопытствовала я. Такое слово мы не учили.
Хара удивилась вопросу.
– Согласно Всеобщему Своду Правил существует шесть основных классов: люди, раптидоны, феливеты, терраманты, натайты и даирны. Это те классы, которые умеют говорить…
– Я тоже умею говорить, – перебил Тоббл.
– …умеют говорить, – повторила Хара, – а также изготовлять орудия труда, получать знания и передавать их следующим поколениям и владеть магией.
– Несправедливо, – заворчал Тоббл. – Ну и что в этой магии особенного? Глупые заклинания. Бесполезные эликсиры. Смешные предсказания.